Больше, чем поэт...
Евгений ЕВТУШЕНКО: «Хрущев рявкнул: «Горбатого могила исправит!» - и стукнул кулаком по столу, за которым мы только что выпивали. Тогда я тоже стукнул кулаком по столу, сказал: «Нет, Никита Сергеевич, прошло - и надеюсь, навсегда! - время, когда людей исправляли могилами»
Как по мне, Евгений Александрович Евтушенко родился даже не в сорочке, а в пестрой концертной рубашке — сшитой вдобавок собственноручно.
«ХРУЩЕВ МНЕ ПРИЗНАЛСЯ, ЧТО СПАСЕНИЕ КУБИНСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ — ЭТО ЛУЧШЕЕ, ЧТО ОН НА СВОЕМ ПОСТУ СДЕЛАЛ»
— Недавно я видел дивную передачу: участники идеологического совещания у Хрущева, куда он пригласил творческую интеллигенцию, рассказывали, как вы себя там вели, как стучали кулаком по столу, когда вождь стал оскорблять Эрнста Неизвестного...
— Ну да — он стукнул кулаком, я ответил...
— ...на минуточку. И вам не было страшно?
— В тот момент нет. Я знал только одно: нужно защитить друга — не дай Бог его сейчас вышвырнут из России.
Хрущев стал кричать: «Если вам, господин Неизвестный, не нравится наша страна, забирайте свой паспорт и убирайтесь». Накануне у них уже вспыхнула словесная перепалка, в ходе которой оба использовали могучий русский язык на всю катушку. Говорят, — я там не присутствовал — Неизвестный очень хорошо держался, и Никите Сергеевичу, кстати, это понравилось.
Будучи убежденным, что разумный консенсус возможен всегда, я сказал: «Никита Сергеевич, как вы можете повышать голос на воевавшего в штрафном батальоне фронтовика? Полспины Неизвестного вырвано осколками немецких снарядов, у него 12 ранений. Допустим даже, он в чем-то не прав, но если что-то ему не удается в искусстве — подскажите, поправьте: он поймет и учтет»... Хрущев рявкнул: «А-а! Горбатого могила исправит!». Налился кровью, побагровел и стукнул кулаком по столу, за которым мы только что ели и выпивали. На скатерти в пятнах от шашлыков стояли микрофоны, и эхо подхватило звук. Тогда я тоже стукнул кулаком по столу, сказал: «Нет, Никита Сергеевич, прошло, — и надеюсь, навсегда! — время, когда людей исправляли могилами». Хотел, если честно, стихотворение прочитать...
— ...а тут такая пошла рубка...
— Я все-таки часто выступал и сразу сообразил, что по композиции это хороший финал, но... Поступил, в общем, как поступил, и хотя говорил достаточно резко, но вежливо...
— Ну да: стукнули первому секретарю ЦК партии кулаком — и это, считаете, было вежливо...
— Но я же не оскорбил его, назвал на вы, по имени-отчеству...
— Хорошо, не на ты, дескать, слышишь, Никита... Кстати, а что ваши коллеги-писатели?
— Это было ужасно! Были такие, которые закричали, указывая на меня: «И его вон, и его тоже!»...
— А кто конкретно кричал?
— Не хочу говорить. Громче других один детский писатель вопил — только не надо фамилию уточнять...
— ...дети которого — талантливые кинорежиссеры...
— ...и сам он талантливый. Его стихи я любил с детства, воспитан на них, но в присутствии власть предержащих у него начиналась какая-то медвежья болезнь. В этот момент я посмотрел на Хрущева и вдруг увидел, что его глаза полны к этим крикунам презрения. Неожиданно он сделал небрежное паханское движение: ша!, повернулся ко мне вполоборота, медленно поднял руки и раза три или четыре прямо у меня перед лицом хлопнул в ладоши. Аплоднул!..
— А что детский писатель?
— Моментально, путаясь ногами в бархатных портьерах, которые отгороживали стол президиума, полез ко мне. Чуть не упав, схватил мою руку: «Женя, я тебя поздравляю!»... Следом ринулись другие... На это было жутко смотреть. Стол стоял буквой Т: там, где перекладина, сидело Политбюро, а мое место было в основании. Спустя какое-то время помощник Хрущева Лебедев шепнул мне: «Евгений Александрович, Никита Сергеевич к вам подойдет».
Тогда, правда, вождь прошел мимо, но дня через два позвонил мне из Югославии: сказал, что ведет переговоры с Тито и все время вспоминает одно слово, которое я произнес. По сути, я его, в общем-то, не обзывал, но одно неловкое слово у меня таки сорвалось...
— Какое?
— «Идиот». Разумеется, я не о нем так выразился — просто не мог бы этого сделать...
— Это сколько же, Евгений Александрович, надо было выпить, чтобы...
— ...нет-нет, я ничего там не пил. Или пил — уже не помню, но слово это употребил в совершенно другом контексте. Понимаешь, я так перенервничал, что заявил Хрущеву: «На выставке есть очень плохие картины, ваши портреты — почему вы на них внимания не обращаете? Вы там то с колхозниками, то с рабочими — эти услужливые художники изображают вас, Никита Сергеевич, простите, как идиота».
— Какой кошмар!
— Но я же не утверждал, что он идиот, хотя слово, к сожалению, было произнесено...
