Этнографическое изучение религии - это исследование веры большинства данного народа, массовых проявлений конфессионального сознания и исповедной практики. Этнография стремится познать не догматы самой религии (знание которых при этом необходимо), а жизнь ее в конкретном этносе. Отсюда понятны острота общественного отношения к этнографическому изучению религии и высокая степень зависимости его от духовного состояния среды и от мировоззрения самого исследователя. Ответ на вопрос о вере большинства народа не безразличен этому народу, его властям и народам иных конфессий. По этой же причине велика нравственная ответственность этнолога-этнографа (в данном докладе понятия этнология и этнография употребляются как синонимы), который изучает многообразные проявления религиозности, пытается проникнуть во внутреннюю жизнь народа. К сожалению, ученые, исследующие духовную культуру этносов, далеко не всегда сознают эту ответственность. Опираясь на достоверность отдельных, выявленных ими фактов, они подчас и не пытаются включить их в целостную систему, оставляя за пределами своего внимания важнейшие для характеристики веры события, если они им кажутся не вполне "этнографичными".
В соответствии с задачами данной конференции я попытаюсь отметить некоторые черты этнографического изучения православной жизни русских преимущественно в наши дни, т. е. на рубеже XX и XXI вв., но с необходимым экскурсом в предшествующее развитие в течение века.
Уже во второй половине XIX в. отход от веры и Церкви некоторых исследователей - этнографов и фольклористов, собирателей материала, приводил к тенденциозному освещению религиозности основной массы русских. Тенденциозность могла быть и ненамеренной, но вызванной плохим знанием Православия, церковной жизни, отсутствием собственного духовного опыта. За некоторыми ошибками в ответах на программы научных обществ угадывается человек, не посещающий церковь, путающий понятия, обычаи, хорошо известные воцерковленным людям. Плохое знание Православия, даже исследователями, приводило, в частности, к тому, что всю народную демонологию нередко рассматривали как проявление язычества. Широко бытующие в простонародной среде представления о конкретных проявлениях нечистой силы, за которыми стоял обширный коллективный духовный опыт, относили к аргументам в пользу двоеверия или трактовали как невежественное суеверие, даже не пытаясь сопоставить эти знания с пониманием зла в православном богословии.
Привлечению языческих элементов в народном религиозном сознании способствовало также определение предмета этнографии как науки об архаичных традициях: фиксировались раритеты (чем архаичнее, тем интереснее), а не то, что широко бытовало в окружающей жизни. Православие было повсюду и во всем, иной ученый и сам "жил в церкви", так что же здесь можно фиксировать и изучать - это же всем известно! Но этнографы и фольклористы XIX в. с энтузиазмом описывали лишь редкое, то, что можно было путем научных экстраполяций (нередко с натяжкой) отнести к древним верованиям, о которых осведомлен специалист, но о которых и не подозревают сами исследуемые. Беда в том, что таким способом не только и даже не столько реконструировали какой-либо пласт древних представлений по едва угадываемым остаточным чертам, что было бы вполне оправдано, но включали их в характеристику религиозности наблюдаемого ими современника. Заметим, что записи, сделанные по такой методике, до сих пор служат для некоторых исследователей основным источником при изучении так называемой "духовной культуры" народа в XIX в. В то же время в архивах хранится множество документов разнообразных фондов, данные которых позволяют достаточно объективно изучать религиозную жизнь в массовых ее проявлениях, но этнографами они не исследуются.
При внимательном рассмотрении источников оказывается, что интеллигенция разных профессий в значительной своей части не понимала народной религиозности не потому, что вера у необразованной части общества была далека от канонического Православия, а потому что именно образованное общество в большей степени отошло от веры, от живого ее восприятия. Так, признание существования колдунов было отнесено к народным суевериям и попало даже в некоторые предреволюционные донесения благочинных, ибо рационалистическое мышление и религиозное равнодушие проникало уже и в духовные учебные заведения.
Митрополит Вениамин (Федченков) пишет о Санкт-Петербургской духовной академии начала XX в.: "Но гораздо опаснее был внутренний враг: религиозное равнодушие. Большинство из нас учились не для священства, а чтобы получить места преподавателей, иногда - чиновников, и лишь 10 процентов шли в пастырство, то есть на 50-60 человек курса каких-то 5-6 человек"1. Если выпускник, духовно равнодушный, попадал все-таки на приход, он оставался слеп и глух к народному благочестию, видя лишь "суеверия" и "невежество". Митрополит Вениамин говорит о настроениях студентов академии в связи с равнодушием их к отцу Иоанну Кронштадтскому. И при этом замечает: "Но самым главным почитателем - как всегда - был наш так называемый простой народ. Не обращая никакого внимания на высших, он тысячами и за тысячи верст и шел, и ехал, и плыл в Кронштадт. К тому времени уже вполне определилось разделение между народом и интеллигенцией, а отчасти - и духовенством, которое скорее можно было отнести к интеллигенции, чем к простонародью". Вот свидетельство человека, призванного блюсти чистоту православной веры и тем не менее с высоты своей архиерейской позиции утверждающего большую степень православного благочестия в простом народе, чем в церковной интеллигенции. Заметим, что митрополит Вениамин (Федченков) знал народную православную жизнь не только по сообщениям благочинных и поездкам по приходам: он родился и вырос в деревне.
Этот архиерей не был одинок в своем видении проблемы русского народного благочестия начала XX в. Такие авторы первого десятилетия, как архимандрит Серафим (Чичагов), схиархимандрит Агапит (Беловидов), светские писатели Е.Н. Поселянин (Погожев), С.А. Нилус и другие приводят в своих публикациях богатейший материал о православных воззрениях и религиозном поведении народных масс. Их труды представляют собой, несомненно, источники для этнологических исследований. В наибольшей мере это относится к вышедшим в 1910-1912 гг. 14-ти томам "Жизнеописаний отечественных подвижников благочестия XVIII-XIX веков", в которых характеристика пути непрославленных подвижников сочетается с многообразием сведений о повседневной конфессиональной жизни разных сословий.
После революции издание в России подобных публикаций, которые так и не успели тогда быть проанализированы и введены в научный оборот этнографами, как известно, прекратилось и не возобновлялось вплоть до конца 80-х гг. XX в. В то же время укреплялись и развивались те негативные тенденции в этнографическом изучении Православия, так же как и других монотеистических религий, которые наметились во второй половине XIX в. Они опирались на официальную, насаждаемую государством всеми способами (включая террор) марксистско-ленинскую идеологию. По мере того как в исторических работах советского периода все более утверждался единственно признаваемый и в преподавании, и в научных исследованиях так называемый классовый подход к истории Церкви и религии, который трактовал Православие как некую часть идеологии господствующих классов, навязываемую народу, - в этнографии, в свою очередь, поощрялось к изучению и принималось к сведению лишь то в народном религиозном сознании и конфессиональной практике, что стояло вне Православия, противостояло Церкви. Это были элементы язычества, секты, как форма классового протеста, и в какой-то мере старообрядчество, представляемое тоже как форма социальной оппозиции. Особенным вниманием пользовалось все то, что трактовалось как язычество, как дохристианские верования, сохраняемые в народе до наших дней.
