Ирина АЛЕКСАНДРОВА,
11-й класс, гимназия № 25,
г. Нижний Новгород
Роль легенды о
луковке в романе
«Братья Карамазовы»
В «Братьях Карамазовых» легенды играют очень большую роль и занимают особое место в структуре романа. Легенд несколько, но в данной работе я попытаюсь проанализировать легенду о луковке.
Грушенька рассказывает эту легенду в третьей главе седьмой книги (глава так и называется – «Луковка»). Седьмая книга посвящена Алёше Карамазову, таким образом даже формально указывается на близость Алёши и Грушеньки, на связь этих героев.
Легенды звучат в моменты необычайного душевного потрясения героя, моменты, когда человек должен выбрать путь, от которого зависит дальнейшая судьба. У Алёши и Грушеньки “как раз сошлось всё, что могло потрясти их души так, как случается это нечасто в жизни”. В судьбе Алёши совершался, пожалуй, важнейший переворот: готова была обрушиться вся его система ценностей. В эту систему не укладывалась смерть старца Зосимы, человека, который был для Алёши “бесспорным идеалом”, путеводной звездой. Герою кажется, что это отрицает “высшую справедливость”, а на этой справедливости был построен весь его внутренний духовный мир. Недаром “даже и потом, уже долго спустя, Алёша считал этот горестный день одним из самых тягостных и роковых дней своей жизни”.
Первые две главы книги посвящены Алёше, описанию причины необыкновенного душевного состояния героя. В третьей же главе рассказывается о Грушеньке. Сначала описывается её дом (это цель пути Ракитина и Алёши, поэтому он как бы связывает две сюжетные линии – Алёши и Грушеньки). После дано краткое описание всей истории Грушеньки, как “в четыре года из чувствительной, обиженной и жалкой сироточки вышла румяная, полнотелая русская красавица, женщина с характером смелым и решительным, гордая и наглая, понимавшая толк в деньгах, приобретательница, скупая и осторожная, правдами иль неправдами, но уже успевшая, как говорили про неё, сколотить свой собственный капиталец”. Постепенно подготавливается образ “злющей” бабы, указывается на черты, объединяющие героиню с этим образом. Это прежде всего расчётливость, эгоизм, скупость, злость в характере. Особенно часто упоминается скупость: “Жила же Грушенька очень скупо...”, “Я хоть и скупая...”. Основным же мотивом становится злость, причём этот мотив усиливается к финалу. Злость появляется в рассказе о случае у Катерины Ивановны (“...какая-то жестокая чёрточка мелькнула вдруг в её [Грушеньки] усмешке”), её вызывает воспоминание о событии. Постепенно злость начинает доминировать, становится основной чертой психологического состояния героини. Неоднократно появляется “жестокая чёрточка” в улыбке, а сама улыбка превращается в “злобный смешок”. Сама Грушенька постоянно говорит о том, какая она “низкая”, “неистовая”, “злющая-презлющая”, “злая собака”, “яростная”. В конце концов она кричит: “Алёшечка, поклонись своему братцу Митеньке, да скажи ему, чтобы не поминал меня, злодейку свою, лихом”. Злость – главная психологическая характеристика бабы из басни и Грушеньки, но если в характере бабы эта черта доминирует в течение всей жизни, то в характере Грушеньки злость подавляет все прочие чувства только в данный момент; близость образа злой бабы к образу Грушеньки (и даже слияние этих образов) обусловлена не характером героини, а состоянием её характера в конкретный момент времени. К этому добавляется необыкновенное возбуждение Грушеньки, первоначально вызванное ожиданием “весточки”; на это автор также указывает с самого начала: “Именно она кого-то ждала, лежала как бы в тоске и в нетерпении, с несколько побледневшим лицом, с горячими губами и глазами, кончиком правой ноги нетерпеливо постукивая по ручке дивана”. Появление Алёши переводит нервное состояние в несколько иное качество: “Грушенька говорила громко, хотя и в тревоге, но и как будто в каком-то почти восторге”. Её нервозность определяет и Ракитин: “...возбуждена ты, Аграфена Александровна, и вне себя”. Известие же о смерти Зосимы представляет ей собственное поведение в новом свете, смерть напоминает о смертности каждого; Грушенька чувствует испуг за свою душу, стыд за дурные мысли в такой момент. Всё это является причиной стремления к покаянию. А речь Алёши приводит её сознание в состояние восторженности, близкой к истерии, в то пограничное состояние необыкновенного волнения, в котором герои Достоевского переживают все поворотные события своей судьбы; речь становится последним толчком к исповеди. Соединение необыкновенного волнения героини со стихией злости становится непременным условием для рассказывания басни о злой бабе. То есть легенда не могла быть рассказана ни в каких других обстоятельствах, она должна была прозвучать именно тогда. Именно от сознания несовершенства своего характера, который Алёша идеализирует, Грушенька стремится вспомнить то доброе, что в ней есть: “Только вот что, Ракитка, я хоть и злая, а всё-таки я луковку подала”. Но если перед Ракитиным, закрытым для высоких чувств, она может гордиться и единственным добрым поступком, совершённым ею в жизни, то Алёша пробуждает в ней высокое нравственное чувство, которое заставляет Грушеньку осуждать себя: “Ракитке я похвалилась, что луковку подала, а тебе иначе скажу: всего-то я луковку какую-нибудь во всю жизнь мою подала, всего только на мне и есть добродетели. И не хвали ты меня после того, Алёша, не почитай меня доброю, злая я, злющая-презлющая, а будешь хвалить, в стыд введёшь”.
Л егенда – это исповедь Грушеньки в аллегорической форме, так как в момент исповеди Грушенька отождествляет себя с героиней басни. Она символична, и центральным образом-символом является луковка. Этот символ имеет двойную природу. С одной стороны, в образе чувствуются народные корни; это неудивительно, так как и образ Грушеньки, которая “вся до косточки русская”, имеет русскую народную основу. С другой стороны, луковка, несомненно, является элементом христианской символики. Это доказывается тем, что в легенде образ луковки стоит в ряду (вернее, в центре) других христианских образов: черти, огненное озеро, ангел-хранитель, добродетель. Символика Достоевского всегда наполнена глубоким религиозно-философским смыслом, его образы бесконечны. Нельзя определённо и окончательно сказать, что же такое луковка. Можно точно сказать, что это образ светлый, символ прежде всего добра. В сюжете это символ милосердия, потому что баба “в огороде луковку выдернула и нищенке подала”; в таком повороте сюжета вновь чувствуются народные корни Руси с её любовью к обездоленным, “униженным и оскорблённым”. Недаром именно милосердие (как наиболее важное душевное качество в православии) становится возможным залогом спасения души. Луковка – символ того пусть даже единственного доброго дела в жизни, на которое способен каждый человек, это символ надежды и веры в человека. В более конкретном плане луковка – это то доброе, что сделала Грушенька, “пощадив” Алёшу и “восстановив” его душу любовью.
