Роман «Что делать?» Чернышевский написал в 1862 – 1863 годах. Произведение создано в рамках литературного направления «социологический реализм». Историки литературы относят роман к жанру утопии.
Центральной сюжетной линией книги является любовная история с положительным концом. Параллельно в произведении затрагиваются социальные, экономические и философские идеи того времени, темы любви, отношений отцов и детей, просвещения, важности человеческой силы воли. Кроме того, в романе есть множество намеков на грядущую революцию.
Главные герои
Вера Павловна Розальская – целеустремленная, свободолюбивая девушка, «с южным типом лица» . Мыслила по-новому, не хотела быть просто женой, а заниматься своим делом; открыла швейные мастерские.
Дмитрий Сергеич Лопухов – медик, первый муж Веры Павловны. После инсценированного самоубийства взял себе имя Чарльз Бьюмонт.
Александр Матвеич Кирсанов – друг Лопухова, талантливый медик, второй муж Веры Павловны.
Другие персонажи
Марья Алексевна Розальская – мать Веры Павловны, очень предприимчивая женщина, которая во всем и всегда искала выгоду.
Павел Константиныч Розальский – управляющий домом Сторешниковых, отец Веры Павловны.
Михаил Иванович Сторешников – «видный и красивый офицер» , ловелас, сватался к Вере Павловне.
Жюли – француженка, женщина со сложным прошлым, нашла себе русского возлюбленного, помогала и симпатизировала Вере.
Мерцалов Алексей Петрович – хороший знакомый Лопухова, священник, обвенчавший Лопухова и Веру.
Мерцалова Наталья Андреевна – жена Мерцалова, а затем подруга Веры.
Рахметов – приятель Лопухова, Кирсанова, был прямолинеен, со смелыми взглядами.
Катерина Васильевна Полозова – жена Бьюмонта (Лопухова).
Василий Полозов – отец Катерины Васильевны.
I. Дурак
«Поутру 11 июля 1856 года прислуга одной из больших петербургских гостиниц у станции московской железной дороги была в недоумении». Накануне, в 9 часов вечера у них остановился некий господин. Утром он не отозвался. Выломав двери, нашли записку: «Ухожу в 11 часов вечера и не возвращусь. Меня услышат на Литейном мосту, между 2 и 3 часами ночи. Подозрений ни на кого не иметь».
Полицейский рассказал, что ночью на мосту послышался пистолетный выстрел и нашли простреленную фуражку пропавшего господина. Сплетники решили, что он это сделал, так как «просто дурак» .
II. Первое следствие дурацкого дела
В то же утро в 12-м часу молодая дама шила и вполголоса напевала французскую песенку. Ей принесли письмо, которое довело ее до слез. Вошедший в комнату молодой человек прочел письмо: «Я смущал ваше спокойствие. Я схожу со сцены. Не жалейте; я так люблю вас обоих, что очень счастлив своею решимостью. Прощайте». У него затряслись руки. Женщина воскликнула: «На тебе его кровь!» , «И на мне его кровь!» .
III. Предисловие
Автор рассуждает о том, что «употребил обыкновенную хитрость романистов: начал повесть эффектными сценами, вырванными из средины или конца ее» . Он размышляет о том, что среди его публики есть доля людей, которых он уважает – «добрые и сильные, честные и умеющие» , поэтому ему «еще нужно» и «уже можно» писать.
Глава 1. Жизнь Веры Павловны в родительском семействе
I
Вера Павловна выросла в многоэтажном доме на Гороховой, который принадлежал Сторешниковым. Розальские – управляющий домом Павел Константиныч, его жена Марья Алексевна, дочь Вера и «9-летний сын Федя» жили на 4-м этаже. Павел Константиныч также служил в департаменте.
С 12 лет Верочка ходила в пансион, занималась с фортепьянным учителем. Она хорошо шила, поэтому вскоре обшивала всю семью. Из-за смуглой, «как у цыганки» кожи, мать называла ее «чучелой» , поэтому Вера привыкла считать себя дурнушкой. Но через какое-то время мать перестала водить ее чуть не в лохмотьях, а начала наряжать, надеясь найти дочери богатого мужа. В 16 лет Верочка принялась сама давать уроки.
К девушке решил свататься начальник Павла Константиныча, однако слишком долго собирался. Вскоре к Розальским начал ходить хозяйский сын Сторешников, много внимания стал уделять Верочке. Чтобы устроить их брак, Марья Алексевна даже взяла дорогие билеты в оперу в ту же ложу, где был и сын хозяйки с друзьями, они что-то бурно обсуждали на французском. Верочке было неловко и она, сославшись на головную боль, ушла раньше.
II
Михаил Иваныч ужинал с другими кавалерами в модном ресторане. Среди них была одна дама – мадмуазель Жюли. Сторешников сказал, что Вера его любовница. Жюли, видевшая Веру в опере, отметила, что она «великолепна» , но явно не любовница Михаила – «он хочет купить ее» .
III
Когда на следующий день к Розальским пришел Сторешников, Вера намеренно говорила с ним по-французски, чтобы мать ничего не поняла. Она сказала, что знает – вчера он решил «выставить» ее своим приятелям как любовницу. Вера попросила не бывать у них и поскорее уйти.
IV
Жюли вместе со Сторешниковым приехали к Вере, так как даме нужна была учительница фортепьяно для ее племянницы (но это был лишь выдуманный повод). Жюли рассказала Марье Алексевне, что Михаил заключал с друзьями на Веру пари.
V – IX
Жюли считала Веру хорошей пассией для Сторешникова: «женитьба на ней несмотря на низкость ее происхождения и, сравнительно с вами, бедность, очень много двинула бы вперед вашу карьеру» . Жюли советовала и Вере стать женой Сторешникова, чтобы избавиться от преследований матери. Но Сторешников был Вере неприятен.
После некоторых раздумий Сторешников действительно посватался. Родители Веры обрадовались, но сама девушка сказала, что не хочет замуж за Михаила. Однако Сторешников все же выпросил, чтобы вместо отказа ему дали отсрочку ответа. Приходя к девушке в гости, Михаил «был с нею послушен, как ребенок» . «Так прошло три-четыре месяца».
Глава 2. Первая любовь и законный брак
I
Чтобы подготовить младшего брата Веры к поступлению в гимназию, отец нанял медицинского студента Лопухова. Во время уроков 9-летний Федя рассказал учителю все о Вере и ее потенциальном женихе.
II
Лопухов не жил на казенном содержании, а потому не голодал и не холодал. С 15 лет он давал уроки. Лопухов снимал со своим другом Кирсановым квартиру. В ближайшем будущем он должен был стать ординатором (врачом) в одном из «петербургских военных гошпиталей» , скоро получить кафедру в Академии.
III – VI
Марья Алексевна пригласила Лопухова на «вечерок» – на день рождения дочери. На вечере во время танцев Лопухов разговорился с Верой. Он пообещал помочь ей «вырваться из этого унизительного положения», связанного с грядущей свадьбой.
По окончании вечера Верочка думала о том, как странно, что они говорили впервые «и стали так близки» . Она влюбилась в Лопухова, еще не догадываясь, что ее чувства взаимны.
