Платонов чевенгур анализ произведения. Роман «Чевенгур» единственный завершенный роман в творчестве Платонова

01.07.2020

480 руб. | 150 грн. | 7,5 долл. ", MOUSEOFF, FGCOLOR, "#FFFFCC",BGCOLOR, "#393939");" onMouseOut="return nd();"> Диссертация - 480 руб., доставка 10 минут , круглосуточно, без выходных и праздников

240 руб. | 75 грн. | 3,75 долл. ", MOUSEOFF, FGCOLOR, "#FFFFCC",BGCOLOR, "#393939");" onMouseOut="return nd();"> Автореферат - 240 руб., доставка 1-3 часа, с 10-19 (Московское время), кроме воскресенья

Юн Юн Сун. Формы выражения авторской позиции в прозе А. П. Платонова: 10.01.01 Юн Юн Сун Формы выражения авторской позиции в прозе А. П. Платонова (На материале романа "Чевенгур") : Дис. ... канд. филол. наук: 10.01.01 Москва, 2005 166 с. РГБ ОД, 61:05-10/1131

1. Особенности повествования и речевой характеристики в романе «Чевенгур»: монолог в форме диалога 51

1-1. Слово как доминанта произведений А.П. Платонова 54

1-2. Точка зрения и ее носители 62

2. Система персонажей как один из способов выражения авторской позиции 75

2-1. Явление двойничества в системе персонажей 78

Глава III. Сюжетно-композиционная организация романа «Чевенгур» как внеесубъектная форма выражения авторской позиции 100

1. Роман «Чевенгур»: от мифа к действительности, или «и так, и обратно» 100

1-1. Платоновская «маленькая трилогия» 103

1-2. Пересечение границы: принцип установления хронотопа 116

2. Идея романа и «романная идея» 126

Заключение 132

Список использованной литературы 143

Литературу, в частности русскую литературу, невозможно воспринимать вне контекста времени. В числе писателей, которые в полной мере разделили судьбу «суровой и яростной» эпохи XX века, особое место занимает Андрей Платонович Платонов. Его творчество посвящено раскрытию «сокрушающей всеобщей тайны» - тайны жизни и смерти, самого «вещества существования». А.П. Платонов «и революцию воспринял не только политически, но и философски - как проявление всеобщего движения, как важнейший шаг к преображению мира и человека» 1 . В.В. Васильев, характеризуя творчество художника, увидел в его произведениях не только изображение трагической судьбы народа в революционную эпоху, но и «мучительную мировоззренческую драму самого художника, глубоко сокрытую в комически-юродивой стилистике» .

Во второй половине 20-х годов минувшего века А.П. Платонов за короткий период написал ряд крупных произведений. Среди них роман «Чевенгур» и повесть «Котлован», являясь творческой вершиной молодого писателя, занимают центральное место в наследии А.П. Платонова 3 . В романе «Чевенгур» наиболее ярко проявляются особенности стиля и художественного мышления А.П. Платонова. Недаром исследователи называют это произведение «драгоценным хрусталем» (СП Семенова), «творческой лабораторией» (В.Ю. Вьюгин), «художественным итогом» (Е.Г.

1 Трубима Л.А. Русская литература XX века. М., 2002. С. 199.

Васильев В.В. Андрей Платонов. Очерк жизни и творчества. М., 1990. С. 190.

Многие русские и зарубежные исследователи соглашаются с тем, что «Котлован» и «Чевенгур» являются кульминацией таланта молодого Платонова. Об этом см., напр., Вьюгин В.Ю. «Чевенгур» и «Котлован»: становление стиля Платонова в свете текстологии. СФАП. Вып. 4. М, 2000; Лангерак Т., Андрей Платонов. Амстердам, 1995; Seifrid Т. Andrei Platonov - Uncertainties оГsprit. Cambridge University Press, 1992; Teskey A. Platonov and Fyodorov, The Influence of Christian Philosophy on a Soviet Writer. Avebury, 1982, и т.д.

Мущенко) творчества писателя.

Судьба романа «Чевенгур» сложилась драматически. Как известно, «Чевенгур» не был напечатан при жизни писателя. Полностью роман стал известен широкому кругу читателей в России во второй половине 1980-х годов. До этого времени лишь в начале 70-х годов были опубликованы некоторые фрагменты и отрывки из романа.

Читатели на Западе познакомились с этим произведением раньше, чем на родине писателя. В 1972 году в Париже роман «Чевенгур» вышел на русском языке с предисловием М.Я. Геллера. Хотя в этом издании отсутствовала первая часть романа («Происхождение мастера»), можно сказать, что с этой публикации началась известность А.П. Платонова заграницей. Полный текст романа впервые был напечатан в Лондоне в 1978 году на английском языке, и лишь спустя десять лет он появился в России 5 .

Несмотря на то, что в Советском Союзе читатели были лишены возможности знакомства с литературным наследием А.П. Платонова, некоторые исследователи имели возможность доступа к архиву автора, в котором сохранилось множество писем, записей, рукописей, известных только самым близким писателю людям. Хотя «Чевенгур» не был опубликован в Советском Союзе, он был известен, по всей видимости, в рукописном варианте, хотя и не очень широкому кругу читателей. Например, Л.А. Шубин в статье «Андрей Платонов», появившейся в 1967 году в журнале «Новый мир», освещает творчество А.П. Платонова, основываясь на конкретных текстах, включая такие, которые не были

4 Как известно, при жизни писателя публиковались некоторые фрагменты романа.
Напр., «Происхождение Мастера»; «Приключение»; «Смерть Копенкина». Однако при
всех усилиях А.П. Платонова (напр., обращение к A.M. Горькому), целиком роман не
вышел в свет. В 1970-е годы в журнале «Кубань» (1971, № 4) был напечатан один из
финальных эпизодов под названием «Смерть Копенкина», в том же году помещен еще
один отрывок из романа «Путешествие с открытым сердцем» в «Литературной газете»
(1971. 6 окт.).

5 В 1988 году в журнале «Дружба народов» (№ 3, 4) был опубликован «Чевенгур». В
том же году полный текст романа вышел отдельным изданием (с вступ, ст. С.Г.

известны читателю того времени, начиная с ранних публикаций и заканчивая критическими заметками писателя. Кроме уже изданных произведений (рассказов), Л.А. Шубин часто упоминает роман «Чевенгур». В этой статье ученый задается вопросом, «сможет ли общественное, сознание, восполняя пробелы и прочерки своего знания, воспринять это новое органически и целостно, как «главу меж глав, как событие меж событий»» 6 . Именно благодаря труду Л.А. Шубина, начал восполняться большой пробел в истории русской литературы. Статья «Андрей Платонов» положила начало «настоящему изучению» А.П. Платонова, в частности, изучению романа «Чевенгур».

Вслед за Л.А. Шубиным в 70-е годы многие исследователи и в России, и за рубежом начали активно заниматься романом «Чевенгур». Исследователи рассматривали роман в самых разных ракурсах, при этом отмечались два подхода к изучению произведения: первый подход направлен на изучение контекста произведения (во взаимосвязи с политической ситуацией, философской и естественнонаучной теориями и др.), второй - на исследование поэтики писателя.

На начальном этапе исследователи отдали предпочтение первому подходу, то есть изучению творчества А.П. Платонова в контексте общественно-политической ситуации 20-х годов. Особое внимание уделялось философской системе писателя, воздействию на ее формирование разных российских и зарубежных философов. Многие в романе «Чевенгур» (не только в романе, но и вообще в художественной системе А.П. Платонова) отметили влияние «Философии общего дела» Н.Ф. Федорова: его идеи о преобразовании мира, о преодолении смерти, о бессмертии, о победе человека над природными силами, о человеческом братстве, о строительстве «общего дома» и так далее. Данная тенденция

Семеновой). Шубин Л.А. Поиски смысла отдельного и общего существования. М., 1987. С. 188.

была особенно актуальна с начала 70-х годов до середины 80-х. Идеологический, философский контекст писателя изучается в работах Н.В. Корниенко, Ш. Любушкиной, Н.М. Малыгиной, С.Г. Семеновой, А. Тески, Е. Толстой-Сегал, В.А. Чалмаева и др.

Перенос акцента на исследование поэтики романа «Чевенгур»
наблюдается сравнительно позже, скорее, после публикации романа в
России. Исследователей этого направления можно разделить на две
группы: первая интересовалась преимущественно тематическими
аспектами творчества А.П. Платонова; вторую привлекала проблема
своеобразной формы его произведений. К первой группе относятся
исследователи, интересующиеся проблемами эстетическими,

тематическими, мифопоэтическими, антропологическими; ко второй -рассматривающие, прежде всего, проблемы языковых особенностей, повествования, точки зрения, структуры и архитектоники произведения. Несмотря на то, что у этих двух групп исследователей исходная позиция была разная, они имели одну общую цель: раскрыть и осветить авторскую позицию в творчестве А.П. Платонова, который порой даже «сам себе неизвестен».

В 80-е годы появился ряд работ, посвященных творческой биографии А. П. Платонова, не только в России, но и за рубежом. В 1982 году вышли две знаменательных работы, в которых отдельные главы посвящены роману «Чевенгур». В России появилась книга В.В. Васильева «Андрей Платонов: очерк жизни и творчества», в Париже была опубликована монография М.Я. Геллера «Андрей Платонов в поисках счастья». В.В. Васильев анализирует «сокровенный» утопический идеал А.П. Платонова, показывает становление писателя, опираясь на факты из его биографии, а также ученый раскрывает некоторые характерные особенности поэтики художника. Как показывают названия глав («Платонов против Платонова», «Прожекты и действительность»), ученый заметил изначальное

противоречие и конфликт в художественной концепции мира А.П. Платонова. В.В. Васильев подчеркивает особенность позиции автора следующим образом: А.П. Платонову как пролетарскому писателю «органически чужда позиция «над народом», «над историей» 7 - он идет к будущему из истории, с народом». Таким образом, высоко оценивая народность творчества писателя, В.В. Васильев считает А.П. Платонова «подлинным наследником и продолжателем традиции русской

литературы» .

М.Я. Геллер в главах под названиями «Вера»; «Сомнение»; «Соблазн утопии»; «Сплошная коллективизация»; «Счастье или свобода»; «Новый социалистический человек», которые показывают изменение отношения писателя к своему времени и идеалу, очерчивает литературный маршрут А.П. Платонова от молодого коммуниста и начинающего писателя к зрелому мастеру. Особый интерес проявил ученый к роману «Чевенгур». Относя роман «Чевенгур» к жанру мениппеи, М.Я. Геллер впервые определяет его как «роман приключения», для которого важное значение имеет «приключение идей» 9 . Ученый поставил ряд вопросов, которые касаются способов и форм выражения авторской позиции и до сих пор актуальны: вопрос о жанре, о сюжетно-композиционной структуре романа и его контексте и др.

Характеризуя творчество А.П. Платонова, литературоведы единодушно называют его «самым философским» (В. Чалмаев), «самым метафизическим» (С.Г. Семенова) писателем в русской литературе XX века. В.В. Агеносов считает «Чевенгур» «одной из вершин советского

7 Васильев В.В. Андрей Платонов. М. 1982 (1990) С. 95.

Васильев В.В. Там же С. 118. О народности А.П. Платонова см., также: Малыгина Н.М. Эстетика Андрея Платонова. Иркутск, 1985. С. 107-118; Скобелев В.П. О народном характере в прозе Платонова 20-х годов // Творчество А. Платонова: Статьи и сообщения. Воронеж, 1970.

Геллер М. Я. Андрей Платонов в поисках счастья. Paris, 1982 (М., 1999). С. 188.

философского романа» и справедливо пишет о свойственном роману полифонизме: «если бы эта идея» (утопическая) была «главной и единственной», то «Платонову не нужно было бы писать «Чевенгур», достаточно было бы создать «Котлован»» 11 . Е.А. Яблоков, поддерживая эту традицию, рассматривает «Чевенгур» как «роман вопрошания», роман «последних вопросов». Исследователь отмечает трудность определения авторской позиции, поскольку нередко «непонятно, как сам автор относится к тому, что изображает» 12 .

