Юлия Меньшова

Юлия Меньшова: «Я не умею делать людям больно»

В августе «Наедине со всеми», которую она вела в течение четырех лет. Но без работы актриса и телеведущая не осталась. Вскоре состоялась громкая премьера - Меньшова в тандеме с Максимом Галкиным появилась в программе «Сегодня вечером», которую раньше вел покинувший канал Андрей Малахов. сайт узнал из первых уст, каково Юлии в новом качестве, а также вспомнил ее предыдущие роли.

Соцсети бурлят и негодуют. Кажется, будто вся страна выступила с осуждением новых телеведущих передачи «Сегодня вечером». «Любимая программа, прощай», «Первый канал скатился ниже плинтуса», «До Малахова вам далеко», «Стыдно за Меньшову» - это, пожалуй, самые мягкие комментарии, которые в большом количестве появились на страничках Галкина и Меньшовой.

А между тем обновленная передача «Сегодня вечером» по рейтингам легко побила те выпуски, которые вел еще Малахов. Да и сами Максим с Юлией ко второму эфиру уже выглядели как сплоченная команда. Хотя сама Меньшова считает, что им еще есть куда расти.

«Пока записали только две программы, и еще рано говорить, что мы окончательно освоились, притерлись друг к другу. Наши роли до конца еще не распределились, много импровизации, - считает она, но тут же добавляет: - С другой стороны, чисто техническое разделение труда бессмысленно. Условно говоря: Максим отвечает только за шутки, я - „за душевность“. Или наоборот. Если ведущие - это партнерский тандем, то нет нужды вбивать такого рода четкие колышки. Мы интуитивно распределяем между собой нагрузку по ведению. Я человек театральный и знаю, что такое сценическое партнерство - как хорошее, так и плохое. Если у тебя классный партнер, это мало с чем можно сравнить, это как в бою, где вы вместе можете напороться на мину или вместе же добиться успеха. Если есть это „чувство плеча“ - а у нас с Максимом оно есть, - один всегда поддержит другого».

Максим Галкин, когда мы попросили рассказать о своих эмоциях после первых выпусков, рассыпался в комплиментах своей новой партнерше: «Работать с Юлией Меньшовой - одно удовольствие. Она профессионал. Только ее „Наедине со всеми“ - это около 600 интервью. Я уже не говорю о шоу „Я сама“. Она чувствует своих собеседников. Думаю, что на российском ТВ сейчас это интервьюер номер один».

Я сама наедине со всеми

Работать телеведущей Меньшова никогда не собиралась. Свою карьеру на телевидении она начала с роли пишущего редактора. Еще в школьные годы она грезила о журналистике, но тогда поступить в университет не получилось - она только в последний момент узнала, что нужны три опубликованные статьи. Поэтому свою мечту осуществила много позже - когда уже стала дипломированной актрисой и несколько лет выходила на сцену легендарного МХАТа имени Чехова. Сначала Меньшова работала в программе «Мое кино», где написала бесчисленное количество текстов. А потом возникла программа «Я сама», и Иван Демидов, который в те годы был генпродюсером ТВ-6, именно Юле предложил стать ее ведущей. Отказать она не могла.

Шесть лет Меньшова еженедельно выходила в эфир и постоянно занимала верхние строчки в опросах, кто самый любимый и лучший ведущий на ТВ. После закрытия «Я сама» тут же возник проект «Продолжение следует» на НТВ. А вот дальше случилось неожиданное. Когда и эта программа приказала долго жить и Юля, памятуя о своих рейтингах, была уверена, что вот сейчас ее разорвут на части другие каналы, ее телефон замолк. Целый год она ждала, что о ней наконец вспомнят. А потом ждать перестала и стала искать себя в других сферах: вспомнив о своем образовании, играла в антрепризных спектаклях, активно снималась в кино и сериалах, сама режиссировала какие-то театральные постановки.

Передача «Наедине со всеми» появилась в тот момент, когда Юля уже решила, что роман с телевидением завершен. Но когда ей позвонили с Первого и предложили передачу «в стиле Опры», согласилась не раздумывая.

Михаил Ковалев

Ничего личного

Долгих четыре года Юлия в своей передаче «Наедине со всеми» узнавала тайны личной жизни своих героев. А вот сама она с журналистами не столь откровенна и старается лишний раз не привлекать внимания к своей семье. Между тем история ее взаимоотношений с мужем, актером Игорем Гординым, достойна того, чтобы лечь в основу сценария мелодрамы.

…Они познакомились в общей компании. Юля тогда была настоящей звездой, ее передача «Я сама» собирала громадные рейтинги. Игорь был молодым, пока еще не состоявшимся актером. Но отношения начались буквально сразу после первой встречи. Вскоре они уже стали жить вместе - в небольшой съемной квартире. А когда стало известно, что Юля ждет ребенка, отправились в загс.

Однако спустя семь лет (многие психологи считают этот срок кризисным для семейных пар) приняли решение развестись. На тот момент их сыну Андрею было шесть лет, а дочке Таисии - около года. Четыре года супруги жили врозь. Они, конечно, постоянно встречались и даже в отпуск ездили вместе (на этом настоял психолог, к которому Юля обращалась с вопросом, как сделать развод безболезненным для детей), но каждый сам пытался строить свою личную жизнь. Точнее, за это время и Юля, и Игорь поняли, что с кем-то другим начинать отношения как-то не получается, даже в мыслях. И после одного из совместных отпусков они приехали в Москву опять семейной парой.

А вот и неожиданный поворот: оказывается, Юлия, то ссорясь, то мирясь с мужем, в точности повторила семейный сценарий своих родителей. Ведь Владимир Меньшов и Вера Алентова тоже в свое время разводились и лишь спустя все те же четыре года решили вновь воссоединиться!

