Проблема дегуманизации. Билет Гуманизм и угрозы дегуманизации в современной культуре

Что такое дегуманизация

Представление о том, что человек находится в центре мироздания, его жизнь является высшей ценностью, а сам он имеет право самостоятельно определять форму и содержание собственной жизни, начало складываться на исходе Средних веков и окончательно утвердилось в эпоху Просвещения, когда ускорившиеся экономические, политические и культурные процессы стремительно формировали облик того, что впоследствии назовут Модерном. Ключевым становится понятие прогресса, указывающее на поступательное развитие общества, которое отказывается от старых предрассудков и на рациональных основаниях меняет себя, подстраиваясь под Человека с большой буквы, освобождая его от груза прошлого, совершенствуя законодательство, улучшая материальные условия его жизни.

Иллюзии великой эры прогресса начали рушиться уже в XIX веке: например, Ницше и Бодлер, столь важные для findesiècle фигуры, особых иллюзий насчет человеческой природы не питали, да и литераторы-реалисты, бичевавшие социальные пороки, далеко не всегда с оптимизмом смотрели в будущее. В культурном плане большую роль сыграли возникшие во второй половине XIX века дарвинизм, позитивизм и психоанализ - они рушили гуманистические иллюзии и представляли человека уже не венцом творения, разумным и меняющим жизнь в лучшую сторону, а подслеповатым животным, которым руководят низменные инстинкты, грубые желания и борьба за выживание. Жирную точку в этой истории поставила бойня Первой мировой с ее миллионами погибших: о каком гуманизме может идти речь, когда применяется оружие массового поражения?

Но катастрофы середины века, Холокост и ГУЛАГ, показали, что это не предел и дегуманизация может достичь невиданных масштабов, в сравнении с которыми дикость и жестокость архаических обществ покажутся детской шалостью. Рефлексия о том, как человечество могло загнать само себя в такой угол, продолжается по сей день, и вряд ли в ней когда-либо можно будет поставить жирную точку: слишком велики размеры преступлений, совершавшиеся людьми против людей. Каждому поколению придется заново пытаться их осмыслить, но уже в XX веке были созданы важнейшие произведения, которые позволяют понять феномен дегуманизации, ее истоки, сущность и мрачное наследие.

• Прием
• Контекст

Прием

«Гуттаперчевый мальчик» построен на контрасте: авторская интонация спокойная, где-то даже будничная, описания подробные, со множеством деталей, их приятно читать, но речь при этом идет о страшной трагедии.

Ключ

С одной стороны, этот текст полностью вписывается в традицию гуманистической литературы XIX века с ее вниманием к угнетенным и обездоленным; с другой - он звучит крайне современно, в нем почти нет навязчивой сентиментальности, которая в то время была едва ли не главным кодом социально-критической беллетристики (достаточно вспомнить хотя бы Достоевского и Диккенса), зато есть история, которую любому ребенку легко примерить на себя. Неудивительно, что повесть Григоровича стала классикой детской литературы (правда, ее отдельные издания выходят обычно в сильно сокращенном виде) и по сей день остается едва ли не лучшей иллюстрацией того, как человек низводится до состояния животного, вещи, инструмента.

Контекст

Григорович стоял у истоков дворянского народничества в русской литературе, самые известные его произведения были написаны в сороковые годы XIX века, речь в них идет о тяжелой жизни крестьян. В шестидесятых он вместе с другими писателями дворянского происхождения поссорился с радикалами-разночинцами (все они входили в круг журнала «Современник») и надолго замолк: пройдет почти двадцать лет, прежде чем он снова возьмется за перо и напишет несколько произведений, и в том числе «Гуттаперчевого мальчика».

Дмитрий Григорович. Гуттаперчевый мальчик (1883)

Мальчика Петю, сироту, берет на воспитание акробат Беккер - жестокий человек, который плохо говорит по-русски и обращается с ребенком как с животным. Деваться Пете некуда: родных у него нет, и ему приходится обучаться сложным и опасным трюкам, терпеть побои и унижения, жить в грязи и впроголодь. Вступиться за него почти некому, клоун Эдвардс пытается иногда увещевать акробата Беккера, но тот сам уже давно превратился в подобие автомата, единственная его задача - сделать ребенка инструментом, на глазах у которой гуттаперчевый мальчик и погибнет в конце книги. Бесчеловечность обстановки, никак не подходящей для хоть сколько-нибудь сносного детства, описывается так: «Отворив дверь, Эдвардс вошел в крошечную низкую комнату, расположенную под первой галереей для зрителей; нестерпимо было в ней от духоты и жары; к конюшенному воздуху, разогретому газом, присоединялся запах табачного дыма, помады и пива; с одной стороны красовалось зеркальце в деревянной раме, обсыпанной пудрой; подле, на стене, оклеенной обоями, лопнувшими по всем щелям, висело трико, имевшее вид содранной человеческой кожи».

Автор не дает читателям возможности познакомиться с внутренним миром главного героя - мы понимаем, что он страдает, но не знаем, каковы на самом деле его мысли и чувства. Помимо объективированного авторского описания, мы видим Петю сперва глазами клоуна, который сочувствует ему, но мало чем может помочь (да и сам, в общем, находится в весьма незавидном положении), а затем глазами детей из дворянской семьи, которым за хорошее поведение разрешили посетить цирковое представление. Гуттаперчевый мальчик, чьего выступления так ждали дети, не справляется со сложным номером, падает на пол цирка и умирает. Дети в ужасе, но взрослые, их родители, ни малейшего сочувствия не проявляют: для них, как и для Беккера, Петя всего лишь аттракцион, развлечение, и то, что он не справился со своими функциями, вызывает у графа Листомирова негодование: «Какой-то там негодяй сорвался... (граф, видимо, был взволнован, потому что никогда, по принципу, не употреблял резких, вульгарных выражений), - сорвался какой-то негодяй и упал... какое зрелище для детей!! Гм!! наши дети особенно так нервны; Верочка так впечатлительна... Она теперь целую ночь спать не будет…»

Смотрите

Эмблематический образец расчеловечивания можно найти во «Властелине колец» Толкина. Хоббит Смеагол становится обладателем Кольца Всевластья, и оно подчиняет его своей воле. Хоббита изгоняют из родного селения, он превращается в жалкое, но в то же время злобное и опасное существо, его личность раздваивается, он утрачивает навыки нормальной человеческой речи, сам к себе обращается во множественном числе и так далее. Хотя автор пишет о воображаемых архаических временах и традиционном обществе, мы понимаем, что в данном случае речь идет об опасностях, грозящих человеку XX века, - о неограниченной власти и технике, важнейших орудиях дегуманизации.

Роман Уильяма Голдинга «Повелитель мух» (1954) считается одним из важнейших текстов XX века, и это не удивительно: проблема дегуманизации, утраты человеческого, была поставлена в нем с радикальной остротой. «Повелитель мух» своего рода «Антиробинзон»: если в романе Дефо попавший на необитаемый остров герой приносит с собой цивилизацию и христианскую религию, обживает дикую местность, очеловечивает дикаря, то в книге Голдинга во время войны на такой же остров попадают эвакуируемые дети, в короткие сроки избавляющиеся от оков цивилизации и начинающие убивать друг друга. Роман полон библейской символики, он напоминает нам о том, что в каждом из нас живет Каин, который может в любой момент проснуться, но появиться такое произведение могло только после ужасов Второй мировой.

Отель «Руанда» (2004), получивший по три номинации на «Оскар» и «Золотой глобус», - фильм о геноциде в Руанде 1993 года. Главный герой, управляющий дорогим отелем, и его жена принадлежат к разным этническим группам, которые вот-вот начнут друг друга резать. Первые убийства уже произошли, но герой, подкупая влиятельных людей, пытается отвести беду от себя и своей семьи. Меж тем с каждой минутой фильма цена человеческой жизни за стенами отеля становится все меньше и меньше.

• Прием
• Контекст

Прием

Метафорика и гротескность «Мелкого беса» бросаются в глаза сразу и создают местами комический, местами пугающий эффект, но при этом не возникает ощущения, что читаешь аллегорическое произведение вроде «Истории одного города» Салтыкова-Щедрина: Сологуба завораживает само разрушение человеческого, он не ставит перед собой задачи вскрыть одни лишь социальные проблемы, из-за которых жизнь в провинции так тяжела и уныла.

Ключ

Для создания ярких образов Сологуб задействует весь символистский поэтический арсенал, не жалея красок. Громоздящиеся друг на друга преувеличения, воображаемая нечисть и колдуньи, акцентированная тоска по иному миру, своеобразная грамматика - все это делает серый провинциальный мирок похожим на страшную сказку, которая, тем не менее, не так уж далека от страшной реальности, поэтому читатель должен внимательно следить за тем, как фантасмагория перетекает в отражение действительности и наоборот.

Контекст

Конечно, такое произведение модернистской литературы не могло появиться без внимательного изучения западных и отечественных символистских идей, тенденций и тем (например, в некоторых эпизодах можно увидеть переосмысленное в контексте модернизма ницшеанство), но в первую очередь Сологуб опирался на свой личный опыт. Ему пришлось проработать в провинциальных школах около десяти лет, прежде чем удалось перебраться в Петербург, поэтому писал он о том, что, к большому своему неудовольствию, хорошо знал и понимал. Если верить автору, у всех героев романа были реальные прототипы, даже у Передонова - некий учитель Стахов, якобы даже более безумный, чем сам Ардальон Борисович.

Федор Сологуб. Мелкий бес (1902)

Роман о провинциальном учителе-садисте Ардальоне Борисовиче Передонове, одно из наиболее популярных произведений русской модернистской прозы — при жизни Сологуба вышло больше десяти изданий книги, и сегодня ее по-прежнему выпускают и читают. Пожалуй, до «Мелкого беса» в России не было заметных романов, главным героем которых мог стать настолько отталкивающий персонаж (единственное исключение - «Господа Головлевы» Салтыкова-Щедрина: Иудушка Головлев, без сомнения, прямой предшественник Передонова): каких-либо положительных человеческих качеств он лишен начисто, зато все отрицательные гротескно (и с большим талантом) преувеличены автором. Вот как описывает Передонова Сологуб: «Его чувства были тупы, и сознание его было растлевающим и умертвляющим аппаратом. Все доходящее до его сознания претворялось в мерзость и грязь. В предметах ему бросались в глаза неисправности и радовали его. […] У него не было любимых предметов, как не было любимых людей, - и потому природа могла только в одну сторону действовать на его чувства, только угнетать их. Также и встречи с людьми. Особенно с чужими и незнакомыми, которым нельзя сказать грубость. Быть счастливым для него значило ничего не делать и, замкнувшись от мира, ублажать свою утробу».

Передонов - злобный, завистливый сплетник и параноик; единственная его мечта - продвинуться по карьерной лестнице, стать инспектором. Карьеризм едва ли не единственная человеческая черта Ардальона Борисовича, а остальные качества, благодаря которым людям удается уживаться друг с другом, он либо давно утратил, либо вообще никогда их не имел. Назвать Передонова злодеем не поворачивается язык: он до болезненности трусливый, мстительный и мелочный хам, делающий гадости исподтишка (или если уверен в своей полной безнаказанности). В конце концов Передонов доходит до полного безумия: его троюродная сестра Варвара обманом выходит за него замуж, уверяя, что за это он получит место инспектора, но назначение никак не приходит, мнительность и одержимость Передонова растут, и в финале он окончательно лишается рассудка и убивает своего прихвостня Володина, которого несостоявшийся инспектор считает оборотнем, умеющим превращаться в барана.

Однако полное отсутствие тех черт, что восхвалял в человеке классический гуманизм, нельзя назвать отличительной чертой Передонова: практически все жители провинциального городка, где происходит действие, такие же мелкие бесы, как и он, пускай и не столь яркие и изобретательные.

Смотрите

Превращению людей в нелюдей посвящены еще как минимум четыре русских романа, действие которых также происходит в провинции: разумеется, это «Мертвые души», «Бесы», уже упоминавшиеся «Господа Головлевы» и похожий на «Бесов» по тематике, но совершенно самостоятельный и не менее впечатляющий антинигилистический роман Николая Лескова «На ножах». Все они написаны в ином контексте и в иной эстетике, но в них тоже изображены люди, утратившие или утрачивающие человеческие качества и облик.

«Город жизни смерти» (2009) - относительно неизвестный у нас китайский фильм, об одном из самых жутких эпизодов японо-китайской войны. 1937 год, японские войска входят в столицу Китая город Нанкин и начинается страшная резня, за небольшое количество недель гибнет несколько сотен тысяч человек. Возможность безнаказанно убивать и насиловать быстро дегуманизирует японских солдат. Китайские пленные и гражданские для них уже не люди, а куклы, с которыми можно делать все, что заблагорассудится.

