Пара воронов в скандинавской мифологии, которые летают по всему миру Мидгарду и сообщают богу Одину о происходящем. На древнеисландском Huginn означает «думающий», а Muninn — «помнящий» (или «мысль» и «память» соответственно).
Вороны упоминаются в таких литературных памятниках Скандинавии XIII века, как Старшая и Младшая Эдда, Круг Земной, Третий грамматический трактат Олава Тордарсона, а также в скальдической поэзии.
В этих произведениях Хугин и Мунин описываются как служащие Одину вороны, которые садятся на его плечи и снабжают его информацией. В Круге Земном рассказывается, как Один наделил воронов речью. Роль Хугина и Мунина как посланников верховного аса связана с традицией шаманских практик и с общей символикой германских народов, изображающих ворона источником скрытых знаний.
Спутники Одина — во́роны Хугин и Мунин («думающий» и «помнящий») и волки Гери и Фреки («жадный» и «прожорливый»), его ездовое животное — восьминогий конь Слейпнир (Sleipnir, «скользящий»). В Валхалле Одину и его дружине прислуживают валькирии — девы, определяющие судьбу воинов на поле битвы, выбирающие героев для Валхаллы. Оружие Одина — копьё Гунгнир, которое никогда не пролетает мимо цели и поражает насмерть всякого, в кого попадает. Корабль Одина — Скидбладнир (Skíðblaðnir, «сложенный из тонких дощечек»), самый быстрый корабль мира, вмещающий любое количество воинов, который, однако, можно при надобности сложить и спрятать в карман.
Хугин и Мунин суть лишь олицетворение умственных сил Одина. В честь этих воронов шведы назвали переодорудованные для разведки на средства Пентагона два транспортника DC-3,шпионившие за советскими в средствами ПВО в интересах НАТО и Швеции. В честь Хугина был назван шведский самолет-разведчик на базе транспортника Дуглас DC-3 ,сбитый советским истребителем МиГ-15 в период холодной войны после нарушения воздушного пространства СССР в 1952 году.
У Одина Всеотца было два ворона, Хугин и Мунин. Они летали над всеми мирами и каждый день возвращались в Асгард, чтобы рассказать Одину обо всем, что видели и слышали. Однажды день миновал, а вороны не вернулись. Тогда Один, стоя на башне Хлидскьяльв, сказал себе:
Мне за Хугина страшно,
За Мунина и подавно,
Где мои вещие птицы?
Миновал еще день, и вороны прилетели и сели на плечи Одину. Тогда Всеотец пошел в Зал Совета у златолистной рощи Глясир и стал внимать откровениям Хугина и Мунина.
Говорили они ему только о дурных предвестиях и предзнаменованиях. Всеотец не открыл обитателям Асгарда, о чем поведали ему вороны. Но Фригг, его владычица, прозрела в очах супруга предвестия и предзнаменования грядущих бед.
И когда он завел речь об этих бедах, Фригг сказала:
- Не пытайся отвратить то, что должно случиться. Пойдем к священным норнам, сидящим у источника Урд, и посмотрим, не исчезнут ли дурные предвестия и предзнаменования, когда ты заглянешь им в глаза.
И вот Один и боги покинули Асгард и отправились к источнику Урд, где под огромным корнем Иггдрасиля, оберегая пару дивных лебедей, сидели три норны. В путь двинулись Один, и Тюр, великий воитель, и Бальдр, прекраснейший и драгоценнейший из всех богов, и Тор со своим молотом.
Радужный мост вел из Асгарда, города богов, в Мидгард, мир людей. Но другой радужный мост, еще более чудесный и трепетный, вел от Асгарда к тому корню Иггдрасиля, под которым плескались воды источника Урд. Этот радужный мост редко бывал виден людям. И там, где соединялись концы двух радуг, стоял златозубый Хеймдалль, страж богов, хранитель пути к источнику Урд.
