Генрик Юхан Ибсен

«Привидения»

Действие происходит в современной Ибсену Норвегии в усадьбе фру Альвинг на западном побережье страны. Идёт мелкий дождь. Гремя деревянными подошвами, в дом входит столяр Энгстранд. Служанка Регина приказывает ему не шуметь: наверху спит только что приехавший из Парижа сын фру Альвинг Освальд. Столяр сообщает: приют, который он строил, готов к завтрашнему открытию. Заодно будет открыт и памятник камергеру Альвингу, покойному мужу хозяйки, в честь которого назван приют. Энгстранд прилично на строительстве заработал и собирается сам открыть в городе собственное заведение — гостиницу для моряков. Тут как раз пригодилась бы женщина. Не хочет ли дочка к нему переехать? В ответ Энгстранд слышит фырканье: какая она ему «дочка»? Нет, Регина не собирается покидать дом, где её так привечают и все так благородно — она даже научилась немного французскому.

Столяр уходит. В гостиной появляется пастор Мандерс; он отговаривает фру Альвинг от страхования построенного приюта — не стоит открыто сомневаться в прочности богоугодного дела. Кстати, почему фру Альвинг не хочет переезда Регины к отцу в город?

К матери и пастору присоединяется Освальд. Он спорит с Мандерсом, обличающим моральный облик богемы. Мораль в среде художников и артистов не лучше и не хуже, чем в любом другом сословии. Если бы пастор слышал, о чем рассказывают им в Париже наезжающие туда «кутнуть» высокоморальные чиновники! фру Альвинг поддерживает сына: пастор напрасно осуждает её за чтение вольнодумных книг — своей явно неубедительной защитой церковных догм он только возбуждает к ним интерес.

Освальд выходит на прогулку. Пастор раздражён. Неужели жизнь ничему фру Альвинг не научила? Помнит ли она, как всего через год после свадьбы бежала от мужа в дом Мандерса и отказывалась вернуться? Тогда пастору все-таки удалось вывести её из «экзальтированного состояния» и вернуть домой, на путь долга, к домашнему очагу и законному супругу. Разве не повёл себя камергер Альвинг как настоящий мужчина? Он умножил семейное состояние и весьма плодотворно поработал на пользу общества. И разве не сделал он её, жену, своей достойной деловой помощницей? И ещё. Нынешние порочные взгляды Освальда — прямое следствие отсутствия у него домашнего воспитания — это ведь фру Альфинг настояла, чтобы сын учился вдали от дома!

Фру Альвинг задета словами пастора за живое. Хорошо! Они могут поговорить серьёзно! Пастор знает, что покойного мужа она не любила: камергер Альвинг её у родственников просто купил. Красивый и обаятельный, он не перестал пить и распутничать после свадьбы. Неудивительно, что она от него сбежала. Она любила тогда Мандерса, и, как кажется, ему нравилась. И Мандерс ошибается, если думает, что Альвинг исправился — он умер таким же забулдыгой, каким был всегда. Больше того, он внёс порок в собственный дом: она застала его однажды на балконе с горничной Йоханной. Альвинг добился-таки своего. Знает ли Мандерс, что их служанка Регина — незаконнорождённая дочь камергера? За круглую сумму столяр Энгстранд согласился прикрыть грех Йоханны, хотя и он всей правды о ней не знает — специально для него Йоханна придумала заезжего американца.

Что касается сына, она вынужденно отослала его из дома. Когда ему исполнилось семь лет, он стал задавать слишком много вопросов. После истории с горничной бразды правления домом фру Альвинг взяла в свои руки, и это она, а не муж, занималась хозяйством! И она же прилагала неимоверные усилия, чтобы, скрывая от общества поведение мужа, соблюдать внешние приличия.

Закончив исповедь (или отповедь пастору), фру Альвинг провожает его к двери. И они оба слышат, проходя мимо столовой, возглас вырывающейся из объятий Освальда Регины. «Привидения!» — вырывается у фру Альвинг. Ей кажется, что она вновь перенеслась в прошлое и видит парочку на балконе — камергера и горничную Йоханну.

Привидениями фру Альвинг называет не только «выходцев с того света» (так правильнее переводится это понятие с норвежского). Привидения, по её словам, — это вообще «всякие старые отжившие понятия, верования и тому подобное». Именно они, считает фру Альвинг, определили её судьбу, характер и воззрения пастора Мандерса и, наконец, загадочную болезнь Освальда. Согласно диагнозу парижского доктора, болезнь у Освальда наследственная, но Освальд, практически своего отца не знавший и всегда его идеализировавший, доктору не поверил, он считает причиной заболевания свои легкомысленные приключения в Париже в начале учёбы. Кроме того, его мучает постоянный необъяснимый страх. Они с матерью сидят в гостиной в сгущающихся сумерках. В комнату вносится лампа, и фру Альвинг, желая снять с сына чувство вины, собирается рассказать ему всю правду о его отце и Регине, которой он легкомысленно уже пообещал поездку в Париж. Неожиданно разговор прерывается появлением в гостиной пастора и криком Регины. Неподалёку от дома пожар! Горит новоотстроенный «Приют имени камергера Альвинга».

