У вас есть парочка припрятанных старых пластинок, которые вы бы хотели продать? Найдется немало коллекционеров, готовых купить стопку старых записей, которые вы бережно хранили на протяжении многих лет. Что ж, мало какие пластинки стоят много денег, так что внимательно прочитайте эту статью - возможно, вы находитесь в нескольких шагах от получения за них приличного вознаграждения!
Шаги
Поиск и продажа записей
- С недавних пор на рынке начали пользоваться спросом рок-записи эпохи «ранний винтаж», особенно таких умерших культовых личностей, как Джими Хендрикс, Дженис Джоплин и Джим Моррисон. Кроме того, оживленная торговая сейчас бурлит среди коллекционеров 45-х, особенно 1950-х годов ритм-энд-блюза и раннего рока. Большой интерес вызывают редкие и необычные записи (в вопросах внешней политики и так далее), композиции Элвиса Пресли и the Beatles. Также значительный интерес представляют записи, которые продаются с постерами исполнителей.
Переберите свою фонотеку - чердаки, подвалы и шкафы. Возможно, так вы сможете немного заработать и освободить ценное пространство в вашем доме для других целей. Ценными могут оказаться: LP (LP (англ. Long Play , LP от long-playing - долгоиграющие 25 и 30-сантиметровые диски, играют на 33 1/3 оборотов в минуту), 78-е (несколько хрупких дисков, играют на 78 оборотов в минуту с каждой стороны) и 45-е (17- сантиметровые диски, играют на 45 оборотов в минуту).
Отложите все записи, от которых вы хотите избавиться, и приготовьтесь получить пользу от вашего прошлого.
Изучите спрос и предложение. Насколько редкая запись? Если изначально именно таких пластинок было продано миллионы, вполне вероятно, что покупатель охотнее купит ее в музыкальном магазине с хорошими условиями хранения или еще у кого-нибудь. Дефицит - вот что важно! На эту запись должен быть спрос по таким причинам: особенный исполнитель (например, великий талантливый музыкант, который умер молодым и не успел сделать много записей), лейбл, на который он был записан (в оригинальной записи, в отличие от «переиздания»), или необычная особенность пластинки (например, V-образный диск, запись военных времен, вырезки, взятые из радиопередач, оригинальная картинка или 10-дюймовый LP). Дефицитной считается также запись «out-of-print» (больше не выпускается), таких предложений на рынке меньше. Так называемые «бутлеги» (записи, сделанные незаконно c живых концертов или передач) тоже представляют ценность для коллекционеров.
Проверьте состояние записи. Если грампластинка как новенькая или ее состояние близко к идеалу, запись будет иметь наивысшую ценность. В записи в «очень хорошем» состоянии не должно быть никаких искаженных звуков или ухудшения качества звука. «Хорошее» - означает, что могут быть некоторые дефекты, но это терпимо. «Приемлемое» - означает, что пластинка может играть, но будут звучать помехи и отвлекать внимание от прослушивания, что снижает ценность записи. Пластинки с царапинами на поверхности стоят мало или вообще ничего. У некоторых продавцов есть и свои критерии оценки.
Подумайте о содержании записи. Говоря в целом, интерес к музыке гораздо выше, чем к сфере юмористических записей, и стоимость музыкальных пластинок, как следствие, будет тоже выше. Некоторые виды музыкальных записей продаются очень дорого. Наибольшую рыночную и денежную ценность, как правило, представляют джазовые пластинки, оригинальные композиции старого Бродвея и саундтреки к фильмам. Кроме того, коллекционными считаются ранние записи в стиле ритм-энд-блюз. Среди классических записей наиболее ценными считают оркестровые выступления, за ними следуют инструментальная, камерная музыка и концерты, сольные вокальные и оперные арии и, наконец, полная опера. Для некоторых коллекционеров важен тип записи - моно или стерео, что, соответственно, влияет на конечную стоимость пластинки. Советы смотрите ниже.
