В двух словах: В переломный исторический этап 1917–1918 гг. автор в газетных заметках высказывается о войне, революции, судьбе русского народа, духовное спасение которого полностью зависит от культуры и знания.
Книга состоит из коротких заметок М. Горького, печатавшихся в петроградской газете «Новая жизнь» с 1 мая 1917 по 16 июня 1918 г.
«Русский народ обвенчался со Свободой». Но этот народ должен скинуть многовековой гнёт полицейского режима. Автор отмечает, что политическая победа - только начало. Только всенародное и демократизированное знание как орудие межклассовой борьбы и развитие культуры поможет россиянам одержать полную победу. Многомиллионный обыватель же, политически безграмотный и социально невоспитанный, опасен. «Организация творческих сил страны необходима для нас, как хлеб и воздух». Творческая сила - человек, его оружие - духовность и культурность.
Угасание духа обнаружила война: Россия немощна перед лицом культурного и организованного врага. Люди, кричавшие о спасении Европы от ложных оков цивилизации духом истинной культуры, быстро смолкли:
«Дух истинной культуры» оказался смрадом всяческого невежества, отвратительного эгоизма, гнилой лени и беззаботности.
«Если русский народ не способен отказаться от грубейших насилий над человеком - у него нет свободы». Коренными врагами россиян автор считает глупость и жестокость. Нужно воспитать в себе чувство брезгливости к убийству:
Убийство и насилие - аргументы деспотизма, ... убить человека не значит... убить идею.
Говорить правду - искусство труднейшее из всех. Она неудобна для обывателя и неприемлема для него. Горький рассуждает о зверствах войны. Война - бессмысленное истребление людей и плодородных земель. Искусство и наука изнасилованы милитаризмом. Несмотря на разговоры о братстве и единстве интересов человечества, мир погрузился в кровавый хаос. Автор отмечает, что в этом виновны все и каждый. Сколько полезного для развития государства смогли бы сделать убитые на войне, работая на благо страны.
Но мы истребляем миллионы жизней и огромные запасы трудовой энергии на убийство и разрушение.
Только культура, по мнению Горького, спасёт россиян от их главного врага - глупости. После революции пролетариат получил возможность творчества, но пока оно ограничивается «водяными» фельетонами декретных комиссаров. Именно в пролетариате автор видит мечту о торжестве справедливости, разума, красоты, «о победе человека над зверем и скотом».
Главнейшим проводником культуры является книга. Однако ценнейшие библиотеки уничтожаются, книгопечатание почти прекращено.
От одного из поборников монархизма автор узнаёт, что и после революции царит бесправие: аресты совершаются по щучьему велению, к заключённым относятся жестоко. Чиновник старого режима, кадет или октябрист, становится для нынешнего режима врагом, и отношение «по человечеству» к нему самое гнусное.
После революции стало много мародёрства: толпы опустошают целые погреба, вино из которых можно было продать в Швецию и обеспечить страну необходимым - мануфактурой, машинами, лекарствами. «Это русский бунт без социалистов по духу, без участия социалистической психологии».
По мнению автора, большевизм не осуществит чаяний некультурных масс, пролетариат не победил. Захват банков не даёт людям хлеба - лютует голод. В тюрьмах вновь сидят невиновные, «революция не несёт признаков духовного возрождения человека». Говорят, что сначала надо взять в свои руки власть. Но автор возражает:
Нет яда более подлого, чем власть над людьми, мы должны помнить это, дабы власть не отравила нас...
Культура, в первую очередь европейская, может помочь ошалевшему россиянину сделаться человечнее, научить мыслить, ведь даже для многих грамотных людей не видно разницы между критикой и клеветой.
Свобода слова, дорогу которой проложила революция, пока что становится свободой клеветы. В прессе поднят вопрос: «Кто виноват в разрухе России?» Каждый из спорщиков искренне убеждён, что виноваты его противники. Именно теперь, в эти трагически дни, следует помнить о том, как слабо развито в русском народе чувство личной ответственности и как «привыкли мы карать за свои грехи наших соседей».