- Открой ворота, Хеймдалль, - обратился к нему Всеотец, - открой ворота, ибо сегодня боги посетят священных норн.
Без единого слова Хеймдалль широко распахнул ворота, за которыми начинался мост более яркий и более зыбкий, чем любая радуга, видимая с земли. Тогда Один, и Тюр, и Бальдр ступили на него. Тор последовал за ними, но прежде чем его нога опустилась на мост, Хеймдалль положил руку ему на плечо.
- Ты не можешь идти этой дорогой, Тор, - сказал Хеймдалль.
- Что? Ты, Хеймдалль, остановишь меня? - вскричал Тор.
- Да, потому что я хранитель пути к норнам, - отвечал Хеймдалль. - Ты со своим молотом слишком тяжел. Мост, который я охраняю, обломится под тобой, Тор Молотоносец.
- И все же я пойду к норнам вместе с Одином и моими собратьями, - сказал Тор.
- Но не этой дорогой, Тор, - повторил Хеймдалль. - Я не допущу, чтобы под твоей тяжестью и тяжестью твоего молота рухнул мост. Оставь мне свой молот, если собираешься идти здесь.
- Нет, нет! - отшатнулся Тор. - Я никому не доверю молот, защищающий Асгард и ничто не помешает мне пойти с Одином и моими собратьями.
- Есть другой путь к источнику Урд, - сказал Хеймдалль. - Видишь эти две широкие клубящиеся реки - Кермт и Эрмт? Можешь ли ты перейти их вброд? Они холодны, и испарения их удушливы, но они приведут тебя к источнику Урд, где сидят три священные норны.
Тор посмотрел на две широкие кипучие реки. Воды их были холодны, а испарения удушливы. И все же, переходя их, он сможет нести на плече молот, который никому не решается доверить. Он шагнул в дымящуюся реку, омывавшую основание радужного моста, и с молотом на плече стал пробираться к другой реке.
Один, Тюр и Бальдр были уже у источника Урд, когда Тор выбрался из бурлящей реки, мокрый и запыхавшийся, но по-прежнему с молотом на плече. Тюр, прямой и красивый, опирался на свой меч, сплошь испещренный магическими рунами. Бальдр стоял с опущенной головой и с улыбкой на устах, очарованный тихой песней двух чудесных лебедей, а подле него стоял Один Всеотец, в своем синем плаще, окаймленном золотыми звездами, без шлема-орла на голове и без копья в руках.
Три норны - Урд, Верданди и Скульд - сидели у источника, вытекавшего из дупла огромного корня Иггдрасиля. Урд была седовласой старухой, Верданди - юной красавицей, а Скульд почти невозможно было разглядеть, потому что она сидела позади сестер и волосы падали ей на лицо. Урд, Верданди и Скульд прозревали все прошлое, все настоящее и все будущее. Всеотец заглянул им в глаза, даже в глаза Скульд. Долго, долго взирал он на норн божественными зеницами, пока другие слушали песнь лебедей и шорох листьев Иггдрасиля, падающих в источник Урд.
И в глазах норн воочию увидал Всеотец предвестия и предзнаменования, о которых поведали ему Хугин и Мунин. И тут через радужный мост перешли Фригт, Сив и Нанна, жены Одина, Тора и Бальдра. Фригг посмотрела на норн, потом обратила взор, полный любви и печали, на Бальдра, своего сына, и, отступив, положила руку на голову Нанны.
Всеотец оторвал взгляд от норн и перевел его на Фригг, свою царственную супругу.
- Я должен на время покинуть Асгард, супруга Одина, - молвил он.
- Да, - отозвалась Фригг. - Многое нужно сделать в Мидгарде, мире людей.
- Я обращу свое знание в мудрость, - продолжал Один, - дабы то, что неминуемо случится, по возможности обернулось к лучшему.
- Тебе нужно идти к источнику Мимира, - сказала Фригг.
- Я пойду к источнику Мимира, - сказал Один.
