Роскошный вороной жеребец Зингаро обладает прекрасным телом совершенного, идеального "сына актера, избравшего профессию отца". Этот "цыган", родившийся в Бельгии (слово "зингаро" и означает "цыган"), гарцевал на всех представлениях своего знаменитого хозяина со дня рождения цирка "Аллегре" вплоть до создания три года спустя конного театра, названного в его честь, "Зингаро". Зингаро - первый конь Бартабаса, который тогда еще не был тем знаменитым "наездником-хореографом", что заставляет нас сегодня грезить наяву.
Спектакли театра Бартабаса так волнуют зрителей, потому что любовь к лошадям в них - это настоящая религия. Человек искусства становится поэтом и философом: "Лошадь - это зеркало, отражающее наши поступки и наши ошибки. Оно видит нас как бы изнутри и ощущает нашу силу и наше настроение. Человек на лошади - это союз ума и инстинкта".

Бартабас признает, что он - самоучка, хотя и учился в разных школах: верховой езды, циркового искусства и искусства корриды; и везде он находил частицу того, что впоследствии придало оригинальности его конному театру. Бартабас - человек сверхчувствительный, остро реагирующий на все; он движется вперед, подчиняясь инстинкту. Его великая сила заключается в умении слушать и слышать лошадей. С тех пор, как существует театр "Зингаро", главной идеей его спектаклей являются отношения человека и лошади, а сюжет представления - это всего лишь предлог для размышлений.

Все у Бартабаса наводит на мысли о кентавре. Он сам был диким и буйным в начале своей карьеры, потом утихомирился при повседневном сосуществовании рядом с лошадьми. Сегодняшний маэстро Бартабас очень близок к мудрому кентавру Хирону.
Зингаро и Бартабас в чем-то очень схожи. Ни один из них от рождения не был предназначен стать артистом.
И тому, и другому присущ черный цвет, только один носит шкуру вороной масти, похожую на черный бархат, другой же прячет эту черноту в глубине своих сумеречных и в то же время пылких бархатных глаз.

Оба, конь и человек, знают друг друга так хорошо, что они могут предаться высшему шику и наслаждению: импровизации. Они - союзники, и потому Зингаро даже частенько берет на себя инициативу в сценах спектакля, где он выступает как настоящая звезда! В начале их совместной карьеры Бартабас заставлял Зингаро сбрасывать себя со спины и приземлялся среди перепуганных, но все же очарованных зрителей. Несколько лет спустя в финале "Затмения", Зингаро оставался на арене один и усаживался в центре светового круга, образованного лучами прожекторов. И вот эта роскошная драгоценность цвета обсидиана в белоснежной, с перламутровым отливом попоне терпеливо и невозмутимо ожидала, когда зал разразится аплодисментами. Этот властный жеребец, дерзкий, даже нахальный и надменный в начале карьеры, превратился со временем в коня-короля, в сгусток непостижимой тайны, который свет выхватывает из тьмы и очерчивает с ювелирной точностью.

Зингаро, купленный Бартабасом в 1984 году однолеткой или годовиком, никогда не ходил во время представлений конного театра под седлом, даже сам Бартабас не сидел на нем верхом, хоть он и есть там "главный цере-монимейстер". Зингаро является эмблемой, символом конного театра на протяжении пятнадцати лет его существования; но труппа за это время пополнилась еще тремя десятками коней-артистов. В стойлах соседями вороного жеребца фризской породы стали 29 лошадей 17 различных пород, и все проявляют себя полноценными артистами. Они действительно соперничают друг с другом в грации.
В возрасте 17 лет Зингаро покинул сцену. Он умер в декабре 1998 г., вдали от родины, вдали от друга, несмотря на все заботы. Но он навсегда остался душой театра, несущего его имя через границы и сквозь время.

Друзья – Единомышленники!

Меня зовут Евгений Ткачук, я хочу рассказать вам о своем конно-драматическом театре под названием «ВелесО».

Есть такой славянский Бог Велес – скотий Бог и покровитель всех поэтов и музыкантов, отсюда и произошло наше название .

Мы набираем команду!

Нам нужны конюхи, берейторы, дрессировщики, администраторы, актеры, музыканты, поэты и все те, кто чувствует что хочет и может быть полезным!

В июле мы планируем запустить лабораторию по изучению конно-драматического театра. Набор будет проходить в три этапа:

Всех, кто желает попробовать себя и поэкспериментировать вместе с нами, просим присылать свои резюме на адрес: .

В резюме необходимо:

Рассказать о себе;

Осветить свой творческий и профессиональный опыт;

Ответить на вопрос: что такое конно-драматический театр?

Ждём вас!

Создание конного театра - это моя давняя мечта, воплощением которой я занимаюсь практически всю свою жизнь. Основная идея - это постановка таких представлений, в которых кони являются самодостаточными артистами, а не просто исполнителями трюков. Человек, в свою очередь, в таких постановках выступает как обрамляющий и, главное, направляющий элемент. Наш театр объединяет в себе актеров, режиссеров, художников, музыкантов, дрессировщиков, каскадеров - всех, кто может и желает творить и созидать в органике с природой.

За неимением постоянного места дислокации, за время своего существования мы ставили спектакли на разных площадках городов России. Спектакль «Маленький Принц» по Антуану де Сент-Экзюпери и «Во имя нее» по эпосам Древней Греции были поставлены в городе Сызрань, а спектакль «Конь казаку всего дороже» – в Станице Вешенская Ростовской области, сразу после съемок фильма «Тихий Дон”. Это первый спектакль, который мы хотели бы воспроизвести на новой сцене.

Сейчас в распоряжении театра три рысака: Медовый, Валдай и Гротеск.

А также трудятся дрессировщики, конюхи, коневоды и я - худрук Евгений Ткачук.

С недавних пор у нас наконец-то появилось замечательное постоянное место базирования, отвечающее всем нашим запросам. Находится оно под Санкт-Петербургом. После строительства и обустройства нашей базы мы сможем основательно и плодотворно работать и творить там круглогодично!

На будущее у нас большие планы. Нам необходимо:

Построить левады для выгула коней

Обустроить конюшни (на 30 и на 8 голов)

Построить сцену и зрительный зал, рассчитанный на 1000 человек

Закупка лошадей и пони.