Время близится к утру. Все та же гостиная. На столе по-прежнему горит лампа. Ловкий столяр Энгстранд в завуалированной форме шантажирует Мандерса, утверждая, что это он, пастор, неловко сняв нагар со свечи, стал причиной пожара. Впрочем, волноваться ему не стоит, Энгстранд никому об этом ничего не расскажет. Но и пастор пусть поможет ему в благом начинании — оборудовании в городе гостиницы для моряков. Пастор соглашается.

Столяр и пастор уходят, их сменяют в гостиной фру Альвинг и Освальд, только что вернувшийся с пожара, погасить который не удалось. Возобновляется прерванный разговор. За миновавшую короткую ночь мать Освальда успела подумать о многом. Особенно поразила её одна из фраз сына: «В их краю людей учат смотреть на труд, как на проклятие, как на наказание за грехи, а на жизнь, как на юдоль скорби, от которой чем скорей, тем лучше избавиться». Теперь, рассказывая сыну правду о его отце, она не столь строго судит о муже — его одарённая и сильная натура просто не нашла себе применения в их глуши и была растрачена на чувственные удовольствия. Освальд понимает, какие именно. Пусть знает, присутствующая при их разговоре Регина — его сестра. Услышав это, Регина поспешно прощается и покидает их. Она уже собиралась уйти, когда узнала, что Освальд болен. Только теперь Освальд сообщает матери, почему он ранее спрашивал её, готова ли она ради него пойти на все. И для чего ему, помимо всего прочего, была так нужна Регина. Он не до конца рассказал матери о болезни — он обречён на безумие, второй припадок превратит его в бессмысленное животное. Регина легко дала бы ему выпить приготовленный в бутылочке морфий, чтобы от больного избавиться. Теперь он передаёт бутылочку матери.

Мать утешает Освальда. Его припадок уже прошёл, он дома, он поправится. Здесь хорошо. Вчера весь день моросил дождь, но сегодня он увидит родину во всем её настоящем блеске, фру Альвинг подходит к окну и гасит лампу. Пусть Освальд взглянет на восходящее солнце и сверкающие под ним горные ледники!

Освальд смотрит в окно, беззвучно повторяя «солнце, солнце», но солнца не видит.

Мать смотрит на сына, сжимая в руках пузырёк с морфием.

События происходят в современной по меркам Ибсена Норвегии, в имении фру Альвинг, на западе страны. В дом входит строитель Энгстранд. Служанка Регина показывает ему на дверь, где спит приехавший сын хозяйки и просит не шуметь. Строитель заявляет, что приют уже построен и готов к открытию. Здесь же, он собирается он собирается открыть гостиницу для моряков. Он предлагает служанке, поселится в новой гостинице, где пригодились бы женские руки. Но та отказывается.

В это время проходит разговор между фру Альвинг и пастором, который отговаривает её страховать приют. К ним присоединяется Освальд. Он начинает спорить с пастором на тему морали. Мать поддерживает сына. Освальд уходит, а пастор раздражённо говорит фру Альвинг, что она так ни чему и не научилась в прошлой жизни. Он напоминает о том времени, когда молодая жена сбежала от своего мужа в дом к пастору. Именно он помирил их, а муж фру Альвинг поступил благоразумно и простил свою жену. Его взгляды полностью противоположны мнению Освальда. Он осуждает его.

Фру Альвинг решила пролить свет на слова пастора. Она сказала, что никогда не любила своего мужа. По сути, он купил её у родственников. Он всегда пил и буянил. Поэтому она и сбежала от него. Кроме того, она застала своего мужа со служанкой, от которого родилась дочь Регина. Никто не знает, что Регина незаконнорожденная. Поэтому, чтобы скрыть её происхождение они придумали историю с заезжим американцем.

Касаемо сына, она была вынуждена отправить его из дома на обучение. Будучи мальчиком, он задавал много вопросов. После истории с изменой, она взяла управление хозяйством в свои руки. Именно она приумножила богатство.

После разговора они выходят из комнаты и слышат возглас, вырывающейся из объятий сына Регины. Фру Альвинг показалось, что её преследуют приведения. Она уже видела подобную сцену очень давно. Привидениями она называет не только духов. Для неё это слово означает разные старые понятия, верования и прочее. Именно привидения определили судьбу фру Альвинг. Она решает рассказать сыну, о происхождении Регины. Только начинается разговор, как в комнату вбегает пастор и слышится крик Регины. Случилось несчастье. Горит, только что построенный приют.