VII – IX
Как-то, чтобы окончательно проверить Лопухова, нет ли у него видов на Веру, Марья Алексевна подслушала разговор Веры и Дмитрия. Она услышала, как Лопухов рассказывал Вере, что холодные практические люди правы: «человеком управляет только расчет выгоды» . Девушка же ответила, что вполне с ним согласна. Лопухов советовал ей выходить замуж за Михаила Иваныча. Услышанное полностью убедило Марью Алексевну, что беседы с Дмитрием Сергеичем полезны для Верочки.
X – XI
Лопухов и Вера знали, что за ними следят. По просьбе Веры Лопухов подыскивал ей место гувернантки. Кирсанов помог найти нужный вариант.
XII. Первый сон Верочки
Вере приснилось, что она заперта в сыром темном подвале. Вдруг дверь растворилась, и она оказалась в поле. Ей начало сниться, будто она разбита параличом. К ней кто-то прикоснулся, и ее болезнь прошла. Вера увидела, что по полю шла красивая девушка с меняющейся внешностью – англичанки, француженки, немки, полячки, русской и настроение ее постоянно менялось. Девушка представилась невестой ее женихов и попросила называть ее «любовью к людям» . Затем Вере приснилось, что она идет по городу и освобождает запертых в подвале девушек и лечит девушек, разбитых параличом.
XIII – XVI
Женщина, к которой Верочка должна была пойти в гувернантки, отказала, так как не хотела идти против воли родителей девушки. Расстроенная Вера думала о том, что если будет совсем тяжело, то она выбросится в окно.
XVII – XVIII
Вера и Дмитрий решают пожениться, обсуждают дальнейшую жизнь. Девушка хочет зарабатывать собственные деньги, чтобы не быть рабой мужа. Она хочет, чтобы они жили как друзья, у них были отдельные комнаты и общая гостиная.
XIX – XIX
Пока у Лопухова были дела, Вера жила дома. Как-то она вышла с матерью до Гостиного двора. Неожиданно девушка сказала матери, что повенчалась с Дмитрием Сергеичем, села к первому попавшемуся извозчику и сбежала.
XX- XIV
За три дня до этого они действительно повенчались. Лопухов договорился, чтобы их повенчал его знакомый Мерцалов. Он вспомнил, что в церкви целуются и, чтобы там не было слишком стыдно, они поцеловались заранее.
Сбежав от матери, Вера поехала в найденную Лопуховым для них квартиру. Лопухов сам съездил к Розальским и успокоил их относительно случившегося.
Глава 3. Замужество и вторая любовь
I
«Дела Лопуховых шли хорошо». Вера давала уроки, Лопухов работал. Хозяева же, у которых жили супруги, были удивлены их укладом – как будто они не семья, а брат и сестра. Лопуховы входили друг к другу только стучась. Вера же считала, что это только способствует крепкому браку и любви.
II
Вера Павловна открыла швейную мастерскую. Жюли помогла найти ей клиенток. Съездив к родителям, она, возвращаясь домой, не понимала, как могла жить в «таких гадких стеснениях» и «вырасти с любовью к добру» .
III. Второй сон Веры Павловны
Вере приснилось, что по полю ходили ее муж и Алексей Петрович. Лопухов говорил другу, что есть «чистая грязь» , «реальная грязь» , из которой вырастает колос. А есть «гнилая грязь» – «фантастическая грязь» , из которой нет развития.
Затем приснилась ей мать. Марья Алексевна со злобой в голосе говорила, что заботилась о куске хлеба для дочери и, если бы она не была злой, дочь не была бы доброй.
IV
«Мастерская Веры Павловны устроилась». У нее сначала было три швеи, которые затем нашли еще четырех. За три года их мастерская только развивалась и расширялась. «Года через полтора почти все девушки уже жили на одной большой квартире, имели общий стол, запасались провизиею тем порядком, как делается в больших хозяйствах».
V – XVIII
Как-то после прогулки Дмитрий Сергеич сильно заболел воспалением легких. Кирсанов с Верой дежурили у постели больного, пока тот не выздоровел. Кирсанов был уже давно влюблен в Веру, поэтому до болезни друга очень редко бывал у них.
И Кирсанов, и Лопухов «грудью, без связей, без знакомств пролагали себе дорогу» . Кирсанов был медик, «уже имел кафедру» и был известен как «мастер» своего дела.
Находясь у Лопуховых во время болезни друга, Кирсанов понимал, что «ступает на опасную для себя дорогу» . Несмотря на то, что привязанность к Вере возобновилась с большей силой, ему удавалось с ней справляться.
XIX. Третий cон Веры Павловны
Вере приснилось что она читает собственный дневник. Из него она понимает, что любит Лопухова за то, что он «вывел ее из подвала» . Что прежде она не знала потребности тихого, нежного чувства, которого нет в муже.
ХХ – XXI
У Веры появилось предчувствие, что она не любит мужа. Лопухов начал думать о том, что не «удержит за собою ее любви» . Проанализировав последние события, Лопухов понял, что между Кирсановым и Верой зародились чувства.
XXII – XXVIII
Лопухов попросил Кирсанова бывать у них чаще. Вера осознала свою страсть к Кирсанову и написала записку мужу с извинениями о том, что любит Александра. На следующий день Лопухов уехал к родственникам в Рязань.Через полтора месяца вернулся, пожил три недели в Петербурге, а затем уехал в Москву. Он уехал 9 июля, а 11 июля «поутру произошло недоумение в гостинице у станции московской железной дороги» .
XXIX – XXX
Знакомый Лопуховых Рахметов вызвался помочь Вере. Он знал о планах Лопухова и передал записку, где тот писал, что собирается «сойти со сцены» .
У Рахметова было прозвище Никитушка Ломов по имени бурлака, ходившего по Волге, «гиганта геркулесовой силы» . Рахметов много работал над собой и приобрел «непомерную силу» . Он был достаточно резок и прямолинеен в общении. Как-то даже спал на гвоздях, чтобы проверить свою силу воли. Автор считает, что такими людьми, как Рахметов, «расцветает жизнь всех; без них она заглохла бы» .
XXXI
Глава 4. Второе замужество
I – III
Берлин, 20 июля 1856. Письмо Вере Павловне от «отставного медицинского студента» в котором он передает слова Дмитрия Сергеича. Лопухов понимал, что их отношения с Верой уже не будут, такими, как прежде, размышлял над своими ошибками и говорил, что его место должен занять Кирсанов.
IV – XIII
Вера счастлива с Кирсановым. Они вместе читают и обсуждают книги. Как-то во время беседы Вера высказалась, что «организация женщины едва ли не выше, чем мужчины» , что женщины сильнее и выносливее мужчин.
Вера предположила, что «нужно иметь такое дело, от которого нельзя отказаться, которого нельзя отложить, – тогда человек несравненно тверже» . Вера привела в пример Рахметова, для которого общее дело заменяло личное, тогда как им, Александру и Вере, нужна только личная жизнь.
Чтобы быть равной мужу во всем, Вера занялась медициной. На тот момент еще не было женщин-медиков и для женщины это было делом компрометирующим.
XIV
Вера и Александр отмечают, что со временем их чувства только становятся сильнее. Кирсанов считает, что без жены он бы давно перестал расти в профессиональной сфере.
