Луков Вл. А

Усложнение городской жизни, рост государственного аппарата, развитие международных связей предъявляли новые требования к образованию. Уровень грамотности в 17 веке значительно вырос и в различных слоях составил: среди помещиков 65 процентов, купечества-96, посадских людей – около 40, крестьян – 15, стрельцов, пушкарей, казаков – 1 процент. В городах уже довольно много людей стремились научить своих детей грамоте. Но стоило обучение недешево, поэтому учиться могли далеко не все желающие. Женщины, дети в богатых семьях оставались обычно неграмотными. Учителями были церковники или приказные (служившие в приказах). По-прежнему грамоте чаще всего обучали в семье. Одним из основных методов педагогики, как и в 15 веке, признавалось телесное наказание «розга», «сокрушение рёбер», «жезл». Весьма показательно сочинение по педагогике «Гражданство обычаев детских» - свод правил, определявший все стороны жизни детей: поведение в школе, за столом, им при встрече с людьми; одежду и даже выражение лица. Основными учебными пособиями оставались книги религиозного содержания, но вышло в свет и несколько светских изданий: буквари Бурцева, (1633), Полоцкого (1679) и Истомина (1694), которые по содержанию были шире своего названия, и включали статьи по вероучению и педагогике, словари и.т.п.; азбуковники – словари иностранных слов, знакомившие с философскими понятиями, содержавшие краткие сведения по отечественной истории, об античных философах и писателях, географические материалы. Это были справочники-пособия, обеспечивавшие уже в начальной школе знакомство с довольно широким кругом проблем

В Москве появились средние школы, в том числе частные, где изучались не только чтение, письмо, арифметика, но и иностранные языки, и некоторые другие предметы: 1621 год – всесословная лютеранская школа в Немецкой слободе, в ней обучались и русские мальчики; 1640 годы – частная школа боярина Ф. Ртищева для молодых дворян, где их учили греческому и латыни, риторике и философии; 1664 год – государственная школа для обучения подьячих Приказа тайных дел при Заиконоспасском монастыре; 1680 год – школа при Печатном дворе, основной дисциплиной в которой был греческий язык и др.

В 1687 году патриархом Макарием в Донском монастыре Москвы было открыто первое в России высшее учебное заведение – Славяно-греко-латинская академия для свободных людей «всякого чина, сана и возраста» для подготовки высшего духовенства и чиновников государственной службы. Первыми учителями академии стали братья Лихуды – греки, окончившие Падуанский университет в Италии. Братья Лихуды – Иоаникий и Софроний прочли в академии первые курсы «естественной философии» и логике в духе аристотелизма. Состав учеников был неоднородным, здесь учились представители разных сословий (от сыновей конюха и кабального человека до родственников патриарха и князей древнейших российских родов) и национальностей (русские, украинцы, белорусы, крещеные татары, молдаване, грузины, греки). В академии изучали древние языки (греческий и латинский), богословие, арифметику, геометрию, астрономию, грамматику, и другие предметы. Академия сыграла большую роль в развитии и просвещении в конце 17 и первой половине 18 веке. Из неё в царствование Петра 1 вышел математик Магницкий, позже Ломоносов. В последствии академия была перенесена в Святотроицкую Сергиеву лавру.

Одним из выдающихся деятелей той эпохи был патриарх Никон – человек умный, образованный, энергичный избирается Московским патриархом в 1652 году. Он горячо взялся за дело исправления ошибок в церковных книгах и обычаях. Для этой работы он выписал учёных монахов из Греции и из Киевской академии. Когда книги были исправлены, патриарх Никон велел разослать новые книги по всем церквям, а старые отобрать и сжечь. Народ взволновался, потому что люди верили, что спасать душу можно только по старым книгам, по которым молились их отцы и деды. Больше всего волновал народ приказ креститься не двумя пальцами, к чему все привыкли, а тремя, как в греческой церкви, где сохранился древний более правильный обычай.

Спор об исправлении книг и церковнообрядовых реформах, проведённых по приказу патриарха, продолжался очень долго. Сама эта реформа и силовые методы её проведения привели к расколу. Раскол – сложное социально-религиозное явление, связанное с глубокими изменениями народного сознания. Под знаком борьбы за старую веру собирались все, кто был недоволен изменениями условий жизни: плебейская часть духовенства, протестовавшая против роста феодального гнёта со стороны церковной верхушки, и часть церковных иерархов, выступивших против централизаторских изменений Никона; представители боярской аристократии, недовольные усилением самодержавия (князья Хованские, сёстры Соковнины – боярыня Морозова и княжна Урусова, и другие); стрельцы, стесняемые на второй план военными формированиями регулярного типа; купцы, напуганные ростом конкуренции. За старую веру стояли и члены царской семьи. Во главе несогласных стал священник-протопоп Аввакум, тоже человек властный и горячий. В защиту старой веры стал и знаменитый Соловецкий монастырь, и только после семилетней осады (1668-1676) монастырь был взят Московским войском. Староверов по приказу патриарха, преследовали, сажали в тюрьмы, наказывали. Что же касается крестьянства, то оно в массе своей, ухудшений своего положения связывало с отступлением от «древнего благочестия». Так что движение староверов было довольно массовым. Предводители старообрядчества протопоп Аввакум и его единомышленники были сосланы в Пустоозёрск (низовье Печоры) и провели 14 лет в земляной тюрьме, после чего были сожжены заживо. С тех пор старообрядцы часто подвергали себя «огненному крещению» - самосожжению в ответ на приход в мир «Никона – антихриста».

Идеология раскола включала сложный спектр идей и требований, от проповеди национальной замкнутости и враждебного отношения к светскому знанию, до отрицания крепостного строя с присущим ему закабалением личности и посягательством государства на духовный мир человека и борьбу за демократизацию церкви.

Раскол стал одной из форм социально протеста народных масс связывавших ухудшение своего положения с реформой церкви. Тысячи крестьян и жителей посада, увлечённые страстными проповедями расколоучителей бежали на Поморский север, в Заволжье, на Урал, в Сибирь, где основывали старообрядческие поселения. Некоторые из них существуют и по сей день.

Необходимость пересмотра всех церковных обрядов и приведение их в соответствие с греческой богослужебной практикой вызывались, прежде всего, стремлением упорядочить обрядовую практику русской церкви в условиях роста религиозного вольномыслия и падения авторитета духовенства. Сближение с греческой церковью должно было поднять престиж Российского государства на православном Востоке, разночтения в русских и греческих церковных книгах приводил порой к настоящим скандалам. Однако было бы неверно полагать, что конфликт возник из-за вопросов обрядовости – единогласия или многогласия, двуперстия или трёхперстия и пр.

За явлением церковного раскола скрывается глубокий историко-культурный смысл. Раскольники переживали закат Древней Руси как национальную и личную катастрофу, не понимали чем плох освящённый временем старинный уклад, какая надобность в коренной ломке жизни огромной страны, с честью вышедшей из испытаний смуты, и крепнувшей год от года. За полемикой, ограниченной узкими рамками, обозначились очертания главного спора тогдашней эпохи – спора об исторической правоте. Одна сторона настаивала на ничтожестве, другая – на величии, на «правде» старины.

Раскол был большой трагедией народа. Он внушал настроение ожидания антихриста. Люди бежали в леса, горы и пустыни, в лесах образовывались раскольничьи скиты. В то же время трагедия повлекла за собой необычайный подъём, твёрдость, жертвенность, готовность претерпеть всё за веру и убеждения.

В многочисленной литературе раскольников оценивают как реакционеров, консерваторов, фанатиков. Такая однозначность вряд ли верна. Например, по некоторым аспектам протопоп Аввакум оказался большим новатором, чем его противники. Это касается прежде всего, теории и практики литературного языка. Следует задуматься и над иной оценкой, появившейся в одной из последних работ, хотя и не следует идеализировать раскол: вероятно не всё так просто и с отношением старообрядцев ко всему новому, нерелигиозному. Спору нет, для аввакумовцев статуса истинности обладала только «древлее», исконно национальное, своеземное… И всё же сам по себе такой подход к традиции, к прошлому, ещё не даёт оснований рассуждать о косности и невежестве старообрядцев. Напортив, нам представляется что в обстановке крутой ломки сложившихся социальных норм и духовно-идеологических устоев, которой отмечен весь 17 век, именно старообрядчество, несмотря на свою эсхатологическую сущность, даже фанатизм и житейскую отрешенность, сохранило преемственность в развитии национально самосознания и культуры. В этом проявилось бесспорное позитивное начало движения раскола.

Со временем старовер выделился в особый тип русского человека, с культом труда, который иногда сравнивают с протестантской трудовой этикой на Западе. И среди русских промышленников оказалась весьма высокой доля староверов. В своей общественной жизни раскольники взяли за основу институт земства с его практикой советов, сходов, выборного самоуправления, сохраняя таким образом демократические традиции народа.

Уже в первой половине 17 века в России зарождается мануфактурное предпринимательство. В старинном районе мелкой металлургии возникает несколько тульско-каширских металлургических железоделательных заводов, основанных русскими купцами и предприимчивыми боярами, и простыми людьми, например предпринимательская деятельность тульского кузнеца Никиты Антуфьева-Демидова привела его в начале 18 века в число крупнейших деловых людей страны. Иностранцы отмечали своеобразие торговли в Московском государстве, в том отношении, что велась она в рядах, в каждом товарами определённого рода. Такой порядок ими одобрялся, поскольку покупатель «из множества однородных вещей, вместе расположенных, может весьма легко выбрать самую лучшую». По описи 1695 года, в Китай-городе существовало 72 ряда, в том числе только рядов торговавших материями, было до 20. Имелись ряды: кулачный, рукавичный, чулочный, башмачный, ушной, иконный и.т.п. Многие торговцы пытались выставлять товары на более удобном для себя месте, например у ворот собственного дома, однако правительство, прежде всего в фискальных целях, вело упорную борьбу с такой торговлей вне рядов. Запрещался также трудноконтролируемый разносный торг: «по рядам с белой рыбицей не ходить» с «сельдями не ходить», со «сдобными калачами не ходить». В 1681 году, в царствование Фёдора Алексеевича, вновь было указано: «чтобы всяких чинов люди не в указанных местах не торговали, и от того его великого государя казне напрасной потери и недоборов не было». На практике эти запреты обычно не соблюдались: на протяжении всего 17 века торговля вне рядов продолжала развиваться. По свидетельству иностранца, посетившего Россию в конце царствования Алексея Михайловича, в Москве было «больше торговых лавок, чем в Амстердаме или в ином целом княжестве».

Стремление к самобытности и довольство косностью развивалось на Руси как-то параллельно с некоторым стремлением подражания чужому. Влияние западноевропейской образованности возникло на Руси из практических потребностей страны, которых не могли удовлетворить своими средствами. Нужда заставляла правительство звать иноземцев. Но, призывая их и даже лаская, правительство в то же время ревниво оберегало от них чистоту национальных верований и жизни. Однако знакомство с иностранцами всё же было источником «новшеств». Превосходство их культуры неотразимо влияло на наших предков, и образовательное движение проявилось на Руси ещё в 16 веке. Сам Грозный не мог не чувствовать нужды в образовании; за образование крепко стоит и политический его противник, князь Курбский. Борис Годунов представляется нам уже прямым другом европейской культуры. В 17 веке в Москве появилось и осело очень много военных, торговых и промышленных иностранцев, пользовавшихся большими торговыми привилегиями, и громадным экономическим влиянием в стране. С ними москвичи ближе познакомились и иностранное влияние, таким образом, усилилось. Никогда прежде московские люди не сближались так с западными европейцами, не перенимали у них так часто различных мелочей быта, не переводили столько иностранных книг, как в 17 веке. Общеизвестные факты того времени ясно говорят нам не только о практической помощи со стороны иноземцев московскому правительству, но и об умственном культурном влиянии западного люда, осевшего в Москве, на московскую среду. Это влияние, уже заметное при царе Алексее, в середине 17 века, конечно, образовалось исподволь, не сразу, и существовало ранее царя Алексея, при его отце. Типичным носителем чуждых влияний в их раннюю пору, был князь Иван Андреевич Хворостин (умер в 1625 году) – «еретик» подпавший влиянию сначала католичества, потом какой-то крайней секты, а затем раскаявшийся и даже постригшийся в монахи. Но это была первая ласточка культурной весны. Москва не только присматривалась к обычаям западноевропейской жизни, но в 17 веке начала интересоваться и западной литературой. Впрочем, с точки зрения практических нужд. В Посольском приказе, самом образованном учреждении того времени, переводили вместе с политическими известиями из западных газет для государя и целые книги, по большей части руководства прикладных знаний. Любовь к чтению, несомненно, росла в русском обществе в 17 веке – об этом говорит нам обилие дошедших до нас от того времени, рукописных книг, содержащих в себе как произведения московской письменности духовного и мирского характера, так и переводные произведения. Отмечая подобные факты, исследователь готов думать, что культурный перелом начала 18 века и культурной своей стороной далеко не был совсем неожиданной новинкой для наших предков.

