Демидовы, ставшие в Италии князьями San Donato Demidoff, поражали воображение итальянцев сказочным богатством, меценатством, благотворительностью. Особенно Демидовы любили Флоренцию. Состояние своё они нажили на экспорте в Европу редких металлов - Демидовым принадлежали богатые рудники и заводы в Нижнем Тагиле.
Первым из Демидовых, появившихся в столице Тосканы, был Никита Никитич Демидов (1773-1828). Этот Демидов предпочел предпринимательству дипломатическую карьеру и в 1815 году переселился во Флоренцию, заняв должность русского посланника при Тосканском дворе. Титул князь Сан-Донато был впервые введён в 1840 году тосканским великим герцогом Леопольдом II для сына Никиты Никитича - Анатолия, чтобы он мог жениться на Матильде Бонапарт - племяннице Наполеона I, без ущерба для её статуса принцессы.
Среди русских, проживавших долгое время во Флоренции, род Демидовых занимает исключительное место. Жили Демидовы с широким размахом: их загородную усадьбу даже считали вторым по великолепию дворцом после дворца Великого герцога Тосканского.
Память о меценатах Демидовых до сих пор бережно сохраняется во Флоренции. Демидовы - единственные, кому посвящена площадь на набережной реки Арно в квартале Сан-Никколо, и улица Виа делла Вилла Демидов в районе Новоли, где находилась их загородная резиденция. Фамилия Демидовых увековечена в величественном памятнике Николаю Никитичу Демидову. Этот великолепный монумент находится на площади, носящей имя Демидова.
Фото
Надпись на пьедестале памятника гласит: "Дабы жители квартала Сан-Никколо всегда имели перед собой живую память о командоре Николае Демидове, неустанном и великодушном благотворителе, сын его Анатолий подарил этот памятник городу Флоренции в 1870 г."
Памятник был заказан скульптору Лоренцо Бартолини Анатолием Демидовым для парка семейной резиденции, а в 1870 году был подарен заказчиком муниципалитету Флоренции. Тогда городские власти и приняли решение установить его на площади, носящей имя Демидова, где он и стоит до сих пор. Место выбрали неслучайно: именно на этой площади во дворце графов Серристори Николай прожил несколько лет, проявив себя щедрым благотворителем и стараясь облегчить участь бедного населения квартала Сан-Никколо.
В городе на реке Арно Николай Никитич составил богатейшую картинную галерею. Он с удовольствием заказывал известным художникам собственные портреты и портреты членов своей семьи.
Николай Никитич Демидов (1798-1840). Из собрания А. Тиссо Фото
Он основал детский приют и бесплатную школу для мальчиков, в которой обучали, помимо прочего, рисованию, шелковому производству, ткацкому, сапожному и типографскому мастерству. Он позаботился и о содержании врача, который должен был проживать в этом же районе и которого можно было вызвать любое время. Врач должен был также регулярно осматривать детей школы.
Николай Никитич скончался во Флоренции 22-го апреля 1828 года. По его воле и с разрешения императора Николая I тело его перевезли из Италии в Россию и предали земле в Нижнем Тагиле. Двум своим сыновьям, представлявшим уже шестое поколение династии, Николай Демидов оставил состояние, вдвое превышавшее то, что он получил от отца.
Анатолий Николаевич (1812-1870) продолжил благотворительное дело своего отца и вдобавок к финансированию школы и содержанию врача основал аптеку, где бедным бесплатно выдавали медицинские препараты. Но улице виа дель Джардино Серристори в районе Сан-Никколо есть Дом престарелых, названный в честь Демидова (Residenza Sanitaria Assistenziale Demidoff), на виа Сан-Никколо над входом в школу для бедных детей сохранился чугунный герб Демидовых с их девизом "Acta non verba" - "Делами, а не словами". Площадь и памятник являются свидетельством того, что Демидовы были верны этому девизу, своими делами оставив долговечный след своего присутствия во Флоренции.