• Прием
• Контекст

Прием

Камю ведет повествование от первого лица, поэтому мы смотрим на мир глазами человека, у которого атрофировано почти все человеческое: довольно необычный опыт для тех, кто обычно переживает за родственников, радуется началу нового романа и не стреляет без дела по незнакомцам.

Контекст

Камю родился и вырос в Алжире, детство его было непростым: отец погиб в Первой мировой; мать, полуглухая и неграмотная испанка, зарабатывала на жизнь неквалифицированным трудом. Сам Альбер перенес туберкулез, долго страдал от последствий болезни, из-за которой, несмотря на все свои таланты, не смог заняться последипломным образованием (диплом он написал о влиянии идей Плотина на Блаженного Августина) и в результате так и не стал профессиональным философом. В общем, биографических причин для того, чтобы без особого оптимизма оценивать состояние современного ему человечества, у французского писателя и мыслителя было более чем достаточно. Позднее о «Постороннем» Камю скажет: «Я пытался изобразить в лице моего героя единственного Христа, какого мы заслуживаем».

Альбер Камю. Посторонний (1942)

Это произведение принято считать одним из ключевых текстов литературного экзистенциализма. Француз по фамилии Мерсо (имени его мы не знаем) работает мелким клерком и живет в алжирском предместье. Это бесстрастный, живущий словно в полусне человек, отвечающий на внешние раздражители простейшими реакциями: он с полным равнодушием хоронит мать, которую три года назад сдал в богадельню, с безразличием заводит любовницу, а потом без особой причины убивает на пляже араба (из-за сильной жары у него мутнеет рассудок, и он стреляет в него, «как будто постучавшись в дверь несчастья четырьмя короткими ударами»). Свой поступок Мерсо так и объясняет - жарой, его приговаривают к смертной казни. Только в тюремной камере, на пороге смерти, на него нисходит озарение, и Мерсо вдруг начинает чувствовать всю глубину жизни - так, как понимали ее философы-экзистенциалисты.

Однако если мы внимательно посмотрим на этого персонажа, то увидим в нем образцовое изображение дегуманизации (трудно сказать, имеют ли для Мерсо значение хоть какие-то человеческие ценности!), причем созданное тогда, когда массовое уничтожение людей в лагерях еще только маячило на горизонте. Камю словно хочет сказать: смотрите, западная культура в компании с Дарвином и Фрейдом объяснила нам, что из себя представляет человек, очищенный от гуманистической и метафизической шелухи, ну и вот что у нас получилось в итоге - полюбуйтесь. Постороннему чужда даже дарвинистская борьба за выживание: бессмысленные примитивные импульсы, которые им движут, приводят его прямо к гибели.

Смотрите

Лучшему пониманию анализа дегуманизации в «Постороннем» помогут скорее не философские эссе Камю вроде «Мифа о Сизифе» и «Бунтующего человека» (хотя их тоже, разумеется, стоит почитать), а первоисточники: например, «Введение в психоанализ» Зигмунда Фрейда (максимально простое введение в его теорию - лекции, прочитанные для широкой публики) и «Происхождение видов» Чарльза Дарвина (эта работа гораздо объемнее и сложнее, но о ней написано очень много - найти краткое изложение не составит большого труда).

«Тропы славы» (1957)

Фильм, прославивший Стэнли Кубрика. Первая мировая война; подразделение французской армии отправляется в атаку на немецкие позиции. Наступление было отвратительно спланировано, все знали, что оно закончится поражением, но все равно надо на кого-то свалить вину. В качестве стрелочников выбирают трех солдат, их долго и мучительно судят, а потом расстреливают. Человек уже не каждый отдельный человек, а лишь часть огромной массы в одинаковых шинелях.

• Прием
• Контекст

Прием

«Колымские рассказы» написаны своеобразным «нулевым» стилем, без ярких тропов и поэтических красот. Авторская интонация подчеркнуто спокойная, объективная. Истерике не место в лагерной литературе, утверждал Шаламов, и его твердый негромкий голос на протяжении всего сборника ни разу не сорвется на крик, о каких бы ужасах ни шла речь.

Ключ

Шаламов ставил перед собой почти невыполнимую задачу: облечь в литературную форму опыт, который не поддается никакому описанию и анализу. Фундаментом его творчества является решение этой нерешаемой задачи, требующей от писателя полной самоотдачи и предельной честности - в первую очередь, перед самим собой.

Контекст

Шаламов провел в лагерях в общей сумме 22 года, ни до заключения, ни после он не занимал антисоветскую позицию, но, в отличие от Солженицына, напечатавшего «Один день Ивана Денисовича», опубликовать «Колымские рассказы» в СССР при жизни так и не смог. Даже после смерти Сталина безвинно осужденный писатель, долгие годы проживший в бесчеловечных условиях, так и не смог добиться человеческого отношения к себе.

Варлам Шаламов. Колымские рассказы (1954–1962)

Как известно, «Колымские рассказы» были написаны Шаламовым на биографическом материале. Предельный опыт сохранения человеческого в условиях расчеловечивания у него облечен в художественную форму, поэтому «Колымские рассказы» нужно читать сразу в двух оптиках: как максимально достоверный исторический документ и как выдающееся литературное произведение. Обе эти стороны, при полном отсутствии у автора сентиментальности и мстительности, дополняют и усложняют друг друга. Рассказы Шаламова остаются произведением, препарирующим дегуманизацию с непревзойденной точностью, строгостью и художественной силой.

В небольшой заметке «Что я видел и понял в лагере» Шаламов писал: «[Я видел] чрезвычайную хрупкость человеческой культуры, цивилизации. Человек становился зверем через три недели - при тяжелой работе, холоде, голоде и побоях». «Колымские рассказы» - настоящая энциклопедия бесчеловечности: не существует такой низости и подлости, на которую не пошел бы тот, кого сломал лагерь.

«Человек ли это?» (1946) - знаменитая книга итальянского и еврейского писателя Примо Леви, который за участие в итальянском антифашистском движении был арестован и провел около года в Освенциме (он был освобожден советскими войсками; из 650 итальянских евреев в Освенциме остались в живых только двадцать человек). Основная тема его первого произведения - превращение человеческого в бесчеловечное; это важнейшая книга для понимания того, как работает дегуманизация: из-за бесчеловечности палачей в лагерях смерти бесчеловечными становились сами их жертвы.

• Контекст

Контекст

Эксперимент Зимбардо был заказан Военно-морским флотом США, начальство которого пыталось выяснить причины конфликтов в своих исправительных учреждениях. Результаты исследования были сообщены Министерству юстиции США, занимавшемуся кровавыми бунтами в некоторых американских тюрьмах, а в 2004 году, когда разразился скандал с тюрьмой Абу-Грейв - иракской военной тюрьмой, где пытали заключенных, - Зимбардо оказался в команде юристов, защищавших одного из надзирателей этого учреждения (он был осужден на восемь лет), и потом использовал опыт участия в этом процессе для написания книги «Эффект Люцифера».

Филипп Зимбардо. Эффект Люцифера. Почему хорошие люди превращаются в злодеев (2007)

В 1971 году американский психолог Филипп Зимбардо провел в Стэнфордском университете эксперимент, по материалам которого затем была написана книга «Эффект Люцифера». Суть эксперимента состояла в том, что добровольцы играли роли охранников и заключенных в «тюрьме», расположенной в подвале психологического факультета. Зимбардо, сам исполнявший роль управляющего тюрьмы, пытался выяснить, как человек реагирует на ограничение свободы и условия тюремной жизни, - и пришел к неутешительным выводам. Добровольцы быстро вжились в свои роли: исполнявшие роль заключенных стали безвольными и покорными, а исполнявшие роли охранников - садистами (хотя эксперимент длился всего шесть дней!). В кратчайший период между заключенными и охранниками начались конфликты, которые последние принялись жестоко подавлять, причем действия и тех и других мало чем отличались от происходящего в настоящих тюрьмах. Вскоре заключенных уже заставляли мыть голыми руками уборные, лишали пищи и так далее - одним словом, условностей эксперимента оказалось достаточно, чтобы часть разделенных по жребию, то есть, по сути, взаимозаменимых добровольцев (а все они были психически устойчивыми, белыми и принадлежали к среднему классу) лишилась человеческого достоинства и стала объектом крайне жестокого обращения, при том что охранникам было настрого воспрещено какое-либо физическое насилие. Все это говорило о том, что ситуация влияет на поведение людей куда сильнее, чем их личные качества, и два совершенно обычных человека без особых внешних причин могут в одночасье превратиться в палача и жертву.

Как осмысляют дегуманизацию

Исследования вроде тех, что провел Зимбардо, многое могут рассказать нам о хрупкости человеческого, о ненадежности гуманистических ценностей и идеалов, которые сами по себе оказываются бездейственными, - достаточно лишь с молчаливого согласия общества оказаться не в том месте и не в то время. Однако широких обобщений подобные опыты не дают, для них требуется иной уровень рефлексии, и, разумеется, западная философия прошлых двух веков не могла обойти эту проблему стороной.

Фридрих Ницше первым пришел к выводу, что гуманизм потерпел полный крах, и теперь грядет переоценка всех ценностей. Его взгляд пессимистичен, и в то же время обнадеживает: человечество зашло в тупик, но на смену человеку грядет сверхчеловек: «Что такое обезьяна в отношении человека? Посмешище или мучительный позор. И тем же самым должен быть человек для сверхчеловека: посмешищем или мучительным позором» («Так говорил Заратустра»). XX век показал, что опасения насчет прочности старых ценностей были вполне оправданны, а вот со сверхчеловеком ничего путного не вышло: попытка обновить человеческую природу вместо усовершенствованного гуманизма дала прямо противоположный результат. В начале прошлого века одни надеялись на обновление и очищение человечества, другие считали, что на смену старым гуманистическим ценностям необязательно нужно искать новые - достаточно избавить старые от лишнего и реактуализировать их, поэтому на исходе позитивистско-дарвинистской эпохи внезапно возник обостренный интерес к религии, которую многие считали средством латания дыр в гуманизме, - хотя в XVIII веке именно в религиозных предрассудках философы-просветители видели корень всех зол, подлежащий полному уничтожению.

Интересную попытку реабилитировать религиозный гуманизм предпринял во второй половине прошлого века антрополог Рене Жирар. Согласно его концепции, дегуманизирующее насилие, то и дело волнами захлестывающее разные общества, удается остановить с помощью жертвы - Жирар называет ее козлом отпущения. Жертва лишается человеческих черт, исключается из человеческого коллектива и уничтожается, благодаря чему социальное напряжение падает до нуля и снова начинает расти, пока не дойдет до крайней точки - и тогда все повторится заново. Из этого порочного круга есть выход: это добровольная жертва Христа, который принимает крестную муку, чтобы насилие было прекращено, чтобы больше не было козлов отпущения - надо только правильно усвоить его уроки и учение. Об исключении и отверженности много размышляет итальянский философ Джорджо Агамбен: в программной работе «HomoSacer. Суверенная власть и голая жизнь» он утверждает, что под маской парламентской демократии всегда скрывается возможность ввести чрезвычайное положение, приостановить действие права и подвергнуть человека исключению, свести его до состояния «голой жизни» - и поэтому основой современной политики является не город, а концлагерь.

Катастрофа середины XX века вынудила многих европейских интеллектуалов взглянуть на проблему дегуманизации по-новому. Конечно, главной их мыслью было то, что подобное никогда больше не должно повториться, но скрупулезный анализ причин и следствий привел к весьма нетривиальному выводу: в основе дегуманизации лежит сам западный гуманизм, иерархическая система ценностей, накопившая за века столько противоречий, что в конце концов она обернулась собственной противоположностью. Единственный логичный вывод из этого анализа гласил: следует полностью разрушить традиционную метафизику и иерархическое мышление, которое подчиняет человека мертвенным абстракциям и ради неких идеалов позволяет одной части общества превращать другую в нелюдей. Одним словом, это была попытка выбить клин клином, противопоставить реальной дегуманизации дегуманизацию интеллектуальную, смещающую фокус с человека (который из центра мироздания превратился в сконструированный объект, легко уязвимый и поддающийся манипуляциям) на знаковые системы и практики, полностью определяющие существование человека, его идентичность, его ценности и общественные отношения. Насколько продуктивным был этот проект (наибольший вклад в него внесли Мишель Фуко, Жак Деррида, Жиль Делез и другие французские мыслители), сказать сложно: возможно, именно благодаря ему человечество до сих пор удерживает хрупкий баланс и не падает в пропасть полного расчеловечивания.

Другие книги о дегуманизации

Дневник скончавшейся в концлагере еврейской девочки, который она вела в оккупированных нацистами Нидерландах, - одно из самых страшных и достоверных свидетельств дегуманизации XX века.

