Чемберлен х с основания 19 столетия. Читать онлайн "основания девятнадцатого столетия"

05.03.2020

Хаустон Стюарт Чемберлен (1855– 1927) – политический философ-германофил английского происхождения. С 1870 г. поселился в Германии (и в 1916 г. натурализовавшийся). Большой поклонник Вагнера и с 1908 г. его зять.

Чемберлен заимствовал многие идеи Гобино и развил их.

Ключевым мотивом в сочинениях Чемберлена было восхищение «героическим тевтонским духом». Им пропитаны и ранние его труды, посвященные Вагнеру («Заметки о Лоэнгрине», 1892; «Драма Рихарда Вагнера», 1892; биография композитора, 1895), и более поздние произведения, в которых он развил свою расистскую концепцию («Основы девятнадцатого столетия » (В 2-х т., 1899); «Арийское миросозерцание » (1913); «Раса и личность » (1925)).

Идеи Чемберлена пользовались в Германии такой широкой популярностью, что:

Во время Первой мировой войны Чемберлен прослыл «придворным антропологом кайзера»,

А при национал-социалистическом режиме обрел статус «народного мыслителя» и «провидца Третьего рейха».

Его главный труд – «Основы девятнадцатого столетия» (многократно переиздавался). Эта работа выдвинула Чемберлена в число крупнейших теоретиков расизма и антисемитизма первой половины XX в. В этой книге он попытался переписать всю европейскую историю под углом зрения ее расовой «подоплеки».

Теория Чемберлена:

Между расами существуют непреодолимые биологические и интеллектуальные различия. Биологические различия, с его точки зрения, первичны, а интеллектуальные – производны от них. Трактуя эти различия как «закон природы», он утверждал, что высшие достижения духа возможны «только при определенных расовых условиях».

На вершине расовой иерархии Чемберлен, как и Гобино, располагал «арийскую» расу, или «нордический тип» . Наиболее чистыми «арийцами» он, тоже следуя Гобино, провозглашал «тевтонцев ». Но если у Гобино под «тевтонцами» понимались древние германские племена, то Чемберлен эту категорию осовременил:

· если Гобино обнаруживал остатки «тевтонцев» во французской аристократии, то Чемберлен отождествил их с немцами;

· и, соответственно, если в версии Гобино «ариец» был среднего роста, слегка смуглым и с темными волосами, то в версии Чемберлена он превратился в «высокого белокурого долихоцефала», образ которого к тому времени был популяризован Ницше.

Считая арийскую расу единственным «творческим элементом» в истории, Чемберлен испытывал определенное затруднение в связи с тем, что многие великие творцы европейской культуры не были «высокими блондинами». Для выхода из этого затруднения он разработал собственную «рациональную антропологию», позволившую ему включить в число «подлинных тевтонцев» некоторых великих брюнетов (Данте) и «широколицых» (Лютер).

Арийцы , согласно Чемберлену, наиболее интеллектуально одарены, предрасположены к культурному творчеству. Это «раса господ», несущая культуру и цивилизацию низшим расам. Низшие расы «не приспособлены к культурной работе»; их роль в лучшем случае состоит в воспроизводстве существующей культуры, в худшем – сугубо деструктивная.

По мнению Чемберлена,расцвет всех цивилизаций определялся влиянием германских племен, а упадок – их смешением с другими расами. Так, упадок Римской империи рассматривался им как результат «расового скрещивания», а подъем культуры во времена Возрождения и Реформации – как прямое следствие «тевтонского лидерства». С этих позиций в книге «Основы девятнадцатого столетия» была расистски переосмыслена вся европейская культура.

Чемберлен Х.С. Основания девятнадцатого столетия / Вступ. ст. Ю.Н. Солонина; пер. Е.Б. Колесниковой. В 2 т. СПб.: Русский Миръ, 2012. Т. 1. 688 с.; Т. 2. 479 с.

Я никакой не ученый, а мирозритель (Weltschauer ).
Х.С. Чемберлен

Есть книги с настолько устойчивой репутацией, что мы судим о них, не читая. Есть слова, которые мы употребляем, не задумываясь о том, что они означают. Если первое сочетается со вторым, то мы надежно защищены от всякой возможности понимания.

Примером подобного рода являются «Основания…» Чемберлена: всем известно, что это один из ключевых текстов в интеллектуальной истории нацизма, все знают, что это одна из главных книг расовой теории, упоминаемая обычно следом за Гобино. Каждый образованный человек, прочитавший пару-тройку книг по истории нацизма и какую-нибудь биографию Гитлера, например Иоахима Феста или Алана Буллока, знает о преклонении фюрера перед Чемберленом - причем двойственным, во-первых, как перед ключевой фигурой в байретском движении и, во-вторых, как автором пресловутых «Оснований…». Чуть поднапрягши память, мы вспомним знаменитое посещение Гитлером Чемберлена, где последний дал фюреру свое духовное благословение, - и, затем, похороны Чемберлена в 1927 году, на которые приехал Гитлер, проводившиеся по нацистскому сценарию: «перед катафалком <…> несли огромную свастику. Над процессией реяли черные флаги, а вокруг гроба шли бравые штурмовики. Они же обеспечивали и охрану шествия» (т. 1, с. 175–176).

