Дурново Орест Дмитриевич
(1869 - 1934) Фотография Ореста Дурново в Костроме, 1914 или 1915 г. (по сведению покойной дочери - из семейного архива)
Родился в 1869 г. В Санкт-Петербурге возглавлял кадетский корпус. Религиозный философ, автор книги "Так говорил Христос", изданной в России до 1917 г. После революции сражался в рядах Белой армии в Сибири, поселился в Харбине. В 1924 г. приехал в Канаду. Стал инициатором переселения русских беженцев-старообрядцев из Китая в Канаду по проекту "Русская семья" для работы в сельском хозяйстве. Первая партия старообрядцев из 116 человек прибыла в Ванкувер в 1924 г. и поселилась в провинции Альберта на отведенных для них землях. Вторая партия русских беженцев из Харбина, отобранная О.Д. Дурново и его сотрудниками, состояла из 625 человек и приехала в Канаду в 1925 г. Последнюю группу беженцев О.Д. Дурново привез в 1929 г. и обосновался в г. Эдмонтон (пров. Альберта, Канада). Скончался 29 марта 1934 г. в Эдмонтоне. Источник: Александров Е.А. Русские в Северной Америке : Биографический словарь. - Хэмден; Сан-Франциско; СПб., 2005. - С. 186.
Александра и Орест Дурново в молодости.
Библиография:
Факты, заключения и желательные изменения в строе жизни нашей деревни / О.Д. Дурново. - Москва: т-во тип. И.Д. Сытина, 1902. - 32 с. Так говорил Христос / О.Д. Дурново. - Berlin: J. Ladyschnikow, 1912 (Лейпциг). - 369 с. Так говорил Христос / О.Д. Дурново. - . - Москва: изд. авт., 1915.
Литература:
Ложь на Христа . По поводу кн. О.Д. Дурново: "Так говорил Христос" / С.-Петерб. духовной акад. проф. А.А. Бронзов. - Санкт-Петербург: тип. М. Меркушева, 1913. - 24 с. ; 25 см. Извлеч. из журн. "Христиан. чтение", 1913. (По материалам электронного каталога Российской Национальной библиотеки ) .Приложения
Комментарий
Печатается по автографу ИЛИ. Впервые напечатано и воспроизведено факсимильно в "Известиях Лермонтовского и Исторического музеев Николаевского кавалерийского училища" 1916, No 1, стр. 72-73, а затем в Академическом издании сочинений Лермонтова, 1916, т. IV, стр. 342 и 409. Перевод: Дорогая кузина! Я с восторгом принимаю ваше любезное приглашение и, конечно, не замедлю явиться с поздравлением к дяде, но после обеда, потому что, к великому моему отчаянию, мой кузен Столыпин умер позавчера - и, я уверен, вы не сочтете дурным, что я лишу себя удовольствия видеть вас на несколько часов раньше, чтобы пойти исполнить столь же печальную, сколь и необходимую обязанность: - преданный вам на весь вечер и на всю жизнь М. Л. Симанская Мария Львовна (ум. 30 декабря 1878 г.) - дочь Псковского помещика, действ. ст. сов. Льва Александровича Симанского (дяди Лермонтова) от брака его с Е. Л. Боборыкиной; в 1839 г. она вышла замуж за гвардейского офицера, впоследствии генерал-лейтенанта корпуса жандармов, Дмитрия Николаевича Дурново (ум. 10 мая 1888 г.). О М. Л. Симанской-Дурново см. "Провинциальный некрополь", СПб. 1914, т. I, стр. 271. К М. Л. Симанской относится еще одна записочка Лермонтова, хранящаяся в Институте литературы Академии наук СССР: "Je vous aime M-lle M. S. Своею кровью". Далее нарисован якорь и сердце, пронзенное стрелою. (Впервые опубликовано также в "Известиях Лермонтовского музея".) В Лермонтовский музей письмо и записочка Лермонтова к М. Л. Симанской поступили через Софью Владимировну Прутченко от Ореста Дмитриевича Дурново, внука Марии Львовны. Письмо Лермонтова к М. Л. Симанской может быть предположительно датировано 11 мая 1836 г., так как 9 мая между Кронштадтом и Петергофом утонул сын Григория Даниловича и Наталии Алексеевны Столыпиных Павел Григорьевич Столыпин (род. 12 марта 1806 г.), поручик л.-гв. Конного полка. Его тело было извлечено из воды и погребено на Смоленском кладбище в фамильном склепе (см. "Петербургский некрополь", СПб. 1913, т. IV, стр. 175; ср. Руммель и Голубцов "Родословный сборник русских дворянских фамилий" 1887, т. II, стр. 417). Даты смерти других Столыпиных (например, Михаила Григорьевича в 1834 году) могут быть связаны с настоящей запиской с гораздо меньшей долей вероятности. Источник текста: Лермонтов М. Ю. Полное собрание сочинений: В 5 т. - М.; Л.: Academia, 1935-1937. Т. 5. Проза и письма. - 1937. - С. 389. - На фр. яз. Адрес ресурса: http://feb-web.ru/feb/lermont/texts/lerm05/vol05/l5523891.htm
В январе 1918 г. он приезжал в Москву не «к жене», как считает автор, а действительно, для того, чтобы сформировать особый Московский полк – достать для него денег и личный состав. Военно-политический отдел Добровольческой армии, возглавляемый генералом М. В. Алексеевым, для привлечения желающих в ее ряды, командировал в разные города России его офицеров, возможно, в этот отдел был переведен и прапорщик Эфрон перед командировкой в Москву. Немедленная командировка была реакцией на его записку, в которой для «успеха дела» он предлагал формировать полки, батальоны, отряды, давая им названия крупных городов страны, чтобы «с самого начала создалась бы кровная связь со всей остальной Россией». Его направили в Москву, что было для него неожиданностью. Ему дали «три адреса», два шифрованных письма, солдатскую грязную шинель, папаху и полтараста рублей денег, документ, удостоверявший то, что он «рядовой 15-го гренадерского Тифлисского полка, уволенный в отпуск по болезни». Полк избран был не случайно: первый муж Анастасии Цветаевой, сестры Марины, Борис Трухачев воевал в этом полку. Общаясь с ним, Сергей знал многое из жизни полка, что позволило бы ему в случае необходимости подтвердить свой «отпускной билет».
В дневниковых записях М. Ц. говорится о ее встрече с Сережей 18 января 1918 г. В этот день она написала стихотворение:
…Я помню ночь и лик пресветлый
В аду солдатского вагона.
Я волосы гоню по ветру,
Я в ларчике храню погоны.
С этой встречи, с этого стихотворения Цветаева стала вдохновенным певцом Добровольчества, видя в нем пример жертвенности во имя Родины. Именно Сергею Эфрону русская поэзия обязана цветаевскими «Лебединым станом» и «Перекопом».
«Кого-то эта книга может привести в ярость, у кого-то вызвать восторг. Всем не угодишь. Я не считаю себя ни истиной в последней инстанции, ни судьей: мое дело – аналитика. А вы уже судите сами…», – пишет автор.
Ни ярости, ни восторга. Просто, как сказала бы М. Цветаева, «полный отворот головы» – закрыть, не читать ни строчки; недоумение – зачем такое писать?! И – горечь, боль за тех, кто подвергнут такой «аналитике». За что их так?! Все они прожили такую трагическую жизнь!
Книга «Крылатый лев или… Судите сами!», которую автор называет «аналитическим исследованием», где «воздается должное» С. Эфрону «за все, что он заслуживает» – новый миф, появившийся в 2007 г.
Ради доказательств его достоверности автор «готов отдать свою правую руку на отсечение»! Мороз по коже от этих слов! Но ведь не убедит никого такая иезуитская пытка над собой, миф так и останется мифом, во многом основанным лишь на предположениях, заключениях, версиях автора, не подтверждаемых никакими достоверными источниками.
Глава 1
Родословная Дурново. Родители Лизы. Ее детство. Московский дом Дурново
В большинстве воспоминаний о Лизе (а часто в архивных документах) ее называют то дочерью, то племянницей, то двоюродной сестрой московского генерал-губернатора Петра Павловича Дурново (занимал эту должность в 1872–1878 гг.
И. Жук-Жуковский, который хотел «развеять легенды», основываясь «на источниках, полученных от ближайших родственников и друзей Е.П.», указывает, что «она не была ни в какой родственной связи с Московским генерал-губернатором … и никогда не жила в губернаторском доме».
С эти утверждением И. Жук-Жуковского почти можно согласиться, заметив, однако, что отдаленная связь между ними все же была.
