Борис Степанович Житков (), русский советский писатель, автор многочисленных книг для детей
Виталий Бианки Штурман дальнего плавания, повидавший половину стран земного шара, инженер-кораблестроитель, изобретатель, настоящий «мастер на все руки», бескорыстный друг всех тружеников, человек всесторонних знаний, огромного жизненного опыта и к тому же одаренный изумительным даром рассказчика большим талантом художника, что же удивительного, что такой человек в конце концов берется за перо и, взявшись за него, сразу же создает беспримерные в мировой литературе книжки.
Юность После окончания гимназии Б. Житков поступил на естественное отделение Новороссийского университета, откуда был дважды исключен за участие в студенческих беспорядках. В 1905 в Одессе принимал участие в революционных событиях. Окончил университет в Плавал матросом и штурманом на парусниках по Черному, Средиземному и Красному морям, участвовал в экспедиции по Енисею, успев закончить мореходное училище и получить звание штурмана дальнего плавания; читал лекции по химии и физике на вечерних курсах для рабочих в СПб. В г. учился в Петербургском политехническом институте на кораблестроительном отделении.
Профессии Вернулся в Одессу в 1917 г., работал инженером в порту, заведовал техническим училищем, преподавал на рабфаке. Он поменял множество профессий: ихтиолог, штурман парусника, рабочий-металлист, морской офицер и инженер, капитан научно- исследовательского судна, преподаватель физики и черчения, руководитель технического училища. Окончив в 1916 г. СПб политехнический институт с дипломом кораблестроителя, был призван на военную службу и направлен в Англию и Францию в качестве контролера по приемке моторов для русских подводных лодок и самолетов.
Литературная деятельность Переехав в Петроград, занялся литературной деятельностью; С 1924г. он печатался в сборнике рассказов «Злое море», сотрудничал также в журнале «Воробей», впоследствии «Новый Робинзон», в сборниках «Советские ребята», некоторое время работал в журнале «Еж». Был членом Союза Писателей. Морские повести Сказочные повести Научно- художественные книги Произведения для детей
Произведения для детей Житков сыграл большую роль в становлении советской детской литературы: внес в нее строгий реализм, уважительный разговор с подростком о героизме и требовательности к себе; он умел показывать красоту и творческую силу труда. Написал также «Рассказы о животных» (1935) и несколько рассказов для самых маленьких читателей. Сотрудничал во многих детских газетах и журналах: Ленинские искры, Новый Робинзон, Еж, Чиж, Юный натуралист и др. Писал и для самых маленьких читателей: Пудя, Метель и др.
Итог Всего Б.С. Житковым за четырнадцать с половиной лет литературной работы было написано 192 произведения, считая по заглавиям, то есть суммируя и крупные вещи, и маленькие рассказы для дошкольников. В том числе: 74 очерка, 59 повестей и рассказов, 38 маленьких рассказов для дошкольников, 7 крупных произведений, 14 статей. Из общего числа написанных Б.С. Житковым произведений 8 остались неопубликованными, а 29 вышли в свет после смерти писателя.
Последние годы жизни Умер 19 октября 1938 в Москве. Похоронен на Ваганьковском кладбище В 1934 году Борис Степанович переехал из Ленинграда в Москву. Он был по-прежнему полон новых замыслов, сотрудничал почти во всех тогдашних детских журналах: в «Еже», «Чиже», «Пионере», «Юном натуралисте», «Костре», «Сверчке»... Успел написать энциклопедическую книгу для маленьких «Почемучка» («Что я видел»), которая вышла уже после смерти писателя.
17
Источники: Глоцер, В. О Борисе Житкове / В. Глоцер // Избранное / Борис Житков, сост., вступ. ст. и примеч. В. Глоцера; ил. А. Брея [и др.]. – М. : Просвещение, – С Светловская, Н.Н Борис Степанович Житков / Н.Н. Светловская // Встречи с писателями / Н.Н. Светловская.- М. : Просвещение, С (Ссылка на
В Сибири, в дремучем лесу, в тайге, жил охотник-тунгус со всей семьёй в кожаной палатке. Вот раз вышел он из дому дров наломать, видит: на земле следы лося-сохатого. Обрадовался охотник, побежал домой, взял своё ружьё да нож и сказал жене:
Скоро назад не жди - за сохатым пойду.
Вот пошёл он по следам, вдруг видит ещё следы - медвежьи. И куда ведут сохатого следы, туда и медвежьи ведут.
"Эге, - подумал охотник, - я не один за сохатым иду, впереди меня медведь сохатого гонит. Мне их не догнать. Медведь раньше меня сохатого поймает".
Всё-таки охотник пошёл по следам. Долго шёл, уж весь запас съел, что с собой из дому захватил, а всё идёт да идёт. Следы стали подыматься в гору, а лес не редеет, всё такой же густой.
Изголодался, измучился охотник, а всё идёт и под ноги себе смотрит, как бы следы не потерять. А по пути сосны лежат, бурей наваленные, камни, травой заросшие. Устал охотник, спотыкается, еле ноги тянет. А всё глядит: где трава примята, где оленьим копытом земля продавлена?
"Высоко я уж забрался, - думает охотник, - где конец этой горы".
Вдруг слышит: кто-то чавкает. Притаился охотник и пополз тихонько. И забыл, что устал, откуда силы взялись. Полз полз охотник и вот видит: совсем редко стоят деревья, и тут конец горы - она углом сходится - и справа обрыв, и слева обрыв. А в самом углу лежит большущий медведь, гложет сохатого, ворчит, чавкает и не чует охотника.
"Ага, - подумал охотник, - ты сюда сохатого загнал, в самый угол, и тут его заел. Стой же!"
Поднялся охотник, присел на колено и стал целиться в медведя.
Тут медведь его увидел, испугался, хотел бежать, добежал до края, а там обрыв. Заревел медведь. Тут охотник выпалил в него из ружья и убил.
Охотник содрал с медведя шкуру, а мясо разрезал и повесил на дерево, чтоб волки не достали. Поел охотник медвежьего мяса и скорей домой.
Сложил палатку и со всей семьёй пошёл, где оставил медвежье мясо.
Вот, - сказал охотник жене, - ешьте, а я отдохну.
Охотники и собаки
Рано утром встал охотник, взял ружьё, патроны, сумку, позвал своих двух собак и пошёл стрелять зайцев.Был сильный мороз, но ветра совсем не было. Охотник шёл на лыжах и разогрелся от ходьбы. Ему было тепло.
Собаки забегали вперёд и выгоняли на охотника зайцев. Охотник ловко стрелял и набил пять штук. Тут он заметил, что зашёл далеко.
«Пора и домой, - подумал охотник. - От моих лыж видны следы, и, пока не стемнело, я по следам дойду домой. Перейду овраг, а там уже недалеко».
Он спустился вниз и увидел, что в овраге черным-черно от галок. Они сидели прямо на снегу. Охотник понял, что дело неладно.
И верно: он только вышел из оврага, как задул ветер, пошёл снег, и началась метель. Впереди ничего не было видно, следы запорошило снегом. Охотник свистнул собак.
«Если собаки не выведут меня на дорогу, - подумал он, - я пропал. Куда идти, я не знаю, заблужусь, занесёт меня снегом, и я замёрзну».
Пустил он собак вперёд, а собаки отбегут пять шагов - и охотнику не видно, куда за ними идти. Тогда он снял пояс, отвязал все ремешки и верёвки, какие на нём были, привязал собак за ошейник и пустил вперёд. Собаки его потащили, и он на лыжах, как на санях, приехал к себе в деревню.
Он дал каждой собаке по целому зайцу, потом разулся и лёг на печь. А сам всё думал:
«Кабы не собаки, пропал бы я сегодня».
Пожар
Петя с мамой и с сестрами жил на верхнем этаже, а в нижнем этаже жил учитель. Вот раз мама пошла с девочками купаться. А Петя остался один стеречь квартиру.
Когда все ушли, Петя стал пробовать свою самодельную пушку. Она была из железной трубки. В середину Петя набил пороху, а сзади была дырочка, чтоб зажигать порох. Но сколько Петя ни старался, он не мог никак поджечь. Петя очень рассердился. Он пошёл в кухню. Наложил в Плиту щепок, полил их керосином, положил сверху пушку и зажёг. "Теперь небось выстрелит!"
Огонь разгорелся, загудел в плите - и вдруг как бахнет выстрел! Да такой, что весь огонь из плиты выкинуло.
Петя испугался, выбежал из дому. Никого не было дома, никто ничего не слыхал. Петя убежал подальше. Он думал, что, может быть, всё само потухнет. А ничего не потухло. И ещё больше разгорелось.
Учитель шёл домой и увидал, что из верхних окон идёт дым. Он побежал к столбику, где за стеклом была сделана кнопка. Это звонок к пожарным. Учитель разбил стекло и надавил кнопку.
У пожарных зазвонило. Они скорей бросились к своим пожарным автомобилям и помчались во весь дух. Они подъехали к столбику, а там учитель показал им, где горит. У пожарных на автомобилях был насос. Насос начал качать воду, а пожарные стали заливать огонь водой из резиновых труб. Пожарные приставили лестницы к окнам и полезли в дом, чтобы узнать, не осталось ли в доме людей. В доме никого не было. Пожарные стали выносить вещи.
Петина мама прибежала, когда вся квартира была уже в огне. Милиционер никого не пускал близко, чтоб не мешали пожарным.
Самые нужные вещи не успели сгореть, и пожарные принесли их Петиной маме.
А Петина мама всё плакала и говорила, что, наверное, Петя сгорел, потому что его нигде не видно.
А Пете было стыдно, и он боялся подойти к маме. Мальчики его увидали и насильно привели.
Пожарные так хорошо потушили, что в нижнем этаже ничего не сгорело. Пожарные сели в свои автомобили и уехали назад. А учитель пустил Петину маму жить к себе, пока не починят дом.
