Роман "Фома Гордеев". - одно из лучших произведений М. Горького. Главный герой унаследовал от отца солидное состояние и семейное дело. Он пытается достойно продолжить коммерческую деятельность и приумножить нажитый отцом капитал, но мир дельцов чужд ему. Его горячая мечтательная натура подсказывает, что счастье не измеряется количеством денег. Ему претят грязь и несправедливость окружающей жизни. Он пытается найти свое место в ней, но это оказывается непросто. Фома ищет утешение в пьяном разгуле и диких выходках.
Горький Максим
Фома Гордеев
Горький Максим (Алексей Максимович Пешков)
Фома Гордеев
Антону Павловичу Чехову
М. Горький
I
Лет шестьдесят тому назад, когда на Волге со сказочною быстротой создавалиcь миллионные состояния, - на одной из барж богача купца Заева служил водоливом Игнат Гордеев.
Сильный, красивый и неглупый, он был одним из тех людей, которым всегда и во всем сопутствует удача - не потому, что они талантливы и трудолюбивы, а скорее потому, что, обладая огромным запасом энергии, они по пути к своим целям не умеют - даже не могут - задумываться над выбором средств и не знают иного закона, кроме своего желания. Иногда они со страхом говорят о своей совести, порою искренно мучаются в борьбе с ней, - но совесть непобедима лишь для слабых духом; сильные же, быстро овладевая ею, порабощают ее своим целям. Они приносят ей в жертву несколько бессонных ночей; а если случится, что она одолеет Их души, то они, побежденные ею, никогда не бывают разбиты и так же сильно живут под ее началом, как жили и без нее...
В сорок лет от роду Игнат Гордеев сам был собственником трех пароходов и десятка барж. На Волге его уважали как богача и умного человека, но дали ему прозвище - Шалый, ибо жизнь его не текла ровно, по прямому руслу, как у других людей, ему подобных, а то и дело, мятежно вскипая, бросалась вон из колеи, в стороны от наживы, главной цели существования. Было как бы трое Гордеевых - в теле Игната жили три души.
Одна из них, самая мощная, была только жадна, и когда Игнат подчинялся ее велениям, - он был просто человек, охваченный неукротимой страстью к работе. Эта страсть горела в нем дни и ночи, он всецело поглощался ею и, хватая всюду сотни и тысячи рублей, казалось, никогда не мог насытиться шелестом и звоном денег. Он метался по Волге вверх и вниз, укрепляя и разбрасывая сети, которыми ловил золото: скупал по деревням хлеб, возил его в Рыбинск на своих баржах; обманывал, иногда не замечал этого, порою - замечал, торжествуя, открыто смеялся над обманутыми и, в безумии жажды денег, возвышался до поэзии. Но, отдавая так много силы этой погоне за рублем, он не был жаден в узком смысле понятия и даже, иногда, обнаруживал искреннее равнодушие к своему имуществу.
Однажды, во время ледохода на Волге, он стоял на берегу и, видя, как лед ломает его новую тридцатипятисаженную баржу, притиснув ее к обрывистому берегу, приговаривал сквозь зубы:
Так ее!.. Ну-ка еще... жми-дави!.. Ну, еще разок!..
Что, Игнат, - спросил его кум Маякин, - выжимает лед-то у тебя из мошны тысяч десять, этак?
Ничего! Еще сто наживем!.. Ты гляди, как работает Волга-то! Здорово? Она, матушка, всю землю может разворотить, как творог ножом, - гляди! Вот те и "Боярыня" моя! Всего одну воду поплавала... Ну, справим, что ли, поминки ей?
Баржу раздавило. Игнат с кумом, сидя в трактире на берегу, пили водку и смотрели в окно, как вместе со льдом по реке неслись обломки "Боярыни".
Жалко посуду-то, Игнат? - спросил Маякин.
Ну, чего ж жалеть? Волга дала, Волга и взяла... Чай, не руки мне оторвало...
Все-таки...
Что - все-таки? Ладно, хоть сам видел, как всё делалось, - вперед наука! А вот, когда у меня "Волгарь" горел, - жалко, не видал я. Чай, какая красота, когда на воде, темной ночью, этакий кострище пылает, а? Большущий пароходина был...
Будто тоже не пожалел?
Пароход? Пароход - жалко было, точно... Ну, да ведь это глупость одна жалость! Какой толк?
Плачь, пожалуй: слезы пожара не потушат. Пускай их пароходы горят. И - хоть всё сгори - плевать! Горела бы душа к работе... так ли? ,
Н-да, - сказал Маякин, усмехаясь. - Это ты крепкие слова говоришь... И кто так говорит - его хоть догола раздень, он всё богат будет...
Относясь философски к потерям тысяч, Игнат знал цену каждой копейке; он даже нищим подавал редко и только тем, которые были совершенно неспособны к работе. Если же милостыню просил человек мало-мальски здоровый, Игнат строго говорил:
Проваливай! Еще работать можешь, - поди вот дворнику моему помоги навоз убрать - семишник дам...
В периоды увлечения работой он к людям относился сурово и безжалостно, он и себе покоя не давал, ловя рубли. И вдруг - обыкновенно это случалось весной, когда всё на земле становится так обаятельно красиво и чем-то укоризненно ласковым веет на душу с ясного неба, - Игнат Гордеев как бы чувствовал, что он не хозяин своего дела, а низкий раб его. Он задумывался и, пытливо поглядывая вокруг себя из-под густых, нахмуренных бровей, целыми днями ходил угрюмый и злой, точно спрашивая молча о чем-то и боясь спросить вслух. Тогда в нем просыпалась другая душа - буйная и похотливая душа раздраженного голодом зверя. Дерзкий со всеми и циничный, он лил, развратничал и спаивал других, он приходил в исступление, и в нем точно вулкан грязи вскипал. Казалось, он бешено рвет те цепи, которые сам на себя сковал и носит, рвет их и бессилен разорвать. Всклокоченный, грязный, с лицом, опухшим от пьянства и бессонных ночей, с безумными глазами, огромный и ревущим хриплым голосом, он носился по городу из одного вертепа в другой, не считая бросал деньги, плакал под пение заунывных песен, плясал и бил кого-нибудь, но нигде и ни в чем не находил успокоения.
О его кутежах в городе создавались легенды, его строго осуждали, но никто никогда не отказывался от его приглашения на оргии. Так он жил неделями. И неожиданно являлся домой еще весь пропитанный запахом кабаков, но уже подавленный и тихий. Со смиренно опущенными глазами, в которых теперь горел стыд. он молча слушал упреки жены, смирный и тупой, как овца, уходил к себе в комнату и там запирался. По нескольку часов кряду он выстаивал на коленях пред образами, опустив голову на грудь; беспомощно висели его руки, спина сгибалась, и он молчал, как бы не смея молиться. К дверям на цыпочках подходила жена и слушала. Тяжелые вздохи раздавались за дверью - вздохи лошади, усталой и больной.
Господи! Ты - видишь!.. - глухо шептал Игнат, с силой прижимая к широкой груди ладони.
Во дни покаяния он пил только воду и ел ржаной хлеб. Жена утром ставила к двери его комнаты большой графин воды, фунта полтора хлеба и соль. Он отворял дверь, брал эту трапезу и снова запирался. Его не беспокоили в это время, даже избегали попадаться на глаза ему... Через несколько дней он снова являлся на бирже, шутил, смеялся, принимал подряды на поставку хлеба, зоркий, как опытный хищник, тонкий знаток всего, что касалось дела.