При таком тенденциозном подходе к энтографическим исследованиям вне внимания ученых оказывалась не только вся храмовая часть религиозной жизни, но и такие существеннейшие явления массового православного сознания и массовой исповедной практики, как участие в многолюдных крестных ходах, заказ по инициативе прихожан молебнов вне церкви (в домах, на полях), паломничество к святыням, молитвы, иконы и другие святыни и благочестивые обычаи в доме. Все это, как правило, не входило ни в программы исследований, ни в полевые опросы.
Оставались до конца 80-х гг. не востребованными этнографами результаты сборов постоянных экспедиций археографов Пушкинского дома (отдел древнерусской литературы, возглавляемый академиком Д.С. Лихачевым), Сибирского отделения АН (руководитель академик Н.Н. Покровский), Московского (руководитель И.В. Поздеева) и Новосибирского (руководитель Е.И. Дергачева-Скоп) университетов. Решая свои задачи сбора и анализа древних рукописных книг, археографы открыли массовый характер хранения и переписывания православной литературы в русской крестьянской среде, исторические центры духовной рукописной традиции и сохранение ее в наши дни, семейные крестьянские библиотеки, круг религиозного чтения. При этом не только старообрядчество предстало в ином, чем "классовый протест", свете, но выяснилось, что народная православная книжно-письменная культура выходила за пределы круга староверов.
Следует оговорить, что некоторые этнографы, характеризуя разные стороны народной культуры, все же включали в общую картину краткие упоминания посещения храмов, паломничеств, православных праздников (М.Н.Шмелева, А.А.Анохина, Л.Н. Чижикова). В исследованиях, специально посвященных календарным праздникам (В.И.Чичерова, В.К.Соколовой), православные элементы праздничной культуры в какой-то мере присутствовали, но в урезанном виде. Несколько более обстоятельно Православие в крестьянской среде было представлено еще в условиях прямого давления на ученых в статьях Л.А. Тульцевой, и ныне продолжающей разработку этой проблемы.
В целом же в этнографии вплоть до конца 80-х гг. господствовало тенденциозное стремление при любом обращении к вопросам духовной культуры (пользуюсь условно принятым в этнологии делением на материальную и духовную культуру) рассматривать лишь то, что могло - обоснованно ли, или по невежеству в области религиоведения - служить свидетельством язычества и противостояния Церкви. При этом выискивание архаики в религиозности при почти полном игнорировании основной религии народа соседствовало с обращением к современной колхозной жизни - от этнографа требовалось показать ее успехи. От этого соседства с сугубо современными для данного момента явлениями совершенно забыто уже было, что этнография нарочито выделяет в вопросах веры только архаичное. Более того, когда было провозглашено (директором Института этнографии АН Ю.В. Бромлеем, в частности), что этнографическая наука должна включать в предмет исследований отнюдь не только те традиции, которые прослеживаются от первобытного общества, а всю полноту культуры, характерной для данного этноса, на изучение религиозной жизни это не распространилось.
При столь тенденциозном отборе материала укреплялась и получала все большее распространение теория так называемого двоеверия, согласно которой массовому религиозному сознанию русских (как и многих других народов) приписывалось существование двух вер. Сторонники теории двоеверия, как правило, рассматривают лишь одну из предполагаемых ими двух вер - язычество, не касаясь материалов, характеризующих православную жизнь народа. При этом факты четырех различных явлений: 1) народного знания о злых духах, 2) магического обращения к ним отдельных лиц, 3) недостаточной осведомленности в некоторых вопросах религии верующего православного человека и, наконец, 4) пережитков язычества - трактуются ими как нечто единое, что и составляет, по их мнению, вторую веру. Между тем, вера в существование мистических сил зла является органичной частью христианства, и, соответственно, народная демонология вовсе не противоречит православному религиозному сознанию. В этой связи заметим, что богатейший материал рассказов о водяных, леших, домовых, овинниках, банниках, записанных исследователями в конце прошлого века (в ответах на программу Этнографического бюро князя Тенишева и другие программы научных обществ), пронизан указаниями на крестное знамение, крест нательный, крест начерченный, молитву, молебен, как на средства против нечисти. Глубокая вера в силу креста - защиты от воздействия силы вражьей, проявляющаяся в самых различных областях народной жизни, этнографами и фольклористами до недавнего времени не фиксировалась.
Следует различать знание о злых духах, признание существования демонических сил, которое сопровождается стремлением защититься от них, и такое знание, которое направлено на сознательное обращение к ним. Обращение за помощью к нечисти, даже разовое и как бы случайное, всегда осуждалось, считалось опасным, влекущим несчастья в здешней жизни и угрозу гибели души. Систематическое обращение к темным силам выводит, разумеется, колдуна из рядов православных, но не в число язычников, а, говоря современным языком, - в число сатанистов. Обращение же верующего к колдуну - грех, требующий глубокого покаяния, но отнюдь не свидетельствующий о язычестве.
Между тем современный автор (обращаюсь к историографии 90-х гг.) может отнести любую магическую формулу в наговорах к доводам в пользу второй, языческой веры, хотя сам говорит о "чародейском значении и демоническом характере" такой формулы. Имею в виду статью А.В. Чернецова "Двоеверие: мираж или реальность" (Живая старина. 1994, № 4). В этой работе подтверждением синкретизма служит факт святотатственного изображения на кресте, сделанного еретиками, которых обвинял новгородский архиепископ Геннадий. Вера архиепископа в колдовское действие воспринимается исследователем тоже как отклонение от Православия. Стремление простолюдина XVI в. все освятить в православном храме, даже так называемую "сорочку", в которой родился ребенок, служит в глазах этого автора опять-таки примером двоеверия, хотя, на наш взгляд, свидетельствует как раз о силе непосредственной веры необразованного человека. К сожалению, соединяя принципиально различные отклонения от церковных норм в некую, никому не известную, языческую веру, сторонники теории двоеверия нередко пользуются сохраняющимися еще приемами марксистско-ленинского отношения к вере и Церкви, когда допускалось и поощрялось любое резко отрицательное выступление, даже совершенно необоснованное. Так, осуждение Стоглавым собором практики положения священником "сорочки" на престол по просьбе прихожанина служит для А.В. Чернецова поводом для высказывания о "повышенной брезгливости по отношению ко всему, связанному с деторождением" у "строгих ревнителей чистоты Православия". И это говорит ученый о вере, в которой исключительно высоко стоит Рождество, и на иконах изображается омовение только что родившегося Богомладенца Иисуса Христа. Омовение показано и на иконах, посвященных Рождеству Пресвятой Девы Марии, святого Иоанна Предтечи. А образ Пресвятой Богородицы с Богомладенцем на руках служит объектом постоянного почитания.
Рубеж XX-XXI вв. отмечен в этнологии и стремлением преодолеть понятие "бытовое православие" (также и "бытовое мусульманство" и пр.), широко применявшееся этнографами из Института религии и атеизма при ЦК КПСС и отражавшее, как и теория двоеверия, стремление принизить состояние веры в народе. Этнограф, разумеется, может и должен изучать проявления Православия (или другой веры) в быту, он может выделить их с целью удобства исследования, но это не есть какое-то особое "бытовое православие", присущее народу, ибо за чертами быта стоит духовное наполнение, не рассматриваемое в этом случае лишь условно.