Жан Амери - австрийский писатель, участник Сопротивления. За антинацистскую пропаганду он был арестован гестапо, подвергся пыткам, почти два года провел в концлагерях. После войны был освобожден, сменил имя, переделав его на французский манер (настоящее имя писателя - Ханс Майер), и на долгое время отказался ступать на немецкую землю, писать по-немецки и рассказывать о лагерном опыте. В 1966-м вышла его работа «По ту сторону преступления и наказания» - одна из важнейших книг о Холокосте: Амери пытается наметить в ней пути для создания нового гуманизма, отталкиваясь от фигуры еврея-заключенного, который обречен на уничтожение.

Знаменитый австрийский психолог и психотерапевт, создатель логотерапии Виктор Франкл тоже был узником концлагеря. В лагере он оказывал психологическую помощь заключенным, предотвращал самоубийства. Основополагающий труд Франкла называется «Человек в поисках смысла»: в нем он рассказывает о своем опыте выживания в лагере и объясняет, как находить смысл в жизни, даже если оказался в таких чудовищных и бесчеловечных условиях.

О том, что классическая литература - оплот гуманизма, нам рассказывают уже в школе. Однако в различных художественных произведениях мы сталкиваемся не только с высокими гуманистическими идеалами, но и с их прямой противоположностью - бесчеловечностью. «Горький» рассказывает о том, что такое дегуманизация, на примере книг Григоровича, Сологуба, Шаламова и других.

