Оценил книгу
Прекрасная русская классика... даже с кучей недостатков, для меня все равно это ПРЕКРАСНАЯ РУССКАЯ КЛАССИКА.
Читала, наслаждалась, смаковала, растягивала удовольствие как могла. Этот невероятно уютный чарующий стиль письма, эти герои, их истории и судьбы - это моё чтение от первой до последней буквы.
Между тем, роман совсем не идеален, и огрехи его очевидны даже самому некритичному читателю.
Самым, пожалуй, очевидным недостатком является явная недоработанность романа, если можно так выразиться. Здесь очень много пробелов по сюжету, куски многих историй выпадают в никуда, многие линии обрываются, играющие видную роль в повествовании персонажи неожиданно просто исчезают со страниц, не хватает некоторых связок.
Очень заметно, что роман писался для журнала, когда первые главы уже в печати, а последние еще даже и не придуманы. Вполне закономерно, что по мере написания возникает потребность что-то откорректировать или добавить в ранее изданное, но такой возможности уже нет. Наверное, поэтому истории многих персонажей кажутся скомканными, недетализированными, даже притянутыми и немного нелогичными. Я бы не сказала, что этот момент сильно испортил впечатление, но чувство незавершенности осталось. Хотелось подробнее и про Петрушу, и про прачку Настасью Кирилловну с внуками, и про слепого учителя музыки, да и не только про них... Очень много интересных персонажей в романе, но частенько их судьбы только затронуты вскользь и как-будто забыты, а ведь им отведена определенная (иногда значительная) роль в повествовании. Жаль...
Еще можно обвинить роман в излишнем драматизме, в чрезмерном заламывании рук, рыдании навзрыд и прочих истерических проявлениях в угоду дамской половине читателей. Но какая мелодраматичная классика обходится без этого?
Есть еще какие-то мелочи, к которым можно попридираться, но на общем фоне они, право же, не заслуживают никакого внимания. Потому что даже если и можно назвать построение сюжета не самым удачным, то многочисленные достоинства романа все равно с лихвой компенсируют любые недоработки.
Восхитительные описания русской природы, живые и зрелищные изображения быта различных слоев российского общества, интереснейшие характеры, изумительные диалоги... И все это без всякого занудства и ненужного многословия, часто присущих литературе подобного рода.
Прекрасно и притягательно настолько, что через несколько часов после финальных строк романа, когда я уже начала читать другую (весьма неплохую, на первый взгляд) книгу, вдруг поймала себя на мысли, что скучаю... скучаю по "Мертвому озеру", по его неторопливому затягивающему слогу, по его атмосфере пленительной русскости образца середины XIX века. Для меня эта книга оказалась тем чтением, которое приносит наслаждение самим процессом, когда не ждешь финала (и не хочешь его), а просто получаешь удовольствие от написанного.
Оценил книгу
Приезжая в детстве на каникулы к бабушке в частный дом читать мне там в доинтернетовско-допланшетно-докомпьютерную эпоху было особо нечего, старые номера журнала "Работница", книжек было раз-два и обчелся. Но одной книжкой я зачитывалась, старый-престарый затрепанный томик без обложки, толстый, с пожелтевшими страницами. Недавно я вспомнила про эту основательно подзабытую книгу и решила найти, что же я такое читала в детстве про дворянский был 19-го века. Помнила только, что в названии было слово озеро, и что там была девушка Люба которая потом стала актрисой.
Мне пришлось несколько раз переформулировывать и уточнять свой запрос товарищу Гуглю, пока он наконец меня понял и выдал мне как вариант: "Мертвое озеро", Н.А. Некрасов. Некрасов? Так это был Некрасов? Увы и ах, позор на мои седины, но я всю жизнь думала, что Некрасов поэт и только поэт.
При перечитывании спустя много лет той магии, которую я ощущала в детстве у меня не возникло, но тем не менее прочитала книгу с удовольствием. Я не могу назвать эту книгу шедевром мировой литературы, есть у меня какое-то смутное ощущение, что это такой масс-маркет образца 19-го века для экзальтированных дамочек "чтобы поплакать и пострадать". Такую книгу наверно тайком по ночам читали молоденькие гимназистки....
