Слово насилие однокоренное со словом сила. Насилие и есть факт наличия и применения или проявления силы. И если на вопрос - как вы относитесь к насилию? - в общем-то, напрашивается отрицательный ответ, то на вопрос - как вы относитесь к силе? - ответ видится не таким уж однозначным. Ибо силе противоположно бессилие, а не мораль или добро. И если сила есть зло, то уж и бессилие не есть ценность положительная.
«Я не люблю насилья и бессилья», - пел когда-то Владимир Высоцкий. И его словами мы можем сформулировать значимую философскую проблему. Этими двумя ситуациями - наличия и применения силы, а также ее отсутствия фактически исчерпываются все возможные жизненные ситуации, особенно складывающиеся в обстоятельствах форсмажорных. Насилие можно анализировать, с одной стороны, в контексте форм и методов образования и воспитания, а с другой - как одну из тем или сюжетов размышления, как важнейший предмет всякого мировоззрения.
Проблема насилия разрешима не с позиции моралистической философии, а с позиции философии жизни. Жизнь и есть некий силовой процесс, постоянное столкновение с чужой силой, а также проявление собственной силы или бессилия сопротивляться злу.
В 1925 году русский философ Иван Ильин опубликовал книгу под названием «О сопротивлении злу силою». В современном мире террористических актов и антитеррористических операций, о которых принято грустно шутить, что они всегда проводятся без наркоза, философия Ильина оказывается предельно актуальной.
Философы часто описывают жизнь как силовой процесс, но делают это по-разному. Европейская философия Ницше - это философия силы, ее синонимичности жизни, ее невинности и моральной неподсудности, приоритетности и элитарного превосходства наступательной агрессивности по сравнению с пассивностью, слабостью, нежизнеспособностью. Русская идея Ивана Ильина не конституируется по ту сторону добра и зла, как ницшеанство. Она представляет собой редкое сочетание философии необходимости применения силы и философии религиозно понятой морали. Каким образом достигается это сочетание?
Виктор Гюго говорил: для меня не важно, на чьей стороне сила, для меня важно, на чьей стороне право. Вне европейского правового менталитета по-русски это формулируется так: не в силе Бог, а в правде Звучит красиво и пафосно. Но все же хочется отстаивать и принципиальную важность вопросов: На чьей стороне сила? Чья возьмет? Кто победит? Право, правда, добро, справедливость или зло, произвол и несправедливость? Какая из этих двух противоборствующих сторон окажется сильнее, а какая слабее? Вопросы это не риторические, а имеющие острый практический характер. Ведь мы не стремимся к бессилию добра, к поражению правого дела.
Быть сильным трудно не только по причинам слабости воли и характера. Быть сильным трудно по соображениям морального плана. Сила морально небезупречна и выбор силы есть всегда выбор вины.
Сложность жизни - это всегда сложность выбора. Во-первых, мы делаем выбор между стратегией силы, а, следовательно, актами ее применения и стратегией ненасилия, возможной слабости. Насильник или вечный лузер? Согласитесь, что выбор не из приятных. Во-вторых, мы выбираем саму позицию, сторону в борьбе, на которой проявим свою силу или ее неприменение.
«Жить - значит становиться под какой-то стяг и занимать боевую позицию», - писал испанец Ортега-и-Гассет. Жизнь требует мужества, вовлеченности, ангажированности. Мы участвуем в жизни в той мере, в какой принимаем ее жесткие дилеммы. Свобода выбора заключается не в многообразии его желанных, безболезненных, идеальных вариантов. Однажды политолог, выступающий на одном из петербургских университетских симпозиумов, выразил весьма расхожее сомнение в возможности свободного политического выбора в современном российском обществе. Логика его сводилась к тому, что среди лидеров, кандидатов, программ реформирования нет безупречных. Он формулировал это так: настоящей свободы нет, так как нам предлагают выбирать между чумой и холерой. Один из участников дискуссии среагировал мгновенно: Мы выбираем холеру! Тут есть предмет выбора! Философская мудрость заключается в том, что жить - значит находиться в постоянной готовности выбирать между чумой и холерой. Это и есть настоящая свобода, настоящая жизнь и настоящий выбор. И выбор этот должен быть не только правильным, но и решительным. Если мы быстро не выберем иметь дело с холерой, то может наступить чума - беда худшая. А мы будем в этом виновны. Этот примечательный эпизод столкновения мнений демонстрирует, что одни и те же обстоятельства можно интерпретировать и как предмет ответственного выбора для одних людей и как предмет безответственного каприза для других.
Если жизнь - борьба, а это наше излюбленное ее определение, то, очевидно, что борьба эта всегда должна быть борьбой за что-нибудь и против чего-то. Иначе невозможна энергетика жизни, ее активизм. Во многих случаях это означает необходимость выбора одной из двух противодействующих сторон, невозможность третьей стороны медали - позиции свободного парения над схваткой и нравственного осуждения противоборствующих действий как небезупречных. Попытка выбрать мнимую невинность есть бегство от неумолимости жизни. Бывает, что позиция силы оказывается гораздо достойнее и мужественнее позиции морального негодования по поводу ее применения. Припоминается десятилетней давности атмосфера октября 1993 года. В августе 1991-го во время первого и более бескровного путча большинство жителей, если не всей России, то столичных мегаполисов, проявляли активную причастность происходящему столкновению политических лагерей. Она выражалась в определении своей позиции и готовности ее защищать с риском для жизни. Октябрьские дни путча 1993 года заполнили эфир наших СМИ бесконечно однообразными интервью с множеством известных людей, общая тональность которых сводилась к осуждению обеих сторон как применяющих силу, к вынесению себя вне социально-исторического конфликта и даже к прямой формулировке шекспировского принципа «чума на оба ваши дома». Этот искус моральной чистоты, невинности и воздержания очень силен именно в интеллигентской среде, то ли настроенной либерально и правозащитно на западный манер, то ли продолжающей российскую традицию толстовства.
В связи с этим следует активизировать полифоническое наследие русской нравственно-политической мысли, всю ее неоднозначность, проявившуюся в полемике Ивана Ильина с Львом Толстым.
Ильин квалифицировал толстовскую идею непротивления злу силой как «утонченный моральный эгоцентризм». Утонченный и моральный, потому что это путь индивидуального нравственного самосовершенствования, даже готовность жертвовать собой ради спасения других людей. Короче, способность совершить любой нравственно достойный поступок. А эгоизм, потому что альтруизм, самопожертвование, самоотречение и самозабвение, составляющие сущность любви, осуществляются в нравственной практике толстовства не безгранично. Подлинный адепт толстовства способен ради любви к другому человеку и его спасения от насилия только на меньшую жертву - своей жизнью, но не на большую - своей праведностью или безгрешностью.
Известный американский роман Вильяма Стайрона «Выбор Софи», экранизированный с Мерил Стрип в главной роли, моделирует ситуацию подобного рода. Во время второй мировой войны немец фашист делает женщине, прибывшей в концентрационный лагерь с двумя детьми, следующее предложение. Либо обоих ее детей, как и всех прочих, отправят на уничтожение, поскольку к работе, в отличие от взрослых, они не пригодны, либо одному из них все же сохранят жизнь. Чудовищное условие возможности спасти жизнь одному ребенку заключалось в том, что мать должна была сама выбрать и указать того из двух, кто должен был теперь уже по ее воле отправиться умирать. Это даже страшнее, чем выбор между чумой и холерой. Предлагается соучастие во зле, в преступлении, в насилии, соучастие в убийстве не врага в порядке самообороны, а собственного ребенка. Отказаться можно - это же свободный выбор - но меньшая цена за спасение хоть одного их любимых существ в этой критической ситуации заплачена быть не может. Да, жестоко, чудовищно, немыслимо, нестерпимо. Но встать вне сложившихся обстоятельств уже невозможно. Остается только делать выбор между детьми или отказаться выбирать, что тоже окажется решением, за которое придется нести ответственность. И героиня романа, имеющая протопит в реальной жизни, выбирает жизнь старшего из двух. А в творчестве Толстого анализа подобных обстоятельств мы не найдем, эта не та перспектива, с которой он рассматривает человеческие отношения.