Грушенька отождествляет себя со злющей-презлющей бабой и таким образом хочет унизить себя в глазах Алёши, доказать, что не стоит его любви, но что тем более благодарна за неё. Главной объединяющей чертой образов Грушеньки и бабы является злость, качество характера, которое православие признаёт одним из самых страшных грехов; недаром название этого качества происходит от понятия, противопоставленного добру. Но стоит ли здесь понимать злость только в качестве крайнего раздражения? Злость – тоже символ, значит, этот образ тоже бесконечен. Злость конкретна в образе бабы, но в образе Грушеньки это страсть, стихия, синонимами которой являются неистовство и ярость. Конечно, стихия злости принадлежит тёмной половине души Грушеньки, но в то же время страсть – это способность к сильным и глубоким чувствам, страсть выходит за рамки только доброго или только злого, она охватывает и то, и другое. Так в злости Грушеньки заключена бездна её характера: высокая нравственность и жестокость. Поэтому именно в бесконечности стихии злости скрыта возможность как спасения, так и гибели души. Бердяев прекрасно писал об этой наиболее интересной для Достоевского черте русского человека: “Достоевский отражает все противоречия русского духа, всю его антиномичность... Русские люди, когда они наиболее выражают своеобразные черты своего народа, – апокалиптики или нигилисты. Это значит, что они не могут пребывать в середине душевной жизни, в середине культуры, что дух их устремлён к конечному и предельному. Это – два полюса, положительный и отрицательный, выражающих одну и ту же устремлённость к концу” 1 . Кажется, судьба бабы предопределяет судьбу Грушеньки: должно победить зло, против которого ангел-хранитель бессилен. Но в характере бабы злость однозначна (злость однозначно принадлежит злу), злая душа – погибшая душа, а зло завладевает её душой окончательно, когда баба отказывается от милосердия и добра. Луковка – возможность спасения через милосердие и любовь, но ещё не само спасение; милосердие должно быть направлено на других людей, поэтому когда человек отворачивается от мира и замыкается в своём эгоизме, он отказывается от спасения и добра. Для Грушеньки же злость является своеобразной точкой отсчёта, её душа может повернуться и к добру, и к злу. “Человек для него (Достоевского) вовеки не готов и неопределим...” 2 Грушенька, унижая и признавая себя ниже всех, делает первый шаг к свету. Вера Алёши и его любовь “ни за что” поворачивает её к добру. Он пожалел её “первый, единый”. Она говорит ему: “Я всю жизнь такого, как ты, ждала, знала, что кто-то такой придёт и меня простит. Верила, что и меня кто-то полюбит, гадкую, не за один только срам!..” Это почти точное повторение слов Настасьи Филипповны в «Идиоте»: “А князь для меня то, что я в него в первого, во всю мою жизнь, как в истинно преданного человека поверила. Он в меня с одного взгляда поверил, и я ему верю <...> Разве я сама о тебе не мечтала?.. Давно мечтала... – и вот всё такого, как ты, воображала, доброго, честного, хорошего и такого же глупенького, что вдруг придёт да и скажет: «Вы не виноваты, Настасья Филипповна, а я вас обожаю!»” Несомненна близость образов Грушеньки и Настасьи Филипповны, Алёши и князя Мышкина. Это говорит о схожести характера отношений между героями. Любовь Алёши и Грушеньки выходит за рамки обыкновенной человеческой любви и благодарности на новый уровень, это любовь христианская между братом и сестрой, та любовь, которую люди забыли и которая есть залог спасения. Такая любовь преображает личность, поэтому Грушенька прощает своего обидчика от всего сердца, по крайней мере в тот момент. Хотя она сама и сомневается, но в это верит Алёша, а Алёша – своеобразное мерило добра и истины. Не случайно Грушенька именно его спрашивает о том, что она чувствует: “Лежала я до вас здесь в темноте, всё допрашивала сердце: люблю я того или нет? Разреши ты меня, Алёша, время пришло; что положишь, так и будет. Простить мне его или нет? – Да ведь уж простила, – улыбаясь проговорил Алёша. – А и впрямь простила, – вдумчиво произнесла Грушенька”.
М ихаил Бахтин в своей книге о Достоевском пишет, что его герои “с самого начала всё знают... Но иногда они скрывают от себя то, что они на самом деле уже знают и видят” 3 . Поэтому Грушеньке необходим диалог с Алёшей, который олицетворяет для неё её собственную совесть.
“...«Тварь» и «гетера» Грушенька, быть может, ближе к истинному «добру», чем чистая и благородная Катерина Ивановна...” 4 Мне кажется, это, несомненно, так.
“Подлецу досталась Грушенька, а не тебе (Мите), благородному!” Эти слова не сбудутся в сюжете романа, но важно не это. Важна способность души к состраданию и прощению, и именно прощение обидчика является толчком к тому, что в будущем Грушенька возьмёт на себя вину за всё случившееся с Митей, поймёт (не умом, но сердцем), что “воистину всякий пред всеми за всех и за всё виноват”, и таким образом достигнет высшей христианской истины.
Глава «Луковка» – это кульминация в сюжетной линии Грушеньки в седьмой книге «Братьев Карамазовых». Следующая глава («Кана Галилейская») будет кульминацией в сюжетной линии Алёши, легенда о луковке подготавливает её.
Косвенно с образом бабы связан и образ Алёши: “Я шёл сюда злую душу найти – так влекло меня самого к тому, потому что я был подл и зол...” Им тоже владела стихия злости, и его душа должна была выбрать между добром и злом. Алёша и Грушенька в этой главе чрезвычайно близки друг другу по психологическому состоянию, ещё больше их сближает смерть Зосимы, даже не смерть, а сама личность старца. Зосима был праведником и для Алёши, и для Грушеньки. С самого начала Алёша удивлён переменой в Грушеньке, её безыскусственным, искренним поведением: “Глаза её горели, губы смеялись, но добродушно, весело смеялись. Алёша даже и не ожидал от неё такого доброго выражения в лице... Он встречал её до вчерашнего дня мало, составил об ней устрашающее понятие, а вчера так страшно был потрясён её злобною и коварною выходкой против Катерины Ивановны и был очень удивлён, что теперь вдруг увидал в ней совсем как бы иное и неожиданное существо. И как ни был он придавлен своим собственным горем, но глаза его невольно остановились на ней со вниманием. Все манеры её как бы изменились тоже со вчерашнего дня совсем к лучшему: не было этой вчерашней слащавости в выговоре почти вовсе, этих изнеженных и манерных движений... всё было просто, простодушно, движения её были скорые, прямые, доверчивые, но была она очень возбуждена”. Эта перемена вновь указывает на неоднозначность характера героини. Реакция же её на известие о смерти Зосимы переворачивает Алёше душу; он встретил почитание, уважение и поклонение перед праведником там, где вовсе этого не ожидал увидеть, а такая вера Грушеньки в старца Зосиму означает для Алёши, что “высшая справедливость” всё же есть и совершается уже на земле. Алёша увидел возможности человеческой души, то, что добро в человеке всё-таки первично. Его возрождает любовь Грушеньки, её стремление к добру. Её вера восстанавливает его веру, он говорит, что “нашёл сестру искренню, нашёл сокровище – душу любящую... Она сейчас пощадила меня... Аграфена Александровна, я про тебя говорю. Ты мою душу сейчас восстановила”. Он верит в то, что душа Грушеньки выберет добро и любовь, и именно вера возрождает человека. Вера Алёши воскрешает Грушеньку, вера Грушеньки становится толчком к воскрешению Алёши. И он, как она, унижает себя, сознавая своё несовершенство и высокую нравственность Грушеньки: “Кто я пред нею? Я шёл сюда, чтобы погибнуть, и говорил: «Пусть, пусть!» – и это из-за моего малодушия, а она через пять лет муки, только что кто-то первый пришёл и ей искреннее слово сказал, – всё простила, всё забыла и плачет! Обидчик её воротился, зовёт её, и она всё прощает ему, и спешит к нему в радости, и не возьмёт ножа, не возьмёт! Нет, я не таков... Я сегодня, сейчас этот урок получил... Она выше любовью, чем мы... и другая, обиженная третьего дня, и та пусть простит её! И простит, коль узнает... и узнает... Эта душа ещё не примирённая, надо щадить её... в душе этой может быть сокровище...” Грушенька уже простила, но сама ещё не примирилась с этой мыслью, поэтому “надо щадить её”. Алёша возрождает её своей верой в неё и щадит своим состраданием к ней. Это приводит Грушеньку в исступление, потому что никто никогда не считал нужным жалеть её. Но сострадание и милосердие не должны быть удивительными для того, кто проявляет их, они должны стать естественными качествами души каждого человека; только тогда все люди станут братьями и сёстрами и наступит рай на земле. Поэтому: “Что я тебе такого сделал? – умилённо улыбаясь, отвечал Алёша, нагнувшись к ней и нежно взяв её за руки, – луковку я тебе подал, одну самую малую луковку, только, только!.. – И, проговорив, сам заплакал”. Слёзы не случайны (Грушенька тоже плачет); у героев Достоевского слёзы всегда являются выражением необычайного внутреннего состояния, душевного переворота; образ слёз, плача имеет религиозный подтекст – это символ страдания, через которое происходит очищение героя.