В этих расхожих и готовых образах все верно - равно как и расхожие рассуждения о фашизме и нацизме во многом воспроизводят uzus ’ы, функционировавшие еще в 1920-е - 1930-е годы. Однако, как и в случае с расхожими словами о «фашизме» и «нацизме», разговор утрачивает всякую конкретность - и тем самым смысл, отсылающий к обозначенному предмету разговора. Ведь когда сейчас мы говорим о «фашизме», то, как правило, мы говорим о чем угодно, кроме как о самом историческом феномене, обозначаемом данным термином, и речь наша много говорит о наших эмоциональных оценках, о том месте в интеллектуальной политической диспозиции современности, которое мы занимаем или стремимся занять, - но никак не о прошлом, с которым формально должны вроде бы соотноситься наши слова.

Отсюда необыкновенная ценность обращения к первоисточникам. Если мы боимся подобных текстов (достаточно вспомнить истерические реакции на переводы Юнгера, Шмитта, Фрайера), то тем самым мы не защищаем себя от того феномена, который нас пугает, - напротив, оставаясь неизвестным, он остается не опознанным в нашем интеллектуальном пространстве: нацизм для нас, например, выступает в обличии расхожих образов, не узнаваемый в иной аранжировке: он оказывается в нашем сознании стилем, а не явлением. Запрещая себе говорить и думать - или требуя, чтобы всякая мысль сопровождалась бесконечным рядом спасительных оговорок и заверений в осуждении «нацизма», «фашизма» и т.д., мы демонстрируем табуированные слова и закрепленные практики должного речевого поведения, не осознавая (или, скорее, не давая себе осознать - избавляя себя от сложности проблемы), что то самое явление, от которого мы стремимся дистанцироваться, не допустить и т.п., может существовать в ином обличии.

Для начала текст Чемберлена представляется удивительно знакомым, неиндивидуальным, являя собой типичный образчик высоколобой эссеистики уже подступающей эдвардианской эпохи, эпохи Вильгельма II и последнего корпуса Хофбурга, строительство которого завершится как раз за несколько лет до конца Австро-Венгрии. Стилистически - это кофе «Мария-Терезия», сладковато-горький, пьянящий, целое кофейное сооружение, которым возможно наслаждаться лишь в атмосфере венского блаженства - эпохи декаданса, когда всем понятно, что «так дальше продолжаться не может», но пока это продолжается - это прекрасно, и в первую очередь для тех, кто провозглашает неизбежность катастрофы.

Правильное понимание требует определиться с жанром работы: «Основания…» - это огромное, более чем тысячестраничное эссе, а позиция автора - позиция дилетанта, поскольку охватить такой круг вопросов и создать историческую панораму более чем двух тысячелетий невозможно с претензией на профессионализм. Задача для него - не описать детали, а обозначить общие контуры, создать общую панораму, причем из перспективы настоящего:

«Моя цель не летопись прошлого, но освещение настоящего» (т. 2, с. 203).

Это не история - это поиск оснований современности, где прошлое используется для прояснения настоящего, в свою очередь делающего понятным прошлое, которое переосмысляется сквозь призму того, что считается его результатами.

Чемберлен получил великолепное естественно-научное образование, был автором ценной работы по физиологии растений и близко общался с целым рядом выдающихся биологов своего времени: его представления о физической антропологии - отнюдь не странные рассуждения маргинала, а, скорее, попытка вольного теоретизирования в духе эпохи, с ее расхожими представлениями о пластичности человеческой природы, об ускоренности культурного, социального в биологическом, причем понимания, не лишенного известной гибкости. В отличие от предшествующих расистских теорий, Чемберлен мыслит расу не как нечто, существующее изначально («чистая раса»), которое в последующей истории либо разлагается, либо сохраняется в своей «чистоте» (а, точнее, поскольку ничто не может сохраняться вечно, лишь разлагается с меньшей скоростью), но как то, что возникает и исчезает:

«С ограниченной, неверной точки зрения Гобино это не имеет значения, так как мы только быстрее или медленнее погибаем. Еще более ошибаются те, кто, казалось бы, возражают ему, но при этом делают то же самое гипотетическое предположение о первоначальной чистой расе. Но кто изучил, как в действительности возникает благородная раса, знает, что она может вновь возникнуть в любое мгновение, это зависит от нас. Здесь наша высокая обязанность перед природой [выд. нами. – А.Т. ]» (т. 1, с. 420–421).