На льдине
Зимой море замёрзло. Рыбаки всем колхозом собрались на лёд ловить рыбу. Взяли сети и поехали на санях по льду. Поехал и рыбак Андрей, а с ним его сынишка Володя. Выехали далеко-далеко. И куда кругом ни глянь, всё лёд и лёд: это так замёрзло море. Андрей с товарищами заехал дальше всех. Наделали во льду дырок и сквозь них стали запускать сети. День был солнечный, всем было весело. Володя помогал выпутывать рыбу из сетей и очень радовался, что много ловилось. Уже большие кучи мороженой рыбы лежали на льду. Володин папа сказал:Довольно, пора по домам.
Но все стали просить, чтоб остаться ночевать и с утра снова ловить. Вечером поели, завернулись поплотней в тулупы и легли спать в санях. Володя прижался к отцу, чтоб было теплей, и крепко заснул.
Вдруг ночью отец вскочил и закричал:
Товарищи, вставайте! Смотрите, ветер какой! Не было бы беды!
Все вскочили, забегали.
Почему нас качает? - закричал Володя.
А отец крикнул:
Беда! Нас оторвало и несёт на льдине в море.
Все рыбаки бегали по льдине и кричали:
Оторвало, оторвало!
А кто-то крикнул:
Пропали!
Володя заплакал. Днём ветер стал ещё сильней, волны заплёскивали на льдину, а кругом было только море. Володин папа связал из двух шестов мачту, привязал на конце красную рубаху и поставил, как флаг. Все глядели, не видать ли где парохода. От страха никто не хотел ни есть ни пить. А Володя лежал в санях и смотрел в небо: не глянет ли солнышко. И вдруг в прогалине между туч Володя увидел самолёт и закричал:
Самолёт! Самолёт!
Все стали кричать и махать шапками. С самолёта упал мешок. В нём была еда и записка: "Держитесь! Помощь идёт!" Через час пришёл пароход и перегрузил к себе людей, сани, лошадей и рыбу. Это начальник порта узнал, что на льдине унесло восьмерых рыбаков. Он послал им на помощь пароход и самолёт. Лётчик нашёл рыбаков и по радио сказал капитану парохода, куда идти.
Мышкин
Вот я расскажу вам, как я мстил, единственный раз в жизни, и мстил кровно, не разжимая зубов, и держал в груди спертый дух, пока не спустил курок.
Звали его Мышкин, кота моего покойного. Он был весь серый, без единого пятна, мышиного цвета, откуда и его имя. Ему не было года. Его в мешке принес мне мой мальчишка. Мышкин не выпрыгнул дико из мешка, он высунул свою круглую голову и внимательно огляделся. Он аккуратно, не спеша вылез из мешка, вышагнул на пол, отряхнулся и стал языком приводить в порядок шерсть. Он ходил по комнате, извиваясь и волнуясь, и чувствовалось, что мягкий, ласковый пух вмиг, как молния, обратится в стальную пружину. Он все время вглядывался мне в лицо и внимательно, без боязни следил за моими движениями. Я очень скоро выучил его давать лапку, идти на свист. Я, наконец, выучил его на условный свисток вскакивать на плечи - этому я выучил его, когда мы ходили вдвоем по осеннему берегу, среди высокого желтого бурьяна, мокрых рытвин и склизких оползней. Глухой глинистый обрыв, на версты без жилья. Мышкин искал, пропадал в этом разбойном бурьяне, а этот бурьян, сырой и дохлый, еще махал на ветру голыми руками, когда все уж пропало, и все равно не дождался счастья. Я свистел, как у нас было условлено, и вот уж Мышкин высокими волнами скачет сквозь бурьян и с маху вцепляется коготками в спину, и вот уж он на плече, и я чувствую теплую мягкую шерсть у своего уха. И я терся холодным ухом и старался поглубже запрятать его в теплую шерсть.
Я ходил с винтовкой, в надежде, что удастся, может быть, подстрелить лепорих - французского кролика, - которые здесь по-дикому жили в норах. Безнадежное дело пулей попасть в кролика! Он ведь не будет сидеть и ждать выстрела, как фанерная мишень в тире. Но я знал, какие голод и страх делают чудеса. А были уж заморозки, и рыба в наших берегах перестала ловиться. И ледяной дождь брызгал из низких туч. Пустое море мутной рыжей волной без толку садило в берег день и ночь, без перебою. А жрать хотелось каждый день с утра. И тошная дрожь пробирала каждый раз, как я выходил и ветер захлопывал за мною дверь. Я возвращался часа через три без единого выстрела и ставил винтовку в угол. Мальчишка варил ракушки, что насобирал за это время: их срывал с камней и выбрасывал на берег прибой.
Но вот что тогда случилось: Мышкин вдруг весь вытянулся вперед у меня на плече, он балансировал на собранных лапках и вдруг выстрелил - выстрелил собою, так что я шатнулся от неожиданного толчка. Я остановился. Бурьян шатался впереди, и по нему я следил за движениями Мышкина. Теперь он стал. Бурьян мерно качало ветром. И вдруг писк, тоненький писк, не то ребенка, не то птицы. Я побежал вперед. Мышкин придавил лапой кролика, он вгрызся зубами в загривок и замер, напружинясь. Казалось, тронешь - и из него брызнет кровь. Он на мгновение поднял на меня ярые глаза. Кролик еще бился. Но вот он дернулся последний раз и замер, вытянулся. Мышкин вскочил на лапы, он сделал вид, что будто меня нет рядом, он озабоченно затрусил с кроликом в зубах. Но я успел шагнуть и наступил кролику на лапы. Мышкин заворчал, да так зло! Ничего! Я присел и руками разжал ему челюсти. Я говорил "тубо" при этом. Нет, Мышкин меня не царапнул. Он стоял у ног и ярыми глазами глядел на свою добычу. Я быстро отхватил ножом лапку и кинул Мышкину. Он высокими прыжками ускакал в бурьян. Я спрятал кролика в карман и сел на камень. Мне хотелось скорей домой - похвастаться, что и мы с добычей. Чего твои ракушки стоят! Кролик, правда, был невелик! Но ведь сварить да две картошки, эге! Я хотел уже свистнуть Мышкина, но он сам вышел из бурьяна. Он облизывался, глаза были дикие.
Он не глядел на меня. Хвост неровной плеткой мотался в стороны. Я встал и пошел. Мышкин скакал за мной, я это слышал.
Наконец я решил свистнуть. Мышкин с разбегу, как камень, ударился в мою спину и вмиг был на плече. Он мурлыкал и мерно перебирал когтями мою шинель. Он терся головой об ухо, он бодал пушистым лбом меня в висок.
Семь раз я рассказывал мальчишке про охоту. Когда легли спать, он попросил еще. Мышкин спал, как всегда, усевшись на меня поверх одеяла.
С этих пор дело пошло лучше: мы как-то раз вернулись даже с парой кроликов. Мышкин привык к дележу и почти без протеста отдавал добычу.
И вот однажды я глядел ранним утром в заплаканное дождем окно, на мутные тучи, на мокрый пустой огородишко и не спеша курил папироску из последнего табаку. Вдруг крик, резкий крик смертельного отчаяния. Я сразу же узнал, что это Мышкин. Я оглядывался: где, где? И вот сова, распустив крылья, планирует под обрыв, в когтях что-то серое, бьется.
Нет, не кролик, это Мышкин. Я не помнил, когда это я по дороге захватил винтовку, - но нет, она круто взяла под обрыв, стрелять уже было не во что. Я побежал к обрыву: тут ветер переносил серый пушок. Видно, Мышкин не сразу дался. Как я прозевал? Ведь это было почти на глазах, тут, перед окном, шагах в двадцати? Я знаю: она, наверное, сделала с ним, как с зайцем: она схватила растопыренными лапами за зад и плечи, резко дернула, чтобы поломать хребет, и живого заклевала у себя в гнезде.
На другой день, еще чуть брезжил рассвет, я вышел из дому. Я шел наудачу, не ступая почти. Осторожно, крадучись. Зубы были сжаты, и какая злая голова на плечах! Я осторожно обыскал весь берег. Уже стало почти светло, но я не мог вернуться домой. Мы вчера весь день не разговаривали с мальчишкой. Он сварил ракушек, но я не ел. Он спал еще, когда я ушел. И пса моего цепного я не погладил на его привет; он подвизгнул от горечи.
Я шел к дому все той же напряженной походкой. Я не знал, как я войду в дом. Вот уже видна и собачья будка из-за бугра, вот пень от спиленной на дрова последней акации. Стой, что же это на пне? Она! Она сидела на пне, мутно-белого цвета, сидела против моего курятника, что под окном.
Я замедлил шаги. Теперь она повернула голову ко мне. Оставалось шагов шестьдесят. Я тихо стал опускаться на колено. Она все глядела. Я медленно, как стакан воды, стал поднимать винтовку. Сейчас она будет на мушке. Она сидит неподвижно, как мишень, и я отлично вижу ее глаза. Они - как ромашки, с черным сердцем-зрачком. Взять под нее, чуть пониже ног. Я замер и тихонько нажимал спуск.
И вдруг сова как будто вспомнила, что забыла что-то дома, махнула крыльями и низко над землей пролетела за дом. Я еле удержал палец, чтобы не дернуть спуск. Я стукнул прикладом о землю, и ружье скрипело у меня в злых руках. Я готов был просидеть тут до следующего утра. Я знаю, что ветер бы не застудил моей злобы, а об еде я тогда не мог и думать.
Я пробродил до вечера, скользил и падал на этих глиняных буграх. Я даже раз посвистел, как Мышкину, но так сейчас же обозлился на себя, что бегом побежал с того места, где это со мной случилось.
Домой я пришел, когда было темно. В комнате свету не было. Не знаю, спал ли мальчишка. Может быть, я его разбудил. Потом он меня впотьмах спросил: какие из себя совиные яйца? Я сказал, что завтра нарисую.