Но на первом этапе нам нужна ваша поддержка и участие. Для начала мы хотим построить основное место жительства для наших коней-артистов: левады и малую конюшню на 8 голов. Для этого нам необходима сумма 600 000 рублей.

Мы приготовили для вас много интересных предложений-лотов в ответ на ваше финансовое участие в нашем проекте. Смотрите, выбирайте, участвуйте!

Нас уже от души поддерживают казаки и казачки из станицы Боковская - Войсковой муниципальный ансамбль казачьей песни "Православный Дон" :

Я был бы очень рад в будущем видеть Вас в рядах наших зрителей и верю, что вместе у нас все получится!

Деньги, собранные сверх суммы, пойдут на вознаграждения нашим работникам и корм для коней-артистов.

Спасибо за участие!

Художественный руководитель театра «ВелесО» Евгений Ткачук.

Кони ветра. Конный театр Зингаро. V Международный театральный фестиваль им.А.П.Чехова

Коммерсант , 27 мая 2003 года

Конная молитва

Театр "Зингаро" показал в Москве мировую премьеру

В парке Коломенское состоялась мировая премьера спектакля "Кони ветра" французского конного театра "Зингаро" – один из самых амбициозных проектов проходящего в Москве Театрального фестиваля имени Чехова. Руководитель театра Бартабас задействовал в представлении лошадей, наездников, тибетских монахов, осла и даже гусей. Рассказывает РОМАН ДОЛЖАНСКИЙ.

Зрители, шедшие на спектакль, при спуске с Коломенского холма испытывали дежавю – как и два года назад, во время театральной олимпиады, на берегу Москвы-реки разбит огромный черный шатер-шапито, похожий не то на разлапистое морское чудище, не то на НЛО, не то на четырехглавый храм какого-то неведомого культа; рядом с ним контрастно белеет большая белая палатка-буфет. Но сам спектакль "Кони ветра" существенно отличается от показанного в позапрошлом году "Триптиха". Нет, способ сочинения у Бартабаса остался тот же самый – свободная музыкально-пластическая композиция из вроде бы независимых друг от друга эпизодов с участием лошадей и людей. Но тональность и настрой у новой работы совсем другой. "Триптих" определяла музыка Стравинского и Булеза, он был (что ясно даже по названию) более строго структурирован и был многими по ошибке полюблен как экзотический вариант modern dance с привлечением животных или театрализованный цирк.

Теперь они наверняка станут вытягивать губки трубочкой: "Ску-у-учно!" – и жаловаться, что Бартабас больше их не развлекает. "Кони ветра" идут под почти не прекращающееся живое пение живых тибетских монахов из буддистского монастыря где-то между Индией и Китаем. Специалисты утверждают, что это не горловое пение, за которое принимают саундтрек большинство зрителей, а так называемые "воловьи голоса", но суть не в этом. Монахи, расположившиеся на балкончиках перед двумя походными алтарями, прямо над двумя выходами на арену, "исполняют", в сущности, свои молитвы. Слова и истинный смысл ее для обычного московского (а хоть бы и парижского) зрителя – за семью печатями, и сам строй протяжного, высокого, однообразного звукоряда – не для капризных ушей. Но все-таки "Кони ветра" не рассчитаны на одних только любителей этнографической и конфессиональной экзотики. Потому что Бартабас подкрепляет молитву довольно внятными образами.

Поначалу арена закрыта огромным куполом-крышкой, на котором видны бледные, как будто выцветшие волнистые узоры. Вокруг него расставлены темные человеческие фигуры. И вдруг эта полусфера начинает бесшумно вращаться, точно планета плывет в космическом безвоздушном пространстве. Потом земная твердь оказывается прозрачной, и во чреве ее проступают контуры спрятавшихся там лошадей, не "полезных ископаемых", но, по Бартабасу, носителей истинной сущности. Еще позже края купола, точно полог, отдернутся, и в снопе мощного, исходящего откуда-то сверху света появится человек, танцующий ритуальный танец. И еще позже небесная сфера точно вывернется наизнанку, нависая над печальным всадником. В рифму с этим мотивом "изнаночности" нашего мира прозвучит самый выразительный с точки зрения привычной театральности эпизод представления – наездники и наездницы, стоя на барьере арены, буквально выворачивают наизнанку свою цивильную одежду, в которой они пришли, прежде чем оседлать животных, ждущих на арене людей.

В спектакле совсем немного привычной джигитовки, ритмы его тягучи, через все двухчасовое представление текут невидные энергетические токи. Но эти, следуя физической терминологии, "слабые токи" способны вызвать магнитную бурю в воображении зрителя. Скрытый сюжет "Коней ветра" – схватка за власть над миром между силами, меняющими обличья и прячущими свою сущность. Бартабас устраивает медитацию, которая незаметно сменяется мистерией. В воздухе слышатся благовония, на засыпанной красновато-ржавым песком арене появляются молящиеся и преследуемые, яркие ритуальные маски и маски смерти, но царят тут разномастные лошади – покорные, но сильные, спокойные, но чуткие. Способные, как и в прежде виденных работах Бартабаса, таинственным образом взаимодействовать почти что по законам актерского мастерства.

Впрочем, в одном из эпизодов все внимание публики забирают себе не лошади, а гуси. С гоготом высыпающая на арену стая длинношеих тоже обнаруживает способность к осмысленному коллективному поведению, к некоему подобию "мизансцен". Но вскоре они обретают повелителя – наездницу на белом коне, разбрасывающую корм и заставляющую оголодавших белых гусей в ожидании новой порции крошек крякающей толпой буквально носиться по цирковому кругу за лошадью. Может быть, так Бартабас хотел показать человеческую толпу, жаждущую окормления и принимающую каждого предлагающего корм за настоящего поводыря. Или лучшей наградой создателю "Зингаро" был бы возглас "Тебя бы так!" – один из гусей споткнулся о кромку арены, захромал, и испугавшаяся за птицу зрительница пристыдила своего засмеявшегося соседа.