«Раса» в понимании Чемберлена не предполагает даже с необходимостью кровное родство - он склонен принимать данную гипотезу, однако, сопровождая ее следующими оговорками:

«Я даже не постулирую кровное родство, я не забываю о нем, но слишком хорошо сознаю необычайную запутанность этой проблемы, слишком четко вижу, что истинный прогресс науки здесь преимущественно заключался в раскрытии нашего невежества и недопустимости всех предыдущих гипотез, чтобы захотеть сейчас, где замолкает каждый настоящий ученый, продолжать строить новые воздушные замки. Мы столкнулись с родственным духом, родственным настроем, родственным телосложением, этого достаточно. У нас в руках нечто определенное, а так как это не определение, а нечто, состоящее из живых людей, то я и отсылаю к этим людям, к истинным кельтам, германцам и славянам, чтобы понять, что такое “германское”» (т. 1, с. 557–558).

Имя Хаустона Стюарта Чемберлена /1855-1927/ вызывает - даже у тех, кто не путает его с Остином Чемберленом /"сидел на пушке"/ и Невилем Чемберленом /"мюнхенский сговор"/ - требуемую реакцию: в мозгу загорается "красный сигнал опасности". Конечно, формально дело обстоит немного сложнее: с именем X.С.Чемберлена ассоциируются некие понятия - "расовая теория", "германизм", "антисемитизм", "религиозный имманентизм" - бывшие в ходу при изложении его идеи уже в начале века и придающие нашей реакции как бы осмысленный характер. Но на деле и эти понятия играют роль тех же сигналов, призванных пробудить, не нашу мысль, а "чувство опасности". Это чувство и должно подменить знание и понимание творчества мыслителя, написавшего, кроме "Оснований 19-го века" /двухтомного исследования генезиса европейской цнвилизации. столь же капитальные труды о Канте и Рихарде Вагнере, ряд религиозно-философских книг /"Слово Христово", "Арийское мировоззрение" и др./ и множество работ социально-политического характера /среди них особенно актуальной остается его книга "Демократия и свобода"/".

Цель моих заметок - не в том, чтобы убедить читателя "переключить светофор" с красного на зелёный при встрече с именем X.С.Чемберлена. Вообще, культура как препирательство о том, какой свет, красный или зеленый, должен загораться в мозгу при произнесении тех или иных слов и имён - имеет, на мой взгляд, скорее, клинический, чем духовный интерес. Настоящая задача культуры, всеми, казалось бы, признаваемая, но далеко не всегда решаемая - прорыв от слова к смыслу, а ещё точнее, к духу, который творит все идеи и смыслы. Ниже я могу только попытаться описать в самых общих и скупых чертах те духовные смыслы, которые открылись мне в творчестве Х.С.Чемберлена.

"Кто принимает всерьёз завет: познай самого себя, - писал Чемберлен в самом начале своей главной книги --- тот, рано или поздно, приходит к познанию того, что его бытие, по крайней мере, на девять десятых не принадлежит ему самому". Человек - это "наследник"/dег Erbe/ в самом полном, охватывающем весь состав его бытия, смысле. Наследие /das Erbe/- ключевое слово в концепции Чемберлена: и можно было бы просто сказать, что "наследие" - это совокупность физических и духовных констант, переходящих от поколения к поколению, если бы при этом не упускалось из виду нечто важное, если не главное. Наследие, как постоянно подчеркивает автор "Оснований" , не может - или может только в очень ограниченной степени - передаваться "автоматически", без нашей воли к преемственности. Если утрачивается сознание содержания и смысла наследия, если наследие перестает быть формирующей жизнь, творческой силой - оно не просто "лежит без употребления", но идет на убыль и, в конечном счете, погибает. "История - говорит он чугь ниже - это лишь такое прошлое, которое продолжает жить, оформляя сознание человека". Поэтому "историческая память" является для Чемберлена, прежде всего, творческим актом, актом самопознания и самоопределения одновременно: утрачивая способность совершать этот акт, мы утрачиваем и свое прошлое, и свое будущее - "кто ниоткуда, тот никуда".

Не удивительно, что Чемберлен решительно отвергал /как ""фантастическое"/ учение А.Гобино о расе как о чем-то от века данном, что необходимо только оберегать от смешения, как о неком фатальном наследии /хотя и очень высоко оценивал сам факт постановки вопроса о значении расы французским мыслителем/. И дело не только в том, что раса есть нечто существенно динамичное и пластичное, что "благородная раса не падает с неба, она лишь постепенно становится благородной". Будучи твердо убежден в огромном значении биологического субстрата духа, в нашей обязанности понимать те условия, которые накладывают на развитие человека "простые и великие законы, которые охватывают и оформляют всё живое", Чемберлен видел в этом субстрате все-таки именно средство, а не цель, условие, а не сущность человеческого бытия. "Индивидуум может достичь полного и благородного раскрытия своих задатков только при наличии определенных условии, которые суммируются в слове "раса"" - писал он, но сами эти задатки имеют существенно метафизический, а не физический смысл. Надо удивительно предвзято и выборочно прочесть "Основания", чтобы не заметить этого коренного убеждения автора в абсолютной ценности "метафизического", того, что скрывается в глубине души. Впрочем, обвинение в "имманентизме"/ то есть в акценте на внутреннем, духовном/, странно соседствующее с обвинением в "расизме"- отражает именно непонимание его основной мысли, скрытое за броскими ярлыками. Старательно не замечают при этом и того, что Чемберлен упрекает иудаизм именно в том, что тот заставил мораль и религию служить идее "расовой чистоты"; но об этом чуть позже.