Среди новых жанров, выражавших рост самосознания, особое место занимает драматургия. Первые театральные представления состоялись в 1672 году в придворном театре царя Алексея Михайловича, где ставились пьесы на античные и библейские сюжеты. Основоположником русской драматургии явился С. Полоцкий, пьесы которого (комедия «Притча о блудном сыне» и трагедия «О Навуходоносоре – царе») поднимали серьёзные нравственные, политические и философские проблемы.

Царю понравились театральные представления. В дощатом театре представляли перед царём балеты и драмы, сюжеты которых были заимствованы из Библии. Эти библейские драмы были приправлены грубыми шутками; так, в «Олоферне» служанка, увидев отрубленную Юдифью голову ассирийского воеводы, говорит: «бедняжка, проснувшись, очень удивится, что у него унесли голову». Это была по существу, первая театральная школа в России.

В 1673 году в постановке Н. Лима был впервые представлен «Балет об Орфее Эвридике» при дворе Алексея Михайловича, положивший начало периодическим показам спектаклей в России, возникновение русского балетного театра.

А по городам и сёлам ходили бродячие артисты – скоморохи, гусляры – песенники, поводыри с медведями. Большой популярностью пользовались кукольные представления с участием Петрушки.

Заметно изменился облик Кремля в 17 веке. Архитектура этого времени отличалась от архитектуры прежних столетий. На смену монументальной и лаконичной манере русских зодчих 15-16 веков пришел декоративный и живописный стиль 17 века. Формы зданий усложнялись, их стены покрывали многоцветным орнаментом, белокаменная резьба, кирпичное узорочье, и изразцы. Не только дворцы и богатые дома, но и церкви часто напоминали сказочные терема. Во многом новая архитектура отражала народное представление об идеальной, райской красоте, гармонии мира. Однако старое и новое зодчество были неразрывно связаны между собой, потому постройки 17 века и предыдущих столетий отлично уживались друг с другом.

Во время интервенции в начале 17 века, Кремль сильно страдал, После освобождения Москвы от польских захватчиков в 1612 году, приступили к его восстановлению. В 1625 году над Фроловской стрельницей – главным въездом в Кремль – поднялся многоярусный верх с высоким каменным шатром, покрытым черепицей. Башня приобрела очень нарядный вид. Её нижний четверик завершал пояс из арок с белокаменным узором. В арках разместили белокаменные статуи (болваны), а над аркатурным поясом – башенки, пирамидки, изваяния диковинных животных. По углам четверика сияли на солнце золоченые флюгера белокаменных пирамидок. На нижнем четверике – стоял другой, двухъярусный, но меньших размеров. На нём находились часы – куранты. Второй четверик переходил в восьмерик, который завершался каменной беседкой с килевидными арками. В беседке расположили колокола курантов. В архитектуре нового завершения Фроловской башни сочетались черты западноевропейской готики и русского узорочья. Авторами проекта шатра были русские зодчие Бажен Огурцов и английский часовых дел мастер Христофор Головей. Вместе с построенным на Красной площади Казанским собором , Фроловская башня стала памятником возрождения России после страшных лет смуты. В 1658 году, по указу царя Алексея Михайловича, Фроловскую башню переименовали в Спасскую – над её воротами со стороны Красной площади был написан образ Спаса . Новые завершения получили и другие кремлёвские башни. Многоярусные шатры с площадками для дозорных, черепичная кровля, золочёные флюгера над ними, изменили внешний облик Московской крепости. В 30 годы 17 столетия Бажен Огурцов, Антип Константинов, Трифил Шарутин и Ларион Ушаков пристроили к царскому дворцу «зело причудные палаты», названные Теремным дворцом, - подлинный шедевр русской архитектуры 17 века. Основанием для дворца послужили более ранние постройки. Отступив от их края так, чтоб получилась широкая обходная терраса (гульбище), зодчие возвели первые два этажа, а над ними, отступив ещё, построили третий этаж – Верхний теремок, высокую крышу которого со временем вызолотили. Вместе с главами соборов она ослепительно сверкала на солнце. Дворец, таким образом, приобрёл ступенчатый, ярусный силуэт, характерный для архитектуры того времени. В покои дворца вела широкая лестница, с изумительной по тонкости и изяществу работы, Золотой решёткой. В первом этаже дворца располагались служебные помещения и царская «мыленка». Во втором жил царь. В третьем, Теремке, находился большой зал для игры царских детей; в нём же иногда собиралась и Боярская дума. Внутренние помещения дворца были перекрыты сводами и богато убраны. Его стены украшали резные наличники и порталы, пояса орнамента, многоцветные изразцы. Ещё более нарядный вид дворцу придавали окружавшие его лестницы и крыльца. К дворцу примыкала группа домовых церквей, увенчанных сияющим строем золочёных глав. Весь вид дворца создавал атмосферу праздника. Живописной манере каменного узорочья в 17 веке отвечало и другое кремлёвское здание – Потешный дворец , который был построен как жилые палаты И.Д. Милославского. При царе Алексее Михайловиче дворец перестроили и с 1672 года в нём устраивали театральные представления и другие придворные увеселения – «потехи», за что он и получил название – «Потешный». Более сдержанный вид имела длинная, состоящая из ряда палат с высокими лестницами, здание Приказов – правительственных учреждений на Ивановской площади. Тогда же появилось новое здание на и на Соборной площади. По заказу патриарха Никона за Успенским собором были построены новые Патриаршьи палаты с пятиглавым собором Двенадцати апостолов . Облик собора тяготел к архитектуре 16 века. В этом сказался вкус заказчика: патриарх Никон не благоволил ко многим архитектурным нововведениям.

К концу 17 века в Московском кремле существовали уже сотни построек. Соборы и небольшие церкви, дворцы и палаты, монастыри и частные дома, образовали десятки площадей, улиц, переулков и тупиков. Славился Кремль и своими садами. В садах висели клетки, в которых расхаживали и пели диковинные птицы. Замечательный русский историк Н.В. Карамзин назвал Московский Кремль «местом великих исторических воспоминаний». Действительно, вступая под своды древних соборов Кремля, любуясь великолепием его архитектуры, прогуливаясь по Ивановской площади, нельзя не почувствовать живого прикосновения старины, и не дать волю фантазии. «Нет, - восклицал М.Ю.Лермонтов, - не Кремля, ни его зубчатых стен, ни его тёмных переходов, не пышных дворцов его описать невозможно: надо видеть… надо чувствовать всё что они говорят сердцу и воображению!...

Подъем гражданской архитектуры, ярко проявившийся в конце 15 начале 16 веков при строительстве Кремлёвского дворца, имело достойное продолжение в 17 столетии. В невиданных прежде масштабах возводились дворцы, административные сооружения, жилые дома, гостиные дворы. В их архитектурном облике сказывалось не только желание зодчих следовать лучшим традициям прошлого, но и стремление создать совершенно новые типы построек, выработать новый стиль.

Эволюционные процессы, происходившие в государственном строе России в 17 веке, ломка традиционного мировоззрения, заметно выросший интерес к окружающему миру, тяга к «внешней премудрости» отразились на общем характере русской культуры. Способствовали изменениям и необычайно расширившиеся связи страны с Западной Европой, а также с украинскими и белорусскими землями (особенно после воссоединения с Россией левобережной Украины и части Белоруссии в середине столетия) «родовой признак» культура и искусство этой эпохи – «обмирщения», освобождения от канонов. Расширение тематики изображений, увеличение удельного веса светских, исторических сюжетов, использование в качестве «образцов» западноевропейских гравюр, позволяли художникам творить с меньшей оглядкой на традиции, искать новые пути в искусстве. Однако нельзя забывать и того, что золотой век древнерусской живописи остался далеко позади. Подняться вновь на вершину в рамках старой системы было уже невозможно. Иконописцы оказались на перепутье. Начало 17 века ознаменовалось господством двух художественных направлений, унаследованных от предыдущей эпохи. Одно из них получило название «Годуновской» школы, поскольку большинство известных произведений этого направления было выполнено по заказу царя Бориса Годунова и его родственников. «Годуновский» стиль в целом отличает тяготение к повествовательности, перегруженность композиции деталями, телесность и материальность форм, увлечение архитектурными формами. В то же время ему присуща определённая ориентация на традиции великого прошлого, на образы далёкого Рублёвского-Дионисиевского времени. Цветовая палитра произведений сдержанная. В построении формы большая роль отводилась рисунку.

Другое направление принято называть «Строгановской» школой. Большинство икон этого стиля связанны с заказами именитого купеческого рода, Строгановых. Строгановская школа – это искусство иконной миниатюры. Не случайно её характерные черты ярче всего проявились в произведениях небольших размеров. В Строгановских иконах с неслыханной для того времени дерзостью заявляет о себе эстетическое начало, как бы заслонившее культовое назначение образа. Неглубокое внутреннее содержание, той или иной композиции и небогатство духовного мира персонажей волновали художников, а красота формы, в которой можно было всё это запечатлеть. Тщательное, мелкое письмо, мастерство отделки деталей и изощрённый рисунок, виртуозная каллиграфия линий, богатство и изысканность орнаментации, многоцветный колорит, важнейшей составной частью которого стали золото и серебро, - вот составные части языка мастеров Строгановской школы.

Одним из наиболее знаменитых художников-строгановцев был Прокопий Чирин. К числу его ранних работ относится икона «Никита-воин» (1593 год). Образ Никиты, ещё сохраняющий отголоски лирических интонаций 15 века, уже лишен внутренней значительности. Поза война изысканно манерна. Тонкие ноги в золотых сапожках сдвинуты и чуть согнуты в коленях, отчего фигура едва удерживает равновесие. Голова и руки с «истончёнными» перстами кажутся слишком маленькими по сравнению с массивным торсом. Это не воин-защитник, а скорее светский щёголь, и меч в его руках – лишь атрибут праздничного наряда.

Элементы своеобразного реализма, наблюдавшиеся в живописи Строгановской школы, получили развитие в творчестве лучших мастеров второй половины 17 века – царских иконописцев и живописцев Оружейной палаты. Их признанным главой был Симон Ушаков - человек разносторонних талантов, теоретик и практик живописи, графики, прикладного искусства. В 1667 году в трактате «слово к люботщателям иконного писания» Ушаков изложил такие взгляды на задачи живописи, которые по существу вели к разрыву с иконописной традицией. Характерным примером практического претворения в иконописи эстетических материалов Ушакова является его «Троица» (1671). Композиция этой иконы воспроизводит прославленный рублёвский «образец» с его плавными круговыми ритмами, с ориентацией на плоскость, несмотря на отчётливую пространственность. Но Ушаков, сам того не желая, эту плоскость разрушил. Глубина перспективы стала слишком ощутима, в фигурах резко выявлена объёмность и телесность. При тщательности и чистоте письма, при подчёркнутой нарядности и реализме деталей всё это вызывает ощущение академической холодности, омертвелости изображения. Попытка написать как в жизни, обернулась безжизненностью.

Наибольшей цельностью отмечены те произведения Ушакова, в которых главная роль отведена человеческому лицу. Именно здесь художник смог с достаточной полнотой выразить своё понимание назначения искусства. Не случайно, видимо, Ушаков так любил изображать Нерукотворно Спаса. Крупный масштаб лика Христа позволял мастеру продемонстрировать, насколько великолепно он владел техникой светотеневой моделировки, прекрасно знал анатомию, умел максимально близко к натуре передать шелковистость волос и бороды, матовость кожи, выражение глаз. Однако художник, конечно, заблуждался, полагая, что сумел органически связать элементы реалистической трактовки формы со старинными заветами иконописи.

17 столетие завершает более чем семивековую историю древнерусского искусства. С этого времени древнерусская иконопись прекратила существование как господствующая художественная система. Древнерусская иконопись – живое, бесценное наследие, дарящее художникам постоянный импульс для творческого поиска. Она открывала и открывает пути современному искусству, в котором предстоит воплотиться многому из того, что было заложено в духовных и художественных исканиях русских иконописцев

В русской эстетике 17 века происходит крутой перелом. Новая эстетика разрушает установившиеся в живописи традиции во имя правды. Рассказы священного писания использовались художниками для создания простых бытовых картин. В Ярославской церкви Ильи-пророка на стене изображена сцена жатвы. Художники изобразили не библейскую легенду, а картину привычной работы крестьянина. Церковники боролись против обмирщения живописи. Среди живописцев, выполнявших заказы царя и патриарха, уже ясно определилась стремление вырваться из-под сковывающих правил церковного иконописания. С чем и связано появление первых на Руси парсун . Русские живописцы приглашались в Молдавию и Грузию, а в Греции работали украинские и белорусские мастера. Портретная живопись этого времени была первым светским жанром. В 17 веке в портрете стараются запечатлеть свой образ все именитые люди страны. Царские иконописцы Симон Ушаков, Фёдор Юрьев, Иван Максимов писали портреты князя Б.И. Репнина, стольника Г.П. Годунова, Л.К. Нарышкина и многих других. Парсуны, как чисто светский жанр, зародился ещё на рубеже 16-17 веков, дальнейшее развитие получил во второй половине 17 века , лучшие парсуны написаны в конце века (портрет стольника В.Ф. Людкина, дяди и матери Петра I – Л.К. и Н.К. Нарышкиных). В них уже наметились черты русского портрета грядущего столетия – внимание к внутреннему миру портретируемого, о этизации образа, тонкий колорит. Всего за несколько десятилетий новый жанр прошел громадный путь – от полуиконописных парсун до вполне реалистических изображений.

