От Гость >>
Чем, с вашей точки зрения, можно объяснить «странное» поведение купца Ферапонтова в приведённом эпизоде?
К сумеркам канонада стала стихать. Алпатыч вышел из подвала и остановился в дверях. Прежде ясное вечернее небо всё было застлано дымом. И сквозь этот дым странно светил молодой, высоко стоящий серп месяца. После замолкшего прежнего страшного гула орудий над городом казалась тишина, прерываемая только как бы распространённым по всему городу шелестом шагов, стонов, дальних криков и треска пожаров. Стоны кухарки теперь затихли. С двух сторон поднимались и расходились чёрные клубы дыма от пожаров. На улице не рядами, а как муравьи из разорённой кочки, в разных мундирах и в разных направлениях проходили и пробегали солдаты. В глазах Алпатыча несколько из них забежали во двор Ферапонтова. Алпатыч вышел к воротам. Какой - то полк, теснясь и спеша, запрудил улицу, идя назад.
Сдают город, уезжайте, уезжайте, - сказал ему заметивший его фигуру офицер и тут же обратился с криком к солдатам:
Я вам дам по дворам бегать! – крикнул он.
Алпатыч вернулся в избу и, кликнув кучера, велел ему выезжать. Вслед за Алпатычем и за кучером вышли и все домочадцы Ферапонтова. Увидав дым и даже огни пожаров, видневшиеся теперь в начинавшихся сумерках, бабы, до тех пор молчавшие, вдруг заголосили, глядя на пожары. Как бы вторя им, послышались такие же плачи на других концах улицы. Алпатыч с кучером трясущимися руками расправлял запутавшиеся вожжи и постромки лошадей под навесом.
Когда Алпатыч выезжал из ворот, он увидал, как в отпертой лавке Ферапонтова человек десять солдат с громким говором насыпали мешки и ранцы пшеничной мукой и подсолнухами. В то же время, возвращаясь с улицы в лавку, вошёл Ферапонтов. Увидав солдат, он хотел крикнуть что - то, но вдруг остановился и, схватившись за волоса, захохотал рыдающим хохотом.
Тащи всё, ребята! Не доставайся дьяволам! – закричал он, сам хватая мешки и выкидывая их на улицу. Некоторые солдаты, испугавшись, выбежали, некоторые продолжали насыпать. Увидав Алпатыча, Ферапонтов обратился к нему.
Решилась! Расея! – крикнул он. – Алпатыч! Решилась! Сам запалю. Решилась… - Ферапонтов побежал на двор.
По улице, запружая её всю, непрерывно шли солдаты, так что Алпатыч не мог проехать и должен был дожидаться. Хозяйка Ферапонтова с детьми сидела так же на телеге, ожидая того, чтобы можно было выехать.
Была уже совсем ночь. На небе были звёзды и светился изредка застилаемый дымом молодой месяц. На спуске к Днепру повозки Алпатыча и хозяйки, медленно двигавшиеся в рядах солдат и других экипажей, должны были остановиться. Недалеко от перекрёстка, у которого остановились повозки, в переулке, горели дом и лавки. Пожар уже догорал. Пламя то замирало и терялось в чёрном дыме, то вдруг вспыхивало ярко, до странности отчётливо освещая лица столпившихся людей, стоящих на перекрёстке.
(Л. Н. Толстой «Война и мир»)
Вопрос: Чем, с вашей точки зрения, можно объяснить «странное» поведение купца Ферапонтова в приведённом эпизоде?
В романе «Война и мир» Толстой показывал борьбу русской армии с французскими захватчиками. Понять отношение русского народа к этой войне и захватчикам нам помогает сцена сжигания лавок купцом Ферапонтовым.
Этот купец оставался в Смоленске до последнего. Он не верил в то, что город сдадут врагу. Когда через город стали проходить отступающие русские полки, Ферапонтов не желал уходить из города. Он даже побил свою жену за то, что та хотела бежать с детьми из Смоленска. Всю серьезность положения он понял только после того, как осколком снаряда ранило его кухарку.
Как все православные люди он отправился на молебен в собор. Когда Ферапонтов вернулся домой, он увидел, что его лавку опустошают солдаты. Он хотел прогнать солдат, а потом призвал всех разбирать запасы в лавке, чтобы они не достались врагу. Как мы узнаем позже, он поджог свой амбар с запасами зерна.
