МЕЛКИЙ СЛУЧАЙ ИЗ ЛИЧНОЙ ЖИЗНИ
Презабавная история произошла со мной на транспорте этой осенью. Я ехал в Москву. Из Ростова. Вот подходит почтово-пассажирский поезд в 6.45 вечера.
Сажусь в этот поезд.
Народу не так чтобы безобразно много. Даже в крайнем случае сесть можно.
Прошу потесниться. Сажусь.
А дело, я говорю, к вечеру. Не то чтобы темно, но темновато. Вообще сумерки. И огня еще не дают. Провода экономят.
Так вот, гляжу на окружающих пассажиров и вижу - компания подобралась довольно славная. Такие все, вижу, симпатичные, не надутые люди. Прошу их запомнить.
Один такой без шапки, длинногривый субъект, но не поп. Такой вообще интеллигент в черной тужурке.
Рядом с ним - в русских сапогах и в форменной фуражке. Такой усатый. Только не инженер. Может быть, он сторож из зоологического сада или агроном. Только, видать, очень отзывчивой души человек. Он держит своими ручками перочинный ножик и этим ножиком нарезает антоновское яблоко на кусочки и кормит своего другого соседа - безрукого. Такой с ним рядом, вижу, безрукий гражданин едет. Такой молодой пролетарский парень. Без обоих рук. Наверное, инвалид труда. Очень жалостно глядеть.
Но он с таким аппетитом кушает. И поскольку у него нету рук, тот ему нарезает на дольки и подает в рот на кончике ножа.
Такая, вижу, гуманная картинка. Сюжет, достойный Рембрандта.
А напротив них сидит немолодой, седоватый мужчина в черном картузе. И все он, этот мужчина, усмехается.
Может, до меня у них какой-нибудь забавный разговор был. Только, видать, этот пассажир все еще не может остыть и все хохочет по временам: "хе-е" и "хе-е".
А очень меня заинтриговал не этот седовласый, а тот, который безрукий.
И гляжу я на него с гражданской скорбью, и очень меня подмывает спросить, как это он так опростоволосился и на чем конечности потерял. Но спросить неловко.
Думаю, попривыкну к пассажирам, разговорюсь и после спрошу.
Стал посторонние вопросы задавать усатому субъекту, как более отзывчивому, но тот отвечает хмуро и с неохотой.
Только вдруг в разговор со мной ввязывается первый, интеллигентный мужчина, который с длинными волосами.
Чего-то он до меня обратился, и у нас с ним завязался разговор на разные легкие темы: куда едете, почем капуста и есть ли у вас жилищный кризис на сегодняшний день.
Он говорит:
У нас жилищного кризиса не наблюдается. Тем более мы проживаем у себя в усадьбе, в поместье.
И что же, - говорю, - вы там комнату имеете или собачью будку?
Нет, - говорит, - зачем комнату. Берите выше. У меня девять комнат, не считая, безусловно, людских, сараев, уборных и так далее.
Я говорю:
Может, врете? Что же, говорю, вас не выселили в революцию, или это есть совхоз?
Нет, - говорит, - это есть мое родовое имение, особняк. Да, вы, говорит, приезжайте ко мне. Я иногда вечера устраиваю. Кругом у меня фонтаны брызжут. Симфонические оркестры поминутно вальсы играют.
Что же вы, - говорю, - я извиняюсь, арендатор будете, или вы есть частное лицо?
Да, - говорит, - я частное лицо. Я, между прочим, помещик.
То есть, - говорю, - как вас, позвольте, понимать? Вы есть бывший помещик? То есть, говорю, пролетарская революция смела же вашу категорию. Я, говорю, извиняюсь, чего-то не разобрался в этом деле. У нас, говорю, социальная революция, социализм, какие у нас могут быть помещики?
А вот, - говорит, - могут. Вот, говорит, я помещик. Я, говорит, сумел сохраниться через всю вашу революцию, и, говорит, я плевал на всех живу как бог. И нет мне дела до ваших, подумаешь, социальных революций.
Я гляжу на него с изумлением и прямо не понимаю, что к чему.
Он говорит:
Да вы приезжайте - увидите. Ну, хотите - сейчас заедем ко мне. Очень, говорит, роскошную барскую жизнь встретите. Поедем. Увидите.
"Что, - думаю, - за черт. Поехать, что ли, поглядеть, как это он сохранился сквозь пролетарскую революцию? Или он брешет"
Тем более вижу - седоватый мужчина смеется. Все хохочет: "хе-е" и "хе-е".
Только я хотел сделать ему замечание за неуместный смех, а который усатый, который раньше нарезал яблоко, отложил перочинный нож на столик, дожрал остатки и говорит мне довольно громко:
Да вы с ним перестаньте разговор поддерживать. Это психические. Не видите, что ли?
