Какой картины нет у альфонса алле. История «Битвы негров в темной пещере глубокой ночью

Альфонс Алле.

Дело близится к ночи. Пирушка в самом разгаре.

Веселые приятели разгорячились, они шумливы и переполнены нежными чувствами.

Красотки, в расстегнутых одеждах, склоняются к покорности. Их глаза потихоньку закрываются, а уста, приоткрывшись, обнаруживают влажные сокровища - пурпур и перламутр.

Бокалы то и дело наполняются, то и дело пустеют! Слышатся песни, которым вторят звон стекла и заливистый женский смех.

А потом вдруг старинные часы в столовой прерывают свое монотонное тиканье и поскрипывание, чтобы пронзительно заскрежетать, как они делают это всегда, когда готовятся пробить. Полночь.

Раздаются двенадцать ударов - мерных, значительных, торжественных, наделенных той особой укоризной, которая присуща старинным фамильным часам. Они словно говорят вам, что много ударов было пробито ими для ваших исчезнувших предков и еще много ударов придется пробить для ваших внуков, когда вас не станет.

Развеселые дружки невольно притихли, да и красотки больше не смеялись.

Но Альберик, самый неуемный из всех, поднял бокал и сказал с шутовской важностью:

Господа, полночь. Самое время подвергнуть сомнению существование бога.

“Тук-тук-тук!”

Кто там? Мы никого не ждем, да и слуги отправились спать.

“Тук-тук-тук!”

Дверь открывается, и они видят длинную серебряную бороду высокого старца в ниспадающих белых одеждах.

Кто вы, мил человек? И старец ответил просто:

При этом заявлении молодые люди ощутили легкое замешательство, но Альберик, который обладал воистину завидным хладнокровием, снова заговорил:

Надеюсь, если вы тут чокнетесь с нами, вам это не повредит?

Бог взял поднесенный молодым человеком бокал, и тут же всякая неловкость пропала.

Снова стали пить, смеяться, распевать песни.

Голубой утренний свет уже заставил погаснуть звезды, когда наконец решили, что пора расходиться.

Перед тем как проститься с хозяевами, бог с абсолютно неподражаемой любезностью признал, что его не существует.

А о милостивом боге что думаете вы, дорогой господин Беневоль Мансюэ, о милостивом боге?

Вопрос еще не отзвучал, а мы оказались свидетелями самого неожиданного из врезавшихся в память зрелищ.

Блеском ненависти загорелись вдруг кроткие глаза г-на Беневоля Мансюэ, лучившиеся прежде доброжелательностью.

Ужасная гримаса исказила всегда готовые приветливо улыбнуться губы нашего друга, и сразу же нервная дрожь пробежала по его холеным, как у добродетельного священника, рукам.

Милостивый бог, - побагровел он, - милостивый бог. О да! Хорош он, ваш милостивый боженька!.. Милостивый господь это ведь...

Тут последовало слово, которое мы, не желая никоим образом, даже косвенно, оскорбить религиозные убеждения определенной части наших читателей, поспешили убрать.

Напуганный собственной дерзостью, г-н Беневоль Мансюэ быстро овладел собой и, стыдясь своей горячности, стал извиняться:

Но прошу меня простить, я был бы в отчаянии... И вся его физиономия выражала страдание оттого, что он мог доставить пусть даже мелкую неприятность кому-то из присутствующих.

Ни в чем не надо каяться, дорогой мой Беневоль, вам не в чем упрекнуть себя. Среди нас не найдется ни одного, кто не исповедовал бы, в качестве религии, самый последовательный изыдимистицизм.

И более того, - подчеркнул Жюль, - наш “изыдимистицизм” отмечен чертами самой ожесточенной нетерпимости. Если бы не то что католик, христианин или человек, исповедующий какую ни на есть религиозную догму, но если б хоть тень спиритуализма осмелилась проникнуть сюда, знайте, ее встретил бы залп из “духового” ружья.

Итак, успокоенный нашей слабой приверженностью культу, г-н Беневоль продолжал:

Милостивый господь, друзья мои, это единственное из ныне живущих существ, к которому я испытываю своего рода отвращение.

Что же наделал всемилостливый господь, и чем он это заслужил?

Что наделал?.. Что наделал?.. Да хватит и того, что он сотворил Вселенную и природу!

Природу?.. Что вы такое говорите, Беневоль?.. Это же ведь прекрасно - природа!

Это прекрасно, но наводит тоску.

Странный пессимизм!

Зато насколько обоснованный!.. Назовите мне что-нибудь столь же безнадежно прискорбное, столь же хищное, как эта дивная миниатюрная организация, которая зовется природой, само- или автопожирающей природой...

Как! Природа пожирает автомобили?

Начнем с того, что так и есть, она пожирает их, как пожирает и все остальное, но я хочу выразить словом “самопожирающая” прежде всего то, что жизнь существ развивается и поддерживается только за счет субстанции других существ.

Каким это образом?

Что ж, нетрудно объяснить, каким образом! Да потому, что одна субстанция, за редким исключением, идет в пищу другим субстанциям, причем в тот момент, когда она еще жива, трепещет, еще способна чувствовать!

Воистину так!

Слушайте, что я вам скажу, есть одна вещь, которую я никогда не прощу милосердному богу: невозможность съесть паршивое яйцо всмятку, не испытывая при этом мучительных угрызений совести.

О! Вот это да! Как так может быть?

Чтобы получить яйца всмятку, нужно вскипятить воду. Так вот, ставя воду на огонь, думаете ли вы о страданиях миллионов несчастных микробов, внезапно подогретых до ста градусов Цельсия, до теплоформы, к которой они совершенно не были подготовлены никакой предварительной закалкой?

С тех пор, как человечество стало кипятить воду, у них должна была выработаться привычка.

Ах, друзья мои, перестаньте улыбаться... Что бы вы сказали, увидев несколько миллионов лошадей, погруженных в гигантский котел, наполненный водой, которая уже в продолжение нескольких минут кипит? Да, что бы вы сказали?

Конечно, крик ужаса исторгся бы из нашей груди.

Так и должно было бы случиться... Ну хорошо, а откуда вам известно, что простая бацилла не наделена такой же чувствительностью, как лошадь или даже человек?

И правда.

О да! Почему же создатель придумал этот достойный сожаления миропорядок, где страдания потоком обрушиваются на нас, а минуты радости столь редки?

И столь быстротечны...

Мы разделяем ваше негодование, господин Беневоль Мансюэ.

Впрочем, было бы дурным тоном слишком сурово ставить это богу в вину. Надо признать, что у него есть смягчающие обстоятельства. Подумайте сами, господа, он же потратил всего шесть дней на то, чтобы создать Вселенную, и, черт побери, шесть дней на то, что бы довести до конца столь ответственное дело, это ведь ничтожный отрезок времени. По правде говоря, не кажется ли вам, что очень трудно сотворить за такой короткий промежуток даже нечто столь несуразное, как Вселенная?

Возникшая несколько дней назад идея, которую мы здесь излагаем, отыскать в раю божьего избранника, которого бы его земное существование со всей очевидностью предуготовило к тому, чтобы стать покровителем автомобилистов, встретила благожелательный отклик в спортивном мире.

Несколько газет перепечатали содержание моего предложения, высказываясь за то, чтобы реализовать его как можно скорее, поскольку, добавляли они, весьма часто случается так, что шофер прямо-таки не знает, какому святому молиться. И пешеход тоже. Кстати, есть ли у пешеходов собственный святой?

С гораздо меньшим энтузиазмом, вынужден это признать, был встречен выбор, который я посчитал возможным сделать, предложив для столь ответственной миссии некоего святого Авто, личность совершенно безвестную, особенно если принять во внимание, что это всего лишь жалкий плод моего воображения.

“Позволительно ли,- сурово наставлял меня в этом вопросе один достопочтенный церковнослужитель из епархии города Тура,- позволительно ли иметь столь длинный язык и столь короткий ум, как у вас, чтобы в таком святейшем деле свести все к жалкому каламбуру!” Тем не менее распространенная иерархия святых богата каламбурами подобного рода. Крестьяне в нашей местности совершают паломничество к “Святому Утропу”, чтобы излечиться от “угрофизии” (читай: “Святой Этроп” и “Гидрофизия” (водянка). Да и прочие!

И достопочтенный служитель культа из Турской епархии прибавляет:

“Если господа автомобилисты желают иметь своего заступника перед Всевышним, то я счел бы уместным рекомендовать им пророка Илию, которого все его деяния в земной жизни делают достойным этого выбора. Обратитесь к документам, милостивый государь, и вы не замедлите убедиться в справедливости моего суждения”.

Он был прав, этот турский священник, и кропотливый труд, о котором я имею честь вам здесь поведать, со всей определенностью это подтверждает.

Пророк Илия, родившийся в Тиобе, местечке, расположенном, как есть основания думать, в стране Галаад, пришел в этот мир при весьма необычных обстоятельствах.

В момент появления младенца на свет Собак, его отец, увидел, как подошли два человека в белых одеждах, они поклонились новорожденному, зажгли вокруг него пламя и даже дали ему глотнуть огня (1-я Царств, XVII, 1).

Сразу видно, что это подходящее начало для будущего шофера, оно-то и определило призвание нашего приятеля.

Действительно, во всех достойных внимания перипетиях его существования важное место отведено огню.

В знаменитом соревновании между Ваалом и Иеговой, задуманном нечестивым Ахавом, именно огонь сыграл главную роль, ибо, когда сто пятьдесят жрецов-идолопоклонников не сумели, несмотря на сверхчеловеческие усилия, изжарить свою жертву, Илия построил алтарь из двенадцати камней, по числу колен израилевых, положил на него дрова, сверху возложил тельца и, полив все это в три приема двенадцатью кувшинами воды, стал просить Иегову приступить к зажиганию.

Не прошло и нескольких минут, как, вопреки всем ожиданиям, пламя охватило невзрачное сооружение Илии, а ста пятидесяти служителям шарлатана Ваала пришлось изведать смертную муку коллективного избиения.

Современный прогресс науки, преодоление суеверий позволяют нам воссоздать во всей подлинности этот любопытный эпизод.

Двенадцать кувшинов воды были двенадцатью кувшинами бензина, и я никогда не отступлюсь от мысли, что именно Илия был действительным изобретателем электричества или, точнее сказать, “илияктричества”. Нефть в изобилии встречается в тех местах. Илии достаточно было только произвести ее перегонку.

Итак, чудо получает естественное объяснение.

Но, чтобы увидеть пророка в интересующем нас свете, нужно дождаться конца.

Здесь я точно, или почти точно, цитирую книгу Царств:

“...он был в Галгале вместе с Елисеем , своим учеником, когда господь дал знать ему, что миссия его окончена. Он пожелал удалить от себя Елисея, но, поскольку Елисей отказывался его покинуть, Илия поднялся в колесницу огненную и, бросив Елисею свою милоть , исчез в вихре пыли...”

Разве любому человеку, чьи глаза не застилает религиозный фанатизм, не показалась эта колесница первой вошедшей в историю машиной, работающей на нефти или паре?

