Политическое самосознание жен декабристов не было развито: деятельность их мужей происходила в тайных обществах, и весть об арестах для родных и близких звучала как гром среди ясного неба.
Но, выполняя свой женский долг, "декабристки" поневоле наполняли его гражданским содержанием. Именно так воспринимали их поступок все – от императора до людей из простого сословия.
Среди этих женщин были: Е. Трубецкая, В.Нарышкина, В. Розен, М. Волконская и др.
Николай I, учинивший расправу над декабристами, понимал, что и неслыханный по дерзости поступок жен бунтовщиков может вызвать сочувствие в обществе, смутить умы. Поэтому он не поскупился на угрозы – только бы удержать женщин от воссоединения с мужьями, посягнувшими на священную царскую власть.
Из дневника М.Волконской:
“Жена, следуя за своим мужем, сделается естественно причастной его судьбе и потеряет прежнее звание, то есть будет уже признаваема не иначе, как женою ссыльного-каторжного, и с тем вместе принимает на себя переносить все, что такое состояние может иметь тягостного, ибо даже и начальство не в состоянии будет защитить ее от ежечасных могущих быть оскорблений от людей самого неразвитого, презрительного класса, которые найдут в том как будто некоторое право считать жену государственного преступника, несущею равную с ним участь, себе подобно: оскорбления сии могут быть даже насильственные. Закоренелым злодеям не страшны наказания. Дети, которые приживутся в Сибири, поступят в казенные заводские крестьяне!
– Ни денежных сумм, ни вещей многоценных с собою взять не дозволено”.
Н.А. Некрасов был восхищен самоотверженностью жен декабристов, их душевной силой. Он знал Михаила Волконского, который позволил ему познакомиться с записками своей матери. Никто не затрагивал эту тему, она являлась запретной.
В характерах жён декабристов проявились главные качества русского женского национального характера – самопожертвование, достоинство, терпение.
Княгиня Трубецкая у Некрасова – обобщенный образ, как и образы других жен декабристов. Поэт наделяет их чертами той героической самоотверженности, тем решительным боевым характером, примеры которого он видел в лучших людях своего времени.
Поэма – гимн благородным духовным порывам, мужеству, стойкости, верности, всепобеждающей силе любви.
Цели урока:
- Познакомить учащихся с исторической основой поэмы Н.А. Некрасова “Русские женщины”.
- Показать величие духа русской женщины при анализе эпизода “Встреча княгини Трубецкой с губернатором Иркутска.
- Обучение выразительному чтению.
Оборудование:
- На доске эпиграф урока
Пленительные образы! Едва ли
В истории какой – нибудь страны
Вы что – нибудь прекраснее встречали
Их имена забыться не должны.Нет! Я не жалкая рыба!
Я женщина, жена!
Пускай горька моя судьба –
Я буду ей верна! Н.А. Некрасов “Русские женщины”
Портреты жён декабристов: Александрины Муравьевой, Марии Волконской, Елизаветы Нарышкиной, Полины Гебль и Камиллы Ле-Дантю.
Музыкальное сопровождение урока, в том числе романс Чуевского “Гори, гори, моя звезда…”
ХОД УРОКА
I. Историческая основа поэмы Н.А. Некрасова “Русские женщины”.
Слово учителя.
Наступило пасмурное утро 14 декабря 1825 года. Солнце в этот короткий зимний день взошло поздно – в девять часов с минутами. Николай мрачно бродил по залам Зимнего дворца. Он знал, что дворец, эта вековая твердыня русского царизма, окружен кольцом серьезного, угрожающего восстания…
Руководители восстания поднялись в этот день рано. Рылеев и его друзья – члены тайного политического общества – вышли в этот день на Сенатскую площадь с оружием в руках. Это были лучшие люди русской земли, верные её сыны.
Но восстание было подавлено. Царь Николай I жестоко расправился с революционерами. Пятеро повешено, 12 сослано в Сибирь, а сколько ещё запорото до смерти и брошено под лед солдат, вышедших на Сенатскую площадь.
Это был подвиг, великий подвиг во имя Родины; бескорыстное стремление помочь русскому народу. Но сегодня мы с вами поведем разговор не о тех, кто вышел на Сенатскую площадь и кто по большой Владимирской дороге шел, закованный в цепи под конвоем солдат, а о тех прекрасных женщинах, которые бросили все: блеск столицы, роскошь, свои успехи в свете и полные самоотречения и огромной духовной силы последовали за мужьями на каторгу. Некрасов назвал их декабристками.
…Под свист и завывание метели мчится возок, уносящий в Сибирь первую из великих женщин – 20-летнюю Муравьеву. Она везет с собой пушкинские послания в Сибирь. Поеживаясь от холода, вспоминает…
Ученики разыгрывают сценку.
Кукушка старинных часов прокуковала 10 раз. В гостиную быстро вошла сестра Наташа.
– К тебе Пушкин приехал!
– Какой, Пушкин? Недоумевая, переспросила Александрина.
– Поэт! Александр Сергеевич! Говорит, что желает видеть тебя по неотложному делу.
– Хорошо. Проводи его сюда.
Пушкин протянул Александрине аккуратно сложенный листок со стихами, она попросила:
– Прочтите сами.
Он сделал молчаливый полупоклон в знак согласия и глухим взволнованным голосом начал:
– “Во глубине руд…” / стихотворение читается на фоне музыки/
Александрина слушала, затаив дыхание. Каждая строка проникала в душу. Она ясно представила, какую радость доставят они там, как ободрят Никиту и его товарищей, и, когда Пушкин закончил, со слезами на глазах тихо и благодарно промолвила:
– У меня нет слов, чтобы выразить вам мою признательность. Ваши стихи будут для них чудесным бальзамом…
Кажется, что особенного сделали эти женщины, уезжая за своими мужьями? А вы постарайтесь перенестись в ту эпоху, когда царила жестокая, черная реакция, когда запрещалось даже писать письма декабристам, произносить их имена. А как страшно трудно было получить разрешение правительства следовать за своим мужем в Сибирь. Но если и оно было получено, то жена – декабристка должна была запомнить горькие слова: “Невинная жена, следуя за мужем – преступником в Сибирь, должна оставаться там до смерти”. Так гласило предписание правительства Николая I.
Дети, рожденные в Сибири, становились крепостными крестьянами; с собой не дозволялось брать ни денежных сумм, ни вещей многоценных. Фактически они ехали в этот суровый край без средств существования. И это было жестко, чудовищно.
Но пламенная любовь женщин, беззаветное желание помочь декабристам все-таки побеждали. Ничто не останавливало княгинь, ещё недавно блиставших в свете. Мария Волконская, Александрина Давыдова, Елизавета Нарышкина, француженки Полина Гебль и Камилла Ле-Дантю, которые добились разрешения поехать в Сибирь, чтобы выйти замуж за “государственных преступников”. У Камиллы было одно объяснение, почему она последовала в Сибирь за Василием Ивановичем: “Я люблю его почти с детства”. Их было 11, этих смелых женщин, бросивших вызов судьбе.
/Играет музыка…/ Выставка портретов женщин – декабристок.
Вглядитесь в эти прекрасные одухотворенные лица.
Александрина Муравьева
Портрет был написан по заказу Муравьевой в первые дни заключения ее мужа в Петропавловскую крепость. На обороте акварели сохранилась надпись Александрины Григорьевны на французском языке: “Моему дорогому Никите”. С тех пор Никита Муравьев не расставался с портретом, который очень точно передавал грустную нежность, благородство и доброту Александрины.
Рассказ ученицы.
Она молча, с полузакрытыми глазами сидела у остывшего камина и уже не могла плакать: горе было слишком огромно.
Не прошло и четырех лет, как она, девятнадцатилетняя, скромная и застенчивая Александрина Чернышова, стала женой Никиты Муравьева, которого страстно и нежно полюбила на всю жизнь.
25 декабря 1825 года, спустя 11 дней после разгрома восстания в Петербурге, Муравьева арестовали. Она с помертвевшим лицом, не веря ушам своим, глядела на мужа. Он упал перед ней на колени:
– Прости, что я не сказал тебе всего. Я бесконечно виноват перед тобой!
Александрина, сдерживая рыдания, подняла мужа, прильнула к нему и прошептала:
– Молчи, молчи…, ты ни в чем не виноват, и что бы тебя не ожидало, я всегда буду с тобой, единственный, бесценный мой, я во всем разделю твою судьбу…
На следующий день Александрина помчалась в Петербург, чтобы, сдав двух своих малышек на попечение свекрови, посвятить себя хлопотам о смягчении участи мужа, добиваться разрешения на пребывание вместе с Никитой там, куда он будет выслан.
Тщетно шеф жандармов Бенкендорф пытался отговорить от поездки эту слабенькую по виду женщину, запугивая её предстоящими бедствиями. Но Александрина была готова пожертвовать всем, лишь бы быть с мужем. Вслед за любимым она поехала в Сибирь, в 16 суток прискакала из Москвы в Иркутск. Душа крепкая, любящая поддерживала её слабые силы. Она была общей любимицей всех сосланных декабристов. Свекровь присылала ей деньги и посылки с вещами, большую часть которых Александрина раздавала нуждающимся. А жизнь самой Александрины была невыносимо тяжела. Она пишет отцу: “Одна маленькая комната, сырая и темная, и такая холодная, что мы все мерзнем в теплых сапогах, и в ватных капорах, и колпаках…”. В Чите у Муравьевых родилась девочка, и она была единственной их отрадой. Осенью 1832 года Александрина Григорьевна простудилась и вскоре умерла, ей было 28 лет. Она хотела, чтобы её похоронили в фамильном склепе, но Бенкендорф просьбу родственников отклонил: “Прибытие праха Муравьевой из Сибири может взбудоражить народ, усилить дух возмущения… Мертвые страшнее живых!..”
А вот перед вами портрет Марии Николаевны Волконской с ребенком на руках. Вглядитесь в эти прекрасные черты.
1 ученица: Марии Раевской было 19 лет, когда она встретилась с 36-летним блестящим генералом Волконским. Молодая жена не знала о событиях, произошедших 14 декабря 1825 года на Сенатской площади. В ожидании ребенка она жила в деревне. Сын родился 2 января 1826 года, а через неделю мужа арестовали. Тайно от родных Мария Николаевна обратилась к царю с ходатайством о разрешении следовать за мужем. Царь разрешил.
