Осип Мандельштам
Слух чуткий парус напрягает... (1910)

Слух чуткий парус напрягает,
Расширенный пустеет взор,
И тишину переплывает
Полночных птиц незвучный хор.

Я также беден, как природа,
И также прост, как небеса,
И призрачна моя свобода,
Как птиц полночных голоса.

Я вижу месяц бездыханный
И небо, мертвенней холста, -
Твой мир, болезненный и странный,
Я принимаю, пустота!

Мандельштам Осип Эмильевич - поэт, прозаик, эссеист.
Осип Эмильевич Мандельштам (1891, Варшава – 1938, Владивосток, пересыльный лагерь), русский поэт, прозаик. Отношения с родителями были весьма отчуждёнными, одиночество, «бездомность» – таким Мандельштам представил своё детство в автобиографической прозе «Шум времени» (1925). Для социального самосознания Мандельштама было важным причисление себя к разночинцам, острое чувство несправедливости, существующей в обществе.
Отношение Мандельштама к советской власти с конца 1920-х гг. колеблется от резкого неприятия и обличения до покаяния перед новой действительностью и прославления И. В. Сталина. Самый известный пример обличения – антисталинское стихотворение «Мы живём, под собою не чуя страны…» (1933) и автобиографическая «Четвёртая проза». Наиболее известная попытка принять власть – стихотворение «Когда б я уголь взял для высшей похвалы…», за которым закрепилось название «». В середине мая 1934 г. Мандельштам был арестован и сослан в город Чердынь на Северном Урале. Его обвиняли в написании и чтении антисоветских стихотворений. С июля 1934 по май 1937 г. жил в Воронеже, где создал цикл стихов «Воронежские тетради», в которых установка на лексическое просторечие и разговорность интонаций сочетается со сложными метафорами и звуковой игрой. Основная тема – история и место в ней человека («Стихи о неизвестном солдате»). В середине мая 1937 г. вернулся в Москву, но ему было запрещено жить в столице. Он жил под Москвой, в Савёлове, где написал свои последние стихи, затем – в Калинине (ныне Тверь). В начале марта 1938 г. Мандельштам был арестован в подмосковном санатории «Саматиха». Спустя месяц ему объявили приговор: 5 лет лагерей за контрреволюционную деятельность. Умер от истощения в пересылочном лагере во Владивостоке.

ЮРСКИЙ, СЕРГЕЙ ЮРЬЕВИЧ, (р. 1935), актер, режиссер, писатель, поэт, сценарист. Народный артист Российской Федерации.

Нас было много на челне;
Иные парус напрягали,
Другие дружно упирали
В глубь мощны весла. В тишине
На руль склонясь, наш кормщик умный
В молчанье правил грузный челн;
А я - беспечной веры полн, -
Пловцам я пел... Вдруг лоно волн
Измял с налету вихорь шумный...
Погиб и кормщик и пловец! -
Лишь я, таинственный певец,
На берег выброшен грозою,
Я гимны прежние пою
И ризу влажную мою
Сушу на солнце под скалою.

Стихотворение Пушкина А. С. с названием "Арион" - 1826 год.

Не знаю, как обстоят дела с этим сейчас, но во времена, когда я был
школьником (в 1980-е годы), нас это стихотворение заставляли заучивать
наизусть и рассказывать перед классом - каждый по очереди ученик выходил
к доске и рассказывал. Пришел черед и Женьки Корепанова – рыжего
конопатого парнишки. И все бы ничего, но перед уроком литературы кто-то
принес в класс распечатанный на обычной бумаге эротический рассказ, ну
там где барин в бане. ... Во время урока пока, шел опрос, весь класс успел
познакомиться с этим нетленным произведением. Познакомился с ним и
Женька... Надо сказать, что стихи он рассказывал вообще не очень хорошо...
Итак с помощью учителя литературы Надежды Григорьевны он начал свой
неуверенный рассказ:

В глубь мощны весла. В тишине
- На руль склонясь, наш кормщик умный

– пауза.. – "Что кормщик делал? "- спрашивает строгим голосом Надежда
Григорьевна. Весь класс сочувственно смотрит на Корепанова. –"В молчанье
правил.. "-начитает подсказывать она, растягивая слова. Тут у Женьки в
глазах проявились какие-то светлые проблески и он выдохнул – " В
молчанье правил грузный ЧЛЕН"
В следующую секунду весь класс лежал под партами.

СШ №4 г. Белогорска, Амурской обл, выпуск 1987г.

Прежде, чем читать стих «Арион»Пушкина Александра Сергеевича, необходимо обратить внимание учеников на дату, когда он был создан. А было оно написано в 1828 году. В 1825 году Россия пережила серьезные политические события. После восстания декабристов прошло три года. Однако трагедия участников восстания оставила глубокий след в душе Пушкина. Урок по литературе в шестом классе необходимо начать с небольшого исторического экскурса. Как известно, многие участники восстания были близкими друзьями поэта. Из истории мы знаем, что кто-то из декабристов был казнен, а кто-то сослан в Сибирь. Пушкин поддерживал восстание, но по ряду причин не был участником этих событий. Тем не менее, печальную участь декабристов он воспринял, как личную трагедию.