В крови русского народа до сих пор жива рабская кровь татаро-монгольского ига и крепостничества. Но теперь «болезнь вышла наружу», и россияне будут расплачиваться за свою пассивность и азиатскую косность. Только культура и духовное очищение помогут им излечиться.
Самый грешный и грязный народ на земле, бестолковый в добре и зле, опоённый водкой, изуродованный цинизмом насилия... и, в то же время, непонятно добродушный, - в конце всего - это талантливый народ.
Нужно научить людей любить Родину, пробудить в мужике желание учиться. Истинная суть культуры - в отвращении ко всему грязному, лживому, что «унижает человека и заставляет его страдать».
Горький осуждает деспотизм Ленина и Троцкого: они прогнили от власти. При них нет свободы слова, как и при Столыпине. Народ для Ленина как руда, из которой есть шанс «отлить социализм». Он узнал по книжкам, чем можно поднять народ, хотя и не знал народа никогда. Вождь вёл к гибели и революцию, и рабочих. Революция же должна открыть для России демократию, должно уйти насилие - дух и приём касты.
Для раба наибольшая радость видеть своего владыку поверженным, т.к. он не знает радости, более достойной человека - радости «быть свободным от чувства вражды к ближнему». Она будет познана - не стоит жить, если нет веры в братство людей и уверенности в победе любви. В качестве примера автор приводит Христа - бессмертную идею милосердия и человечности.
Правительство может поставить себе в заслугу то, что самооценка русского человека повышается: моряки кричат, что за каждую их голову они будут снимать не сотни, а тысячи голов богачей. Для Горького это крик трусливых и разнузданных зверей:
Разумеется, убить проще, чем убедить.
О том, чтобы русский народ стал лучше, заботились мало. Горло печати зажато «новой властью», но пресса в состоянии сделать озлобление не столь отвратительным, ведь «народ учится у нас злобе и ненависти».
Будьте человечнее в эти дни всеобщего озверения.
В мире оценка человеку даётся просто: любит ли, умеет ли он работать? «Если так - вы человек, необходимый миру». А так как россияне работать не любят и не умеют, и западноевропейский мир это знает, «то - нам будет очень худо, хуже, чем мы ожидаем...» Революция дала простор дурным инстинктам, и, в то же время, отбросила от себя «все интеллектуальные силы демократии, всю моральную энергию страны».
Автор считает, что женщина обаянием любви может превратить мужчин в людей, в детей. Для Горького дикость, что женщина-мать, источник всего хорошего вопреки разрушению, требует перевешать всех большевиков и мужиков. Женщина - мать Христа и Иуды, Ивана Грозного и Макиавелли, гениев и преступников. Русь не погибнет, если женщина вольёт свет в этот кровавый хаос этих дней.
Сажают людей, принёсших много пользы обществу. Сажают кадетов, а ведь их партия представляет интересы значительной части людей. Комиссарам из Смольного нет дела до судьбы русского народа: «В глазах своих вождей ты всё ещё не человек». Фраза «Мы выражаем волю народа» - украшение речи правительства, которое всегда стремится овладеть волею масс хоть штыком.
Равноправие евреев - одно из лучших достижений революции: наконец дали возможность работать людям, которые умеют это делать лучше. Евреи, к изумлению автора, обнаруживают больше любви к России, чем многие русские. И нападки на евреев из-за того, что единицы из них оказались большевиками, автор считает неразумными. Честному русскому человеку приходиться чувствовать стыд «за русского головотяпа, который в трудный день жизни непременно ищет врага своего где-то вне себя, а не в бездне своей глупости».
Горький возмущён долей солдат на войне: они гибнут, а офицеры получают ордена. Солдат - подстилка. Известны случаи братания русских и немецких солдат на фронте: видимо, здравый смысл подтолкнул их к этому.
Для социально-эстетического воспитания масс Горький в сравнении с русской литературой считает более полезной европейскую - Ростана, Диккенса, Шекспира, а также греческих трагиков и французские комедии: «Я стою за этот репертуар потому, что - смею сказать - я знаю запросы духа рабочей массы».
Автор говорит о необходимости объединения интеллектуальных сил опытной интеллигенции с силами молодой рабоче-крестьянской интеллигенции. Тогда возможно возродить духовные силы страны и оздоровить её. Это путь к культуре и свободе, которые должны встать над политикой:
Политика, кто бы её ни делал, всегда отвратительна. Ей всегда сопутствует ложь, клевета и насилие.