К утру, строитель Энгстранд убеждает пастора помочь ему оборудовать гостиницу для моряков. Он видел, как Мандерс неловко снял нагар со свечи, что стало причиной пожара. Энгстранд обещает молчать, если пастор выполнит его условия. Тот соглашается.

В конце произведения становится известно, что Освальд болен безумием. Он даёт пузырёк с морфием матери, чтобы та сделала ему снадобье. Мать уговаривает его, но Освальда хватает очередной припадок, а мать уже держит пузырёк с морфием.

Усадьба фрау Альвинг – очень красивое здание, вокруг которого все зелено и мило очень выглядит. Оно находиться на самой западной стороне побережья страны в Норвегии. В это время целый день идет мелкий дождь, который все же не прекращается.

И тут в дом входит мужчина средних лет, который является по профессии столяром. Его имя – Энгстранд. Этот человек – заходит довольно шумно, а потому, служанка, которая увидела его и услышала шум, говорит ему делать все потише, так как в ним в усадьбу приехал сын хозяйки усадьбы – фрау Альвинг. Но столяр говорит, не обращая внимания, что приют, который он строил – готов полностью и целиком, и даже внутри прибрано и все на своих местах. А потому можно въезжать. И к открытию, как получается, все готово. И даже памятник, который сделали в честь мужа фрау Альвинг, уже готов, и его как раз завтра собираются обнародовать, за разом. Именно в честь мужа хозяйки и был назван приют.

Сам строитель Энгстранд хорошо зарабатывает на строительстве домов и разных заведений, а потому – у него есть возможность заработать деньги, которые никогда лишними не бывают. Именно потому, у него есть уже некоторые сбережения, которые он хочет потратить на нужное для него дело. То есть он хочет открыть сам, как будущий хозяин, заведение и гостиницу для моряков с дальних плаваний. Это и выгодно и удобно. Но вместе с тем, он понимает, что для такого рода занятий, ему нужен кто-то, кто бы помогал в других вопросах, и для этого ему нужна женщина. И для этого отлично подходит его дочь, которая живет в другом месте, где ей очень хорошо и приятно, так как с ней общаются уважительно, и еще к тому же она там научилась немного говорить даже по-французски, что особенно ей выгодно.

Все в доме начинают вдруг бояться приведений, из-за странных шорохов. Также, оказывается, что сын хозяйки – болен серьезно, как безумный. Именно потому одним вечером, кое-кто просто решает его отравить, чтобы облегчить его участь.

Картинка или рисунок Ибсен - Привидения

Другие пересказы и отзывы для читательского дневника

• Краткое содержание Золотой ключик или Приключения Буратино Толстого

  В маленькой и убогой каморке Папы Карло, старого шарманщика полено столяра Джузеппе превращается в мальчика по имени Буратино. Говорящий старый сверчок, живущий за печкой, советует Буратино быть благоразумным и пойти учиться в школу

• Краткое содержание Белый пароход Айтматова

  Мальчика никто и ничто не радует. У него нет друзей и тех, с кем можно провести время в беседе. Его постоянные спутники и собеседники - это камни окружающие то место, где он живет, бинокль со временем войны

• Краткое содержание Хромая Молли английская сказка

  В одном селении жила семья, в которой было много детей. Денег не хватало, и родители с трудом могли прокормить всех детей. Тогда они приняли решение, что трех старших сестер нужно отправить жить в лес.

• Краткое содержание Астафьев Хвостик

  В небольшом по объему рассказе В. П. Астафьева «Хвостик» слышится боль за природу родного края, упрек в сторону тех людей, то в качестве отдыхающих от трудового дня туристов едет в леса и уродует растения и животные.

• Краткое содержание Холодный дом Диккенса

  Роман «Холодный дом» принадлежит перу великого английского писателя Чарльза Диккенса. Маленькая девочка по имени Эстер Саммерстон проводит свое детство в доме крестной.

Действие драмы происходит в Норвегии, современной автору, место действия - размещенная на западном побережье Норвегии усадьба фру Альвинг. За окном мелкий дождь. В дом входит, громко гремя деревянными подошвами, столяр Энгстранд. Служанка Регина сообщает, что Освальд, сын фру Альвинг, только приехал из Парижа и спит наверху, и велит не шуметь. Столяр говорит, что построенный им приют к завтрашнему открытию готов. Заодно с приютом откроют и памятник Альвингу, камергеру и покойному мужу фру Альвинг, и приют также будет назван в честь него. На строительство Энгстранд отлично заработал и надумал открыть гостиницу для моряков. В этом деле нужна бы женщина. Не переедет ли дочь к нему? В ответ та только фыркает - чего он зовет её "дочкой"? Регина ни за что не покинет дом, где все устроено так благородно, привечают и её, и даже немного удалось научиться французскому языку.