Текст стихотворения Пушкина«Арион», использует аллегорический прием. А именно в его сюжет закладывается легенда о поэте из Древней Греции Арионе. Однако Пушкин несколько меняет сюжет сказания. И по смыслу получается, что и певец, и пловцы и кормчий находятся в одной связке. Их объединяло одно общее дело. Но путешествие, в которое отправился тяжелый челн, было опасным.

Догадаться с учетом исторических событий, о ком ведется повествование в произведении не сложно. Здесь он ясно дает понять, что с пловцами и кормчим у него нет вражды. Что он, Пушкин, продолжает петь гимны событиям и участникам тех трагических для России дней. Более того он остается верен своим друзьям и делу, ради которого многие из них пошли на гибель. Существует предположение, что от Пушкина просто скрыли дату восстания, сохранив тем самым для России талантливого поэта. Учить стихотворение школьникам будет интересно, если погрузить их в те далекие исторические события прошлого, которым оно и посвящено. Скачать его полностью можно в режиме онлайн на нашем сайте.

Нас было много на челне;
Иные парус напрягали,
Другие дружно упирали
В глубь мощны веслы. В тишине
На руль склонись, наш кормщик умный
В молчанье правил грузный челн;
А я – беспечной веры полн,-
Пловцам я пел… Вдруг лоно волн
Измял с налету вихорь шумный…
Погиб и кормщик и пловец! –
Лишь я, таинственный певец,
На берег выброшен грозою,
Я гимны прежние пою
И ризу влажную мою
Сушу на солнце под скалою.

В стихотворении «Арион», анализ которого нас интересует, художественной целью является оценка действий тех из ровесников лирического героя, кого он может объединить в понятие «мы» («Нас было много на челне...»). Создается образ, являющийся аллегорией. Аллегория (от греч. «иносказание») — это развернутое уподобление примет реальности деталям картины, имеющей переносное значение, причем в ней важны не индивидуальные характеристики лиц, а обрисовка отвлеченных понятий, идей, качеств.

Предметный план, находящийся перед глазами воспринимающего, в действительности не так важен, хотя может быть обрисован с ощутимостью и конкретизацией (вспомните героев басен И.А. Крылова, у которых изображены внешние признаки и манера поведения, например, Лиса в басне «Ворона и лисица», 1808, выглядит как «плутовка», приближается к жертве «на цыпочках», говорит «чуть дыша», а ворона, неуклюже «взгромоздясь» на ель, простодушно вслушивается в ее «сладкие» похвалы, готовая каркнуть во все горло и выронить кусок сыра, который ей «Бог послал», лишь бы подтвердить, что она и вправду «хороша» и обладает «при красоте такой» певческим дарованием).

В стихотворении Пушкина «Арион» зримо видится плывущий в море челн, т. е. лодка, идущая на веслах и под парусом. На ней большая команда: « Иные парус напрягали ,/ Другие дружно упирали / В глубь мощны веслы ...» Работой руководит « кормщик умный », в молчании , сосредоточенно сидящий у руля. Находится место и беспечному сладкогласному певцу — он поет для пловцов (так названы моряки на «грузном челне»). Занятые делом, они не замечают надвигающегося вихря. Он нежданно, «с налету», прерывает путь, сметая с корабля « и кормщика , и пловца ». В буре пострадал и певец, его «риза влажная» (риза — верхнее облачение священника, показатель возможности для него служить в храме), он сушит ее « на солнце под скалою ».

В каждой детали полотна содержится обобщенный смысл: дело поколения — это плавание по бурному, грозящему непогодой морю, где их корабль похож на маленький, беззащитный перед «вихрем» челнок. В бедствиях моряков нельзя обвинять ни море, ни бурю, т. е. в целом законы мирозданья, они сами выбрали свою судьбу, стремясь к неведомой, манящей издали цели. Особое внимание уделяется месту художника среди пловцов — он вместе с ними, но не должен отказываться от своего предназначения. «Таинственный певец» — образ, имеющий автобиографическую основу: он «пел» для единомышленников, «разбив изнеженную пиру» и вслушиваясь в грохот «грозы» (образы из оды Пушкина «Вольность»), а после кораблекрушения остался жив, « На берег выброшен грозою ». Потеряв товарищей, сподвижников, он не утратил веры в идеалы, его гимны остались прежними.