Неизвестно, что на самом деле вкладывал в каждую из сцен Бартабас. Впрочем, у него в спектакле есть своя линия-соло, вернее, дуэт, потому что он исполняет его на коне. Несколько раз появляется он под куполом на изящно гарцующем, хочется сказать, танцующем скакуне. Задумчивый, безмолвный всадник, явно знающий какую-то важную истину, но не собирающийся ни с кем делиться своим знанием. Его знание о мире наверняка печально и неоптимистично, поэтому весь этот изумительно красивый и изысканный спектакль подернут мрачным, местами даже тягостным настроением. И вот всадник не выдерживает ноши знания. Самая сильная, итоговая сцена спектакля – она же самая простая: внутри полусферы на пустынном песке, склонив голову, сидит Бартабас, а над ним понуро стоит его конь. Затемнение – и вот уже нет человека вовсе, один конь остался. Потом будет еще идейный финал с непохожими друг на друга людьми, разложившими циновки и лежа смотрящими на видео съемки из настоящего Тибета. Но истинный смысл "Коней ветра" лежит вне проблем оккупированной высокогорной страны. Он в том, что лошади обречены пережить своих людей.

Российская газета, 26 мая 2003 года

Алена Карась

Он из родни гиппопотама

В Коломенском в рамках Международного фестиваля имени Чехова состоялась мировая премьера конного театра "Зингаро"

ТО, ЧТО происходит в эти дни в парке "Коломенское", вряд ли можно назвать театром. Бартабас, создатель уникального конного театра "Зингаро", представляет свою новою работу. "Кони ветра"-действо, в котором ритуальный аспект тибетской "Книги мертвых" превращен в основу сложного культурного диалога, радующего глаз и волнующего воображение каждого культурного европейца. Огромная арена шапито (точно такого же, который использовался для их первого московского представления во время театральной Олимпиады) становится площадкой для настоящей тибетской медитации. Тибет - теократически устроенное государство вроде Ватикана. Но по стечению обстоятельств находится оно внутри коммунистического Китая. Живется им в связи с этим нелегко. Ведь для сотен и сотен тибетских монахов и простых тибетцев устройство жизни связано с переживанием их глубокой и таинственной связи с миром мертвых.

Без всякого сомнения, Бартабасу, четыре дня добиравшемуся до тибетского монастыря Гьюто на границе с Индией и прошедшему там своеобразную инициацию, хотелось поведать об этой удивительной земле. Именно ради этого в финале его спектакля огромный шатер в центре арены превращается в экран, по которому движутся киноизображения тибетцев, собирающихся на ежегодный новогодний ритуал почитания своих мертвых. Финал спектакля - это дань европейца, желающего просветить своих соплеменников.

Сам же спектакль вовсе игнорирует какое бы то ни было популяризаторство. Вначале в центр арены выходит актер, в полной тишине совершающий свой таинственный, ни на что не похожий танец. Этот танец посвящен богам, высшим силам, надзирающим за человеком. В полном соответствии с тибетской буддийской традицией он танцует, то одной, то другой ногой касаясь земли. Каждое касание - точно вызов и причащение памяти предков.

Страшные маски тибетской мистерии "Чам" - мистерии мертвых - постепенно наполняют арену, всадники сливаются с лошадьми, и, галоп за галопом, мы понимаем странный замысел Бартабаса. Тишина бесконечного бега и волнующая лошадиная стать, запах ладана из тибетских кадильниц, превращающий действо в неведомый храмовый праздник, все больше напоминают нам о связи, существующей во всех мистических ритуалах мира. Когда после этого волнующего бега лошадей с наездниками, облаченными в маски тибетских мертвецов, в костюме таинственного рыцаря на своей белой лошади выезжает одинокий всадник Бартабас, кажется, что это Всадник Апокалипсиса предвещает конец мира.

Но ужаса нет... Есть удивительная красота, возникающая от соединения в единое существо человека и лошади. И даже когда вслед за всадником на огромном коне белые гуси, точно души-птицы, станут грациозно и смешно бегать по арене, вас посетят как минимум две мысли. Одна из них - о нелепости человеческого стада, о том, как похожи эти гуси на европейскую средневековую иконографию "Страшного суда" с белыми душечками, летящими за всадником Апокалипсиса. А вторая - о дивной красоте Божьего творения, в которой обыкновенные гуси, в строгой гармонии шествующие за белым конем, могут образовывать прекрасный и услаждающий глаз орнамент. Даже если этот орнамент принадлежит мистическому пейзажу загробной жизни.

Здесь надо кое-что пояснить. Тибетский ритуал "Чам", основанный на знаменитой "Книге мертвых", исследует стадии перехода души от земной жизни в жизнь вечную. Для Бартабаса этот миф - основа культурного синтеза. Тихое и нежное сострадание к миру звучит в последних сценах его чудесной фрески, когда на пустую арену медленно, одна за другой выходят лошади - оседланные, но без наездников. Не думаю, что Бартабасу хотелось здесь поведать что-нибудь о ядерной зиме. Но образ прекрасной лошади, украшенной праздничной тибетской попоной и не находящей своего седока, волнует воображение.

Низкие голоса тибетских монахов, обнаруженных лошадиным королем Бартабасом в монастыре на границе Китая и Индии, проникают в самые глубины человеческого существа, и даже последние циники радостно откликаются на эту гармонию звуков и природной грации.

В самом финале Бартабас совершает еще одно чудесное превращение: к одиноким лошадям выходят люди - нелепые жители современных городов. Всего несколько движений, и их костюмы открывают свою изнанку - абрис древних одеяний, удобных для жизни и охоты. Мир не одичал. Он только вернулся к своему единству с землей и небом.

Время новостей, 26 мая 2003 года

Анна Гордеева

Восток - дело конское

Бартабас представил новую порцию чудес

Перед началом «Коней ветра» звучит объявление по радио. Мобильные телефоны выключить (понятно), фотографий не делать (тоже ясно, лошади пугаются), и «в связи с тем, что в спектакле участвуют тибетские монахи, аплодисменты до конца спектакля запрещены».

Однако. Если монахи участвуют в спектакле, они должны быть готовы к какой-то реакции публики, нет? Они в чужом пространстве, в пространстве шоу, а в чужое пространство со своим уставом, знаете ли... Но сдается мне, что радиообъявление стопроцентно относится как раз к «уставу шоу» -- поразить публику, заставить ее сразу же присмиреть и смотреть, как дядечка вытаскивает зайца из шляпы.