При всём значении, которое имели для Чемберлена данные антропологии, этнографии и т.п., главное значение для него имеет проникновение в "глубину души", в её духовную основу, - что и демонстрирует приведенный ниже фрагмент его книги.

По сути, одна черта духовной организации славянских народов подмечена Чемберленом и сопоставлена с такой же чертой кельтов и германцев - стремление выделить, этически продумать и эстетически оформить те моменты национальной истории, которые связаны не с торжеством нации, а с её поражением. При этом, как было отмечено, Чемберлен не знал, по-видимому, памятника, наиболее убедительно подкрепляющего его взгляд - "Слово о полку Игореве". Не славная победа, одержанная несколькими десятилетиями раньше Владимиром Мономахом над теми же половцами /на реке Сальнице/ - победа, слух о которой дошёл, по словам летописца, "до самого Рима" - но жалкое поражение ничем другим не замечательные удельных князей стало источником поэтического вдохновения и нравственных раздумий необычайнои глубины и силы. "Только через трагическое читаем мы в "Основаниях" - получает история своё чисто человеческое содержание": но существо этого "чнсто человеческого содержания" заключается не в несчастье как таковом /и тем более не в мазохистском смаковании своего несчастья, не в позе "вечно обиженных"/", но в том самоочищении и самоуглублении, которое может совершить - через несчастье человеческий дух, идёт ли речь о современниках события или об их потомках. И ещё - именно духу арийских народов открывается, по мысли Чемберлеиа, внутренняя связь темных побед и тёмных поражений /"вдумаемся и мы в этимологию древнеславянского слова "победа"/, открываются важнейшие нравственные императивы: милосердия и прощения даже злейших врагов как собратьев по беде, открывается путь к христианской этике...

Вторая часть фрагмента, посвящёниая серьёзному и независимому отношению славян к своему религиозному наследию, опасаюсь, не будет до конца понята читателем, не знакомым с общей исторической концепции "Оснований". Попытаюсь изложить её хотя бы схематично.

Древний мир Средиземноморья был, по убеждению Чемберлена, теми "старыми мехами", которые уже не были способны принять "новое вино христианства", при этом он в равной мере причислял к этому миру и императорский Рим эпохи упадка, и иудейство, и "расовый хаос" народов, населявших Грецию, Малую Азию и Египет. "Новыми мехами" для духа христианства стали германцы – “под этим именем - пояснял Чемберлен на самых первых страницах книги - я соединяю различных членов одной великой североевропейской pacы, идёт ли речь о германцах в узком, тацитовом смысле слова, или о кельтах, или о подлинных /echte/ славянах”.

Основное содержание истории "после Христа" составляет борьба лих народов против тех влияний, которые исходили от "древнего мира", влияний не столько прямых /после распада этого мира/, сколько оказываемых через идеи и учреждения. "Имперская идея" Рима *, космополитический, анациональный и аморальный "синкретизм" греко-сирийского ареала, религиозный материализм и религиозная нетерпимость иудаизма вот те разнородные "идеологические" элементы, которые стремились проникнуть в становящийся организм нового христианского общества. Основной драматизм этого становления заключался, но мнению Чемберлена, в том, что римско-католическая Церковь, призванная быть носительницей христианского идеала, усвоила от древнего мира наиболее опасные элементы его наследия: идею всемирного господства, враждебность к национальной самобытности, иудейскую нетерпимость к любой форме инакомыслия, и в итоге встала на путь принуждения в вопросах религии - "compelle intrare" /"заставь войти" в Царство Божие/.

Напротив, германские народы стремились утвердить то, что является подлинной сутью христианства: принцип свободной веры, неотделимый от нравственного и мистического содержания религии. Здесь следует уточнить важный момент, поскольку замечания Чемберлена о богумилах могут быть истолкованы в смысле отрицания мистической стороны христианства, связанной с таинствами. Но такое истолкование было бы совершенно неверным. Чемберлен отрицал дух формального ритуализма и мелочной обрядности /восходящей, по его мнению, опять-таки к иудаизму, где ритуал подменяет живое чувство трансцендентного/, тогда как мистическая в настоящем смысле слова /то есть выходящая за пределы опыта/ сторона христианства является для него важнейшей. Именно мистическое и метафизическое в христианстве более всего созвучно религиозному духу германских народов, выраженному в их дохристианской мифологии. Миф не есть "выдумка", противоположность "факта", но символическое выражение его внутреннего метафизического смысла: в свою очередь "мистика это мифология, продуманная в обратном направлении, от символического образа к внутреннему опыту невыразимого". Поэтому Чемберлен решительно отвергает "демифологизацию" христианства /провозглашённую либерально-протестантской теологией/ как возврат к историко-хронологической религии иудаизма, с её предельной метафизической скудостью, с тем, что Ренан метко определил как "вечную тавтологию: Бог есть Бог".