Найдите подходящего покупателя для своего сокровища. Записи приобретают коллекционеры, заказывают по почте дилеры, используют музыкальные магазины и просто обычные люди (иногда из-за ностальгии или от любви к артисту; кроме того, некоторые меломаны считают, что звук качественной виниловой записи лучше, чем на CD-диске или другом носителе). Для действительно редких записей лучшие ценовые предложения могут поступить от перекупщиков, которые знают этот рынок как свои пять пальцев, а также то, за сколько они могут их перепродать. Коллекционеры эмоциональны, иногда доходят до фанатизма, чтобы пополнить свою коллекцию. Они могут много заплатить за особенный экземпляр. Получить редкую запись популярного исполнителя за приемлемую цену, включающую в себя только себестоимость без наценки перекупщиков - большая редкость.
Сначала исследуйте рынок. Внимательные наблюдения, наряду со знаниями звукозаписывающей индустрии и ее исполнителей, необходимы для определения стоимости конкретной записи. Когда (и если) вы определите, что запись действительно редкая, вам будет легче определить ее стоимость. Для того, чтобы глубже разобраться в ценообразовании, прочтите приведенные ниже советы.
В 21 веке технологии развиваются столь стремительно, что поколения всевозможных гаджетов сменяют друг друга, не задерживаясь надолго в нашей памяти. Правда, есть еще «последние из Могикан», те, кто не представляют своей жизни без бумажных книг и грампластинок. О настоящих «винилофилах» рассказывает Эйлон Пас (Eilon Paz) в фотопроекте «Dust & Grooves».
Над созданием фотоцикла Эйлон Пас трудилась шесть лет. За это время она побывала не только в различных городах Америки, но и за пределами страны, чтобы отыскать коллекционеров винила. Как оказалось, таких увлеченных меломанов немало. Фотографировала их Эйлон Пас на фоне высоких стеллажей с пластинками, количество которых бьет все возможные рекорды. Автор проекта уверена, что эти люди делают великое дело: они собирают раритеты и обеспечивают их сохранность.
Все собранные снимки вышли отдельным иллюстрированным изданием объемом в 416 страниц. Книга названа «Dust & Grooves: Adventures in Record Collecting». На фотографиях запечатлена повседневная жизнь коллекционеров: в одной студии пластинки рассортированы по алфавиту, в другой – по цвету обложки и расставлены подобно радуге.
Эйлон Пас с любовью говорит о тех, с кем ей довелось познакомиться за время проекта: «Они коллекционируют вещи, музыкальные артефакты, со временем это становится не просто привычкой, а настоящей страстью, которая меняет жизнь этих людей». Фотограф добавляет, что каждая из пластинок становится «маркером» определенного этапа в жизни коллекционеров: глядя на одну, они вспоминают свою молодость, глядя на вторую – пристрастия и вкусы. Постепенно складывается увлекательная история о том пути, который довелось пройти каждому из этих удивительных меломанов.
Музыкальный номер — это отчасти номер о том, чего нет. В мире mp3, блогов и коллекций, измеряемых сотнями гигабайт,собственно музыка мало кого волнует. Новые альбомы не вызывают душевного трепета, от свежескачанного хочется поскорее избавиться.Единственным предметом, который по-прежнему вызывает в людях нежность, зависть и простой человеческий интерес, оказывается давно забытая виниловая пластинка. Алексей Мунипов выяснил, как устроен московский мир винила, и встретился с главными коллекционерами.
«Я старался ни с кем никогда не меняться. И слушать свои пластинки не давал. Есть деньги — покупай, нет — иди на х…». В подвале «Трансильвании» жарко, над головой — торговый зал с тоннами CD: виниловых пластинок там нет, но это главная меломанская точка в Москве, и где начинать расспросы о коллекционерах, как не здесь?
Владелец «Трансильвании» Борис Николаевич Симонов когда-то был президентом Московского общества филофонистов и, по идее, должен знать каждого. О его собственной коллекции ходят легенды. Говорят, что все там только на виниле. Что по размерам она не уступает, а то и превосходит собрание «Трансильвании». Что под нее отведена отдельная квартира. И что, разумеется, доступа в нее нет никому.
Все это оказывается правдой.
