Е.И.Богомолова, Т.К.Жаров, М.М.Кедрова «Пособие по литературе для слушателей подготовительных отделений высших учебных заведений – М., Высшая школа, 1986.
О некоторых особенностях системы образов, сюжета и композиции романа «Евгений Онегин»
«Евгений Онегин», несмотря на очень своеобразный, нетрадиционный для эпического произведения конец (конец «без конца»), представляет собой «целостный, замкнутый и законченный в себе художественный организм». Художественное своеобразие романа, его новаторский характер определил сам поэт. В посвящении П. А. Плетневу, которым открывается роман, Пушкин назвал его «собраньем пестрых глав». В другом месте читаем: «И даль свободного романа я сквозь магический кристалл еще не ясно различал». Заканчивая первую главу, поэт признается:
Я думал уж о форме плана И как героя назову; Покамест моего романа Я кончил первую главу; Пересмотрел все это строго: Противоречий очень много, Но их исправить не хочу.
Что значит «свободный роман»? От чего «свободный»? Как надо понимать авторское определение: «собранье пестрых глав»? Какие противоречия имеет в виду поэт, почему не хочет исправить их? Какой оказалась «форма плана», выступающая как конструктивный элемент произведения? В. Г. Белинский, имея в виду эти особенности романа, писал: «...„Онегин" со стороны формы есть произведение, в высшей степени художественное, а со стороны содержания самые его недостатки составляют его величайшие достоинства». Чтобы разобраться во всех этих особенностях романа, необходимо вчитаться в его текст, сделать некоторые наблюдения над особенностями его структуры.
Роман «Евгений Онегин» «свободен» от тех правил, по которым создавались художественные произведения во времена Пушкина, он «в противоречии» с ними. Сюжет романа включает в себя две фабульные линии: историю отношений Онегина и Татьяны, Ленского и Ольги. В плане композиционном их можно рассматривать как две параллельные событийные линии: романы героев той и другой линии не состоялись.
С точки зрения развития основного конфликта, на котором держится сюжет романа, фабульная линия Ленский - Ольга не образует своей сюжетной линии, хотя бы и побочной, поскольку их отношения не развиваются (где нет развития, движения, там нет и сюжета). Трагическая развязка, гибель Ленского, обусловлена не их отношениями. Любовь Ленского и Ольги - это эпизод, помогающий Татьяне понять Онегина. Но почему же тогда Ленский воспринимается нами как один из главных героев романа? Потому что он не только романтичный юноша, влюбленный в Ольгу. Образ Ленского - составная часть еще двух параллелей: Ленский - Онегин, Ленский - Повествователь.
Вторая сюжетно-композиционная особенность романа: главным действующим лицом в нем является Повествователь. Он дан, во-первых, как спутник Онегина, то сближающийся с ним, то расходящийся; во-вторых, как антипод Ленского-поэта, т. е. как сам поэт Пушкин, с его взглядами на русскую литературу, на собственное поэтическое творчество; в-третьих, как защитник, попечитель «Татьяны милой». Композиционно Повествователь представлен как действующее лицо лирических отступлений. Поэтому лирические отступления следует рассматривать как составную часть сюжета. Лирические отступления выполняют сюжетную функцию еще и потому, что они точно обозначают границы романного времени.
Конфликт, развитие которого составляет сюжет романа, основан на том, что Татьяна, наделенная тонкой интуицией, с первого взгляда «узнала» в Онегине человека, предназначенного ей судьбой, и полюбила его на всю жизнь. Онегин «увидел» Татьяну такой, какой она была на самом деле, только в кульминационный момент их отношений. Любовь Онегина и Татьяны развивается напряженно, драматично. В самые критические моменты их отношений Повествователь и выступает как защитник Татьяны.
Третья композиционно-сюжетная особенность романа состоит в том, что образ Повествователя раздвигает границы личного конфликта и в роман входит русская жизнь того времени во всех ее проявлениях. И если фабула романа укладывается в рамки отношений всего лишь четырех лиц, то развитие сюжета выходит за эти рамки, благодаря тому что в романе действует Повествователь.
Перечитаем роман, останавливая свое внимание на предметно-реальном содержании каждой главы и отмечая, как взаимодействуют в романе сюжет, композиция, система образов, стилевая манера.
Первая глава романа посвящена характеристике героя. Онегин едет в деревню. Автор-повествователь оставляет своего героя в пути и рассказывает: кто Онегин по своему положению в жизни и как он воспитывался; каков круг его интересов; каким был образ жизни Онегина в Петербурге; как разочаровался Онегин в светской жизни; чем занялся Онегин, разочаровавшись в свете; о своем отношении к Онегину; о приезде Онегина в деревню, о его первых деревенских впечатлениях. Таким образом, в начале романа Онегин дан на фоне петербургского большого света. Поставленный автором в самые разнообразные жизненные ситуации, он раскрывается в них полно и глубоко.
Но уже в первой главе ярко и разносторонне показано отношение к нему Повествователя. Отношение это очень сложно. Повествователь то приближает к себе Онегина, то отдаляет его от себя. Во всех случаях, когда есть опасность, что читатель воспримет Онегина как «типичного представителя» большого света, Повествователь сейчас же сближает его с собой и с передовой частью дворянской молодежи. Так, он подробнейшим образом рассказывает о читательских интересах своего спутника. На книги, которые читал Онегин, Повествователь обратит наше внимание и в последних главах романа. И здесь он хочет показать, что по кругу своих интересов Онегин принадлежал к передовой части дворянского общества. Если обратимся к реальной жизни, то вспомним, что такие же книги были в библиотеках Пушкина, Чаадаева, Катенина, братьев Тургеневых. Разумеется, Онегин в отличие от Повествователя менее глубоко и полно воспринимает эти книги: тут сказываются и личные, субъективные читательские особенности того и другого, и тот факт, что Онегин учился «понемногу чему-нибудь и как-нибудь».
Повествователь, сближая Онегина с собой рассказом о своем былом пристрастии к светским удовольствиям (строфы 29-34 - так называемое лирическое отступление), снисходительно относится к увлечению своего героя театром, балами, женщинами. И уж совсем они стали неразлучны, когда Онегин разочаровался в свете:
Условий света свергнув бремя, Как он, отстав от суеты, С ним подружился я в то время. Мне нравились его черты, Мечтам невольная преданность, Неподражательпая странность И резкий, охлажденный ум. Я был озлоблен, он угрюм; Страстей игру мы знали оба; Томила жизнь обоих нас; В обоих сердца жар угас; Обоих ожидала злоба Слепой Фортуны и людей
На самом утре наших днейИ поведав читателю в лирическом отступлении (строфы 49, 50) о своем желании «покинуть скучный брег» «неприязненной стихии», он далее говорит:
Онегин был готов со мною Увидеть чуждые страны; Но скоро были мы судьбою На долгий срок разведены.
Однако здесь уже намечается и та грань, которая разделяет их. Во-первых, разочаровавшись в свете, Онегин пытается писать, т. е. заняться каким-нибудь делом, литературной работой. Но «труд упорный ему был тошен; ничего не вышло из пера его». А Повествователь в это самое время закончил первую главу своего романа:
Покамест моего романа Я кончил первую главу; Пересмотрел все это строго: Противоречий очень много, Но их исправить не хочу. Цензуре долг свой заплачу И журналистам на съеденье Плоды трудов моих отдам. Иди же к невским берегам, Новорожденное творенье, И заслужи мне славы дань: Кривые толки, шум и брань.
Здесь - налицо «плоды трудов», причем таких, которые ввергнут автора-Повествователя в горячую литературную борьбу.
И во-вторых, нет у Онегина той тонкой восприимчивости к поэтическим сторонам жизни, какая свойственна Повествователю. Вот отношение Онегина к деревенской природе:
Два дня ему казались новы Уединенные поля, Прохлада сумрачной дубровы, Журчанье тихого ручья; На третий роща, холм и поле Его не занимали боле. А вот что говорит о деревне Повествователь: Я был рожден для жизни мирной, Для деревенской тишины; В глуши звучнее голос лирный. Живее творческие сны. (...) Цветы, любовь, деревня, праздность, Поля! я предан вам душой. Всегда я рад заметить разность Между Онегиным и мной.
Постепенно это различие будет углубляться и наиболее полно проявится в различном восприятии ими поэтической натуры Татьяны.
Так уже в первой главе романа наметился тот принцип композиционного параллелизма, который выступает не только как принцип построения романа в целом, но и как принцип группировки действующих лиц, и как принцип построения отдельного образа-персонажа, и как принцип сложения сюжета, и в известном смысле он определяет отдельные стилистические параллели.
Глава первая
Глава первая состоит из пятидесяти четырех строф: I–VIII, X–XII, XV–XXXVIII и XLII–LX (лакуны означают пропущенные строфы, из которых о существовании XXXIX–XLI никогда не было известно). Главные герои - авторское «я» (более или менее стилизованный Пушкин) и Евгений Онегин. Центр главы, ее яркий и быстро раскручивающийся стержень заключен в двенадцати строфах (XV–XVII, XXI–XXV, XXVII–XXVIII, XXXV–XXXVI), описывающих шестнадцать часов городской жизни Онегина, двадцатичетырехлетнего денди. Историческое время - зима 1819 г., место - Санкт-Петербург, столица России. Идет восьмой год светской жизни Онегина, он все еще любит щегольски одеваться и роскошно обедать, но ему уже надоел театр, и он оставил бурные любовные наслаждения. День петербургского денди, прерываемый трижды (XVIII–XX, XXVI, XXIX–XXXIV) воспоминаниями и размышлениями Пушкина, введен между рассказом об онегинском образовании и описанием его сплина. Рассказ об образовании предваряется краткой зарисовкой, в которой изображен Онегин, отправляющийся на почтовых в дядюшкино имение (в мае 1820 г.), а за описанием сплина следует повествование о дружбе Пушкина с Онегиным и о приезде последнего в деревню, где дядя его уже умер. Глава заканчивается несколькими строфами (LV–LX), в которых автор говорит о себе.
Развитие тем первой главы
I: Внутренний монолог Онегина по дороге из Петербурга в дядюшкино поместье.
II: Традиционный переход: «Так думал молодой повеса». Пушкин представляет своего героя (это «неофициальное» представление будет позже дополнено «официальным», пародийным запоздалым «вступлением» в последней строфе седьмой главы). Строфа II также содержит некоторые ссылки на «профессиональные» темы, а именно: упоминание «Руслана и Людмилы» (1820) и выражение «герой моего романа» (это выражение будет с некоторыми изменениями повторено в гл. 5, XVII, 12, где Татьяна в волнении видит во сне «героя нашего романа», хозяйничающего на пиру привидений). Автобиографический мотив представлен в II, 13–14 шутливым напоминанием о высылке из столицы самого автора.
III–VII: Описание детства и юности Евгения, пронизанное темой поверхностного образования, дается в более или менее непрерывном изложении. Философская нота слышна в различных остроумных суждениях о воспитании Онегина (V, 1–4: «мы все»; IV, 13: «Чего ж вам больше?»; VI, 2: «Так, если правду вам сказать»), и «профессиональная» ремарка вводится в катрен VII строфы, где «мы» никак не могли обучить Онегина тайнам просодии. Тема равнодушия Онегина к поэзии будет снова поднята в шести заключительных стихах строфы XVI гл. 2 (когда Ленский читает Онегину Оссиана), а в гл. 8, XXXVIII, 5–8 Онегин, наконец, почти овладеет «стихов российских механизмом». В юности Онегин предстает офранцуженным русским в платье английского щеголя, начавшим светскую жизнь в возрасте шестнадцати или семнадцати лет. Перед нами салонная кукла. Отмечается огонь его эпиграмм, но в главе ни одна не цитируется, да и более поздние образчики его остроумия также не удостоились описания.
VIII, X–XII: Риторический переход от образования интеллектуального к чувственному вводится союзом «но» третьего стиха VIII строфы. «Наука страсти нежной» в стихе 9 ведет к Овидию, и возникает явная автобиографическая реминисценция в виде вводного отступления о ссылке римского поэта в Молдавию, которой завершается VIII строфа. Волокитство Онегина Пушкин сократил до трех строф (X–XII).
XV–XXXVI: Вот центральная часть главы, рассказ (прерываемый отступлениями) об одном дне столичной жизни Онегина. Отсутствие какого бы то ни было формально выраженного перехода между рассказом об онегинском отношении к женщинам и начале его дня в XV удивительным образом компенсируется искусственной паузой, возникающей благодаря отсутствию двух строф между XII и XV. Это обстоятельство ведет к надлежащей смене тем в повествовании, когда рассказ о дне героя вводится словом «бывало».
XV–XVII: Ничем не прерываясь, течет повествование на разнообразные темы (XV, 9-14 - утренняя прогулка; XVI - обед; XVII - отъезд в театр).
XVIII–XX: Элемент пушкинского участия. Ностальгическое отступление о театре открывает строфу XVIII, которая заканчивается лирическим воспоминанием о времяпровождении автора за кулисами в ныне запретном для него городе («там, там… младые дни мои неслись» - вторящим в более меланхолическом ключе завершающему двустишию в II). Далее следует автобиографическая строфа XIX с ностальгическим воскрешением образов театральных богинь и предчувствием перемен и разочарования. В XX строфе эти театральные воспоминания как бы кристаллизуются. Пушкин опережает Онегина и первым входит в театр, где следит за выступлением Истоминой, которое заканчивается к моменту появления Онегина в следующей строфе. Тут использован прием «обгона» (он будет повторен в XXVII). Естественный переход от Пушкина к Онегину получает изумительное временное и интонационное выражение.