Фреска в 17 веке, переживавшая последний взлет, лишь условно может быть отнесена к монументальной живописи. В ней почти отсутствует соотнесение живописных поверхностей с архитектурными, изображения измельчены, пронизаны затейливым орнаментом, житийные композиции приобрели характер жанровых картин, изобилующих фольклорными элементами (работы Г. Никитина и С. Савина с артелью, работы Д. Плеханова с артелью).

Реалистические стремления в искусстве порождали становление нового мировоззрения, но не привели пока к созданию единого творческого метода. Яркое и противоречивое русское искусство 17 века – крупное художественное явление, завершившее восьмивековую историю средневекового искусства, и подошедшая вплотную к эстетике нового времени.

Рассвет русской общественной мысли в первой четверти 17 века связан с появлением ряда повествований, духовных и светских авторов, о событиях смутного времени. Наиболее известные произведения: «Сказание» Авраамия Полицина, «Временники» дьяка Ивана Тимофеева, «Словеса» князя Ивана Хворостнина, «Повесть» князя Ивана Каптярева-Ростовского. Официальные версии событий смуты содержатся в «Новом летописце» 1630 год, написанном по заказу патриарха Филарета, Основная цель этого произведения – укрепление положения новой династии Романовых. Обличительное направление представляет «Житие протопопа Аввакума, им самим написанное». Его автор, вдохновитель движения старообрядцев проповедует идеи древнего благочестия.

В 17 веке светская литература стала заметным явлением русской культуры. Произошла её значительная жанровая дифференциация. Трансформация житийного жанра завершилась возникновением повести – жития . Лучшие произведения этого жанра отличались бытовым реализмом: «Повесть об Улиании Осорьиной, дружины Осорьина», и другие. Рост грамотности вовлёк в круг читателей провинциальных дворян, служилых и посадских людей, предъявлявших новые требования к литературе. Ответом на эти потребности было появление бытовой повести, которая, в занимательной форме, обращаясь к обыденной жизни, делала попытку проникнуть в психологию героев, отойти от средневекового шаблона, делившего персонажей на идеальных героев и абсолютных злодеев. Основная тематика таких произведений – столкновение молодого и старшего поколений, вопрос нравственности, человек с его личными переживаниями (повесть «О горе и злосчастье» середина 17 века; «повесть о Савве Грудцыне», 60 годы 17 века; «повесть о Фроле Скобееве» 1680 год). Герои этих повестей, купцы и небогатые дворяне-авантюристы, отвергали патриархальные устои и нравственные нормы прошлого. Новые идеалы выражались пока неопределённо. В этот период возникает литература посада, а также демократическая сатира, которая осмеивает государственные и церковные институты, пародирует судопроизводство, церковную службу, священной писание, канцелярскую волокиту. В сатирической повести «о Ерше Ершовиче» высмеивались Осётр – «большой боярин и воевода», дворянин Лещ, и богач Сом. Среди посадских людей было уже немало книголюбов, которые переписывали для себя полюбившиеся им сочинения. Получались целые рукописные книги, которые проникали в крестьянскую среду. Литература 17 века медленно освобождалась от средневековых традиций. Религиозное мировоззрение было потеснено более реалистическим видением действительности, провиденциализм – поиском закономерностей мирного развития. Становление сатирико-бытовых и автобиографических жанров положило начало собственно художественной литературе. Появились новые области литературы – стихосложение и драматургия.

Долгое время в Московском государстве устроено было всё так, что преимущественно богатела царская казна, да те, кто так или иначе служил казне и пользовался ей; и не удивительно, что иноземцы удивлялись изобилию царских сокровищ и в то же время замечали крайнюю нищету народа. Тогдашняя столица своим наружным видом соответствовала такому порядку вещей. Иноземца, въезжавшего в неё поражала противоположность, с одной стороны, позолоченных верхов Кремлёвских церквей и царских вышек, а с другой – куча курных изб, посадских людишек, и жалкий, грязный вид их хозяев. Русский человек того времени, если имел достаток, то старался казаться беднее чем был, боялся пускать свои денежки в оборот, чтобы, разбогатевши, не сделаться предметом доносов и не подвергнуться царской опале, за которой следовало отобрание всего его состояния «на государя» не считая его семьи; поэтому он прятал деньги где-нибудь в монастыре или закапывал в землю «про чёрный день», держал под замком в сундуках вышитые золотом дедовские кафтаны, собольи шубы, серебряные чарки, а сам ходил в грязном потёртом овчинном тулупе, или однорядке из грубого сукна и ел из деревянной посуды. Неуверенность в безопасности, постоянная боязнь тайных врагов, страх грозы, каждую минуту готовую ударить на него сверху, подавляли в нём стремление к улучшению своей жизни, к изящной обстановке, к правильному труду, к умственной работе. Русский человек жил как попало, приобретал средства к жизни как попало; подвергаясь всегда опасности быть ограбленным, обманутым, предательски погубленным, он и сам не затруднялся предупреждать то, что с ним могло быть, он так же обманывал, грабил, где мог, поживлялся за счёт ближнего, ради средств к своему, всегда непрочному, существованию. От этого русский человек отличался в домашней жизни неопрятностью, в труде – ленью, в сношениях с людьми – лживостью, коварством и бессердечностью.

Нация есть, как известно, историческая общность людей, складывающаяся на основе общности языка, территорий, экономической жизни, культуры и некоторых особенностей психического склада. Нация обладает самосознанием. Это означает, что в своём отношении к миру, в своём языке нация имеет специальные способы, при помощи которых она осознаёт и изображает себя, свою память, свою деятельность. Всё это реализуется в культуре. Национальная культура формируется одновременно с процессом становления национального самосознания. Он придаёт культуре отчётливо выраженный национальный характер. Духовная сила нации, национальное достоинство, вообще идейно-творческий потенциал народа, главным образом, зависит от того, насколько сохранены, глубоко осознанны и прочувствованны все духовные завоевания прошлых веков, взятые в их вершинах и глубинах.

Именно в 17 веке ярко выражено происходит социальное расслоение потребления культуры. В то время как крестьянское население по-прежнему хранило традиционную культуру, высшее сословие ориентировалось на Запад, перенимало обычаи, подражало модам европейской знати. Непривилегированная часть жителей крупных городов всё явственнее стала ощущать необходимость создания своего искусства - так начал формироваться городской фольклор. В.О. Ключевский по этому поводу отмечал, что ещё с середины 17 века на русское общество начала «действовать иноземная культура, богатая опытом и знанием», причём это западное влияние неравномерно проникало в разные слои населения, коснувшись, прежде всего, его верхних кругов.

1. «Чтения и рассказы по истории России» С.М. Соловьёв «Правда» 1989.

2. «Полный курс лекций по русской истории» С.Ф. Платонов Спб., 1992.

1668-1684 года

Конец 17 века

Тяга к наукам -

1626-1686 год

Портретное изображение людей, от слова «персона»

Портреты царей Александра Михайловича и Федора Алексеевича, юного царевича Петра (ГИИ)

Биографические повести

Говоря о раннем русском символизме, нельзя рассматривать его вне связи с западноевропейской литературой. Существенно, что Брюсов и Бальмонт отдавали явное предпочтение не французским символистам конца века, а поэтам, которых обычно называют их предшественниками, — Бодлеру, Верлену и Малларме.

Один из создателей поэзии большого города, проникнутой трагическим сознанием противоречия между царящим в мире злом и недостижимым идеалом нетленной красоты, Шарль Бодлер оказал воздействие на русских символистов многими сторонами своего творчества. Так, несомненна связь между бодлеровским антиэстетизмом (знак протеста против обывательской благонамеренности) и дерзостью поэтических образов у раннего Брюсова. Бодлеровский трагизм найдет отражение в брюсовской поэзии города, а бодлеровская тема мучительного зла в его демонической окраске была характерна и для поэзии Сологуба.

Русские символисты подхватили у Бодлера теорию «соответствий» — скрытых, поэтически постигаемых аналогий между душевными и природными явлениями, между реальным миром и миром собственного «я» поэта. Стихотворение «Соответствия» было воспринято «старшими» символистами как эстетический манифест нового литературного направления. Тема «соответствий» развита в стихах Сологуба («Есть соответствия во всем...», 1898), Брюсова («Ребенком я, не зная страха...», 1900), Бальмонта («Бодлер», 1904).

Символисты высоко ценили поэзию Поля Верлена. «До Вердена — символизма не было», — писал Брюсов П. Перцову в 1905 г. Верлен внес в поэзию импрессионистское искусство улавливать мимолетные мгновения жизни, умение схватывать и передавать оттенки в смене ощущений, впечатлений и настроений и как бы сквозь них запечатлевать изменяющиеся очертания внешнего мира. Неудовлетворенность жизнью и поэтическое восхищение прелестью природы Верлен переносил в окрашенные грустью эскизные зарисовки, метафорически воспроизводящие «пейзаж души» поэта.

Декадентскому меланхолическому настроению в духе «конца века» («fin de siècle») отвечала музыкальность лирики, мелодическая интонация наивной песенки или романса и «как будто» бессвязный поток образов. В лирике Верлена поражала необычайная ощутимость звуковой стороны стиха, пороюзаслоняющей смысл слов, — ассонансы, аллитерации и рифмы. Большую значимость у символистов получили слова «музыка прежде всего» из программного стихотворения Верлена «Искусство поэзии» (1874).

«Пейзаж души» в манере Верлена присутствует у многих символистов (Бальмонта, Брюсова, Анненского). С Верденом их сближало также стремление воспроизвести быструю смену впечатлений. Урок поэзии тем самым состоял в воспринятом символистами открытии новых поэтических форм познания человека и природы. Однако не следует забывать о том, что приобщение к поэзии Верлена было уже в известной степени подготовлено у русских символистов освоением ими поэзии Фета, которого они рассматривали как первого русского импрессиониста. В переводах из Верлена у Брюсова и других символистов нередки поэтические образы и словесные обороты в духе Фета.

Одновременно с Бодлером и Верденом в поэзию русского символизма вошел Стефан Малларме. К нему тяготели главным образом Брюсов и Анненский. Малларме привлекал к себе русских поэтов не столько содержанием своей камерной поэзии, ощущением тоски, пустоты жизни и одиночества, сколько поисками новых средств поэтической выразительности. Его строгие по форме, несколько патетические стихи содержат намеки на скрытый в них тайный смысл, благодаря которому предметы внешнего мира (например, зеркало или веер) теряют свое материальное значение и становятся символами отвлеченных идей или переживаний поэта. Малларме владел искусством намека, связанного «с затемнением» конечного символического смысла поэтических образов. Как теоретик он требовал, чтобы поэтическое впечатление создавалось путем недосказанности. Это положение французского поэта легло в основу первых теоретических выступлений Брюсова, в которых он определяет символизм как искусство намека.

Русский символизм перекликается с французским в эстетическом неприятии буржуазного мира и обывательской самоуспокоенности, однако антибуржуазное бунтарство проявилось у русских поэтов с большей определенностью, что было вызвано иными историческими условиями развития русской литературы на рубеже веков.

Французский символизм первоначально был проникнут духом социального протеста, но в дальнейшем в нем возобладали пессимизм,неверие в человека; искусство превращалось в самоцель. Социальный протест зародился в бунтарских «Цветах зла» Бодлера (1857) — книге, во многом навеянной революцией 1848 г. (точнее, июльским пролетарским восстанием), но законченной уже после ее поражения и потому носящей определенную декадентскую окраску. Отзвуки идейной связи с Парижской Коммуной содержит поэтическое творчество Верлена и Рембо, но ее трагическое поражение, в свою очередь, содействовало их переходу на путь декадентства.

Оформившийся в качестве литературного направления в 80-е гг. французский символизм был лишен уже социального протеста и эволюционировал в духе усиления в нем декадентского пессимизма. «Французский символизм после падения Парижской Коммуны развивается в направлении нисходящем», — констатирует его исследователь Д. Д. Обломиевский.

История русской литературы: в 4 томах / Под редакцией Н.И. Пруцкова и других - Л., 1980-1983 гг.