В Палатинской галерее флорентийского дворца Питти теперь висит парадный портрет А.Н. Демидова кисти Карла Брюллова.
К.П. Брюллов. Портрет Анатолия Николаевича Демидова на коне. Фото
Ещё один флорентийский благотворитель Павел Павлович Демидов, 2-й принц Сан-Донато (1839-1885), племянник и наследник бездетного Анатолия Николаевича, открывал школы, приюты, устраивал дешёвые столовые для рабочих. В 1879 году признательное население Флоренции поднесло Демидову золотую медаль с изображением его и супруги и адрес, доставленный особой депутацией. Муниципалитет по этому случаю избрал князя и княгиню Сан-Донато почётными гражданами Флоренции.
Louis Gustave Ricard (1823-1873). Павел Павлович Демидов,1859. Фото
Когда в 1880 году Павел Демидов решил покинуть Флоренцию, свою домашнюю церковь он пожертвовал православной церкви, а великолепную коллекцию продал на аукционе. Финансовый результат торгов оказался ничтожным. Дворец Сан-Донато был разорён.
А.А. Харламов (1840-1925). Портрет четырех детей от второго брака Павла Павловича Демидова: Авроры (1873-1904), Анатолия (1874-1943), Марии (1877-1955) и Павла (1879-1909)). Пратолино,1883. Фото
Благодарная Флоренция отметила и вклад Павла Демидова, выделившего значительную сумму на финальную отделку одного из красивейших соборов мира - кафедрального собора Санта-Мария-дель-Фьоре.
Гербы жертвователей размещали на фасаде собора. Место расположения и размеры гербов обуславливались вносимой суммой.
Герб Демидовых оказался одним из самых больших и на самом почётном месте - на главном фасаде, первым справа от центрального портала.
Дочь Павла Павловича от второго брака - Мария Павловна Демидова, княжна Сан-Донато до замужества, а в замужестве княгиня Абамелек-Лазарева (1877-1955) - последняя представительница знаменитого рода, чьи судьбы были тесно связаны с Флоренцией. Мария Павловна - красивая, умная и образованная, была к тому же прекрасной балериной.
Когда на рубеже XIX-XХ веков княгиня Мария Павловна выходила замуж за князя Семена Семеновича Абамелек-Лазарев (1857-1916) - одного из богатейших людей России, она получила в приданое от матери родовое имение Пратолино, находящееся в предместье Флоренции. В 1916 году Мария Павловна овдовела: ее муж был убит на Кавказе. Он оставил жене роскошную виллу Абамелек в Риме и крупный счет в Итальянском банке. После Октябрьской революции всё достояние Демидовых в России было национализировано. Но в итальянских и других европейских банках на счетах Марии Павловны сохранились значительные капиталы, что и позволило ей, продолжая семейную традицию, осуществлять благотворительную деятельность.
Н.П. Богданов-Бельский. Портрет М. П. Абамелек-Лазаревой, 1900-е. Государственный Эрмитаж
Мария Павловна была старостой русский церкви во Флоренции. Она составляла целые списки ежемесячных пособий русским эмигрантам, отдельным лицам и целым учреждениям. Она помогала очень многим - Сергиевскому подворью в Париже, подворью святителя Николая в Бари, афонским монахам, валаамским монахам и многим частным лицам. Княгиня поддерживала созданный во Флоренции хор кубанских казаков. Хлопоты М.П. Демидовой по устройству судеб соотечественников обычно встречали благоприятный отклик со стороны Флорентийской коммуны и Флорентийского университета.
В 1935 году в память о муже княгиня основала Национальный дом для тяжелобольных участников Первой мировой войны. В 1939 году в предместье Пратолино арендовала жилье для бедняков, оставшихся без крова.