Отец Лизы, Петр Аполлонович Дурново (1812–1887 гг.), происходил из древнего, очень обширного дворянского рода, истоки которого восходят к 1353 г., когда, по свидетельству не дошедшей до нас черниговской летописи, пришел «из Немец, из Цесарские земли» в Чернигов с двумя сыновьями и дружиной в 3 тыс. человек «муж честного рода» – Индрос. Он выехал из литовских областей Пруссии, уже покоренных тевтонскими рыцарями, находившимися в прямой зависимости от германского императора, чем и объясняется указание о выходе Индроса «из Немец». Чернигов к моменту прихода туда Индроса принадлежал Литве.
После крещения Индрос получил имя Леонтий, его старшего сына Литвиноса назвали Константином, младшего Зимонтена – Федором (последний умер бездетным).
Потомством № 1 Индроса стали дворяне и графы Толстые; № 2 – Молчановы; № 3 – Дурновы (Дурново); № 4 – Даниловы; № 5 – Васильчиковы. Рассмотрим только интересующих нас Дурново.
Петр Аполлонович Дурново, акварель работы неизвестного художника из частного архива К. М. Эфрона
Если представить родословную Дурново в виде схемы, то она будет выглядеть так:
1. Индрос (Леонтий),
2. Константин Леонтьевич,
3. Харитон Константинович,
4. Андрей Харитонович, который «приехал из Чернигова к Москве, к великому князю Василию Васильевичу (1435–1462), и тот прозвал его Т?лстым, от него пошли Толстые»,
5. Карп Андреевич Толстой, 6. Юрий Карпович Толстой,
7. Василий Юрьевич Толстой, по прозвищу Дурн?й,
8. Федор Васильевич, который стал писаться уже не Толстым, а Дурн?вым или Дурнов?; от него пошли Дурн?вы, или Дурнов?;
9. Викул Федорович Дурново.
Отец Лизы, Петр Аполлонович Дурново, был потомком сына Викула Федоровича Петра, а московский генерал-губернатор Петр Павлович Дурново – потомком другого сына Викула – Евстафия.
Прямыми предками отца Лизы, начиная от Викула Федоровича, были: Викул, Петр, Иван, Семен, Иван, Ефим, Аполлон (дед Лизы), Петр (ее отец).
А вот предки московского генерал-губернатора: Викул, Евстафий, Константин, Павел, Евстафий, Дмитрий, Николай, Дмитрий, Павел (отец генерал-губернатора), Петр (генерал-губернатор).
У Петра Аполлоновича было два брата: Михаил и Николай. Министр внутренних дел Петр Николаевич Дурново не был его братом, а следовательно, не был и дядей Лизы14
ЦГИАМ. Ф. 4. Оп. 17. Д. 405. Л. 1, а также: Булычов Н. Калужская губ. Список дворян, внесенных в дворянскую родословную книгу по 1 октября 1908 года. Калуга, 1908; Чернявский М. Генеалогия гг. дворян, внесенных в родословную книгу Тверской губ. Тверь, 1869. Автор выражает глубокую благодарность вице-директору департамента герольдии Российского дворянского собрания О. В. Щербачеву за помощь в составлении родословной Дурново.
Старшая дочь Елизаветы Петровны, Анна Яковлевна Эфрон (Трупчинская – 1883–1971), в своих интересных воспоминаниях во многом основанных на рассказах матери, пишет, что дедушка ее происходил из разорившейся дворянской семьи (мнение И. Жук-Жуковского – «из бедной дворянской семьи»), затем разбогател, женившись по сватовству на богатой купеческой дочери и получив (уже после женитьбы) от дальнего родственника большое имение в Пензенской губернии15
РГАЛИ. Ф. 2962. Оп. 1. Д. 332. Л. 1–107.
Как следует из формулярного списка П. А. Дурново, составленного 30 апреля 1844 г. (еще до женитьбы), родители его были дворянами скорее средней руки, чем бедными. «За матерью его состоит Калужской губернии и уезда в сельце Селивановке 75, Мещевского уезда в сельце Бевсне 90, Малояровславского уезда в деревне Захаровке 150 и Ярославской губернии Любишского уезда в сельце Григорьевке 95 душ крестьян мужеска пола»16
ЦГВИА. Ф. 3543. Оп. 1. Д. 3065. Л. 44.
Но если учесть, что, кроме трех сыновей, родители П. А., Аполлон Ефимович Дурново и Прасковья Ивановна (урожд. Кушникова), имели еще 7 дочерей (Екатерина, Елизавета, Александра, Анна, Татьяна, Хиония, Наталья), наверное, можно назвать эту семью бедной.
Анна Яковлевна пишет, что сестры Петра Аполлоновича, несмотря на незаурядную красоту, не вышли замуж, так как у них не было приданого, и доживали свой век в скромном домике около Троице-Сергиевой лавры, где Анна «была у них с родителями».
Елизавета Никаноровна, Елизавета Петровна и Петр Аполлонович Дурново
Домик на окраине города, «утопавший среди кустов жасмина и сирени, чистенькие кисейные занавески, цветы на окнах, скромная мебель времен Николая I и три старушки, худенькие, сморщенные, аккуратные, с вязаньем в руках. Они видят нас впервые, тронуты, слезы в глазах, находят сходство со своей семьей». Анна Яковлевна вспоминает о трех младших сестрах деда. Имя одной не названо, а две другие – «тетя Феня» или «Финет» (вероятно, это Хиония), и Анна или «Аннет». (Следует отметить явную ошибочность воспоминаний: Анна Яковлевна не могла видеть Анну Аполлоновну, так как появилась на свет 14 лет спустя после ее смерти).
Сотрудник Сергиево-Посадского музея-заповедника Владимир Александрович Ткаченко сообщил в январе 1998 г. о сохранившейся в архиве музея записи 1927 г., из которой следует, что в Троицкой лавре похоронены мать Петра Аполлоновича и его сестра Анна. Их могилы были «в четвертом ряду у Смоленского собора». На черном мраморном памятнике с белым крестом, стоявшем на могиле бабушки Лизы, была надпись: «Прасковья Ивановна Дурново, скончалась 1864 г. сентября 23 дня», а на чугунном кресте над могилой тети Лизы значилось: «Под сим памятником погребено тело девицы Анны Аполлоновны Дурново, скончалась в 1869 г.», «Московский некрополь» называет день и месяц – 5 января 1869 г.17
Московский некрополь. СПб, 1908. Том II. С. 413.
Прасковья Ивановна за места погребения (свое и дочери) внесла в 1864 г. по 300 руб. серебром.
О том, как Петр Аполлонович узнал о пензенских имениях своих родственников, а затем унаследовал их, Анна Яковлевна рассказывает так. В 1852 г. Дурново, получив отставку со службы, возвращался из Петербурга в Москву «на тройке лошадей». Разговорился с ямщиком. На вопрос, чей он крепостной, ямщик ответил, что «барин их давно умер, и они ничьи». Оброка никому не платят, земли у них много и «один чернозем». На каждом дворе – несколько коней, по 8–10 коров. Через газеты вызывают наследников, но они не находятся.
П. А. спросил фамилию их барина, в ответ, якобы, услышал свою и «погнал лошадей обратно в Петербург».
Там выяснилось, пишет А. Я., что через «Правительственный вестник», действительно, вызывались «наследники имения князя Ромодановского». Срок вызова истекал, и имение должно было перейти в казну. Дурново удалось подтвердить свое родство с последними его владельцами, и оно перешло к нему.
Автор воспоминаний ошиблась. Петр Аполлонович не мог прочитать объявлений о поиске наследников в «Правительственном вестнике»: эта газета начала выходить с 1869 г. Ее предшественница – «Северная почта» – с 1862 г.
Последняя заменила собой «Журнал Министерства Внутренних Дел», выходивший с 1829 г. по 1861 г. ежемесячно, но и в нем сведения о владельцах имений не печатались18
Библиография русской периодической печати. 1703–1900. Петроград, 1915. С. 75, 183, 248.
О том, что собой представляли унаследованные Дурново имения, сообщал в своем донесении департаменту полиции 17 марта 1881 г. пензенский губернатор. Это был ответ на циркуляр ДП от 24 декабря 1880 г. о розыске дочери Петра Аполлоновича Лизы, сбежавшей после освобождения ее из Петропавловской крепости из дома. Губернатор пишет, что П. А. Дурново, «проживающий в Москве, владеет в Саранском уезде Пензенской губернии имениями: Ромоданово, Ивановское-Тарбеевка и Уришка. Все они хорошо устроены и не заложены». Губернатора настораживало, что «в настоящее время они окончательно продаются», и он посчитал долгом донести в Петербург свое предположение: «… такая торопливая продажа г. Дурново имений своих без особенной, по-видимому, нужды, вскоре после скрытия его дочери, единственной наследницы, не имеет ли связи с ее преступлением и исчезновением…». На полях донесения резолюция (карандашом): «Вопрос весьма существенный»19
ГАРФ. Ф. 109, 1880. 3 эксп. Д. 578. Ч. 2. Л. 42.