Православие одно, но жизнь его в той или иной социальной среде имеет свои определенные отличия. Поэтому представляется оправданной постановка вопроса об этнографическом изучении Православия у русских дворян, купцов и других городских сословий. Сегодня это уже отчасти не только постановка задачи, но результаты исследований (кандидатская диссертация и статьи О.В. Кириченко о православных традициях русского дворянства XVIII в.; работа М.В. Мальцева о традициях почитания Архистратига Михаила в аристократической среде русского Средневековья).
Вместе с тем многочисленные жизнеописания подвижников благочестия свидетельствуют о сходстве их образа жизни независимо от социального происхождения. Основное различие в вере внутри этноса шло и идет не по социальным стратам, а по уровню духовности. Именно по этой причине нам представляется неприемлемым и понятие "народное православие", которое пришло сейчас в некоторых работах на смену двоеверию и бытовому православию. Остановлюсь в этой связи на новейшей работе петербургского этнографа и фольклориста А.А. Панченко "Исследования в области народного православия. Деревенские святыни Северо-Запада России" (1998). Это серьезное исследование, основанное на обильном материале источников, полевых и письменных, опубликованных и архивных. Оно выгодно отличается от тех этнографических работ, где выискиваются лишь черты язычества (весьма расширительно трактуемого). Автор рассматривает почитание крестов, источников, колодцев и других святынь, связанных с православными представлениями, понятие святотатства и наказания за него и пр. Однако задача нарочито выявлять нечто специфически народное, отличающееся от церковного, присутствует и в этой работе. Досадным в подходе А.А. Панченко является намеренный отказ от рассмотрения видов почитания этими же людьми (в этой же местности) тех святынь, которые автор называет церковными. К ним относятся массовые хождения в этой же местности в храмы, монастыри, ближние и дальние, для поклонения православным святыням и чудесные исцеления у них; заказ молебнов у святынь; многолюдные крестные ходы к святыням и со святынями и т.д. Таким образом, прием остается прежним: сначала изымается из характеристики веры народа все то, что связано с Церковью, а потом то немногое, что оставляет в ней исследователь, называется им народным православием.
Словно бы не было множества прославленных и не прославленных подвижников благочестия - выходцев из крестьян; словно не было в России XIX в. игуменов и игумений тоже из крестьян, и монастырей, в которых большинство монахов имели крестьянское происхождение; или не было таких ситуаций, когда крестьянин старец Василиск был духовным руководителем будущего старца Зосимы - дворянина. Мне возразят на это: они не были уже народом - они стали монахами. Но, во-первых, они так и не получили богословского образования - они остались простецами, т. е. умудренными по благодати. Во-вторых, спрашивается, что же понимают под народом сегодняшние авторы, говорящие о народных религиях, если крестьяне, ставшие монахами, для них уже не являются народом? Ошибок невежества в области веры более чем достаточно у большинства интеллигенции, служащих, политических деятелей, коммерсантов. И, наконец, можно быть весьма богословски образованным и при этом неверующим человеком.
Иной подход видим в тех этнографических работах последних лет, в которых возможность, наконец, свободно, объективно рассмотреть религиозную жизнь используется для выявления православной основы разных ее сторон у русских: хозяйственной и общинной жизни (А.В. Камкин, С.В. Кузнецов, М.М. Громыко), нравственности, семейной обрядности и семейного воспитания (И.А. Кремлева, Т.А. Листова) и пр. Лишь частично результаты этого направления вошли в обобщающую книгу "Русские", изданную в 1997 г. Институтом ЭиА РАН (главы А.В. Буганова, М.М. Громыко, И.А. Кремлевой, С.В. Кузнецова, Т.А. Листовой). Более обстоятельно на убедительном материале источников раскрываются конкретные проблемы религиозного сознания и повседневной конфессиональной жизни в сериях статей, отдельных разделах монографий и книгах названных авторов, а также других исследователей: Н.В. Алексеевой (канд. диссертация о покаянии в православной традиции русских крестьян, защищена в 1998 г. в Вологде); Т.А. Ворониной (проблемы поста и религиозного лубка); Г.Н. Мелеховой (региональное исследование разных сторон православной жизни Каргополья вплоть до 30-х гг. XX в. - диссертация защищена в Институте этнологии в 1997 г.); Г.А. Романова (исследование крестных ходов Москвы и Новгорода - диссертация защищена также в 1997 г.); Х.В. Поплавской (книга о паломничестве в Рязанском крае, вышла в 1998 г.), К.В. Цеханской (книга 1998 г. издания, посвящена иконе в жизни русского народа) и др.
Нетрудно заметить, что последние два года были особенно плодотворными в этнографическом изучении Православия у русских: сказываются результаты исследований, начало которым было положено на рубеже 80-90-х гг.
Уже по этим первым итогам (а это, несомненно, лишь первые шаги) выявляются широкие возможности движения от конкретного этнографического материала к глубинам религиозного сознания. Так, богатейший пласт русской поминальной культуры свидетельствует о массовости веры в бессмертие души (исследования И.А. Кремлевой). Традиции эти оказались исключительно устойчивыми. Уровень религиозности при этом разный - от глубокохристианского убеждения до подачи поминальных записок "на всякий случай", но церкви переполнены сегодня в поминальные дни. Представления о душе четко проступают и в отрицательном отношении в простонародной среде к прерыванию беременности (исследования Т.А. Листовой, основанные преимущественно на богатом полевом материале и отражающие современные взгляды). Понятия греха, осознание значения покаяния, отношение к воинскому долгу ("положить жизнь за други своя") и многое другое, что присутствует четко в массовом религиозном сознании и сохраняется даже у людей, отошедших от Церкви (здесь уместным оказалось применять понятие "неисповедное православие") - как далеко все это от того первобытного примитива, который иные сторонники двоеверия или особой народной веры приписывают простонародью.
Разумеется, чистоту православной веры призвана хранить и хранит Церковь, духовенство. Священники всегда боролись с отклонениями, суевериями и наставляли паству в христианском благочестии. Но добрые пастыри никогда не смотрели свысока на своих пасомых. Они умели увидеть в ином невежественном, в светском понимании, человеке высокую духовную жизнь, а в ином весьма образованном - примитив "окамененного нечувствия". За этим отношением священства к состоянию веры народа тоже стоит глубокая традиция, которую призваны изучать этнографы.
1 В е н и а м и н (Ф е д ч е н к о в), митр. Божьи люди. Мои духовные встречи.
|
Вернуть доброе имя русской деревне, очистить представления о ней от всего наносного, ложного, хулительного, искажающего ее родное лицо - задача для многих людей. Автор книги - историк и этнограф - вкладывает свою лепту в общее дело: на основе документальных свидетельств XVIII, XIX, а отчасти и XX веков рассказывает о богатстве знаний иинтересов крестьян, их духовном и социальном опыте, высокой культуре. В улучшенном иллюстрированном издании содержится много примеров живой действительности: яркие биографии, образы крестьян-мастеров, выразительная народная речь, забытые обряды и традиции. Издание сопровождается черно-белыми и цветными иллюстрациями. Кинга адресуется массовому читателю. Издательство: "Молодая гвардия" (1991) Формат: 70x108/16, 448 стр.