Дегуманизация культуры в контексте культурологической глобалистики

Cоциальная ситуация в мире конца ХХ века и начала ХХI века характеризуется системным кризисом: безработицей, инфляцией, ростом цен, утратой большей части социальных гарантий. Многими исследователями констатируется переориентация общественного сознания с коллективистского на индивидуальное, с самосовершенствования и созидания на обогащение. В общественное сознание средствами массовой информации, пропаганды активно внедряется принцип вседозволенности в погоне за личным благосостоянием, крайнего индивидуализма, авантюризма, культа силы и денег.
И этот процесс активно развивается, что ведет к превращению индивида в «одномерного человека» (Г. Маркузе).).
«Состояние кризиса, - отмечал К. Ясперс, - вызывает изменение «Я», понимающего сознания, которое увлекает нас в круговорот беспрерывных преодолений, потерь и приобретений, в которых мы испытываем болезненную разорванность, стремимся хотя бы на некоторое время остаться деятельными в той сфере, которая хотя, и ограничена, но подвластна нам» .
Поскольку реализация такой политики оказывает деструктивное воздействие на весь внутренний облик человека, размывает основополагающие духовные ценности личности, приводит к деградации новых поколений, регрессивным явлениям в обществе в целом, автор статьи решил подвергнуть данные процессы социально-философскому анализу, выбрав в качестве исследования культурологическое направление глобалистики.
Для культурологического направления глобалистики характерен более широкий взгляд на генезис глобальных проблем. Философская глобалистика сегодня выступает наукой о непрестанных изменениях человечества, о его постоянном и неизбежном приспособлении к новым условиям существования - материальным, моральным, религиозным, интеллектуальным. Наукой о тех соответствиях, о том равновесии, которое во все эпохи само собой устанавливается между различными и одновременными условиями человеческого бытия: условиями материальными, условиями техническими, условиями духовными.
В качестве основной причины обострения глобальных проблем можно назвать дегуманизацию культуры. Решение современного кризиса видится в возвращении подлинного гуманизма, где человек будет нести ответственность за свое бытие.
Под кризисом автор, как и Аристотель, понимает структурные изменения в развитии социума. Еще Гесиод (VIII в. до н.э.) в поэме «Труды и дни» рассматривал историю людей как процесс неуклонного ухудшения условий жизни человека. А именно: от «золотого века» через «серебряный» и «бронзовый» к «железному веку», который ассоциировался с современным ему периодом. Если в «золотом веке» люди жили как бы, «горя не зная, не зная трудов», то в «железном веке» им остались «лишь одни тяжкие жесточайшие беды».
Спустя многие столетия, Ж.-Ж. Руссо (1712-1778) возродил, в сущности представления о кризисности развития цивилизации – от ее «естественного состояния», где между людьми существовали гармонические отношения, к состоянию «неравенства среди людей». Именно частная собственность рассматривалась им как основная причина социального неравенства в обществе.
В ХХ веке усиливается статус представлений, в соответствии с которыми западная цивилизация приближается к состоянию кризиса. Особенно эти представления укрепились между I и II мировыми войнами.
Их генезис связывается с работой О. Шпенглера «Закат Европы» (Т.1, 1918; Т.2,1922). Согласно его представлениям, европейская культура, являясь «живым организмом», как и любая другая культура, обречена на «старость, увядание и смерть». Деградация европейской культуры выражается в ее трансформации в цивилизацию. Цивилизация – завершение и исход культуры, она следует «… за становлением как ставшее, за жизнью как смерть, за развитием как оцепенение» . Форма этой культуры – «окаменеющий мировой город».
Если О. Шпенглер предлагает культурологический анализ кризиса цивилизации европейского типа, то Э. Гуссерль (1859-1938) – философский. В работе «Кризис европейских наук и трансцендентальная философия», написанная им в конце жизни, утверждается, что отказ от универсальности познавательного процесса и абсолютизация рационализма как принципа науки является формой выражения «жизненного кризиса европейского человечества» .
Неслучайно, выступая во время воскресной мессы 8 января 2006 года Папа Римский Бенедикт ХVI, сравнивал современную Европу с Римской империей времен ее упадка .
«Современная эпоха - писал Г. Лебон, - представляет собой один из таких критических моментов, когда человеческая мысль готовится к изменению. В основе этого изменения лежат два главных фактора. Первый - это разрушение религиозных, политических и социальных верований, давших начало всем элементам нашей цивилизации; второй - это возникновение новых условий существования и совершенно новых идей, явившихся следствием современных открытий в области наук и промышленности» .
Современная человеческая мысль внимательно рассматривает исторические вехи крушения цивилизации, трагические переломы, благодаря которым совершалось историческое развитие. Философ «серебреного века» С. Франк анализируя ход исторического развития в своей работе «Духовные основы общества» пишет: «Под влиянием ли этих исторических событий или даже, может быть, независимо от них и отчасти даже до них, в силу некой необъяснимой внутренней эволюции духовной жизни, свершилось нечто, что мы здесь просто констатируем как бесспорный факт: крушение веры – имевший еще недавно значение аксиологической достоверности в прогресс, в безостановочное совершенствование человека, в непрерывную, самим устройством мира и человека предопределенную победа света над тьмой. Задача одоления мирового зла мучительна трудна, - не только ее благоприятный исход не предопределен заранее, но меняется и само понимание ее смысла и существа».
Неверие в доминирующую силу добра может быть обозначено, по точному определению С. Франка, как кризис веры человека – «как кризис гуманизма» .
Русский религиозный философ В. Зеньковский в начале ХХ века пророчески писал об опасности глубокого духовного надлома, который следует в ответ на западное культурное влияние: «Секуляризация культуры, возникновение ряда самостоятельных и независимых сфер творчества приводят к разрыву целостности в личности, крайнее развитие технической цивилизации, небывалый расцвет механической стороны, внутренние противоречия капитализма и грозный рост социальной борьбы, развитие маммонизма, ослабление духовной жизни и прямой рост плюрализма, а вместе с тем высокое развитие индивидуализма, рост запросов личности и неизбежное усиление одиночества. … Все это, взятое вместе, рисует картину действительного грозного процесса…» .
Многие вызовы и угрозы ХХI века связаны с деградацией духовности человека и международного сообщества в целом. Это постулируется многими известными учеными и общественными деятелями разных стран мира. Бездуховность является определяющей доминантой многих вызовов и угроз, нависших над судьбой человечества. Волны агрессии, терроризма, насилия, попрания международного права в ХХ-ХХI веках прокатились по разным регионам мира и затронули государства мирового сообщества.
Экологический кризис Земли, социально-экономические и другие глобальные кризисы планеты, в первую очередь, связаны с общей деградацией духовности современной цивилизации и человека, в частности. Несмотря на имеющийся значительный опыт создания личности у всех религий мира, на определенные усилия в этом направлении многих прогрессивных общественных и религиозных деятелей, духовность не занимает должного места в концепциях развития различных государств, международных отношениях, развитии научно-технического прогресса, повседневной жизни людей. Это наглядно прослеживается в СМИ: телевидении, газетах, журналах, радиовещании, а также в кинопродукции, театре, музыке, эстраде, архитектуре, скульптуре, живописи и т.д. словом во всех сферах духовной культуры.
О разрушительной силе индивидуализма еще в ХIX веке писал великий русский философ В. Соловьев: «Чрезмерное развитие индивидуализма в современном Западе ведет к своему противоположному – к всеобщему обезличиванию и отношению. Крайняя напряженность личного сознания, не находя себе соответствующего предмета, переходит в пустой и мелкий эгоизм, который всех уравнивает» .
Одним из первых исследователей культуры, показавших, что нынешний кризис культуры ни идет, ни в какие сравнения с прежними, был выдающийся нидерландский философ Й. Хейзинга. Свой трактат “В тени завтрашнего дня” (1935 г.), имеющий подзаголовок “Диагноз духовного недуга нашей эпохи”, Й. Хейзинга начинает с апокалипсического предчувствия: “Ни для кого не было бы неожиданостью, если бы однажды безумие вдруг прорвалось в слепое - неистовство, которое оставило бы после себя эту бедную … цивилизацию отупелой и умоисступленной, ибо моторы продолжали бы вращаться, а знамена - реять, но человеческий дух исчез бы навсегда” . Его охватывает страх перед будущим и трагическое ощущение грозящей человеку гибели. Шатается все, что казалось незыблемым и священным - истина и человечность, право и разум, перестают функционировать государственные институты и производственные системы. Прогрессирующее разложение и упадок культуры стали сигналом тревоги, осознаваемой все более значительным числом людей. Повсюду растут запутанные узлы проблем: судьба национальных меньшинств, проведенных границ, немыслимые экономические условия жизни. Любая из этих ситуаций переживается на грани ожесточения, превращая их во множество очагов, готовых воспламениться в любой момент, отмечает Й. Хейзинга.
В прошлые эпохи неоднократно возникали кризисные ситуации: подземные толчки, смещение пластов и приливные волны были не менее разрушительны, чем в наши дни. Однако чувства грозящего краха всей цивилизации не было. Преодоление кризиса культуры многие видят в возрождении прошлого, возврате к былому совершенству. Й. Хейзинга иронизирует над таким подходом. Старая мудрость, старая добродетель создают лишь иллюзию обновления. Если мы хотим сохранить культуру, считает Й. Хейзинга, то должны продолжить ее созидание. Только непрерывно двигаясь вперед в штормовое море неизвестности, можно найти путь выхода из кризиса. Это не означает забвения прошлого, ибо здравый дух не боится брать с собой в дорогу весомый груз прежних ценностей.
Для созидательной деятельности важно понимать смысл и назначение культуры. В главе “Основные условия культуры” Хейзинга называет три важнейшие черты, которые необходимы для формирования феномена, именуемого культурой.
Во-первых, культура требует известного равновесия духовных и материальных ценностей. Это означает, что различные сферы культурной деятельности реализуют каждая в отдельности, но в рамках целого, возможно более эффективную жизненную функцию. Гармония проявляется в порядке, мощном сочленении частей, стиле и ритме жизни данного общества. Каждая оценка культурного состояния народа определяется этическим и духовным мерилом. Культура не может быть высокой, если ей не хватает милосердия.
Во-вторых, всякая культура содержит некое стремление. Культура есть направленность на идеал общества. Этот идеал может быть различным: духовно-религиозным; прославлением чести, благородства, почета, власти, экономического богатства и благоденствия; восхвалением здоровья. Эти стремления воспринимаются как благо, они ограждаются общественным порядком и закрепляются в культуре общества.
И, в- третьих, – господство над природой .
Исходя из указанных признаков, Хейзинга определяет культуру как определенную позицию общества, где подчинение природы основано и способствует гармоническому равновесию между духовными и материальными ценностями, а само общество культивирует и служит идеалу, основанному на метафизических представлениях. Концепция Й. Хейзинга интересна тем, что он первым из исследователей культуры показал, что нынешний кризис культуры не идет ни в какие сравнения с прежними. Однако каков же главный диагноз “духовного недуга нашей эпохи”? Й. Хейзинга отмечает, что целый комплекс опасностей угрожает культуре, переживающей период острого духовного кризиса. Культура находится в состоянии ослабленного иммунитета против инфекции и интоксикации, дух расточается впустую. Неудержимо падает значение слова, растет безразличие к истине. “Над всем миром висит облако словесного мусора, как пары асфальта и бензина над нашими городами”. Неслучайно возросла опасность абсолютно безответственных массовых действий, вдохновляемых лозунгами, митингами и призывами.
Назвав кризисные симптомы духовного недуга, автор делает попытку представить прогноз на будущее. Правда, он оговаривается что взгляда хватает не более, чем на три шага. Вся перспектива скрыта туманом. Сегодняшний мир не может вернуться на прежний путь. Кроме того, прогноз затрудняется тем, что некоторые признаки нового могут вовсе не получить развития в будущем. Откуда можно ожидать спасения?
Наука и техника не могут стать фундаментом обновления, новое устройство социальной жизни, упорядочивание деятельности государства может упрочить базис культуры, но не излечить от кризиса, объединение религий возможно, но не диктатом, а добровольным принятием общей воли. Но все это внешние факторы.
Для выздоровления необходимо обновление духа. “Необходимо внутреннее очищение самого индивидуума. Должен измениться сам духовный habitus (состояние) человека”. Основы культуры таковы, что их не могут закладывать или поддерживать коллективные субъекты - будь то народы, государства, церкви, школы, партии либо ассоциации - считает Й. Хейзинга. Благо не может заключаться в победе одного государства, одного народа, одной расы, одного класса. Мир зашел далеко в своих противоречиях. “Новую культуру может создать только очистившееся человечество”, перед которой стоит задача вновь овладеть и управлять этим миром, не дать ему погибнуть в безрассудстве и самоослеплении, а пронизать его духовностью. На этой оптимистической ноте заканчивает Й. Хейзинга свою книгу о диагнозе духовного недуга нашей эпохи
Понятие культурный кризис является историческим. На примере мировой истории можно показать не только кризис, но и гибель целых культур. Отличие нынешнего кризиса культуры от кризисов прошлых эпох состоит в том, что на смену нынешней культуре не приходит иная, более высокая, более гармоничная и более устремленная к высоким идеалам. Причем современный кризис имеет тенденцию к глобализации своего масштаба, что приводит к постепенному нивелированию, совершенно различных культур.
Современные общества увлечены идеей технического прогресса, воспринимается только то, что является новым, а ценности прежних эпох отвергаются как устаревшие. В эту погоню за новым, вследствие революционных преобразований в области информации, втянуты практически все общества, поднявшиеся на высокие ступени развития.
Не один из признаков, которыми мы определили культуру, не выполняется в настоящее время. Вместо равновесия между материальными и духовными ценностями мы видим перепроизводство, как в материальной, так и в интеллектуальной сферах, при сохраняющейся нужде и безработице. Современные общества характеризуются частными интересами своих групп, которые не только не единят их, но даже противоречат друг другу. В своем стремлении господствовать над природой человек превзошел все границы дозволенного. «Взбунтовавшаяся» природа не желает более видеть в человеке своего господина, и человек вынужден считаться с этим.
Питирим Сорокин в своей книге «Человек и общество в условиях бедствия» подчеркивал, что переживаемый период – это время одного из величайших кризисов в истории человечества. Не только война, голод, эпидемия и революция, но и множество других бедствий воцарились в мире. Все ценности разбиты, все нормы разрушены. Человечество превратилось в искаженное подобие своего собственного образа. Всеобъемлющий кризис охватил почти всю культуру и общество, сверху донизу. Этот кризис, по мнению Сорокина, проникает во все формы социальной, экономической и политической организации, в образ бытия и мышления .
Великий гуманист ХХ века А. Швейцер (1875-1965) сформулировавший свою концепцию цели и смысла человеческой истории, в работах, написанных после первой мировой войны, также констатировал, что современное общество находится в глубочайшем кризисе. Причина кризиса или в невнимании к культуре, или в пессимизме, нежелании действовать. Чтобы выйти из кризиса, человечество должно осознать, что главная цель истории – сохранение культуры и гуманизация общества. Швейцер подчеркивал, что необходимость сохранения человечности и культуры вроде бы признается многими людьми. Необходимы волевые усилия даже для того, чтобы утвердить идею приоритетности культуры в человеческой истории. Швейцер утверждал, что в ХХ веке сформировалась общность человеческой культуры, и кризис культуры в ХХ веке – кризис человечества, а не кризис Европы, не кризис Америки или Азии. «Те, кто воспринимает нынешний упадок как нечто естественное, утешают себя мыслью, что на распад обречена какая-то одна культура, а не культура вообще и что взамен на новом историческом этапе расцветет новая культура новой расы. Такая точка зрения ошибочна. На земном шаре уже не осталось в резерве девственных и потенциально одаренных народов, которые когда-нибудь в будущем смогли бы прийти нам на смену в качестве лидеров духовной жизни. Нам известны все народы, живущие на земле. Среди них нет ни одного, который уже не был бы причастен к нашей культуре в том смысле, что его судьба не определялась бы нашей. Все они – способные и неспособные, далекие и близкие – испытывают на себе влияние действующих в нашей культуре сил бескультурья. Все они больны нашей болезнью и только вместе могут выздороветь. Не культура одной расы, а культура всего человечества, нынешнего и будущего, будет обречена на гибель, если иссякнет вера в возрождение наших творческих сил» - писал А. Швейцер.
А. Швейцер, развивая идеи о защите культуры как цели человечества, сформулировал принцип благоговения перед жизнью. Этот принцип связан с отношением к человеку как к высшей ценности, с гуманизмом. «Благоговение перед жизнью и обусловленное им стремление всесторонне поднимать человека и человечество до уровня высшей ценности – пишет А. Швейцер, - ориентирует человека на совершенные, чистые идеалы культуры, сознательно полемизирующие с действительностью. Отдаваясь целиком тяжелой борьбе за существование, многие из нас уже не силах думать об идеалах, связанных с культурой. Они больше не проявляют объективности в этом вопросе. Все их помыслы направлены только на улучшение их собственного бытия. Идеалы, которые они при этом выдвигают, выдаются ими за культурные идеалы и вносят тем самым полную неразбериху в понятие культуры. Выдвигая в качестве цели культуры подлинную человечность, которой каждый может достигнуть, ведя жизнь, наиболее достойную человека, мы должны отказаться от некритической переоценки внешней стороны культуры, какую мы наблюдаем, начиная с конца Х1Х века. Мы все больше и больше понимаем, что необходимо четко различать в культуре существенное и несущественное. Призрак культуры, лишенной духовности, теряет свою власть над нами. Мы решаемся смотреть правде в глаза и утверждать, что с прогрессом познания и практики достигнуть культуры стало не легче, а тяжелее. Перед нами встает проблема взаимодействия духовного и материального. Мы знаем, что все мы должны бороться с обстоятельствами за свою человечность и заботиться о том, чтобы вновь превратить эту борьбу из бесперспективной в перспективную» .
И как далее подчеркивает А. Швейцер, «сегодня история человечества решает вопрос о возобладании гуманного или негуманного мировосприятия. И если решение это будет в пользу антигуманности … человечество погибнет» .
В свою очередь К.-Г. Юнг, социально-политический кризис западноевропейской культуры в целом, объяснял вторжением в жизнь общества архетипов. Следствием этого вторжения он считал расизм фашистов и коммунистический догмат о всеобщем равенстве. Факельные шествия, массовый психоз, пламенные речи вождей, символика (свастика в Германии и красная звезда в СССР), - все это свидетельствовало, по мнению Юнга, о вторжении в культурную жизнь общества таких сил, которые намного превосходят человеческий разум, а по природе своей подсознательны.
Таким образом, даже поверхностный анализ состояния современной культуры говорит о ее кризисе в небывалом масштабе.