XVI. Четвертый сон Веры Павловны
Вере приснилось покрытое цветами поле, цветущие кустарники, лес, роскошный дворец. Вере показывают трех цариц, богинь которым преклонялись. Первую – Астарту, которая была рабыней мужа. Вторую – Афродиту, которую возносили только как источник наслаждения. Третью – «Непорочность» , показав рыцарский турнир и рыцаря, который любил недоступную даму сердца. Рыцари любили своих дам только до тех пор, пока они не становились их женами и подданными.
Проводница Веры сказала, что царства тех цариц падают, и теперь пришло ее время. Вера понимает, что проводницей и новой царицей является она сама. Проводница говорит, что ее можно выразить одним словом – равноправность. Вера видит во сне Новую Россию, где люди счастливо живут и трудятся.
XVII
Новая мастерская Веры через год «уж совершенно устроилась» . Первой мастерской управляет Мерцалова. Вскоре они открыли магазин на Невском.
XVIII
Письмо Катерины Васильевны Полозовой. Она пишет, что познакомилась с Верой Павловной и в восторге от ее мастерской.
Глава 5. Новые лица и развязка
I
Полозова была многим обязана Кирсанову. Ее отец был «отставной ротмистр или штаб-ротмистр» . После отставки он начал заниматься предпринимательством и вскоре создал «изрядный капитал» . Его жена умерла, оставив ему дочь Катю. Со временем капитал его достигал уже нескольких миллионов. Но в какой-то момент он поссорился с «нужным человеком» и в 60 лет остался нищий (по сравнению с недавним, в остальном он жил хорошо).
II – V
Когда Кате было 17 лет, она неожиданно начала худеть и слегла. Как раз за год до венчания с Верой Кирсанов был среди врачей, которые занимались здоровьем Кати. Александр догадался, что причина нездоровья девушки – несчастная любовь.
«Женихи сотнями увивались за наследницею громадного состояния». Полозов сразу заметил, что Соловцов понравился дочери. Но это был «очень дурной человек» . Полозов как-то сказал Соловцову колкость, тот стал у них редко бывать, но начал слать Кате безнадежные письма. Перечитывая их, она нафантазировала любовь и занемогла.
VI – VIII
На очередном врачебном консилиуме Кирсанов сказал, что болезнь Полозовой неизлечима, поэтому ее страдания нужно прекратить приемом смертельной дозы морфия. Узнав об этом, Полозов разрешил девушке делать то, что она хочет. Через три месяца была назначена свадьба. Вскоре девушка сама поняла свою ошибку и разорвала помолвку. Ее взгляды изменились, теперь она даже радовалась, что отец лишился богатства и «пошлая, скучная, гадкая толпа покинула их» .
IX
Полозов решил продать стеариновый завод и после длительных поисков нашел покупщика – Чарльза Бьюмонта, который был агентом лондонской фирмы Ходчсона, Лотера и К.
X
Бьюмон рассказал, что его отец приехал из Америки, был тут «винокуром на заводе в тамбовской губернии» , но после смерти жены вернулся в Америку. Когда отец умер, Чарльз устроился в лондонскую контору, которая имеет дела с Петербургом и попросился на место в России.
XI – XII
Полозов пригласил Бьюмонта на обед. Во время беседы Катя высказалась, что хочет заниматься каким-то полезным делом. Бьюмонт посоветовал ей познакомиться с госпожой Кирсановой, но после рассказать о том, как обстоят ее дела.
XIII – XVIII
Бьюмонт стал очень часто бывать у Полозовых. Полозов считал его неплохой партией для Катерины. Катерина и Чарльз полюбили друг друга, однако не проявляли своей страсти, были очень сдержаны.
Чарльз сделал Катерине предложение, предупредив, что уже был в браке. Девушка поняла, что это была Вера. Катерина дала ему согласие.
XIX – XXI
На следующий день Катерина поехала к Вере и сказала, что познакомит ее со своим женихом. Кирсановы, узнав, что это Лопухов, очень обрадовались (Дмитрий инсценировал самоубийство, изменил имя, уехал в Америку, но вот вернулся). «В тот же вечер условились: обоим семействам искать квартир, которые были бы рядом».
XXII
«Каждое из двух семейств живет по-своему, как больше нравится которому. Видятся как родные». «Швейные, продолжая сживаться, продолжают существовать; их теперь уж три; Катерина Васильевна давно устроила свою». В этом году Вера Павловна уже будет «держать экзамен на медика» .
XXIII
Прошло несколько лет, они жили так же дружно. Автор изображает сцену гуляний. Среди молодежи некая дама в трауре, которая говорит, что «влюбляться можно, и жениться можно, только с разбором, и без обмана» .
Глава 6. Перемена декораций
«- В Пассаж! – сказала дама в трауре, только теперь она была уже не в трауре: яркое розовое платье, розовая шляпа, белая мантилья, в руке букет». Она ждала этого дня более двух лет. Но, автор, не желая продолжать, заканчивает свое повествование.
Заключение
Роман Чернышевского «Что делать?» интересен галереей сильных, волевых персонажей – «новых» людей. Это Вера Павловна, Кирсанов, Лопухов, над которыми словно возвышается, находясь особняком, образ Рахметова. Все эти люди сделали себя сами и не переставали трудиться над саморазвитием, при этом стараясь как можно больше вложиться в «общее дело» . Фактически они являются революционерами.
Главная героиня книги, Вера Павловна, предстает не обычной для того времени женщиной. Она решается пойти против воли родителей, не боится осуждения общества, открывая свои мастерские, а затем и становясь медиком. Она вдохновляет других женщин и окружающих людей на саморазвитие, служение общему делу.
Тест по роману
Проверьте запоминание краткого содержания тестом:
Рейтинг пересказа
Средняя оценка: 4.7 . Всего получено оценок: 315.
Главной героиней романа «Что делать?» является Вера Павловна.
Девушка довольно красивая, стройная, похожа на южную принцессу. Она обладатель густых черных волос и смуглой кожи. Вера Павловна невероятно обаятельная, женственная, одевается со вкусом.
Вера выросла в мещанской семье, где была ужасная атмосфера пошлости и разврата. Ее отец – трусливый и безнадежный человек, а матушка – женщина с крутым нравом, сложным характером, очень корыстная. В какой-то степени воспитание матерью можно назвать тираническим.
Вера Павловна – это светлый персонаж произведения. Она невероятно чуткая, добрая, имеет душевную гармонию. Так же она очень творческая личность: обожает играть на фортепиано и петь. Голос у нее просто чудесный, который заставляет влюбляться всех, кто его услышал.
Главная героиня поставила целью своей жизни обрести свободу и независимость. Она не хочет никому подчиняться, ведь с самого детства она обязана была обшивать всю семью. Девушка не боялась грязных работ, не была белоручкой. Вера – это идеал того времени. Гордая, игривая, независимая от чужого мнения. Свобода для нее на первом месте. Этот человек постоянно самосовершенствуется и растет, развивая свои навыки.