Эти особенности мироощущения легко восстанавливаются из контекста, однако сопоставление предметного и переносного планов стихотворения «Арион» Пушкина при анализе порождает и множество вопросов, ответы на которые превращают аллегорическую картинку в обрисовку индивидуальной трактовки событий, присущей лирическому герою. Возникает м ногозначность, не характерная для аллегории, показывающая, что среди образов стихотворения появляются символы. Символ (греч.) в литературе — это вид иносказания, где сквозь предметный план «просвечивает» переносное значение, допускающее разные толкования, зависящие от субъективного восприятия. Так, символом является центральный образ стихотворения, певец Арион, имеющий такие характеристики: он один из пловцов: у него на челне несвойственное другим занятие — он «пел», а не «напрягал» парус, не принимал участие в «дружной» работе, которая совершается другими «в молчаньи» (несмотря на то что эта форма в современной орфографии выглядит по-другому — «в молчанье», менять окончание при написании цитаты нельзя, так как в стихотворении важно сохранить все звуковые особенности; если пренебречь одной этой буквой, не будет слышно фонического повтора, организующего поэтическую речь: упирали, молчаньи правил). Кроме этого, если для кормщика его вера в успех — плод раздумий, он «умный» глава команды «грузного челна», это его основная характеристика, то Арион беспечен, полон эмоциональных впечатлений от пути по волнам. Его участь «таинственным» образом отличается от доли остальных: он остался жив, хотя и пострадал от «грозы». Наконец, в его мироощущении (оно обрисовано конспективно, только намечен контур, но от этого повышается значение каждой подробности) важна преданность «гимнам прежним».

Необходимо вспомнить и о том, что Арион — герой античного мифа, поэт и художник, спасенный от гибели в море дельфином. В стихотворении «Арион» Пушкина, анализ которого нас интересует, из всех мифологических мотивов выбирается один: герой таинственным образом спасается от смерти в волнах. Каждая из черт Ариона может доминировать в восприятии читателя, которому будет важно провести аналогии между реальными обстоятельствами и поэтическим образом. Нельзя сказать, какая из них является главной, в многозначности и состоит суть символического (в отличие от аллегорического) обобщения. В контексте пушкинских раздумий о судьбе поколения, о его вкладе в историю, несомненно, является важной аналогия с древними преданиями. Молодые борцы, современники автора, оказавшиеся за «мрачными затворами» (послание «Во глубине сибирских руд...») ставятся в один ряд с мифологическими героями, что способствует возвышению их роли. Они, пострадав от могущественного «вихря шумного», доказали способность человека противостоять судьбе, двигаться вперед, не боясь своенравия волн, полагаясь на «мощны веслы», дружные усилия, ум и волю.

Стихотворение строится как лирический монолог от имени одного из «нас», певца, который не только может воспроизвести свое ощущение общей «дружной» работы, видя ее изнутри, но и обобщить, оценивая последствия шторма, где погибли друзья (в стихотворении единственное восклицание передает эмоциональное потрясение от того, что «Погиб и кормщик, и пловец!..»). Единство лирического излияния подчеркнуто отсутствием деления текста, написанного четырехстопным ямбом, на строфы. В нем пятнадцать строчек, рифмуются все из них, для чего используются параллельные рифмы (строчки 6, 7, 8; 10, 11; 13, 14), а также знакомая подругам произведениям опоясывающая рифмовка (первое и последнее четверостишия, не выделенные строфически, но очевидные в связи с метрическими особенностями, т. е. из-за того, как группируются строчки по ритму и рифмовке).

Благодаря такой особенности, как перенос, некоторые строчки не завершены, требуют продолжения, оставляют впечатление вынужденной остановки из-за того, что взволнованному человеку не хватает дыхания (строчки 4,5, 7, 8,11,14). Перенос способствует также выделению слов, находящихся на границе поэтических строк, но входящих в предложение, смысл которого выясняется только после знакомства с последующим текстом, являющимся продолжением этих строчек. Особое значение имеет строчка 11, расположенная перед последним четверостишием и рифмующаяся с восклицанием. В ней содержится расшифровка образа лирического героя, он «таинственный певец», внимание к которому привлекают его «гимны», являющиеся выражением общих для «пловцов» чувств:

Погиб и кормщик, и пловец!..

Лишь я, таинственный певец,

На берег выброшен грозою,

Я гимны прежние пою

И ризу влажную мою

Сушу на солнце под скалою.

Гимны тоже становятся символом (слово "гимн" происходит от греч. «хвала, торжественная песнь»), выражающим суть отношения к идеям, одушевившим деятельность декабристского поколения. Под заслугой певца понимается в контексте стихотворения воспевание свободолюбия и самоотверженности, помогающее движению «челна» вперед. Он выполнил задачу, которую ставил в первых «гимнах». Вспоминая о том, что началом вольнолюбивой лирики Пушкина считается ода «Вольность», где обозначение жанра перекликается со смыслом термина «гимн», так как «ода» — это произведение торжественного характера, греч. «песня», в которой воспеваются общественные и нравственные идеалы, а также образы других стихотворений, например, «К Н.Я. Плюсковой», где лирический герой называл содержанием своего «гимна простого» прославление свободы («Свободу лишь учася славить...»), можно сказать, что автобиографический план стихотворения «Арион» включает еще одну цель. В нем подводится итог целого периода в творчестве, завершается развитие образа лирического героя, чьи черты продолжали друг друга, формируя внутренний облик одного из новых героев, борца и «мстителя» за поруганные общественные идеалы. Однако политический оттенок был одним из аспектов в понимании свободы. Выдвижение на первый план битвы за приход «вольности святой» (образ присутствует в оде «Вольность» и в послании «К Чаадаеву», являясь сквозным для свободолюбивой лирики Пушкина) роднило стихотворения поэта с основными мотивами декабристской лирики.