Надо сказать, предположение пензенского губернатора было верным, о чем будет речь ниже.
4 апреля 1881 г. из Пензы шифрованной телеграммой были сообщены размеры имений: «Имения Дурново в Саранском уезде состоят: Уришке 97, Ромоданов 115 десятин земли, усадьба, дом, сад и др. строения. В то же уезде за женою Дурново Уришке 146, Ивановском 1159 и Тарбеевке 437 десятин земли. Все продаются вместе»20
Там же. Л. 58
Петр Аполлонович имел собственность и в Москве. 10 декабря 1858 г. он купил «в Гагаринском переулке Пречистенской части 3 квартала» домовладение «мерою» около 560 квадратных саженей22
ЦАНТДМ. Ф. 1. Пречистенская часть. 371–375. Д. 13. Л. 3.
Вместе с домом и всем имуществом оно оценивалось в ноябре 1881 г. примерно в 40 тыс. рублей23
ГАРФ. Ф. 109, 1880. 3 эксп. Д. 578. Ч. 2. Л. 142.
П. А. Дурново был кадровым военным. Его кондуитные и формулярные списки «о службе и достоинстве»24
ЦГВИА. Ф. 3543. Оп. 1. Д. 3085. Л. 42–49; там же. Оп. 2. Д. 541. Л. 1–4; там же. Ф. 395. Оп. 44. Д. 479. Л. 1–10. Автор выражает сердечную благодарность сотруднику архива И. А. Ганичеву за помощь в поиске документов. О том, что П. А. Дурново чин штабс-ротмистра в 1 раз получил в полку принца Алберта Прусского 20 июня 1840 г., а во 2 раз в Конном гвардейском полку 21 апреля 1848 г., говорят все его послужные списки и личное прошение об отставке, поданное им на имя императора Николая I 29 сентября 1852 г. (ЦГВИА. Ф. 395. Оп. 44. Д. 479. Л. 2.). В то же время сохранилось «Свидетельство», в котором от имени Николая I заявлено: «мы Петра Дурново, который нам Поручиком служил, за оказанную его в службе нашей ревность и прилежность в наши Штабс-ротмистры 20 июня 1844 г. пожаловали и учредили» (РГАЛИ. Ф. 2962. Оп. 1. Д. 322. Л. 1). Трудно сказать, как можно объяснить эти разночтения.
Рассказывают, что 5 декабря 1828 г. 16-летний Петр был «определен кадетом» в Московский кадетский корпус, откуда 13 декабря 1833 г. вышел корнетом с «определением в Кирасирский Принца Алберта Прусского полк, имея тогда от роду 21 год». В полк, расквартированный в военном поселении под Новороссийском, корнет прибыл только через год, так как «для окончательного приобретения познаний кавалерийской службы» был в течение года прикомандирован к «Образцовому кавалерийскому полку».
В Кирасирском полку, где Петр прослужил 10 лет, он получил чин поручика (1835 г.), штабс-ротмистра (1840 г.), командовал эскадроном, участвовал в военных маневрах, «совместно с штабс-офицером» ему были поручены «выбор и доставление 700 человек рекрут, набранных по общему в 1840 году набору, что исполнил с отличной деятельностью в течение 2 ? месяцев».
Самыми крупными маневрами, в которых участвовал полк, были маневры на территории царства Польского при г. Калише, проходившие в присутствии российского императора и прусского короля в августе – сентябре 1835 г. К месту маневров полку пришлось совершить почти трехмесячный поход через Херсонскую, Киевскую, Подольскую и Винницкую губернии, переправляться через реки Буг и Вислу. Высочайшие особы были довольны полком, и многие офицеры, в том числе и Дурново, «удостоились получить Высочайшее благоволение», объявленное в приказах. «За примерное сбережение нижних чинов и строевых лошадей» Дурново, как и другие, «получил благодарность Главнокомандующего Генерал-фельдмаршала Князя Варшавского Григора Паскевича Эриванского», а шеф полка, принц Алберт Прусский, наградил П. А. золотыми часами. Вероятно, эти часы, как пишет А. Я. Трупчинская, «до старости берег и ценил» Дурново. (Только получил он их не от царя, а от принца Алберта Прусского. Нет в его кондуитных и формулярных списках упоминания о «большом изумруде, подарке персидского шаха», о котором можно прочесть в воспоминаниях. – Е. Ж.).
Полковое начальство отмечало, что Дурново «по службе – очень хорош», «способностей ума – хороших», что он «Российской грамоте читать и писать умеет, Закону Божию, священной истории, рисованию, черчению ситуационных планов, географии, истории, арифметике, алгебре с применением оной к геометрии, геометрии простой, физике, правилам: полевой, гарнизонной и лагерной службы, главным правилам тактики и малой войны, полевой фортификации, начальным понятиям об артиллерии, военному судопроизводству и письмоводству, французскому и немецкому языкам обучался». Сказано, что П. А. «слабым в отправлении обязанностей службы не замечен и вопреки должной взыскательности, беспорядков и неисправностей между подчиненными не допустил». Есть сведения о том, что он «жалобам никаким никогда не подвергался», «в нравственности хорош» и «в поступках, неприличных званию и потемняющих честь никогда не был», «штрафам, суду, выговорам не подвергался», «в хозяйстве хорош». В 1844 г. 32-летний П. А. все еще был холост.
В документах, хранящихся в РГВИА, указано, что Дурново «к повышению чинов и награждению достоин», однако ими его не баловали: «всемилостивейших рескриптов и похвальных листов от начальства не получал» и «за отличие по службе и по другим действиям чинами, орденами и знаками отличия награжден не был». Быть может, трудно было отличиться, когда «в походах против неприятеля не был», а, возможно, причина в другом: побывав в 4-х отпусках, П. А. только один раз (1843 г.) явился в полк без опоздания. В остальных просрочил возвращение на 14 дней, на 3 месяца, на 28 дней, причем, в 2-х случаях «доказательств просрочки не представил».
В 1844 г. Петр Аполлонович расстался с Кирасирским полком. 22 марта 1844 г. его прикомандировали «для испытания по службе» к лейб-гвардии Конному полку, куда он был «зачислен налицо» 11 июня 1844 г., а 15 апреля 1845 г. приказом Николая I «из Штабс-ротмистров Кирасирского Принца Алберта Прусского полка переведен в Конный Гвардейский поручиком». Как и положено, в гвардейский полк офицер переводился чином ниже. В новом полку чин штабс-ротмистра Дурново получил 14 мая 1846 г., ротмистром он стал 30 марта 1852 г.
Архивные документы молчат о причине перехода П. А. в Конный гвардейский полк. Семейные предания, изложенные в воспоминаниях Анны Яковлевны, находят их в том, что «рослый и красивый» Дурново во время смотра полка в Москве «попался на глаза» Николаю I и очень ему понравился.
Едва ли этого было достаточно для зачисления в полк, который был верной опорой императорской власти. Сюда отбирали не только «видных», но еще и хорошо обеспеченных представителей крупнейших дворянских фамилий, в большинстве своем, из Прибалтики. За всю историю своего существования (она начиналась при Петре I) полк получал многочисленные награды и за боевые действия против неприятеля, и за подавление восстания декабристов, и за расправу с польским восстанием 1831 г.
Почти одновременно с Дурново, 12 мая 1844 г., в полк прибыл его новый командующий – 43-летний «Генерал-майор Петр Петрович Ланской 4-й», который к моменту прибытия в полк, как бесстрастно отмечено в его кондуитном списке, «был женат на вдове умершего камер-юнкера двора Его Императорского Величества титулярного советника Пушкина Наталье Николаевой»25
ЦГВИА. Ф. 3548. Оп. 1. Д. 3065. Лл. 17–24.
Не вызывает сомнений, что на гравюре, о которой писала в 1928 г. М. И. Цветаева, вместе с царем, наследником и П. А. Дурново был изображен именно он, а не Павел Сергеевич Ланской, как предположили комментаторы цветаевского письма26
Цветаева М. Собрание сочинений. В 7 тт. Т. 7. С. 184, 187.
Семейное предание, сообщенное внучкой П. А. А. Я. Трупчинской, его правнуками А. С. Эфрон27
Лосская В. Марина Цветаева в жизни. М., 1992. С. 91.