Энгстранд уходит, входит пастор Мандерс. Он пытается отговорить фру Альвинг страховать приют - это будет отрытым сомнением надежности богоугодного дела. И почему фру Альвинг не желает, чтобы Регина переехала к отцу?

К пастору и матери выходит Освальд. Он вступает с пастором в спор, а тот обличает низкую мораль богемы. Моральный облик в среде артистов и художников, утверждает Освальд, ничем не отличается от морали в других сословиях. Слышал бы Мандерс рассказы высокоморальных чиновников, заехавших покутить в Париж! Фру Альвинг также на стороне Освальда: напрасно Мандерс её осуждает за то, что читает вольнодумные книги - защита им церковных догм слишком неубедительна и только вызывает интерес к вольнодумству.

Освальд вышел прогуляться, а пастор раздраженно спрашивает у фру Альвинг - неужто так ничему её жизнь и не научила? Ведь уже спустя год после пришлось ей бежать именно к Мандерсу в дом, и она отказывалась вернуться оттуда к мужу. Ему тогда удалось вернуть её в дом, выведя из "экзальтированного состояния", вернуть к домашнему очагу и супружескому долгу. А ведь камергер Альвинг повел себя как настоящий мужчина. Он плодотворно работал, умножил семейное состояние, был полезен обществу. И сделал фру Альвинг деловой помощницей, достойной женщиной. Освальд же сегодня демонстрирует порочные взгляды, то следует считать прямым следствием того, что он не воспитывался дома - по настоянию фру Альвинг он учился вдали.

Слова пастора задели женщину за живое. Если он так хочет, можно поговорить и серьезно! Мандерс знает, что она не питала любви к покойному мужу, что она была просто куплена камергером Альвингом у родственников. Он был красив, обаятелен, но и после свадьбы пил и распутничал. Что же ей было делать, как не бежать от такого мужа - к тому, кого любила, к Мандерсу, и ведь она ему тоже нравилась, как казалось! Мандерс, считая, что камергер Альвинг впоследствии исправился, очень ошибается - до самой смерти он оставался отчаянным забулдыгой. В собственной дом он ввел порок, однажды на балконе фру Альвинг застала его с горничной Йоханной. И Альвинг своего добился. Может, Мандерсу неведомо, что служанка Регина - это плод порока, незаконнорожденная дочь Альвинга? Столяр Энгстранд согласился прикрыть грех горничной Йоханны за кругленькую сумму, хотя и столяру всей правды неведомо: Йоханна придумала для него некоего заезжего американца.

Сына же она была вынуждена отослать из дома - в семилетнем возрасте тот уже начал задавать слишком сложные вопросы. Фру Альвинг полностью взяла правление в доме на себя после случившегося с горничной, и именно она занималась хозяйством, а вовсе не муж! Её же усилиями удалось скрыть поведение мужа от общества и сохранить хотя бы внешние приличия.

Исповедь - скорее отповедь - пастору фру Альвинг закончила, проводив его до двери. Проходя мимо столовой, они услышали возглас Регины, которая вырывалась из объятий Освальда. Фру Альвинг воскликнула: "Привидения!" - ей вдруг показалось, что она снова вернулась в прошлое и застала на балконе своего мужа с горничной Йоханной.

Фру Альвинг называет привидениями не только потусторонних гостей. По её словам, ими же следует называть любые отжившие понятия, старые верования и прочее подобное. Фру Альвинг считает, что все это отжившее и определило её судьбу, а также воззрения и характер пастора Мандерса и загадочную болезнь сына. Парижский доктор сказал, что болезнь Освальду передалась по наследству, но ведь сын практически не знал своего отца, он всегда идеализировал камергера, а потому не поверил доктору и считает причиной болезни собственную легкомысленность в парижских приключениях, которые были в начале его учебы. Его к тому же постоянно мучают необъяснимые страхи. В сгущающихся сумерках они с матерью сидели в гостиной. Внесли лампу, и, в желании снять чувство вины с сына, фру Альвинг уже вознамерилась рассказать ему правду и об отце, и о Регине - её легкомысленный Освальд уже пообещал свозить в Париж. Но разговор неожиданно прерван появившимся пастором и криком Регины. Пожар прямо рядом с домом! Горит только что отстроенный приют, который должен носить имя камергера Альвинга.