А утром... Ого! Утром я точно рассчитал, с какой стороны подходить. Именно так, чтоб светлеющий восход был ей в глаза, а я был на фоне обрыва. Я нашел это место. Было совсем темно, и я сидел не шевелясь. Я только чуть двинул затвор, чтобы проверить, есть ли в стволе патроны. Я закаменел.
Только в голове недвижным черным пламенем стояла ярость, как любовь, потому что только влюбленным мальчиком я мог сидеть целую ночь на скамье против ее дома, чтобы утром увидеть, как она пойдет в школу. Любовь меня тогда грела, как сейчас грела ярость.
Стало светать. Я уж различал пень. На нем никого не было. Или мерещится? Нет, никого. Я слышал, как вышла из будки моя собака, как отряхивалась, гремя цепью. Вот и петух заорал в курятнике. Туго силился рассвет. Но теперь я вижу ясно пень. Он пуст. Я решил закрыть глаза и считать до трех тысяч и тогда взглянуть. Я не мог досчитать до пятисот и открыл глаза: они прямо глядели на пень, и на пне сидела она. Она, видно, только что уселась, она переминалась еще. Но винтовка сама поднималась. Я перестал дышать. Я помню этот миг, прицел, мушку и ее над нею. В этот момент она повернула голову ко мне своими ромашками, и ружье выстрелило само. Я дышал по-собачьи и глядел. Я не знал, слетела она или упала. Я вскочил на ноги и побежал.
За пнем, распластав крылья, лежала она. Глаза были открыты, и она еще поводила вздернутыми лапами, как будто защищаясь. Несколько секунд я не отрывал глаз и вдруг со всей силой топнул прикладом по этой голове, по этому клюву.
Я повернулся, я широко вздохнул в первый раз за все это время.
В дверях стоял мальчишка, распахнув рот. Он слышал выстрел.
Ее? - он охрип от волнения.
Погляди, - и я кивнул назад.
Этот день мы вместе собирали ракушки.
Метро
Как под землей ездят?
Мы с мамой посмотрели на пожарных и на трамваи, которые без рельсов ходят, а прямо по асфальту.
Мама сказала, что такие трамваи называются троллейбусы. У них колёса, как у автомобилей, резиновые.
Я говорю:
Почему без рельсов?
А мама говорит:
Это что - без рельсов! Тут и под землёй трамваи ходят.
А я сказал:
Под землёй нет, там земля.
А мама говорит:
А ты в погреб ходил? А погреб тоже под землёй. А в Москве большой-большой погреб вырыли. Длинный-длинный. И с одной стороны вход, и с другой стороны вход. А в этом погребе положили рельсы и пустили трамвай. Он от одного входа до другого бегает. В один вход люди войдут, на трамвай сядут. Он побежит под землёй и добежит до другого входа. А там лестница. Люди из трамвая выйдут и пойдут по лестнице наверх и выйдут на улицу. Вот давай сейчас поедем.
А я говорю:
Не хочу.
Мама говорит:
Почему? Что за глупости!
А я говорю:
Там темно и земля.
А мама не стала слушать и спрашивает у тёти:
Скажите, где метро?
Тётя показала пальцем на наш дом, где наша с мамой комната.
А мама говорит:
Да, да, вижу. Спасибо!
Как я ездил в метро
Мы с мамой пошли и вошли в дверь. Там большая комната, и стоят будочки. А в будочках окошечки. И люди подходят и билеты покупают. Мама тоже купила билет, и мы пошли вниз по лестнице. И все люди тоже пошли по лестнице вниз.
Я думал - сейчас земля начнётся и будет погреб. Тогда я не пойду и начну плакать, и мама всё равно назад пойдёт. А там земли не было, а был коридор. Только очень широкий и очень белый.
Электричество горит, лампы большие, и много-много, и стенки блестят. А пол каменный, жёлтенький и тоже очень гладкий. А земли никакой нет.
А потом все пошли к лестницам. И когда мы с мамой подошли, мама стала и забоялась. Там пол бежит вперёд, прямо на лестницу. Один дядя шагнул на этот пол; только стал, так и поехал.
А одна тётя подошла к маме и говорит:
Вы не бойтесь! Сразу шагайте! Раз!
И дёрнула маму за руку. Мама шагнула и меня потянула. И мы поехали.
А пол, где мы с мамой стояли, опустился, и вышло, что мы стоим на ступеньке, а тётя, что нас дёрнула, - на другой ступеньке. И ступеньки едут вниз. И впереди тоже ступеньки, и на них стоят дяди, и тёти, и ещё мальчики. И все едут вниз на ступеньках. А один дядя не захотел просто так ехать, а ещё сам побежал по ступенькам.
А когда мы приехали, ступеньки опять стали как пол. И мы на этом полу поехали вперёд.
Тут мама меня схватила на руки и прыгнула на настоящий пол. Он не ходит, а стоит. Это мы приехали на подземный вокзал. И всё равно земли там нету, а очень большой вокзал. Очень светло. Люди ходят. И мы вышли на платформу. Там тоже электричество горит. И очень много людей.
А трамвая не было: он ещё не пришёл.
На платформе к самому краю милиционер не пускает ходить, потому что можно упасть. Там, внизу, рельсы, и можно ушибиться. Вдруг загудело. Я посмотрел, что это гудит, а там - круглые ворота, а в воротах темно. Я думал - там, наверное, погреб. А оттуда трамвай выскочил - это он и шумел - и подбежал к самой платформе, очень длинный. Он стал.
Мы с мамой подошли, и вдруг двери сами разошлись, и стало можно войти. Там диваны, электричество горит, и всё блестит, как серебряное. Потом двери сами стянулись и закрылись. И мы поехали.
Я в окно смотрел, и всё равно земли никакой нет, а белая стена, и все лампочки горят. А потом мы остановились, двери опять открылись, и мы с мамой вышли. И там опять вокзал. А потом по лестнице пошли вверх и вышли на улицу.
Храбрый утёнок
Каждое утро хозяйка выносила утятам полную тарелку рубленых яиц. Она ставила тарелку возле куста, а сама уходила.
Как только утята подбегали к тарелке, вдруг из сада вылетала большая стрекоза и начинала кружиться над ними.
Она так страшно стрекотала, что перепуганные утята убегали и прятались в траве. Они боялись, что стрекоза их всех перекусает.
А злая стрекоза садилась на тарелку, пробовала еду и потом улетала. После этого утята уже целый день не подходили к тарелке. Они боялись, что стрекоза прилетит опять. Вечером хозяйка убирала тарелку и говорила: "Должно быть, наши утята заболели, что-то они ничего не едят". Она и не знала, что утята каждый вечер голодные ложились спать.
Однажды к утятам пришёл в гости их сосед, маленький утёнок Алёша. Когда утята рассказали ему про стрекозу, он стал смеяться.
Ну и храбрецы! - сказал он. - Я один прогоню эту стрекозу. Вот вы увидите завтра.
Ты хвастаешь, - сказали утята, - завтра ты первый испугаешься и побежишь.
На другое утро хозяйка, как всегда, поставила на землю тарелку с рублеными яйцами и ушла.
Ну, смотрите, - сказал смелый Алёша, - сейчас я буду драться с вашей стрекозой.
Только он сказал это, как вдруг зажужжала стрекоза. Прямо сверху она полетела на тарелку.
Утята хотели убежать, но Алёша не испугался. Не успела стрекоза сесть на тарелку, как Алёша схватил её клювом за крыло. Насилу она вырвалась и с поломанным крылом улетела.
С тех пор она никогда не прилетала в сад, и утята каждый день наедались досыта. Они не только ели сами, но и угощали храброго Алёшу за то, что он спас их от стрекозы.
Вечер
Идёт корова Маша искать сына своего, телёнка Алёшку. Не видать его нигде. Куда он запропастился? Домой уж пора.
А телёнок Алёшка набегался, устал, лёг в траву. Трава высокая - Алёшку и не видать.
Испугалась корова Маша, что пропал её сын Алёшка, да как замычит что есть силы:
Дома Машу подоили, надоили целое ведро парного молока. Налили Алёшке в плошку:
На, пей, Алёшка.
Обрадовался Алёшка - давно молока хотел, - всё до дна выпил и плошку языком вылизал.
Напился Алёшка, захотелось ему по двору пробежаться. Только он побежал, вдруг из будки выскочил щенок - и ну лаять на Алёшку. Испугался Алёшка: это, верно, страшный зверь, коли так лает громко. И бросился бежать.
Убежал Алёшка, и щенок больше лаять не стал. Тихо стало кругом. Посмотрел Алёшка - никого нет, все спать пошли. И самому спать захотелось. Лёг и заснул во дворе.
Заснула и корова Маша на мягкой траве.
Заснул и щенок у своей будки - устал, весь день лаял.
Заснул и мальчик Петя в своей кроватке - устал, весь день бегал.
А птичка давно уж заснула.
Заснула на ветке и головку под крыло спрятала, чтоб теплей было спать. Тоже устала. Весь день летала, мошек ловила.
Все заснули, все спят.
Не спит только ветер ночной.
Он в траве шуршит и в кустах шелестит.
Волк
Один колхозник проснулся рано утром, посмотрел в окно на двор, а на дворе у него волк. Волк стоял около хлева и скрёб лапой дверь. А в хлеву стояли овцы.
Колхозник схватил лопату - и во двор. Он хотел сзади ударить волка по голове. Но волк вмиг повернулся и поймал лопату зубами за ручку.
Колхозник стал вырывать у волка лопату. Не тут-то было! Волк так крепко уцепился зубами, что не вырвать.
Колхозник стал звать на помощь, а дома спят, не слышат.
"Ну, - думает колхозник, - не век же волк лопату держать будет; а как выпустит, я ему лопатой голову проломаю".