В чем заключается антиэгоистический характер философии борьбы со злом силою Ивана Ильина? Как философия любви превращается в философию применения силы? Выбор делается не в пользу собственного блага, а в пользу блага другого человека. Торг, как говорится, в таких случаях неуместен. Речь идет не о нравственной калькуляции: из двух зол лучше выбрать меньшее. Речь идет об альтруистическом предпочтении спасения физической жизни другого человека за счет гибели собственной нравственной безупречности.
Беда идеала белых одежд и чистых рук не в недостатке красоты, а в утопичности идеи нравственной стерильности. В реальной жизни постоянный выбор третьей стороны медали лишен смысла. Жизнь сложна тем, что выбирая между возможностями мы чаще выбираем не между добром и злом, грехом и праведностью, а выбираем между одним злом и другим, между виной противления злу силой и виной попустительства, потакания ему непротивлением. Недаром существует и действует юридический принцип преступного бездействия. Возвращаясь к сюжету Стайрона, предположим, что его героиня отказалась бы выбирать между своими детьми, кому из них жить, а кому умереть. Избежала бы она в таком случае соучастия во зле? Нет, она не спасла бы ни одного из детей, ни свою собственную нравственную чистоту. Просто мера и форма ее вины была бы другой. Она заключалась бы в недостаточном нравственном самопожертвовании.
Только сильный человек способен взять на себя зло, применить силу и испытывать при этом чувство вины. Слабый будет искать себе оправдания. Героиня Стайрона, не зная ничего о дальнейшей судьбе спасенного ею сына и не имея, тем самым, никакого подтверждения оправданности своего поступка, покончила жизнь самоубийством через несколько лет после окончания войны. В таком логическом завершении ее жизни не следует видеть признак слабости. Скорее это следует расценить как проявление внутренней силы давать совершенному нравственную оценку, не адаптированную к обстоятельствам. Так философия, доказывающая неизбежность соучастия в насилии, оказывается философией вины, а не невинности борьбы за спасение других людей.
Нет нужды надеяться для того, чтобы действовать, чтобы что-то предпринимать, говорил Жан Поль Сартр. Эту мысль можно перефразировать - нет нужды в моральном оправдании действия для того, чтобы его совершить, предпринять. Это означает не отказа от морали, а напротив, настаивание на строгости ее критериев. Аморально как раз переименование зла в добро, преступления в подвиг, осуществляемое ссылкой на целесообразность, необходимость поступка. Такое переименование широко практикуется апологетической политической идеологией, воспроизводящей старую формулу «цель оправдывает средства». Русский философ Владимир Соловьев сын известного историка говорил, что государство не обещает установления рая на земле, оно лишь стремится воспрепятствовать установлению ада. Государственное легальное насилие, доведенное до применения высшей меры наказания, не есть высшая справедливость и высшее райское добро, а есть лишь вынужденное зло как меньшая мера ада. Пора бы по достоинству оценить слова отечественного мыслителя и научиться относиться к государству без традиционного российского максимализма - то есть не видеть в нем ни высшей святости, ни абсолютного зла.
В любой жизненной ситуации надо сделать правильный выбор и он не будет невинным. О человеке, идущем путем силы в борьбе со злом, Ильин говорит, что он «не праведен, но прав». Из сказанного можно сделать нетривиальный вывод: правота не есть невинность и невинность не есть правота. Религиозно понятое призвание человека в борьбе со злом именуется как «путь православного меча». Все ассоциации с крестовыми походами или православным джихадом будут напрасны. Философия не занимается оправданием зла или сакрализацией насилия. Попытки терминологически разграничить «плохое» и «хорошее» применение силы происходят постоянно. Комментируя на ОРТ события октября 1993 года, Николай Сванидзе сформулировал свою мысль так: злу свойственна агрессия, а добро обладает силой. Публикуя свои размышления о последствиях теракта 11 сентября 2001 года, Владимир Войнович назвал свою статью «Сила против насилия». Да, сложность проблемы заключается в том, что сила может быть применена противоположными борющимися сторонами, она может оказаться и на стороне добра и на стороне зла. Однако всякое применение физической силы - это всегда насилие, пусть даже вынужденное или необходимое.
Чем же тогда одни люди, совершающие акты применения силы, отличаются от других? Террористы, революционеры, многие бандиты с идеологией верят, что они исповедуют священное насилие ради великой цели. Подрывник-смертник, осуществляя теракт, надеется попасть прямо в мусульманский рай. Моральный человек, напротив, никогда не думает, что он делает добро, применяя силу и полагая это правильным. С одной стороны, оттого, что насилие применено на стороне добра, а не зла, добро не перестает быть добром. Но с другой стороны, и насилие не перестает быть насилием оттого, что оно применено на стороне добра. Чем можно оправдать насилие? Ничем. Однако философия учит, что иногда совершение актов применения силы необходимо и достойно, хотя им и нет оправдания.
Первый аргумент в пользу применения силы при сопротивлении злу прост и очевиден. Хотя изложенные в нагорной проповеди Иисуса Христа методы любви, прощения, немстительности и ненасилия совершеннее и предпочтительнее, они не оказываются действенными и эффективными во всех случаях. Всегда лучше решить проблему без насилия, но не всегда это возможно. В конфликтах современного мира хорошо известна ситуация, когда, как говорится, переговорный процесс заходит в тупик.
Другой аргумент в пользу необходимости силового пресечения насилия связан с наличием во всяком зле и преступлении двух граней - опасности индивидуальной и общественной. Христианское прощение нанесенной мне обиды, немстительность по отношению к тому, кто причинил мне зло, возможны, хотя и рискованны рецидивом преступления. Если человек не пожелал сам стать насильником в ответ на насилие, ему, возможно, придется подставлять другую щеку для нового удара. Но даже в Евангелии нигде не говорится, что мы имеем право, а тем более нравственный долг, подставить насильнику чужую щеку. А именно такими вероятнее всего и будут общественные последствия сугубо милосердного отношения к нашему личному врагу, непресечения его деяний силою. Не отвечая насилием на насилие, я берегу свою собственную нравственную чистоту, хотя и рискую стать жертвой повторно. Однако беречь и спасать, кроме самого себя, надо и окружающих. Это тоже наш нравственный долг.
4 апреля 1866 года Дмитрий Каракозов стрелял в Александра II, о чем свидетельствует памятная доска на знаменитой решетке Летнего сада. Покушение было неудачным и арестованный террорист написал прошение о помиловании на имя того верховного лица, которое он намеревался убить. Ответная резолюция царя гласила: как христианин я прощаю, а как государь я простить не могу. Является ли такое решение непоследовательным? Может ли государственная политика руководствоваться только христианским принципом любви к своим врагам? Очевидно, что нравственная ответственность христианина перед своей совестью и Богом и социальная ответственность гражданина или политика перед другими людьми не совпадают. Не совпадают, но и не являются несовместимыми.