Скоро утро. В той же гостиной горит та же лампа. Столяр Энгстранд завуалировано шантажирует пастора Мандерса - говорит, что это пастор виновен в пожаре, поскольку неловко снял со свечи нагар. Впрочем, волноваться пастору не нужно, столяр никому ничего не скажет об этом. Но пусть и Мандерс поможет ему начать благое дело - оборудовать гостиницу для моряков. Мандерс дает согласие.

Пастор со столяром уходят, вместо них в гостиную входят фру Альвинг с Освальдом - он только что вернулся с пожара, который так и не удалось погасить. Начинают разговор с того места, на котором он был прерван. Короткая ночь миновала, но за неё фру Альвинг успела о многом подумать. Она была особенно поражена словами Освальда о том, что в краю их людей учат отношению к труду, как к проклятию, как к наказанию, а к жизни - как к скорбной юдоли, от которой лучше как можно скорее избавиться. Теперь она рассказывает сыну правду о камергере Альвинге, но суждения её уже не соль строги: сильная и одаренная натура камергера просто не смогла найти себе достойного применения в этой глуши, и потому единственным выходом для неё оказались чувственные удовольствия. Освальд понимает, о каких удовольствиях говорит мать. При их разговоре присутствует Регина - пусть он знает, что это его сестра. Регина после этих слов поспешно уходит, простившись. Уже собравшись уйти, она узнает о болезни Освальда, и только сейчас он сообщает матери, почему спрашивал о её готовности пойти ради него на все. И для чего он так нуждался в Регине. Он не все рассказывал о заболевании ранее: его дальнейший удел - безумие, уже после второго припадка он навсегда останется бессмысленным животным. Чтобы избавиться от такой обузы, Регина с легкостью дала бы ему спить заготовленный им в бутылочке морфий. Теперь он дает эту бутылочку матери.

Мать утешает сына. Его припадок прошел, дома он обязательно поправится. Здесь ему будет хорошо. После вчерашнего непрерывно моросящего дождя сегодня он сможет увидеть родные места во всей красе. Фру Альвинг гасит лампу у окна. Пусть сын увидит красоту сверкающих под восходящим солнце ледников!

Освальд смотрит в окно, и, не видя солнца, повторяет: "Солнце, солнце". Мать сжимает в руке бутылочку с морфием, глядя на сына.

Обращаем ваше внимание, что это только краткое содержание литературного произведения «Привидения». В данном кратком содержании упущены многие важные моменты и цитаты.

Генрик Ибсен

Привидения

Семейная драма в 3-х действиях

Действие первое

Просторная комната, выходящая в сад; в левой стене одна дверь, в правой – две. Посреди комнаты круглый стол, обставленный стульями; на столик книги, журналы и газеты. На переднем плане окно, а возле него диванчик и дамский рабочий столик. В глубине комната переходит в стеклянную оранжерею, несколько поуже самой комнаты. В правой стене оранжереи дверь в сад. Сквозь стеклянные стены виден мрачный прибрежный ландшафт, затянутый сеткой мелкого дождя.

Сцена первая

В садовых дверях стоит столяр ЭНГСТРАН. Левая нога у него несколько сведена; подошва сапога подбита толстой деревянной плашкой. РЕГИНА, с пустой лейкой в руках, заступает ему дорогу.

ЭНГСТРАН. Бог дождичка послал, дочка.

РЕГИНА. Черт послал, вот кто!

ЭНГСТРАН. Господи Иисусе, что ты говоришь, Регина! (Делает, ковыляя, несколько шагов вперед.) А я вот чего хотел сказать…

РЕГИНА. Да не топочи ты так! Молодой барин спит наверху.

ЭНГСТРАН. Лежит и спит? Среди бела дня?

РЕГИНА. Это уж тебя не касается.

ЭНГСТРАН. Вчера вечерком я кутнул…

РЕГИНА. Нетрудно поверить.

ЭНГСТРАН. Слабость наша человеческая, дочка…

РЕГИНА. Еще бы!

ЭНГСТРАН. А на сем свете есть множество искушений, видишь ли ты!.. Но я все-таки встал сегодня, как перед богом, в половине шестого – и за работу.

РЕГИНА. Ладно, ладно. Проваливай только поскорее. Не хочу я тут с тобой стоять, как на рандеву.

ЭНГСТРАН. Чего не хочешь?

РЕГИНА. Не хочу, чтобы кто-нибудь застал тебя здесь. Ну, ступай, ступай своей дорогой.

ЭНГСТРАН (еще придвигаясь к ней). Ну нет, так я и ушел, не потолковавши с тобой! После обеда, видишь ли, я кончаю работу здесь внизу, в школе, и ночью марш домой, в город, на пароходе.

РЕГИНА (сквозь зубы). Доброго пути!

ЭНГСТРАН. Спасибо, дочка! Завтра здесь будут святить приют, так уж тут, видимо, без хмельного не обойдется. Так пусть же никто не говорит про Якоба Энгстрана, что он падок на соблазны!