ISBN: 5-235-01030-2 На Озоне |
Другие книги схожей тематики:
| Автор | Книга | Описание | Год | Цена | Тип книги |
|---|---|---|---|---|---|
| Елена Шуваева-Петросян | Охота на туманы. Записки из русской деревни | Большой Морец – село в Волгоградской области, не такое большое, как в стародавние времена, но и не маленькое. Здесь автору этих записок посчастливилось не только родиться, но и провести лучшие годы… - Aegitas, (формат: 84x108/32, 528 стр.) электронная книга | 2019 | 159 | электронная книга |
| Сост. Шкатов М.Е. | Беседы в Годеново. Мир Креста. Сост. Шкатов М. Е. | Книга посвящена великой святыне - единственному в мире Кресту, явленному с Неба почти 600 лет назад и находящемуся сейчас в храме села Годеново, в Ярославской области. Через эту удивительную святыню… - Отчий дом, (формат: 84x108/32, 528 стр.) | 2014 | 155 | бумажная книга |
| Коллективные сборники | Образ поэта в русской лирике XIX-XX вв. | Поэту всегда приписывалась особая роль: он «любимец богов», пророк, провозглашающий высшую правду и не склоняющийся перед власть предержащими. Времена меняются, апоэт всегда возвышается над толпой… - Звуковая книга, Готовимся к сочинению аудиокнига можно скачать | 2014 | 149 | аудиокнига |
| Марина Орлова | Припомнить жизнь и ей взглянуть в лицо | Очерки молодого журналиста М. Орловой - своеобразное путешествие по Чеховскому району Подмосковья. Читатель, следуя за автором, воссоздает в своем воображении прошлое русской деревни… - Мир книги, (формат: 60x88/16, 144 стр.) | 1994 | 70 | бумажная книга |
| Иван Попков | Рассказы деда Балюка. Избранное | Рассказы уральского писателя Попкова Ивана Андреевича переносят читателя в неповторимый мир русской деревни, в которой есть место и поэзии прекрасной русской природы, и красоте повседневного быта… - Издательские решения, (формат: 84x108/32, 528 стр.) электронная книга | 20 | электронная книга | |
| Захар Прилепин | Санькя | Захар Прилепин: проза | 2014 | 301 | бумажная книга |
| Прилепин З. | Санькя | Захар Прилепин – прозаик, публицист, музыкант, обладатель премий «Национальный бестселлер», «СуперНацБест» и «Ясная Поляна». Автор романов «Обитель», «Черная обезьяна», «Патологии», сборников… - Редакция Елены Шубиной (АСТ), (формат: 60x88/16, 144 стр.) Эксклюзивная новая классика | 2018 | 179 | бумажная книга |
| Прилепин Захар | Санькя | Захар Прилепин - прозаик, публицист, музыкант, обладатель премий "Национальный бестселлер", "СуперНацБест" и"Ясная Поляна" . Автор романов" Обитель", "Черная обезьяна", "Патологии", сборников… - Редакция Елены Шубиной, (формат: 60x88/16, 144 стр.) Эксклюзивная новая классика | 2015 | 319 | бумажная книга |
| Захар Прилепин | Санькя | Захар Прилепин - прозаик, публицист, музыкант, обладатель премий "Национальный бестселлер", "СуперНацБест" и "Ясная Поляна" . Автор романов "Обитель", "Черная обезьяна", "Патологии", сборников… - АСТ, Редакция Елены Шубиной, (формат: 76x100/32, 416 стр.) Эксклюзивная новая классика | 2015 | 179 | бумажная книга |
| Захар Прилепин | Санькя | Коротко Новая редакция знакового романа "двухтысячных" . Горьковская "Мать" XXI века. Цифры Роман переведен на 17 языков. Выдержал 12 переизданий. Цитата "Неправда, когдаговорят, что жизнь - это… - Редакция Елены Шубиной, АСТ, (формат: 84x108/32, 352 стр.) Захар Прилепин: проза | 2014 | 294 | бумажная книга |
См. также в других словарях:
- [Вселенная] сущ., м., ??? Морфология: (нет) чего? мира, чему? миру, (вижу) что? мир, чем? миром, о чём? о мире и в миру; мн. что? миры, (нет) чего? миров, чем? мирам, (вижу) что? миры, чем? мирами, о чём? о мирах 1. Мир это всё, что существует на … Толковый словарь Дмитриева
Энциклопедический словарь
1. МИР, а; мн. миры, ов; м. 1. Совокупность всех форм материи в земном и космическом пространстве; Вселенная. Происхождение мира. 2. Отдельная часть Вселенной; планета. Далёкие звёздные миры. Изучать марсианский мир. 3. Земной шар, Земля со всем… … Энциклопедический словарь
мир - I а; мн. миры/, о/в; м. см. тж. мировой, мирок, мирской 1) Совокупность всех форм материи в земном и космическом пространстве; Вселенная. Происхождение мира. 2) Отдельная часть Вселенной; планета. Далёкие звёздные миры … Словарь многих выражений
Эта статья о мирном договоре между Советской Россией и Центральными державами. О мирном договоре между УНР и Центральными державами, см. Брестский мир (Украина Центральные державы). В Викитеке есть тексты по теме … Википедия
История русской литературы для удобства обозрения основных явлений ее развития может быть разделена на три периода: I от первых памятников до татарского ига; II до конца XVII века; III до нашего времени. В действительности эти периоды резко не… … Энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона
Историческое развитие русской цивилизации определялось прежде всего духовно нравственными ценностями русского народа, ядром которого с принятием христианства стала Святая Русь. Однако выбор православной веры для русского народа не был случаен,… … Русская история
Война Шестой коалиции Наполеоновские войны Битва народов под Лейпцигом. В.И. Мошков, 1815 Дата 1813 1814 … Википедия
Создание нового правительства. Столбовский мир и Деулинское перемирие - Земский собор 1613 г. Важнейшей задачей правительства народного ополчения было восстановление государственной власти и освобождение еще занятых интервентами областей. Восстановление государственной власти мыслилось руководителями ополчения в… … Всемирная история. Энциклопедия
Светлая неделя Дореволюционная пасхальная от … Википедия
Сергиево Посадский государственный историко художественный музей заповедник … Википедия
Глава из книги Виктора Федорова "Император Александр Благословенный – святой старец Феoдор Томский"
Если верить записке, то автор книги не успела прочитать моё историческое исследование. Но в книге Марины Михайловны Громыко несколько раз ссылается на него. Более того – на одни и те же страницы 172-173. И все шесть раз. Это сноски и ссылки в книге на стр.72, 157, 339, 346, 360, 388. Что это как не старческий склероз?
