Жерико плот медузы. Когда живые завидуют мёртвым.Плот Медузы.Теодоро Жерико

Что такое творческие муки, наверняка знает известный художник Жан Луи Андре Теодор Жерико (Jean Louis André Théodore Géricault) . Мастер долгие годы находился в поиске единственной темы, которая позволила бы ему создать главный шедевр своей творческой коллекции. И в один трагический день судьба «подарила» художнику шанс исполнить желаемое.

В июне 1816 года от берегов Франции в Сенегал отплыл фрегат «Медуза». В ту же ночь во время бури судно село на мель. Было принято решение, что капитан и представители высоких чинов займут шлюпки, а для 149 остальных пассажиров будет построен плот. Вышло так, что они не заметили обрубленные тросы у самодельного судна, и люди оказались выброшенными в открытом океане без продовольственных запасов и воды. Ночью между голодными людьми начиналась резня за пищу, а днем выжившие изнывали от зноя и жажды.

Только через 11 суток обезумевшие от ужаса пассажиры увидели на горизонте спасательный бриг «Аргус». Из 149 человек на его борт были подняты только 15 еле живых людей, пять из них вскоре скончались.

Среди чудом выживших оказались хирург Савиньи и инженер Корреар, которые через год после трагедии издали книгу, где рассказали о пережитом. Франция была шокирована жестокой историей о подлости бездарного капитана, по вине которого судно потерпело крушение. Новости о гибели «Медузы» быстро разлетелись по Франции, обрастая все более страшными подробностями.

Ярко представлял себе адские муки людей, которым судьба подписала смертный приговор. И у него появилась идея для главной картины своей жизни. Теодор выбрал самый драматичный момент истории, когда пассажиры «Медузы» увидели «Аргус» и гадали, спасет их судно или нет.

Жерико нашел мастерскую недалеко от госпиталя. С ней связана жутковатая история: сюда студенты-медики приносили художнику трупы или отдельные части человеческих тел. Все это безумный живописец сохранял до полного разложения. Кроме того, мастер совершенно искренне был счастлив, когда его друг Лебрен заболел желтухой, и его лицо приняло нездоровый цвет. Жерико не был психически болен, но он был одержим живописью и таким необычным способом пытался найти оттенок цвета, наиболее характерный лицам умирающих.

Видимо, найдя то, что искал, уже весной 1818 года Жерико приступил к созданию эскизов для масштабной картины. Художник познакомился с Корреаром и Савиньи, от которых узнал неопубликованные в книге ужасающие детали. Вскоре Теодор нашел плотника «Медузы» и заказал ее макет. Оттуда мастер опять отправился госпиталь и рисовал там трупы, а потом поехал в Гавр, чтобы писать бушующее море с натуры.

В ноябре того же года Жерико уединился в мастерской и обрил голову, чтобы не было соблазна выходить на светские вечера и развлечения, а полностью посвятить себя работе над огромным полотном. Восемь месяцев художник компоновал огромное количество эскизов в одну картину.

Законченная картина Плот «Медузы» была выставлена в Салоне в 1819 году и сразу породила многочисленные противоречивые мнения. Одни восхищались талантом художника, а другие твердили, что он перешел все морально-этические границы. Но одно известно точно: Теодору Жерико удалось написать желанное монументальное произведение.

Историк Мишле через годы скажет о нем:

«Это сама Франция. Это наше общество погружено на плот “Медузы”. Жерико в тот момент был Францией»

Теодор Жерико. Плот Медузы. 1818 - 1819 гг. Холст, масло. 491см х 716 см. Париж, Лувр

"Ни поэзия, ни живопись никогда не смогут выразить
ужас и муки, пережитые людьми на плоту"
Теодор Жерико

Как бы ни был утомлен и пресыщен впечатлениями посетитель Лувра, он наверняка остановится в 77-м зале галереи "Денон" перед картиной «Плот "Медузы"» и, забыв усталость, начнет рассматривать огромное полотно. Публику, впервые увидевшую картину на выставке парижского Салона в августе 1819 года, она поражала не меньше, чем наших современников. Газеты писали, что толпы посетителей останавливались "перед этой пугающей картиной, которая притягивает каждый глаз". Парижанам, в отличие от сегодняшних зрителей, не надо было объяснять, что изобразил молодой живописец Теодор Жерико (1791 -1824). Хотя картина называлась "Сцена кораблекрушения", все безошибочно узнавали плот "Медузы", история которого была в то время известна каждому французу.

Картины Теодора Жерико "Раненый кирасир" (1814) и «Плот "Медузы"» в Лувре, галерея Денон .