Но во всех трех полосах жизни Игната не покидало одно страстное желание-желание иметь сына, и чем старее он становился, тем сильнее желал. Часто между ним и женой происходили такие беседы. Поутру, за чаем, или в полдень, за обедом, он, хмуро взглянув на жену, толстую, раскормленную женщину, с румяным лицом и сонными глазами, спрашивал ее:
За девять лет супружества жена родила ему четырех дочерей, но все они умерли. С трепетом ожидая рождения, Игнат мало горевал об их смерти - они были не нужны ему. Жену он бил уже на второй год свадьбы, бил сначала под пьяную руку и без злобы, а просто по пословице: "Люби жену - как душу, тряси ее - как грушу"; но после каждых родов у него, обманутого в ожиданиях, разгоралась ненависть к жене и он уже бил ее с наслаждением, за то, что она не родит ему сына.
Однажды, находясь по делам в Самарской губернии, он получил из дома от родных депешу, извещавшую его о смерти жены. Он перекрестился, подумал и написал куму Маякину:
"Хороните без меня, наблюдай за имуществом..."
Потом он пошел в церковь служить панихиду и, помолившись о упокоении души новопреставленной Акилины, решил поскорее жениться.
В то время ему было сорок три года; высокий, широкоплечий, он говорил густым басом, как протодьякон; большие глаза его смотрели из-под темных бровей смело и умно; в загорелом лице, обросшем густой черной бородой, и во всей его мощной фигуре было много русской, здоровой и грубой красоты; от его плавных движений и неторопливой походки веяло сознанием силы. Женщинам он нравился и не избегал их.
Первое крупное произведение Горького посвя-щено русскому купечеству. «Эта повесть должна быть широкой, содержательной картиной современ-ности, и в то же время на фоне ее должен бешено биться энергичный, здоровый человек, ищущий де-ла по силам, ищущий простора своей энергии. Ему тесно, жизнь давит его, он видит, что героям нет в ней места, их сваливают с ног, мелочи», — писал Горький своему издателю.
Писатель рисует разных представителей пред-принимательского мира. Ананий Щуров — купец патриархального типа, в прошлом фальшивомонет-чик и убийца. Он чувствует себя хозяином, не при-знает новшеств, ненавидит свободу.
Ананий Щуров
Высокий лоб старика весь изрезан морщина-ми. Седые, курчавые пряди волос покрывали его виски и острые уши; голубые, спокойные глаза придавали верхней части лица его выражение мудрое, благообразное. Но губы у него были тол-сты, красны и казались чужими на его лице.
От свободы — погибнет человек, как червь, житель недр земных, гибнет на солнце... От свобо-ды человек погибнет!
Яков Маякин — человек «железный» и при этом «мозговой». Он способен думать шире, чем требуют его личные интересы, он чувствует значение своего класса. Это своеобразный идейный наставник купе-чества. В рассуждениях Маякина есть переклички с социальной философией Фридриха Ницше.
Яков Маякин
Яков Маякин — низенький, худой, юркий, с огненно-рыжей клинообразной бородкой — так смотрел зеленоватыми глазами, точно говорил всем и каждому:
«Ничего, сударь мой, не беспокойтесь! Я вас понимаю, но ежели вы меня не тронете — не выдам...»
Голова у него была похоже на яйцо и уродливо велика. Высокий лоб, изрезанный морщинами, сливался с лысиной, и казалось, что у этого человека два лица — одно проницательное и умное, с длинным хрящеватым носом, всем видимое, а над ним — другое, без глаз, с одними только мор-щинами, но за ними Маякин как бы прятал и гла-за и губы, — прятал до времени, а когда оно на-ступит, Маякин посмотрит на мир иными глаза-ми, улыбнется другой улыбкой.
Среди купечества он пользовался уважением, славой «мозгового» человека и очень любил ста-вить на вид древность своей породы, говоря сип-лым голосом:
— Мы, маякины, еще при матушке Екатери-не купцами были, — стало быть, я — человек чи-стой крови...
— Прежде всего, Фома, уж ежели ты живешь на сей земле, то обязан надо всем происходящим вокруг тебя думать. Зачем? А дабы от неразуме-ния твоего не потерпеть тебе и не мог ты повре-дить людям по глупости твоей. Теперь: у каждого человеческого дела два лица, Фома. Одно на виду у всех — это фальшивое, другое спрятано — оно-то и есть настоящее. Его и нужно уметь найти, да-бы понять смысл дела...
А кто, по нынешним дням, самые сильные лю-ди? Купец в государстве первая сила, потому что с ним — миллионы! Так ли?
Отец Фомы Гордеева, Игнат, — человек умный и волевой. Он сумел сохранить любовь к жизни, стремление к кипучей деятельности, жажду борь-бы. Но в моменты духовного кризиса он опускается, не имея сил контролировать себя.
Игнат Гордеев
Сильный, красивый и неглупый, он был од-ним из тех людей, которым всегда и во всем со-путствует удача — не потому, что они талантли-вы и трудолюбивы, а скорее потому, что, обладая огромным запасом энергии, они по пути к своим целям не умеют — даже не могут — задумывать-ся над выбором средств и не знают иного закона, кроме своего желания.
— Жалеть людей надо... это ты хорошо дела-ешь! Только — нужно с разумом жалеть... Снача-ла посмотри на человека, узнай, какой в нем толк, какая от него может быть польза? И ежели видишь — сильный, способный к делу чело-век, — пожалей, помоги ему. А ежели который слабый, к делу не склонен — плюнь на него, пройди мимо.
— Человек должен себя беречь для своего дела и путь к своему делу твердо знать... Человек, брат, тот же лоцман на судне... В молодости, как в поло-водье, — иди прямо! Везде тебе дорога... Но — знай время, когда и за правеж взяться надо...
Фома Гордеев — незаурядная личность. Он ока-зался чужим в купеческом мире. Человек честный, искренний, стремящийся к справедливости, он пы-тается вырваться на свободу, но происходит это лишь ценой гибели. Столкнувшись с действитель-ностью, построенной на обмане, преступлении, алч-ности, Фома Гордеев впадает в еще большее отчая-ние и не видит выхода из тупика.
Он унаследовал многое от матери, которая чув-ствовала в жизни какую-то фальшь.
Мать Фомы Гордеева
Улыбка редко являлась на овальном, строго правильном лице его жены, — всегда она думала о чем-то, и в голубых ее глазах, холодно спокой-ных, порой сверкало что-то темное, нелюдимое. В свободное от занятий по хозяйству время она са-дилась у окна самой большой комнаты в доме и неподвижно, молча сидела тут по два, по три ча-са. Лицо ее обращено на улицу, но взгляд был так безучастен ко всему, что жило и двигалось за ок-ном, и в то же время был так сосредоточенно глу-бок, как будто она смотрела внутрь себя. И поход-ка у нее была странная — Наталья двигалась по просторным комнатам дома медленно и осторож-но, как будто что-то невидимое стесняло свободу ее движений.
Фома Гордеев
Жадно питалась душа его красотой народного творчества.
Целые дни Фома проводил на капитанском мостике рядом с отцом. Молча, широко раскры-тыми глазами смотрел он на бесконечную панора-му берегов, и ему казалось, что он движется по широкой серебряной тропе в те чудесные царства, где живут чародеи и богатыри сказок.
Даже когда Фоме минуло девятнадцать лет, — было в нем что-то детское, наивное, отли-чавшее его от сверстников.
Он сам чувствовал в себе что-то особенное, от дичавшее его от сверстников, но тоже не мог по-нять — что это такое? И подозрительно следил за собой...
Смерть отца ошеломила Фому и наполнила его странным ощущением: в душу ему влилась тиши-на, — тяжелая, неподвижная тишина, безответно поглощавшая все звуки жизни.
Однообразные речи старика скоро достигли того, на что были рассчитаны: Фома вслушался в них и уяснил себе цель в жизни. Нужно быть лучше других, — затвердил он, и возбужденное стариком честолюбие глубоко въелось в его сердце...
Я этак жить не могу... Точно гири на меня на-вешаны... Я хочу жить свободно... чтобы самому все знать... я буду искать жизнь себе...