Изменения жизни и мыслей, происходившие с конца XIX-начала ХХ века с все большим ускорением, неизбежно должны были поставить под вопрос основные принципы, которые определяют существование человека, и с позиций которых мы рассматриваем его поступки. Под сомнение было также поставлено и то, что мы называем гуманизмом, этикой, цивилизацией, культурой, то есть те ценности, которыми мы руководствуемся, и на основе которых мы оцениваем наше поведение. Из-за множества противоречивых причин эти традиционные ценности оказываются под угрозой, они шатаются, а вскоре обрушиваются, так как расширение и качественное изменение наших познаний о мире свидетельствует против них. История обнаружила существование цивилизаций и обществ, основанных на иных моральных концепциях и иных системах ценностей. Перед лицом множества этических систем мы не можем придавать нашим устоявшимся критериям абсолютного значения.
В конце ХХ столетия эпитет «гуманистический» стал неотъемлемой частью многих глобальных концепций, авторы которых пытались переосмыслить традиционные для западного мира идеи и представления о ценностях жизни и целях развития общества, говоря о «новом гуманизме» как необходимой предпосылке и основном условии гуманизации человеческого бытия. В этих работах подчеркивалось, что в настоящее время чрезвычайно важно «пробудить в нас «нового человека» живительным веянием нового гуманизма…» и что в основе будущего «гуманного мирового порядка» должен лежать «новый гуманизм».
Говоря о революционной роли «нового гуманизма» в трансформации жизненных ориентаций людей, А. Печчеи выделяет три основных его ценностных аспекта: понимание глобальности, стремление к справедливости, отвращение к насилию. Все эти аспекты, по мнению Печчеи имеют, исключительно важное значение для преодоления «внутреннего кризиса», который переживает современный человек, и для формирования его нового отношения к миру и к самому себе. Человек должен обратить свой взор на себя, понять, что только в нем самом скрыты силы, развитие которых может способствовать разрешению его «внутреннего кризиса» и, следовательно, «кризиса человечества».
Прежде всего, как считает Печчеи, человеку необходимо осознать глобальность происходящих в мире событий, составить верное представление о логике глобального функционирования мировой системы, а главное – о самом себе как неотъемлемой части окружающей природы, всего мироздания. В основе «нового гуманизма», стало быть, должно лежать определенное видение человека как тотального и в то же время конечного существа, живущего в глобальном континууме мира. «И чтобы быть людьми в истинном значении этого слова – пишет А. Печчеи, - мы должны развить в себе такое понимание глобальности всех событий и явлений, которое бы отражало суть и основу всей Вселенной» .
Не менее важные ценностные аспекты «нового гуманизма» – это справедливость и отвращение к насилию. Справедливость является «важнейшим принципом нового гуманизма» , одной из гуманистических идей, вдохновляющей людей на созидание «нового мирового порядка». Со справедливостью самым тесным образом связана свобода человека как решающая предпосылка возрождения «человеческого духа», развития человеческого достоинства, «человеческого качества». Достижение справедливости должно, по убеждению Печчеи, исключать насилие, представляющее собой не что иное, как культурную и социальную патологию. Поэтому «философия отрицания насилия должна стать одним из принципов нового гуманизма».
Таким образом, «новый гуманизм» А. Печчеи покоится на таких принципах и ценностях жизни, каждый из которых действительно имеет значение для гуманизации человека. Современный глобализирующейся мир представляет собой столь сложную систему взаимодействующих между собой элементов, что без учета глобального характера происходящих в нем процессов и рассмотрения человека как активного субъекта деятельности, преобразовывающего природное окружение, социальное бытие и самого себя, практически невозможно успешное разрешение глобальных проблем. Верно и то, что без установления справедливости, социального равенства между людьми ни о какой гуманизации человека не может быть и речи. Искоренение насилия, превратившегося в западной культуре в своеобразный культ, тоже, разумеется, является необходимой предпосылкой гуманизации человека и культуры в современном информационном обществе.
Сегодня большинство современных западных ученых возлагают надежды на некую «духовную революцию», результатом которой будет новая культура «гармонического глобализма», ставящая на первое место «качество, а не количество, сохранение, а не разрушение, кооперацию, а не конкуренцию». Данный подход получил развитие в целом спектре «стратегий выживания», основанных на концепции «реформ сознания человечества». Этим вопросам был посвящен, в частности, ряд докладов Римскому клубу, таких, как «Цели для человечества» Э. Ласло, «Нет пределов обучению» Дж. Боткина, М. Эльманджеры, М. Малицы, «Диалог о богатстве и благосостоянии» О. Джириани и др. И не случайно главное, за что ратовал создатель Римского клуба А. Печчеи, - это качественный скачок в человеческом мышлении. Такой скачок он назвал «человеческой революцией» и подчеркивал, что ее осуществление возможно только через развитие и совершенствование самого человека.
Один из самых активных членов Римского клуба Э. Ласло в книге «Прыжок в будущее: строя завтрашний мир сегодня» обосновывал тезис о том, что кризисные явления современного мира являются прямым следствием доминирующей системы ценностей. Такие «классические» ценности западного общества, как принцип «Laisser faire» (вседозволенность), культ эффективности, «закон джунглей», экономическая рациональность (измерение всего в деньгах, технологический императив (все, что может быть сделано, должно быть сделано) и другие, являются, по его мнению, одной из основных причин обострения современных глобальных проблем.
В своей статье «Гуманизм и новый мировой порядок» историк Кристофер Даусон семьдесят лет назад следующем образом описал происходящее с Западом в таких выражениях: «На протяжении веков цивилизация следует по избранному пути, поклоняется одним и тем же идеям, признает одну и ту же мораль и одни и те же Интеллектуальные стандарты. А затем, абсолютно внезапно, происходит нечто, источники прежней жизни высыхают в мгновение ока, люди неожиданно просыпаются в новом мире, в котором принципы старого мира моментально утрачивают свою значимость и становятся, попросту бесполезны… Похоже, что сейчас на Западе как раз осуществляется такой переход .
Отсюда, - отмечает казахстанский философ Н. Амрекулов, - «… и плоский материализм Запада, разрушительная философия «после нас хоть потоп» - конечный источник кризиса Запада».
Истинный гуманизм в отношении человека должен заключатся не в заигрывании с ним, не в оправдании и утверждении его безликости и пассивности, а в побуждении его к осмысленному бытию, к развитию собственной личности, а не стиранию ее своеобразия. В соответствии с этим действительный гуманизм подразумевает развитие всего богатства человеческой культуры.
Базовыми идеями развития новой гуманитарной парадигмы – глобалистики могут быть: идея единения мира (В.И. Вернадский, П. Тейяр де Шарден, Ауробиндо Гхош, Н.Н. Моисеев), идея вселенского предназначения личности (Г. Полде, Г. Шеффер), идея этической разумности (А.Д. Урсул), идея ненасилия (Л.Н. Толстой, М.К. Ганди), идея коэволюции (Н.Н. Моисеев), идея диалога цивилизаций и идея устойчивого развития. Они базируются на ведущих ценностях современного человечества – ценности Природы и Человека, и идее сотрудничества людей на планете по гуманизации их сосуществования. Сегодня ставка сделана на духовность человека, сознательную ориентацию на высшие ценности, ибо именно духовности человечества обязано своим прогрессом.
Неслучайно, например, академик Б.В. Раушенбах считает, что «движение к гуманизму неизбежно, потому что человек стал слишком опасен для самого себя» .
Очевидно, что основной проблемой становится сам человек, переживающий состояние близкое к антропологической катастрофе. Термин «антропологическая катастрофа» ввел М.К. Мамардашвили. Нам он представляется удачным, потому что за всеми нашими катастрофами – а их много, больших и маленьких, простых и сложных, - стоит кризис человека. Кризис этот проявляется, прежде всего, в том, что отсутствуют люди, способные понимать происходящее не в рамках готовой концептуальной сетки, не в идеологемах, а открыто. Основу антропологической катастрофы составляет неспособность человека соприкасаться с реальностью. Это явление – порождение идеологизированной структуры, вытесняющей подлинное сознание. Именно в такие периоды человек утрачивает способность понимать происходящее и порождать смыслы, отвечающие новым условиям жизни.
Подвергнув социально-философскому, философско-культурному анализу кризисное состояние современной культуры перед нами возникает совершенно новый вопрос: Свидетелями чего мы являемся - заката прежней культуры или пробуждения совершенно новой? Если этот вопрос правильно поставлен, и если оба предложенных ответа правильные, то из этого следует, что среди носителей прежней культуры должны появиться предвестники новой. Именно так мы должны воспринимать иррациональную философию ХХ века.
Гуманна ли культура? А если нет, то, что такое гуманизм? Ответ на этот основополагающий вопрос, вопрос, ответом на который является само назначение культуры, занял существенное значение в творчестве крупнейших мыслителей, оказавших решающую роль на мировую культуру ХХ века. К их числу необходимо отнести Фридриха Ницше (1844-1900), Жан Поль Сартра (1905-1980) и Мартина Хайдеггера (1889-1976).
Ницше был первым, кто осознал порочность современной ему культуры и открыто и громогласно заявил об этом. «Пусть гибнут слабые и уродливые - первая заповедь нашего человеколюбия. Надо еще помогать им гибнуть» - писал он в одной из последних своих работ .
О каком «человеколюбии» т.е. гуманизме говорит Ницше? Человеколюбие Ницше есть отрицание установившихся моральных норм, ибо они, считает философ, привели к декадентству (упадку), т.е. к всеобщему духовному кризису. Ницше размышляет о распаде европейской духовности, низвержении прошлых ценностей и норм, «восстании масс» (Х. Ортега-и Гассет) и создания для их оболванивания и обслуживания чудовищной массовой культуры, унификации людей под покровом их мнимого равенства, начале борьбы за господство над всем земным шаром, попытках выращивания новой расы господ, тиранических режимах как порождении демократической системы.
Социально-психологическая сфера общества в этот период характеризуется резкой сменой состояний: от относительного духовного комфорта, спокойствия, стагнации к состоянию стремительных перемен, неуверенности и страха перед будущим, духовных метаний, агрессивного раздражения, социальной и межнациональной напряженности.
Для Ницше нигилизм – закономерный итог развития европейской цивилизации, неизбежное, но не последнее и не окончательное состояние общества; по его мысли, нигилизм является логической и психологической предпосылкой движения, которое сменит его в будущем, и которое «может возникнуть исключительно после него и из него». Ницше уподобляет нигилизм болезни, которой необходимо переболеть, чтобы прийти к новому мироощущению. Нигилизм, таким образом, это не начало конца, а «великая исходная точка», начало «великого полдня», когда старая картина мира уже не соответствует новым реалиям, а новая еще не выработана. Ницше так характеризует это состояние: «мы потеряли устойчивость, которая давала возможность жить, - мы некоторое время не в силах сообразить, куда нам направиться», ибо в открывшихся просторах океана нет проторенных дорог.
Таким образом, Ницше является не только провозвестником европейского нигилизма, но и первым человеком, предпринявшим попытку обозначить пути выхода из него. Он, «историк ближайших двух столетий» увидел не только завтрашний день – эпоху апофеоза и краха модерна, но и послезавтрашний день – эпоху постмодерна, период переосмысления итогов западной цивилизации. Страшнейшие потрясения человечества в ХХ веке вызывают потребность одуматься. Безудержное развитие, стремительное движение к недостижимым, подобно линии горизонта, целям обернулось разочарованием и, вместе с ним, ощущением необходимости нового мировоззрения.
Надо было вслушаться в этот тревожный, трагический голос, ибо то, о чем он кричит - правда. Но надежды человечества - вне этой правды. Мы не можем отказаться от поисков смысла нашего существования: ответом на кризис цивилизации являются поиски нового гуманизма.
Философия Ницше оказала радикальное влияние на ход общественной мысли, ибо показала, что существующий гуманизм, есть попытка «вырастить из humanitas противоречие самому себе» . Своеобразным гуманизмом новой волны явилась философия экзистенциализма (философии существования) самого влиятельного философского направления ХХ века.
Экзистенциализм, или философия существования, играла и продолжает играть значительную роль в развитии современной философии. Она характеризуется антисциентистской направленностью и ориентирована на проблемы, связанные с человеком, смыслом его бытия, что приобретает актуальную значимость в глобальных процессах современности.
Как отмечает известный современный английский писатель-экзистенциалист Дж. Фаулз: «Экзистенциализм – это бунт человека против всех систем мышления, психологических теорий и всех видов общественно-политического гнета, стремящихся лишить его индивидуальности”» И далее: «… попытка перебороть вездесущее и все более опасное чувство немо* в современном мире» .
Одним из главных вопросов философии, в том числе и экзистенциализма, является вопрос: Что такое человек в начале своего существования? Как человек творит себя? Творение человека, т.е. человечности как раз и рассматривает гуманизм. Если традиционный гуманизм рассматривает человека как цель (а не средство) и высшую ценность, то экзистенциализм отвергает такой гуманизм, так как «нельзя признать, чтобы о человеке мог судить человек» и нельзя рассматривать «человека как цель, так как человек не завершен» . В противном случае может возникнуть культ идеально завершенного человечества, об отрицательных последствиях которого свидетельствуют фашизм и коммунизм, едва не уничтоживших человечество в ХХ столетии.
Но есть другое понимание гуманизма, а именно: человек не есть некое самодостаточное существо (т.е. цель и наивысшая ценность в себе); человек - это бытие-в-мире, т.е. человечность человека, его гуманизм определяется его существованием в мире, мире, в котором осуществляется связь трансцендентности (внутреннего) и субъективности (внешнего).
С точки зрения экзистенциализма человек постоянно находится вне себя. Он проецирует себя на свое будущее. Ж.-П. Сартр, в своем знаменитом докладе «Экзистенциализм – это гуманизм» (1946 г.) цитирует Ф. Понжа (франц. поэта) «Человек – это будущее человека» . Но будущее это то, что неизведанно. Как проецировать себя в неизвестность? Это значит: исходя из экзистенциалов существования, преследовать трансцендентные цели. Именно такое понимание человека, т.е. не его сущности, а способа существования, экзистенциализм кладет в основу своего гуманизма. Над человеком нет законодателя, человек заброшен в мир, т.е. он одинок и никому не нужен, и именно исходя, из этой ситуации, он должен сам решать свою судьбу.
Немного с иных позиций подошел к проблеме гуманизма М. Хайдеггер в работе «Письмо о гуманизме», которое было написано в ответ на выше рассмотренную работу Сартра. Основная идея Хайдеггера состоит в том, что традиционный гуманизм, как термин метафизики ставит человечность человека еще не достаточно высоко. Поэтому Хайдеггер задается вопросом: Ведет ли гуманизм к подлинности человека? Ведь, в конечном счете, человек должен обрести свою подлинность, что на традиционном языке означает человечность (гуманность). Для того чтобы ответить на этот вопрос философ задается следующим вопросом: «Однако на чем стоит человечность человека?» и отвечает «она покоится в его существе» . Но как понимается существо человека? Рассматривая различные интерпретации существа человека, Хайдеггер приходит к выводу, что, несмотря на все их многообразие, все они сходятся на том, что определяют человечность человека на фоне того, что также подлежит истолкованию. Отсюда и возникает разночтение в толковании термина гуманизм. Поскольку первоосновой всего сущего является бытие, то Хайдеггер предлагает рассматривать существо человека в его отношении к бытию. «При определении человечности человека гуманизм не только не спрашивает об отношении бытия к человеческому существу. Гуманизм даже мешает поставить этот вопрос, потому что ввиду своего происхождения из метафизики не знает и не понимает его».
Метафизика, по мнению философа, продумывает лишь бытие сущего, но не само бытие. Истина бытия остается в стороне от метафизики, и, следовательно, гуманизм, как понятие метафизики не может продумать сущность человека в свете истины бытия. Но как осуществляется отношение человека к бытию? Посредством мышления и языка, - отмечает Хайдеггер.
Хайдеггер настаивает на том, чтобы сущность определяли не из существования, как предлагает Сартр (существование предшествует сущности), а из экстатики бытия-вот, Dasein. «В качестве экзестирующего человек несет на себе бытие-вот, поскольку делает «вот» как просвет бытия своей «заботой». В определении человечности человека как экзистенции существенным оказывается не человек, а бытие и бытие-вот, которое выносит на себе экзистирующий человек. Человечность человека, превращается в заботу человека о.... Забота человека о... делает его «пастухом бытия». В этом видится гуманизм Хайдеггера. Его мысль, как он считает, противостоит традиционному гуманизму, ибо последний не приближается к сущности человека и, следовательно, не ставит ее достаточно высоко.
Философия немецкого мыслителя направлена не против гуманизма, нет. Фундаментальная онтология Хайдеггера есть смена, упразднение всей западной метафизики. А представление о гуманизме сложилось именно на почве западной метафизики. Последняя породила “бездомность, в которой блуждают не только люди, но и само существо человека”. Именно исходя из “бездомности” человека, Хайдеггер критически осмысливает гуманизм. Бездомность - это признак забвения бытия, более того “бездомность становится судьбой мира” . А это уже глобальный аспект его онтологии.
Для того чтобы раскрыть человечность человека Хайдеггер обратился к сути языка, исходя из которого, показал поверхностность любого гуманизма, ибо мышление гуманизма метафизично, это путь к бездомности человека.
Для того, чтобы вернуть человека к его подлинной человечности, нужно дать «слово невыговоренному смыслу бытия» . Такое слово есть мысль, и более того это «единственное дело мысли» . Нужно вернуть человеку тот изначальный язык - язык, обусловленный законом уместности бытийно-исторической мысли, который определяется Хайдеггером как «строгость осмысления, тщательность речи, скупость слова» .
В то же время Хайдеггер отмечает что «мысль, осмысляющая истину бытия как первородный элемент человека, носителя eksistence, уже заключает в себе первородную этику». Хайдеггер противопоставляет свою концепцию традиционному гуманизму в рациональной и оптимистической форме XVIII-ХIХ веков, а также догматической форме утверждения неизменных ценностей. Однако гуманизм он опровергает не во имя антигуманизма, а во имя eksistence человека, его незавершенности, его созидательного познания.
По мнению Хайдеггера, сущность человека – eksistence – в покинутости, в одиночестве, брошенного в этом глобализирующемся мире, в тоску, в отчаяние, поскольку человек никогда не предстает самим собой как существо стабильное, завершенное, владеющее собой и вещами, а как постоянное скольжение, бегство в пустоту, в небытие.
Человеческая задача, таким образом, состоит в постоянном нравственном росте – поэтому одним из главных уроков экзистенциализма является понимание необходимости преодоления любых узкосоциальных, прагматических ориентаций сознания, приведших человечество ХХ века к глобальному мировоззренческому кризису. Попытка преодолеть «нравственное подташнивание» (М. Нордау) в распадающемся мире, где «все подорвано» (Ф.М. Достоевский), где «жизнь иссякла в своих источниках» (В.В. Розанов). Против этой узости и зашоренности и выступает «бунтующий человек» (А. Камю), отвергая обезбоженный им самим материально-предметный мир, утверждая свою неискоренимую потребность в духе, в духовности, в единении.
А. Печчеи, считал, что кризис человечества можно предотвратить не отказом от научно-технического прогресса, а совершенствованием человеческих качеств на основе современного гуманизма – стремления к справедливости, отвращения к насилию. Это даст возможность перейти к новым условиям бытия человека и культуры, и перед человеком стоит нетривиальная задача: вернуть человеку воодушевление духовных истин, вдохнуть в него утерянную веру в единство Правды, Добра и Красоты .
Таким образом «в эпоху технической цивилизации такая объединительная тенденция является единственно спасительной для человечества. Иная, обратная тенденция будет иметь апокалипсическое завершение» .