И К. М. Эфроном о том, что, будучи кассиром полка, раздав все деньги из кассы в долг сослуживцам и не сумев их вернуть к ревизии, П. А. должен был жениться на богачке и ее приданым рассчитаться с долгом, похоже, имеет под собой реальную почву.
Дурново, действительно, 14 мая 1846 г. был утвержден полковым казначеем, а 29 февраля 1852 г. «сдал» эту должность и 18 июня того же года «по собственному желанию обращен во фронт». Документы П. А. молчат о пустой кассе, о ревизии, о возможной дуэли с его однополчанином, якобы, одолжившим 100 тыс. рублей под честное слово офицера, а потом отказавшимся от долга. Только вот участившиеся отъезды в отпуск (в 1850 г. – с 28 сентября на 2 месяца, в 1851 г. – с 15 августа на 3 недели, в 1852 г. – с 30 января на 10 месяцев) и, особенно, то, что ранее всегда опаздывавший, Дурново вернулся из первого 16-ю днями, из второго – 3-я днями раньше, говорят о каких-то чрезвычайных обстоятельствах в его жизни. Вполне возможно, что это были поиски денег и женитьба.
А. Я. Трупчинская пишет в своих воспоминаниях, что мысль о женитьбе ему подсказали однополчане. «Вместо того, чтобы пускать себе пулю в лоб, поезжай в Москву и женись на богатой купеческой дочке». П. А. мчится в Москву, обращается к советам родных, к услугам свах. Ему указали на сироту из богатой купеческой семьи, отец которой давно умер, а мать дала своим 3 дочерям прекрасное образование. Младшая из них, которой он честно рассказал о своих денежных затруднениях, а она все причитавшиеся ей средства предоставила в его полное распоряжение, стала его женой. Женившись, П. А. спешит в Петербург, погашает недостачу и выходит в отставку. Послужной список Дурново подтверждает эти сведения: к моменту отставки он был «женат по первому браку на дочери Почетного Гражданина Посылина девице Елизавете Никаноровой».
Анна Яковлевна считает, что П. А. лишился права продолжать службу в конном полку из-за женитьбы не девице купеческого сословия, что, якобы, было запрещено гвардейцам, которые должны были выбирать себе жен только из дворянских семей. П. А. Дурново назвал другую причину: «Усердно желал бы я продолжать воинскую ВАШЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА службу, но совершенно расстроенные домашние обстоятельства не дозволяют мне иметь счастие продолжать оную», – писал он Николаю I в своем прошении об отставке. 14 ноября 1852 г. лейб-гвардии полка ротмистр П. А. Дурново ушел в отставку. Государь «соизволил на увольнение от службы», как и просил П. А., «по домашним обстоятельствам с мундиром».
Уходя в отставку, Дурново «дал реверс» в том, что «если по всеподданнейшей моей просьбе разрешится мне увольнение от службы, то о казенном пропитании просить нигде не буду. Жительство же по отставке буду иметь Калужской губернии и уезда в сельце Селивановке»28
ЦГВИА. Ф. 395. Оп. 44. Д. 479. Л. 2–4.
Похоже, что «в сельце Селивановке жительство имел» П. А. недолгое. А. Я. Трупчинская сообщает, что он «еще молодым человеком уехал в свое пензенское имение», где на его долю «пришлось 2 тыс. десятин черноземной земли и больше тысячи крепостных крестьян». Она считает, что годы Крымской войны (1853–1856) П. А. «прожил далеко от столиц, от своих аристократических друзей жизнью богатого помещика». Просторный барский дом, большой тенистый сад, переходящий в лес …Молодая барыня, Елизавета Никаноровна, «по-купецки взялась за хозяйство». Рано вставала, обходила дом, наблюдала за работой в девичьей.
Настояла на том, чтобы муж увеличил оброк и барщину, вмешивалась в его распоряжения. «А Петр Аполлонович не был жесток и жаден», – пишет его внучка. И тут же рассказывает, что крестьяне, для которых «переход от полной свободы, от жизни без барина к прежней крепостной неволе был слишком тяжел», решили убить своего нового хозяина. По ошибке крестьяне зарезали вместо П. А. его слугу, спавшего на постели Дурново, который в ночь казни из-за духоты в доме приказал приготовить себе постель на сеновале. Убийцы (их выбирали по жребию) сами признались в своем страшном грехе. Их сослали на каторгу.
В популярной исторической литературе и в Интернете гуляет записка (меморандум) П.Н. Дурново Николаю II, написанная накануне мировой войны в феврале 1914 г. Ее автор - Петр Николаевич Дурново (1845-1915), бывший министр внутренних дел в правительстве С.Ю. Витте (1905—1906), предостерегает Николая II от вступления в войну с Германией и дает поразительно точный прогноз последствий мирового конфликта для России. См.: Российский Нострадамус. Публикация Игоря Губарева // Родина. № 8-9, 1993. С. 10-13.
Вот несколько извлечений из записки П.Н. Дурново:
"По глубокому убеждению, основанному на тщательном многолетнем изучении всех современных противогосударственных течений, в побежденной стране неминуемо разразится социальная революция, которая, силою вещей, перекинется и в страну-победительницу.
Что эти потрясения будут носить именно социальный, а не политический характер, - в этом не может быть никаких сомнений, и это не только в отношении России, но и в отношении Германии. Особенно благоприятную почву для социальных потрясений представляет, конечно, Россия, где народные массы, несомненно, исповедуют принципы бессознательного социализма. Несмотря на оппозиционность русского общества, столь же бессознательную, как и социализм широких слоев населения, политическая революция в России невозможна, и всякое революционное движение неизбежно выродится в социалистическое. За нашей оппозицией нет никого, у нее нет поддержки в народе, не видящем никакой разницы между правительственным чиновником и интеллигентом. Русский простолюдин, крестьянин и рабочий одинаково не ищет политических прав, ему и ненужных, и непонятных.
Крестьянин мечтает о даровом наделении его чужою землею, рабочий - о передаче ему всего капитала и прибылей фабриканта, и дальше этого их вожделения не идут. И стоит только широко кинуть эти лозунги в население, стоит только правительственной власти безвозбранно допустить агитацию в этом направлении, - Россия, несомненно, будет ввергнута в анархию, пережитую ею в приснопамятный период смуты 1905 - 1906 годов. Война с Германией создаст исключительно благоприятные условия для такой агитации. Как уже было отмечено, война эта чревата для нас огромными трудностями и не может оказаться триумфальным шествием в Берлин. Неизбежны и военные неудачи, - будем надеяться, частичные, - неизбежными окажутся и те или другие недочеты в нашем снабжении. При исключительной нервности нашего общества, этим обстоятельствам будет придано преувеличенное значение, а при оппозиционности этого общества, все будет поставлено в вину правительству.
Если война окончится победоносно, усмирение социалистического движения в конце концов не представит неопреодолимых затруднений. Но в случае неудачи, возможность которой, при борьбе с таким противником, как Германия, нельзя не предвидеть, - социальная революция, в самых крайних ее проявлениях, у нас неизбежна.
Как уже было указано, начнется с того, что все неудачи будут приписаны правительству. В законодательных учреждениях начнется яростная кампания против него, как результат которой в стране начнутся революционные выступления. Эти последние сразу же выдвинут социалистические лозунги, единственные, которые могут поднять и сгруппировать широкие слои населения, сначала черный передел, а засим и общий раздел всех ценностей и имуществ. Побежденная армия, лишившаяся, к тому же, за время войны наиболее надежного кадрового своего состава, охваченная в большей части стихийно общим крестьянским стремлением к земле, окажется слишком деморализованною, чтобы послужить оплотом законности и порядка. Законодательные учреждения и лишенные действительного авторитета в глазах народа оппозиционно-интеллигентные партии будут не в силах сдержать расходившиеся народные волны, ими же поднятые, и Россия будет ввергнута в беспросветную анархию, исход которой не поддается даже предвидению".
Известно, что самые точные "прогнозы" делаются задним числом. Не является ли "Записка Дурново" апокрифом, стоящим в одном ряду с такими часто цитирующимися "документами", как "план Даллеса", речь Черчилля в Палате лордов памяти Сталина и т.д.? Действительно, ее подлинность вызывает большие сомнения. Записка Дурново была опубликована впервые в извлечениях академиком Е.В. Тарле в 1922 г. в статье «Германская ориентация П. Н. Дурново в 1914 г.» («Былое», 1922, № 19, с. 172). Как сообщает Е. Тарле, «только после революции она сделалась известной нескольким лицам, которым случайно попал в руки литографированный экземпляр ее».