Диссертация

Громова, Ольга Геннадьевна

Ученая cтепень:

Кандидат культурологии

Место защиты диссертации:

Кемерово

Код cпециальности ВАК:

Специальность:

Теория и история культуры

Количество cтраниц:

ГЛАВА I ТЕОРЕТИКО-МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ И ИСТОРИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ ПРОБЛЕМЫ ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ ЯЗЫКА И

КУЛЬТУРЫ.

§ 1 ЯЗЫК КАК СРЕДСТВО ТРАНСЛЯЦИИ И АККУМУЛЯЦИИ КУЛЬТУРЫ НАРОДА И ЕГО НАЦИОНАЛЬНОГО

ХАРАКТЕРА.

§ 2 КУЛЬТУРНО-ИСТОРИЧЕСКИЕ ПРЕДПОСЫЛКИ ФОРМИРОВАНИЯ

РУССКОГО ЛИТЕРАТУРНОГО ЯЗЫКА.

ГЛАВА II ЛИНГВИСТИЧЕСКОЕ ЗАИМСТВОВАНИЕ КАК СРЕДСТВО ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ КУЛЬТУР : ЛИНГВОКУЛЬТУРОЛОГИЧЕСКИЙ

АСПЕКТ ПРОБЛЕМЫ.

§ 1 ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ КУЛЬТУР КАК ОСНОВА

ЛИНГВИСТИЧЕСКОГО ЗАИМСТВОВАНИЯ.

§ 2 ИСКОННЫЕ И ЗАИМСТВОВАННЫЕ ЛЕКСИЧЕСКИЕ ЕДИНИЦЫ В

СВЕТЕ ТЕОРИИ ЛИНГВОКУЛЬТУРОЛОГИЧЕСКОГО ПОЛЯ.

Введение диссертации (часть автореферата) На тему "Взаимодействие российской и западноевропейской культур в период формирования русского литературного языка:Конец XVII - первая треть XVIII вв."

Актуальность темы. На современном этапе развития общества, когда весь мир охвачен процессами глобализации и единения различных наций и культур, и стремится к универсальному диалогу, вопрос о взаимовлиянии и взаимопроникновении языка и культуры стоит очень остро. Вызвано это тем, что язык, будучи средством трансляции культуры, является ее «зеркалом », а обилие языковых заимствований, характерных для современного этапа, вызывает серьезные опасения о сохранении целостности и самобытности национальной культуры. Насколько возможно сберечь стабильность национальных языков и культур при таких условиях, и реальна ли идея создания некого всеобщего диалога, суммирующего все достижения цивилизации - это вопрос, волнующий сегодня не только культурологов и лингвистов, но и политиков.

В истории России подобная проблема уже возникала в период попытки Петра Великого европеизировать страну. Имеется некоторое сходство процессов, происходивших два столетия назад, и современных. Такая повторяемость, должно быть, обусловлена сходностью ситуаций, породивших изменения в обществе, среди которых можно выделить: во-первых, изменение политического статуса России в XVIII и XX веке; во-вторых, усиление экономических связей с иностранными государствами; в-третьих, расширение образовательных и культурных контактов с зарубежными странами.

Естественно, эти процессы не являются идентичными, так как за два века произошли качественные изменения. Тем не менее, на базе предшествующего опыта могут быть решены некоторые современные задачи в культурологии и лингвистике: изучение и осмысление их позволяет прогнозировать развитие культурных контактов в современных условиях, оценивать влияние культурных заимствований на язык народа - реципиента, отслеживать механизмы проникновения иностранной культуры и ее влияние на россиян на ментальном уровне. На практике с помощью подобных исследований может быть решен вопрос, следует ли административно регламентировать процессы заимствований, чтобы сохранить чистоту национальной культуры, или культура, отраженная в языке, способна саморегулироваться, на основании накопленного опыта и культурных традиций.

В условиях глобализации остро встают вопросы о самоидентификации культур, о том, как сохранить национальное своеобразие и не свести достижения отдельных культур к единой универсально-нивелирующей монокультуре. Ключом к их решению является изучение ментальных механизмов, отраженных в языке нации, а также исследование природы формирования национального характера, степени его устойчивости, что можно проследить на языковых трансформациях, поскольку наши представления об окружающем мире в большой мере выражаются лингвистическими средствами.

Исходя из того, что история имеет тенденцию к повторяемости, описание культурной и языковой картины, сложившейся в петровский период, поможет осознать дальнейшее развитие ситуации в современных условиях.

Степень разработанности. Тема исследования потребовала обращения к фундаментальным трудам зарубежных и отечественных ученых, которые наиболее полно отражают современные подходы к изучению языкового заимствования. Проблема иноязычного заимствования, ставшая объектом исследования в конце XIX века, основательно изучена в лингвистике. Иностранные заимствования рассматривались с точки зрения их происхождения, степени освоения, сферы употребления и стилистической окрашенности, причин заимствования. У. Вайнрайх, Б. Гавранек исследовали иноязычную лексику с позиций внешних и внутренних причин заимствования. В свою очередь, В. В. Веселитский , Я. К. Грот, И. И. Огиенко , посвятили свои работы изучению этого пласта лексики по признакам источника и давности заимствования. В этом же ключе, акцентируя внимание на «ведущем влиянии », работали Е. Э. Биржакова , Л. А. Воинова, Л. Л. Кутина . Сферам заимствования и их функционированию в языке-реципиенте были посвящены исследования В. В. Виноградова и Ф. П. Филина. Вопросами адаптации заимствований по фономорфологическому признаку и вопросами устойчивости занимались В. В. Виноградов , Д. С. Лотте, Л. П. Якубинский . Проблемы социальной обусловленности заимствования исследовали Р. А. Будагов , Ю. Д. Дешериев, А. Д. Швейцер . Работы Ю. С. Сорокина посвящены проблеме условий заимствования, а работы В. М. Аристовой - этапам эволюции заимствования.

Проблема языкового заимствования как факта культуры недостаточно изучена б философии и культурологии. Однако эти науки определили такие понятия как «национальный характер », «модальная личность », «менталитет », что связано с выявлением надындивидуальных национальных особенностей. Именно с позиций этих понятий рассматриваются заимствования конца XVII - первой трети XVIII вв. в настоящей работе. Впервые о национальном характере, который формирует мировоззрение нации, отражаясь в его языке, и, тем самым, создает ее неповторимое своеобразие, заговорил немецкий ученый В. фон Гумбольдт, опираясь на более ранние исследования «духа народа » И. Гердера и Г. Гегеля.

Последователи В. фон Гумбольдта, американцы Э. Сепир и Б. Уорф, продолжая исследования о взаимосвязи языка и мышления, создали теорию лингвистической относительности, согласно которой язык определяет характер познавательной деятельности, формирует мировоззрение.

Долгое время ученые спорили о том, существует ли вообще некий «национальный характер », объединяющий этнические группы и служащий средством их идентификации. На данный момент, благодаря работам этнологов, психологов, социологов, культурологов, лингвистов, общепризнанно существование национальных особенностей, которые представляют свойственное только данному народу сочетание черт характера. Это проявляется в определенных нормах и формах реакции на окружающий мир, а также в нормах поведения и деятельности.

В психологической антропологии большой вклад в разработку этого вопроса внесли идеи американской лингвистки, этнолога и антрополога Р. Бенедикт. Теория национального характера как совокупности модальных (статистически доминирующих) черт взрослой личности разработана в трудах Э. Дюркгейма, А. Инкельса, Д. Левинсона.

В исследованиях ментальности большое внимание уделяется проблеме менталитета социума. Этим вопросом занимались В. Вундт, Г. Лебон, Б. С. Гершунский , Т. Г. Грушевицкая. Менталитет социума или, по определению Г. Лебона, душа расы - это «агрегат общих психологических особенностей ». По его мнению, моральные и интеллектуальные особенности, совокупность которых выражает душу народа, представляют собой синтез всего его прошлого, наследство всех его предков и побудительные причины его поведения. Эта совокупность образует средний тип, дающий возможность определить народ. В приложении к отдельному индивидууму черты, характеризующие «душу», могут быть недостаточными, а иногда неверными; но в приложении к большинству индивидуумов известного народа они дают достаточно верное изображение.

Важный пласт литературы - исследования, посвященные теме «русской национальной личности », в основу которых легли работы Н. А. Бердяева , С. Н. Булгакова, Б. П. Вышеславцева , И. А. Ильина, Д. С. Лихачева , П. А. Сорокина, Г. П. Федотова , С. Л. Франка, «евразийцев ». Последние разработки в этом направлении с позиции лингвокультурологии осуществлены Н. Д. Арутюновой , В. В. Воробьевым, В. А. Масловой , Ю. С. Степановым, В. Н. Телия .

Несмотря на то, что проблемы заимствования, проблемы культуры, связанные с заимствованием, и проблема национального характера хорошо освещены в литературе, взаимовлияние языкового заимствования и культуры с точки зрения национального характера русского народа, являясь малоизученным направлением культурологии, потребовало дальнейшей научной разработки, основанной на методах лингвокультурологии.

Проблема данного исследования заключается в определении того, насколько черты национального характера, отраженные в базовых языковых константах, устойчивы к влиянию иностранных заимствований в переломные исторические моменты.

Объектом исследования являются взаимосвязь и взаимодействие культуры и языка в процессе их исторического развития.

Предмет исследования - лингвистические заимствования из западноевропейских языков в русский язык в различных областях общественной жизни России конца XVII - первой трети XVIII века с точки зрения русского национального характера.

Хронологические рамки работы охватывают период с конца XVII по первую треть XVIII века.

Связано это с тем, что зарубежные контакты принесли не только культурные, но и языковые заимствования, которые в дальнейшем оказали влияние на формирование русского литературного языка.

В конце XVII - первой трети XVIII века печатными источниками были в основном официальные документы. Но в это время зарождались первые художественные произведения, авторами которых были Ф. Прокопович, В. К. Тредиаковский , кн. П. А. Толстой, а также первые публицистические издания («Куранты »). Делались попытки систематизировать и описать грамматические нормы языка (В. Бурцев, М. Грек, М. Смотрицкий). Поэтому можно говорить о начале формирования русского литературного языка в конце XVII -первой трети XVIII вв.

Целью исследования является рассмотрение заимствования лексических единиц в русский язык из западноевропейских языков в эпоху начала становления русского литературного языка (конец XVII - первая треть XVIII вв.) с точки зрения русского национального характера, выраженного в базовых лингвокультуремах языка-реципиента, определение их роли в системе языковых констант и участия в паремиологическом фонде и фразеологическом корпусе русского языка.

Реализация данной цели требует последовательного решения следующих основных задач:

1. выявление базовых лингвокультурем национальной культуры, являющихся основой сохранения национального характера;

2. установление зависимости между характером народа и ассимиляцией языковых заимствований в языке-реципиенте;

3. установление места языкового заимствования в лингвокультурном поле языка.

Методологические основы исследования. Методологическую базу исследования составляет системный подход к рассмотрению гуманитарных объектов, основные положения которого разработаны в фундаментальных трудах таких авторов как В. фон Гумбольдт, Э. Сепир, Д. С. Лихачев , П. А. Сорокин, Н. Д. Арутюнова , В. В. Воробьев, Ю. С. Степанов , В. Н. Телия.

Изучение лингвистических заимствований с точки зрения национального характера потребовало междисциплинарного подхода к проблеме, что, в свою очередь, обусловило применение аналитических методов, сложившихся в культурологии, лингвистике, истории.

Для воссоздания культурно-исторической ситуации конца XVII - начала XVIII используется исторический метод, базирующийся на работах В. О. Ключевского , Е. В. Анисимова, П. Н. Беркова , В. И. Буганова, А. М. Панчен-ко, Л. А. Черной .

В работе применяется метод лингвокультурологического поля, позволяющий получить целостное представление о лексических единицах в совокупности их языкового и внеязыкового содержания. При описании взаимосвязи языка и культуры необходимым явилось выделение лингвокультуремы - ме-журовневой единицы, являющейся симбиозом экстралингвистического и лингвистического содержания заимствуемой реалии.

В работе использован метод сплошной выборки из этимологического словаря М. Фасмера, с помощью которого выделен корпус слов, отвечающий заданной периодизации. Благодаря указанному методу, были выделены лексические единицы, соответствующие задачам настоящего исследования.

С помощью метода анализа словарных дефиниций определяется место заимствованных иноязычных лексических единиц в лингвокультурных полях.

Научная новизна исследования заключается в следующем:

1. Осуществлены анализ и культурная интерпретация понятийного ряда: «культура », «язык», «национальный характер », «менталитет ».

2. Впервые методы лингвокультурологии применяются к рассмотрению исторического лингвистического материала Петровской эпохи (заимствования конца XVII - первой трети XVIII вв.).

3. Выделены лингвокультуремы, сущностно значимые для русского национального характера: вера, судьба, община, власть.

