В начале 2018 года труппа Театра имени Вахтангова пополнилась 24 артистами. Все они - выпускникипервой Студии Вахтанговского театра, созданной в 2012 году. Успешную реализацию образовательного проекта и, как следствие, расширение штата можно отнести к числу менеджерских заслуг директора театра Кирилла Крока, недавно отметившего 50-летие и объявленного лауреатом премии Станиславского (вручение пройдет уже в этом году). О том, как управлять коллективом в 400 человек, Кирилл Игоревич рассказал «Известиям».
Знаете, а ведь ваша газета мне в некотором смысле родная, - начал беседу Кирилл Крок. - У меня дедушка еще в старых «Известиях» работал долгое время, а тетя - Роза Ножина - была почетным гостем на празднике 100-летия издания, потому что отдала ему полвека. У нее в трудовой книжке всего одна запись: газета «Известия».
Тогда давайте, Кирилл Игоревич, родному изданию - всё как на духу. Недавно вы отметили юбилей. С каким настроением встретили круглую дату?
Театр и в 50 лет не отпускает на свободу (улыбается) . Ощущаю полную зависимость от него каждый день и час. Не могу даже взять отпуск более чем на неделю. Когда летом актеры отдыхают, происходит множество важных событий, которые потом, как мне кажется, задают правильную интонацию новому сезону. Мы постоянно что-то улучшаем, ремонтируем, пристраиваем. Затеяли ремонт фасада исторического здания на Арбате, сделали архитектурную подсветку. Летом вообще не выбрался из Москвы: занимался реконструкцией Симоновской сцены (Калошин пер., 10, стр. 2. - «Известия»).
- Подозреваю, что лучший подарок к дню рождения вы сделали себе сами, открыв наконец эту сцену.
Я не связывал эти два события в один узелочек. Мы же несколько раз переносили дату. В итоге только в ноябре всё было готово к открытию после двухгодичной реконструкции. Пришел сдавать вещи в химчистку, а приемщица говорит: «Давайте оформлю вас побыстрее, у вас же в театре сегодня такое важное событие». Даже немного растерялся: не привык к такому вниманию.
- Лукавите? Среди директоров театров Кирилл Крок, пожалуй, одна из самых медийных персон.
Я трижды отказывался идти на популярные телепередачи. Не хочу что-то кричать и доказывать. В то же время понимаю, что разговор с серьезными изданиями - это часть пиар-кампании, некое позиционирование Театра Вахтангова в информационном поле. Как директор одного из самых успешных театров я не могу полностью закрыться от журналистов. Условно, если завтра не будет должности директора, то Крок никому не будет интересен. Пока же это касается не только лично меня, но и всего коллектива. Думаю, было бы неправильным не популяризировать театр и не высказываться по каким-то очень острым моментам.
- Тем более их хватает. В последнее время театральное сообщество сотрясают скандалы.
- Мне чрезвычайно неприятно, что сегодня многие СМИ пытаются представить людей театра как казнокрадов. Мол, сами себе платят, сами устанавливают размер гонораров... Я всегда за грамотный разбор подобных вопросов. Если мы освещаем проблему финансово-экономической деятельности российского театра, то давайте отражать ее полно и доступно. Когда же появляется безграмотное «расследование» некой компании о том, что в театрах есть конфликт интересов, подпадающий под нормы закона «О противодействии коррупции», то меня берет оторопь.
Раскройте уж тему полностью: напишите, что театры сегодня действуют по правилам, установленным государством. Да, законы эти несовершенны, но не надо подавать материал так, будто директора и худруки стремятся обогатиться за счет театра. Если мы говорим о сделке с заинтересованностью, то она касается не только театров, а всей сферы экономики России, где есть бюджетное финансирование. Если кто-то против того, чтобы художественные руководители театров страны ставили спектакли, давайте вообще запретим работу по совместительству. Подобные «расследования» отдают легким маразмом и некомпетентностью.
- Откуда у вас вообще любовь к театру? У меня такое ощущение, что в юности вы мечтали стать актером.
Я с детства ходил в театральную студию. Когда понял, что актер из меня никудышный, а бацилла театра уже засела глубоко, то стал заниматься техническим обеспечением спектаклей. Родители настаивали на поступлении в институт, а я устроился в театр монтировщиком. Мне так понравилось его таинство, запах кулис, открывающийся каждый вечер занавес… И до сих пор магия театра меня не отпускает. Уже работая монтировщиком и осветителем, поступил на юридический факультет. Мать с отцом мечтали, чтобы я стал нотариусом. Сейчас я признателен родителям за то, что получил юридическое образование. Но в нотариусы, слава богу, не пошел.
- Для театральной институции вообще важно, чтобы руководитель был заражен правильной бациллой?
В театр ходят смотреть не на директора. Он - обслуживающий персонал. Но тот, кто не заражен театральной бациллой, с моей точки зрения, должен либо подцепить ее, либо уж лучше уйти в бизнес. Те, кому нет дела до того, чем занимаются актеры на сцене, никогда не достигнут больших финансовых результатов. В театре нельзя ничего приказать, только - убедить, это сфера человеческих отношений.
- Помогает ли в работе тот факт, что вы прошли все ступени и так или иначе понимаете каждого сотрудника?
Безусловно (задумывается) . Если вы спрашиваете, хороший ли я для всех, скажу честно: быть хорошим в театре, где работают 400 человек, нельзя. Я стараюсь быть ко всем одинаково уважительным. Однако наша русская ментальность устроена таким образом, что если не будешь пользоваться кнутом и пряником, то работать ничего не будет. При этом нужно понимать, что в театре важен каждый сотрудник.
Если, к примеру, уборщица плохо помоет сцену, то артист может запачкаться. Если монтировщик, не дай бог, неправильно соберет декорацию, это может обернуться трагедией. В театре нет людей, от которых ничего не зависит. Мотивировать сотрудников, убеждать их и уважительно к ним относиться - часть работы директора. Но при этом и требовать.