Прошу понять меня правильно. Писать на эту тему ради самой книги – просто нелепо и глупо. Для "известного ученого" (с.2), каким автор себя считает, эта публикация предельно слаба и вредна для читателя. И вот почему.
;Во-первых, чётко не обозначены косвенные факты по инсценировке смерти императора Александра Благословенного и по сравнению личностей императора и старца. Не говоря уже о том, что их предельно мало. В моем исследовании их до 60 по инсценировке смерти императора и до 90 по сравнению личностей императора и старца.
;Во-вторых, нет в книге М. Громыко четырёх прямых фактов, - тех, которые в настоящее время в наличии и которые легко перепроверить (пустая гробница императора; "посмертная" маска на самом деле восковая накладка, сделанная при жизни императора; почерковедческая экспертиза по сличению почерков на основе фотокопий и наконец, акт вскрытия тела, по которому видно, что хоронили не императора, а его двойника – Струменского или Маскова).
В-третьих, сознательно упущен период жизни и царствования императора с рождения и до 1812года. А без этого "исследование" М. Громыко теряет всякую историческую ценность, т.к. не видно динамики в религиозном мировоззрении императора. Да и период жизни после 1812 года представлен очень слабо и не выразительно.
В-четвертых, нет аргументированной критики выводов тех профессиональных историков, которые без всяких на то должных оснований утверждали на страницах печати, что старец и император – суть разные личности. Из этого можно сделать только один вывод – историк-этнограф М. Громыко, как "известный ученый" боится критиковать своих коллег по этой теме.
;Ведь название книги (практически как у меня) предполагает аргументированную позицию автора по данному вопросу. А позицию необходимо грамотно аргументировать и доказывать. Даже выдержки из других источников необходимо грамотно обосновывать и убедительно пояснять.
Создается впечатление, что автор книги М. Громыко – "учёный" не в области истории, а в области богословских наук или этнографии. Особенно по прочтению последних 108 страниц её книги. Наводит на эту мысль и весь список публикаций автора, не к месту представленный в данной книге. Это сноски на стр. 276, 296, 300, 302, 327, 377. Особенно напрягает публикация автора "Мир русской деревни". Но причём здесь русская деревня?
Во многих источниках, на которые ссылается автор – отрицается факт перевоплощения императора в святого старца. Это книги Василича, Кудряшова, Тарасова, Голицына, великого князя Николая Михайловича. Но аргументированной критики их публикаций я не увидел. Да и вообще какой-либо критики. Следовательно, М. Громыко не в состоянии опровергнуть их навязчивые доводы. Тогда к чему такое название книги? Выбрала бы название попроще, как у Фомина или "Житие святого преподобного праведника Феодора".
;Ссылаясь на мое историческое исследование, М. Громыко каждый раз указывает на стр. 172-173, как будто других интересных мест в моём исследовании нет. На стр. 157 своей книги она пишет, что "К сожалению, в публикации В.И. Федорова не говорится, в каком окружении найден протокол ответов Хромова (стр. 172-173)".
О каком "окружении" пишет автор? Естественно, в окружении публикаций автора этого протокола нет и быть не может. В моем исследовании чётко обозначен источник – Томский государственный архив. Фонд 3, опись 55,41, дело 665, т.е. 3.31. Первая 3 – обозначает № раздела – " Другие источники о таинственном старце Феодоре Кузьмиче и 31 – № под которым стоит Государственный архив Томской обл., фонд 3, опись 55,44; дело 665.
А ведь первоисточников в моем исследовании более 50. Только по жизни и царствованию императора Александра Благословенного я тщательно проработал в общей сложности более 20 томов. Это раздел № 1.
Смею заверить, что "Житие святого праведного старца Феодора Томского" изд. Томск, 2002 г., откуда М. Громыко скопировала почти полностью конец своей книги (стр. 400-508), как церковное издание на порядок лучше оформлено по содержанию, чем у М. Громыко.
Вот на стр. 52 имеется забавная сноска: Обширная литература о святом Феодоре, пополняющаяся интересными работами и в наши дни (в 2003году вышла книга С.В. Фомина¹)…
Фомин С.В. "Святой праведный старец Федор Кузьмич"… М., 2003 г. Два издания в Томске претерпела книга Федорова В.И. "Александр Благословенный – Святой старец Феодор Томский", Томск 2002 г., 2004 г.".
Во-первых, на момент издания книги М. Громыко вышла в свет уже 3-е издание, Москва, Амрита – Русь, 2006г. Удивительно, что живя рядом со столицей, автор и это 3-е издание так же не удосужилась прочитать.
И, во-вторых, что значит выражение "претерпело"? Претерпело издание предельно слабое в доказательном плане книга М. Громыко. А моё исследование выдержало уже три издания! И выдержит еще не одно.
;Вот на стр.156 автором представлен "постатейный список бродяги Федора Кузьмича" под №151. В разделе приметы имеется запись – "рост 2 аршина 6¾ вершка". В переводе на метры и сантиметры это средний рост – 171 см., т.е. царским правительством сознательно фальсифицируется "постатейный список". Но по всем другим источникам рост таинственного старца – 2 аршина 9 вершков, т.е. выше среднего (как и императора). Но М. Громыко этой фальсификации не увидела.
;Протокол ответов купца Хромова, который я отыскал в Томском госархиве, так же можно рассматривать как удачную и удобную подтасовку. Купец Хромов, у которого в избе умер таинственный старец, чтобы не попасть в психбольницу, не стал категорично утверждать, что старец – это инсценировавший свою смерть, бывший император. Он уклончиво и виртуозно маневрировал в своих ответах на каверзные вопросы ведущего допрос. И с честью выдержал этот провокационный допрос.
Именно поэтому эти два "документа" особого значения, на мой взгляд, в исследовании не имеют.
;Перу К. Маркса принадлежит такая крылатая фраза: "Всякая наука лишь тогда достигает своего совершенства, когда ей удается пользоваться математикой!".
Если применить эту фразу к "историческому исследованию" М. Громыко, то можно смело поставить ей как историку жирную единицу, т.к. ее "исследование" – это слепое копирование информации из других источников, без всякой критики, сравнительного анализа и полета мысли – сплошные амбиции при узости мышления.
;И название книги не соответствует содержанию. Именно поэтому автор и побоялся указать уровень "учёности": кто он – доктор исторических наук, кандидат исторических наук, или, скорее всего, "учёный без степени".
На стр. 2 по краткому содержанию книги напечатана заключительная фраза: "Книга написана увлекательно и читается с огромным интересом".
Смею заверить, что читается она не увлекательно и без всякого интереса, по крайней мере, для тех, кто уже знаком с этой темой.
А впрочем, оно и понятно. Ведь книга подготовлена при финансовой поддержке гранта Отделения исторических и философских наук РАН по теме: "Феномен православной святости в мировоззрении и повседневной жизни русского народа". Вот он, настоящий уровень науки в Отделении исторических и философских наук РАН!
Моё историческое исследование получило письменное благословение архиепископа Томского и Асиновского Ростислава (в настоящее время митрополита) в 2001 г..