Но мастер есть мастер, и Некрасов не может писать плохо, даже когда пишет роман чисто на потребу публике. Яркие характеры, добротный язык, семейные тайны, месть, старые обиды, разбитые судьбы, читается вполне увлекательно и с интересом.
Кстати, в 19-м веке профессия актрисы вовсе не считалась заветной мечтой девочек как сейчас. В классике это описано неоднократно, в актрисы в основном шли от безысходности, после разорения семьи, актерская профессия по престижу находилась чуть выше плинтуса, у самых категоричных слово "актриса" практически равнялось словами "содержанка" или еще чего похлеще. Да, были единицы звезд, которые находились на особом положении, но большинство актеров, особенно провинциальных театров, влачили довольно жалкое существование.
Во время чтения книги у меня постоянно вертелась мысль: "Чего ж они все там такие нервные"? Может мы стали крепче спустя пару столетий, но вот эти бесконечные: "Ах, вскричал/а он/а заломив руки"
, "С ней/ним случился нервический припадок", "Пошатнувшись он/а без чувств упал/а на руки такого-то" и "Ему/ей сделалось дурно"
встречаются каждую пару страниц:-)).
А так, рекомендую книгу тем, кто хочет познакомиться с Некрасовым как прозаиком, или когда захочется чего то "романтишного" и "чуйствительного" образца 19-го века.
Николай Алексеевич Некрасов, Авдотья Яковлевна Панаева
Мертвое озеро
Часть первая
Летний вечер
Четыре часа пополудни; день жаркий, но воздух чист и ароматен. Солнце усердно нагревает темно-серые стены большого, неуклюжего дома, стоящего вдали от прочих деревенских изб. Об архитектуре его можно сказать одно: вероятно, он был недостроен, когда его покрыли крышей. Окна, маленькие и редкие, наглухо заперты. У дома есть и сад; но он нисколько не защищает его от солнца; кроме кустов сирени да акаций, не видно в нем никаких дерев. Впрочем, в нем найдется всё необходимое для деревенского сада: крытая аллея из акаций, с беседкой, несколько дряхлых скамеек, расставленных на дурно выметенных дорожках; в стороне -- гряды с клубникой, а по забору тянутся кусты смородины и малины. Полусгнившая терраса с колоннами и деревянными перилами, выкрашенными белой краской, выходит в сад, и от нее тянется дорожка; она спускается вниз к небольшой реке, которая вся покрыта болотными лилиями и другими травами. Через речку перекинут узенький мостик в китайском вкусе. Переходящему его нужно иметь достаточный запас мужества, потому что местами доски сгнили, а остальные прыгали от прикосновения. Но за смелость свою он щедро вознаграждался, очутившись вдруг в прекрасном лесу вместо унылого, обнаженного сада. Огромные деревья заменяли здесь беседку и крытую аллею, зеленая мягкая трава с цветами -- сгнившие деревянные скамейки. Тут так всё дышало весело и роскошно, как будто не маленькая река, а целое море разделяло два сада.
Вступив в дом, мы увидим одну из главных комнат, необыкновенно широкую и низенькую, с полом, выкрашенным густо-коричневой краской, с закопченным потолком, с меблировкой, в которой каждая вещь свидетельствует давность лет и лишение удобств. Высокие стулья, выкрашенные белой краской, с букетом роз на спинке, с соломенными подушками, привязанными к сиденью, жались плотно друг возле друга, окаймляя стены. Посреди комнаты -- обеденный круглый стол с бесчисленными тоненькими ножками, напоминавший огромного окаменелого паука. В углу против окон -- массивный флигель в неуклюжем чехле из толстого серого сукна. На желтой закопченной стене -- барометр, оправленный в черное дерево. В одном углу помещались стенные часы с пудовыми гирями, которые по огромности своей скорее годились украшать башню рыцарского замка, чем столовую мирного селянина.
Под монотонный стук маятника по комнате ходила женщина пожилых лет, с лицом бледным и суровым. В ее крупных и неправильных чертах было полное отсутствие малейшей нежности. Закинув руки назад, она прохаживалась тяжелою поступью, погруженная в раздумье. Ее полутраурный туалет гармонировал с мрачностью комнаты: он состоял из темного ситцевого капота и бархатной пелеринки с бахромой; за поясом позванивала огромная связка ключей; тюлевый чепчик с темными лентами прикрывал волосы женщины, черные с проседью.