Зло двулико еще и в том смысле, что оно распадается на злобные чувства, преступные намерения, агрессивные душевные состояния и на их реализацию в поступках, а также их последствиях для окружающих людей. То есть имеет внутреннюю и внешнюю форму. Слова Раскольникова из романа Достоевского о том, что он не старуху процентщицу убил, а душу свою бессмертную погубил, как раз и демонстрируют дуализм всякого преступления. Эта двуликость зла является третьим аргументом в пользу силовых методов борьбы с насилием. Конечно, против душевной порчи любая физическая сила абсолютно бессмысленна. Нельзя насильно заставить человека не испытывать ненависть и злобу. Однако силой можно помешать преступнику привести в исполнение его человеконенавистнические намерения. Обольщаться не следует, только внешняя форма зла победима силой, но и это уже немало.
Внутренняя и внешняя ипостась зла значимы не только в отношении преступника, но и в отношении мстителя, борца со злом, правозащитника. Применение оружия, «путь меча», конечно же, есть вступление в сферу внешнего зла. Выражение «будут приняты адекватные меры» и означает, что против насилия будут обращены его же собственные методы и средства. Однако внутренняя мотивация именно силовых действий должна быть очищенной от злобы, ненависти, жажды мести и крови. Чтобы можно было сказать, как Александр II, «it’s only business, только дело, ничего личного».
Постоянное участие Владимира Добренькова - декана факультета социологии МГУ, отца жестоко убитой дочери, - в многочисленных публичных дискуссиях и ток-шоу по проблемам отмены или сохранения смертной казни в России вызывает некоторое недоумение. В качестве кого он выступает: беспристрастного эксперта по социальным вопросам или убитого горем отца, имеющего личные счеты к преступному миру? Чужое горе вызывает сочувствие и уважение, но истину от горя отделить очень трудно, а вывести ее из ненависти и просто невозможно. Вот что писал по этому поводу русский философ Семен Франк в книге под названием «Смысл жизни»: «Чем меньше личной вражды в душе сопротивляющегося и чем более он внутренне простил своих личных врагов, тем эта борьба его будет, при всей ее необходимой суровости, духовно вернее, достойнее». В словах Иисуса Христа «не мир принес я вам, но меч» обычно видят какое-то противоречие заповедям любви даже к врагам из его же нагорной проповеди. Однако, заповеди любви можно понимать не как закон, запрещающий или указующий определенные внешние действия, а только как указание на необходимость достижения правильного внутреннего душевного строя. И тогда внутреннее немстительное милосердие и беззлобное человеколюбие оказываются совместимыми с внешним жестким применением силы, препятствующим совершению зла.
Хельсинкский или стокгольмский синдром тоже вещь не слишком разумная. Всегда понятны трагические чувства заложников и их родственников. Но понятно и то, что важные политические решения иногда должны приниматься не на основании этих чувств, а им вопреки. Может быть, это жестоко. Но в разумности и справедливости есть неизбежный элемент жестокости. Трудно преодолеть мстительную ненависть. Еще труднее руководствоваться разумом, а не одной только жалостью и сочувствием. Хотя это может оказаться необходимым для спасения, причем, не только себя, но и других.
Вывод очень серьезен: роль спасителя, быть может, еще более трудная и страшная, чем роль заложника. Поскольку в ходе антитеррористических акций происходит некий перехват инициативы. Если власть пассивно не оказывает силового сопротивления, то возможные жертвы будут вменены в вину террористам, а если предпринимаются силовые меры к спасению заложников, то возможные жертвы будут уже вменены в вину спасателям. Их не поблагодарят за спасенных, а обвинят в смерти погибших. Такова логика ситуации, что мы и наблюдали в оценках штурма захваченного террористами Театрального центра на Дубровке в Москве.
Другим примером трагического характера сопротивления злу силою является принятое американским президентом Джорджем Бушем решение сбить ракетой четвертый из захваченных террористами 11 сентября 2001 года самолетов. Тот, что имел целью врезаться в здание Капитолия в Вашингтоне, в котором размещается конгресс США, и упал, потерпев крушение в штате Пенсильвания, из-за сопротивления террористам, оказанного пассажирами лайнера. В силу обстоятельств приказ сбить самолет так и не был приведен в исполнение. Однако приказ был отдан, решение было принято. Решение жесткое, но спасительное. Неспособность принимать такие решения и нести за них нравственную ответственность губительна.
Сила это не только возможность насилия, но и компонент добра и любви. Любовь это всегда стремление творить добро тому, кто любим. А сильная любовь это не губительная страсть, а способность это добро причинять. «Всякая великая любовь, - писал Ницше в книге «Так говорил Заратустра», - выше всего своего сострадания». Притяжательное местоимение своего указывает на то, что любовь не стоит вообще вне сострадания, а оказывается способной преодолеть заключенную в ней самой жалость. Любовь может потребовать от нас встать выше жалости, что и делает ее страшнее смерти.
Ницшеанская философия говорит о двух видах любви - любви-силе и любви-слабости. Они различаются как женская роль сестры милосердия и мужская функция врача хирурга. В первом случае любовь синоним жалости, которая облегчает боль и страдания, во втором - любовь синоним силы, жестокой способности причинять боль. И то, и другое любовь, а не ненависть, только проявленная в разных ее ипостасях. Женская любовь, замешанная на слабости, оказывается добротой, а мужская хирургическая любовь имеет целью не проявление собственной доброты, а деятельное преследование блага того, кому оказывается помощь. Жалость - это паралич такого действия как ампутация. Проявление жалости может оказаться губительным для здоровья и жизни, а проявление безжалостности может спасти человека. Доброта и добро только грамматически родственны, в жизни они могут оказаться альтернативными формами человеческих отношений.
В известном романе «Невыносимая легкость бытия» Милан Кундера говорит о своем герое: «Слабость Франца называется добротой». Доброта - это единственно возможное проявление любви слабого человека, добро - проявление любви сильного. Разумеется, мы нуждаемся и в том, и в другом. Интересно, что русский религиозный философ Семен Франк признавал ценность антихристианского тезиса Ницше о важности любви, способной преодолеть жалость. Это давало ему возможность подвергнуть сомнению аксиоматичность мысли Достоевского о том, что весь прогресс человечества не стоит одной слезы ребенка. Любая мать знает, что ради физического и душевного блага ребенка она должна быть готова пожертвовать его удовольствием. Ни лечение, ни воспитание, ни спасение не бывают совершенно безболезненными, причиняющими только наслаждение. Неготовность проявить силу и принуждение или причинить боль есть неготовность любить.
Решение нравственных и политических проблем часто связано с ответами на вопросы: Хватит ли у нас силы применить силу? Или хватит ли у нас силы вынести то, что в экстремальной ситуации мы проявили бессилие?
Зло и насилие
Если вы подверглись насилию, то насилие имеет место вне зависимости от того, считаете вы это насилием или нет. Если выбили глаз или зуб, то они выбиты вне зависимости от того, признается это кем-то или нет. Поэтому здесь может быть и должен быть судья из достойнейших и мудрейших из рода человеческого. И наказание здесь правомочно, т. к. насилие, в большинстве случаев, может быть остановлено только праведной силой. И компенсация за нанесенный ущерб может быть и должна быть рассчитана и выплачена. Целые главы Библии и суры Корана посвящены подробному описанию порядка возмещения материального ущерба.