Борьба за метафизическую сущность религии - это, одновременно, борьба за свободу веры, за право каждой личности на свободное постижение религиозною идеала. В христианстве свобода связана с самим существом религии, так как "посредством христианства каждый отдельный человек получил ценность, которая ни с чем не соизмерима и о которой никогда прежде не подозревали". Индивидуализм X.С.Чемберлена, - а именно так он чаще всего определял своё мировоззрение - был, однако, слишком не похож на ходячий индивидуализм либерально-позитивистского толка: одним из первых Чемберлен подчеркнул, что прежде, чем возникла необходимость освободить личность от гнета конфессиональной узости и нетерпимости, эта личность была создана христианством,

И, наконец, индивидуализм, а точнее, персонализм Чемберлена был теснейшим образом спаян с его почвенничеством. Смысл этой спайки не доступен либерально-позитивистскому мышлению: к сожалению, сегодня этот смысл остаётся скрытым и от большинства наших отечественных "почвенников". Двуединство нации и личности определяет всю логику чемберленовской мысли, логику - повторим ещё paз - непонятную тем, кто в самом слове "нация" /народ, раса и т.д./ видит покушение на личность, по также и тем, кто не понимает, что именно "выработка личности, способной к свободе" составляет высшую цель национального развития, как отмечал уже не Чемберлен, а русский мыслитель Л.А.Тихомиров в книге "Монархическая государственность". "Чем богаче дух, тем многостороннее и крепче его связи с тем, что составляет его субстрат, происхождение, породу" - это убеждение автора "Оснований" было на несколько десятилетий раньше ясно выражено такими русскими почвенниками-персоналистами, как А.Григорьев и Страхов.

Избегая какой-либо упрощенной субординации в двуединстве "личность - нация", Чемберлен указывает, однако, на решающее обстоятельство: Бог воплотился не в нации /и не в "человечестве"/, а в отдельном человеке Иисусе. "Здесь - в личности Христа - настоящий центр мировоззрения Чемберлена. Не только весь ход европейской истории в течение 19-ти столетий "после Христа", но и события, далеко отстоящие от этой истории во времени и пространстве, будь то борьба Рима и Карфагена, судьба Израиля и Иудеи, противоположность браманизма и буддизма и т.д. -- оцениваются им в свете этой личности, измеряются мерой, заданной его образом Христа.

Конечно, в образе Христа, созданном Чемберленом, немало субъективного; но критики Чемберлена /и даже те авторы, кто, подобно В.В.Розанову, приветствовал "Основания"/ постоянно проходили мимо главного, так как не могли понять, внутренне пережить чемберленовской одержимости личностью Иисуса Христа: не верили всерьёз, что не отношение к немцам, евреям, римской Церкви, протестантизма и т.д., но отношение к Христу составляет ядро всех его суждений и оценок. Особенно это касается, так называемого, "антисемитизма" Чемберлена.

Собственно, отношение Чемберлена к евреям можно точно выразить словами, принадлежащими, кажется, А.С.Хомякову: "Иудей после Христа есть живая бессмыслица". Отношение Чемберлена к евреям определялось отношением евреев к Христу - не к христианской Церкви, не к христианскому учению, не к христианской культуре и т.н. а именно к личности Иисуса Христа. Выражением этого решающего отношения он считал религиозное учение иудаизма. Возникнув как попытка решить проблему национальною самосохранения путём возведения в высший принцип национальной исключительности, эта религия неизбежно пришла в столкновение с Тем, кто оказался не "спасителем нации", а Спасителем для каждого верующего в Него человека. Я потому иудаизм стал и остаётся поныне религией отверженния Христа. Не находя в современном еврействе настоящего отречения от основных принципов иудаизма /отречения, которое нельзя заменить простым конфессиональным выпадением из синагоги/, Чемберлен видел в евреях "вечно чужих" христианскому миру, тex, кто готов в любой момент истории проявить свою солидарность с любыми силами, враждебными христианству, поддержать любое шатание христианского мира относительно своего настоящего центра.