Новая жизнь телехита

В своей новой телероли Юлия Меньшова не собирается идти по проторенной Андреем Малаховым дорожке, а хочет сделать нечто иное. «В этой передаче никто не будет переступать границы, - говорит она. - И зрителю, и герою должно быть уютно, хорошо. Я так это вижу, это моя принципиальная позиция. Если человек не считает возможным предать что-то огласке, вынести в публичное пространство - значит, этого не будет. Я не умею делать людям больно. А если у редакции другие планы, значит, мы будем спорить».

Состоявшаяся актриса и телеведущая шоу «Наедине со всеми», Юлия Меньшова каждый день берет интервью у знаменитостей, расспрашивает их и о семейной жизни, а вот свою держит в секрете, не любит рассказывать.

Супруги о личной жизни

Надо отметить, что у ведущей в семейной жизни не все складывалось так гладко, как в карьере. Со своим супругом актриса познакомилась в театре, Игорь Гордин сразу привлек внимание Юлии. Вскоре они поженились и у них родился сын Андрей, а спустя несколько лет дочь Таисия.

После рождения дочери в их отношениях начался разлад и пошли слухи о грядущем разводе ведущей и актера Игоря Гордина. Многие поклонники переживали за селебрити. Пара разошлась на время и после продолжительной паузы (3 года) — в их отношениях снова сложилась полная гармония. Супруг первым выступил с инициативой объединения семьи.

Как рассказывает Игорь — кризис в семейных отношениях произошел из-за взаимных обид, проблем и конфликтов на работе. Однако, когда случаются размолвки важно найти компромисс. Дом, семья — это самое главное в жизни.

Сегодня все свободное время семья проводит вместе. Они не спорят где отдыхать, супругам вместе везде хорошо: на рыбалке, на пляже, дома. "Мы вместе хоть на край света!"

Которая с легкостью «раскалывает» самых скрытных звезд, - пустое дело. Тем ценнее ее откровенность.

С родителями не поспоришь

– Юлия, вы из известной кинематографической семьи. В детстве родители вас баловали?

– Воспитывали меня достаточно строго, но я никогда не была застенчивым ребенком. Помню, в старших классах, когда мои одноклассницы уже щеголяли в капроновых колготках, я носила простые хлопчатобумажные чулки. Мама пару раз дала мне надеть капроновые колготки, но они порвались в первый же день. Тогда, да и сейчас в школе стулья были из вечно расслаивающейся фанеры: едва присядешь, как на колготках дырка.

Моя мама – ребенок войны, что наложило отпечаток на ее отношение к вещам. Оно не просто бережное – мама хранит вещи, которым по 30–40 лет, а выглядят они как новые. Я в этом смысле не то чтобы неаккуратна – просто выросла в другое время, да и темперамент у меня несколько иной. К примеру, если передо мной будет выбор между красивой и удобной вещью, я выберу последнюю. Конечно, в идеале вещь должна быть и красивой, и удобной. Но если невероятно красивое вечернее платье будет требовать от меня постоянной сосредоточенности и контроля, то я без сожаления от него откажусь. Не могу находиться в неестественном состоянии – такова моя натура. Так вот, после того как я порвала колготки, мама решила, что я недостаточно взрослая, для того чтобы носить дефицитную вещь, да и в семье не тот доход, и переодела меня в простые чулки.

Скорее всего, это была педагогическая уловка, и пояс с резинками вкупе с утепленными панталонами в 15–16 лет вполне мог породить комплексы, но мне удалось не зациклиться на этом.

– Действия родителей вызывали у тебя чувство протеста?

– Мои выступления не особо принимались во внимание. Протест в таком возрасте – это слова, но от них толку мало, ведь денег-то у тебя нет. А если говорить о комплексах, то я, например, совершенно не казалась себе привлекательной.

– Через это проходят почти все девочки-подростки…

– У меня этот период длился довольно долго. Уже учась в институте, я абсолютно искренне полагала, что нехороша собой. Вернее, так: я вообще не задумывалась о своей внешности. Во взаимоотношениях с молодыми людьми у меня были иные приоритеты, я делала ставку на ум. В том числе на собственный: насколько я эрудированна, интересный ли я собеседник. Когда во взрослой компании меня вдруг спрашивали: «А сколько вам лет?» – «Восемнадцать». Момент удивления в глазах собеседника («Такая умная! Не может быть!») приносил огромное удовлетворение. Ломка стереотипов относительно себя произошла лет в 20. Мужчина, повстречавшийся мне на Тверской, в мой адрес заметил: «Ах, какая красавица!» Но это прозвучало так искренне, что я обалдела. В метро все ждала, когда закроются двери, чтобы можно было смотреться, как в зеркало. Всю дорогу глядела на себя и думала: «Почему красавица? Что он такое во мне увидел?»

– Вы же единственная дочь. Неужели родители не говорили ничего подобного?

– А вот не говорили.

– Вам этого не хватало?

– Сложно сказать. По мере своего взросления – не исключаю, что этому способствовало чтение всяких психологических книжек, – я смогла оценивать, насколько справедлива критика родителей. А возможно, проблема заключалась в другом: моя мама – очень красивая женщина, поэтому все внимание всегда было приковано к ней.

– Но вы ведь так похожи!