— ...и Хрущев, бедный, над этим задумался...
— До сих пор я очень о своей горячности сожалею, а тогда он позвонил и сказал с укоризной: «Что же вы просто меня...». Я хотел оправдаться: «Никита...», но тут всесильный вождь не дал мне договорить: «Ну-ну, вы еще по телефону раз повторите». В этом что-то милое было, ты знаешь... Он вздохнул: «Ладно», — и тут же перешел на ты. «На Новый год придешь?» — спрашивает. «Куда?». — «Как куда? В Кремль. Приходи, встретим вместе. Я к тебе подойду, а то ведь съедят тебя». Я как-то почувствовал, почему он не сделал этого на совещании — сильно обиделся и расстроился.
— Любой бы обиделся...
— Ну что делать, если такая была со всех сторон горячность проявлена?
На праздник в Кремль я пришел, хотя настроение было не очень... Как раз накануне объявили, что меня не выпускают в Германию, а там уже ждали, было объявлено выступление. Я собрался уже уходить, и тут опять подбегает ко мне Лебедев — помощник Хрущева, который в свое время помог напечатать стихотворение «Наследники Сталина»... «Останьтесь, Никита Сергеевич к вам подойдет, — сказал и посуровел. — Только вы уж встаньте, Евгений Александрович, уважьте его... Человек все-таки старше вас»... Я удивился: «Какого же вы, однако, обо мне мнения». — «Да ладно — от вас можно всего ожидать»...
В результате Хрущев подошел, но перед этим, часа в четыре утра, он произнес феноменальную речь. Пили, вообще-то, много: Никита Сергеевич был оживлен, с кем-то полемизировал. И вот встал шведский посол Сульман — старейшина дипломатического корпуса, дуайен. Много лет он работал в России, поэтому на хорошем русском языке, хотя и с акцентом, произнес тост: благодарил за приглашение в Кремль, высказывал пожелания советскому народу.
Между прочим, швед обронил фразу: «Я очень уважаю вас, Никита Сергеевич, за вклад в дело мира, хотя и далек от коммунистической идеологии...», и вдруг Хрущев его оборвал. «Да брось ты, — сказал, — господин Сульман. Так долго друг друга знаем: ну как можно столько прожить в Советском Союзе и не проникнуться самой лучшей, самой притягательной идеологией — коммунистической? Какие там у капитализма идеи? Деньги да деньги — а у нас идеалы»...
— Он это искренне произнес?
— Вне всякого сомнения. Хрущев был последним романтиком, поэтому он и в Кастро влюбился. Ему очень нравился молодой энергичный кубинский лидер, не на наши деньги сделавший революцию, и когда Фидель оказался в опасности, Никита Сергеевич решил ему помочь. Для этого и была проведена операция с ракетами, тайно доставленными на Кубу, когда разразился Карибский кризис.
По правде говоря, Хрущеву и в голову не приходило нападать на Соединенные Штаты. Будучи уже на пенсии, Никита Сергеевич сказал мне, что спасение кубинской революции — это лучшее, что он на своем посту сделал. Расчет был на то, чтобы американцы испугались и обязались не трогать свободолюбивый остров. (Между прочим, такой исторический документ существует, хотя в Америке его до сих пор не обнародовали. Признать существование подобной бумажки значило для США потерять лицо).
«МАРШАЛ БУДЕННЫЙ ПОДНЯЛ ТОСТ ЗА КРАСНУЮ КОННИЦУ, КОТОРОЙ АМЕРИКАНСКАЯ ЯДЕРНАЯ УГРОЗА НИПОЧЕМ»
— Мы отвлеклись: а что же Сульман?
— Швед затрепыхался: «Я, в общем-то, не коммунист, конечно...», — и так далее, но тут объявили, что слово предоставляется старейшему члену партии. Вышел старый большевик с седой шевелюрой и со слезами на глазах стал говорить...
— ...как бревно носил с Лениным?
— (Улыбается) . Выступал он, конечно, немножко смешно, но от души... Никита Сергеевич даже всплакнул, а потом встал и произнес незабываемую речь... Было уже после четырех утра... «Смотрите, — обратился он к залу, — какие люди сделали нашу революцию, как они верили! Конечно, американцам легче — у них вон сколько всяких партий, а тут на плечах одной держится вся страна. Значит, люди в ней должны быть отборные, с чистой совестью. Наша партия очень большая — и в этом ее и сила, и слабость. Оглянешься: сколько карьеристов в нее поналезло... Напринимали их столько, что не знаешь порой, что делать.
Иногда, — продолжал он, — я не сплю ночами и думаю, думаю, думаю: как же из этой ситуации выйти? Устроить очередную чистку? Но все хорошо знают, к чему это приведет... Опять все покатится, как с горы снежный ком: невинные будут страдать, а виновники ускользнут. Знаете, мне тут пришла одна мысль. Надо нам, надо нам... — Хрущев не сразу нашел слово, — весь наш народ объявить народом-коммунистом и отменить партию. Тогда и проблемы не будет».
— Это случайно не встреча 64-го года была?
— Совершенно верно.
— Тогда ясно, почему в том году Хрущева убрали...