XXI–XXII: Продолжается перечисление действий Онегина. Театр ему надоел. Французские амуры и франко-китайские драконы еще вовсю скачут по сцене, а уж Онегин уходит и едет домой переодеться.
XXIII–XXVI: Пушкин, все еще в виде бесплотного действующего лица, исследует онегинский кабинет. Тема эта формально вводится испытанным временем риторическим вопросом «Изображу ль…?». В вводной части шутливых философствований в XXIV, 9-14 упоминается Руссо, затем в катрене следующей строфы возникает та же тема («Обычай деспот меж людей», банальность, прорывающаяся в различных формулировках то тут, то там по ходу романа). Строфа XXVI содержит «профессиональное» отступление, в котором говорится о весьма осуждаемом использовании иноплеменных слов в русском языке. Осознанное пристрастие поэта к галлицизмам будет вновь упомянуто в замечаниях, предшествующих «Письму Татьяны к Онегину», в гл. 3 и в гл. 8, XIV, 13–14.
XXVII: Повторяется прием «обгона». Пушкин слишком долго задержался в кабинете нашего щеголя, описывая его читателю, и Онегин раньше него отправляется в особняк, где бал уже в полном разгаре. Звучит риторический переход: «Мы лучше поспешим на бал», и Пушкин несется туда бесшумно, летучей мышью, и, обогнав своего героя (XXVII, 5-14), первым оказывается в освещенном доме, точь-в-точь как недавно первым очутился в театре.
XXVIII: Засим является Онегин. О его присутствии на балу говорится только здесь, а также - ретроспективно - в строфе XXXVI.
XXIX–XXXIV: Эти шесть строф, полные стилизованной автобиографичности, содержат самое яркое отступление первой песни. Назовем его «отступлением о ножках». Естественный переход ведет к нему от XXVIII, 10–14, где намечаются две темы. (1) пламенные взоры, следящие за хорошенькими ножками, и (2) шепот модных жен. Пушкин в XXIX сначала обращается ко второй теме и развивает ее в довольно традиционной зарисовке любовной интриги в бальной зале. После ностальгических воспоминаний о петербургских балах собственно тема ножек поднимается в XXX, 8 и прослеживается до XXXIV, со ссылками на восточные ковры (XXXI), ножки Терпсихоры (XXXII, 2–8), женские ножки в различной обстановке (XXXII, 9-14), со знаменитым описанием моря (XXXIII), счастливого стремени (XXXIV, 1–8) и сердитым ироническим заключением (XXXIV, 9-14).
XXXV: Отступление о ножках закрыто. «Что ж мой Онегин?» - пример типичного риторического перехода. Пушкин торопится за своим героем, возвращающимся с бала домой, но не может не остановиться, чтобы описать прекрасное морозное утро.
XXXVI: Тем временем Онегин добрался до постели и крепко уснул. В 9-14 следует риторический и дидактический вопрос: «Но был ли счастлив мой Евгений?» Отрицательный ответ дается в первой строке следующей строфы.
XXXVII–XLIV: Вереница из пяти строф (XXXIX–XLI отсутствуют) описывает онегинский сплин. Разрыв, оставленный пропущенными строфами XXXIX–XLI, производит впечатление долгой тоскливой зевоты. Онегин утратил интерес к светским красавицам (XLII) и к куртизанкам (XLIII, 1–5). Он заперся нынче дома и без всякого толку пытается писать (XLIII, 6-14) и читать (XLIV). Онегин, не способный сочинять стихи, не склонен и к прозе, и потому не попал в задорный цех людей, которому принадлежит Пушкин. Круг чтения Онегина, намеченный несколькими именами в гл. 1, V и VI (Ювенал, два стиха из «Энеиды», Адам Смит), характеризуется в гл. I, XLIV обобщенно, без имен и названий, к нему будет вновь привлечено внимание в гл. 7, XXII и 8, XXXV.
XLV–XLVIII: Здесь дается больше подробностей онегинской «хандры», но основное композиционное значение этих строф состоит в сближении двух главных героев первой песни. Именно здесь (XLV) начинается их дружба. До этой строфы Пушкин лишь бесплотной тенью проносился по роману, но не выступал в качестве действующего лица. Слышался пушкинский голос, ощущалось его присутствие, когда он перелетал из одной строфы в другую в призрачной атмосфере воспоминаний и ностальгии, но Онегин и не подозревал, что его приятель-повеса присутствует и на балете, и в бальной зале. Впредь Пушкин будет полноправным героем романа, и вместе с Онегиным они, в самом деле, предстанут как два персонажа в пространстве четырех строф (XLV–XLVIII). Общие их черты подчеркиваются в XLV (различия будут отмечены позже - хотя нам уже известно, что Онегин не поэт); притягательный сарказм Онегина описан в XLVI, а в XLVII–XLVIII оба героя наслаждаются прозрачной северной ночью на набережной Невы. Ностальгические воспоминания о прежних влюбленностях и звуки рожка с Невы ведут отсюда к редкостному по красоте отступлению из двух строф.
XLIX–L: Это третье обширное лирическое отступление (см. мой комментарий по поводу венецианских аллюзий). В набегающих, точно волны, стихах оно усиливает ноты ностальгии и изгнания II, VIII и XIX строф. Кроме того, оно по-новому подчеркивает разницу между двумя героями - между сухой, прозаической ипохондрией XVIII в., присущей свободному Онегину, и богатой, романтической, вдохновенной тоской ссыльного Пушкина (его духовной жаждой, отличной от диспепсии повесы-ипохондрика). Следует особо отметить пушкинский порыв умчаться в экзотическую свободную страну, сказочный край, баснословную Африку с единственной целью - мучительно сожалеть там о сумрачной России (той самой стране, которую он покинул), сочетая таким образом новый опыт и сохраненные воспоминания в синтезе художественной переоценки. В Одессе 1823 г. Пушкин (см. его собственное примечание к L, 3) все еще мечтает посетить Венецию (XLIX) и Африку (L), как он, очевидно, мечтал и раньше, во время прогулок с Онегиным в первую неделю мая 1820 г., судя по очень естественному переходу, открывающему LI: «Онегин был готов со мною / Увидеть чуждые страны; Но…»
LI–LIV: Теперь пора вернуться к теме I–II. Пушкин и Онегин расстаются, а мы, обогащенные сведениями о детстве, юности и рассеянной жизни Онегина в Петербурге, вновь присоединяемся к нему по пути из столицы в имение дяди. «И тем я начал мой роман», - замечает Пушкин в «профессиональной» реплике «в сторону» (LII, 11). Онегин приезжает в имение, где узнает о смерти старика (LII, 12–14). Поселяется в деревне (LIII, 9). Сначала сельская жизнь его занимает, потом вновь начинает одолевать скука. Сельские прелести, перечисленные в LIV как причина онегинской хандры, обеспечивают естественный переход к автобиографическому и «профессиональному» отступлению в шести строфах, завершающих главу (LV–LX).
LV–LVI: Пушкин противопоставляет сплину своего друга собственную, насыщенную творчеством, любовь к деревне, которую он превозносит как лучшую обитель для своей Музы. В LVI разность между стилизованным Пушкиным, блаженно мечтающим в идиллических дубравах, и Онегиным, предающимся в деревне хандре, используется, дабы подчеркнуть, что наш автор не разделяет байроновской прихоти отождествлять себя с героем. Ссылка на «насмешливого читателя» и издателя «замысловатой клеветы» представляет собой еще один штрих к раскрытию «профессиональной» темы в этой строфе.
LVII–LIX, 1-12: Полулирическое, полулитературное отступление, в ходе которого Пушкин объясняет, как творит его вдохновение. Строфа LVII (которая найдет великолепный отклик и будет усилена в гл. 8, IV и в «Путешествии Онегина», XIX) включает в повествование еще две библиографические ссылки - на «Кавказского пленника» и «Бахчисарайский фонтан», сочиненных Пушкиным в годы между созданием поэмы «Руслан и Людмила» (законченной в 1820 г.) и «Евгением Онегиным» (начатым в 1823 г.).
LIX, 13–14 и LX, 1–2: Несколько неожиданная «профессиональная» реплика «в сторону». Пушкин обещает написать большую поэму, не связанную с ЕО (сходное обещание - на этот раз написать роман в прозе - будет дано в гл. 3, XIII–XIV).
LX, 3-14: Между тем поэт закончил первую главу настоящего романа и под псевдоклассический аккомпанемент напутствий и предчувствий посылает ее на север, к «невским берегам», об удаленности которых уже упоминалось в II. Так элегантно завершается песнь.
Из книги О Чехове автора Чуковский Корней Иванович Из книги Л.Толстой и Достоевский автора Мережковский Дмитрий Сергеевич Из книги Комментарий к роману "Евгений Онегин" автора Набоков Владимир Из книги Кастальский ключ автора Драбкина Елизавета ЯковлевнаПервая глава У обоих, в особенности у Л. Толстого, произведения так связаны с жизнью, с личностью писателя, что нельзя говорить об одном без другого: прежде чем изучать Достоевского и Л. Толстого как художников, мыслителей, проповедников, надо знать, что это за люди.В
Из книги «Опыт о живописи» Дидро автора Гёте Иоганн ВольфгангПервая глава У княгини Болконской, жены князя Андрея, как мы узнаем на первых страницах «Войны и мира», «хорошенькая, с чуть черневшимися усиками, верхняя губка была коротка по зубам, но тем милее она открывалась и тем еще милее вытягивалась иногда и опускалась на нижнюю».
Из книги Собрание сочинений в десяти томах. Том десятый. Об искусстве и литературе автора Гёте Иоганн ВольфгангГлава первая «Древний Рим первый родил идею всемирного единения людей и первый думал (и твердо верил) практически ее выполнить в форме всемирной монархии. Но эта формула пала перед христианством – формула, а не идея. Ибо идея эта есть идея европейского человечества, из
Из книги Критические рассказы автораГлава первая Глава первая состоит из пятидесяти четырех строф: I–VIII, X–XII, XV–XXXVIII и XLII–LX (лакуны означают пропущенные строфы, из которых о существовании XXXIX–XLI никогда не было известно). Главные герои - авторское «я» (более или менее стилизованный Пушкин) и Евгений Онегин.
Из книги Вокруг «Серебряного века» автора Богомолов Николай Алексеевич Из книги Литература 6 класс. Учебник-хрестоматия для школ с углубленным изучением литературы. Часть 2 автора Коллектив авторов Из книги Литература 7 класс. Учебник-хрестоматия для школ с углубленным изучением литературы. Часть 2 автора Коллектив авторов Из книги М. Ю. Лермонтов как психологический тип автора Егоров Олег ГеоргиевичГЛАВА ПЕРВАЯ Мои причудливые мысли о рисунке«В природе нет ничего неправильного. Всякая форма, прекрасная или безобразная, обоснована, и все, что существует, именно таково, каким оно должно быть».В природе нет ничего непоследовательного. Каждая форма, будь она прекрасна
Из книги автораГлава первая Он был гостеприимен, как магнат. Хлебосольство у него доходило до страсти. Стоило ему поселиться в деревне, и он тотчас же приглашал к себе кучу гостей. Многим это могло показаться безумием: человек только что выбился из многолетней нужды, ему приходится таким
Из книги автора Из книги автораГлава первая У домов, как у людей, есть своя репутация. Есть дома, где, по общему мнению, нечисто, то есть где замечают те или другие проявления какой-то нечистой или, по крайней мере, непонятной силы. Спириты старались много сделать для разъяснения этого рода явлений, но
Из книги автораГлава первая Когда император Александр Павлович окончил венский совет, то он захотел по Европе проездиться и в разных государствах чудес посмотреть. Объездил он все страны и везде через свою ласковость всегда имел самые междоусобные разговоры со всякими людьми, и все
Из книги автораГлава первая Влияние наследственности на формирование душевного склада Лермонтова. Предки и их психическая конституция. Две наследственные линии. Отец, мать, бабушка. Семейная драма и ее влияние на возникновение базального конфликта Анализ личности М. Ю. Лермонтова, его
Первый русский роман в стихах. Новая модель литературы как лёгкого разговора обо всём. Галерея вечных русских характеров. Революционная для своей эпохи история любви, ставшая архетипом романтических отношений на много поколений вперёд. Энциклопедия русской жизни. Наше всё.
комментарии: Игорь Пильщиков
О чём эта книга?
Столичный повеса Евгений Онегин, получив наследство, уезжает в деревню, где знакомится с поэтом Ленским, его невестой Ольгой и её сестрой Татьяной. Татьяна влюбляется в Онегина, но он не отвечает ей взаимностью. Ленский, приревновав невесту к другу, вызывает Онегина на дуэль и гибнет. Татьяна выходит замуж и становится великосветской дамой. Теперь уже Евгений в неё влюбляется, но Татьяна сохраняет верность мужу. В этот момент автор прерывает повествование — «роман оканчивается ничем » 1 Белинский В. Г. Полное собрание сочинений. В 13 томах. М., Л.: Изд-во АН СССР, 1953-1959. IV. C. 425. .
Хотя сюжет «Евгения Онегина» небогат событиями, роман оказал огромное воздействие на русскую словесность. Пушкин вывел на литературную авансцену социально-психологические типажи, которые будут занимать читателей и писателей нескольких последующих поколений. Это «лишний человек», (анти)герой своего времени, скрывающий своё истинное лицо за маской холодного эгоиста (Онегин); наивная провинциальная девушка, честная и открытая, готовая на самопожертвование (Татьяна в начале романа); поэт-мечтатель, гибнущий при первом столкновении с реальностью (Ленский); русская женщина, воплощение изящества, ума и аристократического достоинства (Татьяна в конце романа). Это, наконец, целая галерея характерологических портретов, представляющих русское дворянское общество во всём его разнообразии (циник Зарецкий, «старики» Ларины, провинциальные помещики, московские баре, столичные франты и многие, многие другие).