17 июня 1816 года в Сенегал направилась французская морская экспедиция, состоявшая из фрегата "Медуза" и еще трех судов. На борту фрегата было около 400 человек - новый губернатор колонии, чиновники, их семьи, солдаты так называемого Африканского батальона. Начальник экспедиции, капитан "Медузы" де Шомарэ, был назначен на эту должность по протекции, и его некомпетентность проявилась самым роковым образом. "Медуза" потеряла из виду сопровождающие суда, а в ночь на 2 июля села на мель между островами Зелёного Мыса и побережьем Западной Африки. В корпусе судна открылась течь, и его решено было покинуть, но шлюпок на всех не хватило. В итоге капитан, губернатор со свитой и старшие офицеры разместились в шлюпках, а 150 матросов и солдат пересели на плот, сооруженный под руководством инженера Александра Корреара. Шлюпки должны были отбуксировать плот к берегу, однако при первых признаках непогоды канаты, связывающие шлюпки с плотом, лопнули (или были намеренно обрублены), и шлюпки уплыли.

Реконструкция плота "Медузы"

Уже в первую ночь люди, оставшиеся на переполненном плоту почти без еды и питья (поскольку берег был недалеко, плот решили не перегружать припасами), вступили в кровавую схватку, отвоевывая друг у друга воду и более безопасные места возле мачты. Смертоубийство, безумие, каннибализм были их уделом, пока через 12 дней после кораблекрушения "Аргус" - один из кораблей, сопровождавших "Медузу", - не снял с плота 15 человек, оставшихся в живых. Пятеро из них вскоре скончались.

Шлюпка отплывает от плота. Эскиз Теодора Жерико к картине «Плот "Медузы"».

История кораблекрушения "Медузы" не сходила с газетных страниц, спасшиеся пассажиры плота инженер Александр Корреар и хирург Анри Савиньи в ноябре 1817 года выпустили книгу «Гибель фрегата „Медуза“», в которой откровенно, не скрывая жутких подробностей, рассказали о пережитом. Но темой изобразительного искусства история "Медузы" не стала до тех пор, пока ею не заинтересовался Теодор Жерико, вскоре после выхода книги возвратившийся из долгого путешествия по Италии. Этот уроженец Руана получил хорошее художественное образование и уже обратил на себя внимание несколькими работами - портретами наполеоновских офицеров на поле боя, причем лошади, которых Жерико любил с детства, занимали художника не меньше, чем воины.

Теодор Жерико. Автопортрет.

Жерико был материально независим и мог себе позволить писать свой «Плот "Медузы"» сколь угодно долго. Художник погружался в события, моделировал их, "ставил", как театральную пьесу, проходил по всем кругам этого ада, за что позднее его назвали в одной из газет "Данте в живописи". Он наизусть знал книгу Корреара и Савиньи, познакомился со всеми документами, в том числе с материалами суда над капитаном, подолгу разговаривал с пережившими плавание на плоту, писал их портреты.

Теодор Жерико. Офицер конных егерей во время атаки. 1812

Он снял огромную мастерскую, в которой с помощью участников рокового плавания была выстроена модель плота. На ней художник размещал восковые фигуры, уточняя композицию будущей картины. Он побывал на морском побережье Нормандии, чтобы пережить шторм и сделать наброски. Он беседовал с врачами, чтобы представить себе, как крайние лишения - голод, жажда, страх - воздействуют на тело и ум человека. Жерико делал эскизы в больницах и моргах, зарисовывал в лечебницах лица безумцев. Он приносил из морга разлагающиеся останки и не только рисовал их, но сидел, окруженный фрагментами тел, чтобы представить себе, каково было находиться там, на плоту. Мало кто мог выдержать атмосферу его мастерской даже несколько минут, он же работал в ней с утра до ночи.

Более ста набросков - пером, гуашью, маслом - сделал Жерико в поисках сюжета картины. Схватки, отвратительные сцены каннибализма, отчаяние и безумие, момент спасения… всем сюжетам художник, в конце концов, предпочел тот миг, когда на горизонте появляется едва различимый парус и еще не ясно, заметят ли плот с корабля.

Битва на плоту. Эскиз Теодора Жерико к картине «Плот "Медузы"». .

В ноябре 1818 года Жерико уединился в мастерской, обрил голову, чтобы не было соблазна выходить в свет, и на восемь месяцев остался один на один с холстом площадью 35 кв. метров. В мастерскую были вхожи лишь близкие друзья, в том числе молодой Эжен Делакруа, который позировал для одной из фигур. Делакруа был среди первых зрителей: увидев картину, он был так потрясен, что «в восторге бросился бежать, как сумасшедший, и не мог остановиться до самого дома».

..
Фрагменты тел из анатомического театра. Эскизы Теодора Жерико к картине «Плот "Медузы"».