«Собирать пластинки я начал в середине 60-х, — рассказывает Симонов. — Я точно знал, что пластинки мне никто не подарит, клянчить послушать тоже не хотелось. По лесам, по толчкам я не бегал — только покупал и продавал, и только у проверенных людей. В Москве было несколько серьезных фарцовщиков. Они-то зарабатывали на другом — на мохере, плащах болоньях, платках, часах, джинсах. Разгружали моряков, артистов, журналистов, спортсменов, дипломатов разных. Винил привозили тоже, но что с ним делать — никто толком не знал. С одной стороны, вроде модная вещь, с другой — в музыке никто не разбирался. Ну знали Тома Джонса, оркестр Поля Мориа, The Beatles… Наши люди из жадности покупали винил на распродажах, а там, как ни странно, попадались интересные вещи. Вот я их и подбирал. Лучшее оставлял, остальное продавал — за те же деньги. Это не было бизнесом — просто я мог очень много слушать и много оставлять себе. Ну накопилось кой-чего».
О том, что именно там накопилось, остальные коллекционеры говорят со смесью зависти и восхищения. «Я бы какую сорокапятку не упоминал, Борис тут же — да у меня таких семь! — рассказывал диджей Миша Ковалев. — Ну раз семь — продай одну, говорю. А он — не-ет, как же я ее продам? Она же хорошая! У Бориса такая логика: вот он выпустит из рук хорошую пластинку — так ее ж загубят потом дураки всякие! Лучше уж пусть полежит».
Что компакты — это для лохов, Симонов вслух не произносит, но в общем подход понятен. Винила в «Трансильвании» нет принципиально. «А как торговать самым дорогим? Придут эти людишки, начнут смотреть, трогать, послушать захотят, не дай бог, поцарапают… Ну не убивать же их за это? Опасно!»
В Советском Союзе жизнь пластинки была причудливой и часто скоротечной. «Свежий лонгплей стоил 50-55 рублей. Но в первые дни мог стоить и 100. Приходит какой-нибудь Creedence «Cosmo’s Factory» — тут же хватают «писатели», которые записывают музыку за деньги, с утра до ночи перегоняют на пленку и многократно оправдывают свои деньги. После этого пластинка превращается в кашу». Никакого представления о редкостях, курьезах, коллекционных изданиях — короче, о том, что сейчас называется collectables и описывается в толстенных каталогах, — не было. «Даже я тогда не понимал, что первый тираж ценнее, потому что звучит лучше. То, за что сейчас люди отдают громадные деньги — какой-нибудь оригинальный King Crimson, The Beatles на желтом Parlophone, — раньше можно было просто ногой пнуть».
Это был мир сложных схем, бесконечных цепочек, пунктиров «от солиста Большого к композитору Артемьеву», звонков и перепродаж, честных завмагов, тихих надувал и серьезных коллекционеров — Доси Шендеровича, Рудика рыжего и Рудика черного, Василий Львовича и Василий Дмитрича. Если верить Симонову, в Москве было как минимум несколько коллекций на порядок больше, чем его собственная. Но мир этот вроде бы давно и безвозвратно кончился. Сложно представить себе молодого человека, который сейчас ездит за винилом по чужим квартирам. Зачем и кому это может понадобиться?
***
Вова Терех, гитарист группы «Ривущие струны», человек вполне молодой, про двух Рудиков слышал едва ли. Терех стоит в шортах посреди своей двухкомнатной квартиры, в воздухе висит сигаретный дым, вокруг пластинки, пластинки, одни пластинки. Из мебели только кровать, стол и штанга. Терех наливает чай, ставит на проигрыватель пластинку группы Edgar Broughton Band 1969 года и, дождавшись первых аккордов, говорит о том, о чем первым делом говорит каждый коллекционер: «Ну сам послушай — совсем же по-другому звучит!»