Александр Пушкин. Около 1830 года
Hulton Archive/Getty Images
Когда она написана?
Две первые главы и начало третьей написаны в «южной ссылке» (в Кишинёве и Одессе) с мая 1823-го по июль 1824 года. Пушкин настроен скептически и критически к существующему порядку вещей. Первая глава — сатира на современное дворянство; при этом Пушкин сам, подобно Онегину, ведёт себя вызывающе и одевается как денди. Одесские и (в меньшей степени) молдавские впечатления отразились в первой главе романа и в «Путешествии Онегина».
Центральные главы романа (с третьей по шестую) окончены в «северной ссылке» (в псковском родовом имении — селе Михайловском) в период с августа 1824-го по ноябрь 1826 года. Пушкин испытал на себе (и описал в главе четвёртой) скуку жизни в деревне, где зимой нет никаких развлечений, кроме книг, выпивки и катания в санях. Главное удовольствие — общение с соседями (у Пушкина это семейство Осиповых-Вульф, проживавших в имении Тригорское неподалёку от Михайловского). Так же проводят время герои романа.
Новый император Николай I вернул поэта из ссылки. Теперь Пушкин постоянно бывает в Москве и в Петербурге. Он «суперзвезда», самый модный поэт России. Седьмая (московская) глава, начатая в августе-сентябре 1827 года, была окончена и переписана 4 ноября 1828 года.
Но век моды недолог, и к 1830 году популярность Пушкина сходит на нет. Утратив внимание современников, за три месяца Болдинской осени (сентябрь — ноябрь 1830-го) он напишет десятки произведений, составивших его славу у потомков. Помимо прочего, в нижегородском родовом имении Пушкиных Болдине завершены «Путешествие Онегина» и восьмая глава романа, а также частично написана и сожжена так называемая десятая глава «Евгения Онегина».
Почти год спустя, 5 октября 1831 года, в Царском Селе написано письмо Онегина. Книга готова. В дальнейшем Пушкин только перекомпоновывает текст и редактирует отдельные строфы.
Кабинет Пушкина в музей-усадьбе «Михайловское»
Как она написана?
«Евгений Онегин» концентрирует главные тематические и стилистические находки предшествующего творческого десятилетия: тип разочарованного героя напоминает о романтических элегиях и поэме «Кавказский пленник», обрывочная фабула — о ней же и о других «южных» («байронических») поэмах Пушкина, стилистические контрасты и авторская ирония — о поэме «Руслан и Людмила», разговорная интонация — о дружеских стихотворных посланиях поэтов-арзамасцев «Арзамас» — литературный кружок, существовавший в Петербурге в 1815-1818 годы. Его членами были как поэты и писатели (Пушкин, Жуковский, Батюшков, Вяземский, Кавелин), так и политические деятели. Арзамасцы выступали против консервативной политики и архаичных литературных традиций. Отношения внутри кружка были дружескими, а собрания были похожи на весёлые посиделки. Для поэтов-арзамасцев излюбленным жанром было дружеское послание, ироничное стихотворение, полное намёков, понятных только адресатам. .
При всём том роман абсолютно антитрадиционен. В тексте нет ни начала (ироническое «вступление» находится в конце седьмой главы), ни конца: за открытым финалом следуют отрывки из «Путешествия Онегина», возвращающие читателя сперва в середину фабулы, а затем, в последней строчке, — к моменту начала работы автора над текстом («Итак я жил тогда в Одессе...»). В романе отсутствуют традиционные признаки романного сюжета и привычные герои: «Все виды и формы литературности обнажены, открыто явлены читателю и иронически сопоставлены друг с другом, условность любого способа выражения насмешливо продемонстрирована автором» 2 Лотман Ю. М. Пушкин: Биография писателя. Статьи и заметки (1960-1990). «Евгений Онегин»: Комментарий. СПб.: Искусство-СПб, 1995. C. 195. . Вопрос «как писать?» волнует Пушкина не меньше, чем вопрос «о чём писать?». Ответом на оба вопроса становится «Евгений Онегин». Это не только роман, но и метароман (роман о том, как пишется роман).
Я теперь пишу не роман, а роман в стихах — дьявольская разница
Александр Пушкин
Обойтись без захватывающего сюжета Пушкину помогает стихотворная форма («...я теперь пишу не роман, а роман в стихах — дьявольская разница» 3 Пушкин А. С. Полное собрание сочинений. В 16 томах. М., Л.: Изд-во АН СССР, 1937-1949. Т.13. C. 73. ). Особую роль в конструкции текста приобретает автор-повествователь, который своим постоянным присутствием мотивирует бесчисленные отступления от основной интриги. Такие отступления принято именовать лирическими, но в реальности они оказываются самыми разными — лирическими, сатирическими, литературно-полемическими, какими угодно. Автор говорит обо всём, о чём сочтёт нужным («Роман требует болтовни» 4 Пушкин А. С. Полное собрание сочинений. В 16 томах. М., Л.: Изд-во АН СССР, 1937-1949. Т. 13. C. 180. ) — и повествование движется при почти неподвижном сюжете.
Пушкинскому тексту свойственна множественность точек зрения, выражаемых автором-повествователем и персонажами, и стереоскопическое совмещение противоречий, возникающих при столкновении различных взглядов на один и тот же предмет. Оригинален или подражателен Евгений? Какое будущее ждало Ленского — великое или заурядное? На все эти вопросы в романе даны разные, причём взаимоисключающие ответы. «За таким построением текста лежало представление о принципиальной невместимости жизни в литературу», а открытый финал символизировал «неисчерпаемость возможностей и бесконечной вариативности действительности» 5 Лотман Ю. М. Пушкин: Биография писателя. Статьи и заметки (1960-1990). «Евгений Онегин»: Комментарий. СПб.: Искусство-СПб, 1995. C. 196. . Это было новшеством: в романтическую эпоху точки зрения автора и повествователя обычно сливались в едином лирическом «я», а другие точки зрения корректировались авторской.
«Онегин» — радикально новаторское произведение в отношении не только композиции, но и стиля. В своей поэтике Пушкин синтезировал основополагающие черты двух антагонистических литературных направлений начала XIX века — младокарамзинизма и младоархаизма. Первое направление ориентировалось на средний стиль и разговорную речь образованного общества, было открыто к новоевропейским заимствованиям. Второе соединяло высокий и низкий стили, опиралось, с одной стороны, на книжно-церковную литературу и одическую традицию XVIII века, с другой — на народную словесность. Отдавая предпочтения тем или иным языковым средствам, зрелый Пушкин не руководствовался внешними эстетическими нормативами, а делал свой выбор исходя из того, как работают эти средства в рамках конкретного замысла. Новизна и необычность пушкинского стиля поражали современников — а мы с детства к нему привыкли и нередко не чувствуем стилистических контрастов, а тем более стилистических нюансов. Отказавшись от априорного деления стилистических регистров на «низкие» и «высокие», Пушкин не только создал принципиально новую эстетику, но и решил важнейшую культурную задачу — синтез языковых стилей и создание нового национального литературного языка.
Джошуа Рейнольдс. Лоренс Стерн. 1760 год. Национальная портретная галерея, Лондон. Традицию длинных лирических отступлений Пушкин позаимствовал у Стерна и Байрона
Calderdale Metropolitan Borough Council
Ричард Уэстолл. Джордж Гордон Байрон. 1813 год. Национальная портретная галерея, Лондон
Wikimedia Commons
Что на неё повлияло?
«Евгений Онегин» опирался на широчайшую европейскую культурную традицию от французской психологической прозы XVII-XVIII веков до современной Пушкину романтической поэмы, в том числе на опыты пародийной литературы, «остраняющей» Остранение — литературный приём, превращающий привычные вещи и события в странные, будто увиденные в первый раз. Остранение позволяет воспринимать описываемое не автоматически, а более осознанно. Термин введён литературоведом Виктором Шкловским. литературный стиль (от французской и русской ироикомической Ироикомическая поэзия — пародия на эпическую поэзию: высоким штилем здесь описывается бытовая жизнь с попойками и драками. Среди характерных примеров русских ироикомических поэм — «Елисей, или Раздражённый Вакх» Василия Майкова, «Опасный сосед» Василия Пушкина. и бурлескной В бурлескной поэзии комический эффект строится на том, что грубым и вульгарным языком говорят эпические герои и боги. Если изначально ироикомическая поэзия, где о низком говорилось высоким слогом, противопоставлялась бурлеску, то к XVIII веку оба вида поэзии воспринимались как один шуточный жанр. поэзии до байроновского «Дон Жуана») и сюжетное повествование (от Стерна до Гофмана и того же Байрона). От ироикомики «Евгений Онегин» унаследовал игровое столкновение стилей и пародирование элементов героического эпоса (таково, например, «вступление», имитирующее зачин классической эпопеи). От Стерна и стернианцев Лоренс Стерн (1713-1768) — английский писатель, автор романов «Сентиментальное путешествие по Франции и Италии» и «Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена». Стернианством называют литературную традицию, которую заложили его романы: в текстах Стерна лиризм сочетается с ироническим скепсисом, нарушается хронология повествования и его связности. В русской литературе самое известное стернианское произведение — «Письма русского путешественника» Карамзина. унаследованы переставленные главы и пропущенные строфы, беспрестанное отвлечение от основной фабульной нити, игра с традиционным сюжетосложением: завязка и развязка отсутствуют, а ироикомическое «вступление» по-стерниански перенесено в главу седьмую. От Стерна и от Байрона — лирические отступления, занимающие едва ли не половину романного текста.
Первоначально роман печатался сериально, поглавно — с 1825 по 1832 год. Помимо целых глав, выходивших отдельными книжками, в альманахах, журналах и газетах появлялись, как мы бы сейчас сказали, тизеры — небольшие фрагменты романа (от нескольких строф до десятка страниц).
Первое сводное издание «Евгения Онегина» было напечатано в 1833 году. Последнее прижизненное издание («Евгений Онегин, роман в стихах. Сочинение Александра Пушкина. Издание третие») вышло в свет в январе 1837 года, за полторы недели до гибели поэта.
«Евгений Онегин», второе издание 1-й главы. Санкт-Петербург, типография Департамента народного просвещения, 1829 год
«Онегин» («Onegin»). Режиссёр Марта Файнс. США, Великобритания, 1999 год
Как её приняли?
По-разному, в том числе в ближайшем окружении поэта. В 1828 году Баратынский писал Пушкину: «Вышли у нас ещё две песни «Онегина». Каждый о них толкует по-своему: одни хвалят, другие бранят, и все читают. Я очень люблю обширный план твоего «Онегина»; но большее число его не понимает». Лучшие критики писали о «пустоте содержания» романа ( Иван Киреевский Иван Васильевич Киреевский (1806-1856) — религиозный философ и литературный критик. В 1832 году издавал журнал «Европеец», запрещённый властями из-за статьи самого Киреевского. Постепенно отходит от западнических взглядов к славянофильству, правда, конфликт с властями повторяется — в 1852 году из-за его статьи закрывают славянофильское издание «Московский сборник». В основе философии Киреевского — учение о «цельном мышлении», превосходящем неполноту рациональной логики: оно достигается прежде всего верой и аскезой. ), заявляли, что эта «блестящая игрушка» не может иметь «притязаний ни на единство содержания, ни на цельность состава, ни на стройность изложения» (Николай Надеждин), находили в романе «недостаток связи и плана» ( Борис Фёдоров Борис Михайлович Фёдоров (1794-1875) — поэт, драматург, детский писатель. Работал театральным цензором, писал литературные рецензии. Его собственные стихи и драмы успеха не имели. Часто становился героем эпиграмм, упоминание о нём можно найти у Пушкина: «Пожалуй, Фёдоров, ко мне не приходи, / Не усыпляй меня — иль после не буди». Забавно, что одно из четверостиший Фёдорова по ошибке приписывали Пушкину вплоть до 1960-х. ), «множество беспрерывных отступлений от главного предмета» в нём считали «утомительным» (он же) и, наконец, приходили к выводу, что поэт «повторяет сам себя» (Николай Полевой) Николай Алексеевич Полевой (1796-1846) — литературный критик, издатель, писатель. Считается идеологом «третьего сословия». Ввёл в обиход термин «журналистика». С 1825 по 1834 год издаёт журнал «Московский телеграф», после закрытия журнала властями политические взгляды Полевого становятся более консервативными. С 1841 года издаёт журнал «Русский вестник». , а последние главы знаменуют «совершенное падение» пушкинского таланта (Фаддей Булгарин) Фаддей Венедиктович Булгарин (1789-1859) — критик, писатель и издатель, самый одиозный деятель литературного процесса первой половины XIX века. В юности Булгарин воевал в наполеоновском отряде и даже участвовал в походе на Россию, но к середине 1820-х он становится ультраконсерватором и вдобавок агентом Третьего отделения. Издавал журнал «Северный архив», первую частную газету с политическим отделом «Северная пчела» и первый театральный альманах «Русская Талия». Роман Булгарина «Иван Выжигин» — один из первых русских плутовских романов — имел в момент издания шумный успех. .
В общем, «Онегина» приняли так, что Пушкин отказался от мысли продолжать роман: он «свернул его оставшуюся часть до одной главы, а на претензии зоилов ответил «Домиком в Коломне», весь пафос которого — в утверждении абсолютной свободы творческой воли» 6 Шапир М. И. Статьи о Пушкине. М.: Языки славянских культур, 2009. С. 192. .