Картина действительно потрясает, но отнюдь не натурализмом, как можно было был ожидать: художественный образ оказался сильнее документалистики. Где изможденные высохшие тела, безумные лица, полуразложившиеся трупы? Перед нами атлеты, прекрасные даже в смерти, а о сценах насилия напоминает лишь окровавленный топор в правом нижнем углу полотна. Свой опыт реконструкции событий на плоту Жерико аккумулировал в совершенную, глубоко продуманную композицию картины, в которой выверены каждый жест и каждая деталь. Художник выбрал точку зрения сверху, максимально выдвинув поднявшийся на волне плот к переднему краю полотна - он словно выплывает из плоскости картины, вовлекая зрителя в действие. Четыре мертвых тела на переднем плане образуют дугу, тянущую плот в морскую глубь, к гибели. Руки, ноги, головы обращены вниз, в этой части плота царит неподвижность мертвых и оцепенение живых - отца, застывшего над телом погибшего сына, и сидящего рядом с ним безумца с пустым взглядом.

Эскизы Теодора Жерико к картине «Плот "Медузы"»

Тяжёлый парус, который вторит своим изгибом надвигающейся на плот волне, мачта, крепящие ее канаты и группа сомневающихся, еще не верящих в спасение людей, образуют композиционную " большую пирамиду", вершина которой клонится навстречу волне, в направлении, противоположном кораблю. Справа устремляется вверх "пирамида надежды" с фундаментом из обессиленных тел и вершиной, на которой сгруппировались люди, пытающиеся привлечь внимание корабля. Мы снова видим вторящие друг другу движения рук, тянущихся вперед, к едва заметной точке на горизонте. Низкое облако дублирует очертания волны, поглощающей "большую пирамиду", но сквозь тучи прорывается луч, на фоне которого вырисовывается "пирамида надежды".

Композиционные "пирамиды"

В картине Жерико чувствуется глубокое и почтительное знание классики.
Контрастное освещение с выхваченными из тьмы лицами и фигурами заставляет говорить о влиянии Караваджо, в исполненном драматизма сплетении живых и мёртвых тел видится нечто рубенсовское. Но более всего на художника повлиял любимый Микеланджело, о встрече с произведениями которого Жерико писал: «Я дрожал, я усомнился в себе самом и долго не мог оправиться от этого переживания». Сильная рельефная моделировка, придающая фигурам скульптурность, высокая патетика образов, резкие ракурсы, - все это отсылает нас к образам "Сикстинской капеллы".

Микеланджело Буонарроти. Фрагмент фрески "Страшный суд" в Сикстинской капелле Ватикана. 1537-1541 .

Современников произведение Жерико поразило отнюдь не классическим совершенством, а неслыханной дерзостью: история недавнего кораблекрушения годилась для газетных полос, но никак не для крупномасштабной многофигурной картины. На огромном полотне в натуральную величину были изображены не герои античной истории или мифологии, как это было принято по канонам неоклассицизма, а современники, к тому же простолюдины. В сюжете картины не было ничего нравоучительного или возвышенного, все нормы и понятия академического искусства были попраны. Мало кто увидел, что Жерико возвысил конкретную историю кораблекрушения до символа, сумел придать ей универсальность, представил как вечное противоборство человека со стихией, привнес в упорядоченный, строгий, статичный мир неоклассицизма свежее дыхание романтизма - порыв, движение, живое чувство.

Эжен Делакруа."Ладья Данте". 1822
В картине ощущается влияние творечства Теодора Жерико

Но эстетическим неприятием картины дело не ограничилось. «Плот "Медузы"», неожиданно для автора, вплыл в море политических страстей. В картине современники увидели аллегорию Франции эпохи Реставрации, погрязшей в коррупции и взяточничестве (которое и стало причиной трагического исхода плавания под началом неумелого, но назначенного по протекции капитана). Правительственные круги и официальная пресса сочли живописца опасным бунтарем, сам король Луи XVIII язвительно поинтересовался: "Это, месье Жерико, - не то ли кораблекрушение, в котором утонет создавший его художник?" Напротив, противники режима увидели в картине обличительный документ. Как писал один из критиков, Жерико "показал на тридцати квадратных метрах картины весь позор французского флота". Историк и публицист Жюль Мишле подытожил скандал вокруг картины меткой фразой: «Это сама Франция, это наше общество погружено на плот “Медузы”».

..
Портрет сумасшедшей. 1824

Жерико был ошарашен таким приемом: "Художник, как шут, должен уметь относиться с полным безразличием ко всему, что исходит от газет и журналов". Одиозная картина не была куплена государством, и разочарованный автор отправился со своим полотном в турне по Англии, где показывал "Плот" на платных выставках и нашел гораздо более благожелательный прием, чем на родине.