Не могу сказать, что я мягкий руководитель. Отходчивый - да. Терпеливый до поры до времени. При этом я требую от людей исполнения их прямых обязанностей. Сегодня средняя зарплата в Театре Вахтангова одна из самых высоких в отрасли культуры. Так что, думаю, имею право.
- Помните, как встретила театральная общественность ваше назначение?
В штыки, конечно! (Смеется.) Пророчили, что Крок развалит легендарный театр, приведет его в полный упадок. В принципе нормальный процесс. Такое отношение даже подстегивало. Знаете, это же часть театрального действа: тебя испытывают на прочность. Выясняют, женат или нет, где работал, с кем дружишь, можно ли с тобой выпить или ты язвенник.
Помню, для всех было откровением, когда узнали, что я езжу на метро. Ко мне подошла костюмер, спросила: мол, вы всегда так или машина сломалась?! А у меня вообще ее нет, потому что я ценю свое время. С появлением нового руководителя в коллективе всегда начинается некое брожение. И тут очень важно чувство поддержки. Мне в свое время дал уверенность, подставил плечо Римас Туминас (худрук Театра имени Вахтангова. - «Известия»).
- А помните, о чем думали, когда впервые вошли в директорский кабинет?
В кабинете висят портреты руководителей Театра Вахтангова разных лет, и все они смотрели на меня. Евгений Вахтангов - с удивлением, Рубен Симонов - свысока, Евгений Симонов - с иронией, мол, куда ты, парень, попал, а Михаил Ульянов - оценивающе, будто спрашивая: и что ты будешь делать? Я подумал: боже мой, правда, а что теперь-то? Но есть хорошая русская пословица: глаза боятся, а руки делают.
- У вас есть любимое место в театре?
В партере, в конце зала, куда я прихожу в финале каждого спектакля. В этот момент я горжусь актерами, на которых обрушивается шквал аплодисментов, зрителями, которые стоя устраивают овацию. И понимаю, что сегодня как директор я всё сделал правильно. Это тот самый театр, что зародился в Древней Греции. Публика неистовствует в зале, а на сцене счастливые актеры.
Справка «Известий»
Кирилл Крок начал свою профессиональную деятельность в должности монтировщика и осветителя сцены.
С 2000 года - заместитель худрука театра «Модерн» и замректора Школы-студии МХАТ. В 2010-м приглашен на должность директора Театра имени Вахтангова.
«Звездный вечер» журнала «Театрал», состоявшийся 30 мая в киноклубе «Эльдар», начался с серьезного разговора. Главный редактор Валерий Яков и телеведущая Валентина Пиманова расспросили директора Театра им. Вахтангова (лауреата премии «Звезда Театрала»-2016 в номинации «Лучший директор») Кирилла Крока о секретах его успеха: в стране кризис, а на Арбате, 26, каждый вечер – переполненный зал.
– Кирилл Игоревич, наша родина и наше всё – это Пушкин, а вы над «Евгением Онегиным» эксперименты ставите. Филологи возмущаются, обращаются к общественности с письмами. Туминас – понятно, он гражданин страны НАТО, ему можно, но вы-то…
– Каждый раз, когда нам говорят, что наша постановка «Онегина» это не Пушкин, у меня возникает вопрос: а вы знаете, как бы рассказал сам Пушкин? Вы с ним, очевидно, знакомы, и он вам объяснил, что по-пушкински, а что нет. Я могу сказать одно: после спектакля зрители десять минут аплодируют стоя, а в кассе не остается ни одного билета на следующие спектакли. По-моему, это и есть главная оценка деятельности театра. В этом спектакле Римас Туминас открыл магию сцены, магию пространства, магию пушкинского текста, и этот магнетизм воздействуют на людей каждый раз.
– Билеты на спектакли Театра им. Вахтангова действительно раскупают в момент. В чем секрет популярности?
– Во-первых, мы владеем великим брендом. Через пять лет этому бренду и прекрасному театру исполнится 100 лет. За годы своего существования Театр Вахтангова сохранил главное – преемственность традиции. Несколько поколений актеров, слава богу, с нами. Театр завоевал любовь миллионов зрителей по всему миру, и мы бережно эту любовь бережем.
– Но в Москве много театров с историей, прекрасной труппой и традициями. Тем не менее, аншлаговые театры можно пересчитать по пальцам.
– Наверное, популярных театров и не может быть много. Каждый театр, как художественный организм, развивается по-своему – переживает периоды стагнации и периоды подъема. Сейчас Театр Вахтангова возглавляет режиссер с мировым именем – Римас Туминас. Он из Вильнюса, но могу смело сказать, это абсолютно русский человек. Он окончил наш театральный институт, ГИТИС, много работал в Москве. Подъем театра мы должны связывать, в первую очередь, с именем художника, потому что спектакль делает тот, кто сидит за режиссерским столиком. Все остальные – актеры, работники постановочной части, дирекция – лишь помогают это осуществить.
– В стране сейчас непростая ситуация: зарплаты снижаются, жизненный уровень падает, а у вас в театре звучит такая вызывающая цифра: зарплата выросла в 10 раз… Как это удалось?
– В театре мы проводим по двенадцать часов в сутки. И если каждый день думать, как сделать свой дом лучше и уютнее, то он быстро полюбится всем нашим гостям. Психология жизни так устроена, что если все время работать на одно и то же, бить в одну точку, то результат не заставит себя ждать. Проще говоря, вода камень точит.
И еще очень важно понимать, что театр это не бизнес. В театре можно заниматься только театром. Те коллеги, которые занимаются театром, имеют положительные результаты, а если они делают бизнес, – то, увы, быстро скатываются на дно, поскольку природа бизнеса и театра – несопоставимы.
То, что театр находится в кризисе, будут говорить всегда. Секрет прост: нужно делать свое дело. Наше дело – каждый вечер поднимать занавес, играть и радоваться встрече с публикой.