Т. Сейфрид определяет «Чевенгур» не только как диалог писателя с марксизмом и ленинизмом, но и как «роман об онтологических вопросах» 13 . Подчеркивая амбивалентность авторской позиции, ученый относит роман к жанру метаутопии (термин Г.С. Морсона) 14 . Голландский исследователь Т. Лангерак также считает амбивалентность романа отличительной чертой поэтики А.П. Платонова. По мнению ученого, амбивалентность у А.П. Платонова проявляется не только на структурном уровне, но и «пронизывает все уровни «Чевенгура»» 15 .

Традиционно многие исследователи прибегают к мифопоэтическому подходу, уделяя особое внимание «мифологическому сознанию» в романе А.П. Платонова и архетипам платоновских образов и мотивов. Данная традиция до сих пор является актуальной и одной из главных в изучении поэтики писателя. Мифопоэтический подход получил многогранное развитие в трудах Н.Г. Полтавцевой, М.А. Дмитровской, Ю.Г. Пастушенко, X. Гюнтера и др.

0 Агеносов В.В. Советский философский роман. М. 1989. С. 144. 11 Там же. С. 127.

Яблоков Е. А. Безвыходное небо (вступ, статья) // Платонов А. Чевенгур. М.,1991. С.8.

Seifrid Т. Andrei Platonov - Uncertainties of sprit. Cambridge University Press, 1992. 14 Там же. С 131.

Лангерак Т. Андрей Платонов: Материалы для биографии 1899-1929 гг. Амстердам, 1995, С. 190.

В 90-е годы, особенно после появления монографии Н.В. Корниенко «Здесь и Теперь», отмечается равновесие философско-исторического, лингвистического и литературоведческого подходов к изучению творчества А.П. Платонова |6 . В этой работе Н.В. Корниенко, основываясь на текстологических исследованиях, прослеживает творческий путь писателя к роману «Чевенгур». Определив структуру романа как «полифоническую», она видит и в этом трудность определения авторской позиции.

Многие тексты писателя благодаря усилиям ученых в эти годы реконструированы и опубликованы. Появились диссертационные исследования, в которых рассматривается поэтика произведений А.П. Платонова с разных точек зрения: мифопоэтической (В.А. Колотаев, Я.В. Солдаткина); языковой (М.А. Дмитровская, Т.Б. Радбиль); антропологической (К.А. Баршт, О. Мороз) и др. В это же время были предприняты серьезные попытки текстологического анализа романа «Чевенгур». В диссертации В.Ю. Вьюгина текстологический анализ сочетается с изучением творческой истории романа «Чевенгур» |7 . Сравнивая роман в разных аспектах с его первым вариантом «Строители страны», исследователь отмечает образность и сжатость формы и содержания «Чевенгура» по сравнению с его предыдущим вариантом. Среди работ о «Чевенгуре» особого внимания заслуживает монография Е.А. Яблокова, где представлены и систематизированы материалы, касающиеся романа.

Помимо этого, не только в Москве (ИМЛИ), в Санкт-Петербурге (ИРЛИ), но и в Воронеже, на родине писателя, регулярно проводятся

16 Корниенко Н.В. История текста и биография А. П. Платонова (1926-1946) // Здесь и
Теперь. 1993 №1.М, 1993.

17 Вьюгин В.Ю. «Чевенгур» Андрея Платонова (к творческой истории романа). Дис.
...кан. филол. наук, ИРЛЩПушкинский Дом) РАН, СПб., 1991; еще см.: Вьюгин В.Ю.
Из наблюдений над рукописью романа Чевенгур // ТАП 1. СПб, 1995; Повесть А.
Платонова «Строители страны». К реконструкции произведения // Из творческого
наследия русских писателей XX века. СПб., 1995.

конференции, посвященные творчеству А.П. Платонова, в результате которых вышли сборники «Страна философов Андрея Платонова» (вып.1-5); «Творчество Андрея Платонова» (вып. 1.2) и др. В частности, конференция, проводившаяся в ИМЛИ в 2004 году, была полностью посвящена роману «Чевенгур». Это показывает неослабевающий интерес исследователей к этому роману, который безоговорочно можно отнести к числу высших художественных достижений А.П. Платонова.

Однако, несмотря на внимание литературоведов к творчеству А.П. Платонова, многие вопросы еще остаются неразрешенными. Во-первых, хотя в последние годы платоноведы активно занимаются текстологическими исследованиями, еще нет канонического текста романа «Чевенгур». Поэтому при изучении произведения надо иметь в виду, что существуют разные варианты текста 19 . Во-вторых, мнения исследователей по поводу трактовки авторской позиции, отдельных эпизодов, даже фраз произведения нередко расходятся. По этим причинам освещение авторской позиции в творчестве А.П. Платонова заслуживает особого внимания и специального исследования. Таким образом, при всем литературоведческом интересе к роману «Чевенгур», проблема авторской позиции до сих пор относится к числу наиболее дискуссионных. Осмысление этой проблемы открывает новые перспективы для понимания ряда фундаментальных вопросов поэтики А.П. Платонова, в частности, при изучении так называемой цепи романных произведений писателя

18 Яблоков Е.А. На берегу неба. Роман Андрея Платонова «Чевенгур». СПб., 2001.

19 В связи с этим литературная судьба «Котлована» оказалась более счастливой, чем
«Чевенгура». В 2000 году вышло в свет академическое издание повести,
подготовленное сотрудниками ИРЛИ (Пушкинский Дом). Далее все ссылки на
основной текст повести «Котлован» даются по данному изданию с указанием страниц в
круглых скобках. Платонов А. Котлован, СПб., Наука, 2000; Если речь идет о
«Чевенгуре», то существуют два более или менее «массовых издания»: 1)Платонов А.П.
Чевенгур. М: Художественная литература, 1988. 2) Платонов А.П. Чевенгур. М.:
Высшая школа, 1991. Между этими изданиями почти не существует текстуальных
расхождений. Далее все ссылки на основной текст романа «Чевенгур» даются по
второму изданию с указанием страниц в круглых скобках.

(«Чевенгур», «Котлован», «Счастливая Москва») , которые являются трилогией «утопического проекта» А.П. Платонова.

Таким образом, актуальность диссертации определяется возросшим интересом исследователей к проблеме авторской позиции в художественных произведениях и недостаточной изученностью творчества А.П. Платонова в данном теоретическом аспекте.

Основным материалом исследования послужил роман «Чевенгур». В диссертации проведены сопоставления романа «Чевенгур» с повестью «Котлован» и с романом «Счастливая Москва», что позволило выявить типологические закономерности и подчеркнуть своеобразие главного произведения А.П. Платонова.

Научная новизна исследования обусловлена тем, что текст романа «Чевенгур» впервые анализируется как художественное целое в избранном теоретическом аспекте. В диссертации синкретически рассматриваются субъектные и внесубъектные формы выражения авторской позиции и осмысливаются их взаимоотношения с философско-эстетической позицией автора. Исследуемые произведения («Чевенгур», «Котлован», «Счастливая Москва») впервые рассматриваются как романная трилогия.

Цель диссертации - раскрыть особенности поэтики А.П. Платонова через исследование специфики форм художественного воплощения идеалов писателя в его творчестве.

Для достижения поставленной цели решаются следующие задачи : 1. Теоретически осмыслить проблему автора и авторской позиции:

Уточнить и провести терминологическое разграничение концепций «автор», «образ автора», «авторская позиция», «точка зрения»;

Условно мы будем относить три произведения А.П. Платонова («Чевенгур» «Котлован», «Счастливая Москва») к романному жанру.

произведении.

2. Проанализировать роман «Чевенгур» в избранном теоретическом
аспекте, на основе соотношения субъектных и внесубъектных форм
выражения авторской позиции. Для этого:

рассмотреть формы повествования в романе «Чевенгур»;

раскрыть способы выражения разных «точек зрения» в романе;

охарактеризовать систему персонажей, при этом особое внимание уделить явлению «двойничества» как форме выявления авторской позиции, а также использованию диалогических отношений в произведении;

Изучить сюжетно-композиционную структуру романа как «маленькой трилогии», рассмотреть особенности хронотопа произведения.

3. рассмотреть художественные формы выражения авторской позиции и
выявить взаимосвязь между формами воплощения авторской позиции и
идеалами автора.

Методология и конкретная методика исследования определены теоретическим аспектом и конкретным материалом исследования. Методологическую основу работы составляют труды русских и зарубежных ученых по проблемам автора и героя (М.М. Бахтина, В.В. Виноградова, В.В. Кожинова, Б.О. Кормана, Ю.М. Лотмана, Н.Д. Тамарченко и др.), стиля, повествования, соотношения точек зрения (Н. Кожевниковой, Ж. Женнета, Б.А. Успенского, В. Шмида, Ф, Штанцеля и др.). В диссертации учтены результаты исследований по проблемам авторской позиции в творчестве А.П. Платонова (В.В. Агеносова, СП Бочарова, В.Ю. Вьюгина, М.Я. Геллера, М.А. Дмитровской, Н.В. Корниенко, В. Ристера, Т. Сейфрида, Е. Толстой-Сегал, А.А. Харитонова, Л.А. Шубина, Е.А. Яблокова и др.).

В работе применяются сравнительно-исторический и генетический

методы, позволяющие раскрыть философско-эстетическую основу творчества писателя в контексте эпохи. Использование принципов структурного метода обусловлено необходимостью изучить средства выражения позиции автора в тексте.

Практическое значение диссертации связано с тем, что материалы и результаты исследования, а также его методика могут быть использованы при разработке учебных пособий и проведении занятий по истории русской литературы XX века и творчеству А.П. Платонова в вузе и школе.

Апробация. Основные положения исследования обсуждались на
аспирантском семинаре кафедры русской литературы XX в. МПГУ,
апробировались в выступлениях на двух международных конференциях
(«Наследие В.В. Кожинова и актуальные проблемы критики,
литературоведения, истории философии» (Армавир, 2002), «VI
Международная научная конференция, посвященная 105-летию со дня
рождения А.П. Платонова» (Москва, 2004)) и на межвузовской
конференции («IX Шешуковские чтения» (2004)). Основные положения
диссертации изложены в четырех публикациях. *

Структура диссертации определена целью исследования и поставленными задачами. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, списка литературы и кратного содержания на английском языке. Общий объем работы составляет 166 страниц. Список литературы насчитывает 230 наименований.

Проблема автора и авторской позиции в современном литературоведении

В античности и средневековье автор выполнял роль лишь «медиума, посредника, соединяющего внеличную творческую силу с аудиторией» . По суждению Ю.М. Лотмана, до эпохи романтизма, особенно в средневековье, каждая культура создавала в своей модели тип человека, «чье поведение полностью предопределено системой культурных кодов», и автору просто необходимо было сводить итоги «общих правил поведения, идеально воплощенных в поступках определенного лица»,2 которое имеет свою биографию. Если автор хорошо выполнял свою роль в качестве летописца, то, в принципе, не имело значения, какая личность или какая позиция у автора этого произведения, главное, он нейтрально и объективно описывал в своем произведении общий жизненный идеал того общества. Таким образом, до 17-18 вв. творческая личность автора «была ограничена» и «скована требованиями (нормами, канонами) уже сложившихся жанров и стилей».3 Автор имел универсальное и «общее лицо», в своем творчестве он присутствовал в скрытом и забытом виде, уступая свою субъективность канону общества того времени.

Немецкий классический рационализм также подчеркивал власть абстрактной истины над субъектом. В «Эстетике» Гегеля один из самых важных тезисов - это совпадение авторской личности, т. е. субъективности, с «истинной объективностью» в изображении предмета. Гегель обосновывает мысль о единстве объективного и субъективного начал художественного произведения, поэтому проблема автора у Гегеля не знает противоречия.

Расцвет романтизма, суть которого заключается в полном раскрытии неповторимой уникальности субъекта и бесконечном подчеркивании ее роли, заставил нарушить долгое «неравное равновесие» между субъектом и объектом, т. е. автором и изображаемым им предметом. В поэтике романтизма творчество «осознается как воплощение «духа авторства»»5. Теперь в пространстве произведения главным, и единственным, эстетическим событием становится «самореализация автора», в результате чего художественное произведение получает характер монолога или исповеди одного субъекта. Итак, появление романтизма и сентиментализма коренным образом изменило представление о роли автора в литературе. Произведение стало восприниматься как реализация индивидуальной творческой силы.