PS. Как выяснилось, первая публикация "Записки Дурново" состоялась еще в 1914 г. во Франции. Это служит убедительным подтверждением ее подлинности. См..
Откуда произошли наши фамилии Большая часть населения России получила фамилии только ближе к концу XIX века. «Второе имя» приживалось в народе постепенно, и тем интереснее узнать, как это происходило. Фамилия - не роскошь? Первыми обладателями фамилий на Руси стали знатные жители Великого Новгорода. Ещё с XII века эта местность находилась на особом положении: получила статус независимой республики и самостоятельно вела дела с соседними государствами вроде Великого княжества Литовского. Оттуда и пришла мода на фамилии. Да и вести учёт войска так стало гораздо удобнее: не перепутаешь одного Михаила, Ивана или Бориса с другим. Вот, например, самый ранний из известных списков погибших с фамилиями: « Новгородець же ту паде: Костянтинъ Луготиниць, Гюрята Пинещиничь, НамЂстъ, Дрочило Нездыловъ сынъ кожевника...» (Первая новгородская летопись старшего извода, 1240 год). Вслед за новгородцами в XIV-XV веках фамилиями обзавелись князья и бояре. Первые обычно именовались по названиям земель, им принадлежавших. Так владельцы вотчины на реке Шуя стали Шуйскими, на Вязьме - Вяземскими, на Мещере - Мещерскими, та же история с Тверскими, Оболенскими, Воротынскими и прочими -скими. Кстати, -ск- - это общеславянский суффикс, его можно встретить и в чешских фамилиях (Коменский), и в польских (Запотоцкий), и в украинских (Артемовский). Моментом возникновения фамилии принято считать её сохранение за потомками даже после потери соответствующих земель. Ты чей будешь? Бояре же получали свои фамилии по крестильному имени родоначальника или его прозвищу: такие наименования отвечали на вопрос «чей?» (подразумевалось «чей сын?», «какого рода?») и имели в своём составе притяжательные суффиксы. Суффикс -ов- присоединялся к мирским именам, оканчивающимся на твёрдые согласные: Смирной - Смирнов, Игнат - Игнатов. -Ев- - к именам и прозвищам, имеющим на конце ь, -ий, -ей или ч: Медведь - Медведев, Юрий - Юрьев, Бегич - Бегичев. Ну а суффикс -ин- получили фамилии, образованные от имён на гласные «а» и «я»: Апухта -Апухтин, Гаврила - Гаврилин, Илья -Ильин. Самая известная история возникновения боярской фамилии - о Романовых. Их предок Андрей Кобыла имел трёх сыновей: Семёна Жеребца, Александра Елка Кобылина и Фёдора Кошку. Они породили Жеребцовых, Кобылиных и Кошкиных. Последние носили эту фамилию на протяжении нескольких поколений, пока не решили, что именоваться по прозвищу не слишком знатно. И стали они сначала Яковлевыми (по имени правнука Фёдора Кошки) и Захарьиными-Юрьевыми (по именам его же внука и другого правнука), а после и вовсе закрепились в истории как Романовы (по имени праправнука Фёдора Кошки). Многих удивляют такие фамилии, как Дурново, Сухово, Живаго, Чернаго, Седых, Фоминых. На самом деле ничего странного в них нет, всё тот же ответ на вопрос «чей?», только немного устаревший или во множественном числе: Дурной - Дурново, Живой - Живаго, Седые - Седых. Русские - нерусские фамилии Следующими на очереди за получением фамилий стояли дворяне. Среди них было очень много людей, приехавших на службу российским государям из других стран. Началось всё с фамилий греческого и польско-литовского происхождения в конце XV века, а в XVII веке к ним присоединились Фонвизины (нем. фон Визен), Лермонтовы (шотл. Лермонт) и другие фамилии, имеющие западные корни. Иноязычными основами обладают фамилии, которые давались незаконнорожденным детям знатных людей: Шеров (франц. cher «дорогой»), Амантов (франц. amant «любимый»), Оксов (нем. Ochs «бык»), Герцен (нем. Herz «сердце»). Побочные дети вообще много «страдали» от фантазии родителей. Некоторые из них не утруждали себя придумыванием новой фамилии, а попросту сокращали старую: так из Репнина родился Пнин, из Трубецкого - Бецкой, из Елагина - Агин, а из Голицына и Тенишева и вовсе вышли «корейцы» Го и Те. Оставили значительный след в русских фамилиях и татары. Именно так появились Юсуповы (потомки мурзы Юсупа), Ахматовы (хан Ахмат), Карамзины (татар. кара «чёрный», мурза «господин, князь»), Кудиновы (искаж. каз.-татар. Кудай «Бог, Аллах») и другие. Местные, но не князья После дворян фамилии стали получать и просто служилые люди. Их, как и князей, тоже часто называли по месту проживания, только с суффиксами «попроще»: семьи, проживающие в Тамбове, стали Тамбовцевыми, в Вологде - Вологжаниновыми, в Москве - Москвичёвыми и Москвитиновыми. Некоторых устроил «нефамильный» суффикс, обозначающий жителя данной территории в общем: Беломорец, Костромич, Черноморец, а кто-то получил прозвание безо всяких изменений - отсюда Татьяна Дунай, Александр Галич, Ольга Полтава и другие. Я Касторский Фамилии духовных служителей складывались из названий церквей и христианских праздников (Рождественский, Успенский), а также искусственно образовывались от церковно-славянских, латинских и греческих слов. Самыми занятными из них стали те, что были переведены с русского на латинский и получили «княжеский» суффикс -ск-. Так, Бобров стал Касторским (лат. castor «бобёр»), Скворцов - Стурницким (лат. sturnus «скворец»), а Орлов - Аквилевым (лат. aquila «орёл»). Фамилии у крестьян до конца XIX века встречались редко. Исключениями стали некрепостные крестьяне на севере России и в Новгородской губернии - отсюда Михайло Ломоносов и Арина Родионовна Яковлева. После отмены крепостного права в 1861 году положение начало исправляться, а уж к моменту всеобщей паспортизации в 1930-х фамилию точно имел каждый житель СССР. Образовывались они по уже проверенным моделям: к именам, прозвищам, местам обитания, профессиям добавлялись суффиксы -ов-, -ев-, -ин-. Получались вполне симпатичные Петровы, Ивановы, Бочкарёвы, Кузнецовы, Мельниковы, Пряхины и прочие.
Рожков И.А., «История лермонтовских Дурново», М., 2016, 240 стр., илл.
Вступление: сенсации, которых нет
Книга Рожкова названа неправильно. Автор исследует жизнь трех поколений известной семьи Дурново: Дмитрия Николаевича Дурново (1815-1888), его детей (Дмитрия, Льва, Николая, Владимира, Ольги, Варвары, Евгении), а также его внука Ореста Дмитриевича Дурново (1874-1934). Последнему уделяется особое внимание в книге, и именно из-за его жизненной истории стоит эту книгу читать.
В заглавии и в начале книги Рожков заявляет несколько «сенсационных» тем, связанных с этой семьей, но на проверку ни одна из них не является достойной особого внимания: будь то связь семейства Дурново с М.Ю.Лермонтовым или Л.Н.Толстым, или религиозно-философские идеи Ореста Дурново.
Оглавление книги Рожкова намекает на некие связи с М.Ю.Лермонтовым трех поколений известной семьи Дурново. Однако лермонтоведам в этой книге не придется обнаружить сенсаций из жизни великого русского поэта: из содержания и приводимых генеалогических таблиц следует, что семья Дурново в каком-то отдаленном колене по крови, а также только мельком и совершенно незначительно связана с Лермонтовыми. В книге приведен текст записки М.Ю. Лермонтова к своей кузине и родственнице Дурново, писанной якобы кровью великого поэта. В записке говорится о том, что Михаил Юрьевич не сможет прийти поздравить дядю по приглашению кузины. Автор делает предположение, что поэт был влюблен в свою кузину. Публикации текста этой записки оказалось достаточно для автора, чтобы вынести связь Дурново и Лермонтова в заглавие книги. Читателя ожидает острое разочарование, когда становится очевидной неубедительность этой связи.
Разочарование и недоумение охватывает по прочтению самой первой главы книги. Она посвящена подробному описанию встречи в Ясной Поляне в апреле 1910 года между офицером Русской Императорской армии Орестом Дурново и его жены Александры Леонидовны с Львом Толстым – довольно неожиданное начало для книги о «лермонтовских» Дурново! Встреча состоялась для того, чтобы обсудить с Толстым религиозно-философские идеи Ореста Дурново, изложенные им в его книге «Так говорил Христос» и опубликованной для массового распространения в 1912 году. Общения с Толстым у Дурново на эту тему не получилось. Толстой не только не принял идеи Дурново, но и с возмущением раскритиковал их.