— (Радостно). Ты все понял! Журналистов, тем более с микрофонами, там было мало, а под утро почти не осталось, но тут по залу стали ходить люди с военной выправкой и цепким взглядом, и у двух-трех человек на моих глазах вырвали из рук микрофоны. Они, видимо, поняли: нельзя, чтобы эта крамола вышла за пределы кремлевских стен.
Ну а потом Никита Сергеевич выполнил все, что мне обещал.
— Подошел?
— Не просто так, а после исполнения песни «Хотят ли русские войны», которую очень любил. Тепло поздоровался с моей женой и вообще был неподдельно радушен. Все шептал: «Ну пойдем, пойдем рядом. Да ты как-то поближе держись-то, ну, а то ведь затопчут — только пуговицы будут выплевывать».
— Видите, как поддержал !
— И это несмотря на бестактное слово, которое у меня слетело.
Только Хрущев отошел, тут же появился Брежнев, и я первый раз с ним пообщался. Он мне сказал: «А ведь меня, Евгений Александрович, держат тут только за то, что я, единственный из членов Политбюро, могу вальс танцевать со Снегурочкой»...
Что ни говори, а Никита Сергеевич живой человек был, не мертвый, и хотя много наделал глупостей, хватало в нем и хорошего... Я, например, многое прощаю ему за то, что, пойдя против Политбюро, он выпустил сотни тысяч заключенных из лагерей.
— Как ни странно, многие бойцы старой большевистской гвардии видели в вас родственную душу, испытывали к вам почти что отцовские чувства... Если не ошибаюсь, однажды вас решил поддержать даже легендарный маршал Буденный...
— Ой, эта история тоже забавная. Как раз тогда я закончил «Братскую ГЭС», был в опале и месяца три назад мне не дали выйти на сцену на том злополучном вечере у космонавтов. 9 Мая, в праздник Победы, меня позвали выступать в ВТО, куда пригласили двух маршалов — Ротмистрова и Буденного, а еще моего врага — генерала Востокова. В свое время этот вояка пытался запретить песню «Хотят ли русские войны» — под предлогом, что она деморализует боевой дух армии. Только благодаря вмешательству нашей бедной, многострадальной, нервной, капризной, своевольной, но все-таки тоже человечной Екатерины Алексеевны Фурцевой у него ничего не вышло. При мне она позвонила руководителю Советского телевидения Лапину и сказала: «Я пока еще член Политбюро и министр культуры! У меня сейчас товарищ Евтушенко в гостях, мы с ним чаек завариваем, так чтобы в течение 15 минут эта песня была в эфире — я слушаю». В исполнении Марка Бернеса она прозвучала тогда как гром с ясного неба.
Дима, ты не поверишь: боевой маршал Буденный пришел на мое выступление с... шашкой.
— Это был нехороший знак?
— Нет, но представь: сидит человек в первом ряду, положив руки на шашку и распушив свои усы... Увидев меня на сцене, генерал Востоков задергался, — представляешь, как он меня ненавидел? — но сдержался, не потребовал запретить выступление. Видно, после фиаско с песней не решился.
Я читал главу из «Братской ГЭС» и так боялся, что сейчас что-то ужасное произойдет, типа встанет Буденный и скажет: «Позор!» или что-нибудь в этом роде. Об этом под заголовком «Маршалы возмущены поступком поэта Евтушенко» раструбили бы все газеты, но, читая «Азбуку революции» про Гражданскую войну, я успокоился — увидел, что у Семена Михайловича блеснула скупая мужская слеза...
— ...и скатилась в усы...
— Потом был маленький банкет, на который пригласили участников и почетных гостей — и Буденного, и Ротмистрова, и Востокова. До тех пор я никогда не видел, как коньяк пьют фужерами, а Семен Михайлович полными глотками осушил бокалов пять. Его физическая сила меня потрясла!
— Он же уже в возрасте был?
— Ну конечно. Затем легендарный маршал произнес большой философский тост о грядущей войне. Для затравки всем задал вопрос: какой род войск станет после третьей мировой самым главным? «Представьте, — сказал он, — все разрушено, жуткая картина... Кто пройдет по руинам?». Ротмистров пробасил: «Ясно кто — бронетанковые войска». Востоков тоже подал голос: «Я все-таки считаю, Семен Михайлович, что решающую роль сыграют ракетные части»...
Буденный стукнул об пол шашкой: «Ракетные установки будут разбиты, не уцелеет никто — останутся только красные конники. Красная кавалерия и пройдет по руинам, так как же не выпить, товарищи, за нашу конницу, которой американская ядерная угроза нипочем».
— «Здравствуй, лошадь, я Буденный»...
— Поразительно, да? Затем он окинул присутствующих победным взглядом и поднял бокал за меня и мою поэму: мол, есть еще у нас парни, которых, бывает, бьют, а они стоят, как мы когда-то, сражаясь с белополяками. Было в этом, черт возьми, что-то по-детски трогательное, и уж, конечно, вблизи многое видится не так, как пишут потом в книжках и исторических исследованиях.
Естественно, я Семену Михайловичу благодарен, да и как иначе — он меня защитил. Наверняка кто-то из гостей вечера должен был написать куда следует, что маршал Советского Союза поддержал Евтушенко и поднял за него тост, но то ли не решился, то ли был сильно пьян, то ли наверху значения этому не придали.