– Сегодня имена Римас Туминас и Кирилл Крок часто произносятся вместе. У вас сложился замечательный тандем. А с чего это началось? Проще говоря, как вы попали в Театр им. Вахтангова?
– Однажды я пришел на спектакль «Дядя Ваня» и в антракте меня представили Римасу Туминасу. В театре тогда была тяжелая ситуация, поскольку некоторые артисты не принимали Римаса, не совсем понимали его эстетику. К тому же, был конфликт с прежней дирекцией, потому что он не мог понять, почему у народного артиста зарплата низкая, а у замдиректора по финансам высокая. Ему объясняли, что народный артист выходит на сцену только два раза в месяц, а зам по финансам работает каждый день…
Через некоторое время после нашего знакомства раздался телефонный звонок. Сначала Римас сказал, что ему просто нужен мой совет (я тогда работал заместителем проректора по административно-хозяйственным вопросам Школы-студии МХАТ), и мы встретились. Никаких намеков на то, чтобы пригласить меня в Театр Вахтангова, тогда не было.
– И у вас не возникало желания занять эту должность?
– Нет, я и не представлял, что так получится. Хотя на прежнем месте, в малоизвестном московском театре, я чувствовал силы для большей реализации, мне хотелось сделать шаг вперед. После нескольких наших встреч Римас спросил: «Если я предложу вам стать директором, как вы на это посмотрите? Вы сможете взять на себя этот груз?» Я подумал и сказал: «Наверное, да».
– А долго думали?
– Нет, недолго, потому что я сразу влюбился в творчество Римаса. Со спектакля «Дядя Ваня» я пришел домой потрясенный. Достал томик Чехова и стал лихорадочно перечитывать давно известную пьесу. Я думал, боже мой, как можно было это так поставить? Неужели так написано у Чехова? Я не верил своим глазам и своей памяти. Для меня открылся совершенно другой мир.
– Как труппа вас приняла?
– Любой театр принимает нового человека более чем настороженно. Придите в маленький, не самый известный театр – вас примут в штыки, вам не будут верить, о вас расскажут то, что вы и сами о себе не думали. Я сказал себе: «Я буду работать, а там как получится». И вот получилось.
– Если актеры попадают в больницу, вы находите время приезжать к ним. Это входит в обязанности директора?
– Конечно. А как я могу не приехать?
– Но у вас такая большая труппа, причем в ней довольно много пожилых актеров…
– Я считаю, что я обязан заботиться об артистах и сотрудниках театра, это часть моей профессии. Если человек серьезно заболел, я звоню ему или родственникам и спрашиваю, чем помочь. Если нужно, чтобы человек лежал в отдельной палате, стараюсь это устроить. Конечно, за этим стоит финансовый вопрос, но на то Театр Вахтангова и зарабатывает достаточно, чтобы и таким образом поддерживать людей.
– Такая работа отнимает уйму времени. Как ваша семья приспосабливается к тому, что вы все время заняты?
– Думаю, моя жена очень тяжело приспосабливается, поскольку я не могу отключить мобильный телефон ни на секунду. У нас в театре работает триста человек, и я обязан жить их заботами и радостями. Я не могу позволить себе уехать на месяц в отпуск, так как в театре то ремонт, то гастроли. Я не могу позволить себе отдыхать в субботу и воскресенье или в семь часов вечера уйти с работы – не потому, что мне некуда пойти, а потому, что вечер – самое важное для театра время, так как вечером к нам приходит зритель. Я не ухожу из театра раньше окончания спектакля.
– Возвращаясь к финансам. Вы только что открыли Новую сцену, сделали реконструкцию в Музее театра, теперь ремонтируете Симоновский театр, готовитесь открыть арт-кафе… У нас в стране любая стройка – это, как правило, откаты, коррупция.
– Я точно знаю, что у нас в театре коррупции нет.
– Прямо заповедник…
– Нет, не заповедник. Но какие-то шаги, чтобы этого не допустить, предпринимаю я сам. Проверить каждый счет в театре невозможно – каждый день я подписываю огромную кипу бумаг. Но крупные закупки я перепроверяю лично – звоню поставщику или сравниваю цены на аналогичные товары и услуги. Более того, я часто говорю в театре: если вы хотите что-то купить, но при этом находите аналогичный товар по более низкой цене, то экономия средств пойдет в фонд премирования вашего цеха или отдела.
– Директор театра в глазах публики – фигура таинственная, почти мистическая. Зритель подчас не понимает, в чем заключаются обязанности директора. Тем не менее, на премии «Звезда Театрала» зрители проголосовали за вас. Как вы это объясняете?
– Давайте быть честными: все-таки голосовали в меньшей степени за меня, а в больше степени за Театр Вахтангова, и я этому очень рад.
По-польски "крок" - это шаг: шаг вперед
Если бы Крока не было, его надо было придумать. Как какого-то фантастического героя, который что-то наконец такое совершит, в результате чего жизнь всех изменится к лучшему. Но он не фантастический герой, и придумывать его не надо. Кирилл Крок уже существует: он директор Театра имени Евгения Вахтангова, и сегодня у него - день рождения. Красивая цифра - 50.
Да, Кирилл Крок - реальный человек с реальной биографией, и исключительно театральной. Вообще, иногда кажется, что он родился в театре, настолько хорошо его знает. Но родился он, как и все, в роддоме, учился, готовился в юристы, но отказался от карьеры законника и, поругавшись с родителями, не разделявшими любви сына к Мельпомене, пришел в театр. Там он не стал разве что артистом, а по технической части освоил многие профессии: был бутафором, осветителем, монтировщиком сцены… Поэтому Крока на мякине не проведешь: театральное дело знает «от и до».
Кстати, слово «крок» по-польски означает «шаг», и соответственно своей фамилии нынешний юбиляр лихо шагал по театральной лестнице - от монтировщика до директора-распорядителя и замхудрука в театре «Модерн», позже работал заместителем ректора Школы-студии МХТ и директором учебного театра. Так что в Вахтанговский, куда был приглашен в 2010 году, Крок пришел с определенным опытом руководителя.