Теперь-то уж шоферы будут знать, какому святому молиться.

ПРИМЕЧАНИЯ

Альфонс Алле (1854 -1905)

Новеллы “Бог”, “Присвоенная слава”, “Святой Илия - покровитель шоферов” публиковались во Франции в 1891-1902 годах; новелла “Бог” переведена на русский язык впервые по изд.: Allais A. Allais... grement. Paris, 1965; новеллы “Присвоенная слава” и “Святой Илия - покровитель шоферов” переведены на русский язык впервые по изд.: Allais A. A la une! Paris, 1966.

1 Ваал - древнеханаанское божество, бог неба, солнца, плодородия; в культе Ваала были распространены человеческие жертвоприношения.

2 ..сто пятьдесят жрецов-идолопоклонников ... - Согласно библейскому тексту, было собрано “четыреста пятьдесят пророков дубравных” (3-я Царств, XVIII, 19).

3 Елисей - по библейской легенде, пророк и чудотворец: ходил по воде, как по суху, насытил сотню людей несколькими хлебами, умножал продукты у людей, которым покровительствовал, исцелял прокаженных, молитвой воскресил младенца.

4 Милоть (греч., церк.) - одежда из овчины наподобие плаща.

Результатом любого рисования является картина. Это утверждение было бы правдой, если бы Казимир Малевич не доказал обратное. В 1915 году он написал "Черный квадрат на белом фоне" и сделал шокирующее признание: "Это не живопись, это что-то другое".Малевич свел все формы и всю живопись до абсолютного нуля.
Но вернемся неемного назад во времени..
Еще в 1882 году молодой французский писатель и издатель Жюль Леви основал группу "Салон непоследовательных," которая состояла из художников, писателей, поэтов и других представителей парижской богемы конца 19 века. Объединение это не преследовало никаких политических целей. Лозунгом группы была фраза "Искусство непоследовательно".Они насмехался над официальными ценностями через сатиру, юмор, а иногда и грубую шутку. Картины, которые демонстрировались на выставках Салона, были вовсе не "картины" в традиционном понимании. Это были смешные карикатуры, абсурдные кошмары, рисунки, как будто бы нарисованные детьми. 1 октября 1882 группа открывает в Париже выставку с причудливым названием "Отвязанное искусство".
На выставке были представлены работы шести авторов, которые можно считать предтечей сюрреализма, заявившего о себе 40 лет спустя. Самой вызывающей среди картин было одноцветное, абсолютно черное изображение, нарисованное поэтом Полом Билходом (Paul Bilhaud), и называлось оно
Ночная драка негров в пещере (Negroes Fighting in a Cellar at Night).



Просто шуточная картина. Причем шутка не в картине даже, а в ее названии. Ведь действительно - когда негры дерутся в пещере ночью, то ничего не видно и все черное!

Юмористическую идею Билфорда развил художник Альфонс Алле.На выставке Incoherent shows 1883 года он выставляет картину
Малокровные девочки, идущие к первому причастию в снежной буре (Pale Young Girls Going to their First Communion in the Snow) , представляющую собой белый прямоугольник.

На выставке 1884 года он показывает еще один монохромный рисунок - красный прямоугольник
Апоплекcические кардиналы, собирающие помидоры на берегах Красного моря (Apoplectic Cardinals Harvesting Tomatoes by the Shores of the Red Sea).

Затем последовали

Сутенеры в самом расцвете сил, на животах в траве, пьющие абсент

Оцепенение молодых солдат, в первый раз видящих лазурь Средиземного моря


Работа с охрой желтушными мужьями-рогоносцами

Хоровод пьяных в тумане

В монохромных работах французских шутников концепт отсутствия был принижен юмористическим названием. В монохромных работах Казимира Малевича тот же самый концепт был усилен ничего не означающим названием. Ведь "Черный квадрат" - это не название, это просто констатация.
Самое же главное состоит в том, что непоследовательные парижские юмористы конца 19 столетия не рассказали миру ничего о сакральном смысле своих работ. Может быть, потому, что там его не было. Малевич был гораздо серьезнее. Он неустанно ваял репутацию своего шедевра, пользуясь всеми возможными способами. В итоге имена "непоследовательных" сегодня знают лишь специалисты, а имя Малевича знает весь мир.

Альфонс Алле родился 20 октября 1854 года в Онфлёре (департамент Кальвадос).Наскоро закончив обучение и получив к семнадцати годам звание бакалавра, Альфонс Алле (в качестве ассистента или стажёра) поступил в аптеку собственного отца.Отец Альфонса с большой гордостью наметил для него карьеру великого химика или фармацевта.Альфонс Алле с блеском оправдал надежды своего аптечного отца. Он стал более чем химиком и глубже чем фармацевтом. В качестве дебюта Альфонс провёл несколько смелых опытов по воздействию на пациентов высококачественного плацебо своей оригинальной рецептуры, синтезировал оригинальные поддельные лекарства, а также „собственноручно“ поставил несколько необычайно интересных диагнозов. О своих первых маленьких аптечных триумфах он с удовольствием расскажет немного позднее, в своей сказке: „Высоты дарвинизма“.
Дама: - Я не знаю, что со мной, сначала еда поднимается наверх, а потом опускается вниз…
Альфонс: - Прошу прощения, мадам, вы случайно не проглотили лифт?“

Отец направил его стажироваться в аптеку одного своего близкого знакомого. По более близком рассмотрении, спустя несколько лет эта аптека оказалась привилегированным масонским кабаре „Чёрная кошка“, где Альфонс Алле с большим успехом продолжал составлять свои рецепты и залечивать недужных. Этим уважаемым делом он занимался практически до конца своей жизни. Его дружба с Шарлем Кро (знаменитым изобретателем фонографа) вдохновила его опубликовать свои серьёзнейшие исследования по цветной фотографии, а также пространную работу по синтезу каучука (и вытягиванию резины). Кроме того, он получил патент на собственный рецепт приготовления лиофилизированного кофе.

Первый неосторожный рассказ Альфонса положил начало его 25-летней писательской жизни. Ни в чём он не терпел порядка и прямо заявлял „Даже и не надейтесь, я - непорядочный“. Писал в кафе, урывками, над книгами почти не работал, и выглядело это примерно так: „Не говорите глупостей…, чтобы я сидел, не отрывая задницы, и корпел над книгой? - это же невозможно смешно! Нет, лучше я всё-таки её оторву!“

В основном его литературное творчество состоит из рассказов и сказок, которые он писал в среднем по две-три штуки в неделю.

Отдельную литературную главу составляет поэзия Альфонса Алле. Более всего из своих опытов он ценил свои однострочные (или двустрочные) стихи в известной форме панторифмы («holorhyme»), составленные из «гомофонов» - то есть, чистой игры однозвучных слов и разноречивых звуков. Каждое отдельное слово в этих стихах повторялось в виде другого слова похожего звучания в следующей строчке, отчего рифма оказывалась не в конце строки, как обычно, а вся строка представляла собой одну сплошную рифму. Практически невозможная к переводу на другой язык, эта калабурная поэзия спустя двадцать-тридцать лет получила продолжение в бредовых стихах дадаистов, автоматическом письме сюрреалистов и «зауми» обериутов. Самое отдалённое представление об опытах Алле может дать необычайно лаконичное стихотворение Хармса: «За дам задам по задам». Вот один из примеров словесной эквилибристики Альфонса Алле:

«Par les bois du djinn où s’entasse de l’effroi,
Parle et bois du gin ou cent tasses de lait froid».

и примерный перевод «Ах, мне здесь душно, мне здесь жарко, могу ли я наконец открыть скобки».

Перу Альфонса Алле принадлежит немало острых и сочных афоризмов, очень известных-

* Нужно быть терпимее к человеку, всё же, не будем забывать о том, в какую примитивную эпоху он был сотворён
* Как говорила вдова человека, умершего после консилиума трёх лучших врачей Парижа: „Но что же он мог сделать один, больной, против троих - здоровых?
* Никогда не откладывай на завтра то, что можешь сделать послезавтра
* С деньгами даже бедность переносится легче, не правда ли?
* Что есть лентяй: это человек, который даже не делает вид, что работает
* Труднее всего пережить - конец месяца, особенно последние тридцать дней
* Пока мы соображаем, как бы получше убить время, время методично убивает нас
* Истинная вершина портретного искусства: когда запросто можно сесть - и побриться перед собственным изображением
* У голодного брюха нет ушей, но зато у него замечательный нюх.

Также Альфонс Алле почти за семьдесят лет неожиданно предвосхитил известную минималистическую музыкальную пьесу «4’33"» Джона Кейджа, представляющую собой четыре с половиной «минуты молчания» - у Алле произведение называлось даже более концептуально "Похоронный марш для глухого покойника" (Marche Funèbre composée pour les Funérailles d"un grand homme sourd) без единой ноты, конечно.

Ушёл из жизни он тоже весьма своеобразно. Накануне врач строжайшим образом прописал ему шесть месяцев не вставать в постели, в противном случае - смерть. «Забавные люди, эти врачи! Они серьёзно думают, что смерть страшнее, чем шесть месяцев в постели»! Едва только врач скрылся за дверью, Альфонс Алле быстро собрался и провёл вечер в ресторане, а другу, который провожал его обратно до гостиницы, он рассказал свой последний анекдот: «Имейте в виду, завтра я буду уже труп! Вы найдёте, что это остроумно, но я уже не буду смеяться вместе с вами. Теперь вы останетесь смеяться - без меня!» Так оно, к сожалению и произошло.

После Второй мировой войны во Франции была организована и до сих пор активно действует Ассоциация Абсолютных Апологетов Альфонса Алле (сокращённо A.A.A.A.A.) Эта сплочённая группа фанатично настроенных людей представляет собой общественный орган и даже имеет свой юридический адрес, банковский счёт и штаб-квартиру в „Самом Маленьком Музее Альфонса Алле“ на Верхней улице (немного ниже, чем родился Эрик Сати) города Онфлёр (Кальвадос, Нормандия, Аптека).
Каждую субботу ближе к вечеру музей Альфонса открыт для свободного посещения всех желающих. К услугам посетителей лабораторные опыты „а ля Алле“, химические дегустации „а ля Алле“, диагнозы „а ля Алле“, недорогие (но очень эффективные) желудочные таблетки „пур Алле“ и даже прямой разговор по старинному телефону „Алло, Алле“. Все указанные услуги можно получить за какие-то полчаса в сумрачных кулисах онфлёрской аптеки, где родился Альфонс Алле.

02:50 am - Альфонс Алле. Юмор Черного квадрата.

- (Альфонс Алле, «Штучки»)

Альфо́нс Алле́ (фр. Alphonse Allais; 20 октября 1854, Онфлёр (департамент Кальвадос) - 28 октября 1905, Париж) - французский журналист, писатель и эксцентричный юморист, известный своим острым языком и абсурдистскими выходками, на четверть века предвосхитившими известные эпатажные выставки дадаистов и сюрреалистов 1910-х и 1920-х годов.