Это у человека, что выбрал себе псевдоним Бартабас и вот уже двадцать лет руководит французским конным театром «Зингаро», получается совсем неплохо. Заяц здесь Восток -- дивный и непознаваемый. Вытаскивается иной ритм существования и предъявляется публике. Перед началом по кругу арены мерно ходят мужчины. Простираются в молитвенной позе. Снова встают. Делают несколько шагов. Снова ложатся. Монотонно. Замкнуто. Полумрак. Густо пахнет какими-то восточными штуками, как рядом с профильным киоском. Публика замирает. Демонстрируются фантастические маски демонов и духов (вытаращенные глаза, коровьи носы, красный лак по черному, пять мелких белых черепов для украшения на макушке). Публика восхищается. Монахи поют теми самыми «голосами буйволов», что обещала реклама -- этакий низкий, пугающе-нестрашный звук (моя бабушка примерно таким рассказывала на ночь сказки). Публика благоговеет.

Благоговение, пожалуй, все же излишне, а внимание и восхищение Бартабас получает по праву. «Кони ветра» -- это очень качественно сделанное шоу. Отлично продуманы световые эффекты. Например, в начале манеж накрыт будто перевернутой гигантской пиалой. Шатер, став прозрачным, пронизывается лучами света, а в нем, оказывается, мечтательно бродят розовые кони-призраки. Дух захватывает. Просчитан ритм шоу, соотношение знакомого-незнакомого, простого и виртуозного. Эпизоды «философские» сменяются эпизодами откровенно цирковыми (среди «демонов» есть парочка с замашками коверных). После ритуального танца (одинокий человечек в бордовой юбке и жилетке прыгает с ноги на ногу в центре манежа) три наездника в демонских масках лихачат, занимаясь вольтижировкой. Потом к ним присоединяются еще три, и они выстраиваются в трехъярусную пирамиду.

Иногда кажется, что Бартабас слишком верит в свою власть над зрителями, слишком не акцентирует собственную виртуозность (его соло в прозрачном шатре, когда лошадь то приплясывает на месте, то движется боком без видимого посыла всадника, -- чудо выездки, подано как скромный ежедневный ритуал). Но виртуозность своих артистов он не скрывает, и шестерка «демонов» «отрывается» вволю.

Все же визуальные эффекты явно интересуют Бартабаса больше технических: темноволосая девушка в белом костюме отлично смотрится на белой лошади, если же вслед за ней выстроить цепочку белых гусей -- будет еще лучше. Другую девушку, рыжую, можно выкрасить целиком в безумный синий цвет и посадить на коричневого осла. Тот захочет поваляться и, почесывая спину об арену, будет расшвыривать мелкими фонтанчиками красный песок. Тоже впечатляет.

К финалу Бартабас уложит всех артистов на циновки спать и видеть спроецированные сны о Тибете -- птиц, буйволов и храмы. И вы поймете, что с выездкой, вольтижировкой, рекламными объявлениями, мальчишеской надменностью и цыганским расчетом он с разговорами о Тибете продал вам два часа замедленного пульса и картинок немыслимой красоты. И не пожалеете о покупке.

Известия , 26 мая 2003 года

Алексей Филиппов

Лошади и буддисты

Конный театр "Зингаро" на Чеховском фестивале

В Коломенском выступил конный театр "Зингаро" со спектаклем "Кони ветра". Это - одно из главных событий нынешнего Чеховского фестиваля.

Имя руководителя "Зингаро", господина Бартабаса, - производное от "бар" и "табак". На самом деле дрессировщика зовут Мари Клеман. "Зингаро" значит цыган" (так зовут его любимого коня). Много лет назад Бартабас приехал на Авиньонский фестиваль. Он сидел на лошади, а на плече у него была дрессированная крыса.

Со временем Бартабас стал французским национальным достоянием: недавно он возглавил разместившуюся в Версале Академию конного спектакля. Зато отечественные дрессировщики Бартабаса не любят - но, что бы они ни говорили об уровне его джигитовки, сила "Зингаро" в другом. Лошади здесь кажутся вполне осмысленными существами, театральный критик может разобрать представление Бартабаса как драматический спектакль, а обычный зритель получает удовольствие от на редкость красивого действа.

В "Конях ветра" принимали участие настоящие тибетские монахи, временно позаимствованные из горного монастыря Гиуто, звучала аутентичная музыка, и зрителей окуривали подлинными, сделанными в Гималаях ароматическими палочками. На арене - темный, словно выкованный из железа купол, вокруг него лежат простертые ниц люди, по его периметру ходят тибетцы с курениями, сбоку густо воет гималайская труба. (Это напоминает рев и хрюканье пробирающегося к корму бегемота.) Звенят отгоняющие злых духов тибетские колокольчики, напоминающий огромную кибитку купол высвечивается изнутри - и публика ахает. Кибитка становится прозрачной, и видно, что внутри нее находится множество прекрасных, холеных, белых и палевых лошадей. Они кружатся, следуя за девушкой в белом платье, а вокруг купола разъезжает огромный всадник в гривастом античном шлеме, основатель "Зингаро" Бартабас.

Здесь следовало бы рассказать о содержании и философии представления. Тибетские монахи борются против одетых в костюмы смерти белых всадников Апокалипсиса, люди тьмы (их одежды подозрительно напоминают рясы католических священников) утаскивают слабо отбивающихся тибетцев с арены, толстый и неуклюжий, но зато подлинный, вывезенный с Гималаев буддист танцует танец, отгоняющий дьявола. Мир свободных людей и прекрасных лошадей гибнет: купол вновь высвечивается, под ним оказывается печально разглядывающий арену Бартабас, а затем человек исчезает, и остается только тоскливо ржущий конь... Можно придумать и что-то другое - сюжет представления расплывчат, дело здесь не в нем. Главное - в сменяющих друг друга живых картинах.

Они и в самом деле прекрасны - чего стоит хотя бы стая гусей, изо всех лап, как вымуштрованные солдаты за командиром, бегущая за наездницей, или замечательный осел, понимающий каждое движение девушки, изображающей волшебницу. Но удивительной атмосферы прежнего, показанного на предыдущем фестивале спектакля в "Конях ветра" не осталось: нынешнее представление затянуто и тяжеловато, публика с него уходила.