«О БРОДСКОМ Я ГОВОРИТЬ НЕ ХОЧУ. ИЗЛОМАННЫЙ ЧЕЛОВЕК... БОГ ЕМУ СУДЬЯ!»
— Не секрет, что многие собратья по перу отчаянно вам завидовали и даже этого не скрывали. Ну еще бы — вы были ярким поэтом, постоянно у всех на виду, женщины вас любили, ваши стихи печатали, вы ездили по всему миру, еще и ордена получали. Если не ошибаюсь, поэту Евгению Долматовскому, с которым дружили, вы посвятили шутливое четверостишие:
Ты Евгений, я — Евгений,
Ты не гений, я — не гений.
Ты говно, и я говно,
Ты недавно — я давно...
— (Сухо). Не надо такое озвучивать — я этого не писал.
— Хорошо, а в чем все-таки выражалась зависть?
— Ну, я бы не обобщал — не все испытывали ко мне это черное чувство. Были люди, особенно поэты фронтового поколения, которые помогали и очень сильно... К ним я отношу Симонова (Константин Михайлович все время меня поддерживал), Луконина, Гудзенко, Межирова... Александру Петровичу уже за 80, но когда мне бывает некому почитать стихи, я звоню ему, где бы ни находился...
— Да, и живет нынче в Нью-Йорке. Недавно у него вышла замечательная книга «Артиллерия бьет по своим» — по названию того стихотворения, за которое я был исключен когда-то из Литературного института.
— Что интересно, в Штатах, где в последние годы вы прочно обосновались, долгое время жили такие классики русской литературы, как Солженицын и Бродский. Вы переписывались, общались? У вас была взаимная любовь или, наоборот, взаимная ненависть?
— О Бродском говорить не хочу — я не знал его лично, но сделал для него все, что мог, написал даже в его защиту письмо. В то время я находился в Италии, поэтому попросил моих друзей из Итальянской компартии: Ренато Гуттузо и других — меня поддержать. Советский посол Семен Павлович Козырев сообщил в Москву, что итальянские коммунисты просят сократить Бродскому срок, потому что слишком суровый приговор врагам СССР только на руку.
— Бродский вашего заступничества не оценил?
— Мне, повторяю, не хочется обсуждать эту тему. Бог ему судья, ведь не оценил он даже поступок женщины, которая сделала его имя известным всей планете, застенографировав судилище над ним, — ни одного доброго слова о Фриде Вигдоровой Бродский не произнес. Такой это был изломанный человек! Бродский — очень талантливый поэт, и стихи его, особенно написанные до отъезда из России, я люблю, включил в антологию, но он принадлежал к такому своеобразному типу людей, которые, когда кто-либо им помогает, чувствуют унижение и отвечают на добро неприязнью. К сожалению, его оскорбительные высказывания обо мне перепечатываются, и круги от них расходятся до сих пор.
— Солженицын тоже человек сложный?
— Мы все сложные — а я разве простой? В защиту Александра Исаевича я тоже выступал много раз и считаю его литературно-исторической фигурой огромного масштаба. Употребляемое мною слово «исторической» не означает, что я не считаю Солженицына просто талантливым писателем. У него есть очень интересные по языку произведения, но он совершенно не умеет писать о любви, лишен этого начисто, поскольку вечно в борьбе и ввязывается в нее постоянно... Солженицын так и не написал своей Наташи Ростовой на первом балу, хотя, как и Толстой, он тоже бессмертен.
— Это правда, что Брежнев ваши стихи любил и даже цитировал их по памяти?
— С Леонидом Ильичом я фактически только раз беседовал обстоятельно — по телефону. Если же на каких-то мероприятиях и видел его, то в основном когда он проходил мимо, но Клавдия Шульженко рассказывала мне, что однажды у нее на глазах к нему стал приставать Эрих Хонеккер. «Что же этот Евтушенко, — вопрошал он, — на вопрос о будущем Германии отвечает, что Берлинская стена падет?»...
До этого точно так же Вальтер Ульбрихт жаловался на меня Хрущеву: «Евтушенко подрывает работу нашей партии, вредит коммунистической идеологии»... Никита Сергеевич ответил ему очень остроумно — он сам мне об этом потом рассказывал. «Товарищ Ульбрихт, — развел руками, — ну что, по-вашему, я должен с ним сделать? В Сибирь сослать? Так он там родился. Не обращайте внимания — с поэта какой спрос?». Так ему и заявил, представляешь!
Ульбрихт тогда согласился, а Хонеккер был просто в ярости. «Товарищ Брежнев, — сказал, — опять этому Евтушенко неймется: все время он повторяет, что Германия должна быть свободной и воссоединиться, что стены не будет. Он внушает гэдээровской молодежи крамольные мысли».
На это Брежнев ответил: «Товарищ Хонеккер, он не политик, а только поэт. Давайте я вам лучше его лирические стихи почитаю». С ходу, почти не сбиваясь, Брежнев продекламировал «Любимая, спи», а потом попросил Шульженко спеть мою песню. Лидер ГДР замолчал. Восторга не выражал, но, по-видимому, смирился...
«В ПОСЛЕДНЕЕ ВРЕМЯ У МЕНЯ СНОВА ПРОБИЛАСЬ ЛИРИЧЕСКАЯ СТРУЯ»
— Кстати, о песнях... Обычно, говорят, вам хватало четверти часа, чтобы на готовую мелодию написать текст...