4. Анализ лингвистического заимствования осуществлен с позиций качественных особенностей русского национального характера, таких как соборность, стремление к свободе и независимости в органичном сочетании со стремлением к сильному самодержавному государству, духовность как поиск Абсолюта, двоеверие.

На защиту выносятся следующие положения:

1. Лингвокультурема как ядро лингвокультурологического поля имеет большое значение при комплексном изучении культуры во взаимосвязи с языком, так как отражает не только языковые, но и внеязыковые процессы, явления, культурно-исторические особенности, что позволяет исследовать национальный характер в частности и культуру народа в целом методом выделения культурспецифичных лингвокультурологических полей.

2. Особенности православного мышления человека XVII - XVIII вв. отражаются в специфичном отношении к социально-культурным аспектам, таким как власть, закон, общество, что ограничило влияние западных заимствований на русский язык и культуру в целом.

3. Культурные системы обладают относительной устойчивостью: лингвистические заимствования занимают периферийное место в лингвокультур-ных полях, отражающих менталитет народа, что не ведет к значительному изменению архетипов национального характера.

4. Заимствования проявляются в языке-реципиенте в качестве идиом, однако заимствованные слова не входят в паремиологический фонд языка, что свидетельствует об их ограниченном влиянии на стереотипы народного сознания.

Теоретическая значимость исследования заключается в том, что в нем систематизируется и обобщается понятийный аппарат лингвокультурологии и, тем самым, культурологии в целом; демонстрируется эффективность метода лингвокультурологического поля для исследования национальной культуры и языка, ее обслуживающего; вносится существенный вклад в развитие комплексного исследования культуры русского народа за счет привлечения понятийного аппарата истории, этнографии, культурологии, философии, языкознания.

Практическая значимость исследования.

Данная работа может служить источником информации страноведческого характера для расширения знаний в процессе изучения культуры России, а также пособием по межкультурной коммуникации, объясняющим культурные особенности русского народа. Возможно ее применение в практике и теории перевода для более адекватного выбора лексических единиц при передаче культуроспецифичных слов. Также результаты исследования могут быть использованы в вузовском учебном курсе «Культурология ». Исследование может представлять интерес для широкого круга специалистов гуманитарного направления.

Апробация работы. Основные результаты исследования были представлены в форме докладов и сообщений на научных конференциях: международных («Язык и культура », Томск, 2003), всероссийских («Наука и образование », Белово, 2003), региональных («I Научная конференция аспирантов и соискателей КемГАКИ », Кемерово, 2002), «Методология и методы гуманитарного и социального исследования », Кемерово, 2003).

Диссертация в полном объеме обсуждена на кафедре культурологии и искусствознания КемГАКИ.

Структура исследования: Диссертация состоит из введения, двух глав, заключения, списка литературы и приложения.

Заключение диссертации по теме "Теория и история культуры", Громова, Ольга Геннадьевна

Исследования вопроса о том, почему при всем обилии заимствований, ко торые характерны для переломных исторических периодов, в том числе, пришедшихся на эпоху реформ, проводимых Петром Великим, в языке асси милируется только незначительная их часть, показали тесную взаимосвязь национального характера и языка нации.Согласно определениям, данным отечественными и западными лингвиста ми и культурологами, язык является выразителем национальной ментально сти, а, следовательно, и национальной культуры как определенного видения К настояш;ему моменту ученые пришли к выводу о существовании «на ционального характера » (или менталитета), который представляет собой свойственное только одному народу своеобразное сочетание национальных и общенациональных особенностей, проявляющихся как определенные нормы и формы реакции на окружающий мир, а также как нормы поведения и дея тельности. Быт, конкретно-исторические ситуации, традиции формируют оп ределенный культурный ореол, благодаря которому мы различаем принад лежность людей к разным нациям.Язык манифестирует этническое самосознание, то есть представление на рода о самом себе. Несмотря на то, что национальный характер этноса скла дывается из менталитетоБ отдельных лиц, представителей данного этноса, существует некий «образ мы » не сводящийся к сумме индивидуальных соз наний. Он представлен в литературе, мифах, легендах, произведениях худо жественного творчества, в СМИ и является средством самоопределения эт носа.При изучении взаимосвязи и взаимодействия языка и культуры предлага ется выделение межуровневой единицы - лингвокультуремы (В. В. Воробь ев), которая представляет собой единицу лингвистического и экстралингвис тического плана содержания. Лингвокультурема как ядро лингокультзфоло- 1 4 8 -

гического поля имеет большое значение при комплексном изз^ении языка во взаимосвязи с культурой, так как отражает не только языковые, но и внеязы ковые процессы, явления, культурно-исторические особенности, что позво ляет исследовать национальный характер в частности и культуру народа в целом методом выделения культуроспецифичных лингвокультзфологических полей.Лингвокультуремы, обладающие общим инвариантным смыслом в опреде ленной культурной сфере, образуют лингвокультурологическое поле. Заим ствованная лексическая единица, попав в такое поле, модифицируется со гласно его требованиям (семантики, отношений синонимии /антонимии, сти листической окрашенности), в то ж& время она привносит элементы «чужой » картины мира. Исследования показали, что лексические заимствования, во шедшие в базовое лингвокультурологическое поле, занимают в нем перифе рийное место (например, судьба - фортуна; свобода - революция) и не нахо дят отражения в паремиологическом фонде языка, являющегося отражением жизненного уклада, нравственно-этического кодекса, исторически накоплен ного опыта данного народа независимо от давности заимствования.Однако заимствования имеют свойство отражаться в языке - реципиенте в качестве идиом, что свидетельствует об их укоренённости как в языке, так и Б сознании народа, в силу того, что они становятся выразителями неких сте реотипов и культурных установок, ставших частью жизни народа. Можно го ворить о том, что заимствование не разрушает архетипов культуры и только в результате систематического однонаправленного воздействия способно от разиться на характере народа. Это подтверждается тем фактом, что заимство вание, независимо от давности, не находит отражения в пословицах и пого ворках данного народа, являющихся своеобразным зеркалом коренного ук лада жизни нации.В языке зосореняются заимствованные слова, выражающие понятия, соот ветствующие национальному характеру народа, основой которого является

русское Православие как особая синкретическая форма языческих верований и христианства. В качестве важнейших доминант русского национального характера выделяют: религиозность, соборность, всемирную отзывчивость, стремление к высшим формам опыта, поляризованность души, что подтвер ждается проведенным анализом данных частотных словарей как наиболее частотных слов, употребляемых в русском языке.Культура - явление динамическое, но связанное с системой стереотипов (национальным характером) народа. Отсюда, заимствование не является ме ханическим копированием чужого вокабуляра. В языке - реципиенте заимст вованное слово претерпевает преобразование смысла, смеш;ение иерархии значений, изменение оттенков значения слова.Наиболее значимые ценностные ориентации нации формируют обширные семантические поля по «закону синонимической аттракции », привлекая, в том числе, иностранные заимствования для дифференциации смыслов, от тенков значения. Для русской национальной культуры значимыми констан тами, вокруг которых образуются лингвокультурологические поля, вклю чающие в себя также и заимствованные лексические единицы, являются лин гвокультуремы «душа, вера, свобода, власть, судьба».Принципиальное различие в «корнях » западноевропейской и русской культур - а одним из основных является религиозное различие - ограничило влияние западных заимствований на русский язык и культуру в целом. В лю бом языке, в том числе в русском, существуют языковые константы, базовые понятия, определяющие самобытность и уникальность национальной культу ры (например. Православие, духовность). Особенности православного мыш ления отражены не только в том, что все основные понятия (вера, правосла вие. Бог) имеют славянскую этимологию, но и в специфичности отношения к социально-культурным аспектам, таким как власть, закон, общество.А. Я. Гуревич считает язык и религию основными, цементирующими мен тальность, силами. Поэтому залог сохранения национальной ментальности -

незыблемость религиозных традиций и тех базовых лингвокультурем, кото рые выражают их.Дуальность, антиномичность русской культуры проявляется в совокупно сти двух культур, из которых она, по сзпги, состоит: одна - народная, природ но-языческая остается практически неизменной в своих нравственно этических ценностях, другая - внешняя - отражает научно-технический про гресс, изменение социально-политической обстановки путем пополнения словарного запаса языка иностранными заимствованиями.Результаты работы показали, что национальный характер народа, или, дру гими словами, его культурные ментальные установки, является хранителем как культуры в целом, так и в определенной степени языка народа. В том смысле, что не позволяет заимствованиям разрушать лингвокультурологиче ские константы нации, отводя им периферийные позиции в сознании и языке.

Список литературы диссертационного исследования кандидат культурологии Громова, Ольга Геннадьевна, 2004 год

1. Алексеев А. А. К вопросу о социальной дифференциации русского языка XVIII века. С. 22-44 //Язык и общество. Отражение социальных процессов в лексике. Межвуз. науч. сборник: Изд-во Сарат. ун-та, 1986.

2. Алпатов М. А. Русская историческая мысль и Западная Европа (XVIII -первая половина XIX в.). М.: Наука, 1985. - 270 с.

3. Анисимов Е. В. Время петровских реформ. JI.: Лениздат, 1989. - 496 е., ил.

4. Аристова В. М. Англо-русские языковые контакты (англицизмы в русском языке): Монография. Л.: Изд-во Ленингр. ун-та, 1978 - 150 с.

5. Арутюнов С. А. Народы и культуры: развитие и взаимодействие. М.: Наука, 1989.-247 с.

6. Арутюнова Н. Д. Язык и мир человека. 2-е изд., испр. - М.: Языки русской культуры, 1999. -1 - XV, 896 с.

7. Арутюнян Ю. В. и др. Этносоциология: Учебное пособие для вузов/ Ю. В. Арутюнян, Л. М. Дробижева , А. А. Сусоколов. М.: Аспект Пресс, 1998. -271 с. - (Программа «Высшее образование »)

8. Аскольдов А. С. Концепт и слово.//Русская словесность. От теории словесности к структуре текста. Антология. Под ред. проф. В. П. Нерознака. -М.: Academia, 1997. С. 267 - 279.

9. Белинский В. Г. Взгляд на русскую литературу. М.: Современник, 1988. - 653 с.- 1521 З.Бердяев Н. А. Русская идея. Основные проблемы русской мысли XIX века начала XX века. - М.: ЗАО "Сварог и К", 1997. - 541 с.

10. Бердяев Н. Судьба России. - М.: Советский писатель, 1990. - 346 с.

11. Берков П. М. Проблемы исторического развития литератур. Л.: Худож. литра, 1981 -495 с.

12. Библер В. С. От наукоучения к логике культуры: Два фолософских введения в двадцать первый век. - М.: Политиздат, 1990. - 413 с.

13. Биржакова Е. Э., Войнова Л. А., Кутина Л. Л. Очерки по исторической лексикологии русского языка XVIII века. (Языковые контакты и заимствования). Л.: Наука, Ленинград, отд., 1972. - 431 с.

14. Бицилли П. М. Нация и язык. //Изв. АН СССР . Сер. лит. и яз. 1992. - т. 51. - № 5. - С. 72-84.

15. Бок Ф. К. Структура общества и структура языка.//3арубежная лингвистика. I: Пер с англ. /Общ. ред. В. А. Звегинцев , Н. С. Чемоданова. М.: Изд. группа «Прогресс », 1999. - С. 115 - 129.

16. Бондаренко С. В. Место иноязычной лексики в российском культурном пространстве.// Культурология в теоретическом и прикладном измерениях: Материалы науч.-практич. семинара/ Отв ред. Г. Н. Миненко. Кемерово; М., 2001. - С. 72-76.

17. Бромштейн Г. И. Антиклерикальная поэзия Ломоносова.// XVIII век. Сборник. Вып. 3. М.-Л.: Изд-во Академии наук СССР, 1958. - С. 65 - 91.

18. Брутян Г. А. Гипотеза Сепира Уорфа. - Ереван: Луйс, 1968 - 66 с.

19. Буганов В. И. Мир истории: Россия в XVII столетии. М.: Молодая гвардия, 1989-318 е., ил.

20. Будагов Р. А. Философия культуры. -М.: Мысль, 1980 304 с.

21. Булгаков С. Н. Труды по социологии и теологии: В 2 т. Т. 2. М.: Наука, 1997. - 825 с. (Серия «Социологическое наследие).

22. Буслаев Ф. О. О литературе: Исследования; Статьи/ Сост., вступ. ст., примеч. Э. Афанасьева. М.: Худож. лит., 1990. - 512 с.

23. Вайнрайх У. Одноязычие и многоязычие.//Зарубежная лингвистика. III: Пер с англ., нем., фр. /Общ. ред. В. Ю. Розенцвейга , В. А. Звегинцева,В. Ю. Городецкого . М.: Изд. группа «Прогресс », 1999. - С. 7 - 43.