Ужас, глупость, безумие - от человека, как и сотворённое им прекрасное на земле. Горький взывает к человеку, к его вере в победу добрых начал над злыми. Человек грешен, но он искупает свои грехи и грязь невыносимыми страданиями.
Книга окаянные дни построенная на дневниковых записях периода революции и гражданской войны была опубликована на западе в 1935 года, а в россии спустя 60 лет. Некоторые критики 80-х годов писали о ней лишь как об отражении ненависти автора к большевистской власти: «Нет здесь ни России, ни ее народа в дни революции, ни прежнего Бунина-художника. Есть лишь одержимый ненавистью человек.
«окаянство» - недостойная жизнь во грехе. Акаткин (филологические записки) находит в книге не только гнев, но и жалость, подчеркивает непримиримость писателя к лицедейству: «повсюду грабежи, еврейские погромы, расстрелы, дикое озлобление, но об этом с восторгом пишут: «народ объят музыкой революции».
"Окаянные дни" представляют большой интерес сразу в нескольких отношениях. Во-первых, в историко-культурологическом плане "Окаянные дни" отражают, порой с фотографической точностью, эпоху революции и гражданской войны и являются свидетельством восприятия, переживаний и раздумий русского писателя-интеллигента этого времени.
Во-вторых, в историко-литературном отношении "Окаянные дни" представляют собой яркий образец бурно развивавшейся с начала XX века документальной литературы. Сложное взаимодействие общественной мысли, эстетических и философских исканий и политической обстановки привело к тому, что дневники, воспоминания и произведения, основанные непосредственно на реальных событиях, заняли видное место в творчестве самых разных авторов и перестали быть, по терминологии Ю. Н. Тынянова, "фактом быта", превратившись в "литературный факт".
В-третьих, с точки зрения творческой биографии И. А. Бунина "Окаянные дни" являются важной частью наследия писателя, без учета которой полноценное изучение его творчества представляется невозможным.
"Окаянные дни" впервые печатались с большими перерывами в 1925-1927 гг. в парижской газете "Возрождение", созданной на деньги нефтепромышленника А. О. Гукасова и задуманной "как "орган национальной мысли".
В своем дневнике, озаглавленном «Окаянные дни», Иван Алексеевич Бунин выразил свое резко отрицательное отношение к революции, свершившейся в России в октябре 1917 г.
Он хотел в «Окаянных днях» столкнуть осеннюю, увядающую красоту прежнего и трагическую бесформенность нынешнего времени. Писатель видит, как «горестно и низко клонит голову Пушкин под облачным с просветами небом, точно опять говорит: «Боже, как грустна моя Россия!». Этому малопривлекательному новому миру, как образец уходящей красоты, представлен новый мир: «Опять несет мокрым снегом. Гимназистки идут облепленные им - красота и радость... синие глаза из-под поднятой к лицу меховой муфты... Что ждет эту молодость?» Бунин боялся, что судьба красоты и молодости в советской России будет незавидной.