Звук — это то, ради чего люди, по идее, покупают винил. У винила — аналоговое звучание, у компакта — цифровое: коллекционеры называют его плоским, зажатым, неестественным — каким угодно, главное, что жизни в нем нет. «Я ж не был маньяком, — говорит Терех. — Слушал компакты, собрал прилично. И однажды из ностальгических соображений решил послушать альбом Deep Purple «In Rock» — любил я его в детстве. Купил фирменный компакт — вроде все на месте, а музыка какая-то не такая. Достал другое издание, потом ремастированное, потом дорогущее японское — все не то. Ну и один раз в гостях наткнулся на старую пластинку, поставил ее на проигрыватель — и понял, что нас обманывают».
«Тогда ведь не было ни CD, ни DVD, ни кассет — винил был единственным носителем, — говорит Терех, копаясь в коробках. — Все лучшие инженерные умы мира занимались только тем, что добивались идеального звука. Некоторые пластинки так звучат — невозможно поверить, что они записаны в 68-м». Слово «ремастеринг» коллекционеры ненавидят особенно люто: «Какой-то дядька сидит и решает, как улучшить старый альбом. Да откуда он знает-то?! Ну да, там можно услышать детали, которых раньше не было слышно, — так их, может, и не надо слышать!»
Терех собирает гараж, психодел, панк и краут-рок; понятно, что для него даже подержать в руках оригинальное издание легендарной пластинки «Nuggets» — уже приключение. Или найти на бросовом сборнике Лу Рида — под псевдонимом, еще до The Velvet Underground. Все это затягивает: у одних и тех же альбомов есть разные тиражи, разные версии, английские, американские и прочие издания. Самое неприятное, что звук у них тоже разный. «У американских дубовая такая масса, глубокая дорожка, и звук прямо давит. Мне такой нравится. Английские совсем по-другому звучат — не лучше, не хуже, просто по-другому». Первого альбома The Velvet Underground у Тереха поэтому семь штук, и все разные.
***
Ну и, конечно, дизайн. Чтобы поразить неофита, ему всегда показывают чудеса и красоты. Все это проходит под лозунгом «На CD такого не бывает». У пластинки группы The Faces вращаются глаза. В «Сержанта Пеппера» вкладываются сержантские усы и эполеты. К EP «Jesus Loves the Stooges» прилагаются специальные очки — в них виден трехмерный дохлый осел на одной стороне конверта и трехмерный губастый Игги на другой. В конверте Jethro Tull «Stand Up» внутри бумажные фигуры участников. Конверты из кожи, золотое тиснение, цветной винил, окошки из пластика, постеры и вкладки — довольно много всего.
У Дмитрия Казанцева, дизайнера и по совместительству блюзового музыканта, пластинок около 5 тысяч — по большей части старых, американских. Места они, вопреки ожиданию, занимают не так уж много — два больших стеллажа, то есть полкомнаты. Хозяин не глядя достает компакт-диск: «Что тут сравнивать? Он почти в 9 раз меньше пластинки. Если уменьшить картинку в 9 раз, все детали потеряются. Компакт вообще не может являться предметом коллекционирования. Цена ему — тьфу, ничего. В производстве он стоит копейки. А у пластинки — вон одной бумаги сколько ушло».
На полу, на кресле, на шкафу лежат неразобранные стопки. Дмитрий подцепляет верхнюю пластинку и показывает: «Ну вот. Альбом The Beach Boys «Love You». Ты его сперва берешь, рассматриваешь — какой дизайн гениальный, как тут все до мелочей придумано, прорисовано. Потом переворачиваешь, а там посреди этого гениального дизайна — какая-то идиотская любительская фотография. И вот ты думаешь, что за идиотизм, смотришь имя фотографа, думаешь: ну как так можно, это фотограф му…к или кто? То есть… Понимаешь? Ты пластинку еще даже не начал слушать, а уже столько удовольствия!»
Казанцев демонстрирует редкостное здравомыслие: за разными версиями одного альбома не гоняется, collectables видал в гробу, обращает внимание только на музыку и качество записи. «У тех же The Velvet Underground на первых альбомах — ну ужас же что творится! И играют кое-как, и записано чудовищно. Или первые тиражи The Beatles: они сейчас стоят диких денег, достать их очень сложно, при этом они же почти всегда убиты, а большинство — вообще монофонические. Меня и поздние переиздания устраивают». Но под конец вдруг признается: «Тут, конечно, надо понимать… Пластинок становится все меньше, а нас все больше. Почти весь винил на свете уже собран, описан, цены растут. И вот сидишь и думаешь: может, купить впрок? Потом-то не будет».