РЕГИНА. Э!

ЭНГСТРАН. Да, потому что завтра сюда черт знает сколько важных господ понаедет. И пастора Мандерса дожидают из города.

РЕГИНА. Он еще сегодня приедет.

ЭНГСТРАН. Вот видишь. Так я и не хочу, черт подери, чтобы он мог сказать про меня что-нибудь этакое, понимаешь?

РЕГИНА. Так вот оно что!

ЭНГСТРАН. Чего?

РЕГИНА (глядя на него в упор). Что же это такое, на чем ты опять собираешься поддеть пастора Мандерса?

ЭНГСТРАН. Тсс… тсс… Иль ты спятила? Чтобы я собирался поддеть пастора Мандерса? Для этого Мандерс уж слишком добр ко мне. Так вот, значит, ночью махну назад домой. Об этом я и пришел с тобой потолковать.

РЕГИНА. По мне, чем скорее уедешь, тем лучше.

ЭНГСТРАН. Да, только я и тебя хочу взять домой, Регина.

РЕГИНА (открыв рот от изумления). Меня? Что ты говоришь?

ЭНГСТРАН. Хочу взять тебя домой, говорю.

РЕГИНА. Ну, уж этому не бывать!

ЭНГСТРАН. А вот поглядим.

РЕГИНА. Да, и будь уверен, что поглядим. Я выросла у камергерши… Почти как родная здесь в доме… И чтобы я поехала с тобой? В такой дом? Тьфу!

ЭНГСТРАН. Черт подери! Так ты супротив отца идешь, девчонка?

РЕГИНА (бормочет, не глядя на него). Ты сколько раз сам говорил, какая я тебе дочь.

ЭНГСТРАН. Э! Охота тебе помнить…

РЕГИНА. И сколько раз ты ругал меня, обзывал… Fi donc!

ЭНГСТРАН. Ну нет, таких скверных слов, я, ей-ей, никогда не говорил!

РЕГИНА. Ну я-то знаю, какие слова ты говорил!

ЭНГСТРАН. Ну да ведь это я только, когда… того, выпивши бывал… гм! Ох, много на сем свете искушений, Регина!

РЕГИНА. У!

ЭНГСТРАН. И еще, когда мать твоя, бывало, раскуражится. Надо ж было чем-нибудь донять ее, дочка. Уж больно она нос задирала. (Передразнивая.) «Пусти, Энгстран! Отстань! Я целых три года прослужила у камергера Алвинга в Русенволле». (Посмеиваясь.) Помилуй бог, забыть не могла, что капитана произвели в камергеры, пока она тут служила.

РЕГИНА. Бедная мать… Вогнал ты ее в гроб.

ЭНГСТРАН (раскачиваясь). Само собой, во всем я виноват!

ЭНГСТРАН. Чего ты говоришь, дочка?

РЕГИНА. Pied de mouton!

ЭНГСТРАН. Это что ж, по-англицки?

РЕГИНА. Да.

ЭНГСТРАН. Н-да, обучить тебя здесь всему обучили; вот теперь это и сможет пригодиться, Регина.

РЕГИНА (немного помолчав). А на что я тебе понадобилась в городе?

ЭНГСТРАН. Спрашиваешь отца, на что ему понадобилось единственное его детище? Разве я не одинокий сирота-вдовец?

РЕГИНА. Ах, оставь ты эту болтовню! На что я тебе там?

ЭНГСТРАН. Да вот, видишь, думаю я затеять одно новое дельце.

РЕГИНА (презрительно фыркая). Ты уж сколько раз затевал, и все никуда не годилось.

ЭНГСТРАН. А вот теперь увидишь, Регина! Черт меня возьми!

РЕГИНА (топая ногой). Не смей чертыхаться!

ЭНГСТРАН. Тсс… тсс!.. Это ты совершенно правильно, дочка, правильно. Так вот я чего хотел сказать: на этой работе в новом приюте я таки колотил деньжонок.

РЕГИНА. Сколотил? Ну и радуйся!

ЭНГСТРАН. Потому куда ж ты их тут истратишь, деньги-то, в глуши?

ЭНГСТРАН. Так вот я и задумал оборудовать на эти денежки доходное дельце. Завести этак вроде трактира для моряков…

РЕГИНА. Тьфу!

ЭНГСТРАН. Шикарное заведение, понимаешь! Не какой-нибудь свиной закуток для матросов, нет, черт побери! Для капитанов да штурманов и… настоящих господ, понимаешь!