К сожалению, полноценное представление о глубине и богатстве идей, выраженных в "Основаниях l9-го века" /вызвавших в свое время ураган сочувственных и враждебных откликов, в том числе и в России/, и по сей день можно получить лишь при условии знания немецкого языка. Не сомневаюсь, что у русского читателя книга Чемберлена, даже и внимательно прочитанная, вызовет немало возражений: но не сомневаюсь и в том, что национально мыслящий русский человек не может не почувствовать глубины и актуальности многих идей и суждений, выраженных в "Основаниях". "Я хотел бы пробудить живое чувство великого нордического братства", - писал Чемберлен, ясно предчувствуя опасность братоубийства, в пучину которого были ввергнуты в 20-м веке германцы и славяне. Конечно, не все суждения Чемберлена о славянстве, а тем более о русских и России, можно считать даже приблизительно верными, иногда они звучат просто несправедливо. Но нам, русским, не привыкать обходиться без комплиментов в свой адрес; суть всё-таки не в них. Чемберлен призывал все христианские народы восстановить в себе творческую память о своих истоках и основаниях, творить своё будущее не "из ничего", а из глубины своего национального и религиозного духа. И этот призыв, от кого бы он ни исходил, нам необходимо услышать и исполнить.

Пережила очередной взлет в конце девятнадцатого века благодаря зятю великого композитора Рихарда Вагнера , Хьюстону Стюарту Чемберлену. Англичанин Чемберлен жил в Германии. Благодаря общению с Вагнером он впитал радикальные взгляда великого композитора, который читал Гобино и еще раньше усвоил распространенные в Германии антисемитские убеждения.

Хьюстон Стюарт Чемберлен, фото 1895

1. Чемберлен не сожалел об ушедшем аристократическом прошлом. Его куда больше беспокоило чистое расовое будущее, чем расовое вырождение. Важным средством сохранения чистоты расы он считал национальное государство.

2. Чемберлен был откровенным антисемитом. История в его представлении являлась борьбой между Богом в лице германо-арийских рас и Дьяволом в лице еврейской расы . Чемберлен, как и ряд немецких писателей его поколения, отрицал еврейское происхождение Иисуса Христа.

3.Чемберлен видел генетическое решение расовой проблемы. Существующие правящие, высшие расы были результатом расового смешения. Их следовало предохранять от дальнейшего вырождения и загрязнения.

4. Раса для Чемберлена имела более двойственное значение, чем для Гобино. Это понятие было более метафизическим, духовным, чем материалистическим. Умственные и нравственные характеристики были для Чемберлена важнее характеристик физических. Все эти взгляды были связаны с его представлением о врожденном потенциале и, возможно, с представлением о примате воли , провозглашённым Шопенгауэром .

В «Основаниях девятнадцатого столетия» Хьюстон Чемберлен писал:

Ничто не является более убедительным, чем самосознание нации. Человек, принадлежащий определенной чистой расе, никогда не потеряет этого чувства. Ангел-хранитель его происхождения всего рядом с ним. Он поддерживает его, когда он теряет опору, предостерегает, подобно Демону Сократа , от опасности сбиться с пути, вынуждает к покорности и заставляет совершать действия, на которые в силу их кажущейся невозможности он никогда не решился бы. Слабый и ошибающийся в силу своей человеческой натуры, такой человек осознает себя, и другие осознают его, по силе его характера и по тому факту, что действия его знаменуются неким простым и свойственным только ему величием, которое находит объяснение в его уникально типичных и сверхличностных качествах. Раса поднимает человека над собой, наделяет его необычайной, почти сверхъестественной энергией, выделяет его как индивидуума из хаотического смешения народов, собранных со всех концов света. И если этот человек чистого происхождения более одарен, чем те, кто его окружает, то укрепляет и возвышает его во всех отношениях сам факт принадлежности к расе, и он становится гением, высящимся над остальным человечеством, не потому что он был брошен на землю силой природы, как пылающий метеор, но потому что он устремлен к небесам, как сильное и величественное древо, питаемое тысячами и тысячами корней, – не один индивидуум, но живая сумма неисчислимых душ, стремящихся к одной цели.

С 1899 по 1914 «Основания девятнадцатого столетия» выдержали восемь изданий, были переведены на разные языки. В общей сложности было продано более 100 000 экземпляров этой книги. Кайзер Вильгельм II распространял эту книгу среди офицеров своей армии, по его приказу она находилась во всех немецких библиотеках.

Хьюстон Стюарт Чемберлен

Х.С.Чемберлен.