Мария Павловна с гостями в Пратолино, 1913 год Фото
Последняя из Сан-Донато не оставила наследников, и все её достояние перешло племяннику, югославскому принцу Павлу Карагеоргиевичу. Принц Павел забрал из Флоренции самые дорогие предметы, а переписку княгини, ее архив он просто бросил. И все бы это пропало, если бы итальянцы не подобрали эти листочки на русском языке, которые просто были разбросаны в Пратолино, и не сложили бы это всё до поры до времени в архиве провинции Флоренции.
Добрая память о княгине М.П. Демидовой и по сей день жива во Флоренции. Свято сохраняется ее могила в Пратолино, рядом с домовой церковью семьи. На могиле стоит мраморное надгробие, и до сих пор люди приносят сюда цветы, вспоминая хозяйку и её добрые деяния...
Фото
Княгиня, сумевшая сохранить существенные средства, долгое время поддерживала виллу в хорошем состоянии. Она вложила много сил и средств в сохранение этого уникального памятника истории и культуры. После смерти бездетной княгини вилла, созданная по замыслу Франческо I Медичи в XVI веке, пройдя через несколько собственников, была выкуплена итальянским государством. Сейчас здесь находится музей, здание виллы окружают великолепные сады с многочисленными павильонами, скульптурами и фонтанами.
Фото commons.wikimedia.org User:Sailko
Достойной данью памяти последней из Сан-Донато является также сохранение архива М.П. Демидовой и его публикация. В архиве сохранились и документы, относящиеся к судьбе виллы Абамелек-Лазарева в Риме. Но это уже совсем другая история, и как-нибудь я её расскажу...
Если вы не впервые во Флоренции или вам выпала возможность провести в этом городе не один день, пройдите еще раз по улицам и площадям и погрузитесь в воспоминания о великих соотечественниках, бывавших в этих местах. Они точно также прогуливались по проложенным туристами тропам, очарованные городом на реке Арно.
Вконтакте
Двери вдыхают воздух и выдыхают пар; но
ты не вернешься сюда, где, разбившись попарно,
населенье гуляет над обмелевшим Арно,
напоминая новых четвероногих. Двери
хлопают, на мостовую выходят звери.
Что-то вправду от леса имеется в атмосфере
этого города. Это - красивый город,
где в известном возрасте просто отводишь взор от
человека и поднимаешь ворот.
Бродский “Декабрь во Флоренции” (1976)
Из известных русских, посетивших Флоренцию, пожалуй, только Александру Блоку не пришлась она по душе. Богачи Демидовы выделяли огромные средства на реставрацию великих памятников Флоренции, Бродский и Тарковский воспели этот город в своем творчестве, а Достоевский и Чайковский частенько останавливались здесь во время своих европейских путешествий. И все они так или иначе оставили во Флоренции свой след.
Русские заинтересовались Флоренцией и впервые попали сюда в далеком 1439 году. Это было связано с важным религиозным событием - Флорентийской унией, неудавшейся попыткой объединить русскую и католическую церкви. С тех пор во Флоренции перебывали русские паломники, которые мельком осматривали город и спешили в Рим и Бари, русские интеллигенты, которых манили Данте и мастера Возрождения. Были тут и так называемые “дачники”, которые надолго приезжали сюда для поправки здоровья, да так и оставались здесь жить, занимаясь меценатством и коллекционированием. За дачниками приезжали эмигранты, среди которых оказались Достоевский, Бродский, Тарковский и другие.
Сегодня здесь останавливаются многочисленные туристы, толпами отдающие дань Уффицы, Давиду, Понте Веккьо, и разборчивые путешественники, которые ищут в своих поездках не только связь с общемировым прошлым, но и с родными корнями.
Где бы Вы ни остановились во Флоренции, начните свою прогулку с Дуомо. Этот символ Флоренции состоит из трех элементов – самого собора Санта Мария дель Фьоре, Баптистерия с золотыми вратами Рая Гиберти и колокольни Джотто.
