Идиот достоевский главные герои. Достоевский «Идиот» – анализ

Сомневающиеся герои Достоевского в романе «Идиот»:

Евгений Павлович Радомский

Doubting the heroes of Dostoevsky’s novel «The Idiot»:

Eugene P. Radomski

О. М. Сальникова

O . M . Salnikova

В статье поднят вопрос о типизации героев романа Ф.М. Достоевского «Идиот» по принципу их отношения к проблеме веры в Бога и атеизма. Определены критерии для классификации литературных типов, объяснены причины, по которым произведено разделение персонажей. Более подробно дан анализ образа Евгения Павловича Радомского, человека умного, светского, циничного и одновременно проницательного и понимающего. Предложен ответ на вопрос, какова его роль в романе, в судьбе главных героев.

The article raised the question of typing the characters of the novel FM Dostoevsky’s «The Idiot» on the basis of their relationship to the problem of faith in God and atheism. The criteria for the classification of types of literature, explained the reasons for the separation of characters produced. More detailed analyzes of the image Evgeny Pavlovich Radom, a clever man, secular, cynical and at the same time insightful and understanding. We propose an answer to the question, what is its role in the novel, the fate of the main characters.

Ключевые слова и фразы : вера в Бога, сомнения, литературный персонаж, тип героя, поиск смысла жизни.

Key words : faith in God, doubt, literary character, the type of hero, search for the meaning of life. .

Фигура «положительно прекрасного человека», созданная в романе «Идиот», была призвана позитивно противостоять аморализму и «химическому разложению» русского общества 60–70-х гг. XIX в., душевной тоске и нравственным метаниям иных персонажей романа. Появление «другого» человека становится, по замыслу Достоевского, одним из способов воскресить в душах героев романа веру, наполнить сердце любовью к ближнему, напомнить о существовании ценностей, стоящих выше преходящего бытия. Исходя из критериев проявления силы религиозного чувства и места христианских ценностей в жизни героев, мы посчитали возможным выделить в тексте романа 3 типа отношений героев Достоевского к веры и неверия: верующие герои, неверующие и сомневающиеся.

Оговоримся сразу, какие черты характера позволяют относить героев к разным типажам. Критерий оценки - вера или неверие в Бога. Следовательно, поступки, мысли, чувства исследуемого персонажа либо должны подтверждать его позицию, неважно, заявленную им открыто или нет, либо вступать с ней в конфликт на сознательном или бессознательном уровне.

Исходя из христианских постулатов, в том числе десяти Библейских Заповедей и семи смертных грехов (гордыни, сребролюбия, блуда, зависти, чревоугодия, гнева и лености), мы выделили следующие критерии истинности веры, которые выявили у героев Достоевского:

— верующий человек стремится руководствоваться в жизни христианскими законами любви к ближнему;

— верующий человек стыдится своих дурных поступков, и более того - своих дурных мыслей;

— верующий человек бескорыстно готов помочь ближнему в несчастье;

— верующий человек старается, чтобы его слова и мысли не расходились с его делами;

— верующий человек способен так или иначе на высшее проявление христианской добродетели - пожертвовать собой ради блага ближнего своего;

— наконец, главное, - идеалом, мерилом ценностей для верующего человека выступает личность Иисуса Христа.

Реализовываются эти критерии через соответствующее поведение героев романа:

— высказывания героя о вере и Боге или пересказ слов героя от третьего лица;

— отношение к общественной морали, нормам поведения;

— в мыслях и чувствах героя по поводу сложившейся ситуации;

— через поступки, соответствующие или не соответствующие внутренней оценке события;

— отношение героя к ближнему: сочувствие чужой беде или полное равнодушие, презрение; жертвенность или эгоизм;

— отношение героя к детям (дети - агнцы Божии).

В итоге, к первому типу, типу героев неверующих, мы отнесли тех, кто в своих поступках руководствуется личным «хотением», кто ни разу не задумался о ближнем, не сострадал чужому горю. При этом мы рассматриваем в данной главе и тех, кто открыто называет себя нигилистом (Ипполит, Докторенко, Келлер), и тех, кто не отступает на словах от веры предков, но в поступках не соблюдает христианских норм поведения (Тоцкий, генерал Епанчин, Ардалион Александрович, Ганя и Варвара Иволгины).

Подобное деление условно, так как в характерологии Достоевского есть одна особенность - твердая убежденность автора в сложности и многогранности внутреннего мира любого человека, человека вообще. Даже изображая явных негодяев, а также атеистов или социалистов, Федор Михайлович оставляет им возможность исправиться. Поэтому внутри первого типа героев можно выделить тех, кто вполне доволен своим образом жизни и не способен раскаяться в злодеяниях, им совершенных, так как просто не видит в том своей вины, и тех, кто еще не очерствел душой, способен осознать свою ошибку, помочь ближнему.

Последние герои стоят очень близко ко второй группе романных персонажей - сомневающимся, находящимся между верой и неверием. Их отличие в том, что герои первого типа, даже раскаиваясь, все же вновь озлобляются на мир и закрываются в «скорлупу» одиночества, пряча от людей и от Бога (что у Достоевского взаимосвязано) свой внутренний мир, представители же второго типа ищут помощи для ответов на свои вопросы во вне, в вечных христианских нормах взаимоотношений между людьми и Богом (например, Рогожин, Настасья Филипповна, сестры Епанчины, Радомский Евгений Павлович, Бурдовский и другие). Эти герои ищут смысл жизни, света, надежды. Они способны услышать призыв князя Мышкина и полюбить его просто, от всей души. Но и в них еще очень много от «подпольного» характера героя-одиночки, из чего следует болезненная стыдливость и желание прикрыться от воображаемой и явной насмешки циничного окружения вызывающим поступком. Гордыня еще слишком сильна, но она борется в душе с раскаянием.

В данной статье мы остановимся подробнее на образе Евгения Павловича Радомского. Сложно говорить об этом персонаже так же подробно, как о других героях «Идиота», так как в тексте романа Достоевский дал слишком мало сведений о нем. Всего три раза Радомский высказывается в романе, все три раза оказываясь в гостях у князя Мышкина. Первый - во время разбирательства с «делом сына Павлищева», второй раз он был свидетелем попытки самоубийства Ипполита Терентьева, в третий раз Радомский пришел к князю после скандальной встречи Аглаи и Настасьи Филипповны.