В стреча Алёши и Грушеньки мотивирована близостью их душ, общностью духовных состояний в момент жизненного перелома. Исследователи неоднократно отмечали наличие незримых связей между героями в романах Достоевского. Бердяев писал: “Все прикованы у Достоевского друг к другу какими-то нездешними узами. Нет у него случайных встреч и случайных отношений. Всё определяется в ином мире, всё имеет высший смысл... Все встречи у него – как будто бы нездешние встречи, роковые по своему значению. Все сложные столкновения и взаимоотношения людей обнаруживают не объективно-предметную, «реальную» действительность, а внутреннюю жизнь, внутреннюю судьбу людей. В этих столкновениях и взаимоотношениях людей разрешается загадка о человеке, о его пути...” 5 Алёша и Грушенька “внутренне влекутся один к другому; они как бы намагничены друг для друга”. Луковка – образ, объединивший их в очищающей христианской любви.
Единственный, кого легенда не затрагивает, это Ракитин. Вернее, она вызывает в нём ещё большую злобу. Созерцание воскрешения душ вместо ожидаемого падения доводит Ракитина до бешенства. Этот образ также близок образу бабы из басни, но близок не состоянием души в конкретный момент времени, а однозначностью своего психологического состояния в течение всей своей жизни, однозначностью своей злости и эгоизма. “...Ракитин, умевший весьма чувствительно понимать всё, что касалось его самого, был очень груб в понимании чувств и ощущений ближних своих – отчасти по молодой неопытности своей, а отчасти и по великому своему эгоизму”. Ракитин умён и часто точно определяет состояние героев, но сам не в силах понять то, о чём говорит. Ум при отсутствии всякого чувства, кроме злобы, делает его нравственно тупым. Для Достоевского “смешны те, кто логичен и из логики хотел бы построить мир” 6 , потому что человеческая душа бесконечна в своём разнообразии, логика же конечна. Именно судьба Ракитина, его гибель предопределена в легенде. Он, как и старуха, способен подать луковку только случайно, преследуя злые цели. Так он привёл Алёшу к Грушеньке со злым умыслом: “Цель же у него... была двоякая, во-первых, мстительная, то есть увидеть «позор праведного» и вероятное «падение» Алёши «из святых во грешники», чем он уже заранее упивался, а во-вторых, была у него тут в виду и некоторая материальная, весьма для него выгодная цель...” Когда же ему был предоставлен случай проявить сострадание и любовь, он отказался от него. Собственная подлость, которую видел Алёша, злит его всё больше и больше и не даёт почувствовать что-то иное. “Да чёрт вас дери всех и каждого! – завопил он вдруг, – и зачем я, чёрт, с тобою связался! Знать я тебя не хочу больше отселева. Пошёл один, вот твоя дорога!” Эти слова неоднозначны: Ракитин сам признаёт свою связь со злом (чёртом), он отказывается от добра; против его злости бессилен даже Алёша. Поэтому Ракитин, указывая направление Алёше, сам идёт в другую сторону: “И он круто повернул в другую улицу, оставив Алёшу одного во мраке. Алёша вышел из города и пошёл полем к монастырю”. Алёша же движется из мрака к свету, к своему будущему окончательному воскрешению “на веки веков”.
Легенда – выражение наивысшего внутреннего напряжения героев. Басня вызывается в памяти Грушеньки смертью старца Зосимы и любовью Алёши и сама побуждает героиню к покаянию и исповеди, возрождает лучшие человеческие черты её характера. Таким образом, легенда помогает сделать выбор между добром и злом. Грушенька, отождествляя себя со злой старухой, тем самым делается добрее, возвышается до христианского идеала, прощая жестокую обиду и отказываясь от возможности осудить обидчика. Так же и в душе Алёши басня помогает совершиться перевороту. Для обоих героев легенда о луковке становится своеобразной точкой отсчёта новой жизни, движения к любви и истине, даёт толчок к духовному обновлению, к достижению высших христианских истин “на веки веков”.
Примечания
1. Бердяев Н.А. О русских классиках. Миросозерцание Достоевского. М., 1993. С. 115.
2. Айхенвальд Ю. Силуэты русских писателей. М., 1998. С. 241.
3. Бахтин М. Проблемы поэтики Достоевского. М., 1979. С. 288.
4. Чирков Н.М. О стиле Достоевского. М., 1967. С. 263.
5. Бердяев Н.А. Указ. соч. С. 115–116.
6. Там же.
Характеристика героя
ГРУШЕНЬКА - героиня романа Ф.М.Достоевского «Братья Карамазовы» (1878-1880). Прототипом образа послужила знакомая Достоевских Агриппина Ивановна Меньшова (в замужестве Тер), которую, как и героиню романа, обманул бросивший ее жених-поручик. Достоевские принимали участие в судьбе Меньшовой.
Г.Светлова, как и все женщины у Достоевского, не имеет своей личной истории, составляя часть биографии и судьбы других героев. Г. соединяет в своей любви Дмитрия и Алешу, Дмитрия и Федора Павловича. Митя говорит о Г.: «Это царица всех инфернальниц, каких можно только вообразить на свете! В своем роде восторг». Слова соперницы, Катерины Ивановны, дополняют созданный образ: «Это тигр. Ее нужно плетью, на эшафоте, через палача, при народе».
Образ грешницы, стоящей на распутье между нравственными угрызениями, связывающими ее с прошлым, и настоящим, к которому призывает новая, чистая любовь, возник у Достоевского еще в повести «Хозяйка» (Катерина). Но в отличие от Катерины Г. находит в себе силы, чтобы порвать с прошлым и соединиться с Митей в любви и страдании. Исследователями творчества Достоевского замечено, что Г. претерпевает в романе метаморфозу, ведущую ее «многогрешную» душу на путь покаяния и нравственного обновления. В этой связи упоминается Мария Египетская, великая грешница и «блудница», долгим искусом и страданием снискавшая себе венец святости.
Первые рецензенты романа, делая прогнозы о дальнейшем развитии сюжета, отводили Г. существенное место: «Что автор разовьет далее и создаст на подготовленной им почве - неизвестно, но из нескольких обстоятельств можно вывести заключение, что он готовит для читателей ужасную драму, в которой одну из главных ролей придется играть Грушеньке» («Сын отечества», 1879, 28 марта).
В неосуществленном продолжении романа, где должна была развернуться судьба Алеши Карамазова, Г. отводилась важная роль. Как записала немецкая исследовательница Н.Гофман в 1889 г. со слов вдовы писателя, Алеша, женившись на Лизе, покидает ее «ради прекрасной грешницы Грушеныси, которая пробуждает в нем карамазовщину»
Скотопригоньевск
Гру́шенька (Аграфе́на Алекса́ндровна Светло́ва) - главный женский персонаж романа Фёдора Михайловича Достоевского «Братья Карамазовы ». Предмет вожделения Фёдора Павловича Карамазова и его старшего сына Дмитрия .