«Окаянные дни» окрашены грустью предстоящего расставания с Родиной. Глядя на осиротевший Одесский порт, автор вспоминает свой отъезд отсюда в свадебное путешествие в Палестину и с горечью восклицает: «Наши дети, внуки не будут в состоянии даже представить себе ту Россию, в которой мы когда-то (то есть вчера) жили, которую мы не ценили, не понимали, - всю эту мощь, богатство, счастье...» За распадом российской дореволюционной жизни Бунин угадывает распад мировой гармонии. Единственное утешение он видит в религии. И неслучайно «Окаянные дни» завершаются следующими словами: «Часто заходим в церковь, и всякий раз восторгом до слез охватывает пение, поклоны священнослужителей, каждение, все это благолепие, пристойность, мир всего того благого и милосердного, где с такой нежностью утешается, облегчается всякое земное страдание. И подумать только, что прежде люди той среды, к которой и я отчасти принадлежал, бывали в церкви только на похоронах!.. И в церкви была все время одна мысль, одна мечта: выйти на паперть покурить. А покойник? Боже, до чего не было никакой связи между всей его прошлой жизнью и этими погребальными молитвами, этим венчиком на Костяном лимонном лбу!» Писатель ощущал свою ответственность «месте со значительной частью интеллигенции за то» что в стране произошла, как ему казалось, культурная катастрофа. Он корил себя и других за прошлое равнодушие к делам религии, полагая, что благодаря этому к моменту революции пуста была народная душа. Глубоко символичным представлялось Бунину, что русские интеллигенты бывали в церкви до революции только на похоронах. Вот и пришлось в результате хоронить Российскую империю со всей ее многовековой культурой! Автор «Окаянных: дней» очень Верно заметил; «Страшно сказать, но правда; не будь народных бедствий (в дореволюционной России. - Б. С.), тысячи интеллигентов были бы прямо несчастнейшие люди. Как же тогда заседать, протестовать, о чем кричать и писать? А без этого и жизнь не в жизнь была». Слишком многим в РОССИИ протест против социальной несправедливости был нужен только ради самого протеста* только затем, чтобы не скучно было жить.
Крайне скептически относился Бунин и к творчеству тех писателей, что в той или иной степени приняли революцию. В «Окаянных днях» он с излишней категоричностью утверждал: «Русская литература развращена за последние десятилетия необыкновенно. Улица, толпа начала играть очень большую роль. Всё - то и литература особенно - выходит на улицу, связывается с нею и подпадает под ее влияние. И улица развращает, нервирует уже хотя бы по одному тому, что она страшно неумеренна в своих хвалах, если ей угождают. В русской литературе теперь только «гении». Изумительный урожай! Гений Брюсов, гений Горький, гений Игорь Северянин, Блок, Белый. Как тут быть спокойным, когда так легко и быстро можно выскочить в гении? И всякий норовит плечом пробиться вперед, ошеломить, обратить на себя внимание». Писатель был убежден, что увлечение общественно-политической жизнью пагубно сказывается на эстетической стороне творчества. Революция, провозгласившая примат политических целей над общекультурными, по его мнению, способствовала дальнейшему разрушению Русской литературы. Начало же этого процесса Бунин связывал с декадентскими и модернистскими течениями конца XIX - начала XX века и считал далеко
Не случайным, что писатели соответствующего направления оказались в революционном лагере
Писатель понимал, что последствия переворота уже необратимы, но смириться и принять их ни в коем случае не желал. Бунин приводит в «Окаянных днях» характерный диалог старика из «бывших» с рабочим: «У вас, конечно, ничего теперь не осталось, ни Бога, ни совести», - говорит старик. «Да, не осталось». - «Вы вон пятого мирных людей расстреливали». - «Ишь ты! А как вы триста лет расстреливали?» Ужасы революции народом воспринимались как справедливое возмездие за трехсотлетнее угнетение в царствование дома Романовых. Бунин это видел. И еще видел писатель, что большевики «ради погибели «проклятого прошлого» готовы на погибель хоть половины русского народа». Оттого таким мраком веет со страниц бунинского дневника.
Бунин характеризует революцию как начало безусловной гибели России в качестве великого государства, как развязывание самых низменных и диких инстинктов, как кровавый пролог коэффициент неисчислимым бедствиям, какие ожидают интеллигенцию, трудовой народ, страну.
Между тем, при всем накоплении в ней “гнева, ярости, бешенства”, а может быть, именно поэтому, книга написана необыкновенно сильно, темпераментно, “личностно”. Он крайне субъективен, тенденциозен, этот художественный дневник 1918-1919годов, с отступлением в предреволюционную пору и в дни Февральской революции. Политические оценки в нем дышат враждебностью, даже ненавистью коэффициент большевизму и его вождям.
Книга проклятий, расплаты и мщения, пусть словесного, она по темпераменту, желчи, ярости не имеет ничего равного в “больной” и ожесточенной белой публицистике. Потому что и в гневе, аффекте, почти исступлении Бунин остается художником: и в односторонности великой – художником. Это только его боль, его мука, которую он унес с собой в изгнание.