В первый раз произошло лишь знакомство Радомского с князем Мышкиным. Евгений Павлович наблюдал и оценивал человека, о котором уже много слышал, и который был его соперником в борьбе за благосклонность Аглаи. Он позволил себе насмешливо (а насмешливость была характерна для его способа общения с людьми) указать на извращенность логических посылок Докторенко, оправдывающего свои непорядочные действия теми же словами, что и адвокат Горского оправдывал преступление своего подзащитного: «Это напоминает, - засмеялся Евгений Павлович, долго стоявший и наблюдавший, - недавнюю знаменитую защиту адвоката, который, выставляя как извинение бедность своего клиента, убившего разом шесть человек, чтоб ограбить их, вдруг заключил в этом роде: “Естественно, говорит, что моему клиенту по бедности пришло в голову совершить это убийство шести человек, да и кому же на его месте не пришло бы это в голову?” В этом роде что-то, только очень забавное» .

В тот вечер Достоевский, кроме Радомского, впервые вывел на суд читателей и Ипполита, потому дальнейший разговор на веранде должен был частично раскрыть характер Терентьева. Радомский успел сказать всего несколько реплик, но они весьма емки и показывают его как человека наблюдательного, едкого и умного. Он сразу понял Ипполита, его неустойчивое психическое состояние, и предположил на ухо князю Мышкину, что, сконфузившись от всеобщего и притом доброжелательного внимания, Ипполит «теперь, со зла, такую какую-нибудь эксцентричность выкинет, что и Лизавета Прокофьевна, пожалуй, не усидит. Князь вопросительно посмотрел на него.

— Вы эксцентричности не боитесь? - прибавил Евгений Павлович. - Ведь и я тоже, даже желаю; мне собственно только, чтобы наша милая Лизавета Прокофьевна была наказана, и непременно сегодня же, сейчас же; без того и уходить не хочу. У вас, кажется, лихорадка» . Подшутить, наказать за испытанное неудобство - такое поведение было распространенно в светской среде. Вспомним, также вел себя Онегин, «когда ж хотелось уничтожить ему соперников своих, как он язвительно злословил, какие сети им готовил», или Печорин. Радомский предстает перед читателями в этом эпизоде лишь светским щеголем, как в манере вести себя, так и во внешности. А в характерологии Достоевского такое холодно-отчужденное поведение присуще чаще всего отрицательным персонажа. Но автор не желает создать у читателей однозначно негативное впечатление о новом герое своего романа. И мы видим не только издевательскую манеру Радомского, но и его проницательность, внимание к деталям - он первый, кто заметил болезненное состояние князя Мышкина (однако ничего не предпринял!).

В конце вечера Евгению Павловичу принадлежит очень верное рассуждение о том, что представляет собой «право», на котором так настаивала компания Бурдовского во главе с Докторенко и Терентьевым. Именно его слова обычно приводят исследователи романа, подтверждая извращенность понятий, лежащих в основе теории «права»: суть ее «сводится, по моему мнению, - говорил Евгений Павлович, - к теории восторжествования права, прежде всего и мимо всего, и даже с исключением всего прочего, и даже, может быть, прежде исследования в чем и право-то состоит. <…> …от этого дело может прямо перескочить на право силы, то есть на право единичного кулака и личного захотения, как, впрочем, и очень часто кончалось на свете. <…> …от права силы до права тигров и крокодилов и даже до Данилова и Горского недалеко» . Достоевский сам согласен с каждым словом Радомского, но он, как автор, показывает читателю, насколько неуместно было это, верное по сути, выступление Евгения Павловича. Радомский блеснул умом и красноречием, но его уже не слышал Ипполит, к которому тот обращался. Лизавета Прокофьевна с трудом сдерживала нетерпение и в конце резко прервала продолжение разговора. Возможно, что его речь была рассчитана на князя Мышкина, но и ему было не до серьезных споров, так как все внимание князя было приковано к больному Ипполиту.

При расставании все участники встречи были взволнованны или огорчены, один Радомский весел, даже на прощание отпустил «шпильку» Мышкину, посочувствовав «бедненькому» князю. Но писатель не позволил ему уйти победителем: неожиданно появившаяся Настасья Филипповна скомпрометировала Радомского в глазах семейства Епанчиных, афишируя их, якобы, близкое знакомство и денежные долги Евгения Павловича. Радомский заподозрил князя Мышкина в интриге, что князь сразу понял и был вынужден даже на следующий день князю Щ. и Аделаиде повторить, что он не участвовал в этом деле.

Все поведение Радомского говорит о нем, как о человеке умном, образованном, умеющем вести беседу и не выдавать своих настоящих эмоций. В отношении князя Мышкина он вначале придерживался того же мнения, что и Аглая в день своего знакомства с князем - хитрый обманщик. И все слова и поступки Евгения Павловича направлены были на то, чтобы вывести его на чистую воду.

С этой же целью явился Радомский к Мышкину во второй раз. Мы не будем подробно останавливаться на всех перипетиях этой встречи. Напомним, что им пришлось быть свидетелями попытки Ипполита уйти из жизни. Перед этим Мышкин получил записку от Аглаи с приглашением встретиться с ней на зеленой скамейке, поэтому был счастлив, почти помирился с Рогожиным после его покушения. И на слова Радомского, решившего не скрывать от князя, что, возможно, настоящей целью его прихода является желание надуть Мышкина, князь ответил, что это вполне может быть, но он не боится Евгения Павловича. Такой ответ Радомского удивил и обрадовал, а Ганю Иволгина, например, скорее всего разозлил бы.

Радомский в изображении Достоевского совсем не прост. После прочтения Ипполитом «Необходимого объяснения» он единственный из гостей предположил возможность самоубийства и предупредил князя, что юноша, действительно, может застрелиться, и увидел те же опасения у Мышкина. После всего переполоха, устроенного Терентьевым, Радомский ушел крайне задумчивым и полным новых мыслей о князе Мышкине.

После этого памятного вечера они стали почти дружны. Более того, когда Аглая отказала Радомскому в своей руке, это не стало поводом к ссоре Евгения Павловича со счастливым соперником. Князь же со своей стороны был рад, когда узнал о присутствии Радомского в числе гостей на званом вечере у Епанчиных, чем вызвал гнев Аглаи, не понимающей, как Мышкин может радоваться присутствию человека, который, по ее мнению, мог желать князю неудачи. Радомский сумел убедить оскорбленного князем офицера отменить вызов на дуэль. Он оказался единственным из всех прежних знакомых князя Мышкина, кто пришел навестить его после встречи двух соперниц и официального объявления о свадьбе Мышкина и Настасьи Филипповны.