С развитием реализма в 19 в. проблема автора как субъекта вступила в новый этап. Цель реалистического произведения - полное воспроизведение жизни и действительности нового времени, в отличие от романтизма или сентиментализма, в центре которых находится крайнее расширение личного начала. Многообразие изображаемой жизни не давало возможности автору углубиться в собственное переживание и остаться там. В этом сложном и запутанном мире реалистического произведения автор- субъект никак не мог найти себе подходящее место, автор «с его голосом и позицией как-то терялся»6. Поэтому доминантой произведения становятся не авторская гениальность, не его личное начало, а обобщенность, реферативность и жизнеподобие самого произведения. В этом кроется неавторский, сугубо объективный характер реалистической литературы. Но с другой стороны, любое художественное произведение является творением автора, в результате чего неизбежно так или иначе связано с личностью автора. Таким образом, авторское начало отступает на второй план, и проблема автора как литературоведческая приобретает новое (точнее, современное) звучание в более сложном семиотическом смысле.

На этом историческом фоне ставится вопрос о «присутствии» автора в произведении или наоборот, «исчезновении» его из произведения: возникает идея «имманентного» авторства, «т. е. возможности и необходимости читательской и исследовательской реконструкции «организующей художественной воли» из состава и структуры созданной ею эстетической реальности»7. Значит, возникает необходимость выяснить разницу между реальным и абстрактным автором (образ автора или другие субъекты), т.е. замаскированным реальным автором образом и автором как исторической личностью. Таким образом, в начале 20-го века проблема автора (и героя) снова становится актуальной. Это тесно связано с теми эпохальными кризисными проблемами современности, которые получили отражение во всех областях науки и культуры. Интеллигенция столкнулась с принципиальной для философии 20-го века проблемой «человека» как «субъекта», проблемой очуждения и дегуманизации человека как индивида. На таком драматичном историческом фоне возникает интерес к авторскому началу, которое воспринимается как всемогущее и создающее существо, хотя бы в мире художественном.

В русском литературоведении интерес к проблеме авторского начала интенсивно развивался в 20-е годы прошлого века. Революция разрушила существующую социальную систему и заставила заново обратиться к проблеме человека как единственного существа, которое самостоятельно действует и отвечает перед Историей. Роль автора и персонажа в литературных произведениях также изменяется. Люди «выброшены из своих биографий», личность как главное лицо сюжета словно бы исчезла. В связи с этим герой как субъект теряет свой смысл в пространстве произведения, роль автора также ослабляется.

Категорию «образ автора», которая, в отличие от реального автора, присутствует в произведении как «нормативное языковое сознание», впервые ввел в литературоведение В.В. Виноградов. Опираясь на известную систему Ф. Соссюра «язык - речь (langue - parole)», предполагающую, что каждая речь отражает общую структуру языка, В.В. Виноградов утверждает, что «в каждом индивидуальном творчестве раскрываются полнее и острее общие свойства и процессы языкового развития»9. Поэтому всякая художественная литература, по Виноградову, является нормативным языковым микрокосмосом, отражающим общую сущность развития нормативного языкового макрокосмоса данной эпохи. В этом макрокосмосе (т.е. в общем языке) существует общее нормативное языковое сознание, которое довлеет над каждым говорящим. Язык художественной литературы как «микрокосмос макрокосмоса общего языка» должен иметь такого рода языковое «нормативное сознание», чтобы оно было более статичным и более отвлеченным, чем случайный говорящий субъект данного произведения (реальный автор). У носителя этого сознания нет субъективных представлений и переживаний говорящего.

Формы воплощения авторской позиции: субъектные и внесубъектные

В художественной литературе, особенно в прозе, кроме автобиографического произведения (часто и в нем), автор непосредственно в тексте не может находиться. Сущность автора определяется его «вненаходимостью», в результате чего в тексте он всегда «опосредован» - субъектными или внесубъектными формами. Что же касается форм присутствия автора в произведении, они являются весьма разнообразными. Главными «изображающими» субъектными формами выражения авторской позиции в прозаическом произведении являются «образ автора», повествователь, рассказчик, или, используя термины современного западного (особенно немецкого) литературоведения, «имплицитный автор», нарратор 29 и др. С этими разными «высказывающими» формами теснейшим образом связаны проблема точки зрения (Б.А. Успенский), слова «своего и чужого» (М.М. Бахтин), то есть проблема повествования и стиля.

«Образ автора», «повествователь», «рассказчик» - до сих пор литературоведы трактуют эти термины неоднозначно, иногда даже противоречиво. Нередко само понятие «автор» смешивается с этими понятиями. Например, у Б.О. Кормана «автор» - это субъект (носитель) сознания, «выражением которого является все произведение или их совокупность» 30 . Основная позиция исследователя формулируется следующим образом: «субъект сознания тем ближе к автору, чем в большой степени он растворен в тексте и незамечен в нем» . Здесь четко не разграничиваются пределы между реальным автором и остальными «субъектами сознания». По мнению Б.О. Кормана, «по мере того, как субъект становится и объектом сознания, он отдаляется от автора», (но на наш взгляд, отдаляется только во внешнем плане). Другими словами, по Б.О. Корману, «чем в большей степени субъект сознания становится определенной личностью со своим особым складом речи, характером, биографией, тем в меньшей степени он выражает авторскую позицию»32. Как мы видим, здесь допускается один важный момент в плане «эстетической дистанции»: здесь подразумеваются лишь внешняя дистанция и несходство между автором и другими субъектами сознания. Авторское художественное намерение, или его намеренная «вненаходимость», как нам кажется, не учитывается.

В понятие «образ автора», который введен в литературоведение В.В. Виноградовым, разными учеными вкладывается разное содержание. Так, трактовка М.М. Бахтина может быть применена не только к художественной литературе. «Образ автора» - одна из форм существования автора в своем творении, но «в отличие от реального автора созданный им образ автора лишен непосредственного участия в реальном диалоге (Он может участвовать в нем лишь через целое произведение), зато он может участвовать в сюжете произведения и выступать в изображенном диалоге с персонажами» (курсив наш) . Здесь акцентируется вторичность этого образа и отличие его от реального автора. Значит, существует некая иерархическая система: «автор реальный», который не может высказывать прямую речь и не может существовать как образ; «образ автора», созданный первичным автором. Этот образ может находиться в пространстве произведения, он свободнее и мобильнее реального автора; «герой», созданный автором реальным, может иметь дело с образом автора. Желание «первичного, формального автора» «вмешиваться в беседу героев» и контактировать с изображаемым миром «делает возможным появление в поле изображения авторского образа»34.

В отличие от понятия «образ автора», термины «рассказчик» и «повествователь» получают более конкретное определение, хотя они тоже по-разному используются и истолковываются в связи с разными типами повествования. Традиционно исследователи считают, что принципиальная разница между этими двумя терминами кроется в том, к какому миру принадлежит этот изображающий субъект. Если он живет в том же мире, где эти герои, то он является «я-повествователем»35. А если повествователь живет вне того мира, то - «он-повествователем»36. Но это определение требует оговорки, так как «я-повествователь» может делиться на две категории: первый - тот, который живет в том же мире и активно участвует в событиях, при этом его кругозор ограничивается собственными эмоциями и оценкой, второй - просто наблюдает за всем, что происходит со стороны, на этот раз он становится всего лишь летописцем.

По определению В.Е. Хализева, повествователь излагает события от третьего лица, рассказчик - от первого. Б.О. Корман определяет эти понятия по степени их выявленности (или растворимости) в тексте: «повествователь - носитель речи, не выявленный, не названный, растворенный в тексте, «рассказчик» - носитель речи, открыто организующий своей личностью весь текст».

Мнение В.В. Кожинова отличается от исследователей, которые видят рассказчика и повествователя как противоположные или разные понятия, тем, что у него повествователь представляет собой один из вариантов существования рассказчика 8 . Ученый определяет рассказчика как «условный образ человека, от лица которого ведется повествование в литературном произведении», благодаря которому «возможно «нейтральное», «объективное» повествование, при котором сам автор как бы отступает в сторону и непосредственно создает перед нами картины жизни». В художественной литературе, по мнению исследователя, можно найти разные варианты существования образа рассказчика. Это, возможно, «образ самого автора, который непосредственно обращается к сознанию читателя» и, естественно, это «художественный образ автора, который создается в процессе творчества, как и все другие образы произведения». Очень часто в произведении вводится «особый образ рассказчика, который выступает как отдельное от автора лицо. Этот образ может быть близок к автору, или может быть очень далек от него по своему характеру и общественному положению.

Особенности повествования и речевой характеристики в романе «Чевенгур»: монолог в форме диалога

Традиционно в платоноведении авторская позиция характеризуется такими терминами, как «полярность», «амбивалентность», «двойственность», «дихотомичность» и др. Данная оценка исследователей во многом зависит от особенностей отношения автора к изображаемому миру. Известное замечание A.M. Горького о характере романа «Чевенгур» («лирико-сатирический»)1 дало направление поиску. Самой антиномией словосочетания «лирико-сатирический» объясняется сложность в определении авторской позиции этого произведения.

Трудность интерпретации текста А.П. Платонова и определения авторской позиции, в первую очередь, кроется в уникальном языке писателя. В отличие от своих современников (И.Э Бабеля, М.М. Зощенко, Б.А. Пильняка, Е.И. Замятина и др.), как утверждает И.А. Бродский, А.П. Платонов писал на «языке своего времени». Он погрузился в глубину сознания своей эпохи, полностью подчинив «себя языку эпохи»2 . Благодаря своеобразному языку и его «неправильной прелести» (Н.И. Гумилевский) А.П. Платонов смог достичь свойственной ему амбивалентности и «излишества» смысла.

Принципиальные признаки уникального языка молодого писателя присутствуют в романе «Чевенгур». Во-первых, как справедливо отметил первый читатель «Чевенгура» - Г.З. Литвин-Молотов, роман «обилен разговорами», особенно собственно «чевенгурская» часть романа, которая состоит из диалогов между героями. Недаром A.M. Горький, прочитав рукопись, предлагал переделать роман в пьесу. Такая мысль A.M. Горькому была «внушена» языком А.П. Платонова. По мнению великого писателя, со сцены, из «уст неглупых артистов, он (роман) звучал бы превосходно»3.

Во-вторых, несмотря на то, что роман «обилен разговорами» героев, персонажи думают и говорят абсолютно «по-платоновски». В романе, по мнению многих исследователей, языковая характеристика каждого героя, включая повествователя, представляет собой одну из разновидностей языка самого автора. Язык автора доминирует над всем: над языком персонажей, над сюжетной линией, даже над пространственно-временной структурой. Или, наоборот, как пишет Л.А. Шубин, авторская речь в произведениях А.П. Платонова стремится, как к своему пределу, к речи героев. В любом случае, в романе язык разных субъектов одинаков в сущности. Иными словами, роман мог бы стать монологом молодого писателя.

Но это монолог особого рода, поскольку авторская позиция, варьируясь, воплощается в языковом диалоге разных персонажей. Основание для такого толкования дает сам автор в следующем высказывании: «мои идеалы однообразны и постоянны. Я не буду литератором, если буду излагать только свои неизменные идеи, меня не станут читать. Я должен опошлять и варьировать свои мысли, чтобы получились приемлемые произведения»4.

Еще одной важнейшей особенностью языка является «избыточность» смысла: «жить главной жизнью»; «думать в свои мысли»; «думать в своей голове»; «знать в уме» и т. п. 5. Может быть, как предполагает Е.А. Яблоков, истина у А.П. Платонова не есть данность - «она есть процесс: поэтому всякое слово о мире справедливо в лучшем случае отчасти». Из-за этого возникает впечатление, как будто «страдают не только персонажи, но и сам язык платоновской прозы от невозможности «выговориться»»6. От невозможности «выговариваться» возникает «избыточность» языка у А.П. Платонова. Противоположные явления - «молчание» или «нехватки слов» - происходят по этой же причине.

Кроме «избыточности», в языке А.П. Платонова еще существует известное антиномическое явление - сочетания несочетаемого: «сходятся вместе слова, которые словно тянут в разные стороны»7, как в следующих выражениях: «бедное, но необходимое наслаждение»; «вещество существования»; «жестокая жалкая сила». Именно такое явление способствует выражению «лирико-сатирического» отношения автора к изображаемому.