В начале 1820-х годов тема свободы у Пушкина трансформируется, в чем немаловажную роль сыграл интерес автора к романтизму. Если в поэзии будущих участников восстания (К.Ф. Рылеев, А.А. Бестужев) возвышаются революционные настроения, то в пушкинской лирике свобода приобретает черты недостижимого идеала.

«Я гимны прежние пою…»

Одним из важнейших символов государства является гимн. Как менялся он за многовековую историю России?

История гимнов нашей страны не только увлекательна, но и таинственна. Российская империя начиналась с Преображенского марша Петра Великого. Он и ныне гремит на парадах – и сердце колотится, как барабан, при первых же его звуках.

«Гром победы»

Мы не знаем, кто и когда сочинил эту мелодию. Вероятно, Марш лейб-гвардии Преображенского полка исполнялся уже в 1715-м. А в 1805 году поэт-преображенец Сергей Марин на эту музыку написал стихи:

Вот Суворов где сражался!
Там Румянцев где разил!
Каждый воин отличался,
Путь ко славе находил.

Каждый воин дух геройский
Среди мест сих доказал,
И как славны наши войски –
Целый свет об этом знал.

Марш преображенцев звучал в торжественных случаях – в дни коронации императоров, на посольских приемах, при выходах августейших особ. Но ритуал исполнения одной-единственной мелодии при появлении монарха в петровские годы еще не сложился.

Весь XVIII век страна победно воевала, и к ратной доблести поэты того времени относились с особым благоговением. Прорывным гимном имперской экспансии стал екатерининский «Гром победы, раздавайся!» – творение Гавриила Державина и композитора Осипа Козловского . Они подготовили музыкально-поэтическую программу к грандиозному празднику, который устраивал Григорий Потемкин по случаю Измаильской победы.

В простых стихах замечательного гимна Державин красочно выразил официальную правду золотого века, психологическую подоплеку деятельности великих творцов той эпохи, среди которых особенное место немеркнущего в веках гения занимает Александр Васильевич Суворов – главный герой штурма Измаила, который, однако, отсутствовал на празднике.

Мы ликуем славы звуки,
Чтоб враги могли узреть,
Что свои готовы руки
В край вселенной мы простреть.

Зри, премудрая царица!
Зри, великая жена!
Что Твой взгляд, Твоя десница –
Наш закон, душа одна.

Положенные на музыку Козловским, эти стихи не просто подчеркнули устремления своего века – в «Громе победы» Державин тонко уловил саму природу российского абсолютизма, без этого гимна невозможно представить себе климат екатерининских времен. Такие строки не существуют вне контекста эпохи, что вполне естественно для гимна, а кроме того, они сами воздействуют на исторический контекст, необходимый для понимания правления Екатерины Великой – того времени, когда России и ее воинству все было по плечу, когда фасад нашего государства выглядел наиболее привлекательно и верность Отечеству понималась как почетное служение матушке-государыне. Позже для «Грома победы» сочинялись новые слова, актуальные для эпохи Наполеоновских войн и Польской кампании 1831 года. Вариантов было без счета, но классическими навсегда остались стихи непревзойденного Державина.

Портрет Г.Р. Державина. Худ. И. Смирновский. Нач. XIX в. (слева)
Алексей Львов – автор первого гимна империи. Открытка с автографом композитора

Духовным гимном империи с XVIII века вплоть до февраля 1917 года стал «Коль славен…» Дмитрия Бортнянского на стихи Михаила Хераскова . Этот гимн сопровождал крестные ходы, духовные процессии, он звучал у крещенских иорданей. Традиционно играли его и при погребении офицеров. И никого не смущало, что авторы духовного гимна – масоны. Вольные каменщики любили общие песнопения, и их вклад в традицию исполнения гимнов трудно не заметить.

«Боже, царя храни!»

Напев британского God Save the King («Боже, храни короля») стал основой многих монархических гимнов. В России лучший текст на эту музыку создал Василий Андреевич Жуковский : стихотворение, написанное в 1814-м, называлось «Молитва русского народа». Поэт, прославившийся в 1812 году патриотическим воззванием «Певец во стане русских воинов», нашел гимну яркое и торжественное начало:

Боже! Царя храни!
Славному долги дни
Дай на земли!

В Европе еще шли сражения, в далеком походе пребывала и русская армия, и Жуковский упомянул в гимне «воинство бранное», «воинов мстителей, чести спасителей». А через два года стихотворение мэтра по предложению директора Царскосельского лицея двумя строфами дополнил 17-летний поэт Александр Пушкин .

С 1816 ГОДА «БОЖЕ, ЦАРЯ ХРАНИ!» ИСПОЛНЯЛОСЬ КАК ГИМН ИМПЕРИИ;
по высочайшему повелению полковые оркестры играли его при появлении государя. Это первый официальный гимн России

Императору Александру I пришлось по душе русско-английское песнопение. С 1816 года «Боже, царя храни!» уже звучало как гимн империи; по высочайшему повелению полковые оркестры исполняли его при появлении государя. Таким стал первый официальный гимн России.