Тут я поглядел на всю честную компанию и вижу - батюшки мои! Да ведь это действительно ненормальные едут со сторожем. И который длинноволосый - ненормальный. И который все время хохочет. И безрукий тоже. На нем просто смирительная рубашка надета - руки скручены. И сразу не разобрать, что он с руками. Одним словом, едут ненормальные. А этот усатый ихний сторож. Он их перевозит.
Гляжу я на них с беспокойством и нервничаю - еще, думаю, черт их побери, задушат, раз они психические и не отвечают за свои поступки.
Только вдруг вижу - один ненормальный, с черной бородой, мой сосед, поглядел своим хитрым глазом на перочинный ножик и вдруг осторожно берет его в руку.
Тут у меня сердце екнуло и мороз по коже прошел. В одну секунду я вскочил, навалился на бородатого и начал у него ножик отбирать.
А он отчаянное сопротивление мне оказывает. И прямо меня норовит укусить своими бешеными зубами.
Только вдруг усатый сторож меня назад оттягивает.
Чего вы, - говорит, - на них навалились, как вам, право, не совестно. Это ихний ножик. Это не психический пассажир. Вот эти трое - да, мои психические. А этот пассажир просто едет, как и не вы. Мы у них ножик одалживали - попросили. Это ихний ножик. Как вам не совестно!
Которого я подмял, говорит:
Я же им ножик давай, они же на меня и накидываются. Душат за горло. Благодарю - спасибо. Какие странные поступки с ихней стороны. Да, может, это тоже психический. Тогда, если вы сторож, вы за ним получше глядите. Эвон, накидывается - душит за горло.
Сторож говорит:
А может, и он тоже психический. Пес его разберет. Только он не с моей партии. Чего я за ним буду зря глядеть. Нечего мне указывать. Я своих знаю.
Я говорю задушенному:
Я извиняюсь, я думал - вы тоже ненормальный.
Вы, - говорит, - думали. Думают индейские петухи… Чуть, сволочь, не задушили за горло. Разве не видите, что ли, ихний безумный взгляд и мой - натуральный.
Нет, - говорю, - не вижу. Напротив, говорю, у вас тоже в глазах какая-то муть, а борода тычком растет, как у ненормального.
Один психический - этот самый помещик - говорит:
А вы дерните его за бороду - вот он и перестанет ненормальности говорить.
Бородатый хотел закричать, но тут мы приехали на станцию Игрень, и наши психические со своим проводником вышли. И вышли они довольно в строгом порядке. Только что безрукого пришлось слегка подталкивать.
А после кондуктор нам сказал, что на этой станции Игрень как раз имеется дом для душевнобольных, куда иной раз возят таких психических. И как же их еще возить? Не в собачьей теплушке же. Обижаться нечего.
Да я, собственно, и не обижаюсь. А вот которого я подмял, тот действительно обиделся. Он долго глядел на меня хмуро и с испугом следил за каждым моим движением. А после, не ожидая от меня ничего хорошего, перешел с вещами в другое отделение.
Пожалуйста. Ничего не имею против.
А когда он ушел и я остался один, мне стало весело и смешно от всего того, что со мной произошло. И этот маленький случай показался мне удивительно забавным происшествием, основанным на не совсем удачной перевозке психических.
И я, посмеявшись, хорошо заснул. И утром встал в хорошем настроении. Так что иной раз и неудача оборачивается удачей.
Теперь, дорогие друзья, зачитайте последний рассказ, который содержит в себе все удивительное и все сразу - деньги, любовь, коварство, неудачу и большое событие, - причем все эти предметы взяты в своем удивительном преломлении. - И это не так-то часто бывает. Вот этот рассказ.
Иду я раз однажды по улице и вдруг замечаю, что на меня женщины не смотрят.
Бывало, раньше выйдешь на улицу этаким, как говорится, кандебобером, а на тебя смотрят, посылают воздушные взгляды, сочувственные улыбки, смешки и ужимки.
А тут вдруг вижу - ничего подобного!
Вот это, думаю, жалко! Все-таки, думаю, женщина играет некоторую роль в личной жизни.
Один буржуазный экономист или, кажется, химик высказал оригинальную мысль, будто не только личная жизнь, а все, чего мы ни делаем, мы делаем для женщин. И, стало быть, борьба, слава, богатство, почести, обмен квартиры и покупка пальто и так далее и тому подобное, - все это делается ради женщины.
Ну, это он, конечно, перехватил, собака, заврался на потеху буржуазии, но что касается личной жизни, то я с этим всецело согласен.
Я согласен, что женщина играет некоторую роль в личной жизни.
Все-таки, бывало, в кино пойдешь, не так обидно глядеть худую картину. Ну там, ручку пожмешь, разные дурацкие слова говоришь, - все это скрашивает современное искусство и бедность личной жизни.
