Тургенев и русский реалист. И

15.02.2019

И.С. Тургенев - как великий реалист

Творчество Ивана Тургенева (1818-83) во многом формировалось под влиянием идеи либерально- дворянского просветительства, сыгравшего важную роль в развитии русского литературного реализма. Начало творческой деятельности Тургенева относится к 40-м годам, когда писатель увлекался философией романтизма. Под ее влиянием сформировалось жизненное кредо Тургенева - он был противником насильственных мер решения любых проблем, в том числе и социальных. Однако увлечение романтизмом довольно быстро, и уже с середины 40-х годов творчество Тургенева становится реалистическим по своему стилю.

На рубеже 40-50-х годов в общественной жизни России все явственнее заявляло о себе новое поколение интеллигенции, отличавшееся резким радикализмом, неприятием крепостнических порядков. Тургенев первым из русских писателей отразил в своих романах « Накануне» и «Отцы и дети» взгляды «новых людей». В них он показ неизбежность исторического конца дворянского сословия, отразил конфликт поколений как антагонизм мировоззрений дворянских либералов и революционеров- разночинцев. Писатель, будучи сам дворянином, считал дворянство носителем высших духовных ценностей русской культуры. В своих романах писатель раскрывал лучшие черты русской дворянской интеллигенции, ее любовь к народу, преданность интересам страны. Однако он понимал, что «время» дворянства истекает, и оно уже не способно активно противостоять экстремизму «новых людей». Их взгляды писатель представил разрушительной силой, которая ломает привычные устои общественной жизни. При этом сам автор не одобрял их радикализма, но с симпатией и уважением относился Ки нравственным устоям. Не разделяя взглядов разночинцев, Тургенев как великий реалист, показывает их смелость, самоотверженность, подвижничество.

Ф. Достоевский и его отказ от роматизации образов «простого народа»

Совсем иную роль в русской художественной культуре сыграл гениальный писатель Федор Достоевский (1821-81), который обогатил мировую культуру произведениями, равными по своей художественной силе произведениям Шекспира. Обладая уникальным даром пророчества и способностью к анализу человеческой души, писатель исповедовал идеи, выходящие за пределы преставлений конкретного исторического времени в сферу «вечных» интересов людей.

Он сразу вошел в русскую литературу как сложившийся мастер. Уже в своих первых романах («Бедные люди») писатель обратился к проблеме «маленького человека». Однако в отличие от своих предшественников он не идеализирует бедность. Стремление показать реализм жизни заставило Достоевского отказаться от романтизации образов «простого дома». Он изображает их в соответствии с логикой характеров и правдой жизни, соединяя добро и зло в их характерах.

60 - 70-е годы 19 века стали самым важным этапом в творчестве Достоевского, так как в это время были созданы самые выдающиеся его произведения - «Преступление и наказание», «Идиот», «Бесы», «Братья Карамазовы», в которых он обосновал и развил целый ряд глубоких философских идей. Выражая свое несогласие с существующем миропорядком, писатель в то же время отрицает насильственные меры переустройства мира. Он считает, что особые исторический путь России и сближение народа с интеллигенцией помогут разрешить социальные проблемы без революционных потрясений. Достоевский предостерегал, что только одних социальных средств борьбы со злом недостаточно. Он считал, что человеку обязательно необходима нравственная опора, которою он видел в Боге.

Л.Толстой, основоположник русского нигилизма

Вершиной русской литературы второй половины 19 века стало творчество Льва Толстого (1829-1910), который вошел в историю русской и мировой культуры не только как писатель -реалист, но и как основоположник русского нигилизма, создатель своеобразной философии и педагогики. Толстой видел свое предназначение в критике общественно- исторического строя, а также современных ему философских, религиозных, этических учений. Источником своих суждений писатель считал мнение народа. Тема поисков нравственного идеала, соответствующего «естественной жизни» простых крестьян, проходит через все его сочинения (романы «Война и мир», «Анна Каренина», «Воскресение», повести и драмы).

Творчество Толстого было посвящено изображению пореформенной России. В своих произведениях он поставил множество великих вопросов, передал настроение народных масс, их возмущение и протест против существующих порядков. Широкий охват действительности, глубочайшее проникновение в психологию человека, отражение истории народа через частную жизнь отдельного лица, неустанный поиск духовного идеала, - все это делает феномен Толстого уникальным явлением русской и мировой литературы.

Отправить свою хорошую работу в базу знаний просто. Используйте форму, расположенную ниже

Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.

Размещено на http://www.allbest.ru/

Введение

Вслед за Пушкиным, Гоголем, Лермонтовым, их последователем и продолжателем, среди других великих писателей в русской литературе XIX в. прошёл свой долгий, сорокалетний творческий путь Тургенев. Уже в начале этого пути, в 40-х годах, его талант был отмечен и оценён Гоголем и Белинским.

«Изобразите мне, - писал Гоголь (в 1847 г.) П.В. Анненкову, - портрет молодого Тургенева, чтобы я получил о нём понятие как о человеке; как писателя я отчасти его знаю: сколько могу судить по тому, что прочёл, талант в нём замечательный и обещает большую деятельность в будущем». Несколько лет спустя Гоголь подтвердил своё мнение: «Во всей теперешней литературе больше всех таланта у Тургенева».

Герои и героини Тургенева вошли в ряды классических русских литературных образов, стали художественными обобщениями большой познавательной силы - отражением культурно-общественных этапов одной из самых замечательных эпох русской жизни (идеалисты 30-40-х, разночинцы 60-х, народники 70-х годов). Об отзывчивости Тургенева на запросы жизни Добролюбов писал: «Живое отношение к современности упрочило за Тургеневым постоянный успех у читающей публики. Мы можем смело сказать, что если Тургенев затронул какой-нибудь вопрос в своей повести, если он изобразил какую-нибудь новую сторону общественных отношений, - это служит ручательством за то, что вопрос этот поднимается или скоро поднимется в сознании образованного общества, что эта новая сторона жизни начинает выдаваться и скоро выскажется перед глазами всех».

Тургенев не был революционером, но его произведения, полные раздумий о судьбе родины, согретые любовью к народу и глубокой верой в его великое будущее, помогали воспитанию русских революционеров. Вот почему Салтыков-Щедрин писал: «Литературная деятельность Тургенева имела для нашего общества руководящее значение, наравне с деятельностью Некрасова, Белинского и Добролюбова».

Велика общественная и литературная заслуга Тургенева, создавшего замечательные женские образы, полные жажды деятельности, самоотверженности и готовности к подвигу. Такие тургеневские героини, как Елена из романа «Накануне», девушка из стихотворения в прозе «Порог», вдохновляли на борьбу, звали на путь служения народу, были примером для многих современников писателя. «Тургенев, - говорил Л.Н. Толстой, - сделал великое дело тем, что написал удивительные портреты женщин. Может быть, таковых, как он писал, и не было, но когда он написал их, они появились. Это - зерно; я сам наблюдал. потом тургеневских женщин в жизни».

Ещё Белинский отметил у Тургенева «необыкновенное мастерство изображать картины русской природы». Певец русской природы, Тургенев с такой поэтической силой и непосредственностью показал пленительную красоту и прелесть русского пейзажа, как ни один прозаик до него.

Вместе со своими великими предшественниками - Пушкиным, Лермонтовым, Гоголем-Тургенев явился одним из создателей русского литературного языка. «Наши классики, - писал Горький, - отобрали из речевого хаоса наиболее точные, яркие, веские слова и создали тот «великий, прекрасный язык», служить дальнейшему развитию которого Тургенев умолял Льва Толстого».

Тургенев достиг ещё при жизни мировой славы и оказал прогрессивное влияние на творчество ряда западных писателей.

«Записки охотника» стали очень популярны во Франции.

Ещё больше прибавили к славе Тургенева в Западной Европе его социально-психологические романы. Прогрессивные круги читателей были покорены той моральной чистотой в вопросах любви, какую обнаружил в своих романах Тургенев; их пленял образ русской женщины (Елены Стаховой), охваченной глубоким революционным порывом; поражала фигура воинствующего демократа Базарова.

Мопассан преклонялся перед Тургеневым - «великим человеком» и «гениальным романистом». Жорж Занд писала ему: «Учитель! Мы все должны пройти через Вашу школу».

Произведения Тургенева стали для европейского общества подлинным откровением о России. Они давали великолепный художественный комментарий к событиям жизни и истории нашей страны.

Тургенев был первым, кто ознакомил зарубежных читателей с русским крестьянином («Записки охотника»), с русскими разночинцами и революционерами («Отцы и дети», «Новь»), с русской интеллигенцией (в большинстве романов), с русской женщиной (Наталья Ласунская, Лиза Калитина, Елена Стахова, Марианна и др.). Культурный мир по произведениям Тургенева узнал Россию как страну, куда переместился центр и революционного движения и идейных исканий эпохи.

И до наших дней Тургенев остаётся одним из любимых нами писателей. Живая правда жизни, давно отошедшей, не умирает в его образах.

В эпоху решительных и резких классовых столкновений, отстаивая свой «либерализм старого покроя», Тургенев не раз оказывался между двух огней. В этом - источник его идейных колебаний, но нельзя недооценивать мужества его ума, глубины его раздумий, широты его взглядов, которые высзобождали его из цепей классового эгоизма. Питомец помещичьей усадьбы, наследник дворянской культуры, Тургенев был одним из лучших прогрессивных представителей своего бурного и сложного «переходного» времени. В его сочинениях всегда - открытая, искренняя мысль, правда (как он её понимал, страшась «проклятой идеализации действительности») и подлинная, умная любовь к человеку, родине, природе, красоте, искусству.

Иван Сергеевич Тургенев родился в богатой дворянской семье. Мыслящие русские люди еще со времен Кантемира и Фонвизина высмеивали дворянскую фанаберию, пустые выдумки о каких-то особых, высших достоинствах дворянской породы; но сами эти люди были дворяне, и их насмешки - это реальный результат процесса накопления и органического усвоения дворянской средой главнейших достояний мировой культуры, без чего творчество внутри самобытной национальной культуры было немыслимо. Но дворянская культурность вырастала на почве крепостничества, которое определяло и быт, и нравы дворянской массы.

В разговорах о своем детстве Тургенев часто вспоминал о том, в чем особенно резко сказывались крепостнические порядки и обычаи их семьи. Конечно, в детские и ранние юношеские годы Тургенев вряд ли еще понимал, что он, барчук, которого секут по высоким педагогическим соображениям «в комнатах» и «любя», и те кучера, повара, сенные девушки, мальчики и казачки, которых по распоряжению его матери секли на конюшне, - жертвы одного и того же порядка, одной и той же морали. Но горячо, до боли сочувствовать их страданиям он научился уже тогда, в этой жестокой домашней школе.

1. От романтизма к реализму . «Записки охотника»

В развитии русской и мировой литературе время Тургенева - это время перехода от романтизма к реализму, время утверждения и расцвета реализма. Сам Тургенев видел в «великом реалистическом потоке, который в настоящее время господствует повсюду в литературе и искусствах», самое примечательное проявление художественного развития своего времени, как он писал 1875 году в предисловии к французскому переводу «Двух гусаров» Л.Н. Толстого. В реализме, указывал он, «выразилось то особое направление человеческой мысли, которое, заменив романтизм 30-х годов и с каждым годом все более и более распространяясь в европейской литературе, проникло так же в искусство, в живопись, в музыку». Выдающимся представителем этого направления в мировой литературе и был сам Иван Сергеевич Тургенев.

Пушкин, Лермонтов, Гоголь заложили незыблемый фундамент новой реалистической русской литературы. Успехи реализма были связаны с тем, что он предоставил искусству безграничные возможности правдивого художественного отображения действительности, создал многообразные художественные формы, сделал литературу могучим средством воздействия на идейное, нравственное и эстетическое развитие общества.

В 40-е годы XIX века в русскую литературу вошла блестящая плеяда новых писателей-реалистов, воспитанных критикой Белинского, продолжателей Пушкина и Гоголя. Среди них был и Тургенев. В 1845-1846 годах. Он все еще не был уверен в своем писательском призвании и даже «возымел, - как писал он в своих воспоминаниях, - твердое намерение вовсе оставить литературу; только вследствие просьб И.И. Панаева, не имевшего чем наполнить отдел смеси в 1-м номере «Современника», я оставил ему очерк, озаглавленный «Хорь и Калиныч». Рассказ получил высокую оценку Белинского: «Тургенев зашел к народу с такой стороны с какой до него к нему еще никто не доходил.»

Главная мысль своеобразного творчества Тургенева заключалась в указании на «скорби и вопросы» времени. Именно в разработке этой темы великий критик видел залог дальнейших успехов в развитии русской литературы. Можно сказать, что весь период 1840-х годов, все творчество Тургенева в те годы было подчинено одной сверхзадаче - писатель искал свое решение социальной темы в литературе.

Его обращение к крестьянской жизни естественно вытекало из антикрепостнических настроений, возникших у писателя еще в годы его юности. Основной идеей «Записок охотника» явился протест против крепостного права. «Под этим именем я собрал и сосредоточил все, против чего я решил бороться до конца, с чем я поклялся никогда не примириться… Это была моя аннибаловская клятва; и не я один дал ее себе тогда», - вспоминал потом Тургенев.

Крестьянская тема со времен «Путешествия из Петербурга в Москву» Радищева являлась одной из главных тем русской литературы. Появление образов крестьян в творчестве Тургенева отвечало важной тенденции общего развития реалистической русской литературы 40-х годов - ее стремлению к художественному познанию народной жизни, к сближению с народом.

«Записки охотника» явились непосредственным и наиболее глубоким выражением общественной и литературной борьбы 1840-х годов XIX столетия.

После выхода в свет кждого нового очерка или рассказа из «Записок охотника» это убеждение укреплялось все больше и больше. Прежде всего, обращала на себя внимание широта авторского кругозора; Тургенев как будто писал с натуры, но его очерки и рассказы не производили впечатления этюдов или этнографических зарисовок, хотя он и не скупился именно на этнографические и «краеведческие» подробности. Частная жизнь, по-видимому, невымышленных людей обыкновенно дается у него в системе сопоставлений, которые показывают, что в поле зрения автора - вся Россия в ее связях со всем миром. Благодаря этому каждая фигура, каждый эпизод при всей своей индивидуальной непосредственности, а иногда и кажущейся мимолетности или случайности приобретают особую значительность, а содержание той или иной вещи оказывается шире воспроизводимого в ней жизненного материала.

В «Записках охотника» герои Тургенева часто сравнивают «старые» и «новые» времена. Но что бы ни говорили по этому поводу герои - хвалят ли они старые годы или не одобряют, - позиция автора предельно ясна: «золотой век» русского дворянства - век Екатерины и Александра - это преимущественно век дворянского разгула, мотовства (стоит только вспомнить забавы и потехи графа А.Г. Орлова-Чесменского, о которых рассказывает однодворец Лука Петрович Овсяников), разврата и наглого самоуправства. Ну а новые, николаевские времена? Как это ни странно, но именно в эту глухую пору казенные борзописцы больше, чем когда бы то ни было, кричали об успехах просвещения, особенно среди помещиков. В рассказе «Бурмистр» как раз и повествуется об одном «просвещеннейшем» помещике - об Аркадии Павлыче Пеночкине Тургенев ничего не оставляет для догадки читателя: личина «просвещенности» сорвана прямо у него на глазах. Собственно говоря, Пеночкин и напяливает-то ее только при особых оказиях. Показателен в этом смысле эпизод усмирения «бунта» в Шипиловке: «Нет, брат, у меня бунтовать не советую… у меня… (Аркадий Павлыч шагнул вперед, да, вероятно, вспомнил о моем присутствии, отвернулся и положил руки в карманы.)» В этой отвратительной фигуре заключено обобщение огромной силы.

Первые рассказы и очерки Тургенева были написаны и напечатаны в годы относительного оживления в общественной жизни России, когда даже в правительственных кругах подумывали об отмене крепостного права. Но в начале 1848 года во Франции разразилась революция, и Николай I, никогда не забывавший, какого труса он отпраздновал 14 декабря 1825 года, немедленно решил пресечь любые либеральные поползновения. Каратели предприняли подлинный поход на литературу. Естественно, что, прежде всего, обратили внимание на самый передовой журнал - на «Современник». Некрасов и Панаев были вызваны в Третье отделение, где им было сделано внушение и разъяснение насчет Сибири. Был взят под подозрение и Тургенев, произведения которого были одним из важнейших слагаемых успеха «Современника». Ждали только удобного случая, чтобы расправиться с ним. Такой случай вскоре и представился. Тургенев написал небольшую горячую статью на смерть Гоголя, которую председатель петербургского цензурного комитета запретил на том основании, что Гоголь - «лакейский писатель». Тогда Тургенев переслал статью в Москву, и там она стараниями его друзей - Боткина и Феоктистова - была напечатана. Немедленно назначили расследование, в результате которого Тургенев (по повелению Николая I) 28 апреля 1852 года был арестован. Затем он был отправлен в Спасское-Лутовиново (усадьба матери Тургенева) под надзором полиции, опять же по личному распоряжению Николая I.

Даже во времена Тургенева такое наказание выглядело жестоко, поэтому не оставалось практически ни каких сомнений, что заметка о Гоголе была не единственной виной писателя.

В этом невольном затворничестве Тургенев смог подвести самые важные итоги своего творчества. Он окончательно убедился, что ни одна тема в литературе не могла быть более или менее удовлетворительно решена без непосредственного или косвенного соотнесения ее со стихией народной жизни. Это касалось и темы личности, темы, которая в реальных условиях русского общественного развития первой половины XIX столетия была неразрывно связана с вопросом о судьбе дворянской интеллигенции.

Критерий народности углубил тему дворянской интеллигенции по-новому понятой идеей долга. Развитая, а тем более одаренная личность должна стремиться осуществить заложенные в ней возможности; это ее долг, долг перед самой собой, перед идеей Человечества. Без выхода в широкий мир Человечества, Родины, в мир народной жизни дворянский интеллигент обречен на крушение своей личности. Нужен был герой, решившийся на этот выход. По-видимому, для того, чтобы представить такого человека, повести привычного для Тургенева масштаба и формы уже не годились. Эта тема выхода в широкий мир деятельности - деятельности в масштабах целой России - требовала большой повести, как часто говорил Тургенев, то есть требовала романа.

2 . Роман «Рудин»

Работу над «Рудиным» Иван Сергеевич Тургенев начал в 1855.

Появление романа в печати вызвало много толков и споров в литературных кругах и среди читателей.

Критик «Отечественных записок» рассматривал Рудина лишь как бледную копию предшествующих героев русской литературы - Онегина, Печорина, Бельтова. Но ему возражал Чернышевский в «Современнике», отмечая, что Тургенев сумел показать в образе Рудина человека новой эпохи общественного развития. Сопоставив Рудина с Бельтовым и Печориным, Чернышевский подчеркнул, что «это люди различных эпох, различных натур, - люди, составляющие совершенный контраст один другому».

После выхода романа в печать Некрасов выразил уверенность, что для Тургенева «начинается новая эпоха деятельности, для его талант приобрел новые силы, что он даст нам произведения еще более значительные, нежели те, которыми заслужил в глазах публики первое место в нашей новейшей литературе после Гоголя».

В письме к Тургеневу Сергей Тимофеевич Аксаков говорил о жизненности изображения типа Рудина и отметил, что роман «возбуждает много мелких вопросов и раскрывает глубокие тайны духовной природы человека».