Когда Вера узнала о том, что ее мать-тиран хочет ее « продать», то есть выдать «удачно» замуж за какого-то пошлого и ужасного мужчину, девушка решается на отчаянный шаг – покончить жизнь самоубийством. Ведь ее пылкий характер и воля к свободе гораздо важнее, чем прихоти матери. Она не готова мириться с такой несправедливостью, по ее мнению, лучше умереть, чем жить с тем, кого не любишь.
Избежать нежеланной свадьбы помогает учитель брата, Лопухов. Он организовал фиктивный брак. Вера, в свою очередь, устраивает швейное производство. Главный его принцип - это равенство работающих девушек, она хочется научить их свободе.
Позже Вера знакомится с другом Лопухова – Кирсановым. Вера влюбляется в этого молодого человека и их чувства взаимны. Лопухов, понимая, что Вера Павловна под надёжной защитой, исчезает из их жизни.
Образ Веры – это стремление к свободе и настоящему счастью без каких-либо рамок. Эта та героиня, которая добивается того, чего хочет. Она не остановится на своем пути ради заветной цели.
Сочинение на тему Вера Павловныа
Чернышевский оставил наследие своим потомкам в виде романа о «новых людях». Роман «Что делать?» задает вопросы читателю и заставляет анализировать происходящее. Здесь можно встретить и революционера, и просветителя, и «новых людей» и человека, который не готов к новому. Вера Павлова Розольская – женщина, которая на протяжении всего романа показывает свою силу и уверенность. Она даже в сложных обстоятельствах совершенствуется, становиться хозяйкой швейной мастерской и врачом. Этот образ написан с любовью, поскольку Чернышевский отображает в ней свое мировоззрение писателя-революционера.
Вера Павловна родилась и провела детство в мещанской семье. Родители не отличались высокими нравственными чувствами. С самого детства она была вынуждена работать. Поэтому бросила занятия на фортепиано с учителем. Но на уговоры матери выйти замуж за состоятельного мужчину – не согласилась и оформила фиктивный брак с Лопуховым. В этом эпизоде показан бунтарский дух девушки. Она не готова примиряться с устарелыми законами, выступает против фальши и ложи. И даже в этой семье все по новым правилам: основным в быту является равноправие, никто не переходит границы. Вера Павловна убеждена в том, что главное – независимость, которая проявляется не только в возможности делать то, что хочешь, но и по отношению к другому человеку и в отношениях в целом.
Но её борьба сводится не только к эгоистичному желанию быть равной с мужчиной. Она спасает от бедности молодых девушек. В новой квартире организовывает швейную мастерскую, нанимает работников, с которыми делит прибыль поровну. Вместе с девушками не только работает, но и ходит на пикники, общается на важные темы. Для Веры Павловны очень важно дарить счастье другим.
Она не может обманывать мужа Лопухова, когда полюбила Кирсанова сразу об этом сказала. Она самодостаточная и понимает, что любой исход будет правильным. Ведь женщина не бросает швейное дело и изучает врачебное ремесло. После «самоубийства» Лопухова она испытывает боль и винит себя. Но поборов эти чувства все же остается с возлюбленным Кирсановым, а позже в доме появляется еще одна семья – Бьюмонт.
Вера Павловна любит музыку и театр, много читает классической и современной литературы. Занимается своей внешностью, поэтому всегда имеет опрятный вид и выглядит женственно. Но при этом у нее сильный характер и стойкая жизненная позиция. Чернышевский в образе Веры Павловны соединил черты свой жены и «новых женщин» того времени.
Несколько интересных сочинений
- Сочинение Как Вакуле удалось преодолеть козни Черта (Ночь перед Рождеством)
Фантастическая повесть Николая Васильевича Гоголя «Ночь перед Рождеством» начинается с проделок чёрта. Чёрт крадет с неба месяц, чтобы отомстить кузнецу Вакуле за то, что тот нарисовал в церкви картину Страшного суда.
В русской литературе известен типичный пример социалистической фаланги - сакраментальная швейная мастерская Веры Павловны из романа Чернышевского "Что делать?". Роман этот чрезвычайно ценил Ленин: уж явно не за его литературные достоинства, а, во-первых, за изображение революционеров как "людей нового типа", во-вторых, за тщательное внимание автора к рациональной организации производства, за попытку совместить человеческое начало с капиталистическим развитием. Это же стремление двигало Лениным при создании лучших своих политических манифестов: "Империализм как высшая стадия капитализма" и "Государство и революция". Первая книга - апокалиптична, она описывает всю глубину человеческого падения. Вторая - показывает выход из бездны путем организации, "учета и контроля".
Швейная мастерская у Чернышевского полностью выдумана. "Есть в рассказе черта, придуманная мною: это мастерская. На самом деле Вера Павловна хлопотала над устройством не мастерской; и таких мастерских, какую я описал, я не знал: их нет в нашем любезном отечестве. На самом деле она хлопотала над чем-то вроде воскресной школы или - ближе к подлинной правде - вроде ежедневной бесплатной школы не для детей, а для взрослых". Значит ли это, что мы имеем дело с голой утопией? Почему такой прекрасный проект неосуществим? И будучи осуществим, не может ли он прекратить свое существование по тем же причинам, что и фаланги в Западной Европе? Неужели любая попытка создать что-либо человеческое, антропоцентричное на базе капиталистических отношений, замешанных на отчуждении, механистичности, - любая такая попытка окажется смехотворной? Стоит ли отвергать "швейные мастерские" как радикализм, напрасные выкрутасы?
Нет! Напротив, чтобы победить, параллельные объединения должны быть куда более радикальны. Тут уже одной организацией труда не обойдешься, "учета и контроля" явно мало. Необходимы более значительные устремления, более широкий горизонт и более амбициозные цели.
Швейная мастерская в романе "Что делать?" создается с одной целью: улучшить отвратительные условия наемного труда. Это удается, но только в воображении автора. Да и сам он, впрочем, склонен рассматривать "предприятие нового типа" как временную подмогу для той части общества, которая наиболее подвержена соблазнам и падениям. Мастерская при этом не берется в расчет как нечто принципиально отличное от мира, отличное по самой своей глубинной сути. Туда идут не за справедливостью, а за удобством. Приехавший из Америки делец отмахивается: «И у нас такого хватает». Трудятся в мастерской по той же модели, что и на всех других предприятиях. Швейная мастерская Веры Павловны включена в общую конкуренцию и отличается от остальных фабрик лишь одним: условия труда там легче и отношение со стороны хозяев более человеческое. Несмотря на то, что хозяевами формально являются все работницы, на деле в мастерской существует строгая централизация. Такая коммуна - это даже не кооператив или артель, это, скорее, мелкое предприятие с просвещенными владельцами.
Партизанский отряд только по своей внешней форме похож на швейную мастерскую Веры Павловны. Но по сути они совершенно разные. Партизанский отряд существует не для улучшения условий труда (хотя может и должен их улучшить), а для предоставления ищущим возможности другого труда, труда по призванию. Этот труд в сегодняшнем мире немыслим. Обладая условиями для его обеспечения, отряд навсегда привяжет людей к себе. Они уже никогда не смогут вернуться в клоаку денежного тоталитаризма и снова надеть на себя цепи бессмысленного кредита и бесконечного круговращения от кризиса к кризису, от банкротства к банкротству, от ошибки к ошибке.