Теодор Жерико. Скачки в Эпсоме. 1821

Казалось, что «Плот "Медузы"» - первое крупное произведение многообещающего молодого художника, что, судя по его следующим работам, - серии портретов душевнобольных и написанной в Англии картине "Скачки в Эпсоме" - Жерико ждет блестящее будущее. Задуманное историческое полотно «Отступление французов из России в 1812 году», возможно, затмило бы «Плот "Медузы"», но ранний шедевр Теодора Жерико оказался его последней крупной работой. В январе 1824 года художник умер после мучительной болезни, так и не оправившись после неудачного падения с лошади. (По иронии судьбы, капитан де Шомерэ, погубивший "Медузу", прожил долгую, но омраченную позором жизнь).

Теодор Жерико. Голова белой лошади

После смерти Теодора Жерико «Плот "Медузы"» был выставлен на аукционе и приобретен его близким другом, художником Пьером-Жозефом Дедрё-Дорси, за 6000 франков, тогда как Лувр не готов был заплатить за полотно больше 5000 франков. Дедрё-Дорси отклонил предложение продать работу за большую сумму в США и в итоге уступил её Лувру за те же 6000 франков с условием, что она будет размещена в основной экспозиции музея.

Nicolas Maillot. «Плот "Медузы"» в Лувре. 1831

Иллюстрации с с сайта Викимедиа

Еще недавно друзья удивлялись смелости его замысла и были даже готовы отговорить художника от дерзкой затеи. Но Теодор был непреклонен.

Поймите же наконец! - горячился он. - На протяжении тринадцати суток несчастные носились на плоту в океане». Из ста сорока семи человек только пятнадцать остались в живых. Полуобезумевшие и обессиленные, они были найдены среди трупов своих погибших товарищей. И все это по вине вздорного капитана, старого монархиста, который был восстановлен в правах в 1815 году после падения Наполеона, хотя не плавал уже более двадцати лет! Именно по его приказу плот с людьми был брошен не произвол судьбы. Нет, я напишу большую картину, и вы поймете, что такое трусость аристократов, столь близких сердцу нашего благословенного Людовика XVIII...

Молодой художник с жаром берется за работу. В госпитале Монж он делал этюды прямо у постелей больных. Но чтобы придать творению реалистичность, надо знать все, что произошло на этом адском плоту. Он встречается с Корреаром, простым матросом, и Савиньи, вторым хирургом фрегата «Медуза», пережившими страшную драму. Назойливая мысль сверлит мозг: если они выжили, то почему? Как трудно отделить правду от лжи в нагромождении фактов, легенд, слухов и сплетен!

Мы следовали кильватерной колонной из четырех кораблей, чтобы доставить новый французский гарнизон в Сен-Луи-дю-Сенегаль. Где это видано, мосье Жерико, чтобы потерять из виду позади идущие корабли? А все капитан Шомаре. Ничтожный и спесивый человек, он создал на борту «Медузы» невыносимую атмосферу: старый эмигрант-монархист, к тому же бездарный моряк, он пользовался любым поводом, чтобы унизить офицеров. Отлично помню, как на пути к Мадейре по приказу Шомаре в открытом море был оставлен без помощи маленький юнга, случайно свалившийся за борт...

Корреар перебивает Савиньи:

Капитан даже не знал, где мы находимся! Когда «Медуза» села на мель Арген, он думал, что корабль в ста милях от нее! Людям пришлось покинуть фрегат, но боже, какой беспорядок царил при этом! Нерешительность капитана сторицей передалась остальным. При высадке с корабля невероятная. Паника охватила команду, пассажиров и солдат. Четыреста человек с трудом разместились в шести шлюпках и на бревнах наспех сколоченного плота. Солдаты дрались прикладами, чтобы занять места раньше пассажиров. Плот размером двадцать на семь метров то и дело кренился в стороны под тяжестью ста сорока семи человек. Вначале шлюпки взяли его на буксир, но затем, не предупредив, обрубили канаты...

Не упустить, скорее записать каждое слово! В силах ли он будет воссоздать страшный момент, когда оцепеневшая толпа обреченных видит, как обрубают канат!

Ему кажется, будто он сам переживает отчаяние людей, брошенных на произвол судьбы в открытом океане. Изредка он делает наброски с лица и жестов Корреара.

Художник едет в Гавр посмотреть на море, которое никогда не писал, и разыскивает там плотника с «Медузы». Он привозит его в Париж, чтобы тот в его мастерской построил точно такой же плот, какой он когда-то связал из бревен на мели Арген. Затягивая узлы на пеньковых тросах, моряк рассказывает:

В первую ночь двадцати человек упали в море.

Офицеры?

О нет, - отвечает плотник, мрачно усмехаясь. - Эти господа были посредине плота. На другой день три пассажира бросились в воду, чтобы покончить с собой. Под вечер вспыхнул первый мятеж: недовольные восстали против офицеров. Ночь напролет на плоту люди дрались, в ход пошли ножи, палки, кулаки.