Защиту культуры после победы революции, М. Горький смело выступал в печати против власти большевиков, он бросал вызов новому режиму. Эта книга была под запретом вплоть до “перестройки”. А между тем она без посредников представляет позицию художника в канун и во время Октябрьской революции. Она является одним из самых ярких документов периода Великой Октябрьской революции, ее последствий и установления новой большевистской власти.
«Несвоевременные мысли» - это серия из 58 статей, которые были опубликованы в газете «Новая жизнь», органе группы социал-демократов. Газета просуществовала чуть больше года - с апреля 1917-го по июль 1918-го, когда она была закрыта властями как оппозиционный орган печати.
Изучая произведения Горького 1890–1910-х годов, можно отметить наличие в них высоких надежд, которые он связывал с революцией. О них Горький говорит и в «Несвоевременных мыслях»: революция станет тем деянием, благодаря которому народ примет “сознательное участие в творчестве своей истории”, обретёт “чувство родины”, революция была призвана “возродить духовность” в народе.
Но вскоре после октябрьских событий (в статье от 7 декабря 1917 года), уже предчувствуя иной, чем он предполагал, ход революции, Горький с тревогой вопрошает: “Что же нового даст революция, как изменит она звериный русский быт, много ли света вносит она во тьму народной жизни?”. Эти вопросы были адресованы победившему пролетариату, который официально встал у власти и “получил возможность свободного творчества”.
Главная цель революции, по Горькому, нравственная - превратить в личность вчерашнего раба. А в действительности, как с горечью констатирует автор «Несвоевременных мыслей», октябрьские события и начавшаяся гражданская война не только не несли “в себе признаков духовного возрождения человека”, но, напротив, спровоцировали “выброс” самых тёмных, самых низменных - “зоологических” - инстинктов. “Атмосфера безнаказанных преступлений”, снимающая различия “между звериной психологией монархии” и психологией “взбунтовавшихся” масс, не способствует воспитанию гражданина, - утверждает писатель.
«За каждую нашу голову мы возьмём по сотне голов буржуазии»”. Идентичность этих заявлений свидетельствует о том, что жестокость матросской массы была санкционирована самой властью, поддерживалась “фанатической непримиримостью народных комиссаров”. Это, считает Горький, “не крик справедливости, а дикий рёв разнузданных и трусливых зверей”.
С Ледующее принципиальное расхождение между Горьким и большевиками кроется во взглядах на народ и в отношении к нему. Вопрос этот имеет несколько граней.
Прежде всего Горький отказывается “полуобожать народ”, он спорит с теми, кто, исходя из самых благих, демократических побуждений, истово верил “в исключительные качества наших Каратаевых”. Вглядываясь в свой народ, Горький отмечает, “что он пассивен, но - жесток, когда в его руки попадает власть, что прославленная доброта его души - карамазовский сентиментализм, что он ужасающе невосприимчив к внушениям гуманизма и культуры” . Но писателю важно понять, почему народ - таков: “Условия, среди которых он жил, не могли воспитать в нём ни уважения к личности, ни сознания прав гражданина, ни чувства справедливости, - это были условия полного бесправия, угнетения человека, бесстыднейшей лжи и зверской жестокости”. Следовательно, то дурное и страшное, что проступило в стихийных акциях народных масс в дни революции, является, по мысли Горького, следствием того существования, которое в течение столетий убивало в русском человеке достоинство, чувство личности. Значит, революция была нужна! Но как же совместить необходимость в освободительной революции с той кровавой вакханалией, которой революция сопровождается? “Этот народ должен много потрудиться для того, чтобы приобрести сознание своей личности, своего человеческого достоинства, этот народ должен быть прокалён и очищен от рабства, вскормленного в нём, медленным огнём культуры”.
В чем же состоит суть расхождений М. Горького с большевиками по вопросу о народе.
Опираясь на весь свой предшествующий опыт и на свою многими делами подтверждённую репутацию защитника порабощённых и униженных, Горький заявляет: “Я имею право говорить обидную и горькую правду о народе, и я убеждён, что будет лучше для народа, если эту правду о нём скажу я первый, а не те враги народа, которые теперь молчат да копят месть и злобу, чтобы... плюнуть злостью в лицо народа...”.
Рассмотрим один из самых принципиальных расхождений Горького с идеологией и политикой “народных комиссаров” - спор о культуре.