Литература:

1. Шварцман К.А. Философия и воспитание. – М., 1989. – С. 118.
2. Гесиод. Труды и дни. – М.,
3. Шпенглер О. Закат Европы. – М., 1993. – С. 163-164.
4. Гуссерль Э. Кризис европейского человечества и философии // Вопросы философии. 1986. №3;
5. Цит.по: КонтиненТ. 2006. №3. – С. 4.
6. Лебон Г. Психология толп // Психология толп. - М.: Институт психологии РАН, Издательство "КСП+", 1998. - 416 с. - С. 125.
7. Франк С. Духовные основы общества. – М., 1992. – С. 412.
8. Там же.
9. Русские мыслители и Европа // В поисках своего пути: Россия между Европой и Азией. – М.: Наука, 1994. Т. 2. – С. 202.
10. Соловьев В. Три силы // Соловьев В. Соч.: в 2 тт. Т.1. – М., 1989.
11. Хейзинга Й. Homo ludens. В тени завтрашнего дня. – М.: 1992.
12. Там же.
13. Там же.
14. Хейзинга Й. Homo ludens. В тени завтрашнего дня. – М.: 1992.
15. Там же.
16. Сорокин П. Человек и общество в условиях бедствия (фрагменты книги) // Вопросы философии. 1993. №3. - С. 54.
17. Швейцер А. Благоговение перед жизнью. – М.: Прогресс. 1992.
18. Там же
19. Швейцер А. Благоговение перед жизнью. – М.: Прогресс. 1992. - С. 509.
20. Сен-Марк Ф. Социализация природы. – М., 1977. С. 42.
21. Печчеи А. Человеческие качества. – М.: Прогресс, 1980. С. 185.
22. Там же. - С.186.
23. Там же. - С. 192.
24. Francis Beauchesne Thornton,ed, Return to Tradition (Fort Collins, Colo: Roman Catholic Books), p. 304 / Цит. по: Бьюкенен П.Дж. Смерть Запада. - М.: ООО "Издательство АСТ", 2004. - С.312.
25. Амрекулов Н. Свой путь. Часть VIII. Генезис кочевья // Свобода слова. 2007. № 48 (142). - С. 25.
26. см. Золотое сечение. Светский журнал о религиях мира. №1 / март-апрель 2000. – С. 33.
27. Ницше Ф. Антихристианин // Сумерки богов. – М.: Политиздат, 1989. - С. 19.
28. Ницше Ф. Антихристианин // Сумерки богов. – М.: Политиздат, 1989. - С. 92.
* согласно Дж. Фаулзу, «немо – возможность, то, кем я не являюсь» // см. Фаулз Дж. Аристос. – М.: Изд-во ЭКСМО-Пресс, 2002. - С. 107.
29. Там же. - С. 232-233.
30. Сартр Ж.П. Экзистенциализм - это гуманизм // Сумерки богов. – М.: Политиздат. 1989. - С. 343.
31. Там же.
32. Сартр Ж.П. Экзистенциализм - это гуманизм // Сумерки богов. – М.: Политиздат. 1989. - С. 343.
33. Хайдеггер М. Письмо о гуманизме // Хайдеггер М. Время и бытие. – М., 1993. - С. 192-221.
34. Хайдеггер М. Письмо о гуманизме // Хайдеггер М. Время и бытие. – М., 1993. - С. 197.
35. Хайдеггер М. Бытие и время. – М.: 1997. - С. 200.
36. Там же. – С. 206.
37. Там же. - С. 207.
38. Там же. - С. 219.
39. Там же. - С. 220.
40. Там же. - С. 220.
41. Печчеи А. Человеческие качества. – М.: Прогресс, 1980.
42. Колчигин С.Ю. Логика целостного мировоззрения. - Алма-Ата: Гылым, 1993. - 200 с.-С. 8.

Дегуманизация - это один из самых жестоких способов войны СМИ, так как нацелена на искоренение гуманности, сплоченности людей и провоцирует безграничное превосходство, вседозволенность дегуманизаторов над теми, на кого она направлена.

Примеры

Классический пример, где наблюдалась дегуманизация - нацистской Германии, которая распространяла идеи о превосходстве арийцев над всеми остальными народами.

Схожим примером можно назвать расистскую политику апартеида в ЮАР или взаимное стремление "расчеловечить" большевиков и сторонников "белого" движения во время гражданской войны.

Зачастую дегуманизация становится оружием в руках враждующих сторон, как это было во время Второй мировой войны или в период холодной войны и гонки вооружений.

Примеров этого явления огромное количество. Она и сегодня актиивно используется в СМИ.

Дегуманизация культуры

Термин этот ввел в употребление всемирно известный испанский культуролог и философ Хосе Ортега-и-Гассет. Согласно определению, данному им в 1925 г., дегуманизация - это устранение из искусства всего "слишком человеческого", всего, что имеет эстетическую красоту. Предполагается воспроизведение жизни в "формах самой жизни".

Этот способ информационной войны - крайне опасное оружие, которое "верхушки" политической власти используют для полного уничтожения образа неугодных, будь то враги или конкуренты. При помощи СМИ, интернета и массового искусства в сознании людей создается отрицательный образ людей, подвергшихся дегуманизации.

Современное общество - и не только российское, но российское в особенно явной форме - переживает интенсивнейшую трансформацию. Речь идет не только и не столько о производственных и информационных технологиях, динамике форм деловой активности или динамике политических структур на мировом и национальном уровнях. Трансформации подвергаются и отнюдь не внешние, а внутренние и духовные не то что аспекты, а основы социальной жизни - вплоть до морали и религии.

Современный человек находит детали своего облика, знакомые свойства, связи, структуры, но только не себя самого. Движется по направлению к себе, но никогда не достигает себя, проваливаясь в окружающий его предметный мир. Отчаянный поиск самоопределения, свободы и ответственности современного человека, так же как и стремление уйти от этой свободы и ответственности, никак не достигают желаемого результата.

Процессы социальной трансформации, тем более столь масштабной и глубокой весьма драматичны и травматичны. Нередко они воспринимаются как утрата или разрушение основ человеческого бытия, как дегуманизация общества и утрата перспектив духовности. Однако, такая квалификация вызывает ряд вопросов. Означают ли пафосные формулировки типа «проблемы дегуманизации современного общества», что раньше общество было «гуманизировано». Где и когда было такое общество?

И что такое вообще - дегуманизация? Расчеловечивание? Утрата человечности? В чем и где? В цивилизации? В культуре? В философии? В чем эта дегуманизация проявляется? В росте насилия - прежде всего со стороны власти? В технологическом рассмотрении человека как средства в политике, в менеджменте, даже в медицине - как поставщика запасных частей, в искусстве? И тут вопрос спорен. Достаточно хотя бы напомнить достижения в охране окружающей среды, в медицине, степень комфорта жизни и условий труда, достигнутых современной цивилизацией. Да и возможна ли дегуманизация в принципе, если все ее проявления - дело рук человеческих, воплощение его идей, потребностей, чаяний?

Главная проблема не в дегуманизации, а в самом человеке. И наше время, действительно, ставит эту проблему чрезвычайно остро. Сам человек стал проблематичен, нуждается в некоей гомодицее. Что такое человек? К концу ХХ столетия все отчетливее становится ясным, что в его двойственной природе, в единстве тела и сознания, плоти и духа, сущность человеческая связана все-таки именно со вторым.

Основной пафос критики современного общества направлен на обессмысливание бытия, укорененное утилитаризме, экономизме и техницизме, коммерческих, капиталистических и, в конце концов, бюрократических институтах власти, тяготеющих к тому, чтобы лишить жизнь ее смыслового богатства и глубины. Обвинения принимают разнообразные формы: утверждается, что больше нет места героизму, аристократическим добродетелям, высоким целям, утрачена любовь и ощущение глубины жизни.

При желании во всем можно обвинить Декарта, впервые задавшегося проблемой человеческого самосознания. «...Из опустошенного cogito Декарт, подобно пауку, вытягивал мир - современный мир, по сути дела, материальный мир, материалистический мир, мир Просвещения, вероятно, западный, империалистический, протестантский и капиталистический, этноцентрический и фаллоцентрический технологический мир как таковой, а не мир значения и любви, смеха и слез, но мир абстрактного мышления» .

Мы живем в период крайнего индивидуализма и в то же время - глубокой деперсонализации. Индивид стремится действовать в соответствии с собственными представлениями о жизни и своем назначении, делать «свое» дело, но все эти представления и способы жизни испытывают мощнейшие внешние давления и рано или поздно сводятся к стремлению соответствовать неким групповым субкультуральным стандартам, социальным ролям. От человека требуется только одно - отождествить себя с какими-то матрицами, принять такую матрицу как свою идентичность . В противоположность неолиберальным представлениям о «конце истории» наблюдается большое количество различных групп и движений, ожидающих резких и радикальных перемен, несущих человечеству неожиданные метаморфозы. Кто-то ждет этого от космических пришельцев, кто-то от углубленной коллективной подготовки - медитации, инвокации и т.п., кто-то - нового пришествия Христа, нового Аватара или некоей космической Сущности, которые обновят все и вся. Для любого непредвзятого наблюдателя очевидно, что мы живем в эпоху интенсивного перехода человеческого (личностного и социального) существования из одного состояния в другое, в эпоху тотальной лиминальности. Речь идет именно о качественных подвижках, а не количественном наращивании социальной организации и коммуникаций, о качественных изменениях способов жизни, общения, сознания - причем, изменениях весьма неоднозначных. Так же как десятилетняя девочка имеет весьма туманные представления о том, что замужняя жизнь потребует от нее фундаментального изменения сознания и эмоциональных реакций, так и нынешнее человечество имеет весьма туманные представления о своем будущем - не в плане будущего цивилизации, а в плане более фундаментальном, в плане индивидуации.