Так вот, каково же мое самочувствие, когда раз однажды я вижу, что женщины на меня не смотрят!
Что, думаю, за черт? Почему на меня бабы не глядят? С чего бы это? Чего им надо?
Вот я прихожу домой и поскорей гляжусь в зеркало. Там, вижу, вырисовывается потрепанная морда. И тусклый взор. И краска не играет на щеках.
«Ага, теперь понятно! - говорю я сам себе. - Надо усилить питание. Надо наполнить кровью свою поблекшую оболочку».
И вот я в спешном порядке покупаю разные продукты.
Я покупаю масло и колбасу. Я покупаю какао и так далее.
Все это ем, пью и жру прямо безостановочно. И в короткое время возвращаю себе неслыханно свежий, неутомленный вид.
И в таком виде фланирую по улицам. Однако замечаю, что дамы по-прежнему на меня не смотрят.
«Ага, - говорю я сам себе, - может быть, у меня выработалась дрянная походка? Может быть, мне не хватает гимнастических упражнений, висения на кольцах, прыжков? Может, мне недостает крупных мускулов, на которые имеют обыкновение любоваться дамы?»
Я покупаю тогда висячую трапецию. Покупаю кольца и гири и какую-то особенную рюху.
Я вращаюсь, как сукин сын, на всех этих кольцах и аппаратах. Я верчу по утрам рюху. Я бесплатно колю дрова соседям.
Я, наконец, записываюсь в спортивный кружок. Катаюсь на лодках и на лодчонках. Купаюсь до ноября. При этом чуть не тону однажды. Я ныряю сдуру на глубоком месте, но, не достав дна, начинаю пускать пузыри, не умея прилично плавать.
Я полгода убиваю на всю эту канитель. Я подвергаю жизнь опасности. Я дважды разбиваю себе башку при падении с трапеции.
Я мужественно сношу все это и в один прекрасный день, загорелый и окрепший, как пружина, выхожу на улицу, чтобы встретить позабытую женскую одобрительную улыбку.
Но этой улыбки опять не нахожу.
Тогда я начинаю спать при открытом окне. Свежий воздух внедряется в мои легкие. Краска начинает играть на моих щеках. Морда моя розовеет и краснеет. И принимает даже почему-то лиловый оттенок.
Co своей лиловой мордой я иду однажды в театр. И в театре, как ненормальный, кручусь вокруг женского состава, вызывая нарекания и грубые намеки со стороны мужчин и даже толкание и пихание в грудь. И в результате вижу две-три жалкие улыбки, каковые меня мало устраивают.
Там же, в театре, я подхожу к большому зеркалу и любуюсь на свою окрепшую фигуру и на грудь, которая дает теперь с напружкой семьдесят пять сантиметров.
Я сгибаю руки и выпрямляю стан и расставляю ноги то так, то так.
И искренне удивляюсь той привередливости, того фигурянья со стороны женщин, которые либо с жиру бесятся, либо пес их знает, чего им надо.
Я любуюсь в это большое зеркало и вдруг замечаю, что я одет неважно. Я прямо скажу - худо и даже безобразно одет. Прекороткие штаны с пузырьками на коленях приводят меня в ужас и даже в содрогание.
Но я буквально остолбеваю, когда гляжу на свои нижние конечности, описанию которых не место в художественной литературе.
«Ах, теперь понятно! - говорю я сам себе. - Вот что сокрушает мою личную жизнь - я плохо одеваюсь».
И, подавленный, на скрюченных ногах, я возвращаюсь домой, давая себе слово переменить одежду.
И вот в спешном порядке я строю себе новый гардероб. Я шью по последней моде новый пиджак из лиловой портьеры. И покупаю себе брюки «Оксфорд», сшитые из двух галифе.
Я хожу в этом костюме, как в воздушном шаре, огорчаясь подобной моде.
Я покупаю себе пальто на рынке с такими широкими плечами, которых вообще не бывает на нашей планете.
И в выходной день однажды в таком наряде выхожу на Тверской бульвар.
Я выхожу на Тверской бульвар и выступаю, как дрессированный верблюд. Я хожу туда и сюда, вращаю плечами и делаю па ногами.
Женщины искоса поглядывают на меня со смешанным чувством удивления и страха.
Мужчины - те смотрят менее косо. Раздаются ихние замечания, грубые и некультурные замечания людей, не понимающих всей ситуации.
Там и сям слышу фразы:
- Эво, какое чучело! Поглядите, как, подлец, нарядился! Как, - говорят, - ему не стыдно? Навернул на себя три километра материи.
Меня осыпают насмешками и хохочут надо мной.
Я иду, как сквозь строй, по бульвару, неясно на что-то надеясь.