Это стержневая проблема публицистики Горького 1917–1918 годов. Не случайно, издавая свои «Несвоевременные мысли» отдельной книгой, писатель дал подзаголовок «Заметки о революции и культуре». В этом заключается парадоксальность, “несвоевременность” горьковской позиции в контексте времени. Приоритетное значение, которое он придаёт культуре в революционном преображении России, могло показаться многим его современникам чрезмерно преувеличенным. В подорванной войной, раздираемой социальными противоречиями, отягощённой национальным и религиозным гнётом стране самыми первостепенными задачами революции представлялось осуществление лозунгов: “Хлеб голодным”, “Землю крестьянам”, “Заводы и фабрики рабочим”. А по мнению Горького, одной из самых первостепенных задач социальной революции является очищение душ человеческих - в избавление “от мучительного гнёта ненависти”, “смягчение жестокости”, “пересоздание нравов”, “облагораживание отношений”. Чтобы осуществить эту задачу, есть только один путь - путь культурного воспитания.
Однако писатель наблюдал нечто прямо противоположное, а именно: “хаос возбуждённых инстинктов”, ожесточение политического противостояния, хамское попрание достоинства личности, уничтожение художественных и культурных шедевров. Во всём этом автор винит в первую очередь новые власти, которые не только не препятствовали разгулу толпы, но даже провоцировали её. Революция “бесплодна”, если “не способна... развить в стране напряжённое культурное строительство”, - предупреждает автор «Несвоевременных мыслей». И по аналогии с широко распространённым лозунгом “Отечество в опасности!” Горький выдвигает свой лозунг: “Граждане! Культура в опасности!”
В «Несвоевременных мыслях» Горький подвергает резкой критике вождей революции: В. И. Ленина, Л. Д. Троцкого, Зиновьева, А. В. Луначарского и других. И писатель считает нужным через голову своих всевластных оппонентов непосредственно обратиться к пролетариату с тревожным предупреждением: “Тебя ведут на гибель, тобою пользуются как материалом для бесчеловечного опыта, в глазах твоих вождей ты всё ещё не человек!”.
Жизнь показала, что эти предупреждения не были услышаны. И с Россией, и с её народом произошло то, против чего предостерегал автор «Несвоевременных мыслей». Справедливости ради надо сказать, что сам Горький тоже не оставался последовательным в своих воззрениях на происходившую в стране революционную ломку
...Она сродни природе. Горе тем, кто думает найти в революции исполнение только своих мечтаний, как бы высоки и благородны они ни были. Революция, как грозовой вихрь, как снежный буран, всегда несет новое и неожиданное; она жестоко обманывает многих; она легко калечит в своем водовороте достойного; она часто выносит на сушу невредимыми недостойных; но - это ее частности, это не меняет ни общего направления потока, ни того грозного и оглушительного гула, который издает поток. Гул этот, все равно, всегда - о великом.
...Всем телом, всем сердцем, всем сознанием - слушайте Революцию.
А.А. Блок "Интеллигенция и революция"
Горький осмысливает революционные события в цикле статей «Несвоевременные мысли». Он констатирует, что после Февраля Россия обвенчалась со свободой, но, по мнению Горького, это внешняя свобода, внутренне же народ не свободен и скован чувством рабства. Горький видел преодоление рабства в демократизации знания, в «культурно-историческом развитии»: «Знание — необходимое орудие междуклассовой борьбы, которая лежит в основе современного миропорядка и является неизбежным, хотя и трагическим моментом данного периода истории, неустранимой силой культурно-политического развития… Знание должно быть демократизировано , его необходимо сделать всенародным, оно, и только оно,— источник плодотворной работы, основа культуры. И только знание вооружит нас самосознанием, только оно поможет нам правильно оценить наши силы, задачи данного момента и укажет нам широкий путь к дальнейшим победам.Наиболее продуктивна спокойная работа» .