А волк стал зубами ручку перебирать и всё ближе и ближе к колхознику...
"Пустить лопату? - думает колхозник. - Волк тоже лопату бросит да на меня. Я и убежать не успею".
А волк всё ближе и ближе. Видит колхозник: дело плохо - этак волк скоро за руку схватит.
Собрался колхозник со всею силой да как швырнёт волка вместе с лопатой через забор, да скорей в избу.
Убежал волк. А колхозник дома всех разбудил.
Ведь меня, - говорит, - у вас под окном чуть волк не заел. Эко спите!
Как же, - спрашивает жена, - ты управился?
А я, - говорит колхозник, - его за забор выкинул.
Посмотрела жена, а за забором лопата; вся волчьими зубами изгрызена.
Галка
У брата с сестрой была ручная галка. Она ела из рук, давалась гладить, улетала на волю и назад прилетала.Вот раз сестра стала умываться. Она сняла с руки колечко, положила на умывальник и намылила лицо мылом. А когда она мыло сполоснула, - поглядела: где колечко? А колечка нет.
Она крикнула брату:
Отдай колечко, не дразни! Зачем взял?
Ничего я не брал, - ответил брат.
Сестра поссорилась с ним и заплакала.
Бабушка услыхала.
Что у вас тут? - говорит. - Давайте мне очки, сейчас я это кольцо найду.
Бросились искать очки - нет очков.
Только что на стол их положила, - плачет бабушка. - Куда им деться? Как я теперь нитку в иголку вдену?
И закричала на мальчика.
Твои это дела! Зачем бабушку дразнишь?
Обиделся мальчик, выбежал из дому. Глядит, - а над крышей галка летает, и что-то у ней под клювом блестит. Пригляделся - да это очки! Спрятался мальчик за дерево и стал глядеть. А галка села на крышу, огляделась, не видит ли кто, и стала очки на крыше клювом в щель запихивать.
Вышла бабушка на крыльцо, говорит мальчику:
Говори, где мои очки?
На крыше! - сказал мальчик.
Удивилась бабушка. А мальчик полез на крышу и вытащил из щели бабушкины очки. Потом вытащил оттуда и колечко. А потом достал стёклышек, а потом разных денежек много штук.
Обрадовалась бабушка очкам, а сестра колечку и сказала брату:
Ты меня прости, я ведь на тебя подумала, а это галка-воровка.
И помирились с братом.
Бабушка сказала:
Это всё они, галки да сороки. Что блестит, всё тащат.
Как слон спас хозяина от тигра
У индусов есть ручные слоны. Один индус пошёл со слоном в лес по дрова.
Лес был глухой и дикий. Слон протаптывал хозяину дорогу и помогал валить деревья, а хозяин грузил их на слона.
Вдруг слон перестал слушаться хозяина, стал оглядываться, трясти ушами, а потом поднял хобот и заревел.
Хозяин тоже оглянулся, но ничего не заметил.
Он стал сердиться на слона и бить его по ушам веткой.
А слон загнул хобот крючком, чтоб поднять хозяина на спину. Хозяин подумал: "Сяду ему на шею - так мне ещё удобней будет им править".
Он уселся на слоне и стал веткой хлестать слона по ушам. А слон пятился, топтался и вертел хоботом. Потом замер и насторожился.
Хозяин поднял ветку, чтоб со всей силы ударить слона, но вдруг из кустов выскочил огромный тигр. Он хотел напасть на слона сзади и вскочить на спину.
Но он попал лапами на дрова, дрова посыпались. Тигр хотел прыгнуть другой раз, но слон уже повернулся, схватил хоботом тигра поперёк живота, сдавил как толстым канатом. Тигр раскрыл рот, высунул язык и мотал лапами.
А слон уж поднял его вверх, потом шмякнул оземь и стал топтать ногами.
А ноги у слона - как столбы. И слон растоптал тигра в лепёшку. Когда хозяин опомнился от страха, он сказал:
Какой я дурак, что бил слона! А он мне жизнь спас.
Хозяин достал из сумки хлеб, что приготовил для себя, и весь отдал слону.
Кружечка под ёлочкой
Мальчик взял сеточку - плетёный сачок - и пошёл на озеро рыбу ловить.Первой поймал он голубую рыбку. Голубую, блестящую, с красными перышками, с круглыми глазками. Глазки - как пуговки. А хвостик у рыбки - совсем как шёлковый: голубенький, тоненький, золотые волоски.
Взял мальчик кружечку, маленькую кружечку из тонкого стекла. Зачерпнул из озера водицы в кружечку, пустил рыбку в кружечку - пусть плавает пока.
Рыбка сердится, бьётся, вырывается, а мальчик скорее её в кружечку - бух!
Мальчик взял тихонечко рыбку за хвостик, бросил её в кружечку - совсем не видать. Сам побежал дальше.
"Вот, - думает, - погоди, поймаю рыбу, большого карася".
Кто поймает рыбу, первый кто поймает, тот будет молодец. Только не хватайте сразу, не глотайте: рыбы есть колючие - ёрш, например. Принесите, покажите. Я сама скажу, какую рыбу есть, какую выплюнуть.
Полетели, поплыли утята во все стороны. А один заплыл дальше всех. Вылез на берег, отряхнулся и пошёл переваливаясь. А вдруг на берегу рыбы водятся? Видит - под ёлочкой кружечка стоит. В кружечке водица. "Дай-ка загляну".
Рыбки в воде мечутся, плещутся, тычутся, вылезти некуда - всюду стекло. Подошёл утёнок, видит - ай да рыбки! Самую большую взял и подхватил. И скорее к маме.
"Я, наверно, первый. Самый я первый рыбу поймал, я и молодец".
Рыбка красная, перышки белые, изо рта два усика свесились, по бокам тёмные полоски, на гребешке пятнышко, как чёрный глаз.
Замахал утёнок крыльями, полетел вдоль берега - к маме напрямик.
Мальчик видит - летит утка, низко летит, над самой головой, в клюве держит рыбку, красную рыбку с палец длиной. Крикнул мальчик во всё горло:
Моя это рыбка! Утка-воровка, сейчас отдай!
Замахал руками, закидал камнями, закричал так страшно, что всю рыбу распугал.
Испугался утёнок да как крикнет:
Кря-кря!
Крикнул "кря-кря" и рыбку упустил.
Уплыла рыбка в озеро, в глубокую воду, замахала перышками, поплыла домой.
"Как же с пустым клювом к маме вернуться?" - подумал утёнок, повернул обратно, полетел под ёлочку.
Видит - под ёлочкой кружечка стоит. Маленькая кружечка, в кружечке водица, а в водице - рыбки.
Подбежал утёнок, скорее схватил рыбку. Голубую рыбку с золотым хвостиком. Голубую, блестящую, с красными перышками, с круглыми глазками. Глазки - как пуговки. А хвостик у рыбки - совсем как шёлковый: голубенький, тоненький, золотые волоски.
Подлетел утёнок повыше и - скорее к маме.
"Ну, теперь не крикну, не раскрою клюва. Раз уже был разиней".
Вот и маму видно. Вот совсем уже близко. А мама крикнула:
Кря, что несёшь?
Кря, это рыбка, голубая, золотая, - кружечка стеклянная под ёлочкой стоит.
Вот и опять клюв разинул, а рыбка - плюх в воду! Голубенькая рыбка с золотым хвостом. Замотала хвостиком, заюлила и пошла, пошла, пошла вглубь.
Повернул назад утёнок, прилетел под ёлку, посмотрел в кружечку, а в кружечке рыбка маленькая-маленькая, не больше комара, еле рыбку видно. Клюнул утёнок в воду и что было силы полетел обратно домой.
Где ж у тебя рыба? - спросила утка. - Ничего не видно.
А утёнок молчит, клюва не открывает. Думает: "Я хитрый! Ух, какой я хитрый! Хитрее всех! Буду молчать, а то открою клюв - упущу рыбку. Два раза ронял".
А рыбка в клюве бьётся тоненьким комариком, так и лезет в горло. Испугался утёнок: "Ой, кажется, сейчас проглочу! Ой, кажется, проглотил!"
Прилетели братья. У каждого по рыбке. Все подплыли к маме и клювы суют. А утка кричит утёнку:
Ну, а теперь ты покажи, что принёс! Открыл клюв утёнок, а рыбки и нет.
Белый домик
Мы жили на море, и у моего папы была хорошая лодка с парусами. Я отлично умел на ней ходить - и на вёслах и под парусами. И всё равно одного меня папа никогда в море не пускал. А мне было двенадцать лет.
Вот раз мы с сестрой Ниной узнали, что отец на два дня уезжает из дому, и мы затеяли уйти на шлюпке на ту сторону; а на той стороне залива стоял очень хорошенький домик: беленький, с красной крышей. А кругом домика росла рощица. Мы там никогда не были и думали, что там очень хорошо. Наверно, живут добрые старик со старушкой. А Нина говорит, что непременно у них собачка и тоже добрая. А старики, наверное, простоквашу едят и нам обрадуются и простокваши дадут.
И вот мы стали копить хлеб и бутылки для воды. В море-то ведь вода солёная, а вдруг в пути пить захочется?
Вот отец вечером уехал, а мы сейчас же налили в бутылки воды потихоньку от мамы. А то спросит: зачем? - и тогда всё пропало.
Чуть только рассвело, мы с Ниной тихонько вылезли из окошка, взяли с собой наш хлеб и бутылки в шлюпку. Я поставил паруса, и мы вышли в море. Я сидел как капитан, а Нина меня слушалась как матрос.
Ветер был лёгонький, и волны были маленькие, и у нас с Ниной выходило, будто мы на большом корабле, у нас есть запасы воды и пищи, и мы идём в другую страну. Я правил прямо на домик с красной крышей. Потом я велел сестре готовить завтрак. Она наломала меленько хлеба и откупорила бутылку с водой. Она всё сидела на дне шлюпки, а тут, как встала, чтобы мне подать, да как глянула назад, на наш берег, она так закричала, что я даже вздрогнул:
Ой, наш дом еле видно! - и хотела реветь.