На него дана положительная рецензия действительного ученого-историка (не мнимого) А.К. Тобузова из Новосибирска (стр.9, изд.2) ещё в 1989 году!
Интересно, а в Отделении исторических и философских наук РАН знают о моем историческом исследовании или нет? А может Отделению РАН выгодно делать вид, что с моим исследованием там еще не успели познакомиться?
Если бы М. Громыко выбрала для своей книги не такое название, как у меня, только в обратном порядке, то и моего критического анализа на ее книгу не последовало бы.
Вот автор другой книги, на которую ссылается М. Громыко 26 раз (с. 49, 52, 122, 123, 141, 150, 162, 165, 165, 197, 201, 210, 210, 225, 256, 356, 373, 374, 375, 376, 378. 407, 407, 418. 437, 460), С.В. Фомин для своей книги выбрал вполне приемлемое название – "Святой Праведный старец Феодор Кузьмич" (М., 2003 г.) и у меня не появилось желания ни читать ее, ни тем более критиковать. Я могу только порадоваться за автора, т.к. он не пытается что-то доказать, а просто описывает период жизни старца с 1836 г. и до самой смерти, неоднократно освещённый ранее в печати.
Единственная корректная ссылка на мое исследование приведена на стр. 442. "Газета "Красноярский рабочий" откликнулась на юбилейную дату - 140 лет со дня кончины святого – большой статьей В.Привалихина "Тайна старца Феодора Кузьмича". Тема эта была продолжена 2 апреля 2004 г. статьёй "Тайна Феодора Кузьмича – уже не тайна", автор которой недоволен неопределенным выводом В. Привалихина по вопросу о тождестве и полагает, что после выхода в свет книг В.И. Федорова "Александр Благословенный – Святой старец Феодор Томский" (Томск, 2002 г.) и С.В. Фомина "Святой Праведный старец Феодор Кузьмич" (М., 2003 г.) стало совершенно ясно, что сибирский старец – это ушедший от власти император".
Но и здесь М. Громыко умудрилась навести туман. Неизвестно – кто автор статьи (на статью В. Привалихина). И при чем здесь С.В. Фомин со своей книгой? Ведь он ни чего не доказывал, а просто описывал жизнь старца и только предполагал "тождество"…
Вероятно, М. Громыко поддалась искушению и, чтобы получить грант Отделения РАН на издание своей книги, выполнила непременное условие – обозначить название своей книги, аналогично как у меня, поменяв слова местами.
Проведя критический анализ статьи "Александр 1" доктора исторических наук, профессора МГУ Федорова В.А. (моего однофамильца), где профессор умудрился допустить до 40 фальсификаций и ляпсусов, я заметил, что "пока за такие статьи не будут лишать степеней и званий – наша отечественная история будет переписываться до бесконечности". Эта мысль в полной мере относится и к "работе" М. Громыко.
Вот, читая оглавление (с. 509), главу I, Источники исследования, под № 6 стоят "Свидетельства генерала А.Д. Соломки, сообщённый Е.С. Арзамасцевым" (стр. 131-140), где автор на 10 стр. описывает то, что можно было уместить в несколько строчек или в один абзац, как у меня (с. 109). Если бы я пошёл по такому пути, как М. Громыко, слово в слово переписывая десятки страниц из других источников без всяких заключений и комментарий, то мне бы пришлось укладываться не в 400 страниц, а в 20 томов! Но это, к счастью, не мой стиль изложения, а "известного историка" М. Громыко.
Из 4-х публикаций М. Громыко, представленных в сносках, особый интерес вызывает одна сомнительная монография, как по объёму, так и по содержанию. Это – "Мир русской деревни", Москва,1991 год стр. 289-290. Судя по ссылке, в монографии не менее 300 стр. А что можно писать по этой теме после 1991 года – развала Советского Союза? Как тысячи, хуторов, посёлков, деревень исчезли с ликвидацией колхозов и совхозов?! Вот в Белоруссии такого не произошло. И это благодаря Лукашенко. А у нас деревенский мужик, одичав без работы, стал спиваться. В результате прекратили свое существование большинство сельских клубов, школ и детских садов. В запустенье пришла крестьянская земля. Крестьяне из деревень тысячами повалили в город. Это те, кто решил испытать лучшую долю. Некоторые же кончали жизнь самоубийством.
Вот закономерное продолжение монографии М. Громыко "Мир русской деревни". На этой теме она вероятно и защитилась, т.к. другие три статьи в журналах, не в счет (малы по объёму). Таким образам, "известный историк" на поверку времени оказался заурядным этнографом, взявшим неподъемную для себя историческую тему.
;Сомневаюсь, что хотя бы в одном из них хоть раз упоминается о таинственном старце Феодоре Кузьмиче.
"Жизнеописание не канонизированных подвижников благочестия 19 века, как источник, для изучения массового религиозного сознания". Этнографическое обозрение 2000 г., № 6, стр. 48-50.
"О единстве православия в церкви и в народной жизни русских". Традиции и современность 2002 г.. № 2., стр. 21-22.
"Богомольцы у преподобного С. Саровского и массовые посещения старцев в духовной жизни России 19-20в. Наследие С. Саровского и судьбы России". Новгород. 2005 г., стр. 103.
Таким образом, книга Марины Громыко "Святой праведный Феодор Кузьмич – Александр I Благословенный" – это не историческое исследование, а простая спекуляция на волнующую историческую тему, не более того. Даже проводить анализ по главам не имеет смысла.
Продолжение следует...
Автор книги - историк и этнограф - вкладывает свою лепту в общее дело: на основе документальных свидетельств XVIII, XIX, а отчасти и XX веков рассказывает о богатстве знаний и интересов крестьян, их духовном и социальном опыте, высокой культуре. В издании содержится много примеров живой действительности: яркие биографии, образы крестьян-мастеров, выразительная народная речь, забытые обряды и традиции.
Большая часть книги отводится свидетельствам программы Этнографического Бюро князя Тенишева В.В., действовавшего в 19-м веке. Обширная программа Тенишева по разностороннему изучению народной жизни опиралась на опыт аналогичных программ Географического и других научных обществ России предшествующего периода. Она включала около пятисот пунктов: быт, религия, чтение крестьян, умение водить хороводы, обычаи и т. д. Корреспонденты из разных частей России помогли оставить для памяти ускользающие детали жизни крестьян. Один из корреспондентов проживал в Алексеевской волости Малоархангельского уезда Орловской губернии. В настоящее время с. Алексеевское не относится к Малоархангельскому району (в настоящее время - Покровский район , Александр Михайлович поправит, если это не так), но когда нам это мешало.
Полный вариант книги 1991 года выпуска можно отыскать в библиотеке.
О каких деятелях истории любили поговорить крестьяне Малоархангельского уезда в редкие минуты отдыха
Беседы на исторические темы были очень распространены на встречах крестьян. Об этом сообщали многие корреспонденты из разных уездов в Бюро Тенишева. Большой популярностью пользовались рассказы о военных действиях и быте солдат в мирное время. По данным Алексеевской волости Малоархангельского уезда Орловской губернии, из исторических событий наибольший интерес у крестьян в конце 90-х годов XIX века вызывали: война 1812 года, особенно участие в ней простого народа; Куликовская битва (прежде всего благословение Сергия Радонежского, подвиги Пересвета и Осляби); последняя русско-турецкая война; осада Севастополя.