Конец работы -

Эта тема принадлежит разделу:

Перспективы метафизики:Классическая и неклассическая метафизика на рубеже веков

На сайте сайт читайте: "перспективы метафизики:классическая и неклассическая метафизика на рубеже веков"

Если Вам нужно дополнительный материал на эту тему, или Вы не нашли то, что искали, рекомендуем воспользоваться поиском по нашей базе работ:

Что будем делать с полученным материалом:

Если этот материал оказался полезным ля Вас, Вы можете сохранить его на свою страничку в социальных сетях:

Все темы данного раздела:

Координата рационального.
Современная фаза развития теоретического сознания вновь выдвигает на первый план проблему рационального. Это обусловлено целым рядом обстоятельств, среди которых не последнюю роль играют как продол

Сущность и рациональность
Любое осмысленное знание, претендующее на истину, есть познание некоторой сущности. В современном философском дискурсе, в наше постмодернистское время рассуждений о симулякрах и деконструкции, стил

Существенность сущности
Автор «Метафизики», со свойственной ему лапидарностью, отмечал: «...о сущем говорится в различных значениях, но всякий раз по отношению к одному началу: одно называется сущим потому что оно сущност

Сущность и идентификация
Глубоко в истории философии и логики коренится понимание развития познания как взаимодействия двух основных форм фиксации и выражения знания: непосредственного указания предмета и его описания. Ари

Рост знания: динамика существенного и диалогичность осмысления
Развитие знания и осмысления это не только путь от выделения свойств вещи к знанию вещи как комплекса этих свойств, но и встречное движение - от идентификации некоторой нерасчлененной целостности к

Существенность и необходимость
Традиционная формальная логика отвлекается от этого обстоятельства. Она строится как анализ объемных (экстенсиональных) отношений (как отношений между объемами понятий) нейтрально к существенности

Существенное как синтез истинного, должного и возможного
Как представляется, рассмотренный круг вопросов ставит проблему возможности логико-семантического анализа, строящегося не только на традиционных критериях непротиворечивости адекватного описания де

Существенность и эффективность, рациональность и ответственность
Существенность является выражением единства анализа и синтеза, выявления расчлененности предмета познания, описания этой расчлененности («сделанности») и программы воссоздания в новом единстве, зад

Сущность и свобода
Проведенное рассмотрение показывает, что идеи сущности и существенности непосредственно связаны с рациональностью как эффективностью и конструктивностью целенаправленной деятельности. Что позволяет

Два типа рациональности
Рациональность как эффективная «техничность» Знание - одно из средств обоснования деятельности, шире - жизни. Лишь будучи соотнесенным с контекстом конкретных потребностей

Произвол и безответственность рационалистического активизма
Естественная человеческая потребность видеть мир осмысленным и справедливым, оправданным. Но на каких основаниях сравниваются сущее и должное, во имя каких интересов будет осуществлено в их единой

Космичная» рациональность
Но рациональность и существенность связаны не только с целеустремленностью, но, в конечном счете, и с конечностью, ограниченностью выражения, описания и отображения. Они суть ни что иное как проявл

Инорациональность свободы и ответственности
Осмысление действительности не сводимо к осознанию «сделанности» вещей и явлений. А идея не сводима к программе эффективной (успешной) деятельности. Все это, разумеется, составляет ткань осмысления

К новой метафизике нравственности?
Необходим радикальный переход к новому пониманию человека. Или он - самозванец, стремящийся к экспансии, агрессии, насилию и убийству как крайней форме самоутверждения. В этом случае он может сдерж

Философия и наука: ревность без любви
По мере формирования науки, по мере дивергенции и все большей специализации научных дисциплин, нарастали напряжения в отношениях науки и философии. Между ними сложились непростые, взаимо-подозрител

Нефилософская философия
Между тем явно и довольно остро ощущается голод по «внешкольной», неакадемической философии, по независимому и честному суждению. Не случайно в годы духовного застоя возник и активно разгорался, ос

Не философия - методология - наука, а наоборот
В этой связи поучительно рассмотрение претензий философии на так называемую методологическую функцию по отношению к науке. В нашем столетии даже оформился самостоятельный философский дисциплинарный

Философствование и философия
Итак, есть живое философствование и есть академическая философия. Есть собственно философы - те, кто философствует, и есть преподаватели философии, делящиеся радостью узнавания чужого философствова

Философствование ученых: как теория становится метафизикой
Начав с рассмотрения философии как нормативно-ценностной системы, с форм и способов философстования, мы вновь оказываемся перед содержательной стороной философствования - фактом противоречивости мы

Философия техники в современной культуре
Философия техники - это сравнительно новая ветвь философии, специфика которой заключается в необычности предмета исследования. При столкновении с предельно рациональным, «весомым, грубым, зримым» м

Определение техники
Методической основой преподавания технических дисциплин является так называемый естественнонаучный подход к технике. Согласно этому взгляду, техника есть принадлежность прикладной науки. Тем самым

Мир техники и мир человека: проблемы их соотношения
Соотношение мира человека и сотворённой им технической среды достаточно сложно. Мы остановимся на двух важнейших вопросах - на проблеме трансформации человеческой сущности, погружённой в про

Новые тревоги и новые горизонты мира техники
Конец столетия ознаменовался усилением антитехницистских настроений. В ходу несколько драматичный тезис о крахе «великой технологической иллюзии», с которым связывается современное состояние умов.

Культурология: от видЕния к вИдению.
В 1983 г. один из авторов сдал в издательство питерского университета книгу под названием «Познание и культура». Речь в ней шла о социально-культурных и личностных факторах познания. Издательство к

Возможна ли культурология как «чистая» наука?
В спорах о статусе культурологии и ее перспективах на будущее невольно соединяются две разные идеи. С одной стороны, речь идет о демаркации между философским и культурологическим типами знания и о

Семиотическое пространство культуры
Человек становился человеком по мере того, как он осознавал себя в качестве одного из звеньев всеобщей цепи, растянувшейся и в пространстве и во времени и названной «человечество». Обнаружение все

Язык и текст в культуре XX века
Европейская метафизическая традиция ассимилирует в себе два основных варианта осмысления проблемы культурного текста. Один из них корнями уходит в античную традицию и связан с учительской культурой

Метафора - знак неполноты бытия
Человеческая деятельность никогда не строится так, чтобы все сведения, необходимые для успешного осуществления конкретных деятельностных актов, были в наличии. Одной из ее важнейших особенностей яв

Философская антропология и метафизика свободы.
Во «Введении к антропологии» М. Шелер сформулировал пять основных и определяющих идей о человеке. Первая суть иудео-христианский миф о сотворенном человеке и смысле его бытия. С этой мифол

Самосознание и страх, диалог и Третий
«Не полон ли мир ужасов, которых мы совершенно не знаем? Не потому ли нет полного ведения, что его не вынес бы ум и особенно не вынесло бы сердце человека?» - спрашивал в начале XX столетия В.В. Ро

Пространства священного. Христианская антропология на рубеже веков
Проблема метафизического осмысления сущности христианства в современной ситуации претерпевает весьма противоречивые трансформации. С одной стороны, христианская идея не перестает оставаться стержне

Исповедальное слово в метафизической перспективе
Тема исповеди относится к одной из самых потаенных областей человеческой культуры. Искренность исповедального слова и его неотторжимость от религиозного опыта проявляет, проясняет метафизические ос

Философический эксгибиционизм
Запомнился один сюжет из философских быта и нравов нескольких лет давности. Готовился очередной выпуск «Санкт-Петербургских чтений по философии культуры». Тема его звучала довольно претенциозно - «

Философия культуры и уровни междисциплинарности.
Возможности теории и философии культуры ограничены, что становится очевидным при рассмотрении динамики культуры и смыслообразования. При рассмотрении развития культуры, а тем более таких его фактор

Семиотический подход
Очевидной привлекательностью в плане возможностей осмысления лиминальности обладает семиотика как общая теория знаков. Семиотический подход доказал свою плодотворность в культурологии и искусствове

Семиодинамика или глубокая семиотика
Однако и традиционный семиотический подход ограничен возможностями только описания de facto лиминальности и лиминального дискурса, но не самой динамики перехода в осмыслении и смыслообразовании, чт

Комментарии к предстоящему: ракурсы и взоры
«Тот, кто знает, не говорит. Тот, кто говорит, не знает». Тот, кто знает и говорит, минует не. Не неба, очерчивающего окоемом: здесь происходит то, что принято

Приближение
«Би. Приближение. Счастье! Вникни в гадание. Изначальная вечная стойкость. Не лучше ли сразу прийти? Опоздавшему - несчастье». В изначальной вечной стойкости преодолевая нед

Радиальный ответ
«В месте и скрытом и тихом мы создали храм». «В месте и скрытом и тихом» - ответ на метафизическое вопрошание о месте (пространстве). Ответ радиальный, ибо гласит о том, по

Я как точка сборки ответственности
Очевидна историческая тенденция сужения границ Я, границ личности как вменяемого, свободного и ответственного субъекта от племени, общины, рода до психосоматической целостности индивида, к определе

Распыляющееся Я?
Границы свободы и ответственности сузились настолько, что перешли в запредельное. Разве уже сейчас не возлагается ответственность не на целостную личность, а на стихии, процессы и системы ее образу

Пол и идентичность
Где же спасение? Каков тот якорь, которым Я может зацепиться за мир? Может быть пол, гендер? Выше уже отмечалось, что в европейской традиции за последние два века укрепилась понимание генд

Постчеловеческая телесность
Более того, в наши дни можно говорить уже и о постчеловеческой телесности. Греческий философ Х. Яннарас в своих «Вариациях на тему «Песни песней» пишет: «Загоревший мальчик с гибким, как у

Фундаментальные метафоры: зооморфизм, техноморфизм и теоморфизм
Хаптическая рефлексия небезосновна, она ищет опоры вовне, уподобления каким-то формам бытия. Представления о человеческой самости, идентичности человеческого самосознания с какой-то формой ищут и н

Постчеловечное Я
Где и когда Я? Где и когда личность? К концу ХХ столетия эти вопросы звучат весьма нетривиально. Психологи и даже педагоги говорят о пренатальной (внутриутробной) стадии развития личности. Родителя

Приключение духа разума и свободы
Духовная драма, если не трагедия, ХХ столетия вопиет об осмыслении. XX в. фактически оказывается полем пересечения ряда сюжетов духовного поиска, осознает себя эпохой практики и экспериментов, когд

Ad absurdum постмодернизма
Рационализм Просвещения (модерн), последовавшая сциентизация практически всех компонентов культуры определили судьбу философии последних двух столетий: из любви к мудрости она превратилась в любовь

К новой метафизике нравственности и инорациональности?
Во вновь расширяющемся в запредельное конусе свободы и ответственности их субстанция становится виртуальной, труднодоступной здравому смыслу и обыденной практике, а идентификация, определение грани

Самосознание, духовность и персонология
Человек современной культуры требует постановки своей индивидуальной трагедии в центр универсального исторического процесса, не просто рациональной осмысленности мира, но и соразмерности смысла с е

Персонология, глубокая семиотика и новый парадигмальный сдвиг
Какова роль философии в этих процессах? Не случайно в центр дискуссии о кризисе современности ставится не понятие разума, а понятие личности. Это связано с общей тенденцией в современной философии,

СОКРАЩЕНИЕ ПЕРВЫХ ОСНОВАНИЙ МАТЕМАТИКИ».
ПРЕДУВЕДОМЛЕНИЕ Для двух причин я люблю и восхваляю Математику, во-первых, для исправления хорошего порядка, коим содержащееся в ней учение предлагается и утверждается. Потом для ее нау

1. Вольф Христиан. Вольфианская экспериментальная физика с немецкого подлинника на латинский язык сокращенная, с которого на российский язык перевел Михайло Ломоносов. 2-е изд. СПб: Типограф

Слово и тело постмодернизма: от феноменологии невменяемости к метафизике свободы.
Еще в 1970-е годы, чем дальше, тем больше, все возрастала популярность французского постструктурализма. Ж. Бодрияр, Ж. Батай, Ж. Деррида, Ф. Гваттари, Ж. Делез, Ж. Лиотар, стали законодателями фило

Телоцентризм
«Слово и тело» - не столько парафраз известной формулы российского сыска, сколько обозначение существа проблемы. Сутью современной цивилизации, с которой кое-кто связывает даже «конец истории», явл

Логоцентричность телоцентризма
Прежде всего, относительно кризиса логоцентризма и рационализма в современной культуре. Можно сколько угодно интересно, ярко и «со страшилками» говорить и писать об этом. Но следует все-таки помнит

Фигура умолчания постмодернизма
«Доверия к слову в культуре практически не осталось, - пишет М.Н. Золотоносов. - В этой ситуации можно предположить, что в XXI веке основные открытия будут совершены на основе не научных и техничес

Невменяемость
Так и видится, как читатель из адептов деконструктивизма, тонко и снисходительно улыбаясь на моветон этой статьи, замечает: «Ну вот, об ответственности заговорил. Какая, к Богу в рай, ответственнос

Человекобожие?
Но даже если признать, что главное в осмыслении деконструкция, метафора, ирония, интерпретация как взаимоперевод, Outside-Inside позиция, то и здесь мы приходим к серьезным проблемам метафизики нра

Ответственность и свобода
Но может быть именно в этом и заключен главный урок постмодернизма? Наглядный и масштабный урок в духе П.Я. Чаадаева - «как не надо». Урок следствий сознательной невменяемости, свободного отказа от

От Канта к Бахтину
В этой связи представляется важным и плодотворным обращение к сопоставительному анализу наследия двух, по-своему - ключевых для осмысления духовного опыта XX столетия фигур: И.Канта и М.М.Бахтина.