***
С этого «впрок», с размышлений о разнице звука, с фраз «Возьму две, одну на всякий случай» в голове у людей начинает биться безумная коллекционерская жилка. В Москве есть магазины винила, но настоящие коллекционеры в них не ходят. По крайней мере не в те, что на виду. Есть две-три точки на Горбушке, есть страннейший магазин при «Мелодии» — с нераспечатанной Пугачевой со склада, и конечно, есть «Звуковой барьер» на Ленинском и его владелец Паша. К Паше у всех куча претензий, но со «Звуковым барьером» не может тягаться никто: пластинок тут более ста тысяч — и такой коллекции советского винила ни в одном месте больше нет.
Тихий собиратель любит законспирированные места — вроде точки в 1-м Смоленском переулке, которой управляет Андрей Михайлов, также известный как Андрей Дальтоник. Это комната, от пола до потолка забитая пластинками, — ни вывески, ни звонка, ни намека. Тут будто сами собой рождаются душераздирающие истории — о спившихся коллекционерах, сгинувших коллекционерах, о людях, питавшихся только консервами и кукурузой без масла. Ходил один художник — спился. Ходил один химик — спился, утонул. Ходила пара, мать и сын, по прозвищу Акулы-каракулы — цепкие, как черти. Собирали только классику, и только старинные пластинки, на 78 оборотов. Однажды показали пластинку Бэллы Врубель — это жена художника Врубеля, она немного пела, записала 3 или 4 пластинки. Цена такой — 1500 долларов, как минимум. А они ее купили у старушки за 50 рублей.
«Джаз которые собирают или рок — те еще ничего, — говорит местный консультант, худой, беззубый, в свитере, помнящем еще Андропова. — А вот если начал собирать классику — это все. С концами. Вот возьми кларнетный концерт Моцарта: там то в минор, то в мажор, а потом раз — и в бездны тебя бросает. Адовы. Начало в середине, середина в конце, конец в начале — ничего не понятно. Как у Блаватской. Начнешь такое собирать — пиши пропало. Классика — она людей душит».
А еще есть марочники или каталожники — они собирают целиком каталогами: скажем, все пластинки, выпущенные на лейбле Vertigo. Про Андрея Дальтоника, который очень любит итало-диско, рассказывали, что у него в коллекции 5000 пластинок немецкого лейбла ZYX Music. Андрей цифру отверг: «Да там и вышло всего тысячи три. И все-таки позиций 70 у меня не хватает. Пять тысяч — это если вообще все мое евродиско посчитать». Всего в его коллекции 12 с половиной тысяч пластинок. «Стоят в отдельной комнате, никаких проблем. Семья не возражает. Но без меня туда никто не входит».
По всем признакам — винил сейчас на подъеме. Растет рынок, увеличиваются продажи, люди готовы платить большие деньги. Продавцы должны бы этому радоваться — но их это, похоже, только раздражает. «С теми же олигархами я не люблю работать. — Владелец магазина морщится. — Они все на суете, сами не знают, чего хотят. Утомительные люди».
Те, кто не знают, чего хотят, покупают свой Deep Purple «In Rock» и уходят прочь. Остаются свои — и с ними уже можно иметь дело. Это тонкая, но прочная сеть — такой коллекционерский Web 2.0, система знакомых между собой людей, с которой никакой аукцион eBay не сравнится. К тому же Михайлов говорит, что на eBay цены зачастую выше, чем у него. «С тех пор как стало можно покупать из России, все взлетело невероятно. Налетели изголодавшиеся. Я это просто вижу». Сложнее, но и надежнее, пользоваться личными связями: где-то в Сассексе нашлась коробка с нераспечатанным винилом, а в Красноярске на нее есть покупатель. И ни на какой eBay она не попадет. Аукцион — это анонимность, а собирательство — это всегда общение. На eBay, не дай бог, обманут, а человек, если и обманет, — то вот он, рядом. Лучше найти своего продавца где-нибудь в Америке или людей, которые ездят за пластинками в Англию, Японию, Финляндию и Голландию. Главное — наладить контакт».