Также Альфонс Алле парадоксальным образом известен, как «тайный» родоначальник или предтеча концептуализма и минимализма. За четверть века до Казимира Малевича, Альфонс Алле явился автором знаменитого «чёрного квадрата», а также почти за семьдесят лет неожиданно предвосхитил известную минималистическую музыкальную пьесу «4’33"» Джона Кейджа, представляющую собой четыре с половиной «минуты молчания».

Альфонс Алле практически всю свою жизнь был эксцентричным писателем, эксцентричным художником и эксцентричным человеком в полном смысле этого слова. Он был эксцентричен не только в своих афоризмах, сказках, стихах или картинах… Он был эксцентричен каждый день, каждый час, а иногда - даже каждую минуту. Пожалуй, было бы неправильно, если статья про него хотя бы в небольшой степени не была бы такой же, как он сам. Не слишком строго энциклопедической, но немного - эксцентрической.

Живописная биография

Альфонс Алле, «Первое причастие бесчувственных девушек в снегу», 1893

Кроме занятий литературой «под столиком в кафе», Альфонс Алле имел в своей жизни ещё немало важных для общества обязанностей. В частности, он был членом правления клуба почётных гидропатов, а также одним из основных участников, принятых в руководящие органы масонского кабаре «Чёрный кот». Именно там, в Галерее Вивьен, во время выставок «Отвязанного искусства» (фр. «les Arts Incohérents») он впервые экспонировал свои знаменитые монохромные картины. Первым в серии художественных открытий Альфонса Алле стало совершенно чёрное и почти квадратное полотно «Битва негров в пещере глубокой ночью» (1893 год). Не остановившись на достигнутом успехе, затем Алле выставил девственно белый лист бристольской бумаги под названием «Первое причастие бесчувственных девушек в снегу» (тоже 1893 год). Спустя полгода, следующая картина Альфонса Алле была воспринята как своего рода «колористический взрыв». Прямоугольный пейзаж «Уборка урожая помидоров на берегу Красного моря апоплексическими кардиналами» представлял собой ярко-красную одноцветную картину без малейших признаков изображения (1894 год).

«Истинная вершина портретного искусства: когда запросто можно сесть - и побриться перед собственным изображением».

Таким образом, за двадцать лет до супрематических откровений Казимира Малевича маститый художник Альфонс Алле стал «неизвестным автором» первых абстрактных картин. Белый прямоугольник на белом фоне и чёрный квадрат на чёрном фоне также могут быть рассмотрены как точное предвосхищение конструктивизма и концептуализма. Пожалуй, единственное отличие Альфонса Алле от его последователей заключалось в том, что он, выставляя свои ошеломляюще новаторские работы, нисколько не пытался выглядеть многозначительным философом или серьёзным первооткрывателем. Именно это, пожалуй, и обусловило отсутствие профессионального признания его вклада в историю искусства. Своими работами в области живописи Альфонс Алле очень точно пояснил старый как мир тезис: «Не так важно, что ты делаешь, гораздо важнее - как ты это подаёшь».

«У голодного брюха нет ушей, но зато у него замечательный нюх».

Тем не менее, у трёх квадратов Альфонса Алле безусловно нашлись и свои благодарные зрители. Одним из них кстати оказался тот же Эрик Сати, вполне усвоивший дерзкий урок старшего друга и спустя двадцать лет сам написавший первые концептуальные и конструктивистские произведения, правда, не живописные, а в области литературы и музыки.

«Вот моё маленькое посвящение дядюшке Альфонсу Алле. Мне нравится этот текст. Он по праву принадлежал бы его руке. Ровно за двадцать лет до этой штуки, дядюшка опубликовал своё дивное произведение. Оно называлось «Первое Причастие оледеневших девиц, хлорированных белым снегом». Я с грустью думаю, что он, вследствие своей белой смерти, уже никогда не прочитал своими белыми глазами моей белой статьи...»

Музыкальная биография

Благодаря водопроводчику по имени Виталь Оке (фр. Vital Hocquet), в свободное от работы время писавшему стихи под псевдонимом Нарцисс Лебо (фр. Narcisse Lebeau) молодой композитор, автор странных пьес под названием «Гимнопедии» и «Гноссиены» Эрик Сати был рекомендован ко вступлению в члены привилегированного клуба кабаре «Чёрный кот». И благодаря этому же водопроводчику, судя по всему, сегодня известен такой композитор-минималист – как Альфонс Алле. Годы дружбы и совместной работы в нескольких журналах и редкие поездки вместе на побывку в Онфлёр повлияли, по-видимому, не только на самого Эрика Сати, человека крайне самостоятельного и не подверженного влияниям. Судя по всем признакам, именно Эрик Сати и привлёк внимание постоянно эксцентричного Альфонса Алле – к музыке. До того момента он не чувствовал в себе «композитора» и его музыкальный гений дремал. Глубоко.

Разбуженный не менее оригинальным и эксцентрическим творчеством Эрика Сати, спустя девять лет дружеского общения Альфонс Алле решил одним движением руки внести также и свой исторический вклад в музыкальное искусство. В 1897 году он сочинил и «привёл в исполнение» «Траурный марш для похорон великого глухого», который, впрочем, не содержал ни одной ноты. Только тишину, в знак уважения к смерти и понимания того важного принципа, что большие скорби - немы. Они не терпят ни суеты, ни звуков. Само собой, что партитура этого марша представляла собой пустую страницу нотной бумаги, великодушно одолженную Эриком Сати для однократного исполнения альфонсовского шедевра.

Итак, за шестьдесят лет до пьесы «4’33"» Джона Кейджа и почти за полвека до молчания Эрвина Шульхофа, Альфонс Алле явился автором если и не первой, то уж второй минималистской музыкальной композиции – точно. Речь здесь идёт о том, что первый образец минималистической пьесы был создан Эриком Сати четырьмя годами ранее, в апреле 1893 года. Находясь в состоянии сильнейшей досады на свою строптивую любовницу, Сюзанн Валадон, Сати сочинил не слишком длинную и очень однообразную по звучанию пьесу «Неприятности» (фр. «Vexations»). В конце пьесы стояло заботливое авторское указание, согласно которому пианист должен был играть эту пьесу «840 раз подряд, по желанию, но не больше».Однако, до нескольких минут проникновенной тишины в качестве траурной симфонии «по умершему глухому» Эрик Сати тогда не додумался и приоритет изобретения молчаливого направления минимализма отошёл к другому уроженцу Онфлёра, вовсе не имевшему музыкального образования.

Эрик Сати – и Альфонс Алле. Два первых, преждевременных и некоронованных минималиста в истории искусства. Один, создавший в виде своих «Неприятностей» и «Меблировочной музыки» репетативное направление минимализма за семьдесят лет до его появления, а другой – почти в то же время придумавший кейджевский «силентизм» в виде молчаливой шутки на смерть великого глухого.

Сати и Алле. Сегодня эти два имени редко произносят рядом, ещё реже связывают вместе. Однако современники отчётливо понимали, что два этих автора, писатель и композитор, поэт и драматург, живописец и график, находятся рядом друг с другом. Волею судьбы Эрик Сати, бывший двенадцатью годами моложе, пережил Альфонса Алле ровно на двадцать лет. Но до самого конца жизни Эрика Сати нередко продолжали называть «Альфонсом Алле музыки» (чаще в негативном смысле, желая как-то обругать или принизить). И даже в 1924 году, отправляя Сати «в отставку» и желая его «аргументированно» оскорбить, композитор Жорж Орик, очень молодой человек, никогда не знавший Альфонса Алле, написал в литературной хронике:

«Откройте глаза! Это же просто нормандский нотариус, пригородный фармацевт, гражданин Сати из Совета Аркёя, старый приятель Альфонса Алле и кантор Розы и Креста».

И пожалуй, наибольшим вкладом Альфонса Алле в музыкальную историю можно считать не его траурный марш молчания, а Эрика Сати собственной персоной, «Альфонса Алле музыки», того самого Альфонса Алле, который являлся «Эриком Сати» литературы. Хотя и сам Сати писал блестящие рассказы, эссе и пьесы, равно как и Альфонс Алле, и рисовал сотни графических и каллиграфических картин, но он кроме того был ещё и музыкантом, тоже как Алле, и уроженцем того же самого Онфлёра (Кальвадос, Нормандия), «где иногда было до смешного жарко... для такого маленького городка».

20 октября 1854 года, в маленьком кальвадосско-нормандском городке Онфлёре, в один день с Артюром Рембо и в одном месте с Эриком Сати из чьей-то матери родился Альфонс Алле. Позднее он будет вспоминать про свой дорогой Онфлёр, что „там было до смешного жарко… для такого маленького городка“. Учился он кое-как, и даже не пытаясь скрывать своего маленького жаркого воодушевления, а закончив это унылое дело, вскоре поступил стажёром в аптеку своего отца. Из этого нетрудно сделать вывод: что его отец был аптекарем. Именно там родились первые шедевры химического творчества Альфонса Алле: к примеру, нитроклетчатка для приёма в рот или необычное применение нитроглицерина в качестве приправы для салата.

Увидев самые первые успехи своего сына в области фармацевтики, отец с удовольствием отослал его из Онфлёра в другой французский город Париж, где и прошёл остаток жизни Альфонса Алле. Изредка он приезжал погостить обратно, чаще всего - с Эриком Сати, и чаще всего - за деньгами, которые ему вечно отмеряли на аптечных весах. „Как жаль, что мой отец не был мясником“, - говорил по этому поводу его сын.

По странному стечению обстоятельств Альфонс Алле умер 28 октября 1905 года в том же городе, куда отец отправил его стажироваться в аптеке своего приятеля. Это совпадение осталось неясным и до сих пор не получило надёжного научного объяснения.

„…Нужно быть терпимее к человеку, всё же, не будем забывать о том, в какую примитивную эпоху он был сотворён“.

Альфонс Алле, умерший от эмболии в возрасте 51 года, был самым удачным образом зарыт на парижском кладбище фр. Saint-Ouen. Спустя 39 лет, в апреле 1944 года его могила была стёрта с лица земли и исчезла без малейшего остатка под дружественными бомбами французской освободительной армии Шарля де Голля (фр. RAF). Точнее говоря, некий английский самолёт, пролетая высоко над облаками, случайно потерял одну маленькую бомбу, даже, возможно, бомбочку, которая, пролетев несколько километров сверху вниз, попала точно в останки Альфонса. Несомненно, это стало одной из самых удачных (чёрных) шуток великого юмориста. Изобретатель салата с нитроглицерином наверняка оценил бы свой собственный - посмертный - и вдобавок взрывной юмор. В 2005 году, в год столетия лёгочной эмболии отеля „Британия“, воображаемые останки Альфонса Алле торжественно (с большой помпой) были перенесены на „вершину“ холма Монмартр.