Тут же Рожков приводит и другую, более раннюю связь между Львом Толстым и дедом Ореста Дмитриевича, Дмитрием Николаевичем Дурново. Автор приходит к выводу, что руководителем скандально известного и безуспешного жандармского обыска в Ясной Поляне 6 июля 1862 года был именно Дмитрий Николаевич Дурново. Эта некрасивая история получила широкую огласку из-за возмущенных писем Льва Толстого в разные властные инстанции. Толстой справедливо негодовал, что его никто не предупредил об обыске, и что жандармы произвели его в довольно грубой форме в отсутствии Толстого. В своих письмах он писал, что окажись он дома во время обыска, он бы своими руками убил Дурново. Широко известна также сатирическая повесть Б.Окуджавы «Похождения Шипова, или Старинный водевиль. Истинное проишествие» (http://www.lib.ru/PROZA/OKUDZHAWA/shipov.txt_with-big-pictures.html), в которой много раз упоминается «жандармский Полковник Дурново» - символ жандармской тупой исполнительности, очевидно привлекший Б.Окуджаву своей «говорящей» фамилией.
Получается, что ни лермонтовская, ни толстовская связи с семейством Дурново абсолютно не впечатляют своей значимостью, разве что тем, насколько Дурново были далеки и чужды Лермонтову и особенно Толстому. Лермонтов написал единственную мимолетную записку родственнице Дурново, а Лев Толстой готов был расправиться с жандармом Дурново, и позже в пух и прах раскритиковал идеи его внука. Назовем все своими именами: никакой сущностной значимости эти связи для семейства Дурново не имели, выносить их в заглавие книги значило вводить ее потенциального покупателя в заблуждение. Автору стоило лишь вкратце обозначить связи Дурново с Толстым или Лермонтовым, если это вообще было необходимо делать, но не выводить эти несущественные связи в заглавие книги.
Идеи, которые не выжили
Не раз Рожков упоминает и главный труд жизни Ореста Дурново: его книгу «Так говорил Христос» (ТГХ). Эта книга и выдвинутые в ней идеи несомненно оказали сильное воздействие на Ореста Дурново и его жизнь, но в исторической перспективе эта линия тоже незначимая. Свой след в истории Орест Дурново оставил не этой книгой.
Я читал ТГХ и нашел религиозно-философские идеи Ореста Дурново, мягко говоря, весьма своеобразными. Дурново уверяет нас, что в Евангелиях нет проповеди любви, что люди должны действовать только сообразно со своими «понятиями» и не пытаться понять и быть понятыми другими. Чтобы доказать полную абсурдность этих идей, можно привести яркую цитату из отличной книги Клайва Льюиса «Просто Христианство», http://predanie.ru/lib/book/67930/ (“Mere Christianity”). Льюис очень убедительно рассуждает о нравственном законе любви, который царит над людьми, признаем мы его или нет, и приводит такой пример в доказательство его действия. Если человек идет по улице и слышит крик «Помогите!», в его голове рождаются сразу два импульса: бежать на помощь и бежать прочь. Но конечное решение зависит все-таки от действия третьего импульса, который говорит нам, что надо попытаться помочь, даже если это опасно. В Евангелиях говорится именно об этом третьем импульсе, о голосе совести, который повелевает нам поступать с окружающими «по любви», то есть так, как мы хотим, чтобы поступали с нами.
Дурново же утверждает, что проповеди любви в Евангелиях нет. Это значит, что если услышав крик «Помогите!», человек решит бежать прочь (согласно своим "понятиям"), то тем самым он продвинется в направлении самосовершенствования. Согласно Дурново, никто никогда не сможет понять, как беглецу было страшно и тяжело, когда он услышал чей-то крик о помощи, как ему захотелось побыстрее скрыться подальше. Поэтому не стоит пытаться кому-то объяснить эти действия – беглеца все равно не поймут. От себя добавлю, что действительно, вряд ли кто-то поймет того, кто сбежал и не оказал пострадавшему помощи! Его просто назовут трусом и будут презирать, а может быть и засудят. Если кому-то хочется узнать, о чем же на самом деле говорил Христос, рекомендую обратиться к книге Льюиса, которая сегодня считается классикой апологетики (раздел христианского богословия, посвящённый обоснованию вероучения с помощью рациональных средств).
Принципиально игнорируя 2000 лет исследований и толкований Нового Завета величайшими мыслителями человечества, не владея греческим языком, с которого был сделан русский синодальный перевод Нового Завета, и не имея никакой основы в виде структурированного религиозного образования, бывший боевой офицер Орест Дурново решил опираться в своих религиозно-философских изысканиях только на свои, пусть и немалые, но все-таки весьма ограниченные знания. Результат был обречен с самого начала, что отметили все современные автору критики (религиозный философ В.В.Розанов и профессор Петербургской Духовной академии А.А.Бронзов). Их правоту подтверждает невостребованность ТГХ сегодня, по прошествии свыше ста лет со дня ее издания в 1912 году. Если, по словам Осипа Мандельштама, человечество не оставило себе это произведение как нужное, значит оно оказалось ненужно человечеству.
Эту книгу и идеи Ореста Дурново можно было вкратце обсудить для иллюстрации своеобразия личности Ореста Дурново и его жены Александры Леонидовны. Рожков приводит одну яркую в этом смысле историю в своей книге, но не делает из нее выводов. Позволю себе сделать эту работу за него. Но для начала вот сама история.
В день приезда семьи Дурново в канадскую провинцию Альберта в апреле 1932 года местные представители канадского правительства и городские власти решили дать для всех вновь прибывших беженцев завтрак в лучшей гостинице города. За этим завтраком жена Дурново Александра Леонидовна выступила с речью на немецком языке (английским она тогда не владела). Рожков цитирует эту речь, вот она: «Я не могу ничего сказать за всех приехавших русских, но за нашу семью могу сказать, что за чувство радости и покоя, мы можем отблагодарить [гостеприимную Канаду] тем, что отдадим вашей стране нашу драгоценность: идею-истину, открытую мужем в учении Христа и выраженную в его книге «Так говорил Христос». Сделаем все, что в наших силах, чтобы эта книга была переведена на английский язык, чтобы ваша страна познала истину и положила ее в основу устройства своей жизни. Пусть Канада идет своим путем, не подражая другим странам, а выбирая для себя только лучшее».
Иными словами, семья Дурново бежала из своей страны, потеряв при этом практически все, но при первом возможном случае начала поучать новых хозяев о том, как им жить. Несомненно Александра Леонидовна была полна самых добрых побуждений, когда дарила в благодарность за мир и спокойствие «идею-истину» мужа, названную профессором Петербургской Духовной академии «галиматьей». Дурново мог искренне верить в то, какую великую силу имели его идеи, что конечно же не означает, что они в действительности хоть чего-либо стоят. Он был «железобетонно» уверен в своей правоте, считал свои идеи «истиной» и принципиально не был готов ни к какому критическому осмыслению их со стороны. Однако, это тот случай, про который поговорка гласит, что не стоит ходить со своим уставом в чужой монастырь. В подтверждение этой народной мудрости идеи Дурново оказались невостребованным в англоязычной культуре, в которой нет недостатка ни в религиозно-философских идеях, ни в понимании устройства жизни. Несмотря на обещания Александры Леонидовны Дурново, книга ее мужа до сих пор не переведена полностью на английский язык, а Канада многого достигла и без религиозно-философских «открытий» Ореста Дмитриевича.
Настоящих подарков Дурново сделал Канаде два, и именно они могут считаться его реальным следом в истории этой страны и темой для подробных исследований. Во-первых, благодаря его усилиям Канада получила несколько сотен новых, трудолюбивых и талантливых граждан-беженцев, которые спаслись в ней от верной смерти в советской России или в коммунистическом Китае. Во-вторых, многочисленные потомки Дурново стали известными учеными, преподавателями, художниками, скульпторами, дизайнерами, искусствоведами, спортсменами, виноделами. Беженцы и потомки Дурново значительно обогатили Канаду высококачественным человеческим материалом, который ценнее любого золота. Изучать это наследие важно и нужно для понимания современной Канады.