Приходится, как клещами, вытягивать из памяти очевидца подробность за подробностью. Одно за другим слова этого человека рисуют перед внутренним оком художника чей-то жест или позу.

На четвертый день нас оставалось шестьдесят три, - продолжает плотник. - Обезумевшие люди ползали по палубе и кусали друг друга за ноги. Кое-кто бредил. На восьмой день на плоту было уже только двадцать семь человек. Мари-Зинаидаида, маркитантка из Сенегала, умерла в тот же вечер... и ее тело...

Словно не замечая замешательства плотника, Теодор настойчиво спрашивает:

Что вы ели? Что вы пили?

Там было пять бочонков с вином. Некоторые пытались пить морскую воду. Что касается еды...

Воцаряется тягостное молчание. Плотник о чем-то умалчивает, и, видимо, неспроста.

Когда вас нашел «Аргус», на веревках сушились куски мяса. Откуда они взялись?

На плот падали летучие рыбы. Мы пожирали их сырыми...

Но ведь вы ели... трупы людей!

Моряк опускает голову.

На одиннадцатый день было принято бесчеловечное решение. Наши раненные съедали порции других. Поэтому их бросили в море. Покрытые язвами, одурманенные голодом и солнцем, мы ничего не соображали. Наконец, на двенадцатый день мы увидели парус. О, это выглядело как мираж. Никто уже не верил в спасение. А те, кто еще хранил хоть каплю надежды, лежали в полном изнеможении. Только Жан-Шарль, матрос-негр, стал размахивать рубашкой...

Вот как! Этот бедняга, которого все презирали за черный цвет кожи, имел больше присутствия духа, чем другие! Обязательно нарисовать, как он зовет спасительный корабль.

Увы, «Аргус» нас не увидел. Мы орали как оглашенные из последних сил, размахивали руками. Смешно: как будто за десять миль могли разглядеть жалкую скорлупку среди бескрайних просторов океана! Люди потеряли всякую надежду...

Теперь надо заставить старика вспомнить положение каждого из оставшихся на плоту, их одежду.

Прошла еще одна сумасшедшая ночь. Но вот провидение, должно быть, сжалилось над нами. Назавтра «Аргус» случайно заметил нас и подобрал...

Жерико уже видит всю сцену.

Теперь только расставить натурщиков по местам и придать им нужные позы. Негр Жозеф, профессиональный натурщик, играет роль Жана-Шарля. Делакруа позирует, изображая другого страдальца. Жерико пишет в каком-то исступлении. Он требует от всех абсолютной тишины и прерывает работу лишь затем, чтобы пойти в госпиталь, сделать там портрет умирающего.

Поехав навестить сына, Жерико встречает своего друга Лебрена, больного желтухой, и тотчас набрасывает эскиз. Ему нужен особый типаж - достаточно мрачный, чтобы отразить переживания отца, у которого на коленях лежит мертвый сын...

В 1819 году двухлетний труд завершен. Но перед тем, как отправить картину на выставку, художник еще и еще раз всматривается в огромное полотно. Справа видна дыра в плоту. За одну ночь появляется изображение полуобнаженного человека, погруженного в воду.

И вот, наконец, выставка. Члены жюри пришли оценить необычное творение.
Затянутые в сюртуки и скованные высокими тугими галстуками, они не скрывают
своего негодования.

Зачем потребовалось изображать именно эту гадость? Неужели иссякли антич-ные сюжеты? Написал бы Цезаря, Горация, что ли, или Брута - словом, что-нибудь классическое, - брюзжит один.

Мы не можем согласиться с названием «Плот «Медузы», - заключает председатель жюри. - Это нанесет неслыханное оскорбление чести королевского флота, авторитету морской администрации. Пусть наречет картину «Сцена кораблекрушения».

Жерико не возражает, ибо знает: молодежи все равно известна история бедствия. Катастрофа «Медузы», бездарность ее командира не сходят с уст публики. На открытии салона вокруг картины Жерико жадно толпится народ.

Это обвинение, брошенное в лицо режиму, - поговаривают журналисты.

Картину Теодора Жерико жюри относит к XI классу. После салона ее вешают в угол, подальше от любопытных глаз. Государство отказывается купить ее для музея, хотя Жерико, работавший над нею два года, отчаянно нуждается в деньгах.

Покажем «Медузу» в Англии, - неожиданно предлагает английский импресарио Баллок. - Мои соотечественники без ума от морских сюжетов и всегда рады позлословить по адресу французских моряков.

Жерико надеется на признание у английской публики. Он сопровождает картину в Лондон и другие города Англии. С радостью видит он давку у своей картины и вслушивается в комментарии знатоков.