- Иди, супруг мой, - сказала Фригг.
Они опять прошли по радужному мосту, более чудесному и более зыбкому, чем тот, который люди видят с земли. Все вернулись по радужному мосту, асы и асини, Один и Фригг, Бальдр и Нанна, Тюр со своим мечом и Сив рядом с Тюром. Что до Тора, то он с молотом Мьёлльниром на плече опять побрел через кипящие реки Кермт и Эрмт.
Малютка Хнос, самая юная из обитателей Асгарда, стояла рядом с Хеймдаллем, стражем богов и хранителем моста, ведущего к источнику Урд, когда Один Всеотец и его царственная супруга Фригг с поникшими головами вышли из огромных ворот. И она слышала, как Один произнес:
- Завтра я стану Вегтамом Странником, бредущим по дорогам Мидгарда и Ётунхейма.
Вороны Одина – это персонажи германо-скандинавской мифологии и спутники верховного бога этой мифологии – Одина, о котором можно почитать в «Старшей Эдде» и «Младшей Эдде» (собрания древнеисладских песен о богах и героях, записанных в середине 13 века, уникальные культурныйе и художественные памятники).
Один – главный скандинавский бог
В некоторых источниках Одина называют еще Вотаном (хотя в целом имен и прозвищ у Одина в «Старшей Эдде» насчитается более двух десятков), но суть не менятется – это главный бог согласно германо-скандинавской мифологии, отец асов (основная группа скандинавских богов), бог войны и победы, супруг Фригг (согласно мифологии провидица, богиня любви, брака и деторождения). Древние римляне отождествляли Одина с Меркурием и Гермесом, а славяне с Велесом.
Про Старшую Эдду уже упоминалось выше, поэтому именно в этом источнике можно найти своеобразный кодекс морали викингов (в нем речь идет о бесстрашии, сдержанности гнева и тд.), созданный якобы Одином. Также по утверждению этой рукописи, когда Один был среди людей, он не называл своего имени и обычно представлялся беспомощным стариком и ждал от своих почитателей мудрых слов и действий.
Вороны Одина Хугин и Мунин
Вороны Одина Хугин и Мунин (с древнеисландского мысль и память, или мыслящий и помнящий) согласно Старшей и Младшей Эддам, служащие Одину и сообщающие ему о происходящем во всем мире (в древнескандинавском языке мир - Мидгард). Почему иследователи мифологии считают, что именно воронов Один наделил речью и взял в помощники? Скорей всего по причине того, что вороны в древности всегда отображались и представлялись источником тайн, мистических знаний и тд. Обычно вороны Хугин и Мунин изображаются на плечах Одина.
Хотя не все исследователи считают, что Хугин и Мунин – это вороны, по крайней мере немецкий историк и филолог Рудольф Зимек утверждает, что это всего лишь умственные способности отца асов.
Занимательным является тот факт, что в честь Хугина и Мунина шведы назвали два транспортных самолета, переоборудованных для разведки за советскими средствами противовоздушной обороны в своих интересах и в интересах НАТО в годы холодной войны.
Заповеди Одина.
Согласно «Старшей Эдде» (песнь «Речи Гримнира») у Одина помимо двух волков (Гери и Фреки) есть два ворона, которых зовут Хугин и Мунин. Их имена в переводе с древнеисландского означают «думающий» (Huginn) и «помнящий» (Muninn). Также существует альтернативный перевод имен Хугина и Мунина, по этой версии вороны Одина называются «мысль» и «память».
Хугин и Мунин упоминаются не только в Старшей и Младшей Эддах, но и во многих других средневековых памятниках скальдической поэзии. Также о воронах Одина Хугине и Мунине говорят авторы «Круга Земного» (Снорри Стурлусон) и «Третьего грамматического трактата» (Олав Тордарсон).