Ферапонтов это купец, который умеет ценить свое имущество. Но в тот момент, когда он понял всю безнадежность положения Смоленска, он решил, что лучше пусть его имущество разграбят русские люди, чем оно достанется французам. Это своего рода самопожертвование. Очень многие русские люди шли на этот шаг в ходе войны. Именно поэтому мужики жгли сено для лошадей, сжигали свои деревни крестьяне. Народ делал все для того, чтобы французской армии нечем было поживиться на русской земле.
Этот эпизод Толстой ввел в роман, чтобы показать силу народного духа и самопожертвования.
Для Толстого, художника и мыслителя, годы написания «Войны и мира» - время, когда он, граф, стоял на пороге разрыва со своим классом, и одновременно ему представлялось, что найден образец жизни, лишенный пороков, характерных для господствующих классов. События войны 1812 года как бы помогали ему утвердиться в двух мыслях. Первая - об удаленности высшего дворянства от интересов страны и прочной привязанности к внешним проявлениям жизни: «...те же были выходы, балы, тот же французский театр, те же интересы дворов, те же интересы службы и интриги». Вторая - о силе народного духа, о том, что путь человека к счастью и правде в отказе от своего «я» и в подчинении этого «я» общему, народному.
Толстой сравнивает русских и французов с двумя фехтовальщиками, один из которых требует фехтования по правилам, т. е. требует игры (это французы), а другой никаких правил не признает (это русские), потому что понял, что «дело это не шутка, а касается его жизни», и потому «бросил шпагу» и, «взяв первую попавшуюся дубину, начал ворочать ею». Толстой считает, что такой способ ведения войны «благо тому народу, который в минуту испытания, не спрашивая о том, как по правилам поступали другие в подобных случаях, с простотою и легкостью поднимает первую попавшуюся дубину и гвоздит ею до тех пор, пока в душе его чувство оскорбления и мести не заменится презрением и жалостью».
Народ не понимает и не признает игры в войну. Война ставит перед ним вопрос жизни и смерти. И Толстой - историк, мыслитель - приветствует народную войну. Толстой - будущий непротивленец, воспевает в романе «дубину народной войны», создает образ героя-партизана Тихона Щербатого, считает партизанскую войну выражением справедливой народной ненависти к врагу, видит в таком поведении простого народа его духовную высоту.
В первом томе романа самым ярким эпизодом, рисующим характер русского человека на войне, является рассказ о батарее капитана Тушина. Капитан Тушин - обыкновенный, ничем не выдающийся офицер, каких было много в русской армии. Этот маленький, худой, пугливый и слабый, в чем-то даже смешной человек на поле боя оказывается истинным героем. Конечно, он боялся, но в нужный момент сумел победить свой страх. А мужество в том и заключается, убежден Толстой, чтобы, вздрагивая от выстрелов, не бежать оттуда, где опасно, но делать свое дело. Обыкновенны и тушинские солдаты, которые «как дети... смотрели на своего командира, и то выражение, которое было на его лице, неизменно отражалось на их лицах».
На войне одна забота владеет и веселящимися в грязном пруде солдатами, и купцами, жгущими свой хлеб, и полководцем Багратионом. Рискуя навлечь гнев царя, он после оставления Смоленска пишет без всякой дипломатии письмо Аракчееву: «Больно, грустно, и вся армия в отчаянии... Слух носится, что вы думаете о мире. Чтобы помириться, боже сохрани!.. Ежели уж так пошло - надо драться, пока Россия может и пока люди на ногах... Скажите, ради бога, что наша Россия - мать наша - скажет, что так страшимся и за что такое доброе и усердное Отечество отдаем сволочам и вселяем в каждого подданного ненависть и посрамление...»^^
Так думает не один Багратион - вся Россия. Хотя у каждого она своя. У Ферапонтова она другая, у Наташи - третья, но у всех одна.
И все они, знатные и простые: князь Андрей и Алпатыч, Николай Ростов в своем полку и Пьер в Москве, человек во фризовой шинели, радующийся пожару Смоленска, и стиснутый московской толпой Петя Ростов, купающиеся солдаты и генерал Багратион - все они знают теперь: пришел час, когда стало важно только одно - общая судьба всех, судьба Отечества.