Хьюстон или Хаустон Стюарт Чемберлен (Houston Stewart Chamberlain) умер задолго до прихода Гитлера к власти. Уже по одному этому представляется сомнительным вешать на него обвинения в том, что он-де "придумал" нацизм. Достаточно сравнить тщательно замалчиваемые идеи этого выдающегося англичанина-немца с реальной практикой Третьего рейха, чтобы понять - все обвинения ложны. Ниже я привел не очень-то объективную биографическую справку про Чемберлена (исключительно оттого, что не имел под рукой ничего лучшего). Но следует помнить: лучше всего о самом Чемберлене и его идеях говорят написанные им тексты. На портале ХРОНОС есть несколько его текстов. Один из двух - переведенная на русский язык статья (точнее, это глава книги Х.С.Чемберлена "Основания 19-века", которая на русский язык прежде не переводилась!) "Славяногерманцы ". Как же все написанное английским германофилом далеко от того человеконенавистнического отношения гитлеровцев, проявившегося на оккупированной ими территории нашей страны! Причина столь разительных различий и с опусами Розенберга , и с его практикой, я полагаю, не только в том, что Чемберлен существовал в культурной среде и формулировал мысли соответствующим его образованию и культуре образом (а Розенберг выражатся на своем примитивном понятийном уровне). Нет, у Чемберлена речь идет совсем о другом: он пишет вовсе не о возвышении германской расы над "недочеловеками", а о синтезе славяногерманской расы. Впрочем, лучше сами прочитайте. ХРОНОС рассчитан на самостоятельно думающих читателей, так что я полагаю, что вы разберетесь. А в помощь вам - исследование творчества немецкого англичанина, сделанное Николаем Мальчевским "От История и метаистория " . Смотрите также список "Далее читайте" внизу этой страницы.

Предтеча нацизма?

Чемберлен, Хьюстон Стюарт (Houston Stewart Chamberlain), (1855-1927), английский писатель, социолог, философ, предтеча нацистской идеологии. Родился 9 сентября 1855 в Саусси, Гемпшир, Англия, в семье британского адмирала. Изучал естественные науки в Женеве, эстетику и философию в Дрездене. Стал ревностным поклонником Рихарда Вагнера . Женившись на дочери композитора, Еве Вагнер, Чемберлен в 1908 поселился в Байрейте, сделавшись куда большим фанатиком всего немецкого, нежели сами немцы. Во время Первой мировой войны публиковал в немецкой прессе многочисленные антибританские статьи, получив за это на родине прозвище "английский перевертыш". Идеологические концепции Чемберлена позднее нашли продолжение в теориях Гитлера , изложенных в "Майн кампф" . Умер Чемберлен 9 января 1927.

Основная работа Чемберлена, принесшая ему скандальную известность, - "Основы XIX века" ("Die Grundlagen des neunzehnten Jahrhunderts") вышла в Мюнхене в 1899 году. Рационалистическая трактовка Чемберленом европейской истории объяснялась негативным отношением автора к христианству в целом, аристократическим презрением к массам и излишне романтизированным восприятием немцев как нации, предназначенной править миром. Поставив перед собой задачу раскрыть основы, на которых покоился XIX век, Чемберлен писал, что европейская культура явилась результатом слияния пяти компонентов: искусства, литературы и философии Древней Греции; юридической системы и формы государственного управления Древнего Рима; христианства в его протестантском варианте; возрождающегося созидательного тевтонского духа; и отталкивающе-разрушительного влияния евреев и иудаизма в целом.

В 1-м томе своей книги Чемберлен рассматривает события до 1200 г., наследие античного мира. С эллинизмом наступил небывалый расцвет человеческого интеллекта, - пишет Чемберлен. - Греки творили всюду - в языке, религии, политике, философии, науке, истории, географии. Вершиной этого созидательного духа стал Гомер. Но в наследии эллинов оказались и темные стороны: жестокие недальновидные демократии, отсутствие высокой политики, устаревшая мораль и упадок религии. Мир в долгу перед римлянами, избавившими его от семитско- арабского порабощения и позволившими "индо-тевтонской Европе стать бьющимся сердцем и мыслящим мозгом всего человечества". Греция, в отличие от Рима, по мнению Чемберлена, тяготела к Азии. Но многих сбило с толку и озадачило то обстоятельство, что несмотря на двухтысячелетнее наследие, Рим не сумел противостоять распаду на своей огромной территории. "Опыт энергичной индоевропейской расы пересмотрели и блестяще воспользовались им смешанные западно-азиатские нации, что вновь привело к уничтожению единства ее характерных особенностей".

Затем Чемберлен обратился к наследникам античности. Сразу же пришлось столкнуться, писал он, с изучение расовых проблем. Он говорил о том, что необходимо проявить смелость и предусмотрительность, чтобы благополучно проскочить "между Сциллой науки почти недосягаемого и Харибдой изменчивых и необоснованных обобщений". Рим сместил центр притяжения цивилизации в сторону Запада, неосознанно завершая акт мировой значимости. Но Рим оставил после себя невероятную мешанину различных типов и рас. Среди этого хаоса народов (Voelkerchaos) оказались и евреи - единственная раса, которой удалось сохранить чистоту крови. Силой же, противостоящей крошечной, но влиятельной еврейской нации, история избрала арийцев. "В настоящее время эти две силы - евреи и арийцы, - как бы не затуманил их будущее недавний хаос, остаются друг против друга, пусть уже не как враги или друзья, но, по-прежнему, как вечные противники". "Ничто не является более убедительным, - писал Чемберлен, - чем самосознание нации. Человек, принадлежащий определенной чистой расе, никогда не потеряет этого чувства. Раса поднимает человека над собой, наделяет его необычайной, почти сверхъестественной энергией, выделяет его как индивидуума из хаотического смешения народов, собранных со всех концов света. Густая кровь, незримо текущая в жилах, принесет бурный расцвет жизни, принесет будущее". Основной секрет истории в том, что чистокровная раса становится священной. Безродный и вненациональный хаос последних дней Римской империи стал пагубным, почти фатальным обстоятельством, и именно арийцам пришлось исправлять это гибельное положение.