Нельзя упускать из виду тот факт, что в романе не только устное, но и «слово письменное» тоже играет немаловажную роль. Формы письменного текста в «Чевенгуре» являются весьма разнообразными и продуктивными: это документы, протоколы, письма, вывески, лозунги, песни, отрывки из книг и даже надписи на могиле. Все эти «вставные элементы» делают композиционное единство романа довольно условным, определяемым в первую очередь единством авторской позиции. Таким образом возникает своеобразный сплав письменной и устной речи как различных, хотя и тесно взаимосвязанных, форм выражения идеала художника, его философской эстетической позиции.

Роман «Чевенгур»: от мифа к действительности, или «и так, и обратно»

Несмотря на то, что роман «Чевенгур» находится в зоне постоянного внимания исследователей, многие вопросы до сих пор остаются неразрешенными, включая такие, как определение канонического авторского текста, характеристика жанра, принципы построения хронотопа и др. Как справедливо отметил В.П. Скобелев, поскольку именно «сюжетообразующая родо-жанровая структура задает первотолчок художественной деятельности» 2 , сюжетно-композиционная структура, связанная с жанровыми особенностями произведения, имеет ключевое значение при изучении авторской позиции.

При изучении жанровых особенностей необходимо иметь в виду, что роман как жанр считается одним из самых неканонических и незавершенных в истории литературы, т. е. «не строящихся как воспроизведение готовых, уже существующих типов художественного целого», однако именно благодаря этому роман может активно заимствовать в плане как формы, так и содержания у других повествовательных жанров3.

Исследователи считают, что «кризис романного жанра» начинается уже в конце XIX века. Он имеет тесную связь с разрушением достигнутого равновесия в системе «я - другой». В начале XX века данное явление «привело к разрушению «традиционного романа» как автономно существующего произведения искусства» . Как известно, в 20-е годы минувшего века О.Э. Мандельштам провозгласил «конец романа». Под словом «роман» писатель подразумевал «композиционное, замкнутое, протяженное и законченное в себе повествование о судьбе одного лица или целой группы лиц»5. Поэтому для О.Э. Мандельштама «композиционная мера романа - человеческая биография»6. Однако современники писателя не могли стать «тематическим стержнем» романа, так как они «выброшены из своих биографий».

Чаще всего в произведениях писателей 20-х годов наблюдается так называемый «кризис» романного жанра, замеченный О.Э. Мандельштамом. Например, как известно, в творчестве Б.А. Пильняка и Е.И. Замятина биография человека не составляет композиционной структуры произведения, она уже не волнует автора, теперь, прежде всего, образ массы становится доминантой произведения. В их произведениях фабулы как таковой нет, часто роман является сбором фрагментов, не связанных друг с другом. Или, например, в произведениях М. Пруста, Дж. Джойса, Ж. П. Сартра не биография героя, а его внутренний мир и «поток сознания» становятся сюжетом романа. Однако, как бы парадоксально ни звучало это, в XX веке именно с «гибелью» и «концом романа» (т. е. определенного, «классического» этапа его развития) наступила новая эра этого жанра, одного из самых значительных «нарративных жанров» современности. Благодаря художественным экспериментам российских и зарубежных писателей, которые хотели создать идеальную форму для человека, «потерявшего» свою биографию, роман в XX в. снова расцвел как один из главных повествовательных жанров. Теперь, приобретая новую жизнь, роман представляет собой жанр открытый, находящийся в становлении; сущность романного жанра не ограничивается традиционными качествами, то есть событийностью и сюжетностью.

В вышеизложенном контексте «Чевенгур» как роман является интереснейшим объектом исследования, потому что вначале он был написан фрагментами, а уж потом спроектирован автором как единое целое, в связи с чем представляется нетрадиционным в плане формы и содержания романного жанра. Хронотоп и сюжетная структура произведения - не беспрерывные, а дискретные, не линейные, а фрагментарные, не событийные, а анекдотичные. В связи с этим в романе доминирует свойственное мифологическому мироощущению циклическое мироустройство: повторяющееся начало; отсутствие понятия «начала и конца» не только в пространственно-временной конструкции, но и в восприятии героев. Таким образом, в романе наблюдается ряд элементов мифологического текста7.

Предполагая, что роман «Чевенгур» является маленькой трилогией, обладающей своими собственными художественными закономерностями в плане формы и содержания, мы будем рассматривать его сюжетно-композиционную структуру в разных планах (особенно во взаимосвязи с жанровыми особенностями). Далее, будем раскрывать роль романа «Чевенгур» в эволюционном ракурсе: от «Чевенгура» (от маленькой трилогии) к большой романной трилогии («Чевенгур», «Котлован», «Счастливая Москва»).

Особенности романа «Чевенгур»

Платонов ни на кого не похож. Каждый, кто впервые открывает его книги, сразу же вынужден отказаться от привычной беглости чтения: глаз готов скользить по знакомым очертаниям слов, но при этом разум отказывается поспевать за временем. Какая-то сила задерживает восприятие читающего на каждом слове, каждом сочетании слов.

И здесь не тайна мастерства, а тайна человека, разгадывание которой, по убеждению Достоевского, есть единственное дело, достойное того, чтобы посвятить ему жизнь. Герои Платонов говорят о "пролетарском веществе" (сам Платонов говорил о "социалистическом веществе"). В эти понятия он включает живых людей. У Платонова идея и человек не сливаются. Идея не закрывает человека наглухо.

В его произведениях мы видим именно "социалистическое вещество", которое стремится из себя самого построить абсолютный идеал. Из кого же состоит живое "социалистическое вещество" у Платонова? Из романтиков жизни в самом полном смысле слова. Они мыслят масштабными общечеловеческими категориями, и свободны от каких бы то ни было проявлений эгоизма.

На первый взгляд может показаться, что это люди с асоциальным мышлением, поскольку их ум не ведает никаких социально-административных ограничений. Они непритязательны, неудобства быта переносят легко, как бы не замечая их вовсе. Откуда эти люди приходят, каково их прошлое, не всегда можно установить, поскольку для Платонова это не самое важное. Все они - преобразователи мира.

Гуманизм этих людей и вполне определенная социальная направленность их устремлений заключается в поставленной цели подчинить силы природы человеку. Именно от них надо ждать достижения мечты. Именно они когда-нибудь смогут обратить фантазию в реальность и сами не заметят этого. Этот тип людей представлен инженерами, механиками, изобретателями, философами, фантазерами - людьми раскрепощенной мысли.

Герои-романтики Платонова политикой, как таковой, не занимаются. Они рассматривают свершившуюся революцию как решенный политический вопрос. Все, кто этого не хотел, потерпели поражение и сметены. И еще потому они не занимаются политикой, что в начале 20х-годов новое советское государство еще не сложилось, сложилась власть и аппарат власти.

Вторая группа персонажей - это романтики битвы, люди, сформировавшиеся на фронтах гражданской войны. Бойцы. Чрезвычайно ограниченные натуры, какие в массовом порядке обычно порождает эпоха битв. Бесстрашные, бескорыстные, честные, предельно откровенные. Все в них запрограммировано на действие. В силу понятных причин именно они, вернувшиеся с фронта, пользовались в победившей республике безоговорочным доверием и моральным правом на руководящие посты. Они приступают к делу с наилучшими намерениями и с присущей им энергией, но вскоре обнаруживается, что большинство из них в новых условиях чисто автоматически руководит так, как командовало полками и эскадронами на войне.

Получив посты в управлении, они не умели ими распорядиться. Непонимание происходящего порождало в них повышенную подозрительность. Они запутались в отклонениях, перегибах, перекосах, уклонах.

Безграмотность была той почвой, на которой расцветало насилие. В романе "Чевенгур" Андрей Платонов изобразил именно таких людей.

Получив неограниченную власть над уездом, они в приказном порядке решили отменить труд. Рассуждали примерно так: труд - причина народных страданий. Поскольку трудом создаются материальные ценности, которые приводят к имущественному неравенству. Стало быть, надо ликвидировать первопричину неравенства: труд. Кормиться же следует тем, что природа рождает.

Так, по своей безграмотности, они приходят к обоснованию теории первобытнообщинного коммунизма. У героев Платонова не было знаний и не было прошлого, поэтому им все заменяла вера. С тридцатых годов окликает нас Платонов своим особенным, честным и горьким, талантливым голосом, напоминая, что путь человека, при каком бы социальном и политическом устройстве тот ни жил, всегда труден, полон обретений и потерь.

Для Платонова важно, чтобы не был разрушен человек. Многое роднит писателя Андрея Платонова с его персонажами - правдоискателями: та же вера в существование некоего "плана общей жизни", те же мечты о революционном переустройстве всей жизни и не менее, как в масштабе всего человечества, вселенной; та же утопия всеобщего коллективного творчества жизни, в процессе которого рождается "новый человек" и "новый мир".

Предлагаем вам познакомиться с одним из самых известных произведений Андрея Платоновича Платонова. Речь идет о социально-философском романе, в первой редакции озаглавленном "Строители весны". Сегодня это произведение известно как "Чевенгур". В 1928 году завершил Платонов "Чевенгур". Краткое содержание этого романа представлено в нашей статье. Некоторые исследователи считают, что данное произведение можно включить в состав "философской трилогии", куда входят, помимо него, повести "Джан" и "Котлован".

"Чевенгур" начинается рассказом о том, что каждые 5 лет людям приходилось уходить из деревень в города или леса из-за неурожая. В это время Захар Павлович оставался один в деревне. Множество изделий прошло через его руки за его долгую жизнь - от сковородки до будильника. Однако у самого героя не было ничего: ни жилища, ни семьи. Однажды ночью Захар Павлович услышал далекий гудок паровоза. На следующее утро он отправился в город.

Служба в паровозном депо стала новой страницей в жизни Захара Павловича. Вновь для него стал открыт искусный мир, давно им любимый. Герой решил удержаться в этом мире навсегда.

Семья Двановых

Переходим к знакомству с семьей Двановых, описывая краткое содержание. "Чевенгур" Платонова - произведение, в котором некоторым ее членам отводится важная роль. Всего в этой семье родилось 16 детей, из которых лишь 7 уцелели. Восьмым ребенком был приемыш Саша. Его отец, рыбак, утонул из интереса. Он просто хотел выяснить, что будет после смерти. Приемыш Саша - ровесник Прошки Дванова. Когда в этой семье еще двойня появилась на свет в голодный год, Дванов сшил приемышу мешок для подаяния и отправил его просить милостыню.

Саша отправился на кладбище, чтобы попрощаться со своим отцом. Приемыш решил, что он наберет сумку хлеба, а затем выроет себе землянку около могилы отца и поселится в ней, раз дома у него нет.

Саша становится сыном Захара Павловича

Кратко изложим содержание дальнейших событий романа "Чевенгур", сюжет которого, как вы видите, довольно интересен. Через некоторое время Захар Павлович просит своего сына, Прошку, отыскать Сашу. Он объявляет, что берет приемыша к себе в сыновья.

Захар Павлович любит приемыша всей преданностью старости. Саша - ученик в депо, учится на слесаря. Он много читает вечерами, а затем пишет, так как в свои 17 лет не хочет оставлять ненареченным этот мир. Однако Саша ощущает пустоту внутри своего тела. Жизнь входит и выходит сквозь эту пустоту, не задерживаясь. Наблюдая за сыном, Захар Павлович советует ему не изводить себя, поскольку он и так слаб.

Захар Павлович и Сашка становятся большевиками

Далее в произведении, которое создал Андрей Платонов ("Чевенгур"), говорится о том, что через некоторое время начинается война, а затем и революция. Однажды ночью в городе слышится стрельба. Утром Захар Павлович вместе с Сашкой отправляются в город, чтобы найти самую серьезную партию и записаться в нее. В одном здании помещаются все партии. Захар Павлович, выбирая лучший вариант, ходит по кабинетам. За крайней дверью, находящейся в конце коридора, сидит лишь один человек, так как другие отлучились властвовать. Захар Павлович спрашивает его, скоро ли наступит конец всему. Тот отвечает, что социализм будет через год. Захар Павлович радуется и просит записать их с Сашкой в эту партию. Вернувшись домой, он объясняет приемышу, как он понимает большевизм. По его мнению, у большевика пустое сердце, из-за чего в него все может поместиться.