Мастерская Веры Павловны устроилась. Основания были просты, вначале даже так просты, что нечего о них и говорить. Вера Павловна не сказала своим трем первым швеям ровно ничего, кроме того, что даст им плату несколько, немного побольше той, какую швеи получают в магазинах; дело не представляло ничего особенного; швеи видели, что Вера Павловна женщина не пустая, не легкомысленная, потому без всяких недоумений приняли ее предложение работать у ней; не над чем было недоумевать, что небогатая дама хочет завести швейную. Эти три девушки нашли еще трех или четырех, выбрали их с тою осмотрительностью, о которой просила Вера Павловна; в этих условиях выбора тоже не было ничего возбуждающего подозрение, то есть ничего особенного: молодая и скромная женщина желает, чтобы работницы в мастерской были девушки прямодушного, доброго характера, рассудительные, уживчивые, что же тут особенного? не хочет ссор, и только; поэтому умно, и больше ничего. Вера Павловна сама познакомилась с этими выбранными, хорошо познакомилась, прежде чем сказала, что принимает их, это натурально; это тоже рекомендует ее как женщину основательную, и только. Думать тут не над чем, не доверять нечему. Таким образом проработали месяц, получая в свое время условленную плату. Вера Павловна постоянно была в мастерской, и уже они успели узнать ее очень близко как женщину расчетливую, осмотрительную, рассудительную, при всей ее доброте, так что она заслужила полное доверие. Особенного тут ничего не было и не предвиделось, а только то, что хозяйка — хорошая хозяйка, у которой дело пойдет: умеет вести. Но когда кончился месяц, Вера Павловна пришла в мастерскую с какою-то счетною книгою, попросила своих швей прекратить работу и послушать, что она будет говорить. Стала говорить она самым простым языком вещи понятные, очень понятные, но каких от нее, да и ни от кого прежде, не слышали ее швеи. — Вот мы теперь хорошо знаем друг друга, — начала она, — я могу про вас сказать, что вы и хорошие работницы, и хорошие девушки. А вы про меня не скажете, чтобы я была какая-нибудь дура. Значит, можно мне теперь поговорить с вами откровенно, какие у меня мысли. Если вам представится что-нибудь странно в них, так вы теперь уже подумаете об этом хорошенько, а не скажете с первого же раза, что у меня мысли пустые, потому что знаете меня как женщину не какую-нибудь пустую. Вот какие мои мысли. Добрые люди говорят, что можно завести такие швейные мастерские, чтобы швеям было работать в них много выгоднее, чем в тех мастерских, которые мы все знаем. Мне и захотелось попробовать. Судя по первому месяцу, кажется, что, точно, можно. Вы получали плату исправно, а вот я вам скажу, сколько, кроме этой платы и всех других расходов, осталось у меня денег в прибыли. — Вера Павловна прочла счет прихода и расхода за месяц. В расход были поставлены, кроме выданной платы, все другие издержки: на наем комнаты, на освещение, даже издержки Веры Павловны на извозчика по делам мастерской, около рубля. — Вы видите, — продолжала она, — у меня в руках остается столько-то денег. Теперь: что делать с ними! Я завела мастерскую затем, чтобы эти прибыльные деньги шли в руки тем самым швеям, за работу которых получены. Потому и раздаю их вам; на первый раз всем поровну, каждой особо. После посмотрим, так ли лучше распоряжаться ими, или можно еще как-нибудь другим манером, еще выгоднее для вас. — Она раздала деньги. Швеи несколько времени не могли опомниться от удивления, потом начали благодарить. Вера Павловна дала им довольно поговорить о их благодарности за полученные деньги, чтобы не обидеть отказом слушать, похожим на равнодушие к их мнению и расположению; потом продолжала: — Теперь надобно мне рассказать вам самую трудную вещь изо всего, о чем придется нам когда-нибудь говорить, и не знаю, сумею ли рассказать ее хорошенько. А все-таки поговорить надобно. Зачем я эти деньги не оставила у себя и какая охота была мне заводить мастерскую, если не брать от нее дохода? Мы с мужем живем, как вы знаете, без нужды: люди не богатые, но всего у нас довольно. А если бы мне чего было мало, мне стоило бы мужу сказать, да и говорить бы не надобно, он бы сам заметил, что мне нужно больше денег, и было бы у меня больше денег. Он теперь занимается не такими делами, которые выгоднее, а такими, которые ему больше нравятся. Но ведь мы с ним друг друга очень любим, и ему всего приятнее делать то, что для меня приятно, все равно как и мне для него. Поэтому, если бы мне недоставало денег, он занялся бы такими делами, которые выгоднее нынешних его занятий, а он сумел бы найти, потому что он человек умный и оборотливый, — ведь вы его несколько знаете. А если он этого не делает, значит, мне довольно и тех денег, которые у нас с ним есть. Это потому, что у меня нет большого пристрастия к деньгам; ведь вы знаете, что у разных людей разные пристрастия, не у всех же только к деньгам: у иных пристрастие к балам, у других — к нарядам или картам, и все такие люди готовы даже разориться для своего пристрастия, и многие разоряются, и никто этому не дивится, что их пристрастие им дороже денег. А у меня пристрастие вот к тому, чем заняться я с вами пробую, и я на свое пристрастие не то что не разоряюсь, а даже и вовсе не трачу никаких денег, только что рада им заниматься и без дохода от него себе. Что ж, по-моему, тут нет ничего странного: кто же от своего пристрастия ищет дохода? Всякий еще деньги на него тратит. А я и того не делаю, не трачу. Значит, мне еще большая выгода перед другими, если я своим пристрастием занимаюсь и нахожу себе удовольствие без убытка себе, когда другим их удовольствие стоит денег. Почему ж у меня это пристрастие? — Вот почему. Добрые и умные люди написали много книг о том, как надобно жить на свете, чтобы всем было хорошо; и тут самое главное, — говорят они, — в том, чтобы мастерские завести по новому порядку. Вот мне и хочется посмотреть, сумеем ли мы с вами завести такой порядок, какой нужно. Это все равно, как иному хочется выстроить хороший дом, другому — развести хороший сад или оранжерею, чтобы на них любоваться; так вот мне хочется завести хорошую швейную мастерскую, чтобы весело было любоваться на нее. Конечно, уж и то было бы порядочно, если бы я стала только каждый месяц раздавать вам прибыль, как теперь. Но умные люди говорят, что можно сделать еще гораздо лучше, так что и прибыли будет больше, и можно выгоднее делать употребление из нее. Говорят, будто можно устроить очень хорошо. Вот мы посмотрим. Я буду вам понемногу рассказывать, что еще можно сделать, по словам умных людей, да вы и сами будете присматриваться, так будете замечать, и как вам покажется, что можно сделать что-нибудь хорошее, мы и будем пробовать это делать, — понемножечку, как можно будет. Но только надобно вам сказать, что я без вас ничего нового не стану заводить. Только то и будет новое, чего вы сами захотите. Умные люди говорят, что только то и выходит хорошо, что люди сами захотят делать. И я так думаю. Стало быть, вам не для чего бояться нового, все будет по-старому, кроме того, что сами вы захотите переменить. Без вашего желания ничего не будет. А вот теперь мое последнее хозяйское распоряжение без вашего совета. Вы видите, надобно вести счеты и смотреть за тем, чтобы не было лишних расходов. В прошлый месяц я одна это делала; а теперь одна делать не хочу. Выберите двух из себя, чтоб они