Из исторических деятелей излюбленными героями рассказов во время таких бесед были Петр I, Екатерина II , Суворов, Кутузов и др.
В целом для исторических представлений крестьян была характерна большая степень избирательности: отдельные события, деятели сохранялись в коллективной памяти, а другие, современные им, исчезали бесследно. Как правило, сохранялась память о наиболее значительных явлениях. При этом исторические факты группировались обычно вокруг конкретных деятелей, отдельных ярких личностей - монархов, полководцев, предводителей восстаний. Наряду с событиями и героями, популярными среди крестьянства всей страны, наблюдается и локальная избирательность - более распространенные и детальные сведения о лицах и делах, происходивших некогда в данном районе.
Что читали крестьяне Малоархангельского уезда
Мне удалось найти в архиве, например, две относительно подробные информации о крестьянском чтении, поступившие в 1898 году в Бюро Тенишева из разных мест Орловской губернии. Начинаю с Орловской губернии потому, что нередко приходится слышать такие возражения: это, мол, только на Севере, да в Сибири крестьяне читали, а в центральных губерниях, где помещичьи крестьяне (или бывшие помещичьи, если речь идет о пореформенном периоде), там, мол, этого не было. Автор одного из орловских сообщений (Малоархангельский уезд, Алексеевская волость) отмечал, что духовная литература - «любимое чтение огромного большинства крестьян». Особенно предпочитали ее «пожилые и среднего возраста крестьяне и крестьянки», «серьезно относящиеся к чтению». Читали Евангелие на русском языке, жития святых. Из житийной литературы наиболее распространены были в этой местности: «Страдания св. мучеников Киприана и Юстины; Св. Евстафий Плакид; Жизнь и чудеса св. Иоанна, епископа Новгородского; Житие св. мучеников Гурия, Соймона и Авива».
Крестьянская молодежь - и парни, и девушки - любила, по мнению автора этого сообщения, светские книги: повести, рассказы и романы в лубочных изданиях. Но известны были и сказки Пушкина, «Тарас Бульба» и другие произведения Гоголя, сочинения Льва Толстого, Крылова, Кольцова. Все крестьяне ценили юмор в литературе. Всеобщим представлялся также этому наблюдателю интерес к книгам по отечественной истории. Он выделил особый интерес к событиям Куликовской битвы; очень популярны были здесь эпизоды благословения преподобным Сергием, участие в битве Пересвета и Осляби. Любили рассказы о Петре Великом, Екатерине II, о выдающихся полководцах - Суворове, Кутузове и других. Любили читать о событиях войны 1812 года (особенно об участии в ней простого народа), о русско-турецкой войне и осаде Севастополя. Сказки читали преимущественно дети - точнее, взрослые стеснялись в этом признаться. В каждой избе был печатный календарь; широко бытовали «Сонник», «Оракулы», «Соломоны».
На выгоне: молодёжные забавы крестьян Малоархангельского уезда
В селе Алексеевской Малоархангельского уезда (Орловская губерния) особенно много общения молодежи было «на выгоне» (постоянное место летних развлечений молодежи) - «в хороводах». Хороводы здесь водили не только в праздники, но и в будни (в конце лета, после уборки хлеба). «Торжественностью и весельем» отличались, по выражению современника, хороводы на Вознесение и в Троицын день: парни, разряженные в лучшие костюмы, сходились на одном конце «выгона» и девушки в нарядных праздничных платьях - на другом. Обе партии с песнями, с игрой на гармониках и балалайках шли в дубовую рощу, где сходились и начинали водить хороводы. Некоторые песни сопровождались разыгрыванием сценок. Например, одна пара изображала мужа и жену, другая - свекра и свекровь. Из рощи возвращались уже все вместе, за полночь, со смехом и песнями, с венками на голове. «Кипучим весельем» отличались здесь также хороводы во время храмовых праздников - на выгоне, возле ярмарки, там пускались в пляс и более солидные
Как завести правильный карогод смешанного состава
Русская деревня знала и будничные, и праздничные хороводы смешанного состава - мужская и женская молодежь вместе. Житель села Алексеевского Малоархангельского уезда (Орловская губерния) подчеркивал, что молодежь водит хороводы, в которых встречаются парни и девушки не только в праздники, но и в конце лета - после уборки хлеба и в будние дни. О постоянных «карагодах», в которых разыгрывались действия по ходу песни (парень ходит в кругу, выбирает девушку и т. д.), писали по наблюдениям в селе Муравлеве, деревне Борщовке Орловского уезда и селе Крестовоздвиженском Волховского уезда (той же губернии). В селе Шелковка Обоянского уезда на Курщине «водили танки» смешанного состава, начиная с четверга пасхальной недели и до Красной горки. Эти праздничные хороводы сопровождались пляской и игрой на дудках. Здесь были в ходу три вида дудок: девичьи - из пяти тростниковых дудочек разных тонов; мужицкие - из просверленного дерева с пятью отверстиями; пужатки - длинные дудки с шестью отверстиями, издававшие низкие, журчащие звуки.
Сначала молодежь, взявшись за руки, проходила с песнями под специально натянутыми поясами, затем образовывался «карагод» (круг), в середине которого становились «парни, девки и бабы», играющие на самодельных дудках. Вокруг музыкантов внутри «карагода» возникал кружок пляшущих: «девки и молодайки, взявшись за руки, поджав губы и стараясь не шелохнуться ни одним членом, вытоптывают ногами в такт музыке, а один или несколько мужиков выплясывают перед ними, поводя платочком и покрикивая: «ну што, а ну-ну!» Иные пронзительно свистели при этом. В таком хороводе было принято, чтобы парень плясал больше перед той девушкой, которая ему нравилась. Веселье оканчивалось около 12 часов. По домам расходились с песнями».
Зимние сборища молодежи Малоархангельского уезда
В Малоархангельском уезде Орловской губернии (сведения из села Алексеевского) зимние сборища молодежи без работы устраивались в просторной избе, по стенам которой расставляли лавки. На лавках рассаживалась взрослая молодежь, подростки же располагались на полатях. Здесь было широко принято посещение посиделок молодыми вдовами и солдатками наравне с девушками. Старшие односельчане, как правило, не приходили. Играли в «соседи», «бисер», «Таньку», в карты. Во время этой игры парни потихоньку закладывали в рукава соседок «груздики» (мятные пряники) или «котелки» (крендели, запеченные в кипящем котле); девушки их ловко прятали и съедали дома - съесть при всех считалось неприличным. Чужие парни посещали эти посиделки только в порядке исключения, очень редко. В рукописи описывается случай (примечательно, что о нем говорится, как о происшедшем «на днях» - свидетельство свежести и непосредственности всей информации), когда «молодому парню вымазали дегтем на вечеринке полушубок за то, что по его вине двум девкам вымазали дегтем ворота и выбили окна». Видимо, в некоторых случаях молодежь прибегала к наказаниям позорящего типа и без решения сходки. Но это было чрезвычайное происшествие.