После Второй мировой войны во Франции была организована и до сих пор активно действует политическая Ассоциация Абсолютных Апологетов Альфонса Алле (сокращённо „A.A.A.A.A.“) Эта сплочённая группа фанатично настроенных людей представляет собой общественный орган, в котором выше всех прочих прелестей жизни ценят юмор Альфонса. ААААА, кроме всего прочего, имеет свой юридический адрес, банковский счёт и штаб-квартиру в „Самом Маленьком Музее Альфонса Алле“ на Верхней улице (немного ниже, чем родился Эрик Сати) города Онфлёр (Кальвадос, Нормандия, Аптека).

„…В жизни часто случаются такие минуты, когда отсутствие людоедов ощущается крайне болезненно“.

Каждую субботу ближе к вечеру музей Альфонса открыт для свободного посещения всех желающих немного проветрить черепную коробку. К услугам посетителей лабораторные опыты „а ля Алле“, химические дегустации „а ля Алле“, диагнозы „а ля Алле“, недорогие (но очень эффективные) желудочные таблетки „пур Алле“ и даже прямой разговор по старинному телефону „Алло, Алле“. Все указанные услуги можно получить за какие-то полчаса в сумрачных кулисах онфлёрской аптеки, где родился Альфонс Алле. Это чрезвычайно тесное помещение также было объявлено самым маленьким музеем в мире, не исключая также и самый маленький в мире музей „аутентическая комната“ Альфонса Алле в Париже, и самый маленький музей „Шкаф Эрика Сати“ в министерстве культуры Франции. Эти три самых маленьких музея в мире соперничают за звание, кто меньше. Бессменным экскурсоводом Алле долгие годы является некий человек, Жан-Ив Лорио, постоянно имеющий при себе официальный документ, подтверждающий, что он является незаконной реинкарнацией великого юмориста Альфонса Алле.

„Отъехать - это совсем немного умереть. Но умереть - это очень сильно отъехат

Альфонс Алле в роли писателя (конец XIX века)

Альфонс Алле порвал с аптеками и начал регулярно публиковаться очень давно, это было, кажется, в 1880-82 году. Первый неосторожный рассказ Альфонса положило начало его 25-летней писательской жизни, конец которой смогла положить только его забавная смерть. К сожалению, по характеру своему Альфонс Алле был совершенно несерьёзным человеком. Он и работал так же смешно и несерьёзно. Ни в чём он не терпел порядка и прямо заявлял „Даже и не надейтесь, я - непорядочный“. Писал в кафе, урывками, над книгами почти не работал, и выглядело это примерно так: „Не говорите глупостей…, чтобы я сидел, не отрывая задницы, и корпел над книгой? - это же невозможно смешно! Нет, лучше я всё-таки её оторву!“

В основном его литературное творчество состоит из рассказов и сказок, которые он писал в среднем по две-три штуки в неделю. Имея „тяжкую обязанность“ вести смехотворную колонку, а иногда даже целую колонну в журнале или газете, ему и поневоле приходилось чуть ли не через день „смеяться за деньги“. За свою жизнь он сменил семь газет, некоторые имел по очереди, а три - одновременно. Особенно он отметился в масонском журнале кабаре „Чёрный кот“ (фр. Le Chat Noir), с которого начал свою нешуточную карьеру и где позднее стал редактором, самым смешным редактором на свете, несомненно.

„Никогда не откладывай на завтра то, что можешь сделать послезавтра“.

Однако количество газет, в которых писал Алле, на самом деле было гораздо больше, чем могло показаться на первый взгляд. В 1880-е годы в Париже был весьма известен некий Франсис Сарсей (фр. Francisque Sarcey) литературный критик авторитетной газеты „Тан“ (фр. Le Temps). Приятно было бы узнать, что автором многих, если даже не большинства его статей был… начинающий журналист Альфонс Алле. Этот Сарсей представлял собой человека не слишком трудолюбивого, но зато был весьма важен и вальяжен. Точнее говоря, „он имел вес“. Он охотно позволял „некоторым“ подписываться своей фамилией, за кое-какой „процент“, разумеется. Кроме того, не имея фамилии Сарсей - навряд ли какому-то Алле удалось бы публиковаться в „Тан“. Так, статья за статьёй, месяц за месяцем, постепенно блестящее имя Сарсея вошло в легенды. Очень популярный в журнале и кабаре „Чёрный кот“ под фамильярным прозвищем „наш дядюшка“ (или просто „Сарсеюшка“), с каждым годом он всё чаще выпускал в свет за своей подписью статьи, к которым не имел никакого отношения. Так что уже к 1888 году их главный автор, Альфонс Алле, имел полное право заявить:

Таким образом, прежде всего живой эксцентрик, потом немного журналист и редактор, и только в последнюю очередь писатель, Алле работал вечно в спешке, писал десятки своих «сказок», сотни рассказов и тысячи статей на левой коленке, впопыхах и чаще всего - за столиком (или под столиком) в кафе. Потому многое из его работ утеряно, ещё большее утеряло ценность, но более всего - так и осталось на кончике языка - ненаписанным. Совсем не случайно один из рассказов Альфонса Алле «Ботинок» (фр. Le bottin) начинается таким экзерсисом:

«По правде говоря, я испытываю жуткое омерзение к жизни в кафе. Прежде всего потому, конечно, что время, проведённое в подобного рода заведениях безнадёжно украдено у благочестия и молитвы… Увы, современная жизнь такова, (хотя и говорят, что в Средние Века современная жизнь была совсем другой), но теперь даже самые суровые молодцы, выбиваясь из последних сил, всё-таки заставляют себя изо дня день волочить ноги в кафе, чтобы стать хотя бы немного похожими на самого Настоящего пьянчужку из-под забора».

- (Альфонс Алле, «Ботинок», рассказ.)

Тот самый Альфонс Алле, который испытывал «жуткое омерзение к жизни в кафе», он назначал встречи в кафе, ел в кафе, сочинял в кафе, жил в кафе, да так и умер в одном из этих кафе под названием «Остен-Фокс», находящемся на улице Амстердам в Париже. Ради окончательной чистоты картины ниже приведена маленькая выдержка из статьи Эрика Сати, написанной тридцать лет спустя после предыдущего «Ботинка» Альфонса Алле. И вот что там можно увидеть:

«…Конечно, и мне иногда случается заходить в Кафе; но, во всяком случае, я прячусь - и не из-за лицемерия (которое также достойно порицания), но только по совету благоразумной осторожности - и, главным образом, чтобы меня не было видно. Мне было бы стыдно, если бы меня увидели, здесь, потому что, как меня часто предупреждал дядюшка Альфонс Алле: „это может вызвать осечку при женитьбе“. Что такое может из себя представлять эта „осечка“, он не пояснял. Но я до сих пор ему верю. Как самому себе».

Альфонс Алле никогда не останавливался на чём-то одном. Дурное качество для профессионала. Но он им никогда и не был, типичный любитель, аматёр - во всём. Он желал написать сразу всё, охватить всё, преуспеть во всём, но ни в чём конкретно. Даже чисто литературные жанры у него вечно путаются, рассыпаются и подменяют один другого. Под видом статей он писал рассказы, под названием сказок - он описывал своих знакомых, вместо стихов писал каламбуры, говорил «басни» - но имел в виду чёрный юмор, и даже научные изобретения в его руках приобретали жестокий вид сатиры на человеческую науку и человеческую природу…

«…С деньгами даже бедность переносится легче, не правда ли?»

Альфонс Алле слабо заботился об отдельных изданиях своих произведений. Только немногие из большого числа сказок были отобраны издателями из громадного числа публикаций в еженедельниках «Чёрный кот», «Журнал» (фр. Le Journal) и «Улыбка» (фр. Le Sourire) и опубликованы при жизни Альфонса Алле. Вот названия этих сборников, они говорят сами за себя: «Обхохотался!» (1891), «Живи жизнь!» (1892), «Два и два пять» (1895), «Мы не говядина» (1896), «Любовь, наслаждение и органы» (1898), «Не давайте себя поразить!» (1900) и «Капитан Кап» (1902).

«Что есть лентяй: это человек, который даже не делает вид, что работает».

Отдельную литературную главу составляет поэзия Альфонса Алле. Более всего из своих опытов он ценил свои однострочные (или двустрочные) стихи в известной форме панторифмы (или «holorhyme»), составленные из «гомофонов» - то есть, чистой игры однозвучных слов и разноречивых звуков. Каждое отдельное слово в этих стихах повторялось в виде другого слова похожего звучания в следующей строчке, отчего рифма оказывалась не в конце строки, как обычно, а вся строка представляла собой одну сплошную рифму. Практически невозможная к переводу на другой язык, эта калабурная поэзия спустя двадцать-тридцать лет получила продолжение в бредовых стихах дадаистов, автоматическом письме сюрреалистов и «зауми» обериутов. Самое отдалённое представление об опытах Алле может дать необычайно лаконичное стихотворение Хармса: «За дам задам по задам» (интересно бы знать, кто бы взялся перевести его - на французский). У Хармса от двух строк осталась половина, а вместо обычных для Алле пяти-шести слов - всего одно. Вот один из примеров словесной эквилибристики Альфонса Алле:

«Par les bois du djinn où s’entasse de l’effroi,

Parle et bois du gin ou cent tasses de lait froid».

Обе строки при беглом прочтении звучат на слух почти неотличимо, однако означают изысканную поэтическую бессмыслицу, притом совершенно разную по содержанию. Сам Альфонс Алле комментировал собственные эксперименты примерно так: «Может быть, рифма и не слишком богата, но зато мне - нравится. Во всяком случае, это лучше, чем выглядеть „поэтом“ и на каждом шагу проваливаться в банальность». Его чисто онфлёрское жонглёрское искусство и здесь снова состоит в том, чтобы свободно играть словами, звуками и смыслами - вплоть до их полного соединения и потери. Его цель при этом - свобода, или хотя бы её видимость. («Ах, мне здесь душно, мне здесь жарко, могу ли я наконец открыть скобки»).

«Труднее всего пережить - конец месяца, особенно последние тридцать дней».

В 1892 году, когда его молодой друг Эрик Сати ушёл из «жреческого театра» Розы и Креста и порвал с главным «жрецом» и драматургом-демиургом Жозефеном Пеладаном, Альфонс Алле тут же отреагировал на конфликт, очень кстати ввернув своё очередное острое словцо. Это был то ли каламбур, то ли ещё одно «гомофонное стихотворение» о «маге» Пеладане, которого он назвал «фальшивым магом из Ливаро». Французы легко поймут виртуозную игру слов: эта строчка звучала как «фо-маж де Ливаро» - и сочетание «фо-маж» одновременно можно было понимать как «фальшивый маг» или «фромаж де Ливаро» - особо вонючий сорт рыжего плесневого сыра. Одновременно «досталось» и самому Эрику Сати, который тут же получил своё первое крылатое прозвище, ходившее за ним по пятам всю жизнь:

«Рад сообщить, что мы выкинули Пеладана вместе с его нудной кафедрой! Как сразу хорошо и свободно стало без него… И как сразу захотелось самому стать Пеладаном. Спустя тридцать лет вынужден признаться, мне это удалось неважно. С одной стороны. Но с другой стороны, мой дорогой Альфонс, вернее, мой земляк дядюшка Альфонс Алле, большой острослов, как только я хорошенько поддал Пеладану под одно место, сразу окрестил меня в двух словах: »Эзотерик Сати, или Эри́к Эзотери́к". Честное слово, я и сейчас почти счастлив, когда вижу это слово, без уточнения…"

Здесь более всего видно, что для Альфонса Алле не было чёткой границы между искусством и жизнью, между шуткой и литературой. Природный норманнский жонглёр словами, тонкий лингвист, виртуозный мастер каламбура, игра слов - вот его главный конёк и призвание. Чаще всего этот путь приводил Альфонса Алле к абсурду, случайному открытию или так называемому чёрному юмору. «Печёный картофель легче усваивается, чем глиняное яблоко». «Клубни бессмыслицы дальше летят, чем клобуки благочестия». «Зёрна глупости легче всходят, чем плевелы разума».