«Боже, царя храни!» обоих поэтов издавалось под одной обложкой. Что для юного Пушкина было великой честью.

Там – громкой славою,
Сильной державою
Мир он покрыл.
Здесь безмятежною
Сенью надежною,
Благостью нежною
Нас осенил.

Брани в ужасный час
Мощно хранила нас
Верная длань.
Глас умиления,
Благодарения,
Сердца стремления –
Вот наша дань.

Таков его вклад в гимн Российской империи. Кстати, нередко стихи гимна Пушкина – Жуковского путают с более поздней версией Василия Андреевича. Император Николай I, который, как известно каждому читателю лесковского «Левши», «в своих русских людях был очень уверенный и никакому иностранцу уступать не любил», произнес легендарное: «Надоело мне слушать музыку английскую!»

ВЕСЬ XVIII ВЕК СТРАНА ПОБЕДНО ВОЕВАЛА, И К РАТНОЙ ДОБЛЕСТИ ПОЭТЫ ТОГО ВРЕМЕНИ ОТНОСИЛИСЬ С ОСОБЫМ БЛАГОГОВЕНИЕМ. Прорывным гимном имперской экспансии стал екатерининский «Гром победы, раздавайся!» – творение Гавриила Державина и композитора Осипа Козловского

У Жуковского конкурентов не было: он талантливо создавал поэзию государственнического официоза николаевской империи, прославляя энергичного царя, «обожаемого отца». По сравнению с предыдущим новый текст стал лаконичнее. Ударную первую строку поэт оставил. Новый гимн воспринимался на одном дыхании, как надпись на камне. Шесть коротких строк вчеканиваются в сознание:

Боже, царя храни!
Сильный, державный,
Царствуй на славу нам;
Царствуй на страх врагам,
Царь православный!
Боже, царя храни!

Как и век спустя, власти рассматривали кандидатуры композиторов, среди которых был и великий Глинка. Но Николай Павлович предпочел близкого ко двору музыканта Алексея Львова . Тот вполне сознавал глубокий смысл задачи: «Я чувствовал надобность создать гимн величественный, сильный, чувствительный, для всякого понятный, имеющий отпечаток национальности, годный для церкви, годный для войск, годный для народа – от ученого до невежды». Новый гимн, утвержденный государем, был представлен широкой публике в московском Большом театре 11 декабря 1833 года.

«Боже, царя храни!» звучало на церемониях по случаю коронации российских императоров в Московском Кремле.
Фото Михаил Филимонов / РИА Новости

Эта «русская народная песня» (так называли гимн в первых изданиях) вызвала прилив патриотических чувств. И конечно, на премьеру откликнулся один из самых последовательных патриотов Белокаменной, писатель и директор московских императорских театров Михаил Загоскин: «Не могу вам описать впечатление, которое произвела на зрителей сия национальная песнь; все мужчины и дамы слушали ее стоя; сначала «ура», а потом «форо» загремели в театре, когда ее пропели. Разумеется, она была повторена». Композитор вправе гордиться таким триумфом. Музыка соответствовала тексту – сдержанно торжественная, без излишеств.

Гимн в точности отвечал духу николаевской эпохи – «Православие. Самодержавие. Народность». Но после реформ 1860-х в самой активной части общества проявилось ироническое отношение к песне. Злые пародии на гимн (к примеру, знаменитое «Боже, царя стряхни!») стали приметой народовольческой, предреволюционной России. Нам, пережившим 1985–1999 годы, ведомо, как быстро «в детской резвости» общество умеет низвергать вчерашние святыни.

«Отречемся от старого мира!»

Первая мировая война стала для Российской империи непосильным испытанием – не столько для армии, сколько для политической системы и идеологии. То была уже не самодержавная, но буржуазная империя, в которой все явственнее ощущался конфликт народных интересов с аппетитами элиты. «И продал власть аристократ промышленникам и банкирам» – так аттестовал предреволюционную ситуацию Сергей Есенин . В феврале 1917-го империи не стало, и царский гимн освистали.

Что же исполнялось в торжественных случаях в короткую эпоху Временного правительства? Поэт Валерий Брюсов в статье «О новом русском гимне» размышлял: «Нужна краткая песнь, которая силою звуков, магией искусства сразу объединила бы собравшихся в одном порыве, сразу настроила бы всех на один высокий лад». Культурная элита, восторженно принявшая Февраль, завалила Особое совещание предложениями: «Славься» Михаила Глинки с новыми словами; «Эй, ухнем!» в аранжировках композиторов Александра Глазунова и Игоря Стравинского ; торжественная песнь Александра Гречанинова и Константина Бальмонта («Могучая держава, безбрежный океан! Борцам за волю слава, развеявшим туман!»). В 1962 году, когда гастроли Стравинского, надолго оторванного от России, проходили в Москве, он с особой лукавинкой в глазах дирижировал своим несостоявшимся гимном…

В марте и апреле в особых случаях играли старенький, всем знакомый назубок Преображенский марш. Но Временное правительство предпочло всем вариантам «Рабочую Марсельезу» (с немного упрощенной мелодией Руже де Лиля , в редакции Глазунова), слова для которой за несколько десятилетий до этого были написаны Петром Лавровым .