Я сказал:
Рёва, зато старичков домик близко.
Она поглядела вперёд и ещё хуже закричала:
И старичков домик далеко: нисколько мы не подъехали. А от нашего дома уехали!
Она стала реветь, а я назло стал есть хлеб как ни в чём не бывало. Она ревела, а я приговаривал:
Хочешь назад, прыгай за борт и плыви домой, а я иду к старичкам.
Потом она попила из бутылки и заснула. А я всё сижу у руля, и ветер не меняется и дует ровно. Шлюпка идёт гладко, и за кормой вода журчит. Солнце уже высоко стояло.
И вот я вижу, что мы совсем близко уж подходим к тому берегу и домик хорошо виден. Вот пусть теперь Нинка проснётся да глянет - вот обрадуется! Я глядел, где там собачка. Но ни собачки, ни старичков видно не было.
Вдруг шлюпка споткнулась, стала и наклонилась набок. Я скорей опустил парус, чтобы совсем не опрокинуться. Нина вскочила. Спросонья она не знала, где она, и глядела, вытаращив глаза. Я сказал:
В песок ткнулись. Сели на мель. Сейчас я спихну. А вон домик.
Но она и домику не обрадовалась, а ещё больше испугалась. Я разделся, прыгнул в воду и стал спихивать.
Я выбился из сил, но шлюпка ни с места. Я её клонил то на один, то на другой борт. Я спустил паруса, но ничто не помогло.
Нина стала кричать, чтобы старичок нам помог. Но было далеко, и никто не выходил. Я велел Нинке выпрыгнуть, но и это не облегчило шлюпку: шлюпка прочно вкопалась в песок. Я пробовал пойти вброд к берегу. Но во все стороны было глубоко, куда ни сунься. И никуда нельзя было уйти. И так далеко, что и доплыть нельзя.
А из домика никто не выходил. Я поел хлеба, запил водой и с Ниной не говорил. А она плакала и приговаривала:
Вот завёз, теперь нас здесь никто не найдёт. Посадил на мель среди моря. Капитан! Мама с ума сойдёт. Вот увидишь. Мама мне так и говорила: "Если с вами что, я с ума сойду".
А я молчал. Ветер совсем затих. Я взял и заснул.
Когда я проснулся, было совсем темно. Нинка хныкала, забившись в самый нос, под скамейку. Я встал на ноги, и шлюпка под ногами качнулась легко и свободно. Я нарочно качнул её сильней. Шлюпка на свободе. Вот я обрадовался-то! Ура! Мы снялись с мели. Это ветер переменился, нагнал воды, шлюпку подняло, и она сошла с мели.
Я огляделся. Вдали блестели огоньки - много-много. Это на нашем берегу: крохотные, как искорки. Я бросился поднимать паруса. Нина вскочила и думала сначала, что я с ума сошёл. Но я ничего не сказал.
А когда уже направил шлюпку на огоньки, сказал ей:
Что, рёва? Вот и домой идём. А реветь нечего.
Мы всю ночь шли. Под утро ветер перестал. Но мы были уже под берегом. Мы на вёслах догреблись до дому. Мама и сердилась и радовалась сразу. Но мы выпросили, чтобы отцу ничего не говорила.
А потом мы узнали, что в том домике уж целый год никто не живёт.
Дым
Никто этому не верит. А пожарные говорят:
Дым страшнее огня. От огня человек убегает, а дыму не боится и лезет в него. И там задыхается. И ещё - в дыму ничего не видно. Не видно, куда бежать, где двери, где окна. Дым ест глаза, кусает в горле, щиплет в носу.
И пожарные надевают на лицо маски, а в маску по трубке идёт воздух. В такой маске можно долго быть в дыму, но только всё равно ничего не видно.
И вот один раз тушили пожарные дом. Жильцы выбежали на улицу. Старший пожарный крикнул:
А ну, посчитайте, все ли?
Одного жильца не хватало.
И мужчина закричал:
Петька-то наш в комнате остался!
Старший пожарный послал человека в маске найти Петьку. Человек вошёл в комнату.
В комнате огня ещё не было, но было полно дыму. Человек в маске обшарил всю комнату, все стены и кричал со всей силы через маску:
Петька, Петька! Выходи, сгоришь! Подай голос!
Но никто не отвечал. Человек услышал, что валится крыша, испугался и ушёл.
Тогда старший пожарный рассердился:
А где Петька?
Я все стены обшарил, - сказал человек.
Давай маску! - крикнул старший.
Человек начал снимать маску. Старший видит: потолок уже горит. Ждать некогда.
И старший не стал ждать; окунул рукавицу в ведро, заткнул её в рот и бросился в дым.
Он сразу бросился на пол и стал шарить. Наткнулся на диван и подумал: "Наверное, он туда забился, там меньше дыму".
Он сунул руку под диван и нащупал ноги. Старший пожарный схватил их и потянул вон из комнаты.
Он вытянул человека на крыльцо. Это и был Петька. А пожарный стоял и шатался. Так его заел дым.
А тут как раз рухнул потолок, и вся комната загорелась.
Петьку отнесли в сторону и привели в чувство. Он рассказал, что со страху забился под диван, заткнул уши и закрыл глаза. А потом не помнит, что было.
А старший пожарный для того взял рукавицу в рот, что через мокрую тряпку в дыму дышать легче.
После пожара старший сказал пожарному:
Чего по стенам шарил? Он не у стенки тебя ждать будет. Коли молчит, так, значит, задохнулся и на полу валяется. Обшарил бы пол да койки, сразу бы и нашёл.
Как мальчик тонул
Я шёл по берегу и смотрел, как плотники строят пристань. Большущие брёвна плавали в воде плотно одно к одному. Их доставали из воды и забивали в дно, так что из воды торчал целый забор из брёвен. Вдруг мне показалось, что там, где плавали сваи, что-то мелькнуло. Я не знал что, а побежал туда. Я не спускал глаз с этого места и бежал со всей силы.
А сбоку я увидал краем глаза: как раз туда бежит телеграфист. Бежит со всех ног и держится за живот. У него на поясе была сумка с телеграммами, и он боялся, что они выпадут.
Телеграфист тоже смотрел в то место, куда глядел и я. Земля там осыпью спускалась к воде, а на воде плавали сваи - плотно, как плот. Телеграфист мне ни слова не сказал, а только ткнул пальцем, укрепился ногами на осыпи и протянул руку. Я тоже ни слова не сказал, а взял крепко телеграфиста за руку, а сам лёг на сваи и просунул руку между ними - в том самом месте, куда мы оба глядели, не сводя глаз.
Я стал шарить рукой в воде. И вдруг маленькие пальчики попались мне и крепко вцепились в мою руку. Я ухватился тоже. И тут же телеграфист потянул меня на берег. Сваи разошлись, и вслед за моей рукой вылезла маленькая рука, а за ней голова, и мы вытащили мальчика. Он был рыжий, лет семи. Он мигал глазами и ничего не говорил. Подошли плотники. Один взял мальчика, поднял и потряс над землёй. У мальчика вылилась вода из рта. Его поставили на ноги и спросили: как он утонул? Мальчик сказал, что хотел по сваям пройти, а они под ногами разошлись, и он провалился с головой между ними. А потом сошлись над ним, как потолок. И сейчас же заплакал:
А где моя шапка? Где удочка! Я без шапки домой не пойду.
Все стали смеяться: скажи спасибо, что жив остался, а ты о шапке плачешь.
Я нашёл его удочку и стал в воде искать его шапку. Зацепил и вытащил. Но это был старый лапоть. Потом ещё раз зацепил, и это была мокрая фуражка. Мальчик стал её жалеть, что она мокрая. Я пошёл. А когда оглянулся, мальчик всё держал фуражку и плакал.
Телеграфист махнул рукой, посмотрел, тут ли телеграммы, и поспешил прочь.
(1882-1938) русский писатель
За четырнадцать с половиной лет литературной работы Борис Степанович Житков написал 192 произведения, включая 38 маленьких рассказов для дошкольников. Кроме них, писатель создал 74 очерка, 59 повестей и рассказов, 7 крупных произведений и 14 статей. Из общего числа написанных Борисом Житковым произведений 8 остались неопубликованными, а 29 вышли в свет после смерти писателя.
Борис Житков был из тех «бывалых людей», которых так настойчиво звал в детскую литературу М. Горький. Но далеко не все они умели рассказать детям о том, что испытали и увидели на своем веку. Житков умел это сделать. Он не только имел богатый житейский опыт, но и обладал разносторонними знаниями и редким даром повествователя-импровизатора.
Он до пожилых лет сохранил ненасытную любознательность и разнообразие интересов, какие бывают у ребят. Его увлечения то и дело менялись, но в каждом деле, за которое он брался, Борис Житков достигал настоящего мастерства. Он умел не только писать, у него были поистине золотые руки. Писатель прекрасно управлялся с рубанком, пилой, топором, знал толк в электротехнике и радиотехнике. Он всегда что-нибудь мастерил: то строил буер, то конструировал планер. По профессии Житков был инженером-химиком, кроме того, он окончил кораблестроительное отделение Политехнического института, а вдобавок, имел звание штурмана дальнего плавания.
Борис Житков пришел в литературу немолодым человеком - ему было уже за сорок, но к тому времени это был уже сложившийся писатель со своим стилем и почерком, с большим, накопленным за долгие годы материалом. Юные, да и взрослые читатели очень скоро узнали и полюбили этого живого и увлекательного собеседника, зоркого наблюдателя и умельца.
Многое, о чем Борис Степанович Житков рассказал в своих произведениях, было навеяно впечатлениями детства и юности, семейными преданиями.