О, с-сволочи! — воскликнул Гордеев, качая головой. — Что вы сделали? Не жизнь вы сдела-ли — тюрьму... Не порядок вы устроили — цепи на человека выковали... Душно, тесно, повер-нуться негде живой душе... Погибает человек!.. Душегубы вы... Понимаете ли, что только терпе-нием человеческим вы живы?
Недавно Фома явился на улицах города. Он какой-то истертый, измятый и полоумный. Почти всегда выпивши, он появляется — то мрачный, с нахмуренными бровями и с опу-щенной на грудь головой, то улыбающийся жалкой и грустной улыбкой блаженненького. Иногда он буянит, но это редко случается. Жи-вет он у сестры на дворе, во флигельке... Знаю-щие его купцы и горожане часто смеются над ним. Идет Фома по улице, и вдруг кто-нибудь кричит ему:
— Эй ты, пророк! Подь сюда.
Фома очень редко подходит к зовущему его, — он избегает людей и не любит говорить с ними.
Знаменитый пролетарский писатель Максим Горький в своей повести «Фома Гордеев» продолжил тему разоблачения нечеловеческой тяги к наживе и обогащению любой ценой, начатую классиками русской литературы Салтыковым-Щедриным и Островским. Во время своей работы над повестью писатель обозначил ее, как «новую форму бытия в литературе». Прочитав «Фому Гордеева» известный американский писатель Джек Лондон дал ей характеристику в качестве «большой» и «целительной» книги «утверждающей добро».
В своем произведении Максим Горький со всей резкостью и прямотой осуждает зарождающийся новый класс беспринципных «дельцов» в России, которые ради собственной наживы готовы пожертвовать жизнями миллионов людей, обрекая их на голодную смерть и попирая элементарные человеческие нормы взаимопонимания и помощи. Писатель показал, как в среде новоявленных нуворишей рождаются настоящие «хищники» готовые к уничтожению конкурентов.
В повести Горький концентрирует внимание читателей на главных человеческих пороках, которые изнутри подрывают новоиспеченных «хозяев жизни». Их общество обречено, но всеми силами пытается удержать свою власть любыми доступными способами. Почему «новая буржуазия» стала на путь вырождения? Это прекрасно описано Горьким на примере семьи Гордеевых.
Отцом рода является Игнат Гордеев, на котором держится весь семейный бизнес. Этот человек прошел путь от водолива до владельца пароходов. Игнат очень сильный и властный мужчина, внутри которого бушуют нешуточные страсти. В нем одновременно живут три личности – опытный, расчетливый бизнесмен, безудержный пропойца и истовый христианин. У него не дрогнет сердце при потоплении своих барж в результате ледохода. Игнат может выделить огромную сумму денег на возведение приюта для бездомных, но, в это же время, прогулять состояние с друзьями и собутыльниками. Старший Гордеев не жалеет заработанного капитала и считает, что деньги, как пришли так и уйдут.
Сын Игната Фома вырос одиноким и нелюдимым молодым человеком. Его отец понимает, что наследник совсем не годится для продолжения семейного дела. Гордеев младший растет ленивым и необразованным юношей, а после смерти Игната не знает, как ему дальше жить.
У Фомы есть крестный по фамилии Маякин, который очень любит деньги и пытается внушить крестнику, что настоящее счастье в богатстве. Из-за этого Фому терзают еще большие сомнения. Он не видит в крестном единомышленника, так как относится к деньгам пренебрежительно. Для него – это бесполезный мусор.
Со временем Фома становится бунтарем, протестующим против окружающих его нуворишей и стяжателей. Он часто затевает драки, уничтожает нажитое отцом имущество и даже является причиной гибели людей, которые работают на семейных предприятиях.
Через образ Фомы Гордеева писатель пытался показать бессмысленность бунта, не имеющего под собой идеологической основы. В повести Горькому удалось довольно объемно показать типичные образы капиталистов того времени.
Ананий Щуров – это предприниматель старой закалки, который относится к деньгам с трепетом, но терпеть не может ничего нового. В свое время он стал богатым в результате совершенных им преступных деяний. Горький рисует его образ в самых негативных тонах, в качестве злобного пережитка из прошлого.
Намного более неоднозначен владелец заводов Яков Маякин, который пользуется большим авторитетом у купечества. Его ценят за ум и рассудительность. Маякин время от времени любит похвалиться своей старинной родословной. Это типичный представитель зарождающейся буржуазии, которой не чужда политическая деятельность. Для него все люди делятся на две категории – господа и рабы. К первым он относит именно буржуазию. Богатые люди, в случае общей опасности, умеют сплотиться, чтобы защитить свои капиталы.
Методы идеологического влияния
В результате долгих бесед с Фомой Гордеевым он доводит молодого человека до полного безумия. Маякин внушает наследнику капиталов ценности, которые тому абсолютно чужды. В итоге Фома становится чужаком в «волчьей стае властителей мира».
Главная идея книги
Произведение Максима Горького «Фома Гордеев» стало продолжением традиций русского реализма в литературе конца XIX века. Главной идеей повести является показ внутреннего разложения российской буржуазии и обреченность капиталистического строя. Горький со всей жестокой откровенностью показал новых «хозяев жизни», среди которых было много представителей зарождающегося класса капиталистов.
В книге основным выразителем их идей выступает Яков Маякин. Но, все же, главным героем повести стал Фома Гордеев. Краткое содержание этого произведения доказывает, что здоровый и энергичный молодой человек, который не может найти применения своим идеям и мыслям, обречен на трагическую судьбу. Жизнь будет его больно бить, пока не забьет до смерти. Фома чувствует себя чужим, как среди представителей зарождающейся буржуазии, так и в обществе простых людей. Горький показал весь трагизм этого персонажа, но не со злобой, а с сочувствием к нему.
Тему, начатую в «Фоме Гордееве» писатель продолжил в своих знаковых произведениях «Васса Железнова», «Дело Артамоновых» и «Очерки об Америке».
Анализ произведения
Формально главный герой повести относится к буржуазии, но в отличие от типичных представителей этого нового для России класса, не стал «хищником», а обладает многими положительными человеческими качествами. Чем больше Фома Гордеев общается с новыми «хозяевами жизни», тем более чувствует к ним отвращение. Со временем это чувство превращается в протест.
На празднике у Кононова главный герой откровенно высказывает все свои мысли прямо в глаза купцам и заводчикам. Он говорит им о том, что благодаря их «усилиям» народ голодает и бедствует, в то время, когда богачи пухнут от переедания и пьянства. Фома упрекает их в бессовестности и безбожие по отношению к своим работникам. В результате его же крестный Маякин называет Гордеева тронутым умом.
С помощью главного героя Горький пытается вскрыть все проблемы, существующие в буржуазном обществе. Одно из важных мест в книге занимает зарождающийся пролетариат, в среде которого появляются свои искренние и честные лидеры, готовые повести за собой народ не просто на бессмысленный бунт, а на смену существующего уклада жизни.
Прежде всего, в знаменитом произведении «Фома Гордеев» известный русский литератор – Горький представляет перед читателем пороки общества. Ведь эта тема очень цепляла писателя. Он был обеспокоен порядком в обществе. Он боялся нарастающего правления «хозяев». Он осознавал, что это разваливает целостность общества изнутри. Эту проблему в произведении «Фома Гордеев» писатель показывает в подробностях на примере семьи Гордеевых.
Один из главных героев произведения – Игнат Гордеев представляет собой основателя дела. Этот человек начинал свою деятельность с водолива, работая на бирже богатого Заева. В сорок лет Гордеев стал владельцем трех пароходов. Игнат представляет собой очень мощную и в то же время противоречивую личность. В этом образе уживался в одно время и неистовый человек, и жадный человек, и безумный гуляка. Этот человек может спокойно смотреть на крах его барж, во время ледохода, Игнат может рискнуть всем, что у него есть из-за ярко выраженного чувства азарта. Ради азарта он не пожалеет ничего. В таких случаях этот лирический образ рассуждал достаточно философски. Оно говорил «Волга дала, она же и забрала».