В романе более ста массовых сцен, в нем действуют свыше двухсот человек из народа, названных поименно, хотя значение самого народа определяется не количеством массовых сцен, а народной идеей. Важнейшие события романа оцениваются Толстым с точки зрения простых русских людей - крестьян Карпа и Власа, старостихи Василисы, купца Ферапонтова, дьячка и многих других, враждебно встретивших наполеоновскую армию и оказавших ей сопротивление.
Вот Алпатыч подъезжает к Смоленску, под которым уже стоят французы. Он волей-неволей выслушивает купца Ферапонтова, у которого всегда останавливался в городе. На сообщение, что «все француза боятся», Алпатыч отвечает: «Бабьи толки, бабьи толки!» Его волнует одно: погода хорошая, упускается «дорогой день для уборки хлеба». Купец Ферапонтов только один раз появится на страницах романа, но то, что с ним произойдет, поможет нам понять и Наташу, и Андрея, и Петю, и всех простых людей, которые вчера жили в мире, а сегодня живут на войне.
Владелец дома, постоялого двора и мучной лавки, «толстый, черный, красный сорокалетний мужик с толстыми губами, с толстой шишкой-носом, такими же шишками над черными, нахмуренными бровями и толстым брюхом» - таков Ферапонтов. Совсем не симпатичный мужчина. Толстой нарочно рисует его таким: не живот у него, а брюхо, не нос, а шишка; в трех строчках четыре раза повторено слово «толстый». Он черный, красный, и первые его слова - о деньгах: «Мужики по три рубля с подводы просят - креста на них нет!» Жена умоляет его уехать из Смоленска, но Ферапонтов не хочет ехать ни за что, не хочет оставить добро, он даже избил жену за ее просьбы.
Единственное, что движет Ферапонтовым, - нежелание платить по семь рублей за подводу (вчера было по три, сегодня уже по семь!); его мучит зависть к купцу Селиванову, выгодно продавшему муку в армию.
И вот начался обстрел города из орудий: «засвистело что-то, как сверху вниз летящая птичка, блеснул огонь посередине улицы, выстрелило что-то и застлало дымом улицу». Уже идут по улице русские солдаты, оставляющие город; уже офицер кричит Алпатычу: «Сдают город, уезжайте, уезжайте!» И в это время в лавку Ферапонтова врываются несколько солдат. Они «с громким говором насыпали мешки и ранцы пшеничной мукой и подсолнухами. В то же время в лавку вошел Ферапонтов. Увидав солдат, он хотел крикнуть что-то, но вдруг остановился и, схватившись за волосы, захохотал рыдающим хохотом.
Тащи все, ребята! Не доставайся дьяволам! - закричал он, сам хватая мешки и выкидывая их на улицу...
Решилась! Расея! - крикнул он. - Алпатыч! решилась! Сам запалю. Решилась... - Ферапонтов побежал на двор».
Он остался тот же - черный, красный, с толстым брюхом, хитрый купец, умеющий из всего извлекать выгоду. Но в его крике: «Не доставайся дьяволам!», в котором он отождествляет себя с «Расеей», в его рыдающем хохоте: «Сам запалю» - уже таятся будущий пожар Москвы и погибель Наполеона. Потому что настал миг, когда купец Ферапонтов думает не о деньгах и товарах, а о России. Может, он и не думает о ней, но чувствует за нее - так, как чувствуют в этот час все.
Уже горят дома и лавки, подожженные такими же хозяевами, как Ферапонтов, и люди несут «из пожара через улицу на соседний двор горевшие бревна», чтобы зажечь еще что-то, чтобы не досталось французам.
« - Урруру! - вторя завалившемуся потолку амбара, из которого несло запахом лепешек от сгоревшего хлеба, заревела толпа. Пламя вспыхнуло и осветило оживленно радостные и измученные лица людей, стоявших вокруг пожара...»