Волконской первой удалось увидеть осужденных декабристов в руднике. Она спустилась туда, её пропустил часовой:
Рыданиям моим часовой уступил,
Как бога я его просила!..
Нельзя без волнения говорить о её встрече с мужем Сергеем Волконским в темноте, душном руднике:
…где плесень узором
Лежала; где тихо струилась вода
И лужами книзу стекала.
2 ученица:
И вот он увидел, увидел меня!
И руки простер ко мне: “Маша!”
И стал обессиленный словно, вдали…
Два ссыльных его поддержали.
По бледным щекам его слезы стекали,
Простертые руки дрожали…
Душе моей милого голоса звук
Мгновенно послал обновленье,
Отраду, надежду, забвение мук,
Отцовской угрозы забвенье!
И с криком: “Иду!” я бежала бегом,
Рванув неожиданно руку,
По узкой доске над зияющим рвом,
Навстречу призывному звуку…
“Иду”… Посылало мне ласку свою
Улыбкой лицо испитое…
И я подбежала… и душу мою
Наполнило чувство святое.
Я только теперь, в руднике роковом,
Увидев оковы на муже моем,
Вполне поняла его муки,
Он много страдал, и умел он страдать!
Невольно перед ним я склонила
Колени – и, прежде чем мужа обнять,
Оковы к губам приложила.
1 ученица: Почти 30 лет прожила Волконская вместе с мужем на каторге и в ссылке. Об этих годах она написала воспоминания.
На акварельном портрете, выполненном Николаем Бестужевым, Камилла Ле-Дантю , дочь гувернантки – француженки.
Ученица: Шестнадцатилетней девушкой попала она с матерью в богатый дворянский дом генерала Ивашева. Юный сын Ивашева не остался равнодушен к очаровательной девушке. Но разница их общественного положения была так велика, что дочь бедной гувернантки не могла надеяться на брак с наследником родовитой и богатой семьи.
После выступления на Сенатской площади 14 декабря 1825 года Василий Ивашев был осужден на пожизненную каторгу. Камилла долго скрывала свое горе и только весной 1830 года, перенеся тяжелое нервное заболевание, открылась матери. Решение было принято тотчас.
Больших трудов стоило матери Ивашева получать разрешение императора на поездку Камиллы в Сибирь, на совершение брачной церемонии. Наконец преграды преодолены, и осенью 1831 года Камилла прибыла в Петровский Завод, где в то время жили осужденные. Волконская писала об Ивашевой: “Это прекрасное во всех отношениях создание: жениться на ней было большим счастьем для Ивашева”…
В июне 1836 года Ивашевы переехали на поселение в Туринск. Силы молодой женщины к этому времени были уже подорваны.
30 декабря 1839 года Камилла Ивашева скончалась. Ей в ту пору было 36 лет. Василий Петрович так и не смог справиться со своим горем и умер через год после смерти жены.
Сегодня трудно представить себе, чем была Сибирь в те времена: “дно мешка”, “конец света”, “за тридевять земель”. Для самого быстрого курьера – месяц пути. Бездорожье, разливы рек, метели и леденящий душу ужас перед сибирскими каторжниками – убийцами и ворами.
Ученица: Первой – на другой же день – вслед за каторжником – мужем в путь отправилась Екатерина Ивановна Трубецкая . В Красноярске сломалась карета, заболел провожатый. Княгиня продолжает путь одна, в тарантасе. В Иркутске губернатор долго запугивает её, требует – еще раз после столицы! – письменного отречения от всех прав, Трубецкая подписывает его, через несколько дней губернатор объявляет бывшей княгине, что продолжит путь “по канату” вместе с уголовными преступниками. Она соглашается…
Шесть тысяч верст пути позади – и женщина в Благодатском руднике, где муж добывает свинец. Когда Трубецкая сквозь щель тюремного забора увидела мужа в кандалах, в коротком, оборванном и грязном тулупчике, худого и бледного, она упала в обморок. Жизнь Трубецкой была на грани нищеты. Привыкшая к изысканной кухне Трубецкая одно время ела только черный хлеб, запивая квасом. Эта избалованная аристократка ходила в истрепанных башмаках и отморозила себе ноги, так как из своих теплых башмаков сшила шапочку одному из товарищей мужа, чтобы защитить его голову от падающих в шахте обломков породы.
Медленно тянулись в изгнании года. Москва и Петербург становились все более отдаленными воспоминаниями. В 1854 году в Сибири умерла Трубецкая.
Немногие декабристы дожили до амнистии, пришедшей в 1856 году, после 30-летней ссылки. Из 11 женщин, последовавших за мужьями в Сибирь, трое остались здесь навечно. Александрина Муравьева, Камилла Ивашева, Екатерина Трубецкая.
Эта самоотверженность жен декабристов, их душевная сила и привлекли внимание великого русского писателя Николая Алексеевича Некрасова. Он все глубже проникает в недалекое прошлое родной истории, изучает все, что было написано о декабристах, расспрашивает всех, кто может ему что-нибудь о них рассказать и решает писать поэму “Русские женщины”. Он знал, что у сына декабриста Волконского, Михаила Сергеевича, есть “Записки” его матери, и уговорил прочесть ему эти “Записки”.
“В 3 вечера чтение было закончено, – говорил Волконский, – вспоминаю, как при этом Николай Алексеевич по нескольку раз в вечер вскакивал и со словами “довольно, не могу” бежал к камину, садился к нему и, хватаясь руками за голову, плакал, как ребенок”.
С большим подъемом писал он поэму о русских женщинах! Он писал о подвиге, который совершили совсем молодые женщины. Они были избалованы богатством, не привыкли к лишениям, к труду, но это были русские женщины, о которых Некрасов говорил: “в беде не сробеет – спасет”, и когда пришла эта беда, когда надо было решить, как честно и правильно поступить в жизни, ни минуты не колеблясь, пошли они в далекую Сибирь.
– О каких декабристках он рассказал в поэме “Русские женщины”?
/Трубецкой и Волконской/
Как человечески правдивы, волнующи его образы!
Трубецкая и Волконская, как живые, проходят перед нами на страницах поэмы, мы словно слышим их смелые голоса, переживаем вместе с ними их муки и страдания, восхищаемся их твердостью.
II. Анализ эпизода “Встреча княгини Трубецкой с губернатором Иркутска
Дома прочитали главу “Княгиня Трубецкая”.
В начале поэмы “Княгиня Трубецкая” Некрасов рисует точную, хотя и сжатую картину восстания на Сенатской площади.
– Как поэт показывает героизм декабристов, их непреклонность и мужество? (На лицемерные уговоры царя и царских прислужников декабристы отвечают гордым презрением, стойко отражают атаки правительственных войск. “Приспели новые полки…”)
– Поддаются ли восставшие войска лживым уговорам митрополита? (Нет. “Уйди старик! Молись за нас! Тебе здесь дела нет”)
– Что приводит к поражению восставших? (Зверский приказ царя стрелять по восставшим в упор из пушек)
Упоминание о царе никак не могло быть разрешено цензурой, и для печати эту последнюю строчку Некрасову пришлось смягчить: “Раздалось громкое: “Па – ли!”
Создавая образ Трубецкой, Некрасов пользовался скупыми и разрозненными данными. Наиболее существенным источником для него являлись “Записки” Розена.
– С чего начинается поэма? (С описания поездки Трубецкой в Сибирь)
– Что рисуется ей в набегающих в дорожном одиночестве воспоминаниях, в полусне? (Рисуется ей прошлое: блестящая светская жизнь, веселье балов, где она восхищает всех своей красотой, замужество, поездка с мужем за границу, в Италию)
– Но вот Трубецкая очнулась от воспоминаний и грез о былом. Что видит она? (Печальные картины русской действительности).
Некрасов не стремился к зарисовке исторического портрета “декабристок”. Для него “декабристки” – прежде всего передовые русские женщины. Он наделяет своих героинь не только чертами мужества и благородной самоотверженности, но и показывает их горячее сочувствие народу, подчеркивая этим необходимость обращения к народу, от которого декабристы были далеки.
Грезы о былом были не только сладкими, но и тяжелыми, страшными.
– Вспомните описание Трубецкой в тюрьме во время встречи с мужем? (Выразительное чтение диалога).
– Какова Трубецкая в этом эпизоде? (Некрасов изобразил не только ненависть и презрение к царю и светскому обществу, но и готовность Трубецкой к мщению, к борьбе)
Уже два месяца почти.
Бессменно день и ночь в пути.
На диво слаженный возок,
А все конец пути далек!
Княгинин спутник так устал,
Что под Иркутском захворал,
Два дня прождав его, она
Помчалась далее одна…
– Какому событию посвящена 2 часть поэмы? (Встрече княгини и губернатора)
Встреча с иркутским губернатором вырастает в поэме в волнующую драматическую сцену, в которой глубоко рассказывается героический характер русской женщины.
– Что пытается сделать губернатор? (Удержать, показать как опасна поездка в Сибирь, уговорить вернуться обратно)
– Какое будущее рисует Трубецкой Губернатор? (Бесплодна наша сторона, весна короткая, зима длинная /8 месяцев/ люди черствы душой, на воле – одни варнаки /беглые каторжники/ мужа не придется видеть. Губернатор пугает Трубецкую смертью:
Но вы не будете там жить:
Тот климат вас убьет!)
– Боится ли смерти Трубецкая?
(Пусть смерть мне суждена –
Мне нечего жалеть!
Я еду, еду! Я должна
Близ мужа умереть…)
– Что смогла сделать эта хрупкая женщина со страхом смерти?
– А когда губернатор рисует перед ней два пути: Сибирь и Петербург:
Здесь черствый хлеб, тюрьма, позор,
Нужда и вечный гнет.
А там балы, блестящий двор,
Свобода и почет
Какой путь выбирает она? Что заставило её следовать за мужем, отказываясь от светской благополучной жизни? (Заставляет отказаться та бескорыстная любовь к мужу, которой одарила природа этих милых женщин. И, конечно, долг. Как она могла бросить мужа в такие трудные минуты.) Недаром она восклицает:
Нет! Я не жалкая рыба!