У окна, затянутого серпянкой, сидели девушка и старичок, лицом друг к другу. Противоположность лет резко выказывала молодость, полную жизни, и кроткую старость. Несмотря на совершенно детский туалет девушки, ей смело можно было дать лет шестнадцать. Ситцевое полинялое светленькое платье с короткими рукавами, которые выказывали полненькие и красивые руки, и беленькая детская пелеринка не могли скрыть пышных плеч. Девушка была причесана a la chinoise. {в китайском стиле (франц.) } Ее слегка волнистые волосы приподняты были кверху, открывая красивый лоб и виски. Коса ее, очень густая, низко спускалась на затылок, на котором вились от природы маленькие пукли. Головка так грациозно была поставлена на ее прекрасных плечах, что невольно обращала на себя внимание. Черты лица были небольшие, исключая глаз -- ясных и смелых; а в очертании красивых губ, несмотря на детское еще выражение всего лица, выражалось уже столько энергии, что вы невольно догадывались о силе характера. Гармония господствовала во всей фигуре девушки, начиная с огненных ее глаз до красивых пальцев, которыми она работала бисером на бумаге,-- занятие, придуманное для потери зрения.
Старичок был очень маленького роста: он почти весь мог бы усесться в вольтеровских полинялых креслах. Лицо его было кротко, черты мелкие, но, несмотря на дряхлость, сохранившие еще форму. Из-под белого вязаного колпака, которым была покрыта его голова, падали редкие длинные седые волосы и ложились на воротник ситцевого халата. Огромные очки почти закрывали всё его маленькое лицо. На коленях у него лежала книга, а на окне подле него -- табакерка и розовый клетчатый платок.
Тишина была томительная кругом в доме; одна только мерно-тяжелая поступь, то заглушаемая боем маятника, то вторившая ему, монотонно раздавалась по зале. Внимательный глаз, однако ж, заметил бы маленькую комедию, которая безмолвно разыгрывалась среди всеобщей тишины. Лишь только высокая женщина поворачивалась спиною к окнам, как девушка отнимала голову от работы и заглядывала за ширмы, стоявшие у окна. Старик делал то же. Они улыбались, глядя в окно; по временам девушка едва сдерживала смех. Но как только высокая женщина доходила до двери против окон и поворачивалась, девушка и старик пугливо обращались к своим занятиям; лица их быстро принимали серьезное выражение.
Внимание старичка и девушки привлекал стоявший у окон в саду высокий мальчик… впрочем, мальчиком его можно было назвать только по костюму, да еще по гримасам и прыжкам, какие он теперь выделывал. Широкие его плечи заключены были в узенькую синюю суконную курточку, рукава которой едва доставали до кисти его мускулистых рук. На отложенный воротничок рубашки падали светло-белокурые длинные волосы. Ростом он был довольно высок и вообще имел вид недоросля. Щеки его горели ярким румянцем, пот катился градом с его открытого лба; но он ничего не замечал и усердно гримасничал и ломался. Однако ж проказам его, которые так занимали старика и девушку, суждено было скоро кончиться.
Летний вечер
Четыре часа пополудни; день жаркий, но воздух чист и ароматен. Солнце усердно нагревает темно-серые стены большого, неуклюжего дома, стоящего вдали от прочих деревенских изб. Об архитектуре его можно сказать одно: вероятно, он был недостроен, когда его покрыли крышей. Окна, маленькие и редкие, наглухо заперты. У дома есть и сад; но он нисколько не защищает его от солнца; кроме кустов сирени да акаций, не видно в нем никаких дерев. Впрочем, в нем найдется всё необходимое для деревенского сада: крытая аллея из акаций, с беседкой, несколько дряхлых скамеек, расставленных на дурно выметенных дорожках; в стороне -- гряды с клубникой, а по забору тянутся кусты смородины и малины. Полусгнившая терраса с колоннами и деревянными перилами, выкрашенными белой краской, выходит в сад, и от нее тянется дорожка; она спускается вниз к небольшой реке, которая вся покрыта болотными лилиями и другими травами. Через речку перекинут узенький мостик в китайском вкусе. Переходящему его нужно иметь достаточный запас мужества, потому что местами доски сгнили, а остальные прыгали от прикосновения. Но за смелость свою он щедро вознаграждался, очутившись вдруг в прекрасном лесу вместо унылого, обнаженного сада. Огромные деревья заменяли здесь беседку и крытую аллею, зеленая мягкая трава с цветами -- сгнившие деревянные скамейки. Тут так всё дышало весело и роскошно, как будто не маленькая река, а целое море разделяло два сада.