И, наконец, именно Радомский взял на себя заботу о больном Мышкине, поместив его в больницу к Шнейдеру, навещал его и посылал отчеты о состоянии его здоровья Коле Иволгину и Вере Лебедевой. Коля сразу обратился за помощью в судьбе князя Мышкина именно к Радомскому, так как давно отличил «между всеми лицами, которых узнал в последнее время, Евгения Павловича Радомского; он первый пошел к нему и передал ему все подробности совершившегося события, какие знал, и о настоящем положении князя. Он не ошибся: Евгений Павлович принял самое горячее участие в судьбе несчастного “идиота”, и вследствие его стараний и попечений князь попал опять за границу в швейцарское заведение Шнейдера. Сам Евгений Павлович, выехавший за границу, намеревающийся очень долго прожить в Европе и откровенно называющий себя “совершенно лишним человеком в России”, - довольно часто, по крайней мере, в несколько месяцев раз, посещает своего больного друга у Шнейдера; но Шнейдер всё более и более хмурится и качает головой; он намекает на совершенное повреждение умственных органов; он не говорит еще утвердительно о неизлечимости, но позволяет себе самые грустные намеки. Евгений Павлович принимает это очень к сердцу, а у него есть сердце…» [ 1: 1973; 508 ] .

Достоевский отметил, что его письма к Вере Лукьяновне, заслужившей его внимание и расположение, становятся все более дружескими и в них начинает проглядывать зарождающееся чувство.

Исследователи обычно весьма резко характеризуют Радомского. В.Я. Кирпотин, например, считал, что «фарисей и книжник Радомский, который раз в истории умывал руки и который раз в истории произносил назидательные речи» , поучая непрактичного Мышкина. А.Е. Кунильский ставит Радомского на одну плоскость с Ипполитом, называя их обоих идеологами, которые в интеллектуальном отношении уступают князю Мышкину, «причем не столько количественно, сколько качественно (“главный” и “неглавный” ум, по определению Аглаи, - 8; 356) » . Неприглядность героя исследователь видит в том, что Радомский рационалист, привык все раскладывать по полочкам, оценивать поступки с позиции разумности, поэтому называет Евгения Павловича оппонентом князю Мышкину.

Мы согласны с тем, что Радомский, действительно, весьма логичен. Его доводы, объясняющие князю, в чем тот был не прав, когда остался с Настасьей Филипповной, а не побежал за Аглаей, психологически верны, и князь соглашается с ними и начинает чувствовать свою вину, «не зная в чем». И на протяжении всей страстной речи Радомского Мышкин, даже соглашаясь с ним, всегда говорит «но»: Да, вы правы, но это все не про то. Не про то, по мнению Мышкина, говорили и разгорячившиеся женщины, потому у них так все и вышло. Никак не может понять князь, почему его не допускают к Аглае Ивановне. В поведении князя нет обаяния «женского вопроса», на котором настаивает Радомский, а только страх за жизнь сошедшей с ума несчастной Настасьи Филипповны. «Больной ребенок», - как ее не любить, т.е., по Мышкину, не жалеть. Мышкин был уверен, что Аглая его поймет, стоит ей только все рассказать, «непременно всё». Вспомним, как ранее оценивал князь Мышкин свой разговор с одним очень образованным атеистом, который, так же как сейчас Радомский, стройно и последовательно доказывал Мышкину, что Бога нет, а князь с удивлением понимал: не про то говорит собеседник, не понимает того, о чем говорит. Не о том говорит и Радомский.

Иными словами, в Радомском мы видим много знания человеческой психологии, аналитический ум, умение сопоставлять факты и делать собственные выводы. Но есть в нем и сострадание, и жалость, и желание понять другого. Последнее очень важное качество характера героя, так как оно позволяет ему развиваться в направлении христианского отношения к людям. Радомский постоянно размышляет о смысле жизни и значении поступков других персонажей. Коле Иволгину его даже не приходится просить о помощи, достаточно было сообщить о несчастии, чтобы Евгений Павлович взялся устроить лечение князя, чем выказал, на наш взгляд, лучшие свои качества. Автор называет его другом князю Мышкину.

В искреннем участии и сострадании видим мы проявление живой души Евгения Павловича, а это говорит о его способности серьезно задуматься о будущем и Том, Кто может наполнить его жизнь смыслом, чтобы не чувствовать себя больше «лишним человеком» в своей стране. Более тесное общение со светлой героиней романа, Верой Лебедевой, способно ускорить процесс возврата к вере. Ел. Местрергази даже называет Радомского «одним из немногих положительных персонажей в романе» .

Литература

1. Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений в 30-ти томах. Т. 8. – Л., 1973.

2. Кирпотин В.Я. Мир Достоевского. – М., 1983. С. 58.

3. Кунильский А.Е. Опыт истолкования литературного героя: (роман Ф.М. Достоевского «Идиот»): Учеб. пособие. – Петрозаводск, 2003.

4. Местергази Ел . Вера и князь Мышкин. Опыт «наивного» прочтения романа «Идиот». // Роман Ф.М. Достоевского «Идиот»: современное состояние изучения. – М., 2001. С. 291-318.

Сальникова Оксана Михайловна — кандидат филологических наук, доцент филологического факультета Северо-Восточного федерального университета им.М.К. Аммосова, г. Якутск

«Идиот» Достоевского Ф.М.

Вслед за « » Ф.М.Достоевский пишет роман « » (1868). Если в первом про-изведении герой показан как отрицательный персонаж, то в «Идиоте» автор поставил перед собой противоположную задачу — «изобразить вполне прекрасного человека». Эта идея была «старинная и любимая» у Достоевского. Свое стремление создать «положительного героя» автор вопло-тил в образе князя Мышкина. Князь Лев Николаевич Мышкин отличается с первого взгляда от всех действую-щих лиц романа тем, что он с радостью воспринимает мир. Он умеет быть счастливым. Он заявляет об этом в первый же день приезда в Петербург. В разговоре с семейством Епанчиных при рассказе о своей жизни в Швейцарии князь признается: «Я, впрочем, почти все время был счастлив». Создавая образ князя, Достоевский в тетрадях с планами и набросками к роману дает следующую характеристику: «Взгляд его на мир: он все прощает, везде видит причины, не видит греха непростительного и все извиняет».