Говоря о признании романа в среде народнической интеллигенции, нельзя обойти слова В.Н. Фигнер: «Мне кажется, весь роман взят прямо из жизни, а Рудин - чистейший продукт нашей русской действительности, не пародия, не насмешка, а настоящая трагедия, которая совсем не умерла, которая ещё живет, ещё продолжается…». «Во всяком образованном человеке нашего времени сидит частица Дмитрия Рудина», - писал Степняк-Кравчинский.

Рудин - один из лучших представителей культурного дворянства. Он получил образование в Германии, как Михаил Бакунин, послуживший его прототипом, и как сам Тургенев. Характер Рудина раскрывается в слове. Это гениальный оратор. Появившись в усадьбе помещицы Ласунской, он сразу очаровывает присутствующих. «Рудин владел едва ли не высшей тайной - тайной красноречия. Он умел, ударяя по одним струнам сердец, заставлять смутно звенеть и дрожать все другие». В своих философских речах о смысле жизни, о высоком назначении человека Рудин просто неотразим. Человек не может, не должен подчинять свою жизнь только практическим целям, заботам о существовании, утверждает он. Без стремления отыскать «общие начала в частных явлениях» жизни, без веры в силу разума нет ни науки, ни просвещения, ни прогресса, а «если у человека нет крепкого начала, в которое он верит, нет почвы, на которой он стоит твердо, как может он дать себе отчет в потребностях, в значении, в будущности своего народа?».

Просвещение, наука, смысл жизни - вот о чем говорит Рудин так увлеченно, вдохновенно и поэтично. Он рассказывает легенду о птице, залетевшей на огонь и опять скрывшейся в темноту. Казалось бы, человек, подобно этой птице, появляется из небытия и, прожив короткую жизнь, исчезает в безвестности. Да, «наша жизнь быстра и ничтожна; но все великое совершается через людей».

Его высказывания вдохновляют и зовут к обновлению жизни, к необыкновенным, героическим свершениям. Силу воздействия Рудина на слушателей, убеждение словом, ощущают все. И каждый восхищается Рудиным за его «необыкновенный ум». Не признает достоинств Рудина лишь Пигасов - от обиды за свое поражение в споре.

Но в первом же разговоре Рудина с Натальей раскрывается одно из главных противоречий его характера. Ведь только накануне он так вдохновенно говорил о будущем, о смысле жизни, о назначении человека, и вдруг предстает усталым человеком, не верящим ни в свои силы, ни в сочувствие людей. Правда, достаточно одного возражения удивленной Натальи - и Рудин корит себя за малодушие и вновь проповедует необходимость делать дело. Но автор уже заронил в душу читателя сомнение в том, что слова Рудина согласуются с делом, а намерения - поступками.

Противоречивый характер своего героя писатель подвергает серьезному испытанию - любви. Это чувство у Тургенева то светлым, то трагичным и разрушительным, но всегда это сила, обнажающая душу, истинную натуру человека. Вот тут то и обнаруживается настоящий характер Рудина. Хотя речи Рудина полны энтузиазма, годы отвлеченной философской работы иссушили в нем живые источники сердца и души. Перевес головы над сердцем ощутим уже в сцене первого любовного признания.

Первое возникшее на его пути препятствие - отказ Дарьи Михайловны Ласунской выдать дочь за небогатого человека - приводит Рудина в полное замешательство. В ответ на вопрос: «Как вы думаете, что нам надобно теперь делать?» - Наталья слышит: «Разумеется, покориться». И много тогда горьких слов бросает Наталья Рудину: она упрекает его в малодушии, трусости, в том, что его высокие слова далеки от дела. И Рудин чувствует себя жалким и ничтожным перед нею. Он не выдерживает испытания любовью, обнаруживая свою человеческую неполноценность.

В романе главному герою противопоставлен Лежнев-открыто, прямолинейно. Рудин красноречив - Лежнев обычно немногословен. Рудин не может разобраться в самом себе - Лежнев превосходно понимает людей и без лишних слов помогает близким, благодаря душевному такту и чуткости. Рудин ничего не делает - Лежнев всегда чем-то занят.

Но Лежнев не только антагонист Рудина, он истолкователь героя. Оценки Лежнева не одинаковы в разные моменты, даже противоречивы, но в целом они внушают читателю понимание сложного характера героя и его места в жизни.

Самую высокую оценку Рудину дает, таким образом, его антагонист, человек практического склада. Может быть, он-то и есть истинный герой романа? Лежнев награжден и умом, и пониманием людей, но деятельность его ограничена существующим порядком вещей. Автор постоянно подчеркивает его будничность. Он деловит, но для Тургенева невозможно свести весь смысл жизни к деловитости, не одухотворенной высшей идеей.

В Рудине отражается трагическая судьба человека тургеневского поколения. Уход в отвлеченное мышление не мог не повлечь за собой отрицательных последствий: умозрительность, слабое знакомство с практической стороной. Такие люди, как Рудин, носители высоких идеалов, хранители культуры, служат прогрессу общества, но явно лишены практического потенциала. Ярый противник крепостного права, Рудин оказывался абсолютно беспомощным в осуществлении своего идеала.

В русской жизни ему суждено остаться странником. Его судьбе вторит другой образ странника-скитальца, образ бессмертного Дон Кихота.

Финал романа героичен и трагичен одновременно. Рудин гибнет на баррикадах Парижа. Вспоминаются слова из рудинского письма к Наталье: «Я кончу тем, что пожертвую собой за какой-нибудь вздор, в который даже верить не буду…».

3 . «Дворянское гнездо»

По сравнению с первым романом Тургенева в «Дворянское гнездо» все кажется мягким, уравновешенным, нет таких резких противопоставлений, как противопоставление Рудина и Пигасова, Басистова и Пандалевского. Даже Паншин, воплощающий в себе образцовую дворянскую мораль, не отличается явной, бросающейся в глаза отрицательностью. Можно понять Лизу, которая долго не могла определить своего отношения к Паншину и, по существу, не сопротивлялась намерению Марьи Дмитриевны выдать ее замуж за Паншина, Он обходителен, житейски достаточно тактичен, в меру образован, умеет поддержать беседу; он рисует и пишет красками, сочиняет музыку и стихи. И кто знает, как сложилась бы судьба Лизы, если бы не спор. Вообще необходимо заметить, что в композиции тургеневских романов идейные споры всегда играют огромную роль. В «Дворянском гнезде» «завязочным» спором является спор между Паншиным и Лаврецким о народе. Тургенев однажды заметил, что это был спор между западником и славянофилом. Эту авторскую характеристику нельзя понимать слишком буквально. Дело в том, что и Паншин западник особого, казенного типа, и Лаврецкий славянофил не правоверный. В своем отношении к народу Лаврецкий больше всего похож на автора «Записок охотника», то есть на самого Тургенева. Он не пытается дать русскому народу какое-то простое удобозапоминаемое определение; как и Тургенев, Лаврецкий считает, что прежде, чем изобретать и навязывать рецепты устроения народной жизни, нужно понять эту жизнь, изучить характер народа. Здесь он высказывает, по существу, ту же мысль, какую высказал Рудин в споре с Пигасовым.

«Дворянское гнездо» - это роман об исторической судьбе дворянства в России. Отец главного героя романа Фёдора Ивановича Лаврецкого провел всю жизнь за границей, сначала по службе, а потом «для своего удовольствия». Этот человек во всех своих увлечениях бесконечно далекий от России и ее народа. Сторонник конституции, он при этом не переносит вида «сограждан» - крестьян.

Фёдор Иванович после смерти отца попадает в любовные сети холодной и расчетливой эгоистки Варвары Павловны. Он живет с ней во Франции, пока случай не открывает ему глаза на неверность жены. Как будто освобождаясь о наваждения, возвращается Лаврецкий домой и словно заново видит свои родные места, где жизнь течет «неслышно, как вода по болотным травам». В этой тишине, где даже облака, кажется, «знают, куда и зачем они плывут», он встречает свою настоящую любовь - Лизу Калитину. Но и этой любви не суждено было стать счастливой, хотя удивителная музыка, сочиненная старым чудаком Леммом, учителем Лизы, сулила героям счастье. Варвара Павловна, считавшаяся умершей, оказалась жива, а значит, невозможным стал брак Фёдора Ивановича и Лиз. В финале Лиза уходит в монастырь замаливать грехи отца, добывшего богатство неправедными путями. Лаврецкий остается одни доживать безрадостную жизнь.

Лиза и Лаврецкий - наследники лучших черт патриархального дворянства (их носительница в романе - Марфа Тимофеевна, тётка Лизы), и в то же время им чужды как варварство и невежество прежних времен, так и слепое преклонение перед Западом.

Они способны на самопожертвование и готовы к длительному, упорному труду. Характеры честного, немного неловкого «байбака» Лаврецкого (многими чертами он напоминает Пьера Безухова из «Войны и мира» Толстого) и скромной, религиозной Лизы Калитиной подлинно национальны. Тургенев видел в них то здоровое начало русского дворянства, без которого не могло, с его точки зрения, состояться общественное обновление страны.

Начало народной нравственности в характере Лизы, во всем ее мировосприятии выражено еще определение. Всем своим поведением, своей спокойной грацией она больше всех тургеневских героинь напоминает пушкинскую Татьяну. Но в характере Лизы есть одно свойство, которое в характере Татьяны только намечено, но которое станет главным отличительным свойством того типа русских женщин, который принято называть «тургеневским». Это - самоотверженность, готовность к самопожертвованию. У Лизы есть только одна предшественница: Лукерья из рассказа Тургенева «Живые мощи».

Нам трудно мириться с тем, что в финале романа мы видим Лизу Калитину в монастыре. Но, по существу, это поразительно мужественный, верный штрих художника. Ведь пути к жизни во имя добра (а Лиза мечтала только о такой жизни) у Лизы не было, В судьбе Лизы заключен и тургеневский приговор Лаврецкому. Трудно себе представить, что было бы с Лизой, если бы Лаврецкий пошел дальше своих мечтаний, если бы ему угрожала какая-то большая опасность. Наверное, тогда судьба Лизы была бы иной. Ее монашеская доля - обвинение не только Лаврецкому, но и всему обществу, которое убивает все чистое, что рождается в нем.

тургенев роман реализм творческий

4 . Революционные настроения Тургенева - роман «Накануне»

Роман «Накануне» был написан и напечатан в самый разгар революционной ситуации 1859-1861 годов.

Действие этого романа происходит в 1963 году, до крымского разгрома, но в нем не ощущается такой давящей атмосферы, которая существовала в последние года правления Николая I. Роман писался уже после Крымской войны, в годы начавшегося общественного пробуждения России, в стремлении к свободе, свободе во всем: в общественной деятельности, в чувствах, в личной жизни. Этот проникающий роман пафос воплощен прежде всего в образе Елены Стаховой.

В конкретно-историческом плане образ тургеневской героини свидетельствовал о росте общественного самосознания в среде русской женской молодежи того времени. Когда Елена, после смерти Инсарова став сестрой милосердия, приняла участие в освободительной войне болгарского народа против турецкого ига, читатели не могли не вспомнить памятные образы первых русских сестер милосердия и их подвиги во время обороны Севастополя.

Когда роман вышел в свет, мнения о нем резко разделились, даже те, кто приветствовал роман, вынуждены были говорить, прежде всего, и больше всего о Елене. Она казалась наиболее убедительной в художественном отношении, и избранный ею жизненный путь был новым словом в русской литературе. А образ Инсарова многие считали неудачным. Его сдержанность в выражении чувств казалась неестественной, сочиненной.

Тургенев выбрал в качестве своего героя болгарина не по случайной прихоти. Русское общество с огромным вниманием и сочувствием следило за борьбой, которую вели народы славянских стран против турецкого ига. Было вполне естественно, что русский писатель не просто заинтересовался этой борьбой, но и сделал одного из ее участников героем своего произведения. Так что в решении Елены не было чего-то придуманного. В действительности тех дней было много случаев, когда русские молодые люди, так или иначе, включались в освободительное движение против турецкого владычества на Балканах.

В романе «Накануне» общественная проблематика стоит на первом плане. «Заметьте, - говорит Инсаров, - последний мужик, последний нищий в Болгарии и я - мы желаем одного и того же. У всех у нас одна цель. Поймите, какую это дает уверенность и крепость!» Здесь, в сущности, наиболее явно сказывается двуединость темы тургеневского романа. Инсаров говорит о Болгарии и Турции. Тургенев хотел, чтобы читатель при этом задумался и о «внутренних турках», то есть о защитниках крепостничества, о крепостном праве, против которого должны объединиться все здоровые силы русского общества, забыв хотя бы на время внутренние распри и недоразумения. Тургенев мечтал об объединении всех сил русского общества, о том, чтобы сообща готовить грядущие преобразования.

Тургенев оказался в чрезвычайно сложном положении: его идею не принимали ни революционные демократы, ни консерваторы. Если последовательно раскрывать двуединую тему романа, то придется признать, что писатель вполне сочувственно относился к тому, как болгары борются с турецким игом (речь шла о вооруженной борьбе). Получалось так, что, вводя внутреннюю тему, развивая ее, Тургенев не отрицал самых решительных форм борьбы против крепостничества.

Анализируя роман, Добролюбов в статье «Когда же придет настоящий день?» (1860) предложил свое истолкование его главной идеи, отличающееся от тургеневского: если Тургенев считал, что Инсаров как героическая натура «не мог развиться и проявить себя в современном русском обществе», он был возможен только в Болгарии, то Добролюбов, напротив, утверждал, что «теперь в нашем обществе уже есть место великим идеям и сочувствиям, и что недалеко время, когда этим идеям можно будет проявиться на деле». Эти прямые революционные выводы из романа «Накануне» были не приемлемы для Тургенева. Прочитав статью Добролюбова в рукописи, он попросил Некрасова, редактора «Современника», не печатать ее даже после того, как она подверглась цензорской правке. Некрасов ответил отказом. Тогда Тургенев поставил вопрос резко: «Я или Добролюбов?» Некрасов предпочел Добролюбова. После этого Тургенев ушел на «Современника».

5 . «Отцы и дети»

Под влиянием общения с идейными руководителями «Современника» - Добролюбовым и Чернышевским - писатель все же стал сосредоточенно думать о том, как показать в Художественном произведении новых героев - разночинцев-демократов, общественная роль которых с каждым днем усиливалась. В результате этих писательских размышлений и наблюдений вскоре и появился роман «Отцы и дети», где центральным героем является разночинец-демократ Базаров.

В этом романе спор идет между либералами, какими были Тургенев и его ближайшие друзья, и революционным демократом типа Чернышевского и Добролюбова (Добролюбов отчасти послужил прототипом Базарова). Когда Тургенев создавал образ Базарова, то он думал не столько о том, чтобы воплотить в этой фигуре неприятные ему черты Добролюбова, сколько о том, чтобы как можно полнее передать то обаяние силы и цельности, которое привлекало его в новых людях.

Сын лекаря Евгений Базаров презрительно именует никогда и нигде не работавших дворян «барчуками». Но в произведении сталкиваются не только представители разных социальных групп, но и поколения.

За полтора месяца до окончания романа Тургенев заметил в одном письме: «Настоящие столкновения - те, в которых обе стороны до известной степени правы». Конфликт идейных противников, Павла Петровича Кирсанова и Евгения Базарова, представляющих соответственно «отцов» и «детей», именно таков. Позиция образованного либерала Павла Петровича во многом близка автору. Его «принсипы» и «авторитеты» - знак уважения и доверия к опыту прошлых поколений. Но он не способен с «отцовским» вниманием отнестись к умственным запросам и беспокойству «детей». Базаров же беспощадно отрицающий любовь, поэзию, нравственность и, пожалуй, все мироустройство, - крайний индивидуалист. В романе он характеризуется как нигилист: «От латинского nihil, ничего… стало быть, это слово обозначает человека, который… ничего не признает». Но его нигилизм (это слово было подхвачено с появлением романа Тургенева) питается подспудным брожением народного недовольства и этим силен.

Тургенева не зря называли «летописцем русской интеллигенции». Он чутко улавливал подспудные движения, чувства и мысли «культурного слоя» русских людей. В своих романах он воплощал не только уже существующие «типы и идеалы», но и едва нарождающиеся. К последним относится и образ Базарова. Даже несколько лет спустя критик Д.И. Писарев сетовал, что Базаровых в России еще слишком мало.

В спорах с Павлом Петровичем Базаров оказывается морально сильнее и едва ли не выходит из них победителем. Несостоятельность его нигилизма доказывается не Павлом Петровичем, а всем художественным строем романа.

Критик Н.Н. Страхов так определил «таинственное нравоучение» Тургенева: «Базаров отворачивается от природы… Тургенев… рисует природу во всей красоте. Базаров не дорожит дружбою и отрекается от романтической любви… автор… изображает дружбу Аркадия к самому Базарову и его счастливую любовь к Кате. Базаров отрицает тесные связи между родителями и детьми… автор… развертывает перед нами картину родительской любви. Базаров чуждается жизни… автор… показывает нам жизнь во всей ее красоте. Базаров отвергает поэзию; Тургенев… изображает его самого со всею роскошью и проницательностью поэзии. …Базаров… побежден не лицами и не случайностями жизни, но самою идеею этой жизни».

Отвергаемая Базаровым любовь непреодолимо приковала его к холодной аристократке Одинцовой и надломила его душевные силы. Гибнет Базаров по глупой случайности. Пореза пальца оказалось достаточно, чтобы убить «гиганта» (как думал он о себе). Смерть Базарова принимает с достоинством жертвы рока. Как и в других произведениях Тургенева, над человеком торжествуют неизъяснимые высшие силы, распоряжающиеся его жизнью и смертью.

Тургенев недолюбливал людей, подобных Базарову. И все же образ нигилиста у него получился отнюдь не карикатурным, как в череде последовавших за «Отцами и детьми» «антинигилистических романов». Как ни парадоксально, высказывания его нигилиста во многом созвучны настроениям самого Тургенева (в частности, слова Базарова об «узеньком местечке», где бессмысленно проходит человеческая жизнь, о «лопухе», который будет расти на могиле страдавшего и мыслившего существа и т.п.). Тургенев даже признавался: «За исключением воззрений Базарова на художества, - я разделяю почти все его убеждения». Не случайно Базаров вышел у него подлинно трагической фигурой.

К работе над романом Тургенев приступил в начале августа 1860 года, а закончил его в июле 1861 года. Появились «Отцы и дети» в февральской книге журнала «Русский вестник» за 1862 год. В том же году роман вышел отдельным изданием с посвящением памяти В.Г. Белинского.

Действие романа происходит летом 1859 года, эпилог рассказывает о событиях, последовавших уже после падения крепостного права, в 1861 году. Тургенев следует, можно сказать, по пятам событий русской жизни, - никогда он еще не создавал произведения, жизненное содержание которого по времени почти совпадало бы с моментом самой работы над ним.

Заключение

Тургенев в одном из писем признался, что когда он писал Базарова, то, в конце концов, почувствовал к нему не неприязнь, а восхищение. А когда писал сцену смерти Базарова, то рыдал навзрыд. Это не были слезы жалости, это были слезы художника, который видел трагедию человека, в котором воплотилась часть его собственного идеала.