Он родился летом, когда их семья жила на даче, в нескольких километрах от Новгорода, на высоком берегу реки Волхова. Борис был последним, четвертым ребенком в семье и единственным мальчиком.
Потом в своих произведениях, Борис Житков много писал о море, и это было не случайно. Его отец, Степан Васильевич, происходил из морской семьи: три его брата плавали на военных кораблях, все трое стали адмиралами, а двое из них - севастопольские герои. Четвертый брат был морским инженером и строил маяки на Черном море. Пятый утонул во время учебного кругосветного плавания, поэтому мать уговорила мужа не отдавать младшего сына в моряки.
Таким образом, Степан стал учиться в военной гимназии в Петербурге, хотя увлекался математикой и мечтал об университете. Но средств в семье не хватало, и он поступил в высшее Военно-инженерное училище, откуда его уже с последнего курса исключили за «вредное направление». Потом - уже за участие в революционных выступлениях студентов - его исключили и с четвертого курса Технологического института.
Тогда Степан Васильевич сдал экзамен на учителя, вскоре женился и начал работать в Новгороде в земской учительской семинарии. Он с увлечением занялся новым делом: написал учебники для учителей и учеников, разработал методику преподавания арифметики. По его инициативе было организовано Новгородское физико-математическое общество. Он был человеком общительным и умел объединить вокруг себя людей. И в то же время это был очень требовательный человек, если дело шло о выполнении долга, не терпел никакой небрежности. Того же он требовал и от детей. Вот в такой семье и в такой обстановке воспитывался будущий писатель.
Он многое перенял и от своей матери. Она была сиротой и росла у богатой тетки, которая старалась научить ее всему, что полагалось знать богатой барышне. Она училась в немецкой школе в Петербурге, занималась музыкой в консерватории и была ученицей Антона Рубинштейна . Тайком от тетки девушка посещала известные Владимирские курсы для женщин, которые стремились получить высшее образование.
Маленький Борис рос смышленым мальчиком. С раннего детства любил слушать рассказы Толстого для детей, «Конька-Горбунка», сказки Пушкина, которые читал ему отец. Они часто гуляли в новгородском Кремле, вокруг памятника тысячелетию России. Мальчик отличался хорошей памятью. Еще до поступления в гимназию он знал наизусть «Мцыри» и «Демона» Лермонтова, а затем всего «Евгения Онегина» Пушкина, «Горе от ума» Грибоедова, а также многие стихотворения Некрасова и Алексея Толстого. Детских книг он никогда не читал, а сразу же стал знакомиться с классикой русской литературы.
Отца несколько раз переводили с места на место. Наконец в 1899 году семья переселилась в Одессу, где жили отцовские братья и сестра. Здесь Борис легко сдал экзамены в гимназию. Когда он учился в первом классе, то дети решили издавать домашний журнал. Рассказ Бориса из школьной жизни «Троянская война» оказался самым лучшим, самым длинным и самым интересным.
Потом им овладела страсть к путешествиям. В тринадцать лет он на грузовом пароходе совершил рейс Одесса-Батуми и обратно. После окончания шестого класса гимназии Борис совершил другую большую поездку, на этот раз по Кавказу.
Окончив гимназию, он поступил в Новороссийский университет на естественный факультет. По окончании университета он мог бы остаться там на кафедре химии или ботаники и заниматься научной работой, но решил по-другому. Через некоторое время Борис Житков поступает в Петербургский политехнический институт на кораблестроительное отделение. Очевидно, в этом сыграли свою роль семейные традиции, которые во многом были связаны с морем.
Практику Борис Степанович Житков проходил в Дании, где работал на механическом заводе. Плавал он на парусниках в Средиземном море и у анатолийских берегов, а в 1912 году находился в длительном плавании на океанском пароходе. Житков прошел все виды морской службы - от юнги до помощника капитана. Он работал в Николаеве на Русском судостроительном заводе, затем инспектором в Архангельске.
Во время войны 1914-1918 годов, Борис Житков служил в гардемаринских ротах. После краткого обучения он в звании мичмана отправился в Англию - принимать моторы для русских самолетов и подводных лодок. По делам ему пришлось побывать и во Франции.
После революции, Борис Житков работал заведующим технической школой в Тирасполе. В 1922 году он переехал в Одессу и стал преподавать физику и химию на рабфаке, а осенью 1923 года уехал в Петроград. Здесь он встретился со своим школьным товарищем Корнеем Чуковским , который и предложил ему написать то, что он так хорошо рассказывал детям. Чуковский направил Житкова в журнал «Воробей» к Самуилу Маршаку . В конце января 1924 года в печати появился первый рассказ Бориса Степановича Житкова «Шквал».
С тех пор он работает в Госиздате в качестве редактора научно-популярных книг, в детском журнале «Воробей» ведет рубрики «Как люди работают» и «Бродячий фотограф», потом придумал еще одну рубрику - «Мастеровой». Он пишет книгу «Паровоз» для издательства «Радуга» и сочиняет пьесу для Ленинградского театра юного зрителя. В это же время писатель работает в пионерской газете «Ленинские искры», а в конце лета 1925 года едет за свой счете Копенгаген и посылает оттуда корреспонденции для этой газеты «У пионеров Дании».
В 1926 году выходит из печати его сборник «Морские рассказы». Он работает много и упоенно, как будто спешит рассказать людям обо всем, что видел и знал. Борис Житков был первым, кто ввел в детскую литературу тему труда, выделяя его нравственные аспекты и моральные проблемы. Его безусловной заслугой было и то, что он нашел удачный синтез науки и искусства в созданной им научно-художественной литературе.
Но особенно Житков любил писать для детей и с удовольствием работал в журналах «Новый Робинзон», «Пионер», «Чиж», «еж», «Юный натуралист», а также в детском календаре, выдумывал книжки-картинки и книжки-игрушки, писал пьесы для Театра юного зрителя, сочинял тексты для диафильмов, хотел найти новые формы радиопредставлений для детей и мечтал о звуке в кино. Борис Степанович Житков всегда и во всем оставался верен себе, стараясь создавать интересные для детей произведения.
Писатель работал много и в редакции, и дома, где он писал свои произведения. Он постоянно разъезжал между Москвой и Ленинградом. Его здоровье не вызывало опасений, да и сам он никогда об этом не говорил. В начале августа 1938 года Борис Житков приехал в Москву. Здесь он вдруг почувствовал большую слабость. Начала подниматься температура, появились сильные боли между лопатками, и рентгеновский снимок показал рак легких.
Еще в октябре он живо интересовался делами своих товарищей, которые приходили к нему за советами, сам собирался работать дальше и думал о новых книгах. Но болезнь все-таки одолела талантливого писателя, и Борис Житков уже не вставал с постели, а 19 октября 1938 года умер. В то время ему исполнилось только 56 лет.
Борис Степанович Житков - российский писатель и путешественник. Родился он 11 сентября 1882 года в Великом Новгороде Российской империи.
За свою жизнь он создал 192 произведения. Среди них очерки, повести, рассказы и статьи. Прозаик предпочитал писать для детей, хотя многие из его произведений были посвящены и взрослым людям. Ему удалось перепробовать практически все жанры. Борис проявил себя не только в литературе, его увлечения было трудно сосчитать.
Детство и дружба с Чуковским
Борис вырос в интеллигентной семье. Его мать, Татьяна Павловна, была пианисткой. Она брала уроки у Антона Григорьевича Рубинштейна. Отец будущего путешественника преподавал математику в семинарии, также он занимался составлением учебников. Трое братьев Житкова были военными моряками, получили адмиральский чин. Двое из них были признаны героями обороны Севастополя. Четвёртый брат строил маяки на территории Чёрного моря, а пятый утонул в юности.
Детство мальчика прошло в Одессе. Он увлекался абсолютно разными занятиями: цитировал сцены из литературных произведений, играл на скрипке и учился гребле. За спортивные достижения будущий писатель получил несколько призов. Во время увлечения греблей ему удалось построить небольшой бот с каютой, разумеется, при помощи друзей.
В гимназии юноша познакомился с Колей Корнейчуковым, который впоследствии стал писателем Корнеем Чуковским. Им долго не удавалось познакомиться, поскольку Николай был крайне стеснительным. Но потом парни случайно встретились после школы, Житкова привлекла независимость и дерзость Корнейчукова. Они долго общались, Борис обучал друга морскому делу, французскому языку и гребле.
Однажды мальчики решили отправиться пешком из Одессы в Киев. Боря заставил Колю подписать контракт, в котором тот обещал беспрекословно подчиняться своему «командиру». Но Чуковский ослушался, сделав незапланированный привал. На это Житков заявил, что больше не собирается с ним разговаривать. Через некоторое время друзья снова встретились в Киеве. Сначала Борис вёл себя вполне дружелюбно, но потом сказал, что притворяется из-за того, что не хочет унижать Николая перед посторонними людьми.
Учёба и путешествия
Образование Боря получал в домашних условиях, затем он стал студентом гимназии. После её окончания юноша поступил на естественное отделение Новороссийского университета. Сначала он предпочёл математическую специальность из-за отца, но не испытывал удовольствия от обучения там.
Уже в 1901 студент стал членом яхт-клуба. Ему удавалось водить даже специфический весельно-парусный транспорт, который в народе называли «чертопхайка». За время обучения в ВУЗе юноша успел сплавать в Варну, Марсель, Яффу и Констанцу, он успешно сдал экзамен на штурмана дальнего плавания.
В 1905 году Житков принимал участие в революционных событиях. Вместе с боевым отрядом студент изготавливал нитроглицерин для бомб, обеспечивая оборону еврейского квартала. Год спустя он окончил университет.
С 1911 по 1916 г. будущий прозаик получал второе образование. В этот раз он учился на кораблестроительном отделении Петербургского политехнического института.