Достоевский лишает Мышкина всех внешних качеств, которые могут привлекать окружающих. Некрасивый, не-ловкий, а иногда и даже смешной в обществе, князь болен тяжелой болезнью. На большую часть людей, с кем он сталкивается, он в первый момент производит впечатление «идиота». Но затем все герои романа прекрасно сознают превосходство князя над собой, его духовную красоту. А все это потому, что князь — счастливый человек. «Лю-бить — вот умение быть счастливым. Человек любви ищет, потому что радости ищет. Счастливое сердце — любящее сердце. Любовь сама по себе есть высшее благо. И в людях Мышкин открывает этот всегда живой и влекущий, но робкий и таимый поток любви, жажду любить и быть любимым». (А.Скафтымов).

Причины, мешающие людям любить, Достоевский раскрывает в образах остальных действующих лиц романа. Настасья Филипповна, Рогожин, Аглая, Лизавета Прокофьевна, Ипполит, Ганя Иволгин и генерал Иволгин — всем им, в большей или меньшей степени, мешает быть счас-тливыми, понимать и прощать чувство гордости, самолю-бие. Все прекрасные начала человеческих чувств они скры-вают, не дают им выйти наружу. Стремление утвердить себя над всеми превращается у них в потерю своего собствен-ного лица. Огромное желание любить, раскрыть себя перед другим человеком подавляется в них в силу великого само-любия и приносит им только боль и страдание.

Человек, который противопоставлен всем им, — это князь Мышкин, человек, который совершенно лишен самолюбия. Князь — единственный человек, который умеет распознавать в людях те их прекрасные душевные качества, которые они так старательно прячут от посторон-них глаз. Недаром князю легко и хорошо бывает только с детьми. Дети еще не научились прятать свои чувства, обманывать, подавлять в себе искренние порывы. Да и сам Мышкин — «большой ребенок». У Достоевского чувство «детскости» в его героях — это всегда признак того, что в их душе еще не совсем пропали «живые источники сердца», они еще живы, их не заглушили окончательно «уверения и соблазны отрицающего рассудка и гордости».

Но князю всегда трудно со своей открытой душой и простодушием в обществе «больших людей», потому что наивно-открытая душа для чужих, нелюбящих глаз, черствых и завистливых сердец смешна и никак не укладывается в рамки общества, где все чувства наглухо закрыты и где соблюдаются свои собственные законы приличия. В таком обществе искренность даже неприлична и способна только унизить человека. У тех, кто больше любит князя, и ценит, и уважает, такое поведение вызывает стыд за него, смущение и негодование на самого князя за то, что он раскрывает душу недостойным людям.

Но князь Мышкин чувствует расстояние между собой и внутренним своим идеалом. И умеет ценить отношение к себе со стороны. Он много страдает от того, что понимает разницу между тем, что он говорит, как говорит, и самим собой «Я знаю, что я... обижен природой... в обществе я лишний... Я не от самолюбия... Я очень хорошо знаю, что про свои чувства говорить всем стыдно». Князь это чувст-вует не потому, что он самолюбив, в отличие от всех других действующих лиц романа, а потому что боится, что выра-жение этих мыслей может быть не понято окружающими, что «главная идея» может исказиться и оттого он будет страдать еще больше. И князь тоже мечтает о человеке, который понял бы его, полюбил такого, как он есть.

Этот «свет» понимания и приятия своей души он почувствовал в Аглае. Поэтому в романе звучит мотив двойной любви князя. С одной стороны, любовь к Настасье Филипповне, любовь сострадательная, любовь-прощение, любовь «для нее». С другой стороны - любовь к Аглае, жажда прощения для себя, любовь «для себя». Князь всегда верил что Аглая его поймет. Князь понимает, что его трудно полюбить, но он стремится к любви. В его сердце одна любовь не вытесняет другую, они обе живут в его душе И если бы по воле автора князь не был бы втянут в конфликтную ситуацию, он остался бы с Аглаей. Но он остался с Настасьей Филипповной, и это произошло не по его воле, потому что он знал, что необходим для нее.

«Идиот» - одно из самых сложных произведении Достоевского. Салтыков-Щедрин назвал идею романа «лу-чезарной» и подчеркнул, что Достоевский вступил в ту область «преддверий и предчувствий», куда устремлены «отдаленнейшие искания». Образ князя Мышкина, заду-манный как тип «положительно прекрасного человека», превратился в образ больного, слабого человека с печатью глубоких внутренних страданий.

Князь не способен разрешить ни одного жизненного противоречия, он сознает трагический, безысходный хаpaктер происходящих явлений, но он пока еще никак не может изменить эту жизнь. Несмотря на то, что князь глубоко понимает жизнь и людей, он не может оказать на них никакого влияния. Он не может помешать терзаниям Настасьи Филипповны, предупредить ее убийство Рогожиным, помочь Аглае найти выход из тупика и сам кончает жизнь безумием. Достоевский сближает Мышкина с Дон-Кихотом и пушкинским «бедным рыцарем». С одной сто-роны, он подчеркивает этим нравственную высоту князя, а с другой стороны — его бессилие, порожденное несоот-ветствием его идеалов и жизни. Таков итог встречи идеаль-ного героя с людьми бездуховного, разлагающегося обще-ства. «Он, — замечал Достоевский, — только прикоснулся к их жизни. Но то, что бы он мог сделать и предпринять, то все умерло вместе с ним... Но где только он ни прикос-нулся — везде он оставил неисследимую черту».

Сочинение

В конспекте статьи «Социализм и христианство» Достоевский рассматривает весь исторический путь человечества с точки зрения самосознания личности: сначала патриархально-первобытное состояние, когда человек живет в массе - непосредственно; затем цивилизация - расцвет индивидуализма, «время переходное», когда человек, как личность, «становится во враждебное, отрицательное отношение к авторитетному, патриархальному закону масс и всех». Третья форма общественного развития характеризуется тем, что человек «возвращается в массу», но уже обогащенный сознанием. Эта концепция мирового исторического процесса помогает понять группировку действующих лиц в романе «Идиот». Все герои-персонажи, противопоставленные Мышкину, относятся к периоду «цивилизации», к той стадии истории, которая является кризисным состоянием человечества и характеризуется с этим романтические тенденции в романе с наибольшей силой сказались в обрисовке Мышкина, носителя той ценности, которая выступает как нечто универсальное, обращенное к будущему.

Роман в целом - реалистический по методу обобщения действительности, образ Мышкина, «положительно-прекрасного человека», глубоко реалистический образ трагического героя, не избежавшего известной односторонности.