занимались этим вместе со мною. Я без них ничего не буду делать. Ведь ваши деньги, а не мои, стало быть, вам надобно и смотреть за ними. Теперь это дело еще новое; неизвестно, кто из вас больше способен к нему, так для пробы: надобно сначала выбрать на короткое время, а через неделю увидите, других ли выбрать или оставить прежних в должности. Долгие разговоры были возбуждены этими необыкновенными словами. Но доверие было уже приобретено Верою Павловною; да и говорила она просто, не заходя далеко вперед, не рисуя никаких особенно заманчивых перспектив, которые после минутного восторга рождают недоверие. Потому девушки не сочли ее помешанною, а только и было нужно, чтобы не сочли помешанною. Дело пошло понемногу. Конечно, понемногу. Вот короткая история мастерской за целые три года, в которые эта мастерская составляла главную сторону истории самой Веры Павловны. Девушки, из которых образовалась основа мастерской, были выбраны осмотрительно, были хорошие швеи, были прямо заинтересованы в успехе работы; потому, натуральным образом, работа шла очень успешно. Мастерская не теряла ни одной из тех дам, которые раз пробовали сделать ей заказ. Явилась некоторая зависть со стороны нескольких магазинов и швейных, но это не произвело никакого влияния, кроме того, что, для устранения всяких придирок, Вере Павловне очень скоро понадобилось получить право иметь на мастерской вывеску. Скоро заказов стало получаться больше, нежели могли исполнять девушки, с самого начала вошедшие в мастерскую, и состав ее постепенно увеличивался. Через полтора года в ней было до двадцати девушек, потом и больше. Одно из первых последствий того, что окончательный голос по всему управлению дан был самим швеям, состояло в решении, которого и следовало ожидать: в первый же месяц управления девушки определили, что не годится самой Вере Павловне работать без вознаграждения. Когда они объявили ей об этом, она сказала, что и действительно так следует. Хотели дать ей третью часть прибыли. Она откладывала ее несколько времени в сторону, пока растолковала девушкам, что это противно основной мысли их порядка. Они довольно долго не могли понять этого; но потом согласились, что Вера Павловна отказывается от особенной доли прибыли не из самолюбия, а потому, что так нужно по сущности дела. К этому времени мастерская приняла уже такой размер, что Вера Павловна не успевала одна быть закройщицею, надобно было иметь еще другую; Вере Павловне положили такое жалованье, как другой закройщице. Деньги, которые прежде откладывала она из прибыли, теперь были приняты назад в кассу по ее просьбе, кроме того, что следовало ей как закройщице; остальные пошли на устройство банка. Около года Вера Павловна большую часть дня проводила в мастерской и работала действительно не меньше всякой другой по количеству времени. Когда она увидела возможность быть в мастерской уже не целый день, плата ей была уменьшаема, как уменьшалось время ее занятий. Как делить прибыль? Вере Павловне хотелось довести до того, чтобы прибыль делилась поровну между всеми. До этого дошли только в половине третьего года, а прежде того перешли через несколько разных ступеней, начиная с раздела прибыли пропорционально заработной плате. Прежде всего увидели, что если девушка пропускала без работы несколько дней по болезни или другим уважительным причинам, то нехорошо за это уменьшать ее долю из прибыли, которая ведь приобретена не собственно этими днями, а всем ходом работ и общим состоянием мастерской. Потом согласились, что закройщицы и другие девушки, получающие особую плату по развозу заказов и другим должностям, уже довольно вознаграждаются своим особенным жалованьем и что несправедливо им брать больше других еще и из прибыли. Простые швеи, не занимавшие должностей, были так деликатны, что не требовали этой перемены, когда заметили несправедливость прежнего порядка, ими же заведенного: сами должностные лица почувствовали неловкость пользоваться лишним и отказались от него, когда достаточно поняли дух нового порядка. Надобно, впрочем, сказать, что эта временная деликатность — терпения одних и отказа других — не представляла особенного подвига, при постоянном улучшении дел тех и других. Труднее всего было развить понятие о том, что простые швеи должны все получать одинаковую долю из прибыли, хотя одни успевают зарабатывать больше жалованья, чем другие, что швеи, работающие успешнее других, уже достаточно вознаграждаются за успешность своей работы тем, что успевают зарабатывать больше платы. Это и была последняя перемена в распределении прибыли, сделанная уже в половине третьего года, когда мастерская поняла, что получение прибыли — не вознаграждение за искусство той или другой личности, а результат общего характера мастерской, — результат ее устройства, ее цели, а цель эта — всевозможная одинаковость пользы от работы для всех, участвующих в работе, каковы бы ни были личные особенности; что от этого характера мастерской зависит все участие работающих в прибыли; а характер мастерской, ее дух, порядок составляется единодушием всех, а для единодушия одинаково важна всякая участница: молчаливое согласие самой застенчивой или наименее даровитой не менее полезно для сохранения и развития порядка, полезного для всех, для успеха всего дела, чем деятельная хлопотливость самой бойкой или даровитой. Я пропускаю множество подробностей, потому что не описываю мастерскую, а только говорю о ней лишь в той степени, в какой это нужно для обрисовки деятельности Веры Павловны. Если я упоминаю о некоторых частностях, то единственно затем, чтобы видно было, как поступала Вера Павловна, как она вела дело шаг за шагом, и терпеливо, и неутомимо, и как твердо выдерживала свое правило: не распоряжаться ничем, а только советовать, объяснять, предлагать свое содействие, помогать исполнению решенного ее компаниею. Прибыль делилась каждый месяц. Сначала каждая девушка брала всю ее и расходовала отдельно от других: у каждой были безотлагательные надобности и не было привычки действовать дружно. Когда от постоянного участия в делах они приобрели навык соображать весь ход работ в мастерской, Вера Павловна обратила их внимание на то, что в их мастерстве количество заказов распределяется по месяцам года очень неодинаково и что в месяцы особенно выгодные недурно было бы отлагать часть прибыли для уравнения невыгодных месяцев. Счеты велись очень точные, девушки знали, что если кто из них покинет мастерскую, то без задержки получит свою долю, остающуюся в кассе. Потому они согласились на предложение. Образовался небольшой запасный капитал, он постепенно рос; начали приискивать разные употребления ему. С первого же раза все поняли, что из него можно делать ссуды тем участницам, которым встречается экстренная надобность в деньгах, и никто не захотел присчитывать проценты на занятые деньги: бедные люди имеют понятие, что хорошее денежное пособие бывает без процентов. За учреждением этого банка последовало основание комиссионерства для закупок: девушки нашли выгодным покупать чай, кофе, сахар, обувь, многие другие вещи через посредство мастерской, которая брала товары не по мелочи, стало быть, дешевле. От этого через несколько времени пошли дальше: сообразили, что выгодно будет таким порядком устроить покупку хлеба и других припасов, которые берутся каждый день в булочных и мелочных лавочках; но тут же увидели, что для этого