Отречемся от старого мира,
Отряхнем его прах с наших ног!

Соперничество «Марсельезы» и «Интернационала» за звание гимна стало отражением борьбы буржуазных революционеров и социалистов. «Интернационал», как и большевики с левыми эсерами, завоевывал авторитет в советах. Общество стремительно кренилось влево: на выборах в Учредительное собрание осенью 1917 года значительное число голосов было отдано большевикам, причем в столицах они одержали безусловную победу. Это предопределило и победу самого радикального из левацких гимнов.

На русский язык текст «Интернационала» Эжена Потье перевел Аркадий Коц еще в начале века. Песнь эта могучая, есть в ней поступь истории, стихия. Яркая мелодия Пьера Дегейтера сразу врезается в память.

Товарищ Сталин лично внес поправки в текст гимна СССР, написанный Сергеем Михалковым и Габриэлем Эль-Регистаном. Документ из архива Артема Суетина

Тогда страна искала себя, ощущая необходимость обновления после тяжкого кризиса. И снова вспоминается Есенин: «Хлестнула дерзко за предел нас отравившая свобода». Вместе с поэтами Сергеем Клычковым и Михаилом Герасимовым и удивительным нашим скульптором Сергеем Коненковым он предпринял попытку прославления новой государственности. В основе любого государственного мифа – память о павших героях. В ноябре 1918-го состоялось торжественное открытие мемориальной доски работы Коненкова. Она была установлена на Кремлевской стене в честь борцов, погибших за революцию. Звучала «Кантата», написанная поэтами: «Спите, любимые братья…»

Многие памятники той поры, выполненные на скорую руку из временных материалов, не простояли и 10 лет. Недолговечными оказались и самые радикальные, экстравагантные идеологические построения революционной эпохи. В конце концов предпочтение было отдано наиболее традиционной схеме, согласно которой жесткое единовластие сочеталось с культом труда и трудящегося народа… В Красной империи рожденный во Франции «Интернационал» воспринимался как песня духоподъемная и родная, но снова появилась потребность в самобытном государственном гимне.

С конца 1930-х торжественных песен и кантат, прославлявших советский народ, его армию и вождя, рождалось немало. Музыку к ним создавали блестящие композиторы: Дмитрий Шостакович, Сергей Прокофьев, Матвей Блантер, Исаак Дунаевский . Интересно работал с жанром патетической песни основатель несравненного военного Ансамбля песни и пляски Александр Александров . В 1938-м с поэтом Василием Лебедевым-Кумачом он сочинил «Гимн партии большевиков» («Страны небывалой свободные дети, сегодня мы гордую песню поем…»). Именно этой мелодии суждено было через пять лет первенствовать в легендарном конкурсе и стать гимном СССР. Правда, победа досталась словам, написанным не Лебедевым-Кумачом (он участвовал в конкурсе в дуэте с другим композитором), а Сергеем Михалковым в соавторстве с Габриэлем Эль-Регистаном . Этот гимн, прозвучавший в первый раз по радио 1 января 1944 года, стал для нашей страны гимном Освобождения. Под его патетические аккорды Красная армия гнала на запад захватчиков.

Принимали гимн в Большом театре, где когда-то состоялась премьера царского гимна Львова – Жуковского. Оркестр ГАБТ под управлением Александра Мелик-Пашаева совместно с военным оркестром генерал-майора Семена Чернецкого исполнил перед Иосифом Сталиным и узким кругом советских руководителей, композиторов и поэтов гимны Великобритании и США, а также «Боже, царя храни!» и три варианта нового гимна со словами Михалкова и Эль-Регистана – на музыку Шостаковича, Хачатуряна и Александрова. Да-да, впервые в СССР в официальной обстановке прозвучал царский гимн – для сравнения, но и, думается, для ощущения преемственности. Надо отметить, что Александров основательно переработал свой гимн большевиков: замедлил темп – и мелодия стала величавее. Она соответствует огромной стране – как будто ветры Ледовитого океана встречаются с вершинами Памира…

Правительство утвердило вариант Александра Александрова . По воспоминаниям Михалкова, Сталин сказал Шостаковичу утешительно: «Ваша музыка звучит очень мелодично. Что поделать, но гимн Александрова больше подходит по своему торжественному звучанию» . На банкете Михалков по просьбе вождя читал «Дядю Степу», а еще они с Эль-Регистаном показывали фронтовые сатирические сценки, дерзко приспособив в качестве реквизита подлинную фуражку Сталина.

Делегация Вооруженных сил СССР приветствует XXV съезд КПСС. 1976 год. Фото Юрия Абрамочкина / РИА Новости

Иногда последовательность воспринимается как конформизм: недоброжелатели тысячу раз упрекали Сергея Михалкова в беспринципности. А он всю жизнь был благонамеренным государственником, сторонником крепкой, сильной власти и противником всего того, что извне и изнутри эту власть расшатывает. Такое кредо можно критиковать, но упрекать Михалкова в неискренности и противоречиях никто не вправе. Детский поэт, хорошо известный всем гражданам СССР, был удачной кандидатурой на роль гимнописца. Впрочем, его воспоминания о работе над гимном показывают, что чуть ли не лучшие строки подсказал им с Габриэлем третий соавтор – Сталин .