Только Вахтанговскому - этому мощному кораблю с его именитой командой - все равно, какой у нового назначенца опыт, и прежние заслуги для него не в счет. Для Вахтанговского важнее совпадение по группе крови. И тут, надо сказать, счастливое совпадение: в пару к новому худруку Туминасу (заступил в Вахтанговский чуть раньше) пришел не революционер или продвинутый менеджер, который резко меняет команду и строит свой авторитет за счет уничтожения предшественника, а тот, кто продолжил уважительно делать то, что делали до него много-много разных людей. Например, такой легендарный директор, как Иссидор Тартаковский, работавший с Симоновым и Ульяновым.
Более того, Крок пришел не в самый лучший для театра момент, когда у актеров из-за конфликта с предыдущей администрацией (та платила себе в разы больше, чем тем, кто каждый вечер выходил на сцену) было сильное недоверие к начальству. А тут - и худрук из Литвы, и директор новый. Да кто знает этого Крока?! А тому 42, он без регалий. Но… Все-таки недаром дается фамилия: крок за кроком, то есть шаг за шагом и без лишних слов, новый управленец начинает работать, и все дивятся: вы смотрите, а малыш-то наш - ого-го!
За неполных семь лет в театре на Старом Арбате «малыш» (а это произносят уже с другой интонацией, да уже и без «малыша») делает то, что другим за десятки лет не удавалось: не закрывая театр на ремонт, меняет старую сцену (ее бережно распиливают на деревянные бруски и раздают работникам как артефакты), меняет техническое оборудование…
Это еще что: он завершает долгострой новой сцены, который тянулся (а по сути - стоял) 13 (!!!) лет. Открывает это пространство - с новыми гримерными, цехами (столярка - предмет особой гордости), с фитнес-зоной для всех без исключения работников театра (парься в сауне и артист, и бутафор!)…
В послужном списке строителя Крока также значатся: театральное общежитие на несколько семей; арт-кафе, где проходят творческие вечера артистов разных поколений; мемориальная квартира Евгения Вахтангова, заново отреставрированная и открытая для посетителей; наконец, Симоновская сцена, открытие которой состоялось буквально две недели назад. За год и девять месяцев (!!!) капитально отремонтировано и реконструировано здание 1936 года (3,5 тысячи кв. м), много лет пребывавшее в разрушающемся состоянии.
Теперь у Вахтанговского есть еще две новые сцены с репетиционными залами, у зрителей - старый/новый театр, у «Щуки» - новые учебные классы. И это - Крок со своей командой, которую, замечу, он не приводил, а формировал все эти годы из прежних и новых сотрудников. Я уж не говорю о финансовой стороне вопроса: в Вахтанговском очень высокие зарплаты, и на каждый дотированный Министерством культуры рубль театр сегодня зарабатывает два с половиной. Как?!
А это спросите у Римаса Туминаса, который делает такие спектакли, на которые так просто не попадешь. У Кирилла Крока, который так умело ведет театральное дело, что имеет результат другим на зависть. И вообще этот дуэт театральных руководителей Туминас-Крок, со своей не показной, обходящейся без громких обещаний и заявлений работой (без борьбы непонятно за что), - лучшее доказательство того, что НЕреволюционный путь оказывается полезнее для искусства в России. Надо иметь талант, и просто работать каждый день, и главное - быть порядочным по отношению к другим, заботиться о стариках. Может, в этом - наши национальные скрепы?..
« – Скажите, а что это за история с мнением экспертов Российского научно-исследовательского института, которые, изучив постановки пушкинских произведений, обвинили Римаса Владимировича Туминаса в нелюбви к России?
– Человек, который начал войну с нашим театром, – небезызвестный автор Юрий Поляков. В его собственных пьесах немало пикантных ситуаций, более чем смелых реплик, сюжетные повороты, обстоятельства на грани приличия. Мне лично кажется, он сам является аморальным типом, но пытается нас учить морали. Как-то мне позвонил один влиятельный человек и спросил, почему Театр Вахтангова не хочет забрать в свой репертуар «Козлёнка в молоке» по пьесе Полякова, а спектакль шёл в Театре Рубена Симонова. Комиссией из трёх человек мы отсмотрели все спектакли этого театра. «Козлёнок» хорошо воспринимался 25 лет назад, так как являл собой политическую сатиру на перестройку. С позиции сегодняшнего дня это скорее пошлый архаизм. Поэтому мы от него отказались. После этого Юрий Поляков в одном ток-шоу на федеральном канале заявил, что в постановке Туминаса «Евгений Онегин» Татьяна, читая знаменитый пушкинский монолог про русскую душу, показывает пальцем на причинное место. Так что всё очень банально до крайности – раз мы не взяли спектакль по его пьесе, то нас надо попытаться уличить в занятиях похабщиной. Первопричину стоит искать в финансовой плоскости – не позвали на постановку, закрыли спектакль, отказались взять пьесу. В театральном мире много людей, ревностно относящихся к чужим успехам. Увы, мы не привыкли радоваться за коллег… Легче поливать их грязью и рассказывать небылицы».
Приходится, отложив в сторону новую пьесу, отвечать театральному густомыслу, чтобы другим неповадно было. Итак. Просто удивительно, сколько вранья можно засунуть в небольшой кусок текста. Боюсь показаться «крокобором», но придётся утомить читателей сеансом разоблачения, превышающим по объёму саму напраслину. Как видно из вопроса журналиста, его интересует одно, но рассказывает г-н Крок совсем о другом – ну просто в тренде одесского привоза: «Человек, который начал войну с нашим театром, – небезызвестный автор Юрий Поляков», хотя никого отношения к экспертам указанного НИИ я не имею, а воевать со знаменитым Театром имени Вахтангова мне и в голову не приходило. Если мне смешон президент Олланд, это не значит, что мне ненавистна Франция.