Во 2-м томе Чемберлен анализирует возрождение нового германского мира и борьбу величайших сил за мировое господство. В этой борьбе участвуют, по мнению Чемберлена, три, стремящихся доминировать, религиозных идеала: Восток (эллины), Север (арийцы) и Рим. На севере бывшей Римской империи арийцам удалось создать новую культуру, которая "несомненно является величайшим из всего, что было достигнуто человечеством до настоящего времени". Все, что не является арийским, - это чуждые элементы, которые необходимо изжить. Евреи сделались наследниками римского расового хаоса; арийская же раса оказалась в ответе за духовное спасение человечества. Все достижения науки, промышленности, политэкономии и искусства стимулировались и двигались вперед арийцами. Таким образом, XIX век опирался на прочный арийский фундамент.

Через всю книгу Чемберлена проходят красной нитью две основные темы: арийцы - как творцы и носители цивилизации, и евреи - как негативная расовая сила, разрушительный и вырождающийся фактор истории. Идеализируя чистокровных арийцев, Чемберлен рассматривал их как единственную опору мирового развития. Завоевавшие гибнущую Римскую империю здоровые и мужественные дети природы - арийцы, возродили западную цивилизацию и привнесли в нее неведомое ранее представление о свободе.

Как противоположность созидательному гению арийцев Чемберлен выдвигал грубую цивилизацию евреев, которые, по его мнению, были чужаками, грозившими в XIX веке занять непропорционально значительное место в жизни Германии. Евреи заслуживали приговора, но не с позиций низкой ненависти или подозрительности, а с позиций недосягаемых высот арийского превосходства. Почти все выдающиеся и истинно свободные люди, писал Чемберлен, от Тиберия до Бисмарка , рассматривали присутствие евреев в своей среде как социальную и политическую опасность. Чемберлен называет рождение Христа наиболее важной датой в истории человечества. "Ни войны, ни смены династий, ни природные катаклизмы, ни открытия не обладают и долей той значимости, которая могла бы сравниться с короткой земной жизнью Галилеянина". Но для всех должно быть очевидным, писал он, что Христос не был евреем, в нем не было ни капли еврейской крови, а называвшие его евреем, были просто невежественными или лицемерными людьми.

"Основы" Чемберлена стали необычайно популярны в Германии после того, как император Вильгельм II назвал его работу монографией величайшей важности. Критики взахлеб восхваляли книгу за блестящее высочайшее красноречие, огромную эрудицию и необычайную проницательность автора. В Англии же эта книга подверглась яростным нападкам: ее либо высмеивали, либо поносили резкой бранью. Чемберлена называли "уличным проповедником, облачавшимся то в тогу римского оратора, то в рясу христианского священника". О его работе говорили, что это "похмельная отрыжка пьяного сапожника". Работу Чемберлена расценивали не больше не меньше как "ловкий синтез Шопенгауэра и Гобино , отражающий более грубое и наглое утверждение мистического родства арийцев и Божественного провидения".

Американские приверженцы нордической школы провозгласили Чемберлена величайшим зодчим нордической теории, на что Теодор Рузвельт возразил, что теория Чемберлена исходит из глупой ненависти и что его "блестящие ляпсусы для нормального человека выглядят безусловным сумасшествием, отражением ненормальной психики... Ему нравится Давид, и на этом основании он тотчас делает его арийцем. Ему нравятся Микеланджело, Данте или Леонардо да Винчи, и он тут же сообщает, что они - арийцы. Он не любит Наполеона и потому утверждает, что Наполеон - истинный представитель безрасового хаоса".

Расовые теории Гитлера, изложенные в "Майн кампф", во многом исходят из произвольных положений "Основ" Чемберлена. Хотя Гитлер нигде не упоминает его имени, и скорее всего не знакомился с его монографией, поскольку вряд ли был в состоянии проникнуть в хитросплетения метафизики автора, вполне вероятно, что он впитал теорию Чемберлена опосредованно. Так или иначе, тезисы о превосходстве арийской расы и "еврейской опасности", выраженные в более простой и грубой форме, стали лейтмотивом "Майн кампф".



Похожие статьи
 
Категории