«Победа скупости: научиться спать на соринках, которых не видишь в своём глазу и отапливать зимой квартиру брёвнами, которые видишь в чужом».

Капитан Кап из последнего сборника Альфонса Алле - это ещё один символ пути к основанию смысла, той глубинной подземной редиске, где все смыслы соединяются и немедленно теряют смысл. Вот его последние слова: «Бюрократия - это типичные микробы, о чём с ними разговаривать? Ведь мы не ведём переговоры с микробами. Мы их убиваем». Ну что ж, замечательный рецепт очередного коктейля Алле с нитроклетчаткой и глицерином, напоследок. Или наоборот.

Временами мягко и причудливо, как американский юморист Джеймс Турбер, чаще мрачно и саркастически, как «писатель дьявола» Амброз Бирс, литература Альфонса Алле напоминает фантазии и выдумки «Иного мира» Сирано де Бержерака и безусловно предвосхищает словесные игры и многие абсурдистские сюжеты Бориса Виана.
Альфонс Алле, в рисунке Саша Гитри

«Если море не переливается через край, это только потому, что Провидение позаботилось снабдить океанские воды губками».

В 1913 году, спустя восемь лет после смерти «дорогого дядюшки» Альфонса, рисуя свой автопортрет, Эрик Сати написал под ним две короткие строчки: «Я родился слишком молодым в слишком старые времена». С сожалением приходится признать, что эти слова в полной мере применимы и к Альфонсу Алле, с той только разницей, что Эрик Сати всё-таки хотя и немного, но всё же дожил до молодых времён, а Альфонс умер - за десять лет до них, в 1905 году.

«Пока мы соображаем, как бы получше убить время, время методично убивает нас».

Но и после своей классической «Эмболии в отеле Британия» Альфонс уже и сам превратился в игру слов и имя нарицательное. Долгие годы после его смерти парижские интеллектуалы высокомерно использовали слово «Алле» для того, чтобы сказать: «Это несерьёзно, можно не принимать в расчёт!» Однако такая игра со словом «Алле» оказалась явным недомыслием. Почти забытый в течение тридцати лет, Альфонс Алле на время исчез, но только до тех пор, пока сюрреалисты и знаменитые литераторы, такие как Саша Гитри и Жак Превер снова возвратили его сомнительные шутки - широкой публике. Андре Бретон включил сказки Альфонса Алле в знаменитую «Антологию чёрного юмора», признав, таким образом, превосходные сюрреалистические качества его шуток и не шуток. Да и сам термин «сюрреализм», придуманный впервые в 1917 году Аполлинером для премьеры балета «Парад» тоже был своего рода «внучатым племянником» дядюшки Альфонса. Ибо автором первого сюрреалистического балета, «более правдивого, чем сама жизнь» (что и является прямым переводом слова «сюрреализм») - был его прямой наследник, земляк и приятель - Эрик Сати.

В июле 2005 года премьер-министр Франции Доминик де Вильпен во время пресс-конференции с большим апломбом ввёл в употребление якобы новый термин «экономический патриотизм». Особенно приятно отметить, что подлинное авторство этой «новой» социал-демократической теории принадлежит… Альфонсу Алле и впервые была опубликована в его фундаментальной «экономической» книге «Два и два пять». Что ж, значит, не только «сюрреализм», но и социал-демократия? Идеи Алле и сегодня живут и побеждают.

Альфонс Алле (фр. Alphonse Allais)

Альфонс Алле был не только эксцентричным писателем, эксцентричным художником и эксцентричным человеком, но и «эксцентрическим философом».
Его творчество и способ себя вести обладал свойством тотальности. Он был эксцентричен не только в своих рассказах, афоризмах, сказках, стихах или картинах, но и в самой обычной повседневной жизни, потому что «ни в чём для него не было центра».
Кстати, даже смерть его была эксцентрична.

Тоном школьной ябеды:
- А Малевич срисовывает у Алле...

- Живописные шедевры Альфонса АЛЛЕ -

Французский журналист и юморист Альфонс Алле был одним из основателей группы «Несуразные искусства» (1882-1893). Он так же известен, как «тайный» родоначальник или предтеча концептуализма и минимализма, а еще как первый в мире абстрактный художник, намного раньше Малевича работавший в «монохромическом» стиле.
Первым в серии художественных открытий Альфонса Алле стало совершенно чёрное и почти квадратное полотно под названием "Битва негров в пещере глубокой ночью".

Не остановившись на достигнутом успехе, Алле выставил девственно чистый лист бристольской бумаги - "Первое причастие бесчувственных девушек в снегу"

И тут Альфонса понесло...

P.S. Справедливости ради хочу заметить, что идея "чёрного квадрата/прямоугольника" принадлежала даже не Алле, которого вдохновила картина Пола Билходо "Ночная драка негров в подвале", 1882 (картина была прямоугольная и выставлялась вертикально).
Видимо Альфонсу Алле идея про негров Пола Билходо так понравилась, что он не только поддержал ее, но и развил.
А вот Малевич занимался исключительно плагиатом (ИМХО). Кстати, Малевич нарисовал 4 АВТОРСКИХ(!) копии своего квадрата. )

- История "Чёрных квадратов" -

Еще в начале XVII века английский философ, алхимик и оккультист Роберт Фладд проиллюстрировал свой трактат о возникновении и развитии вселенной шестью гравюрами. Первая из них называлась "Великая тьма ". Это был, наверное, единственный до Малевича квадрат, несущий философский смысл.


*****
Спустя двести лет, Берталь (настоящее имя Д’Арну Шарль Альберт), известный как карикатурист, портретист, автор иллюстраций к книгам Андерсена, Дюма, Диккенса, Перро, снова обратился к этой теме. В 1843 г . Берталь создал произведение «Вид на Ла-Хог (ночной эффект), Жан-Луи Пети », представляющее черный прямоугольник в горизонтальной позиции, покрытый неясными знаками (так бы мог выглядеть современный ночной снимок из космоса). Что хотел сказать автор? Скорее всего это просто была шутка.


*****
С «черного квадрата» начинается и сатирическая книга «Живописная история Святой Руси» Гюстава Доре , опубликованная в 1854 году . Однако для 22-­летнего художника, с пятнадцати лет публиковавшего свои шаржи и карикатуры в популярных парижских журналах, заштрихованный квадратик не был символом непознаваемости окружающего мира, а лишь отображал его представление о зарождении Руси. Подпись к этой иллюстрации гласит: «Происхождение российской истории теряется во мраке веков ».

*****
В октябре 1882 года группа представителей парижской богемы "Салон непоследовательных", творивших под логунгом "Искусство непоследовательно", открывает выставку работ, охарактерезовать которые можно как абсурдные и каррикатурные. Самой вызывающей среди картин было одноцветное, абсолютно черное полотно, написанное поэтом Полом Билходом с неполиткорректным названием "Ночная драка негров в подвале ".

*****
Далее идёт картина Альфонса Алле , "Битва негров в пещере глубокой ночью "(1893 ), а в 1915 году появился Малевич со своим своим "Чёрным супрематическим квадратом", под который была подведена така-а-ая "серьезная теоретическая база", от которой лично меня стошнило!

В Википедии есть статьи о других людях с такой фамилией, см. Алле.

Альфо́нс Алле́ (фр. Alphonse Allais ; 20 октября 1854, Онфлёр (департамент Кальвадос) - 28 октября 1905, Париж) - французский журналист, эксцентричный писатель и чёрный юморист, известный своим острым языком и мрачными абсурдистскими выходками, на четверть века предвосхитившими известные эпатажные выставки дадаистов и сюрреалистов 1910-х и 1920-х годов.

Также Альфонс Алле известен, как «тайный» родоначальник и предтеча концептуализма и минимализма в литературе, живописи и даже в музыке.
Своей похоронно-эксцентрической пьесой «Месть Магнума» (1893-1895) он более чем на полвека предвосхитил минимализм в театре и беллетристике. :7-9
Более чем за четверть века до знаменитого «Чёрного квадрата» Казимира Малевича, в 1882-1884 годах Альфонс Алле изобрёл свою «монохромную живопись» (белые, красные и жёлтые прямоугольники, - и только право первой ночи на «чёрный почти квадрат» (1882 год) формально принадлежит его приятелю того времени, тоже писателю-юмористу Полю Бийо).
И наконец, своим «Похоронным маршем на смерть Великого Глухого» Альфонс Алле на пятьдесят пять лет опередил эпатажную минималистическую музыкальную пьесу «4′33″» Джона Кейджа, представляющую собой четыре с половиной «минуты молчания». :7-9

Альфонс Алле был не просто эксцентричным писателем, эксцентричным художником и эксцентричным человеком, но и настоящим эксцентрическим философом. Его творчество и способ себя вести обладал свойством тотальности. Он был эксцентричен не только в своих рассказах, афоризмах, сказках, стихах или картинах, но и в самой обычной повседневной жизни, потому что ни в чём для него не было центра. :7-9

Биография

Альфонс Алле родился 20 октября 1854 года в Онфлёре (департамент Кальвадос) по адресу Верхняя улица, дом 119. :11 Отец Альфонса, господин Алле был человеком старых правил, очень честным и высокопорядочным. Он не сделал состояния. В те времена профессия фармацевта состояла не столько в том, чтобы продавать готовые лекарственные препараты, сколько в том, чтобы выписывать рецепты, смешивать порошки и дозировать жидкости. Таким образом, господин Алле-старший был, прежде всего, химиком и лаборантом. Альфонс был вторым ребёнком и первым сыном после своей старшей сестры Жанны-Розы-Матильды. Он родился в семье аптекаря Шарля-Огюста Алле, и его жены Альфонсины, в девичестве Вивьен (фр. Vivien ). Ребёнок был крещён 28 октября в церкви Св. Екатерины и на следующий день в газете «Онфлёрское Эхо» было напечатано объявление о его рождении. :p.V Онфлёр, в те времена это был маленький портовый городок на берегу Ла-Манша. Позднее он будет вспоминать про свой дорого́й Онфлёр, что «там было до смешного жарко… для такого маленького городка». :15