РЕГИНА. И я бы там…

Генрик Ибсен

Привидения

Семейная драма в 3-х действиях

Действие первое

Просторная комната, выходящая в сад; в левой стене одна дверь, в правой – две. Посреди комнаты круглый стол, обставленный стульями; на столик книги, журналы и газеты. На переднем плане окно, а возле него диванчик и дамский рабочий столик. В глубине комната переходит в стеклянную оранжерею, несколько поуже самой комнаты. В правой стене оранжереи дверь в сад. Сквозь стеклянные стены виден мрачный прибрежный ландшафт, затянутый сеткой мелкого дождя.

Сцена первая

В садовых дверях стоит столяр ЭНГСТРАН. Левая нога у него несколько сведена; подошва сапога подбита толстой деревянной плашкой. РЕГИНА, с пустой лейкой в руках, заступает ему дорогу.

ЭНГСТРАН. Бог дождичка послал, дочка.

РЕГИНА. Черт послал, вот кто!

ЭНГСТРАН. Господи Иисусе, что ты говоришь, Регина! (Делает, ковыляя, несколько шагов вперед.) А я вот чего хотел сказать…

РЕГИНА. Да не топочи ты так! Молодой барин спит наверху.

ЭНГСТРАН. Лежит и спит? Среди бела дня?

РЕГИНА. Это уж тебя не касается.

ЭНГСТРАН. Вчера вечерком я кутнул…

РЕГИНА. Нетрудно поверить.

ЭНГСТРАН. Слабость наша человеческая, дочка…

РЕГИНА. Еще бы!

ЭНГСТРАН. А на сем свете есть множество искушений, видишь ли ты!.. Но я все-таки встал сегодня, как перед богом, в половине шестого – и за работу.

РЕГИНА. Ладно, ладно. Проваливай только поскорее. Не хочу я тут с тобой стоять, как на рандеву.

ЭНГСТРАН. Чего не хочешь?

РЕГИНА. Не хочу, чтобы кто-нибудь застал тебя здесь. Ну, ступай, ступай своей дорогой.

ЭНГСТРАН (еще придвигаясь к ней ). Ну нет, так я и ушел, не потолковавши с тобой! После обеда, видишь ли, я кончаю работу здесь внизу, в школе, и ночью марш домой, в город, на пароходе.

РЕГИНА (сквозь зубы). Доброго пути!

ЭНГСТРАН. Спасибо, дочка! Завтра здесь будут святить приют, так уж тут, видимо, без хмельного не обойдется. Так пусть же никто не говорит про Якоба Энгстрана, что он падок на соблазны!

РЕГИНА. Э!

ЭНГСТРАН. Да, потому что завтра сюда черт знает сколько важных господ понаедет. И пастора Мандерса дожидают из города.

РЕГИНА. Он еще сегодня приедет.

ЭНГСТРАН. Вот видишь. Так я и не хочу, черт подери, чтобы он мог сказать про меня что-нибудь этакое, понимаешь?

РЕГИНА. Так вот оно что!

ЭНГСТРАН. Чего?

РЕГИНА (глядя на него в упор ). Что же это такое, на чем ты опять собираешься поддеть пастора Мандерса?

ЭНГСТРАН. Тсс… тсс… Иль ты спятила? Чтобы я собирался поддеть пастора Мандерса? Для этого Мандерс уж слишком добр ко мне. Так вот, значит, ночью махну назад домой. Об этом я и пришел с тобой потолковать.

РЕГИНА. По мне, чем скорее уедешь, тем лучше.

ЭНГСТРАН. Да, только я и тебя хочу взять домой, Регина.

РЕГИНА (открыв рот от изумления ). Меня? Что ты говоришь?

ЭНГСТРАН. Хочу взять тебя домой, говорю.

РЕГИНА. Ну, уж этому не бывать!

ЭНГСТРАН. А вот поглядим.

РЕГИНА. Да, и будь уверен, что поглядим. Я выросла у камергерши… Почти как родная здесь в доме… И чтобы я поехала с тобой? В такой дом? Тьфу!

ЭНГСТРАН. Черт подери! Так ты супротив отца идешь, девчонка?

РЕГИНА (бормочет, не глядя на него ). Ты сколько раз сам говорил, какая я тебе дочь.

ЭНГСТРАН. Э! Охота тебе помнить…

РЕГИНА. И сколько раз ты ругал меня, обзывал… Fi donc!

ЭНГСТРАН. Ну нет, таких скверных слов, я, ей-ей, никогда не говорил!

РЕГИНА. Ну я-то знаю, какие слова ты говорил!

ЭНГСТРАН. Ну да ведь это я только, когда… того, выпивши бывал… гм! Ох, много на сем свете искушений, Регина!

РЕГИНА. У!