Вступив в дом, мы увидим одну из главных комнат, необыкновенно широкую и низенькую, с полом, выкрашенным густо-коричневой краской, с закопченным потолком, с меблировкой, в которой каждая вещь свидетельствует давность лет и лишение удобств. Высокие стулья, выкрашенные белой краской, с букетом роз на спинке, с соломенными подушками, привязанными к сиденью, жались плотно друг возле друга, окаймляя стены. Посреди комнаты -- обеденный круглый стол с бесчисленными тоненькими ножками, напоминавший огромного окаменелого паука. В углу против окон -- массивный флигель в неуклюжем чехле из толстого серого сукна. На желтой закопченной стене -- барометр, оправленный в черное дерево. В одном углу помещались стенные часы с пудовыми гирями, которые по огромности своей скорее годились украшать башню рыцарского замка, чем столовую мирного селянина.
Под монотонный стук маятника по комнате ходила женщина пожилых лет, с лицом бледным и суровым. В ее крупных и неправильных чертах было полное отсутствие малейшей нежности. Закинув руки назад, она прохаживалась тяжелою поступью, погруженная в раздумье. Ее полутраурный туалет гармонировал с мрачностью комнаты: он состоял из темного ситцевого капота и бархатной пелеринки с бахромой; за поясом позванивала огромная связка ключей; тюлевый чепчик с темными лентами прикрывал волосы женщины, черные с проседью.
У окна, затянутого серпянкой, сидели девушка и старичок, лицом друг к другу. Противоположность лет резко выказывала молодость, полную жизни, и кроткую старость. Несмотря на совершенно детский туалет девушки, ей смело можно было дать лет шестнадцать. Ситцевое полинялое светленькое платье с короткими рукавами, которые выказывали полненькие и красивые руки, и беленькая детская пелеринка не могли скрыть пышных плеч. Девушка была причесана a la chinoise. {в китайском стиле (франц.) } Ее слегка волнистые волосы приподняты были кверху, открывая красивый лоб и виски. Коса ее, очень густая, низко спускалась на затылок, на котором вились от природы маленькие пукли. Головка так грациозно была поставлена на ее прекрасных плечах, что невольно обращала на себя внимание. Черты лица были небольшие, исключая глаз -- ясных и смелых; а в очертании красивых губ, несмотря на детское еще выражение всего лица, выражалось уже столько энергии, что вы невольно догадывались о силе характера. Гармония господствовала во всей фигуре девушки, начиная с огненных ее глаз до красивых пальцев, которыми она работала бисером на бумаге,-- занятие, придуманное для потери зрения.
Старичок был очень маленького роста: он почти весь мог бы усесться в вольтеровских полинялых креслах. Лицо его было кротко, черты мелкие, но, несмотря на дряхлость, сохранившие еще форму. Из-под белого вязаного колпака, которым была покрыта его голова, падали редкие длинные седые волосы и ложились на воротник ситцевого халата. Огромные очки почти закрывали всё его маленькое лицо. На коленях у него лежала книга, а на окне подле него -- табакерка и розовый клетчатый платок.
Тишина была томительная кругом в доме; одна только мерно-тяжелая поступь, то заглушаемая боем маятника, то вторившая ему, монотонно раздавалась по зале. Внимательный глаз, однако ж, заметил бы маленькую комедию, которая безмолвно разыгрывалась среди всеобщей тишины. Лишь только высокая женщина поворачивалась спиною к окнам, как девушка отнимала голову от работы и заглядывала за ширмы, стоявшие у окна. Старик делал то же. Они улыбались, глядя в окно; по временам девушка едва сдерживала смех. Но как только высокая женщина доходила до двери против окон и поворачивалась, девушка и старик пугливо обращались к своим занятиям; лица их быстро принимали серьезное выражение.