Но если против вас совершено зло, если вас оскорбили или унизили, то это будет таковым, только если вы сами посчитаете это таковым. Пощечина имеет в виду не нанесение увечья, и не физическая боль здесь приносит страдания. Пощечину может и слабый дать сильному. Пощечина – акт морального воздействия, такое же, как оскорбление словом. Но оскорбление считается таковым, только если вы сами посчитаете его таковым. А если вы не считаете это действие против вас оскорблением, злом, – то его нет. Следовательно, и общего судьи, кроме Всевышнего, здесь нет и быть не может.
Зло внутри нас. Внутри нас в том смысле, что оно начинает быть, только если мы сами его посчитаем таковым. Остановить зло насилием невозможно, т. к. насилие – еще большее зло. И силой зло не остановить, ибо насилие направлено вовне, а зло сидит в нас. Попытка преодолеть зло силой приводит к ответной реакции в виде насилия.
Только Всевышний в День страшного суда рассудит добрые и злые дела человеческие. Нет на земле среди людей общего судьи в вопросах добра и зла. Человеком распознаваемо только насилие, потому что насилие всегда направлено только против собственности. Возвращение насильно отнятой собственности хозяину и есть восстановление справедливости . Надо находить мудрейших из людей, умеющих определять, кому принадлежала собственность, и как она переходила из рук в руки, и было ли при этом насилие или нет. И этих мудрейших нужно избирать судьями.
Люди темные не хотят справедливости, а хотят равенства. Именно равенство они почитают за справедливость. Но это – люди темные. Они не всегда становятся насильниками. Но есть люди, которые хотят владеть большей собственностью, считая только себя достойными ею владеть. И когда свободный рынок показывает им их собственную истинную цену, они приходят в бешенство. И хотят они мерить уже не законами справедливости, а законами добра и зла. И во имя установления «добра», что ложно почитают они за справедливость, начинают судить, кому и что должно принадлежать. Поэтому и объявляют они себя верховными судьями. А самый простой способ утвердить свое верховенство – возглавить войну за суверенитет и за «истинную» веру: и народ легко обмануть, и себя легко верховным назначить.
От болезней этих есть только два средства: против насилия – жесткая и законная сила и осуждение; против зла – свет просвещения и прощение.
Око за око. Зуб за зуб. Но если кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую, ибо даже сам Всевышний – Всемилостив и Милосерден.
Чтобы остановить зло необходимо не признавать его, не считать его злом, пока не будет угрозы перехода его в насилие. Первым знаком непризнания зла является прощение. Следующим – проявление равнодушия, выражающегося в том, что «если ударили по правой щеке, подставь другую». Именно так выразился следующий пророк Иисус.
Из книги Вне насилия автора Джидду Кришнамурти Из книги Комментарии к жизни. Книга третья автора Джидду Кришнамурти Из книги ПЕРЕСТРОЙКА В ЦЕРКОВЬ автора Кураев Андрей ВячеславовичМИССИЯ И НАСИЛИЕ Очень сильный аргумент употребил святитель Григорий Богослов во время юлиановых гонений на Церковь: «Посмотрите на прошедшее! Были времена и нашего могущества и вашего, и оно переходило попеременно то в те, то в другие руки. Какие же напасти терпели вы от
Из книги Козел отпущения автора Жирар Рене Из книги Насилие и священное автора Жирар Рене Из книги Войны за Иисуса [Как церковь решала, во что верить] автора Дженкинс ФилиппВера и насилие Епископы на соборах спорили о богословии в наполненных кадильным дымом залах, но их решения влияли на жизнь улицы и селений, где рядовые миряне искренне думали, что сама суть христианской веры оказалась под угрозой. За такие вещи, которые кажутся нам
Из книги Разум за Бога: Почему среди умных так много верующих автора Келлер ТимотиМонополия на насилие Даже когда верующих глубоко возмущают те или иные чужеродные религиозные представления, это само по себе не обязательно порождает насилие – это касается и тогдашнего, и нынешнего мира. Насилие возникает тогда, когда у государства нет желания или
Из книги Своими глазами автора Адельгейм ПавелРелигия и насилие Разве ортодоксальная религия не представляет собой путь, неизбежно ведущий к насилию? Так утверждает Кристофер Хитченс, автор книги «Бог не любовь: как религия все отравляет». В главе «Религия убивает» он делится личными впечатлениями о вспышках
Из книги Войны за Бога. Насилие в Библии автора Дженкинс Филипп Из книги Священное писание. Современный перевод (CARS) автора Библия Из книги Библия. Новый русский перевод (NRT, RSJ, Biblica) автора БиблияНасилие и Коран Коранические тексты обладают особой силой по той причине, что правоверные мусульмане видят в Коране священное слово Бога, буквально записанное пророком Мухаммедом. Это одно из главных отличий Корана от Библии. Даже самые твердые фундаменталисты из числа
Из книги Народ Мухаммеда. Антология духовных сокровищ исламской цивилизации автора Шредер ЭрикНасилие над Фамарью 1 Некоторое время спустя сын Давуда Амнон влюбился в красавицу Фамарь, сестру Авессалома, сына Давуда. 2 Амнон так страдал, что заболел из-за своей единокровной сестры Фамари, потому что она была девственница, и ему казалось невозможным сделать с ней
Из книги Уроки священного писания. Теория абстрагирования автора Зулумханов ДавудНасилие над Фамарью 1 Некоторое время спустя, сын Давида Амнон влюбился в красавицу Фамарь, сестру Авессалома, сына Давида. 2 Амнон так страдал, что заболел из-за своей единокровной сестры Фамари, потому что она была девственница, и ему казалось невозможным сделать с ней
Из книги Исламская интеллектуальная инициатива в ХХ веке автора Джемаль ОрханНасилие и квиетизм Халиф умрет – никто не опечалится и не заплачет, Придет другой халиф – никто тому не будет рад. Турки ведут себя подобно верховным властителям И всех других детей земли считают за рабов. «Радуйся своей Судьбе», – сказал Мухасиби.* * *Когда Ватик умер,
Из книги автораЗло и насилие Если вы подверглись насилию, то насилие имеет место вне зависимости от того, считаете вы это насилием или нет. Если выбили глаз или зуб, то они выбиты вне зависимости от того, признается это кем-то или нет. Поэтому здесь может быть и должен быть судья
Из книги автораНасилие Философия католицизма основывается на неотомизме - учении средневекового европейского богослова Фомы Аквинского. Согласно ему, народ имеет «право на восстание», если правитель приходит к власти при помощи неправедных средств либо властвует несправедливо и
## * Зло происходит от добра, и от ничего другого, кроме добра, появиться не может. - лат.
Заметим сразу, что позитивность понимания относительности природы зла, насилия и деструктивности в религиозно-философской традиции во многом «снималась» неминуемым фатализмом в толковании процессов развития мироздания, где все процессы жизни связывались с неминуемой дематериализацией, понимались как движение навстречу неизбежному концу, и все это провозглашалось одной из наибольших тайн существования.
Вполне естественно, что характер понимания и интерпретации «понятия», категории зла и насилия в философско-религиозной традиции исторически изменялись и зависели от национальных, культурологических и других условий, в которых возникали различные концепции религиозно-философского сознания. В философии известного киевского мыслителя П.Могилы, например, подобные представления были обусловлены: его специфическим подходом к библейской традиции; особенностями национального самосознания того времени - «языческой демонологии» (она способствовала развитию тенденции персонификации библейских традиций); поисками определенного духовного синтеза, связанного с зарождением мировоззренческих идей барокко, в которых преобладали антитетичность и трагизм в мировосприятии и миропонимании. Вражда, злой помысел, зло олицетворялось в его произведениях в образе дьявола и всякой другой нечистой силы. Подробно эта плоскость его раздумий исследована, причем впервые в украинской историко-философской литературе, профессором В.М.Ничик в ее монографии «Петр Могила в духовной истории Украины» . Остановимся на этом подробнее.