В повести «Фома Гордеев» Горький продолжил традиционную тему русской классической литературы - разоблачение античеловеческого характера власти денег (А.Н. Островский, М.Е. Салтыков-Щедрин и др.). Работу над повестью он считал «переходом к новой форме литературного бытия». Джек Лондон назвал произведение «большой книгой»: «...в ней не только простор России, но и широта жизни». Это «целительная книга», ибо «она утверждает добро». Повесть была подготовлена развитием русского реализма второй половины XIX века. Её тема - внутреннее разложение буржуазного класса, историческая обречённость миропорядка. Среди «хозяев жизни» особое, возможно, важнейшее место занимают буржуа новой формации, такие, как Яков Маякин - «идеолог» нового купечества. Однако повесть называется «Фома Гордеев». Почему? Горький отвечает: «Эта повесть... должна быть широкой, содержательной картиной современности, и в то же время на фоне её должен бешено биться энергичный здоровый человек, ищущий дела по силам, ищущий простора своей энергии. Ему тесно. Жизнь давит его, он видит, что героям в ней нет места, их сваливают с ног мелочи, как Геркулеса, победившего гидр, свалила бы с ног туча комаров». Фома не совместим с миром собственников и должен «выломиться» из него. Этот образ явно романтизирован писателем.
4. На дне
Сам жанр драмы предполагает актуальность произведения в обществе, где много нерешенных социальных проблем, где людям известно, что такое ночлежка и отсутствие дома. Пьесу М. Горького «На дне» определяют как социально-философскую драму. Драматизм произведения определяется наличием в нем острого конфликта, затрагивающего отношения человека со средой, с обществом.
Среди особенностей пьесы назовем наличие в ней сразу нескольких в разной степени выраженных конфликтов. Так, присутствие среди героев людей разных слоев общества обусловливает развитие социального конфликта. Однако он малодинамичен, так как у хозяев ночлежки Костылевых социальное положение не намного выше, чем у ее обитателей. Но у социального конфликта в пьесе существует еще одна грань: каждый из ночлежников несет в себе массу противоречий, связанных с их местом в обществе, внутри каждого героя есть свой социальный конфликт, выбросивший их на «дно» жизни.
Развитие любовного конфликта связано с отношениями между Васькой Пеплом и Наташей, в которые вмешиваются притязания на любовь Василисы и ее мужа. Васька Пепел без малейших сомнений оставляет изменявшую с ним мужу Василису ради по-настоящему высокого чувства к Наташе. Героиня словно возвращает вора Ваську к истинным жизненным ценностям, отношения с ней, безусловно, обогащают его внутренний мир и пробуждают мечты о честной жизни. Но зависть старшей сестры мешает благополучному исходу этой любовной истории. Кульминацией становится грязная и жестокая месть Василисы, а развязкой – убийство Костылева. Таким образом, любовный конфликт разрешается триумфом отвратительной Василисы и поражением двух влюбленных сердец. Автор показывает, что на «дне» нет места истинным чувствам.
Философский конфликт в драме является основным, он в той или иной мере затрагивает всех героев произведения. Его развитие провоцирует появление в ночлежке странника Луки, который приносит новый взгляд на мир обитателям «дна». В противоречие вступают две жизненные позиции: ложь во спасение и правда без прикрас. Что же оказывается нужнее людям? Лука проповедует жалость и сострадание, он вселяет надежду на возможность иной, лучшей жизни. Те герои, которые ему поверили, опять стали мечтать, строить планы, у них появился стимул жить дальше. Вот только не рассказал им старик о трудностях, которые неизбежны на пути к светлому будущему. Он как бы дает толчок к началу новой жизни, но дальше человек должен идти сам, а вот хватит ли ему для этого сил? Всегда ли иллюзии могут стать поддержкой в трудностях? Герой-антипод Сатин считает, что жалость унижает человека, для жизни человеку нужна правда, какой бы жестокой она ни казалась.
Все философские мысли в пьесе высказываются героями в прямых диалогах и монологах. Горький не дает прямой оценки слов своих героев.
В финале драмы происходит одно убийство и одно самоубийство. Но автор не выносит приговор ни одной из жизненных философий, лежащих в основе пьесы. Скорее, можно почувствовать общее сожаление о пассивности и слабости людей, оказавшихся на «дне», увидеть их собственную вину в случившемся и осознать тщетность помощи тому, кто сам к ней не готов. Неоднозначность и многоплановость пьесы связаны с глубиной поднятых проблем. Нельзя видеть в Луке дурацкого «лукавого» старичка, который все время врет, но нельзя и идеализировать его сострадательную любовь. В то же время, Сатин, на первый взгляд, произносит свой монолог, как в бреду, в его воспаленном мозгу всплывают фразы, которых он понахватался из разных мест. Но своим восторгом он пытается заразить народ, поднять на революцию. Хотя в его словах очевидна подмена ценностей. И может быть, этим образом Горький предупреждал нас об извечно существующей в революции подмене ценностей, в чем и заключается ее трагедия.
Действие повести происходит в городе на Волге, в конце XIX - начале XX веков.
Лет шестьдесят тому назад на одной из барж богача купца Заева служил водоливом Игнат Гордеев. Сильный, красивый и неглупый, он был из тех людей, которые не задумываются над выбором средств и не знают иного закона, кроме своего желания. В сорок лет Игнат Гордеев сам был собственником трёх пароходов и десятка барж. На Волге его уважали, как богача, но дали ему прозвище «Шалый», потому что жизнь его не текла по прямому руслу, а то и дело мятежно вскипала, бросаясь вон из колеи. В теле Игната словно жили три души. Одна из них, самая мощная, была жадна, и когда Игнат подчинялся ей, он становился человеком, охваченным неукротимой страстью к работе. Но, отдавая много сил погоне за рублём, он не был мелочен, и иногда обнаруживал искреннее равнодушие к своему имуществу. Время от времени, обычно весной, в нём просыпалась вторая душа - буйная и похотливая душа раздражённого голодом зверя. В нём словно вскипал вулкан грязи, он пил, развратничал, спаивал других и жил так неделями. Потом вдруг являлся домой смирный и тупой, как овца, выслушивал упрёки жены и по нескольку часов кряду выстаивал на коленях перед образами - это брала над ним власть третья душа. Но во всех трёх полосах жизни Игната не покидало одно страстное желание - иметь сына. Его жена, толстая, раскормленная женщина, родила ему за девять лет супружества четырёх дочерей, но все они умерли в младенчестве. После каждых родов Игнат с наслаждением бил жену за то, что она не родила ему сына.
Однажды, находясь по делам в Самаре, он получил известие о смерти жены. Хоронить её Игнат поручил куму Маякину, потом отслужил в церкви панихиду и решил поскорее жениться. В то время ему было сорок лет. Во всей его мощной фигуре было много здоровой и грубой красоты. Не прошло и полгода, как Игнат женился на Наталье Фоминишне, дочери уральского казака-старообрядца. Он любил свою высокую, стройную красавицу-жену и гордился ей, но вскоре стал осторожно к ней присматриваться. Наталья была задумчива и безучастна ко всему, ничто не интересовало эту странную женщину. Она всегда была задумчива и далека, словно искала в своей жизни какой-то смысл, но никак не могла найти. Лишь кум Маякин, умница и балагур, иногда вызывал у неё бледную улыбку.