Отъезд Сашки

Проходит полгода. Сашка поступает на железнодорожные курсы, после чего учится в политехникуме. Однако вскоре его учение надолго прекращается. Роман "Чевенгур" (краткое содержание) продолжается тем, что партия командирует Александра Дванова на фронт Гражданской войны - в город Новохоперск, расположенный в степи. Захар Павлович сутками сидит на вокзале со своим сыном в ожидании попутного эшелона. Обо всем уже они переговорили, но только не о любви. Когда Александр уезжает, его отец возвращается домой и начинает читать алгебру по складам, не понимая ничего. В этом постепенно он находит утешение.

Дванов в Новохоперске приобщается к воюющей революции. Из губернии вскоре приходит приказ о возвращении Александра. По дороге Дванов ведет паровоз вместо сбежавшего машиниста. Состав сталкивается со встречным. Лишь чудом Сашка остается жив.

Возвращение Александра домой, болезнь и встреча с Соней

Дванов, проделав трудный и долгий путь, наконец возвращается домой. Герой сразу же заболевает. На 8 месяцев он оказывается выключенным из жизни из-за тифа. Отчаявшись, Захар Павлович делает гроб для своего сына. Однако Сашка выздоравливает летом. По вечерам к ним приходит соседка Соня, сирота. Захар Павлович решает расколоть на топку гроб. Он думает, что теперь впору мастерить детскую кроватку, так как Соня скоро подрастет, и тогда у них с Сашей могут появиться дети.

Знакомство с Копенкиным и Чепурным

Александр по заданию губкома отправляется "искать коммунизм" в губернии. Он попадает к анархистам, однако небольшой отряд, возглавляемый Степаном Копенкиным, отбивает его. Причина участия Степана в революции - его любовь к В селении, куда заезжают Дванов с Копенкиным, они находят Соню. Оказывается, она учит детей в местной школе.

Блуждая по губернии, Копенкин с Двановым знакомятся со многими людьми, и каждый из них по-своему представляет новую жизнь и ее строительство. Александр знакомится с Чепурным - человеком, который служит в городе Чевенгуре председателем ревкома. Слово "Чевенгур" нравится Дванову. Оно напоминает этому герою влекущий гул неведомой страны. Чепурный отзывается о Чевенгуре как о месте, где и точность истины, и благо жизни, и скорбь существования случаются по мере надобности, сами собой. Хотя Александр мечтает возвратиться домой, чтобы продолжить свое обучение в политехникуме, его увлекают рассказы о социализме Чевенгура. Он решает отправиться в этот город, описанием которого продолжается краткое содержание.

Чевенгур

Город просыпается поздно, так как жители его отдыхают от длившегося веками угнетения. Революция завоевала Чевенгуру сны, основной профессией в городе сделала душу. Копенкин, заперев в сарай Пролетарскую Силу (так зовут его лошадь), идет по городу. Он встречает нездешних по лицу, бледных по виду людей. Копенкин спрашивает Чепурного, что делают днем эти люди. Тот отвечает, что основная профессия - душа человека, а ее продукт - товарищество и дружба. Копенкин предлагает организовать немного горя, чтобы в Чевенгуре не было совсем уж хорошо. Он считает, что для хорошего вкуса коммунизму следует быть едким.

Герои назначают специальную комиссию, которой поручено составить списки буржуев, уцелевших во время революции. Этих буржуев расстреливают чекисты. Чепурный после расстрела радуется, что теперь наступил покой.

Копенкин после расправы все равно не ощущает коммунизма, которым так гордится Чевенгур. Краткое содержание по главам продолжается тем, что чекисты начинают выявлять полубуржуев, от которых следует освободить жизнь. Их собирают в толпу, а затем выгоняют в степь. Оставшиеся в городе, а также прибывшие по призыву коммунистов пролетарии в скором времени доедают остатки пищи, принадлежавшей буржуазии. Они уничтожают всех кур в Чевенгуре, после чего питаются в степи одной растительной пищей. Чепурный ждет, что само собой выработается окончательное счастье, так как счастье жизни - это необходимость и факт. Лишь Копенкин ходит по городу в грусти. Он ждет приезда Александра и его оценки построенного в Чевенгуре коммунизма.

Бесполезные изобретения

Далее следует рассказать о двух изобретениях, описывая краткое содержание. "Чевенгур" продолжается тем, что приезжает Дванов, однако он не видит снаружи новой жизни: наверное, коммунизм скрылся в людях. Александр догадывается, почему этот строй так желают большевики-чевенгурцы: коммунизм - конец времени, конец истории. Только в природе идет время, а в человеке стоит тоска. Александр изобретает особый прибор, с помощью которого можно обращать солнечный свет в электричество. Для этого из всех рам в городе вынимают зеркала, а также собирают все стекло. Однако прибор этот не работает. Строят башню, на ней зажигают огонь для того, чтобы он указывал путь блуждающим в степи. Однако на свет маяка не является никто.

Проверка, приезд женщин

Товарищ Сербинов приезжает из Москвы для проверки деятельности чевенгурцев. Он отмечает, что труды их бесполезны. В оправдание Чепурный говорит, что они работают друг для друга, а не для пользы. Сербинов в своем отчете пишет, что в городе много счастливых вещей, но при этом бесполезных.

В Чевенгур для продолжения жизни доставляют женщин. Молодые жители города только греются с ними, будто с матерями, так как уже наступила осень и воздух совсем холодный.

Весть о судьбе Софьи

Сербинов рассказывает Александру, как он повстречался с Софьей Александровной в Москве. Это та самая Соня, которую Дванов помнил до Чевенгура. Девушка сейчас живет в Москве, трудится на фабрике. Сербинов сообщает, что Софья помнит Александра, как идею. Сам же Сербинов не говорит о том, что любит эту девушку.

Казаки занимают город, отъезд Дванова

В город прибегает человек и говорит, что на Чевенгур направляются казаки на лошадях. Начинается бой, в котором погибает Сербинов, думая о Софье Александровне. Чепурный также погибает, как и другие большевики. Казаки занимают город.

Александр остается в степи возле Копенкина, находящегося при смерти. Когда тот умирает, Александр садится на Пролетарскую Силу и уезжает подальше от города, в открытую степь. Долго едет Дванов. Он проезжает деревню, где когда-то родился. Герой прибывает к озеру, где когда-то умер его отец. Он замечает удочку, позабытую им еще в детстве на берегу. Дванов заставляет лошадь зайти по грудь в воду, после чего сходит с седла в поисках дороги, по которой прошел когда-то его отец.

Финал

В Чевенгур прибывает Захар Павлович. Он ищет Александра. В городе нет никого из людей, лишь у кирпичного дома сидит плачущий Прошка. Захар Павлович просит его привести ему Сашку за деньги, но Прокофий обещает сделать это даром и отправляется искать Дванова.

На этом заканчивается краткое содержание. "Чевенгур" - произведение, впервые опубликованное в СССР только в 1988 году. Сегодня, наконец, мы имеем возможность познакомиться с творчеством замечательного писателя Андрея Платоновича Платонова. Одним из лучших его произведений является роман "Чевенгур". Читать краткое содержание не так интересно, как знакомиться с оригиналом этого романа. Безусловно, Андрей Платонов - выдающийся художник слова.

© А. Худзинска-Паркосадзе, 2007

ЖАНРОВЫЕ ОСОБЕННОСТИ РОМАНА АНДРЕЯ ПЛАТОНОВА «ЧЕВЕНГУР»

А. Худзинска-Паркосадзе

Творчество Андрея Платонова постоянно вызывает живой интерес литературоведов и любителей литературы. Литературоведение пытается найти ответы на самые основные вопросы, касающееся платоновской поэтики, такие, хотя бы, как определение жанра единственного законченного романа писателя «Чевенгур». При решении этой проблемы ученые разделились на две основные группы: первая считает этот роман антиутопией, вторая - утопией. Однако есть и третья группа, которая пытается зачислить этот жанр одновременно к антиутопии и утопии, несмотря на их противоположность.

С одной стороны, критики подчеркивают, что Чевенгур, «жутковатое место-загадка», находясь вне реального пространства и времени, отвечает основному признаку города-утопии: то есть места, которого нет Ч. Данное определение подкрепляется утопичностью самой идеи коммунизма 2, утопическими идеалами времени, которые воплотил Платонов 3. Используются и другие термины для определения жанра романа: метаутопия 4, трансутопия 5 и т. д. А. Поморски называет произведение «Чевенгур» преорвелловской антиутопией наряду с «Мы» Е. Замятина6.

С другой стороны, критика отмечает, что в романе Чевенгур отчетливо выделяются особенности, свойственные антиутопии: идея социализма и всеобщего счастья на земле, сталкиваясь с конкретной человеческой судьбой, приводит к трагическому финалу7. О. Лазаренко сущностную черту антиутопии в Чевенгуре видит в признании Платоновым приоритета вечной и естественной жизни над идеей 8.

Насколько адекватны такие прочтения Чевенгура? В этом отношении мы согласны с мнением В. Свительского, который отмечает, что Платонов в Чевенгуре раскрыл неизбежность встречи утопии с реальностью, выразил ее в «новом, небывалом, художественном синтезе». Платонов в произведении, по-

священном реальной жизни, вместе с утопией дал ее обсуждение, ее коррекцию действительностью. В. Свительский называет роман Чевенгур трагической утопией Платонова 9.

Итак, если Чевенгур нельзя однозначно назвать утопией или антиутопией, то вопрос

о жанре остается открытым. Может быть, Платонов сыграл с читателем некую шутку «и так и обратно». Может быть, не случайно Андрей Климентов выбрал для себя псевдоним, сходный с фамилией одного из своих любимых философов - Платоном 10. Ведь картина Чевенгура странным образом напоминает идеальное государство, о котором писал Платон в своем трактате. Философ считал, что в идеальном государстве нет места для того, что бесполезно и вредно (в том числе и больных, калек, «вредителей» общества и т. п.). Такой подход напоминает подход чевенгурских большевиков к старым чевенгурцам и дает основание утверждать о жанровой установке автора Чевенгура на Государство Платона.

Платон считает, что в идеальном государстве власть должна быть сосредоточена в руках мудрецов-философов, «спасителей», которые лучше всех знают, что хорошо, а что плохо. Здесь имеется и авангард, и охранители границ и блюстители порядка. Это своего рода разновидность федоровских «надзирателей», то есть верное отражение образа чевенгурских большевиков. Они составляют элиту власти и, согласно Платону, должны отказаться от имущества и жить по-спартански. Представители власти лучше всех понимают нужды и потребности остальных. Тех, которые являются врагами нового порядка, и тем самим государства и богов, ожидает смертельный приговор. Ради блага государства необходимо ограничение свободы мысли и действия п.

Платон знал, что в неидеальном мире невозможно создать идеальное государство, но был убежден, что люди должны стремиться к осуществлению идеала. Он основал свой

проект идеального государства на вере в то, что идеальный мир (то есть мир совершенных идей) имеет своей конечной целью осуществление в материи. Материя в Космосе становится совершеннее в меру своего приближения к миру чистых идей, то есть Вселенной. Это стремление к совершенствованию через красоту Платон называет любовью 12. Платон пишет о потребности объединения одной целью всех людей ради создания справедливого государства и воспитания совершенного человека 13. Однако, как отмечают ученые, в своих деталях и методах реализации теория Платона с презрением относится к свободе и счастью человека как личности 14.

Идеальное государство Платона считается утопией 15, поскольку воплощает модель «наилучшего» земного устройства. В то же время, образ платонского государства соответствует также модели тоталитарной системы власти 16. Отсюда можно сделать вывод: определение Чевенгура как утопии или антиутопии связано с загадкой определения платонс-кого Государства. Ведь утопии, созданные в древности - это мифы, которые в ХХ веке превратились в антиутопии. Утопия - проект рационально организованного социума. Сфера антиутопии - частное бытие личности, нечто сокровенное и глубоко индивидуальное. Героем ее становится человек, который пробует строить свое существование согласно представлениям о духовной гармонии 17.