«Отцы и дети» вызвали, по-видимому, самую ожесточенную полемику во всей истории русской литературы XIX столетия. Писарев считал, что Базаров необычайно полно воплотил в себе качества революционера поколения 60-х годов, «Современник» в статье М.А. Антоновича резко отрицательно отозвался о романе Тургенева, увидев в образе Базарова клевету на «детей».

Во второй половине 60-х годов конфликт Тургенева с революционными демократами достиг наибольшего накала. Писатель считал, что его несправедливо обидели, негодовал, жаловался, грозился «положить перо», но одновременно с этим не переставал с напряженным вниманием следить за перипетиями общественной борьбы в России. Художник, всегда верный правде жизни, он понял, что и в годы реакции, и в годы нового подъема освободительного движения именно молодые последователи Чернышевского играли ведущую роль. С их методами борьбы он и теперь не был согласен; но перед их благородством, перед готовностью во имя блага народа принести величайшие жертвы он открыто преклонялся. Именно это чувство руководило им, когда он писал и свой последний роман «Новь», и знаменитый гимн революционному подвигу - «Порог».

Тургенев был человек высокоразвитый, убежденный и никогда не покидавший почвы общечеловеческих идеалов. Идеалы эти он проводил в русскую жизнь с тем сознательным постоянством, которое и составляет его главную и неоцененную заслугу перед русским обществом. В этом смысле он является прямым продолжателем Пушкина и других соперников в русской литературе не знает.

По силе эпичности своих произведений Тургенев уступает только Толстому. Композиции Толстого, охватывающие целые годы, раскрывающие жизнь нации снизу доверху, приближаются к эпопее, тогда как тургеневский роман близок к повести. Однако самая возможность возникновения «толстого романа» была подготовлена Тургеневым, его тщательной разработкой судьбы персонажей в их отношениях со средой, с типическими обстоятельствами их жизни, их воспитанием, их духовным и нравственным развитием…

Тургенев один из создателей великого русского реалистичного романа, правдивость, глубина и художественные достоинства которого поразили мир. И если верно, что основной магистралью развития всемирной литературы в эпоху реализма был роман, то бесспорно, что одной из центральных фигур этого развития в середине XIX века был Тургенев.

Список литературы

1. Белинский, В.Г. Поли. собр. соч. Т 7. М.: Изд-во АН СССР, 1955. С. 78.

2. И.С. Тургенев в русской критике. М: Гослитиздат, 1953. С. 397-398.

3. Тургенев. И.С. Полное собрание сочинений и писем. В 28 т. Письма. Т. 3. М.; Л., 1961.

4. Библиотека всемирной литературы. Серия вторая. Т. 117.

И. Тургенев «Записки охотника. Накануне. Отцы и дети». Издательство «Художественная литература» Москва 1971

5. «Русская литература XIX-XX веков: в двух томах», Т. 1. Учебное пособие для поступающих в вузы. Сост. и науч. ред. Б.С. Бугров, М.М. Голубков. - 12-е издание. - М.: Издательство Московского университета, 2013

Размещено на Allbest.ru

Подобные документы

    Биография И.С. Тургенева. Роман "Рудин" - спор об отношении дворянской интеллигенции к народу. Основная идея "Дворянского гнезда". Революционные настроения Тургенева – роман «Накануне». "Отцы и дети" - полемика о романе. Значение творчества Тургенева.

    реферат , добавлен 13.06.2009

    Определение и средства выражения авторской позиции. Романтическая ирония и другие способы проявления литературной позиции И.С. Тургенева в романе "Рудин". Судьба героя и его красноречие в романе. Проблемы "гамлетства" и "донкихотства" в образе Д. Рудина.

    дипломная работа , добавлен 31.08.2015

    Краткая биографическая справка из жизни И.С. Тургенева. Образование и начало литературной деятельности Ивана Сергеевича. Личная жизнь Тургенева. Работы писателя: "Записки охотника", роман "Накануне". Реакция общественности на творчество Ивана Тургенева.

    презентация , добавлен 01.06.2014

    Омар Хайям как персидский поэт, философ, математик, астроном, астролог, краткий очерк его жизни, этапы личностного и творческого становления. Значение данного автора в мировой литературе и философии, анализ и тематика самых известных произведений.

    сочинение , добавлен 13.04.2015

    Анализ стихов Н.А. Некрасова Понаевского цикла - тематика и художественное своеобразие. Анализ стихотворений в прозе И.С. Тургенева. Стремление А.П. Чехова в пьесе "Чайка" обсудить проблему искусства, его сущности, назначения, традиций и новаторства.

    контрольная работа , добавлен 03.02.2009

    Биография И.С. Тургенева и художественное своеобразие его романов. Тургеневская концепция человека и композиция женских характеров. Образ Аси как идеал "тургеневской девушки" и характеристика двух основных типов женских образов в романах И.С. Тургенева.

    курсовая работа , добавлен 12.06.2010

    Краткий очерк жизни В. Маяковского как великого российского поэта-революционера, этапы его личностного и творческого становления в годы юности и отрочества. Анализ самых известных произведений данного автора, их критика в советское время и на сегодня.

    презентация , добавлен 17.04.2011

    Биография И.С. Тургенева. Переезд семьи Тургеневых в Москву и первые литературные опыты будущего писателя. Влияние дружбы Тургенева и Белинского на дальнейшее развитие творчества Тургенева. Антикрепостнический характер сборника "Записки охотника".

    реферат , добавлен 02.01.2010

    Краткий очерк жизни, этапы личностного и творческого становления известного английского писателя Даниэля Дефо, истоки и значение его произведений в мировой литературе. Тематика и общее описание самых известных работ исследуемого автора, их сюжет.

    презентация , добавлен 11.05.2015

    Краткий биографический очерк, этапы личностного и творческого становления В.П. Крапивина как советского и российского детского писателя, автора книг о детях, для детей, в том числе фантастических. Анализ известных произведений, их тематика и содержание.

Министерство образования и науки Украины Мариупольский строительный техникум Курсовая работа По предмету: «Зарубежная культура»

На тему: «Критический реализм»

Выполнил: студент группы ОС – 21

Курмаз А.А

Мариуполь 2002

1. Понятие о критическом реализме.

2. Развитие русского реализма:

а) творчество писателей – реалистов;

б) искусство и живопись русских реалистов.

3.Заключение.

4.Литература.

1. Понятие о критическом реализме.

Реализм – (от лат. realis, вещественный) – художественный метод в искусстве литературы. История реализма в мировой литературе необычайно богата. Само представление о нём менялось на разных этапах художественного развития, отражая настойчивое стремление художников к правдивому изображению действительности.

Новый тип реализма складывается в XIX веке. Это критический реализм. Он существенно отличается от ренессансного и от просветительского. Расцвет его на Западе связан с именами Стендаля и Бальзака во Франции, Дикенса, Теккерея в Англии, в России – А. Пушкина, Н. Гоголя, И. Тургенева, Ф Достоевского, Л. Толстого, А. Чехова.

Критический реализм по-новому изображает отношение человека и окружающей среды. Человеческий характер раскрывается в органической связи с социальными обстоятельствами. Предметом глубокого социального анализа стал внутренний мир человека, критический реализм потому одновременно становится психологическим. В подготовке этого качества реализма большую роль сыграл романтизм, стремившийся проникнуть в тайны человеческого «Я».

Углубление познания жизни и усложнение картины мира в критическом реализме XIX века не означает, однако, некоего абсолютного превосходства над предыдущими этапами, ибо развитие искусства отмечено не только завоеваниями, но и утратами. Утрачена была масштабность образов эпохи Возрождения. Неповторимым оставался пафос утверждения, свойственный просветителям, их энтузиастическая вера в победу добра над злом.

Подъем в странах Запада рабочего движения, формирование в 40-х годах XIX века марксизма не только оказывают влияние на литературу критического реализма, но и вызывают к жизни первые художественные опыты изображения действительности с позиций революционного пролетариата.

В России XIX век является периодом исключительного по силе и размаху развития реализма. Во второй половине века художественные завоевания реализма выводят русскую литературу на международную арену, завоевывают ей мировое признание. Богатство и многообразие русского реализма XIX века позволяют говорить о разных его формах.

Формирование его связано с именем Пушкина, который вывел русскую литературу на широкий путь изображения «судьбы народной, судьбы человеческой». В условиях ускоренного развития русской литературы Пушкин как бы навёрстывает её прежнее отставание, прокладывает новые пути почти во всех жанрах и своей универсальностью и своим оптимизмом оказываясь сродни талантам Возрождения. В творчестве Пушкина закладываются основы критического реализма, развитого в творчестве Гоголя и – за ним – в так называемой натуральной школе.

Выступление в 60-е годы революционных демократов во главе с Н. Чернышевским придаёт новые черты русскому критическому реализму.

Особое место в истории русского реализма принадлежит Л. Толстому и Достоевскому. Именно благодаря им русский реалистический роман приобрёл мировое значение. Их психологическое мастерство, проникновение в «диалектику» души открывали путь художественным исканиям писателей XX века. Реализм в XX веке во всём мире несёт на себе отпечаток эстетических открытий Толстого и Достоевского.

Важно подчеркнуть, что русский реализм XIX века не развивался изолированно от мирового историко-литературного процесса. Это было началом эпохи, когда, по словам К. Маркса и Ф. Энгельса, «плоды духовной деятельности отдельных наций становятся общим достоянием» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч.,I4,с. 428).

Критический реализм, продолжавшийся развиваться в русской литературе до Октября (И. Бунин, А. Куприн) и на Западе, в XX веке получили дальнейшее развитие, при этом претерпев существенные изменения. В критическом реализме XX века на Западе более свободно усиливаются и перекрещиваются самые различные влияния, в том числе некоторые черты нереалистических течений XX века, что не исключает борьбы реалистов против нереалистической эстетики.

2. Развитие русского реализма.

30-40-е годы XIX века – это время кризиса просветительских и субъективно-романтических концепций. Просветителей и романтиков сближает субъективный взгляд на мир. Действительность не была ими понята как объективный процесс, развивающийся по своим законам, независимым от роли людей. В борьбе с социальным злом мыслители эпохи Просвещения уповали на силу слова, морального примера, а теоретики революционного романтизма – на героическую личность. И те, и другие недооценивали роль объективного фактора в развитии истории.

Раскрывая общественные противоречия, романтики, как правило, не видели в них выражения реальных интересов определённых слоёв населения и поэтому не связывали их преодоление с конкретной социальной, классовой борьбой.

Большую роль в реалистическом познании социальной действительности, сыграло революционно-освободительное движение. До первых мощных выступлений рабочего класса сущность буржуазного общества, его классовая структура во многом оставались загадочными. Революционная борьба пролетариата позволила снять с капиталистического строя печать таинственности, обнажить его противоречия. Поэтому вполне закономерно, что именно в 30-40-е годы XIX века в Западной Европе происходит утверждение реализма в литературе и искусстве. Обличая пороки крепостнического и буржуазного общества, писатель-реалист находит прекрасное в самой объективной реальности. Его положительный герой не вознесён над жизнью (Базаров у Тургенева, Кирсанов, Лопухов у Чернышевского и др.). Как правило, он отражает чаяния и интересы народа, взгляды передовых кругов буржуазной и дворянской интеллигенции. Реалистическое искусство ликвидирует разомкнутость идеала и действительности, характерную для романтизма. Конечно, в произведениях некоторых реалистов имеют место неопределённые романтические иллюзии там, где речь идёт о воплощении будущего («Сон смешного человека» Достоевского, «Что делать?» Чернышевского …), и в этом случае можно с полным правом говорить о наличии в их творчестве романтических тенденций. Критический реализм в России явился следствием сближения литературы и искусства с жизнью.

Реалисты XX века широко раздвинули границы искусства. Они начали изображать явления самые обыкновенные, прозаические. Действительность вошла в их произведения со всеми своими социальными контрастами, трагическими диссонансами. Они решительно порвали с идеализирующими тенденциями карамзинистов и отвлечённых романтиков, в творчестве которых, даже бедность, по выражению Белинского, представала «опрятной и умытой».

Критический реализм сделал шаг вперёд по пути демократизации литературы также в сравнении с творчеством просветителей XVIII века. Он значительно шире захватил современную ему действительность. Крепостническая современность вошла в произведения, критических реалистов не только как самоуправство крепостников, но и как трагическое положение народных масс – крепостного крестьянства, обездоленного городского люда. В творчестве Филдинга, Шиллера, Дидро и других писателей эпохи Просвещения человек среднего сословия изображался главным образом как воплощение благородства, честности и тем самым противостоял развращённым бесчестным аристократам. Он раскрывался лишь в сфере своего высокого морального сознания. Его повседневная жизнь со всеми своими горестями, страданиями и заботами оставалась, по существу, за пределами повествования. Только у революционно мыслящих сентименталистов (у Руссо и особенно у Радищева) и у отдельных романтиков (Сю, Гюго и др.) эта тема получает разработку.

В критическом реализме наметилась тенденция к полному преодолению риторики и дидактизма, наличествовавших в произведениях многих просветителей. В творчестве Дидро, Шиллера, Фонвизина рядом с типическими образами, воплощающими психологию реальных классов общества, действовали герои, воплощающие идеальные черты просветительского сознания. Обличие безобразного не всегда уравновешивается в критическом реализме, изображением должного, что обязательно для просветительской литературы XVIII века. Идеал в творчестве критических реалистов часто утверждается через отрицание безобразных явлений действительности.

Аналитическую функцию реалистическое искусство осуществляет не только раскрывая противоречия между угнетателями и угнетёнными, но и показывая социальную обусловленность человека. Принцип социальности – эстетики критического реализма. Критические реалисты подводят в своём творчестве к мысли о том, что зло коренится не в человеке, а в обществе. Реалисты не ограничиваются критикой нравов и современного им законодательства. Они ставят вопрос о бесчеловечном характере самых основ буржуазного и крепостнического общества.

В исследовании жизни критические реалисты пошли дальше не только Сю, Гюго, но и просветители XVIII века Дидро, Шиллер, Филдини, Смолетт остро, с реалистических позиций критиковали феодальную современность, но их критика шла в идеологическом направлении. Они обличали проявления крепостничества не в экономической области, а главным образом в юридической, моральной, религиозной и политической сферах.

В произведениях просветителей большое место занимает образ развращённого аристократа, не признающего никаких ограничений своим чувственным вожделениям. Развращённость властителей изображается в просветительской литературе как порождение феодальных отношений, при которых аристократическая знать не знает никакого запрета своим чувствам. В творчестве просветителей получило отражение бесправие народа, произвол князей, которые продавали подданных в другие страны. Писатели XVIII века остро критикуют религиозный фанатизм («Монахиня» Дидро, «Натан Мудрый» Лессиниа), выступают против доисторических форм правления, поддерживают борьбу народов за свою национальную независимость («Дон Карлос» Шиллера, «Эгмант» Гёте).

Таким образом в просветительской литературе XVIII века критика феодального общества идёт прежде всего в идеологическом плане. Критические реалисты расширили тематический диапазон искусства слова. Человек, к какому бы социальному слою он ни принадлежал, характеризуется ими не только в сфере морального сознания, он рисуется также в каждодневной практической деятельности.

Критический реализм характеризует человека универсально как конкретную исторически сложившуюся индивидуальность. Герои Бальзака, Салтыкова-Щедрина, Чехова и др. изображаются не только в возвышенные минуты своей жизни, но и в самых трагических ситуациях. Человек ими рисуется как существо социальное, сформировавшееся под воздействием определённых социально-исторических причин. Характеризуя метод Бальзака, Г.В. Плеханов отмечает, что создатель «Человеческой комедии» «брал» страсти в том виде какой давало им современное ему буржуазное общество; он со вниманием естествоиспытателя следил за тем, как они растут и развиваются в данной общественной среде. Благодаря этому он сделался реалистом в самом смысле слова, и его сочинения представляют собою незаменимый источник для изучения психологии французского общества времён реставрации и «Людовика-Филиппа». Однако реалистическое искусство нечто большее, чем воспроизведение человека в социальных связях.

Русские реалисты XIХ века также изображали общество в противоречиях и конфликтах, в которых, отражалось реальное движение истории, они раскрывали борьбу идей. В результате действительность представала в их творчестве как «обыкновенный поток», как самодвижущаяся реальность. Реализм раскрывает свою подлинную сущность лишь при условии, если искусство рассматривается писателями как отражение действительности. В этом случае естественными критериями реалистичности выступают глубина, истинность, объективность в раскрытии внутренних связей жизни, типические характеры, действующие в типических обстоятельствах, а необходимыми детерминаторами реалистического творчества – историум, народность мышления художника. Для реалиума характерно изображение человека в единстве с окружающей его средой, социальная и историческая конкретность образа, конфликта, сюжета, широкое использование таких жанровых структур, как роман, драма, повесть, рассказ.

Критический реализм ознаменовался небывалым распространением эпоса и драматургии, которые заметным образом потеснили поэзию. У эпических жанров наибольшую популярность приобрёл роман. Причина его успеха главным образом в том, что он позволяет писателю-реалисту с наибольшей полнотой осуществить аналитическую функцию искусства, обнажить причины возникновения социального зла.

Критический реализм вызвал к жизни комедию нового типа, основанную на конфликте не традиционно любовном, а социальном. Образ её – «Ревизор» Гоголя, острая сатира на российскую действительность 30-х годов XIХ века. Гоголь отмечает устарелость комедии с любовной тематикой. По его мнению, в «меркантильный век» имеют больше «электричества» «чин, денежный капитал, выгодная женитьба, чем любовь». Гоголь нашёл такую комедийную ситуацию, которая позволила проникнуть в социальные отношения эпохи, подвергнуть осмеянию кознакрадов и взяточников. «Комедия, - пишет Гоголь, - должна вязаться сама собой, всей своей массою, в один большой узел. Завязка должна обнимать все лица, а не одно или два, - коснуться того, что волнует более или менее, действующих лиц. Тут всякий герой».

Русские критические реалисты изображают действительность с позиций угнетённого, страдающего народа, выступающего в их произведениях мерилом нравственно-эстетических оценок. Идея народности – основной определитель художественного метода русского реалистического искусства XIХ века.

Критический реализм не ограничивается обличением безобразного. Он изображает также положительные стороны жизни – трудолюбие, моральную красоту, поэтичность русского крестьянства, стремление передовой дворянской и разночинной интеллигенции к общественно полезной деятельности и многое другое. У истоков русского реализма XIХ века стоит А.С. Пушкин. Большую роль в идейно-эстетической эволюции поэта сыграло его сближение во время южной ссылки с декабристами. Он находит теперь опору своему творчеству в реальной действительности. Герой реалистической поэзии Пушкина не отъединён от общества, не бежит от него, он вплетается в естественные и социально-исторические процессы жизни. Его творчество обретает историческую конкретность, в нём усиливается критика различных проявлений социального гнёта, обостряется внимание к тяжёлой судьбе народа («Когда я городом задумчив я брожу …», «Румяный критик мой …» и другие).

В лирике Пушкина видна современная ему общественная жизнь с её социальными контрастами, идейными исканиями, борьбой передовых людей против политического и крепостнического произвола. Гуманизм и народность поэта наряду с его историзмом – важнейшие определители его реалистического мышления.

Переход Пушкина от романтизма к реализму проявился в «Борисе Годунове» главным образом в конкретной трактовке конфликта, в признании решающей роли народа в истории. Трагедия проникнута глубоким историзмом.