Её происхождение и ранние годы жизни автор не описывает. Известно только, по слухам, что в 17 лет её обманул и впоследствии бросил некий поляк пан Муссялович - проходимец и карточный шулер. От позора и нищеты Грушеньку спас богатый купец Самсонов, он же и привёз её в Скотопригоньевск. За четыре года новой жизни
из чувствительной, обиженной и жалкой сироточки вышла румяная, полнотелая русская красавица, женщина с характером смелым и решительным, гордая и наглая, понимавшая толк в деньгах, приобретательница, скупая и осторожная, правдами иль неправдами, но уже успевшая, как говорили про неё, сколотить свой собственный капиталец…
Именно Грушенька стоит в центре обстоятельств, которые привели к гибели Карамазова старшего и осуждению Мити Карамазова.
Как полагают исследователи творчества писателя, прототипом Грушеньки Светловой послужила Агриппина Ивановна Меньшова 1815 года рождения, хорошая знакомая Достоевских. Она проживала на противоположном от дома Достоевского берегу .
В событиях романа
Грушенька стала содержанкой купца Кузьмы Самсонова, к которому не испытывает злобы и готова вернуть всё, что он ей подарил .
Несмотря на то, что считает младшего двоюродного брата неприятным человеком, не порывает отношения с ним .
Пять лет назад её оставил офицер-поляк, от которого она неожиданно получает известие, бросает всё и едет к нему в Мокрое. Однако, он не оправдывает её ожиданий, и разговор заканчивается презрительными словами с её стороны .
Характеристика
Исследователь русской литературы Кэнноскэ Накамура, многие годы занимавшийся изучением творчества Фёдора Михайловича Достоевского, причислил Грушеньку к одному из характерных для писателя типажей «женщины, которую унизили в молодости». Является содержанкой и обладает обострённым чувством собственного достоинства. Она готова к отпору по отношению к обидчикам, «в ней есть что-то дьявольское» .
Грушенька «чиста душой и уравновешенна», «распутна и распущенна», при этом обладает «своеобразной благочестивостью» и не строит «злокозненных планов». Образ Грушеньки представляет собой женщину «гордую и без задних мыслей» .
От равнодушия и глупой гордыни Грушеньку спасает запавшая в память история крестьянки о том, что помочь страждущим в аду можно с помощью луковички. Она приносит ей душевный покой .
В Грушеньке есть необходимая жизненная сила, она любит свет, решительна. В ней видна чистота, мешающая ей сделать что-то действительно гадкое .
Прототип
Одним из прообразов Грушеньки, по мнению Накамуры, могла послужить Мария Египетская , христианская святая, считающаяся покровительницей кающихся женщин. В Александрии она была блудницей, но в Иерусалиме покаялась в своих грехах и сорок семь лет молилась о спасении .
Грушенька в экранизациях
- 1931 - Анна Стэн в фильме «Убийца Дмитрий Карамазов » (de:Der Mörder Dimitri Karamasoff)
- 1931 - Анна Стэн в фильме «Братья Карамазовы » (fr:Les Frères Karamazoff)
- 1958 - Мария Шелл в фильме «Братья Карамазовы »
- 1968 - Лионелла Пырьева в фильме Ивана Пырьева
- 2009 - Елена Лядова в телесериале «Братья Карамазовы »
Воплощение образа в театре
Напишите отзыв о статье "Грушенька Светлова"
Примечания
Литература
- Накамура, К. Словарь персонажей произведений Ф. М. Достоевского. - Санкт-Петербург: Гиперион, 2011. - 400 с. - ISBN 978-5-89332-178-4 .
|
||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Грушенька Светлова
Графиня подумала и понюхала из золотой табакерки с портретом мужа.– Замучили меня эти визиты, – сказала она. – Ну, уж ее последнюю приму. Чопорна очень. Проси, – сказала она лакею грустным голосом, как будто говорила: «ну, уж добивайте!»
Высокая, полная, с гордым видом дама с круглолицей улыбающейся дочкой, шумя платьями, вошли в гостиную.
«Chere comtesse, il y a si longtemps… elle a ete alitee la pauvre enfant… au bal des Razoumowsky… et la comtesse Apraksine… j"ai ete si heureuse…» [Дорогая графиня, как давно… она должна была пролежать в постеле, бедное дитя… на балу у Разумовских… и графиня Апраксина… была так счастлива…] послышались оживленные женские голоса, перебивая один другой и сливаясь с шумом платьев и передвиганием стульев. Начался тот разговор, который затевают ровно настолько, чтобы при первой паузе встать, зашуметь платьями, проговорить: «Je suis bien charmee; la sante de maman… et la comtesse Apraksine» [Я в восхищении; здоровье мамы… и графиня Апраксина] и, опять зашумев платьями, пройти в переднюю, надеть шубу или плащ и уехать. Разговор зашел о главной городской новости того времени – о болезни известного богача и красавца Екатерининского времени старого графа Безухого и о его незаконном сыне Пьере, который так неприлично вел себя на вечере у Анны Павловны Шерер.
– Я очень жалею бедного графа, – проговорила гостья, – здоровье его и так плохо, а теперь это огорченье от сына, это его убьет!
– Что такое? – спросила графиня, как будто не зная, о чем говорит гостья, хотя она раз пятнадцать уже слышала причину огорчения графа Безухого.
– Вот нынешнее воспитание! Еще за границей, – проговорила гостья, – этот молодой человек предоставлен был самому себе, и теперь в Петербурге, говорят, он такие ужасы наделал, что его с полицией выслали оттуда.
– Скажите! – сказала графиня.
– Он дурно выбирал свои знакомства, – вмешалась княгиня Анна Михайловна. – Сын князя Василия, он и один Долохов, они, говорят, Бог знает что делали. И оба пострадали. Долохов разжалован в солдаты, а сын Безухого выслан в Москву. Анатоля Курагина – того отец как то замял. Но выслали таки из Петербурга.
– Да что, бишь, они сделали? – спросила графиня.
– Это совершенные разбойники, особенно Долохов, – говорила гостья. – Он сын Марьи Ивановны Долоховой, такой почтенной дамы, и что же? Можете себе представить: они втроем достали где то медведя, посадили с собой в карету и повезли к актрисам. Прибежала полиция их унимать. Они поймали квартального и привязали его спина со спиной к медведю и пустили медведя в Мойку; медведь плавает, а квартальный на нем.
– Хороша, ma chere, фигура квартального, – закричал граф, помирая со смеху.
– Ах, ужас какой! Чему тут смеяться, граф?
Но дамы невольно смеялись и сами.
– Насилу спасли этого несчастного, – продолжала гостья. – И это сын графа Кирилла Владимировича Безухова так умно забавляется! – прибавила она. – А говорили, что так хорошо воспитан и умен. Вот всё воспитание заграничное куда довело. Надеюсь, что здесь его никто не примет, несмотря на его богатство. Мне хотели его представить. Я решительно отказалась: у меня дочери.
– Отчего вы говорите, что этот молодой человек так богат? – спросила графиня, нагибаясь от девиц, которые тотчас же сделали вид, что не слушают. – Ведь у него только незаконные дети. Кажется… и Пьер незаконный.
Гостья махнула рукой.
– У него их двадцать незаконных, я думаю.
Княгиня Анна Михайловна вмешалась в разговор, видимо, желая выказать свои связи и свое знание всех светских обстоятельств.
– Вот в чем дело, – сказала она значительно и тоже полушопотом. – Репутация графа Кирилла Владимировича известна… Детям своим он и счет потерял, но этот Пьер любимый был.
– Как старик был хорош, – сказала графиня, – еще прошлого года! Красивее мужчины я не видывала.