Одним из первых «огромное историческое и общественное значение» «Евгения Онегина» осознал Белинский 7 Белинский В. Г. Полное собрание сочинений. В 13 томах. М., Л.: Изд-во АН СССР, 1953-1959. Т. 7. C. 431. . В 8-й и 9-й статьях (1844-1845) так называемого пушкинского цикла (формально это была очень развёрнутая рецензия на первое посмертное издание сочинений Пушкина) он выдвигает и обосновывает тезис о том, «что «Онегин» есть поэтически верная действительности картина русского общества в известную эпоху» 8 Белинский В. Г. Полное собрание сочинений. В 13 томах. М., Л.: Изд-во АН СССР, 1953-1959. Т. 7. C. 445. , а потому «Онегина» можно назвать энциклопедией русской жизни и в высшей степени народным произведением» 9 Белинский В. Г. Полное собрание сочинений. В 13 томах. М., Л.: Изд-во АН СССР, 1953-1959. C. 503. .
Двадцать лет спустя ультралевый радикал Дмитрий Писарев в статье «Пушкин и Белинский» (1865) призвал кардинально пересмотреть эту концепцию: по мнению Писарева, Ленский — бессмысленный «идеалист и романтик», Онегин с начала до конца романа «остаётся ничтожнейшим пошляком», Татьяна — просто дура (в её голове «количество мозга было весьма незначительное» и «это малое количество находилось в самом плачевном состоянии» 10 Писарев Д. И. Полное собрание сочинений и писем в 12 томах. М.: Наука, 2003. Т. 7. C. 225, 230, 252. ). Вывод: вместо того, чтобы работать, герои романа занимаются ерундой. Писаревское прочтение «Онегина» высмеял Дмитрий Минаев Дмитрий Дмитриевич Минаев (1835-1889) — поэт-сатирик, переводчик Байрона, Гейне, Гюго, Мольера. Минаев получил известность благодаря своим пародиям и фельетонам, был ведущим автором популярных сатирических журналов «Искра» и «Будильник». В 1866 году из-за сотрудничества с журналами «Современник» и «Русское слово» просидел четыре месяца в Петропавловской крепости. в блистательной пародии «Евгений Онегин нашего времени» (1865), где главный герой представлен бородатым нигилистом — чем-то вроде тургеневского Базарова.
Ещё через полтора десятилетия Достоевский в своей «пушкинской речи» Достоевский произносит речь о Пушкине в 1880 году на заседании Общества любителей российской словесности, главным её тезисом была мысль о народности поэта: «И никогда ещё ни один русский писатель, ни прежде, ни после него, не соединялся так задушевно и родственно с народом своим, как Пушкин». С предисловием и дополнениями речь была опубликована в «Дневнике писателя». (1880) выдвинул третью (условно «почвенническую») интерпретацию романа. Достоевский согласен с Белинским в том, что в «Евгении Онегине» «воплощена настоящая русская жизнь с такою творческою силой и с такою законченностию, какой и не бывало до Пушкина» 11 Достоевский Ф. М. Дневник писателя. 1880, август. Глава вторая. Пушкин (очерк). Произнесено 8 июня в заседании Общества любителей российской словесности // Достоевский Ф. М. Собрание сочинений в 15 томах. СПб.: Наука, 1995. Т. 14. С. 429. . Так же, как для Белинского, считавшего, что Татьяна воплощает «тип русской женщины» 12 Белинский В. Г. Полное собрание сочинений. В 13 томах. М., Л.: Изд-во АН СССР, 1953-1959. Т. 4. C. 503. , Татьяна для Достоевского — «это положительный тип, а не отрицательный, это тип положительной красоты, это апофеоза русской женщины», «это тип твёрдый, стоящий твёрдо на своей почве. Она глубже Онегина и, конечно, умнее его» 13 . В отличие от Белинского, Достоевский полагал, что Онегин вообще не годится в герои: «Может быть, Пушкин даже лучше бы сделал, если бы назвал свою поэму именем Татьяны, а не Онегина, ибо бесспорно она главная героиня поэмы» 14 Достоевский Ф. М. Дневник писателя. 1880, август. Глава вторая. Пушкин (очерк). Произнесено 8 июня в заседании Общества любителей российской словесности // Достоевский Ф. М. Собрание сочинений в 15 томах. СПб.: Наука, 1995. Т. 14. С. 430. .
Отрывки из «Онегина» начали включаться в учебные хрестоматии ещё с 1843 года 15 Вдовин А. В., Лейбов Р. Г. Пушкин в школе: curriculum и литературный канон в XIX веке // Лотмановский сборник 4. М.: ОГИ, 2014. С. 251. . К концу XIX века складывается гимназический канон, выделивший «главные» художественные произведения 1820-40-х годов: в этом ряду обязательное место занимают «Горе от ума», «Евгений Онегин», «Герой нашего времени» и «Мёртвые души». Советские школьные программы в этом отношении продолжают дореволюционную традицию — варьируется лишь интерпретация, но и она в конечном счёте так или иначе базируется на концепции Белинского. А пейзажно-календарные фрагменты «Онегина» заучиваются наизусть с младших классов как фактически самостоятельные, идеологически нейтральные и эстетически образцовые произведения («Зима! Крестьянин, торжествуя...», «Гонимы вешними лучами...», «Уж небо осенью дышало...» и др.).
Как «Онегин» повлиял на русскую литературу?
«Евгений Онегин» быстро становится одним из ключевых текстов русской литературы. Проблематика, фабульные ходы и нарративные приёмы многих русских романов и повестей прямо восходят к пушкинскому роману: главный герой как «лишний человек», не имеющий возможности найти в жизни применения своим недюжинным талантам; героиня, нравственно превосходящая главного героя; контрастная «парность» персонажей; даже дуэль, в которую ввязывается герой. Это тем более поразительно, что «Евгений Онегин» — это «роман в стихах», а в России с середины 1840-х годов наступает полувековая эпоха прозы.
Ещё Белинский отметил, что «Евгений Онегин» имел «огромное влияние и на современную... и на последующую русскую литературу» 16 Белинский В. Г. Полное собрание сочинений. В 13 томах. М., Л.: Изд-во АН СССР, 1953-1959. Т. 4. С. 501. . Онегин, подобно лермонтовскому Печорину, есть «герой нашего времени», и наоборот, Печорин — «это Онегин нашего времени» 17 Белинский В. Г. Полное собрание сочинений. В 13 томах. М., Л.: Изд-во АН СССР, 1953-1959. Т. 4. C. 265. . Лермонтов открыто указывает на эту преемственность с помощью антропонимики: фамилия Печорина образована от названия северной реки Печоры, точно так же, как фамилии антиподов Онегина и Ленского — от названий расположенных очень далеко одна от другой северных рек Онеги и Лены.
За таким построением текста лежало представление о принципиальной невместимости жизни в литературу
Юрий Лотман
Более того, сюжет «Евгения Онегина» явно повлиял на лермонтовскую «Княжну Мери». По словам Виктора Виноградова, «пушкинских героев сменили герои нового времени. <...> Потомок Онегина — Печорин разъеден рефлексией. Он уже не способен отдаться даже запоздалому чувству любви к женщине с той непосредственной страстностью, как Онегин. Пушкинскую Таню сменила Вера, которая всё-таки изменила мужу, предавшись Печорину» 18 Виноградов В. В. Стиль прозы Лермонтова // Литературное наследство. М.: Изд-во АН СССР, 1941. Т. 43/44. С. 598. . Двум парам героев и героинь (Онегин и Ленский; Татьяна и Ольга) соответствуют две аналогичные пары (Печорин и Грушницкий; Вера и княжна Мери); между героями происходит дуэль. У Тургенева в «Отцах и детях» воспроизводится отчасти похожий комплекс персонажей (антагонисты Павел Кирсанов и Евгений Базаров; сестры Катерина Локтева и Анна Одинцова), но дуэль приобретает откровенно травестийный характер. Поднятая в «Евгении Онегине» тема «лишнего человека» проходит через все важнейшие произведения Тургенева, которому, собственно, и принадлежит этот термин («Дневник лишнего человека», 1850).
«Евгений Онегин» — первый русский метароман, создавший особую традицию. В романе «Что делать?» Чернышевский рассуждает о том, как найти сюжет для романа и выстроить его композицию, а пародийный «проницательный читатель» Чернышевского живо напоминает пушкинского «читателя благородного», к которому иронически обращается автор-повествователь. «Дар» Набокова — это роман о поэте Годунове-Чердынцеве, который сочиняет стихи, желая писать как боготворимый им Пушкин, и одновременно вынужден работать над биографией ненавидимого им Чернышевского. У Набокова, так же как впоследствии у Пастернака в романе «Доктор Живаго», стихи пишет герой, не равный автору — прозаику и поэту. Точно так же в «Евгении Онегине» Пушкин пишет стихотворение Ленского: это пародийное стихотворение, написанное в поэтике Ленского (персонажа), а не Пушкина (автора).
Что такое «онегинская строфа»?
Все поэмы Пушкина, созданные до 1830 года, написаны астрофическим ямбом Не разбитым на строфы. . Исключение — «Онегин», первое крупное произведение, в котором поэт опробовал строгую строфическую форму.
Каждая строфа «помнит» о своих предшествующих употреблениях: октава неминуемо отсылает к итальянской поэтической традиции, спенсерова строфа Девятистрочная строфа: восемь стихов в ней написаны пятистопным ямбом, а девятый — шестистопным. Названа в честь английского поэта Эдмунда Спенсера, который ввёл эту строфу в поэтическую практику. — к английской. Видимо, поэтому Пушкин не захотел воспользоваться готовой строфической структурой: необычное содержание требует необычной формы.
Для своего главного произведения Пушкин изобрёл уникальную строфу, не имевшую прямых прецедентов в мировой поэзии. Вот формула, записанная самим автором: «4 croisés, 4 de suite, 1.2.1. et deux». То есть: четверостишие перекрёстной рифмовки, Наиболее употребляемый вид рифмовки в четверостишии, строки рифмуются через одну (abab). четверостишие смежной рифмовки, Здесь рифмуются смежные строки: первая со второй, третья с четвёртой (aabb). Такой вид рифмовки наиболее распространён в русской народной поэзии. четверостишие опоясывающей рифмовки В этом случае первая строка рифмуется с четвёртой, а вторая с третьей (abba). Первая и четвёртая строки как бы опоясывают четверостишие. и заключительное двустишие. Возможные строфические образцы: одна из разновидностей одической Строфа из десяти строк, строки подразделяются на три части: в первой — четыре строки, во второй и третьей — по три. Способ рифмовки — abab ccd eed. Как и следует из названия, в русской поэзии использовалась по преимуществу для написания од. строфы 19 Сперантов В. В. Miscellanea poetologica: 1. Был ли кн. Шаликов изобретателем «онегинской строфы»? // Philologica. 1996. Т. 3. № 5/7. С. 125-131. C. 126-128. и сонет 20 Гроссман Л. П. Онегинская строфа // Пушкин / Ред. Н. К. Пиксанова. М.: Госиздат, 1924. Сб. 1. С. 125-131. .
Роман требует болтовни
Александр Пушкин
Первая рифма строфы — женская Рифма с ударением на предпоследнем слоге. , заключительная — мужская Рифма с ударением на последнем слоге. . Женские рифменные пары не следуют за женскими, мужские за мужскими (правило альтернанса). Размер — четырёхстопный ямб, самая распространённая метрическая форма в поэтической культуре пушкинского времени.
Формальная строгость лишь оттеняет выразительность и гибкость поэтической речи: «Часто первое четверостишие задаёт тему строфы, второе её развивает, третье образует тематический поворот, а двустишие даёт чётко сформулированное разрешение темы» 21 . Заключительные двустишия нередко содержат остроты и напоминают тем самым краткие эпиграммы. При этом следить за развитием сюжета можно, читая одни только первые четверостишия 22 Томашевский Б. В. Десятая глава «Евгения Онегина»: История разгадки // Литературное наследство. М.: Жур.-газ. объединение, 1934. Т. 16/18. С. 379-420. C. 386. .
На фоне такой строгой урегулированности эффектно выделяются отступления. Во-первых, это вкрапления иных метрических форм: письма героев друг к другу, написанные астрофическим четырёхстопным ямбом, и песня девушек, написанная трёхстопным хореем с дактилическими окончаниями Рифма с ударением на третьем от конца слоге. . Во-вторых, это редчайшие (и оттого очень выразительные) пары строф, где фраза, начатая в одной строфе, завершается в следующей. Например, в главе третьей:
Татьяна прыг в другие сени,
С крыльца на двор, и прямо в сад,
Летит, летит; взглянуть назад
Не смеет; мигом обежала
Куртины, мостики, лужок,
Аллею к озеру, лесок,
Кусты сирен переломала,
По цветникам летя к ручью
И задыхаясь, на скамьюXXXIX.
Упала...
Межстрофный перенос метафорически изображает падение героини на скамейку после долгого бега 23 Шапир М. И. Статьи о Пушкине. М.: Языки славянских культур, 2009. C. 82-83. . Тот же приём использован в описании смерти Ленского, который падает, убитый выстрелом Онегина.
Помимо многочисленных пародий на «Онегина», позднейшие образцы онегинской строфы включают оригинальные произведения. Однако эту строфу оказалось невозможно использовать без прямых отсылок к пушкинскому тексту. Лермонтов в первой же строфе «Тамбовской казначейши» (1838) заявляет: «Пишу Онегина размером». Вячеслав Иванов в стихотворном вступлении к поэме «Младенчество» (1913-1918) оговаривается: «Размер заветных строф приятен», а первую строчку первой строфы начинает словами «Отец мой был из нелюдимых...» (как в «Онегине»: «Мой дядя самых честных правил...»). Игорь Северянин сочиняет «роман в строфах» (!) под заглавием «Рояль Леандра» (1925) и в стихотворном вступлении объясняется: «Пишу онегинской строфой».