Спустя двенадцать лет на расстоянии нескольких шагов от этого места по адресу Верхняя улица, дом 122, родился такой же композитор, как и Альфонс Алле писатель - Эрик Сати. И Альфонс Алле, и Эрик Сати оба в детстве посещали коллеж, находящийся под руководством директора Артура Будена (фр. Arthur Boudin ), откуда вынесли самые неприятные воспоминания о годах учения и тех людях, которые «учат». Когда в семье кто-нибудь заболевал и требовалась серьёзная консультация, из Руана срочно вызывали звали друга семьи, доктора Флобера, который охотно усаживался за семейный стол и много рассказывал о своём знаменитом брате. :p.V-VI

Наскоро закончив обучение и получив к семнадцати годам звание бакалавра, Альфонс Алле (в качестве ассистента или стажёра) поступил в аптеку собственного отца, находившуюся на той же самой «Верхней улице, только немного пониже», (то есть, ближе к началу). Быть ассистентом собственного отца…, не так плохо для начала карьеры. Отец Альфонса с большой гордостью наметил для него карьеру великого химика или фармацевта. Будущее покажет: Альфонс Алле с блеском оправдал надежды своего аптечного отца. Он стал более чем химиком и глубже чем фармацевтом. Однако даже и самое начало его деятельности в семейной аптеке уже оказалось весьма многообещающим. В качестве дебюта Альфонс провёл несколько смелых опытов по воздействию на пациентов высококачественного плацебо своей оригинальной рецептуры, синтезировал оригинальные поддельные лекарства, а также «собственноручно» поставил несколько необычайно интересных диагнозов. О своих первых маленьких аптечных триумфах он с удовольствием расскажет немного позднее, в своей сказке: «Высоты дарвинизма».

«…У меня кое-что нашлось и для дамы, жестоко страдавшей желудком: Дама: - Я не знаю, что со мной, сначала еда поднимается наверх, а потом опускается вниз… Альфонс: - Прошу прощения, мадам, вы случайно не проглотили лифт?» :12

- (Альфонс Алле, «Обхохотался!»)

Обнаружив самые первые успехи своего сына в области фармацевтики, отец с удовольствием отослал его из Онфлёра в Париж, где и прошёл остаток жизни Альфонса Алле. Изредка он приезжал погостить обратно, чаще всего - с Эриком Сати, и чаще всего - за деньгами, которые ему вечно отмеряли на аптечных весах. «Как жаль, что мой отец не был мясником», - говорил по этому поводу его сын. Отец направил его стажироваться в аптеку одного своего близкого знакомого. По более близком рассмотрении, спустя несколько лет эта аптека оказалась привилегированным масонским кабаре «Чёрная кошка», где Альфонс Алле с большим успехом продолжал составлять свои рецепты и залечивать недужных. Этим уважаемым делом он занимался практически до конца своей жизни. Его дружба с Шарлем Кро (знаменитым изобретателем фонографа) должна была бы вернуть его к научным исследованиям, но этим планам снова не суждено было сбыться. Фундаментальные научные работы Альфонса Алле представляют собой вклад в науку, хотя сегодня они значительно менее известны, чем он сам. :13 Альфонс Алле успел опубликовать свои серьёзнейшие исследования по цветной фотографии, а также пространную работу по синтезу каучука (и вытягиванию резины). Кроме того, он получил патент на собственный рецепт приготовления лиофилизированного кофе. :13

В возрасте 41 года Альфонс Алле женился на Маргарит Алле, в 1895 году. Молодая чета поселилась прямо в Париже, в жилом доме № 7 по улице Эдуар-Детай (фр. Edouard Detaille ). Между прочим, музей Альфонса Алле, как утверждают его организаторы, «самый маленький в мире» до сих пор находится вовсе не по этому адресу, а в самой настоящей аутентичной парижской комнате, где Альфонс Алле не только никогда не жил, не ел, не спал, но даже и не мог там бывать. :14

Человек, похожий на Альфонса Алле (конец XIX века)

«…Нужно быть терпимее к человеку, всё же, не будем забывать о том, в какую примитивную эпоху он был сотворён» . :16

- (Альфонс Алле, «Штучки»)

Он умер в одной из комнат отеля «Британия» (фр. Britannia ), что на рю Амстердам, неподалёку от кафе «Остен-Фокс» (фр. Austin-Fox ), где Альфонс Алле провёл много свободного времени. Накануне врач строжайшим образом прописал ему шесть месяцев не вставать в постели, только тогда выздоровление представлялось возможным. В противном случае - смерть. «Забавные люди, эти врачи! Они серьёзно думают, что смерть страшнее, чем шесть месяцев в постели»! Едва только врач скрылся за дверью, Альфонс Алле быстро собрался и провёл вечер в ресторане, :p.XLVIII а другу, который провожал его обратно до гостиницы, он рассказал свой последний анекдот:

«Имейте в виду, завтра я буду уже труп! Вы найдёте, что это остроумно, но я уже не буду смеяться вместе с вами. Теперь вы останетесь смеяться - без меня. Итак, завтра я буду мёртв!» :10 В полном соответствии со своей последней весёлой шуткой, он скончался на следующий день, 28 октября 1905 года.

"…Как говорила вдова человека, умершего после консилиума трёх лучших врачей Парижа: «Но что же он мог сделать один, больной, против троих - здоровых?» :11

- (Альфонс Алле, «Штучки»)

Альфонс Алле был похоронен на парижском кладбище Сент-Уан (фр. Saint-Ouen ). Спустя 39 лет, в апреле 1944 года его могила была стёрта с лица земли и исчезла без малейшего остатка под дружественными бомбами французской освободительной армии Шарля де Голля (фр. RAF ). В 2005 году воображаемые останки Альфонса Алле торжественно (с большой помпой) были перенесены на «вершину» холма Монмартр. :16

После Второй мировой войны во Франции была организована и до сих пор активно действует политическая Ассоциация Абсолютных Апологетов Альфонса Алле (сокращённо «A.A.A.A.A.») Эта сплочённая группа фанатично настроенных людей представляет собой общественный орган, в котором выше всех прочих прелестей жизни ценят юмор Альфонса. ААААА , кроме всего прочего, имеет свой юридический адрес, банковский счёт и штаб-квартиру в «Самом Маленьком Музее Альфонса Алле» на Верхней улице (немного ниже, чем родился Эрик Сати) города Онфлёр (Кальвадос, Нормандия, Аптека). :17

«…В жизни часто случаются такие минуты, когда отсутствие людоедов ощущается крайне болезненно» :17 .

- (Альфонс Алле, «Штучки»)

Каждую субботу ближе к вечеру музей Альфонса открыт для свободного посещения всех желающих. К услугам посетителей лабораторные опыты «а-ля Алле», химические дегустации «а-ля Алле», диагнозы «а-ля Алле», недорогие (но очень эффективные) желудочные таблетки «пур Алле» и даже прямой разговор по старинному телефону «Алло, Алле». :18 Все указанные услуги можно получить за какие-то полчаса в сумрачных кулисах онфлёрской аптеки, где родился Альфонс Алле. Это чрезвычайно тесное помещение также было объявлено самым маленьким музеем в мире, не исключая также и самый маленький в мире музей «аутентическая комната» Альфонса Алле в Париже, и самый маленький музей «Шкаф Эрика Сати» в министерстве культуры Франции. Эти три самых маленьких музея в мире соперничают за звание, кто меньше . Бессменным экскурсоводом Алле долгие годы является некий человек, Жан-Ив Лорио, постоянно имеющий при себе официальный документ, подтверждающий, что он является незаконной реинкарнацией великого юмориста Альфонса Алле.

«Отъехать - это совсем немного умереть. Но умереть - это очень сильно отъехать!» :18

- (Альфонс Алле, «Штучки»)

Литературная биография

Альфонс Алле в роли писателя (конец XIX века)

Альфонс Алле порвал с аптеками и начал регулярно публиковаться очень давно, - это было, кажется, в 1880-82 году. Первый неосторожный рассказ Альфонса положил начало его 25-летней писательской жизни. Ни в чём он не терпел порядка и прямо заявлял «Даже и не надейтесь, я - непорядочный». Писал в кафе, урывками, над книгами почти не работал, и выглядело это примерно так: «Не говорите глупостей…, чтобы я сидел, не отрывая задницы, и корпел над книгой? - это же невозможно смешно! Нет, лучше я всё-таки её оторву!» :18

Первая книжка Альфонса Алле под названием «Белая ночь красного гусара» (фр. La Nuit blanche d’un hussard rouge ) вышла в начале 1887 года в издательстве Оллендорф, это была брошюрка из 36 страниц с иллюстрациями художника Каран д’Аша. :p.XXII С этого момента сборники Алле стали выходить ежегодно, а иногда и по два, и так продолжалось до 1900 года, после чего Альфонс перестал работать с парижскими издателями. В основном его литературное творчество состоит из рассказов и сказок, которые он писал в среднем по две-три штуки в неделю. Имея «тяжкую обязанность» вести смехотворную колонку, а иногда даже целую колонну в журнале или газете, ему и поневоле приходилось чуть ли не через день «смеяться за деньги». За свою жизнь он сменил семь газет, некоторые имел по очереди, а три - одновременно . Особенно он отметился в масонском журнале кабаре «Чёрный кот» (фр. Le Chat Noir ), с которого начал свою нешуточную карьеру и где позднее стал редактором, самым смешным редактором на свете, несомненно.

«Никогда не откладывай на завтра то, что можешь сделать послезавтра» . :20

- (Альфонс Алле, «Штучки»)

Однако количество газет, в которых писал Алле, на самом деле было гораздо больше, чем могло показаться на первый взгляд. В 1880-е годы в Париже был весьма известен некий Франси́с Сарсе́й (фр. Francisque Sarcey ) литературный критик авторитетной газеты «Тан» (фр. Le Temps ). Автором многих, если даже не большинства его статей был… начинающий журналист Альфонс Алле. :20 Этот Сарсей представлял собой человека не слишком трудолюбивого, но зато был весьма важен и вальяжен. Точнее говоря, «он имел вес». Он охотно позволял «некоторым» подписываться своей фамилией, за кое-какой «процент», разумеется. Кроме того, не имея фамилии Сарсей - навряд ли какому-то Алле удалось бы публиковаться в «Тан». Так, статья за статьёй, месяц за месяцем, постепенно блестящее имя Сарсея вошло в легенды. Очень популярный в журнале и кабаре «Чёрный кот» под фамильярным прозвищем «наш дядюшка» (или просто «Сарсе́юшка»), с каждым годом он всё чаще выпускал в свет за своей подписью статьи, к которым не имел никакого отношения. Начав использовать этот своеобразный пародийный «псевдоним» под своими статьями с 1886 года, :p.XXXIX уже пару лет спустя их главный автор, Альфонс Алле, имел полное право заявить во всеуслышание:

«Только две персоны в Париже имеют полное право подписываться „Сарсей“; сначала - это я, и только потом - уже сам господин Франсис Сарсей».