Заостренной духовностью Мышкин, несомненно, обращен к будущему этапу человеческой истории и предвосхищает это будущее. Но вместе с тем он лишь приближается к «вековечному идеалу» - возлюбить ближнего как самого себя, потому что полное осуществление этого идеала связано, по мысли Достоевского, с концом земного существования человека, с перерождением его в другую натуру, в другое высшее существо, которое «не женится и не посягает».

Как и любой другой человек, Мышкин находится в состоянии «переходном», некоторыми свойствами своего характера он связан с эпохой цивилизации: хотя он и лишен гордости и тщеславия, но ему свойственно личное начало, проявляющееся непроизвольно. Участник всеобщей человеческой трагедии, Мышкин связан с ней началом личности, сказавшимся в истории его отношений с Настасьей Филипповной. В чистую сферу сострадания он вносит личное влечение и восхищение, которые в данном случае, согласно авторской концепции, следует рассматривать как роковую, непоправимую ошибку, породившую тяжелые последствия. Идеал бескорыстной любви оказался неосуществленным - именно этим князь Мышкин связан с «переходным» периодом человеческой общественной истории.

Цель изобразить «положительно-прекрасного человека» в реальных обстоятельствах России 60-х годов приводит писателя к созданию трагического героя, обращенного в будущее лучшими помыслами, но еще связанного с настоящим историческим моментом человечества прежде всего до конца неизжитой «обособленностью», а также некоторой раздвоенностью своей личности. Ученые уже обратили внимание на борьбу противоположных начал во внутреннем мире Мышкина, различных сфер его сознания. Мораль сострадания - это мировоззренческая сфера героя, органически связанная с его внутренним нравственно-психологическим строем, но он ощущает и темную бездну подсознания в себе, отсюда его внимание к сложному сочетанию добра и зла в человеке. Гармоничность Мышкина - выстраданная гармоничность. Простодушие, доверчивость не мешают князю быть проницательным: «Насквозь человека пронзаете, как стрела, такою глубочайшею психологией наблюдения».

В романтическом искусстве конкретно-историческая социальная действительность, лишенная положительного общечеловеческого содержания, как «антиценность» противостоит «ценности», т. е. началам добра и красоты в личности героя. Такой антитезы в романе Достоевского нет. Участники «цивилизации», т. е. дво-рянско-буржуазногб общества, страдающие индивидуалистическими настроениями, тоже отличаются сложностью, как и положительный герой. Они все почти тянутся к чистой, бескорыстной любви и с благоговением относятся к Мышкипу как нравственно высокому человеку, который пришел, чтобы вести их к высшему единению. Познакомившись с Мышкиным в вагоне поезда, Рогожин сказал ему: «Князь, неизвестно мне, за что я тебя полюбил». Даже «опытному» камердинеру генерала Епанчина князь «почему-то нравился», хотя он и чувствовал нелепость простого разговора с «человеком». Настасья Филипповна сразу же «поверила в него». Для Аглаи Мышкин - «рыцарь бедный» из стихотворения Пушкина, воплотивший в себе «огромное понятие средневековой рыцарской платонической любви». Все как-то непосредственно постигают душу князя Мышкина именно потому, что он ближе других стоит к живому источнику жизни. В каждом человеке он открывает эту робкую и таимую потребность любить. Он видит, как все его окружающие страдают под бременем тиранического самолюбия. Утверждая себя, они вступают в противоречие с глубинным своим духовным «я». Мышкин же проницательно видит человека в его подлинном содержании.

Достоевский понимал, что чувство личности - самое прочное, коренное чувство в человеке. Он писал: «Потребность заявить себя, отличиться, выйти из ряду вон есть закон природы для всякой личности; это право ее, ее сущность, закон ее существования, который в грубом, неустроенном состоянии общества проявляется со стороны этой личности весьма грубо, даже дико, а в обществе уже развившемся - нравственно-гуманным, сознательным и совершенно свободным подчинением каждого человека выгодам всего общества и обратно, беспрерывной заботой самого общества о наименьшем стеснении прав всякой личности»20. Чувство личности признается писателем вполне естественным и зависящим от состояния общества. Он осуждает лишь те проявления, которые оказываются грубым эгоизмом, себялюбием, и приветствует те, которые принимают форму самоотверженного служения другим. В «Зимних заметках о летних впечатлениях» Достоевский сказал о сознательном самопожертвовании как признаке высочайшего развития человека, его могущества.

При всех отличиях Толстой и Достоевский сходятся в признании сущности человека как духовной, которая бесконечна и свободна внутри самой себя. Но как явление жизни, человек представляет собою единство противоположных начал - духовного и плотского, эгоистической сосредоточенности на себе и неизбывного стремления слиться с другими любовно. С одной стороны, обособленное существование людей как чувственных организмов, их инстинктивное движение отгородиться друг от друга, а с другой стороны их объединяет всеобщая идеальность, объясняющая их заинтересованное влечение друг к другу. Благодаря внутреннему единству, все личности, несмотря на самостоятельность и обособленность, входят в «животворящую их идеальность», если выразить мысль Толстого и Достоевского словами Гегеля. Человек, не властный преодолеть личное начало, чувство своей раздельности с другими, может слиться с ними в порыве бескорыстной любви и сострадания. Эгоизм и самолюбие всего живого на Земле преодолевается великой способностью к любви и согласию. Все люди близки друг другу животворящим началом любви, свободной духовной сущностью, которая и составляет их живое единство, их глубочайшую субстанцию.

«Идеальность», как глубочайшая основа личности, проявляется в этом духовном преодолении своей раздельности, обособленности, в этом духовном растворении себя в других, в готовности жертвенно служить другим. «Идеальность» выражает себя в чувстве неразрывной связи с родиной и народом, ответственности за его страдания, в благоговейном признании народа носителем высшего нравственного сознания при всех эмпирических безобразиях его отдельных представителей. Как член народа, человек обретает настоящую реальность, и величайшее развитие его личности происходит через духовное внутреннее единство с народом, а через него с человечеством. Согласие с Целым приводит человека в гармоническое состояние духа. Чувство личности, связанное с самолюбивой обособленностью существования, теряет остроту в этом согласии, в этом единстве со всеми, в сознании торжествующей духовности. Таким образом, эгоистическое обособление людей в какой-то степени преодолевается благодаря их братскому тяготению друг к другу, братскому общению, жажде «прощения». Человек, как замкнутая в себе непосредственность, «одушевленная, чувствующая единица», «непосредственно единичное», живет в царстве несвободы, подчинен законам необходимости. Только в слиянии с другими, только в жертвенном служении другим он обретает свободу.