В своей концепции П.Могила, отождествляя зло с дьяволом, так как это было и в предшествующий восточной философско-религиозной традиции, отрицал существование зла как соответствующей самостоятельной сущности, или же принадлежность последнего к эманациям Всевышнего. Дьявол в понимании П.Могилы, отмечает В.М.Ничик, «старается испортить и обратить во зло все Божье творение, все мироздание. Он вредит водам, земле, воздуху, травам, животным, и тем не менее первейшая его цель - человек... Он изображает дьявола прежде всего как отступника от божественной истины, носителя заблуждения и неправды, так как только таким способом он может завоевывать себе приверженцев среди людей и отвергнуть их от Бога» . Интересно появление мотива желания и саможелания человеческого существа как соответствующей предпосылки неправедных действий, зла и насилия: «Самовластие человека, - пишет Могила, - есть хотение, свободное и отрешеное и раждается от помышления, сиесть словесное, во еже действовати благое или злое, понеже словесным зданием (созданием. - В.Н.) подобает имети естество самовластное и употребляти тое свободно... в произволении коегождо есть, еже быти добру и чаду божию, или злу и сыну диаволю» .
На характер интерпретации и понимания проблем насилия и зла в философско-религиозной традиции влияли не только исторические, национальные и культурологические особенности. Определенные видоизменения в таких интерпретациях (при условии сохранения основополагающих факторов) обусловлены разными методологическими или методическими подходами. С этой точки зрения интересен анализ концепции зла и насилия у представителей религиозно-философской традиции ХХ столетия и, прежде всего, у интуитивиста Н.О.Лосского .
Понимание зла и насилия у Н.О.Лосского вытекает не из его метафизики, логики, или же гносеологического учения; оно вплетено, прежде всего, в его концепцию ценностей. Именно в его концепции мы находим непосредственную взаимосвязь между феноменом насилия и моральной парадигмой.
В целом Н.О.Лосский придерживается традиционных взглядов теодецеи, утверждая, что одной из его задач является разработка христианского миропонимания. Наличие зла в мире никоим образом не отрицает истинности религиозного знания о бытии и совершенстве Всевышнего. «...Существование зла в мире, - утверждает этот философ, - вовсе не есть доказательство того, что Бога, как абсолютно совершенного существа нет; наличие зла может вести только к предположению, что мир не есть творение совершенного Бога, однако и это предположение утратит свою вероятность, если удастся показать, как можно объяснить несовершенство мира при абсолютном совершенстве Бога» . Традиционное почитание православием учения о Святой Троице, по его мнению, открывает бесконечно ценный смысл, который выступает и завершением, и обоснованием всего нашего миропонимания как с теоретической, так и с практической точки зрения.
В своей работе «Ценность и бытие. Бог и царство божье как основа ценностей» Н.О.Лосский так осмысляет существование человека в мире: каждый из нас, поскольку создан Всевышним, имеет первоначальные качества, которые потенциально делают индивида «субстанциональным деятелем», вневременным и внепространственным, способным к творческой деятельности, благодаря которой можно свободно создавать свою жизнь, то есть проявлять себя в мире, предоставляя своей жизни временные и пространственные формы. Осознанность этой первичной природы заключается в том, что так называемый субстанциональный деятель наделяется способностью к целенаправленной деятельности: то есть способностью воплощать собственные устремления в соответствии с определенной целью, ценностью, которая свободно избирается и, со временем, превращается в жизненное кредо, жизненные задачи.
Именно эта первичная природа, по мнению Н.О.Лосского, создает для человеческого существа возможность быть в своей жизни причастным к существованию всего мира и бытия Всевышнего. Причем ценности всего мира открыты каждому человеку, любому «субстанциональному деятелю». «Всякое бытие, всякий процесс, все, что ни есть в мире, имеет ценность, положительную, если приближает к полноте бытия, или же отрицательную, если удаляет от полноты бытия» . Отсюда позитивность ценности интерпретируется Н.О.Лосским как качество объективности, общезначимости, а не субъективного, отдельного, исключительного. Наименьшее приближение к Всевышнему, по мнению русского философа, открывает его человеческому существу как абсолютно завершенное и всеобъемлющее Добро, как абсолютную полноту бытия, которое сама в себе несет смысл, оправдывающий такое бытие, предоставляет безусловное право на самоосуществление и приоритетность перед чем-нибудь другим.
Учение о положительных ценностях, то есть учение о Добре, помогает понять и смысл отрицательных ценностей. «отрицательную ценность, т.е. характер зла (в широком, а не этическом лишь значении), имеет все то, что служит препятствием к достижению абсолютной полноты бытия» , - отмечает Н.О.Лосский. Тем не менее, из этого не следует, что зло (например, болезнь, эстетическое безобразие, ненависть, предательство и т.п.) само в себе безразлично, поскольку их следствием выступает недостижение полноты бытия, и они являются по своей сути злом; как добро оправданно само в себе, так и зло есть нечто само в себе недостойное, заслуживающее осуждения; оно само в себе противоположность абсолютной полноте бытия как абсолютному добру. Как христианский философ, Н.О.Лосский утверждает, что в отличие от Абсолютного Добра, зло не является первичным и самостоятельным. Во-первых, отмечает он, зло существует только в тварном мире, но даже не в первозданной сущности, оно существует сперва только как свободный акт воли субстанциональных деятелей, а производно - как следствие подобного акта. Во-вторых, «злые акты» воли осуществляются под видом добра, так как всегда направлены на подлинную положительную ценность, однако в таком соотношении с другими ценностями и средствами достижения последней, что добро подменяется злом. В-третьих, осуществление отрицательных ценностей возможно только путем использования «сил добра». Такая «несамостоятельность» и «противоречивость» отрицательных ценностей, под которыми Н.О.Лосским понимаются и отрицательные действия индивида (насилие, война), в особенности заметна, по его мнению, в сфере «сатанинского зла».
В религиозной философии начала ХХ столетия распространенным было учение, в соответствии с которым зло делилось на три разновидности: «зло метафизическое», «зло моральное», и «зло физическое». Н.О.Лосский резко выступает против такого распределения. Ограниченность тварных существ не является метафизическим злом, утверждает он, и не обязательно связана со злом. В ней, по его мнению, нет ничего недостойного. Даже в своей ограниченности, каждая личность обладает способностью дополнить себя бытием других людей теоретически, путем интуиции, и практически, через любовь, симпатию и непосредственное соучастие в жизни других людей. Множество личных существ, переполненных любовью к Всевышнему, любовью, которая превосходит их собственную любовь к самим себе, достигают абсолютного единства, осуществляя «соборное творчество», и таким образом, существуя один в одном, и, главное, вместе с Всевышним, они деятельны в Божественной абсолютной полноте бытия.
Но отклонение от «правильного пути жизни», если своя жизнь начинается из преувеличенного внимания и любви к самому себе, а не Всевышнему, и другим созданным им существам, толкуется Н.О.Лосским как нарушение ранга ценностей бытия и определяется, как основное моральное зло, грехопадение тварного существа. Все последние разновидности зла и насилия выступают, по его мнению, лишь производными от этого основного морального зла - «зла себялюбия и эгоизма» .