Впрочем, с тем, что я драматург небезызвестный, спорить не берусь, это утверждение соответствует действительности: мои пьесы широко идут в Москве, в России и за рубежом, некоторые держатся подолгу, взять тот же «Хомо эректус» в театре Сатиры или «Контрольный выстрел» (в соавторстве с С. Говорухиным) во МХАТе имени Горького. А вот дальше Кирилл Игоревич начинает жадно экономить правду, рассказывать небылицы и даже поливать грязью. Так, полемизируя с позицией неведомых экспертов, он почему-то объявляет, что мои пьесы «на грани приличия», а меня самого, выстоявшего в законном браке сорок один год, именует аморальным типом. Ну, моральный я тип или аморальный, будет решать суд, а деловую репутацию я оцениваю очень дорого. Г-ну Кроку, окончившему два курса юридического факультета, надо бы знать, что слова следует выбирать, даже дискутируя в трамвае, а тем более собачась в информационном пространстве.
А как же быть с режиссёрами, которые берут в работу пьесы «аморального» автора? Видимо, они тоже безнравственные типы? Однако четыре мои вещи поставлены во МХАТе им. Горького, которым руководит Т.В. Доронина, известная своей непримиримостью к любым неприличиям в храме Мельпомены. Но, возможно, мнение Дорониной чуждо европейцу Кроку? Зайдём с тыла. Театр «Модерн», где он прослужил 10 лет, сначала заведуя постановочной частью, а потом в качестве помощника худрука, выпускает сейчас спектакль по моей пьесе «Женщины без границ». Неужели питомец «Модерна» так плохо думает о С.А. Враговой? Я позвонил Светлане Александровне и поинтересовался, как ей работалось с г-ном Кроком, случались ли компромиссы. Она ответила: с обязанностями завпоста он вполне справлялся, декорации монтировал вовремя, но когда стал её помощником, случилась обидная история, ну, знаете, когда увлекаются «финансовой плоскостью». Пришлось помощника учить азам административной чистоплотности.
Но главная небылица г-на Крока заключена в другом. Он перевернул причинно-следственные связи. Мол, обидели драматурга, он и наехал на театр. На самом же деле все было с точностью до наоборот, и получается: «гражданин Крок соврамши»… Зачем? А чтобы не оправдываться, точнее, не отвечать на вполне определённую критику. Как-то на страницах «ЛГ» я высказался о странном равнодушии Вахтанговского театра к нашей нынешней жизни: в репертуаре нет ни одной современной русской пьесы. Кстати, подобный упрёк «Литературная газета» адресовала и другим сценическим коллективам, но они если не прислушались, то хотя бы отмолчались. Года два назад я написал примерно следующее: может ли современная Россия не интересовать выдающегося литовского режиссёра Римаса Туминаса, гражданина страны, пребывающей с нашим отечеством в непростых геополитических отношениях? Вполне. Он имеет на это право. Имеем ли мы, граждане РФ, право удивляться тому, что наша жизнь по барабану худруку русского государственного академического театра Римасу Туминасу? Тоже имеем право. Более того, мы имеем право такое отношение к нам расценить как профессиональную непригодность. Разумеется, с нашей, российской точки зрения. Кстати, русского режиссёра, который, чудом возглавив в Вильнюсе театр, игнорировал бы чаянья современной Литвы, просто выслали бы на родину бандеролью. Понятно, мэтр Туминас обиделся, но негоже небожителю и гражданину Евросоюза полемизировать с каким-то там смертным русским писателем. Тогда за дело взялся протагонист Крок.
Теперь о звонке «одного влиятельного человека». Господин директор утаил, кто позвонил. Зачем эта тайнопись? А чтобы безнаказанно переврать ситуацию. Но говорить правду легко и приятно. Вот как было дело. На каком-то мероприятии в декабре прошлого года я пригласил министра культуры Владимира Мединского на последнего «Козлёнка в молоке» в Театре имени Рубена Симонова. Спектакль шёл 16 лет и был сыгран 560 раз. Министр ответил, что спектакль видел, и удивился: «А разве они не забирают «Козлёнка» себе?» Дело вот в чём: «вахтанговцы», поглощая «симоновцев» с помещением, сценой, вешалками и буфетом, но без актёров, обязались взять в свой репертуар лучшие спектакли упраздняемого театра. Я сразу ответил министру, что «Литературная газета» не раз критиковала Туминаса, поэтому такое вряд ли возможно. В. Мединский тут же набрал номер г-на Крока и поинтересовался судьбой «Козлёнка», минут десять выслушивал ответ, а затем сказал ему: «Ну, если вы считаете, что спектакль устарел, тогда вопросов нет». И всё. Но вопрос есть у меня. Во-первых, если, как сказано в эпохальном интервью, «театр существует для публики», то почему судьбу самого популярного спектакля «симоновцев» решает хозяйственный руководитель зрелищного учреждения? Во-вторых, зачем г-ну Кроку понадобилось утаивать имя звонившего? Сам же и отвечу. Любому человеку, знающему театральную механику, понятно, что директору такого театра по такому вопросу звонит обычно сам министр. Вот вам мой уровень, сообщает общественности Крок, – отказал самому министру, который, оказывается, ещё беспардонно пытался давить на творческий организм! Сколько же небылиц и лукавства можно вывалить в информационное пространство с помощью фигуры умолчания – «один влиятельный человек»!
А устарел ли «Козлёнок», можно узнать у зрителей Хабаровского краевого театра драмы, где Эдуард Ливнев поставил эту инсценировку весной. Думаю, директору Вахтанговского театра не надо объяснять, что такое реальные переаншлаги… Вот вам и «пошлый архаизм»! Кстати, сам г-н Крок, по утверждению «симоновцев», посмотрел на поглощаемой сцене от силы два-три спектакля из почти двадцати и не порадовался ни одному чужому успеху. Исидор Михайлович Тартаковский так бы никогда не поступил. Впрочем, стоит ли ждать понимания от человека без театрального образования, если сам г-н Туминас даже не удосужился перейти улицу Арбат, чтобы увидеть хоть одну постановку! Это же вам не День независимости Литовской Республики в Театре имени Вахтангова с ярмаркой товаров миниатюрной прибалтийской державы. Интересно, если худруком назначат индейца, в фойе появятся вигвамы, а зрителям дадут курнуть трубку мира? Может, всё-таки театральной России лучше прирастать Нечерноземьем и Сибирью?