– Да не была я на нее похожа! У меня вообще папины черты лица – глаза, нос. Мамины только губы. Но поскольку девочки копируют манеру и пластику мамы, то в целом я на нее похожа. Кроме того, у меня мамин голос. Но мне просто в голову не приходило сравнивать себя с ней. Более того, я знаю, что могу быть как красавицей, так и уродиной. И я нисколько не кокетничаю. Это зависит не от того, как я накрашена – в жизни я не злоупотребляю макияжем, – а от настроения, от того, как я выспалась, даже от времени года.

Победа над собой

– В связи с чем у вас появился интерес к психологической литературе?

– Думаю, это индивидуальная предрасположенность, склад характера. Больше всего на свете интересуют люди, их внутренний мир. Это еще и удачное стечение обстоятельств: пора взросления пришлась на 90-е годы, когда стала издаваться психологическая литература на любой вкус – от Карнеги до вполне серьезных трудов. Я вообще склонна к самоанализу, лет с 12 вела дневники – папа приучил. Сам он всю жизнь ведет дневники и считает это занятие крайне полезным, способствующим самодисциплине и осознанию ошибок.

– Это действительно так?

– Да, но тут главное не переусердствовать. Я ведь очень большой самоед. Точнее, была. А когда ты замкнута на самой себе и рядом нет собеседника, которому можно рассказать о собственной неорганизованности, трусости и услышать в ответ: «Да ты не одна такая, все не так страшно», можно дойти до крайней степени самобичевания. Что разрушает. У меня был такой период замкнутости.

– Не все темы годятся для обсуждения. К примеру, лет в 16 ты преклоняешься перед Мариной Цветаевой и тоже хочешь бросить вызов миру. При этом ты сомневаешься, достаточно ли талантлива для этого. Трудно представить, что в этом случае может посоветовать подруга.

Невыносимые, но любимые

– На кого по характеру похожи ваши дети?

– Сын тоже самоед, дочь пока нет. Андрею 16, и он находится как раз в стадии отрицания опыта предыдущих поколений, когда кажется, что все до тебя – никчемная цепочка устаревших подходов, а вот ты принес миру нечто новое. Но без этого не бывает юности.

– У всех переходный период проходит по-разному: у кого-то тяжело, у кого-то с небольшими потерями.

– У нас все складывается замечательно: нет скандалов, хлопанья дверями, уходов из дома, вражды, недоверия. И это наша общая заслуга. Взаимные претензии, безусловно, есть, но мы стараемся не выходить за флажки. Он, как любой подросток, иногда хамит. Тогда мы стараемся вспомнить себя – так легче принять и понять. И Тася, при всей своей трогательности, иногда проявляет чудеса вредности. Вдвоем они могут быть просто невыносимыми, но от этого не менее любимыми детьми.

– Вы терпеливо относитесь к детским выходкам?

– Сейчас детям многое доступно. Как вы думаете, надо ли их баловать?

– Я росла менее свободолюбивой, чем Андрей с Тасей. Меня можно было запросто прижать к ногтю, сказав «надо». Доступность игрушек и развлечений сделала свое дело – наши дети более избалованы. Но главное – не переборщить! Мне кажется правильным то, что детям надо многое заслужить. По этому поводу у нас с сыном возникают споры. Но когда Андрей в очередной раз спрашивает: «Почему я должен это делать?», я теряюсь и не знаю, что ответить. Мои родители даже объяснять не стали бы, а мне приходится это делать.

Журналистка победила актрису

– Увлечение психологией переросло в увлечение журналистикой. Вам самой это доставляет удовольствие?

– Да, я уже в том возрасте, когда могу позволить себе делать только то, что нравится.

– Вы больше журналист или актриса?

– В кадре я прежде всего Юлия Меньшова – человек со своим внутренним миром. Мне сложно претендовать на звание журналиста, поскольку у меня нет профессионального образования. Но театральное образование, представление о драматургии диалога мне очень пригодилось в этой работе. Помогает ли мне актерский опыт? Никогда! На телевидении нельзя ничего сыграть. Но у меня есть представление того, что программа выходит на многомиллионную аудиторию, которая должна получить ответы на свои вопросы. Я не позволяю себе устраивать телевизионный артхаус и разговаривать на темы, которые интересны исключительно мне.

– К слову, об аудитории. Вы знаете, что вашу передачу иногда высокомерно называют «бабской»?

– Не могу сказать, что я с этим согласна, но можно трактовать и так. Кому-то наверняка достаточно внешних событий, разговоров о профессиональных достижениях и творчестве. Мне – не совсем. Я хочу говорить о личном, естественно, в определенных этических рамках. Сходный житейский опыт позволяет зрителю отождествлять себя с героем. Скажем, если герой – певец (а я не имею отношения к музыке), то мы движемся в разных направлениях: мне чужды его профессиональные проблемы. А если он муж и отец, то сразу становится ближе. Бабская точка зрения? Однозначно! Ведь женщина живет эмоциональной сферой. Кстати, очень многие мужчины тоже смотрят нашу программу, только стесняются в этом признаться.

– А вы задаете своим героям неудобные вопросы?

– Конечно, но при этом считаю, что неудобных вопросов нет. Искусство интервью во взаимной заинтересованности собеседников, поэтому мы не высылаем вопросы заранее. Конечно, любой собеседник вправе сказать: «Я не хочу обсуждать эту тему», и я никогда не стану настаивать. Другое дело, что мера допустимой откровенности тоже очень характеризует. Кто-то не готов назвать имя своей дочери, а кто-то будет со слезами на глазах рассказывать, как прошел через развод. Кстати, я сама никогда не прошу выслать мне предварительно темы интервью.

– Как вы готовитесь к интервью?

– Когда герой утвержден, про него собирается страниц 30–50 материала, который я вычитываю, делая пометки. Потом вместе с командой редакторов выстраиваю линию разговора, продумываю темы для обсуждения. Редакторы составляют вопросы, в которые я вношу свои дополнения.