И вдруг у памятника Пушкину я замечаю прилично одетую даму, которая смотрит на меня с бесконечной нежностью и даже лукавством.
Я улыбаюсь в ответ и три раза, играя ногами, обхожу памятник Пушкину. После чего присаживаюсь на скамеечку, что напротив.
Прилично одетая дама, с остатками поблекшей красоты, пристально смотрит на меня. Ее глаза любовно скользят по моей приличной фигуре и по лицу, на котором написано все хорошее.
Я наклоняю голову, повожу плечами и мысленно любуюсь стройной философской системой буржуазного экономиста о ценности женщин.
Я подмигиваю Пушкину: дескать, вот, мол, началось, Александр Сергеевич.
Я снова обращаюсь к даме, которая теперь, вижу, буквально следит немигающими глазами за каждым моим движением.
Тогда я начинаю почему-то пугаться этих немигающих глаз. Я и сам не рад успеху у этого существа. И уже хочу уйти. И уже хочу обогнуть памятник, чтобы сесть на трамвай и ехать куда глаза глядят, куда-нибудь на окраину, где нет такой немигающей публики.
Но вдруг эта приличная дама подходит ко мне и говорит:
- Извините, уважаемый… Очень, - говорит, - мне странно об этом говорить, но вот именно такое пальто украли у моего мужа. Не откажите в любезности показать подкладку.
«Ну да, конечно, - думаю, - неудобно же ей начать знакомство с бухты-барахты».
Я распахиваю свое пальто и при этом делаю максимальную грудь с напружкой.
Оглядев подкладку, дама поднимает истошный визг и крики. Ну да, конечно, это ее пальто! Краденое пальто, которое теперь этот прохвост, то есть я, носит на своих плечах.
Ее стенания режут мне уши. Я готов провалиться сквозь землю в новых брюках и в своем пальто.
Мы идем в милицию, где составляют протокол. Мне задают вопросы, и я правдиво на них отвечаю.
А когда меня, между прочим, спрашивают, сколько мне лет, я называю цифру и вдруг от этой почти трехзначной цифры прихожу в содрогание.
«Ах, вот отчего на меня не смотрят! - говорю я сам себе. - Я попросту постарел. А я было хотел свалить на гардероб недостатки своей личной жизни».
Я отдаю краденое пальто, купленное на рынке, и налегке, со смятенным сердцем, выхожу на улицу.
«Ну, ладно, обойдусь! - говорю я сам себе. - Моя личная жизнь будет труд. Я буду работать. Я принесу людям пользу. Не только света в окне, что женщина».
Я начинаю издеваться над словами буржуазного ученого.
«Это брехня! - говорю я себе. - Это досужие выдумки! Типичный западный вздор!»
Я хохочу. Плюю направо и налево. И отворачиваю лицо от проходящих женщин.
Но вот что интересно - этот небольшой случай произошел со мной года два назад.
И хотя за эти два года я, казалось бы, еще больше постарел, но тем не менее этим летом я познакомился с одной особой, и она, представьте себе, мною сильно увлеклась. И, главное, смешная подробность: я в это лето одевался, как нарочно, исключительно худо. Ходил черт знает в каких штанах и в дырявых спортивных туфлях.
И вот тем не менее это на любовь не повлияло. И я через это счастлив и доволен, и даже мы вскоре женимся по взаимной любви.
И я надеюсь, что то, что вы прочтете в следующем рассказе, - с нами не произойдет.
Михаил Михайлович Зощенко, Голубая книга, Рассказы о любви
Стою я раз в кино и дожидаюсь одну даму.
Тут, надо сказать, одна особа нам понравилась. Такая довольно интересная бездетная девица. Служащая.
Ну, конечно, любовь. Встречи. Разные тому подобные слова. И даже сочинения стихов на тему, никак не связанную со строительством, чего-то такое: "Птичка прыгает на ветке, на небе солнышко блестит... Примите, милая, привет мой... И что-то такое, не помню, - та-та-та-та... болит..."
Любовь в этом смысле всегда отрицательно отражается на мировоззрении отдельных граждан. Замечается иной раз нытье и разные гуманные чувства. Наблюдается какая-то жалость к людям и к рыбам и желание им помочь. И сердце делается какое-то чувствительное. Что совершенно излишне в наши дни.
Так вот, раз однажды стою в кино со своим чувствительным сердцем и дожидаюсь свою даму.
А она, поскольку служащая и не слишком дорожит местом, - она любит опаздывать. На службе-то, конечно за это строго. Ну, а тут она знает за два опоздания ее ре уволят. Вот она и отыгрывается на личной почве и на гуманных чувствах.
Так вот, стою как дурак в кино и дожидаюсь.