А дальше начинается самое интересное. О «Евгении Онегине» в версии Туминаса я высказался задолго до того, как приняли решение упразднить Театр имени Симонова. Особенно меня задела сцена, где, произнося авторский текст: «Татьяна (русская душою…)», – актёр указует перстом на свой детородный орган. Смело? Не знаю… Тянет на «занятия похабщиной»? Возможно. Но я воспринял это как откровенную русофобию и написал: г-н Туминас, видимо, полагает, что русская душа помещается не в том месте, где литовская. Возражая мне, спустя два года протагонист Крок заявляет: «Татьяна, читая знаменитый пушкинский монолог про русскую душу, показывает пальцем на причинное место». Какой пушкинский монолог? Какая Татьяна, если текст произносит актёр? Видимо, бывший завпост не только о Пушкине, но и о сценических открытиях своего заместителя по художественной части имеет представление такое же, как Стёпа Лиходеев о мрачном шоу маэстро Воланда.
Но что вы хотите от человека, который лежал себе «в финансовой плоскости», и вдруг его понесло…
Новый сезон для Театра имени Вахтангова будет особенным. В октябре произойдет событие, которого ждали тринадцать лет: в соседнем доме, вплотную примыкающем к основному зданию, откроется новая сцена. Реконструкционные работы завершились на прошлой неделе, осталось только установить табличку над входом, справа от фонтана "Принцесса Турандот", где располагаются кассы.
Третья сцена вахтанговцев оборудована по последнему слову техники, начиная с платформы, способной поднимать декорации весом 3,5 тонны, и заканчивая информационными плазменными панелями в фойе – их еще только предстоит запрограммировать под нужды театра. Цеха – столярный, по ремонту костюмов, бутафорский, красильный, прачечная – переезжают в просторные отремонтированные помещения новой сцены. В историческом здании тоже решили провести небольшие косметические работы. Пока труппа в отпусках, здесь красят, проводят циклевку паркета, занимаются перепланировкой интерьеров: на освободившихся площадях будет оборудован большой репетиционный зал, а также три дополнительные женские туалетные комнаты для зрителей.
Фотогалерея
Кирилл Крок, директор Театра Вахтангова, провел для корреспондентов сайт экскурсию по закулисью новой площадки, показав сцену-трансформер со зрительским бличером (трибуной), и даже те пространства, которые занимают административные сотрудники. И хотя Кирилл Игоревич считает, что жить нужно у себя в квартире, а не в театре, невозможно не отметить, что уютная атмосфера, наглядно демонстрирует принципы театра-дома.
Мы попросили Кирилла Игоревича подвести итоги минувшего сезона и рассказать, какие проблемы придется решать руководству Театра Вахтангова в ближайшее время.
– Кирилл Игоревич, после окончания сезона принято подводить итоги. У Театра имени Вахтангова был насыщенный творческий год с гастролями и премьерами. Скажите, какой из новых спектаклей способен стать "локомотивом", как, скажем, "Евгений Онегин", "Дядя Ваня", и привлечь иностранных театральных агентов?
– Спектакли, вызывающие интерес иностранных импресарио и наших соотечественников, живущих за рубежом, как правило, отвечают четырем требованиям. Во-первых, это должна быть русская классика – А.Чехов, Ф.Достоевский, А.Островский, А.Пушкин, Л.Толстой, или советская литература – например, М.Булгаков или корифеи мирового театра – Шекспир. Второй момент: новациями западный театр не удивишь, и от наших спектаклей ждут сегодняшнего осмысления традиций русской психологической школы исполнения. Третий момент – иностранцы всегда хотят увидеть театр с историей, с именем. Четвертый – узнаваемость актеров, и как плюс к этому известный режиссер-постановщик. При наличии этого комплекса можно рассчитывать на успешную прокатную судьбу спектакля.
– В этом сезоне труппа Театра имени Вахтангова гастролировала по Штатам, Канаде. В Нью- Йорке актеров встретили пикетами…
– Да, был такой момент. Люди, вышедшие на мостовую Нью-Йорка с антироссийскими плакатами, имеют полное право выражать свое мнение. Но не надо путать личную гражданскую позицию актеров, работников театра, касающуюся присоединения Крыма, и деятельность Театра Вахтангова. Политические взгляды каждого никак не связаны с его профессиональной деятельностью.
– Прошедший сезон показал, что мнение меньшинства, даже один голос способен запустить механизм глобальных перестановок, как в Новосибирской опере, например.
– Я был одним из тех, кто подписал письмо против разбора художественных достоинств и недостатков спектакля в прокуратуре. Театр существует для публики, и только она определяет его судьбу. Без театральных критиков театр худо-бедно просуществует, но без зрителей – никогда. Если какие-то моменты в спектакле вызывают дискуссию в обществе, и поднимается такая волна протеста, то, как мне кажется, задача театра – исправить эту ситуацию. Насколько я знаю, прежде чем подписывать приказ о снятии Бориса Мездрича с должности, министр культуры Владимир Мединский несколько раз обращался к нему с просьбой сделать публичное заявление совершенно формального характера: если постановка невольно кого-то задела, оскорбила религиозные чувства, то нужно учитывать тот факт, что театр – не территория церкви, и мы просим прощения, а скандальный постер уберем. Борис Михайлович решил, что он этого делать не будет. И как результат – спектакль исключен из репертуара, Мездрич уволен. А если бы директор оказался более гибким, смотрел на несколько шагов вперед, то он бы сохранил не только свой пост, но и спектакль, правда с небольшими коррективами, которые позже все равно были сделаны. Театр и искусство – территория компромисса. Нужно об этом помнить.