Таким образом, прежде всего живой эксцентрик, потом немного журналист и редактор, и только в последнюю очередь писатель, Алле работал вечно в спешке, писал десятки своих «сказок», сотни рассказов и тысячи статей на левой коленке, впопыхах и чаще всего - за столиком (или под столиком) в кафе. Потому многое из его работ утеряно, ещё большее утеряло ценность, но более всего - так и осталось на кончике языка - ненаписанным. Совсем не случайно один из рассказов Альфонса Алле «Ботинок» (фр. Le bottin ) начинается таким экзерсисом:

«По правде говоря, я испытываю жуткое омерзение к жизни в кафе. Прежде всего потому, конечно, что время, проведённое в подобного рода заведениях безнадёжно украдено у благочестия и молитвы… Увы, современная жизнь такова, (хотя и говорят, что в Средние века современная жизнь была совсем другой), но теперь даже самые суровые молодцы, выбиваясь из последних сил, всё-таки заставляют себя изо дня день волочить ноги в кафе, чтобы стать хотя бы немного похожими на самого Настоящего пьянчужку из-под забора».

- (Альфонс Алле, «Левый ботинок», :46-51 рассказ.)

Тот самый Альфонс Алле, который испытывал «жуткое омерзение к жизни в кафе», он назначал встречи в кафе, ел в кафе, сочинял в кафе, жил в кафе, да так и умер в одном из этих кафе под названием «Остен-Фокс», находящемся на улице Амстердам в Париже. Ради окончательной чистоты картины ниже приведена маленькая выдержка из статьи Эрика Сати, написанной тридцать лет спустя после предыдущего «Ботинка» Альфонса Алле. И вот что там можно увидеть:

«…Конечно, и мне иногда случается заходить в Кафе; но, во всяком случае, я прячусь - и не из-за лицемерия (которое также достойно порицания), но только по совету благоразумной осторожности - и, главным образом, чтобы меня не было видно. Мне было бы стыдно, если бы меня увидели, здесь, потому что, как меня часто предупреждал дядюшка Альфонс Алле: „это может вызвать осечку при женитьбе“. Что такое может из себя представлять эта „осечка“, он не пояснял. Но я до сих пор ему верю. Как самому себе».

Альфонс Алле никогда не останавливался на чём-то одном. Он желал написать сразу всё, охватить всё, преуспеть во всём, но ни в чём конкретно. Даже чисто литературные жанры у него вечно путаются, рассыпаются и подменяют один другого. Под видом статей он писал рассказы, под названием сказок - он описывал своих знакомых, вместо стихов писал каламбуры, говорил «басни» - но имел в виду чёрный юмор, и даже научные изобретения в его руках приобретали жестокий вид сатиры на человеческую науку и человеческую природу…

«…С деньгами даже бедность переносится легче, не правда ли?» :23

- (Альфонс Алле, «Штучки»)

Альфонс Алле слабо заботился об отдельных изданиях своих произведений. Только немногие рассказы и «сказки» из громадного числа публикаций в еженедельниках «Чёрный кот», «Журнал» (фр. Le Journal ) и «Улыбка» (фр. Le Sourire ) были отобраны им самим по просьбе издателей и опубликованы при жизни Альфонса Алле. Вот названия этих сборников, они говорят сами за себя: «Обхохотался!» (1891), «Живи жизнь!» (1892), «Два и два пять» (1895), «Мы не говядина» (1896), «Любовь, наслаждение и органы» (1898), «Не давайте себя поразить!» (1900) и «Капитан Кап» (1902).

«Что есть лентяй: это человек, который даже не делает вид, что работает» . :19

- (Альфонс Алле, «Штучки»)

Писатель Альфонс Алле в роли самого себя (конец XIX века)

Отдельную литературную главу составляет поэзия Альфонса Алле. Более всего из своих опытов он ценил свои однострочные (или двустрочные) стихи в известной форме панторифмы (или «holorhyme») , составленные из «гомофонов» - то есть, чистой игры однозвучных слов и разноречивых звуков. Каждое отдельное слово в этих стихах повторялось в виде другого слова похожего звучания в следующей строчке, отчего рифма оказывалась не в конце строки, как обычно, а вся строка представляла собой одну сплошную рифму. Практически невозможная к переводу на другой язык, эта каламбурная поэзия спустя двадцать-тридцать лет получила продолжение в бредовых стихах дадаистов, автоматическом письме сюрреалистов и «зауми» обериутов. Самое отдалённое представление об опытах Алле может дать своеобразный парафраз на припев популярной песенки Михаила Савоярова «Из-за дам», крайне лаконичное стихотворение Хармса: «За дам задам по задам» (интересно бы знать, кто бы взялся перевести его - на французский?) У Хармса от двух строк осталась половина, а вместо обычных для Алле пяти-шести слов - всего одно. :24 Вот один из примеров словесной эквилибристики Альфонса Алле:

«Par les bois du djinn où s’entasse de l’effroi, Parle et bois du gin ou cent tasses de lait froid».

Обе строки при беглом прочтении звучат на слух почти неотличимо, однако означают изысканную поэтическую бессмыслицу, притом совершенно разную по содержанию. Сам Альфонс Алле комментировал собственные эксперименты примерно так: «Может быть, рифма и не слишком богата, но зато мне - нравится. Во всяком случае, это лучше, чем выглядеть „поэтом“ и на каждом шагу проваливаться в банальность» . :25 Его чисто онфлёрское жонглёрское искусство и здесь снова состоит в том, чтобы свободно играть словами, звуками и смыслами - вплоть до их полного соединения и потери. Его цель при этом - свобода, или хотя бы её видимость. («Ах, мне здесь душно, мне здесь жарко, могу ли я наконец открыть скобки»).

«Труднее всего пережить - конец месяца, особенно последние тридцать дней». :25

- (Альфонс Алле, «Штучки»)

В 1892 году, когда его молодой друг Эрик Сати ушёл из «жреческого театра» Розы и Креста и порвал с главным «жрецом» и драматургом-демиургом Жозефеном Пеладаном, Альфонс Алле тут же отреагировал на конфликт, очень кстати ввернув своё очередное острое словцо. Это был то ли каламбур, то ли ещё одно «гомофонное стихотворение» о «маге» Пеладане, которого он назвал «фальшивым магом из Ливаро». Французы легко поймут виртуозную игру слов: эта строчка звучала как «фо-маж де Ливаро» - и сочетание «фо-маж» одновременно можно было понимать как «фальшивый маг» или «фромаж де Ливаро» - особо вонючий сорт рыжего плесневого сыра. Одновременно «досталось» и самому Эрику Сати, который тут же получил своё первое крылатое прозвище, ходившее за ним по пятам всю жизнь:

«Рад сообщить, что мы выкинули Пеладана вместе с его нудной кафедрой! Как сразу хорошо и свободно стало без него… И как сразу захотелось самому стать Пеладаном. Спустя тридцать лет вынужден признаться, мне это удалось неважно. С одной стороны. Но с другой стороны, мой дорогой Альфонс, вернее, мой земляк дядюшка Альфонс Алле, большой острослов, как только я хорошенько поддал Пеладану под одно место, сразу окрестил меня в двух словах: „Эзотерик Сати, или Эри́к Эзотери́к“ . Честное слово, я и сейчас почти счастлив, когда вижу это слово, без уточнения…»

- (Эрик Сати, Юрий Ханон, «Воспоминания задним числом», ноябрь 1892)

Здесь более всего видно, что для Альфонса Алле не было чёткой границы между искусством и жизнью, между шуткой и литературой. Природный норманнский жонглёр словами, тонкий лингвист, виртуозный мастер каламбура, игра слов - вот его главный конёк и призвание. Чаще всего этот путь приводил Альфонса Алле к абсурду, случайному открытию или так называемому чёрному юмору. «Печёный картофель легче усваивается, чем глиняное яблоко». «Клубни бессмыслицы дальше летят, чем клобуки благочестия». «Зёрна глупости легче всходят, чем плевелы разума». :26

«Победа скупости: научиться спать на соринках, которых не видишь в своём глазу и отапливать зимой квартиру брёвнами, которые видишь в чужом» .

- (Альфонс Алле, «Штучки»)

Капитан Кап из последнего сборника Альфонса Алле - это ещё один символ пути к основанию смысла, той глубинной подземной редиске, где все смыслы соединяются и немедленно теряют смысл. Вот его последние слова: «Бюрократия - это типичные микробы, о чём с ними разговаривать? Ведь мы не ведём переговоры с микробами. Мы их убиваем» . :27 Ну что ж, замечательный рецепт очередного коктейля Алле с нитроклетчаткой и глицерином, напоследок. Или наоборот.

Меланхолик и мизантроп, на всю жизнь Альфонс Алле обрёк себя на маску «смехача», развлекающего коммивояжёров, буржуа, бюргеров и прочих «плоских людей от мира сего», которых он глубоко презирал. Именно оно, это несоответствие самому себе и сделало его - особенным и трагическим писателем. И тем не менее, несмотря ни на что, он продолжал издеваться, глумиться, но смешить …, смешить любой ценой. :28-29 Временами мягко и причудливо, как американский юморист Джеймс Турбер, чаще мрачно и саркастически, как «писатель дьявола» Амброз Бирс, литература Альфонса Алле напоминает фантазии и выдумки «Иного мира» Сирано де Бержерака и безусловно предвосхищает словесные игры и многие абсурдистские сюжеты Бориса Виана. :30

Альфонс Алле, в рисунке Саша Гитри

«Если море не переливается через край, это только потому, что Провидение позаботилось снабдить океанские воды губками» .

- (Альфонс Алле, «Штучки»)

Эрик Сати, автопортрет, 1913 года

В 1913 году, спустя восемь лет после смерти «дорогого дядюшки» Альфонса, рисуя свой автопортрет, Эрик Сати написал под ним две короткие строчки: «Я родился слишком молодым в слишком старые времена» . С сожалением приходится признать, что эти слова в полной мере применимы и к Альфонсу Алле, с той только разницей, что Эрик Сати всё-таки хотя и немного, но всё же дожил до молодых времён, а Альфонс умер - за десять лет до них, в 1905 году.