Живой организм как бы замыкается внутри себя, отгораживается от остальной реальности, но вместе с тем располагает и тенденцией к слиянию с другими, теряя в этом слиянии болезненное чувство личности и получая высочайшее нравственное удовлетворение.

Другие сочинения по этому произведению

«Преступления и наказания»). На примере преступления человека нового поколения автор показывает кризис русского сознания XIX-го века. Раскольников – вполне русский человек, «тип петербургского периода», но то, что совершается в его душе – явление не личное и не национальное: в ней отражается состояние всего мира. Трагедия современного человечества в полной силе раскрывается в России, стране величайших крайностей и противоречий. Русский дух, не скованный преданием и беспредельно свободный, наиболее напряженно переживает мировую драму. Вот почему романы-трагедии Достоевского , несмотря на все их национальное своеобразие, имеют всемирное значение. Но в «Преступлении и наказании» кризис сознания концентрируется в одной душе, выпавшей из старого миропорядка. В «Идиоте» – все действующие лица втянуты в этот кризис, все принадлежат к гибнущему миру. «Положительно прекрасный человек», князь Мышкин один противостоит «темным силам» и гибнет в борьбе с ними. В «Преступлении и наказании» только Раскольников и его двойник, Свидригайлов , поражены страшным недугом; остальные, по видимости, еще здоровы. В «Идиоте» тлетворное поветрие охватило всех, все души изъязвлены, все устои расшатаны, все источники вод отравлены. Мир романа «Идиот» страшнее и трагичнее мира «Преступления и наказания»: люди мечутся в лихорадке, говорят в бреду, стонут и скрежещут зубами. Два романа – две стадии той же болезни: в первом болезнь в зародыше, во втором – в полном развитии. Мы знаем, с каким волнением следил Достоевский из-за границы за всем происходившим в России, как мрачно смотрел он на действительность, как пытался и в уголовной хроники вычитать грозные знаки близкого конца. Газеты жаловались на падение нравственности, на участившиеся преступления, грабежи и убийства. Но в то же время он никогда так не верил в грядущее обновление погибающего мира, в спасение человечества образом русского Христа. Противоречие между отчаянием и надеждою, безверием и верою воплотилось в «Идиоте». Роман построен на потрясающем контрасте мрака и света, смерти и воскресения.

Достоевский. Идиот. 1-я серия телесериала

В шестидесятые годы пессимизм и оптимизм писателя казались болезненно-преувеличенными, роман был непонят и почти незамечен; старый мир стоял, по-видимому, прочно и непоколебимо; процесс разрушения, о котором говорил Достоевский, совершался в темных глубинах сознания. Только теперь, в нашу катастрофическую эпоху, мы начинаем понимать его пророчества.

В романе «Идиот» показана роковая власть денег над человеческой душой. Все герои одержимы страстью наживы, все они или ростовщики (как Птицын, Лебедев, капитанша Терентьева), или воры, или авантюристы. Идея Гани варьируется его окружением. Птицын солидно отдает деньги под проценты и знает свой предел: приобрести два-три доходных дома; генерал Иволгин у всех просит взаймы и кончает воровством; жилец Фердыщенко, познакомившись с князем, неожиданно спрашивает его: «У вас деньги есть?». И, получив от него двадцатипятирублевый билет, долго рассматривает его со всех сторон и, наконец, возвращает. «Я пришел вас предупредить, – заявляет он, – во-первых, – мне денег взаймы не давать, потому что я непременно буду просить». Этим комическим эпизодом подчеркивается всеобщая страшная завороженность деньгами. Тема денег усиливается размышлениями самих персонажей. Ганя говорит князю: «Здесь ужасно мало честных людей, честнее Птицына нет». Его тринадцатилетний брат Коля философствует о том же: подружившись с князем, он делится с ним своими мыслями. Его детская душа уже уязвлена неблагообразием родителей, безнравственностью общества. «Здесь ужасно мало честных людей, – замечает он, – так даже некого совсем уважать... И заметили вы, князь, в наш век все – авантюристы! И именно у нас в России, в нашем любезном отечестве. И как это так все устроилось, не понимаю. Кажется, уж как крепко стояло, а что теперь... Родители первые на попятный и сами своей прежней морали стыдятся. Вон, в Москве, родитель уговаривал сына ни перед чем не отступать для добывания денег: печатно известно... Все ростовщики, все, вплоть до единого». Коля вспоминает убийство Данилова и связывает жадность к наживе с преступностью. В его словах уже приоткрывается основная идея романа.

Первая часть заканчивается приемом у Настасьи Филипповны. Мотив денег вводится рассказом Фердыщенко о самом дурном поступке: он украл три рубля у знакомых; в краже обвинили служанку и выгнали. Особенных угрызений совести он ни тогда, ни потом не чувствовал. И рассказчик заключает: «Мне вот все кажется, что на свете гораздо более воров, чем не-воров, и что нет даже такого самого честного человека, который бы хоть раз в жизни чего-нибудь не украл». Этой низменно-шутовской исповедью подготовляется эффект катастрофы. Рогожин приезжает купить Настасью Филипповну: в руках его «большая пачка бумаги, крепко и плотно завернутая в "Биржевые Ведомости" и обвязанная туго-натуго со всех сторон и два раза накрест бечевкой, вроде тех, которыми обвязывают сахарные головы». Он предлагает сначала 18 тысяч, потом надбавляет до сорока и, наконец, доходит до ста. В трагическом аукционе пачка – сто тысяч – играет главную роль.

Настасья Филипповна возвращает слово Гане и срамит его. Мотив корыстолюбия связывается с мотивом преступности. Служение маммоне приводит к человекоубийству. «Нет, теперь я верю, – говорит она, – что этакой за деньги зарежет! Ведь теперь их всех такая жажда обуяла, так их разнимает на деньги, что они словно одурели. Сам ребенок, а уж лезет в ростовщики. А то намотает на бритву шелку, закрепит да тихонько сзади и зарежет приятеля, как барана, как я читала недавно». Настасья Филипповна ссылается на дело купца Мазурина, убившего ювелира Калмыкова. Снова вторгается в роман уголовная хроника. Свое апокалиптическое видение мира автор строит на фактах «текущего момента». Героиня швыряет в огонь пачку со ста тысячами и бросает вызов Гане: вытащи деньги из огня, и они – твои. Эффект этой сцены заключается в контрасте между бескорыстием хозяйки и алчностью ее гостей. Она вызывает не только Ганю, но весь «проклятый» мир, поклоняющийся золотому тельцу. Происходит смятение: Лебедев «вопит и ползет в камин», Фердыщенко предлагает «выхватить зубами одну только тысячу»; Ганя падает в обморок. В эту вакханалию золота вступает и князь: он предлагает свою руку героине, заявляя, что получил наследство, что он тоже миллионер.