Внимание старичка и девушки привлекал стоявший у окон в саду высокий мальчик… впрочем, мальчиком его можно было назвать только по костюму, да еще по гримасам и прыжкам, какие он теперь выделывал. Широкие его плечи заключены были в узенькую синюю суконную курточку, рукава которой едва доставали до кисти его мускулистых рук. На отложенный воротничок рубашки падали светло-белокурые длинные волосы. Ростом он был довольно высок и вообще имел вид недоросля. Щеки его горели ярким румянцем, пот катился градом с его открытого лба; но он ничего не замечал и усердно гримасничал и ломался. Однако ж проказам его, которые так занимали старика и девушку, суждено было скоро кончиться.
Высокая женщина случайно, не дойдя до двери, повернула голову и застала врасплох старичка и девушку. Как бы почувствовав устремленные на них зоркие глаза, они оба вздрогнули и склонили головы, один -- к книге, другая -- к работе. Язвительно улыбнувшись, высокая женщина молча вышла из залы в боковую дверь. Девушка выразительно переглянулась со старичком и робко прислушивалась к стуку двери в соседней комнате, которая выходила на террасу. Через минуту возвратилась в зал высокая женщина; запыхавшись, тащила она за собою проказника, пойманного врасплох в саду,-- он неохотно шел за ней, упираясь всем телом. Со всею силой своего высокого роста и могучих плеч она посадила мальчика на стул у флигеля и грозно сказала:
– - Я жду, жду его, думаю -- еще в классе, а он изволит гримасничать, как фигляр какой-нибудь.-- И, с презрительной миной обратясь к старичку, который, как школьник, уткнулся в книгу, она прибавила: -- А как вам-то не стыдно?
Затем, быстро отвернув голову, подошла к девушке, низко склонившей голову над работой, с готовностью принять грозу, уже тяготеющую над ней.
– - А вы, сударыня! -- воскликнула высокая женщина, дурно скрывая свой гнев и, однако, стараясь придать своему голосу более ровности.-- Вспомнили бы, что едите чужой хлеб, носите чужое платье! хоть бы из деликатности, коли в вас нет благодарности, слушались ваших благодетелей. Не зевали бы по окнам, а работали бы.
Изливая таким образом свой гнев, высокая женщина всё ближе и ближе подходила к девушке. Сдерживая ускоренное дыхание, бедная девушка сжала свои губы, на которых как бы блуждала улыбка; щеки ее горели, а дрожащей рукой она ловила бисеринку, которая упорно увертывалась от нее.
– - Я вас проучу, сударыня, я заставлю вас не улыбаться, а плакать, когда вам говорят дело. Взятая из милос…
Описание озера в романе соответствует его зловещему назначению. Мертвенное спокойствие и мрачная торжественность присутствуют в нем: «Кругом озера, с трех сторон, как бы служа оградой, были горы; покрытые редким еловым кустарником и деревьями, они придавали этому месту вид крепости, в которой была заключена вечно гладкая, как зеркало, поверхность воды. Огромные деревья, склоняясь к воде, бросали на нее страшные тени, а рукава озера, бесконечно извиваясь, вдали блистали кое-где между густым лесом. Какое-то уныние разливалось кругом озера, которое даже в бурю было спокойно. Ветер, бушующий на горах, завывая, как бы страшился нарушить спокойствие озера; одни только верхушки дерев медленно покачивались и наполняли воздух странным гулом. Мрачный и раскидистый ельник стоял неподвижно, простирая свои длинные сучья к озеру, как бы стараясь защитить его от солнца. Осока, страшной высоты тростник окаймляли озеро, а изумрудный мох в виде травы предательски укрывался между кустарниками ельника». Конечно же, было бы бесполезно исследователям творчества Некрасова искать подобное озеро в Ярославской губернии. Художественное описание имеет обобщенный характер. Однако мы рискнем предположить, что в жизни поэта «мертвое озеро» все-таки существовало. Оно и сейчас находится в пяти километрах от бывшей усадьбы Некрасовых Грешнево и называется Ивановым или Ивановским. Случилось ЭТО 23 июля 1834 года. Из скупых свидетельских показаний, зафиксированных в Ярославском уездном суде, удалось узнать, что в этот день, в шесть часов вечера, отец поэта Алексей Сергеевич отправился с сыновьями, учеником ярославской гимназии Федором Алексеевичем Успенским, взятым на каникулы в качестве репетитора для Николая и Андрея Некрасовых, и двумя дворовыми на охоту. Дойдя до озера и взяв одно из двух ружей, Федор Успенский отстал от Некрасовых