Были попытки варьировать пушкинскую находку: «В порядке соперничества изобретались и другие строфы, подобные онегинской. Почти тотчас вслед за Пушкиным Баратынский написал свою поэму «Бал» тоже четырнадцатистишиями, но другого строения... А в 1927 году В. Набоков написал «Университетскую поэму», перевернув порядок рифмовки онегинской строфы от конца к началу» 24 Гаспаров М. Л. Онегинская строфа // Гаспаров М. Л. Русский стих начала XX века в комментариях. М.: Фортуна Лимитед, 2001. С. 178. . Набоков на этом не остановился: последний абзац набоковского «Дара» только выглядит прозаическим, а на деле представляет собой записанную в строчку онегинскую строфу.
«Онегин» (Onegin). Режиссёр Марта Файнс. США, Великобритания, 1999 год
Мстислав Добужинский. Иллюстрация к «Евгению Онегину». 1931–1936 годы
Российская государственная библиотека
Чем интересны в романе второстепенные персонажи?
Места действия романа меняются от главы к главе: Санкт-Петербург (новая европейская столица) — деревня — Москва (национально-традиционный патриархальный центр) — Юг России и Кавказ. Персонажи удивительным образом варьируются в соответствии с топонимикой.
Филолог Максим Шапир, проанализировав систему именования персонажей в пушкинском романе, показал, что они разбиты на несколько категорий. «Степные» помещики — персонажи сатирические — наделены говорящими именами (Пустяков, Петушков, Буянов и т. п.). Московских бар автор называет без фамилий, только по имени и отчеству (Лукерья Львовна, Любовь Петровна, Иван Петрович, Семён Петрович и т. д.). Представители петербургского большого света — реальные лица из пушкинского окружения — описаны полунамёками, но читатели легко узнавали в этих анонимных портретах реальных людей: «Старик, по-старому шутивший: / Отменно тонко и умно, / Что нынче несколько смешно» — его высокопревосходительство Иван Иванович Дмитриев, а «На эпиграммы падкий, / На всё сердитый господин» — его сиятельство граф Гавриил Францевич Моден 25 Шапир М. И. Статьи о Пушкине. М.: Языки славянских культур, 2009. C. 285-287; Вацуро В. Э. Комментарии: И. И. Дмитриев // Письма русских писателей XVIII века. Л.: Наука, 1980. С. 445; Проскурин О. А. / o-proskurin.livejournal.com/59236.html . .
Другие современники поэта названы полными именами, если речь идёт о публичной стороне их деятельности. Например, «Певец Пиров и грусти томной» — это Баратынский, как разъясняет сам Пушкин в 22-м примечании к «Евгению Онегину» (одно из самых известных произведений раннего Баратынского — поэма «Пиры»). «Другой поэт», который «роскошным слогом / Живописал нам первый снег», — это князь Вяземский, автор элегии «Первый снег», объясняет Пушкин в 27-м примечании. Но если тот же самый современник «выступает на страницах романа в качестве частного лица, поэт прибегает к звёздочкам и сокращениям» 26 Шапир М. И. Статьи о Пушкине. М.: Языки славянских культур, 2009. C. 282. . Поэтому, когда с князем Вяземским встречается Татьяна, Пушкин сообщает: «К ней как-то В. подсел» (а не «К ней как-то Вяземский подсел», как печатают современные издания). Знаменитый пассаж: «Du comme il faut (Шишков, прости: / Не знаю, как перевести)» — не появлялся на свет в этом виде при жизни Пушкина. Сперва поэт намеревался использовать инициал «Ш.», но затем заменил его тремя астерисками Типографский знак в виде звёздочки. . Друг Пушкина и Баратынского Вильгельм Кюхельбекер полагал, что эти строки адресованы ему, и читал их: «Вильгельм, прости: / Не знаю, как перевести» 27 Лотман Ю. М. Пушкин: Биография писателя. Статьи и заметки (1960-1990). «Евгений Онегин»: Комментарий. СПб.: Искусство-СПб, 1995. C. 715. . Дописывая за автора имена, поданные в тексте только намёком, современные редакторы, заключает Шапир, одновременно нарушают нормы пушкинской этики и поэтики.
Франсуа Шевалье. Евгений Баратынский. 1830-е годы. Государственный музей изобразительных искусств им. А. С. Пушкина. Баратынский упоминается в романе как «Певец Пиров и грусти томной»
Карл Рейхель. Пётр Вяземский. 1817 годы. Всероссийский музей А. С. Пушкина, Санкт-Петербург. В строках «Другой поэт роскошным слогом / Живописал нам первый снег» Пушкин имел в виду Вяземского, автора элегии «Первый снег»
Иван Матюшин (гравюра с неизвестного оригинала). Вильгельм Кюхельбекер. 1820-е годы. Всероссийский музей А. С. Пушкина, Санкт-Петербург. При жизни Пушкина в пассаже «Du comme il faut (Шишков, прости: / Не знаю, как перевести) вместо фамилии печатались астериски. Кюхельбекер считал, что они скрывают под собой имя «Вильгельм»
Когда происходят описанные в романе события и сколько лет героям?
Внутренняя хронология «Евгения Онегина» давно интригует читателей и исследователей. В какие годы происходит действие? Сколько лет героям в начале романа и в конце? Сам Пушкин ничтоже сумняшеся писал (и не где-нибудь, а в примечаниях, входящих в текст «Онегина»): «Смеем уверить, что в нашем романе время расчислено по календарю» (примечание 17). Но совпадает ли романное время с историческим? Посмотрим, что нам известно из текста.
Во время дуэли Онегину 26 лет («...Дожив без цели, без трудов / До двадцати шести годов...»). Онегин расстался с Автором за год до этого. Если биография Автора повторяет пушкинскую, то это расставание произошло в 1820 году (в мае Пушкин был сослан на юг), а дуэль состоялась в 1821 году. Здесь возникает первая неувязка. Дуэль состоялась через два дня после именин Татьяны, а именины — Татьянин день — это 12 января (по старому стилю). Согласно тексту, именины праздновали в субботу (в черновиках — в четверг). Однако в 1821 году 12 января пришлось на среду. Впрочем, может быть, празднование именин перенесли на один из ближайших дней (субботу).
Если главные события (от приезда Онегина в деревню до дуэли) всё-таки происходят в период с лета 1820 года до января 1821 года, то Онегин родился в 1795 или 1796 году (он на три-четыре года младше Вяземского и на три-четыре года старше Пушкина), а блистать в Петербурге начал, когда ему было «без малого осьмнадцать лет» — в 1813-м. Однако в предисловии к первому изданию первой главы прямо сказано, что «она в себе заключает описание светской жизни петербургского молодого человека в конце 1819 года» 28 Пушкин А. С. Полное собрание сочинений. В 16 томах. М., Л.: Изд-во АН СССР, 1937-1949. Т. 6. C. 638. . Конечно, мы можем это обстоятельство проигнорировать: в окончательный текст (издания 1833 и 1837 годов) эта дата не попала. Тем не менее описание столичной жизни в первой главе явно относится к концу 1810-х, а не к 1813-му, когда только-только закончилась Отечественная война и в самом разгаре была заграничная кампания против Наполеона. Балерина Истомина, чьё выступление Онегин смотрит в театре, в 1813 году ещё не танцевала; гусар Каверин, с которым Онегин кутит в ресторане Talon, ещё не вернулся в Петербург из-за границы 29 Баевский В. С. Время в «Евгении Онегине» // Пушкин: Исследования и материалы. Л.: Наука, 1983. Т. XI. С. 115-130. C. 117. .
«Онегин» есть поэтически верная действительности картина русского общества в известную эпоху
Виссарион Белинский
Несмотря ни на что, продолжаем отсчитывать от 1821 года. Когда в январе 1821 года Ленский погиб, ему было «осьмнадцать лет», стало быть, он родился в 1803-м. Когда родилась Татьяна, в тексте романа не говорится, но Пушкин сообщил Вяземскому, что письмо Татьяны Онегину, написанное летом 1820 года, — это «письмо женщины, к тому же 17-летней, к тому же влюблённой». Тогда Татьяна тоже родилась в 1803 году, а Ольга была её младше на год, максимум на два (поскольку она уже невеста, ей не могло быть меньше пятнадцати). Кстати, когда родилась Татьяна, её матери было вряд ли больше 25 лет, так что «старушке» Лариной на момент знакомства с Онегиным около сорока. Впрочем, указания на возраст Татьяны в окончательном тексте романа нет, так что не исключено, что все Ларины были на пару лет старше.
В Москву Татьяна попадает в конце января или в феврале 1822 года и (осенью?) выходит замуж. Тем временем Евгений странствует. Согласно печатным «Отрывкам из Путешествия Онегина», он приезжает в Бахчисарай через три года после Автора. Пушкин был там в 1820-м, Онегин, стало быть, — в 1823-м. В строфах, не включённых в печатный текст «Путешествия», Автор и Онегин встречаются в Одессе в 1823 или 1824 году и разъезжаются: Пушкин отправляется в Михайловское (это произошло в последних числах июля 1824 года), Онегин — в Петербург. На рауте осенью 1824 года он встречает Татьяну, которая замужем «около двух лет». Вроде бы всё сходится, однако в 1824 году Татьяна не могла на этом рауте говорить с испанским послом, поскольку у России ещё не было дипломатических отношений с Испанией 30 Eugene Onegin: A Novel in Verse by Aleksandr Pushkin / Translated from the Russian, with a Commentary, by Vladimir Nabokov. In 4 vols. N.Y.: Bollingen, 1964. Vol. 3. P. 83; Лотман Ю. М. Пушкин: Биография писателя. Статьи и заметки (1960-1990). «Евгений Онегин»: Комментарий. СПб.: Искусство-СПб, 1995. C. 718. . Письмо Онегина Татьяне, за которым последовало их объяснение, датировано весной (мартом?) 1825 года. Но неужели этой знатной даме в момент финального свидания всего 22 года?
Таких мелких нестыковок в тексте романа немало. В своё время литературовед Иосиф Тойбин пришёл к выводу, что в 17-м примечании поэт имел в виду не историческую, а сезонную хронологию (своевременную смену времён года внутри романного времени) 31 Тойбин И. М. «Евгений Онегин»: поэзия и история // Пушкин: Исследования и материалы. Л.: Наука, 1979. Т. IX. С. 93. . По всей видимости, он был прав.
«Евгений Онегин». Режиссёр Роман Тихомиров. СССР, 1958 год
Мстислав Добужинский. Иллюстрация к «Евгению Онегину». 1931–1936 годы
Российская государственная библиотека
Как текст «Онегина», который мы знаем сегодня, соотносится с тем, который читали современники Пушкина?
Современники успели прочесть несколько вариантов «Онегина». В изданиях отдельных глав стихи сопровождались разного рода дополнительными текстами, из которых далеко не все попали в сводное издание. Так, предисловиями к отдельному изданию главы первой (1825) служили заметка «Вот начало большого стихотворения, которое, вероятно, не будет окончено...» и драматическая сцена в стихах «Разговор книгопродавца с поэтом».
Первоначально Пушкин задумал более длинное сочинение, — возможно, даже в двенадцати главах (в конце отдельного издания главы шестой мы читаем: «Конец первой части»). Однако после 1830 года изменилось отношение автора к формам повествования (Пушкина теперь больше интересует проза), читателей к автору (Пушкин теряет популярность, публика считает, что он «исписался»), автора к публике (у него наступает разочарование в её — хочется сказать «умственных способностях» — эстетической готовности принять «Онегина»). Поэтому Пушкин оборвал роман на полуслове, бывшую девятую главу напечатал как восьмую, бывшую восьмую («Путешествие Онегина») опубликовал в отрывках, поместив в конце текста после примечаний. Роман приобрёл открытый финал, слегка закамуфлированный замкнутой зеркальной композицией (её образует обмен героев письмами и возвращение к одесским впечатлениям первой главы в конце «Путешествия»).
Из текста первого сводного издания (1833) исключены: вступительная заметка к главе первой, «Разговор книгопродавца с поэтом» и некоторые строфы, печатавшиеся в изданиях отдельных глав. Примечания ко всем главам вынесены в специальный раздел. Посвящение Плетнёву, первоначально предпосланное сдвоенному изданию глав четвёртой и пятой (1828), помещено в примечание 23. Только в последнем прижизненном издании (1837) мы находим привычную нам архитектонику: Общая форма строения текста и взаимосвязи его частей. Понятие более крупного порядка, чем композиция — понимаемая как расположение и соотношений деталей внутри крупных частей текста. посвящение Плетнёву становится посвящением всего романа.
В 1922 году Модест Гофман Модест Людвигович Гофман (1887-1959) — филолог, поэт и пушкинист. Известность ему принесла «Книга о русских поэтах последнего десятилетия» — антология статей о русском символизме. С 1920 года Гофман работал в Пушкинском Доме, выпустил книгу о Пушкине. В 1922 году Гофман уехал в командировку во Францию и не вернулся. В эмиграции продолжил заниматься пушкинистикой. опубликовал монографию «Пропущенные строфы «Евгения Онегина». Началось изучение черновых редакций романа. В 1937 году, к столетию со дня смерти поэта, все известные печатные и рукописные варианты «Онегина» были напечатаны в шестом томе академического Полного собрания сочинений Пушкина (редактор тома — Борис Томашевский). В этом издании осуществлён принцип «послойного» прочтения и подачи вариантов черновых и беловых рукописей (от окончательных чтений к ранним вариантам).