Предпочтение себя другим существам трактуется в философии Н.О.Лосского как свободное проявление личности, не навязанное ей природою, или же объективным соотношением ценностей. «Объективно все тварные личности равноценны, а Бог - бесконечно ценнее всякой твари; поэтому личность, предпочитающая себя Богу и другим личностям, совершает акт свободы, приобретающей характер произвола. Бесчисленные печальные последствия, всевозможные бедствия и несовершенства возникают из этого основного нравственного зла, - утверждает Н.О.Лосский, - и все они естественно вытекают из нравственного зла, являются прямым выражением его сущности» . Человеческое существо, которое страдает от всякого бедствия и несовершенства, по мнению этого философа, не имеет никакого права обвинять в этом кого-нибудь: оно само создало свою печальную, полную страданий жизнь, злоупотребив своею свободою.
Любой из себялюбцев в той или иной мере вынужден страдать от раздвоения своей личности, пишет Н.О.Лосский. Ведь в каждой душе, даже если она не сознает этого, сохраняется идеал самоосуществления своей индивидуальности в гармоничном взаимодействии со всем миром в соответствии с рангом объективных ценностей и любви. Целостная личность, по его мнению, возможна лишь при условии выполнения или осуществления такого взаимодействия.
Себялюбец, утверждает Н.О.Лосский, понимает гармонию бытия и ценностей, выставляя на первый план свое «Я»: его любовь и желание распространяются лишь на мелкую часть мировой целостности, причем неминуемо в обезображенном виде; такое лицо отдает предпочтение или своей чувственной жизни, или своему влиянию на мир, или своему почетному расположению в нем, или сугубо своему личностному «Я». Все, что достигается на этом пути, не отвечает идеалу полноты бытия, которое скрывает его подсознание, и потому рано или поздно наступает момент истины и разочарования, которое вынуждает человеческое существо отвергнуть все достигнутое в минувшем, и отыскивать новые пути для самоосуществления в этой жизни. Подобная неудовлетворенность возникает не только после достижения этим индивидом поставленной цели, уже сама ее постановка имеет двойной характер. Он скрывает в себе амбивалентность отношения: с одной стороны, любовь, увлечение, страстное устремление, с другой - сомнение, колебание, предостережение. Такое раздвоение личности и выступает, по мнению Н.О.Лосского, неминуемым следствием отпадения от Бога и божественного идеала жизни в царстве Всевышнего.
Социальное зло и насилие, зло в международных отношениях также относится в этой концепции к производной от зла морального. «В международных отношениях государства часто проявляют безоглядный, циничный и, нередко, прямо преступный эгоизм. Война, может быть, даже не самое страшное из этих проявлений насилия одних народов над другими. Марксисты говорят, что войны суть следствие экономических отношений между государствами. В тех случаях, когда они правы, т.е., когда главным поводом к войне действительно выступают экономические интересы, мы имеем дело с одним из проявлений зависимости высших сторон жизни от низших, возникшей, как было уже разъяснено, вследствие обособления себялюбивых существ друг от друга, т.е., вследствие основного нравственного зла» .
В большинстве случаев, отмечает мыслитель, марксисты не правы. Чаще всего поводом к войне выступают не столько экономические потребности, сколько душевные пристрастия, властолюбие, пренебрежение добродетелями, которые присущи всем народам не менее, чем отдельным людям; конечно же, перед всем миром и своими гражданами правитель, начинающий войну, оправдывает ее не своими страстями, а какой-то другой потребностью или необходимостью: предупреждением нападения, которое будто бы угрожает существованию соответствующего сообщества, перераспределением ресурсов, несправедливо присвоенных другими государствами и т.п.
Сразу же заметим, что идеалистические представления Н.О.Лосского приобретают в современную эпоху особый вес; они как бы утверждают необходимость новых подходов к межгосударственным, межнациональным отношениям, отвечая наиболее современным требованиям «нового мышления», необходимость внедрения которого является настолько злободневной, насколько человечество искренне стремится избежать третьей мировой войны с применением термоядерного оружия и неминуемой гибели всей современной цивилизации.
Н.О.Лосский считал, что необходимо создать надгосударственную организацию, которая бы ликвидировала в корне саму возможность возникновения войны и установила бы наиболее рациональное экономическое сотрудничество народов. Человечество, по его мнению, этого до сих пор еще не может, а отчасти, даже и не хочет сделать (и не только из-за неизбежных сложностей, но и из-за эгоистического нежелания каждого отдельного государства в чем-то ограничить свой суверенитет, пусть и во имя всеобщего мира), вследствие взаимного недоверия, господствующего среди себялюбцев.
В своем концептуальном оформлении идеи Н.О.Лосского, органично связанные с проблемами насилия, войны и зла, скорее можно отнести к метафизике религиозного персонализма, чем к интуитивистской философии.
Различные социальные устройства создаются главным образом силами не отдельных индивидов, а общественного целого. Но последнее, в соответствии с метафизикой персонализма, является, в свою очередь, личностью, причем личностью, находящейся на более высшей ступени развития, чем каждое отдельное человеческое существо, составная часть этого целого. Несовершенство социального устройства, по Н.О.Лосскому, это следствие самолюбия не только конкретных, отдельных индивидов, но и этого «общего» «социального существа».
Отсюда и вытекает его оценка разнообразных насильственных действий преступного характера. Злое желание преступника ни в какой мере не может быть оправдано недостатками, или же несовершенством общественного устройства, утверждает философ. В данном случае Н.О.Лосский следует традициям религиозно-философского мышления Ф.М.Достоевского, творчеству которого он в свое время посвятил специальное исследование . Высокомерие, властолюбие, ревность, сластолюбие приводят к драматическим событиям и способны подтолкнуть человека к преступлению в любом обществе. Равно как и любовь к абсолютным ценностям, истине, красоте, святости и т.п. вдохновляет человека на бескорыстное служение обществу, на самопожертвование. Во всех основных страстях, устремлениях и соответствующем устройстве человеческой души, всегда происходит борьба за ценности: эта борьба доброго и злого осуществлялась и всегда будет осуществляться в любом обществе, и нужно понимать, что любые формы общественной жизни в будущем смогут внести лишь незначительное улучшение в условия существования человека, а наряду с этим обязательно будут появляться и любые другие, новые проявления зла.
В понимании феномена насилия есть два крайних подхода - широкий (абсолютистский) и узкий (прагматический), каждый из которых имеет свои преимущества и недостатки.
В широком смысле под насилием понимается подавление человека во всех его разновидностях и формах - не только прямое, но и косвенное, не только физическое, но и экономическое, и политическое, и психологическое, и всякое иное. При этом подавлением считается любое ограничение условий личностного развития, причина которого заключена в других людях или общественных институтах. В узком смысле насилие обычно сводится к физическому и экономическому ущербу, который люди наносят друг другу, и оно понимается как телесные повреждения, убийства, ограбления, поджоги и т.п. Трудности, связанные с определением насилия, получают разрешение, если поместить его в пространство свободной воли и рассматривать как одну из разновидностей властно-волевых отношений между людьми.
Насилие есть один из способов, обеспечивающих господство, власть человека над человеком. Основания, в силу которых одна воля господствует, властвует над другой, подменяет ее, принимает за нее решения, могут быть разными:
а) некое реальное превосходство в состоянии воли - типичный случай: патерналистская власть, власть отца;
б) предварительный взаимный договор - типичный случай: власть закона и законных правителей;
в) насилие - типичный случай: власть оккупанта, завоевателя, насильника.