— Когда-то я и впрямь на спор сочинил «Не спеши» за 15 минут, хотя над самой первой песней несколько часов корпел. Я отметил 22-летие (как давно это происходило, промолчу), когда мне позвонил знаменитый композитор Эдуард Колмановский. Уже позже мы написали с ним «Хотят ли русские войны» и много других песен, а тогда не были даже знакомы. «Женя, — сказал Эдик, — я хорошо знаю ваши стихи, наслышан о вашем военном детстве на станции Зима, о том, как с сибирскими солдатками, ожидающими своих мужей с войны, и с вдовами вы пели частушки, потому хочу предложить вам одну мелодию — очень народную, русскую».
Я приехал к нему, и он наиграл мелодию, которая сразу легла мне на сердце. «Сколько вам нужно времени, чтобы написать стихи?» — спросил Колмановский. «Давайте немножко у вас посижу, и все будет готово»... Стихи он принял сразу, и новая песня очень хорошо пошла. Позже ее исполнила молодая и тогда еще никому не известная швея Люда Зыкина (в репертуаре Людмилы Георгиевны она стала одной из самых знаменитых)...
Месяца через три после того, как песня впервые прозвучала по радио, я оказался в чудесном северном поселке, где говорили на старом «окающем» наречии. Когда шел по улице, женщина с пустыми ведрами пересекла мне дорогу и сказала: «Постой, сынок! Я сейчас ведра наполню и потом еще разок дорогу пересеку, а то дороги тебе в жизни не будет». Я выполнил ее просьбу, и кто знает, может поэтому моя жизненная дорога — пусть в кочках, рытвинах, выбоинах и опасных ямах, куда я постоянно проваливался, — все же сложилась.
Там, на берегу маленькой речушки, впадавшей в Белое море, женщины по-старинному деревянными палками о камни стирали-отбивали белье и пели что-то знакомое. Я не поверил своим ушам — они выводили: «Ах, кавалеров мне вполне хватает...». Гордо приосанившись, я подошел. «Скажите, пожалуйста, — спросил, рассчитывая услышать свою фамилию, — а кто автор?». — «Дык это ж наша, деревенская, народная...» — был ответ. Сперва я обиделся, но после сообразил, что это наивысший комплимент, оценка, важнее всех нобелевских премий. (Поет):
Бежит река, в тумане тает,
бежит она, меня дразня.
Ах, кавалеров мне вполне хватает,
но нет любви хорошей у меня!Танцую я фокстроты-вальсы,
пою в кругу я у плетня.
Я не хочу, чтоб кто-то догадался,
что нет любви хорошей у меня.
Стоит береза у опушки,
грустит одна на склоне дня.
Я расскажу березе, как подружке,
что нет любви хорошей у меня.Все парни спят, и спят девчата.
Уже в селе нет ни огня.
Ах, я сама, наверно, виновата,
что нет любви хорошей у меня!
— Народ принимал вашу раннюю любовную лирику на ура, чего не скажешь о критиках. Гневно клеймя, они даже окрестили вас певцом грязных простыней...
— Господи, на фоне того, что сейчас печатается, эти стихи — как проповедь целомудрия.
— Отметив 73-летие, вы снова вернулись к любовной лирике. Переживаете вторую молодость?
— Да, в последнее время у меня вдруг снова пробилась лирическая струя. Конечно, стихи стали другими, не такими, как лет 40 назад, но я ведь и сам стал другим...
«Оно» - один из самых объёмных и глубоких романов Стивена Кинга. Сделать хорошую киноадаптацию этой книги непросто. Аргентинский режиссёр Андрес Мускетти с этим справился, создав удивительную картину о дружбе, страхе и надежде. Но даже ему пришлось пожертвовать кое-чем из книги. Кое-какие сцены и сюжетные линии не вошли в фильм, а другие превратились в пасхалки, вылавливать которые для знатока Кинга - одно удовольствие.
Редакция МирФ прогулялась по улицам Дерри и даже рискнула заглянуть в заброшенный дом на Нейбл-стрит. Рассказываем о результатах нашей экспедиции по страницам книги и новому фильму.
Время и место действия
Однажды на улицах Дерри, захолустного американского городка, стали пропадать дети - это пробудился монстр, изголодавшийся по детским страхам. В романе на глазах у читателя развивается сразу два параллельных сюжета: о взрослых героях и их детских воспоминаниях, которые затягивают их в бесконечно повторяющийся кошмар.
Андрес Мускетти отошёл от формата книги и разобрал главы детей и взрослых на две отдельные истории, из которых в фильм вошла только первая. Это ослабило связь между прошлым и будущим, зато сюжет стал менее предсказуемым.
Мускетти также перенёс действие на 27 лет вперёд - теперь в 1980-е живут не взрослые, а подростки. Это повлияло и на страхи, преследующие героев. На смену оборотням и мумиям из фильмов 1950-х пришли новые ужасы - клоуны и обезглавленные дети. Только у половины «неудачников» страхи не изменились: Беверли Марш, как и раньше, боится крови (а также родного отца), Эдди - болезней, а Билла Денбро зазывает в канализацию его погибший брат Джорджи.