Во второй части появляется компания шантажистов. Бурдовский выдает себя за незаконного сына Павлищева, благодетеля князя Мышкина, затевает против него дело, чтобы сорвать порядочный куш. Его приятель Келлер помещает в газете «обличительную» и гнусно-клеветническую статью о князе. Лебедев говорит об этих молодых людях, что они «дальше нигилистов ушли». Апокалиптическая тема развивается в негодующем монологе Лизаветы Прокофьевны Епанчиной: царство золотого тельца – преддверие царства смерти. «Уж и впрямь последние времена пришли, – кричит она. – Теперь мне все объяснилось! Да этот косноязычный разве не зарежет (она указала на Бурдовского), да побьюсь об заклад, что зарежет! Он денег твоих десяти тысяч, пожалуй, не возьмет, а ночью придет и зарежет, да и вынет их из шкатулки. По совести вынет!.. Тьфу, все навыворот, все кверху ногами пошли... Сумасшедшие! Тщеславные! В Бога не веруют, в Христа не веруют! Да ведь вас до того тщеславие и гордость проели, что кончится тем, что вы друг друга переедите, это я вам предсказываю. И не сумбур это, и не хаос, и не безобразие это?»

В словах генеральши Епанчиной выражена заветная идея писателя: нравственный кризис, переживаемый человечеством XIX-го века, есть кризис религиозный . Вера в Христа угасает, ночь опускается на мир; он погибнет в кровавом хаосе войны всех против всех. Страстное пророчество Елизаветы Прокофьевны «научно» резюмируется резонером Евгением Павловичем. Но его хладнокровный диагноз болезни века, пожалуй, еще страшнее, чем пылкое негодование генеральши. «Все, что я выслушал, – говорит он, – сводится по моему мнению, к теории восторжествования права, прежде всего и мимо всего и даже с исключением всего прочего, и даже, может быть, прежде исследования, в чем и право-то состоит? От этого дело может прямо перескочить на право силы, т. е. на право единичного кулака и личного захотения, как, впрочем, и очень часто кончалось на свете. Остановился же Прудон на праве силы. В американскую войну многие самые передовые либералы объявили себя в пользу плантаторов, в том смысле, что негры суть негры, ниже белого племени, а, стало быть, право силы – за белыми... Я хотел только заметить, что от права силы до права тигров и крокодилов и даже до Данилова и Горского недалеко ». Это пророчество исполнилось буквально: люди двадцатого века знают по опыту, что такое право силы и право тигров и крокодилов...

Такова картина мира, раскрывающаяся в «Идиоте». Идея: неверие неизбежно ведет к человекоубийству, воплощается в действии романа: все герои – убийцы, или в действительности, или в возможности. Безбожное человечество стоит под знаком смерти.

На чем основан Апокалипсис Достоевского? Не на болезненной ли фантазии? Он страстно негодовал, когда критики называли его роман фантастическим, и утверждал, что он – более реалист, чем они. Грозные знаки надвигающегося на мир «смутного времени» уже вписаны в «текущей действительности»; нужно только уметь их прочесть. Писатель вглядывался в мелкие факты, в газетные известия, хронику происшествий, отчеты об уголовных процессах и гордился, что отгадывает самые неуловимые «веяния момента». Когда печаталось «Преступление и наказание», в газетах появились заметки о деле студента Данилова. 14-го января 1866-го года Данилов убил и ограбил ростовщика Попова и его служанку. Бедный студент жил на уроки, был умен и хорошо образован, отличался твердым и спокойным характером; у него была «красивая внешность, большие черные выразительные глаза и длинные, густые, откинутые назад волосы». Во время процесса арестант Глазков вдруг подал заявление, что убил ростовщика не Данилов, а он; но вскоре взял его обратно, «сознавшись, что Данилов его подговорил». Достоевский был поражен: действительность с удивительной точностью подражала вымыслу. Дело Данилова воспроизводило сюжет «Преступления и наказания»: даже ложное признание Глазкова соответствовало в романе ложному самообвинению Николки. «Реализм» его торжествовал. «Ах, друг мой, – писал он Майкову, – совершенно другие я понятия имею о действительности и реализме, чем наши реалисты и критики. Мой идеализм реальнее ихнего. Ихним реализмом сотой доли реальных, действительно случившихся, фактов не объяснить. А мы нашим идеализмом пророчили даже факты . Случалось».

В искусстве Достоевского величайшие взлеты фантазии сочетаются с кропотливым изучением фактов. Он всегда начинает восхождение с низин повседневной действительности. Его романы насыщены хроникой происшествий.

Фабула «Идиота» тесно связана с уголовными процессами 60-ых годов. Самый замысел романа возник под впечатлением дела Умецких. В окончательной редакции ни одна подробность этой семейной драмы не уцелела. «Озлобленная гордячка» Миньона – Умецкая – лишь отдаленный прототип Настасьи Филипповны. Процесс Умецких был ферментом, который привел в движение творческую мысль автора, но почти бесследно растворился в процессе работы. Два других уголовных дела – Мазурина и Горского – определили собой композицию романа. Достоевский признавался С. Ивановой, что «для развязки почти и писался, и задуман был весь роман». Развязка – убийство Рогожиным Настасьи Филипповны: значит, в нем смысл романа. Идея «убийственности» падшего мира реализуется в «убийстве» героя. Фигура убийцы миллионера возникает под впечатлением процесса купца Мазурина.

В романе «Идиот» Достоевский подводил итог многим своим размышлениям о христианстве, о личности Христа и судьбе его учения в миру. «Главная мысль романа, - писал Достоевский, - изобразить положительно прекрасного человека». Перечисляя лучшие образцы мировой литературы, на которые он ориентировался, Достоевский говорит, что единственное «положительно прекрасное лицо» для него Христос. И еще Дон Кихот, но он прекрасен потому, что в то же время и смешон, отчего «является сострадание к осмеянному и не знающему себе цены прекрасному».