Наследие потомков и родственников Ореста Дурново
Генеалогия потомков Ореста Дурново автором обсуждается очень кратко, а зря. Рожков приводит в фотографическом разделе книги несколько любопытных фото, которые наводят на размышления о неординарности его канадских потомков и родственников, но об этом в тексте книги практически нет ни слова. Тема осталась нераскрытой, а в ней есть что раскрывать. Например, прекрасный портрет Ореста Дурново, выполненный его зятем художником Николасом де Грандмезоном, мог бы стать отправной точкой для обсуждения отношений этого незаурядного и талантливого художника с Орестом Дмитриевичем. Наверняка их отношения были весьма любопытными и пролили бы немалый свет как на личность Ореста Дурново, так и Николаса де Грандмезона. Подробно о де Грандмезоне я писал в статье «Художник Николас де Грандмезон: из царской России к канадским индейцам», http://pomyslivden.blogspot.ca/2013/03/blog-post_15.html .
Николас смог реализовать свои художественные таланты и стать успешным художником; будучи православным по крещению, он был принят в почетные члены индейского племени пекани и участвовал в индейских религиозных церемониях. Этому человеку было что сказать в ответ на идеи Дурново жить согласно своим «понятиям». Конечно же Дурново был прекрасным человеком: глубоко порядочным, доброжелательным, надежным, ответственным, щедрым. Однако «по душам» с ним разговаривать, видимо, было совершенно невозможно. Дружить он мог только с теми, кто принимал его «идею-истину». Например, жене за три часа до своей кончины он подарил свою книгу с надписью, которая поразила меня количеством глаголов в повелительном наклонении: «Работай над собой,... Не удовлетворяйся своими добродетелями и не хвались ими,... Пойми, что осуществляя понятия свои,... ты тем самым стремишься достигнуть Совершенства...». Ближнему кругу такого человека хочется поставить памятник за полный отказ от своих воззрений и за феноменальную гибкость, потому что в своих взглядах Дурново был нерушим как скала и не мог лично дружить ни с кем, кто его взглядов полностью не разделял. Какими могли быть его отношения с совершенно независимым зятем? Вместо предполагаемого диалога между Дурново и Толстым в первой главе книги, я бы представил диалог между Дурново и де Грандмезоном – это было бы ценнее для понимания взглядов обоих несомненно значимых исторических людей.
В книге о семействе Дурново можно было бы подробнее обсудить историческое наследие дочки Ореста Дмитриевича и жены Николаса де Грандмезона Софьи Орестовны де Грандмезон. Рожков упоминает, что Софья Орестовна увлекалась скульптурой и была весьма успешна в этой области. Она является автором памятников первому премьер-министру Канады Джону Макдональду, американскому президенту Джону Ф. Кеннеди, епископу Оливеру Матье. Все эти памятники и сегодня можно увидеть в канадском городе Реджайна (провинция Саскачеван), где семья Грандмезонов жила некоторое время. Это наследие ничуть не менее значимо, чем наследие главного героя книги Рожкова Ореста Дурново. Творчество и жизнь Софьи Орестовны вполне достойно чего-то большего, нежели простого упоминания в книге, посвященной семейству Дурново.
 |
| Фото из книги Рожкова |
Действительно ценная часть исследования Рожкова это описание изгнания Ореста Дурново и его семьи из России сначала в Китай, а затем в Канаду в первой половине 20-го века, его помощь беженцам. Эта информация содержится в третьей части книги. Именно эта часть наиболее интересна и существенна с исторической точки зрения.
Жаль что автор своим заглавием ввел потенциальных покупателей книги в заблуждение. По-настоящему ее стоило назвать «История Дурново в изгнании» и именно этой теме посвятить очевидно выдающиеся способности автора по поиску и анализу информации. Сделав это, автор бы открыто, честно и очень эффективно расширил круг тех, кому может быть его труд интересен и важен, а именно современным изгнанникам, покинувшим Россию не по своей воле. Таковых сегодня очень много, гораздо больше, чем лермонтоведов или даже толстоведов.
Современный исследователь должен пользоваться уникальной возможностью взглянуть на события былого в исторической перспективе, выявить в них второстепенное и действительно важное, и соответственно распределить свои усилия. К сожалению Рожков этой возможностью почти не воспользовался, анализа в его исследовании немного, а больше изложения любопытных фактов, почерпнутых им из семейной хроники семьи Дурново (домашней публикации «Семейного Калейдоскопа» Марии фон Розенбах-Дурново). Возможно у Рожкова не имеется собственного иммигрантского опыта, но перспективу чьего-то частного иммигрантского опыта вполне можно было получить во время исследований. Автор чувствовал необходимость это сделать, он активно ссылается на материалы знаменитой эмигрантской газеты «Возрождение», но ему надо было поговорить с современными иммигрантами лично, чтобы понять, с чем сталкиваются отдельные люди.
Попробую сделать несколько кратких аналитических выводов используя материалы, предоставленные Рожковым. Первое, что имет значение при переселении в новую страну или при любой драматической перемене такого масштаба, это личность человека. Я уже посвятил некоторое внимание убежденности Дурново в своей идее-«истине». Думаю, что она ему только мешала в новой земле, препятствуя его интеграции в канадскую культуру. Коренные жители не понимают и не ценят снисходительного к себе обращения, особенно если поучающий даже не владеет их языком. Кроме того, сама ситуация эмигранта, как беглеца ищущего спасения, не дает ему морального права поучать своих спасителей. Что имеет смысл и ценится, так это усилия по изучению культуры, истории принимающей стороны, какой бы незначительной по сравнению с исторической родиной новая не казалась.
В изгнании Дурново мгновенно помогла его работа по переселению беженцев. В этом проекте он проявил свои недюжинные организаторские способности, щедрость, честность, ответственность, надежность, верность данным обещаниям – деловые качества, которые высоко ценились его канадскими партнерами, и, во всяком случае, обеспечили ему рабочую занятость и некоторый стабильный доход с первого дня его пребывания в Канаде.
Некоторые недовольные русские беженцы, не желавшие выполнять условия контракта жить в сельскохозяйственных поселениях Дурново, тайком жаловались на него, якобы он берет плату с каждого переселенца и обращается с ними как с рабами. Канадской стороной была организована проверка, в ходе которой была выяснена полная несостоятельность этих жалоб. Подавляющее большинство эмигрантов, особенно старообрядцы, отзывались о Дурново очень хорошо: «Где бы мы были, если бы не он? Он привез нас сюда, дал работу, хорошо платил нам, мы уже обзавелись коровами, птицей, домами, начали работать на земле». Когда эта иммиграционная программа подошла к концу и канадская сторона решила подвести ее итоги, выяснилось, что проект Дурново был наиболее успешным из всех подобных программ, и доход от льготной продажи канадских земель его переселенцам оказался выше, чем у других агентов. В качестве признания заслуг Ореста Дмитриевича руководство компании приняло решение о выплате ему премии. Всего этого не было бы, окажись Дурново ненадежным или нечестным на руку. Как гласит знаменитая англо-язычная поговорка «Честность – лучшая политика». Дурново был честен в новой земле, и это ему очень помогло.
К сожалению, я часто замечаю, что русские иммигранты привозят с собой много нежелательного «багажа» в принимающую страну. Это дурные привычки, к которым их приучила жизнь в авторитарном государстве. К таковым можно отнести нечестность и ненадежность при заключении договоров, неуважение к законам, пренебрежение к культуре, истории, государственному языку принимающей стороны, отказ от построения новых человеческих связей, придирчивая критика, и т.д. Кроме того, все-таки это русские бегут в Канаду, а не наоборот. Я много раз был свидетелем того, что и по сей день этот простой факт ускользает от многочисленных эмигрантов, которые пренебрежительно относятся к Канаде. Все эти вещи не способствуют успешной интеграции.
В эмиграции судьба как бы посылает беженцам шанс на новую жизнь, но часто при этом наш самый главный враг – мы сами. Этого надо пытаться избегать. Иногда выходом из ситуации, когда поиск работы не ладится, становится открытие своего бизнеса эмигрантом (подобно семье Дурново, которые в Канаде начали довольно успешный семейный бизнес, открыв магазин для русских переселенцев). Другим эффективным способом интеграции может стать получение нового образования в дисциплине, которая интересовала «раньше», но до которой как-то «не дошли руки» в «предыдущей» жизни. Помогает также получение местного сертификата в профессии, которой эмигрант уже владеет. Многие мои знакомые, которые не стали безуспешно пытаться «ломать» канадскую систему, а честно выполнили ее требования, добились значительного делового и финансового успеха. В любом случае, эмигранту имеет смысл воспользоваться новым шансом во благо, а не во вред себе.