саженей на сто (около 213 метров). Вскоре раздался выстрел, и, оглянувшись, отец поэта увидел, что Успенский «идет по неглубокому месту озера». Словно почувствовав неладное, Некрасовы повернули обратно и «вскорости услышали крик и, прибежав туда, увидели Успенского, совсем в воде погибающего». Быстро раздевшись, Алексей Сергеевич, сам не умея плавать, бросился в воду на помощь юноше и почти уже достиг его, как сам начал тонуть. С большим трудом грешневский помещик выбрался на берег. Все это происходило на глазах у братьев Некрасовых и одного из дворовых. Созвав крестьян и пригнав плот, Некрасовы до глубокой ночи искали тело Успенского. О случившемся сообщили сотским сел Тимохина и Диево-Городища. На четвертый день тело юноши всплыло на поверхность озера и было, вероятно, погребено в селе Николо-раменье Пошехонского уезда, откуда родом был гимназист. Поскольку виновных в случившейся трагедии не обнаружено, то решено было «случай сей придать на суд Богу, а дело, зачисля решенным, отдать в архив». В романе «Мертвое озеро» имеется эпизод, когда помещик Куратов и его дворовые разыскивают в озере тело покончившей с собой цыганки: «Уже смеркалось, а Куратов в каком-то безумном отчаянии плавал по озеру, то наградами, то угрозами побуждая бросаться в озеро и искать цыганку. В его голосе слышались слезы. Он звал по имени цыганку, как будто думая вызвать ее со дна озера, которое освещено было тысячами факелов и кострами, расположенными на берегу, чтобы греться бросавшимся в озеро. Шепот людей, которые как будто боялись заглушить голос Куратова, величавое спокойствие природы - все полно было уныния и ужаса...» Вполне возможно, что в основу данного эпизода как раз и легли воспоминания Некрасова о той июльской ночи. Кстати, образ помещика Куратова отчасти напоминает нам отца поэта. Став виновником гибели цыганки, этот герой, преследуемый муками совести, вскоре и сам погибает в озере. И все-таки в материалах дела о гибели Федора Успенского много неясного. Так, например, в них говорится о том, что юноша, решив достать подстреленную утку, «по неосторожности своей заплыл в глубокое место озера и, истощив силы, не мог спасти себя от потопления». Однако о вещах, оставленных гимназистом на берегу, свидетели почему-то не сообщают. Получается, что Успенский поплыл за дичью с ружьем, сумкой, в которой были заряды, и в одежде, а это маловероятно. Подсказку об обстоятельствах гибели юноши, по нашему мнению, можно обнаружить в диалоге героев романа «Мертвое озеро»: «Когда они вышли на берег, щеголеватый господин, встряхивая с себя воды, сказал: - У-у-у! какая холодная вода! И точно: я заметил, что в озере есть омуты, так и тянут книзу. - И сколько их, да еще у самых берегов! А кто не знает этого озера, доплывает к берегу и думает, что земля, - встанет да провалится. Здесь да у дома только можно подойти к озеру, а то все болото, - ораторствовала цыганка, пока выкупавшийся выжимал свой сюртук». По всей видимости, гимназист Успенский не плавал за уткой, а провалился в один из так называемых омутов. Произошло это, вероятно, для него так неожиданно, что он, потеряв самообладание, погиб. Н. А. Некрасов о гибели Федора Успенского никогда не вспоминал. Но смерть его, безусловно, не могла не отразиться на сознании поэта, который, как известно, рос очень ранимым и впечатлительным мальчиком. Вполне возможно, что он чувствовал свою вину перед юношей. Во всяком случае водная стихия магнитом притягивала к себе поэта. Иногда он даже испытывал свою судьбу. Так однажды, по свидетельству Е. Я. Колбасина, он, не умея плавать, чтобы доказать свою любовь женщине, бросился с лодки на середине Волги и только по счастливой случайности был спасен спутниками. Роман «Мертвое озеро» имеет вполне благополучный конец. Молодое поколение дворян в полном блеске проявило свои хозяйственные способности: осушило болота около озера, искусно превратило неприступный лес в красивый парк. «Озеро лишилось своей пугающей таинственности и только по преданию удерживало свое мрачное название», - такова была утопия Николая Некрасова. Реальное Иваново озеро по-прежнему имеет извилистые и топкие берега. И лишь рыбаки иногда навещают его, не подозревая о трагедии, случившейся здесь много лет назад. Григорий КРАСИЛЬНИКОВ, заведующий филиалом «Аббакумцево» музея-заповедника Н. А. Некрасова «Карабиха».