надобно всем жить по соседству: стали собираться по нескольку на одну квартиру, выбирать квартиры подле мастерской. Тогда явилось у мастерской свое агентство по делам с булочною и мелочною лавочкою. А года через полтора почти все девушки уже жили на одной большой квартире, имели общий стол, запасались провизиею тем порядком, как делается в больших хозяйствах. Половина девушек были существа одинокие. У некоторых были старухи родственницы, матери или тетки; две содержали стариков отцов; у многих были маленькие братья или сестры. По этим родственным отношениям три девушки не могли поселиться на общей квартире: у одной мать была неуживчивого характера; у другой мать была чиновница и не хотела жить вместе с мужичками, у третьей отец был пьяница. Они пользовались только услугами агентства; точно так же и те швеи, которые были не девушки, а замужние женщины. Но, кроме трех, все остальные девушки, имевшие родственников на своих руках, жили на общей квартире. Сами они жили в одних комнатах, по две, по три в одной; их родственники или родственницы расположились по своим удобствам: у двух старух были особые комнаты у каждой, остальные старухи жили вместе. Для маленьких мальчиков была своя комната, две другие для девочек. Положено было, что мальчики могут оставаться тут до восьми лет; тех, кому было больше, размещали по мастерствам. Всему велся очень точный счет, чтобы вся компания жила твердою мыслью, что никто ни у кого не в обиде, никто никому не в убыток. Расчеты одиноких девушек по квартире и столу были просты. После нескольких колебаний определили считать за брата или сестру до восьми лет четвертую часть расходов взрослой девицы, потом содержание девочки до двенадцати лет считалось за третью долю, с двенадцати — за половину содержания сестры ее, с тринадцати лет девочки поступали в ученицы в мастерскую, если не пристраивались иначе, и положено было, что с шестнадцати лет они становятся полными участницами компании, если будут признаны выучившимися хорошо шить. За содержание взрослых родных считалось, разумеется, столько же, как за содержание швей. За отдельные комнаты была особая плата. Почти все старухи и все три старика, жившие в мастерской-квартире, занимались делами по кухне и другим хозяйственным вещам; за это, конечно, считалась им плата. Все это очень скоро рассказывается на словах, да и на деле показалось очень легко, просто, натурально, когда устроилось. Но устраивалось медленно, и каждая новая мера стоила очень многих рассуждений, каждый переход был следствием целого ряда хлопот. Было бы слишком длинно и сухо говорить о других сторонах порядка мастерской так же подробно, как о разделе и употреблении прибыли; о многом придется вовсе не говорить, чтобы не наскучить, о другом лишь слегка упомянуть; например, что мастерская завела свое агентство продажи готовых вещей, работанных во время, незанятое заказами, — отдельного магазина она еще не могла иметь, но вошла в сделку с одною из лавок Гостиного двора, завела маленькую лавочку в Толкучем рынке, — две из старух были приказчицами в лавочке. Но надобно несколько подробнее сказать об одной стороне жизни мастерской. Вера Павловна с первых же дней стала приносить книги. Сделав свои распоряжения, она принималась читать вслух, читала полчаса, час, если раньше не перерывала ее надобность опять заняться распоряжениями. Потом девушки отдыхали от слушания; потом опять чтение и опять отдых. Нечего и говорить, что девушки с первых же дней пристрастились к чтению, некоторые были охотницы до него и прежде. Через две-три недели чтение во время работы приняло регулярный вид. Через три-четыре месяца явилось несколько мастериц читать вслух; было положено, что они будут сменять Веру Павловну, читать по получасу, и что этот получас зачитывается им за работу. Когда с Веры Павловны была снята обязанность читать вслух, Вера Павловна, уже и прежде заменявшая иногда чтение рассказами, стала рассказывать чаще и больше; потом рассказы обратились во что-то похожее на легкие курсы разных знаний. Потом, — это было очень большим шагом, — Вера Павловна увидела возможность завесть и правильное преподавание: девушки стали так любознательны, а работа их шла так успешно, что они решили делать среди рабочего дня, перед обедом, большой перерыв для слушания уроков. — Алексей Петрович, — сказала Вера Павловна, бывши однажды у Мерцаловых, — у меня есть к вам просьба. Наташа уж на моей стороне. Моя мастерская становится лицеем всевозможных знаний. Будьте одним из профессоров. — Что ж я стану им преподавать? разве латинский и греческий, или логику и риторику? — сказал, смеясь, Алексей Петрович. — Ведь моя специальность не очень интересна, по вашему мнению и еще по мнению одного человека, про которого я знаю, кто он. — Нет, вы необходимы именно как специалист: вы будете служить щитом благонравия и отличного направления наших наук. — А ведь это правда. Вижу, без меня было бы неблагонравно. Назначайте кафедру. — Например, русская история, очерки из всеобщей истории. — Превосходно. Но это я буду читать, а будет предполагаться, что я специалист. Отлично. Две должности: профессор и щит. Наталья Андревна, Лопухов, два-три студента, сама Вера Павловна были другими профессорами, как они в шутку называли себя. Вместе с преподаванием устраивались и развлечения. Бывали вечера, бывали загородные прогулки; сначала изредка, потом, когда было уже побольше денег, то и чаще; брали ложи в театре. На третью зиму было абонировано десять мест в боковых местах итальянской оперы. Сколько было радости, сколько счастья Вере Павловне; очень много трудов и хлопот, были и огорчения. Особенно сильно подействовало не только на нее, но и на весь кружок несчастие одной из лучших девушек мастерской. Сашенька Прибыткова, одна из тех трех швей, которых нашла сама Вера Павловна, была очень недурна, была очень деликатна. У ней был жених, добрый, хороший молодой человек, чиновник. Однажды она шла по улице, довольно поздно. К ней пристал какой-то господин. Она ускорила шаг. Он за нею, схватил ее за руку. Она рванулась и вырвалась; но движением вырвавшейся руки задела его по груди, на тротуаре зазвенели оторвавшиеся часы любезного господина. Любезный господин схватил Прибыткову уже с апломбом и чувством законного права и закричал: «Воровство! будочник!» Прибежали два будочника и отвели Прибыткову на съезжую. В мастерской три дня ничего не знали о ее судьбе и не могли придумать, куда она пропала. На четвертый день добрый солдат, один из служителей при съезжей, принес Вере Павловне записку от Прибытковой. Тотчас же Лопухов отправился хлопотать. Ему наговорили грубостей, он наговорил их вдвое и отправился к Сержу. Серж и Жюли были на каком-то далеком и большом пикнике и возвратились только на другой день. Через два часа после того, как возвратился Серж, частный пристав извинился перед Прибытковой, поехал извиняться перед ее женихом. Но жениха он не застал. Жених уже был накануне у Прибытковой на съезжей, узнал от задержавших ее будочников имя франта, пришел к нему, вызвал его на дуэль; до вызова франт извинялся в своей ошибке довольно насмешливым тоном, а услышав вызов, расхохотался. Чиновник сказал: «Так вот от этого вызова не откажетесь», — и ударил его по лицу; франт схватил палку, чиновник толкнул его в грудь; франт упал, на шум вбежала прислуга: барин лежал мертвый, он был ударен о землю сильно и попал виском