***
Сеть знакомств — она же и сеть презрения. Здесь все всех знают и все друг друга терпеть не могут. Коллекционеры оркестров и музыки 50-х — коллекционеров панка и психодела. Джазмены — собирателей «Мелодии». Любители прог-рока 1968-1971-го — тех, кто любит еще и 1972-1973-й. Меломаны — барыг. Барыги — студентов. Студенты — фанатов Nazareth. Знатоки краут-рока — знатоков итало-диско. Покупатели старого винила — покупателей современного. Узкие специалисты — широких. Ценители классики — всех остальных.
Ниже всех на лестнице ненависти стоят те, кто собирает экзотику — японскую эстраду, голландский рок, африканские твисты. В маленькой квартире, где нет места, а есть только тропинки — к кровати, проигрывателю и электрооргану, Миша Ковалев ставит мне семидюймовку каких-то идиотических голландцев: куплена на барахолке за один евро. Ковалев — преподаватель ГИТИСа и диджей. Собирает всякое веселье. Тем, что здесь за таким никто не гоняется, очень доволен: однажды в «Звуковом барьере» удалось урвать часть коллекции Цветова, главного советского япониста-международника, — никому больше японская эстрада не понадобилась. В другой раз там же появился шкаф с кубинской музыкой: умер главный в Москве специалист по латино, вдова принесла все «к Паше». На каждой пластинке был вручную нарисован экслибрис, кое-где — даже самодельные обложки. Шкаф простоял пару дней, удалось кое-что нарыть, потом коллекция ушла в Англию — на Западе кубинцы на виниле ценятся страшно дорого. Коллекции покойников вообще богатая тема. Родственники их, бывало, выкидывали, иногда грузовиками свозили на Горбушку и продавали на вес. «Много добра так досталось, — рассказывал Симонов. — Но вот у меня недавно был потоп — залило только от мертвецов пластинки. Больше не буду у покойников брать, ну их к черту».
Ковалев произносит все положенные слова про звук, про чувство времени, про то, что этой музыки попросту нет на CD, — группы, которые выпустили три сингла и развалились, никто не помнит, и в интернете про них ничего нет. Главное же говорит под конец: в этих пластинках каким-то образом сохранилась собственно музыка. Жизнь, теплота, дуновение — черт его знает что. И свои семидюймовки он слушает, а их же, переписанные на CD, не может. Без обложки, без конверта — даже вспомнить не может, что это. «Я в Амстердаме как-то зашел в диджейский магазин: тысячи пластинок, все в белых конвертах и с замазанными названиями. Чуть не умер там».
И потом, на виниле ведь не купишь лишнего: и дорого, и муторно, и устанешь тащить. Винил — это селекция, а селекция — это как раз то, что сейчас нужно. Без поиска, без приложения усилий, без этих вроде бы нелепых барьеров музыка чахнет, скукоживается, исчезает. Вроде и гигабайты всего — а слушать нечего. Не хочется.
«Сходи, — посоветовал Ковалев на прощание, — на Горбушку. Там люди годами одни и те же пластинки друг другу перепродают. Вот это да — коллекционеры».
***
Красная палатка во дворе завода «Рубин» — сильное место. Люди, которые собирают по списку и по каталогу только The Beatles или только «кентерберийцев», меняют Sweet на Slade и Slade на Boney M, — все они здесь. Это московское общество филофонистов в том виде, в каком оно живо до сих пор. Суббота и воскресенье — сбор по утрам. Симонов, услышав о нем, сказал только: «Ну это конченые».
Вот человек, у которого 4000 пластинок, и все — только Deep Purple: все издания, и все сольные альбомы, и сольники всех, кто играл на сольниках. Вот ходит спец по битлам: бывают ведь, молодой человек, коллекции по восемь тысяч — и только битлы. Посредине стоит экземпляр в очках: он мало что может сказать, он еле стоит, и соседи гонят его прочь, потому что он, похоже, обделался — но авоську с пластинками он держит крепко. «Старейший клиент», — полуизвиняясь, говорит нынешний президент общества.