Насилие - не вообще принуждение, не вообще ущерб жизни и собственности, а такое принуждение и такой ущерб, которые осуществляются вопреки воле того или тех, против кого они направлены. В понятии насилия существенно важными являются два момента:
а) то, что одна воля пресекает другую волю или подчиняет ее себе;
б) то, что это осуществляется путем внешне ограничивающего воздействия, физического принуждения.
Понятие насилия имеет достаточно конкретное и строгое содержание, его нельзя отождествлять с любой формой принуждения. Насилие как определенную форму общественного отношения следует отличать, с одной стороны, от инстинктивно-природных свойств человека, а с другой стороны, от других форм принуждения в обществе, в частности, патерналистского и правового.
Само существование, человечества доказывает, что ненасилие превалирует над насилием. Превалирование ненасилия - существенная основа жизни вообще. Особенность человеческой формы жизни состоит в том, что преодоление насилия становится сознательным усилием и целенаправленной деятельностью.
Насилие и государство. Отношение государства к насилию характеризуется тремя основными признаками. Государство:
а) монополизирует насилие,
6) институционализирует его
в) заменяет косвенными формами.
В государстве насилие институционализируется: право насилия оформляется законодательно. Соответствие каждого случая возможного применения насилия закону устанавливается в результате специальной процедуры, предполагающей объективное, всесторонне взвешенное расследование и обсуждение. Практикуемое государством насилие основывается на доводах разума и характеризуется беспристрастностью.
Государство сделало существенный шаг в ограничении насилия. Прямую борьбу с насилием оно дополнило упреждающим воздействием на обстоятельства, способные породить его. В государстве насилие по большей части заменяется угрозой насилия.
Каким бы легитимным, институционально оформленным и предосторожным государственное насилие не было, оно остается насилием - и в этом смысле прямо противоположно морали. Монополия на насилие ведет к его избыточности. Институциональность насилия придает ему анонимность и притупляет его восприятие. Косвенный характер насилия (манипулирование сознанием, скрытая эксплуатация и т.п.) расширяет сферу его применения.
Отношение к государственному насилию может быть существенно иным, если рассматривать его, как форму ограничения насилия, этап на пути преодоления насилия. Институционализация насилия включает его в пространство действий, легитимность которых совпадает с разумной обоснованностью и требует такого обоснования; вне этого была бы невозможна сама постановка вопроса о допустимости насилия. Косвенные, латентные формы насилия - свидетельство того, что оно в своей эффективности может быть заменено другими средствами.
Государственное насилие - не просто ограничение насилия, а такое его ограничение, которое создает предпосылки для окончательного преодоления и перехода к принципиально ненасильственному общественному устройству.
НенасилиеВ истории общества ненасилие выражалось в непротивлении, хотя часто воспринималось всего лишь как воплощение покорности, пассивности, слабости. На этом основании выдвигался аргумент в пользу насилия, который состоял в том, что без него нельзя противостоять агрессивным формам зла (например, тирании). И как бы плохо ни было насилие, оно все же лучше покорности и трусости. Насилие считается оправданным как противонасилие.
Однако, этот аргумент не совсем состоятелен, поскольку существует еще один тип поведения - это активное ненасильственное сопротивление, преодоление ситуации несправедливости ненасильственными методами. Этот тип поведения является морально оправданным.
Принципы ненасильственного поведения:
а) отказ от монополии на истину, готовность к изменениям, диалогу и компромиссу;
б) критика своего собственного поведения с целью выявления того, что в нем могло бы питать и провоцировать враждебную позицию оппонента;
в) анализ ситуации глазами оппонента с целью понять его и найти такой выход, который позволил бы ему сохранить лицо, выйти из конфликта с честью;
г) борьба со злом, но любовь к людям, стоящим за ним;
д) полная открытость поведения, отсутствие в отношении оппонента какой бы то ни было лжи, скрытых намерений, тактических хитростей и т.п.
В ХХ столетии ненасилие становиться стратегией и техникой социально политической борьбы, способом разрешения конфликтов, тактикой посредничества. Все это является свидетельством того, что открывается новая эпоха, когда общественная справедливость сопрягается исключительно с ненасильственными методами решения человеческих конфликтов.
Насилие – это общественное отношение, в ходе которого одни индивиды (группы) с помощью внешнего принуждения, представляющего угрозу жизни, подчиняют себе других, их способности, производительные силы, собственность . В этом определении подчеркивается социальный характер насилия, тот факт, что оно применяется во всех сферах общественной жизни – экономической, политической и духовной. Его субъектами и объектами могут быть отдельные личности, классы, группы людей, а также нации и государства.
Социальное насилие можно условно подразделить на два вида:
- прямое насилие , которое сопровождается непосредственным применением силы (война, политические репрессии)
- косвенное (скрытое)насилие, когда непосредственное использование силы отсутствует, а имеют место различные формы духовного, психологического давления, экономическая блокада; или когда существует только угроза применения силы (политическое давление). Насилие признается неотъемлемым элементом общественных отношений и политической жизни современного общества.
В социальной философии существуют несколько трактовок сущности насилия :
1. Насилие как общественный институт и отношение. Оно порождено социальными условиями антагонистического общества и возникло на определенном этапе исторического развития вместе с частной собственностью на средства производства, разделением общества на классы и образованием государственной машины. В индустриальную эпоху насилию подвергалась природа, затем насилие было перенесено на общество в целом. Так возникла идея насильственной социальной революции как средства ускорения социального прогресса. Маркс уже явно оправдывает насилие как чисто социальное явление, применимое в борьбе за социальный идеал угнетенного класса. Но история показала, что оправдание насилия приводит к аморализму, оправдывающему разрушения, смерть, террор и диктатуру, что следует рассматривать как негативные явления уже сами по себе.
Формы насилия в современном мире – это неравное распределение благополучия, безработица, попрание прав человека и религиозной свободы, расизм, сексизм, коррупция, наркомания, насилие в семье и на улице, стрессы, страх, давление СМИ.
2. Насилие как проявление индивидуальной человеческой агрессии, иррационального биологического инстинкта . Здесь насилие выступает как продукт человеческой природы (Гоббс, Ницше, Фрейд), происходит биологизация и психологизация насилия.
Второе направление распространилось во второй половине XIX века сначала под названием социал-дарвинизма. Закономерности животного мира, были распространены на общественную жизнь, теория естественного отбора и борьбы за существование была перенесена в область социальных отношений. На место организма была поставлена социальная группа. Насилие социал-дарвинисты связывали с самой сущностью цивилизации, объявляли войны естественными для человеческого общества.
В наше время во втором смысле проблему насилия трактует социальная этология (этология – это учение о поведении животных в естественной для них среде). Австрийский биолог Конрад Лоренц считает, что социальное насилие имеет этологическую природу, биогенетически обусловлено. Человек генетически несовершенен и неприспособлен как биологический вид, отсюда его агрессивные стремления в отношении себе подобных. Человек в отличие от животных способен на братоубийство. Эта внутривидовая агрессия служит, в конечном счете, целям сохранения вида. Лоренц доказывает, что жажда агрессии и насилия являются врожденным инстинктом человеческой природы и источником всех конфликтов.
3. Насилие как абстрактное этическое понятие. В этом смысле говорят, что насилие есть зло, причиняемое человеку; применение силы в отношении кого-либо; иррациональное действие, наносящее ущерб в той или иной форме; нарушение чьих-либо интересов и прав. Насилие, таким образом, рассматривается как негативное явление. Привлекательность такого понимания насилия в том, что оно рассматривается как противоестественное поведение и явление, в отличие от биологизаторских трактовок.