– Вы один из театральных деятелей, вошедших в рабочую группу "Золотой маски". Почему необходимость в апгрейде премии возникла именно сейчас? И возможен ли конструктивный диалог между некоторыми участниками этого временного объединения, находящимися в конфронтации друг с другом?
– Любая культурная институция, и театральный фестиваль-премия "Золотая маска" не исключение, нуждается в изменениях. Их диктует жизнь. Раз "Маска" называет себя национальной премией, то в ее действиях должен учитываться весь спектр явлений, который присутствует на театральном поле. Существует в Париже "Комеди Франсэз". Плох этот театр или хорош – он воспринимается как данность. Наш отечественный "Комеди Франсэз" – это Малый театр. Постановки, которые там выходят, могут не нравиться, но он есть. И если "Маска" – фестиваль национальный, то в его экспертных советах и в жюри должны быть представлены все существующие направления театральной мысли.
Много лет ничего не менялось, и назрели проблемы. Упаси нас господь громить "Золотую маску"! Я уверен, что ни о каком разрушении фестиваля не идет речи, да этого никто и не допустит. Поверьте, самоубийц нет. Но свежий взгляд на самих себя изнутри, со стороны необходим! В России, театральной державе, должен быть национальный фестиваль. Как его улучшить – этот вопрос и будет обсуждаться в августе. Свою задачу в рабочей группе я вижу так – наладить диалог, учитывать мнение всех групп, концепций, течений театральной мысли.
– Скажите, а что это за история с мнением экспертов Российского научно-исследовательского института, которые, изучив постановки пушкинских произведений, обвинили Римаса Владимировича Туминаса в нелюбви к России?
– Человек, который начал войну с нашим театром – небезызвестный автор Юрий Поляков. В его собственных пьесах немало пикантных ситуаций, более чем смелых реплик, сюжетные повороты, обстоятельства на грани приличия. Мне лично кажется, он сам является аморальным типом, но пытается нас учить морали. Как-то мне позвонил один влиятельный человек и спросил, почему Театр Вахтангова не хочет забрать в свой репертуар "Козленка в молоке" по пьесе Полякова, а спектакль шел в Театре Рубена Симонова. Комиссией из трех человек мы отсмотрели все спектакли этого театра.
"Козленок" хорошо воспринимался 25 лет назад, так как являл собой политическую сатиру на перестройку. С позиции сегодняшнего дня это скорее пошлый архаизм. Поэтому мы от него отказались. После этого Юрий Поляков в одном ток-шоу на федеральном канале заявил, что в постановке Туминаса "Евгений Онегин" Татьяна, читая знаменитый пушкинский монолог про русскую душу, показывает пальцем на причинное место. Так что все очень банально до крайности – раз мы не взяли спектакль по его пьесе, то нас надо попытаться уличить в занятиях похабщиной. Первопричину стоит искать в финансовой плоскости – не позвали на постановку, закрыли спектакль, отказались взять пьесу. В театральном мире много людей, ревностно относящихся к чужим успехам. Увы, мы не привыкли радоваться за коллег… Легче поливать их грязью и рассказывать небылицы.
– Недавно писали о том, что Театр Вахтангова займется упорядочиванием архива Юрия Любимова. Из Театра на Таганке все коробки должны были временно переехать на Арбат. Как продвигается процесс систематизации?
– А процесса нет… Фонд Юрия Петровича предложил нам подключиться к процессу систематизации архива, который содержит массу материалов, касающихся истории Театра на Таганке и конкретно деятельности Юрия Петровича. Мы, конечно, эту инициативу поддержали. В гарантийном письме, отправленном на имя главы депкульта Александра Кибовского, я написал, что Театр Вахтангова готов совместно с фондом за свои деньги (7-8 млн рублей) привести в порядок архив и взять его на временное хранение до тех пор, пока "Таганка" не разделается с ремонтными делами. Я видел, в каких условиях содержатся бесценные документы. Страшно сказать, но все это лежит в коробках в сыром подвале без вентиляции. Описи нет, все в состоянии хаоса. Мы были готовы исправить эту ситуацию и привести содержимое архива в надлежащий вид, потому что в отличие от некоторых вахтанговцы помнят свою историю. Любимов начинал свой путь здесь, в Театре Вахтангова, и его пожелание заключалось в том, чтобы этот творческий круг замкнулся. Он хотел, чтобы здесь с ним простились, категорически запретив делать это на "Таганке" – так был обижен на тех, кто сейчас называет себя "учениками Любимова". И мы, памятуя о том, что он вахтанговец, решили выполнить его волю, сохранить и систематизировать то, что представляет ценность для истории.
Но в департаменте что-то переиграли. На "Таганке" заявили, что мы хотим украсть какие-то артефакты. Но наверняка все уже и так растащили – учета ведь нет, никто искать не станет. Они говорят, что намерены подключить к работе РГАЛИ и Музей Бахрушина, но, поступив таким образом, они высекут самих себя. Как только архив попадет в музей, вступит в силу закон о фонде, и все, что собиралось при Любимове, войдет в число экспонатов. После этой процедуры никто не имеет права забрать это у музея и передать другому учреждению. Театр потеряет один из своих исторических сертификатов памяти.
– В этом сезоне много говорили о Театре Рубена Симонова. При каких обстоятельствах принималось решение о его слиянии с Театром Вахтангова?
– Театр Рубена Симонова основан Евгением Симоновым, сыном великого режиссера, учеником Вахтангова. Вахтангов умер, не увидев свою легендарную "Принцессу Турандот", но благодаря своим ученикам театр был сохранен, и брендом Вахтангововского театра мы обязаны тем людям, которые сохранили, обогатили и мощно развили учение Вахтангова.