Окончив институт, Борис занялся поисками работы. Изначально его направили на практику в Копенгаген, на завод «Атлас». После этого будущий писатель совершил кругосветное путешествие на учебно-грузовом судне. Он прошёл весь путь от юнги до капитана судна, также Житков был штурманом. Ещё с детства Житков был отличным рассказчиком, поэтому долго думал над артистической профессией.
В 1909 г. путешественник руководил экспедицией, которая занималась изучением фауны Енисея.
В 1914 г. он был сотрудником кораблестроительного завода, располагавшегося в Николаеве. Через год юноша переехал в Архангельск, чтобы проверять исправность судов.
В 1916 г. Житков принимал английские авиамоторы, изготовленные специально для русских летательных аппаратов.
Первые произведения
Печатать свои повести юноша начал в 1924 году. За год до этого Борис приехал в Петроград. У него не было денег, а здоровье оставляло желать лучшего. Из-за этого мужчина отправился к школьному другу Корнею Чуковскому. Там он развлекал детей писателя своими рассказами о море и путешествиях, в итоге Николай предложил товарищу перенести эти истории на бумагу.
За несколько дней Житков написал новеллу «Шквал». Новеллу отнесли в издательство «Время», и уже в 1924 г. увидела свет первая книга Житкова под названием «Злое море».
Чуковский был поражён мастерством друга, ему даже не пришлось редактировать рассказ. Он восхищался безошибочным чувством стиля и манерой письма своего товарища, которого ранее считал дилетантом. Это и не удивительно, ведь к 1923 г. у Бориса было несколько тетрадок со стихами и письмами, он постоянно совершенствовался.
Борис Степанович предпочитал писать о том, что хорошо знает, поэтому произведения были наполнены удивительными историями о путешествиях и дальних странах. В каждый из своих рассказов прозаик вкладывал мораль, стремился научить детей и взрослых тому, что уже знал сам. К примеру, в доме у Житковых действительно жил ручной волк, позже ставший героем одноименного рассказа.
Писатель умело дрессировал животных, был столяром, моряком и охотником. Он работал над созданием игровых научных фильмов, писал пьесы, преподавал студентам. Борис виртуозно играл на скрипке и знал всё о кораблях. Прозаик нередко заставлял людей задуматься над придуманными им научными загадками. Ему удавалось достичь успеха практически в любом деле, за которое он брался.
После издания первой книги Борис постоянно сотрудничал с детскими журналами и газетами. В их числе такие издания, как «Чиж», «Юный натуралист», «Ленинские искры», «Новый Робинзон» и многие другие.
Житков постоянно хотел создать нечто новое, благодаря ему появились журналы-картинки для детей, не умеющих читать. Писатель мечтал об издании учебника, но за всю жизнь ему так и не удалось этого сделать. Зато Житков создал энциклопедию для детей 4 лет.
У Бориса Степановича были выдающиеся способности к языкам, он на лету схватывал произношение. За свою жизнь прозаик выучил новогреческий, арабский, польский, турецкий и многие другие языки. Однажды в Лондоне продавец принял его за своего земляка из Дерби, когда Житков зашёл к нему за папиросами.
Борис был женат, но о его супруге практически ничего неизвестно. Они недолго прожили вместе, а затем развелись. После расставания Житков стал жить у своего товарища Шварца. Его комната содержалась в идеальной чистоте. В свободное время прозаик варил настойки и наливки по собственным рецептам.
Умер известный прозаик 19 октября 1938 года в Москве. Он работал вплоть до последнего дня своей жизни, хотя причиной гибели стал рак лёгких, существенно усложнявший существование писателя. Роман о революции «Виктор Вавич», который Житков считал своим главным произведением, был издан только после его смерти.
Борис Степанович Житков родился 11 сентября 1882 года, недалеко от Новгорода, в деревушке на берегу Волхова, где родители снимали дачу. Семья Житковых жила в то время в Новгороде. Отец Бориса был учителем математики. Очень хорошим учителем. По учебникам, написанным им, учились арифметике и геометрии несколько поколений. «Отец отличался общительностью, его любили, и он умел объединить вокруг себя людей, – вспоминала сестра писателя. – Он не терпел никакой небрежности ни в чём». Но из-за твёрдого клейма «неблагонадёжного» он вынужден был менять одно место работы за другим.
Семье пришлось поколесить по России, пока не осели в Одессе, где отцу удалось устроиться кассиром в пароходстве. Мать Бориса была отличной пианисткой, она боготворила музыку. В юности даже брала уроки у великого Антона Рубинштейна. Музыка наполняла их дом, неслась из открытых окон на улицу. «Под звуки музыки, – вспоминала сестра Житкова, – мы привыкли засыпать».
Бориса отдали во вторую одесскую гимназию. В том же классе, что и Житков, сидел высокий, худой, очень вертлявый гимназист, будущий писатель Корней Чуковский. Однажды Борис уговорил Колю Корнейчукова отправиться в Киев пешком! А это 400 км. Вышли на рассвете. У каждого заплечный мешок. Но шли недолго. Борис был властным, непреклонным командиром, а Коля оказался строптивым подчинённым.
Борис был необычным гимназистом. Его увлечения не знали границ. Казалось, он интересовался всем: то часами играл на скрипке, то изучал фотографию. Надо сказать, что изучатель он был дотошный. И результатов часто добивался отличных. Например, увлёкшись спортом, не только в гонках призы получал, но вместе с товарищами построил небольшой парусный бот с каютой.
Житков Борис изучал математику и химию в Новороссийском университете. Летом 1905 года, когда началась первая русская революция, а на броненосце «Потёмкин» взвился красный флаг, студент Житков ночью на паруснике, притушив огни, перевозил оружие восставшим матросам и портовым рабочим. За участие в «беспорядках» его исключили из университета. Пытался перевестись в Петербургский университет и, конечно, получил решительный отказ.
Бориса Степановича манили вольные ветры и морские просторы.
Сдал экстерном экзамен на штурмана. Летом нанимался на парусники, ходил по Чёрному морю и к дальним берегам: в Турцию, Болгарию. Плавал и по Средиземному морю, и по Красному. И где только он не побывал!
В 1909 году Борис Житков отправился в ихтиологическую экспедицию по Енисею. Его отец писал: «Борис доволен, что, наконец, на дело попадает. Мне кажется, это хорошо, что он не в канцелярию и даже не в лабораторию попадает, а в экспедицию, в подвижное, живое дело».
Научное путешествие завершилось успешно. Экспедиция благополучно возвратилась в Красноярск, и здесь Житков принял важное решение. Судостроение давно привлекало его. Он решил стать инженером-кораблестроителем, поступить в Петербургский политехнический институт.
В сентябре 1909 года Житков – в Петербурге. Он – снова студент. Минул год. Житков едет на практику в Данию. Там он работает на машиностроительном заводе простым рабочим. Осенью опять за книги. Ходит на лекции, в лаборатории, чертит, рассчитывает. Учиться ему радостно. «Так, знаешь ли, интересно, что рад бы позаняться больше, да некогда, вот беда», – жалуется он племяннику.
А летом – снова в море. В 1912 году Житков отправился на учебно-грузовом судне в кругосветное плавание. Начал он это плавание юнгой, затем стал кочегаром и к концу путешествия уже был помощником капитана. Был в Индии, на Цейлоне, в Китае, в Японии. Житков не знал, что станет писателем, однако он навсегда запомнил и умных индийских слонов, и аромат зноя, и чёрную худую спину сингалеза-рикши.
Россия накануне революции. В стране неразбериха, на биржах труда толпились безработные. Даже такому опытному и знающему человеку, как Житков, нелегко было найти работу инженера. Ему приходилось голодать, скитаться, скрываться.
Было среди увлечений Бориса Степановича одно, которое упорно «вело» к той калитке в заборе, что «открыла» Житкова-писателя. Можно сказать, его рука с детства тянулась к перу, «перо к бумаге». Он выпускал рукописные журналы. Всю жизнь вёл дневники. Его письма, порой, – целые рассказы. Однажды для племянника Борис Степанович придумал длиннющую повесть в письмах с продолжением. Писал он и стихи: их у него накопилась целая тетрадь.
И вот, со страстью, с которой мальчишкой водил яхту по Чёрному морю, он – человек немолодой, бросился в литературную работу. Для Житкова началась новая жизнь, и он с жаром набросился на дело, о котором давно смутно мечтал и которое было его истинным призванием. Писательский талант у Житкова раскрылся в нём как-то сразу и разгорелся быстро и ярко.
Когда Житков взялся за перо, новый смысл приобрела вся его прежняя жизнь, она стала материалом для творчества. Вот, оказывается, для чего изучал он корабельное дело, и плавал на кораблях и подводных лодках по морям и океанам, и летал на аэроплане, и был в Индии, в Японии, в Африке; вот зачем провёл всю свою жизнь в тесном общении с рабочим людом – матросами, плотниками, охотниками-поморами, рабочими судостроительных верфей; вот зачем жадно вслушивался в народную речь, вот почему постоянно интересовался природой искусства.
Один за другим стали появляться рассказы о необычайных приключениях мужественных моряков и лётчиков и о смелых русских революционерах. Героями произведений Бориса Житкова были люди ярких, резких характеров: таких он не раз встречал в своей полной событий жизни. Он точно сорок лет ждал того момента, когда сможет рассказать обо всём, что видел, пережил, и наконец, дождался.
Любил Житков рассказывать в своих книгах и про птиц, и про животных, жизнь и повадки которых он отлично знал. В Индии он видел слонов в лесу, на работе, наблюдал, как они таскают брёвна, как нянчат детей; видел, как маленький зверёк мангуста воюет со страшной змеёй; как умны, шаловливы и надоедливы обезьянки вроде Яшки. А рассказы «Про слона», «Беспризорная кошка» мог написать человек не только любивший животных, но и понимавший их. Как тут не вспомнить, что были у Бориса Житкова и дрессированный волк, и кот, умевший «становиться обезьяном».