В восприятии гимна решающее значение – за первой строкой. У Михалкова и Эль-Регистана было так: «Свободных народов союз благородный». Сталин нашел куда более выразительный зачин, который навсегда врезался в память миллионов: «Союз нерушимый республик свободных». Секрет этой строки – в слове «нерушимый»: был найден одновременно торжественный и нестандартный эпитет. Так рождается классика жанра. Гимн не только прославлял советскую государственность с направляющей ролью русского народа, не только звал к военным победам под руководством коммунистической партии, но и утверждал культ вождей:

Сквозь грозы сияло нам солнце свободы,
И Ленин великий нам путь озарил:
Нас вырастил Сталин – на верность народу,
На труд и на подвиги нас вдохновил!

Габриэль Эль-Регистан не писал стихов (его иногда путают с сыном – Гарольдом Регистаном , который как раз был поэтом-песенником). Он помог Михалкову как опытный журналист и сценарист, подсказал опорные образы будущего гимна: Ленин, Сталин, Великая Русь, дружба народов.

После ХХ съезда петь гимн с именем развенчанного вождя уже не смели, и до 1977-го (об этом почему-то немногие помнят) гимн СССР исполнялся без слов. А в год принятия брежневской Конституции была утверждена новая редакция гимна. Снова проходил конкурс, снова в нем участвовали знаменитые поэты и композиторы, но победила прежняя музыка и в общем-то прежний текст. Михалков только исключил упоминание о Сталине и заменил строфу, посвященную военным реалиям 1943 года, на прославление мирного коммунистического строительства: «В победе бессмертных идей коммунизма…» Очень удачной оказалась аранжировка 1977 года (ее создал Ян Френкель), и к новой версии гимна, ежедневно звучавшего по радио, быстро привыкли. Текст в «брежневской» редакции публиковался на обложках школьных тетрадей: ничего не скажешь, миллионные тиражи!

Впрочем, «Интернационал» не был забыт. Он оставался гимном правящей партии – КПСС. Даже когда та стала олицетворением консервативных политических тенденций, седовласые вожди пели на съездах:

Пели, как бы присягая на верность революционному прошлому – скорее легендарному, чем реальному…

После Союза

После распада СССР в декабре 1991 года ситуация с гимном оказалась двусмысленной. Гимн Александрова – Михалкова прославлял страну, которой больше не было. Но в 1990-м был утвержден гимн РСФСР – «Патриотическая песнь» Глинки, с 1947-го известная под названием «Здравствуй, славная столица!» (слова на эту музыку написал поэт Алексей Машистов к 800-летию Москвы; в брежневские годы она некоторое время звучала как заставка информационной телепрограммы «Время»). Этот гимн исполнялся без слов. И новый парламент – Государственная Дума, впервые избранная в декабре 1993-го, – не подтвердил его легитимности. А это было необходимо, ведь гимн РСФСР принимался, когда республика еще входила в СССР.

В печати стали появляться тексты для гимна Глинки. И тут выяснилось, что разбойничья, смутная эпоха ранних 1990-х не способна к созданию собственного официоза. Гимн – это вдохновенный панегирик родной стране, ее народу, истории, и покаянные, чернушные мотивы здесь по крайней мере странны. Так, поэт, всегда умевший находить общий язык с миллионами, предложил для величавой музыки мучительно лирические, самоедские стихи со строкой: «Разве совесть в лагерной могиле?» Столь неуместные образы люди никогда не смогут принять в государственном гимне. Даже в ГДР и ФРГ – странах, осудивших свое нацистское прошлое, – мотивы покаяния и самобичевания не включались в строй гимнов. Таким же неуместным представляется нам предложение современной оппозиции дополнить шествие «Бессмертного полка» 9 Мая демонстрацией с портретами жертв ГУЛАГа.

Ни в чем не повинную песнь Глинки, которая ассоциировалась с позором вороватых и хмельных 1990-х, народ отторг. 10 лет мы жили с бессловесным гимном, и поделом: время-то было бесславное.