Мари́на Миха́йловна Громы́ко (род. 3 сентября , Минск , СССР) - российский историк и этнограф , Специалист в области позднесредневековой истории Европы, истории Сибири в эпоху позднего феодализма и становления капитализма. Доктор исторических наук, профессор.
Биография
Основатель и главный редактор научного журнала «Традиции и современность».
Научная деятельность
В начале своей научной деятельности М. М. Громыко занималась изучением социально-экономической истории Западной Европы. В кон. 1950-х – 1970-е годы основным предметом исследований стала история земледельческого освоения, общины, а также хозяйственной и духовной традиций Сибири XVIII–XIX вв.
С конца 1970-х годов исследовала традиционные формы поведения, общения и религиозной жизни крестьянства России в XIX–XX вв.
В настоящее занимается исследованиями по программе «Православие в народной жизни».
Научные труды
Монографии
- Громыко М. М. Западная Сибирь в XVIII в. Русское население и земледельческое освоение. - Новосибирск: Наука , 1965
- Громыко М. М. Трудовые традиции русских крестьян Сибири (XVIII – первая половина XIX в.). - Новосибирск: Наука , 1975
- Громыко М. М. Сибирские знакомые и друзья Ф. М. Достоевского. 1850-1854 гг. - Новосибирск: Наука , 1985. -(Страницы истории нашей Родины)
- Громыко М. М. Традиционные нормы поведения и формы общения русских крестьян XIX в. / Отв. ред.: В. А. Александров, В. К. Соколова; Акад. наук СССР, Ин-т этнографии им. Н. Н. Миклухо-Маклая. – М.: Наука , 1986. – 278 с.
- Громыко М. М. . - М.: Молодая гвардия , 1991 ISBN 5-235-01030-2
- Громыко М. М. О воззрениях русского народа. - М., 2000 (в соавт.).
Статьи
Экспертизы
- Белянин В. П. , Громыко М. М., Леонтьев Д. А. , Небольсин С. А. . Головинский межмуниципальный суд САО г. Москвы (4 октября 2000). Проверено 19 июля 2014.
Награды
Напишите отзыв о статье "Громыко, Марина Михайловна"
Примечания
Отрывок, характеризующий Громыко, Марина Михайловна
Графиня с холодностью, которой никогда не видал сын, отвечала ему, что он совершеннолетний, что князь Андрей женится без согласия отца, и что он может то же сделать, но что никогда она не признает эту интригантку своей дочерью.Взорванный словом интригантка, Николай, возвысив голос, сказал матери, что он никогда не думал, чтобы она заставляла его продавать свои чувства, и что ежели это так, то он последний раз говорит… Но он не успел сказать того решительного слова, которого, судя по выражению его лица, с ужасом ждала мать и которое может быть навсегда бы осталось жестоким воспоминанием между ними. Он не успел договорить, потому что Наташа с бледным и серьезным лицом вошла в комнату от двери, у которой она подслушивала.
– Николинька, ты говоришь пустяки, замолчи, замолчи! Я тебе говорю, замолчи!.. – почти кричала она, чтобы заглушить его голос.
– Мама, голубчик, это совсем не оттого… душечка моя, бедная, – обращалась она к матери, которая, чувствуя себя на краю разрыва, с ужасом смотрела на сына, но, вследствие упрямства и увлечения борьбы, не хотела и не могла сдаться.
– Николинька, я тебе растолкую, ты уйди – вы послушайте, мама голубушка, – говорила она матери.
Слова ее были бессмысленны; но они достигли того результата, к которому она стремилась.
Графиня тяжело захлипав спрятала лицо на груди дочери, а Николай встал, схватился за голову и вышел из комнаты.
Наташа взялась за дело примирения и довела его до того, что Николай получил обещание от матери в том, что Соню не будут притеснять, и сам дал обещание, что он ничего не предпримет тайно от родителей.
С твердым намерением, устроив в полку свои дела, выйти в отставку, приехать и жениться на Соне, Николай, грустный и серьезный, в разладе с родными, но как ему казалось, страстно влюбленный, в начале января уехал в полк.
После отъезда Николая в доме Ростовых стало грустнее чем когда нибудь. Графиня от душевного расстройства сделалась больна.
Соня была печальна и от разлуки с Николаем и еще более от того враждебного тона, с которым не могла не обращаться с ней графиня. Граф более чем когда нибудь был озабочен дурным положением дел, требовавших каких нибудь решительных мер. Необходимо было продать московский дом и подмосковную, а для продажи дома нужно было ехать в Москву. Но здоровье графини заставляло со дня на день откладывать отъезд.
Наташа, легко и даже весело переносившая первое время разлуки с своим женихом, теперь с каждым днем становилась взволнованнее и нетерпеливее. Мысль о том, что так, даром, ни для кого пропадает ее лучшее время, которое бы она употребила на любовь к нему, неотступно мучила ее. Письма его большей частью сердили ее. Ей оскорбительно было думать, что тогда как она живет только мыслью о нем, он живет настоящею жизнью, видит новые места, новых людей, которые для него интересны. Чем занимательнее были его письма, тем ей было досаднее. Ее же письма к нему не только не доставляли ей утешения, но представлялись скучной и фальшивой обязанностью. Она не умела писать, потому что не могла постигнуть возможности выразить в письме правдиво хоть одну тысячную долю того, что она привыкла выражать голосом, улыбкой и взглядом. Она писала ему классически однообразные, сухие письма, которым сама не приписывала никакого значения и в которых, по брульонам, графиня поправляла ей орфографические ошибки.
Здоровье графини все не поправлялось; но откладывать поездку в Москву уже не было возможности. Нужно было делать приданое, нужно было продать дом, и притом князя Андрея ждали сперва в Москву, где в эту зиму жил князь Николай Андреич, и Наташа была уверена, что он уже приехал.
Графиня осталась в деревне, а граф, взяв с собой Соню и Наташу, в конце января поехал в Москву.
Пьер после сватовства князя Андрея и Наташи, без всякой очевидной причины, вдруг почувствовал невозможность продолжать прежнюю жизнь. Как ни твердо он был убежден в истинах, открытых ему его благодетелем, как ни радостно ему было то первое время увлечения внутренней работой самосовершенствования, которой он предался с таким жаром, после помолвки князя Андрея с Наташей и после смерти Иосифа Алексеевича, о которой он получил известие почти в то же время, – вся прелесть этой прежней жизни вдруг пропала для него. Остался один остов жизни: его дом с блестящею женой, пользовавшеюся теперь милостями одного важного лица, знакомство со всем Петербургом и служба с скучными формальностями. И эта прежняя жизнь вдруг с неожиданной мерзостью представилась Пьеру. Он перестал писать свой дневник, избегал общества братьев, стал опять ездить в клуб, стал опять много пить, опять сблизился с холостыми компаниями и начал вести такую жизнь, что графиня Елена Васильевна сочла нужным сделать ему строгое замечание. Пьер почувствовав, что она была права, и чтобы не компрометировать свою жену, уехал в Москву.