С точки зрения «функциональности» вороны Хугин и Мунин представляют собой достаточно любопытные мифологические образы. В песни «Речи Гримнира » Один говорит о том, что Хугин и Мунин располагаются у него на плечах. Каждое утро Всеотец отправляет птиц странствовать по Девяти Мирам (не только по Мидгарду), и каждый вечер они возвращаются, чтобы поведать великому асу о том, что творится во Вселенной. Это не посланники богов, как полагали ранние исследователи скандинавских мифов. Вороны Хугин и Мунин не показываются ни людям, ни етунам, они лишь наблюдают, слушают и запоминают, это, образно выражаясь, личные «шпионы» Одина, которые собирают для него необходимую информацию.
Мотив общения людей (или богов) с птицами является традиционным для европейского оккультизма. При этом нет никаких упоминаний о том, как именно Один внимает Хугину и Мунину, вероятно, вороны говорят на языке асов (в «Круге Земном» Стурлусон упоминает, что Один сам обучил своих птиц). Это вполне логично, если брать в расчет древний, но ошибочный миф о том, что вороны живут очень долго и за свою жизнь могут многому обучиться. В действительности вид Corvus corax живет от 10 до 30 лет в дикой природе, а в неволе - не более 75-80. Тем не менее, экспериментально подтверждено, что вороны действительно способны изучить человеческую речь, хоть и на уровне пятилетнего ребенка (на этот счет данные различных исследований расходятся). А если учесть, что вороны Хугин и Мунин имеют «божественное» происхождение, и служат Одину, потенциально бессмертному существу, то вполне вероятно, что срок их жизни (а, следовательно, и опыт) также неограничен.
Вороны Одина - эзотеризм образа
Вороны Одина Хугин и Мунин многими скандинавоведами рассматриваются как глубинный, комплексный образ северной шаманической традиции. В частности, известный фольклорист Джон Линдоу говорит о том, что путешествия Хугина и Мунина - суть метафорическое изображение шаманского путешествия, когда человек входит в особое трансцендентное состояние, которое можно классифицировать как экстатический транс. При этом в уже упомянутой песни «Речи Гримнира» Один упоминает, что боится за своих воронов Хугина и Мунина, когда отправляет их странствовать. Здесь Линдоу видит завуалированное предупреждение: без должной подготовки шаман может не вернуться из транса, навсегда «потерявшись среди миров», оставшись в измененном состоянии восприятия, грубо говоря - он попросту сойдет с ума.
Немецкий филолог и историк Рудольф Зимек говорит о том, что образ воронов Хугина и Мунина - это символическое воплощение ментальной (умственной) силы Одина. Это прямое указание на то, что владыка Асгарда знает все обо всем, ибо он настолько велик и непостижим в своем величии. В связи с этим не ясна трактовка образа Хлидскьяльва, престола Одина, который также позволяет видеть все уголки Девяти Миров.
Бог воронов, бог повешенных…
Хугин и Мунин - популярные образы в средневековой поэзии, известны скандинавские кеннинги «слуга Одина», «путешественник по мирам», «незримо присутствующий», и все это метафорические определения ворона. В связи с этим и самого Одина часто называют богом воронов. Возможно, именно поэтому в позднесредневековом скандинавском фольклоре Один стал богом висельников, ведь вороны - падальщики, и они всегда присутствуют там, где можно отыскать гниющую плоть.
С этой чертой воронов образ Хугина и Мунина приобретает оригинальный колорит и особую значимость для скандинавоведов. В «Третьем грамматическом трактате» Тордасон пишет: «Вспорхнули вороны с плеч Хникара, к повешенным - Хугин, к мертвецам - Мунин». Этот момент очень важен, ведь во многих средневековых текстах говорится о том, что в жертву владыке Асгарда нередко приносили людей. Несмотря на то, что с высокой долей вероятности это лишь эффектный речевой оборот, образ получается довольно ярким и запоминающимся, он вновь отсылает нас к висельникам (ведь сам Один висел на Иггдрасиле вниз головой, как повешенный, чтобы «открыть» руны) и воронам.