Так - очередь у кассы струится. Так - дверь раскрыта на улицу, заходите. Так - я стою. И как-то так энергично стою, весело. Охота петь, веселиться, дурака валять. Охота кого-нибудь толкнуть, подшутить или схватить за нос. На душе пенье раздается, и сердце разрывается от счастья.
И вдруг вижу - стоит около входной двери бедно одетая старушка. Такой у нее рваненький ватерпруф, облезлая муфточка, дырявые старинные башмачонки.
И стоит эта старушка скромно у двери и жалостными глазами смотрит на входящих, ожидая, не подадут ли.
Другие на ее месте обыкновенно нахально стоят, нарочно поют тонкими голосами или бормочут какие-нибудь французские слова, а эта стоит скромно и даже как-то стыдливо.
Гуманные чувства заполняют мое сердце. Я вынимаю кошелек, недолго роюсь в нем, достаю рубль и от чистого сердца, с небольшим поклоном, подаю старухе.
И у самого от полноты чувств слезы, как брильянты, блестят в глазах.
Старушка поглядела на рубль и говорит:
- Это что?
- Вот, - говорю, - примите, мамаша, от неизвестного.
И вдруг вижу - у ней вспыхнули щеки от глубокого волнения.
- Странно, - говорит, - я, кажется, не прошу. Чего вы мне рубль пихаете?.. Может быть, я дочку жду - собираюсь с ней в кино пойти. Очень, говорит, обидно подобные факты видеть.
Я говорю:
- Извиняюсь... Как же так... Я прямо сам не понимаю... Пардон... говорю. Прямо спутался. Не поймешь, кому чего надо. И кто за чем стоит. Шутка ли, столько народу...
Но старуха поднимает голос до полного визга.
- Это что же, - говорит, - в кино не пойди - оскорбляют личность! Как, говорит, у вас руки не отсохнут производить такие жесты? Да я лучше подожду дочку и в другое кино с ней пойду, чем я буду с вами сидеть и дышать зараженным воздухом.
Я хватаю ее за руки, извиняюсь и прошу прощения. И поскорей отхожу в сторонку, а то, думаю, еще, чего доброго, заметут в милицию, а я даму жду.
Вскоре приходит моя дама. А я стою скучный и бледный и даже несколько обалдевший и стыжусь по сторонам глядеть, чтобы не увидеть моей оскорбленной старухи.
Вот я беру билет и мелким шагом волочусь за своей дамой.
Вдруг подходит ко мне кто-то сзади и берет меня за локоть.
Я хочу развернуться, чтоб уйти, но вдруг вижу - передо мной старуха.
- Извиняюсь, - говорит она, - это не вы ли мне давеча рубль давали?
Я что-то невнятное лепечу, а она продолжает:
- Тут не помню кто-то мне давал сейчас рубль... Кажется, вы. Если вы, тогда ладно, дайте. Тут дочка не рассчитала, а вторые места дороже, чем мы думали. А в третьих местах я ничего не увижу по причине слабости глаз. Прямо хоть уходи. Извиняюсь, говорит, что напомнила.
Я вынимаю кошелек, но моя дама впускает следующее слова:
- Совершенно, говорит, не к чему швыряться деньгами. Уж если на то пошло, я лучше нарзану в буфете выпью.
Я говорю:
- Нарзан вы получите, не скулите. Но рубль я должен дать. Мало ли какие бывают денежные заминки. Надо, говорю, по-товарищески относиться.
Нет, я все-таки дал старухе рубль, и мы в растрепанных чувствах стали глядеть картину.
Под музыку дама меня пилила, говоря, что за две недели знакомства я ей одеколону не мог купить, а, между прочим, пыль в глаза пускаю и раздаю рубли направо и налево.
Под конец стали показывать веселую комедию, и мы, забыв обо всем, весело хохотали.
А эта старуха сидела со своей дочкой недалеко от нас и тоже иногда весело похрюкивала.
И я был очень рад, что доставил ей это культурное удовольствие. И даже если бы она у меня попросила два рубля, я бы тоже ей дал, не моргнув глазом.
Но, в общем, это мелкий факт, а что касается до крупных дел, связанных с деньгами, то мы, например, знаем такой нижеследующий случай.
Вот забавная новелла, при чтении которой любители Таинственного получат кой-какое удовольствие.
Мелкий случай из личной жизни
Н.Д.Балабаю
Даль неоглядная, высь поднебесная, а жара… а жара несусветная. Ужасающая была у нас этим летом жара. 43 градуса в тени! Тепло, однако.
И надо было мне в такую-то жару купить молоко на рынке в пластиковой бутылке.