Кровавый фонтан в ванной напоминает сцену из «Кошмара на улице Вязов» 1984 года
От смертельных трюков Пеннивайза и банды Генри Бауэрса ребята укрываются в Пустоши. Они воспринимают её как «свою» территорию, надёжное убежище, где им ничто не угрожает. Именно благодаря этой уверенности дети выигрывают «апокалиптическую битву камней». А вот в фильме долина реки Кендускиг - обычное, ничем не примечательное место. У экранных героев нет к нему привязанности: поначалу Билл даже уговаривает друзей отправиться туда на поиски Джорджи.
Забытые сцены
Даже если брать только линию детей, режиссёр пропустил несколько масштабных сцен. Одна из них - убийство Эдди Коркорана. Эдди и его младший брат Дорси страдали от домашнего насилия. Однажды отец вконец обезумел и зашиб Дорси молотком, а Эдди, испугавшись, сбежал из дома. К несчастью, в Пустоши он наткнулся на Пеннивайза: тот принял образ погибшего брата, а затем, превратившись в болотного монстра из ужастика «Тварь из Чёрной лагуны», обезглавил Эдди. В фильме этого нет - то ли спецэффекты оказались слишком дорогими, то ли режиссёр решил не перегружать фильм ещё одной линией с родительской жестокостью.
Сцену с самопроизвольным перелистыванием страниц заменили переключающимися на проекторе кадрами - получилось эффектно!
В книге дети узнают природу Оно с помощью древнего индейского ритуала «Чудь». Вдохнув дым тлеющих трав, Майк и Ричи видят, что Пеннивайз - древний монстр, который подпитывается детскими страхами. Эта тайна раскрывается, когда Билл входит в пустоту между нашей вселенной и другими измерениями, где и родилось Оно. Во время ритуала Билл встречает Матурин, древнюю черепаху, создавшую мир, - от неё он узнаёт, что Пеннивайза можно одолеть только силой разума.
В фильме же происхождение монстра остаётся тайной. Как рассказал актёр Билл Скарсгард, из итоговой картины вырезали некий флешбэк о XVII веке, где описывалась предыстория Пеннивайза и его пробуждение после тысячелетий сна. Возможно, его включат в сиквел.
В финальной битве Пеннивайз преображается - но по-разному. В книге он превращается в огромную паучиху с выпученными красными глазами, которая ждёт потомство. Причём это только одно из воплощений клоуна, самое близкое к его метафизической сущности. Его истинная форма - скопление оранжевых «мёртвых» огоньков, обитающих в пустоте между вселенными. В фильме же он мечется и принимает форму страха то одного ребёнка, то другого. Намёк на огоньки можно увидеть только в конце фильма, когда Бев заглядывает в пасть монстра.
Наконец, не показали и самую спорную сцену романа - групповой секс «неудачников» с Беверли. В книге после финальной схватки с Пеннивайзом ребята заплутали в лабиринтах канализации. Чтобы восстановить духовное единение и найти выход, дети совершают этот странный и шокирующий ритуал. Разумеется, такую сцену никто не стал снимать. По слухам, Кэри Фуканага, который первоначально планировался режиссёром «Оно», подумывал включить в фильм некий её аналог - и был отстранён от проекта.
Сам Стивен Кинг признаётся, что думал только об эмоциональной стороне перехода от детства к взрослой жизни и уподоблял интимную близость древним обрядам инициации. Впрочем, большинство зрителей с облегчением выдохнули, когда это безобразие так и не показали.
В фильме «неудачники» вместе плавают, глазеют на Бев, а позже двое из них её целуют, но в остальном всё невинно
«Клуб неудачников»
В книге «неудачники» всегда держались вместе - только так они могли одержать победу над монстром. В фильме их дружба в какой-то момент оказывается под угрозой: после первой вылазки в заброшенный дом Ричи Тозиер требует прекратить охоту на клоуна, на что Билл, разозлившись, даёт другу затрещину. Книжный Денбро никогда бы так не поступил: он понимал, как важно сохранить мир в команде.
Пересмотрели и характеры остальных ребят. Образ Беверли поначалу совпадает с литературным: яркая боевая девушка, которая даст фору любому парню. А вот её отношения с отцом сложнее. В книге она его боится, но по-своему любит, как и он её. На почве этой нездоровой любви Бев даже выходит замуж за его копию. В фильме Эл Марш - настоящая угроза для своей дочери, именно из-за него она попадает в лапы Пеннивайза. С книжной Беверли такого произойти не могло: она не боится фокусов клоуна и может постоять за себя.
По слухам, в черновике Фуканаги домогательства отца к Бев были куда более откровенными
Сильнее всего урезали линию Майка Хэнлона, рассказчика и одного из ключевых персонажей книги. Он показывает «неудачникам» отцовский альбом со старыми фотографиями, где собраны свидетельства всех напастей, свалившихся на Дерри с момента его основания. Тогда дети и узнают, что Пеннивайз не человек, а нечто большее. В фильме эта роль досталась Бену Хэнсому.
Кстати, Бен не только увлечённый читатель, но и талантливый инженер. В книге он построил секретную подземную базу «неудачников» и даже изготовил серебряную пулю, предназначенную для Пеннивайза.