Пушкин явился также родоначальником русского реалистического романа. В 1836 году он завершает « Капитанскую дочку». Созданию её предшествовала работа над « Историей Пугачёва», в которой раскрывается неизбежность восстания яицких казаков: «Всё предвещало новый мятеж, - недоставало предводителя». « Выбор их пал на Пугачёва. Им не трудно было его уговорить ».

Дальнейшее развитие реализма в русской литературе связано прежде всего с именем Н.В.Гоголя. Вершина его реалистического творчества – «Мёртвые души». Сам Гоголь рассматривал свою поэму как качественно новый этап в своей творческой биографии. В произведениях 30-х годов («Ревизор» и другие) Гоголь изображает исключительно отрицательные явления общества. Русская действительность предстаёт в них своей мертвенности, неподвижности. Жизнь обитателей захолустья рисуется лишенной разумного начала. В ней нет никакого движения. Конфликты носят комический характер, они не затрагивают серьёзных противоречий времени.

Гоголь с тревогой наблюдал за тем, как под «корою земности» исчезает в современном обществе всё подлинно человеческое, как мельчает, опошляется человек. Видя в искусстве активную силу социального развития, Гоголь не представляет себе творчество, не озарённого светом высокого эстетического идеала.

Гоголь в 40-е годы относится критически к русской литературе романтического периода. Он видит её недостаток в том, что она не дала верной картины русской действительности. Романтики, по его мнению, часто неслись «выше общества», а если, опускались к нему, то разве за тем только, чтобы хлестнуть его бичом сатиры, а не передавать его жизнь в образец потомств. Гоголь и самого себя включает в число критикуемых им писателей. Его не удовлетворяет преимущественно обличительная направленность его прошлой литературной деятельности. Гоголь теперь ставит перед собой задачу всестороннего и исторически конкретного воспроизведения жизни в её объективном движении к идеалу. Он совсем не против обличения, но только в том случае, когда оно выступает в сочетании с изображением прекрасного.

Продолжение пушкинских и гоголевских традиций явилось творчество И.С. Тургенева. Тургенев приобрёл популярность после выхода в свет «Записок охотника». Огромны достижения Тургенева в жанре романа («Рудин», «Дворянское гнездо», «Накануне», «Отцы и дети»). В этой области его реализм приобрел новые черты. Тургенев – романист сосредотачивает внимание на историческом процессе.

Реализм Тургенева выразился наиболее ярко в романе « Отцы и дети ». Произведение отличает острое конфликтность. В нём приплетаются судьбы людей самых разных воззрений, различного положения в жизни. Дворянские круги представлены братьями Кирсановыми, Одинцовой, разночинная интеллигенция – Базаровым. В образе Базарова воплотил черты революционера, противопоставленного всякого рода либеральным говорунам типа Аркадия Кирсанова, примазавшимся к демократическому движению. Базаров ненавидит праздность, сибаритство, проявления барства. Он считает недостаточным ограничиваться облечением общественных пороков.

Реализм Тургенева проявляется не только в изображении общественных противоречий эпохи, столкновений « отцов» и « детей». Он заключается также в раскрытии нравственных законов, управляющих миром, в утверждении огромной социальной ценности любви, искусства…

С прославлением нравственного величия человека, его духовной красотой связан лиризм Тургенева, характернейшая черта его стиля. Тургенев – один из наиболее лиричных писателей XIX века. К своим героям он относится с горячей заинтересованностью. Их печали, радости и страдания являются как бы его собственными. Тургенев соотносит человека не только с обществом, но и природой, с мирозданием в целом. В результате психология героев Тургенева – взаимодействие многих слагаемых как социального, так и естественного ряда.

Реализм Тургенева сложен. В нём налицо историческая конкретность конфликта, отражения реального движения жизни, правдивость деталей, «вечный вопросы» бытия любви, старости, смерти, - объективность изображения и тенденциозность, проникающий в душу лириум.

Много нового внесли в реалистическое искусство писатели – демократы (И.А. Некрасов, Н.Г. Чернышевский, М.Е. Салтыков-Щедрин и др.). Их реализм получил название социологического. Общее в нём - отрицание существующего крепостнического строя, показ его исторической обречённости. Отсюда резкость социального критикума, глубина художественного исследования действительности.

Особое место в социологическом реализме занимает «Что делать?» Н.Г. Чернышевского. Своеобразие произведения – в пропаганде социалистического идеала, новых взглядов на любовь, брак, в пропаганде пути к переустройству общества. Чернышевский не только раскрывает противоречие современной ему действительности, но и предлагает широкую программу преобразования жизни и человеческого сознания. Наибольшее значение писатель предаёт труду как средству формирования нового человека и создание новых общественных отношений. Реализм «Что делать?» имеет черты, сближающие его с романтизмом. Пытаясь представить себе сущность социалистического будущего, Чернышевский начинает мыслить типично романтически. Но вместе с тем Чернышевский стремится преодолеть романтическую мечтательность. Борьбу за воплощение социалистического идеала он ведёт с опорой на реальную действительность.

Новыми гранями русский критический реализм раскрывается в творчестве Ф.М. Достоевского. В ранний период («Бедные люди», «Белые ночи» и др.) писатель продолжает традицию Гоголя, рисуя трагическую судьбу «маленького человека».

Трагические мотивы не только не исчезают, но, напротив, ещё более усиливаются в творчестве писателя в 60-70х годов. Достоевский видит все беды, которые принёс с собой капитализм: хищництво, финансовые афёры, рост нищеты, пьянство, проституция, преступность и т.д. Жизнь им воспринималась прежде всего в своей трагической сущности, в состоянии хаоса и разложения. Этим определяется острая конфликтность, напряжённый драматизм романов Достоевского. Ему казалось, что любая фантастическая ситуация, не сможет затмить фантастичности сомой действительности. Но Достоевский ищет выход из противоречий современности. В борьбе за будущее он уповает на решённое, нравственное перевоспитание общества.

Характернейшой чертой буржуазного сознания Достоевский считает индивидуализм, заботу о собственном благополучии, поэтому развенчание индивидуалистической психологии – основное направление в творчестве писателя. Вершиной реалистического изображения действительности стало творчество Л.М.Толстого. Огромный вклад писателя в мировую художественную культуру – результат не одной его гениальности, он также следствие его глубокой народности. Толстой в своих произведениях изображает жизнь с позиции « стамиллионого земледельческого народа », как он сам любил говорить. Реализм Толстого проявился прежде всего в раскрытии объективных процессов развития современного ему общества, в понимании психологии различных классов, внутреннего мира людей самых различных социальных кругов. Реалистическое искусство Толстого ярко проявилось в романе эпопее « Война и мир». Положив в основу произведения « мысль народную», писатель подверг критике тех, кто равнодушен к судьбе народа, родины и живёт эгоистической жизнью. Историзм Толстого, питающий его реализм, характеризуется не только пониманием основных тенденций исторического развития, но и интересом к повседневному бытию самых обыкновенных людей, тем не менее оставляющих заметный след в историческом процессе.

Итак, критический реализм как на Западе, так и в России – искусство как критикующее, так и утверждающее. Причём высокие социальные, гуманистические ценности оно находит в самой действительности, главным образом в демократически, революционно мыслящих кругах общества. Положительные герои в творчестве реалистов – правдоискатели, люди, связанные с национально – освободительным или революционным движением (карбонарии у Стендаля, Неурон у Бальзака) или активно сопротивляющееся растлевающему вниманию индивидуалистической морали (у Диккенса). Русский критический реализм создал галерею образов борцов за народные интересы (у Тургенева, Некрасова). В этом большое своеобразие русского реалистического искусства, определившее его мировое значение.

Новым этапом в истории реализма явилось творчество А.П.Чехова. новаторство писателя не только в том, что он выдающийся мастер малой этической формы. Тяготение Чехова к новелле, к рассказу имело свои причины. Его как художника интересовали « мелочи жизни», вся та повседневность, которая окружает человека, влияя на его сознание. Он изображал социальную действительность в её обычном, будничном течении. Отсюда широта его обобщений при кажущейся узости творческого диапазона.

Конфликты в произведениях Чехова не результат противоборства героев, сталкивающихся друг с другом по тем или иным мотивам, они возникают под давлением самой жизни, отражая её объективные противоречия. Особенности реализма Чехова, направленного на изображение закономерностей действительности, определяющих судьбы людей, нашли яркое воплощение в « Вишнёвом саде». Пьеса весьма многозначна по своему содержанию. В ней налицо элегические мотивы, связанные с гибелью сада, красота которого приносится в жертву материальными интересами. Тем самым писатель осуждает психологию меркантелиума, которую принёс с собой буржуазный строй.

В узком смысле слова понятие "реализм" означает конкретно-историческое направление в искусстве 19 века, провозгласившее основой своей творческой программы соответствие правде жизни. Термин был впервые выдвинут французским литературным критиком Шанфлери в 50-х годах 19 века. Этот термин вошел в лексикон людей разных стран при­менительно к различным искусствам. Если в широком смысле реализм - общая черта в творчестве художников, принадлежащих к разным худо­жественным течениям и направлениям, то в узком смысле реализм явля­ется отдельным направлением, отличным от других. Так, реализм проти­востоит предшествующему романтизму, в преодолении которого он, соб­ственно, и развился. Основой реализма 19 века было резко критическое отношение к действительности, отчего он получил название критическо­го реализма. Особенность этого направления - постановка и отражение в художественном творчестве острых социальных проблем, сознательное стремление вынести приговор негативным явлениям общественной жиз­ни. Критический реализм был ориентирован на изображение жизни обез­доленных слоев общества. Творчество художников этого направления подобно исследованию общественных противоречий. Наиболее ярко идеи критического реализма воплотились в искусстве Франции первой половины 19 века, в творчестве Г. Курбе и Ж.Ф. Милле ("Сборщицы ко­лосьев" 1857).

Натурализм. В изобразительном искусстве натурализм не был представлен как четко определенное течение, но присутствовал в виде натуралистических тенденций: в отказе от общественной оценки, соци­альной типизации жизни и подмене раскрытия их сущности внешней зрительной достоверностью. Эти тенденции обусловили такие черты, как поверхностность в изображении событий и пассивное копирование вто­ростепенных подробностей. Эти черты проявились уже в первой полови­не 19 века в творчестве П.Делароша и О.Верне во Франции. Натурали­стическое копирование болезненных сторон действительности, выбор в качестве тем всякого рода уродств определил своеобразие некоторых произведений художников, тяготеющих к натурализму.

Осознанный поворот новой русской живописи к демократическому реализму, национальности, современности обозначился в конце 50-х го­дов, вместе с революционной ситуацией в стране, с общественным воз­мужанием разночинной интеллигенции, с революционным просветитель­ством Чернышевского, Добролюбова, Салтыкова-Щедрина, с народолюбивой поэзией Некрасова. В "Очерках гоголевского периода" (в 1856 г.) Чернышевский писал: "Если живопись ныне находится вообще в доволь­но жалком положении, главною причиною того надобно считать отчуждение этого искусства от современных стремлений". Эта же мысль при­водилась во многих статьях журнала "Современник".

Но живопись уже начинала приобщаться к современным стремле­ниям - раньше всего в Москве. Московское Училище и на десятою долю не пользовалось привилегиями петербургской Академии художеств, зато меньше зависело от ее укоренившихся догм, атмосфера была в нем более живая. Хотя преподаватели в Училище в основном академисты, но ака­демисты второстепенные и колеблющиеся, - они не подавляли своим ав­торитетом так, как в Академии Ф. Бруни, столп старой школы, в свое время соперничавший с Брюлловым картиной "Медный змий".

Перов, вспоминая годы своего ученичества, говорил, что съезжались туда "со всех концов великой и разноплеменной России. И откуда у
нас только не было учеников!.. Были они из далекой и холодной Сибири,
из теплого Крыма и Астрахани, из Польши, Дона, даже с Соловецких
островов и Афона, а в заключение были и из Константинополя. Боже, ка­кая, бывало, разнообразная, разнохарактерная толпа собиралась в стенах
Училища!..".

Самобытные таланты, выкристаллизовавшиеся из этого раствора, из этой пестрой смеси "племен, наречий и состояний", стремились, нако­нец, поведать о том, чем они жили, что им было кровно близко. В Москве этот процесс был начат, в Петербурге он скоро ознаменовался двумя по­воротными событиями, положившими конец академической монополии в искусстве. Первое: в 1863 году 14 выпускников Академии во главе с И. Крамским отказались писать дипломную картину на предложенный сю­жет "Пир в Валгалле" и просили предоставить им самим выбор сюжетов. Им было отказано, и они демонстративно вышли из Академии, образовав независимую Артель художников по типу коммун, описанных Черны­шевским в романе "Что делать?". Второе событие - создание в 1870 году

Товарищества передвижных выставок, душою которого стал тот же Крамской.

Товарищество передвижников не в пример многим позднейшим объединениям обошлось без всяких деклараций и манифестов. В его ус­таве лишь говорилось, что члены Товарищества должны сами вести свои материальные дела, не завися в этом отношении ни от кого, а также сами устраивать выставки и вывозить их в разные города ("передвигать" по России), чтобы знакомить страну с русским искусством. Оба эти пункта имели существенное значение, утверждая независимость искусства от властей и волю художников к широкому общению с людьми не только столичными. Главная роль в создании Товарищества и выработке его ус­тава принадлежала помимо Крамского Мясоедову, Ге - из петербуржцев, а из москвичей - Перову, Прянишникову, Саврасову.

9 ноября 1863 г. большая группа выпускников Академии художеств отказалась писать конкурсные работы на предложенную тему из сканди­навской мифологии и покинула Академию. Во главе бунтарей стоял Иван Николаевич Крамской (1837-1887). Они объединились в артель и стали жить коммуной. Через семь лет она распалась, но к этому времени заро­дилось «Товарищество художественных передвижных вставок», профес­сионально-коммерческое объединение художников, стоявших на близких идейных позициях.

«Передвижники» были едины в своем неприятии «академизма» его мифологией, декоративными пейзажами и напыщенной театральностью. Они хотели изображать живую жизнь. Ведущее место в их творчестве за­няли жанровые (бытовые) сцены. Особой симпатией «передвижников» пользовалось крестьянство. Они показывали его нужду, страдания, угне­тенное положение. В ту пору - в 60-70-е гг. XIX в.- идейная сторона

искусства ценилась выше, чем эстетическая. Лишь со временем художни­ки вспомнили о самоценности живописи.

Пожалуй, самую большую дань идейности отдал Василий Григорье­вич Перов (1834-1882). Достаточно вспомнить такие его картины, как «Приезд станового на следствие», «Чаепитие в Мытищах». Некоторые работы Перова проникнуты подлинным трагизмом («Тройка», «Старики-родители на могиле сына»). Кисти Перова принадлежит ряд портретов его знаменитых современников (Островского, Тургенева, Достоевского).

Некоторые полотна «передвижников», писанные с натуры или под впечатлением от реальных сцен, обогатили наши представления о кре­стьянской жизни. В картине С. А. Коровина «На миру» показана стычка на сельском сходе между богачом и бедняком. В. М. Максимов запечат­лел ярость, слезы, и горе семейного раздела. Торжественная празднич­ность крестьянского труда отражена в картине Г. Г. Мясоедова «Косцы».

В творчестве Крамского главное место занимала портретная живо­пись. Он писал Гончарова, Салтыкова-Щедрина, Некрасова. Ему принад­лежит один из лучших портретов Льва Толстого. Пристальный взгляд пи­сателя не оставляет зрителя, с какой бы точки он ни смотрел на полотно. Одно из наиболее сильных произведений Крамского - картина «Христос в пустыне».

Открывшаяся в 1871 году первая выставка «передвижников» убедительно продемонстрировала существование нового направления, складывавше­гося на протяжении 60-х годов. На ней было всего 46 экспонатов (в отли­чие от громоздких выставок Академии), но тщательно отобранных, и хо­тя выставка не была нарочито программной, общая неписаная программа вырисовывалась достаточно ясно. Были представлены все жанры - исто­рический, бытовой, пейзажный портретный, - и зрители могли судить, что нового внесли в них «передвижники». Не повезло только скульптуре была одна, и то мало примечательная скульптура Ф. Каменского), но этому виду искусства «не везло» долго, собственно всю вторую половину века.

К началу 90-х годов среди молодых художников московской шко­лы были, правда, те, кто достойно и серьезно продолжали гражданствен­ную передвижническую традицию: С. Иванов с его циклом картин о пе­реселенцах, С. Коровин - автор картины «На миру», где интересно и вдумчиво раскрыты драматические (действительно драматические!) кол­лизии дореформенной деревни. Но не они задавали тон: близился выход на авансцену «Мира искусства», равно далекого и от передвижничества и от Академии. Как выглядела в ту пору Академия? Ее художественные прежние ригористические установки выветрились, она больше не настаи­вала на строгих требованиях неоклассицизма, на пресловутой иерархии жанров, к бытовому жанру относилась вполне терпимо, только предпочи­тала, чтобы он был «красивым», а не «мужицким» (пример «красивых» неакадемических произведений - сцены из античной жизни популярного тогда С. Бакаловича). В массе своей неакадемическая продукция, как это было и в других странах, являлась буржуазно-салонной, ее «красота» -пошловатой красивостью. Но нельзя сказать, чтобы она не выдвигала та­лантов: очень талантлив был упоминавшийся выше Г. Семирадский, рано умерший В. Смирнов (успевший создать впечатляющую большую карти­ну «Смерть Нерона»); нельзя отрицать определенных художественных достоинств живописи А. Сведомского и В. Котарбинского. Об этих ху­дожниках, считая их носителями «эллинского духа» одобрительно отзы­вался в свои поздние годы Репин, они импонировали Врубелю, так же как и Айвазовский - тоже «академический» художник. С другой стороны, не кто иной, как Семирадский, в период реорганизации Академии реши­тельно высказался в пользу бытового жанра, указывая как на положительный пример на Перова, Репина и В. Маяковского. Так что точек схо­да между «передвижниками» и Академией было достаточно, и это понял тогдашний вице-президент Академии И.И. Толстой, по инициативе кото­рого и были призваны к преподаванию ведущие «передвижники».

Но главное, что не позволяет вовсе сбрасывать со счетов роль Ака­демии художеств, прежде всего как учебного заведения, во второй поло­вине века, - это то простое обстоятельство, что из ее стен вышли многие выдающиеся художники. Это и Репин, и Суриков, и Поленов, и Васнецов, а позже - Серов и Врубель. Причем они не повторили «бунта четырна­дцати» и, по-видимому, извлекли пользу из своего ученичества. Точнее, они все извлекли пользу из уроков П.П. Чистякова, которого поэтому и называли «всеобщим учителем». Чистякова заслуживает особого внима­ния.