Духовная высота простых людей в дни начавшейся Отечественной войны 1812 года становится, мы видим, вехой нового духовного пути героя-правдолюбца Пьера. Сначала великим откровением для него становятся русские солдаты, защищающие Русскую землю, не думая о себе. В каждом из них Пьер увидел то согласие с самим собой, в котором так давно нуждался. Сближение с народом и перенесенные им самим лишения в плену объясняют характер размышлений и смысл выводов Пьера, решившего, что самое главное - стать таким, как они: «Солдатом быть, просто солдатом!» Солдатом он, однако, не стал, но участвовать в обороне Москвы этот богач из высшего света решил под видом простого человека, переодевшись в кафтан кучера.
Высота духа простых людей в военные дни становится и той неуловимой силой, называемой духом войска, о которой ведут разговор Пьер и князь Андрей. Эта сила, по мнению Толстого, и определила нравственный исход сражения. Наполеон приказал направить двести орудий на русских - ему доложили, что приказ выполнен, «но что русские все так же стоят.
Наш огонь рядами-вырывает их, а они стоят, - сказал адъютант».
Вот с этого момента и Наполеон, и вся его армия начали испытывать «чувство ужаса перед тем врагом, который, потеряв половину войска, стоял так же грозно в конце, как и в начале сражения». Впервые Наполеону, до сих пор жившему в мире вечного успеха и верившему, что его победы неизбежны, пришлось понять, что в этой войне над ним одержана победа нравственная, потому что на французов «в первый раз под Бородином была наложена рука сильнейшего духом противника».
На примере француза Рамбаля, умевшего молодцевато расправлять усы и снисходительно разговаривать с побежденными, Толстой показывает, в каком жалком положении оказалась великая французская армия. Русские солдаты, встретившие француза, могли бы убить его как врага. Но война выиграна, и жестокости уже нет в душе народа, «чувство оскорбления и мести» уже заменилось в ней «презрением и жалостью». Французов накормили, дали им водки, Рамбаля отнесли в избу...
Для Толстого самое главное качество, которое он ценит в людях, -человечность. И именно оно, естественное чувство гуманности, живет теперь, когда враг изгнан, в душах простых солдат. В нем и заключено то высшее благородство, которое проявляют солдаты, сплошь состоящие из вчерашних крестьян, простые русские люди - народ-победитель, народ, поднявшийся в 1812 году на защиту Родины и разгромивший огромную неприятельскую армию во главе с непобедимым до того полководцем.
Выразителем народных чувств и нравственной высоты писатель делает Кутузова, которого отличает в романе «необычайная сила проникновения в смысл совершающихся явлений, а источник ее лежит в народном чувстве, которое он носил в себе во всей своей чистоте и силе».
Это-то народное чувство и тянет самого Толстого к мужику, в котором нравится ему все: и доброта, и трудолюбие, и работоспособность, и здоровье, и жизнелюбие, и непосредственность, и патриотизм, и покорность судьбе. В намерении показать сближение передовой части дворянства с народом в 1812 году (в романе об этом свидетельствует не только Кутузов, но и Пьер, Наташа) писатель, считаясь с исторической правдой, полагаю, говорит всего лишь о возросшем интересе к простому мужику. Но и в таком виде мысль Толстого явилась откровением.
Князь Николай Андреевич Болконский, отправляя в Смоленск своего управляющего Алпатыча, дал ему только обычные хозяйственные поручения. Но княжна Марья, по совету Десаля, послала с Алпатычем письмо к губернатору «с просьбой уведомить ее о положении дел и о мере опасности, которой подвергаются Лысые Горы».
И вот Яков Алпатыч собирается в путь, «провожаемый домашними, в белой пуховой шляпе (княжеский подарок), с палкой, так же как князь...»
Всякий раз, как на страницах «Войны и мира» появляется Алпатыч, он произносит имя князя Болконского, «гордо поднимая голову и закладывая руку за пазуху», - этим жестом он подчеркивает значительность своего хозяина. Вся жизнь Алпатыча - отражение жизни старого князя. Собираясь в дорогу, он точно так же, как князь, отстраняет своих родственниц:
«- Ну, ну, бабьи сборы! Бабы, бабы! - пыхтя, проговорил скороговоркой Алпатыч точно так, как говорил князь, и сел в кибиточку».