24. Вайнрайх У. Языковые контакты. Киев: Вища школа, 1979. - 263 с.

25. Васильев С. А. Философский анализ гипотезы лингвистической относительности. -Киев: Наукова думка, 1974 134 с.

26. Вежбицкая А. Понимание культур через посредство ключевых слов/ Пер. с англ. И. Д. Шмелева. М.: Языки славянской культуры, 2001. - 288 с. -(Язык. Семиотика. Культура. Малая серия).

27. Вежбицкая А. Язык. Культура. Познание: Пер. с англ. Отв. ред. М. А. Кронгауз , вступ. ст. Е. В. Падучевой. -М.: Русские словари, 1997. 416 с.

28. Верещагин Е. М., Костомаров В. Г. Язык и культура: Лингвострановедче-ская теория слова. М.: Русский язык, 1980. -320 е., ил.

29. Веселитский В. В. Отвлеченная лексика в русском литературном языке XVIII начала XIX века. - М.: Наука, 1972. - 319 с.

30. Виноградов В. В. Лексикология и лексикография: Изб. труды. М.: Наука, 1977.-310 с.

31. Виноградов В. В. Очерки по истории русского литературного языка XVII XIX веков. - М.: Высшая школа, 1982 - 528 с.

32. Воробьев В. В. Лингвокультурология (теория и методы): Монография. -М.: Изд-во, РУДН , 1997 331 с.

33. Вундт В. Проблемы психологии народов. СПб: Питер, 2001. - 160 с.

34. Вышеславцев Б. П. Этика преображенного Эроса/ Вступ. ст., сост. и ком-мент. В. В. Салова. М.: Республика, 1994. - 368 . (Библиотека этической мысли)

35. Гавранек Б. К проблематике смешения языков.//Зарубежная лингвистика. III: Пер с англ., нем., фр. /Общ. ред. В. Ю. Розенцвейга , В. А. Звегинце-ва,В. Ю. Городецкого . -М.: Изд. группа «Прогресс », 1999. С. 56 - 74.

36. Гак В. Г. Сопоставительная лексикология. (На материале французского и русского языков). -М.: Международные отношения, 1977. 264 с.

37. Галушко Т. Г. Диалог культур как методологическая основа межкультурной коммуникации// Мир языка и межкультурная коммуникация, Барнаул, 2001.-С. 56-59.

38. Гегель Г. В. Ф. Система наук. 4.1. Феноменология духа/ Пер. Г. Шпета. -СПб: Наука, 1999.-441 с.

39. Гегель Г. В. Ф. Сочинения. Т. 3. Энциклопедия философских наук. Ч. 3 Философия духа/ Пер. Б. А. Фохта. М.: Академия наук СССР. Ин-т философии, 1956. - 371 с.

40. Георгиева Т. С. История русской культуры: история и современность. Учеб. пособие. М.: Юрайт, 1998 - 576 с.

41. Гердер И. Г. Избранные сочинения. М.-Л.: Гос. изд-во худож. лит-ры, 1959.-389 с.

42. Гершунский Б. С. Россия и США на пороге третьего тысячелетия: Опыт экспертного исследования российского и американского менталитетов. -М.: Флинта, 1999. 604 с.

43. Горшков А. И. История русского литературного языка. М.: Высшая школа, 1969 - 366 с.

44. Грушевицкая Т. Г., Попков В. Д., Садохин А. П. Основы межкультурной коммуникации: Учебник для вузов/ Под ред. А. П. Садохина. М.: ЮНИТИ - ДАНА, 2002. - 352 с.

45. Гумбольдт В. фон Избранные труды по языкознанию М.: Прогресс, 1984 -395 с.

46. Гумбольдт В. фон Язык и философия культуры. М.: Прогресс, 1985 -449 с.

47. Гуревич А. Я. От истории ментальности к историческому синтезу.// Споры о главном: Дискуссии о настоящем и будущем исторической науки вокруг французской школы «Анналов ». -М.: 1993. С. 16 - 29.

48. Гусляров Е. «Русский характер » в представлении иностранцев. //Татарский мир. 2002. - № 5. - С. 11.

49. Данилевский Н. Я. Россия и Европа. М.: Книга, 1991 - 574 с.

50. Демин А. С. Русская литература второй половины XVII начала XVIII в.: Новые художественные представления о мире, природе, человеке. - М.: Наука, 1977.-285 с.

51. Дюркгейм Э. Представление индивидуальное и представление коллективное.// Социология. Ее предмет, методы, предназначение/ Пер. с фр., составление, послесловие и примечания А. Б. Гофмана. М.: Канон, 1995. -С. 208-244.

52. Жабина Е. В. Интеграция заимствований в системе языка рецептора (к постановке проблемы), С. 216 - 230// Мир языка и межкультурная коммуникация, Барнаул, 2001.

53. Живов В. М. Язык и культура России XVIII века. М.: Школа «Языки русской культуры », 1996. - 591 с.58.3вегинцев В. А. История языкознания XIX XX вв. в очерках и извлечениях. 4.1, 2- М.: Прогресс, 1964 - 465 с.

54. Ильин И. А. О православии и католичестве.// Собрание сочинений: в 10 т. Т. 2. Кн. 1/ Сост. и коммент. Ю. Т. Лисицы. М.: Русская книга, 1993. - С. 383-395.

55. Ильин И. А. О России. М.: Студия «ТРИТЭ » «Российский Архив », 1991 -32 с.

56. Истоки русской беллетристики. (Возникновение жанров сюжетного повествования в древнерусской литературе) /Отв. ред. Я. С. Лурье. Л.: Наука, Ленинград, отд., 1970. - 594 с.

57. История лексики русского литературного языка конца XVII начала XIX века. /Отв. ред. Ф. П. Филин. - М.: Наука, 1981. - 372 с.

58. История русской переводной художественной литературы: Древняя Русь. XVIII век. / Под ред. Ю. Левина. Т. 1. Проза. СПб., 1995. - 314 с.

59. Карамзин H. M. О любви к отечеству и народной гордости.// Избранные сочинения: В 2 т. Т. 2. M-JL: Изд-во «Худож. лит-ра», 1964. С. 280 - 287.

60. Ключевский В. О. О русской истории: Сборник./ Сост., авт. предисл. и примеч. В. В. Артемов; Под ред. В. И. Бутанова- М.: Просвещение, 1993 -576 с.

61. Колесов В. В. Древнерусский литературный язык. Л.: Изд-во Ленингр. ун-та, 1989.-296 с.

62. Колесов В. В. Мир человека в слове Древней Руси. Л.: Изд-во Ленингр. ун-та, 1986. -312 с.

63. Колшанский Г. В. Объективная картина мира в познании и языке. М.: Наука, 1990 - 108 с.

64. Кондаков И. В. О менталитете русской культуры //Цивилизации и культуры. Вып. 1. Россия и Восток: цивилизационные отношения. М.: Ин-т востоковедения, 1994. - 410 с.

65. Копелев Л. 3. Чужие.//Одиссей. Человек в истории. 1993. Образ «другого » в культуре. М.: Наука, 1994. - 336 с. - С. 8 - 18.

66. Костомаров В. Г. Языковой вкус эпохи. Из наблюдений над речевой практикой масс-медиа. Издание третье, испр. и доп. СПб.: «Златоуст », 1999.- 320 с. (Язык и время. Вып. 1).

67. Кошман А. Л. Подходы к изучению национальной идеи в современной западной социологии.// Вестник Моск. Ун-та. Социология и политология. -2002, №3.-С. 147-157.

68. Крысин Л. П. Иноязычные слова в современном русском языке. М.: Наука, 1968-208 с.

69. Крысин Л. П. Русский литературный язык на рубеже веков.// Русская речь.- 2000. -№1- С. 28-40.

70. Лебон Г. Психология толп.// Психология толп- М.: Инт-т психологии РАН , Изд-во «КСП+», 1999. С. 15 - 254.

71. Лихачев Д. С. Заметки о русском. Изд. второе, доп. М.: Советская Россия, 1984. - 64 с.

72. Лихачев Д. С. Концептосфера русского языка.//Русская словесность. От теории словесности к структуре текста. Антология. Под ред. проф. В. П. Нерознака. М.: Academia, 1997. - С. 280 - 287.

73. Ломоносов М. В. Труды по филологии. Т. 7.// Полное собрание сочинений. М.-Л.: Изд-во Академии наук СССР, 1952.

74. Лосский Н. О. Условия абсолютного добра: Основы этики; Характер русского народа. М.: Политиздат, 1991. - 368 с. - (Б-ка этич. мысли).

75. Лотман Ю. М. Беседы о русской культуре: Быт и традиции русского дворянства (XVIII начало XIX в.) - СПб: Искусство - СПБ , 1996. - 399 с. -5 л. ил.

76. Лотман Ю. М., Успенский Б. А. К семиотической типологии русской культуры XVIII века. Т. 4. // Из истории русской культуры: В 5 т. М.: Школа «Языки русской культуры », 1996. - 624 с.

77. Лотте Д. С. Вопросы заимствования и упорядочения иноязычных терминов и терминоэлементов. -М.: Наука, 1982. 148 с.

78. Маковский М. М. Сравнительный словарь мифологической символики в индоевропейских языках: Образ мира и миры образов. М.: Гуманит. изд. центр ВЛАДОС, 1996. - 416 е.: илл.

79. Мартынова А. Н. Мудрость и красота./ЛТредисл. к сб. «Пословицы. Поговорки. Загадки». -М.: Современник, 1986.-С. 6-17.

80. МасловаВ. А. Лингвокультурология: Учеб. пособие для студ. высш. учеб. заведений. М.: Издательский центр «Академия », 2001 - 208 с.

81. Мечковская Н. Б. Социальная лингвистика. М.: Наука, 1996 - 206 с.

82. Милов Л. В. Природно-климатический фактор и менталитет русского кре-стьянства.//Менталитет и аграрное развитие России (XIX XX вв.) Материалы международной конференции. - М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН). - 1996. - С. 40 - 56.

83. Молчанов Н. Н. Дипломатия Петра Великого. 3-е изд. - М.: Международные отношения, 1990 - 448 с.

84. Мыльников А. С. Картина славянского мира: взгляд из Восточной Европы: Этногенетические легенды, догадки, протогипотезы XVI начала XVIII в. - СПб.: Петербургское Востоковедение, 2000: 2-е изд. - 320 с.

85. Никифоров Л. А. Россия в системе европейских держав в первой четвертиXVII века. // Россия в период реформ Петра I: Сб. ст./ Н. И. Павленко (отв. ред.), Л. А. Никифоров, М. Я. Волков . -М.: Наука, 1973 383 с.

86. Николаев С. И. Из литературной эстетики Петровской эпохи.// XVIII век. Сб. 18./ Отв. ред. Н. Д. Кочеткова. СПб.: Наука, 1993. - С. 218 - 230.

87. Новикова М. Маргиналы.// Новый мир. 1994. - №1. - С. 226 - 239.

88. Новый завет Господа нашего Иисуса Христа. Кемерово: Кемеровское, книжное издательство, 1990. - 382 с.

89. Павилёнис Р. И. Проблема смысла. М.: Мысль, 1983 - 286 с.

90. Панченко А. М. Русская история и культура: Работы разных лет. СПб: Юна, 1999 - 520 с.97 .Панченко А. М. Русская культура в канун петровских реформ/ Отв. ред. Д. С. Лихачев. Л.: Наука, Ленинград, отд., 1984. -204 с.

91. Панченко А. М. Церковная реформа и культура петровской эпохи. // XVIII век: Сб. статей №17 СПб: Наука, С-Петербургское отд., 1991. - 304 с.

92. Пауль Г. Принципы истории языка. Пер. с нем. под ред. А. А. Холодовича. Вступ. ст. С. Д. Кацнельсона. М.: Изд-во иностр. лит-ры, 1960. - 500 с.

93. Портнов А. Н. Язык и сознание: основные парадигмы исследования проблемы в философии XIX XX вв. - Иваново, 1994. - 367 с.-159101. Потебня А. А. Слово и миф. М.: Изд-во «Правда », 1989. - 622 с.

94. Прядко С. Д. Язык и культура: культурный компонент значения в лин-твокультурной лексике австралийского варианта английского языка: Ав-тореф. дис. канд фил. наук. М.: Московский государственный ун-т им. М. В. Ломоносова , 1999. - 25 с.

95. Ромодоновская Е. К. Об изменениях жанровой системы при переходе от древнерусских традиций к литературе нового времени. // XVIII век. Сб. 21./ Отв. ред. Н. Д. Кочеткова. СПб.: Наука, 1999. - С. 14 - 22.

96. Савицкий П. Н. Евразийство.// Мир России Евразия: Антология/ Сост.: Л. И. Новикова , И. Н. Сиземская. -М.: Высшая школа,1995. - 339 с. - (Из истории отечественной духовности).