Влияние идей Платона на мировоззрение Платонова уже не раз отмечалось критикой 18. Подчеркивался именно тот факт, что Платон является родоначальником утопии, и то обстоятельство, что с критикой идеализма Платонов выступил в одной из своих самых ранних статей в газете «Воронежская коммуна» от 17 и 20 октября 1920 года под заглавием «Культура пролетариата»19. Философия Платона просвечивает не только сквозь жанровую форму Чевенгура. Как справедливо отметила Я. Шимак-Реиферова, влияние Платона сказалось также на представлениях героев романа о душе и теле. Они «чувствуют» и «формулируют» мир по Платону 20. На наш взгляд, платоновская философия в значительной мере основана на пла-тонском мифе, стержнем которого является дуалистическая модель миропорядка.

Мифологизм мышления непосредственно связан с вопросом человеческого восприятия мира и процессом его осмысления 21. Миф - образец для других литературных жанров. Исследователи давно отметили связь некоторых ритуалов, племенных обычаев, верований с жанром сказки. У большинства исследователей не вызывает сомнения факт происхождения сказки от первобытного мифа 22.

Сказочный сюжет переосмыслял мифологические представления, иногда воспроизводя их в буквальном смысле. К самым устойчивым мифологическим мотивам и темам, которые впитывала в себя сказка, принадлежат тема рая, поиски «иного царства» («тот свет»), тема посвящения и испытаний героя во время его странствования. Владимир Пропп сюжетную схему волшебной сказки возводил к двум основным циклам мифологических представлений. Первый связан с обрядом инициации, то есть перехода героя в новый статус, а второй отражает древние представления о месте загробного существования душ и путешествием в иной мир 23. Следует здесь подчеркнуть, что между этими циклами трудно провести четкую границу, так как обряд инициации и представления «того света» присущ многим верованиям. Обряд инициации был связан с последующим за ней воскресением.

Согласно В. Проппу, волшебная сказка отличается прежде всего повторимостью функций, то есть однородных действий героев, важных для развития сюжета 24. Отсюда и однородность композиции. Ученый называет несколько основных мотивов, которые определяют жанр волшебной сказки. Чевенгур как роман, а значит - более сложный по своей структуре жанр, имеет две сюжетные линии, одна относится к отцу-рыбаку, а другая к Саше. Тем не менее обе сюжетные линии соответствуют композиционным требованиям волшебной сказки.

Начнем с отца Саши: временный уход из дома можно понимать как уход из сего мира в мир смерти. Следовательно, в качестве запрета выступает здесь недозволенность лишения себя жизни. Интересно, что по отношению к Саше этот запрет касается не его непосредственно, а других лиц, то есть запрет лишения жизни других людей относится к убийству старых чевенгурцев большевиками, а за-

тем убийства их же бандой кочевников. Хотя Саша не является нарушителем этого запрета, именно он стремится перебороть его зловещую силу - стихию смерти.

В. Пропп считал нарушение запрета главным элементом завязки действия и начала интриги. Соответственно самоубийство отца Саши представляет собой завязку действия и начало путешествия Саши. Согласно требованиям жанра волшебной сказки ее герой должен стать типом искателя, который вынужден покинуть дом и отправиться в неопределенном направлении. Саша - искатель правды бытия, он вынужден сначала покинуть дом приемного отца Прохора Абрамовича Двано-ва, потом могилу отца-рыбака и, наконец, дом Захара Павловича. Герой романа отправляется сначала побираться, а потом искать коммунизм.

Саша Дванов представляет собой, как и герой волшебной сказки, тип мужика, он сын рыбака. В романе практически отсутствует его внешняя характеристика. Главной чертой Саши является благородство, в основе которого его желание помочь другим. Он обладает и другим основным качеством волшебного героя - способностью сочувствовать другим. Любопытно, что в русских волшебных сказках персонаж олицетворяет любовь к отцу, последнюю просьбу которого выполняет как святую обязанность. Припомним, что Саша решил отправиться в Чевенгур после того как увидел отца во сне и тот сказал ему: «Делай что-нибудь в Чевенгуре: зачем же мы будем мертвыми лежать...»25. Именно этот эпизод романа объединяет в себе сказочную функцию соединительного момента и посредничества.

Симптоматично, что в романе Платонова функцию волшебного помощника и антагониста выполняет один герой - приемный брат Саши Дванова - Проша Дванов. Ведущей чертой волшебного помощника является большая активность, по сравнению с пассивностью главного героя. Для нас существенное значение имеет тот факт, что Саша руководствуется в жизни зовом своего открытого сердца, а Проша, в противоположность ему, хладнокровным умом. Именно это обстоятельство легло в основу антагонистического соотношения этих двух персонажей.

По такому же принципу композиционную ось волшебной сказки составляют два антагонистических царства. В Чевенгуре эти царства приобретают истинно онтологическое содержание - во-первых, земное царство, то есть этот мир, и во-вторых - царство тьмы, то есть тот свет. Сам город Чевенгур относится также к символике царства тьмы, поскольку находится он в оппозиции с окружающим его «внешним» миром. Там «время безнадежно уходило обратно жизни» (Ч., с. 225), в Чевенгур «трудно было войти <...> и трудно выйти из него» (Ч., с. 231). Поэтому Чевенгур и оказался местом испытания главного героя.

Главная функциональная черта испытания заключается в том, что его может пройти только тот, кто обладает волшебным средством. В случае Саши функцию волшебного средства выполняет мотив открытого сердца. Среди всех героев только он испытывает настоящую любовь ко всем встреченным людям, пропитанную состраданием и готовую на самопожертвование.

Характерно то, что согласно композиционным требованиям жанра волшебной сказки завязка действия реализуется через эпизод отлучки, то есть один из членов семьи должен уйти из дома. История Саши Дванова начинается со смерти его отца рыбака, который хотел «пожить в смерти и вернуться» (Ч., с. 8). Однако, несмотря на свои интенции, он нарушил запрет самоубийства, так как умер «не в силу немощи, а в силу своего любопытного разума» (Ч., с. 9). Своей смертью он создал недостачу в жизни своего сына, который с тех пор испытывает отсутствие счастья, понимаемого в рамках платоновской «теплоты». Саша надеется найти эту «теплоту» сначала в доме Прохора Абрамовича Дванова, однако неуспешно. Его судьба меняется, когда антагонист Проша соглашается привести побиравшегося приемного брата к Захару Павловичу под предлогом милостыни. Функция пособничества реализуется путем покорного подчинения Сашей воли Проши, несмотря на то, что тот совершил ранее акт вредительства, прозвав его «дармоедом» и выгнав из дома своего отца Прохора Абрамовича. Проша второй раз вызвал недостачу, испытываемую Сашей, чувство одиночества, тоску по родному отцу и человеческой «теплоте».

Функция испытания и жертвы реализуется на двух уровнях: подготовительном и окончательном. Первое испытание относится к первой части романа, в которой Саша отправляется в командировку по России и встречает отряд анархистов. В результате нападения анархистов Саша получил ранение в правую ногу. Символика этого ранения имеет большое значение для адекватного понимания этой сцены и финала романа. Ранение в правую ногу означает, что герой находится в самом начале духовного пути 26 и, отдав часть себя в качестве самопожертвования, стал полубогом и приобрел знание. Сверх того эта символическая сцена ранения сближает образ героя с образом Иисуса Христа, так как, целясь в Сашу, анархист произносит: «По мошонке Иисуса Христа» (Ч., с. 69). Получив ранение, Саша «покатился с бровки оврага на дно» (Ч., с. 69). Падение на дно - символическое нисхождение в ад и символическая смерть. Как сатана сорок дней «проверял силу духа» Христа в пустыне (Лука 4, 1-15), так и происшествие с анархистами было проверкой силы духа Саши и подготовкой его к главной жертве в финале романа. Не без значения кажется и тот факт, что Сашу раздели догола и что при этом он не испытывает ни злости, ни стыда или унижения. Для него это оказалось лишь физическим унижением, которое по своей сути должно подготовить героя к окончательному духовному испытанию и жертве. Эта сцена первого испытания и первой жертвы связана также с рождением «волшебного средства» - сочувствующего сердца. Необходимо подчеркнуть, что намеченную нами параллель Саша - Христос следует понимать в философских, но не религиозно-догматических рамках.

Путь Саши в Чевенгур соответствует пространственному перемещению героя волшебной сказки между двумя царствами. Как мы уже говорили, образец двух антагонистических царств составляет в платоновском романе мир жизни и мир смерти. Герой романа приходит в Чевенгур, чтобы убедиться, является ли он действительно единственным местом на земле, где находится окончательное счастье всего человечества - коммунизм. В Чевенгуре же состоится борьба главного героя и его антагониста. Саша, обладатель «открытого сердца», и Проша, сторонник ре-

шения жизненных вопросов при помощи разума, ведут спор о том, что такое правда и как людям обрести счастье. Проша считал, что следует пожертвовать правдой ради общего умеренного счастья, которое избранники будут выделять остальным как пайки. По мнению героя, «всякая правда должна быть немного и лишь в самом конце концов» (Ч., с. 247). Саша, однако, переубедил его, доказав обратное.

Функцию клейма, отметки выполняет поцелуй в губы, который получил Проша от Саши в начале их разговора о правде. Саша поцеловал его в знак прощения, «заметив в нем совестливый стыд за детское прошлое» (Ч., с. 245). Этот акт милосердия превратил Прошу из антагониста в помощника и последователя Саши. Сразу после рокового разговора с братом Проша отправляется в поисках жен для «прочих», впервые желая сделать что-то бескорыстно для других, а в конце романа отправляется в путь искать Сашу из-за тоски по исчезнувшему брату.

Саша желает остаться в Чевенгуре жить вместе с «прочими», поскольку только здесь он почувствовал себя счастливым. Этот факт свидетельствует о ликвидации недостачи, испытываемой раньше героем. Однако благоприятное пребывание Саши в Чевенгуре прерывает внезапное нашествие банды кочевников, которая истребила всех чевенгурцев за исключением Саши. Он чудом уходит от погони и спасается. На лошади, названной Копенкиным Пролетарской Силой, возвращается к началу своего пути - в свою родную деревню. Там состоится его неузнаваемое прибытие, так как единственный встреченный им в деревне старик Петр Федорович Кондаев не узнает его.

Развязка романа имеет сугубо мистический характер. Нельзя понять финальной сцены без ссылки на ее зашифрованное в мифологических символах значение. Главными образами-символами являются в этом эпизоде озеро как хронотоп царства смерти и ритуал самопожертвования во имя общего блага. Следовательно, функция узурпатора отведена образу воды в озере Мутево, которая «некогда успокоила <...> отца в своей глубине» (Ч., с. 306), а теперь волновалась обеспокоенная и притягивала к себе Сашу. Он помнил, что в ней осталось еще «жившее вещество тела»

его отца и именно там находится «вся родина жизни и дружелюбия» (Ч., с. 306). Необоснованное притязание узурпатора объясняется тем, что человек должен по-платоновски «делать себя» и творить в жизни и через жизнь.

Суть трудной задачи, стоящей перед Сашей, заключается в том, что он должен найти ту дорогу, «по которой когда-то прошел отец в любопытстве смерти» (Ч., с. 306), но пройти ее не в смерть, а в вечную жизнь, при этом должен он еще обличить узурпатора. Для того чтобы выполнить намеченное, его смерть должна стать не актом самоубийства, а наоборот, сакральным актом любви и милосердия. Поэтому важную роль играет в этом контексте мотив клейма-отметки, то есть поцелуя, понимаемого как совершение акта милосердия по отношению к антагонисту. Именно с помощью этого акта преодолевается главный дуализм романа: сердце / разум, жизнь / смерть. Саша «продолжает свою жизнь» (Ч., с. 306), погружаясь в воду озера Мутево, потому что он умирает «в силу» любви. Таким образом, совершается трансформация героя и он одерживает победу над главным врагом - смертью. Акт самопожертвования Саши для преодоления стихии смерти (круг смерти: убийство старых чевенгурцев, смерть ребенка, убийство новых чевенгурцев и т. д.) приобретает смысл вознесения в сферу сакрум и объединения с абсолютом, и поэтому выполняет функцию свадьбы и вознесения на престол.

Ю.М. Лотман отрицает возможность применения к роману модели, разработанной

В.Я. Проппом для волшебной сказки. Литературовед видит принципиальное отличие сказочного и романного текстов. Главные из них: строгая иерархическая замкнутость уровней (сумма функций волшебной сказки), деталь-реалия сюжета в волшебной сказке включается только в поверхностный слой текста (исключение представляет собой «волшебный предмет», то есть инструмент, с помощью которого реализуется определенная функция). Но, с другой стороны, Лотман признает, что характерной чертой русского романа является «мифология» сюжетов 27. Кажется, что роман Чевенгур Платонова является исключением от лотмановского правила.