– Есть собеседник, с которым вам очень хотелось бы пообщаться?

– Например, Владимир Владимирович Путин. Мне было бы интересно поговорить с ним обо всем, кроме политики. Из питерских актеров очень хотелось бы побеседовать с Алисой Фрейндлих , но пока у нас стоит отказ. Навсегда или это вопрос времени – не знаю.

– А вы сами телевизор смотрите?

– Нет, и уже много лет. Но с прошлого года это стало скорее минусом, поскольку я по роду деятельности должна ориентироваться в телевизионном пространстве. За последние лет десять восторг у меня вызвало шоу «Голос ». Первый сезон смотрела не отрываясь, второй – значительно реже, третий – совсем редко. Но этот проект абсолютно подкупил меня искренностью человеческих эмоций.

Беседовала Анна Абакумова

Героиня в сериале Между нами девочки после развода не могла устроить личную жизнь в течение десяти лет. Актрисе понадобилось всего четыре года, чтобы воссоединиться с мужем и стать счастливой.

Юля, вы влюбчивы?

- Ой, раньше часто влюблялась! Помню, мы с моей подружкой классе в восьмом были влюблены в двух друзей-десятиклассников. Ходили с ней под руку на переменах, в их сторону смотрели, вздыхали. Наверное, это даже влюбленностью трудно назвать - скорее, мы вдохновенно тренировали в себе трепетные чувства, даже не претендуя на взаимность…

А когда в институт поступила, почти все время собиралась замуж. О чем тут же сообщала родителям: «Мы идем в загс!». И каждый раз они громко протестовали, говорили, что этот молодой человек мне совсем не подходит. Им не подходил никто.

Надо признать, спустя годы выяснялось, что не так уж они были неправы. Но поскольку действие рождает противодействие, думаю, именно поэтому я каждый раз и намеревалась обзавестись штампом в паспорте - чтобы сразу четко определить положение дел: мол, товарищи, тут все серьезно, у нас не какие-то шуры-муры, а ответственное решение. К счастью, несмотря на желание продемонстрировать свою самостоятельность и независимость, я всякий раз вовремя останавливалась. Хотя пару раз мы с моими возлюбленными на самом деле подавали заявление, но я вовремя спохватывалась и давала обратный ход.

Почему с Игорем Гординым все закончилось свадьбой?

- Мы встретились, когда мне исполнилось 27 лет, и период юношеских революций остался далеко позади. Я действительно была готова к тому, чтобы стать женой, а не играть в брак. И потом… Как можно проанализировать любовь? Вот его увидела - мы оказались в одной компании, и поймала себя на мысли: «Какой симпатичный молодой человек! Именно такой парень мог бы быть моим мужем». Вот прямо сразу… Хотя мы еще и не познакомились толком. При том, что он сидел весь молчаливый, скромный, вообще не пытаясь произвести впечатление.

Но в загс мы не спешили. Прожили вместе больше года на съемной квартире, прежде чем заговорили о свадьбе. Я тогда уже на телевидении вовсю работала, вела программу Я сама .

То есть вы знаменитость, весьма популярны, а муж - пока еще не состоявшийся актер. Подобное несоответствие - и статусное, и материальное - может задеть мужское самолюбие…

- Да, такая разница положений для семьи - испытание серьезное. Но по молодости лет этого ведь не понимаешь совсем. Когда мы поженились, Игорь видел, что для меня вся эта шумиха, популярность не имеют никакого значения, точно так же, как и мне было абсолютно безразлично, состоявшийся он артист или нет, много ли зарабатывает. Для нас значимо было только одно: наши чувства друг к другу.

Со временем такое положение дел стало сильно влиять на Игоря . Да и на меня. Хотя, повторяю, то, что у него карьера не сразу складывалась идеально, не было чем-то катастрофическим. Но, видимо, «капля камень точит». В общем, я уверена: наш союз через семь лет разрушился в том числе и по этой причине. Мы не справились с ситуацией с должной мудростью, не смогли пройти через это испытание. И разошлись. Думали, насовсем, но оказалось, на четыре года.

Ваши родители ведь тоже расставались…

- Да, в этом смысле я в точности повторила семейный сценарий - они ведь тоже именно четыре года жили врозь. Разница только в том, что мне в момент их расставания было три года, а когда мы с Игорем разъехались, нашему сыну исполнилось шесть лет, а дочке - девять месяцев.

Причины разъезда тоже несколько иные. Папа и мама говорят, что надорвались на быте. Неустроенность и бедность их допекли. Помощников не было. Если я болела, нужно было что-то придумывать, когда здорова - в ясли водить. При этом папа - снова студент, теперь уже ВГИКа, стипендии нет, по ночам приходилось подрабатывать в булочной - разгружать хлеб и там же, в каптерке, писать сценарные разработки, делать раскадровки. Поэтому бытовые хлопоты и забота о ребенке в основном сваливались на маму. А она работала в театре, причем выходила на сцену даже на восьмом месяце беременности и вернулась к работе, едва я родилась. На этих бытовых проблемах, как говорят родители, и рухнули их отношения. Показалось, что друг без друга станет легче.

Официально они развод не оформляли?

- Нет, это как-то было связано с жильем, со сложным переоформлением документов: папа, если бы развелся, лишился бы московской прописки, которую мама от театра получила. И мама, хотя была настроена более радикально, пошла ему навстречу: «Пока у кого-то из нас не возникнет острой необходимости, разводиться не будем».

На вас с Игорем бытовые неурядицы тоже повлияли?