Основной текст романа в этом же собрании напечатан «по изданию 1833 г. с расположением текста по изданию 1837 г.; цензурные и типографские искажения издания 1833 г. исправлены по автографам и предшествующим изданиям (отдельных глав и отрывков)» 32 Пушкин А. С. Полное собрание сочинений. В 16 томах. М., Л.: Изд-во АН СССР, 1937-1949. Т. 6. C. 660. . В дальнейшем в научных и массовых изданиях перепечатывался, за редчайшими исключениями и с некоторыми орфографическими вариациями, именно этот текст. Иначе говоря, критический текст «Евгения Онегина», к которому мы привыкли, не совпадает ни с одним из изданий, вышедших при жизни Пушкина.
Иосиф Шарлемань. Эскиз декораций к опере Петра Чайковского «Евгений Онегин». 1940 год
Fine Art Images/Heritage Images/Getty Images
Нет: они являются динамическим «эквивалентом» текста 33 Тынянов Ю. Н. О композиции «Евгения Онегина» // Тынянов Ю. Н. Поэтика. История литературы. Кино. М.: Наука, 1977. С. 60. , на их место читатель волен подставить всё что угодно (ср. с ролью импровизации в некоторых музыкальных жанрах). Более того, последовательно заполнить отточия невозможно: некоторые строфы или части строф сокращены, а другие никогда не были написаны.
Далее, некоторые строфы присутствуют в рукописях, но отсутствуют в печатном тексте. Есть строфы, имевшиеся в изданиях отдельных глав, но исключённые из сводного издания (например, развёрнутое сравнение «Евгения Онегина» с Гомеровой «Илиадой» в конце главы четвёртой). Есть строфы, напечатанные отдельно как отрывки из «Евгения Онегина», но не вошедшие ни в отдельное издание соответствующей главы, ни в сводное издание. Таков, например, напечатанный в 1827 году в «Московском вестнике» отрывок «Женщины» — начальные строфы главы четвёртой, которые в отдельном издании глав четвёртой и пятой заменены серией номеров без текста.
Такая «непоследовательность» — не случайный недосмотр, а принцип. Роман наполнен парадоксами, превращающими историю создания текста в художественный приём. Автор играет с текстом, не только исключая фрагменты, но и, наоборот, включая их «на особых условиях». Так, в авторских примечаниях приведено начало строфы, не вошедшей в роман («Пора: перо покоя просит...»), а две заключительные строфы главы шестой в основном тексте и в примечаниях даны автором в разных редакциях.
Рукопись «Евгения Онегина». 1828 год
Wikimedia Commons
«Евгений Онегин». Режиссёр Роман Тихомиров. СССР, 1958 год
Была ли в «Евгении Онегине» так называемая десятая глава?
Пушкин писал свой роман, ещё не зная, как он его закончит. Десятая глава — вариант продолжения, отвергнутый автором. Из-за своего содержания (политическая хроника рубежа 1810-20-х годов, включающая описание заговорщиков-декабристов) десятая глава «Онегина», даже если бы она была окончена, вряд ли могла быть напечатана при жизни Пушкина, хотя имеются сведения, что он давал её на прочтение Николаю I 34 Лотман Ю. М. Пушкин: Биография писателя. Статьи и заметки (1960-1990). «Евгений Онегин»: Комментарий. СПб.: Искусство-СПб, 1995. C. 745. .
Глава писалась в Болдине и была сожжена автором 18 или 19 октября 1830 года (об этом есть пушкинская помета в одной из болдинских рабочих тетрадей). Однако написанное не было уничтожено полностью. Часть текста сохранилась в виде авторского шифра, который в 1910 году разгадал пушкинист Пётр Морозов. Тайнопись скрывает только первые четверостишия 16 строф, но никак не фиксирует оставшиеся 10 строк каждой строфы. Кроме того, несколько строф уцелели в отдельном черновике и в сообщениях друзей поэта.
В результате от всей главы до нас дошёл отрывок из 17 строф, ни одна из которых не известна нам в завершённом виде. Из них только две имеют полный состав (14 стихов), и только одна достоверно зарифмована по схеме онегинской строфы. Порядок сохранившихся строф тоже не вполне очевиден. Во многих местах текст разобран гипотетически. Даже первая, едва ли не самая известная строчка десятой главы («Властитель слабый и лукавый», об Александре I) читается лишь предположительно: у Пушкина в шифре записано «Вл.», что Набоков, например, расшифровывал как «Владыка» 35 Eugene Onegin: A Novel in Verse by Aleksandr Pushkin / Translated from the Russian, with a Commentary, by Vladimir Nabokov. In 4 vols. N.Y.: Bollingen, 1964. Vol. 1. Pp. 318-319. . . С другой стороны, короткая английская стрижка противопоставлена романтической немецкой à la Шиллер. Такая причёска у Ленского, недавнего гёттингенского студента: Гёттингенский университет был одним из наиболее передовых учебных заведений того времени. Среди знакомых Пушкина было несколько выпускников Гёттингена, и все они отличались свободомыслием: декабрист Николай Тургенев и его брат Александр, лицейский учитель Пушкина Александр Куницын. «кудри чёрные до плеч» 38 Мурьянов М. Ф. Портрет Ленского // Вопросы литературы. 1997. № 6. С. 102-122. . Таким образом, Онегин и Ленский, во всём противоположные друг другу, отличаются даже причёсками.
На светском рауте Татьяна «в малиновом берете / С послом испанским говорит». О чём свидетельствует эта знаменитая деталь? Неужели о том, что героиня забыла снять головной убор? Конечно, нет. Благодаря этой подробности Онегин понимает, что перед ним — знатная дама и что она замужем. Современный историк европейского костюма разъясняет, что берет «в России появился только в начале XIX века одновременно с другими западноевропейскими головными уборами, плотно охватывающими голову: парики и пудреные причёски в XVIII века исключали их употребление. В 1-й половине XIX века берет был только женским головным убором, и притом только замужних дам. Являвшийся частью парадного туалета, он не снимался ни на балах, ни в театре, ни на званых вечерах» 39 Кирсанова Р. М. Костюм в русской художественной культуре XVIII — первой половины XX вв. (Опыт энциклопедии). М.: БСЭ, 1995. C. 37. . Береты делались из атласа, бархата или иных тканей. Они могли быть украшены плюмажем или цветами. Носили их наискось, так, что один край мог даже касаться плеча.
В ресторане Talon Онегин с Кавериным пьют «вино кометы». Что за вино? Это le vin de la Comète, шампанское урожая 1811 года, превосходное качество которого приписывали влиянию кометы, ныне именуемой C/1811 F1, — она была хорошо видна в Северном полушарии с августа по декабрь 1811 года 40 Кузнецов Н. Н. Вино кометы // Пушкин и его современники: Материалы и исследования. Л.: Изд-во АН СССР, 1930. Вып. XXXVIII/XXXIX. С. 71-75. .
Может быть, Пушкин даже лучше бы сделал, если бы назвал свою поэму именем Татьяны, а не Онегина, ибо бесспорно она главная героиня поэмы
Фёдор Достоевский
Кроме того, в романе, который написан, казалось бы, тем же языком, каким говорим мы с вами, в действительности много устаревших слов и выражений. А почему они устаревают? Во-первых, потому, что меняется язык; во-вторых, потому, что меняется мир, который он описывает.
Вот во время дуэли слуга Онегина Гильо «за ближний пень становится». Как интерпретировать такое поведение? Все иллюстраторы изображают Гильо пристроившимся невдалеке возле небольшого пенька. Все переводчики используют слова со значением «нижняя часть срубленного, спиленного или сломленного дерева». Точно так же трактует это место «Словарь языка Пушкина». Однако если Гильо боится погибнуть от случайной пули и надеется от неё укрыться, то зачем ему пень? Об этом никто не задумывался, пока лингвист Александр Пеньковский не показал на множестве текстов пушкинской эпохи, что в то время слово «пень» имело ещё одно значение, помимо того, которое оно имеет сегодня, — это значение «ствол дерева» (не обязательно «срубленного, спиленного или сломленного») 41 Пеньковский А. Б. Исследования поэтического языка пушкинской эпохи. М.: Знак, 2012. C. 533-546. .
Другая большая группа слов — это устаревшая лексика, обозначающая устаревшие реалии. В частности, в наши дни стал экзотикой гужевой транспорт — его хозяйственная роль нивелировалась, связанная с ним терминология ушла из общеупотребительного языка и сегодня по большей части неясна. Вспомним, как Ларины собираются в Москву. «На кляче тощей и косматой / Сидит форейтор бородатый». Форейтором (от нем. Vorreiter — тот, кто едет спереди, на передней лошади) обычно был подросток или даже маленький мальчик, чтобы лошади было проще его везти. Форейтор должен быть мальчиком, а у Лариных он «бородатый»: они так долго не выезжали и сидели сиднем в деревне, что у них уже и форейтор состарился 42 Добродомов И. Г., Пильщиков И. А. Лексика и фразеология «Евгения Онегина»: Герменевтические очерки. М.: Языки славянских культур, 2008. C. 160-169.
Какие комментарии к «Евгению Онегину» наиболее известны?
Первый опыт научного комментирования «Евгения Онегина» был предпринят ещё в позапрошлом веке: в 1877 году писательница Анна Лачинова (1832-1914) издала под псевдонимом А. Вольский два выпуска «Объяснений и примечаний к роману А. С. Пушкина «Евгений Онегин». Из монографических комментариев к «Онегину», опубликованных в XX столетии, наибольшее значение имеют три — Бродского, Набокова и Лотмана.
Самый известный из них — комментарий Юрия Лотмана (1922-1993), впервые опубликованный отдельной книгой в 1980 году. Книга состоит из двух частей. Первая — «Очерк дворянского быта онегинской поры» — представляет собой связное изложение норм и правил, регулировавших мировоззрение и бытовое поведение дворянина пушкинского времени. Вторая часть — собственно комментарий, движущийся за текстом от строфы к строфе и от главы к главе. Помимо объяснения непонятных слов и реалий, Лотман уделяет внимание литературному фону романа (металитературным полемикам, выплёскивающимся на его страницы, и разнообразным цитатам, которыми он пронизан), а также истолковывает поведение героев, обнаруживая в их словах и действиях драматическое столкновение точек зрения и поведенческих норм.
Так, Лотман показывает, что разговор Татьяны с няней — это комическое qui pro quo, «Кто вместо кого». Латинское выражение, обозначающее путаницу, недоразумение, когда одно принимается за другое. В театре этот приём используют для создания комической ситуации. в котором собеседницы, принадлежащие к двум разным социокультурным группам, употребляют слова «любовь» и «страсть» в совершенно разных смыслах (для няни «любовь» — это супружеская измена, для Татьяны — романтическое чувство). Комментатор убедительно демонстрирует, что, согласно авторскому замыслу, Онегин убил Ленского непреднамеренно, и это понимают по деталям рассказа читатели, знакомые с дуэльной практикой. Если бы Онегин хотел застрелить приятеля, он избрал бы совершенно иную дуэльную стратегию (Лотман рассказывает, какую именно).
Чем кончился «Онегин»? — Тем, что Пушкин женился. Женатый Пушкин ещё мог написать письмо Онегина, но продолжать роман не мог
Анна Ахматова
Непосредственным предшественником Лотмана на обсуждаемом поприще был Николай Бродский (1881-1951). Первое, пробное издание его комментария вышло в 1932 году, последнее прижизненное — в 1950-м, затем несколько раз книга выходила посмертно, оставаясь главным пособием по изучению «Онегина» в университетах и пединститутах вплоть до выхода комментария Лотмана.
Текст Бродского несёт на себе глубокие следы вульгарного социологизма В рамках марксистской методологии — упрощённое, догматическое толкование текста, который понимается как буквальная иллюстрация политических и экономических идей. . Чего стоит одно только пояснение к слову «боливар»: «Шляпа (с большими полями, кверху расширявшийся цилиндр) в честь деятеля национально-освободительного движения в Южной Америке, Симона Боливара (1783-1830), была модной в той среде, которая следила за политическими событиями, которая сочувствовала борьбе за независимость маленького народа» 43 Бродский Н. Л. «Евгений Онегин»: Роман А. С. Пушкина. Пособие для учителя. М.: Просвещение, 1964. C. 68-69. . Иногда комментарий Бродского страдает от чересчур прямолинейного толкования тех или иных пассажей. Например, о строке «Ревнивый шёпот модных жён» он всерьёз пишет: «Бегло брошенным образом «модной жены» Пушкин подчеркнул разложение семейных устоев в... светском кругу» 44 Бродский Н. Л. «Евгений Онегин»: Роман А. С. Пушкина. Пособие для учителя. М.: Просвещение, 1964. C. 90. .
Тем не менее Набоков, потешавшийся над натянутыми интерпретациями и удручающе корявым стилем Бродского, был, конечно, не совсем прав, обзывая его «невежественным компилятором» — «uninformed compiler» 44 Eugene Onegin: A Novel in Verse by Aleksandr Pushkin / Translated from the Russian, with a Commentary, by Vladimir Nabokov. In 4 vols. N.Y.: Bollingen, 1964. Vol. 2. P. 246. . Если исключить предсказуемые «советизмы», которые можно счесть неизбежными приметами времени, в книге Бродского можно найти достаточно добротный реальный и историко-культурный комментарий к тексту романа.