Я женщина, жена!
Пускай горька моя судьба –
Я буду ей верна.
Послушаем волнующие строки поэмы. (Звучит запись текста)
Тогда губернатор, чтобы удержать Трубецкую, использует одно из самых сильных на его взгляд средство.
– Что это за средство? (Вы отреченье подписать должны от ваших прав).
– Почему он считал это самым сильным средством? (Нищей стать, женщиной простой сможет не каждая княгиня)
– Княгине кажется эта причина убедительной? (Нет! Цитирование текста)
Но губернатор и после отречения не дает Трубецкой лошадей. Губернатор говорит, что она пойдет по этапу с каторжниками.
– Какой вы видите Трубецкую в эти минуты? (Решительной, она готова отправиться в трудный путь по этапу вместе с каторжниками в цепях)
– А вы заметили, что и губернатор изменился по отношению к Трубецкой? Чем вызвана эта перемена? (Он покорен её самоотверженностью любовью к мужу. “Из – под руки на ус седой скатилася слеза.”. Он не может больше, да и не хочет тиранить эту смелую женщину. Он дает ей лошадей, чтобы Трубецкая продолжила свой путь)
III. Итоги
Княгиня Трубецкая у Некрасова – обобщенный образ, как и другие жены декабристов. Некрасов наделяет их чертами той героической самоотверженности, тем решительным, боевым характером, примеры которого он видел в лучших людях своего времени.
Пленительные образы! Едва ли
В истории какой-нибудь страны
Вы что-нибудь прекраснее встречали,
Их имена забыться не должны!
Они не забыты и сегодня, в этом заслуга Н.А.Некрасова, обессмертившего этих великих женщин в своей поэме.
Эти хрупкие на вид женщины как могли, облегчали положение мужчин. Готовили на всех еду, стирали, обшивали. Они первыми стали на здешних землях сеять просо, ячмень, гречиху, табак, сажать помидоры и даже вишневые деревья. Но самое главное – писали письма на родину, так как самим декабристам это было строжайше запрещено. И жили они вместе с мужьями в казематах.
“Каземат нас соединил вместе, – вспоминал Бестужев,– дал нам опору друг в друге и, наконец, через наших ангелов – спасителей, дам, соединил нас тем миром, от которого навсегда мы были оторваны политической смертью, соединил нас с родными, дал нам охоту жить…, наконец, дал нам материальные средства к существованию и доставил моральную пищу для духовной нашей жизни”.
Эти великие женщины с особой силой скорби шли в заточение со своими мужьями. Боярыни и княгини, сложившие свой сан, титул, но унесшие с собой силу женской души и великой красоты, закалившиеся в огне и в дыму грубой работы. Они служили своим мужьям – князьям, неся и их, и свою “беду”. И мужья, преклоняя колено перед этой новой для них красотой, мужественно несли кару. Они для своих мужей, как поется в романсе Чуевского, были той звездой, самой заветной, самой прекрасной, лучами которой была озарена их каторжная жизнь.
/Звучит романс “Гори, гори, моя звезда…”/
IV. Домашнее задание
Подготовить устный ответ на вопрос: Что меня привлекло в образах /образе/ декабристок.
Некрасов Николай
Русские женщины
Николай Алексеевич Некрасов
Русские женщины
КНЯГИНЯ ТРУБЕЦКАЯ
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Покоен, прочен и легок На диво слаженный возок;
Сам граф-отец не раз, не два Его попробовал сперва.
Шесть лошадей в него впрягли, Фонарь внутри его зажгли.
Сам граф подушки поправлял, Медвежью полость в ноги стлал,
Творя молитву, образок Повесил в правый уголок
И - зарыдал... Княгиня-дочь... Куда-то едет в эту ночь...
Да, рвем мы сердце пополам
Друг другу, но, родной, Скажи, что ж больше делать нам?
Поможешь ли тоской!
Один, кто мог бы нам помочь
Теперь... Прости, прости! Благослови родную дочь
И с миром отпусти!
Бог весть, увидимся ли вновь,
Увы! надежды нет. Прости и знай: твою любовь,
Последний твой завет Я буду помнить глубоко
В далекой стороне... Не плачу я, но нелегко
С тобой расстаться мне!
О, видит бог!... Но долг другой,
И выше и трудней, Меня зовет... Прости, родной!
Напрасных слез не лей! Далек мой путь, тяжел мой путь,
Страшна судьба моя, Но сталью я одела грудь...
Гордись - я дочь твоя!
Прости и ты, мой край родной,
Прости, несчастный край! И ты... о город роковой,
Гнездо царей... прощай! Кто видел Лондон и Париж,
Венецию и Рим, Того ты блеском не прельстишь,
Но был ты мной любим
Счастливо молодость моя
Прошла в стенах твоих, Твои балы любила я,
Катанья с гор крутых, Любила плеск Невы твоей
В вечерней тишине, И эту площадь перед ней
С героем на коне...
Мне не забыть... Потом, потом
Расскажут нашу быль... А ты будь проклят, мрачный дом,
Где первую кадриль Я танцевала... Та рука
Досель мне руку жжет... Ликуй. . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . .?
Покоен, прочен и легок, Катится городом возок.
Вся в черном, мертвенно-бледна, Княгиня едет в нем одна,
А секретарь отца (в крестах, Чтоб наводить дорогой страх)
С прислугой скачет впереди... Свища бичом, крича: "Пади!"
Ямщик столицу миновал... Далек княгине путь лежал,
Была суровая зима... На каждой станции сама
Выходит путница: "Скорей Перепрягайте лошадей!"
И сыплет щедрою рукой Червонцы челяди ямской.
Но труден путь! В двадцатый день Едва приехали в Тюмень,
Еще скакали десять дней, ?Увидим скоро Енисей,
Сказал княгине секретать. Не ездит так и государь!...?
Вперед! Душа полна тоски,
Дорога всJ трудней, Но грезы мирны и легки
Приснилась юность ей. Богатство, блеск! Высокий дом
На берегу Невы, Обита лестница ковром,
Перед подъездом львы, Изящно убран пышный зал,
Огнями весь горит. О радость! нынче детский бал,
Чу! музыка гремит! Ей ленты алые вплели
В две русские косы, Цветы, наряды принесли
Невиданной красы. Пришел папаша - сед, румян,
К гостям ее зовет: ?Ну, Катя! чудо сарафан!
Он всех с ума сведет!? Ей любо, любо без границ.
Кружится перед ней Цветник из милых детских лиц,
Головок и кудрей. Нарядны дети, как цветы,
Нарядней старики: Плюмажи, ленты и кресты,
Со звоном каблуки... Танцует, прыгает дитя,
Не мысля ни о чем, И детство резвое шутя
Проносится... Потом Другое время, бал другой
Ей снится: перед ней Стоит красавец молодой,
Он что-то шепчет ей... Потом опять балы, балы...
Она - хозяйка их, У них сановники, послы,
Весь модный свет у них...
О милый! что ты так угрюм?
Что на сердце твоем?? - Дитя! Мне скучен светский шум, Уйдем скорей, уйдем!
И вот уехала она
С избранником своим. Пред нею чудная страна,
Пред нею - вечный Рим... Ах! чем бы жизнь нам помянуть
Не будь у нас тех дней, Когда, урвавшись как-нибудь
Из родины своей И скучный север миновав,
Примчимся мы на юг. До нас нужды, над нами прав
Ни у кого... Сам-друг Всегда лишь с тем, кто дорог нам,
Живем мы, как хотим; Сегодня смотрим древний храм,
А завтра посетим Дворец, развалины, музей..
Как весело притом Делиться мыслию своей
С любимым существом!
Под обаяньем красоты,
Во власти строгих дум, По Ватикану бродишь ты,
Подавлен и угрюм; Отжившим миром окружен,
Не помнишь о живом. Зато как странно поражен
Ты в первый миг потом, Когда, покинув Ватикан,
Вернешься в мир живой, Где ржет осел, шумит фонтан,
Поет мастеровой; Торговля бойкая кипит,
Кричат на все лады: ?Кораллов! раковин! улит!
Мороженой воды!? Танцует, ест, дерется голь,
Довольная собой, И косу черную как смоль
Римлянке молодой Старуха чешет... Жарок день,
Несносен черни гам, Где нам найти покой и тень?
Заходим в первый храм.
Не слышен здесь житейский шум,
Прохлада, тишина И полусумрак... Строгих дум
Опять душа полна. Святых и ангелов толпой
Вверху украшен храм, Порфир и яшма под ногой,
И мрамор по стенам...
Как сладко слушать моря шум!
Сидишь по часу нем; Неугнетенный, бодрый ум
Работает меж тем... До солнца горною тропой
Взберешься высоко Какое утро пред тобой!
Как дышится легко! Но жарче, жарче южный день,
На зелени долин Росинки нет... Уйдем под тень
Зонтообразных пинн...
Княгине памятны те дни
Прогулок и бесед, В душе оставили они
Неизгладимый след. Но не вернуть ей дней былых,
Тех дней надежд и грез, Как не вернуть потом о них
Пролитых ею слез!..
Исчезли радужные сны,
Пред нею ряд картин Забитой, загнанной страны:2
Суровый господин И жалкий труженик-мужик
С понурой головой... Как первый властвовать привык,
Как рабствует второй! Ей снятся группы беняков
На нивах, на лугах, Ей снятся стоны бурлаков
На волжских берегах... Наивным ужасом полна,
Она не ест, не спит, Засыпать спутника она
Вопросами спешит: ?Скажи, ужель весь край таков? Довольства тени нет?..? - Ты в царстве нищих и рабов! Короткий был ответ...
Она проснулась - в руку сон!
Чу, слышен впереди Печальный звон - кандальный звон!
Эй, кучер, погоди!? То ссыльных партия идет,
Больней заныла грудь, Княгиня деньги им дает,
Спасибо, добрый путь!? Ей долго, долго лица их
Мерещатся потом, И не прогнать ей дум своих,
Не позабыться сном! ?И та здесь партия была... Да... нет других путей... Но след их вьюга замела. Скорей, ямщик, скорей!..?