И здесь стоит развеять всякие мифы относительно «жертвоприношений Одину». В Стурлусоновской «Саге об Инглингах» упоминается, что князь Уппсалы Аун «принес своего старшего сына в жертву Одину». Однако эту фразу не стоит воспринимать буквально. Современные фольклористы считают, что в этом эпизоде говорится о том, что Ауну пришлось сделать своего первенца жрецом Одина. По сути это и есть жертва, ведь традиционно старший сын должен наследовать трон, но, будучи жрецом, он не может этого сделать.
Любопытно отметить, что вороны Хугин и Мунин настолько полюбились скандинавам, что во время холодной войны шведы назвали их именами разведывательные зонды. В 1952 году самолет-разведчик Хугин был сбит пилотом МиГ-15, это важный исторический эпизод, который теоретически мог привести к началу полноценных военных действий.
Имена Одина, связанные с образом воронов Хугина и Мунина:
Хозяин воронов - Hrafnstýrandi;
Владыка воронов - Hrafnadróttinn;
Ас воронов - Hrafnáss;
Почитающий воронов - Hrafnblætr.
Традиционно, Хугин символизирует мышление, а Мунин представляет память. Однако, у нас есть причины полагать, что Мунин это производное от munr, а не от minni (память). Многие любят переводить munr как желание, но дело в том, что на самом деле нет современного эквивалентного перевода для слова munr. Оно олицетворяет собирательный образ, в котором сосредоточено желание, воля, страсть и восторг. Munr - это планы и амбиции, желания и надежды.
Так что пока húg или hugr (мысль) представляют более объективную здравомыслящую часть вашего разума, часть munr приносит пользу. Если вы утратите свой munr, вы лишитесь «драйва», желания. Мне кажется, это то, что происходит с людьми, которые слишком зависимы от так называемого современного общества, как правило, мы называем это депрессией. Но как считается, что депрессия необязательно связана с нашим индустриальным обществом, ведь даже наши предки боролись с этим недугом. В старшей Эдде (в переводе Бенджамина Торпа на английский) Один говорит:
Хугин и Мунин летают каждый день
Над обширной землей.
Мне за Хугина страшно, что он не вернется,
И еще мне тревожней за Мунина.
Лично я считаю, что здесь Один встревожен возможностью быть изолированным от мира, что послужило бы результатом того, если бы Хугин не вернулся. Однако, Один более напуган печальными и удручающими новостями из человеческого мира; новостями из-за которых он бы мог лишиться желания, страсти и надежд на светлое будущее, таким образом munr, Мунин, не вернется. Имейте в виду, то, что мы зовем Асатру и скандинавский способ жизни находился под угрозой со стороны христианской орды - Франков, задолго до того, как скандинавским королям, наконец, удалось подчинить свой собственный народ, местную демократию и вернуть старую веру. Так мог ли этот куплет рассказывать о беспокойстве Одина, который переживает о том, что люди забудут его, а скандинавы и их дух викингов будут приручены?
Мне нравится думать, что у всех нас есть два невидимых ворона, сидящих на наших плечах. И это наш долг хорошо их кормить и заботиться об их здоровье. Если один из них голодает, он улетит прочь. Это значит, что пока нам нужно оставаться разумными и внимательными в жизненных выборах, нам так же нужны страсть, желание и мечты для будущего. Хугин и Мунин шепчут нам на ухо, и нам нужно прислушиваться к обоим. Должен быть баланс. Мы не можем бежать навстречу всему, что кажется заманчивым для нас, это бы означало поступать, не слушая Хугина. Но мы не должны всегда выбирать логический, безопасный и разумный вариант, это бы заставило Мунина улететь.
Мы должны проживать каждый день, словно это последний день нашей жизни, мы должны осознавать, что жизнь не бесконечна. Осуществляйте свои мечты прежде, чем станет слишком поздно, но делайте это так, чтобы оба ворона оставались на ваших плечах.