Слово «идиот», по В. Далю, означает «малоумный, неосмысленный от рожденья, тупой, убогий, юродивый». Достоевский наделил М. той «неосмысленностью от рожденья», от которой князь лечился в Швейцарии у доктора Шнейдера. Он появился в России без гроша в кармане, не зная, где будет жить, но с огромным любопытством к стране, где родился. Каждому встречному он открыт как ребенок и радостно готов принять все, что мир ему покажет. При этом М. полон своих серьезных мыслей и не знает, кому можно их изложить. Первый, кому он излагает свои впечатления о смертной казни и убежденность, что убивать за убийство нельзя, - это лакей в доме генерала Епанчина. М. принимает этого «человека» за человека и тем совсем сбивает того с толку. Князь угадывает всех персонажей романа, насквозь видя их нутро, их замыслы, но не планируя никакой собственной роли в их судьбах, никакой корысти. Все возникает как бы само собой. М. видит людей разобщенных, разъединенных - его роль в том, чтобы соединить то, что разъединено, воскресить человеческие души, повернуть людей друг к другу. Каждый раз он апологет чужой души и ее целитель.

Но вылечить эти души невозможно - обстоятельства реальной жизни сильнее князя, и, сам того не желая, он каждый раз лишь провоцирует катастрофы. Его простодушие и доброта лишь повод к раздорам в обществе, где корысть и собственничество составляют первооснову. Его способность сострадать поначалу озадачивает, вызывает у всех подозрительность и неверие, а потом становится для князя подлинным несчастьем, потому что в путанице и хаосе различных ситуаций он приходит к мысли, что «сострадание есть главный закон бытия», и отказаться от этой мысли уже не может. Князь М. уверовал в эту истину, в которую не верит никто. Страдают по-своему все - не сострадает, однако, никто. Каждый жаждет участия и помощи, но помочь другому не умеет.

Еще в Швейцарии Князь Мышкин понял, что ему хорошо только с детьми: «Через детей душа лечится…» Но в романе «Идиот» нет детей, лишь тринадцатилетний Коля Иволгин (который, кстати, понимает о происходящем больше взрослых). Достоевский отказался от мысли описать «детский клуб», возникающий около князя. «Князь в деле», «тверд в деле» - это осталось вне пределов романа. Никакого «дела» у князя нет. Его «делом» становится жизнь Настасьи Филипповны, Аглаи, Ипполита. Дар проницательности позволяет князю в каждом из этих очень разных персонажей разглядеть ребенка, и каждый такой ребенок становится мучителем князя, потому что давно вырос и захвачен своими страстями и болезнями. «О, какой же вы маленький ребенок, Лизавета Прокофьевна!» - обращается М. к генеральше Епанчинои, та соглашается, а потом вконец умучивает князя своими родительскими заботами. Конечно же, дитя и Аглая, но это ребенок вздорный, капризный, балованный. Большая часть романа посвящена Ипполиту, чахоточному юноше, который хочет «объясниться» с человечеством перед смертью, пытается застрелиться, пишет «Объяснение» и т. п. М. и тут понимает самую суть: Ипполит одинок, измучен своими комплексами и жаждет простого человеческого участия.

Самая большая, непоправимая беда для князя - это Настасья Филипповна, лицо которой, впервые увиденное на портрете, поразило его соединением страдания и гордости. Страдания Настасьи Филипповны становятся для М. мукой и ужасом - он не знает, как их лечить.

Действие романа происходит на Гороховой, на Песках, то в Павловске, то на Петроградской, оно возбуждается атмосферой странного города. Петербург приобретает как бы свою власть над людьми и, в частности, над М., но это уже не та власть, которую имел город над Мечтателем в «Белых ночах». Та власть полна поэзии и юного очарования. Теперь перед нами другой город, вернее, тот же, но в другое время. Он уже не отделен от мира, связан с Европой железной дорогой. И то, что называют западной цивилизацией, причудливо отражается в российском зеркале.

В набросках к «Идиоту» на каждой странице преступление, деньги, продажа, карьера, суд и т. д. Все это выглядит путаной, рукой безумца рисуемой картиной. Одно страшное лицо возникает, тут же стирается, закрывается другим лицом, фигурой, только рукой, только глазом, но и в этом глазе - та же страсть, тот же ужас. По ходу создания романа прояснялся сюжет, и в центре его возник невероятный женский облик. Он и поразил князя. Его, как слабого ребенка, затянула круговерть человеческих отношений, в центре которых - Настасья Филипповна. Он увидел ее, и теперь, о чем бы он ни думал, он живет только Настасьей Филипповной. Они, не сходясь, уже сошлись - у них общее одиночество и высота духовности. Достоевский пишет в записной книжке: «Любовь христианская - Князь».

И трижды помечает на полях черновиков: «Князь Христос». М. наделен даром «высшей любви», лишенной расчетливости. Но эта «высшая любовь» князя, который невинен и не знает женщин, превращается в муку для Настасьи Филипповны. Женщина знала (еще девочкой узнала) оскорбительную страсть развратного Тоцкого, потом она узнала страсть Рогожина, думавшего купить ее за сто тысяч. В князе она впервые «человека увидела». Увидела - и полюбила, хотя и таит это до времени. А князь ничего не таит, «ему бы только любить». Поцеловать портрет Настасьи Филипповны для него - абсолютное, полное выражение чувства, не ждущего большей полноты. С точки зрения обыкновенных людей, это идеализм, бесплатное рыцарство. Последнее подметила Аглая, прямо адресовав М. стихи о «рыцаре бедном».

«Что-то тяжелое и неприятное как бы уязвило князя», когда он услышал это чтение. Его «высшая любовь» стала предметом восхищения, но вместе с тем и осмеяния. Аглая вторглась туда, где никому нет места, и нарушила то, что нарушать нельзя. Вторжение Аглаи в интимную жизнь князя становится роковым: М. запутывается и в конце концов уже не знает, не может сказать, кого он любит, Аглаю или Настасью Филипповну. Он приходит к тому, что любит обеих; помимо воли князь сталкивает двух женщин в жестоком поединке.

А потом Князь Мышкин окончательно запутывается - утешает Настасью Филипповну, покорно становится ее женихом, внешне спокойно принимает известие, что та убежала с Рогожиным, по всему городу ищет Настасью Филипповну и Рогожина, собственно, уже зная, что случилось. Рассудок князя не выдержал всего, что пришлось ему увидеть и пережить в России, - «князь попал опять за границу, в швейцарское заведение Шнейдера».