Панорама Флоренции. Собор Санта-Мария-дель-Фьоре, колокольня Джотто, купол базилики Сан-Лоренцо / Shutterstock.com
Собор Санта Мария дель Фьоре был построен на месте старинной церкви Санта Репарата, названнной так в честь покровительницы Флоренции в IV веке. Поражающие масштабы здания, неповторимый по европейским меркам купол, великолепный сложный мраморный фасад отсылают нас к средневековой истории конкуренции между величественной Флоренцией и ее завистливыми соседями – городами Пизой, Лукой, Сиеной. Там с XI века стали строить красивые соборы, а во Флоренции все еще стояла древняя церковь Санта-Репарата. Ведущее положение флорентийской державы обязывало построить новый собор. В конкурсе архитектурных проектов победил Арнольфо ди Камбио, который и возвел гигантское строение длиной 153, шириной 38 и высотой 107 метров. Собор Санта Мария дель Фьоре был построен в 1434 году, и на тот момент стал самым большим в Европе. Власти Сиены сделали попытку переплюнуть Флоренцию, но их замыслы не были реализованы, а город и по сей день остается с недостроенным собором.
Смотря на интересный фасад Дуомо, стоит вспомнить, что большей частью он был построен на средства уральских заводчиков Демидовых. Их фамильный герб расположился на почетном месте – справа от главного входа в собор Санта-Мария дель Фьоре.
История связей Демидовых с Флоренцией начинается с имени Николая Никитича Демидова, который в 1819 году с семьей переезжает в Тоскану, чтобы поправить здоровье, да так и остается здесь. Флоренция и Тосканская область стали его вторым отечеством. По разным свидетельствам Демидов занимал здесь должность российского посланника или поверенного при Тосканском дворе, а среди простых итальянцев он приобрел широкую известность за щедрость, любовь к искусству, и масштабную благотворительную деятельность.
Николай Демидов выделял средства на больницы, помогал бедным, был увлеченным коллекционером предметов изобразительного искусства. Его сын Анатолий пожертвовал средства на восстановление фасада собора Санта-Кроче и время от времени приобретал работы Перуджино, Джорджоне, Тициана, Тинторетто, а также получил титул князя Сан Донато (по имени фамильной виллы под Флоренцией) от герцога Тосканского. Племянник Анатолия Павел Демидов открыл во Флоренции школы, дешевые столовые, ночлежки. Кроме того, он пожертвовал 38 тыс. лир (деньги 19-го века имели золотой эквивалент, но можно приравнять эту сумму к сотням тысяч евро) на реставрационные работы и возведение фасада кафедрального собора Санта-Мария-дель-Фьоре, который до 19 века был покрыт неотшлифованным камнем (сейчас такой фасад можно увидеть у собора Сан Лоренцо). Сегодня глаз туриста теряется среди многочисленных скульптур и декоративных элементов из белого, зеленого и розоватого мрамора.
Вид на город с купола собора. Арх. Ф. Брунеллески / Shutterstock.com
Если Вам нравится смотреть на город с высоты, то Дуомо представляет целых две таких возможности. Вы можете забраться на купол Брунеллески и посмотреть его изнутри (вход – 8 евро). В теплое время года здесь всегда большие очереди. Можно забраться и на колокольню Джотто (вход – 6 евро). Если Вы любитель крутых подъемов по узким винтовым лестницам, то вам сюда. Ни в одном, ни в другом сооружении нет лифта, а высота подъема составляет около 400 ступенек. Однако главный недостаток такого развлечения в том, что с высоты Дуомо не будет виден сам собор, и уж конечно, этот вид не сравнится с тем, что откроется с piazzale San Michelangelo или с холма Сан Миниато, куда мы отправимся чуть позже.