Когда Наталья объявила о своей беременности, Игнат начал ходить за женой, как за малым ребёнком. Наталью же беременность сделала ещё более сосредоточенной и молчаливой. Она не вынесла трудных родов и умерла, родив Игнату долгожданного сына. Игнат окрестил сына Фомой и отдал его в семью крёстного отца Маякина, у которого жена тоже недавно родила. Маякин жил в огромном двухэтажном доме, окна которого затеняли могучие старые липы, отчего в комнатах всегда царил строгий полумрак. Семья была благочестива - запах воска и ладана наполнял дом, в душной атмосфере носились покаянные вздохи и молитвенные слова, по комнатам бесшумно двигались женские фигуры в тёмных платьях. Семья Якова Тарасовича Маякина состояла из него самого, его жены Антонины Ивановны, дочери и пяти родственниц, самой младшей из которых было тридцать четыре года. Был у Маякина и сын Тарас, но имя его не упоминалось в семье - Яков отрёкся от сына после того, как он уехал в Москву и женился там против воли отца. Яков Маякин - худой, юркий, с огненно-рыжей бородкой - был владельцем канатного завода и имел в городе лавочку. Среди купечества он пользовался уважением, славой «мозгового» человека и очень любил напоминать о древности своего рода.
В этой семье Фома Гордеев прожил шесть лет. Большеголовый, широкогрудый мальчик казался старше своих шести лет и по росту, и по серьёзному взгляду миндалевидных тёмных глаз. Фома по целым дням возился с игрушками вместе с дочерью Маякина - Любой. С девочкой Фома жил дружно, а ссоры и драки ещё больше скрепляли дружбу детей. Жизнь Фомы была однообразной, единственным развлечением было чтение библии по вечерам. До шести лет мальчик не слышал ни одной сказки. Вскоре Игнат вызвал к себе свою сестру Анфису, и мальчика забрали в дом отца. Анфиса, смешная, высокая старуха с длинным крючковатым носом и большим ртом без зубов, сначала не понравилась мальчику, но потом он увидел нежность и ласку в её чёрных глазах. Эта старуха ввела Фому в новый, до сих пор неизвестный ему мир. Каждую ночь он засыпал под бархатные звуки голоса Анфисы, рассказывающей сказку, запас которых был у неё неисчерпаем. Отца Фома боялся, но любил. Из-за громадного роста и трубного голоса Фома считал отца сказочным разбойником и очень гордился этим.
Когда Фоме пошёл восьмой год, Игнат поручил сестре учить его грамоте. Азбуку мальчик освоил очень легко, и вскоре уже читал Псалтирь. Жизнь Фомы легко катилась вперёд. Будучи его учителем, тётка была и товарищем его игр. Солнце ласково и радостно светило ветхому, изношенному телу, сохранившему в себе юную душу, старой жизни, украшавшей, по мере сил и умения, жизненный путь детям. Иногда Игнат являлся домой в дым пьяный, но Фома не боялся его. А если Фоме не здоровилось, отец его бросал все дела и оставался дома, надоедая сестре глупыми вопросами.
Пришла весна - и, исполняя своё обещание, Игнат взял сына с собой на пароход. Перед Фомой развернулась новая жизнь. Целые дни он проводил на капитанском мостике рядом с отцом, смотрел на бесконечную панораму берегов, и ему казалось, что он едет по серебряной тропе в те сказочные царства, где живут чародеи и богатыри. Но чудесные царства не появлялись. Мимо проплывали города, совершенно такие же, как и тот, в котором жил Фома. Перед ним открывалась настоящая жизнь, и Фома был немного разочарован ею. Он стал реже, не так упорно смотреть в даль вопрошающим взглядом чёрных глаз. Команда парохода любила мальчика, и он любил этих славных ребят, которые возились с ним, когда Игнат уходил в город по делам.
Однажды в Астрахани, когда на пароход грузили топливо, Фома услыхал, как машинист ругал Игната за жадность. Вечером Фома спросил отца, на самом ли деле он жаден, и передал ему слова машиниста. Утром мальчик узнал, что на пароходе новый машинист. После этого Фома чувствовал, что всем мешает, матросы смотрят на него неласково. Случай с машинистом разбудило в мальчике стремление понять, какие нити и пружины управляют действиями людей.
Ежели видишь - сильный, способный к делу человек, - пожалей, помоги ему. А ежели который слабый, к делу не склонен - плюнь на него, пройди мимо, - говорил сыну Игнат, а потом рассказывал о своей молодости, о людях и страшной их силе и слабости.
Осенью Фому отдали в школу. В первый же день школьной жизни Фома выделил из среды мальчиков двух, которые показались ему интересней других. Толстый, рыжий Африкан Смолин был сыном кожевенного заводчика, а маленький, юркий и умный Николай Ежов - сын сторожа из казённой палаты, бедняк. Ежов был первым учеником в классе, он давал Фоме и Смолину списывать домашнее задание в обмен на еду. Игнат большой пользы в учении не видел.
Учиться надо от самой жизни, - говорил он. - Книга - вещь мёртвая. А жизнь, чуть ты по ней неверно шагнул, тысячью голосов заорёт на тебя, да ещё и ударит, с ног собьёт.
По воскресеньям ребята собирались у Смолина, гоняли голубей и совершали набеги на чужие сады. В подобные разбойничьи набеги Фома вкладывал сердца больше, чем во все другие похождения и игры, и вёл себя с храбростью и безрассудностью, которая поражала и сердила его товарищей. Опасность быть застигнутым на месте преступления не пугала, а возбуждала его.
Так день за днём медленно развёртывалась не богатая волнениями жизнь Фомы. Ещё тихим озером была душа мальчика, и всё, что касалось его - исчезало, ненадолго взволновав сонную воду. Просидев в уездном училище пять лет, Фома окончил четыре класса и вышел из него бравым, черноволосым парнем, со смуглым лицом и большими тёмными глазами, которые смотрели задумчиво и наивно. Любовь Маякина в это время училась в пятом классе какого-то пансиона. Встречая Фому на улице, она снисходительно кивала ему головой. Люба была знакома с какими-то гимназистами, и хотя между ними был Ежов, Фому не влекло к ним, в их компании он чувствовал себя стеснённым. Тем не менее, учиться он не хотел.
Я и без науки на своём месте буду, - насмешливо говорил Фома. - Пусть голодные учатся, мне не надо.
Фома начал познавать прелесть одиночества и сладкую отраву мечтаний. Сидя где-нибудь в уголке, он вызывал перед собой образы сказочных царевен, они являлись в образе Любы и других знакомых барышень. Ему хотелось плакать, он стыдился слёз, и всё-таки тихо плакал. Отец терпеливо и осторожно вводил Фому в круг торговых дел, брал с собой на биржу, рассказывал о характерах своих сотоварищей. И всё-таки, даже в девятнадцать лет было в Фоме что-то детское, наивное, отличавшее его от сверстников.
Как будто он ждёт чего-то, как пелена какая-то на глазах у него. Мать его вот так же ощупью ходила по земле, - сокрушённо говорил Игнат и вскоре решил попробовать сына в деле.
Весной Игнат отправил Фому с двумя баржами хлеба на Каму. Баржи вёл пароход «Прилежный», которым командовал Ефим Ильич, рассудительный и строгий капитан. Отплыв в апреле, - в первых числах мая пароход уже прибыл к месту назначения. Баржи стали напротив села, рано утром явилась шумная толпа баб и мужиков выгружать зерно. Фома смотрел на палубу, покрытую бойко работавшей толпой людей, и тут лицо женщины с чёрными глазами ласково и заманчиво улыбнулось ему. Сердце его учащённо билось. Будучи чистым физически, он уже знал, из разговоров, тайны интимных отношений мужчины к женщине, но надеялся, что есть что-нибудь более чистое, менее грубое и обидное для человека. Теперь, любуясь на черноглазую работницу, Фома ощущал именно грубое влечение к ней, это было стыдно и страшно.