В книге отец Майка жив и играет важную роль
Эдди не самый яркий «неудачник», но и у него найдётся пара достойных сцен. Особенно интересна его встреча с прокажённым, который угощает мальчика плацебо, - всё это воплощает страхи Эдди перед болезнями. В романе эта сцена более глубокая. Незнакомец предлагает мальчику интимные услуги, что отражает страхи Эдди перед его пробуждающейся сексуальностью, которые вскормила его мать. Она не только ограничивала физическое развитие сына, но и сдерживала его эмоциональное и сексуальное взросление.
Чтобы осадить Тозиера, когда тот ляпнет лишнего, друзья говорили ему: «Бип-Бип, Ричи». В фильме эта фраза звучит только однажды, в довольно страшный момент
Злодеи
Отец Генри Бауэрса в книге всегда был негодяем, а получив травму на войне, окончательно слетел с катушек. Он то и дело срывался на Генри или ссорился с отцом Майка Хэнлона, чью семью ненавидел за цвет кожи. Экранный Бутч Бауэрс тоже жесток к своему сыну, но всё же держит эмоции под контролем - не зря же он работает в полиции. Да и расистом его не назовёшь.
В фильме банда Бауэрса не дотягивает до отморозков из книги
Не считая пары эпизодов, банда Генри сильно проигрывает своим книжным прототипам. В романе они, как хищники, выслеживают ребят, изобретая всё новые издевательства. В основном их гнев направлен на Майка: доходит до того, что они обливают мальчика грязью и убивают его собаку.
Самый безумный член банды - Патрик Хокстеттер, садист и психопат. В детстве он задушил своего младшего брата, а когда стал постарше, начал отлавливать раненых животных и оставлял их умирать в старом холодильнике на свалке. Сам он умер там же: гигантские пиявки высосали из него всю кровь, оставив по всему телу широкие отверстия от укусов.
Немного досадно, что в фильме Патрик - всего лишь очередная жертва Пеннивайза.
Сам Генри Бауэрс сходит с ума, когда клоун у него на глазах расправляется с остатками его банды. В книге, выбравшись из канализации, он признаётся полиции в убийстве отца; его же признают виновным и в преступлениях Пеннивайза. А вот в фильме он упал в колодец и, кажется, погиб. Но в сиквеле ещё можно разыграть книжный сюжет, если Бауэрс выжил после падения.
Отсылки к оригиналу
В экранизации Мускетти многое убрал или переработал, но компенсировал это пасхалками и отсылками к оригиналу. Одна из самых важных - черепаха, которая мелькает то тут, то там. В мультивселенной Кинга черепаха Матурин - создатель этого мира и Хранитель луча, поддерживающего Тёмную башню. В фильме черепашку из «лего» заметил Билл в комнате Джорджи, а потом черепаха привиделась Бену в воде, когда «неудачники» отдыхали на карьере.
В романе несколько глав посвящено истории Дерри. В фильме есть пара упоминаний о ней: дети говорят о пожаре в клубе «Чёрная метка» и взрыве на фабрике. А возле мясной лавки, где Майк столкнулся со своим страхом, есть граффити, напоминающее о кровавой расправе с бандой Джорджа Брэдли, которая терроризировала город в конце 1920-х.
Резня банды Брэдли - одна из многих трагедий Дерри
О другом жутком моменте в истории города напоминает фотография, которую Бен увидел в ежегоднике Дерри. Там запечатлена голова мальчика на дереве. Голову Роберта Дохая оторвало взрывом на металлургическом заводе. За секунду до того, как взрыв унёс его жизнь, мальчик жевал конфету - и его губы остались испачканы шоколадом.
После трагедии голову Роберта Дохая нашли на соседской яблоне
Патрик Хокстеттер перед смертью увидел красный воздушный шар с надписью «I Derry». Это отсылка к убийству гомосексуалиста Адриана Меллона на городской ярмарке, упомянутому в книге. В тот день его партнёр заметил клоуна с целой связкой красных праздничных шаров с такой же надписью. Аналогия с Адрианом Меллоном намекает на то, что книжный Патрик был неравнодушен к мужчинам. Кстати, эта история основана на реальном убийстве 23-летнего Чарли Ховарда в Бангоре в 1984 году: тогда три подростка избили мужчину и столкнули в канал под мостом.
Пытаясь справиться с заиканием, Билл твердит скороговорку «Он стукнул кулаком об стол, крича, что призрак вновь пришёл» (англ. «He thrusts his fists against the posts and still insists he sees the ghosts!»). Читатели помнят, что именно она помогла Биллу одержать ментальную победу над Пеннивайзом в финальной битве. Кинг позаимствовал эту скороговорку из фантастического романа «Мозг Донована» Курта Сиодмака, где герой тоже читает её, чтобы защититься от враждебной гипнотической силы.
В нескольких кадрах показывают велосипед Билла Silver. В романе он спасает жизнь сначала Эдди, а через 27 лет - жене Билла
Маршрут, по которому Джорджи преследовал бумажную посудину, тоже не случаен. Улицы Джексон-стрит и Витчем-стрит не раз встречались в книге. Как и оранжевые строительные ограждения, напоминающие козлы для распилки дров, о которые ударился мальчик.
Мускетти не забыл и о каноничных страхах ребят. В финальной битве Оно, поворачиваясь к Бену, на мгновение принимает образ мумии - её боялся Бен в романе. А во время первого визита на Нейбл-стрит пальцы Пеннивайза на короткое время трансформируются в когти оборотня. Это очевидная отсылка к страху Ричи, пересмотревшего ужастиков.