97. Сепир Э. Избранные труды по языкознанию и культурологии. М.: Издательская группа «Прогресс » «Универс », 1993 - 655 с.

98. Сергеев С. К. Трансмиссия социокультурного опыта (к постановке проблемы)// Культура и общество: возникновение новой парадигмы. Тезисы докладов и сообщений Всерос. науч. конф., ч.1 Кемерово, 1995. - С. 217-221.

99. Серебрякова Ю. А. Диалог культур в современном мире.// Культура и общество: возникновение новой парадигмы. Тезисы докладов и сообщений Всерос. науч. конф. Ч. 1. Кемерово, 1995. - С. 16 - 17

100. Сильницкий Г. Г. Россия в поисках смысла. 4.1. Россия между прошлым и будущим. Смоленск, 2001. - 294 с.

101. Ситникова Д. Л. Культура как динамическая система.// Дефиниции культуры: Сб. трудов участников Всероссийского семинара молодых ученых. Томск: Изд-во Том. ун-та, 1998 - Вып. 3. - 210 с.

102. Стенник Ю. В. Полемика о национальном характере в журналах 1760 -1780-х годов.// XVIII век. Сб. 22./ Отв. ред. Н. Д. Кочеткова. СПб.: Наука, 2002.-С. 85-96.

103. Степанов А. В. История русского литературного языка. М.: Изд-во Моск. ун-та, изд. 4-е, испр. и доп., 1968. - 70 с.

104. Степанов Ю. С. Константы: Словарь русской культуры: Изд. 2-е, испр. и доп. М.: Академический Проект, 2001. - 990 с.

105. Тер-Минасова С. Г. Язык и межкультурная коммуникация: (Учеб. пособие) М.: Слово/ Slovo, 2000. - 624 с.

106. Туев В.В. Феномен английского клуба. М.: Московский государственный университет культуры, 1997 - 240с.

107. Успенский Б. А. Избранные труды, том I. Семиотика истории. Семиотика культуры, 2-е изд., испр. и доп. М.: Школа "Языки русской культуры", 1996 - 608 с.

108. Устюгов Н. В., Чаев Н. С. Русская церковь в XVII веке. //Русское государство в XVII веке. Новые явления в социально-экономической, политической и культурной жизни. Сб. ст. М.: Изд-во академии наук СССР, 1961.-С. 295-329.

109. Флоровский Г. В. О народах неисторических. (Страна отцов и детей) // Мир России Евразия. Антология./ Сост. JI. И. Новикова , И. Н. Сизем-ская. - М.: Высшая школа, 1995 - 339 с. - (Из истории отечественной духовности).

110. Франк С. JI. Русское мировоззрение.// Франк С. JI. духовные основы общества. М.: Республика, 1992. - С. 471 - 500.

111. Хорошкевич A. JI. Из истории русско-немецких торговых и культурных связей начала XVII в. (к изданию словаря Тонни Фенне) // Международные связи России в XVII XVIII вв. Экономика, политика, культура. Сб. ст. - М.: Наука, 1966. - С. 35 - 57.

112. Хотинец В. Ю. Этническое самосознание. СПб: Алетейя, 2000. - 240 с.

113. Черная JI. А. Русская культура переходного периода от Средневековья к Новому времени. М.: Языки русской культуры, 1999 - 288 е., ил.

114. Чинакова JI. И. К вопросу о менталитете русского народа. //Социс. -2000.-№7,-С. 138- 140.

115. Чучин-Русов А. Е. Конвергенция культур. М.: ИЧП «Изд-во Магистр», 1997 - 40 с.

116. Шапошников В. Н. Иностранные слова в современной российской жизни. //Русская жизнь. -1997. №3. - С. 38 - 42.

117. Шахматов А. А. Сборник статей и материалов/ Под ред. академика С. П. Обнорского. M.-JL: Изд-во Академии наук СССР, 1947. - 474 с.

118. Швейцер А. Д. Некоторые аспекты проблемы «язык и культура » в освещении зарубежных лингвистов и социологов. // Национальный язык и национальная культура/Ю. Д. Дешериев. -М.: Наука, 1978.

119. Шпет Г. Г. Введение в этническую психологию.// Шпет Г. Г. Сочинения. -М.: Изд-во «Правда », 1989. С. 143-161.

120. Шулындин Б. П. Российский менталитет в сценариях перемен. //Социс. 1999.-№12.-С. 50-53.

121. Якубинский JI. П. Несколько замечаний о словарном заимствовании.// Избранные работы: Язык и его функционирование. М.: Наука, 1986. -С. 59-71.

122. Bauer, Raymond; Inkels, Alex; Kluckhohn, Clyde/ How the Soviet System works. Cambridge, MA: Harvard University Press, 1956. P. 178.

123. Benedict R. Culture & Personality// Preceding of an Interdisciplinary & Conference Held Under Auspice of the Wiking Fund. New York, 1943. - P. 139.

124. Ihanus J. Thejretical and Methdological Problems in Studing National Character. //Dialogue & Universalism, Vol. 9, Issue 11/12,1999. P. 67 - 73.

125. Inkels A., Levenson D. J. National Character: The Study of Modal personality & Sociocultural Systems// Lindzey C., Aronson E. (eds) The Handbook of Social Psychology. Massachussets (Calif.); London; Ontario, 1969. - v. iv. -P. 428.

126. Klukhohn, Clyde. Culture & Behavior. New York: Free Press of Glecoe, 1961.-P. 94

127. Redfield R. The Little Community: Viewpoints for the Study of a Human Whole. Uppsala & Stockholm, 1955. - P. 106.

128. Veenhoven Ruut. Are the Russians as Unhappy as They Say They Are? //Journal of Happiness Studies 2, 2001. P. Ill - 136.СПИСОК ХУДОЖЕСТВЕННЫХ источников

129. ВН = Der Brockhause in einem Band. 6., vollständig überarbeitete undaktualisierte Aufgabe./ Red. Bearb.: Helmut Kahnt., Leipzig; Mahnheim: Brockhaus, 1994. - 1118 s.

130. БПРС = Гессен Д., Стыпула Р. Большой польско русский словарь: В 2т.: Ок. 80 ООО слов. 3-е изд., испр. и доп. -М.: Рус. яз., 1988 -794 с.

131. КС = Культурология. XX век. Словарь. - СПб: Университетская книга,1997.-640 с.

132. КЭ = Культурология. XX в. Энциклопедия: В 2 т. СПб.: Университетская книга; ООО «Алетейя », 1998.

133. ЛЭС = Литературный энциклопедический словарь/ Под общ. ред. В. М.Кожевникова, П. А. Николаева . -М.: Советская энциклопедия, 1987 752 с.

134. НРС = Рымашевская Э. Л. Немецко русский словарь. - М.: ФирмаНИК», 1993. 832 с.

135. НФРС = Гак В. Г., Ганшина К. А. Новый французско русский словарь:Ок. 70 ООО слов, 200 000 единиц пер. -М.: Рус. яз., 1993 1149 с.

136. ППЗ = Пословицы. Поговорки. Загадки./ Сост., авт предисл. икоммент. А. Н. Мартынова , В. В. Митрофанова. М.: Современник, 1986. - 512 с. - (Классическая библиотека «Современника »).

137. СЖВЯ = Даль Владимир. Толковый словарь живого великорусскогоязыка: В 4 т. М.: Терра, 1994. - 800 с.

138. СИС = Современный словарь иностранных слов: Ок. 20 000 слов.СПб.: Дуэт, 1994-752 с.

139. СРЯ = Ожегов С. И. Словарь русского языка: Ок. 57 ООО слов /Под ред.чл.-корр. АН СССР Н. Ю. Шведовой. 18-е изд., стереотип. - М.: Рус. яз., 1986. - 797 с.

140. ССАЯ= Словарь современного английского языка: В 2-х т. М: Рус. яз.,1992.

141. СЯП= Словарь языка Пушкина: в 4 т./ Отв. ред. акад. АН СССР В. В. Виноградов. 2-е изд., доп./ Российская академия наук, Ин-т рус. яз. им. В. В. Виноградова. - М.: Азбуковник, 2000.

142. ФСРЯ = Фразеологический словарь русского языка: Свыше 4 ОООсловарных статей /Л. А. Войнова , В. П. Жуков, А. И. Молотков , А. И. Федоров: Под ред. А. И. Молоткова. 4-е изд., стереотип. -М.: Рус. яз., 1986.-543 с.

143. ФЭС = Философский энциклопедический словарь. М.: ИНФРА-М,1999. 576 с.

144. ХР = Христианство: Энциклопедический словарь: В 3 т./ Ред. кол. С.С. Аверинцев и др. М.: Большая Росийская Энциклопедия,1993.

Обратите внимание, представленные выше научные тексты размещены для ознакомления и получены посредством распознавания оригинальных текстов диссертаций (OCR). В связи с чем, в них могут содержаться ошибки, связанные с несовершенством алгоритмов распознавания.
В PDF файлах диссертаций и авторефератов, которые мы доставляем, подобных ошибок нет.

Литературоведение 189

ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ РУССКОЙ И ЗАПАДНОЕВРОПЕЙСКИХ ЛИТЕРАТУР

КОНЦА XVIII-НАЧАЛА XIX ВЕКОВ

И.Н. Никитина

В статье освещаются основные аспекты литературного взаимодействия русской и западноевропейских литератур на рубеже

18-19 веков. Рассматриваются историко-литературные процессы, повлиявшие на развитие эстетики предромантизма в русской литературе.

Ключевые слова: Проза, драматургия, сентиментализм, предромантизм, роман, герой, образ Русская литература XVIII века развивалась и обогащалась в широком международном общении. Переходный от классицизма к романтизму период характеризовался большим интересом к западноевропейским литературам, из которых русские писатели брали то, что было необходимо и полезно для развития свободного художественного творчества. Качество новизны и глубина своеобразия национальной литературы во многом зависели от взаимодействия русской литературы с литературами европейскими.

Большую роль в приобщении Русской литературы к мировым идеям, сюжетам и образам сыграла драматургия В. Шекспира, поэзия Э. Юнга, Д. Томсона, Т. Грея, творчество Л. Стерна, Ж.-Ж. Руссо, И.В. Гете, И.Г.

Гердера, Ф. Шиллера.

Из английских прозаиков наибольшей популярностью пользовался Л. Стерн, автор романов «Жизнь и мнения Тристрама Шенди» (1759-1762), «Сентиментальное путешествие по Франции и Италии» (1768). Стерном интересовались как создателем жанра сентиментального путешествия, как писателем, способным широко охватить внутренний мир человека, умеющим при этом показать своеобразие его внутренних переживаний, когда возвышенное и обыденное, героическое и низменное, доброе и злое причудливо сочетаются в человеке и дают выход его страстям. Художественные открытия Стерна были усвоены европейскими литературами, в том числе и русской литературой.

Наибольшую популярность в России Стерн получил в начале XIX в., когда были изданы «Красоты Стерна или собрание лучших эго патетических повестей и отличнейших замечаний, на жизнь для чувствительных сердец» (М., 1801) и когда появились многочисленные подражания Карамзину и «Путешествию» Стерна (Шаликов, Измайлов и др.) и как отпор крайностям сентиментализма - комедия А.А. Шаховского «Новый Стерн» (1805).

Карамзин также был одним из поклонников английского писателя. Это проявилось в его первом романе «Письма русского путешественника» (1791-1792) и в автобиографической повести «Рыцарь нашего времени».

Особенно сильное воздействие на Карамзина оказала немецкая литература. Поэзия Шиллера, Гете и представителей «Бури и натиска» в оригиналах и переводах была хорошо известна в России во второй половине XVIII века. Немецкие литераторы Ф.М. Клингер и Я. Ленц жили и творили в России. От немецкого предромантизма к русскому протянулись живыенити. Предпочитая немецкую литературу французской, Карамзин начал знакомство с нею еще в Москве, в конце 70-х гг. благодаря «Дружескому ученому обществу» Н.И. Новикова.

Многое Карамзин узнал о культурной и литературной жизни Европы благодаря своему путешествию в 1789г. по Германии, Швейцарии, Франции и Англии. Из немецких писателей того времени большое влияние оказали на него Х.М. Виланд («История Агатона») и Г.Э. Лессинг («Эмилия Галотти»).

Предромантические тенденции в мировоззрении и творчестве у Карамзина проявляются в конце 80-х гг.