Мороз сильней, пустынней путь,
Чем дале на восток; На триста верст какой-нибудь
Убогий городок, Зато как радостно глядишь
На темный ряд домов, Но где же люди? Всюду тишь,
Не слышно даже псов. Под кровлю всех загнал мороз,
Чаек от скуки пьют. Прошел солдат, проехал воз,
Куранты где-то бьют. Замерзли окна... огонек
В одном чуть-чуть мелькнул... Собор... на выезде острог...
Ямщик кнутом махнул: ?Эй вы!? - и нет уж городка,
Последний дом исчез... Направо - горы и река,
Налево - темный лес...
Кипит больной, усталый ум,
Бессонный до утра, Тоскует сердце. Смена дум
Мучительно быстра; Княгиня видит то друзей,
То мрачную тюрьму, И тут же думается ей
Бог знает почему, Что небо звездное - песком
Посыпанный листок, А месяц - красным сургучом
Оттистнутый кружок...
Пропали горы; началась
Равнина без конца. Еще мертвей! Не встретит глаз
Живого деревца. ?А вот и тундра!? - говорит
Ямщик, бурят степной. Княгиня пристально глядит
И думает с тоской: Сюда-то жадный человек
За золотом идет! Оно лежит по руслам рек,
Оно на дне болот. Трудна добыча на реке,
Болота страшны в зной, Но хуже, хуже в руднике,
Глубоко под землей!.. Там гробовая тишина,
Там безрассветный мрак... Зачем, проклятая страна,
Нашел тебя Ермак?..
Чредой спустилась ночи мгла,
Опять взошла луна. Княгиня долго не спала,
Тяжелых дум полна... Уснула... Башня снится ей...
Она вверху стоит; Знакомый город перед ней
Волнуется, шумит; К обширной площади бегут3
Несметные толпы: Чиновный люд, торговый люд,
Разносчики, попы; Пестреют шляпки, бархат, шелк,
Тулупы, армяки... Стоял уж там какой-то полк,4
Пришли еще полки, Побольше тысячи солдат Сошлось. Они "ура!" кричат,
Они чего-то ждут... Народ галдел, народ зевал, Едва ли сотый понимал,
Что делается тут... Зато посмеивался в ус,
Лукаво щуря взор, Знакомый с бурями француз,
Столичный куафер...
Приспели новые полки:
Сдавайтесь!? - тем кричат. Ответ им - пули и штыки,
Сдаваться не хотят. Какой-то бравый генерал, Влетев в каре, грозиться стал
С коня снесли его. Другой приблизился к рядам: ?Прощенье царь дарует вам!?
Убили и того.
Явился сам митрополит
С хоругвями, с крестом: ?Покайтесь, братия! - гласит,
Падите пред царем!? Солдаты слушали, крестясь,
Но дружен был ответ: - Уйди, старик! молись за нас! Тебе здесь дела нет...
Тогда-то пушки навели, Сам царь скомандовал: "Па-ли!.." ?...О, милый! Жив ли ты?? Княгиня, память потеряв, Вперед рванулась и стремглав
» (1872, № 4 и 1873, том 206).
Энциклопедичный YouTube
1 / 5
✪ Русские ЖЕНЩИНЫ. Николай Некрасов
✪ Н.А.Некрасов. Поэма «Русские женщины»,«Княгиня Трубецкая»| Русская литература 7 класс #21 | Инфоурок
✪ Краткий пересказ Н. Некрасов Княгиня Трубецкая
✪ Русские женщины краткое содержание (Н.А. Некрасов). 7 класс
✪ "Русские женщины" Некрасов Николай Алексеевич
Субтитры
Друзья, если у вас нет возможности читать поэму Николая Некрасова «Русские женщины», смотрите это видео. Это история о двух жёнах декабристов, которые последовали в Сибирь за своими мужьями- заговорщиками. Поэма состоит из двух частей. Первая – о княгине Екатерине Трубецкой. Вторая – о княгине Марии Волконской. Написал поэму Некрасов в 1872 году. Сначала называлась «Декабристки». Итак… Зимней ночью 1826 года граф-отец помогал собирать вещи своей дочери Екатерине Трубецкой. Этой ночью она уезжала далеко-далеко – в Сибирь. Дочка понимала, что вряд ли ещё когда-нибудь увидит отца. Она прощалась даже со своим родным и любимым Петербургом. Ехала долго – около двух месяцев. В дороге княгине снились её юность, балы, знатные гости в их доме, муж, поездка с ним в Италию. В общем, снилась прежняя богатая беззаботная жизнь. А в действительности перед нею было царство нищих и рабов. Чем дальше на Восток, тем становилось холодней. Проезжали какой-то убогий городок, в котором все жители от мороза по домам попрятались. Снилось княгине декабрьское восстание. То, как государь помиловал его участников и сослал их в Сибирь. То, как она приходила на свидание к арестованному мужу. Проснулась. Слева – тёмный лес, справа – Енисей, а в лесу воет голодный волк. Через два месяца пути княгиня приехала в Иркутск. Её встретил губернатор города. Княгиня хотела сразу же ехать дальше, но губернатор попросил её остаться, передохнуть с дороги. - Там ещё ехать 800 вёрст, - сказал он. – И дорога ужасная. А я вот 7 лет у вашего отца служил. Готов вам помочь. - Супер. Мне нужны свежие лошади. - Понимаете, тут бумага пришла. Сверху. Вам нужно вернуться. К отцу. Он очень переживает. - Я еду к мужу. Это мой долг. Тогда губернатор начал описывать все ужасы жизни в Сибири: длинная зима, вокруг одни уголовники, жить будете в общей казарме, из еды – хлеб и квас. - Никто вас не будет жалеть. Если муж накосячил – пусть отвечает. А вам зачем мучиться? - Я готова к этому, - ответила княгиня. – Живут же там люди. Значит и я смогу. А если умру – так умру рядом с мужем. - Да это вы сейчас так говорите. Поймите же, что вашему мужу одному будет легче, чем когда он будет видеть вас в тех условиях. А в Петербурге балы, жизнь, встретите другого мужчину. Губернатор умолял её не ехать, но княгиня была непреклонной. - Ладно, - сказал губернатор. – Знайте, что если поедете к мужу, то лишитесь всего. Придётся отречься от своих прав: от дворянства, от наследства. - Где подписать отречение? – спросила княгиня. Через пять дней губернатор сказал, что лошадей ей не даст. И что если она хочет ехать к мужу, то её поведут по этапу вместе с конвоем. В Нерчинск придёт только весной. Ведь каторжники идут медленно. Наконец губернатор не выдержал. Сказал, что у него был приказ царя не пускать её к мужу. - Я сделал всё, что смог, чтобы вас отговорить. Я дам вам лошадей. Через три дня вы увидите своего мужа. Старая женщина княгиня Мария Николаевна Волконская (девичья фамилия Раевская) пишет историю своей жизни для внуков. Чтобы они, когда вырастут, смогли прочитать и всё понять. - Родилась я под Киевом в тихой деревне. Наш род был богатым и древним. Я была любимой дочерью. Мой отец был военным. Прославился в битве с Наполеоном. После военных походов он медленно угасал в нашей усадьбе. Моим обучением занималась гувернантка из Англии. Отец устраивал пиры, к нам приезжали его друзья-генералы. Я тогда была первой красавицей. Все парни желали моего расположения. Жениха мне нашёл отец – мужчину, который воевал, которому сам государь присвоил звание генерала. Его звали Сергей Волконский. Возражать отцу я не смела, и через две недели мы поженились. Мужа постоянно не было дома – в служебных разъездах. Поэтому мы почти не виделись. Я заболела и поехала в Одессу. Там провела целое лето, зимой приехал муж. Как-то ночью он меня разбудил и сказал растопить камин. В нём он жёг какие-то бумаги. А утром мы уехали. Сергей привёз меня к отцу в усадьбу, а сам снова куда-то уехал. Он был встревожен. Мне ни о чём не рассказывал. Отец меня успокаивал. Говорил, что муж скоро вернётся – работа у него такая. А я в это время уже беременной была. О муже ничего не знала. Он даже писем не писал. Чувствовала, что с ним что-то нехорошее произошло. Родные от меня что-то скрывали, даже газет не давали читать. И уже только из приговора я узнала, что Сергей был заговорщиком. Он готовил государственный переворот. Сначала я не могла понять, почему он мне ничего не сказал. А потом поняла. Я ведь тогда была беременной, и он не хотел, чтобы я волновалась. Уже тогда я решила, что поеду за ним в Сибирь. Поехала к мужу на свидание в тюрьму. Когда увидела его, то поняла, как сильно я его люблю. Родня Сергея умоляла императора наказать его помягче, но нет – Сергея отправили в Сибирь. Вся моя семья восстала, когда я сказала, что поеду вслед за мужем. Отец просил подумать о новорождённом сыне, о себе, о нём с мамой. - Это я виноват, - говорил отец. – Не нужно было тебя знакомить с ним. Ночью я задумалась о том, что всю мою жизнь решения принимали за меня. Я даже замуж выходила по решению отца. И так все 20 лет. Наутро я сказала, что сына оставлю родителям – они его воспитают. Я была уверена, что сын, когда вырастет, поймёт меня. А если бы я осталась, то он укорял бы меня за то, что я отца оставила самого. Я написала письмо государю, в котором сообщила о своём желании поехать к мужу. Он мне ответил. Написал, что восхищается моим поступком, хоть и не одобряет его. Я собралась за три дня. Родные до последнего не верили, что я поеду. Последнюю ночь я провела с сыном. Утром попросила сестру стать для него матерью. Я обняла маму, сестру, поцеловала братьев. А отец на прощанье сказал, чтобы я через год вернулась. Иначе он проклянёт меня. Вот на такой «позитивной ноте» я уехала из родного дома. Это было в конце декабря. Через 3 дня я приехала в Москву к Зинаиде (родственнице мужа). Она меня поддержала. Организовала вечеринку. Тогда в Москве следили за попыткой восстания. Даже такая шутка была, что в Европе восстание поднимают сапожники, чтобы стать баринами, а в России знать поднялась. Наверное, в сапожники захотела. В Москве я стала «героиней дня». Все поприезжали, чтобы на меня посмотреть. Все восхищались мной. Даже Пушкин приехал. Мы уже с ним ранее были знакомы. Когда-то в Крыму он жил в нашем доме. Мне тогда было лет 16. И он был в меня влюблён. Хотя, в кого Александр только не был влюблён. В этот вечер мы с ним много общались. Он переживал за меня. Утешал тем, что гнев царя не может быть вечным. Выехала я перед самым Новым годом. Мне было грустно, но это был мой выбор. И вот мы едем-едем, долго едем. Попали в метель – даже дороги не было не видно. Ямщик сказал, что нужно где-то переночевать, а уже утром ехать дальше. Ну вот мы и остановились у лесников в их хижине. На ночь они камнями двери привалили, чтобы медведи не зашли. Утром мы поехали дальше. И так ехали три недели. В одной харчевне какой-то солдат сказал, что видел заговорщиков в Благодатском руднике – живы-здоровы. Дальнейшая дорога была тяжёлой – холодно, голодно, страшно. Когда оказалась в Нерчинске, то встретилась с княгиней Трубецкой. Боже, как мы были рады друг другу. Ямщик, который вёз нас двоих, рассказывал, что он возил и мужей наших. Говорил, что они даже шутили. Значит, у них всё не так уж плохо. Мы приехали в деревню. Я увидела кирпичный дом с решётками. Мне сказали, что сейчас заключенных увели работать. Местные детишки провели меня к тому руднику. Я попросила часового, чтобы он разрешил мне попасть внутрь. Он пустил. Я пошла со свечкой в темноте, пока меня не окликнул дежурный. Тогда я загасила свечку и побежала вперёд. Увидела свет, где в шахте работали декабристы. Первым меня узнал Трубецкой. Были там и другие офицеры, которых я знала. При виде меня они плакали. Трубецкому я сказала, что его Катя тоже здесь. А другим передала письма от родных. И наконец появился мой Сергей. Он плакал, его руки дрожали. Я подошла к нему, опустилась на колени и поцеловала его оковы. Сразу все работы в руднике прекратились. Все глазели на нас. Подошёл смотритель и сказал, что мне нельзя здесь находиться. Муж на прощанье на французском сказал мне, что мы увидимся с ним в тюрьме. На этом всё, друзья!