Пасхалка с оборотнем так хорошо спрятана, что найти её вдвойне приятно
Кстати, там же Ричи натыкается на клоунов, один из которых - копия Тима Карри из старой экранизации «Оно».
Dennis Jarvis | Flickr | CC BY-SA 2.0
Статуя Пола Баньяна действительно стоит в городе Бангор, одном из прототипов Дерри
А сколько пасхалок спрятали мастера по костюмам! На одной из футболок Эдди - принт сверхзвукового самолёта Airwolf из одноимённого телесериала. На другой его майке можно увидеть автомобиль «Кристина» из одноимённого романа Кинга. А Ричи носит футболку с рекламой Freese’s, популярного бангорского универмага.
Но самая интересная футболка - у Билла. На первый взгляд, на ней изображён непонятный логотип на зелёном фоне. Но если присмотреться, можно разобрать, что это знак Tracker Brothers, судоходной компании Дерри. Через 27 лет именно на их заводе повзрослевший Эдди встречает Пеннивайза по возвращении в город.
В финале Бев рассказывает ребятам, что под влиянием Пеннивайза она начала забывать произошедшие события. Это предзнаменование того, что «неудачники»действительно не вспомнят друг о друге до следующей встречи с Пеннивайзом. Интересен и порядок, в котором ребята покидают заключительную сцену: первым уходит Стэн, а затем Эдди. Именно в такой последовательности персонажи погибают в книге.
У Бев и Билла ещё есть надежда - они уходят последними!
Первая часть экранизации Андреса Мускетти сильно отходит от книги, но режиссёр так точно уловил настроение героев, что все несостыковки гармонично укладываются в сюжет. А от каждой подмеченной пасхалки становится тепло на душе - и Пеннивайз уже не так страшен.
Глаг., св., употр. сравн. часто Морфология: я стукну, ты стукнешь, он/она/оно стукнет, мы стукнем, вы стукнете, они стукнут, стукни, стукните, стукнул, стукнула, стукнуло, стукнули, стукнувший, стукнутый, стукнув 1. см. нсв … Толковый словарь Дмитриева
стукнуть - ну, нешь; св. 1. во что, обо что, по чему. Ударить (обычно со стуком). С. кулаком по столу. С. палкой. С. рука об руку. С. каблуками. 2. кого что. Нанести удар кому, чему л. С. голову о выступ. С. молотком по пальцу. С. обидчика. Легонько,… … Энциклопедический словарь
стукнуть - ну, нешь; св. см. тж. стукать, стукаться, стуканье, стучать 1) во что, обо что, по чему Ударить (обычно со стуком) Сту/кнуть кулаком по столу … Словарь многих выражений
сту́кнуть - ну, нешь; сов. (несов. стукать). 1. во что, обо что, по чему. Ударить (обычно со стуком). Стукнуть кулаком по столу. □ Вот об землю царь стукнул палкою. Лермонтов, Песня про купца Калашникова. [Порфирий Петрович] даже слегка стукнул ладонью по… … Малый академический словарь
Салаватнефтемаш - ОАО «Салаватнефтемаш» Тип Открытое акц … Википедия
ТРЕСНУТЬ - ТРЕСНУТЬ, тресну, треснешь, совер. 1. без доп. Лопнуть, сломаться, издав треск. Колба треснула. 2. без доп. Расщепиться, образовать трещину на своей поверхности. Кожа от мороза треснула. Шкаф треснул. 3. перен. совер. к трещать во 2 знач. (разг.… … Толковый словарь Ушакова
СТУКАТЬ - СТУКАТЬ, аю, аешь; несовер. (разг.). То же, что стучать (в 1 и 2 знач.). С. молотком. С. кулаком по столу. Сердце стукает. | однокр. стукнуть, ну, нешь. | сущ. стуканье, я, ср. Толковый словарь Ожегова. С.И. Ожегов, Н.Ю. Шведова. 1949 1992 … Толковый словарь Ожегова
трахнуть - ну, нешь; св. 1. только 3 л. Разг. Издать сильный, резкий звук (при падении, выстреле, взрыве) Трахнул взрыв. Оглушительно трахнул гром. 2. (кого что). Разг. Сильно ударить, стукнуть, разбить. Т. по голове. Т. кулаком по столу. Т. тарелку, графин … Энциклопедический словарь
треснуть - ну, нешь; треснувший; св. 1. только 3 л. Образовать, дать трещину (трещины), раскалываясь, разламываясь, разрываясь. Стакан треснул. Обои треснули. Треснула кожа на губах. Швы треснули (образовали прореху, дыру). 2. Издать треск. Треснула ветка.… … Энциклопедический словарь
трахнуть - ну, нешь; св. см. тж. трахать 1) только 3 л.; разг. Издать сильный, резкий звук (при падении, выстреле, взрыве) Трахнул взрыв. Оглушительно трахнул гром. 2) кого что разг. Сильно ударить, стукнуть, разбить. Тр … Словарь многих выражений
треснуть - ну, нешь; тре/снувший; св. см. тж. трескать 1) только 3 л. Образовать, дать трещину (трещины), раскалываясь, разламываясь, разрываясь. Стакан треснул. Обои треснули. Треснула кожа на губах. Швы треснули (образовал … Словарь многих выражений