4. Психологическое или духовное насилие, обозначающее соответствующее давление или вредное воздействие на чью-либо совесть, психику, убежденность, образ мышления или духовную свободу. Благодаря такому насилию человека принуждают вести себя совсем не так, как он того хотел бы. Насилие может быть направлено против жизни и здоровья человека, его чести и достоинства, свободы его воли и духа. Это затрагивает основные права и интересы личности, нарушает естественные права человека.
5. Насилие как социально обусловленная внутренняя агрессивность человека . Э. Фромм в своей «анатомии деструктивности» пытается преодолеть биологизм Фрейда и социологизм Маркса. Внутренняя агрессивность человека существует, если есть социальные условия, которые способствуют ее проявлению. У человека имеются две ориентации – биофилия как любовь к жизни, добру и некрофилия как любовь к мертвому, механическому. Последняя расцветает в современном механизированном обществе и имеет своей основой конформизм и страх перед сложностью жизни.
По вопросу о приемлемости насилия в обществе существуют различные точки зрения:
1) Нравственное оправдание насилия (в трудах Ницше и французского анархо-синдикалиста Жоржа Сореля).
2) частичное оправдание насилия в рамках общего отрицательного отношения к нему (более распространенная позиция). Насилие оправдывается, например, как жертва во имя будущего, или как возможность предотвращения большего насилия, или когда насилие может служить благой цели.
3) ненасилие, т.е. неприемлемость насилия и его запрет.
Идеи ненасилия содержатся во всех религиях и культурах мира. Философские учения и религии Востока (индуизм, буддизм, даосизм) подчеркивают внутреннее преображение в результате освобождения от насилия. Западные религии и философия придают большее значение внешнему освобождению и практическим делам.
Ненасилие как теория и практика возникает в ХХ в. (Генри Дэвид Торо, Лев Толстой, М.Ганди и Мартин Лютер Кинг). Как общий этический принцип ненасилие выступает в качестве безусловного запрета на насилие . Как особая программа конкретной деятельности ненасилие направлено на разрешении тех конфликтов, которые обычно решались с помощью нравственно разрешенного насилия. Из трех возможных реакций на воинственную несправедливость: покорность, насильственное сопротивление, ненасильственное сопротивление – ненасильственное сопротивление выше по уровню, предполагает большую душевную зрелость, чем та, которая допускает насильственную реакцию или примирение с насилием. Ненасилие – это постнасильственная стадия борьбы с социальной несправедливостью.
Ненасилие – это часть человеческого существования, его надо развить в каждом человеке, чтобы затем перейти к коллективным действиям. Ненасилие считает, что зло существует в структурах, а не в людях, поэтому оно и борется со структурами. Цель ненасилия в преодолении несправедливости на уровне совести. Принцип ненасилия предполагает определенную концепцию и понимание человека, выраженную в следующих принципах :
1) человек как высшая ценность среди всего мира, поэтому к нему надо относиться с уважением, даже к врагу;
2) каждый человек обладает совестью и, значит, может изменить свою позицию. Основа ненасильственных действий – глубокое доверие к человеку и вера в человечность. Ненасилие создает возможность открыть в себе человечность;
3) предполагает необходимость изучения методов и стратегии ненасилия, самосовершенствование и самодисциплину, ведение диалога, неучастие и гражданское неповиновение. Всему этому надо учиться.
Принцип ненасилия гласит: Во всех случаях действуй ненасильственно . Ненасильственные действия надо совершать не в силу их необходимости, а потому что они таковы. Ненасилие призывает нас к поиску и созиданию новых форм отношений с другими. Главное в том, в чем мы сходны со всеми людьми, – в способности к добру и моральному совершенствованию. Менее важны различия по расе, полу, классу, религии,национальности.
Идеи непротивления злу насилием составили содержание мировоззрения Л.Н. Толстого (1828–1910): это принципы воздержания от мнимых обид, от возмездия, необходимость прощения, любовь вместо мщения. Для М. Ганди (1869–1948) это принципы Ахимса и Сатьяграха.
Ахимса (а-химса – не-насилие на всех европейских языках) – это абсолютное ненасилие и убийство только в целях защиты. Позитивную сторону этого принципа составляют: любовь к человеку и животным, милосердие, самопожертвование.
Сатьяграха – «сила правды» – это метод ненасильственной борьбы путем убеждения, уступок, честности, доверчивости, неповиновения и несотрудничества с несправедливостью, это активное ненасилие . Сатьяграха родилась в Южной Африке в 1908 г. и обозначало английский эквивалент «пассивное сопротивление». Ганди писал, что сатьяграха – это чистая сила духа. «Душа наполнена знанием, в ней рождается любовь. Если кто-то причинит нам боль невежеством, мы победим его любовью… ненасилие – это покой, но активное ненасилие – это любовь». Приверженец Сатьяграха не должен отрекаться от Истины, он не опасается за свое тело, не желает разгрома своему противнику, не может применить к нему физическую силу, он ему только сострадает. А сатьяграху можно применить в любых ситуациях.
М. Ганди все-таки предполал, что применение силы лучше трусости: в конце концов, мы пытались действовать как люди. Ненасилие может пробудить только настоящая сила. Вопрос о ненасильственных действиях встает только в ситуации конфликта. «Ненасилие – это сила духа или власть божественного внутри нас. Она действует независимо, не требуя физической помощи для себя. Нет ничего, что превосходило бы по силе и смелости ненасилие, оно непобедимо и достижимо. Путь мира есть путь истины. Правда даже более важна, чем мир. Несомненно, ложь – мать насилия . Правдивый человек не может долгое время оставаться насильственным. Он ощутит в процессе поиска, что пока в нем остается легкий след насилия, он не найдет истину». «Осознать зло, – говорил Ганди, – и не противостоять ему – значит предать в себе человека».
Мартин Лютер Кинг разработал 6 принципов ненасилия : 1) ненасилие как метод борьбы требует мужества, это активное ненасильственное сопротивление; 2) в борьбе нельзя унижать противника, но завоевать его дружбу и понимание; 3) ненасилие борется со злом, а не с его жертвами, которым пришлось творить это зло; 4) нужно быть готовым принять страдание и не отвечать ударом на удар, быть готовым к тюремному заключению; 5) духовное насилие недопустимо, как и физическое, центром ненасилия является принцип любви-агапе, распространения доброй воли на всех людей; 6) на стороне справедливости находится весь мир, справедливость – это вселенское, космическое начало, содействуя справедливости через любовь и ненасилие, мы вносим гармонию во вселенную.
Формы и методы групповых ненасильственных действий сегодня определяются достаточно четко: цель должна быть объективно справедливой, ненасильственное действие должно быть направлено против явного нарушения прав человека. Средства в борьбе за справедливую цель должны быть также справедливыми. Ненасильственное действие является демократичным, творческим и коллективным. Методы ненасильственного действия следующие: диалог, переговоры, посредничество, прямые непосредственные действия, отказ от сотрудничества, гражданское неповиновение, голодовка (молитва, просьба), конструктивные программы. В таких действиях демонстрируют абсолютное уважение к человеческой жизни.
По оценке известного этика А.А. Гусейнова, философия и этика ненасилия сегодня уже не являются актом индивидуальной святости – они приобрели в высшей степени актуальный исторический смысл. Преодоление зла злом же уже невозможно в силу огромной разрушительной силы зла в нашем столетии.
В любом случае история свидетельствует, что насилие препятствует подлинному прогрессу общества, стимулируя негативные проявления человеческой природы. Ненасилие же – это не пассивность, а более эффективная реакция на насилие.