- Отчасти… Андрюшка в течение года после рождения не спал вообще, и это оказалось для нас нежданной проверкой на прочность. Оба ведь работали, я - очень много. Правда, была няня, которая приходила днем. Но, возвращаясь вечером домой, мы точно знали, что ночью спать не придется. Это сильно нас надорвало. Еще добавлялось чисто молодежное ощущение: когда тебе тяжело, кажется, что твой близкий человек мог бы и помочь, а он этого не делает. А поскольку другой думает точно так же, начинаются взаимные претензии. Причем каждый думает, что ему-то точно тяжелее, чем партнеру.

В общем, из-за дикой усталости у нас начали происходить первые разлады. Потом все вроде нормализовалось, а осадок раздражительности остался. И на этой почве усилился уже существующий стрессовый фактор - та самая разница положений.

Не говорили мужу: мол, ты глава семьи, должен что-то делать, чтобы как-то пробиться, мне хватит тянуть все на себе?

- Может, именно так я и не говорила, но, конечно, думала, что ему нужно принимать какие-то решения, идти работать еще куда-то, пробовать что-то новое. Тем более что я сама испытывала чрезвычайную зависимость актерской профессии, и мне казалось, что надо брать жизнь в свои руки, стучаться во все двери.

Шли годы, а ситуация кардинально не менялась - я оставалась востребованной, зарабатывала деньги, купила квартиру. Повторяла: «Ничего страшного, не переживай, в конце концов, наступят и у тебя другие времена…», однако мужское самолюбие Игоря с трудом мирилось с ситуацией.

И вы по примеру родителей тоже решили какое-то время пожить порознь?

- Планировали развестись официально. А дальше… Никому не хотелось заниматься всей этой волокитой с документами, да и некогда было. Отложили на потом. Мы просто разъехались, не сомневаясь, что это насовсем.

Уход отца - всегда травма для детей. Как вы планировали рассказать им об этом?

- Перед тем как разъехаться, я консультировалась с психологом. Приводила его домой, проводила несколько тестов с шестилетним сыном, советовалась, как правильно преподносить информацию, чтобы она была воспринята наименее болезненно, и только после этого поговорила с Андреем . Попыталась представить сложившуюся ситуацию даже как некое приключение - мол, теперь к папе можно будет ходить в гости, весело проводить с ним время.

По совету психолога я приняла не слишком простое тогда для себя решение: непременно раз в год ездить отдыхать всем вместе, что мы с Игорем исправно соблюдали. Во время этих совместных поездок жили в разных номерах: Игорь - с Андреем , я - с Тасей .

Каким же образом семья восстановилась?

- Прежде всего дети помогли. Однажды Игорь , как обычно, пришел навестить ребят. Пообщался с ними, поиграл. Я, вернувшись после спектакля, повела укладывать дочку спать. Они с папой расцеловались. Ей - два с половиной года. Я с ней уже прилегла, рассказываю сказку. Игорь по традиции побыл еще недолго с Андрюхой в другой комнате, уложил его и тихонечко ушел. Вдруг Тася села в кроватке и говорит: «Я же не сказала папе «Спокойной ночи»!». Я шепчу: «Сказала - когда уходила спать». - «Нет! Я забыла, не сказала…» - и почти плачет. Пытаюсь ее успокоить: «Слушай, не надо так переживать, в конце концов, мы ведь всегда можем позвонить папе - и ты скажешь ему». Тут из глаз моей дочери стали выкатываться огромные слезы, и она говорит мне каким-то удивительно взрослым тоном: «Ну как же ты не понимаешь, я не хочу говорить папе «Спокойной ночи» по телефону! Я просто хочу вечером сказать ему «Спокойной ночи», а утром - «Доброе утро».

Эта история пронзила меня в самое сердце. Тася ведь была крошечной, когда мы разъехались, и не могла помнить, как жили вместе. Но представляла себе нашу жизнь именно такой - когда все вместе…

Юля, с каким мироощущением вы сейчас живете?

- С тем, что семья и вообще твой ближний круг - важнее всего, а все остальное вторично.

Знаете, за последний год я как-то особенно отчетливо поняла, что вступила в ту счастливую фазу жизни, когда могу позволить себе никому ничего не доказывать. Мне стало неважно, что обо мне думают. Правда! В этом нет эгоизма или, что хуже, снобизма. Просто в юности ты крайне остро чувствуешь конкурентную среду, тебе кажется, что «быть лучшим» - это мерило. А с годами ощущаешь, что бесценно совсем иное: быть собой. И делать то, что тебе по-настоящему интересно. Чего и всем желаю.

- Как в вашей жизни возникла программа «Я сама»?

Ее придумала Татьяна Фонина и принесла этот проект Ивану Демидову, тогдашнему генпродюсеру ТВ-6. Таня хотела, чтобы это было целиком и полностью женское ток-шоу, в котором вообще нет мужчин и есть, соответственно, феминистка и женщина традиционных взглядов. Феминистку уже нашли, она была на тот момент в стране практически единственная - Маша Арбатова. Сторонница традиционных взглядов тоже у Тани была. А дальше встал вопрос о ведущей. Поскольку я работала на ТВ-6 редактором, Демидов меня знал и порекомендовал. Я подключилась и стала предлагать варианты того, что еще может происходить в рамках драматургии программы.

Я читала много книжек по популярной психологии, которые стали появляться как раз в 90-е. Были среди них толковые. И я стала понимать, что мужчины и женщины действительно очень по-разному устроены. Мне показалось, что буквальная возможность - на примере - обнаружить, что на одну и ту же проблему мы принципиально по-разному смотрим, высечет гораздо большую искру. На мой взгляд, драматургически было маловато - обсуждать женские проблемы женским кругом. Обязательно должна была появиться мужская аудитория. Пусть небольшая, как в результате и получилось. И это оправдало себя, потому что добавило программе определенный драйв и остроту.