«Онегин» («Onegin»). Режиссёр Марта Файнс. США, Великобритания, 1999 год
Четырёхтомный труд Владимира Набокова (1899-1977) вышел первым изданием в 1964 году, вторым (исправленным) — в 1975-м. Первый том занят подстрочным переводом «Онегина» на английский язык, второй и третий — англоязычным комментарием, четвёртый — указателями и репринтом русского текста. Набоковский комментарий был переведён на русский язык поздно; опубликованные в 1998-1999 годах русские переводы комментария (их два) трудно признать удачными.
Мало того, что комментарий Набокова превосходит по объёму работы других комментаторов, — сам набоковский перевод тоже выполняет комментаторские функции, интерпретируя те или иные слова и выражения в тексте «Евгения Онегина». Например, все комментаторы, кроме Набокова, разъясняют значение прилагательного в строке «В своей коляске выписной». «Выписной» значит «выписанный из-за границы». Это слово вытеснено в современном языке новым словом с тем же значением, теперь вместо него используется заимствованное «импортный». Набоков ничего не поясняет, а просто переводит: «imported».
Объём идентифицированных Набоковым литературных цитат и приведённых им художественных и мемуарных параллелей к тексту романа не превзойден никем из предшествующих и последующих комментаторов, и это неудивительно: Набоков как никто другой чувствовал себя at home С английского — «как дома». не только в русской литературе, но и в европейских (особенно французской и английской).
Несовпадение личности и её образа жизни — это и есть основа романа
Валентин Непомнящий
Наконец, Набоков был единственным комментатором «Онегина» в XX веке, кто знал быт русской дворянской усадьбы не понаслышке, а из собственного опыта и легко понимал многое из того, что не улавливали советские филологи. К сожалению, внушительный объём набоковского комментария создаётся не только за счёт полезной и нужной информации, но и благодаря множеству сведений, имеющих самое отдалённое отношение к комментируемому произведению 45 Чуковский К. И. Онегин на чужбине // Чуковский К. И. Высокое искусство. М.: Советский писатель, 1988. С. 337-341. . Но читать всё равно очень интересно!
Помимо комментариев, современный читатель может найти объяснения непонятных слов и выражений в «Словаре языка Пушкина» (первое издание — рубеж 1950-60-х годов; дополнения — 1982 год; сводное издание — 2000-й). В создании словаря участвовали выдающиеся лингвисты и пушкинисты, ранее подготовившие «большое академическое» издание Пушкина: Виктор Виноградов, Григорий Винокур, Борис Томашевский, Сергей Бонди. Кроме перечисленных справочников существует множество специальных историко-литературных и историко-лингвистических работ, одна только библиография которых занимает увесистый том.
Почему они не всегда помогают? Потому что различия между нашим языком и языком начала XIX века не точечные, а сквозные, и с каждым десятилетием они только нарастают, подобно «культурным слоям» на городских улицах. Никакой комментарий не может исчерпать текста, но даже минимально необходимый для понимания комментарий к текстам пушкинской эпохи уже должен быть построчным (а может быть, даже пословным) и многосторонним (реальный комментарий, историко-лингвистический, историко-литературный, стиховедческий, текстологический). Такой комментарий не создан даже для «Евгения Онегина».
5. Роман в стихах «Евгений Онегин». Часть 1
Человек своего круга
Обращаясь к роману в стихах «Евгений Онегин», прежде всего полезно будет напомнить, что это одно из самых сложных произведений русской литературы. Вечные разговоры о том, что ах, как Пушкин прост, как он понятен – все это, что называется, мимо. Потому что вся сложность «Онегина» выявляется даже не только исследованием, но даже просто глубоким, внимательным прочтением. И далеко не первым. А поверхность действительно, быть может, общепонятна, и в этом одна из сторон великой популярности Пушкина.
История создания романа восходит к кишиневской ссылке, к поздней весне 1823 года. Я люблю представлять себе, как однажды майской ночью Пушкину явился герой, Онегин, и стал его спутником на долгие-долгие годы, почти на десятилетие. Почему это произошло? Наверное, потому что здесь большую роль играли обстоятельства ссылки.
У Пушкина не было круга общения в Кишиневе. Ему приходилось жить среди кишиневских чиновников, круг соображения которых был весьма узок и малоинтересен, переписка была затруднена. И, видимо, Пушкин придумал себе собеседника, человека своего круга из Петербурга, которому можно было доверять свои мысли, чувствования, свои соображения. Не будем настаивать на том, что это единственная причина появления Онегина в пушкинском кругу, но не исключено, что это одна из главных причин, один из главных мотивов.
Вот в первой главе как возникает Онегин? Как собеседник Пушкина. И, видимо, это собеседничество продолжается и дальше, и в Кишиневе, и в Одессе, и в Михайловском.
И с этой точки зрения, может быть, даже не так важно общераспространенное соображение Белинского из школьной программы о том, что «Евгений Онегин» – это у нас энциклопедия русской жизни. Но ведь что такое энциклопедия? Это собрание хорошо проверенных, общезначимых, общераспространенных сведений. И достаточно статичное собрание. Именно этого нельзя сказать об «Онегине». Потому что независимо от своего состояния, своего положения в творчестве и русской культуре это далеко не статичная вещь, которая все время поворачивается к нам разными сторонами своих смыслов.
Русское время
Ну, вот простейший вопрос: на протяжении последних полутора сотен лет люди задаются совершенно смешным вопросом, сколько лет Онегину, какого он года рождения? И даже очень серьезные исследователи занимаются чисто хронологическими подсчетами. Да Онегину ровно столько лет, сколько нужно в этот момент Пушкину! Т.е. речь идет не о конкретном отрезке времени между, скажем, 1819 годом и 1825, 1827. Речь идет не об исторической хронологии «Онегина», а о гораздо более серьезной вещи: о русской истории.
Ведь если даже принять «Онегина» как энциклопедию, то он ведь и историческая энциклопедия, далеко не замыкаемая в хронологические рамки формального действия, формальной фабулы. И тогда мы вдруг замечаем, что онегинский брегет в Петербурге звучит тогда же, когда дева прядет при лучине в деревенской избе, что поклонник Канта Ленский проводит вечер у провинциального русского самовара, что «негоциантка молодая» слушает Россини тогда, когда мужики справляют церковный праздник в деревне. Т.е. оказывается, что вся русская история спрессована именно в «Онегине».
В одном из своих писем Пушкин даже прямо пишет, что «нет ничего более похожего на русскую деревню XVII века, чем русская деревня века XIX. Тот же ветхий забор, та же сосна, это тавро северной природы, тот же снег, дождь, метель – все то же самое». Т.е. русское время как бы отчасти стоит на месте. И с этой точки зрения «Онегин» как раз и есть памятник этой медленности России, этого жития по другим канонам, по другому темпу. И вот поэтому из романа исчезают конкретные события времени.
Ну хорошо, во времена действия «Онегина» происходит, например, бунт Семеновского полка или, например, революция в Испании. Ничего этого нет. И когда речь идет о Парни, о генерале Жомини, о других каких-то персонах и реалиях, то, в общем, они выходят за пределы романа и становятся отдельными лирическими выплесками. И это тоже один из признаков того, что здесь происходит. И оказывается, что «Онегин» – это случай естественного движения человеческих характеров, на которые никак не действуют внешние большие исторические события.
По законам большой истории
Если бы этим исчерпывалась суть дела, то «Онегин» стал бы просто провинциальным анекдотом, каких много. Если излагать фабулу «Онегина», то ничего проще или даже, если угодно, пошлее не будет. Два человека встретились, и их роман не состоялся, потому что сначала была отвергнута она, а потом был отвергнут он, чего проще. Но ведь роман-то не об этом!
Роман-то ведь приводит нас действительно к такой глубине русской истории, которую трудно подозревать даже в исторических трудах. Нетрудно заметить, что провинциальные анекдот, рассказанный в «Онегине», бытовой, жизненный случай, построен по законам большой истории. И проговорки здесь иногда очень странные, иногда выглядят случайными, но тем не менее очень важны. Вот мы, например, спокойно читаем о матери Татьяны, старшей Лариной, что она научается «супругом самодержавно управлять». Конечно, здесь есть поэтический образ, она никакая не самодержица, но тем не менее слово сказано. И вот уже оказывается, что русское помещичье имение есть аналогия страны, государства, державы.
Когда Онегин «ярем барщины старинной оброком легким» заменяет, в этом ведь тоже есть некая общественная, если угодно, державная сторона. И так далее, и так далее. И здесь важно понять, что, скажем, когда Онегин совершает свою «государственную», «общественную» реформу, все окрестные помещики прекращают дружбу с ним. «Увидев в этом страшный вред, его расчетливый сосед»… Ну, и так далее. Т.е. получается, что взаимоотношения помещиков становятся некоторой аналогией международных отношений, если угодно. Т.е. большая международная история разыгрывается на частном случае маленького имения.
И здесь Пушкин, я бы сказал, даже не во всем оригинален. Дело в том, что «Онегин» начинается тогда, когда Пушкин еще под большим обаянием французской культуры, когда он большой поклонник французской энциклопедии Дидро и Д’Аламбера. А вот в этой энциклопедии, среди других статей, очень хорошо известных Пушкину, есть статья под названием «Политическая власть», где Дидро рассказывает о том, что международная история, большая история страны, очень часто строится как история семейная, история отдельного человека.
Т.е. Дидро пишет о том, что короли, папы, великие исторические деятели живут по тем же законам, что и частные люди, а потому и история страны всегда тоже есть естественная история, аналогия того, что происходит в частной жизни человека. И приводит в пример беседу Генриха IV, французского короля, с подданными, которая происходит как беседа отца с детьми.
То же самое и в русской истории. И когда Пушкин рассказывает о том, как все дружбу прекратили с Онегиным, это, несмотря на понятное преувеличение, можно полагать, скажем, аналогией континентальной блокады, в которую попадает Англия во время наполеоновских войн. «Все дружбу прекратили с ним» – вот вам блестящая изоляция. Все это – другое и о другом, но тем не менее так это и строится.
И, может быть, единственным персонажем «Онегина», кто живет по другим законам, кто не поддерживает вот этой державной стороны отношений между людьми, является Татьяна. Мы помним, что «с послушной куклою дитя // приготовляется шутя // к приличию – закону света», а вот Татьяна в куклы не играла. Т.е. она к этим отношениям сразу не готова и не имеет никакого отношения.
А вот как раз Евгений антипод в данном случае, Онегин играет в наполеоновскую куклу – «столбик с куклою чугунной» у него стоит на столе, и этим определяется его отношение к миру, к государству, к международным отношениям. Т.е. они противоположны с самого начала по характеру своего воспитания. И совершенно ясно, что роман не склеивается, не складывается.
Отсылки к легенде Иоганна Шписа о Фаусте
«Онегин» – весьма многослойный рассказ. Он далеко не исчерпывается поверхностью того, о чем рассказывается, об этом уже шла речь. Но вот возьмем самое его начало. Все его знают. «Мой дядя самых честных правил, // Когда не в шутку занемог»… и т.д. «Так думал молодой повеса, // летя в пыли на почтовых»… Для того чтобы понять всю сложность «Онегина», достаточно будет привести хотя бы этот пример. Ведь в этих строчках очень много заимствований из русской и мировой культуры. Ну, довольно хорошо известно, что строчка стоит отчасти на басне Крылова, в которой осел «был самых честных правил…», что уже некоторым образом намекает на недалекий ум дяди.
Басню «Осел и мужик» мы находим во всех комментариях, но вот что еще интересно: оказывается, в этих строчках мерцает «Фауст». Но «Фауст» не тот, что сочинен Гёте, а легенда о Фаусте, средневековая легенда Германии. В конце XVI века Иоганн Шпис издал по-немецки легенду о докторе Фаусте, чародее и чернокнижнике, продавшем душу дьяволу. И эта легенда, которая, кстати, стоит у Пушкина на книжной полке в его кабинете на Мойке, хорошо знакома поэту.
И вот смысл начала немецкой легенды. У студента Фауста, который еще ни в чем не грешен, не повинен, есть, оказывается, дядя, который в самом начале умирает. И Фауст мчится, чтобы вступить в наследство. Но, кажется, в отличие от Онегина он застает дядю живым и наследует его дом. И дальше все действие этой легендарной драмы разворачивается именно в доме этого благочестивого дяди, который наследует Фауст. Именно туда он вызывает чертей, именно там ставит свои безбожные опыты и ведет образ жизни, невозможный в той среде, в которой он существует. И в легенде буквально есть строчка о соседях Фауста. «Все дружбу прекратили с ним» – это не только цитата из «Онегина», это еще и исходная ситуация немецкой средневековой легенды о Фаусте. И это один из многих, многих примеров.
Оказывается, что «Онегин» вбирает в себя едва ли не всю европейскую, а может быть, и мировую культуру. Достаточно сказать, что в черновиках «Фауста», например, упоминается Конфуций, который учит «молодость и старость уважать». Достаточно сказать, что речь идет о наполеоновских войнах, о шляпе «боливар», которая ведет нас к Латинской Америке, или, по тогдашней терминологии, к Испанской Америке, и т.д. Т.е. роман оказывается энциклопедией далеко не только русской жизни. Это скорее зеркало культуры по срезу начала XIX века. И очень многое из античной мифологии, из средневековой истории мы получаем не прямо, а именно из «Онегина», потому что он нам гораздо доступнее, чем та великая культура на разных языках, которой пользуется Пушкин.