Мы уже видели, что Толстой почти никогда не описывает войну от себя, своими глазами. Мы видели битвы глазами Николая Ростова и Андрея Болконского, мы увидим Бородино глазами Пьера - так и теперь мы подъезжаем к Смоленску, под которым уже стоят французы, вместе с Алпатычем.
Он волей-неволей выслушивает купца Ферапонтова, у которого всегда останавливается в Смоленске. На сообщение, что «все француза боятся», Алпатыч отвечает, как князь: «Бабьи толки, бабьи толки!» Его волнует одно: погода хорошая, упускается «дорогой день для уборки хлеба».
Купец Ферапонтов только один раз появится на страницах романа, но то, что с ним произойдет, поможет нам понять Наташу, и Андрея, и Петю, и всех людей, которые вчера жили в мире, а сегодня живут на войне.
Владелец дома, постоялого двора и мучной лавки, «толстый, черный, красный сорокалетний мужик с толстыми губами, с толстой шишкой-носом, такими же шишками над черными, нахмуренными бровями и толстым брюхом» - таков Ферапонтов. Не правда ли, мало симпатичный мужчина? Толстой нарочно рисует его таким: не живот у него, а «брюхо», не нос, а шишка; в трех строчках четыре раза повторено слово «толстый»; сам он «черный, красный», и первые же его слова - о деньгах: «Мужики по три рубля с подводы просят - креста на них нет!» Жена умоляет его уехать из Смоленска: «Не погуби ты меня с малыми детьми; народ, говорит, весь уехал; что, говорит, мы-то?» - Ферапонтов не хочет ехать ни за что, не хочет оставить добро, он избил жену за ее просьбы: «Так бил, так волочил!»
Единственное, что интересует Ферапонтова: как бы не заплатить по семь рублей за подводу (вчера было по три, сегодня уже по семь!); его мучит зависть к купцу Селиванову, выгодно продавшему муку в армию.
И вот Алпатыч выезжает с ферапонтовского двора. «Вдруг послышался странный звук дальнего свиста и удара, и вслед затем раздался сливающийся гул пушечной пальбы, от которой задрожали стекла».
Это было начало. «С разных сторон слышались свисты, удары ядер и лопанье гранат, падавших в городе». Если бы мы видели все это глазами князя Андрея или его отца, мы бы сразу поняли, что началось бомбардирование города из множества орудий. Но за нас смотрит Алпатыч, и он ничего не понимает; вокруг него людям только любопытно, даже весело - до той самой секунды, когда «засвистело что-то, как сверху вниз летящая птичка, блеснул огонь посередине улицы, выстрелило что-то и застлало дымом улицу». Так увидели Алпатыч и женщины, стоявшие в воротах. Но это что-то, похожее на птичку, раздробило бедро любопытной кухарке - тогда только люди поняли, что происходит.
Уже идут по улице русские солдаты, оставляющие город; уже офицер кричит Алпатычу: «Сдают город, уезжайте, уезжайте!» - ив это время в лавку Ферапонтова врывается несколько солдат. Они «с громким говором насыпали мешки и ранцы пшеничной мукой и подсолнухами. В то же время... в лавку вошел Ферапонтов. Увидав солдат, он хотел крикнуть что-то, но вдруг остановился и, схватившись за волосы, захохотал рыдающим хохотом.
Тащи все, ребята! Не доставайся дьяволам! - закричал он, сам хватая мешки и выкидывая их на улицу...
Решилась! Расея! - крикнул он. - Алпатыч! решилась! Сам запалю. Решилась... - Ферапонтов побежал на двор».
Он остался тот же - черный, красный, с толстым брюхом, хитрый купец, умеющий из всего извлекать выгоду. Но в его крике: «Не доставайся дьяволам!», в его рыдающем хохоте: «Сам запалю» - будущий пожар Москвы и погибель Наполеона, потому что настал миг, когда купец Ферапонтов думает не о деньгах и товарах, а о России.
Может, он и не думает о ней, но чувствует за нее - так, как чувствуют в этот час все.
Уже горят дома и лавки, подожженные такими же хозяевами, как Ферапонтов, и люди несут «из пожара через улицу на соседний двор горевшие бревна», чтобы зажечь еще что-то, чтобы не досталось французам.