«Княгиня Трубецкая»
Действие поэмы, посвящённой княгине Трубецкой, начинается в момент прощания Екатерины Ивановны с отцом. Граф Лаваль , расставаясь с дочерью, не может сдержать слёз. В пути княгиня вспоминает стоящий на берегу высокий дом, где прошло её детство, балы и праздники, встречу с избранником. Выйдя замуж за князя Трубецкого , она становится хозяйкой великосветских приёмов, на которых присутствуют послы и сановники. Затем Трубецкие уезжают за границу; то ли во сне, то ли в памяти Екатерины Ивановны всплывают картины прежней жизни, когда они с мужем посещали дворцы и музеи, вечерами слушали плеск моря.
Через два месяца Екатерина Ивановна добирается до Иркутска , где её встречает сам губернатор. Княгиня ждёт, когда ей приготовят свежий экипаж; губернатор настоятельно просит её задержаться. Во время разговора он сообщает, что знако́м с графом Лавалем, после чего предлагает Екатерине Ивановне вернуться домой. Губернатор напоминает, что в тех краях, куда направляется Трубецкая, её будут окружать пять тысяч озлобленных каторжников, непрекращающиеся драки и разбой, короткое удушливое лето и долгая, длящаяся восемь месяцев зима.
Видя, что княгиня, несмотря ни на что, готова разделить участь своего мужа, губернатор приводит последний довод: если она поедет дальше, то лишится и дворянского титула, и прав на наследство. В этом случае к нерчинским рудникам она пойдёт по этапу под присмотром казаков. Услышав, что женщина готова двигаться вперёд даже с партией каторжников, губернатор признаётся, что получил приказ напугать как можно сильнее. Когда он понял, что никакие преграды её не остановят, то велел заложить для Трубецкой экипаж и пообещал лично доставить её к месту ссылки Сергея Петровича.
«Княгиня М. Н. Волконская»
Поэма представляет собой записки княгини Волконской, адресованные внукам. Воспоминания начинаются с рассказа о киевском детстве героини. Мария Раевская с юных лет была окружена поклонниками, однако когда настало время выбора, она прислушалась к советам отца - генерала Раевского - и согласилась стать женой князя Волконского , с которым была едва знакома.
Однажды ночью княгиню разбудил муж, попросивший срочно разжечь камин. Не задавая лишних вопросов, Мария Николаевна принялась вместе с Сергеем Григорьевичем сжигать бумаги и документы, лежавшие в ящиках стола. Затем князь отвёз жену в отцовскую усадьбу и уехал. Родные успокаивали взволнованную женщину, объясняли, что в жизни генерала бывают и дальние походы, и тайные поручения; ей же, ожидающей первенца, надлежит думать о себе и будущем ребёнке.
Близкие, оберегая Марию Николаевну, долго не решались сообщить ей о том, что Сергей арестован и приговорён к каторжным работам. Когда княгиня узнала о приговоре и объявила о своём решении ехать к мужу в Сибирь, родители и братья пытались её остановить. Тяжелее всего было расставаться с маленьким сыном; ночь перед отъездом Мария Николаевна провела с ребёнком, у которого просила прощения за вынужденную разлуку. В пути Мария Николаевна навестила родственницу - Зинаиду Волконскую . Та поддержала Трубецкую в её «роковой решимости». Вечером в московский дом Зинаиды Волконской съехались гости. Среди них был и Пушкин , которого Мария Николаевна знала с отроческих лет. Поэт пожелал княгине терпения, сил и здоровья. Затем была долгая дорога, завершившаяся встречей с мужем. Прежде чем обнять Сергея, княгиня опустилась на колени и приложила к губам его оковы.
История создания
Созданию поэмы предшествовало знакомство Некрасова с сыном Сергея и Марии Волконских - Михаилом Сергеевичем , родившимся на Петровском заводе . Во время совместной охоты поэт расспрашивал Михаила Сергеевича о жизни декабристов в Забайкалье ; тот, стараясь не касаться политической подоплёки, рассказывал о быте и нравах тех мест, где он вырос. Воспоминания Михаила Волконского, как и «Записки декабриста» Андрея Розена , были использованы в некрасовской поэме «Дедушка» (1870) .
Выход «Дедушки» не погасил интереса поэта к теме русских женщин, добровольно последовавших за мужьями в Сибирь. Зимой 1871 года он приступил к сбору и детальному изучению доступных исторических материалов; лето провёл в Карабихе , работая над первой частью поэмы , которая в черновиках имела название «Декабристки» . Основные проблемы, обозначенные поэтом уже после завершения «Княгини Трубецкой», были связаны, во-первых, с преодолением цензурных барьеров, «повелевающих касаться предмета только сторонкою»; во-вторых, «с крайней неподатливостью русских аристократов на сообщение фактов». Отсутствие фактов по делу Екатерины Трубецкой компенсировалось воображением автора, который «ясно представлял себе и отъезд Трубецкой, и бесконечно долгий зимний путь» .
Лето следующего, 1872 года, Некрасов посвятил работе над второй частью. Если образ Екатерины Трубецкой из-за скудности найденного материала получился, по мнению исследователей, «весьма далёким от реального» , то характер Марии Волконской создавался на основе тех записок княгини, что хранились в доме её сына Михаила Сергеевича. Об этих воспоминаниях поэт узнал случайно; после долгих уговоров Михаил Волконский согласился прочитать их вслух, поставив в качестве обязательного условия познакомить его с предварительным - допечатным - вариантом будущей поэмы . Воспоминания были написаны по-французски. Сын декабриста, читавший и переводивший их в течение нескольких вечеров, впоследствии рассказывал о реакции Некрасова на некоторые эпизоды :
Интерес поэта к теме декабристок был настолько сильным, что после публикации первых двух частей он планировал приступить к третьей: в черновиках Некрасова, датированных мартом 1873 года, был найден план нового произведения с главной героиней Александрой Григорьевной Муравьёвой , скончавшейся на Петровском Заводе в 1832 году. Этот замысел остался неосуществлённым .
Отзывы и рецензии
Поэма вызвала разноречивые отклики. Так, Михаил Сергеевич Волконский, познакомивший с «Княгиней Трубецкой» в корректорской версии, нашёл «характер героини сильно изменённым по сравнению с оригиналом». Внеся по его просьбе некоторые коррективы в текст, автор тем не менее отказался удалить из поэмы те эпизоды, которые ему казались важными . Отправляя произведение в «Отечественные записки», Некрасов сопроводил рукопись ремаркой, что слишком поздно узнал о присутствующих в поэме фактических неточностях, однако для него главное - чтобы «не было неверности существенной» .
Те же самые претензии - отсутствие достоверности - прозвучали после выхода второй части от сестры княгини Волконской - Софьи Николаевны Раевской , выразившей недовольство тем, что «рассказ, который он [автор] вкладывает в уста моей сестры, был бы вполне уместен в устах какой-нибудь мужички» . Достаточно резкие отзывы о «Русских женщинах» прозвучали со страниц «Санкт-Петербургских ведомостей » (1873, № 27) и «Русского мира » (1873, № 46) .
Однако общий настрой прессы и читателей был благожелательный. В одном из писем брату Некрасов сообщил, что «Княгиня Волконская» имеет невиданный успех, «какого не имело ни одно из моих прежних писаний» . Литературный критик Александр Скабичевский через несколько лет после выхода обеих частей поэмы признавался :
Художественные особенности
Первая часть
«Княгиня Трубецкая», написанная «быстрым, напряжённым ямбом » , состоит из двух частей. Первая повествует о прощании героини с отцом, а также представляет собой череду воспоминаний о детстве, юности, балах, замужестве, путешествиях. Во второй части героиня, добравшаяся до Иркутска, демонстрирует волю и характер в противостоянии с губернатором . «Княгиня Трубецкая» создана методом «смежного изображения снов и яви»: во время долгой дороги Екатерина Ивановна то грезит наяву, то вновь погружается в сон, неотличимый от яви . По словам литературоведа Николая Скатова , фрагментарное строение первой части, являющейся «сплавом чередующихся картин» (реалистические воспоминания о жизни в Италии или восстании на Сенатской площади внезапно обрываются, переходя в романтические видения), применено автором сознательно: подобный калейдоскоп должен показать, что «героиня охвачена одним всепоглощающим порывом» .