- Какие программы вы помните?

Спустя долгие годы я не могу сказать, что вообще есть программы, которые я перебираю в памяти. Я, безусловно, периодически какими-то всполохами вспоминаю героев, хотя не всегда помню тему, на которую мы говорили. Помню случаи, которые рассказывали. Но надо сказать, что из 250–300 выпусков нет ни одной программы, которую я бы хотела забыть.

Елена Ханга, с которой «Афиша» тоже делала ностальгическое интервью, поразила меня тем, насколько точно и детально она все помнит.

У Лены такой склад ума. Она потрясающая рассказчица. В этом есть что-то от способностей к литературе. Она приводит очень законченные хорошие примеры. У меня по-другому устроена и память, и восприятие, вероятно, потому что я помню линию жизни, а конкретный случай я могу вспомнить лишь кстати. Мне надо завестись от чего-то, чтобы сказать - а вот была интересная история. Лена другая. Когда она была у меня на ток-шоу и рассказывала о своей жизни, я прямо заслушалась.

- Почему она не ведет сейчас ничего на телевидении?

Не знаю. У нас монопольное телевидение. Главенствуют федеральные каналы, у которых есть право переставлять фишки, как они хотят. А еще у нас в менталитете не заложен обычай хранить традиции. Может быть, со временем появится. Вот Света Сорокина не работает. Алиса Бруновна Фрейндлих не снималась десять лет. Вы можете это объяснить? Я - нет. Я понимаю, что, с одной стороны, наверное, ей что-то предлагали, что ей было неинтересно. Но смотрите: существует на свете такая актриса - Алиса Бруновна Фрейндлих. Да, в возрасте, но редчайшего уровня актриса. Почему бы каналу, продюсерской компании не задаться целью - а давайте напишем сценарий для Фрейндлих. А может, мы с ней даже поговорим и спросим: «Алиса Бруновна, а есть тема, которая вас интересует?» Нет. Десять лет Алиса Бруновна сидела в театре БДТ, не снимаясь вообще.

- Что с жанром ток-шоу сейчас происходит? Он меньше популярен, чем в 90-е, когда выходили «Про это» и «Я сама»?

- Конечно. Все уже слишком привыкли к нему. Кроме того, произошла некоторая девальвация, потому что на исходе 90-х в ток-шоу стали приводить подставных людей. Два человека из массовки встречались, им говорили: ты обиженная жена, а ты сволочь муж. Будем эту историю разбирать. А экран - штука опасная, причем не только телевизионный, любой экран. Он по-разному передает правду или неправду. Ты даже можешь не знать, что это вранье, но ты почувствуешь. И перестанешь доверять. Потом ток-шоу вообще превратились в какое-то безумие, когда и проблема неважна, и люди неважны, важно, чтобы эмоцией было заполнено пространство этого времени. Все кричат, все выясняют отношения, но драматургической развязки нет, и жанр стал гораздо меньше удерживать внимание зрителя.

- Насколько я понимаю, в программе «Я сама» были только реальные истории?

У меня был один принцип отбора: мы никогда не брали истории локальные. Надо же - с человеком такое случилось, елки-палки. Нужно было находить тематику, которую аудитория каким-то образом сможет примерить на себя, когда возможно обобщение. Поэтому и возникали такие темы, как «Я такая некрасивая» или «Я не люблю своего ребенка». Можно ли сказать, что это частный случай? Можно. Но можно ли сказать, что существует определенный пласт женщин, которые испытывают проблемы с материнством? Можно. Значит, давайте об этом говорить. От частного к общему и от общего к частному.

- Было ли ощущение, что за шесть лет темы исчерпались?

- Не-а. Можно было все время поворачивать их под другим углом.

Вы говорили в одном интервью, что программа никакая не феминистская - она скорее житейская, а такое определение может отпугнуть человека.

Феминизм, как известно, отстаивает равенство прав женщин и мужчин в социуме. Начался он с чего? Давайте разрешим женщинам голосовать, давайте разрешим женщинам работать, давайте сделаем одинаковый отпуск по уходу за ребенком отцу и матери, чтобы они друг друга подменяли. Такая социальная служба. В этом смысле, конечно, программа не занималась отстаиванием прав женщин. Она реально была житейская и в большей степени разбиралась в том, что с женщиной происходит, почему она себя определенным образом чувствует, как так случается, что она постоянно наступает на одни и те же грабли. И даже Маша Арбатова, которая у нас позиционировалась как феминистка, разбирала ситуацию с героиней на уровне психологии. Хотя периодически включала в свою речь аспекты равных прав - и иногда вдруг выступала на стороне мужчин.

Однажды к нам на программу пришел мужчина, который сделал пластическую операцию. И все женщины, и я в том числе, были настроены - ты че, обалдел, что ли? Мужчину украшают шрамы, а не пластические операции. А Маша - к вопросу о феминизме и равных правах - сказала: а я не понимаю, на секундочку, почему вы отказываете мужчине в этом праве? Он хочет хорошо выглядеть. Он не хочет стареть. От того, как мы выглядим, часто зависит наше воздействие на работодателя. Почему это сразу накладывает на него клеймо, что он как бы вроде не совсем мужчина? Я помню, что я задумалась об этом: действительно, что за шоры такие, почему женщине можно, а ему нельзя. Но программа была не феминистской. Если, условно говоря, собралось много женщин и обсуждают свои проблемы, это еще не феминизм.