на острый выступ резной подножки стола. Чиновник очутился в остроге, началось дело, и не предвиделось конца этому делу. Что дальше? дальше ничего, только с той поры жалко было смотреть на Прибыткову. Было в мастерской еще несколько историй, не таких уголовных, но тоже невеселых: истории обыкновенные, те, от которых девушкам бывают долгие слезы, а молодым или пожилым людям недолгое, но приятное развлечение. Вера Павловна знала, что при нынешних понятиях и обстоятельствах эти истории неизбежны, что не может всегда предохранить от них никакая заботливость других о девушках, никакая осторожность самих девушек. Это то же, что в старину была оспа, пока не выучились предотвращать ее. Теперь кто пострадает от оспы, так уже виноват сам, а гораздо больше его близкие; а прежде было не то: некого было винить, кроме гадкого поветрия или гадкого города, села, да разве еще того человека, который, страдая оспою, прикоснулся к другому, а не заперся в карантин, пока выздоровеет. Так теперь с этими историями: когда-нибудь и от этой оспы люди избавят себя, даже и средство известно, только еще не хотят принимать его, все равно как долго, очень долго не хотели принимать и средства против оспы. Знала Вера Павловна, что это гадкое поветрие еще неотвратимо носится по городам и селам: и хватает жертвы даже из самых заботливых рук; но ведь это еще плохое утешение, когда знаешь только, что «я в твоей беде не виновата, и ты, мой друг, в ней не виновата»; все-таки каждая из этих обыкновенных историй приносила Вере Павловне много огорчения, а еще гораздо больше дела: иногда нужно бывало искать, чтобы помочь; чаще искать не было нужды, надобно было только помогать: успокоить, восстановлять бодрость, восстановлять гордость, вразумлять, что «перестань плакать, — как перестанешь, так и не о чем будет плакать». Но гораздо больше — о, гораздо больше! — было радости. Да все было радость, кроме огорчений; а ведь огорчения были только отдельными, да и редкими случаями: ныне, через полгода, огорчишься за одну, а в то же время радуешься за всех других; а пройдет две-три недели, и за эту одну тоже уж можно опять радоваться. Светел и весел был весь обыденный ход дела, постоянно радовал Веру Павловну. А если и бывали иногда в нем тяжелые нарушения от огорчений, за них вознаграждали и особенные радостные случаи, которые встречались чаще огорчений: вот удалось очень хорошо пристроить маленьких сестру или брата той-другой девушки; на третий год две девушки выдержали экзамен на домашних учительниц, — ведь это было какое счастье для них! Было несколько разных таких хороших случаев. А чаще всего причиною веселья для всей мастерской и радости для Веры Павловны бывали свадьбы. Их бывало довольно много, и все были удачны. Свадьба устраивалась очень весело: много бывало вечеров и перед нею и после нее, много сюрпризов невесте от подруг по мастерской; из резервного фонда делалось ей приданое; но опять, сколько и хлопот бывало тут Вере Павловне, полные руки, разумеется! Одно только сначала казалось мастерской неделикатно со стороны Веры Павловны: первая невеста просила ее быть посаженою матерью и не упросила; вторая тоже просила и не упросила. Чаще всего посаженою матерью бывала Мерцалова или ее мать, тоже очень хорошая дама, а Вера Павловна никогда: она и одевала, и провожала невесту в церковь, но только как одна из подруг. В первый раз подумали, что отказ был от недовольства чем-нибудь, но нет: Вера Павловна была очень рада приглашению, только не приняла его; во второй раз поняли, что это просто скромность: Вере Павловне не хотелось официально являться патроншею невесты. Да и вообще она всячески избегала всякого вида влияния, старалась выводить вперед других и успевала в этом, так что многие из дам, приезжавших в мастерскую для заказов, не различали ее от двух других закройщиц. А Вера Павловна чувствовала едва ли не самую приятную из всех своих радостей от мастерской, когда объясняла кому-нибудь, что весь этот порядок устроен и держится самими девушками; этими объяснениями она старалась убедить саму себя в том, что ей хотелось думать: что мастерская могла бы идти без нее, что могут явиться совершенно самостоятельно другие такие же мастерские и даже — почему же нет? — вот было бы хорошо! — это было бы лучше всего! — даже без всякого руководства со стороны кого-нибудь не из разряда швей, а исключительно мыслью и уменьем самих швей: это была самая любимая мечта Веры Павловны.Камнем преткновения для многих читателей романа “Что делать?” являются сны Веры Павловны. Их трудно бывает понять, особенно в тех случаях, когда из цензурных соображений Чернышевский высказал свои идеи в слишком аллегорической форме.
Но один из образов, представленных во втором сне Веры Павловны, не вызывает сомнений в том, для чего он создан автором. Это - “реальная грязь”. Что же имеет в виду Чернышевский, употребляя этот термин?
Сначала он сам задает вопрос: “Почему из одной грязи родится пшеница такая белая, чистая и нежная, а из другой грязи не родится?” Вместе со своей героиней автор замечает: там, где вода не имеет стока, образуется гниль, в которой не может расти пшеница. Эта гниль - “фантастическая грязь”, которая образуется, когда отсутствует движение. А движение, по Чернышевскому, “есть реальность”, главный элемент которой - труд.
Та среда в человеческом обществе, где в чести труд, порождает достойных людей, несмотря даже на грубость этой среды. Достаточно вспомнить семью Верочки Розальской, чтобы в этом убедиться. Трудовая среда не убивает в человеке здорового начала - эту мысль подчеркивает Чернышевский, она составляет основу не только второго сна Веры Павловны, но и всего романа.
Конечно, и в “фантастической грязи”, то есть в среде праздной, могут родиться “здоровые колосья”. Примером тому является Рахметов. Но люди, способные трудиться, являются в этой среде исключением.
Все “новые люди” - Вера Павловна, Кирсанов, Лопухов - вышли именно из трудовой среды, труд для них является потребностью. Собственно, именно в этом смысле они и названы новыми людьми - по сравнению, например, с прежними героями русской литературы, такими, как Онегин или Печорин.
Казалось бы, их труд подчиняется только требованиям целесообразности. Вера Павловна говорит: “Я завела мастерскую затем, чтобы эти прибыльные деньги шли в руки тем самым швеям, за работу которых получены”. Но в то же время она “с первых же дней стала приносить книги. Сделав свои распоряжения, она принималась читать вслух...”
Таким образом, становится ясно, что труд для героев не только способ получения прибыли - пусть даже наиболее справедливый, - но, главное, возможность сеять “разумное, доброе, вечное”.
Есть и еще одна особенность отношения к труду, присущая “новым людям”. Это стремление к тому, чтобы труд был творческим. Вера Павловна стремится к тому постоянно. Как только она чувствует, что “переросла” свои мастерские, что там можно обойтись и без нее, она находит новое поприще: становится врачом. И Кирсанов, ее муж, охотно помогает ей в этом, потому что ему самому понятна потребность не просто труда, но труда творческого.
В романе “Что делать?” показаны “новые люди” и новый тип человеческих отношений. Он распространяется на все сферы жизни: профессиональную, семейную, дружескую. Суть этого нового типа со всей полнотой проявляется в том повседневном творческом труде, которым постоянно заняты герои романа.