– Теперь очень переменился, – сказала Анна Михайловна. – Так я хотела сказать, – продолжала она, – по жене прямой наследник всего именья князь Василий, но Пьера отец очень любил, занимался его воспитанием и писал государю… так что никто не знает, ежели он умрет (он так плох, что этого ждут каждую минуту, и Lorrain приехал из Петербурга), кому достанется это огромное состояние, Пьеру или князю Василию. Сорок тысяч душ и миллионы. Я это очень хорошо знаю, потому что мне сам князь Василий это говорил. Да и Кирилл Владимирович мне приходится троюродным дядей по матери. Он и крестил Борю, – прибавила она, как будто не приписывая этому обстоятельству никакого значения.
– Князь Василий приехал в Москву вчера. Он едет на ревизию, мне говорили, – сказала гостья.
– Да, но, entre nous, [между нами,] – сказала княгиня, – это предлог, он приехал собственно к графу Кирилле Владимировичу, узнав, что он так плох.
– Однако, ma chere, это славная штука, – сказал граф и, заметив, что старшая гостья его не слушала, обратился уже к барышням. – Хороша фигура была у квартального, я воображаю.
И он, представив, как махал руками квартальный, опять захохотал звучным и басистым смехом, колебавшим всё его полное тело, как смеются люди, всегда хорошо евшие и особенно пившие. – Так, пожалуйста же, обедать к нам, – сказал он.
- Не погнушались мной, милая, достойная барышня, - нараспев протянула Грушенька все с тою же милою, радостною улыбкой.
И не смейте говорить мне такие слова, обаятельница, волшебница! Вами-то гнушаться? Вот я нижнюю губку вашу еще раз поцелую. Она у вас точно припухла, так вот чтоб она еще больше припухла, и еще, еще... Посмотрите как она смеется, Алексей Федорович, сердце веселится, глядя на этого ангела... - Алеша краснел и дрожал незаметною малою дрожью.
...
- Очень уж вы защищаете меня, милая барышня, очень уж вы во всем поспешаете, - протянула опять Грушенька.
Защищаю? Да нам ли защищать, да еще смеем ли мы тут защищать? Грушенька, ангел, дайте мне вашу ручку, посмотрите на эту пухленькую, маленькую, прелестную ручку, Алексей Федорович; видите ли вы ее, она мне счастье принесла и воскресила меня, и я вот целовать ее сейчас буду, и сверху и в ладошку, вот, вот и вот! - И она три раза как бы в упоении поцеловала действительно прелестную, слишком может быть пухлую ручку Грушеньки. Та же, протянув эту ручку, с нервным, звонким прелестным смешком следила за "милою барышней", и ей видимо было приятно, что ее ручку так целуют. "Может быть слишком уж много восторга", мелькнуло в голове у Алеши. Он покраснел. Сердце его было все время как-то особенно неспокойно.
Не устыдите ведь вы меня, милая барышня, что ручку мою при Алексее Федоровиче так целовали.
Да разве я вас тем устыдить хотела? - промолвила несколько удивленно Катерина Ивановна, - ах, милая, как вы меня дурно понимаете!
Да вы-то меня может тоже не так совсем понимаете, милая барышня, я может гораздо дурнее того чем у вас на виду. Я сердцем дурная, я своевольная. Я Дмитрия Федоровича бедного из-за насмешки одной тогда заполонила.
Но ведь теперь вы же его и спасете. Вы дали слово. Вы вразумите его, вы откроете ему, что любите другого, давно, и который теперь вам руку свою предлагает...
Ах нет, я вам не давала такого слова. Вы это сами мне все говорили, а я не давала.
Я вас не так стало быть поняла, - тихо и как бы капельку побледнев проговорила Катерина Ивановна. - Вы обещали...
Ах нет, ангел-барышня, ничего я вам не обещала, - тихо и ровно все с тем же веселым и невинным выражением перебила Грушенька. - Вот и видно сейчас, достойная барышня, какая я пред вами скверная и самовластная. Мне что захочется, так я так и поступлю. Давеча я может вам и пообещала что, а вот сейчас опять думаю: вдруг он опять мне понравится, Митя-то, - раз уж мне ведь он очень понравился, целый час почти даже нравился. Вот я может быть пойду да и скажу ему сейчас, чтоб он у меня с сего же дня остался... Вот я какая непостоянная...
Давеча вы говорили... совсем не то... - едва прошептала Катерина Ивановна.
Ах давеча! А ведь я сердцем нежная, глупая. Ведь подумать только, что он из-за меня перенес! А вдруг домой приду да и пожалею его, - тогда что?
Я не ожидала...
Эх, барышня, какая вы предо мной добрая, благородная выходите. Вот вы теперь пожалуй меня, этакую дуру, и разлюбите за мой характер. Дайте мне вашу милую ручку, ангел-барышня, - нежно попросила она и как бы с благоговением взяла ручку Катерины Ивановны. - Вот я, милая барышня, вашу ручку возьму и так же как вы мне поцелую, Вы мне три раза поцеловали, а мне бы вам надо триста раз за это поцеловать, чтобы сквитаться. Да так уж и быть, а затем пусть как бог пошлет, может я вам полная раба буду и во всем пожелаю вам рабски угодить. Как бог положит, пусть так оно и будет безо всяких между собой сговоров и обещаний. Ручка-то, ручка-то у вас милая, ручка-то! Барышня вы милая, раскрасавица вы моя невозможная!
Она тихо понесла эту ручку к губам своим, правда, с странною целью: "сквитаться" поцелуями. Катерина Ивановна не отняла руки: она с робкой надеждой выслушала последнее, хотя тоже очень странно выраженное обещание Грушеньки "рабски" угодить ей; она напряженно смотрела ей в глаза: она видела в этих глазах все то же простодушное, доверчивое выражение, все ту же ясную веселость... "Она может быть слишком наивна!" промелькнуло надеждой в сердце Катерины Ивановны. Грушенька меж тем как бы в восхищении от "милой ручки", медленно поднимала ее к губам своим. Но у самых губ она вдруг ручку задержала на два, на три мгновения, как бы раздумывая о чем-то.
А знаете что, ангел-барышня, - вдруг протянула она самым уже нежным и слащавейшим голоском, - знаете что, возьму я да вашу ручку и не поцелую. - И она засмеялась маленьким развеселым смешком.
Как хотите... Что с вами? - вздрогнула вдруг Катерина Ивановна.
А так и оставайтесь с тем на память, что вы-то у меня ручку целовали, а я у вас нет. - Что-то сверкнуло вдруг в ее глазах. Она ужасно пристально глядела на Катерину Ивановну.
Наглая! - проговорила вдруг Катерина Ивановна, как бы вдруг что-то поняв, вся вспыхнула и вскочила с места. Не спеша поднялась и Грушенька.
Так я и Мите сейчас перескажу, как вы мне целовали ручку, а я-то у вас совсем нет. А уж как он будет смеяться!
Мерзавка, вон!
Ах как стыдно, барышня, ах как стыдно, это вам даже и непристойно совсем, такие слова, милая барышня.
Вон, продажная тварь! - завопила Катерина Ивановна. Всякая черточка дрожала в ее совсем исказившемся лице.
2.1. Психологизм Ф.М. Достоевского в создании женских образов.
Одна из главных притягательных черт художественной литературы – ее способность раскрыть тайны внутреннего мира человека, выразить душевные движения так точно и ярко, как этого не сделать человеку в повседневной жизни. В психологизме один из секретов долгой исторической жизни литературы прошлого: говоря о душе человека, она говорит с каждым читателем о нем самом.