Перу Бориса Житкова принадлежат талантливые романы, пьесы, статьи, написанные для взрослых. За 15 лет литературной работы (а точнее, четырнадцать с половиной) им написано 192 произведения, в том числе: 74 очерка, 59 повестей и рассказов, 7 крупных произведений, 14 статей. Но, пожалуй, «своё, житковское, новое слово сказал он именно в детской литературе».
За годы работы в детской литературе Житков успел перепробовать все жанры, все виды книги для детей и изобрёл и подсказал немало новых: он –кому один из создателей научно-художественного жанра; он затеял еженедельный журнал-картинку для детей, ещё не умеющих читать; он придумывал разные виды книжек-игрушек; он принимал участие в создании специального календаря для детей. Он постоянно затевал новые отделы в детских журналах – в «Пионере», «Чиже», «Юном натуралисте». Он написал 38 маленьких рассказов для дошкольников. Это сказки «Кружечка под ёлочкой», «Девочка Катя», это рассказы «Пудя», «Наводнение», «Красный командир». Писатель в очерке рассказал детям о том, «Как советские лётчики завоевали Северный полюс»; к столетию со дня смерти А. С. Пушкина подготовил в «Чиже» статью и был очень озабочен тем, чтобы рассказать детям доходчиво и ясно о великом поэте. «О Пушкине… это самое трудное, – сообщал он в письме. – Тут нужно найти сердце, и дыхание, и подъём, и жар».
Он поведал своим юным слушателям-читателям и о подвиге челюскинцев, и о жизни детей за рубежом, и о новых советских морских судах, и о большевике С. М. Кирове, и о событиях в Испании, и о дружбе советских людей. Его маленькие рассказы, как, например, «Пожар», «Как подняли пароход со дна», «Почта – это целая энциклопедия профессий о труде пожарных, водолазов, почтальонов, это рассказы о советском человеке – труженике, коллективисте.
Как и в детстве, Житков «жаждал учить, наставлять, объяснять, растолковывать». И подчас героями его произведений становились… топор и пароход. Как автору хотелось, «чтобы руки и мозги зачесались» от чтения этих книг. Для этого он непрестанно и усердствовал выдумкой.
Пригодились тут и разнообразные знания Житкова. Недаром о них ходила громкая слава. Он мог домашней хозяйке объяснять, как лучше солить капусту, а писателю К. Федину – как делают бочки. Да так объяснять, что тот «слышал стук и гул работы… и готов был … немножко построгать вместе с замечательным бондарем – Житковым».
Вершиной научно-художественного мастерства Житкова и ярчайшим образом его творческой изобретательности является очерк о том, как делаются книги, – «Про эту книгу». Писатель принял до гениальности простое решение – рассказать об этом на примере той самой книги, которую он пишет. И так прямо и начинает: «Вот я написал «Про эту книгу», а книги-то пока нет никакой. Книга ещё будет. Это я надеюсь, что пока я буду писать, как эту книгу сделать, – гляди, уж целую книгу напишу…»
В этой книге Житкова максимально использован принцип наглядности. На первой странице напечатано факсимиле рукописи, потом показаны набор, вёрстка, корректура, правка редактора. Читатели видят, какие несуразности получаются, если пропустить хоть одну операцию.
Автор умело показывает неразрывное единство между руками мастера, печатника, делающего книгу, и машиной, облегчающей труд. Книга словно создаётся на глазах читателя, который убеждается, что, как бы далеко ни ушла техника, рождение книги всегда остаётся чудом.
Отчаянный интерес к жизни не давал писателю Житкову покоя. То он брался сделать фильм о микробах, то взахлёб рисовал («Не могу отстать от рисования, будь оно трижды проклято!»), то возвращался к скрипке. «Я в плену, я влюблён и у ног в восхищеньи» – это о новом инструменте, с нежным «женским» голосом.
Каждый его рассказ, каждая книга – это опыт, поиск. Виталий Бианки назвал Бориса Житкова «Вечным Колумбом», то есть вечным искателем. А какой же Колумб без открытий! В 1936 году Житков взялся за небывалую книгу – «энциклопедию для четырёхлетних граждан». Он назвал её «Почемучкой». Это было новаторское произведение, потому что ничего похожего ни в России, ни на Западе до тех пор не было. Первым слушателем и критиком отдельных глав стал реальный, настоящий почемучка – сосед старшей сестры Бориса Житкова – Алёша, с которым Борис Степанович довольно часто встречался и беседовал.
Острая память детства помогла Житкову понять особенности маленьких детей, своеобразие восприятия ими жизненных явлений, перевоплотиться в своего героя – «носителя чувств четырёхлетнего человека». Житков писал: «Я вспоминаю пароходный трап по тому, как я на нём расшиб себе голень, вспоминаю индюка по тому, как он меня больно клюнул, когда я совал ему зёрна, а лошадь по тому, как она меня не укусила, когда я ей давал на ладони сахар. А я этого как раз ждал и боялся. А она бархатными губами затянула сахар, мягко и осторожно, а могла бы откусить мне руку по локоть».
Житков в книге «Что я видел» сумел создать такого героя, с которым все дети себя полностью отождествляли и отождествляют; он дал возможность своему Алёше Почемучке совершить замечательное путешествие, повстречаться с такими людьми, которые в ответ на его вопросы рассказывают и показывают много интересного. Это и «дядя военный», который знал в лесу все деревья и грибы, умел найти дорогу по солнцу; это и матрос Гриша, который показывал Алёше всё на пароходе; и капитан, главнее которого на пароходе не было. Все персонажи – и Матвей Иванов с его рассказами о колхозном саде, и старый дедушка в шалаше на колхозном баштане, и Маруся, которая водит Алёшу в колхозный сад и угощает его сливами, и многие другие заняты своим делом. Но каждый из них оставляет в сердце мальчика заметный след.
Герой Житкова – настоящий, живой, непосредственный мальчик, со своим характером, поступками, капризами. Путешествие Алёши помогает объединить все события, в которых участвует герой, сделать книгу сюжетной. Поддерживают интерес к рассказу то драматические, то комические ситуации, в которые попадает герой, и очень непосредственная, эмоциональная реакция мальчика.
Здесь нет ограничений ребёнку, а идёт воспитание его для познания. Поэтому Б. Житков считал: «… Пусть день за днём, по приключениям, впитывает «читатель» новые сведения, и пусть по этим этапам они укладываются в его воображении, как если бы они случились в его жизни». Отсюда понятно, почему книгу «Что я видел» называли и называют «учебником жизни», а её автора – талантливым педагогом.
Зимой 1937 года Борис Степанович заболел. Один литератор посоветовал Житкову лечиться голодом. И он начал голодать. Нетрудно представить, какой огромной воли требовал этот, по выражению Бориса Степановича, «факирский» метод лечения.
«Голодаю вот уже 21 день, – писал Житков знакомому художнику. – Вообразите, что голодовка нисколько не повлияла на мою работоспособность».
И в самом деле он не прекращал литературную работу. К нему приходили писатели, редакторы. До глубокой ночи диктовал он жене, Вере Михайловне Арнольд, книгу «Что я видел» о путешествии и приключениях Алёши Почемучки.
Первого августа Житков с удовлетворением записал в дневнике: «Этой ночью к пяти часам утра я кончил «Почемучку». Итого – год работы». Книга для «маломерных читателей» под названием «Что я видел» вышла в 1939 году. Она стала последней для Бориса Житкова.
Увы, лечение голодом Житкову не помогло. Чувствовал он себя плохо, но мысль его была по-прежнему напряжена. Ещё работая над книгой «Что я видел», Житков задумал другую книжку для малышей – сборник рассказов о том, как с помощью техники советские люди борются со стихийными силами: наводнением, пожаром, метелью. Эту книжку Житков назвал «Помощь идёт».
И ещё одну книжку для дошкольников написал он в это время – «Что бывало» – сборник коротких рассказов о разных случаях, смешных и серьёзных. «Вы не понимаете, – писал Житков писательнице Н. Л. Дилакторской, – какой исключительной трудности эта задача – писать эту хрестоматию».
Не все книги, которые Б. Житков задумал, были им написаны. Собирался он написать и увлекательную книгу об истории корабля. Но не успел.
Не успел Житков создать и принципиально новый учебник для школьников, хотя тоже мечтал об этом. «Я думаю, что надо наконец начать кому-нибудь писать настоящие учебники, – сообщал он литератору И. И. Халтурину. – Учебники для детей. Это ведь тоже, выходит, детская книжка. И, скажите мне на милость, почему с беллетриста такой спрос: если на первой полустранице «ничего не начинается», то всякий вправе захлопнуть книжку и обругаться. А с «руководства» – никакого спросу, лишь бы вмещал курс».
Сам Житков признавал, что иные из его книг – «форменные учебники». Названий он не привёл, но угадать их нетрудно: в то время он работал в основном над книгами о технике и близкими к ним: «Кино в коробке», «Паровоз», «Плотник», «Про эту книгу», «Свет без огня», «Телеграмма»… Не упрощая дела с технической стороны, он написал эти книги живо, увлекательно, вдохновенно, в полную мощь богатого и непринуждённого житковского языка.
И хотя у разных школьных предметов своя специфика есть (об истории или литературе Житков не стал бы писать так же, как о математике и физике), сам принцип создания новых учебников тут уже ясен. Есть что за образец взять.
И стоит ли удивляться, что именно из уст Бориса Житкова однажды вырвались знаменитые слова, сохраняющие свою свежесть и сегодня: «Невозможно, чтоб было трудно учиться: надо, чтоб учиться было радостно, трепетно и победно».
19 октября 1938 года Борис Степанович Житков умер. Он прожил всего пятьдесят шесть лет, а писательская жизнь его была совсем короткой – около пятнадцати лет. Но успел написать он так много и так талантливо, как редко кому удавалось.