Здесь пахнет ветхостью, алчностью и перцовкой. И еще безволием: под этим красным тентом собираются не люди, а овладевшие ими коллекции. Любое собирательство — это, в сущности, нелепая тяга к порядку; к возможности обустроить, собрать, сохранить и описать хотя бы крохотный клочок жизни. В конце концов, Deep Purple не бесконечен, и ничто не бесконечно — рано или поздно закроются все самые редкие позиции, и коллекция станет полной, идеальной, совершенной.
Но полных коллекций не бывает. Можно всю жизнь собирать «Мелодию», найти редкий советский джаз, записи спившихся пианистов — и совершенно случайно узнать, что на тбилисском филиале «Мелодии» по ночам, в третью смену, за деньги писали и печатали модную музыку вроде кавер-версий на Нино Ферреру. Этих пластинок нет в официальном каталоге «Мелодии», а значит, их не существует — но они есть. Или услышать о фонотеке скромного кагэбэшника из 5-го отдела, куда присылали по 20 копий каждой (каждой!) мелодиевской пластинки — в том числе и запрещенные. Где она и что там — неизвестно.
«На самом деле никто ничего не знает, — говорит Казанцев. — Бывает конверт из одной страны, а пластинка сделана в другой. Выпущена в Голландии, написано «Made in Sweden», а сделана в Англии. Или начали печатать на одном лейбле, а допечатали на другом. Звучат по-разному, а отличаются только тем, что там какая-нибудь крохотная R стоит. Или даже не стоит. Никакой интернет тебе не поможет, ни в каких каталогах это не описано. У меня есть пластинка Донована — никто вообще понять не может, где она сделана».
Где-то в глубине Горбушки толстый человек, окруженный пластинками, почти кричит: «Ты не знаешь, что такое коллекции! Ты не знаешь, что такое раритеты! Это не коллекционеры, а пфуй! Настоящие раритеты не продают, не меняют, не показывают, о них не говорят. Настоящие коллекции не помещаются в квартиры! Их хранят — в ангарах! Их перевозят — фурами!» Мне, очевидно, их никогда не увидеть — под разговоры о лейблах, репринтах, редкостях и джазовой фонотеке Евстигнеева воображаемые фуры медленно уходят вдаль. Как мечты о спокойствии, как призрак мира, где нет ничего, кроме музыки. Как Моби Дик, которого совершенно невозможно догнать.
Buro 24/7 поговорило с людьми, для которых винил дороже жизни
Мавр, SuperDJ
Сколько тратит на пластинки
Почти все. Оставляю минимум на жизнь.
Самый ценный экземпляр
Это очень сложно. То же самое, что сказать, какая любимая пластинка. Нельзя назвать любимую, потому что есть другие, и сразу возникает вопрос, зачем тогда нужны они? Но у меня есть пластинка INXS, кажется, 1985 года, с автографами Майкла Хатченса и всей группы. Она ценнее всего остального.
Объект желания
Есть вишлист, в котором около 5 тысяч позиций. У меня недавно украли сумку с 80 пластинками, и теперь очень хочется восстановить все, что я потерял. Это для меня сейчас объект желания № 1.
Где покупает
Интернет-магазины, рынки, виниловые ярмарки... Когда выезжаю за границу, стараюсь найти виниловые магазины. В любом из них всегда можно найти что-то для себя. А в каких интернет-магазинах - это секретная информация.
У кого лучшая коллекция
Коллекция пластинок заточена под того, кто ее собирает. Собирать под публику - это не коллекция. Для дальнейшей продажи - тоже не коллекция. Коллекция - это когда выбранная музыка вызывает дрожь, биение сердца, ты хочешь ею обладать, потому и собираешь. По этой причине утерянные 80 пластинок - это как часть себя потерять.