При создании образа Трубецкой Некрасов руководствовался теми сведениями, которые ему удалось почерпнуть из воспоминаний людей, знавших княгиню, а также из «Записок декабриста» Розена, рассказывавшего, что местное начальство получило специальное предписание использовать все возможности для «удержания жён государственных преступников от следования за мужьями» :
Он [губернатор] решился употребить последнее средство, уговаривал, упрашивал и, увидев все доводы и убеждения отринутыми, объявил, что не может иначе отправить её к мужу, как пешком с партией ссыльных по канату и по этапам. Она спокойно согласилась на это; тогда губернатор заплакал и сказал: «Вы поедете».
Вторая часть
В «Княгине М. Н. Волконской» ямб сменяется «спокойным, разговорным амфибрахием »; темп и интонация тоже ломаются, переходя в лирическое повествование от первого лица. Здесь уже нет отрывочных впечатлений; всё действие представляет собой «семейные воспоминания» с точным соблюдением хронологии: детские годы, гордость за отца и фамилию, воспитание, выход в свет, замужество . В «Княгине М. Н. Волконской» автор неукоснительно следует композиции записок Марии Николаевны, сохранившихся в доме Михаила Сергеевича Волконского. Сами воспоминания достаточно подробно рассказывают о пребывании декабристов и их жён в Сибири, однако Некрасов взял из них лишь ту часть, в которой княгиня добирается до Нерчинска .
Тот факт, что в финале «Княгини Волконской» происходит встреча Волконской с Трубецкой и наконец свидание обеих с ссыльными, придаёт сюжетную завершённость обеим поэмам и произведению в целом .
Образ Пушкина в поэме
Пушкина автор включает в действие второй части «Русских женщин» дважды. Вначале его образ возникает в тех воспоминаниях княгини Волконской, что относятся к беспечному периоду «проказ и кокетства». В ту пору поэт жил в доме генерала Раевского в Юрзуфе , затем вместе с его семьёй перебрался в Крым , где много общался с пятнадцатилетней Марией. Второй раз Пушкин появляется в поэме при драматических обстоятельствах: он приходит в салон к Зинаиде Волконской, чтобы проститься с уезжающей в Сибирь княгиней и дать ей напутствие в дорогу .
Обращаясь к Марии Николаевне, поэт произносит монолог, в котором напрочь отказывается от знакомого многим «привычного насмешливого тона»; в разговоре с Волконской он выступает как гуманист и радетель свободы, восхищающийся поступком княгини: «Поверьте, душевной такой чистоты / Не стоит сей свет ненавистный! / Блажен, кто меняет его суеты / На подвиг любви бескорыстной!» По мнению автора монографии «Мастерство Некрасова » Корнея Чуковского , адресованные Марии Николаевне слова Александра Сергеевича перекликаются со строфой из шестой главы «Евгения Онегина », не вошедшей в итоговую редакцию: «Среди бездушных гордецов, / Среди блистательных глупцов…/ В сем омуте, где с вами я / Купаюсь, милые друзья» . Пушкинское напутствие в «Русских женщинах», согласно замыслу Некрасова, должно было завершиться словами :
Это четверостишие было изъято цензурой и не включалось в текст «Русских женщин» вплоть до 1949 года. Речь в нём идёт о юной Наталии Долгоруковой (Шереметевой), которая, став женой князя Ивана Долгорукова , через несколько дней после венчания отправилась вслед за мужем в ссылку в Берёзово . Отметив, что образ княгини Волконской близок характеру Наталии Долгоруковой, Чуковский уточнил, что в воспоминаниях Марии Николаевны рассказывается о Пушкине более сдержанно, чем в поэме; согласно её запискам, во время встречи в салоне Зинаиды Волконской поэт сообщил, что планирует завершить «Историю Пугачёва », а затем отправиться «в Нерчинские рудники просить пристанища» . Однако до Нерчинска он не добрался .
1
КНЯГИНЯ ТРУБЕЦКАЯ
(1826 год)
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Покоен, прочен и легок
На диво слаженный возок;
Сам граф-отец не раз, не два
Его попробовал сперва.
Шесть лошадей в него впрягли,
Фонарь внутри его зажгли.
Сам граф подушки поправлял,
Медвежью полость в ноги стлал,
Творя молитву, образок
Повесил в правый уголок
И — зарыдал… Княгиня-дочь
Куда-то едет в эту ночь…
«Да, рвем мы сердце пополам
Друг другу, но, родной,
Скажи, что ж больше делать нам?
Поможешь ли тоской!
Один, кто мог бы нам помочь
Теперь… Прости, прости!
Благослови родную дочь
И с миром отпусти!
Бог весть, увидимся ли вновь,
Увы! надежды нет.
Прости и знай: твою любовь,
Последний твой завет
Я буду помнить глубоко
В далекой стороне…
Не плачу я, но не легко
С тобой расстаться мне!
О, видит бог!.. Но долг другой,
И выше и трудней,
Меня зовет… Прости, родной!
Напрасных слез не лей!
Далек мой путь, тяжел мой путь,
Страшна судьба моя,
Но сталью я одела грудь…
Гордись — я дочь твоя!
Прости и ты, мой край родной,
Прости, несчастный край!
И ты… о город роковой,
Гнездо царей… прощай!
Кто видел Лондон и Париж,
Венецию и Рим,
Того ты блеском не прельстишь,
Но был ты мной любим —
Счастливо молодость моя
Прошла в стенах твоих,
Твои балы любила я,
Катанья с гор крутых,
Любила блеск Невы твоей
В вечерней тишине,
И эту площадь перед ней
С героем на коне…
Покоен, прочен и легок,
Катится городом возок.
Вся в черном, мертвенно бледна,
Княгиня едет в нем одна,
А секретарь отца (в крестах,
Чтоб наводить дорогой страх)
С прислугой скачет впереди…
Свища бичом, крича: «Пади!»
Ямщик столицу миновал….
Далек княгине путь лежал,
Была суровая зима…
На каждой станции сама
Выходит путница: «Скорей
Перепрягайте лошадей!»
И сыплет щедрою рукой
Червонцы челяди ямской.
Но труден путь! В двадцатый день
Едва приехали в Тюмень,
Еще скакали десять дней,
«Увидим скоро Енисей, —
Сказал княгине секретарь, —
Не ездит так и государь!..»
пышный зал,
Огнями весь горит.
О радость! нынче детский бал,
Чу! музыка гремит!
Ей ленты алые вплели
В две русые косы,
Цветы, наряды принесли
Невиданной красы.
Пришел папаша — сед, румян,-
К гостям ее зовет.
«Ну, Катя! чудо сарафан!
Он всех с ума сведет!»
Ей любо, любо без границ.
Кружится перед ней
Цветник из милых детских лиц,
Головок и кудрей.
Нарядны дети, как цветы,
Нарядней старики:
Плюмажи, ленты и кресты,
Со звоном каблуки…
Танцует, прыгает дитя,
Не мысля ни о чем,
И детство резвое шутя
Проносится… Потом
Другое время, бал другой
Ей снится: перед ней
Стоит красавец молодой,
Он что-то шепчет ей…
Потом опять балы, балы…
Она — хозяйка их,
У них сановники, послы,
Весь модный свет у них…
«О милый! что ты так угрюм?
Что на сердце твоем?»
— «Дитя! мне скучен светский шум,
Уйдем скорей, уйдем!»
север миновав,
Примчимся мы на юг.
До нас нужды, над нами прав
Ни у кого… Сам-друг
Всегда лишь с тем, кто дорог нам,
Живем мы, как хотим;
Сегодня смотрим древний храм,
А завтра посетим
Дворец, развалины, музей…
Как весело притом
Делиться мыслию своей
С любимым существом!
Ватикан,
Вернешься в мир живой,
Где ржет осел, шумит фонтан,
Поет мастеровой;
Торговля бойкая кипит,
Кричат на все лады:
«Кораллов! раковин! улит!
Мороженой воды!»
Танцует, ест, дерется голь,
Довольная собой,
И косу черную как смоль
Римлянке молодой
Старуха чешет… Жарок день,
Несносен черни гам,
Где нам найти покой и тень?
Заходим в первый храм.
Не слышен здесь житейский шум,
Прохлада, тишина
И полусумрак… Строгих дум
Опять душа полна.
Святых и ангелов толпой
Вверху украшен храм,
Порфир и яшма под ногой
И мрамор по стенам…
Как сладко слушать моря шум!
Сидишь по часу нем,
Неугнетенный, бодрый ум
Работает меж тем….
До солнца горною тропой
Взберешься высоко —
Какое утро пред тобой!
Как дышится легко!
Но жарче, жарче южный день,
На зелени долин
Росинки нет… Уйдем под тень
Зонтообразных пинн…
Княгине памятны те дни
Прогулок и бесед,
В душе оставили они
Неизгладимый след.
Но не вернуть ей дней былых,
Тех дней надежд и грез,
Как не вернуть потом о них
Пролитых ею слез!..
Исчезли радужные сны,
Пред нею ряд картин
Забитой, загнанной страны:
Суровый господин
И жалкий труженик-мужик
С понурой головой…
Как первый властвовать привык!
Как рабствует второй!
Ей снятся группы бедняков
На нивах, на лугах,
Ей снятся стоны бурлаков
На волжских берегах…
Наивным ужасом полна,
Она не ест, не спит,
Засыпать спутника она
Вопросами спешит:
«Скажи, ужель весь край таков?
Довольства тени нет?..»
— «Ты в царстве нищих и рабов!» —
Короткий был ответ…
Она проснулась — в руку сон!
Чу, слышен впереди
Печальный звон — кандальный звон!
«Эй, кучер, погоди!»
То ссыльных партия идет,
Больней заныла грудь.