Вообще-то молоко мы покупаем на даче у нашей молочницы Лиды. Лида- в прошлом медсестра, она очень работящая и исключительно чистоплотная. Потому молоко, которое мы у нее покупали, все пили не опасаясь. Лида, кстати, очень ревниво относится к качеству своей продукции и к чистоте. Она очень забавно разговаривает на южноукраинском суржике, и вполне серьезно мне всегда говорит
-Та не купляйте у Наташки, она сама у меня купляе, потом разводыть водою, та и продае. Труба!
-Та можете не мыть бутыльки, я все одно перемываю и на сонце выжариваю.
-Сегодня купала свою Ласуню, (корову) так вона у мене така гарненька, така чистенька. Молоко никому не дасть, крим мэнэ.
-Попробуйте яке молоко, як с сахаром, а сливка?! А!
И я всегда послушно покупала молоко только у нее, и вот угораздило. Ну что же, и на старуху бывает проруха, как верно заметили классики. Погорячилась малехо.
Попила я кофе с этим молочком с рынка и начала медленно кончаться: озноб, температура, диарея, головная боль, рвота. Полный набор. Просто левомицетин и фурозалидон не помогали, попала под капельницу- благо муж начмед, а лучший его друг гастроэнтеролог.
Лежу и сокрушаюсь о своей несчастной доле- добрые люди на пляже, на реке, на яхтах, на дачах, а ты с иглой в руке и вся, как отсиженная нога, в палате.
Звонок. Лида.
-Ольга Петровна, вам оставлять молоко.
-Здравствуй, Лидочка, дорогая… Нет, мы сегодня на дачу не приедем.
-Чого це?
-А я, Лида, такая дура, что и слов-то не найти. Купила на рынке молоко, а теперь вот лежу под капельницей. Отравилась.
-Та вы шо? Тю! Ну на шо вы брали на рынке? Чи с глузду зьихалы? (с ума сошли)
-Наверное, но хозяйка, Лида, меня уверяла, что молоко «утрешне».
-Та яко оно утрешне. Оно у них по 5 дней утрешне, они тудаж антибиотики лльют. Я ж вам казала (говорила)
-Что ты, Лида! Не может быть!
-От вы уже интеллигенция, таки вже наивни. Прям, як диты..
Интеллигенция у Лиды слово ругательное.(Это для справки.)
-Слухайтэ, там у цих хазяек такая химия, шо и той, як его…
-Менделеев.
-О, точно. Менделееву не снилося. Добавляють пепсин, антибиотики, смекту. А сметану роблять з мелом и пальмовым маслом. А вкусна, потому шо усилитель вкуса додають. Там як в лабаратории -такого нахимичать, шо не знаешь, шо до рота несешь.
-Лида, да неужели?
-Тю! Шо я брехать буду. Казала вам купляйте молоко у мене, а вас понесло на той рынок. Там таки штукари-труба. От слухайтэ: в Федоровке у Гальки була корова лейкозна, жаба давила привить, она ж жадна; так сначала муж помер, а потом сама, 2 диточок осталось. И весь час торговала цим молоком.
Я похолодела. О, Господи, Царица небесная!
-А в Центральному у коров був бруцеллез, так там 3 семьи з ума посходылы.
-Лида, может не будешь продолжать. Ты меня уже убедила.
-Та я ж вам кажу -зараз коров лейкозных багато. Хазяева гроши экономлять, а люди гинуть.
-Лида, Лида, я поняла. Присягаюсь- молоко будем покупать только у тебя.
-Добрэ, добрэ. Выздоравливайть, Ольга Петровна. Вы цей, пийте чай з лимоном, минералку, ригедрон.
Как то сразу припомнилось золотое времечко для меломанов, когда страна советов хоронила своих генсеков- с утра траурные симфонии, реквиемы, Чайковский со своей "Патетической", лучшие дирижеры: Мравинский, Рождественский, Кондрашин. Балеты- праздник искусства. Да. Так в ушах и звучит- Кирие элейсон, Господи помилуй! Потом, уже и про завещание подумалось- лейкоз, это ж вам не шуточки.
И дремать расхотелось, и не читается. Вот так да! Недавно наши Кулибины ночью врезались в водогон, и, если бы не счетчики, никто бы не узнал. Доморощенные Менделеевы из пол-литровой банки сливок с помощью нехитрых химических операций, как-то: смешивание и взбалтывание, получают 3 литра суспензии под названием "Ой, в мэнэ така смачна сметана" исключительно товарного вида. Те же самые Менделеевы варят самогон с куриным пометом для быстрого догона, и реализуют прямо в киосках, а я, действительно, наивная, все время удивлялась какие вежливые и улыбчивые женщины торгуют в киоске минеральной водой. А чего бы им не улыбаться- опрокинул рюмашку и запивачка рядом стоит. Хар-рра-шо!Да мало ли. Говорил как-то мой коллега: «Украинцы, как гадюки- их давят, нищат, а они все одно выживают. А жеруть однэ одного!»