Есть даже что-то загадочное во всеобщей популярности Чистякова у художников очень разных по своей творческой индивидуальности. Не­словоохотливый Суриков писал Чистякову длиннейшие письма из-за границы. В. Васнецов обращался к Чистякову со словами: «Желал бы на­зываться вашим сыном по духу». Врубель с гордостью называл себя чистяковцем. И это, не смотря на то, что как художник Чистяков был второ­степенным, писал вообще мало. Зато как педагог был в своем роде един­ственным. Уже в 1908 году Серов писал ему: «Помню вас, как учителя, и считаю вас единственным (в России) истинным учителем вечных, незыб­лемых законов формы - чему только и можно учить». Мудрость Чистяко­ва была в том, что он понимал, чему учить можно и должно, как фунда­менту необходимого мастерства, а чему нельзя - что идет от таланта и личности художника, которые надо уважать и относиться с пониманием и бережно. Поэтому его система обучению рисунку, анатомии и перспекти­ве не кого не сковывала, каждый извлекал из нее нужное для себя, оставался простор личным дарованиям и поискам, а фундамент закладывался прочный. Чистяков не оставил развернутого изложения своей «системы», она реконструируется в основном по воспоминаниям его учеников. Эта была система рационалистическая, суть ее заключалась в сознательном аналитическом подходе к построению формы. Чистяков учил «рисовать формой». Не контурами, не «чертежно» и не тушевкой, а строить объем­ную форму в пространстве, идя от общего к частному. Рисование по Чис­тякову, есть интеллектуальный процесс, "выведение законов из натуры" -это он и считал необходимой основой искусства, какая бы не была у ху­дожника «манера» и «природный оттенок». На приоритете рисунка Чис­тяков настаивал и со своей склонностью к шутливым афоризмам выражал это так: «Рисунок - мужская часть, мужчина; живопись - женщина».

Уважение к рисунку, к построенной конструктивной форме укоре­нилось в русском искусстве. Был ли тут причиной Чистяков с его «систе­мой» или общая направленность русской культуры к реализму была при­чиной популярности чистяковского метода, - так или иначе, русские жи­вописцы до Серова, Нестерова и Врубеля включительно чтили «незыбле­мые вечные законы формы» и остерегались «развеществления» или под­чинения красочной аморфной стихии, как бы ни любили цвет.

В числе передвижников, приглашенных в Академию, было двое пейзажистов - Шишкин и Куинджи. Как раз в то время начиналось в ис­кусстве гегемония пейзажа и как самостоятельного жанра, где царил Ле­витан, и как равноправного элемента бытовой, исторической, отчасти и портретной живописи. Вопреки прогнозам Стасова, полагающего, что роль пейзажа будет уменьшаться, она в 90-е годы возросла, как никогда. Преобладал лирический «пейзаж настроения», ведущий свою родослов­ную от Саврасова и Поленова.

«Передвижники» совершили подлинные открытия в пейзажной жи­вописи. Алексей Кондратьевич Саврасов (1830-1897) сумел показать красоту и тонкий лиризм простого русского пейзажа. Его картина «Грачи прилетели» (1871) заставила многих современников по-новому взглянуть на родную природу.

Федор Александрович Васильев (1850-1873) прожил короткую жизнь. Его творчество, оборвавшееся в самом начале, обогатило отечест­венную живопись рядом динамичных, волнующих пейзажей. Художнику особенно удавались переходные состояния в природе: от солнца к дож­дю, от затишья к буре.

Певцом русского леса, эпической широты русской природы стал Иван Иванович Шишкин (1832-1898). Архипа Ивановича Куинджи (1841-1910) привлекала живописная игра света и воздуха. Таинствен­ный свет луны в редких облаках, красные отсветы зари на белых стенах украинских хат, косые утренние лучи, пробившиеся сквозь туман и иг­рающие в лужицах на раскисшей дороге, - эти и многие другие живо­писные открытия запечатлены на его полотнах.

Своей вершины русская пейзажная живопись XIX века достигла в "творчестве ученика Саврасова Исаака Ильича Левитана (1860-1900). Левитан - мастер спокойных, тихих пейзажей Человек очень робкий, стеснительный и ранимый, он умел отдыхать только наедине с природой, проникаясь настроением полюбившегося пейзажа.

Однажды приехал он на Волгу писать солнце, воздух и речные про­сторы. Но солнца не было, по небу ползли бесконечные тучи, и прекра­щались унылые дожди. Художник нервничал, пока не втянулся в эту по­году и не обнаружил особую прелесть сиреневых красок русского нена­стья. С той поры Верхняя Волга заштатный городок Плес прочно вошли в его творчество. В тех краях он создал свои «дождливые» работы: «После дождя», «Хмурый день», «Над вечным покоем». Там же были написаны умиротворенные вечерние пейзажи: «Вечер на Волге», «Вечер. Золотой плес», «Вечерний звон», «Тихая обитель».

В последние годы жизни Левитан обратил внимание на творчество французских художников-импрессионистов (Э. Мане, К. Моне, К. Писар-ро). Он понял, что у него с ними много общего, что их творческие поиски шли в том же направлении. Как и они, он предпочитал работать не в мас­терской, а на воздухе (на пленэре, как говорят художники). Как и они, он высветлил палитру, изгнав темные, землистые краски. Как и они, он стремился запечатлеть мимолетность бытия, передать движения света и воздуха. В этом они пошли дальше его, но почти растворили в световоздушных потоках объемные формы (дома, деревья). Он избежал этого.

«Картины Левитана требуют медленного рассматривания, - писал большой знаток его творчества К. Г. Паустовский, - Они не ошеломля­ют глаз. Они скромны и точны, подобно чеховским рассказам, но чем дольше вглядываешься в них, тем все милее становится тишина провин­циальных посадов, знакомых рек и проселков».

На вторую половину XIX в. приходится творческий расцвет И. Е. Репина, В. И. Сурикова и В. А. Серова.

Илья Ефимович Репин (1844-1930) родился в городе Чугуев, в се­мье военного поселенца. Ему удалось поступить в Академию художеств, где его учителем стал П. П. Чистяков, воспитавший целую плеяду зна­менитых художников (В. И. Сурикова, В. М. Васнецова, М.А. Врубеля, В.А. Серова). Многому научился Репин также у Крамского. В 1870 г. мо­лодой художник совершил путешествие по Волге. Многочисленные этю­ды, привезенные из путешествия, он использовал для картины «Бурлаки на Волге» (1872). Она произвела сильное впечатление на обществен­ность. Автор сразу выдвинулся в ряды самых известных мастеров.

Репин был очень разносторонним художником. Его кисти принад­лежит ряд монументальных жанровых полотен. Пожалуй, не меньшее впечатление, чем «Бурлаки», производит «Крестный ход в Курской гу­бернии». Яркое голубое небо, пронизанные солнцем облака дорожной пыли, золотое сияние крестов и облачений, полиция, простой народ и ка­леки - все уместилось на этом полотне: величие, сила, немощь и боль России.

Во многих картинах Репина затрагивалась революционная тематика («Отказ от исповеди», «Не ждали», «Арест пропагандиста»). Революцио­неры на его картинах держатся просто и естественно, чуждаясь театраль­ных поз и жестов. На картине «Отказ от исповеди» приговоренный к смерти словно бы нарочно спрятал руки в рукава. Художник явно сочув­ствовал героям своих картин.

Ряд репинских полотен написан на исторические темы («Иван Гроз­ный и его сын Иван», «Запорожцы, сочиняющие письмо турецкому сул­тану» и др.)- Репин создал целую галерею портретов. Он написал портре­ты - ученых (Пирогова и Сеченова), - писателей Толстого, Тургенева и Гаршина, - композиторов Глинки и Мусоргского, - художников Крамско­го и Сурикова. В начале XX в. он получил заказ на картину «Торжествен­ное заседание Государственного совета». Художнику удалось не только композиционно разместить на полотне такое большое число присутст­вующих, но и дать психологическую характеристику многим их них. Среди них были такие известные деятели, как С.Ю. Витте, К.П. Победоносцев, П.П. Семенов Тян-Шанский. Малозаметен на картине, но очень тонко выписан Николай II.

Василий Иванович Суриков (1848-1916) родился в Красноярске, в казачьей семье. Расцвет его творчества приходится на 80-е гг., когда он создал три самые знаменитые свои исторические картины: «Утро стрелецкой казни», «Меншиков в Березове» и «Боярыня Морозова».

Суриков хорошо знал быт и нравы прошлых эпох, умел давать яркие психологические характеристики. Кроме того, он был прекрасным коло­ристом (мастером цвета). Достаточно вспомнить ослепительно свежий, искрящийся снег в картине «Боярыня Морозова». Если же подойти к по­лотну поближе, снег как бы «рассыпается» на синие, голубые, розовые мазки. Этот живописный прием, когда два три разных мазка на расстоя­нии сливаются и дают нужный цвет, широко использовали французские импрессионисты.

Валентин Александрович Серов (1865-1911), сын композитора, пи­сал пейзажи, полотна на исторические темы, работал как театральный художник. Но славу ему принесли, прежде всего, портреты.

В 1887 г. 22-летний Серов отдыхал в Абрамцеве, подмосковной даче мецената С. И. Мамонтова. Среди его многочисленных детей молодой художник был своим человеком, участником их шумных игр. Однажды после обеда в столовой случайно задержались двое - Серов и 12-летняя Веруша Мамонтова. Они сидели за столом, на котором остались персики, и за разговором Веруша не заметила, как художник начал набрасывать ее портрет. Работа растянулась на месяц, и Веруша сердилась, что Антон (так по-домашнему звали Серова) заставляет ее часами сидеть в столовой.

В начале сентября «Девочка с персиками» была закончена. Несмотря на небольшой размер, картина, написанная в розово золотистых тонах, казалась очень «просторной». В ней было много света и воздуха. Девоч­ка, присевшая за стол как бы на минуту и остановившая свой взор на зри­теле, зачаровывала ясностью и одухотворенностью. Да и все полотно бы­ло овеяно чисто детским восприятием повседневности, когда счастье се­бя не сознает, а впереди - целая жизнь.

Обитатели «абрамцевского» дома, конечно, понимали, что на их гла­зах свершилось чудо. Но только время дает окончательные оценки. Оно и поставило «Девочку с персиками» в ряд лучших портретных работ в рус­ской и мировой живописи.

На следующий год Серов сумел почти повторить свое волшебство. Он написал портрет своей сестры Марии Симонович («Девушка, осве­щенная солнцем»). Название закрепилось немного неточное: девушка си­дит в тени, а лучами утреннего солнца освещена поляна на втором плане. Но на картине все так слитно, так едино - утро, солнце, лето, молодость и красота, - что лучшее название трудно придумать.

Серов стал модным портретистом. Перед ним позировали известные писатели, артисты, художники, предприниматели, аристократы, даже цари. По-видимому, не ко всем, кого он писал, лежала у него душа. Не­которые великосветские портреты, при филигранной технике исполне­ния, получились холодными.

Несколько лет Серов преподавал в Московском училище живописи, ваяния и зодчества. Он был требовательным педагогом. Противник за­стывших форм живописи, Серов вместе с тем считал, что творческие по­иски должны основываться на твердом владении техникой рисунка и живописного письма. Многие выдающиеся мастера считали себя учени­ками Серова. Это - М.С. Сарьян, К.Ф. Юон, П.В. Кузнецов, К. С. Петров-Водкин.

Многие картины Репина, Сурикова, Левитана, Серова, «пере­движников» попали в собрание Третьякова. Павел Михайлович Третья­ков (1832-1898), представитель старинного московского купеческого рода, был необычным человеком. Худой и высокий, с окладистой боро­дой и тихим голосом, он больше походил на святого, чем на купца. Со­бирать картины русских художников начал с 1856 г. Увлечение переросло в главное дело жизни. В начале 90-х гг. собрание достигло уровня му­зея, поглотив почти все состояние собирателя. Позднее оно перешло в собственность Москвы. Третьяковская галерея стала всемирно извест­ным музеем русской живописи, графики и скульптуры.

В 1898 г. в Петербурге, в Михайловском дворце (творение К. Росси) был открыт Русский музей. В него поступили произведения русских художников из Эрмитажа, Академии художеств и некоторых император­ских дворцов. Открытие этих двух музеев как бы увенчало достижения русской живописи XIX века.

3.Заключение.

Литературный процесс – сложная система литературных взаимодействий, притяжений и отталкиваний. Новое рождается не в результате полного разрыва с традициями прошлого, а связано чаще всего с их переоценкой и обогащением. Искусство не развивается путём революционных взрывов. Старое классическое наследие, попадая в новую идеологическую атмосферу, не утрачивает своего значения, оно содержит в себе нечто нетленное, общечеловеческое, что переходит из одной эпохи в другую. В нём всегда ощущается биение жизни, человеческого сердца и души. Классицизм не исчез бесследно с появлением просветительского реализма, последний не прекратил своего существования с формированием романтизма, который в свою очередь сохранил силу своего воздействия в период широкой известности и славы Стендаля, Бальзака, Диккенса, Тургенева и других критических реалистов. Произведения классиков различных литературных направлений живут и в наши дни, оказывая положительное влияние на сознание, на чувства человека.

Если рассматривать литературный процесс с точки зрения типологической, то следует отметить, что в истории литературы и искусства в условиях досоциалистических формаций никогда не прерывались романтические и реалистические традиции, были писатели двух типов творчества. Одновременно сосуществование романтического и реалистического типов творчества просматривается на протяжении всех столетий, являясь закономерностью в развитии искусства.

Мы видим, что единства также ни в одном литературном направлении – ни в романтизме, ни в реализме. Будучи близки друг к другу в стилевом отношении, писатели и поэты могут быть различными в идеологическом плане.

Развитие искусства в целом – процесс поступательный, процесс непрерывного обогащения в связи с открытиями в сфере познания жизни, с изменениями в обществе и, прежде всего с успехами революционного движения.

Критический реализм ценим В.И. Лениным главным образом за критическое исследование общественных отношений, способствующее развитию революционного самосознания народа, помогающее познать механизм общественной жизни. Это не означает, что Ленин не видит в творчестве критических реалистов других черт, но главное в нем всё же критика крепостнического и буржуазного строя.

Революционный романтизм привлекает Ленина изображением людей героического порыва и действия, именами в честь «безумства храбрых», прославлением борцов за народные интересы. Высоко поставлены романтические произведения М. Горького.

Критический реализм и революционный романтизм выступают в эстетике Ленина как формы искусства, взаимно дополняющие друг друга. В его работах получает признание как творчество критических реалистов с его духом анализа, критики крепостнического и буржуазного общества, так и революционных романтиков, формирующее героические чувства человека, его характер.

Основная заслуга критического реализма состояла в объяснении жизни, в раскрытии трагического положения народных масс. Именно так рассматривали этот вопрос Белинский и Чернышевский. Революционный романтизм развивал действенную, преобразующую сторону искусства, введя в литературу героя-бунтаря.

Литература

1.Берковский Н.Я. Проблемы романтизма. М., 1971,с.5-8,18.

2.ГуляевН.а. Литературные направления и методы в русской и зарубежной литературе 17 – 19 веков: Кн. для учителя М.: Просвещение, 1983. – 144 с.

3.ЕвнинФ.И. Реализм Достоевского. –В сб.: Проблемы типологии русского реализма. М.: 1969, с. 411.

4.Кулешов В.И. История русской критики 18-нач.20 веков. Учеб. Для студентов филол. спец. ун-тов и пед. ин-тов. 3-е изд, испр. и доп. М.: Просвещение, 1984.

5.Ленин В.И. Полн.собр. соч., т.20, с. 70.

7. Макогоненко Г. От Фонвизина до Пушкина. Из истории русского реализма. Издат. «Художественная литература».-М.,1969.

8. Введение в литературоведение. Хрестоматия: Учеб. Пособие для ун-тов Николаев П.А., Рудчева Е.Г., Халщев В.Е., Чернец Л.В.; Под ред. П.А. Николаева, - М.: Высшая школа, 1979.

9. Плеханов Г.В. Искусство и литература. М.,1948.

10. Введение в литературоведение: Учебник для филол. спец. ун-тов (Поспелов Г.И., Николаев П.А., Волков И.Ф., Хализев В.Е. и др.); Под ред. Г.Н. Поспелова. 2-е изд., доп.-М.: Высшая школа, 1983.

11. Соколов А.Г. История русской литературы конца 19 начала 20 века: Учеб. Для филол. спец. вузов.- 3-е изд., испр. и доп. – М.: Высшая школа, 1988.

12. Литература: Справ. Материалы: Книга эля учащихся /С.В. Тураев, Л.и. Тимофеев, К.Д. Вишневский и др. – М.: Просвещение, 1989.


Репетиторство

Нужна помощь по изучению какой-либы темы?

Наши специалисты проконсультируют или окажут репетиторские услуги по интересующей вас тематике.
Отправь заявку с указанием темы прямо сейчас, чтобы узнать о возможности получения консультации.

И. С. Тургенев

Иван Сергеевич Тургенев (1818–1883) принадлежит к числу писателей, внесших наиболее значительный вклад в развитие русской литературы второй половины XIX в.

Реальная картина современной жизни в произведениях Тургенева овеяна глубоким гуманизмом, верой в творческие и нравственные силы родного народа, в прогрессивное развитие русского общества. Писатель знал, что историческое движение сопровождается борьбой сил, интересов и устремлений. Он был убежден, что литература помогает обществу осознать свои цели. Выражая мысли, чувства и чаяния современников, литература запечатлевает и передает грядущим поколениям духовный опыт эпохи, имеющий непреходящую ценность, как и характеры людей, порожденные временем. Внимание Тургенева было постоянно приковано к новым явлениям жизни общества. Глубоко уважая традиции национальной культуры, черпая в них творческие импульсы, Тургенев с интересом и сочувствием следил за намечающимися, еще не заметными для большинства современников изменениями общественной психологии, за вновь возникающими идеологическими течениями и социальными типами. В художественном осмыслении действительности он отличался исключительной прозорливостью и чуткостью.

Тургенев первый в русской литературе создал книгу, в которой через картины ежедневного современного деревенского быта и многочисленные образы крестьян была выражена мысль о том, что закрепощенный народ составляет корень, живую душу нации («Записки охотника»).

Первым сделал он и попытку воплотить идеал человека эпохи падения крепостного права - 60-х гг. - идеал активного деятеля, борца, убежденного демократа («Накануне»). Тургеневу же принадлежит инициатива анализа личности «нового человека» - шестидесятника, оценки его нравственных качеств и психологических особенностей. Изобразив демократа-материалиста, сурово отвергающего устои дворянской культуры и под декларации о полноте отрицания, о своем «нигилизме» утверждающего новые принципы взаимоотношений между людьми, Тургенев показал высокое общечеловеческое содержание этих новых идеалов, находящихся в процессе становления. Образ Базарова не был нормативен. Он будоражил умы, вызывая на спор. Сразу после своего появления тургеневский герой стал предметом страстного обсуждения, борьбы мнений.

Разнородность интерпретаций и оценок, данных ему в критике и в читательских отзывах, усилила многомерность, «объемность», живую противоречивость этого образа в восприятии современников. Базаров оказал большое влияние на самосознание демократии, с одной стороны, и на изображение ее в литературе - с другой.

Тургенев первый оценил значение и другого проявления социальных сдвигов, которые происходили в России в 60-х гг. XIX в., - изменения роли женщины в жизни общества и самого типа передовых женщин. Писатель заметил, что разрушению крепостнических дворянских гнезд и патриархальных крестьянских общин сопутствует стремление лучших людей России, в том числе и женщин, к расширению своего кругозора, увеличению арены своей деятельности. Окончательно отходит в прошлое идеал «теремной» женщины, помыслы которой ограничены кругом семьи, и именно в процессе приобщения женщины к разнородным интересам времени, включения ее в интеллектуальную, творческую жизнь поколения и даже в политическую борьбу открывается все богатство ее натуры, в полной мере обнаруживается то гуманное влияние, которое она может оказать на современников («Накануне», «Новь», «Памяти Ю. П. Вревской», «Порог»). Наблюдательность Тургенева, его художественная зоркость, его умение подойти с историческим критерием к современным событиям привели к тому, что Тургенев, несмотря на свои либеральные политические убеждения, одним из первых писателей оценил высокое этическое значение самоотверженного служения идеалу, подвига революционерок-народниц.