Не секрет, что одним из способов создания образов в художественном произведении является портретная характеристика героев, через которую раскрываются отдельные стороны творческой индивидуальности писателя, особенности его метода. Портретная характеристика используется писателями по-разному. Благодаря этому создается неповторимость, своеобразие психологических стилей таких писателей-психологов, как Лермонтов, Тургенев, Л. Толстой, Чехов, Горький.
Достоевский и его творчество представляют собой целую эпоху в русской художественной литературе и до сих пор вызывают интерес исследователей.
Вырезано.
ссылка скрыта .
В книге С.М. Соловьева «Изобразительные средства в творчестве Ф.М. Достоевского» 9 исследуются художественные особенности творчества Достоевского. Автор раскрывает своеобразие, самобытную и целостную систему изобразительных средств Достоевского, вытекающую из логики рисуемых им характеров. В работе прослеживается роль пейзажа, цвета, света, звука как существенных компонентов художественной формы. Исследователь отмечает своеобразие портретного искусства Достоевского.
А.Б. Есин в книге «Психологизм в русской классической литературе» 10 подчеркивает своеобразие психологизма Достоевского, останавливается на том, как создается психологическая атмосфера, как строится портрет героев. Есин рассматривает портрет как бы под микроскопом, т.е. анализирует каждую деталь (словесные особенности, лексику).
На наш взгляд, художественной манере Ф.М. Достоевского присуща индивидуализация, что проявляется в портретной характеристике.
Обобщая все вышесказанное, можно сделать вывод о том, что психологизм Ф.М. Достоевского своеобразен. В первую очередь надо отметить, что внутренний мир предстает в особом ракурсе: мы почти не видим у Достоевского изображения нейтральных, обычных психологических состояний - душевная жизнь изображена в ее проявлениях, в момент наибольшей психологической напряженности. Герой всегда на грани нервного срыва, истерики, внезапности исповеди, бреда. Достоевский показывает нам внутреннюю жизнь человека в те моменты, когда максимально обострены мыслительные способности и чуткость эмоциональных реакций, когда внутреннее страдание почти невыносимо.
Для Достоевского – мастера психологического анализа – характерен показ героя во взаимодействии как внутренних чувств, так и внешних их проявлений. С особым мастерством художник сумел это передать через портретные характеристики женских образов.
2.2. Концепция женственности в романе Ф.М. Достоевского «Братья Карамазовы»
Обращение Ф.М. Достоевского к женской теме вписывается в контекст русской и западноевропейской литературы. На создание образов героинь писателя также оказали влияние национальные традиции России, культ женственности славян, полемика между «феминистами» и «антифеминистами». Результатом творческих исканий писателя стали персонажи, которые воплощали онтологическое, философское и социальное осмысление женского характера.
Выявленное внимание исследователей к фольклорным и мифологическим основам женских образов Достоевского, рассмотрение его героинь в контексте православной культуры, а также изучение двойственной, иррациональной сущности их характеров позволяет говорить о сложившейся в современном литературоведении тенденции в интерпретации женских образов писателя как синтезе мифологического, христианского и психологического начал.
Вырезано.
Для приобретения полной версии работы перейдите по ссылка скрыта .
Система женских персонажей в романе Ф.М. Достоевского «Братья Карамазовы» представляет собой богатый материал для исследователей. Это связано в первую очередь с противоречивостью внутреннего облика, двойничеством, «широкостью» русской натуры центральных героинь. Мы рассмотрим далее этот аспект на примере Грушеньки Катерины Ивановны.
Тем не менее, несомненно, что центральное место в романе занимает образ Грушеньки. Именно она играет ключевую роль, влияет на зарождение, развитие и крушение идеи героя-мужчины (Дмитрий Карамазов).
В этой связи можно отметить, что по сравнению с более ранним творчеством писателя, в романе «Братья Карамазовы» прослеживается следующая тенденция. Происходит кардинальная перестановка женских персонажей: матери отходят на второй план, их место занимают женщины как сексуальные объекты. Это связано с тем, что последние, обладая сложными и противоречивыми характерами, задают широкий диапазон эмоций, необходимый автору для создания атмосферы напряжения в сюжете и актуализации поднимаемых в романах проблем. Живой тому пример – опять-таки, образ Грушеньки.
Все персонажи романов Достоевского ставятся автором в экстремальные ситуации, а автор потом «наблюдает» за их поведением. Женские образы - не исключение. Почти все эти образы - образы натур и характеров довольно сильных, но искалеченных окружающим злом и своими личными грехами. Интересно, что выход часто у героинь предлагается там, где они его не видят. Например, Грушенька хочет идти за Митей в каторгу, но ревнует к Катерине Ивановне. Роман «Братья Карамазовы» остался незаконченным, но мы осмелимся предположить, что в этой связи вряд ли Грушеньку ждет счастливый конец.
С учетом того, что в сюжете произведения главную оппозицию составляют Катерина Ивановна и Грушенька, то именно их образы находятся в центре нашего исследования.
Однако нельзя будет обойти вниманием еще один яркий женский образ романа – образ Лизы Хохлаковой.
2.3. Противоречивость центральных женских образов романа
Центральное место в романе Ф.М. Достоевского «Братья Карамазовы» занимают два антагонистических образа - образ Грушеньки Светловой и образ Катерины Ивановны. Оба они принадлежат к типу «гордой» женщины и схожи противоречивостью внутреннего облика, неким двойничеством, «широкостью» натуры.
Ф.М. Достоевский не раз выражал идею о сочетании в женщине «идеала мадоннского» и «идеала содомского» 11 . Эта идея характерна и для центральных женских персонажей романа «Братья Карамазовы». Проанализируем их более подробно.
Прототипом образа Грушеньки послужила знакомая Достоевских Агриппина Ивановна Меньшова, которую, как и героиню романа, обманул бросивший ее жених-поручик. Достоевские принимали участие в судьбе Меньшовой.
Вырезано.
Для приобретения полной версии работы перейдите по ссылка скрыта .
Сама Грушенька характеризует себя как «скупую», «злющую», «яростную» бабу», «скверную и самовластную». Эти качества наиболее полно предстают в сцене, когда Грушенька приходит в гости к Катерине Ивановне. Взаимный обмен любезностями по мере раскрытия истинных замыслов Грушеньки относительно Мити переходит в крупную ссору. В конце концов, Грушенька в последний момент язвительно отказывается поцеловать ручку Катерине Ивановне, на что она прогоняет «мерзавку» вон.
Для прекрасной Грушеньки старик Карамазов всего лишь брызгающий слюной шут. Он завещает ей причитающуюся Дмитрию часть наследства. Он бродит по комнатам, одурев от желания. Но Грушенька не уступает ему, как не уступает и влюбленному в нее Дмитрию. Она смеется и над отцом, и над сыном. Идут дни, и взаимная ненависть мужчин растет.
Женщина, завладевшая Дмитрием и его отцом, превратила их в рабов своих желаний. «Красота - это страшная и ужасная вещь!» - заявляет Дмитрий. Да, потому что власть красоты над мужчинами равна, а подчас и сильнее, чем власть мысли. Эротическое безумие Карамазовых сродни политическому безумию Бесов. В обоих случаях пренебрежение нравственными законами ведет к разврату и убийству.
«А Митьку, - говорит отец, - я раздавлю, как таракана». И Дмитрий говорит об отце: «Я ведь не знаю, не знаю,.. Может быть, не убью, а может, убью...» 12 .
Из этого можно сделать вывод, что героиня Достоевского принадлежат также к типу «роковой» женщины в русской литературе. Он представляет собой основные черты типа действительно инфернальной, демонической женщины, об одном взгляде которой герой Достоевского скажет: «Так меня тут и прожгло!».