Княгиня деньги им дает,-
«Спасибо, добрый путь!»
Ей долго, долго лица их
Мерещатся потом,
И не прогнать ей дум своих,
Не позабыться сном!
«И та здесь партия была…
Да… нет других путей…
Но след их вьюга замела.
Скорей, ямщик, скорей!..»
Мороз сильней, пустынней путь,
Чем дале на восток;
На триста верст какой-нибудь
Убогий городок,
Зато как радостно глядишь
На темный ряд домов,
Но где же люди? Всюду тишь,
Не слышно даже псов.
Под кровлю всех загнал мороз,
Чаек от скуки пьют.
Прошел солдат, проехал воз,
Куранты где-то бьют.
Замерзли окна… огонек
В одном чуть-чуть мелькнул…
Собор… на выезде острог…
Ямщик кнутом махнул:
«Эй вы!» — и нет уж городка,
Последний дом исчез…
Направо — горы и река,
Налево темный лес…
Кипит больной, усталый ум,
Бессонный до утра,
Тоскует сердце. Смена дум
Мучительно быстра:
Княгиня видит то друзей,
То мрачную тюрьму,
И тут же думается ей —
Бог знает почему,-
Что небо звездное — песком
Посыпанный листок,
А месяц — красным сургучом
Оттиснутый кружок…
Пропали горы; началась
Равнина без конца.
Еще мертвей! Не встретит глаз
Живого деревца.
«А вот и тундра!» — говорит
Ямщик, бурят степной.
Княгиня пристально глядит
И думает с тоской:
Сюда-то жадный человек
За золотом идет!
Оно лежит по руслам рек,
Оно на дне болот.
Трудна добыча на реке,
Болота страшны в зной,
Но хуже, хуже в руднике,
Глубоко под землей!..
Там гробовая тишина,
Там безрассветный мрак…
Зачем, проклятая страна,
Нашел тебя Ермак?..
площади бегут
Несметные толпы:
Чиновный люд, торговый люд,
Разносчики, попы;
Пестреют шляпки, бархат, шелк,
Тулупы, армяки…
Стоял уж там какой-то полк,
Пришли еще полки,
Побольше тысячи солдат
Сошлось. Они «ура!» кричат,
Они чего-то ждут…
Народ галдел, народ зевал,
Едва ли сотый понимал,
Что делается тут…
Зато посмеивался в ус,
Лукаво щуря взор,
Знакомый с бурями француз,
Столичный куафер…
Приспели новые полки:
«Сдавайтесь!»- тем кричат.
Ответ им — пули и штыки,
Сдаваться не хотят.
Какой-то бравый генерал,
Влетев в каре, грозиться стал —
С коня снесли его.
Другой приблизился к рядам:
«Прощенье царь дарует вам!»
Убили и того.
Явился сам митрополит
С хоругвями, с крестом:
«Покайтесь, братия! — гласит, —
Падите пред царем!»
Солдаты слушали, крестясь,
Но дружен был ответ:
«Уйди, старик! молись за нас!
Тебе здесь дела нет…»
Тогда-то пушки навели,
Сам царь скомандовал: «па-ли!..»
Картечь свистит, ядро ревет,
Рядами валится народ…
«О, милый! жив ли ты?..»
Княгиня, память потеряв,
Вперед рванулась и стремглав
Упала с высоты!
Пред нею длинный и сырой
Подземный коридор,
У каждой двери часовой,
Все двери на запор.
Прибою волн подобный плеск
Снаружи слышен ей;
Внутри — бряцанье, ружей блеск
При свете фонарей;
Да отдаленный шум шагов
И долгий гул от них,
Да перекрестный бой часов,
Да крики часовых…
С ключами, старый и седой,
Усатый инвалид.
«Иди, печальница, за мной! —
Ей тихо говорит. —
Я проведу тебя к нему,
Он жив и невредим…»
Она доверилась ему,
Она пошла за ним…
мстить!
Достанет мужества в груди,
Готовность горяча,
Просить ли надо?..» — «Не ходи,
Не тронешь палача!»
— «О милый! Что сказал ты? Слов
Не слышу я твоих.
То этот страшный бой часов,
То крики часовых!
Зачем тут третий между нас?..»
— «Наивен твой вопрос».
«Пора! пробил урочный час!» —
Тот «третий» произнес…
Княгиня вздрогнула,- глядит
Испуганно кругом,
Ей ужас сердце леденит:
Не всё тут было сном!..
Луна плыла среди небес
Без блеска, без лучей,
Налево был угрюмый лес,
Направо — Енисей.
Темно! Навстречу ни души,
Ямщик на козлах спал,
Голодный волк в лесной глуши
Пронзительно стонал,
Да ветер бился и ревел,
Играя на реке,
Да инородец где-то пел
На странном языке.
Суровым пафосом звучал
Неведомый язык
И пуще сердце надрывал,
Как в бурю чайки крик…
Княгине холодно; в ту ночь
Мороз был нестерпим,
Упали силы; ей невмочь
Бороться больше с ним.
Рассудком ужас овладел,
Что не доехать ей.
Ямщик давно уже не пел,
Не понукал коней,
Передней тройки не слыхать.
«Эй! жив ли ты, ямщик?
Что ты замолк? не вздумай спать!»
— «Не бойтесь, я привык…»
Летят… Из мерзлого окна
Не видно ничего,
Опасный гонит сон она,
Но не прогнать его!
Он волю женщины больной
Мгновенно покорил
И, как волшебник, в край иной
Ее переселил.
Тот край — он ей уже знаком,-
Как прежде неги полн,
И теплым солнечным лучом
И сладким пеньем волн
Ее приветствовал, как друг…
Куда ни поглядит:
«Да, это — юг! да, это юг!» —
Всё взору говорит…
Ни тучки в небе голубом,
Долина вся в цветах,
Всё солнцем залито, — на всем,
Внизу и на горах,
Печать могучей красоты,
Ликует всё вокруг;
Ей солнце, море и цветы
Поют: «Да — это юг!»
В долине между цепью гор
И морем голубым
Она летит во весь опор
С избранником своим.
Дорога их — роскошный сад,
С деревьев льется аромат,
На каждом дереве горит
Румяный, пышный плод;
Сквозь ветви темные сквозит
Лазурь небес и вод;
По морю реют корабли,
Мелькают паруса,
А горы, видные вдали,
Уходят в небеса.
Как чудны краски их! За час
Рубины рдели там,
Теперь заискрился топаз
По белым их хребтам…
Вот вьючный мул идет шажком,
В бубенчиках, в цветах,
За мулом — женщина с венком,
С корзиною в руках.
Она кричит им: «Добрый путь!» —
И, засмеявшись вдруг,
Бросает быстро ей на грудь
Цветок… да! это юг!
Страна античных, смуглых дев
И вечных роз страна…
Чу! мелодический напев,
Чу! музыка слышна!..
«Да, это юг! да, это юг!
(Поет ей добрый сон.)
Опять с тобой любимый друг,
Опять свободен он!..»
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Уже два месяца почти
Бессменно день и ночь в пути
На диво слаженный возок,
А всё конец пути далек!
Княгинин спутник так устал,
Что под Иркутском захворал.
Ее в Иркутске встретил сам
Начальник городской;
Как мощи сух, как палка прям,
Высокий и седой.
Сползла с плеча его доха,
Под ней — кресты, мундир,
На шляпе — перья петуха.
Почтенный бригадир,
Ругнув за что-то ямщика,
Поспешно подскочил
И дверцы прочного возка
Княгине отворил…
(входит в станционный дом
В Нерчинск! Закладывать скорей!
ГУБЕРНАТОР
Пришел я — встретить вас.
Велите ж дать мне лошадей!
ГУБЕРНАТОР
Прошу помедлить час.
Дорога наша так дурна,
Вам нужно отдохнуть…
Благодарю вас! Я сильна…
Уж недалек мой путь…
ГУБЕРНАТОР
ваш редкий человек
По сердцу, по уму,
Запечатлев в душе навек
Признательность к нему,
К услугам дочери его
Готов я… весь я ваш…
Но мне не нужно ничего!
(Отворяя дверь в сени.)
Готов ли экипаж?
ГУБЕРНАТОР
Покуда я не прикажу,
Его не подадут…
Так прикажите ж! Я прошу…
ГУБЕРНАТОР
Но есть зацепка тут:
С последней почтой прислана
Бумага…
Что же в ней:
Уж не вернуться ль я должна?
ГУБЕРНАТОР
Да-с, было бы верней.
Да кто ж прислал вам и о чем
Бумагу? что же — там
Шутили, что ли, над отцом?
Он всё устроил сам!
ГУБЕРНАТОР
Нет… не решусь я утверждать…
Но путь еще далек…
Так что же даром и болтать!
Готов ли мой возок?
ГУБЕРНАТОР
Нет! Я еще не приказал…
Княгиня! здесь я — царь!
Садитесь! Я уже сказал,
Что знал я графа встарь,
А граф… хоть он вас отпустил,
По доброте своей,
Но ваш отъезд его убил…
Вернитесь поскорей!
Нет! что однажды решено —
Исполню до конца!
Мне вам рассказывать смешно,
Как я люблю отца,
Как любит он. Но долг другой,
И выше и святей,
Меня зовет. Мучитель мой!
Давайте лошадей!
ГУБЕРНАТОР
Позвольте-с. Я согласен сам,
Что дорог каждый час,
Но хорошо ль известно вам,
Что ожидает вас?
Бесплодна наша сторона,
А та — еще бедней,
Короче нашей там весна,
Зима — еще длинней.
Да-с, восемь месяцев зима
Там — знаете ли вы?
Там люди редки без клейма,
И те душой черствы;
На воле рыскают кругом
Там только варнаки;
Ужасен там тюремный дом,
Глубоки рудники.
Вам не придется с мужем быть
Минуты глаз на глаз:
В казарме общей надо жить,
А пища: хлеб да квас.
Пять тысяч каторжников там,
Озлоблены судьбой,
Заводят драки по ночам,
Убийства и разбой;
Короток им и страшен суд,
Грознее нет суда!
И вы, княгиня, вечно тут
Свидетельницей… Да!