Стилистика Чевенгура также содержит характерные свойства волшебной сказки. В свете

настоящей статьи значение имеет также разница между мифом и волшебной сказкой. В. Пропп подчеркивает, что миф, потеряв социологическое значение, превратился в сказку. Внешне начало этого процесса отмечается отделением сюжета от обрядовости. Следовательно, сказка теряет религиозную функцию мифа 28.

В романе Чевенгур, по нашему мнению, композиция и стилистика волшебной сказки обогащена философско-онтологическим содержанием. Платонов ставит вопросы о смысле жизни, об истине, о счастье. Ответы и результаты его поисков запечатлены в универсальных мифологических символах, создающих единую картину мира. Цель романа не религиозная, но философская, поскольку здесь нет очевидных ответов. Их должен найти сам читатель. Похоже на то, что жанр волшебной сказки, которая выросла из мифа, адекватнее других может выразить идейно-философские искания писателя.

Существенно также, что некоторые одной из главных качеств платоновской стилистики называют лиризм. Р. Чандлер подчеркивает, что Платонов не предлагает читателю уверенной и ясной перспективы описываемых событий. Писатель словами любви примиряет и излечивает своих героев 29.

Сходство Чевенгура с волшебной сказкой отметил уже Ю. Пастушенко, указывая на подобие Саши Дванова герою сказки, когда тот отправляется в странствие не сам по себе, а выполняя задание правителя. Более того, исследователь подчеркивает, что Саша - особый герой в особых обстоятельствах, подобных сказочным. Дванов - тип героя, корни которого уходят в древнерусскую культурную традицию, связанную с житиями святых, утопическими легендами и сказками 30.

М. Золотоносов также обратил внимание на сложную трансформацию народных сказочных представлений о идеальном устройстве в «нездешнем царстве». По мнению критика, в Чевенгуре отчетливо видно взаимовлияние знания и веры на примере описания экономической системы «чевенгурского коммунизма»31.

Несомненно, А. Платонов сознательно обратился к жанру волшебной сказки и осмыслил ее заново, придавая ей онтологический характер. Знаменательно, что после де-

мобилизации из армии в 1946 году А. Платонов все последние годы своей жизни работал над сказками (Волшебное кольцо, 1950; Башкирские народные сказки, 1949; Две крошки, 1948). Писатель считал, что подлинный художник, перелагая произведение фольклора, воссоздает и утверждает тем самым в народном сознании наилучший вариант из всех имеющихся версий данного сюжета. Платонов так писал о роли писателя, обрабатывающего народные сказки: «Писатели дополнительно обогащают и оформляют народную сказку силою своего творчества и придают ей то окончательное, идеальное сочетание смысла и формы, в котором сказка остается пребывать надолго или навсегда»32. Закономерно также, что Платонов создал свой индивидуальный жанр - онтологическую сказку, в которой соединил форму волшебной сказки с онтологическим содержанием.

Платоновские герои - сказочные философы. Они идут босиком по дороге, но касаются «не дорожной пыли и грязи, а непосредственно земного шара»33. Они - дети Вселенной. С помощью жанра волшебной сказки писатель наполняет текст философским содержанием. Стоит, однако, отметить, что если волшебная сказка рассказывала обычно о каких-то прошлых событиях («жили-были»), то Платонов концентрируется на настоящем и повествует своим современникам об их жизни, разоблачая ложь и указывая на суть - истину. Ведь волшебная сказка - самая доступная литературная форма обращения к народу, к наиболее широко понимаемому слушателю, не извращенному опытом жизни.

С категорией пространства тесно связана своеобразная «поэтика» названия города, который вынесен в заглавие романа А. Платонова. Одним из первых исследователей, сделавшим «подступ» к выяснению его источника, был О.Ю. Алейников. Критик предполагает, что это название можно расшифровать как ЧеВеНГУР - Чрезвычайный Военный Непобедимый (Независимый) Героический Укрепленный Район, с поправкой «на замаскированную усмешку писателя»34. Автор вышеупомянутой статьи утверждает, что эта аббревиатура составлена с учетом расхожих в пореволюционные времена словообразовательных моделей, тяготевших «к образованию слов

по произношению начальных слогов или начальных букв нескольких слогов»35. В качестве примера исследователь приводит следующее: Викжедор - Всероссийский исполнительный комитет железнодорожного профсоюза, Всеколес - Всероссийский комитет по лесоразработкам и т. п.36

Однако способ образования названий других произведений писателя показывает, что вышеприведенный вариант расшифровки нетипичен для А. Платонова, поскольку писатель добивался номинативной простоты. Эти заглавия часто являются своего рода лозунгами, то есть сжатой, но содержательной информацией: Котлован, Сомневающийся Макар, Симфония сознания и т. п.). Естественно, эти названия часто символичны, двуплановы, многозначны, как и самые платоновские произведения, в истоках своих простые.

А. Платонов уже в 1922 году (за шесть лет перед замыслом Чевенгура) писал о себе «певец я, странник и жених вселенной» в стихотворении Лунный гул, которое, по неизвестным до конца причинам, не вошло в сборник Голубая глубина 37. В этом стихотворении находим такие строки:

Лунный гул,

Звенящий стон разорванных молекул, -Вселенский бой сопротивлению и огню. Кстати, когда Саша Дванов впервые услышал слово «Чевенгур», ему оно понравилось поскольку «походило на влекущий гул неизвестной страны» (Ч., с. 138). В стихотворении Лунный гул Платонов пишет тоже: Услышал в мире я глубокое дыхание, Подземное движение воды.

В результате, надо отметить, что Платонов смотрит на пространство и место человека в нем не в масштабах одной только Земли, а в масштабах всей Вселенной. Добавим, что некоторые исследователи также обратили внимание на эту особенность «платоновской художественной вселенной». Например, Н.П. Хрящева в своей книге «Кипящая вселенная» А. Платонова утверждает, что писатель изначально мыслил категориями космическими (имеются в виду прежде всего произведения «дочевенгурского» периода). Как тонко подмечено в работе, не случайно в его статьях и последовавших художественных сочинениях смело развиваются проекты преоб-

разований в планетарном и даже галактическом масштабах. Исследовательница подчеркивает, что писатель столь глубоко верит в немедленное практическое расширение земной жизни до пределов Космоса, что в его произведениях фактически снимаются временные границы между возможностями земного человеческого сознания. Н.П. Хрящева рассматривает пути и способы художественного конструирования писателем новой модели Вселенной и результаты ее испытания на возможность стать счастливым домом человечества 38. Н.М. Малыгина также подчеркивает, что мысли о человеке - «жителе Вселенной», покорителе Космоса, воплощаются в платоновских поэтических формулах (человек - «любимое дитя» неба, люди - «потомки солнца»), отражающих существенные черты философии природы А. Платонова 39.

Полагаем, что название романа Чевенгур можно расшифровать как: Че-вен-гур, то есть Че - через, вен - вселенскую, гур - губернию, или Через-вселенский-гул. Такой способ расшифровки подсказывает также название другого произведения А. Платонова (Че-че-о), которое, кстати, было опубликовано в 1928 году, то есть тогда, когда автор интенсивно работал над Чевенгуром. Заглавие Че-че-о обозначает: Через Черноземный Округ, то есть район, по которому писатель совершил поездку, а потом свои впечатления поместил в вышеназванном очерке.

Допускаем, что последний слог «гур» обозначает слово «губерния». При объяснении этого суждения ссылаемся на выводы М.А. Дмитровской, которая связывает образ Чевенгура с символическим образом «подводного» мира и проводит параллель между этим образом и сценой смерти отца Дванова в озере Мутево. Исследовательница подчеркивает, что представления отца Дванова о смерти совпадают с описанием залитого лунным светом Чевенгура: «...он видел смерть как другую губернию, которая расположена под небом, будто на дне прохладной воды, и она его влекла» (Ч., с. 8). Добавим, что некоторые исследователи обратили внимание на то, что мотив зова постоянен в Чевенгуре как мотив труда. Е.Г. Мущенко видит зов не как причину, а как последствие зова - труд, дело 40. Исследовательница отмечает, что Саша Дванов

чувствует влечение земной дали, будто все далекие и невидимые вещи «звали его»41.

A. Ливингстон утверждает, что Саша является прежде всего «слушателем вселенной». Литературовед убежден в том, что «Платонов сам хотел в каком-то смысле открыть собственный язык мира (вселенной)»42. А название «Чевенгур» может в тексте романа восприниматься как первое известное слово песни или языка, который ищет Саша Дванов, то есть собственного языка Вселенной.

B.А. Чалмаев расшифровал название «Чевенгур» как слово, образованное из двух слов «чева» - лапоть и «гур» (гурчать) - гул, суета, грохот. В итоге получается «гул из лап-тя»43. Стоит, однако, припомнить, что в названии «Чевенгур» имеется внутренний слог «вен», а не «ва». На основании такой расшифровки получается название «Чевагур», а не «Чевенгур». К тому же, «гул из лаптя» относится скорее к тематике, чем к проблематике и идее романа. Иначе говоря, к земной реальности, которой не исчерпывается содержание произведения. По нашему мнению, А. Платонов слишком внимательно относился к заглавиям своих произведений для того, чтобы заподозрить его в столь поверхностном слогосложении. Схожим образом название «Чевенгур» толкует В.В. Васильев, который понимает это слово как «могила из лаптей» (от «чева» - лаповище, обносок лаптя; «гур» -могила, гробница, склеп) - символ конца исконному, русскому правдоискательству, ибо в Чевенгуре, по убеждению большевиков, настал конец истории и пора всеобщего счастья 44. Естественно, наш подход к попытке разгадать название «Чевенгур» представляет собой только один из вариантов расшифровки заглавия романа, на наш взгляд, наиболее правдоподобный, учитывающий «стилистику» платоновских произведений.

Платонов желал быть понятным всем, писал с мыслью о человечестве в целом, поэтому целесообразным кажется использование им жанра волшебной сказки. Ведь сказочная «поверхность», которая в некоторой степени присуща и притчам, скрывает в своих глубинах истинно философскую глубину. Платонов попытался извлечь из этой глубины правду человеческого существования, раскрыть смысл жизни своим современникам, заставить их за-

думаться над тем, что они причастны и ответственны за ту жизнь, которая происходит на их глазах и которую они сами (осознанно или неосознанно) творят. Это не просто сказочные истории о борьбе добра со злом в далеком прошлом, а осмысление происходящего, сущность которого - в жанре онтологической сказки.

ПРИМЕЧАНИЯ

2 Васильев В. Андрей Платонов. Очерк жизни и творчества. М., 1990. С. 141, 152.

3 Алейников О. Повесть А. Платонова «Ювенильное море» в общественно-литературном контексте 30-х годов // Платонов А. Исследования и материалы / Ред. Т.А. Никонова. Воронеж, 1993. С. 72.

4 Гюнтер Х. Жанровые проблемы утопии и «Чевенгур» А. Платонова // Утопия и утопическое мышление. М., 1991. С. 252.

5 Коваленко В.А. «Демиурги» и «трикстеры» в творческой вселенной Платонова // Платонов Андрей. Проблемы интерпретации / Ред. Т.А. Никонова. Воронеж, 1995. С. 74.

6 Pomorski A. Duchowy proletariusz: przyczyne k do dziejów lamarkizmu spolecznego

i rosyjskiego komunizmu XIX-XX wieku (na marginesie antyutopii Andrieja Platonowa). Warszawa, 1996. S. 30.

7 Лазаренко О. Проблема идеала в антиутопии. «Мы» Е. Замятина и «Чевенгур» А. Платонова // Платонов А. Исследования и материалы. С. 39.

8 Там же. С. 45-46.

9 Свительский В. Факты и домыслы: О проблемах освоения платоновского наследия // Там же. С. 87-88.

10 Sliwowscy W.R. Andrzej Platonow. Warszawa, 1983. S. 40. Мы, конечно, не пытаемся опровергать того, что этот псевдоним образован также и от имени отца писателя - Платона Фирсовича Климентова. См.: Васильев В.В. Указ. соч. С. 3.