Летний вечер
Четыре часа пополудни; день жаркий, но воздух чист и ароматен. Солнце усердно нагревает темно-серые стены большого, неуклюжего дома, стоящего вдали от прочих деревенских изб. Об архитектуре его можно сказать одно: вероятно, он был недостроен, когда его покрыли крышей. Окна, маленькие и редкие, наглухо заперты. У дома есть и сад; но он нисколько не защищает его от солнца; кроме кустов сирени да акаций, не видно в нем никаких дерев. Впрочем, в нем найдется всё необходимое для деревенского сада: крытая аллея из акаций, с беседкой, несколько дряхлых скамеек, расставленных на дурно выметенных дорожках; в стороне -- гряды с клубникой, а по забору тянутся кусты смородины и малины. Полусгнившая терраса с колоннами и деревянными перилами, выкрашенными белой краской, выходит в сад, и от нее тянется дорожка; она спускается вниз к небольшой реке, которая вся покрыта болотными лилиями и другими травами. Через речку перекинут узенький мостик в китайском вкусе. Переходящему его нужно иметь достаточный запас мужества, потому что местами доски сгнили, а остальные прыгали от прикосновения. Но за смелость свою он щедро вознаграждался, очутившись вдруг в прекрасном лесу вместо унылого, обнаженного сада. Огромные деревья заменяли здесь беседку и крытую аллею, зеленая мягкая трава с цветами -- сгнившие деревянные скамейки. Тут так всё дышало весело и роскошно, как будто не маленькая река, а целое море разделяло два сада.
Вступив в дом, мы увидим одну из главных комнат, необыкновенно широкую и низенькую, с полом, выкрашенным густо-коричневой краской, с закопченным потолком, с меблировкой, в которой каждая вещь свидетельствует давность лет и лишение удобств. Высокие стулья, выкрашенные белой краской, с букетом роз на спинке, с соломенными подушками, привязанными к сиденью, жались плотно друг возле друга, окаймляя стены. Посреди комнаты -- обеденный круглый стол с бесчисленными тоненькими ножками, напоминавший огромного окаменелого паука. В углу против окон -- массивный флигель в неуклюжем чехле из толстого серого сукна. На желтой закопченной стене -- барометр, оправленный в черное дерево. В одном углу помещались стенные часы с пудовыми гирями, которые по огромности своей скорее годились украшать башню рыцарского замка, чем столовую мирного селянина.
Под монотонный стук маятника по комнате ходила женщина пожилых лет, с лицом бледным и суровым. В ее крупных и неправильных чертах было полное отсутствие малейшей нежности. Закинув руки назад, она прохаживалась тяжелою поступью, погруженная в раздумье. Ее полутраурный туалет гармонировал с мрачностью комнаты: он состоял из темного ситцевого капота и бархатной пелеринки с бахромой; за поясом позванивала огромная связка ключей; тюлевый чепчик с темными лентами прикрывал волосы женщины, черные с проседью.
У окна, затянутого серпянкой, сидели девушка и старичок, лицом друг к другу. Противоположность лет резко выказывала молодость, полную жизни, и кроткую старость. Несмотря на совершенно детский туалет девушки, ей смело можно было дать лет шестнадцать. Ситцевое полинялое светленькое платье с короткими рукавами, которые выказывали полненькие и красивые руки, и беленькая детская пелеринка не могли скрыть пышных плеч. Девушка была причесана a la chinoise. {в китайском стиле (франц.) } Ее слегка волнистые волосы приподняты были кверху, открывая красивый лоб и виски. Коса ее, очень густая, низко спускалась на затылок, на котором вились от природы маленькие пукли. Головка так грациозно была поставлена на ее прекрасных плечах, что невольно обращала на себя внимание. Черты лица были небольшие, исключая глаз -- ясных и смелых; а в очертании красивых губ, несмотря на детское еще выражение всего лица, выражалось уже столько энергии, что вы невольно догадывались о силе характера. Гармония господствовала во всей фигуре девушки, начиная с огненных ее глаз до красивых пальцев, которыми она работала бисером на бумаге,-- занятие, придуманное для потери зрения.