Ефим заметил это и устроил Фоме встречу с работницей. Через несколько дней к берегу подъехала телега и на ней черноглазая Палагея с сундуком и какими-то вещами. Ефим пытался возражать, но Фома прикрикнул на него, и капитан покорился - он был из тех людей, которые любят чувствовать над собой хозяина. Вскоре баржа отплыла в Пермь. Страсть, вспыхнувшая в Фоме, выжгла из него всё неуклюжее и наполнила его сердце молодой гордостью, сознанием своей человеческой личности. Это увлечение, однако, не отрывало его от дела, оно возбуждало в нём с одинаковой силой жажду труда и любви. Палагея относилась к нему с той силой чувства, которую вкладывают в свои увлечения женщины её лет. Она была по настоящему бескорыстна.
Фома уже подумывал о женитьбе на Палагее, когда получил телеграмму от крёстного: «Немедленно выезжай пассажирским». Через несколько часов бледный и угрюмый Фома стоял на галерее парохода, отходящего от пристани, и смотрел в лицо своей милой, уплывавшей от него вдаль. В душе его зарождалось едкое чувство обиды на судьбу. Он был слишком избалован жизнью для того, чтобы проще отнестись к первой капле яда в только что початом кубке.
Фому встретил взволнованный Маякин и заявил, что Игнат выжил из ума. Оказалось, что Софья Павловна Медынская, жена богача-архитектора, Известная всем своей неутомимостью по части устройства разных благотворительных затей, уговорила Игната пожертвовать семьдесят пять тысяч на ночлежный дом и народную библиотеку с читальней. Софья Павловна считалась самой красивой женщиной города, но говорили о ней дурно. Фома не видел в этом пожертвовании ничего плохого. Приехав домой, он застал там Медынскую. В переднем углу комнаты, облокотясь на стол, сидела маленькая женщина с пышными белокурыми волосами; на бледном лице её резко выделялись тёмные глаза, тонкие брови и пухлые, красные губы. Когда она бесшумно проходила мимо Фомы, он увидал, что глаза у неё тёмно-синие, а брови почти чёрные.
Вновь жизнь Фомы потекла медленно и однообразно. Отец стал относиться к нему строже. Фома сам чувствовал в себе что-то особенное, отличавшее его от сверстников, но не мог понять - что это такое, и подозрительно следил за собой. В нём было много честолюбивого стремления, но жил он одиноко и не чувствовал потребности в друзьях. Фома часто вспоминал Палагею, и сначала ему было тоскливо, но постепенно её место в его мечтах заняла маленькая, ангелоподобная Медынская. В её присутствии Фома чувствовал себя неуклюжим, огромным, тяжёлым, и это обижало его. Медынская не возбуждала в юноше чувственного влечения, она была непонятна ему. Порою он ощущал в себе бездонную пустоту, которую ничем невозможно было заполнить.
Между тем Игнат становился всё более беспокойным, ворчливым и всё чаще жаловался на недомогание.
Стережёт меня смерть где-то поблизости, - говорил он угрюмо, но покорно. И действительно - скоро она опрокинула на землю его большое, мощное тело. Игнат умер в воскресное утро, не получив отпущение грехов. Смерть отца ошеломила Фому. В душу ему влилась тишина, - тяжёлая, неподвижная, поглощавшая все звуки жизни. Он не плакал, не тосковал и не думал ни о чём; угрюмый, бледный, он сосредоточенно вслушивался в эту тишину, которая опустошила его сердце и, как тисками, сжала мозг. Похоронами распоряжался Маякин. На поминках Фома с обидой в сердце смотрел на жирные губы и челюсти, жевавшие вкусные яства, ему хотелось выгнать вон всех этих людей, которые ещё недавно возбуждали в нём уважение.
Чего они жрут здесь? В трактир пришли, что ли? - громко и со злобой сказал Фома. Маякин засуетился, но ему не удалось загладить обиду. Гости начали расходиться.
Жизнь дёргала Фому со всех сторон, не давая ему сосредоточиться на мыслях. В сороковой день после смерти Игната он присутствовал на церемонии закладки ночлежного дома. Накануне Медынская известила его, что он выбран в комитет по надзору за постройкой и в почётные члены общества, в котором она председательствовала. Фома стал часто бывать у неё. Там он познакомился с секретарём этого общества, Ухтищевым. Он говорил высоким тенором и сам весь - полный, маленький, круглолицый и весёлый говорун - был похож на новенький бубенчик. Фома слушал его болтовню и чувствовал себя жалким, глупым, смешным для всех. А Маякин сидел рядом с городским головой и что-то бойко говорил ему, играя морщинами.
Фома понимал, что среди этих господ ему не место. Ему было обидно и грустно от сознания, что он не умеет говорить так легко и много, как все эти люди. Люба Маякина уже не раз смеялась над ним за это. Фома не любил дочь крёстного, а после того, как узнал о намерении Маякина поженить их, стал даже избегать встреч с нею. Тем не менее, после смерти отца Фома почти каждый день бывал у Маякиных. Вскоре их отношения приняли вид несколько странной дружбы. Люба была одних лет с Фомой, но относилась к нему, как старшая к мальчику. Порой она была проста и как-то особенно дружески ласкова к нему. Но сколько бы времени они не проводили за беседой, она давала им только лишь ощущение недовольства друг другом, как будто стена непонимания вырастала и разделяла их. Люба часто уговаривала Фому продолжить учение, побольше читать, упрекала его в ограниченности.
Не люблю я этого. Выдумки, обман, - недовольно отвечал Фома.
Люба была недовольна своей жизнью. Учиться её не пускал отец, считая, что удел женщины - замужество, а бежать не хватало храбрости. Часто она повторяла, что живёт в тюрьме, что мечтает о равенстве и счастье для всех людей. Фома слушал её речи, но не понимал, и это злило Любу. Крёстный Маякин внушал Фоме совсем другое.
У каждого человеческого дела два лица. Одно на виду - это фальшивое, другое спрятанное - оно-то и есть настоящее. Его и нужно найти, дабы понять смысл дела, - твердил он. Выступая против постройки приюта, Маякин говорил:
Вот ныне придумали мы: запереть нищих в дома такие особые и чтоб не ходили они по улицам, не будили бы нашей совести. Вот к чему дома эти разные, для скрытия правды они.
Фому эти речи крёстного одурманивали. У него укреплялось двойственное отношение к Маякину: слушая его с жадным любопытством, он чувствовал, что каждая встреча с крёстным увеличивает в нём неприязненное, близкое к страху, чувство к старику. Смех Маякина, похожий на визг ржавых петель, порой пробуждал в Фоме физическое отвращение. Всё это усиливала уверенность Фомы в том, что крёстный твёрдо решил женить его на Любе. Люба и нравилась ему, и казалась опасной, ему чудилось, что она не живёт, а бредит наяву. Выходка Фомы на поминках отца распространилась среди купечества и создала ему нелестную репутацию. Богатые люди казались ему алчными до денег, всегда готовыми надуть друг друга. Но однообразные речи Маякина скоро достигли своей цели. Фома вслушался в них и уяснил себе цель жизни: нужно быть лучше других. Разбуженное стариком честолюбие глубоко въелось в его сердце, но не заполнило его, ибо отношение Фомы к Медынской приняло тот характер, который должно было принять. Его тянуло к ней, но при ней он робел, становился неуклюжим и страдал от этого. Фома относился к Медынской с обожанием, в нём всегда жило сознание её превосходства над ним. Медынская же играла с юношей, как кошка с мышью, и получала от этого удовольствие.
Однажды Фома с крёстным возвращались из затона после осмотра пароходов. Маякин рассказал Фоме, какая репутация у Медынской в городе.
Ты иди к ней и прямо говори: «Желаю быть вашим любовником, - человек я молодой, дорого не берите», - поучал он крестника. При этих словах лицо Фомы вытянулось, и было много тяжёлого и горького изумления в его тоскующем взгляде.