Наиболее полно сущность этой роковой героини раскрывается в главе романа «Луковка». Читатель узнает авторскую характеристику Грушеньки: «В четыре года из чувствительной, обиженной и жалкой сироточки вышла румяная, полнотелая русская красавица, женщина с характером смелым и решительным, гордая и наглая, понимавшая толк в деньгах, приобретательница, скупая и осторожная, правдами иль неправдами, но уже успевшая, как говорили про неё, сколотить свой собственный капиталец».
Тогда же мы узнаем и о том трагическом событии, которое и привело к тому, что Грушенька стала злой и расчетливой – о несчастной любви к польскому офицеру. В этой главе она рассказывает легенду о луковке, центральный персонаж которой - злая баба - отказывается от милосердия и добра. Луковка здесь – возможность спасения через милосердие и любовь, но ещё не само спасение; милосердие должно быть направлено на других людей, поэтому когда человек отворачивается от мира и замыкается в своём эгоизме, он отказывается от спасения и добра. Для Грушеньки же злость является своеобразной точкой отсчёта, её душа может повернуться и к добру, и к злу.
Таким образом, легенда помогает сделать выбор между добром и злом. Грушенька, отождествляя себя со злой старухой, тем самым делается добрее, возвышается до христианского идеала, прощая жестокую обиду и отказываясь от возможности осудить обидчика. Она становится своеобразной точкой отсчёта новой жизни, движения к любви и истине, даёт толчок к духовному обновлению, к достижению высших христианских истин «на веки веков».
Именно в этой главе романа Грушенька предстает нам в совершенно другой роли. Благодаря разговору с Алешей Карамазовым, она понимает, что простила своего обидчика. Таким образом, открывается способность ее души к состраданию и прощению, и именно прощение обидчика (является толчком к тому, что в будущем Грушенька возьмёт на себя вину за всё случившееся с Митей, поймёт (не умом, но сердцем), что «воистину всякий пред всеми за всех и за всё виноват», и таким образом достигнет высшей христианской истины.
Алёша Карамазов поражается перемене в Грушеньке. «Он встречал её до вчерашнего дня мало, составил об ней устрашающее понятие, а вчера так страшно был потрясён её злобною и коварною выходкой против Катерины Ивановны и был очень удивлён, что теперь вдруг увидал в ней совсем как бы иное и неожиданное существо. И как ни был он придавлен своим собственным горем, но глаза его невольно остановились на ней со вниманием. Все манеры её как бы изменились тоже со вчерашнего дня совсем к лучшему: не было этой вчерашней слащавости в выговоре почти вовсе, этих изнеженных и манерных движений... всё было просто, простодушно, движения её были скорые, прямые, доверчивые, но была она очень возбуждена» 13 .
Эта перемена вновь указывает на неоднозначность характера героини.
Образ Грушеньки – это и образ грешницы, стоящей на распутье между нравственными угрызениями, связывающими ее с прошлым, и настоящим, к которому призывает новая, чистая любовь.
Поворотной точкой к этому образу становится встреча Грушеньки с отставным польским офицером, её первой любовью. Глубочайшее разочарование зрелой женщины в том, кого она полюбила, будучи совсем девочкой, порождает в душе Грушеньки раскаяние в своём поведении и пробуждает чувства к Дмитрию. Всё это особенно усиливает арест Дмитрия и известие о том, что он обвиняется в убийстве отца. Грушенька справедливо считает себя ответственной за всё, что произошло, но, несмотря ни на что, верит Дмитрию, решив разделить с ним его судьбу. Таким образом, Грушенька находит в себе силы, чтобы порвать с прошлым и соединиться с Митей в любви и страдании.
Исследователями творчества Достоевского замечено, что Грушенька претерпевает в романе метаморфозу, ведущую ее «многогрешную» душу на путь покаяния и нравственного обновления. В этой связи упоминается Мария Египетская, великая грешница и «блудница», долгим искусом и страданием снискавшая себе венец святости.
Первые рецензенты романа, делая прогнозы о дальнейшем развитии сюжета, отводили Грушеньке существенное место: «Что автор разовьет далее и создаст на подготовленной им почве - неизвестно, но из нескольких обстоятельств можно вывести заключение, что он готовит для читателей ужасную драму, в которой одну из главных ролей придется играть Грушеньке» («Сын отечества», 1879, 28 марта).
В неосуществленном продолжении романа, где должна была развернуться судьба Алеши Карамазова, Грушеньке отводилась важная роль. Как записала немецкая исследовательница Н.Гофман в 1889 году со слов вдовы писателя, Алеша, женившись на Лизе, покидает ее «ради прекрасной грешницы Грушеныси, которая пробуждает в нем карамазовщину».
Стоит отметить, что для Достоевского это становится вполне традиционным способом утверждения нравственной чистоты в лице женщины по представлениям обыденной морали и ханжеского миропонимания недостойной и падшей: это и Сонечка Мармеладова в «Преступлении и наказании», и Настасья Филипповна в «Идиоте» - их подлинность, их искренность, глубину чувств (ибо их коснулось страдание) Достоевский противопоставляет наигранности и легковесности «хороших» барышень.
Обратимся теперь к образу соперницы Грушеньки за сердце Дмитрия Карамазова – Катерине Ивановне, которая как раз и является «хорошей барышней». Она – богатая дворянка, полковничья дочь, порядочная, красивая, умная и богатая.
Вырезано.
Для приобретения полной версии работы перейдите по ссылка скрыта .
Но особо в романе отмечается ее гордость и великодушие. В сцене, когда она приходит к Дмитрию за деньгами, чтобы спасти своего отца, Димтрий отмечает «Ведь красавица. Да не тем она красива тогда была. Красива была она тем в ту минуту, что она благородная, а я подлец, что она в величии своего великодушия и жертвы своей за отца, а я клоп».
Спустя три месяца Катерина Ивановна, получив богатое наследство от родственницы-генеральши, сама себя предложила в невесты Дмитрию. Однако Дмитрий, по сути являющийся ее «женихом», отказывается от любви Катерины Ивановны в пользу Грушеньки. Он говорит, что «она свою добродетель любит, а не меня», из благодарности жизнь и судьбу свою изнасиловать хочет». В ответ на просьбу брата передать Катерине, что он любит другую и «кланяется», Алеша говорит: «Катерина Ивановна все поймет… поймет всю глубину во всем этом горе и примирится. У нее высший ум, потому что нельзя быть несчастнее тебя, она увидит сама». Дмитрий же пророчески замечает, что с этим никакой женщине нельзя примириться.
Поначалу Катерина Ивановна действительно великодушно принимает эту новость: «Я поставила во всем этом одну только цель: чтоб он знал к кому воротиться и кто его самый верный друг». И даже нанесенная соперницей обида в сцене, когда Грушенька не поцеловала ей ручку, не лишает ее благородства и снисходительности по отношению к Дмитрию.
«Если даже он и женится на той… твари (начала она торжественно), которой я никогда, никогда простить не могу, то я все таки не оставлю его!» От этих пор я уже никогда, никогда не оставлю его!.. я всю жизнь, всю жизнь мою буду следить за ним не уставая. Когда же он станет с тою несчастен, а это непременно и сейчас же будет, то пусть придет ко мне и он встретит друга, сестру…» 14 .
Несомненно, что в образе Катерины есть порядочность и человечность. Достаточно вспомнить эпизоды, где она помогала бедным людям. Однако она скорее строгая и принципиальная. Еще одной ее отличительной чертой является гордость. Именно она и подтолкнула ее к поступку на суде.