11 Parniewski W. Szkice z dziejów mysli utopijnej (od Platona do Zinowjewa). -Lódz, 2000. S. 27.

14 Tatarkiewicz W. Historia filozofii. T. 1. Warszawa, 2002. S. 101. Знаменательно, что Платон выбрал Солнце символом, отражающим идею добра, то есть вечного первоначала. Солнце, со-

гласно Платону, освещает вещи и делает возможным их жизнь и развитие.

15 Ibid. См. также: Parniewski W. Op. cit. S. 27.

16 См.: Popper K.R. The Open Society and Its Enemies. L., 1945. S. 140; Pieszczachowicz J. Wyspa Utopia i jej przeciwnicy // Literatura. 1990. № 2. S. 45.

17 Зверев А. Зеркала антиутопий // Антиутопии ХХ века. М., 1989. С. 337.

18 См.: Семенова С.Г. Мытарства идеала. К выходу в свет «Чевенгура» Андрея Платонова // Новый мир. 1988. № 5. С. 219; Кантор К.М. Без истины стыдно жить // Вопросы философии. 1989. № 3. С. 14-16; Золотоносов М. Ложное солнце. «Чевенгур» и «Котлован» в контексте советской культуры 1920-х годов // Вопросы литературы. 1994. Вып. 5. С. 12.

19 Золотоносов М. Указ. соч.

20 Szymak-Reiferowa J. Rycerze Rózy Luksemburg // Andrzej Píatonow. Czewengur. Bialystok, 1996. S. 355.

21 Eliade M. Traktat o historii religii. -Lódz, 1993. S. 416. Елиаде утверждает, что на всех уровнях человеческого восприятия мира архетип всегда используется для осмысления человеческой экзистенции и с его помощью создаются культурные ценности.

22 Вуйцицка У Из истории русской культуры. Bydgoszcz, 2002. С. 211.

23 Пропп В.Я. Исторические корни волшебной сказки. Л., 1986. С. 18. См. также: Propp W. Morfologia bajki. Warszawa, 1976. S. 67-123.

24 Propp W. Nie tylko bajka. Warszawa, 2000. S. 91. Все названия функций волшебной сказки обозначены в тексте курсивом.

25 Платонов А. Чевенгур // Платонов А. Собр. соч.: В 5 т. Т. 2. М., 1998. С. 181. Далее цитаты приводятся по этому изданию.

26 Жюльен Н. Словарь символов. Челябинск, 1999. С. 448.

27 Лотман Ю.М. Сюжетное пространство русского романа XIX столетия // О русской литературе. Статьи и исследования: история русской прозы, теория литературы. СПб., 1997. С. 712-729.

28 Propp W. Nie tylko bajka. Warszawa, 2000. S. 179-180.

29 См.: Чандлер Р Между верой и прозрением // Филологические записки. 1999. № 13. С. 77; Под-шивалова Е.А. О родовой природе прозы А. Платонова конца 20-х - начала 30-х годов // Платонов А. Исследования и материалы / Ред. Т.А. Никонова. Воронеж, 1993; Орлицкий Ю.Б. Стиховое начало в прозе А. Платонова // Платонов Андрей. Проблемы интерпретации / Ред. Т.А. Никонова. Воронеж, 1995; Кедровский А.Е. Христианские и социалистические идеалы в повести А. Платонова «Джан» // Осуществленная возможность: А. Пла-

тонов и ХХ век / Ред. Е.Г. Мущенко. Воронеж, 2001; и др.

30 Пастушенко Ю. Мифологическая символика в романе «Чевенгур» // Филологические записки. 1999. № 13. С. 30, 3S.

31 Золотоносов М. Указ. соч. С. 6.

33 Там же. С. 124-125.

34 Алейников А.Ю. На подступах к «Чевенгуру» (об одном из возможных источников названия) // Филологические записки. 1999. № 13. С. 182.

36 Там же. С. 182-183.

37 Платонов А. Голубая глубина // Платонов А. Собрание сочинений: В 5 т. Т. і. М., 1998. С. 79.

38 Хрящева Н.П. «Кипящая вселенная» А. Платонова: Динамика образотворчества и миропости-жения в сочинениях 20-х годов. Екатеринбург, 1998.

39 Малыгина Н.М. Эстетика Андрея Платонова. Иркутск, 1985. С. 23.

40 Мущенко Е.Г. Философия «дела» у А. Платонова // Осуществленная возможность: А. Платонов и XX век / Ред. Е.Г. Мущенко. Воронеж, 2001. С. 19.

41 Там же. С. 20.

42 Ливингстон А. Платонов и мотив косноязычия // Осуществленная возможность. С. 209.

43 Чалмаева В.А. Андрей Платонов: (Комментарии) // Платонов А. Собрание сочинений. Т. 2. С. 534.

44 Васильев В.В. Указ. соч. С. 147.

Слова Л.Толстого о том, что "без идеала нет жизни", относятся и к людям, чьи идеалы ложные, внушенные власть имущими людям, напоминающим зомби, в которых жизненное начало подменено фанатической верой в чуждые им идеи.

А.Платонов подчеркивает неосознанное состояние человека, забывшего о своем существовании, человека безыдейного: "...точно все живущее находилось где-то посреди времени и своего движения: начало его всеми забыто и конец неизвестен, осталось лишь направление". выражает сомнение в том, оправдана ли прекрасная будущая жизнь столькими жертвами, да и может ли она быть построена на таком зыбком фундаменте?..

Вопрос, поставленный Платоновым, имеет давнюю традицию в русской литературе. Сюжетно он реализует мысль Достоевского о недопустимости постройки самого прекрасного здания, если в его основании заложена "слезинка ребенка" (реминисценция настолько очевидна и прозрачна, что прочитывается всеми исследователями повести). Образ девочки Насти несет глубокую смысловую нагрузку. Как известно, в художественном мире Платонова тема ребенка тесно связана с концепцией будущего. "Котлован" завершается смертью девочки, символизирующей потерю в первую очередь культурной преемственности.

Свое отношение к проблеме культуры, забвение которойведет к гибели нации, недвусмысленно выразил в романе "Чевенгур". Размышлениям" главного героя о революции и культуре, отражающим революционное сознание в 20-е годы, придана явная пародийная окраска: "...Дванов был доволен, что в России революция выполола начисто те редкие места зарослей, где была культура, а народ как был, так и остался чистым полем - не нивой, а порожним плодородным местом. И Дванов не спешил ничего сеять: он полагал, что хорошая почва не выдержит долго и разродится произвольно чем-нибудь небывшим и драгоценным, если только ветер войны не принесет из"Западной Европы семена капиталистического бурьяна". Платонов доводит до абсурда идею уничтожения старой культуры, конкретизируя известный пролетарский лозунг о "расчистке места" для постройки нового общества. Сюжетную реализацию эта мысль получает в главах, в которых описывается че-венгурский коммунизм.

Чевенгур - символический образ Будущего, его утрированно-гротескная модель, построенная путем овеществления абстрактных понятий. Примечательно, что идеологическая структура этого образа имеет двойную подоснову - философское учение Н. Федорова и коммунистические идеи. Именно эти два начала, как было отмечено ранее, оказали существенное влияние на формирование мировоззрения раннего Платонова. Однако жизнь вносила свои коррективы. Выше уже указывалось на ироническое переосмысление художником собственных взглядов. В "Чевенгуре" один из самых "неистовых" героев романа, Чепурный, своим отношением к революции близкий молодому Платонову, строит коммунизм в городе в течение нескольких дней -(реконструкция идеи о мгновенном построении коммунистического общества с проекцией на библейский сюжет), уничтожив стйрый мир "до основанья". Писатель либо пародирует, либо тбнко иронизирует над коммунистическим сознанием героя, прибегая к приему овеществления метафоры: "Лучше будет разрушить весь благоустроенный мир, но зато приобрести в голом порядке друг друга, а посему, пролетарии всех стран, соединяйтесь скорее всего!" Далее в романе рисуются трагические последствия деяний человека, пренебрегшего законами природы и истории. Существование общества, построенного на пустом месте, невозможно.

На элемент самопародии указывают трагифарсовые интерпретации наиболее близких Платонову идей Федорова - любви и равенства, родства и братства, отказа от земных благ. Платонов трагикомически рисует чевенгурское общество, в котором пролетарии "взамен степи, домов, пищи и одежды имели "друг друга, потому что каждому человеку надо что-нибудь иметь".

Чевенгурский коммунизм, построенный идеалистом Чепурным при поддержке демагога Прокофия Дванова, с радостного согласия обманутых "идеей" Копенкина, Пашинцева и остальных, обречен на гибель, ибо в основании его лежат одни абстракции, оторванные от реальной жизни. Критический пафос писателя выражается в его стремлении придать комические черты чевенгурским активистам, живущим в соответствии с прямолинейно понятыми лозунгами. Зачастую авторская позиция проявляется и в речи персонажей. Многие герои, в том числе и активный борец за социализм Копенкин, "за которого все однажды решила Роза Люксембург", начинают сомневаться в правильности чевенгурской жизни. После смерти ребенка вера Копенкина в коммунизм пошатнулась: "Какой же это коммунизм?.. От него ребенок ни разу не мог вздохнуть, при нем человек явился и умер. Тут зараза, а не коммунизм". Таким образом, мотив смерти, один из важнейших в творчестве художника, тесно связан в романе с темой Чевенгура. Он становится символом мертвой жизни, берущей истоки в примитивном усвоении необразованным народом философии социального рационализма. Это ускоряло процесс мифологизации сознания, последний этап которого Платонов отразил в повести "Ювенильное море", написанной в середине 30-х годов.

А. Платонов в годы гражданской войны работал машинистом на паровозе, поэтому в рассказе "В прекрасном и яростном мире" со знанием дела он повествует о трудностях этой работы.

Машинист курьерского поезда Мальцев всю жизнь отдал работе, никто не знал и не чувствовал машины так, как он. Поэтому, когда в очередной поездке на дороге произошло ЧП - разряд молнии ослепил Мальцева, - он уверенно продолжал вести машину. Ослепший, он видел ту дорогу, по которой постоянно курсировал, семафоры работали, машина слушалась, хотя впереди, на пути несущегося курьерского поезда, стоял другой состав. Неминуемой катастрофы удалось избежать, помощник Мальцева Константин, от лица которого Платонов рассказывает, остановил поезд.

Александр Васильевич... почему вы не позвали меня на помощь, когда ослепли?..

Все: линию, сигналы, пшеницу в степи, работу правой машины - я все видел..."

Мальцева осудили за то, что он "сознательно" рисковал жизнью сотен человек, едущих в поезде.

Доказать, что Мальцев временно ослеп, было практически невозможно, так как машинист говорил: "Я привык видеть свет, и я думал, что вижу его, а я видел его тогда только в своем уме, в воображении. На самом деле я был слепой, но я этого не знал..." По счастливому стечению обстоятельств Мальцев получает свободу. Но каким образом? С ним проводят эксперимент: повторно ослепляют молнией искусственно созданной установкой Тесла. Мальцев получает свободу и слепнет, кажется, навсегда.

И здесь ему помогает Константин - берет с собой в дорогу, позволяет слепому Мальцеву управлять машиной и - чудо! Мальцев прозрел.

Можно много говорить о человеке и труде, о Мальцеве, тихо погибавшем без работы. Но главным героем я как раз считаю Константина. Человека, который добивался свободы для невинно осужденного, который говорил: "Что лучше - свободный слепой человек или зрячий, но невинно заключенный?", который "был ожесточен против роковых сил, случайно и равнодушно уничтожающих человека". Он говорил: "Я решил не сдаваться, потому что чувствовал в себе нечто такое, чего не могло быть во внешних силах природы и в нашей судьбе, - я чувствовал свою особенность человека. И я пришел в ожесточение и решил воспротивиться, сам еще не зная, как это нужно сделать".

Вот ради чего был написан этот рассказ. Человек - дитя природы, но никакой жизненный процесс не может осудить его, а человек человека -может. Растоптать, уничтожить, лишить свободы. Вовремя подвернувшиеся обстоятельства складываются в факты и "сокрушают избранных, возвышенных людей". Так быть не должно, бороться против обстоятельств нет смысла, а против несправедливости нужно бороться всегда!



Похожие статьи
 
Категории