Книга Рожкова содержит много любопытных архивных фото, большой и ценный список использованной литературы. Отсутствие информации об издательстве наводит на мысль о том, что книга была издана на средства автора. Это известный ход, с помощью которого автор обеспечивает себе полные авторские права на свой интеллектуальный труд (а не делит их с издательством) и избегает издательской правки содержания, всегда болезненной для автора. Однако это также лишает автора возможности профессионального полиграфического исполнения книги и некоторой конструктивной критики ее содержания. Например, на корешке книги Рожкова нет названия книги, что неудобно в ее поиске на полке. Это полиграфический недостаток. Что касается содержания книги, в целом, хотя неправильно названная и разъединенная в своем содержании выделением незначительных событий и связей, усилия Рожкова следует отметить положительно, поскольку он собрал и обнародовал интересные сведения об Оресте Дурново – исторически важной фигуре в истории Канады.
5 comments:
Да, мне тоже показалось, что выносить этот «лермонтовский факт» в заголовок не стоило и что Дурново не такие уж лермонтовские. Однако если нам, как читателям, кажется это преувеличением, то для Игоря Рожкова, как автора, вовсе нет. Я знаю, что автор книги увлечен биографией Лермонтова, а поскольку история жизни поэта во многом состоит из белых пятен, этот «лермонтовский факт» в жизни Дурново стал для него «отправным» моментом, и именно поэтому он начал интересоваться родом Дурново. Если бы он не обнаружил этой связи, то и книги бы просто не случилось. А дальше пойду просто по тексту размышлений IVA.
Книга И. Рожкова очень спокойна и размеренна, я не нахожу, что автор заявляет какие-либо «сенсации» — я не обнаружила этих заявлений. Никакого «разочарования и недоумения» у меня не вызывает также и описанный им в начале книги случай с Толстым. А фраза «Толстой не только не принял идеи Дурново, но и с возмущением раскритиковал их» не очень корректна, поскольку дальше в книге описано, что Толстой использовал эти идеи, выдавая за свои.
Толстовская история с обыском в Ясной Поляне просто любопытна, и она — к образу Дмитрия Дурново, причем здесь ее значимость? И почему все истории должны быть значимые в том смысле, который вкладывайте в это Вы. Она значима для воссоздания того времени, для понимания того, кем был Дмитрий Дурново. Она в конце концов, и любопытна, потому что это Толстой, а не Вася Пупкин.
Мимолетна ли записка Лермонтова, «написанная кровью», мы с вами никак судить не можем, скорее обратное — бывают ли «мимолетными» записки о любви? Во-первых, потому что не знаем до тонкостей биографию Лермонтова, во-вторых, может, это была действительно его большая любовь, о чем мы тоже не знаем, в-третьих, семейства поддерживали родственные связи, как это мы узнаем из книги. Поэтому, наверно, важнее факт, что эти люди были как-то связаны с Лермонтовыми по жизни, знали друг друга и поддерживали отношения. Это интересно. Кроме того, в литературоведении бывают случаи, когда потянув ниточку, оказывается, что этой «мимолетности» было посвящено то или иное произведение... его бы просто не было. Кто знает...
Reply DeleteО книге Дурново «Так говорил Христос» судить не могу. Я ее не читала и к тому же, к сожалению, у меня небольшие знания в этой области, а судить о ней возможно только имея их. Вы можете иметь свое мнение и свои знания в теологии. Однако для меня звучит некорректно убежденность в том, что этих знаний не имел Дурново. Мы не можем говорить об «ограниченности» его знаний, если всю жизнь человек занимался этой темой. «Невостребованность» идей Дурново сегодня — для меня не аргумент, просто абсурд. А что сегодня религия вообще «востребованна»? Люди знают Евангелие, рассуждают на эти темы? Ну и кроме всего прочего, невостребованность каких-либо идей совершенно не доказывает то, что они негодные (в любой области).
Следующие абзацы... Откуда такое неприятие четы Дурново? На основании чего? Ну выступила Александра Леонидовна. У Ореста Дурново была идея, которая его полностью захватывала, и у у него была жена, которая его очень любила «вместе с этой идеей», она полностью разделяла его взгляды и, похоже, была достаточно умна, чтобы принимать их не только от большой любви к мужчине. То есть эта идея была ей дорога и потому она в порыве чувств, намотавшись, измучившись и наконец приехав в Канаду, «поделилась» самым дорогим, что у нее было. Почему из этого вытекает мысль о том, что она поучает...(Новых хозяев? А это кто?). Кстати, кто-то там даже плакал из «местных», слушая ее. Ну верно, красивая, умная, искренняя женщина, имеющая идеи и мысли (по тому-то времени!) - уверена, что им и в голову не пришло, что их поучают.
Вы же сами себе противоречите, написав что она «была полна самых добрых побуждений, когда дарила в благодарность за мир и спокойствие «идею-истину» мужа».
Кстати, И. Рожков, приводит ВСЕ факты — хорошие и плохие отзывы о книге Ореста Дурново, это объективно. Вы же выхватываете только «плохие» и это для меня снова — некорректно.
И снова об этой невостребованности, «непереводе» на английский и тд... Во-первых, книга Дурново всплыла-то только недавно — какой перевод? И кому сегодня нужна философская теологическая литература, не зависимо от того, какие в ней идеи? Очень узкому кругу — разве нет? А в таком случае как можно судить о ее качестве по невостребованности?
Повторяю, что не считаю себя в праве рассуждать о самой идее. Я — о вашем подходе.
Идем дальше. Невозможно в одной книге расказать о всех родственниках, я думаю, что у Рожкова и близко не было этой цели. Все же главный герой книги (для меня) — Орест Дурново. Вы пишете, он должен был описать отношения с зятем... В 31-м году Николас женился на Софье Дурново, а в 1934-м Орест скончался. Ну какие там отношения?
А вот это на основании чего? «Однако «по душам» с ним разговаривать, видимо, было совершенно невозможно». Да кто это может знать? Почему доказательством служит то, что написал Дурново для своей жены, подписывая книгу? Для нас это звучит несколько выспренно, но это другие люди из другого века с другими взглядами и прожившие другую жизнь. Наверно, это самые дорогие его идеи в конце пути — поэтому он их написал самому дорогому человеку. Я думаю, что Александра, судя по всему, не делала никаких усилий над собой — почему Вы считаете, что она отказалась от своих воззрений? Она просто их безоговорочно разделяла...
О Софье Грандмезон. Я бы не горячилась, сказав, что она была очень успешна. Возможно, если она занималась бы этим всю жизнь, то, наверно... Но она сделала только три скульптурные работы, известные нам, остальные — для знакомых. Если ее творчество и жизнь достойны «чего-то» большего, то причем тут книга Рожкова? И потом чего большего? Она была незаурядным человеком, красивой женщиной, но по жизни мамой кучи детей и женой непростого для жизни художника.
Reply DeleteИду дальше. На мой вкус автор очень подробно рассказывает об опыте этой семьи. Причем здесь сегодняшние эмигранты? Тот, кому это интересно, может сам примерить на себя описанное, зачем же мне это разжевывать и делать выводы. Рожков пишет историю ЭТОЙ семьи в ТЕ годы, причем делает это с яркими деталями, с описанием многих людей, что дает полноту картины того времени. Прокладывать параллели — это дело читателя. Фраза «Современный исследователь должен пользоваться уникальной возможностью взглянуть на события былого в исторической перспективе, выявить в них второстепенное и действительно важное, и соответственно распределить свои усилия» шагнула из передовицы «Правды» застойного времени или постановления партии и правительства. Никто ничего не должен. Если пользоваться Вашим постулатом, то все книги серии ЖЗЛ можно просто выкинуть, да и «более документальные» по своему жанру тоже: в них нет исторической перспективы и пр. и др Часто это просто истории, из которых мы можем делать выводы, как думающие читатели.
Ну и «просто так» Издание за свой счет - - это не известный ход, а нормальная практика, появившаяся в России, как Вы знаете, в не очень цензурное время. Думаю, что любой автор был бы счастлив, если бы какое-либо издательство напечатало его труд без вложения денег. Документалистика выходит, как вы знаете, очень маленькими тиражами в любой стране и в России в частности. У нее чрезвычайно узкий круг читателей и потому она дает очень малые прибыли для издательств. Это НИСКОЛЬКО «не лишает автора возможности профессионального полиграфического исполнения книги», так как заказать сегодня можно ВСЕ, и зависит это «все» от количества вложенных денег. А поскольку назад они никогда не возвратятся, авторы экономят на чем только могут.
Для меня эта книга — еще один серьезный шаг в исследовании семьи Дурново-Грандмезонов и особенно — в воссоздании образа Ореста Дурново и его времени, возможно, для кого-то главным станет появление новых штрихов в жизнеописании Лермонтова.
Reply Delete