На родине Жерико ожидает сюрприз: сенсационный шум вокруг его детища. Капитан де Шомаре вынужден предстать перед военным судом. Изо всех сил выуживают адвокаты «смягчающие обстоятельства». И вот морской трибунал приговаривает подсудимого к... трем годам тюрьмы. Что ж из того, что из-за его трусости погибло 130 человек? Ведь он старый заслуженный монархист, верноподданный короля, каких мало.

Выйдя из заключения, Шомаре думает: «Наконец-то можно все забыть!» Но до самого смертного часа, на протяжении еще 20 лет своей жизни, он не мог выйти из дому, чтобы его не окружили жители деревни, выкрикивавшие оскорбления подлому трусу.

Теодор Жерико - Плот Медузы (фрагмент)

Жан Луи Андре Теодор Жерико (Jean-Louis-André-Théodore Géricault), (1791, Руан - 1824, Париж), - французский живописец, крупнейший представитель европейской живописи эпохи романтизма. Его картины, в том числе и "Плот "Медузы"", стали новым словом в живописи, хотя их подлинное значение в развитии изобразительного искусства было осознано гораздо позднее. Среди исследователей нет единой точки зрения на то, представителем какого направления был художник: его считают предтечей романтизма, реалистом, опередившим своё время, или одним из последователей Давида.

"Плот "Медузы"" (Le Radeau de La Méduse) Теодора Жерико - одно из самых знаменитых полотен эпохи романтизма. Поводом для создания картины послужила морская катастрофа, произошедшая 2 июля 1816 года у берегов Сенегала с пассажирами и членами команды фрегата "Медуза", покинувшими корабль, севший на мель, на плоту. Тогда на отмели Арген в 40 лье от африканского берега потерпел крушение фрегат "Медуза". Для эвакуации пассажиров планировалось задействовать лодки фрегата, для чего понадобилось бы сделать два рейса. Предполагалось построить плот, чтобы перенести на него груз с корабля и тем самым способствовать снятию судна с мели. Плот длиной 20 и шириной 7 метров был построен под наблюдением географа Александра Корреара. Тем временем начал усиливаться ветер, а в корпусе корабля образовалась трещина. Считая, что судно может разломиться, пассажиры и экипаж запаниковали, и капитан принял решение немедленно покинуть его. Семнадцать человек остались на фрегате, 147 человек перешло на плот. На перегруженном плоту было мало провианта и никаких средств управления и навигации.

В условиях предштормовой погоды команда на лодках скоро осознала, что буксировать тяжёлый плот практически невозможно; опасаясь, что пассажиры на плоту начнут в панике перебираться на лодки, люди в лодках обрезали буксировочные канаты и направились к берегу. Все спасшиеся на лодках, включая капитана и губернатора, добрались до берега по отдельности.

Положение на плоту, оставленном на произвол судьбы, обернулось катастрофой. Выжившие разделились на противоборствующие группы - офицеры и пассажиры с одной стороны, и моряки и солдаты - с другой. В первую же ночь дрейфа 20 человек были убиты или покончили жизнь самоубийством. Во время шторма десятки людей погибли в борьбе за наиболее безопасное место в центре у мачты, где хранились скудные запасы провизии и воды, либо были смыты волной за борт. На четвёртый день в живых остались только 67 человек, многие из них, мучимые голодом, стали поедать трупы умерших. На восьмой день 15 наиболее сильных выживших выбросили за борт слабых и раненых, а потом - и всё оружие, чтобы не перебить друг друга. Подробности плавания потрясли современное общественное мнение. Капитан фрегата, Гюго Дюрой де Шомарей, бывший эмигрант, на которого возлагалась бОльшая часть вины в гибели пассажиров плота, был назначен по протекции (впоследствии он был осуждён, получил условный срок, но общественности об этом не сообщалось). Оппозиция обвинила в случившемся правительство. Морское министерство, стремясь замять скандал, пыталось воспрепятствовать появлению информации о катастрофе в печати.

Осенью 1817 года вышла в свет книга "Гибель фрегата "Медуза"". Очевидцы события, Александр Корреар и врач Анри Савиньи, описали в ней тринадцатидневное скитание плота. Книга (вероятно, это было уже второе её издание, 1818 года) попала в руки Жерико, который увидел в истории то, что искал долгие годы - сюжет для своего большого полотна. Драму "Медузы", в отличие от большинства современников, в том числе и своих близких знакомых, художник воспринял как общечеловеческую, вневременную историю.