Однозначно, я сделала вывод, когда отковыляла домой- молоко покупать только у Лиды и обязательно, как сказал доктор, кипятить. Сметану самую дорогую только в супермаркетах, проверяя число и год!
Чего и всем советую. Будьте все здоровы! Ольга Голубь. 03.09.12.
Иду я раз однажды по улице и вдруг замечаю, что на меня женщины не смотрят.
Бывало, - раньше выйдешь на улицу этаким, как говорится, кандебобером, а на тебя смотрят, посылают воздушные взгляды, сочувственные улыбки, смешки и ужимки.
А тут вдруг вижу - ничего подобного!
Вот это, думаю, жалко! Все-таки, думаю" женщина играет некоторую роль в личной жизни.
Один буржуазный экономист или, кажется, химик высказал оригинальную мысль, будто не только личная жизнь, а все, что мы ни делаем, мы делаем для женщин. И, стало быть, борьба, слава, богатство, почести, обмен квартиры и покупки пальто и так далее и тому подобное, - все это делается ради женщины.
Ну, это он, конечно, перехватил, собака, заврался на потеху буржуазии, но что касается личной жизни, то я с этим всецело согласен.
Я согласен, что женщина играет некоторую роль в личной жизни.
Все-таки, бывало, в кино пойдешь, не так обидно глядеть худую картину. Ну там, ручку пожмешь, разные дурацкие слова говоришь - все это скрашивает современное искусство и бедность личной жизни.
Так вот, каково же мое самочувствие, когда раз однажды я вижу, что женщины на меня не смотрят!
Что, думаю, за черт? Почему на меня бабы не глядят? С чего бы это? Чего им надо?
Вот я прихожу домой и поскорей гляжусь в зеркало, Там, вижу, вырисовывается потрепанная морда. И тусклый взор. И краска не играет на щеках.
"Ага, теперь понятно! - говорю я сам себе. - Надо усилить питание. Надо наполнить кровью свою поблекшую оболочку".
И вот я в спешном порядке покупаю разные продукты.
Я покупаю масло и колбасу. Я покупаю какао и так далее.
Все это ем, пью и жру прямо безостановочно. И в короткое время возвращаю себе неслыханно свежий, неутомленный вид.
И в таком виде фланирую по улицам. Однако замечаю, что дамы по-прежнему на меня не смотрят.
"Ага, - говорю я сам себе, - может быть, у меня выработалась дрянная походка? Может быть, мне не хватает гимнастических упражнений, висения на кольцах прыжков? Может, мне недостает крупных мускулов, на которые имеют обыкновение любоваться дамы?"
Я покупаю тогда висячую трапецию. Покупаю кольца и гири и какую-то особенную рюху.
Я вращаюсь, как сукин сын, на всех этих кольцах и аппаратах. Я верчу по утрам рюху. Я бесплатно колю дрова соседям.
Я, наконец, записываюсь в спортивный кружок. Катаюсь на лодках и на лодчонках. Купаюсь до ноября. При этом чуть не тону однажды. Я ныряю сдуру на глубоком месте, но, не достав дна, начинаю пускать пузыри, не умея прилично плавать.
Я полгода убиваю на всю эту канитель. Я подвергаю жизнь опасности. Я дважды разбиваю себе башку при падении с трапеции.
Я мужественно сношу все это и в один прекрасный день, загорелый и окрепший, как пружина, выхожу на улицу, чтобы встретить позабытую женскую одобрительную улыбку.
Но этой улыбки опять не нахожу.
Тогда я начинаю спать при открытом окне. Свежий воздух внедряется в мои легкие. Краска начинает играть на моих щеках. Морда моя розовеет и краснеет. И принимает даже почему-то лиловый оттенок.
Со своей лиловой мордой я иду однажды в театр. И в театре, как ненормальный, кручусь вокруг женского состава, вызывая нарекания и грубые намеки со стороны мужчин и даже толкание и пихание в грудь.
И в результате вижу две-три жалкие улыбки, каковые меня мало устраивают.
Там же, в театре, я подхожу к большому зеркалу и любуюсь на свою окрепшую фигуру и на грудь, которая дает теперь с напружкой семьдесят пять сантиметров.
Я сгибаю руки, и выпрямляю стан, и расставляю ноги то так, то так.
И искренне удивляюсь той привередливости, тому фигурянью со стороны женщин, которые либо с жиру бесятся, либо пес их знает, чего им надо.
Я любуюсь в это большое зеркало и вдруг замечаю, что я одет неважно. Я прямо скажу - худо и даже безобразно одет. Прекороткие штаны с пузырьками на коленях приводят меня в ужас и даже в содрогание.
Но я буквально остолбеваю, когда гляжу на свои нижние конечности, описанию которых не место в художественной литературе.