Старичок был очень маленького роста: он почти весь мог бы усесться в вольтеровских полинялых креслах. Лицо его было кротко, черты мелкие, но, несмотря на дряхлость, сохранившие еще форму. Из-под белого вязаного колпака, которым была покрыта его голова, падали редкие длинные седые волосы и ложились на воротник ситцевого халата. Огромные очки почти закрывали всё его маленькое лицо. На коленях у него лежала книга, а на окне подле него -- табакерка и розовый клетчатый платок.
Тишина была томительная кругом в доме; одна только мерно-тяжелая поступь, то заглушаемая боем маятника, то вторившая ему, монотонно раздавалась по зале. Внимательный глаз, однако ж, заметил бы маленькую комедию, которая безмолвно разыгрывалась среди всеобщей тишины. Лишь только высокая женщина поворачивалась спиною к окнам, как девушка отнимала голову от работы и заглядывала за ширмы, стоявшие у окна. Старик делал то же. Они улыбались, глядя в окно; по временам девушка едва сдерживала смех. Но как только высокая женщина доходила до двери против окон и поворачивалась, девушка и старик пугливо обращались к своим занятиям; лица их быстро принимали серьезное выражение.
Внимание старичка и девушки привлекал стоявший у окон в саду высокий мальчик… впрочем, мальчиком его можно было назвать только по костюму, да еще по гримасам и прыжкам, какие он теперь выделывал. Широкие его плечи заключены были в узенькую синюю суконную курточку, рукава которой едва доставали до кисти его мускулистых рук. На отложенный воротничок рубашки падали светло-белокурые длинные волосы. Ростом он был довольно высок и вообще имел вид недоросля. Щеки его горели ярким румянцем, пот катился градом с его открытого лба; но он ничего не замечал и усердно гримасничал и ломался. Однако ж проказам его, которые так занимали старика и девушку, суждено было скоро кончиться.
Высокая женщина случайно, не дойдя до двери, повернула голову и застала врасплох старичка и девушку. Как бы почувствовав устремленные на них зоркие глаза, они оба вздрогнули и склонили головы, один -- к книге, другая -- к работе. Язвительно улыбнувшись, высокая женщина молча вышла из залы в боковую дверь. Девушка выразительно переглянулась со старичком и робко прислушивалась к стуку двери в соседней комнате, которая выходила на террасу. Через минуту возвратилась в зал высокая женщина; запыхавшись, тащила она за собою проказника, пойманного врасплох в саду,-- он неохотно шел за ней, упираясь всем телом. Со всею силой своего высокого роста и могучих плеч она посадила мальчика на стул у флигеля и грозно сказала:
– - Я жду, жду его, думаю -- еще в классе, а он изволит гримасничать, как фигляр какой-нибудь.-- И, с презрительной миной обратясь к старичку, который, как школьник, уткнулся в книгу, она прибавила: -- А как вам-то не стыдно?
Затем, быстро отвернув голову, подошла к девушке, низко склонившей голову над работой, с готовностью принять грозу, уже тяготеющую над ней.
– - А вы, сударыня! -- воскликнула высокая женщина, дурно скрывая свой гнев и, однако, стараясь придать своему голосу более ровности.-- Вспомнили бы, что едите чужой хлеб, носите чужое платье! хоть бы из деликатности, коли в вас нет благодарности, слушались ваших благодетелей. Не зевали бы по окнам, а работали бы.
Изливая таким образом свой гнев, высокая женщина всё ближе и ближе подходила к девушке. Сдерживая ускоренное дыхание, бедная девушка сжала свои губы, на которых как бы блуждала улыбка; щеки ее горели, а дрожащей рукой она ловила бисеринку, которая упорно увертывалась от нее.
– - Я вас проучу, сударыня, я заставлю вас не улыбаться, а плакать, когда вам говорят дело. Взятая из милос…