Кому-то покажется неудачным выбор этнографического материала: малоподвижные тибетцы непохожи на ловких, как дикие кошки, индийских акробатов, участвовавших в прежнем представлении "Зингаро". Кого-то неприятно поразит музыка - горловое тибетское пение и завывание огромных деревянных труб сильно отличается от звучавшего в прежнем спектакле Стравинского. Но дело не только в этом: противоестественной кажется попытка соединить подлинную, имеющую мистическое значение духовную практику с шоу.

Элементы буддистских ритуалов стали частью обрамляющего конные номера антуража: это ловкий, выдержанный в духе мультикультуры постановочный ход. Буддизм нынче в моде -- по нему живут многие голливудские звезды, от Ричарда Гира до Мадонны, в тибетские монастыри постоянно наведывается московский буддист Гребенщиков. Теперь буддизм, судя по всему, вышел на улицу и овладел массами: западные обыватели усвоили, что хозяина ада Яму должна сопровождать свита из танцующих скелетов. Вот тут-то Бартабас и посадил их на лошадей.

Драматургия спектакля этого не выдержала: медлительные и статичные тибетские ритуальные действа не сродни конному цирку. К тому же то, что придумал Бартабас, на сей раз отдает сладеньким политкорректным китчем: представьте православных священников, размахивающих на арене кадилом, или самого настоящего, вывезенного бог весть откуда и за сходную плату работающего в "Зингаро" муллу.

Газета , 28 мая 2003 года

Артур Соломонов

Гусь ослу не товарищ

В Москве состоялась мировая премьера спектакля "Кони ветра" конного театра "Зингаро". Руководитель театра Бартабас пригласил для участия в спектакле тибетских монахов. А также гусей и осла.

Красотища. Лошади - из Аргентины. Тибетские монахи играют на ритуальных инструментах, отстраненны и возвышенны. В памяти остается: запах восточных благовоний, загадочная музыка; просьба «не аплодировать во время спектакля, поскольку в представлении участвуют монахи»; «труппа» безнадежно тупых гусей, которых кормит всадница, а они и боятся ее и жрать хотят (сколькими смыслами - сакральными и не очень - можно загрузить эту великолепную сцену!); нередко возникающее чувство, что перед тобой не человек и лошадь, а кентавр; женщина, выкрашенная в нестерпимо синий свет, «гарцующая» на коричневом осле; огромный прозрачный шатер, создающий иллюзию, что все, что происходит под этим куполом, то ли было сотни лет назад, то ли устремляется туда, где «времени больше не будет».

Тема: человек и время. По арене проносятся всадники в тибетских масках смерти. Завораживает. Пасется стадо. Человека пока нет. Начало мира. В центре арены гарцует всадник - сам Бартабас. Чем ближе конец спектакля, тем меньше у этого всадника пространства и времени. А в финале он исчезнет вовсе.

Силы, чуждые человеку, проявляются, когда на сцене в луче света танцует монах, когда чьи-то фигуры несутся на лошадях в ритуальных масках смерти. Для Бартабаса начало природное и мистическое - суть одно. Они сливаются, но редко соприкасаются с человеком. Только тогда, когда он ищет взаимопонимания с животным и когда пытается «припасть к корням». Что и сделал Бартабас, показав на сцене взаимоотношения человека и животного и попытавшись - не в первый раз - обратиться к ритуальному театру.

Желание создать шоу - из театрального прошлого Бартабаса: он был артистом уличного театра и работал в цирке. Стремление к ритуальному театру - от желания это прошлое преодолеть. А потребность слить театр Востока и Запада, медитацию и цирк - дань современной эклектике. Говорят, все в современном мире стремится сочетаться меж собой. Культуры стремятся к синтезу, религии - к взаимопроникновению.

Бартабас хотел накормить всех - и тех, кто настроен на ритуал, и тех, кто хочет полюбоваться на коней, и любителей шоу, и этнографов. И профанов, и тех, кому кажется, что он буддист. Обилие задач, мне кажется, подвело. Хотя, если бы он вытянул лишь одну линию, было бы оглушительно хорошо.

Кажется, Бартабас сам с некоторой снисходительностью относится к тому, что великолепно умеет делать: все эти трюки, аттракционы, лошади, которые без присутствия человека и танцуют, и выстраиваются в линию, и скачут стройными рядами… Бартабас действительно стремился к театральному зрелищу - с продуманной драматургией, слиянием картинки и музыки, сюжетом и актерской игрой. Но на этот раз Бартабас, пригласив тибетских монахов, введя элементы тибетской музыки, древние маски, религиозные танцы, повлек свое представление в сторону ритуального театра. Не меньше.

Но поскольку Бартабас, в театре которого играют лошади, а в этот раз - и стая гусей и один осел, направил свои поиски в эту сторону, то проблема ритуального театра предстала в таком парадоксальном аспекте, что грех его не обозначить - хотя бы слегка.

Сегодняшний зал - Вавилонская башня в отношении вопросов веры, религии и ритуала. Если использованы маски, жесты, музыка Тибета - я могу отнестись к этому действу как к отправлению некоего религиозного культа? Или эти жесты, маски и музыка могут жить только в том случае, если на них направлены благоговейные взгляды? Если же мой интерес только этнографический - можно ли говорить о ритуальном театре?

НГ , 28 мая 2003 года

Григорий Заславский

Ноев ковчег в Коломенском

Конный театр Бартабаса показал в Москве мировую премьеру

"Кони ветра", спектакль французского конного театра "Зингаро", - еще один долгоиграющий проект нынешнего Чеховского фестиваля. Первый - "Двенадцатая ночь" - спектакль Деклана Доннеллана, уже отыграли, и если вы не успели посмотреть, как наши русские актеры одинаково хороши в ролях шекспировских героев и героинь, то скорее всего такой возможности у вас в скором времени не появится. Проекты Международной конфедерации театральных союзов имеют некоторые одновременно радостные и печальные особенности: они пользуются спросом, так что после московских премьер спектакли обыкновенно отправляются покорять театральные столицы мира, их включают в афиши, кажется, всех театральных фестивалей. В любом случае в Москве их больше не увидят, так что нам остается лишь радоваться, что за рубежом наш театр, пусть и заправленный зарубежной режиссерской мыслью, по-прежнему пользуется хорошим спросом и имеет успех.