Охваченный тоскливой и мстительной злобой приехал Фома в город. Маякин, бросив в грязь Медынскую, сделал её доступной для крестника, а мысль о доступности женщины усилила влечение к ней. Он пошёл к Вере Павловне, собираясь прямо и просто сказать её, чего он хочет от неё.
Что я вам? - сказала она ему. - Вам нужна иная подруга. Я ведь уже старуха. Не слушайте никого, кроме вашего сердца. Живите так, как оно вам подскажет.
Фома шел домой и точно нёс эту женщину в груди своей - так ярок был её образ. Его дом, шесть больших комнат, был пуст. Тётка Анфиса уехала в монастырь и, может быть, уже не вернётся оттуда. Надо бы жениться, но ни одну знакомую девушку Фома не хотел видеть своей женой.
Прошла неделя после разговора с Медынской. День и ночь её образ стоял перед Фомой, вызывая в сердце ноющее чувство. Работа и тоска не мешали ему думать и о жизни. Он стал чутко прислушиваться ко всему, что говорили о жизни люди, и чувствовал, что их жалобы вызывают в нём недоверие. Молча, подозрительным взглядом он присматривался ко всем, и тонкая морщинка разрезала его лоб. Однажды Маякин Послал Фому по делу к Ананию Саввичу Щурову, крупному торговцу лесом. Об этом высоком старике с длинной седой бородой ходили жуткие слухи. Говорили, что он приютил у себя в бане каторжника, который работал для него фальшивые деньги, а потом убил его и сжёг вместе с баней. Ещё Фома знал, что Щуров изжил двух жён, потом отбил жену у своего сына, а когда сноха-любовница умерла, взял в дом к себе немую девочку-нищую и она родила ему мёртвого ребёнка. Идя к Щурову, Фома чувствовал, что он стал странно интересен для него.
Щуров был плохого мнения о Маякине, называл его окаянным фармазоном.
В твои годы Игнат ясен был, как стекло, - сказал Щуров Фоме. - А на тебя гляжу - не вижу - что ты? И сам ты, парень, этого не знаешь, оттого и пропадёшь.
Вечером того же дня Фома отправился в клуб и встретил там Ухтищева. От него Фома узнал, что Софья Павловна завтра уезжает за границу на всё лето. Какой-то толстый и усатый человек вмешался в их разговор и дурно отозвался о Медынской, назвав её кокоткой. Фома тихо зарычал, вцепился в курчавые волосы усатого человека и стал возить его по полу, испытывая жгучее наслаждение. Он в эти минуты переживал чувство освобождения от скучной тяжести, давно уже его стеснявшей. Фому насилу оторвали от этого человека, который оказался зятем вице-губернатора. Фому, однако, это не испугало. Всё, что Фома сделал в этот вечер, возбудило у Ухтищева большой интерес к нему. Он решил встряхнуть, развлечь парня и повёл его к своим знакомым барышням.
На третий день после сцены в клубе Фома очутился в семи верстах от города, на лесной пристани купца Званцева в компании сына этого купца, Ухтищева, какого-то барина в бакенбардах и четырёх дам. Дамой Фомы была стройная, смуглолицая брюнетка с волнистыми волосами по имени Александра. Фома прокутил с ними уже три дня, и всё никак не мог остановиться. О его безобразиях писали в газете. Яков Маякин ругал его последними словами, но остановить не мог. Любовь молча слушала отца. Становясь старше, она изменила отношение к старику. Люба видела его одиночество и её чувство к отцу становилось теплее. О писателях Маякин говорил Любе:
Смутилась Россия, и нет в ней ничего стойкого, всё пошатнулось! Дана людям большая свобода умствовать, а делать ничего не позволено, - от этого человек не живёт, а гниёт и воняет. Девушка молчала, оглушённая речами отца, не умея возразить, освободиться от них. Она чувствовала, что он поворачивает её в сторону от того, что казалась ей таким простым и светлым.
В то же утро к Маякину пришёл Ефим, капитан «Ермака». Он сообщил, что пьяный Фома приказал связать его, сам взялся управлять баржей и разбил её. После этого Ефим попросил отпустить его, сказав, что без хозяина жить не может.
Фома вспоминал пережитое за последние месяцы, и ему казалось, что его несёт куда-то мутный, горячий поток. Среди сутолоки кутежей одна Саша всегда была спокойна и ровна. Фому привлекала какая-то тайна, скрытая в этой женщине, и в то же время он чувствовал, что не любит её, не нужна она ему. Расставаясь с Фомой, Саша сказала ему:
Тяжёлый у тебя характер. Скучный. Ровно ты от двух отцов родился.
Фома смотрел, как вытаскивают из реки баржу, и думал: «Где же моё место? Где моё дело?». Он видел себя лишним среди уверенных в своей силе людей, готовых поднять для него несколько десятков тысяч пудов со дна реки. Фомой овладело странное волнение: ему страстно захотелось влиться в эту работу. Вдруг он большими прыжками бросился к вороту, бледный от возбуждения. Первый раз в жизни он испытывал такое одухотворяющее чувство, он пьянел от него и изливал свою радость в громких, ликующих криках в лад с рабочими. Но через некоторое время эта радость ушла, оставив после себя пустоту.
На другой день утром Фома и Саша стояли на трапе парохода, подходившего к пристани на Устье. У борта пристани их встречал Яков Маякин. Отослав Сашу в город, Фома поехал в гостиницу к крёстному.
Дайте мне полную волю, или всё моё дело берите в свои руки. Всё, до рубля!
Это вырвалось у Фомы неожиданно для него, он вдруг понял, что мог бы стать совершенно свободным человеком. До этой минуты он был опутан чем-то, а теперь путы сами падали с него так легко и просто. В груди его вспыхнула тревожная и радостная надежда. Но Маякин отказал и пригрозил, что посадит его в сумасшедший дом. Фома знал, что крёстный его не пожалеет. Самоуверенность Якова Тарасовича взорвала Фому, он заговорил, стиснув зубы:
Чем тебе хвалиться? Сын-то твой где? Дочь-то твоя - что такое? Скажи - зачем живёшь? Кто тебя помянет?
Сказав, что прокутит всё своё состояние, Фома вышел. Яков Маякин остался один, и морщины на его щеках вздрагивали тревожной дрожью.
После этой ссоры Фома загулял с озлоблением, полный мстительного чувства к людям, которые окружали его. Разумеется - были женщины. Он смеялся над ними, но никогда не поднимал на них руку. Саша ушла от Фомы, поступила на содержание к сыну какого-то водочного заводчика. Фома был этому рад: она надоела ему, и пугало его её холодное равнодушие. Так жил Фома, лелея смутную надежду отойти куда-то на край жизни, вон из этой сутолоки, и оглядеться. Ночью, закрыв глаза, он представлял себе огромную, тёмную толпу людей, столпившихся где-то в котловине, полной пыльного тумана. Эта толпа в смятении кружила на одном месте, слышится шум и вой, люди ползают, давя друг друга, как слепые. Над их головами, как летучие мыши, носятся деньги. Эта картина укрепилась в голове Фомы, с каждым разом становясь всё более красочной. Ему хотелось остановить эту бессмысленную возню, направить всех людей в одну сторону, а не друг против друга, но в нём не было нужных слов. В нём росло желание свободы, но вырваться из пут своего богатства он не мог.
Маякин действовал так, чтобы Фома каждый день чувствовал тяжесть лежащих на нём обязанностей, но Фома чувствовал, что он не господин в своём деле, а лишь малая его часть. Это раздражало его и ещё дальше отталкивало от старика. Фома всё сильнее хотел вырваться из дела, хотя бы ценой его погибели. Вскоре он узнал, что крёстный пустил слух о том, что Фома не в своём уме и что над ним придётся учредить опеку. Фома смирился с этим и продолжал свою пьяную жизнь, а крёстный зорко следил за ним.