Не может в эту минуту произойти ничего удивительного: даже то, что Алпатыча вдруг окликает князь Андреи, освещенный пламенем пожара, - даже это не странно: здесь должен быть князь Андрей, «в плаще, верхом на вороной лошади», с бледным и изнуренным лицом; он должен вот так, «приподняв колено... писать карандашом» записку отцу. Все сметено, война идет по Смоленску, и только один человек остается неизменным в этом безумном, полыхающем мире.
«- Вы полковник? - кричал штабный начальник, с немецким акцентом, знакомым князю Андрею голосом. - В вашем присутствии зажигают дома, а вы стоите? Что это значит такое? Вы ответите, - кричал Берг, который был теперь помощником начальника штаба левого фланга пехотных войск первой армии...»
От этого «помощника начальника штаба левого фланга» душу переворачивает. Ничего, ничего он так и не понял, как не понял и его друг Друбецкой; у Берга в этой войне «место весьма приятное и на виду»; он не понимает, зачем зажигают дома; где ему - чистому и розовому - до толстого, красного, черного Ферапонтова!
А князь Андрей, который семь лет назад кричал на Жеркова за глупые шутки, сегодня не кричит на Берга: он его не замечает, не слышит.
«- Урруру! - вторя завалившемуся потолку амбара, из которого несло запахом лепешек от сгоревшего хлеба, заревела толпа. Пламя вспыхнуло и осветило оживленно радостные и измученные лица людей, стоявших вокруг пожара...
Князь Андрей - с ними, с этими людьми, сжигающим» свой хлеб, с купцом Ферапонтовым, и нет ему дела до Берга; забота у него - Россия.
После того, что князь Андрей видел в Смоленске, его уже не может удивить то, что он замечает, отступая со своим пол ком по большой дороге, мимо Лысых Гор: «Оставшиеся на корню хлеба сгорали и высыпались. Болота пересохли. Скотина ревела от голода, не находя корма по сожженным солнцем лугам... Солнце представлялось большим багровым ша ром. Ветра не было, и люди задыхались...» ;
Это - война. Но и на войне люди остаются людьми. Заехав в свое разоренное поместье, князь Андрей увидел двух крестьянских девочек, воровавших сливы в барской оранжерее. Они испугались барина, и князь Андрей тоже «испуганно-поспешно отвернулся от них, боясь дать заметить им, что он их видел». После встречи с девочками был еще пруд, в котором «с хохотом и гиком» купались солдаты - «весельем отзывалось это барахтанье, и оттого оно особенно было грустно». Грустно потому, что война разрушает не только дома и амбары, она идет по человеческим жизням, и все эти люди весело барахтающиеся в пруде, завтра могут погибнуть, и девочки со сливами тоже, война не пощадит никого.
Но люди уже и не хотят пощады. Одна забота владеет этими веселящимися в грязном пруде солдатами, и купцами, жгущими свой хлеб, и полководцем Багратионом. Рискуя заслужить гнев царя или всесильного Аракчеева, он все-таки после оставления Смоленска пишет Аракчееву письмо - прекрасное письмо не знакомого с дипломатией солдата: «Больно, грустно, и вся армия в отчаянии, что самое важное место понапрасну бросили... Слух носится, что вы думаете о мире. Чтобы помириться, боже сохрани!.. Ежели уж так пошло - надо драться, пока Россия может и пока люди на ногах... Скажите, ради бога, что наша Россия - мать наша - скажет, что так страшимся и за что такое доброе и усердное Отечество отдаем сволочам и вселяем в каждого подданного ненависть и посрамление...»
Что такое Россия - мать наша? Разоренный дом в Лысых Горах, девочки со сливами; Наташа, изменившая князю Андрею с Анатолем, сестра, сын, старик отец - вот Россия князя Болконского. У Ферапонтова она другая, у Багратиона - третья, но у всех одна, и все они: князь Андрей и Алпатыч, Николай Ростов в своем полку и Пьер в Москве; человек во фризовой шинели, радующийся пожару Смоленска, и стиснутый московской толпой Петя Ростов; купающиеся солдаты и генерал Багратион - все они знают теперь: пришел час, когда стало важно только одно - общая судьба всех, судьба Отечества.