Тургенев знал и любил своих читателей, его творчество отвечало на вопросы, которые их волновали, и ставило перед ними новые, важные социальные и нравственные проблемы.

Вместе с тем уже на относительно ранних этапах своей деятельности Тургенев приобрел значение «писателя для писателей». Его произведения открывали перед литературой новые перспективы, на него смотрели как на мастера, авторитетного судью в вопросах искусства, и он ощущал свою ответственность за его судьбы.

Участие в литературе, работу над словом, художественное развитие русского литературного языка Тургенев считал своим долгом и общественным служением.

На закате своих дней он выразил в лаконичных, отточенных формулах стихотворения в прозе «Русский язык» мысли, которые были ему дороги на протяжении всей жизни.

Издатель журнала «Вестник Европы» М. М. Стасюлевич писал ученому - историку и филологу А. Н. Пыпину об этом стихотворении Тургенева, которое он определяет как «думу» писателя: «Величиной она ровно пять строк, но это золотые строки, в которых сказано более, чем в ином трактате; с такою любовью мог бы Паганини отозваться о своей скрипке».

Однако, говоря о своем «инструменте», о русском языке, которым он владел, как виртуоз, Тургенев думал не о технике искусства, а о проблемах исторической жизни народа. Лирической эмоцией, выраженной в этом стихотворении, была скорбь гражданина, трагически переживающего социальные и политические коллизии своего времени, но горячо верящего в будущее родной страны. Начинаясь словами «Во дни сомнений, во дни тягостных раздумий о судьбах моей родины…», оно оканчивается убежденным восклицанием писателя: «…нельзя верить, чтобы такой язык не был дан великому народу!».

Из книги Русский бал XVIII – начала XX века. Танцы, костюмы, символика автора Захарова Оксана Юрьевна

Из книги Русский бал XVIII – начала XX века. Танцы, костюмы, символика автора Захарова Оксана Юрьевна

Из книги История человечества. Россия автора Хорошевский Андрей Юрьевич

Тургенев Иван Сергеевич (Род. в 1812 г. – ум. в 1883 г.) Русский писатель. Романы «Рудин», «Дворянское гнездо», «Накануне», «Отцы и дети», «Дым», «Новь»; повести «Андрей Колосов», «Три портрета», «Бретёр», «Первая любовь», «Дневник лишнего человека», «Степной король Лир», «Ася»,

Из книги История русской литературы XIX века. Часть 2. 1840-1860 годы автора Прокофьева Наталья Николаевна

Из книги Террористическая война в России 1878-1881 гг. автора Ключник Роман

И. С. Тургенев, Н. А. Добролюбов В отличие от Н. С. Лескова, И. С. Тургенев (1818-1883) родился в очень богатой семье и в шикарном имении в Спасском-Лутовинове в Орловской губернии. Но жизнь маленького барчука оказалась не очень сладкой по причине оригинальной маменьки - местного

Из книги Расцвет реализма автора Пруцков Н И

И. С. Тургенев Иван Сергеевич Тургенев (1818–1883) принадлежит к числу писателей, внесших наиболее значительный вклад в развитие русской литературы второй половины XIX в.Реальная картина современной жизни в произведениях Тургенева овеяна глубоким гуманизмом, верой в

Из книги 5-ый пункт, или Коктейль «Россия» автора Безелянский Юрий Николаевич

Три классика: Лермонтов, Гоголь, Тургенев «Пушкин - дневное, Лермонтов - ночное светило русской поэзии», - так определил Дмитрий Мережковский. С Пушкиным мы разобрались. А каким далеким иноземным предкам обязана Россия появлению на поэтическом небосводе «ночного

Из книги Знаменитые писатели автора Пернатьев Юрий Сергеевич

Иван Сергеевич Тургенев (09.11.1812 – 22.08.1883) Русский писатель.Романы «Рудин», «Дворянское гнездо», «Накануне», «Отцы и дети», «Дым», «Новь»; повести «Андрей Колосов», «Три портрета», «Бретёр», «Первая любовь», «Дневник лишнего человека», «Степной король Лир», «Ася», «Вешние

Из книги Этюды любви и ненависти автора Дудаков Савелий Юрьевич

И.С. Тургенев, М.М. Антокольский и другие… Мне уже приходилось писать о том, что в 1881 г., после убийства Александра II, по югу России прокатилась волна погромов, равно как о двух братьях – "добром" Александре I и "злом" Николае I. Продолжу эти сравнения.Александр II характером

Глава седьмая. "Дым" в ряду романов Тургенева

Замысел нового романа Тургенева "Дым" относится к самому концу 1862 года, и к этому же году приурочено было действие романа. Замысел созревал в обстановке напряженных споров Тургенева с Герценом о будущем России, о ее историческом пути, о России и Западе, об артели и общине. В сущности, это был спор о народническом социализме Герцена и Огарева, против которого выступил Тургенев, раздосадованный тем, что герценовский "Колокол", не ограничиваясь борьбой с правительственными сферами, вступил на путь социалистической пропаганды.

В этом споре Тургенев высказал Герцену много трезвых и справедливых истин. Отрицая народническую идеализацию крестьянства, с его якобы социалистическими стремлениями, Тургенев проницательно отметил рост в русской деревне кулацких, буржуазных элементов. "Народ, перед которым вы преклоняетесь,- писал он Герцену 18 октября 1862 года,- консерватор par excellence и даже носит в себе зародыши такой буржуазии в дубленом тулупе, теплой и грязной избе, с вечно набитым до изжоги брюхом и отвращением ко всякой гражданской ответственности и самодеятельности, что далеко оставит за собою все метко-верные черты, которыми ты изобразил западную буржуазию...". Иронически отнесся Тургенев и к народническим расчетам на "вновь найденную троицу: земство, артель и общину". 1*

Можно было бы сказать, что по всем этим пунктам Тургенев был прав в споре со своим революционным противником. Однако все дело в том, что у Герцена его ложная теория "русского социализма" служила обоснованием неизбежности и необходимости вести революционную борьбу в народе, а для Тургенева его скепсис, пусть вполне обоснованный, был аргументом в пользу медленных изменений в результате длительной цивилизаторской работы в народе, которую терпеливо и упорно должно будет вести "меньшинство образованного класса в России".

Спор Тургенева с Герценом - это один из эпизодов долголетней борьбы двух утопий, либеральной и народнической. Шестьдесят лет спустя после знаменательного спора Тургенева с Герценом В. И. Ленин написал статью "Две утопии", в которой есть такие строки: "Либеральная утопия отучает крестьянские массы бороться. Народническая выражает их стремление бороться..." 2* Там же В. И. Ленин напоминает замечательное изречение Энгельса по поводу утопического социализма: "Ложное в формально-экономическом смысле может быть истиной в всемирно-историческом смысле". 3* Применив это глубокое положение Энгельса к борьбе двух утопий на русской почве, В. И. Ленин пришел к такому выводу: "Ложный в формально-экономическом смысле, народнический демократизм есть истина в историческом смысле; ложный, в качестве социалистической утопии, этот демократизм есть истина той своеобразной исторически-обусловленной демократической борьбы крестьянских масс, которая составляет неразрывный элемент буржуазного преобразования и условие его полной победы". 4*

Значит, в споре Тургенева с Герценом при всей справедливости многих аргументов Тургенева истина в широком - историческом - смысле была не на его стороне. В "старинных социалистических теориях", разрабатывавшихся заново лондонскими эмигрантами, он увидел только "значительное непонимание народной жизни и современных ее потребностей". 5* Ответственность за эти теории он возлагал прежде всего на Огарева, которого считал их главным создателем.

Не удивительно поэтому, что, задумывая новый роман, Тургенев в 1862 году в списке действующих лиц против имени Губарева поставил букву О., показывающую, что этот персонаж так или иначе должен был быть связан с Огаревым. В то же время Тургенев собирался направить удар и в другую сторону. Правительственная реакция к концу 1862 года обозначилась уже достаточно явственно, хотя время ее полного торжества было еще впереди. В новом романе Тургенев намерен был дать волю своему раздражению и негодованию против нового, попятного курса правительственной политики. Намеченный в плане романа образ генерала (Селунский, ставший впоследствии Ратмировым) должен был послужить мишенью для нападок Тургенева на реакционную клику.

Однако этот замысел осуществился значительно позднее: роман был написан в 1866-1867 годах. Промежуток между "Отцами и детьми" и новым романом заполнился двумя повестями - "Призраки" (1864) и "Довольно" (1865), тесно связанными одна с другой. Замысел "Призраков", ответвлением которых было "Довольно", относится еще к 1855 году. Появление этих повестей в промежутке между двумя романами было как бы осуществлением старой тургеневской традиции - окружать каждый свой роман цепью повестей интимно-лирического или лирико-философского содержания. Над этим обычаем Тургенева в связи с "Призраками" иронизировал в "Современнике" Антонович. "У г. Тургенева,- писал он,- до сих пор поэзия и тенденция появлялись периодически, вперемежку; за "Асей" - чистой поэзией - следовало "Накануне" с тенденциями; затем "Первая любовь" - поэзия, а после нее "Отцы и дети" с резко выраженною тенденцией, наконец "Призраки" - поэзия, за ними по очереди должна следовать тенденция, и теперь возникает вопрос, последует или не последует?" 6*

Что касается "поэзии" "Призраков" " "Довольно", то общий тон и смысл этой поэзии нам уже знаком по прежним повестям и романам Тургенева. Это поэзия трагическая, основанная на том ощущении "собственного ничтожества", которое так "смердело" Базарову. Скупые и злые реплики Базарова на эту тему развернуты и доведены в "Призраках" и "Довольно" до ясности и отточенности философских определений и афоризмов. Представление о жизни как о трагикомической борьбе человека с "неизменяемым и неизбежным", мотивы тщеты и суетности человеческих стремлений к счастью звучат в этих повестях еще сильнее, чем в прежних, но, так же как в прежних, они уравновешиваются ничем не истребимым стремлением "бежать за каждым новым образом красоты... ловить каждое трепетание ее тонких и сильных крыл". Поэзия красоты и любви врывается в пессимистические декларации Тургенева и порождает такие эпизоды, как сцена пения красавицы-итальянки в "Призраках" и цепь лирических любовных воспоминаний в "Довольно". Больше того, поэзия любви, развернутая в виде "стихотворений в прозе" в первой части "Довольно", приобрела характер настолько подчеркнутой взволнованности, что сделалась предметом пародий и насмешек. Воспоминания о минувшей любви поданы к тому же в "Довольно" как единственное душевное достояние человека даже после того, как он постиг свое ничтожество перед грозной стихией природы.

Но если пессимистическая философия "Призраков" и "Довольно" не закрывала путей к волнениям и тревогам частной жизни, то тем менее закрывала она пути для социально-политических интересов и стремлений. В новых повестях Тургенева (и в этом их кардинальное отличие от прежних) мы наблюдаем постоянные переходы от пессимизма космического, от общих суждений о бессмысленности человеческой жизни - к пессимизму социальному, направленному против конкретных форм жизни современной, общественной, в частности русской. Вместо того чтобы "скрестить на пустой груди ненужные руки", Тургенев живо и едко откликается на усиление реакции в России и за рубежом. Он с презрением и гадливостью развертывает картины казарменного Петербурга в "Призраках", дает остро сатирические зарисовки русских туристов в Париже и коренного парижского мещанства, произносит гневные тирады против Наполеона I и Наполеона III. Своеобразный сатирический символ буржуазного Парижа эпохи Наполеона III представляет нарисованный Тургеневым в "Призраках" гротескный портрет уличной парижской лоретки: "каменное, скуластое, жадное, плоское парижское лицо, ростовщичьи глаза, белила, румяны, взбитые волосы и букет ярких поддельных цветов под остроконечной шляпой, выскребленные ногти вроде когтей, безобразный кринолин...". Рассказчик "Призрака" представляет себе русского степняка-помещика, "бегущего дрянной припрыжкой за продажной куклой", и чувство омерзения охватывает его. Такое же чувство возбуждает в нем весь стиль жизни буржуазного Парижа, и его неудержимо тянет прочь от "выбритых солдатских лбов и вылощенных казарм... от либеральных лекций и правительственных брошюр, от парижских комедий и парижских опер, от парижских острот и парижского невежества... Прочь! прочь! прочь!".

В повести "Довольно" он выдвигает для нового Шекспира, если бы он народился, благодарную задачу создать нового Ричарда III, "современный тип тирана, который почти готов поверить в собственную добродетель и спокойно почивает по ночам или жалуется на чересчур изысканный обед в то самое время, когда его полураздавленные жертвы стараются хоть тем себя утешить, что воображают его, как Ричарда III, окруженным призраками погубленных им людей...". Это глубокое отвращение к руководителям европейской реакции не было мимолетным настроением Тургенева, оно сохранилось у него на всю жизнь. Чтобы убедиться в этом, достаточно вспомнить позднейшее его стихотворение "Крокет в Виндзоре" (1876), полное презрения и гнева против бесчеловечной политики правителей Англии, поощрявших турецкие зверства на Балканах. Однако при всем своем негодовании против реакции Тургенев оставался во власти либеральных предубеждений. Обращаясь к истории, он наносил удары направо и налево, одинаково отвергая как призрак Цезаря, так и призрак Разина (повесть "Призраки"), причем эти призраки прошлого, равно неприемлемые для него, только подтверждали в его глазах силу и неизменность социального зла, которое с его точки зрения ничуть не уменьшилось в современном мире, а только изменило внешние формы: "те же ухватки власти, те же привычки рабства, та же естественность неправды..."

Во второй половине 60-х годов негодование Тургенева против реакции еще более усиливается и находит для себя питательную почву в общественно-политических условиях. Революционная ситуация конца 50-х- начала 60-х годов кончается, реакция торжествует победу, для русской демократии наступают трудные времена. Рядом с правительственной кликой становятся славянофилы, пользующиеся победой реакции для развертывания панславистской пропаганды. Это казалось Тургеневу тем более опасным, что в социалистической пропаганде Герцена и Огарева появились такие характерно народнические черты, как вера в общину, учение о "самобытности", которые Тургенев ошибочно воспринял как сближение с славянофильством, в то время как в действительности "сущность народничества лежит глубже: не в учении о самобытности и не в славянофильстве, а в представительстве интересов и идей русского мелкого производителя". 7*

В этой обстановке и создавался "Дым", занимающий совсем обособленное положение в ряду романов Тургенева.

В той летописи идейной жизни русского общества, которую образуют романы Тургенева, "Дыму" как будто не находится места. Люди 40-х годов получили отражение в "Рудине" и "Дворянском гнезде", демократы - разночинцы - в "Накануне" и "Отцах и детях", народническое поколение - в "Нови". В "Дыме" такой центральной темы нет. В романах Тургенева проходят, сменяя друг друга, представители общественных направлений своего времени - Рудин, Лаврецкий, Инсаров, Базаров, Нежданов. Главный герой "Дыма" Литвинов не становится в ряд с этими своими собратьями. Даже в самом романе он не занимает такого места, как перечисленные выше персонажи в произведениях, им посвященных: в "Дыме" Литвинова заслоняет Потугин.

Это обособленное положение "Дыма" ощущалось всегда и порою приводило даже исследователей к мысли о падении романного творчества Тургенева в "Дыме", о распаде самого жанра тургеневского романа. 8* Естественно, что отличие "Дыма" от "Рудина", "Накануне" и "Отцов и детей" с особенной ясностью должно было броситься в глаза современникам при появлении романа в свет.

И в самом деле, в критической полемике, разгоревшейся вокруг "Дыма", зазвучали такие ноты, которые никогда не слышались в спорах о прежних романах Тургенева. Тогда недоумение критиков вызывал вопрос о том, на чьей стороне симпатии автора, является ли герой романа его личным героем, одобряет или осуждает он новый склад мировоззрения, новый тип культуры, который показан в образе центрального героя.

Теперь положение резко изменилось. Критики, писатели и читатели разных лагерей и направлений сошлись единодушно в том, что "Дым" - это вообще скорее роман антипатий, чем симпатий, и что привычного тургеневского героя, который выражал бы новые стремления новой России, в романе нет вовсе.

"В "Дыме" нет ни к чему почти любви и нет почти поэзии",- возмущался Лев Толстой. 9*

И дым отечества нам сладок и приятен! -
Так поэтически век прошлый говорит,
А в наш и сам талант все ищет в солнце пятен,
И смрадным дымом он отечество коптит! -

писал Ф. И. Тютчев, а в своем известном поэтическом обращении к Тургеневу он раздраженно укорял автора "Дыма" в том же:

Что это? призрак, чары ли какие?
Где мы? И верить ли глазам своим?
Здесь дым один, как пятая стихия,
Дым безотрадный, бесконечный дым.

Критик "Отечественных записок" (А. Скабичевский) увидал в романе "безусловное отрицание". 10*

Н. Страхов в своей известной статье "Последние произведения Тургенева" 11* отказался причислить автора "Дыма" к какой-либо из партий, показанных в романе, и пришел к такому выводу: "Всего лучше нам кажется назвать Тургенева именно скептиком. Как скептик, он, естественно, должен был одинаково оттолкнуться от обеих наших партий, и от славянофилов и от западников".

С таким же раздражением отметили критики исчезновение прежнего тургеневского героя, в том или ином смысле нового человека, героя своего времени. Литвинов возбудил всеобщее негодование именно потому, что он как будто занял вакантное место без всяких на то оснований.

"Литвинов - не сильный человек, а какое-то дрянцо", "Литвинов не выдерживает самой снисходительной критики", он не может быть "героем", он "корабль без балласта и руля", "этот Литвинов никуда не годится" - такими оценками пересыпана статья "Отечественных записок".

В Литвинове воплощено "безволие" - так воспринял тургеневского героя Страхов в цитированной уже статье.

Орест Миллер прямо намекает на причины всеобщего (и своего собственного) раздражения против Литвинова, ставя вопрос: "Но что же такое он сам - не новый ли человек?" На этот вопрос он, как и все, отвечает категорическим отрицанием: при всем стремлении Литвинова к деятельности, "все же он слабая личность". 12*

Страхов обобщает все эти толки о Литвинове, усматривая новую черту тургеневского творчества после "Отцов и детей" между прочим в том, что Тургенев "перестал выводить нам представителей нашего прогресса, этих героев нашего общества".

В связи с этими всеобщими поисками исчезнувшего тургеневского героя стоят и знаменитые вопросы Писарева, обращенные к Тургеневу: "Мне хочется спросить у вас, Иван Сергеевич, куда вы девали Базарова? - Вы смотрите на явления русской жизни глазами Литвинова, вы подводите итоги с его точки зрения, вы делаете его центром и героем романа, а ведь Литвинов - это тот самый Аркадий Николаевич, которого Базаров безуспешно просил не говорить красиво. Чтобы осмотреться и ориентироваться, вы становитесь на эту низкую и рыхлую муравьиную кочку, между тем как в вашем распоряжении находится настоящая каланча, которую вы же сами открыли и описали. Что же сделалось с этой каланчой? Куда она девалась?" 13*

В этой блестящей тираде отразилось не только пристрастие Писарева к Базарову как конкретному образу, но и желание видеть в тургеневском романе тургеневского героя - нового "представителя прогресса", нового "героя общества", "нового человека".