Бытие как со-бытие
В свете проведенного рассмотрения очевидно, что ответом на вопрос, «чье» сознание может быть указание какого-то пункта духовного целого, относительно места, позиции личности в мире. В этом плане че

Границы личности как границы свободы и ответственности
Феноменология, экзистенциализм, философская герменевтика весьма убедительно продемонстрировали, что интерпретация, понимание и даже язык - не только коммуникативные процессы, а являются проблемами

От шизоанализа к грамматологии и обратно
Из обыденного человеческого опыта и из практики психологической науки известно, что необходимой характеристикой здорового человеческого мышления является способность осознавать антитетически заостр

Смерть смерти»: постмодернистический проект
Метафизика представляет собой один из самых сложных исторических типов философского (и религиозного) дискурса не только в силу исторической укорененности ее в человеческом мышлении. Из абсолютной ф

Персонологические основания динамики осмысления
Как было показано выше, традиционный логический, теоретико-информационный, семиотический и даже культурологический подходы к динамике осмысления метафизического знания оказываются ограниченными и н

Хаптика: тело смысла и смысл тела
Особого внимания заслуживают телесные факторы динамики осмысления и смыслообразования. Во-первых, потому что от них отвлекалась и отвлекается до сих пор традиционная теория познания в своем стремле

Некоторые пророки и предтечи
У хаптики и телоцентризма имеются авторитетные и убедительные пророки. Собственное бытие дано человеку, прежде всего, в телесной форме, как телесность. Именно тело очерчивает первичную границу Я и

Социально-культурные факторы
В 1970-1980-х гг. мощно проявился духовный кризис идеологии с ее пониманием человеческой жизни как жизни в идее, когда смысл жизни каждого и всех придает некая идея, оправдывающая все тяготы этой ж

Хапос, grooming и смысловое оплотнение
Любопытна, в этой связи, уже упоминавшаяся трактовка происхождения культуры, предложенная недавно М.Н. Эпштейном. Традиционные концепции исходят из противопоставления культуры и «нат

Осязательность и эротичность: гендер и пытка
Традиционно соотношение тела и разума понимается в кантовском духе доминирования разума и трактовки тела как аппарата получения чувственных ощущений. С хаптической же точки зрения, ситуация перевер

От мифократии трансцендентального к смыслоутрате: деконструкция тоталитаризма и тотальность деконструкции
Собственно Российскую империю в 1918 г., очевидно, ждала судьба Австро-Венгрии. Финляндия, Польша, прибалтийские республики, Закавказье, начавшийся распад и собственно «метрополии»: Сибирь, Дон, юг

Исторический пессимизм как оптимизм
Дело оказалось намного трагичнее, чем предполагалось первоначально. Главная беда оказалась духовном опыте общества, в его «коллективном бессознательном», в том, от чего не откажешься в одночасье, ч

О современном политическом мифотворчестве
Одной из отметин современной интеллектуальной жизни в России является смешение и жанров и стилей мыслительной деятельности. Подчас весьма трудно выделить особенности философской рефлексии в том чис

Об искренности русского коммунизма
Еще одной отличительной особенностью современного этапа эволюции политической идеологии в России является ее прозрачно ненавязчивая искренность, или, более точно, синтетическая способность к вообра

Детская болезнь правизны
Социологические исследования различных уровней давно доказали, что истины, кажущиеся объективными и неопровержимыми, чаще всего становятся поводом для критики и переоценки. Одной из пробле

Нонконформизм в советской культуре: истоки и своеобразие
Духовная ситуация конца XX в. ставит очевидную проблему осмысления советского культурного наследия во всей разноплановости его исторических и художественных особенностей. Эта проблема особенно акту

Империя и свобода: итоги и перспективы постсоветского духовного опыта
Итак, перспективы современного российского общества и российской государственности весьма неоднозначны и связаны, прежде всего, не столько с преодолением, сколько с конструктивной реализацией культ

Деструктивность русского национализма и перспективы цивилизованного национального государства
Нынешняя Россия, фактически, имеет два варианта решения проблемы консолидации общества: этнизация или создание цивилизованного национального государства. Первый путь, как уже говорилось, чреват взр

Духовность, з/ к и гуманизм
Весьма неоднозначны ценностное содержание и эволюция российского духовного опыта. Поиски справедливости российских революционных демократов обернулись обоснованием и оправданием индивидуального тер

Постсоветская индивидуация как общецивилизационная potentia
Современное российское общество находится в состоянии глубокой и всеохватной трансформации, усугубляемой процессами трансформации общецивилизационной. Распад традиционных социальных тканей порождае

Легитимность, идентичность, служение
Метафизический (трансцендентальный) уровень бытия вообще играет важную, если не центральную роль в социальной практике. Например, проблема власти это отнюдь не проблема силы. Не менее важна проблем

Концепция культуры X. Ортеги-и-Гассета определила решение им и других проблем, в том числе и его теорию культуры. Но также учение X. Ортеги-и-Гассета о культуре одновременно было во многом обусловлено и конкретной социально - исторической ситуацией европейского буржуазного общества первой половины XX века. «Разделение труда, в условиях буржуазного общества ведущее к увеличивающемуся разрыву между физическим и умственным трудом, между материальным и духовным производством, и тесно связанный с этим процесс отчуждения, в результате которого индивид превращается в односторонне развитый придаток промышленного производства, приводили к тому, что в процессе производства индивид постепенно переставал вступать в качестве субъекта культурно-исторического действия. Отражая этот процесс и пытаясь осознать его, буржуазные мыслители, начиная с просветителей, противопоставляли труд людей и их деятельность в области культуры»

Концепция культуры X. Ортеги-и-Гассета имела несколько аспектов, соответствующих этапам развития его философии, но во всех случаях философ выступал против нарождающейся буржуазной массовой культуры как псевдокультуры с заложенными в ней стандартами мышлении, тем самым уводящей человека от самостоятельного - в данном случае через приобщение к культуре - освоения мира, от задач самостоятельного осмысления своего бытия. В трудах X. Ортеги-и-Гассета термин «массовая культура» не употребляется, но объектом его критики становятся черты буржуазной культуры как «массовой культуры».

Концепция культуры X. Ортеги-и-Гассета, изложенная в работе «Тема нашего времени», отличается определенной биологизацией. Но, связывая культуру с биологической жизнедеятельностью человека, Ортега таким образом выступал против анонимности понимания культуры, пытался представить подлинную культуру как часть собственного индивидуального бытия человека, как то, что существует не вне его, а только во взаимодействии с ним.

Другой аспект учения X. Ортеги-и-Гассета о культуре связан с попыткой раскрыть ее как систему идей о мире и о человеке, руководящую каждодневным существованием человека в мире. X. Ортега-и-Гассет рассматривал культуру как средство, инструмент, помогающий человеку в его жизни. Человек часто сравнивается X. Ортегой-и-Гассетом с терпящим кораблекрушение: для того, чтобы спастись, он должен за что-либо ухватиться: как за средство спасения он хватается за культуру, ее принципы, ценности, идеи. С точки зрения X. Ортеги-и-Гассета, культура - это система ясных и твердых идей, совокупность убеждений.

Исследование X. Ортегой-и-Гассетом культуры как системы непросто идей, но идей-убеждений тесно связано с его критикой буржуазной культуры, превращавшейся в массовую культуру.

Подчеркивая связь культуры с жизнедеятельностью индивида, X. Ортега-и-Гассет стремился растревожить успокоившее себя буржуазное сознание, заставив его современных представителей вновь вернуться к осознанию драматизма жизни и необходимости для человека считаться с этим драматизмом.

В связи с анализом культуры X. Ортега-и-Гассет «ставил вопрос о том, что представляет собой сложный мир идей человека» . Отмечая, что идеи человека имеют различную природу, он прежде всего остановился на различии между идеями науки и идеями культуры.

«Идеи науки человек знает, обязан с ними считаться, без них он не может жить на уровне своего времени. Например, физика и ее способ мышления являются для X. Ортеги-и-Гассета одним из внутренних двигателей души современного европейского человека. Идеями культуры человек живет. Культура - это сфера действенных убеждений о том, что есть мир и что есть ближние, о том, какова иерархия предметов и действий»

Поэтому идеи-убеждения, составляющие культуру, в отличие от идей-знаний науки X. Ортега-и-Гассет обозначал как живые идеи. Культура - это система живых идей, которыми обладает каждое время.

Эти идеи-убеждения, относящиеся к сфере культуры, X. Ортега-и-Гассет называл верованиями, подчеркивая, что их нельзя смешивать.

В рассуждениях по поводу культуры выразилось осознание испанским мыслителем кризиса мировоззрения человека буржуазного мира. Система идей, питавшая сознание этого человека и служившая духовной основой его существования в мире, показала свою несостоятельность. Человек буржуазного мира располагал определенным идейным арсеналом, определенной совокупностью идей. Но к XX веку стало ясно, что эти идеи не представляют собой мировоззренческих истин. В мировоззренческой системе человека буржуазного общества образовались многочисленные пустоты, которые и стали заполняться искусственно создаваемыми теоретическими конструкциями, с помощью которых пытались объяснить и оправдать этот мир. Чем больше возникало пустот, тем больше создавалось псевдоидей о мире.

Совокупность псевдоидей о мире и создавала ту потерявшую связь с живой реальностью человеческой жизни культуру, которая, превратившись в массовую культуру, приняла на себя функции фабрики грез.

Создание все большего количества идей, возникающих на месте верований человека, вело к перепроизводству идей. Учение X. Ортеги-и-Гассета о культуре фиксировало наличие массы идей, существующих вне связи с реальными верованиями современного человека. Он констатировал, что его эпоха - первая половина XX века - испытывает великое беспокойство, возникшее в конечном счете из того, что после длительного периода обильного создания интеллектуальной продукции и максимального внимания к ней человек не знает, что делать с идеями. Современный европеец начинает чувствовать, что их роль в жизни отлична от той, которую им придавали раньше, но он еще не знает их истинного места в его жизни.

X. Ортега-и-Гассет в учении о культуре ставил в идеалистической форме вопрос о мировоззренческой основе жизни человека, пытаясь определить, в каких слоях сознания человека она коренится. Указывая на появление большого числа идей, не укорененных в сознании человека, не воспринимаемых им в качестве составляющих его жизненную реальность, X. Ортега-и-Гассет фиксировал кризис буржуазного мировоззрения, буржуазной идеологии. Но для него отсюда следовал вывод о необходимости обращения не к системе идей, научно исследующих проблемы существования человека в современном мире, а к идеям, неотрывным от жизни человека. Выделение им особых идей - идей-верований указывает, что сам X. Ортега-и-Гассет предполагал искать основы мировоззрения в слоях человеческого сознания, близких обыденному сознанию, другими словами, в той совокупности идей, которой человек обладает до начала научного осознания им мира и которая по природе своей очень близка «жизненному разуму». X. Ортега-и-Гассет отделял культуру от науки, указывая на различную природу их истин. Истины науки, по его словам, анонимны, они существуют объективно, самостоятельно по отношению к человеку. Истины культуры имеют смысл, лишь став частью его жизнедеятельности.

Поскольку X. Ортега-и-Гассет определяет подлинную культуру как «живую» культуру, т. е. неотрывную от жизнедеятельности индивидов, приобщение человека к культурным ценностям предполагает, во-первых, принятие индивидом определенных культурных ценностей, его личностное приобщение к ним и, во-вторых, обращение индивида к определенным культурным ценностям в с илу его спонтанной, внутренней личной потребности. Другими словами, к идеям и истинам науки человек может относиться как к существующим независимо от него. Ценности культуры существуют для человека лишь в том случае, если он лично затронут ими, если он воссоздал их для себя, включил в свой мир, сделал своим личным достоянием.

Культура, таким образом, выступает в учении X. Ортеги-и-Гассета «как сфера, выполняющая особые функции в жизни человека. Научные идеи, давая человеку знания о внешнем мире, ориентируют его в этом мире в соответствии с теми законами, которые действуют в нем. Идеи культуры призваны помочь человеку в его внутренней ориентации».

Основная проблема - существование человека в современном мире, в данном случае в мире современной культуры. Он ставит перед индивидом очень важную в условиях массового общества задачу: осмыслить характер современной буржуазной культуры, преодолеть ее влияние, освободиться от содержащихся в ней стандартов мышлении я и возродить в себе способность к подлинному приобщению к культуре, к подлинной культурной деятельности. Однако при этом борьба за подлинность в сфере культурной деятельности, борьба против давящих на его сознание стандартов выступает как личная задача индивида, в решении которой он может и должен рассчитывать только на себя.