Тем не менее Катерина Ивановна, как и её полная тёзка Катерина Ивановна Мармеладова из «Преступления и наказания», как и многие героини Достоевского, нервную систему имеет совершенно далёкую от идеала. Как уже говорилось выше, одна из самых драматично-напряжённых сцен романа - встреча Катерины Ивановны и Грушеньки Светловой. Первая, поддавшись чарам второй и поверив поначалу, что та пришла к ней с дружбой, растрогалась, взялась расхваливать при Алёше гостью в глаза и даже ручку ей в припадке восторга трижды поцеловала. В ответ Грушенька её страшно унизила и надсмеялась над ней в глаза, тоже при Алёше. С Катериной Ивановной случился нервический припадок: она даже кинулась на соперницу с кулаками, потом рыдала до спазм в горле, а затем, выпроваживая невольного свидетеля её позора Алёшу, весьма многозначительно выкрикнула-заявила, словно намекая на самоубийство: «Не осудите, простите, я не знаю, что с собой ещё сделаю!» В другой раз, опять же Алёше, Катерина Ивановна заявила уже непреложно и впрямую, что если и Иван её бросит-оставит, как некогда Дмитрий, она - «убьёт себя». А между тем, именно показания Кати, предъявленное ею «пьяное» письмо Мити с угрозами убить отца и способствовали осуждению Мити, но когда она приходит к нему в тюрьму, то вдруг признаётся, что по-прежнему безумно любит его, Митю…
Так любовь Катерины Ивановны, из страха перед Митиным презрением, оборачивается ненавистью и предательством. Любовь к человеку становится невозможной, зато тем возможнее становится любовь к абстракции, идее, как эманации собственного «я». В этом смысле становится возможной даже и «любовь к человеку». Митя скажет Алеше про Катерину Ивановну: «Ты думаешь, она нарочно эту ручку первая поцеловала у Грушеньки, с расчетом хитрым? Нет, она взаправду, она взаправду влюбилась в Грушеньку, то есть не в Грушеньку, а в свою же мечту, в свой бред,– потому-де что это моя мечта, мой бред!» 15 . В этом смысле можно даже и жизнь принести в жертву другому, но не для его счастья, а для своей «правоты».
И счастьем можно пожертвовать ради своего «я», влюбившись в свою идею счастья другого. Такова и Катерина Ивановна Верховцева. Она любят себя и требуют платы за свою любовь. «Я добьюсь того,– восклицает Катерина Ивановна,– я настою на том, что, наконец, он узнает меня и будет передавать мне все, не стыдясь!.. Я буду богом его, которому он будет молиться,– и это по меньшей мере он должен мне за измену свою и за то, что я перенесла через него вчера. И пусть же он видит во всю свою жизнь, что я всю жизнь мою буду верна ему и моему данному ему раз слову, несмотря на то, что он был неверен и изменил. Я буду... Я обращусь лишь в средство для его счастия (или как это сказать), в инструмент, в машину для его счастия, и это на всю жизнь, на всю жизнь, и чтоб он видел это впредь всю жизнь свою!» 16 .
Это еще одна страстная героиня произведения. С одной стороны она готова всю свою жизнь принести в жертву Мите Карамазову за его благородный поступок. И на протяжении почти всего повествования она уверяет себя и других, что любит своего жениха. Однако ее чувства надуманны. Судя по всему, она так до конца и не решила, кого она из двух братьев всё же любит по-настоящему - не головой, а сердцем.
Иван Карамазов, влюбленный в Катерину Ивановну, скажет про ее любовь к Дмитрию: «Вы именно любите его таким, каким он есть, вас оскорбляющим его любите. Если б он исправился, вы его тотчас забросили бы и разлюбили вовсе. Но вам он нужен, чтобы созерцать беспрерывно ваш подвиг верности и упрекать его в неверности. И все это от вашей гордости. О, тут много принижения и унижения, но все это от гордости…» 17 .
В конце концов, поймет это и сама Катерина, поймет, что на самом деле по-настоящему любит она не Дмитрия, а Ивана Карамазова. Именно поэтому в последний момент она и выступит на суде с показаниями против него.
«Это была та же самая стремительная Катя, которая кинулась тогда к молодому развратнику, чтобы спасти отца; та же самая Катя, которая давеча, пред всею этою публикой, гордая и целомудренная, принесла себя и девичий стыд свой в жертву, рассказав про «благородный поступок Мити», чтобы только лишь сколько нибудь смягчить ожидавшую его участь. И вот теперь точно так же она тоже принесла себя в жертву, но уже за другого, и может быть только лишь теперь, только в эту минуту, впервые почувствовав и осмыслив вполне, как дорог ей этот другой человек!» 18 . «И только из гордости она сама привязалась к нему (Дмитрию) тогда любовью, истерическою и надорванною, из уязвленной гордости, и эта любовь походила не на любовь, а на мщение».
Вырезано.
Для приобретения полной версии работы перейдите по ссылка скрыта .
2.4. Образ Lise: от «бесёнка» к «мученице»
Исследователи отводят Лизе (или Lise, как чаще всего называет ее в романе автор) самую скромную роль. Однако нам представляется, Лиза занимает особую, самостоятельную позицию, принципиально важную для смысла романа.
Лиза является одним из самых загадочных персонажей. Не принимая практически никакого участия в развитии сюжета (что, как правило, является функцией второстепенных и эпизодических персонажей), она получает информацию практически обо всем происходящем, ей предоставлена возможность высказаться в полную силу, ее внутренний мир исследуется подробно и глубоко, подробно прослеживается эволюция ее характера, ее взгляда на мир. В отличие от Ракитина, г-жи Хохлаковой и других второстепенных персонажей Лиза не шарж, не пародия; отношение к ней автора абсолютно серьезно.
Вырезано.
Для приобретения полной версии работы перейдите по ссылка скрыта .
Лиза чувствует Иваново презрение к тому злу, которое в ее душе, и знает, что в его душе – то же зло. Потому и обращается к нему, что это именно тот человек, который может ее истерзать и измучить, сделать несчастною.
Так от светлой любви и желания счастья Лиза приходит к любви-надрыву, любви-ненависти, страданию. «А все остальные пусть казнят меня и раздавят ногой, все, все, не исключая никого! Потому что я не люблю никого. Слышите, ни-ко-го! Напротив, ненавижу!» 19
Такая потеря ценностных ориентиров указывает на иронию, которую вносит в роман героиня. Она говорит о том, что люди всегда любят преступление: «Знаете, в этом все как будто когда-то условились лгать и все с тех пор лгут. Все говорят, что ненавидят дурное, а про себя все его любят... Послушайте, теперь вашего брата судят за то, что он отца убил, и все любят, что он отца убил» 20 .
То, что для Алеши минутный кризис, Лизой воспринимается как состояние мира. Лизе все гадко, она жить не хочет, но если жить в этом мире без правды и Бога,– то по законам этого мира или, вернее, по законам не признающего законов «я». Мало того, Лиза хочет себя разрушать: «Я убью себя, потому что мне все гадко! Я не хочу жить, потому что мне все гадко!» 21 . При этом отмечается ее необычная серьезность.
Алеша объясняет причину психологического состояния Lise, тем, что в Лизином кризисе виновата не болезнь, а выздоровление – «идеи» лезут в голову, освободившуюся от своих и чужих насущных бед и забот.
Однако, и познавши ироническое стремление к разрушению и небытию, Лиза остается неразлучна с Алешей: «Мне только ваших слез надо. А все остальные пусть казнят меня и раздавят ногой, все, все, не исключая никого!» 22 . Все это, свидетельствуя о их необыкновенной близости.
В Лизе отрицание доходит до высшей точки, принимая все следствия укусившей свой хвост «самости» – вплоть до «если нет Бога, то нет и меня».
Лиза знает грех и хочет греха, но знает об осуждении и наказании и хочет осуждения и наказания. Лиза не возносится, не гордится; напротив, ощущает себя «хуже всех», хочет «быть в презрении».
Вырезано.
Для приобретения полной версии работы перейдите по