В основе Театра Симонова – два курса Щукинского института. К сожалению, Евгений Симонов не дожил до того момента, когда здание школы, здесь, на Арбате, передали его театру. Он умер, так и не сумев, как мне кажется, вдохнуть в этот театр жизнь, воспитать мощное актерское поколение. Шли годы, менялись худруки, директора. Но так сложилось, что по факту в актив труппы нечего записать – нет ни ярких спектаклей, гастролей, фестивалей, прессы, зрителей, ни экономических побед. Как мне сказал сын Симонова – Рубен Симонов, актер Театра Вахтангова, – "если бы дед был жив, первое, что он бы потребовал – снять с вывески этого театра его фамилию".
– Инициатива передачи театра исходила от департамента культуры?
– Да. Три года назад руководство депкульта обратилось к нам с Римасом Владимировичем и предложило модель, по которой много лет управляется "Табакерка". Мы отказались, так как это огромная нагрузка. Кроме того, у федеральных театров и московских разные системы управления, финансирования, отчетности. Через некоторое время департамент предложил другой вариант – передать Театр Симонова на федеральный уровень и присоединить к Театру Вахтангова в статусе филиала. Мы прекрасно понимали, что если туда будет назначен новый худрук, то от этого дома в исторической перспективе останется только вывеска "Рубен Симонов", не имеющая никакого отношения к Театру Вахтангова. И мы с Туминасом приняли это предложение.
На сегодняшний день здание театра зарегистрировано как федеральная собственность, имущество находится в стадии оформления. Как только этот процесс юридически будет завершен, а я надеюсь, что это произойдет к концу сентября, согласно приказу министра культуры два театра объединятся. Юридическое название "Московский театр Рубена Симонова" перестанет существовать, а будет филиал Театра Вахтангова имени Рубена Симонова.
– В каком состоянии вы нашли здание театра?
– Когда я прошелся по всем помещениям, у меня волосы встали дыбом. Потребуется минимум два года, чтобы все отремонтировать. Коммуникационные сети нуждаются в полной замене. У так называемого "самого теплого дома в Москве" в некоторых гримерках не проведено отопление. Зимой актеры были вынуждены включать обогреватель, а любой дополнительный электроприбор перегружал сеть и выбивал пробки. Так что прежде чем заниматься стенами и полами, нужно наладить коммуникации, а это огромные средства. Театр Вахтангова должен найти их сам. Дополнительных инвестиций, тем более в условиях сегодняшней экономической ситуации, нам никто не обещал.
Все 25 лет жизни Театра Симонова предыдущие руководители не думали о своем доме, не занимались им – могу это ответственно заявить, а были заняты исключительно незаконной сдачей помещений в аренду, причем большую часть доходов выводили из театра. Занимаясь этой деятельностью, давно можно было привести и здание в порядок, и выпускать приличные спектакли, продвигать это место на Арбате, делать его популярным и посещаемым… Так что не стоит говорить, что театр жил в суровых реалиях жизни, учитывая все выше сказанное. Я сам 10 лет работал в малоизвестном московском театре, и знаю про все трудности существования в таких условиях, при мне посещаемость там составляла 97,3%, и не было ни одного помещения или угла, в том состоянии, в котором сейчас находится здание Театра Симонова.
– Кто-то из Театра Симонова будет принят в Театр Вахтангова?
– Тех основателей театра, которые двадцать пять лет назад пришли туда с Симоновым по праву исторической памяти мы возьмем на срочный трудовой договор на два года. Это девять человек.
Фотогалерея
– В основном здании Театра Вахтангова сейчас идут ремонтные работы. К какому сроку планируется их завершить?
– К открытию сезона. На ремонт мы получили субсидию от министерства, но к ней пришлось добавить еще сумму, вдвое субсидию превышающую. Это наши собственные заработанные за нелегкий сезон средства – в этом году мы сыграли 510 спектаклей!
– Через два года у вас будет целых четыре площадки, что потребует перераспределения репертуара. Как планируете его наращивать?
– Начнем по порядку – с Новой сцены, которая откроется осенью. В октябре-ноябре там пройдут четыре премьеры подряд: "Минетти" Римаса Туминаса, "Возьмите зонт, мадам Готье" Владимира Иванова, "Подросток" по Достоевскому, в постановке Антона Яковлева, танцевальный спектакль Анжелики Холиной "Мужчины и женщины". В декабре должна состояться премьера детского спектакля "Питер Пен" (выпускает Александр Коручеков со своим курсом). Кроме того, на новую сцену переедут самые успешные спектакли с Малой сцены – "Медея", "Крик лангусты", "Ревнивая к себе самой", "Игры одиноких". В этом сезоне планируем представить "Трамвай "Желание" по Тенесси Уильямсу, а потом "Грозу" Островского.
– Эти планы предполагают движение репертуара. Какие спектакли хотите снять?
– "Прощальные гастроли", "Женитьбу" и "Тихую родину".
– Они собирают публику?
– Да, они востребованы, но у каждого спектакля свой срок жизни. Лучше когда он уходит на подъеме, чем когда постановку уже невозможно смотреть. Да, это болезненный процесс обновления, но в нем есть объективность. Все эти решения принимаем совместно с художественным руководителем театра Римасом Туминасом, причем последнее слово всегда за ним. Репертуар не должен находиться в стагнации. Конечно, у нас есть спектакли, которые играют по семнадцать лет, но это исключения, и они вполне обоснованы: например, "Посвящение Еве" будет появляться в афишах до тех, пор, пока позволяют силы Василию Лановому и Евгению Князеву. Если мы не будем снимать с репертуара какие-то названия, невозможно тогда выпускать премьеры и полноценно играть весь репертуар каждый месяц.
– По вашему опыту спектакли, востребованные зрителем, и те, которые делают имя театру – это одни и те же названия?
– Когда мнение профессионального сообщества и зрительский интерес совпадают, тогда спектакль можно наверно отнести к категории искусства. И определит это время… И сколько бы мы не спорили о художественных достоинствах и недостатках, факт остается фактом.