«Пока мы соображаем, как бы получше убить время, время методично убивает нас» . :31

- (Альфонс Алле, «Штучки»)

Но и после своей классической «Эмболии в отеле Британия» Альфонс уже и сам превратился в игру слов и имя нарицательное. Долгие годы после его смерти парижские интеллектуалы высокомерно использовали слово «Алле» для того, чтобы сказать: «Это несерьёзно, можно не принимать в расчёт!» Однако такая игра со словом «Алле» оказалась явным недомыслием. Почти забытый в течение тридцати лет, Альфонс Алле на время исчез, но только до тех пор, пока сюрреалисты и знаменитые литераторы, такие как Саша Гитри и Жак Превер снова возвратили его сомнительные шутки - широкой публике. Андре Бретон включил сказки Альфонса Алле в знаменитую «Антологию чёрного юмора», признав, таким образом, превосходные сюрреалистические качества его шуток и не шуток. Да и сам термин «сюрреализм», придуманный впервые в 1917 году Аполлинером для премьеры балета «Парад» тоже был своего рода «внучатым племянником» дядюшки Альфонса. Ибо автором первого сюрреалистического балета, «более правдивого, чем сама жизнь» (что и является прямым переводом слова «сюрреализм») - был его прямой наследник, земляк и приятель - Эрик Сати. :32

В июле 2005 года премьер-министр Франции Доминик де Вильпен во время пресс-конференции с большим апломбом ввёл в употребление якобы новый термин «экономический патриотизм» (видимо, с целью хотя бы как-то консолидировать бледнеющие остатки французской нации). Однако было бы не лишним отметить, что подлинное авторство этой «оригинальной» социал-демократической теории принадлежит... тоже Альфонсу Алле и впервые была опубликована в его фундаментальном «экономическом» сборнике «Два и два пять». :32 Именно такое название , «Экономический патриотизм», носит один из самых жёстких и известных рассказов этой книги.
- Что ж, значит, не один только «сюрреализм», но ещё и социал-демократия? Идеи Алле и сегодня живут и побеждают.

Живописная биография

Кроме занятий литературой «под столиком в кафе», Альфонс Алле имел в своей жизни ещё немало важных для общества обязанностей. В частности, с 1878 года он занял пост главы школы «фумизма» (сообщества пускателей дыма в глаза, фр. «fumisme» ), :p.XVI одновременно являясь членом правления клуба почётных гидропатов, а также одним из основных участников, принятых в руководящие органы масонского кабаре «Чёрный кот».

Альфонс Алле, «Битва негров в пещере глубокой ночью», 1882

Альфонс Алле
«Первое причастие страдающих анемией девушек в снежную пору», 1883 г. (так эта картина выглядела в 1897 году).

Именно там, в Галерее Вивьен, во время выставок «Отвязанного искусства» (фр. «les Arts Incohérents» ) он впервые экспонировал свои знаменитые монохромные картины. Первым в серии художественных открытий Альфонса Алле стало совершенно чёрное и почти квадратное полотно «Битва негров в пещере глубокой ночью» (1882 год), первоначально выставленное в золочёной раме его временным собутыльником и коллегой, писателем юмористом, автором водевилей, Полем Бийо. Не остановившись на достигнутом успехе, спустя год (на второй выставке «Отвязанных искусств») Алле выставил девственно белый лист бристольской бумаги под названием «Первое причастие хлоротически-бледных девушек в снежную пору» (1883 год). :p.XXI Спустя ещё год, очередная картина Альфонса Алле была воспринята как своего рода «колористический взрыв». Прямоугольный пейзаж «Уборка урожая помидоров на берегу Красного моря апоплексическими кардиналами» представлял собой ярко-красную одноцветную картину без малейших признаков изображения (1884 год).

«Истинная вершина портретного искусства: когда запросто можно сесть - и побриться перед собственным изображением» . :32

- (Альфонс Алле, «Штучки»)

Таким образом, за тридцать лет до супрематических откровений Казимира Малевича маститый художник Альфонс Алле сделался «неизвестным автором» первых абстрактных картин. Белый прямоугольник на белом фоне и чёрный квадрат на чёрном фоне также могут быть рассмотрены как точное предвосхищение конструктивизма и концептуализма. :33 Пожалуй, единственное отличие Альфонса Алле от его последователей заключалось в том, что он, выставляя свои ошеломляюще новаторские работы, нисколько не пытался выглядеть многозначительным философом или серьёзным первооткрывателем. Именно это, пожалуй, и обусловило отсутствие профессионального признания его вклада в историю искусства. Своими работами в области живописи Альфонс Алле очень точно пояснил старый тезис: «Не так важно, что ты делаешь, гораздо важнее - как ты это подаёшь».

«У голодного брюха нет ушей, но зато у него замечательный нюх» .

- (Альфонс Алле, «Штучки»)

Тем не менее, у трёх «квадратов» Альфонса Алле безусловно нашлись и свои благодарные зрители. Одним из них кстати оказался тот же Эрик Сати, спустя двадцать лет сам написавший первые концептуальные и конструктивистские произведения, правда, не живописные, а в области литературы и музыки.

«Вот моё маленькое посвящение дядюшке Альфонсу Алле. Мне нравится этот текст. Он по праву принадлежал бы его руке. Ровно за двадцать лет до этой штуки, дядюшка опубликовал своё дивное произведение. Оно называлось „Первое Причастие оледеневших девиц, хлорированных белым снегом“. Я с грустью думаю, что он, вследствие своей белой смерти, уже никогда не прочитал своими белыми глазами моей белой статьи…»

Музыкальная биография

Эрик Сати, автопортрет 1913 года

Благодаря водопроводчику по имени Виталь Оке (фр. Vital Hocquet ), в свободное от работы время писавшему стихи под псевдонимом Нарцисс Лебо (фр. Narcisse Lebeau ) молодой композитор, автор странных пьес под названием «Гимнопедии» и «Гноссиены» Эрик Сати был рекомендован ко вступлению в члены привилегированного клуба кабаре «Чёрный кот». И благодаря этому же водопроводчику, судя по всему, сегодня известен такой композитор-минималист - как Альфонс Алле. Годы дружбы и совместной работы в нескольких журналах и редкие поездки вместе на побывку в Онфлёр повлияли, по-видимому, не только на самого Эрика Сати, человека крайне самостоятельного и не подверженного влияниям. :34 Судя по всем признакам, именно Эрик Сати и привлёк внимание постоянно эксцентричного Альфонса Алле - к музыке. До того момента он не чувствовал в себе «композитора» и его музыкальный гений дремал.

Разбуженный не менее оригинальным и эксцентрическим творчеством Эрика Сати, спустя девять лет дружеского общения Альфонс Алле решил внести также и свой исторический вклад в музыкальное искусство. В 1897 году он повторно сочинил, «привёл в исполнение» и опубликовал в специальном альбоме издательства Оллендорф «Траурный марш для похорон великого глухого», который, впрочем, не содержал ни одной ноты. Только гробовую тишину, в знак уважения к смерти и понимания того важного принципа, что большие скорби - немы. Они не терпят ни суеты, ни лишних звуков. Само собой, что партитура этого марша представляла собой пустую страницу нотной бумаги, одолженную Эриком Сати для однократного исполнения альфонсовского шедевра.

Итак, за пятьдесят пять лет до пьесы «4′33″» Джона Кейджа и почти за полвека до предсмертного молчания Эрвина Шульхофа, Альфонс Алле явился автором если и не первой, то уж второй минималистской музыкальной композиции - точно. :35 Речь здесь идёт о том, что первый образец минималистической пьесы был создан Эриком Сати четырьмя годами ранее, в апреле 1893 года. Находясь в состоянии сильнейшей досады на свою строптивую любовницу, Сюзанн Валадон, Сати сочинил не слишком длинную и крайне однообразную по звучанию пьесу «Неприятности» (фр. «Vexations» ). В конце пьесы стояло авторское указание, согласно которому пианист должен был играть эту пьесу «840 раз подряд, по желанию, но не больше» . Однако, до нескольких минут проникновенной тишины в качестве траурной симфонии «по умершему глухому» Эрик Сати тогда не додумался и приоритет изобретения молчаливого направления минимализма отошёл к другому уроженцу Онфлёра, вовсе не имевшему музыкального образования.

Эрик Сати и Альфонс Алле - два первых, преждевременных и некоронованных минималиста в истории искусства. Один, создавший в виде своих «Неприятностей» и «Меблировочной музыки» репетативное направление минимализма за семьдесят лет до его появления, а другой - почти в то же время придумавший кейджевский «силентизм» в виде молчаливой шутки на смерть великого глухого. :36

Сегодня эти два имени редко связывают вместе. Однако современники отчётливо понимали, что два этих автора, писатель и композитор, поэт и драматург, живописец и график, находятся рядом друг с другом. Волею судьбы Эрик Сати, бывший двенадцатью годами моложе, пережил Альфонса Алле ровно на двадцать лет. Но до самого конца жизни Эрика Сати нередко продолжали называть «Альфонсом Алле музыки» (чаще в негативном смысле, желая как-то обругать или принизить). И даже в 1924 году, отправляя Сати «в отставку» и желая его «аргументированно» оскорбить, композитор Жорж Орик, очень молодой человек, никогда не знавший Альфонса Алле, написал в литературной хронике:

«Откройте глаза! Это же просто нормандский нотариус, пригородный фармацевт, гражданин Сати из Совета Аркёя, старый приятель Альфонса Алле и кантор Розы и Креста».

И пожалуй, наибольшим вкладом Альфонса Алле в музыкальную историю можно считать не его траурный марш молчания, а Эрика Сати собственной персоной, «Альфонса Алле музыки», того самого Альфонса Алле, который являлся «Эриком Сати» литературы. :37 Хотя и сам Сати писал блестящие рассказы, эссе и пьесы, равно как и Альфонс Алле, и рисовал сотни графических и каллиграфических картин, но он кроме того был ещё и музыкантом, тоже как Алле, и уроженцем того же самого Онфлёра (Кальвадос, Нормандия), «где иногда было до смешного жарко… для такого маленького городка».

Публикации

Альфонс Алле (35-летний), фотография из книги

• В 2013 году издательством «Центр Средней Музыки» и Лики России, Санкт-Петербург выпущена книга: Юрий Ханон, «Альфонс, которого не было». Это первая книга Алле и об Алле на русском языке. В неё вошли полностью два известнейших сборника рассказов Альфонса Алле: «Мы не говядина», «Дважды два почти пять», а также микросборник «Три ботинка» и два больших предисловия: «Альфонс который был» и «Альфонс которого не было». Русский текст книги полностью составил Юрий Ханон.

«…B эту книгу…, я повторяю, в эту книгу я вложил всё…,
…всё что мне до сих пор было известно о тупости и
о скудоумии…, я повторяю, о скудоумии и тупости…,
вашей тупости…, мадам, мсье…, и даже мадмуазель.

А всех остальных я попросил бы не беспокоиться.
Потому что беспокоиться - поздно». :5

- (Юрий Ханон, эпиграф из книги «Альфонс которого не было»)

Книга «Альфонс которого не было» стала первой, но отнюдь не последней в русском наследии Альфонса Алле. Тому же тандему авторов, (хотя и с разной степенью участия Альфонса Алле) принадлежат ещё несколько книг, выпущенных нумерованными тиражами в «Центре Средней Музыки», среди которых можно назвать: «Три Инвалида» (С-Петербург, 2011), «Ханон Парад Алле» (2011), а также «Два Процесса», «Мы не свинина», «Не бейтесь в истерике» и, пожалуй, основной труд «Чёрные Аллеи», вместивший в себя 160 отборно жёстких и жестоких рассказов чёрного цвета и 200 философских эссе, - как если бы абсурдный человеческий мир в редакции Альфонса Алле предстал с подробными комментариями Фридриха Ницше.