Как предромантик он потерял в то время веру в сентименталистские концепции мировой гармонии и «золотого века» человечества. Природа в миросозерцании писателя из сочувствующей человечеству превращается в роковую, то созидающую, то разрушающую силу; человек - лишь игрушка страшных стихийных сил. Законы общества перестали находиться в гармоничном сочетании с законами природы, они теперь противостоят им. Все это и пытался показать Карамзин в своей овеянной романтикой оссиановского Севера повести «Остров Борнгольм»

(1794). Один из существенных признаков предромантизма - утонченное чувство природы и как следствие его пейзажная живопись» в художественных произведениях. Под влиянием Руссо, Стерна, Юнга, Томсона и Грея «пейзажная живопись» проявляется и в произведениях Карамзина («Письма русского путешественника», «Весеннее чувство», «К соловью», «Лилия», «Протей, или Несогласие стихотворца», «Деревня»). В отличие от героя произведений сентиментализма герой литературы предромантизма не принимает жизненный порядок вещей таким, как он есть. Этот герой-бунтарь по природе, героическое и обыденное, доброе и злое причудливо сочетается в нем, как в героях драм Шиллера. Новый герой для русской литературы был открыт в предромантических поэзии и прозе Карамзина 1789-1793. В романе «Письма русского путешественника», в повестях «Бедная Лиза», «Наталья, боярская дочь», «Остров Борнгольм», «Сиерра-Морена», «Юлия» Карамзин значительно расширил возможности русской литературы, обратившись к раскрытию богатой духовной жизни внутреннего мира человека, его «Я». К середине 90-х гг. Карамзин меняет свои идейные и художественные позиции: он отходит от предромантизма и обращается к сентиментализму.

Воздействие западноевропейской литературы испытывает и А.Н. Радищев. Во время следствия над ним 190 Вестник Брянского госуниверситета. 2016(1) писатель признавался, что на создание «Путешествия из Петербурга в Москву» повлиял, кроме Гердера и Рейналя, еще и Стерн в немецком переводе [Бабкин, 1957, 167]. Образы Йорика и Путешественника роднят гуманное настроение и горячее сочувствие к обездоленным; эпизод встречи Путешественника со слепым певцом на станции Клин напоминает эпизод встречи Путешественника Йорика с монахом Лоренцо. Радищев спорит со Стерном, отвергает деистическую систему морали английских писателей-сентименталистов, что ясно проявилось в главе из «Путешествия», называемой «Едрово».

Различий между «Путешествиями» Стерна и Радищева гораздо больше, чем сходства. По жанру они совершенно разные. «Путешествие» Радищева ближе к сатире, политическому памфлету. Смех Стерна, который, по выражению Т. Карлейля, «печальнее слез», не нашел отклика у А.Н. Радищева.

Абсолютно очевидно влияние идей Гердера на литературный процесс России. Радищев первым упомянул Гердера в своем «Путешествии из Петербурга в Москву» в главе «Торжок», к Гердеру восходили и оценки русских народных песен и истоков русского характера в главах «София» и «Зайцово», также мнения о роли языка в обществе в главе «Крестьцы». Органическое усвоение идей Гердера Радищевым подтверждается всем творчеством автора «Путешествия», в котором философия истории неотделима от теории народной революции. К Гердеру обращались и Державин, и Карамзин, который встречался с Гердером, переводил отдельные его сочинения в 1802-1807 гг., но далеко не во всем соглашался с немецким мыслителем.

Не осталась без внимания в России и творческая деятельность классиков немецкой литературы Гете и Шиллера. До 1820 г. Гете был известен в России по преимуществу как автор «Страданий молодого Вертера», типично предромантического произведения, переведенного в первый раз на русский язык в 1787 г. В конце XVIII

Начале XIX в. Вертера часто вспоминали, это произведение часто цитировали, ему подражали (например, Радищев в главе «Клин» своего «Путешествия», Карамзин в «Бедной Лизе»). Популярностью пользовались и лирическая поэзия Гете.

О Ф. Шиллере и его творчестве в России узнали во второй половине 1780 гг. Драмы Шиллера «Разбойники», «Заговор Фиеско», «Коварство и любовь», «Мария Стюарт», «Дон Карлос», «Вильгельм Телль» сыграли заметную роль в становлении нового «романтического» театра в России. Наряду с другими явлениями предромантизма воспринималось и все новое, что несла с собой драматургия Шиллера. Шиллером зачитывались в России.

Рассмотрение взаимодействия русской литературы с литературами европейскими можно продолжать и далее. Их влияние на русскую литературу бесспорно.

The article covers the main aspects of literary interaction of Russian and West European literatures at the turn of the 18th-19th centuries. The historico-literary processes which influenced the development of the esthetics of Preromanticism in Russian literature are considered.

Keywords: Prose, dramatic art, Sentimentalism, Preromanticism, novel, hero, image Список литературы

1. Берков П.Н. Основные вопросы изучения русского просветительства // Проблема русского просвещения в литературе XVIII века. М., Л., 1961. С. 26.

2. История русской литературы: В 10 т. Т. 4, М.-Л., 1947

3. Бабкин Д.С. Процесс А.Н. Радищева. М.-Л., 1957

4. Луков В.А. Предромантизм. М., 2006

6.Пашкуров А.Н., Разживин А.И. История русской литературы ХVIII века: Учеб. для студентов высших учебных заведений: в 2 ч. – Елабуга: ЕГПУ. –2010. - ч.1.

7. Макогоненко Г.П. Радищев и его время. М., 1956

–  –  –

Статья посвящена сравнительному анализу структуры мотива инициации в произведениях о Первой и Второй мировых войнах. Выделяется и рассматривается ядерно-периферийная мотивная модель в произведениях Эриха Марии Ремарка, Ричарда Олдингтона, Эрнеста Хемингуэя и Виктора Некрасова. Перемещение мотива из ядра на периферию и наоборот позволяет говорить о сюжетообразующей функции мотива в произведениях писателей. Определенные типологические схождения проявляются и на пространственно-временном уровне. Наличие общих особенностей разных уровней текста (композиционного, мотивно-тематического и пространственно-временного) у писателей немецкой, американской, английской и русской литератур позволяет сделать вывод о типологической общности мотивных структур рассматриваемых структур.

Ключевые слова: мотив инициации, сравнительное литературоведение, военная проза, композиция, сюжет, художественное пространство.

Мотив инициации и его роль в структуре художественного текста рассмотрены В.Я. Проппом в его книге «Морфология сказки». Пропп утверждал, что структура фабулы волшебной сказки отражает процесс инициации (в качестве примера он обращался к тотемическим инициациям). Однако не только в основе фабулы сказки лежит этот мотив. При рассмотрении мотивной структуры военной прозы нами был выявлен набор мотивов, аналогичный анализируемому Проппом в его «Морфологии».

В представленной статье рассматривается мотив инициации в структуре военной прозы1.

В традиционном смысле инициация – это обряд, относящийся к какой-либо определенной стадии культуры. В психологическом смысле инициация2, по выражению М. Элиаде, – «внеисторическое архетипическое поведение психики». Во многих случаях инициации сопровождаются сложными психологическими и физическими испытаниями. По окончании инициации проводятся очистительные обряды. Как правило, вновь посвящённый получает определённые знаки отличия, подчёркивающие социальную грань между инициированными и неинициированными.

В основе нашей модели лежит традиционный (трехчастный) сценарий инициации, согласно которому инициируемый удаляется от людей, подвергается смерти-трансформации, возрождается уже другим человеком. Материалом стала проза о Первой мировой войне: три романа о Первой мировой войне («На Западном фронте без перемен» Э.М. Ремарка, «Смерть героя» Р. Олдингтона и «Прощай, оружие!» Э. Хемингуэя), а также повесть В.

Некрасова «В родном городе» о Второй мировой войне.

Итак, первый этап, удаление от людей, соответствует этапу взросления, или подготовительному этапу.

Второй – фронтовым будням и третий – возрождению. Каждый из этапов имеет собственные характеристики на разных уровнях текста: композиционном, мотивно-тематическом и пространственно-временном. Рассмотрим первый из этапов более подробно.

I. Композиционный уровень.

Следует отметить, что этот этап представлен в тексте по-разному. Наиболее полную картину взросления и воспитания мы можем найти у Ремарка и Олдингтона. Оба автора подробно описывают взросление центрального персонажа, его духовный мир, семейные отношения, друзей и др. Объяснением этому может служить задача, которую сами писатели поставили перед собой при написании произведений. Ведь и Ремарк,и Олдингтон не просто создавали текст о Первой мировой войне – они пытались обнаружить и объяснить причины трагедии.

У Хемингуэя (как и у Некрасова), в отличие от Ремарка и Олдингтона, даётся крайне скупая информация о молодых годах героя (детстве и юношестве). Это может быть интерпретировано следующим образом. Если Ремарку и Олдингтону необходимо показать становление мировоззрения героя – от поддержки государственной политики и войны до полного отрицания, то у Хемингуэя и Некрасова задача была совершенно другой. Америка и не выступала в качестве агрессора, как Германская империя, и не была активным участником боевых действий с первых дней, как Англия. Поэтому Фредерик Генри Хемингуэя – это герой одиночка, он не является одним из многих, как Пауль Боймер Ремарка или Джордж Уинтерборн Олдингтона. Его участие в военных действиях – это его личный выбор, который продиктован внутренними убеждениями. Именно поэтому читателю не так важно знать о его прошлом: об увлечениях детства и юности, о семье и друзьях. Главное – осознать травму, которую нанесла сама война, понять мотивы его отказа сражаться на фронте и сознательное бегство с передовой.

Керженцев же исполняет свой долг, выступает защитником родины, поэтому Некрасов акцентирует внимание на настоящем герое, давая лишь редкие аллюзии на его прошлое.

Стоит отметить, что военная поэзия о Второй мировой войне уже подвергалась анализу с точки зрения обряда инициации . Творчество Ремарка и Олдингтона также подвергалось анализу [см.: 8, 9].

Определенный интерес представляет статья Р. Ефимкиной «Три инициации в “женских” волшебных сказках» , в которой представлена интерпретация обряда в психологическом аспекте.

Один из древних образцов полноценного и широкого взаимодействия литератур - обмен традициями между греческой и римской литературами античности. Заимствованные когда-то художественные ценности были позднее переданы другим народам Европы. Наследие античности составило художественную базу литературы Возрождения. В свою очередь идеи, темы и образы итальянского Возрождения повлияли не только на литературы франции и Англии, но спустя столетие нашли отзвук в европейском классицизме.

В XIX веке начинается формирование сложного целого понятия «мировая литература» (этот термин предложил И. Гете). С упрочением всемирных идеологических, культурных, хозяйственных связей сложилась новая база постоянного и тесного взаимодействия литератур.

В ХХ веке взаимодействие литератур становится подлинно всемирным. В мировой литературный процесс деятельно включаются крупные литературы Востока и Латинской Америки.

Взаимодействием литератур определяется не вкусовым выбором отдельных образцов для усвоения и подражания и не личными пристрастиями отдельных писателей к достижениям зарубежных литератур. Это взаимодействие культур в целом происходит на исторической почвы больших общенациональных запросов. Так, бурное распространение идей французской революции конца XVIII века в литературах Великобритании, Франции, Германии, Польши, Венгрии и России начала XIX века объясняется не «французским воспитанием» многих европейских писателей, а обстановкой серьезного общественного кризиса, который тогда захватил и друге страны Европы. И от того, насколько глубок был этот кризис в каждой отдельной стране, зависела и глубина восприятия идей французского просветительства и свободомыслия.

Своеобразна роль, которую играет в этом процессе взаимного обогащения русская литература. После того как в пушкинскую эпоху множество разнородных воздействий со стороны западноевропейских литератур были с необычайной быстротой впитаны, со второй половины XIX века русская литература стала сама оказывать влияние на ход литературного развития во всем мире. С одной стороны, могучее влияние Л. Толстого, Ф. Достоевского и А. Чехова испытали литературы развитых стран. С другой - русская литература содействовала прогрессу литератур, задержавшихся в своем развитии (напр., в Болгарии), литератур национальных окраин России. Воздействие и здесь не всегда было прямым. Так, например, татарская литература раньше многих других тюркских литератур восприняла русский опыт; и она явилась проводником художественного прогресса в литературе Средней Азии. Писатели ряда республик СССР (В. Быков, Ч. Айтматов и др.) через переводы на русский язык одновременно и обмениваются опытом друг с другом, и способствуют развитию русской литературы.

В новых исторических условиях мощное влияние оказала на художественное развитие всего мире советская литература. Ярким примером и образцом для художников многих стран служили герои лучших произведений социалистического реализма.

В настоящее время взаимодействие литератур обеспечивается широкой сетью международных творческих союзом, объединений и постоянных конференций писателей, литературных критиков и переводчиков. Ряд национальных литератур в результате взаимодействий с другими литературами развивается ускоренно и в короткий срок проходит те этапы роста, которые в более развитых литературах потребовали несколько столетий. Взаимодействие литератур обусловливает также быстрое становление литератур у тех народов, которые раньше вообще не имели письменности (советские литературы бывших национальных окраин). Взаимодействие литератур ускоряет прогресс в самых разнообразных сферах духовной жизни человечества, оно тесно связано с логикой всемирных процессов.

Научным изучением взаимодействия литератур занимается сравнительное литературоведение.