На чем проигрывать
Сейчас выпускают много всякой техники. В 80-х китайцы делали кучу магнитофонов: звук пластмассовый, слушать невозможно. Кого-то это устраивало, а кто-то покупал дорогие кассетники. В вертушке главное, как она крутится, все остальное - это колонки. Также многое зависит от иглы. Есть такие проигрыватели, которые многие пластинки даже не берут. На них ставишь, а пластинка скачет. Винил, он разный, бывает тяжелый, и игла должна с ним совладать.
У меня дома три проигрывателя. Просто потому что я диджей.
Андрей Смирнов, основатель винил-лейбла Aby Sho Music
(издал на пластинках Onuka, The Hardkiss, Brutto)
Сколько тратит на пластинки
Сложно ответить. Я заказываю у поставщика оптом, он мне присылает раз в полгода. В общей сложности 800-900 долларов.
Самый ценный экземпляр
Несколько лет назад я выпустил винил Depeche Mode - это было первое украинское издание, и у меня первая пластинка из трехсот. Это любимая. А если по деньгам - первопресс альбома The Dark Side of the Moon группы Pink Floyd обошелся мне в 600 фунтов.
Объект желания
Пластинка японской порнозвезды Reiko Ike, которая выходила только в Японии в конце 1960-х - начале 1970-х. Я ищу первопресс, он стоит порядка 500-600 евро, я пока стараюсь найти подешевле.
Где покупает
Там, где вижу. За границей, на Discogs и eBay. Поставщику заказываю из списка новинок, который он мне предоставляет.
У кого лучшая коллекция
Я никогда не мерился коллекциями. У каждого свое: один мой товарищ собирает только пластинки с автографами, другой - старые первопрессы роковые, кто-то собирает более диджейскую музыку. Мне ближе моя коллекция.
На чем проигрывать
Каждый сам для себя выбирает. Многие к диджейской аппаратуре относятся отрицательно. Настоящие меломаны мечтают о каком-нибудь «самолете» за 10-15 тысяч евро, чтоб на нем звучало лучше всего. Но я далек от предрассудков и играю все на обычном диджейском проигрывателе.
Вадим Глина, предприниматель
Сколько тратит на пластинки
Иногда 20 долларов, иногда ничего. Я покупаю и продаю пластинки, занимаюсь бизнесом [у Вадима точка на рынке Петровка, павильон A28. - Buro 24/7], потому у меня расходы такие, чтоб я мог окупить то, что потратил. Также бывает, что покупаю пластинку, о которой давно мечтал, слушаю - а она мне не нравится. Приходится продавать или менять, но чаще продавать.
Самый ценный экземпляр
Это коробка Let It Be - The Beatles. В нее входит сама коробка, пластинка, плакат и книга. В 1970 году она стоила порядка 20 фунтов, а в наше время примерно 4 000 долларов. На то время это были бешеные деньги. Также промокопия The Doors - их печатали для того, чтобы отсылать на радиостанции и музыкальным критикам.
Объект желания
Так тяжело выбрать... Вот представьте: вы сидите за столом, а перед вами стоят устрицы, черная икра, произведения кулинарного искусства. Очень тяжело выбрать. Вот так и здесь.
Где покупает
На eBay, например. Вообще, узкий круг людей-меломанов приносит мне пластинки на продажу, и я выбираю. Это могут быть винилы, которые есть в каждом доме, какая-то советская эстрада. А есть, например, Лариса Мондрус, певица, которая эмигрировала в Германию, где выпустила несколько альбомов, не пользовавшихся успехом. В СССР ее пластинки публиковал в конвертах "Советская эстрада" с абстрактным рисунком. А теперь Лариса Мондрус, пластинка которой ничего не стоила, оценивается в 25 долларов.
У кого лучшая коллекция
Каждый считает, что у него лучшая коллекция. В Лос-Анджелесе я попал в один магазин, там у человека на продажу около 100 тысяч пластинок. Его собственная коллекция - около 25 тысяч. При этом у него еще редчайшая винтажная аудиотехника.
На чем проигрывать
Пластинку, которая была произведена в Британии, стоит проигрывать на британской аппаратуре, в Советском Союзе - на советской. Каждая страна-производитель рассчитана на свой стандарт.