"Ах, теперь понятно! - говорю я сам себе. - Вот что сокрушает мою личную жизнь - я плохо одеваюсь".
И, подавленный, на скрюченных ногах, я возвращаюсь домой, давая себе слово переменить одежду.
И вот в спешном порядке я строю себе новый гардероб. Я шью по последней моде новый пиджак из лиловой портьеры. И покупаю себе брюки "Оксфорд", сшитые из двух галифе.
Я хожу в этом костюме, как в воздушном шаре, огорчаясь подобной моде.
Я покупаю себе пальто на рынке с такими широкими плечами, которых вообще не бывает на нашей планете.
И в выходной день однажды в таком наряде выхожу на Тверской бульвар.
Я выхожу на Тверской бульвар и выступаю, как дрессированный верблюд. Я хожу туда и сюда, вращаю плечами и делаю на ногами.
Женщины искоса поглядывают на меня со смешанным чувством удивления и страха.
Мужчины - те смотрят менее косо. Раздаются ихние замечания, грубые и некультурные замечания людей, не понимающих всей ситуации.
Там и сям слышу фразы:
Эво, какое чучело! Поглядите, как, подлец, нарядился! Как, - говорят, - ему не стыдно? Навернул на себя три километра материи.
Меня осыпают насмешками и хохочут надо мной.
Я иду, как сквозь строй, по бульвару, неясно на чтото надеясь.
И вдруг у памятника Пушкину я замечаю прилично одетую даму, которая смотрит на меня с бесконечной нежностью и даже лукавством.
Я улыбаюсь в ответ и три раза, играя ногами, обхожу памятник Пушкину. После чего присаживаюсь на скамеечку, что напротив.
Прилично одетая дама с остатками поблекшей красоты пристально смотрит на меня. Ее глаза любовно скользят по моей приличной фигуре и по лицу, на котором написано все хорошее.
Я наклоняю голову, повожу плечами и мысленно любуюсь стройной философской системой буржуазного экономиста о ценности женщин.
Я подмигиваю Пушкину: дескать, вот, мол, началось, Александр Сергеевич.
Я снова обращаюсь к даме, которая теперь, вижу, буквально следит немигающими глазами за каждым моим движением.
Тогда я начинаю почему-то пугаться этих немигающих глаз. Я и сам не рад успеху у этого существа. И уже хочу уйти. И уже хочу обогнуть памятник, чтобы сесть на трамвай и ехать куда глаза глядят, куда-нибудь на окраину, где нет такой немигающей публики.
Но вдруг эта приличная дама подходит ко мне и говорит:
Извините, уважаемый… Очень, говорит, мне странно об этом говорить, но вот именно такое пальто украли у моего мужа. Не откажите в любезности показать подкладку.
"Ну да, конечно, - думаю, - неудобно же ей начать знакомство с бухты-барахты".
Я распахиваю свое пальто и при этом делаю максимальную грудь с напружкой.
Оглядев подкладку, дама поднимает истошный визг и крики. Ну да, конечно, это ее пальто! Краденое пальто, которое теперь этот прохвост, то есть я, носит на своих плечах.
Ее стенания режут мне уши. Я готов провалиться сквозь землю в новых брюках и в своем пальто.
Мы идем в милицию, где составляют протокол. Мне задают вопросы, и я правдиво на них отвечаю.
А когда меня, между прочим, спрашивают, сколько мне лет, я называю цифру и вдруг от этой почти трехзначной цифры прихожу в содрогание.
"Ах, вот отчего на меня не смотрят! - говорю я сам себе. - Я попросту постарел. А я было хотел свалить на гардероб недостатки своей личной жизни".
Я отдаю краденое пальто, купленное на рынке, и налегке, со смятенным сердцем, выхожу на улицу.
"Ну ладно, обойдусь! - говорю я сам себе. - Моя личная жизнь будет труд. Я буду работать. Я принесу людям пользу. Не только света в окне, что женщина".
Я начинаю издеваться над словами буржуазного ученого.
"Это брехня! - говорю я себе. - Это досужие выдумки! Типичный западный вздор!"
Я хохочу. Плюю направо и налево. И отворачиваю лицо от проходящих женщин.
Но вот что интересно - этот небольшой случай произошел со мной года два назад.
И хотя за эти два года я, казалось бы, еще больше постарел, но, тем не менее, этим летом я познакомился с одной особой, и она, представьте себе, мною сильно увлеклась. И, главное, смешная подробность: я в это лето одевался, как нарочно, исключительно худо. Ходил черт знает в каких штанах и в дырявых спортивных туфлях.
И вот, тем не менее это на любовь не повлияло. И я через это счастлив и доволен, и даже мы вскоре женимся по взаимной любви.
И я надеюсь, что то, что вы прочтете в следующем рассказе, с нами не произойдет.