ЭНГСТРАН. И еще, когда мать твоя, бывало, раскуражится. Надо ж было чем-нибудь донять ее, дочка. Уж больно она нос задирала. (Передразнивая .) «Пусти, Энгстран! Отстань! Я целых три года прослужила у камергера Алвинга в Русенволле». (Посмеиваясь .) Помилуй бог, забыть не могла, что капитана произвели в камергеры, пока она тут служила.

РЕГИНА. Бедная мать… Вогнал ты ее в гроб.

ЭНГСТРАН (раскачиваясь ). Само собой, во всем я виноват!

ЭНГСТРАН. Чего ты говоришь, дочка?

РЕГИНА. Pied de mouton!

ЭНГСТРАН. Это что ж, по-англицки?

РЕГИНА. Да.

ЭНГСТРАН. Н-да, обучить тебя здесь всему обучили; вот теперь это и сможет пригодиться, Регина.

РЕГИНА (немного помолчав ). А на что я тебе понадобилась в городе?

ЭНГСТРАН. Спрашиваешь отца, на что ему понадобилось единственное его детище? Разве я не одинокий сирота-вдовец?

РЕГИНА. Ах, оставь ты эту болтовню! На что я тебе там?

ЭНГСТРАН. Да вот, видишь, думаю я затеять одно новое дельце.

РЕГИНА (презрительно фыркая ). Ты уж сколько раз затевал, и все никуда не годилось.

ЭНГСТРАН. А вот теперь увидишь, Регина! Черт меня возьми!

РЕГИНА (топая ногой ). Не смей чертыхаться!

ЭНГСТРАН. Тсс… тсс!.. Это ты совершенно правильно, дочка, правильно. Так вот я чего хотел сказать: на этой работе в новом приюте я таки колотил деньжонок.

РЕГИНА. Сколотил? Ну и радуйся!

ЭНГСТРАН. Потому куда ж ты их тут истратишь, деньги-то, в глуши?

ЭНГСТРАН. Так вот я и задумал оборудовать на эти денежки доходное дельце. Завести этак вроде трактира для моряков…

РЕГИНА. Тьфу!

ЭНГСТРАН. Шикарное заведение, понимаешь! Не какой-нибудь свиной закуток для матросов, нет, черт побери! Для капитанов да штурманов и… настоящих господ, понимаешь!

РЕГИНА. И я бы там…

ЭНГСТРАН. Пособляла бы, да. Так только, для видимости, понимаешь. Никакой черной работы, черт побери, на тебя, дочка, не навалят! Заживешь так, как хочешь.

РЕГИНА. Еще бы!

ЭНГСТРАН. А без женщины в этаком деле никак нельзя; это ясно, как божий день. Вечерком ведь надо же повеселить гостей немножко… Ну, там музыка, танцы и прочее. Не забудь – моряки народ бывалый. Поплавали по житейскому морю… (Подходя к ней еще ближе. ) Так не будь же дурой, не становись сама себе поперек дороги, Регина! Чего из тебя тут выйдет! Кой прок, что барыня тратилась на твою ученость? Слыхал я, тебя тут прочат ходить за мелюзгой в новом приюте. Да разве это по тебе? Больно ли тебя тянет стараться да убиваться ради каких-то шелудивых ребятишек!

РЕГИНА. Нет, если бы вышло по-моему, то… Ну да, может, и выйдет. Может, и выйдет?

ЭНГСТРАН. Чего такое выйдет?

РЕГИНА. Не твоя забота… А много ль денег ты сколотил?

ЭНГСТРАН. Так, крон семьсот-восемьсот наберется.

РЕГИНА. Недурно.

ЭНГСТРАН. Для начала хватит, дочка!

РЕГИНА. А ты не думаешь уделить мне из них немножко?

ЭНГСТРАН. Нет, вот уж, право слово, не думаю!

РЕГИНА. Не думаешь прислать мне разок хоть материал на платьишко?

ЭНГСТРАН. Перебирайся со мной в город, тогда и платьев у тебя будет вдоволь.

РЕГИНА. Захотела бы, так и одна перебралась бы.

ЭНГСТРАН. Нет, под охраной отцовской путеводной руки вернее будет, Регина. Теперь мне как раз подвертывается славненький такой домик на Малой Гаванской улице. И наличных немного потребуется; устроили бы там этакий приют для моряков.

РЕГИНА. Да не хочу я жить у тебя. Нечего мне у тебя делать. Проваливай!

ЭНГСТРАН. Да не засиделась бы ты у меня, черт подери! В том-то вся и штука. Кабы только сумела повести свою линию. Такая красотка, какой ты стала за эти два года…

РЕГИНА. Ну?..

ЭНГСТРАН. Немного времени бы прошло, как, глядишь, подцепила бы какого-нибудь штурмана, а не то и капитана…

РЕГИНА. Не пойду я за такого. У моряков нет никакого savoir vivre.