Жерико воссоздавал события через изучение доступных ему документальных материалов и встречаясь со свидетелями, участниками драмы. По словам его биографа, Шарля Клемана, художник составил "досье показаний и документов". Он познакомился с Корреаром и Савиньи, беседовал с ними, даже, вероятно, написал их портреты. Он внимательно прочитал их книгу, возможно, в его руки попало издание 1818 года с литографиями, достаточно точно передававшими историю пассажиров плота. Плотник, служивший на фрегате, исполнил для Жерико уменьшенную копию плота. Сам художник изготовил фигурки людей из воска и, располагая их на модели плота, изучал с разных точек зрения композицию, может быть, прибегая к помощи камеры-обскуры. Жерико был одним из первых в ряду европейских художников, практиковавших разработку изобразительного мотива в пластике.

Наконец, Жерико остановился на одном из моментов наивысшего напряжения в истории: утре последнего дня дрейфа плота, когда немногие оставшиеся в живых увидели на горизонте корабль "Аргус". Жерико снял студию, в которой могло поместиться задуманное им грандиозное полотно (его собственное ателье оказалось недостаточных размеров), и работал восемь месяцев, почти не покидая мастерскую.

Жерико был всецело поглощён работой. Прежде он вёл интенсивную светскую жизнь, но теперь не выходил из дома и даже обрезал волосы, чтобы и не пытаться вернуться к прежнему времяпровождению. В мастерскую заходили лишь немногие из друзей. Писать он начинал с раннего утра, как только позволяло освещение и трудился до вечера. Жерико позировал Эжен Делакруа, который также имел возможность наблюдать работу художника над картиной, ломающей все привычные представления о живописи. Позже Делакруа вспоминал, что увидев законченную картину, он "в восторге бросился бежать, как сумасшедший, и не мог остановиться до самого дома".

Теодор Жерико - Обнаженный труп соскальзывающий в воду - Безансон - Музей изобразительных искусств
(для этой фигуры позировал Эжен Делакруа)

Картина была закончена в июле 1819 года. Перед Салоном большие холсты были собраны в фойе Итальянского театра. Здесь Жерико по-новому увидел своё произведение и решил тут же переделать нижнюю левую часть, которая показалась ему недостаточно убедительной как основание для пирамидальной композиции. Прямо в фойе театра он переписал её, добавляя две новые фигуры: соскальзывающее в море тело (для него позировал Делакруа) и человека, стоящего за отцом с мёртвым сыном. Переделке подверглись две перекладины в центре плота, а сам плот был удлинён слева - таким образом создавалось впечатление, что люди сгрудились на той части плота, что ближе к зрителю.

Теодор Жерико - Плот Медузы

Жерико выставил "Плот "Медузы"" в Салоне 1819 года, причём, как отмечала критика, достойно удивления, что это полотно вообще было допущено к показу. Салон 1819 года изобиловал произведениями, прославляющими монархию; главным жанром на нём был исторический, также широко были представлены аллегорические и религиозные сюжеты. Религиозная живопись патронировалась по особой программе и легко обошла доселе популярные мифологические сюжеты. Возможно, картина Жерико появилась в Салоне благодаря усилиям его друзей. Для снижения злободневности полотна, оно было выставлено под названием "Сцена кораблекрушения".

Зрители - оппозиционеры с одобрением, а роялисты с негодованием - отметили в картине политическую направленность, критику правительства, по вине которого погибли пассажиры "Медузы". Кто-то, как, например, автор брошюры "Наиболее примечательные произведения, экспонированные на Салоне 1819 года" Го де Сен-Жермен, увидел исключительно политическую направленность "Плота "Медузы"".

Некоторое время спустя полотно с переменным успехом демонстрировалось в Великобритании - выставку одной картины организовал предприниматель Уильям Буллок.

После смерти художника в 1824 году картина, вместе с другими произведениями и коллекциями Жерико, была выставлена на аукцион. Глава Департамента изящных искусств виконт де Ларошфуко, к которому обратился директор Лувра де Форбен, с просьбой приобрести полотно, предлагал за неё 4-5 тысяч франков, хотя она оценивалась в 6000. Возникло опасение, что "Плот "Медузы"" купят коллекционеры, которые собирались разделить грандиозное полотно на четыре части. Картину приобрёл Дедрё-Дорси за 6005 франков, выступив посредником в сделке.
В 1825 году де Форбену удалось найти нужную сумму, и главное произведение Жерико заняло своё место в Лувре.
В настоящее время "Плот "Медузы"" находится в 77-м зале на первом этаже галереи Денон в Лувре вместе с другими произведениями французской живописи эпохи романтизма.

Характерно, что интерес к полотну Жерико усиливался в годы политических кризисов и революций. Публицистический пафос "Плота "Медузы"" был востребован в период падения Второй республики, знаменуя гибель общества.

Париж. Лувр. На первом этаже галереи "Денон" взору посетителей представлено впечатляющее своим размером, не менее завораживающее своей реалистичностью и пугающее трагичностью

полотно Теодора Жерико "Плот "Медузы".