Отсылки к «Истории Петра» Голикова
Вот еще один пример. В «Онегине» есть некое вставное действие под названием «Альбом Онегина». Текст, который в этой строфе, воспроизведен в черновиках «Онегина» дважды. И там есть, в частности, и такая строфа, которая как бы направлена на оправдание образа жизни Онегина. Там сказано, что происходит: «…Пылких душ неосторожность // Самолюбивую ничтожность // Иль оскорбляет, иль смешит, // Что ум, любя простор, теснит…». И это как раз и есть позиция Онегина по отношению к свету, и петербургскому, и уездному. И очень интересно наблюдать, как строится эта история. Откуда вдруг Онегин становится носителем ума, который теснит глупых современников, недалеких людей вокруг?
И как только мы ставим этот вопрос, мы сразу приходим к русской истории. Пушкин хорошо знал многотомник Голикова «История Петра», у нас еще пойдет о нем речь. И вот там есть эпизод вражды между Петром Великим и адмиралом Кикиным, вице-президентом Морской коллегии. Не будем вдаваться в то, чем провинился Кикин перед Петром, там есть все, начиная от участия в деле царевича Алексея и кончая воровством на хлебных подрядах. Кикин – фигура очень противоречивая, и наряду с политическими провинностями у него есть и просто уголовные. Короче говоря, Петр его сначала милует, потом сажает второй раз, и вот накануне казни этого Кикина Петр приходит к нему в тюрьму и спрашивает: «Зачем ты пошел против меня? Чего тебе не хватало? Высокая должность, большое жалование, почет, ордена, имения. Почему?» Петру хочется узнать причину этой вражды. И Кикин ему отвечает: «Дело в том, что ум простор любит, а около тебя ему было тесно». Вот причина, по которой Кикин выступил против Петра.
Не надо думать, что Пушкин здесь становится на сторону Кикина против государя. Нет. Здесь гораздо интереснее противостояние двух крупных исторических фигур, у каждой из которых своя правда. И вот правда Кикина состоит в том, что ему нужна та самая свобода, которой на Руси не было, нет и еще не скоро будет, если будет вообще. Вот это обстоятельство наполняет, казалось бы, простое неприятие Онегина его окружением опять-таки историческим глубоким смыслом. И вот здесь действительно возникает русская история в самом концентрированном виде, разыгранная на, казалось бы, внеисторических персонах.
Библейские мотивы
Очень часто «Онегин» построен на библейских мотивах. Ну, вот со времен школьной программы, которую мы проходили по литературе, я знаю, что в «Онегине» очень часто предъявляются прекрасные пейзажные куски, и это трудно отрицать. Например, он описывает Михайловское. Я помню, как мы заучивали наизусть в школе: «Но там и я свой след оставил, // Там, ветру в дар, на темну ель // Повесил звонкую свирель». И вот было представление о лесных массивах Михайловского, о ветре, о реке Сороти, которая упоминается в этой же строфе. А между тем смысл-то совсем не в этом!
Смысл в том, что в одном из псалмов есть эпизод о вавилонском пленении избранного народа. И там поэты народа сидят при реках вавилонских и не могут петь, потому что это неволя, а поэты не могут петь в неволе. И это так называемый «плач на реках вавилонских», упоминаемый в одном из писем Пушкина из Кишинева. Таким образом, Михайловское и история о том, что мы вешаем свою свирель – но не арфу древнюю, а свою русскую свирель на русскую же ель – это просто образ неволи, ссылки. А нам, детям, рассказывают о пейзажной лирике. Вот вам дистанция между значением «Евгением Онегиным» и его восприятием даже в учебной программе. Это обстоятельство преследует каждого, кто более или менее внимательно читает «Онегина» и ищет некие связи текста с мировой культурой.
«Бранил Гомера, Феокрита»
Очень интересно следить за рассказом Пушкина о своем герое. Вот Онегин первой главы. Он, так сказать, полузнайка, он хранит «молчанье в важном споре», пока не выяснена фактическая сторона дела, и только тогда вмешивается в спор. Все понятно. И, казалось бы, так же легко проходят строки о его суждении о древности. Все хорошо помнят, это учили наизусть: «Бранил Гомера, Феокрита; // Зато читал Адама Смита // И был глубокой эконом, // То есть умел судить о том, // Как государство богатеет…» и т.д. Но вот «бранил Гомера, Феокрита». Отчего вдруг такая нелюбовь Пушкина к Гомеру и сладостному пасторальному Феокриту? Древние поэты, к которым, казалось бы, у Онегина не могло быть никаких претензий. Их и нет, потому что вся строфа не об этом.
История этой строфы возвращает нас от онегинских времен к 1809 году, когда с подачи реформатора Сперанского Александр I подписывал так называемый «Указ об экзаменах». Только что были созданы русские университеты, и по этому указу человек, который претендовал на высокую должность 6-го класса и выше, коллежский асессор , должен был либо положить на стол диплом об окончании университета, русского или зарубежного, или же сдать экзамен за курс университета.
В этом указе было очень большое ущемление чиновничества: выше 6-го класса без университетского диплома ни шагу. И антагонистом Сперанского был Карамзин, который полагал, что это невозможное требование, потому что надо знать свое дело, свои налоги или свои специальные знания в той или иной области, в войне, во флоте и т.д., а общее образование не нужно. Вот две позиции.
Пушкин очень хорошо знал всю эту историю с экзаменами, потому что и сам служил после лицея, и он даже в «Путешествии в Арзрум» выявляет тонкости обращения чиновничества с этим указом, потому что на Кавказе, где не было университетов, этот указ не действовал, и ездили за карьерой на Кавказ, о чем он и пишет. Но что любопытно: Карамзин полагал, что достаточно знать узкое дело вне университетских дипломов. И в одном из его пассажей, направленных против Сперанского, в «Записке о древней и новой России», он прямо пишет – что же теперь получается, какой-нибудь надзиратель в сумасшедшем доме, имеющий классный чин, должен знать пифагорову фигуру или свойства кислорода? А какой-нибудь маленький губернский чиновник теперь должен учить Гомера и Феокрита?
Т.е. оказывается, Пушкин демонстрирует не просто знание этого указа Александра I, но еще и две позиции выявляются по поводу того, что должен знать чиновник, т.е. как разделять русское просвещение среди чиновников и дворянских недорослей. И, кстати, Пушкин даже демонстрирует знание того, как чиновники обходили этот указ Александра. Вот на Кавказе университета не было, если ты выслужил на Кавказе несколько лет, то ты можешь получить чин 6-го класса без экзамена и возвратиться в Россию – это Пушкин знает. И вот все это стоит за этими строчками: «бранил Гомера, Феокрита…». Нам-то кажется, что это просто момент онегинского невежества, а это остроактуальная ситуация.
«Евгений Онегин» как телесериал
Онегинская традиция живет сегодня в самых разнообразных, иногда совершенно неожиданных формах. В истории романа в стихах исследователи отмечают некую прерывность, некую дискретность выхода отдельных глав к читателю. Ну вот первая глава была опубликована отдельной брошюрой в 1825 году, мгновенно разошлась, стала предметом обсуждений. А следующая глава вышла на год позже, еще следующая на полтора года и т.д. и т.д. То есть все те традиционные восемь глав, которые мы знаем, выходили на протяжении второй половины двадцатых годов, начала тридцатых, когда и было прервано все это.
И здесь возник очень интересны эффект. По выходе очередной главы остро заинтересованные читатели обсуждали каждую вышедшую песнь, как отдельное произведение. И у них была полная возможность обращаться к автору, беседовать с ним об этом, советовать. Ну вот, например, известно, что в одной из дворянских усадеб к Пушкину подошла взрослая барышня и сказала: «Александр Сергеевич, для чего Вы убили Ленского? Моя сестра сегодня всю ночь проплакала. Ну нельзя так!»
«А что бы Вы сделали?» – спросил Пушкин. «Неет, я бы, конечно, поступила иначе. Я бы не стала убивать Ленского. Я бы, например, ранила Онегина, а Татьяна бы за ним ухаживала. Они полюбили бы друг друга, и кончилось бы свадьбой.» То есть персонажи романа как бы жили рядом с читателями и вместе с ними. Кстати сказать, Пушкин ведь последовал совету барышни, но только уже не в «Евгении Онегине», а в «Капитанской дочке», где на дуэли Гринев ранен, и Маша за ним ухаживает, и кончается все свадьбой. Нельзя гарантировать, что это исполнение совета барышни, но может быть какой-то составляющей этой истории и был <тот> разговор Пушкина.
Сегодня то, о чем идет речь, выражено в нашей культуре совершенно иначе. Речь идет о больших телевизионных сериалах вроде «Санта Барбары», где тоже одно действие от другого отделено неким временем, и за это время зритель что-то забывает, что-то ему врезается в память накрепко, идут обсуждения и, самое интересное, идут прогнозы как будет развиваться действие. Это очень хорошо известно не только киноведам, но и всей публике. Только вот никто не связывает это с традицией романа в стихах, с традицией Пушкина, который это все и начал в нашей литературе.
Дело ведь идет о том, чтобы отделить один эпизод от другого каким-то реальным временем, в которое и виденное преображается и то, что еще предстоит увидеть, прогнозируется. То есть между высокими искусством пушкинского романа в стихах и, так сказать, низким искусством телевизионного сериала возникает очень инетерсная перекличка, очень славные сходства, которые нуждаются, во-первых, в понимании, а, во-вторых, и в дальнейшем осмыслении.
Коллежский асессор – должность 8-го класса. (Прим. ред.)
Литература
- Альми И.Л. Статьи о поэзии и прозе. Кн. 1. Владимир, 1998, с.48 – 86. – Из содерж.: Сентенция как речевой жанр в структуре романа «Евгений Онегин». Татьяна в кабинете Онегина. Приём перенесения вставок в романтических поэмах и в романе «Евгений Онегин».
- Баевский В.С. Тематическая композиция «Евгения Онегина» (природа и функции тематических повторов) // Пушкин. Исследования и материалы. Т., Х111. Л., «Наука», 1989 с. 33 – 44.
- Бонди С. Новые страницы Пушкина. Стихи, проза, письма. М., Книга, 2012. 209 с.
- Васильев Н. Л. Из наблюдений над рифмами в романе А.С. Пушкина «Евгений Онегин» // Болдинские чтения, Большое Болдино, 2012, с. 107 – 120.
- Глушкова Т. Искушение счастьем. Национально-духовный идеал в «Евгении Онегине». //. Московский пушкинист. Ежегодный сборник. Сост. В.С. Непомнящий. М., Наследие, 2000, с. 303 – 251.
- Кошелев В.А. «Онегина воздушная громада». Монография. Изд. 2-ое. Большое Болдино – Арзамас, АГПИ, 2009. 382 с.
- Листов В.С. Интерференция голоса автора и голоса героя в «Евгении Онегине» и «Капитанской дочке» // Болдинские чтения, Большое Болдино, 2014, с. 113 – 130.
- Листов В.С. К истолкованию содержания пушкинского четверостишия «Он видит башню Годунова» в черновой строфе «Отрывков из путешествия Онегина» // Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского, 2013, № 1, часть 2. С. 151 – 156.
- Лотман Ю.М. Пушкин. Биография писателя. Статьи и заметки 1960 – 1990. «Евгений Онегин». Комментарий. СПб, Искусство, 1995. 847 с.
- Маркович В.М. О значении «одесских строф» в «Евгении Онегине». // Пушкин и другие. Сб. статей к 60-летию проф. С.А. Фомичева. Новгород, НовГУ им. Ярослава Мудрого, с. 80 – 92.
- Михайлова Н.М. «Собранье пёстрых глав». М., Имидж, 1994. 191 с.
- Набоков В.В. Комментарий к роману А.С. Пушкина «Евгений Онегин». Перевод с английского. СПб, «Искусство», «Набоковский фонд», 1998. 928 с.
- Онегинская энциклопедия. В 2 тт. Т.1 (А-К). Т. 2 (Л-Я, А-Z); Под общ. редакцией Н.И. Михайловой. М., Русский путь, 1999, 2004. Т. 1 – 576 с.; Т. 2 – 339 с.
- Попович Т. Внутренняя и внешняя хронология текста «Евгения Онегина» А.С. Пушкина. // Болдинские чтения, Большое Болдино, 2013, с. 149 – 160.
- Ростова Н.В. Дискретность первой публикации «Евгения Онегина» и некоторые особенности современного телевидения. // Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского, 2013, № 1. с. 136 – 142.
- Сидяков Л.С. «Евгений Онегин», «Цыганы» и «Граф Нулин» (К эволюции пушкинского стихотворного повествования. //Пушкин. Исследования и материалы. Т. VIII. Л. , Наука, 1978, с. 5-21.
- Тойбин И.М. «Евгений Онегин»: поэзия и история. // Пушкин. Исследования и материалы. Т. 1Х. Л., Наука, 1979. с. 83-99.
- Тархов А.Е. Комментарий.// Пушкин А.С. «Евгений Онегин». Роман в стихах. М., 1970, с. 200 – 239.
- Томашевский Б.В. Десятая глава «Евгения Онегина». // Литературное наследство, М, Журнально-газетное объединение, 1934, с 397 -420. Репринт: М., ИМЛИ, - Наследие -1977. 760 с.
- Чудаков А. К проблеме тотального комментария «Евгения Онегина» // Пушкинский сборник. М., Три квадрата, 2005, с. 210 – 237.
- Эткинд Е.Г. Рецепция Пушкина … Слева направо. «Евгений Онегин»: История его интерпретаций в советскую эпоху. Социологизм. Божественный глагол. Историко-социологический метол. Онегин и декабристы. Антиреволюционность Онегина.. «Евгений Онегин» как христианский текст. Внутри авторской души…/ / Эткинд Е.Г. Божественный глагол. Пушкин, прочитанный в России во Франции. М. Языки русской культуры, 1999, с. 455 – 469.