Напрасно ссылался Тургенев в своем ответном письме на Потугина: эту ссылку Писарев принять не мог. Тургенев был прав, когда указывал Писареву, что его "кочка" не Литвинов, а Потугин; "ну, а кочку я выбрал- по-моему -не такую низкую, как вы полагаете",- уверял он (XII, 376). И все же Потугин не мог претендовать на замещение прежнего тургеневского героя, "нового человека", так как он был введен автором в роман именно в качестве "закоренелого и заклятого" носителя старых принципов. При всем различии позиций Писарева и, например, О. Миллера, Писарев в этом вопросе вполне мог бы присоединиться к нему: "Самая сильная личность в "Дыме" это, конечно, Потугин, но он решительно далек от того, чтобы быть человеком новым",- говорит Орест Миллер, характеризуя Потугина как одного из последних могикан западничества.

Так в откликах на "Дым" с полной ясностью наметились два положения: первое, что "Дым" - роман, так сказать, негативный, и второе, что это роман без героя. Такое видоизменение тургеневского романа показалось настолько новым, неожиданным и ошеломляющим, что Страхов нашел возможным выразить общее впечатление такими патетическими словами: "В его деятельности случилось некоторое событие, переворот, перелом, катаклизм..."

Этот "катаклизм" был связан прежде всего с тем, что реакция, наступившая после 1861-1862 годов, вызвала кризис базаровского типа в жизни и в литературе. Когда Тургенев начал работу над "Дымом", время Базаровых было уже в прошлом. Герой этого типа был возможен лишь в том видоизмененном социально-психологическом облике, который придал ему В. А. Слепцов в "Трудном времени" (1865). Герой побежденный, хотя и не сдавшийся, рвущийся к борьбе, но трагически переживающий полосу вынужденного бездействия; главное лицо романа без программных монологов, с циническими парадоксами и горькими недомолвками вместо прямых деклараций, с туманной по неизбежности речью - такой человек годился в герои романа "зашифрованного", рассчитанного на строго определенный круг читателей-единомышленников. К созданию романа этого типа Тургенев не был подготовлен: он привык обращаться в своих романах ко всей образованной России, совершая над своими героями гласный суд. По отношению к герою побежденному или, быть может, собирающему в тишине силы для новой борьбы Тургенев был стеснен и в возможности и, что самое главное, в моральном праве суда. На это недвусмысленно указал он сам в своем ответе Писареву на вопрос последнего: "куда вы девали Базарова?". "Вы напоминаете мне о Базарове и взываете ко мне: "Каин, где брат твой Авель?", но вы не сообразили того, что если Базаров и жив - в чем я не сомневаюсь - то в литературном произведении упоминать о нем нельзя: отнестись к нему с критической точки - не следует, с другой - неудобно; да и наконец - ему теперь только можно заявлять себя - на то он Базаров; а пока он себя не заявил, беседовать о нем или его устами - было бы совершенною прихотью - даже фальшью". Единственное, что было в этих условиях возможно для Тургенева,- это только намекнуть на существование таких побежденных, но не сдавшихся героев; однако и это показалось Тургеневу слишком внешним и потому недостойным откликом на великую и трагическую тему.

"Мне было бы очень легко ввести фразу вроде того,- что "однако вот, мол, есть у нас теперь дельные и сильные работники, трудящиеся в тишине",- но из уважения и к этим работникам и к этой тишине я предпочел обойтись без этой фразы..." (XII, 376-377).

Итак, возможности объективно-исторического суда романиста над новой Россией были закрыты для Тургенева по мотивам как внутреннего, так и внешнего характера. Но возможности суда над старой Россией были открыты для него вполне: как говорилось выше, общественные и философские взгляды и настроения Тургенева в пору работы над "Дымом" включали в себя, в противоречивом соединении с другими элементами, мотивы социального обличения, а общественная атмосфера середины 60-х годов делала эти мотивы как нельзя более своевременными и придавала им особенно острый смысл.

Суд над оживающими силами старой России заключен прежде всего в эпизоде с баденскими генералами. Генеральские сцены в "Дыме" отражают начальную стадию реакционного наступления и подготовку будущего разгула реакционных сил, который Тургенев в 1865-1867 годах мог еще только предвидеть и предчувствовать. Политика контрреформ зреет, развивается рядом с политикой реформ и зреет с такой яростной силой, что грозит уничтожить все результаты и последствия акта 19 февраля,- таков смысл обличительных страниц тургеневского романа, направленных против аристократической реакционной партии. ".. . Надо переделать. .. да... переделать все сделанное", "И девятнадцатое февраля - насколько это возможно", "нужно остановиться... и остановить", "воротитесь, воротитесь назад...", "Совсем; совсем назад, mon tres cher. Чем дальше назад, тем лучше". Вот общие формулы начинающегося попятного движения, осужденного "Дымом", а к этим общим требованиям присоединяется целая цепь конкретных задач реакционной агрессии: поход против печати ("Журналы! Обличение!"), против демократической интеллигенции ("эти студенты, поповичи, разночинцы, вся эта мелюзга, tout ce fond du sac, la petite propriete, pire que le proletariat"), против просвещения всех ступеней ("все эти университеты, да семинарии там, да народные училища"), против так называемого "правового порядка" ("De la poigne et des formes! .. de la poigne surtout. А сие по-русски можно перевести тако: вежливо, но в зубы!").

Все эти формулы общего и частного характера по своему смыслу, по тону, стилю и фразеологии дают цельную и подробную программу реакционного движения 60-х годов.

С первого взгляда может показаться, что Тургенев отделяет политические призывы и чаяния баденских генералов от официального курса правительственной политики, что генеральская компания в "Дыме" - это лишь аристократическая оппозиция справа, оппозиция властная, социально весомая, но не более все же чем оппозиция. Однако несколькими тонкими штрихами и немногословными, но чрезвычайно выразительными деталями он дает почувствовать, что официальная политика отличается от политики открытого реакционного натиска только фразеологическими нюансами и стремлением соблюсти дипломатические приличия. Представитель правительственной идеологии находится в том же круге баденских генералов, он свой человек среди них и даже центр их кружка. Это генерал Ратмиров; он готовится к большой бюрократической карьере, про него говорят: "ты в государственные люди метишь", и в то же время его фигура введена в роман не для контраста с обществом добровольных рыцарей реакции, а в качестве необходимого его дополнения. Он может себе позволить легкую критику "преувеличений", которые допускают его друзья, не стесненные требованиями официозного тона, он роняет иногда фразы о необходимости прогресса ("Прогресс - это есть проявление жизни общественной, вот что не надо забывать; это симптом. Тут надо следить"), но он не отвергает существа стремлений своих коллег, а только вносит в их слова и речи оттенок "общего, легкого, как пух, либерализма". Тургенев позаботился даже о том, чтобы ратмировский либерализм не мог быть воспринят хоть сколько-нибудь всерьез, введя в роман такую реплику от автора: "Этот либерализм не помешал ему, однако, перепороть пятьдесят человек крестьян в взбунтовавшемся белорусском селении, куда его послали для усмирения" (гл. XII). Отобразить программу правительственно-аристократической реакции с такой обстоятельностью и точностью, как это сделал Тургенев в "Дыме", было бы вполне достаточно для ее политического осуждения: само перечисление пунктов этой программы звучало как обвинительная речь. Но Тургенев не пожелал ограничиться одним политическим судом и присоединил к нему суд моральный.

Моральный суд над реакционной партией заключается в том, что ее направление показано Тургеневым не как плод политического убеждения, а как результат отсутствия каких бы то ни было убеждений, отсутствия политической мысли и страсти. Генеральская партия руководится лишь своекорыстными инстинктами, грубыми, пошлыми и низменными. Политическая программа прикрывает грязную пустоту.

"В самых криках и возгласах не слышалось увлечения; в самом порицании не чувствовалось страсти: лишь изредка из-под личины мнимо-гражданского негодования, мнимо-презрительного равнодушия, плаксивым писком пищала боязнь возможных убытков, да несколько имен, которых потомство не забудет, произносилось со скрипением зубов... И хоть бы капля живой струи подо всем этим хламом и сором! Какое старье, какой ненужный вздор, какие плохие пустячки занимали все эти головы, эти души, и не в один только этот вечер занимали их они, не только в свете,- но и дома, во все часы и дни, во всю ширину и глубину их существования!" (гл. XV).

Глухие намеки на жизнь этих людей "дома" - это вторая сторона тургеневского морального суда. "Дома" творятся "страшные и темные истории". Трижды произносит Тургенев эту формулу прямого осуждения: один раз - от лица Потугина, второй раз - устами Литвинова и третий - от лица автора, явно стремясь морально заклеймить этой настойчивой формулой ненавистную среду и столь же явно отказываясь от художественной интимности в изображении этого темного мира ("Мимо, читатель, мимо!").

Характер нравственного клейма приобретают и те брезгливые, скупые фразы, которыми приоткрывает Тургенев завесу над личной жизнью Ратмирова: ".. . Гладкий, румяный, гибкий и липкий, он пользовался удивительными успехами у женщин: знатные старушки просто с ума от него сходили". Этот мотив, впервые появляющийся в гл. XIII, откликается в гл. XV беглым карикатурным портретом знатной старухи, которая "поводила обнаженными, страшными, темно-серыми плечами и, прикрыв рот веером, томно косилась на Ратмирова уже совсем мертвыми глазами", и завершается в этой же главе кратким эпизодом в сцене объяснения Ратмирова с Ириной.

"Как? вы? вы ревнуете? - промолвила она, наконец, и, обернувшись спиной к мужу, вышла вон из комнаты. "Он ревнует!" послышалось за дверями, и снова раздался ее хохот".

Закрепив эту тему в сознании читателя троекратным напоминанием, Тургенев вновь обрывает ее, опять-таки демонстрируя нравственную невозможность интимного обращения к ней.

Так развиваются в романе Тургенева две оценки реакционного мира; обе линии идут рядом, сближаясь одна с другой так тесно, что наконец раздельность критериев перестает ощущаться вовсе. Примером полного сближения оценок может служить внезапный ракурс, в котором показывается читателю Ратмиров в тот момент, когда, раздраженный объяснением с Ириной и взволнованный ее красотой, он остается наедине с самим собой. "Щеки его внезапно побледнели, судорога пробежала по подбородку, и глаза тупо и зверски забродили по полу, словно отыскивая что-то... Всякое подобие изящества исчезло с его лица. Подобное выражение должно было принять оно, когда он засекал белорусских мужиков".

Таким образом, устанавливается полное единство нравственного и политического облика людей реакционного мира.

Рядом с генеральскими сценами стоят в новом романе Тургенева губаревские эпизоды, названные автором в письме к Герцену "гейдельбергскими арабесками". Кроме реакции откровенной и агрессивной Тургенев знает и реакцию трусливую, лицемерную. В первую же программную речь Потугина включено упоминание о той трусости и "подленькой угодливости", в силу которой, "посмотришь, иной важный сановник у нас подделывается к ничтожному в его глазах студентику, чуть не заигрывает с ним, зайцем к нему забегает" (гл. V). В самом начале романа, в сцене у Губарева Тургенев знакомит читателя с компанией "офицерчиков, выскочивших на коротенький отпуск в Европу и обрадовавшихся случаю, конечно осторожно и не выпуская из головы задней мысли о полковом командире, побаловаться с умными и немножко опасными людьми" (гл. IV).

От этих "офицерчиков" недалеко ушли все почти участники губаревского кружка, состоящего из помещиков, балующихся на досуге демократизмом герценовской окраски. Насколько мало мог входить в намерения Тургенева в этих главах романа прямой выпад против Герцена и его лондонской группы, показывают тщательно разработанные социальные портреты участников губаревского кружка: все они (за исключением Суханчиковой) возвращаются на родину, Губарев становится помещиком-зубодробителем, Ворошилов вступает в военную службу, Биндасов становится акцизным и умирает, убитый в трактире кием во время драки, Пищалкин встречается с Литвиновым в качестве почтенного земского деятеля, замирающего в "припадке благонамеренных ощущений". Тургенев, таким образом, сделал все возможное, чтобы не дать поводов к прямым сближениям губаревского кружка с лондонской эмиграцией, представленной именами, которых, по его собственному выражению, "потомство не забудет".

Напротив, он как нельзя более ясно обнажил свой замысел показать в лице участников губаревского кружка всегда готовых к ренегатству мнимых единомышленников Герцена. Новейшие исследования советских тургеневедов с полной ясностью показали, что в губаревских эпизодах речь идет не о лондонской, а о гейдельбергской эмиграции, в среде которой было очень много людей случайных, быстро отказавшихся от показного "герценизма", как только связи с "умными и немножко опасными людьми" привели к нежелательным последствиям. 14* Если у Тургенева в 1862 году и были по отношению к лондонским изгнанникам памфлетные намерения, устанавливаемые исследователями на основании анализа списка действующих лиц в "Дыме", 15* то к 1867 году замысел романиста должен был существенно измениться. Во всяком случае в тексте романа Тургенев явно отделяет губаревский кружок от лондонской эмиграции. Это было понято и правильно воспринято некоторыми современниками. "Есть русская пословица: дураков в алтаре бьют,- писал Писарев Тургеневу. - Вы действуете по этой пословице, а я со своей стороны ничего не могу возразить против такого образа действий. Я сам глубоко ненавижу всех дураков вообще, и особенно глубоко ненавижу тех дураков, которые прикидываются моими друзьями, единомышленниками и союзниками". 16*

Точно так же понял дело и человек совсем другого лагеря, О. Миллер, заметивший в цитированной статье, что в кружке Губарева "только тупоумие или злоумышленность могут находить хоть что-нибудь похожее на нашу известную заграничную эмиграцию". Наконец, и сам Герцен, которого изображение губаревской компании могло бы задеть больше чем кого-либо другого, в своей переписке с Тургеневым ни словом не обмолвился об этих эпизодах романа, не придав им хоть сколько-нибудь серьезного значения.

А между тем имя "Губарев" намекало на Огарева недаром, и элемент полемики с Герценом и его единомышленниками в губаревских сценах был, хотя и не в смысле памфлетного отожествления Огарева или Герцена с Губаревым или Биндасовым. Полемика эта, на наш взгляд, заключается в том, что Тургенев устанавливает внешнюю близость народнических положений Герцена к славянофильским лозунгам официально реакционной партии, намекая на то, что "самобытнические" черты его идеологии могут привести к нему таких "союзников", в которых он менее всего заинтересован. Отправляя Герцену свой роман, Тургенев писал: "… Посылаю тебе свое новое произведение. Сколько мне известно, оно восстановило против меня в России людей религиозных, придворных, славянофилов и патриотов. Ты не религиозный человек и не придворный, но ты славянофил и патриот и, пожалуй, прогневаешься тоже, да сверх того и гейдельбергские арабески мои тебе, вероятно, не понравятся". 17* Здесь не без оттенка иронии Тургенев указывает Герцену на пункты его невольного сближения ("славянофил и патриот") с такими людьми, с которыми, во всяком случае, Герцен не мог желать какой-либо близости (люди религиозные и придворные), и прямо называет его славянофилом. Некоторые элементы взглядов Герцена входят в круг идейных признаков враждебного ему мира - таков смысл приведенной цитаты.

Исходя из этого взгляда, Тургенев на протяжении всего романа не делает никакого различия между славянофильством официально-реакционным и славянофильством группы губаревских приспешников, играющих в герценовский демократизм. Славянофильские тирады произносят князь Коко, г-жа X ("дрянной сморчок"), посетители салона, где царствует "действительная тайная тишина", славянофильские же разговоры о самобытности, общине и т. д. шумно ведутся в губаревских сборищах. В речах Потугина оба "славянофильства" часто сближаются настолько тесно, что иной раз читатель не сразу может разобрать, какая именно партия в том или ином случае имеется в виду. Например, в гл. V Потугин говорит: "Видите этот армяк? вот откуда все пойдет. Все другие идолы разрушены; будемте же верить в армяк"; создается впечатление, что здесь речь идет о народнической "самобытности", но следующая фраза указывает уже на другую мишень потугинских нападок: "Ну, а коли армяк выдаст? Нет, он не выдаст, прочтите Кохановскую, и очи в потолки". То же в гл. XIV: Потугин, упомянув вскользь про общину, раздраженно говорит о встрече с музыкантом-самородком. Читатель вспоминает Бамбаева, распевающего романсы Варламова, и готов отнести "самородка" к губаревскому кружку, но через несколько страниц застает этого самого "самородка" в ратмировском салоне, где он, сидя за фортепьяно, берет аккорды "рассеянной рукой", "d"une main distraite". Этим и подобными сближениями достигаются разом две цели: удары, бьющие по идеологии народнической "самобытности", каждый раз обращаются направо, ив то же время подобные эпизоды звучат как упрек Герцену, упрек и предостережение в том, что он подновляет присвоенное реакцией устаревшее оружие славянофильства и дает возможность Губаревым, хотя бы внешне, стать его, Герцена, единомышленниками, пусть даже глупыми и лицемерными.

Демократизм Губарева отпадет сразу после того, как станет небезопасным ("Других под сюркуп взяли, а ему ничего"). Народолюбие заменится такой программой: "Мужичье поганое!... Бить их надо, вот что; по мордам бить; вот им какую свободу - в зубы...". А славянофильская фраза может при этом остаться, и восторженный Бамбаев быстро приспособит старые формулы к новой обстановке: "А все же я скажу: Русь... экая эта Русь! Посмотри хоть на эту пару гусей: ведь в целой Европе ничего нет подобного. Настоящие арзамасские!"

Этот особый метод полемики Тургенева с Герценом, метод, рассчитанный на то, чтобы каждое полемическое движение в сторону Герцена одновременно и еще с гораздо большей силой направлялось против его врагов, очевидно, имел в виду Писарев, когда говорил автору "Дыма": ".. . Я вижу и понимаю, что сцены у Губарева составляют эпизод, пришитый на живую нитку, вероятно, для того чтобы автор, направивший всю силу своего удара направо, не потерял окончательно равновесия и не очутился в несвойственном ему обществе красных демократов. Что удар действительно падает направо, а не налево, на Ратмирова, а не на Губарева,- это поняли даже и сами Ратмировы". 18*

Тургенев только так и мог выделять себя из общества "красных демократов". Споря с Герценом в 1862 году, Тургенев упрекал его именно в том, что, провозглашая социально-славянофильскую программу, он, вопреки собственному желанию, отрекается и от революции. Видя революционную роль "образованного класса" в передаче цивилизации народу, который сам решит, что ему из этой цивилизации отвергнуть и что принять, Тургенев писал: "Вы же, господа, напротив, немецким процессом мышления (как славянофилы), абстрагируя из едва понятой и понятной субстанции народа те принципы, на которых вы предполагаете, что он построит свою жизнь, кружитесь в тумане и, что всего важнее, в сущности отрекаетесь от революции"... ".. . В силу вашей душевной боли, вашей усталости, вашей жажды положить свежую крупинку снега на иссохший язык,- писал он,- вы бьете по всему, что каждому европейцу, а потому и нам, должно быть дорого,- по цивилизации, по законности, по самой революции, наконец. .." 19*

Эта особенность во взглядах Тургенева на народничество лондонской эмиграции и позволила ему в "Дыме" самую полемику с Герценом обратить прежде всего направо - против того общего врага, с которым, как ему казалось, "красные демократы", "надломив свой меч", неожиданно объединились.