Бартабас - такой же любимец Международной конфедерации театральных союзов, как и Доннеллан, наличие обоих в афише можно счесть фирменным знаком Чеховского фестиваля (разумеется, важно, что тот и другой полюбились и нашей публике).

"Кони ветра" - продукция, вышедшая без нашего российского участия, если, конечно, не считать того, что ради этой премьеры в Коломенском заново выстроили шапито, где до середины июня будет играть конный театр Бартабаса. "Кони ветра" в Москве сыграли впервые, это - мировая премьера нового спектакля "Зингаро".

"Кони ветра" наверняка покорят Москву, чему не помешает некоторое неудобство дороги, поскольку от метро надо еще минут пятнадцать идти пешком. "Кони ветра", быть может, в еще большей степени, нежели прежний спектакль Бартабаса "Триптих", убеждает в том, что его конный театр мало чем напоминает и сходен с цирком. Это не цирк, хотя какие-то приемы цирка встречаются: чтобы "наладить" трюк, животных прикармливают, а запуская лошадей по кругу, их бегом дирижируют с хлыстом в руках.

Но все равно не покидает ощущение, что лошади "в руках" Бартабаса живут и играют "по Системе", то есть "по Станиславскому". Что Бартабас и впрямь разговаривает с ними, репетирует, что-то объясняет и внушает, и лошади не просто так выходят на манеж, но - в понимании своих ролей, и ржут - тоже не просто так, но в назначенном месте и то именно, что и следовало проржать в этой сцене.

Участие тибетских монахов, их игра на музыкальных инструментах и горловое пение заставляют думать, что и лошади в какую-то минуту под воздействием их гортанных звуков начинают медитировать. Сам Бартабас идеально воплощает собственную мысль о том, что актер в его спектакле - ничто без лошади, а лошадь составляет с актером единое целое. Появляясь на сцене верхом, он казался диковинным кентавром, и на манеже они думали и двигались вместе, повинуясь одной общей мысли, одинаково понятной его рукам и ногам, и копытам его коня.

Русский курьер, 28 мая 2003 года

Елена Ямпольская

Привет от Каштанки

Конный театр "Зингаро" под художественным руководством Бартабаса приехал в Москву во второй раз – снова по приглашению Чеховского фестиваля и опять со стационаром в Коломенском

Загадочное "Зингаро" – это всего лишь лошадиная фамилия. Так именовали при жизни любимую парнокопытную партнершу основателя театра. А вот почему сам основатель зовется одним словом, и что, собственно, означает Карабас- Бартабас – имя, фамилию или кличку, ей-богу, точно сказать затрудняюсь.

Позапрошлогодний спектакль Бартабаса – «Триптих» – был одним из самых красивых видений московской Театральной Олимпиады. Единство человека и зверя, их слияние до полной нерасторжимости, общая груда мускулов, общее кровообращение... По манежу носились великолепные кентавры обоих полов, и любой рецензент без зазрения совести мог рекомендовать это зрелище знатокам и профанам, взрослым и детям, эстетам и жокеям, пахнущим седлом. В исключение выпадали лишь те, кто не способен посещать ни цирк, ни зоопарк по причине аллергии...

Нынешняя, приуроченная к фестивалю мировая премьера – "Кони ветра" – явление куда более замороченное. Помимо разномастных лошадок и наездников, в ней участвуют тридцать белых гусей, а также настоящие тибетские монахи, которых Бартабас соблазнил оставить высокогорную обитель и отправиться с "чесом" по миру. Таким образом, если вы продвинутый буддист, либо страстный охотник до лошадей, либо любите гусика (хотя бы рождественского), "Кони ветра", безусловно, для вас. Всем остальным советую проявить осторожность: лично мне у Бартабаса было попросту скучно.

Конный театр – предприятие романтическое и требует от своего зрителя определенных жертв. Сначала надо долго топать по парку к надувному шатру, похожему на перевернутое вымя, потом часами томиться на улице, пережидая разнообразные технические накладки, затем вязнуть босоножками в мокром песке, карабкаться по крутой, почти неразличимой лестнице, искать впотьмах место, наступая на чужие ладони, и переругиваться при этом исключительно шепотом, ибо монахи уже настроились, процесс пошел, и мешать им категорически запрещено. Так же, как аплодировать до конца представления. Почему – не объясняется. Нельзя и все тут.

"Кони ветра" – штука красивая, но слишком уж заковыристая. В этой аудиовизуальной какофонии только подготовленный глаз и слух способны нащупать гармоническое начало. Бубны, литавры, протяжные стоны духовых, китайские благовония, полупрозрачный шатер с контуром голубых горных цепей... Фантастические костюмы вполне в духе текущей моды, столь не равнодушной ко всему восточному: сумасшедшие головные уборы, павлиньи перья, орнаменты, лоскутки и тряпочки, хлястики и косички, – все яркое, пестрое, затейливое. Ни единого слова в спектакле произнесено не будет. Перманентный звуковой фон – "буйволиное" пение монахов, весьма занятное, если слушать его три минуты, и крайне угнетающее на протяжении двух часов. Вообще гости с Тибета, не в обиду им будь сказано, – наименее интересная составляющая "Коней ветра". Современного человека трудно удивить другим человеком, тогда как братьям меньшим мы готовы изумляться и умиляться до бесконечности. Едва лишь затанцевал на оранжевом песке упитанный, в малиновой юбочке монах, как в зале горько заплакал ребенок, видимо, не знакомый с искусством медитации. Вслед за ним в разных точках амфитеатра отчаянно заорали еще несколько малышей, и их пришлось с позором вывести. Минут через двадцать за детьми потянулись взрослые. Вплоть до финала народ покидал шапито пачками, с перерывом разве что на бенефис гусей. Нет, мы, конечно, еще из русской классики (конкретно – из "Каштанки"), знаем, что гуси поддаются дрессуре, однако их стремительный молчаливый бег по кругу, на полкорпуса позади лошади, со строгим соблюдением попарного построения производит эффект поистине грандиозный. Зал изо всех сил сжимал кулачки, дабы ненароком не захлопать. В душах зрительских боролись соблазн и запрет, – запрет победил, но осадок остался. Разве справедливо, что пернатые лишились заслуженной овации? Ну очень птичек жалко.