Париж, Лувр, галерея "Денон", 1 этаж, 77 зал

Катастрофа человечества в контексте изобразительного искусства и художественной литературы.

Картина «Плот «Медузы» принадлежит кисти французского художника эпохи романтизма Теодора Жерико. В основе сюжета лежит реальное историческое событие – кораблекрушение фрегата «Медуза», случившееся у берегов Африканской Республики Сенегал 2 июля 1816 года. В попытках спастись на плоту из 165 человек экипажа лишь пятнадцати из них удалось выжить. Кистью Теодора Жерико был запечатлен момент наивысшего эмоционального напряжения – последний день скитаний плота в открытом море, когда выжившие впервые заметили корабль «Аргус».

Теодор Жерико, Плот «Медузы», Лувр, Париж, 1819

Реконструкция плота "Медуза" Теодором Жерико

Идея написать картину пришла Теодору Жерико после того, как он прочитал отчет Александра Корреара и Анри Савиньи, которые оказались в числе выживших. Художник отыскал спасенного плотника с «Медузы», чтобы тот сделал для него модель оригинального сооружения, разместив на ней восковые фигуры уцелевших. Его натурщиками выступили живые люди: Савиньи, Корреар, сам плотник, и Делакруа, с которого написана фигура мертвеца, лежащего вниз лицом с вытянутой левой рукой.

Мы должны понять ее, эту катастрофу, а чтобы понять, надо ее себе представить. Отсюда и
возникает нужда в изобразительных искусствах.

Английский писатель XX века Джулиан Барнс в своем романе «История мира в 10 ½ главах» в 5 главе «Кораблекрушение» представляет читателю описание картины «Плот «Медузы». Барнс рассматривает катастрофу с двух позиций - с позиции, как он видит историческое событие, гибель фрегата «Медуза», и с позиции, как оно изображено на картине Теодора Жерико, представляя собой своеобразный анализ достоверности отображения исторического события в искусстве.

Но еще мы стремимся оправдать
и простить, хотя бы отчасти. Зачем он понадобился, этот безумный выверт
Природы, этот сумасшедший человеческий миг? Что ж, по крайней мере, благодаря ему родилось произведение искусства.

Может быть, именно в этом
главный смысл катастрофы.

Джулиан Барнс делает акцент не на героизме потерпевших кораблекрушение, а на катастрофе человеческого духа, как люди впадали в отчаяние, сходили с ума, бредили, как люди в силу жестокой реальности превращались из благородных человеческих существ в животных, поддаваясь своим примитивным потребностям, и выделяет момент борьбы человека за свою жизнь, где нет место благородству, состраданию и помощи.

165 человек оказались на плоту «Медуза» в беспомощном положении без возможности им управлять, без еды и воды, что в скором времени сломило их психически: одни добровольно бросались в объятия смерти, другие безжалостно убивали себе подобных в надежде спастись самим. Все они находились на одном плоту, не имея возможности сдвинуться хоть на миллиметр, что порождало буйные мятежи и беспощадные битвы, когда людей бросали в море, избивали, закалывали, когда они набрасывались друг друга и вгрызались зубами. Все доходило до такой крайности, что оголодавшие и обезумевшие потерпевшие начали питаться человеческим мясом. Барнс особенно выделяет тему каннибализма при описании кораблекрушения, показывая, как катастрофа уподобила человека животному.

По мнению Джулиана Барнса, сцена кораблекрушения картины "Плот "Медузы" иллюстрирует момент первого появления корабля, когда у пятнадцати выживших человек появляется надежда на спасение, но это - не момент перед их спасением, а скорее те полчаса, которые они провели в мучительном ожидании. На картине не отображены многие детали трагедии: ни момент спасения, ни каннибализм и массовые убийства, ни мятежи, и даже момент появления белой бабочки отсутствует. Сам же Барнс говорит о порхающей белой бабочке, как о некоем знамении Неба, символе спасения, в который поверили даже скептики, и считает ее необходимой составляющей сюжета кораблекрушения.

С моей точки зрения, белое просветление неба по линии горизонта на картине как раз можно интерпретировать как появление бабочки. Что касается элементов каннибализма, то Жерико действительно не изобразил на картине шокирующих сцен трупов и пожирающих их мясо людей, но на картине можно заметить двух мужчин, один из которых вцепился зубами в спину другому.

Что может быть хуже величайшего отчаяния и бесконечной надежды в одном лице?

Джулиан Барнс объясняет гибель фрегата «Медуза» как катастрофу человечества, когда потерпевшие теряют свою человечность в силу тяжелейших обстоятельств, когда одни выживают за счёт других. Отражение этой проблемы можно увидеть и на картине Жерико в образе живых людей, смотрящих вдаль с надеждой на спасение и изнеможенных людей, для которых единственным спасением становится смерть.