- К современному феминизму вы как относитесь?

Никак. Скучно это. Жизнь очень богата и так прекрасна в своих парадоксах, в своей полноте. В конфликтах ли, в гармонии. А тут вдруг берется узкий сегмент. Поэтому борьба за права женщин кажется мне ужасно пресной. Это как несоленый рис. Мне женщины без мужчин неинтересны. В целом неинтересны, я имею в виду, не кто-то конкретный. Женщина всегда находится во взаимодействии с мужчиной. Так придуман этот мир. Мы друг друга формируем. Как два магнита, и бесконечное поле напряжения между полюсами. Даже если ты сейчас одинока. Или мужчина сейчас одинок. Но этот мир состоит из мужчин и женщин. Из взглядов друг на друга, из оценок друг друга, все это и создает вот это поле напряжения. А самые яростные проявления феминизма возникают от отчаяния и попыток отсечь магнитное воздействие.

- Наоборот, это попытка привлечь внимание к себе и сказать: мы не хуже вас.

Это против женской природы. Конкуренция - это вообще мужское качество. А женщина устроена иначе. Она более мягкая, подстраивающаяся. Она свое возьмет абсолютно точно, но у нее другие механизмы. Конечно, мы с вами не в XVII веке. В XVII веке мне бы сказали - рот заткнула, пошла к печке, готовь щи. Уже этот рубеж преодолен. Может быть, благодаря феминисткам, я не знаю. Может быть, я такая наглая сижу здесь, в этом равноправном мире теперь и рассуждаю о том, что феминизм - это пресный рис. Но я уверена, что как только начинается тема «ребята, мы не хуже», «а я тоже могу», «а давайте еще посмотрим, кто лучше - мужик или женщина», в ту же секунду женщина вступает на территорию мужского инструментария. Давайте конкурировать? Счастливо. Ты забыла о том, что у тебя есть другая потрясающая сила.

- Какая?

Терпение. Это очень действенный инструмент, как ни странно. Ожидание, созерцание. Можно соревноваться, а можно наблюдать. И очень точно выбрать момент и сказать: а давай я помогу. И оказаться нужной, и очень точно вложить свою энергию, и оказаться в выигрыше. Ну разная природа. Не надо себя в этом смысле мучить. Все формы агрессии - конкуренция, захват территории - это в мужской энергетике. А у женщины другие способы существования в этом же самом мире. Просто нужно найти свою силу. У настоящей силы нет надрыва и истеричной ноты - «ну посмотрите на меня, возьмите меня в расчет, мы тоже есть на этом свете». Это позиция слабости. Потому что если ты правда сильный, то ты можешь в стороне подождать. Своего часа.

Вы ждали, что вас снова позовут на телевидение после того, как в 2002 году закрылась программа «Продолжение следует» на НТВ и у вас закончилась работа?

Первый год из десяти. Это был прекрасный урок, за который я благодарна жизни. Когда последовательно закончилось ТВ-6, а потом НТВ, я была уверена, что недолго просижу без работы. Я помнила многократные опросы, которые делались в медиа по поводу того, кто самая любимая ведущая. Это была я - во всех категориях, во всех возрастах. Я совсем не тщеславна, но смотрела на эти опросы с огромной радостью: я думала, мне гарантировано будущее. У меня всегда будет работа, потому что я, кажется, доказала, что я это умею. И что меня любят. Значит, я попадаю в сердце аудитории. И когда у меня больше не зазвонил телефон и телевидение про меня забыло вообще просто, закрыло дверь, я, честно говоря, офонарела не столько от конкретной обиды, что меня не берут, сколько от того, что моя иллюзия о гарантиях и стабильности была тотально разрушена. А очень хотелось на нее надеяться. Хотелось думать, что есть какая-то в мире идеальная справедливость. Как в школе. Доказал - тебе сказали «молодец». Получил пятерку - погладили по голове, двигаемся дальше, на городскую олимпиаду. И это был большой удар - понять, что вообще ничего не гарантировано, нет никакой справедливости такого рода. Сегодня первый, завтра никто. Именно это было болезненно. Год я справлялась с ощущением ожидания, что сейчас позвонят. Через год я перестала ждать, я поняла, что надо намотать на ус и жить дальше. И я жила дальше, вычеркнув телевидение из своей жизни. Может быть, позовут, а может быть - никогда. Я больше не хотела зависеть от этой лотереи. Я хотела жить так, чтобы мне было всегда интересно, изобретать эту стабильность, в зависимости от собственных обстоятельств. Так это было. И так и есть.

- А как случилась ваша новая встреча? Все-таки телефон зазвонил? (С 2013 года Меньшова ведет на Первом ток-шоу «Наедине со всеми».)

Да. Мне сказали - хотим программу интервью, как у Опры. Я говорю - о, отличная задача. Пустяки какие. Всего-навсего - как у Опры… (Смеется.)

- А чем вам нравится Опра?

Смелостью. Профессиональной - она берет такие темы, которые пока трудно себе представить на нашем телевидении. И человеческой. На меня большое впечатление произвело, когда она поехала в тюрьму к женщинам, которые сидят за убийство собственных детей. Это такая шекспировская драма. Надо быть мужественным человеком, чтобы решиться на такой разговор, и мудрым человеком, чтобы не осудить. Она говорила с ними, пытаясь понять. Вообще она мне нравится тем, что она всегда пытается понять. Она исследует человека. И мне это тоже очень интересно - исследовать человека.

- Подобную программу у нас представить совсем нельзя?

Я не задумывалась о том, как это будет воспринято нашей аудиторией. Но не исключено, что она не совсем к этому готова. Надо понимать, что мы живем трудновато, и аудитория не хочет дополнительных страданий. Тем более включаться в сопереживание неоднозначной проблеме - не хочет.