Смысл упрека в "отказе от революции", упрека, неожиданного в устах Тургенева, противника революционных потрясений, заключается в том, что под революционным делом он понимает не что иное, как передачу образованным классом народу основных начал "цивилизации". "Роль образованного класса в России быть передавателем цивилизации народу с тем, чтобы он сам уже решил, что ему отвергать или принимать, это в сущности скромная роль, хотя в ней подвизались Петр Великий и Ломоносов, хотя ее приводит в действие революция, эта роль, по-моему, еще не кончена",- писал Тургенев Герцену. 20* В отказе от такого рода задач он и усматривает "вину" Герцена и Огарева. В этом же, вопреки исторической истине, он видит также их сближение с славянофильством.

В романе проповедником либерального культурничества и одновременно врагом славянофильства (подлинного славянофильства реакционной клики и мнимого славянофильства Герцена и Огарева) является Потугин. В этом образе с полной ясностью сказалась идейная слабость Тургенева. Неправомерно сблизив славянофильство с "русским социализмом" Герцена, Тургенев был обречен вести свою борьбу против славянофилов, исходя из старых западнических догм. Вступив на этот путь, он вложил в программные рассуждения Потугина восхваление западной цивилизации. Вот почему совершенно несостоятельны попытки некоторых современных литературоведов "реабилитировать" Потугина как противника славянофильства прежде всего. Но ведь для Потугина (по воле автора) славянофилами были и народники. Несомненно, что рассуждения Потугина направлены против реакции, но несомненно также и то, что они направлены в защиту той самой европейской "ци-ви-ли-за-ции", темные стороны которой так ясно видел Герцен. Недаром он, оставив без внимания "гейдельбергские арабески", резко высказался против Потугина. "Зачем ты не забыл половину его болтанья?" - иронически спрашивал он Тургенева в письме от 16 мая 1867 года.

Генеральские сцены и губаревские эпизоды придали "Дыму" характер остро сатирического романа. Сатирические черты были всегда свойственны творчеству Тургенева, но нигде они не приобрели такой резкости и напряженности, как именно в "Дыме".

Эта новая манера Тургенева сразу бросилась в глаза современникам. П. В. Анненков писал: "Он так приучил читателя к тонким чертам, мягким очеркам, к лукавой и веселой шутке, когда ему приходилось смеяться над людьми, к изящному выбору подробностей, когда он рисовал их нравственную пустоту, что многие не узнали любимого своего автора в нынешнем сатирике и писателе, высказывающем свои впечатления прямо и начистоту. Некоторые даже спрашивали: "что с ним сделалось?" 21*

Оставив свою прежнюю манеру "лукавой и веселой шутки", Тургенев щедро вводит в свой новый роман сатирические приемы и формы, разработанные в предшествовавшей ему литературе. Л. В. Пумпянский указал, что весь конец первой главы "Дыма" представляет сознательное переложение пушкинских стихов из сатирического памфлета восьмой главы "Евгения Онегина". "Но резкость нападения крайне усилена, и им придан остро политический характер, которого в пушкинских стихах не было",- справедливо отмечает он.

Губаревские сцены заставляли уже современников вспоминать репетиловский эпизод в "Горе от ума". О "репетиловщине" в связи с "заграничным кружком Губарева" пишет О. Миллер. "Вот вам Бамбаев -: сколок с грибоедовского Репетилова",- пишет А. Скабичевский. Действительно, Бамбаев говорит почти дословными цитатами из речи Репетилова:

"Но Губарев, Губарев, братцы мои!! Вот к кому бежать, бежать надо! Я решительно благоговею перед этим человеком! Да не я один, все сподряд благоговеют. Какое он теперь сочинение пишет, о. . . о. . . о!...

О чем это сочинение? - спросил Литвинов.

Обо всем, братец ты мой..."

Итак, в губаревском кружке есть свой Репетилов, есть там и свой Ипполит Удушьев (Ворошилов), есть и нечто вроде грибоедовского "ночного разбойника и дуэлиста",- это Тит Биндасов, "с виду шумный бурш, а в сущности кулак и выжига, по речам террорист, по призванию квартальный, друг российских купчих и парижских лореток".

Что касается генеральских сцен, то в них преобладают не пушкинские и не грибоедовские тона. Здесь перо Тургенева становится особенно жестким, здесь господствует метод политической карикатуры. Люди называются здесь не именами, а сатирическими кличками. Одно только имя узнает читатель - Boris, но запоминается не оно, а классификационные клички генералов: раздражительный, снисходительный, тучный, сюда же относится и такая кличка, как "сановник из числа мягко-пронзительных" (гл. XV). Метод политического гротеска сказывается и в речах генералов: вся политическая программа генеральской партии, разработанная Тургеневым с нарочитой точностью и полнотой, выражена в резко карикатурных афоризмах ("вежливо, но в зубы", "воротитесь, воротитесь назад" и т. п.); благодаря этому сама форма выражения политических взглядов становится методом их дискредитации. Этой же цели служит часто и применяемый Тургеневым прием сплетения гротескного языка политики с гротескным же языком бытовой пошлости: возглас снисходительного генерала в ответ на реплики генерала тучного ("Ах ты шалун, шалун неисправимый!"), лепет дамы в желтом чепце: "J"adore les questions politiques", непосредственные переходы от языка политики к языку салонной пошлости ("A Boris обратился к даме, кривлявшейся в пустом пространстве, и, не понижая голоса, не изменяя даже выражения лица, начал расспрашивать ее о том, когда же она "увенчает его пламя", так как он влюблен в нее изумительно и страдает необыкновенно"). Прибавим сюда же сатирическое использование французского языка в его русско-дворянском, салонно-пошлом наречии.

К гротескной речи присоединяются у Тургенева и гротескные образы с чертами бестиальности (красавец Фиников с плоским черепом и бездушно-зверским выражением лица), неодушевленности ("дрянной сморчок, от которого отдавало постным маслом и выдохшимся ядом"), с чертами трупа и одновременно манекена, производящего, в силу какого-то жуткого автоматизма, человеческие движения (упомянутая выше страшная развалина с обнаженными темно-серыми плечами, которая - в гл. XV - томно косилась на Ратмирова уже совсем мертвыми глазами и затем с размаху ударила веером по руке тучного генерала, причем "кусок белил свалился с ее лба от этого резкого движения").

Совершенно очевидно, что все признаки этого сатирического стиля в "Дыме" ведут нас не к Пушкину или Грибоедову, а к Салтыкову-Щедрину, восторженный отзыв о "свирепом юморе" которого Тургенев дал несколькими годами позже. Щедринские традиции не пропадают у Тургенева и в дальнейшем; они отчетливо сказываются в "Нови", где приближение к манере Щедрина становится ещё более очевидным, чем в "Дыме".

Но в "Нови" подобные "щедринские" черты тургеневского стиля уже никого не поразили, так как путь для них был подготовлен "Дымом", где читатели встретились с ними у Тургенева впервые, причем некоторые, как свидетельствует П. В. Анненков, склонны были считать эту новую форму тургеневской сатиры "непривычным и отчасти непристойным хлопанием сатирического бича".

Характеризуя изменение привычной схемы тургеневского романа, мы говорили уже об исчезновении героя. Но в "Дыме" нет и тургеневской героини. Героиня Тургенева всегда служила воплощением смутных, бессознательных общественных стремлений, на которые должен ответить своей сознательной деятельностью герой романа. Такой героини в "Дыме" быть не могло, раз этот роман утратил характер повествования о русском деятеле. Ирина так же мало заменяет героиню прежнего тургеневского романа, как Литвинов прежнего тургеневского героя.

Это не значит, однако, что роль Ирины в романе аналогична роли Литвинова. Напротив, можно сказать без преувеличения, что видоизменение тургеневского романа в "Дыме" сказалось, между прочим, в том, что это роман не о герое, а о героине: Ирина выступает в романе как жертва той среды, которая дает автору материал для политической сатиры. Поэтому неправильно высказанное Л. В. Пумпянским мнение о том, что "Дым" распадается на несколько автономных сфер и что любовная история, в отличие от прежних тургеневских романов, ничем не связана с политическим содержанием "Дыма". Напротив, неразрывная связь любовной темы с темой политической - это и есть та (пожалуй, единственная) особенность нового романа Тургенева, которая восходит к старой традиции его романов. Связь обеих тем так же несомненна, как несомненно и то, что связь эта иная, чем прежде. Прежде судьба героини связывалась с силами новыми, утверждаемыми, теперь она связывается с силами старыми, отрицаемыми. Прежде героиня стремилась к общественному подвигу, теперь она стремится к избавлению от связывающих ее общественных пут. Прежде героиня жила предвосхищением будущего, теперь она одушевлена стремлением разделаться с прошлым. Это оказывается для нее невозможным, так как светское общество не только внешне втянуло ее в свою сферу, но и развратило душевно. Поэтому характер героини одновременно с чертами жертвенности приобретает и черты трагической вины.

В литературе отмечалось (Л. В. Пумпянский), что старый тургеневский роман ("Рудин", "Дворянское гнездо", "Накануне") - роман о передовом русском человеке, роман "персональный", культурно-исторический, роман любовный и политический одновременно - возник как продолжение традиции, завещанной Пушкиным в "Евгении Онегине". Несмотря на то что новый роман Тургенева от этой традиции "персонального" романа отступил, он все же связан с "Онегиным", хотя опять-таки иной связью.

"Эта история (Ирины и Литвинова) чрезвычайно похожа на ту, которая рассказана в "Евгении Онегине",- писал Н. Страхов в цитированной статье,- только на место мужчины поставлена женщина, и наоборот. Онегин, любимый Татьяной, сперва отказывается от нее, а потом, когда та замужем, влюбляется в нее и страдает. Так и в "Дыме". Ирина, любимая студентом Литвиновым, отказывается от него, а потом, когда сама она замужем, а у Литвинова есть невеста, влюбляется в него и причиняет большие страдания и ему и себе. В обоих случаях первоначально происходит ошибка, которую потом герои сознают и стараются исправить, да уже нельзя. Нравоучение из той и из другой басни выходит одинаковое: "А счастье было так возможно, так близко!"

"Онегин и Ирина не видят, в чем их настоящее счастье, они ослеплены какими-то. ложными взглядами и страстями, за что и наказываются. Ко всему этому в "Дыме" прибавлена еще одна грустная черта. Татьяна не поддается преследованиям Онегина; она остается чиста и безупречна и олицетворяет "милый идеал" русской женщины, непонятой тем, кого она полюбила. Литвинов же, играющий роль бабы, не устоял перед Ириной, и нанес тем новые муки Ирине, себе, своей невесте".

Этот остроумный пассаж интересен вдвойне. Прежде всего, здесь в первый и единственный раз в литературе указывается на связь "Дыма" с "Онегиным", хотя конкретная форма этой связи намечена Страховым более чем произвольно. Кроме того, рассуждение Страхова наводило на мысль о соотношении Ирины и пушкинской Татьяны. Тургенев (так мог считать критик-славянофил) производит в "Дыме" переоценку нравственной стороны развязки пушкинского романа: Татьяна, не пожелавшая покинуть своего мужа-генерала, возведена Пушкиным в "милый идеал" русской женщины, Ирина за это же Тургеневым осуждена.

Нравственная оценка развязки "Евгения Онегина" в течение многих десятилетий занимала читателей и литературу, и в разное время этот вопрос заполнялся самым разнообразным содержанием.

Через несколько лет после цитированной статьи Страхова вопрос о развязке "Онегина" (и даже шире - вопрос о любовной истории в этом романе) возник в связи с "Анной Карениной". В критических отзывах о романе Толстого мелькало имя пушкинской Татьяны, а Достоевский, рассуждая в "Дневнике писателя" об идейных корнях "Анны Карениной", пришел к выводу, что "мы, конечно, могли бы указать Европе прямо на источник, т. е. на самого Пушкина".

Б. М. Эйхенбаум в статье "Пушкин и Толстой" указал, что "Анна Каренина" была начата при непосредственном воздействии прозы Пушкина - его стиля, его манеры - и что в романе Толстого чувствуются историко-литературные связи с "Евгением Онегиным". "Тут дело идет, конечно, уже не о прямом воздействии, не о "влиянии", а об естественном, историческом родстве". В частности, указывает Б. М. Эйхенбаум, в "Анне Карениной" заново решается вопрос, поставленный в развязке пушкинского романа, в этом смысле роман Толстого выглядит "своего рода продолжением и окончанием "Евгения Онегина". 22*

Если постановка вопроса о начальных исторических истоках "Анны Карениной" приводила к Пушкину, к его прозаическим отрывкам и "Евгению Онегину", то при отыскании ближайшего к "Анне Карениной" образца романа, связанного с традицией любовной истории в "Онегине", было бы естественно вспомнить о "Дыме". Никто не был так хорошо подготовлен к постановке этого вопроса, как автор приведенного выше сближения "Дыма" с "Онегиным" Страхов, находившийся к тому же в близких отношениях с Толстым. И в самом деле, только ознакомившись в 1874 году с "Анной Карениной" еще в корректуре, Страхов в письме к Толстому сразу же провел параллель между романом Толстого и "Дымом", разумеется, к невыгоде последнего.

"Ужасно противно читать у Тургенева подобные светские истории, например, в "Дыме". Так и чувствуешь, что у него нет точки опоры, что он осуждает что-то второстепенное, а не главное, что, например, страсть осуждается потому, что она недостаточно сильна и последовательна, а не потому, что это страсть. Он с омерзением смотрит на своих генералов потому, что они фальшивят, когда поют, что недостаточно хорошо говорят по-французски, что кривляются недостаточно грациозно и т. д. Простой и истинной человеческой мерки у него вовсе нет. Вы в полном смысле обязаны напечатать Ваш роман, чтобы разом истребить всю эту и подобную фальшь. Как Тургенев должен обозлиться! Он - специалист по части любви и женщин! Ваша Каренина разом убьет его Ирин и подобных героинь (как зовут в "Вешних водах"?)". 23 * А после выхода в свет романа Л. Н. Толстого Страхов вновь вернулся к параллели с Тургеневым: "Нет, Лев Николаевич,- писал он 3 января 1877 года,- победа за Вами! Тургеневу так не написать и одной страницы". 24*

Страхов имел все основания и для сопоставления и для противопоставления обоих романов. "Дым" и "Анна Каренина" должны быть сопоставлены ввиду близкого сходства самого типа их построения. Роман о героине - жертве светской среды, достойной авторского сожаления и участия и в то же время подлежащей моральному суду и осуждению; роман, построенный на разоблачении "света"; роман, в котором любовная тема развивается рядом и в неразрывной связи с темой социально-политической,- именно этот тип романа был разработан как Тургеневым в "Дыме", так и Толстым в "Анне Карениной". Типовое сходство обоих романов еще резче выделяет черты идейного различия между ними. Толстой не так судит, как Тургенев, применяет другие мерки, предлагает другие решения. Он судит среду не политическим судом, как Тургенев, он осуждает свою героиню не за ее неспособность порвать с развратившим ее миром, и, что самое главное, он видит новые и сложные вопросы там, где Тургенев намечает разрешение этих вопросов.

Литвинов "вскочил в вагон и, обернувшись, указал Ирине на место возле себя. Она поняла его. Время еще не ушло. Один только шаг, одно движение, и умчались бы в неведомую даль две навсегда соединенные жизни... Пока она колебалась, раздался громкий свист, и поезд двинулся".

Толстой осуществил в своем романе ситуацию, намеченную здесь Тургеневым, и показал, что вместо идиллии она должна привести к драме. В чем Тургеневу виделась возможность благополучного завершения романа, в том Толстой усмотрел только его трагическую завязку. Героиня Толстого заняла свое место в вагоне с Вронским, но их жизни от этого не соединились навсегда. Поезд умчал их "в неведомую даль", но для толстовской героини эта "неведомая даль" обернулась маленькой станцией железной дороги, на которой она погибла под колесами поезда.

При таком соотношении обоих произведений роман Толстого представляется как бы полемически заостренным против тургеневского "Дыма". Творческая история "Анны Карениной" не дает фактов для утверждения, что такая полемика сознательно входила в замысел Толстого. В то же время трудно предположить, чтобы Толстой, при его постоянном и часто ревнивом интересе к тургеневскому творчеству, работая над "Анной Карениной", мог совершенно не посчитаться с аналогичным опытом Тургенева, близким к его роману по жанру и типу.

Но как бы ни решался вопрос о значении "Дыма" для Толстого, историко-литературная сторона дела от этого не меняется. В истории русского романа "Дым" оказался важнейшей вехой на пути к "Анне Карениной", прямым предвестником толстовского романа. А в романном творчестве самого Тургенева "Дым" так и остался единственным опытом этого рода. Когда новые люди громко заговорили о себе в литературе и политике, Тургенев в "Нови" вернулся к испытанному типу своего культурно-исторического романа.

Примечания

1* (Письма К. Дм. Кавелина и Ив. С. Тургенева к Ал. Ив. Герцену, Женева, 1892, стр. 172. )

2* ()

3* (В. И. Ленин. Сочинения, изд. 4, т. 18, стр. 328. )

4* (В. И. Ленин. Сочинения, изд. 4, т. 18, стр. 329. )

5* (Письма К. Дм. Кавелина и Ив. С. Тургенева к Ал. Ив. Герцену, стр. 175. )

6* (М. А. Антонович. Избранные статьи. М., ГИХЛ, 1931 стр. 238. )

7* (В. И. Ленин. Сочинения, изд. 4, т. 1, стр. 384. )

8* (Л. В. Пумпянский. "Дым". Историко-литературный очерк,- И. С. Тургенев. Собрание сочинений, т. IX. М. - Л., ГИХЛ, 1930. )

9* (Л. Н. Толстой. Полное собрание сочинений, т. 61. М., ГИХЛ, 1953, стр. 172. )

10* (Новое время и старые боги. - "Отечественные записки", 1868, № 1, стр. 1-40. )

11* ("Заря", 1871, кн. 2, отд. 2, стр. 1-31. )

12* (Об общественных типах в повестях И. С. Тургенева. - "Беседа", 1871, XII, стр. 246-274. )

13* ("Радуга". Альманах Пушкинского Дома. Пг., 1922, стр. 218-219. )

14* (См.: А. Муратов. О "гейдельбергских арабесках" в "Дыме" И. С. Тургенева. - "Русская литература", 1959, № 4, стр. 199-202. )

15* (Сводку данных и исследование вопроса см. в комментариях Ю. Г. Оксмана к т. IX Сочинений Тургенева, М. - Л., ГИХЛ, 1930. )

16* ("Радуга", стр. 217. )

17* (Письма К. Дм. Кавелина и Ив. С. Тургенева к Ал. Ив, Герцену, стр. 190. )

18* ("Радуга, стр. 217-218. )

19* (Письма К. Дм. Кавелина и Ив. С. Тургенева к Ал. Ив. Герцену, стр. 170-172. )

20* (Письма К. Дм. Кавелина и Ив. С. Тургенева к Ал. Ив. Герцену, стр. 160-161. )

21* (П. В. Анненков. Русская современная история в романе И. С. Тургенева "Дым". - "Вестник Европы", 1867, кн. VI, стр. 110. )

22* ("Литературный современник", 1937, № 1, стр. 145. )

23* (Переписка Л. Н. Толстого с Н. Н. Страховым. СПб., 1913, стр. 49. )

24* (Переписка Л. Н. Толстого с Н. Н. Страховым. СПб., 1913, стр. 97. )



Похожие статьи
 
Категории