Поверьте, вас не пощадят,
Не сжалится никто!
Пускай ваш муж — он виноват…
А вам терпеть… за что?
Ужасно будет, знаю я,
Жизнь мужа моего.
Пускай же будет и моя
Не радостней его!
ГУБЕРНАТОР
и холод круглый год,
А в краткие жары —
Непросыхающих болот
Зловредные пары?
Да… Страшный край! Оттуда прочь
Бежит и зверь лесной,
Когда стосуточная ночь
Повиснет над страной…
Живут же люди в том краю,
Привыкну я шутя…
ГУБЕРНАТОР
бешено стуча
В окно, как домовой.
С глухих лесов, с пустынных рек
Сбирая дань свою,
Окреп туземный человек
С природою в бою,
А вы?..
Пусть смерть мне суждена —
Мне нечего жалеть!..
Я еду! еду! я должна
Близ мужа умереть.
ГУБЕРНАТОР
Да, вы умрете, но сперва
Измучите того,
Чья безвозвратно голова
Погибла. Для него
Прошу: не ездите туда!
Сноснее одному,
Устав от тяжкого труда,
Прийти в свою тюрьму,
Прийти — и лечь на голый пол
И с черствым сухарем
Заснуть… а добрый сон пришел —
И узник стал царем!
Летя мечтой к родным, к друзьям,
Увидя вас самих,
Проснется он, к дневным трудам
И бодр, и сердцем тих,
А с вами?.. с вами не знавать
Ему счастливых грез,
В себе он будет сознавать
Причину ваших слез.
Ах!.. Эти речи поберечь
Вам лучше для других.
Всем вашим пыткам не извлечь
Слезу из глаз моих!
Покинув родину, друзей,
Любимого отца,
Приняв обет в душе моей
Исполнить до конца
Мой долг,- я слез не принесу
В проклятую тюрьму —
Я гордость, гордость в нем спасу,
Я силы дам ему!
Презренье к нашим палачам,
Сознанье правоты
Опорой верной будет нам.
ГУБЕРНАТОР
Прекрасные мечты!
Но их достанет на пять дней.
Не век же вам грустить?
Поверьте совести моей,
Захочется вам жить.
Здесь черствый хлеб, тюрьма, позор,
Нужда и вечный гнет,
А там балы, блестящий двор,
Свобода и почет.
Как знать? Быть может, бог судил…
Понравится другой,
Закон вас права не лишил…
Молчите!.. Боже мой!..
ГУБЕРНАТОР
Да, откровенно говорю,
Вернитесь лучше в свет.
А женщины — рабы.
Что там найду я? Ханжество,
Поруганную честь,
Нахальной дряни торжество
И подленькую месть.
Нет, в этот вырубленный лес
Меня не заманят,
Где были дубы до небес,
А ныне пни торчат!
Некрасов Николай
Русские женщины
Николай Алексеевич Некрасов
Русские женщины
КНЯГИНЯ ТРУБЕЦКАЯ
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Покоен, прочен и легок На диво слаженный возок;
Сам граф-отец не раз, не два Его попробовал сперва.
Шесть лошадей в него впрягли, Фонарь внутри его зажгли.
Сам граф подушки поправлял, Медвежью полость в ноги стлал,
Творя молитву, образок Повесил в правый уголок
И - зарыдал... Княгиня-дочь... Куда-то едет в эту ночь...
Да, рвем мы сердце пополам
Друг другу, но, родной, Скажи, что ж больше делать нам?
Поможешь ли тоской!
Один, кто мог бы нам помочь
Теперь... Прости, прости! Благослови родную дочь
И с миром отпусти!
Бог весть, увидимся ли вновь,
Увы! надежды нет. Прости и знай: твою любовь,
Последний твой завет Я буду помнить глубоко
В далекой стороне... Не плачу я, но нелегко
С тобой расстаться мне!
О, видит бог!... Но долг другой,
И выше и трудней, Меня зовет... Прости, родной!
Напрасных слез не лей! Далек мой путь, тяжел мой путь,
Страшна судьба моя, Но сталью я одела грудь...
Гордись - я дочь твоя!
Прости и ты, мой край родной,
Прости, несчастный край! И ты... о город роковой,
Гнездо царей... прощай! Кто видел Лондон и Париж,
Венецию и Рим, Того ты блеском не прельстишь,
Но был ты мной любим
Счастливо молодость моя
Прошла в стенах твоих, Твои балы любила я,
Катанья с гор крутых, Любила плеск Невы твоей
В вечерней тишине, И эту площадь перед ней
С героем на коне...
Мне не забыть... Потом, потом
Расскажут нашу быль... А ты будь проклят, мрачный дом,
Где первую кадриль Я танцевала... Та рука
Досель мне руку жжет... Ликуй. . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . .?
Покоен, прочен и легок, Катится городом возок.
Вся в черном, мертвенно-бледна, Княгиня едет в нем одна,
А секретарь отца (в крестах, Чтоб наводить дорогой страх)
С прислугой скачет впереди... Свища бичом, крича: "Пади!"
Ямщик столицу миновал... Далек княгине путь лежал,
Была суровая зима... На каждой станции сама
Выходит путница: "Скорей Перепрягайте лошадей!"
И сыплет щедрою рукой Червонцы челяди ямской.
Но труден путь! В двадцатый день Едва приехали в Тюмень,
Еще скакали десять дней, ?Увидим скоро Енисей,
Сказал княгине секретать. Не ездит так и государь!...?
Вперед! Душа полна тоски,
Дорога всJ трудней, Но грезы мирны и легки
Приснилась юность ей. Богатство, блеск! Высокий дом
На берегу Невы, Обита лестница ковром,
Перед подъездом львы, Изящно убран пышный зал,
Огнями весь горит. О радость! нынче детский бал,
Чу! музыка гремит! Ей ленты алые вплели
В две русские косы, Цветы, наряды принесли
Невиданной красы. Пришел папаша - сед, румян,
К гостям ее зовет: ?Ну, Катя! чудо сарафан!
Он всех с ума сведет!? Ей любо, любо без границ.
Кружится перед ней Цветник из милых детских лиц,
Головок и кудрей. Нарядны дети, как цветы,
Нарядней старики: Плюмажи, ленты и кресты,
Со звоном каблуки... Танцует, прыгает дитя,
Не мысля ни о чем, И детство резвое шутя
Проносится... Потом Другое время, бал другой
Ей снится: перед ней Стоит красавец молодой,
Он что-то шепчет ей... Потом опять балы, балы...
Она - хозяйка их, У них сановники, послы,
Весь модный свет у них...
О милый! что ты так угрюм?
Что на сердце твоем?? - Дитя! Мне скучен светский шум, Уйдем скорей, уйдем!
И вот уехала она
С избранником своим. Пред нею чудная страна,
Пред нею - вечный Рим... Ах! чем бы жизнь нам помянуть
Не будь у нас тех дней, Когда, урвавшись как-нибудь
Из родины своей И скучный север миновав,
Примчимся мы на юг. До нас нужды, над нами прав
Ни у кого... Сам-друг Всегда лишь с тем, кто дорог нам,
Живем мы, как хотим; Сегодня смотрим древний храм,
А завтра посетим Дворец, развалины, музей..
Как весело притом Делиться мыслию своей
С любимым существом!
Под обаяньем красоты,
Во власти строгих дум, По Ватикану бродишь ты,
Подавлен и угрюм; Отжившим миром окружен,
Не помнишь о живом. Зато как странно поражен
Ты в первый миг потом, Когда, покинув Ватикан,
Вернешься в мир живой, Где ржет осел, шумит фонтан,
Поет мастеровой; Торговля бойкая кипит,
Кричат на все лады: ?Кораллов! раковин! улит!
Мороженой воды!? Танцует, ест, дерется голь,
Довольная собой, И косу черную как смоль
Римлянке молодой Старуха чешет... Жарок день,
Несносен черни гам, Где нам найти покой и тень?
Заходим в первый храм.
Не слышен здесь житейский шум,
Прохлада, тишина И полусумрак... Строгих дум
Опять душа полна. Святых и ангелов толпой
Вверху украшен храм, Порфир и яшма под ногой,
И мрамор по стенам...
Как сладко слушать моря шум!
Сидишь по часу нем; Неугнетенный, бодрый ум
Работает меж тем... До солнца горною тропой
Взберешься высоко Какое утро пред тобой!
Как дышится легко! Но жарче, жарче южный день,
На зелени долин Росинки нет... Уйдем под тень
Зонтообразных пинн...
Княгине памятны те дни
Прогулок и бесед, В душе оставили они
Неизгладимый след. Но не вернуть ей дней былых,
Тех дней надежд и грез, Как не вернуть потом о них
Пролитых ею слез!..
Исчезли радужные сны,
Пред нею ряд картин Забитой, загнанной страны:2
Суровый господин И жалкий труженик-мужик
С понурой головой... Как первый властвовать привык,
Как рабствует второй! Ей снятся группы беняков
На нивах, на лугах, Ей снятся стоны бурлаков
На волжских берегах... Наивным ужасом полна,
Она не ест, не спит, Засыпать спутника она
Вопросами спешит: ?Скажи, ужель весь край таков? Довольства тени нет?..? - Ты в царстве нищих и рабов! Короткий был ответ...
Она проснулась - в руку сон!
Чу, слышен впереди Печальный звон - кандальный звон!
Эй, кучер, погоди!? То ссыльных партия идет,
Больней заныла грудь, Княгиня деньги им дает,
Спасибо, добрый путь!? Ей долго, долго лица их
Мерещатся потом, И не прогнать ей дум своих,
Не позабыться сном! ?И та здесь партия была... Да... нет других путей... Но след их вьюга замела. Скорей, ямщик, скорей!..?
Мороз сильней, пустынней путь,
Чем дале на восток; На триста верст какой-нибудь
Убогий городок, Зато как радостно глядишь
На темный ряд домов, Но где же люди? Всюду тишь,
Не слышно даже псов. Под кровлю всех загнал мороз,
Чаек от скуки пьют. Прошел солдат, проехал воз,
Куранты где-то бьют. Замерзли окна... огонек
В одном чуть-чуть мелькнул... Собор... на выезде острог...