"Кони ветра" повествуют, в частности, о том что лошадь – лучший друг тибетского человека. Но только в частности. Кроме того, здесь явно поднимается целый ряд отвлеченных философских вопросов, – и кошмарные маски смерти нарезают круги по манежу, демонстрируя чудеса вольтажировки; и два темнокожих безумца носятся по бортику, будто взволнованные обезьянки; и паяцы из какой-то потусторонней комедии дель арте кривляются, крутят "колесо", дергают лошадей за хвост... Не знаю насчет Тибета (не была), а вот Внутренняя Монголия из "Чапаева и Пустоты" встает перед глазами отчетливо. Тем более и тут, и там кони...

Пафос Бартабаса – в том, что жизнь, как пиджак, можно вывернуть наизнанку. Сбросить одну цивилизацию и слиться в экстазе с другой. Не совсем, правда, понятно – зачем. Жизнь от этого, судя по спектаклю "Зингаро", яснее не становится.

Ведомости , 29 мая 2003 года

Олег Зинцов

Уход конем

Всадники Бартабаса разыграли тибетскую мистерию

В "Коломенском" до 12 июня проходят показы спектакля "Кони ветра" - главной гордости организаторов чеховского театрального фестиваля. Обожаемый во Франции режиссер-всадник Бартабас и его конный театр "Зингаро" сыграли в Москве мировую премьеру; французская публика увидит новую постановку только в июле.

Впервые "Зингаро" побывал в Москве два года назад - на Театральной олимпиаде был показан спектакль Бартабаса "Триптих" на музыку Стравинского и Булеза. Событие, разумеется, назвали уникальным: газеты наперебой писали о рекордной стоимости гастролей, об экологически чистом сене, привезенном в Москву для артистов Бартабаса, носящих гордые имена балетных легенд (лошади Баланчин, Лифарь, Нижинский, Барышников) , наконец, о том, что ничего, подобного "Зингаро", в мире нет. Это правда: другие конные театры занимаются тем, что, усадив актеров на лошадей, разыгрывают, к примеру, Шекспира, разбавляя драматическое действие джигитовкой. Бартабас настаивает на большем, объясняя с французской высокопарностью, что его "Зингаро" - не цирк и даже не театральная труппа, а "скорее племя, в которое вселился некий дух". Ажиотаж вокруг первых московских гастролей был велик: немногочисленные скептики пожали плечами, но большинством публики "Триптих" был принят восторженно, и Бартабас согласился устроить следующую премьеру в России, к которой, похоже, испытывает особые чувства - достаточно сказать, что в середине 90-х он снял здесь фильм "Шаман", разыграв в Сибири свой любимый сюжет о мистической связи человека и лошади.

За два года, прошедших после первого приезда "Зингаро" в Москву, Бартабас сменил коней, и теперь в программке значатся имена греческих богов: Аполлон, Арес, Асклепий, Гера, Гефест, Хронос, Эрос, Посейдон.

При взгляде на этих лошадей, сначала появляющихся на арене без всадников, безоговорочно соглашаешься: они божественно красивы. Выбирая коней для нового спектакля, Бартабас, похоже, дает им имена, созвучные идее постановки. Как не случайны были знаменитые балетные фамилии в спектакле на музыку Стравинского, так органичны имена из греческого пантеона в "Конях ветра", сыгранных по сценарию тибетского мифа.

Бартабас не в первый раз сочиняет спектакль, глядя на Восток: в "Химере" и "Триптихе" он использовал индийские мотивы, в "Затмении" - корейский ритуал. В "Конях ветра" на равных с всадниками и лошадями участвуют тибетские монахи из монастыря Гьюто. Все три года, что будет идти спектакль, они проживут вместе с "Зингаро" - на это получено официальное разрешение далай-ламы. "Кони ветра" идут под ритуальную музыку, поэтому любителей цирка и джигитовки следует предупредить: несмотря на название, это зрелище не для них.

Музыка тибетских монахов диктует очень неспешный ритм действия, а на трюки в двухчасовом спектакле отведено от силы минут 15. Все остальное время в шапито Бартабаса разыгрывается символический сюжет по мотивам мистерии. Сначала раскуриваются благовония, и один из монахов в желто-бордовых одеждах исполняет ритуальный танец, потом по арене кружат всадники в стилизованных масках демонов и костюмах скелетов: похожее представление, только без лошадей можно было увидеть два года назад в "Школе драматического искусства", где тибетские монахи играли мистерию "Чам".

Бартабас не поясняет мистериальный сюжет, но подсвечивает его метафорами и прослаивает интермедиями, на которые публика реагирует заметно живее, чем на стилизованный ритуал: когда б не строгий запрет на аплодисменты во время спектакля, овацию сорвала бы, например, девушка на белом коне, за которой смешно и красиво бегают белые гуси. Несколько раз невозмутимо выезжает сам Бартабас на грациозно гарцующей черной лошади. Периодически арену накрывает полупрозрачный купол - не то огромная перевернутая чашка, не то буддийское "покрывало майи", пелена, мешающая сознанию увидеть истинную реальность. С этим образом связан собственный сюжет Бартабаса: мотив видимого и истинного он отыгрывает и в одной из последних сцен - актеры выходят из зала в обычных одеждах (костюм, платье, спортивное трико) , потом начинают раздеваться и выворачивать костюмы наизнанку; оказывается, что это одежда всадников - надев ее, люди спускаются с кромки арены к ждущим их оседланным лошадям. В финале актеры выходят на пустую арену, расстилают по кругу циновки и ложатся на спину, а на повисшем над ними куполе возникает видеопроекция: горы, лошади, монастырские стены; сны о Тибете.

Новый спектакль устроен сложнее, чем "Триптих", сюжет которого был куда более иллюстративным, но пафос Бартабаса неизменен. Театр для него - место действия мифа, а лошадь - медиум, посредник, помогающий не только почувствовать единение с природой, но и обрести духовный (или, если угодно, мистический) опыт. Хотя временами кажется, что этого статного всадника, умеющего держаться с удивительным достоинством, просто притягивает все красивое: лошади, одежды, ритуалы. Но для того чтобы плениться "Конями ветра", совсем не обязательно считать их создателя философом.