Президент России Владимир Путин вручает Сергею Михалкову орден Святого апостола Андрея Первозванного. Екатерининский зал Московского Кремля. 2008 год. Фото Михаила Климентьева / ТАСС

В ХХI век Россия вступила с музыкой Александрова и стихами Михалкова. Представляя этот вариант гимна депутатам, недавно ставший президентом Владимир Путин эмоционально спорил с противниками «сталинского» гимна: «Неужели за советский период существования нашей страны нам нечего вспомнить, кроме сталинских лагерей и репрессий? Куда мы тогда с вами денем Дунаевского, Шолохова, Шостаковича, Королева и достижения в области космоса? Куда мы денем полет Юрия Гагарина ? А как же блестящие победы русского оружия со времен Румянцева, Суворова и Кутузова? А также победа весной 1945 года?» Стало ясно, что очередная эпоха революционного ниспровергательства завершена, а радикальные антисоветчики в одночасье сами перешли в разряд ретро. Что ж, процесс вполне предсказуемый и закономерный. Страсти разгораются и стихают – караван истории идет…

НАШ ГИМН С ПЕРВОГО АККОРДА ВОЗВЫШАЕТ, ВЫТЯГИВАЕТ В СТРУНКУ.
Невозможно хотя бы мысленно не приосаниться, когда слышишь: «Россия – священная наша держава»

Так получилось, что Жуковский дважды создавал гимн нашей страны, а Михалков – трижды. У музыки Александрова есть крылья, и на них новый старый гимн поднялся ввысь. В этой мелодии – героика Победы 1945-го, слава покорения космоса, гордость за спортивные достижения соотечественников… Гимн объединил традиции Российской империи, Советского Союза и современной России – и такой синтез необходим народу, чтобы мы не теряли чувства общности с великой многовековой историей. И я верю, что нашему гимну, назло скептикам, суждено счастливое будущее. А «Патриотическая песнь» Глинки пусть звучит на официальных московских мероприятиях в варианте 1947 года – наряду с принятым в 1995-м гимном Москвы «Дорогая моя столица». Судьба «гражданских молитв» бывает весьма причудливой, и это характерно не только для России.

Славься!..

Что до Михаила Ивановича Глинки – у него есть еще одно произведение, о котором стоит рассказать в обзоре гимнов России. Это хор «Славься». Еще перед войной Сталин озаботился творческим обновлением оперы «Жизнь за царя», и особое внимание вождь уделял патриотическому хоровому апофеозу, который никогда – ни при нем, ни до, ни после – не был нашим официальным гимном, но который всегда воспринимался как важный музыкальный символ России.

Хороший глагол, истинно гимнический – «славься». И торжественный хор из оперы «Иван Сусанин» завоевал репутацию подлинно народного песнопения. В царские времена его считали гимном династии Романовых. В советский период он звучал как гимн русскому народу. А в 1990-е многие ошибочно принимали «Славься» за официальный гимн России. Между тем с «Патриотической песнью» хор «Славься» связывает только личность автора.

В первые годы советской власти оперу грубо переиначивали. Один из вариантов назывался «За серп и молот!»: от оригинала там осталась лишь великая музыка – сюжет изменили до неузнаваемости. Но такие поделки успеха не имели. Наконец, в 1937-м в «Правде» появилась статья дирижера Самуила Самосуда с призывом создать «глубоко патриотическую народную драму, направленную своим острием против врагов великого русского народа».

Сегодня существует как минимум три варианта текста «Славься» – и тут впору запутаться. Первоначальный – барона Егора фон Розена , затем Сергея Городецкого , который дважды переделывал собственные стихи, и сравнительно недавняя редакция Евгения Левашова , который объединил темы своих предшественников и кое-что добавил от себя.

А дело было так. Розен написал текст поэтически косноязычный, но четко подстроенный под мелодию и, даже по меркам николаевского времени, экзальтированно монархический.

Славься, славься, честная рать!
Ты отстояла престол царей!
У царского дома идет принять
Царя-Государя, могучая рать!

Избранника Божьего весь народ
С великой любовью и радостью ждет!

Славься, славься, наш русский Царь!
Господом данный нам Царь-Государь!
Да будет бессмертен твой царский род!
Да им благоденствует русский народ!

Народ прославляет царя, но сам он не прославлен… В ХХ веке это звучало диковато. И вот музыкально эрудированный поэт Сергей Городецкий получил задание переделать либретто Розена, сохранив основную тему – подвиг Ивана Сусанина . Воспеть Русь ему рекомендовал лично Сталин. Он же предложил в финале оперы устроить триумфальный выезд спасителей Отечества – Минина и Пожарского. Этот патриотический хор и ныне исполняется в торжественных случаях наряду с гимном России.

Славься, славься, ты Русь моя,
Славься, ты русская наша земля.
Да будет во веки веков сильна
Любимая наша родная страна.

Славься, славься, из рода в род,
Славься, великий наш русский народ.
Врагов, посягнувших на край родной,
Рази беспощадной могучей рукой.

Славься, славься, родная Москва,
Родины нашей, страны голова.
Живи, возвышайся на радость нам,
На счастье народов, на гибель врагам.

Слава, слава, героям бойцам,
Родины нашей отважным сынам.
Кто кровь за Отчизну свою прольет,
Того никогда не забудет народ.

Это не бахвальство, а правда аптечной точности. Ни один народ не создал столько песен во славу своей земли, во славу государства. В нашей цивилизации эта потребность возникла аж с древнего возгласа: «О, светло светлая и прекрасно украшенная земля Русская!» И наш гимн с первого аккорда возвышает, вытягивает в струнку. Невозможно хотя бы мысленно не приосаниться, когда слышишь: «Россия – священная наша держава». Несколько минут звучит гимн. За это время можно многое понять о Родине. Такова чудесная природа этого жанра.