- Америка и Европа для этого больше открыты, потому что они лучше живут?

Именно так. Широкая благотворительность начинается после долгого периода относительной стабильности. Тогда можно думать и о помощи ближнему. А пока тебя самого колбасит - то кризис, то деньги пропадут, то продуктов не будет… Человек в этом смысле животное. Он думает о своем интересе.

- А у вас есть опыт, связанный с благотворительностью?

Есть. Небольшой. Но рассказывать о нем я не буду. Я не думаю, что это может кого-то вдохновить. Движение к благотворительности рождается не от того, что ты берешь с кого-то пример. Это твой личный рост и твое внутреннее решение. Это твое движение сердца. Твой разговор с Богом, на самом деле. И на это никто не может повлиять - звезды, не звезды. Мало того, у меня есть печальное подозрение, что в нашей ментальности - надо понимать, что мы живем в России, и у нас есть свои установки восприятия - чем большей будет пропаганда благотворительности медийными людьми, тем скорее будет замыливаться эта история, тем больше она уходит от обычных людей в отдельный космос. Ну, мол, есть люди знаменитые, они занимаются, пусть занимаются. У них много денег, они от избытка объединяются, радуются все вместе между собой. Говорят: давайте поможем. Хвастаются - фу, противные такие. Потому что в теме благотворительности появляется странный и опасный оттенок - моды…

Нет, я ни в коем случае не осуждаю тех, кто это пропагандирует. У нас есть пример Чулпан Хаматовой, которая совершила абсолютную революцию личным подвижничеством просто, но это немножко другое. Она в «Подари жизнь» впряглась во всех отношениях. Она и деньги собирает, и контролирует, на что они тратятся, и ходит на переговоры c чиновниками. Это часть ее жизни. А если это не такая степень вовлеченности, то тут я остаюсь при своей точке зрения: делаешь что-то - и делай. У меня нет никакой мотивации, чтобы объявлять это публично.

- Хорошо. Давайте вернемся к программе «Наедине со всеми». Вы сами придумываете вопросы своим гостям?

Безусловно, есть прекрасная редакция. И сценарии пишутся. Совместно. Составляется план течения разговора и вопросы. Чтобы наиболее емко коснуться важных для нас тем. Когда я что-то делаю, не могу быть только исполнителем. Я должна чувствовать материал. В этом смысле мое возвращение оказалось довольно любопытным. Раньше было не принято работать с «ухом», а сейчас это норма. Сидит выпускающий редактор и просто зачитывает вопросы, а ты их озвучиваешь. Вот такое произошло контрастное изменение с телевидением 90-х.

Одну передачу мы так поработали, и я поняла, что схожу с ума. Я не очень слышу собеседника. Буквально, физически не слышу, уж не говоря о том, что мне надо его как-то почувствовать, понять, разобраться, что за человек передо мной сидит. А там, в «ухе», нон-стопом идет вопрос за вопросом. И я сказала: нет, мы так работать не будем, потому что я так не могу. Наверное, у кого-то со временем развиваются полушария, чтобы удерживать оба потока информации, но они развиваются в сторону шизофрении. Кроме того, в этом и есть профессия ведущего. Ты в кадре, в этом и твой класс - умеешь справиться, не умеешь справиться, ты либо умный, либо глупый. Да, у меня есть карточки, есть продуманный план. Но все равно течение беседы - это моя власть.

- И от чего вы отталкиваетесь, задавая очередной вопрос?

Я хорошо себе представляю аудиторию, для которой работаю. Чему, кстати, весьма способствует то, что я работаю в театре в антрепризе и не отказываюсь от этой работы, хотя она могла бы меня тяготить, телевидение отнимает много времени. Я очень люблю антрепризу за возможность ездить по России с гастролями. Зал в разных городах - удивительная картина: на что он реагирует, какие грани спектакля воспринимаются лучше, а какие вообще не воспринимаются. Как люди выглядят. Как города выглядят. Нюх настраивается. Телевизионная аудитория и театральная в большинстве своем женская, я чувствую, что людей интересует.

- Личная жизнь?

- Можно и так это назвать. Людей интересует житейское, то, что может их объединить. Принцип довольно простой. Если вы певица и рассказываете мне о том, как вы с утра встаете, полощете горло, как настраиваете свой голос…

- Ходите к фониатру.

- Если я тоже певица, мне интересно. Если я не певица, через пять минут я пойму, что это адресовано не мне. Что объединяет всех людей? Мамы, папы, дети, мужья. Любовь, разлуки, предательства, дружбы. Можно назвать это личной жизнью, окей. Но я думаю, что эти общечеловеческие вещи как раз и портретируют каждого из нас в наибольшей степени. И именно они делают возможным подключение аудитории. Когда вы говорите, что у вас были сложности с мужем, но вы их пережили, люди имеют возможность сопоставить эти обстоятельства, прикинуть на себя, сказать - господи, у меня такого не было, бедная она. Или - ой, как я ее понимаю, у меня такое же было. А это сразу прямая связь - от сердца к сердцу.

Я не захожу глубже, чем позволит герой, охраняющий свои границы. Даже если этого, может быть, хочет аудитория, потому что у аудитории нет конца интереса к подробностям. Это уже вопрос моего вкуса. Я и к себе совсем глубоко не пущу, и в героя очень глубоко не залезу. Но выйти на эту тематику мы обязаны просто потому, что это единственное, что перекидывает мост между любым медийным человеком и аудиторией, которая его любит за его, может, творчество, но хочет узнать: а какой он человек?