После ссоры с Фомой Маякин понял, что у него нет наследника, и поручил дочери написать письмо Тарасу Маякину, позвать его домой. Любу Яков Тарасович решил сосватать за Африкана Смолина, который учился за границей и недавно вернулся в родной город, чтобы основать собственное дело. За последнее время Любе всё чаще приходила в голову мысль о замужестве - иного выхода из своего одиночества она не видела. Желание учится она давно уже пережила, от прочитанных ею книг в ней остался мутный осадок, из которого развилось стремление к личной независимости. Она чувствовала, что жизнь обходит её стороной.
А Фома всё кутил и колобродил. Очнулся он в маленькой комнатке с двумя окнами и увидел маленького чёрного человечка, который сидел за столом и царапал пером по бумаге. В человечке Фома узнал своего школьного приятеля Николая Ежова. После гимназии Ежов закончил университет, но многого не добился - стал фельетонистом в местной газете. В своих неудачах он винил не себя, а людей, добротой которых пользовался. Он говорил, что нет на земле человека гаже и противнее подающего милостыню, нет человека несчастнее принимающего её. В Фоме Ежов чувствовал «большую дерзость сердца». Речи Ежова обогащали язык Фомы, но слабо освещали тьму его души.
Решение Маякина выдать дочь замуж было твёрдо, и он привёл Смолина на обед, чтобы познакомить с дочерью. Мечты Любы о муже-друге, образованном человеке, были задушены в ней непреклонной волей отца, и вот теперь она выходит замуж потому, что пора. Люба написала брату длинное письмо, в котором умоляла его вернуться. Тарас ответил сухо и кратко, что вскоре будет по делам на Волге и не преминет зайти к отцу. Эта деловая холодность расстроила Любу, но понравилась старику. Люба думала о брате, как о подвижнике, который ценой загубленной в ссылке молодости обрёл право суда над жизнью и людьми.
Смолин мало изменился - такой же рыжий, весь в веснушках, только усы выросли длинные и пышные, да глаза стали как будто больше. Любе понравились его манеры и внешность, его образованность, и в комнате от этого словно светлее стало. В сердце девушки всё ярче разгоралась робкая надежда на счастье.
Узнав от Ежова, какие события происходят в доме крёстного, Фома решил навестить его и стал свидетелем встречи отца и блудного сына. Тарас оказался невысоким, худощавым человеком, похожим на отца. Выяснилось, что Тарас не был на каторге. Он около девяти месяцев сидел в московской тюрьме, потом был сослан в Сибирь на поселение и шесть лет жил в Ленском горном округе. Потом начал своё дело, женился на дочери владельца золотых приисков, овдовел, дети его тоже умерли. Яков Тарасович был необычайно горд сыном. Теперь он видел наследника в нём. Люба не сводила с брата восхищённых глаз. Фома не захотел идти за стол, где сидят трое счастливых людей, он понимал, что ему там не место. Выйдя на улицу, он почувствовал обиду на Маякиных: всё-таки это были единственные близкие ему люди. Из каждого впечатления у Фомы сразу появлялась мысль об его неспособности к жизни, и это кирпичом ложилось на грудь ему.
Вечером Фома снова зашёл к Маякиным. Крёстного не было дома, Люба с братом пили чай. Фома тоже присел за стол. Тарас ему не понравился. Этот человек преклонялся перед англичанами и считал, что только им присуща настоящая любовь к труду. Фома сказал, что работа - ещё не всё для человека, но потом увидел, что его мысли неинтересны Тарасу. Фоме стало скучно с этим равнодушным человеком. Ему хотелось сказать Любови что-нибудь обидное об её брате, но он не нашёл слов и ушёл из дома.
На следующее утро Яков Маякин с Фомой присутствовали на торжественном обеде у купца Кононова, который в тот день освящал новый пароход. Гостей было человек тридцать, все солидные люди, цвет местного купечества. Фома не нашёл себе среди них товарища, и держался в стороне, угрюмый и бледный. Ему не давала покоя мысль о том, почему крёстный был сегодня с ним так ласков, и зачем уговорил его прийти сюда. Среди этих людей не было почти ни одного, о котором Фоме не было бы известно чего-нибудь преступного. Многие из них враждовали друг с другом, но теперь они слились в одну плотную массу, и это отталкивало Фому и возбуждало в нём робость перед ними.
Во время обеда Якова Тарасовича попросили произнести речь. Со своей обычной хвастливой самоуверенностью Маякин начал говорить о том, что купечество является хранителем культуры и оплотом русского народа. Фома не смог этого вынести. Оскалив зубы, он молча оглядывал купцов горящими глазами. При виде его по-волчьи злобного лица купечество на секунду замерло. Фома с невыразимой ненавистью осмотрел лица слушателей и воскликнул:
Не жизнь вы сделали - тюрьму. Не порядок вы устроили - цепи на человека выковали. Душно, тесно, повернуться негде живой душе. Понимаете ли, что только терпением человеческим вы живы?
Купечество один за другим стало расходиться по пароходу. Это ещё более раздражило Фому: он хотел бы приковать их к месту своими словами и - не находил в себе таких слов. И тогда Гордеев начал вспоминать всё, что знал об этих людях преступного, не пропуская ни одного. Фома говорил и видел, что слова его хорошо действуют на этих людей. Обращаясь ко всем сразу, Фома понимал, что слова его не задевают их так глубоко, как бы ему хотелось. Но как только он заговорил о каждом отдельно, отношение к его словам резко изменилось. Он радостно рычал, видя, как действуют его речи, как корчились и метались эти люди под ударами его слов. Фома чувствовал себя сказочным богатырём, избивающим чудовищ.
Около Якова Тарасовича Маякина собралась толпа и слушала его тихую речь, со злобой и утвердительно кивая головами. Фома залился громким хохотом, высоко вскинув голову. В этот момент несколько человек бросились на Фому, сдавили его своими телами, крепко связали по рукам и ногам и волоком оттащили к борту. Над ним стояла толпа людей и говорила ему злые и обидные вещи, но слова их не задевали его сердца. В глубине его души росло какое-то большое горькое чувство. Когда Фоме развязали ноги, он посмотрел на всех и с жалкой улыбкой сказал тихонько:
Ваша взяла.
Фома стал ниже ростом и похудел. Маякин тихо говорил с купцами об опёке. Фома чувствовал себя раздавленным этой тёмной массой крепких духом людей. Он не понимал теперь, что сделал этим людям и зачем сделал и даже чувствовал что-то похожее на стыд за себя пред собой. В груди точно какая-то пыль осыпала сердце. Купцы смотрели на его страдальческое, мокрое от слёз лицо и молча отходили прочь. И вот Фома остался один со связанными за спиной руками за столом, где всё было опрокинуто разрушено.
Прошло три года. Яков Тарасович Маякин умер после краткой, но очень мучительной агонии, оставив своё состояние сыну, дочери и зятю Африкану Смолину. Ежова за что-то выслали из города вскоре после происшествия на пароходе. В городе возник крупный торговый дом «Тарас Маякин и Африкан Смолин». О Фоме не было ничего слышно. Говорили, что после выхода из больницы Маякин отправил его за Урал к родственникам матери.
Недавно Фома появился в городе. Почти всегда выпивши, он появляется то мрачный, то улыбающийся жалкой и грустной улыбкой блаженненького. Живёт он у крёстной сестры на дворе, во флигельке. Знающие его купцы и горожане часто смеются над ним. Фома очень редко подходит к зовущему его, он избегает людей и не любит говорить с ними. Но если он подойдёт, ему говорят:
Ну-ка, насчёт светопреставления скажи слово, а, пророк.