Лежит старинное искусство конной карусели или конного балета. О жизни актёров-всадников - в интервью основателей театра, Екатерины Сибарновой и Надежды Кутузовой .

Кто вы больше - всадники или актёры?

Е.: Всё-таки всадники. Лошади - это что-то вроде болезни, если к ним пристрастился, то это не лечится вообще.

В моём детском саду пустую тару возили на соловой кобыле и она частенько стояла во дворе, а мы с папой кормили её сухариками и сахаром. У неё был замечательный мягкий плюшевый нос и она очень деликатно брала угощение - с тех пор прошло много лет, но любовь осталась.

Как вы пришли в конный спорт?

Е.: Мой случай - нетипичный, поскольку впервые я села в седло во взрослом возрасте, занималась конкуром, потом пару лет руководила сборной командой России по паралимпийской выездке, занималась лечебной верховой ездой. У меня были хорошие учителя - мой первый тренер по конкуру научил меня правильно прыгать и ничего не бояться.

Н.: В школе я занималась в театральной студии, ставили спектакли в школе, параллельно обучалась верховой езде в СДЮШОР. В какой-то момент появилась своя лошадь, познакомились с Екатериной и начали сотрудничать.

Как родилась идея создания такого театра?

Е.: Конный театр «На Бродвее» был создан группой частных владельцев лошадей в апреле 2013 года в формате интеграционного театра, в котором вместе выступали обычные люди и спортсмены с ограничениями здоровья. Так было поставлено три спектакля.

Но позже мы поняли, что гораздо эффективнее будет создать постоянную труппу и проводить благотворительные социальные спектакли. К тому времени у меня было две лошади и у моей подруги Надежды - тоже две. Мы привлекли хозяйку пони, Ольгу Муллахметову, и сделали первое конное шоу.

Н.: Целостный спектакль с лошадьми увидеть сложно - их почти нет. И это - одна из причин, почему нам стало интересно развиваться именно в рамках конного театра.

Е.: Первое шоу в новом составе, «День Ангела», мы ставили на день Св. Екатерины 7 декабря 2013 года. Репетировать приходилось в холодном манеже поздно вечером. И людям, и лошадям было очень тяжело, но успех первого представления всех нас окрылил и сплотил. И сейчас, через полгода, мы подготовили зрелищное коммерческое шоу, с которым планируем выезжать на гастроли в тёплое время года.

Что вы стремитесь донести до зрителя?

Е.: Наш театр основан на принципах равноправных отношений человека и лошади. Даже больше - мы рассматриваем конный театр, как Дом Лошади, где люди только гости. Мы не ставим своей целью удивлять зрителей цирковыми трюками, мы стараемся показать гармонию взаимоотношений человека и лошади.

Зрители попадают в особый мир: для того, чтобы попасть на спектакль, они должны пройти через лес, по территории большой конюшни до манежа. При этом они постоянно видят лошадей очень близко, могут пообщаться с ними и прокатиться после представления.

Что было самым сложным при освоении профессии и создании театра?

Е.: Ездить верхом научиться довольно просто, но научиться понимать лошадь, создать для неё комфортные условия, наладить партнёрские отношения - очень сложно. Мы работаем со своими лошадьми мягкими методами, используем элементы системы натуральных отношений, но это только начало пути.

В работе над проектом театра мне пригодились все навыки, полученные в течение жизни - базовое художественное и музыкальное образование, знание иностранных языков, профессия , навыки в области веб-девеломпента, опыт публичных выступлений и управления проектами.

Н.: Для меня самым сложным является . Все мы работаем в разных графиках, а тренировки и репетиции требуются общие, и приходится и поздним вечером работать и ранним утром, ведь у нас нет своей базы. В манеже тренируются и другие всадники, а нам нужен свободный манеж.

Вы ещё в самом начале пути. Легко ли собирать команду?

Е.: Правильные кадры - это, конечно, проблема. В нашем театре к потенциальным участникам предъявляются достаточно жёсткие требования: помимо обязательной любви к лошадям, хороших навыков верховой езды и умения работать в команде, требуются готовность вносить свой вклад в развитие театра и репетировать по вечерам в холодном манеже. Приходят и пробуют многие, остаются единицы.

Кадровая проблема обостряется ещё и тем, что основное требование к участникам проекта - гуманное отношение к лошадям и строгое соблюдение Кодекса благополучия лошади Международной Федерации конного спорта. Мы не допускаем побоев, проявлений жестокого отношения к нашим животным.

В чем основная сложность вашей работы?

Е.: В нашей работе очень важна слаженная командная работа, потому что элементы конной карусели выполняются синхронно, у зрителя должно создаваться впечатление лёгкости и непринужденности. Поэтому всадники обязательно должны постоянно смотреть друг на друга и решать возникающие проблемы прямо в процессе выступления.

Н.: На мой взгляд, готовность жить по сложившимся правилам театра - это самое главное. А еще очень важно не теряться в сложных, авральных ситуациях. Например, между сценами нам иногда приходиться быстро переодеваться прямо верхом на лошадях. Для этого необходимо одновременно и за лошадью следить и переоблачаться.

Зрители видят вас на сцене - но что происходит за кулисами?

Е.: За кулисами мы работаем. Для оперативного общения участников театра и обсуждения всех рабочих моментов создана закрытая группа в социальных сетях - это наша рабочая площадка. Сначала было трудно привыкнуть работать вместе, потому что у всех были разные навыки и разный подход.

Н.: За кулисами мы постоянно обсуждаем новые проекты, оттачиваем навыки верховой езды, учим лошадей новым командам на земле, придумываем и готовим костюмы, ищем музыку для выступлений, и конечно выполняем ежедневную работу со своими подопечными.

Что вам даёт ваша работа?

Н.: На одном из выступлений я выезжала в двух ролях. Одна положительная, другая отрицательная. Во второй роли я напустила на себя грозный вид - и что вы думаете? Мой конь тоже сделал зверское «лицо»!

Когда видишь счастливые лица детей и взрослых - хочется вновь и вновь выезжать на манеж и работать для них. Работа с лошадьми была моей детской мечтой, а ещё я когда-то мечтала о сцене. Конный театр - это единственное место, позволяющее совместить сцену и лошадей.

При использовании материалов сайта сайт указание автора и активная ссылка на сайт обязательны!