Горький боялся того, что в революции разрушительный элемент может возобладать над созидательным, и революция превратится в беспощадный бунт: «Надо же понять, пора понять, что самый страшный враг свободы и права - внутри нас: это наша глупость, наша жестокость и весь тот хаос темных, анархических чувств, который воспитан в душе нашей бесстыдным гнетом, монархии, ее циничной жестокостью…года полтора тому назад, я напечатал "Две души", статью, в которой говорил, что русский народ органически склонен к анархизму; что он пассивен, но - жесток, когда в его руки попадает власть». Из этих мыслей вытекает, что Горький не принимал действия большевиков, боясь, что «пострадает рабочий класс, ибо он - передовой отряд революции и он первый будет истреблен в гражданской войне. А если будет разбит и уничтожен рабочий класс, значит, будут уничтожены лучшие силы и надежды страны. Вот я и говорю, обращаясь к рабочим, сознающим свою культурную роль в стране: политически грамотный пролетариат должен вдумчиво проверить свое отношение к правительству народных комиссаров, должен очень осторожно отнестись к их социальному творчеству.
Мое же мнение таково: народные комиссары разрушают и губят рабочий класс России, они страшно и нелепо осложняют рабочее движение ; направляя его за пределы разума, они создают неотразимо тяжкие условия для всей будущей работы пролетариата и для всего прогресса страны».
Горький, осмысливая ход революционных событий, противоречиво рассуждает, взвешивая все «за» и «против» и выводит свое определение социализма, приуроченное к актуальному историческому моменту: «Надо вспомнить, что социализм - научная истина , что нас к нему ведет вся история развития человечества, что он является совершенно естественной стадией политико-экономической эволюции человеческого общества, надо быть уверенными в его осуществлении, уверенность успокоит нас. Рабочий не должен забывать идеалистическое начало социализма , - он только тогда уверенно почувствует себя и апостолом новой истины, и мощным бойцом за торжество ее, когда вспомнит, что социализм необходим и спасителен не для одних трудящихся, но что он освобождает все классы, все человечество из р жавых цепей старой, больной, изолгавшейся, самое себя отрицающей культуры».
Для разрешения противоречий Алексей Максимович вновь обращается к исторической литературе. Характерно то, что он рассматривает победу Революции через концепцию «смутного времени». Чтобы поставить точку в рассуждениях о неприятии Горьким концепции «цель оправдывает средства», я приведу цитату из его письма Р. Роллану 25 января 1922 г. (Горький уже в эмиграции - заграничной командировке-вынужденной ссылке от Наркомпроса), где Алексей Максимович остается на своих общегуманистических, но явно ошибочных, по моему мнению, позициях в оценке революции: «Необходимость этики в борьбе я пропагандировал с первых дней революции в России. Мне говорили, что это наивно, несущественно, даже — вредно. Иногда это говорили люди, которым иезуитизм органически противен, но они все-таки сознательно приняли его, приняли, насилуя себя».
Эти ошибки в «Новой Жизни» не раз критиковала газета «Правда» и В.И.Ленин: «Слишком дорог Горький социальной революции нашей, чтобы не верить, что он скоро станет в ряды её идейных вождей».
Горький же, несмотря на неприятие «средств» революции, видел в большевиках упорядочивающую силу: «Лучшие из них - превосходные люди, которыми со временем будет гордиться история. (Но в наше время история перевернута с ног на голову, вся «исправлена», вся искорежена (Н.С.)»
Газета «Новая жизнь» в июле 1918 года была закрыта. Принимая решение о закрытии газеты и понимая важность Горького для дела революции, Ленин говорил: «А Горький - наш человек… Он, безусловно, к нам вернется… Случаются с ним такие политические зигзаги…».
В конце концов, Горький признает свои ошибки: «Надоела мне бессильная, академическая позиция «Новой жизни»; «Если бы закрыли «Новую жизнь» на полгода раньше - и для меня и для революции было бы лучше»…
А после покушения на Ленина 30 августа 1918 года Горький в корне пересматривает свое отношение к Октябрю:
«Октябрь я не понял и не понимал до дня покушения на жизнь Владимира Ильича
, - вспоминает Горький. - Всеобщее возмущение рабочих этим гнусным актом показало мне, что идея Ленина глубоко вошла в сознание рабочей массы… со дня гнусного покушения на жизнь Владимира Ильича я снова почувствовал себя «большевиком».
Продолжение следует