Обойдите Дуомо вокруг, внимательно рассмотрите фасад. Возможно, покажется нелепым, что столь огромное сооружение стоит на неподходящей маленькой площади, и его невозможно увидеть полностью. Впрочем, дистанция в несколько шагов придает величественность этому духовному центру города, это и было главной идеей архитекторов. Памятники им стоят слева от главного входа (если стоять к собору спиной): Филиппо Брунеллески и Арнольдо Ди Камбио были при жизни врагами, но флорентийцы решили их примирить и поставили памятники творцам рядом друг с другом.
Обойдя собор слева, выходим на улицу via dei Servi, ведущую на площадь Santissima Annunziata. Здесь, у дома номер 2, можно вспомнить еще об одном нашем соотечественнике, графе Дмитрие Петровиче Бутурлине.
Воспитательный дом (Оспедале дельи Инноченти) и памятник Фердинандо I Медичи на площади Сантиссима Аннунциата. Арх. Ф. Брунеллески ©pio3 / Shutterstock.com
Коренные москвичи Бутурлины, потеряв свою огромную библиотеку после пожара 1812 года стали первыми русскими эмигрантами в Италии (1818 год) и, осев во Флоренции, начали собирать новую коллекцию книг в роскошном ренессансном особняке Палаццо Монтаути-Никколини (сегодня просто Palazzo Niccolini) в самом центре города. На карте Флоренции до недавнего времени этот особняк обозначался не иначе как Palazzo Buturlin, а на фасаде остался герб графа Дмитрия Петровича Бутурлина.
Сегодня в этом особняке расположилась дорогая гостиница, где сохранились все интерьеры XIX века. Если попросить разрешения, то вас впустят посмотреть не только дворик особняка, но и внутреннее его убранство (заходите в ворота и слева поднимаетесь по лестнице на второй этаж).
Вернитесь к Дуомо и по улице dei Calzaiuoli идите до площади piazza della Signoria. По дороге обратите внимание на красивое здание Орсанмикеле (Святой Архангел Михаил) с интересным фасадом со скульптурами. Это здание служило сначала рынком, потом церковью, а главное, оно стало показательным примером развития ренессансного искусства. В 1290 году архитектор Дуомо Арнольфо Ди Камбио построил здесь Лоджию, которая служила рынком, но вскоре сооружение сильно пострадало от пожара, а в 1337 году его восстановили, надстроив третий этаж и превратив первый в церковь Девы Марии и ее матери Анны. Храм украшен скульптурами покровителей различных цехов, правивших в городе. Скульптуры со временем приходили в негодность из-за частых дождей, и их заменяли в соответствии с новыми художественными тенденциями. Расположение между Дуомо и площадью della Signoria сделали Орсанмикеле и символом власти искусства над светскими и духовными властями.
Если к этому времени Вы проголодаетесь, зайдите в ресторанчик настоящей тосканской кухни «Osteria dei Buongustai» на улице Via dei Сerchi, 15/r (открыт с 12:00 до 15:00). Остерия полностью оправдывает свое название «Гурман». Лучше прийти сюда не позже 13:00, потому что это место пользуется популярностью самих флорентийцев. В ресторанчике есть меню на английском языке. Гостям города, если они небольшие охотники до тосканских экзотических блюд из говяжьих внутренностей (lampredotto или trippa), мы посоветуем насладиться домашней пастой папарделли, блинчиками со шпинатом креспелле, а на десерт заказать кусочек традиционного горячего шоколадного торта.
По улице Dei Cerchi выходите к площади della Signoria и к городской ратуше, палаццо Веккьо. Именно здесь в марте 1996 года Иосифу Бродскому за вклад в мировую культуру дали титул почетного гражданина Флоренции и вручили премиальный золотой флорин - точную копию средневековой флорентийской монеты.
Нужно сказать, что в Италии Бродский больше прославился как боготворитель Венеции, где он и был похоронен. Любовь же поэта к Флоренции малоизвестна и лучше всего передана в стихотворении «Декабрь во Флоренции» (1976).
Глаз, мигая, заглатывает, погружаясь в сырые
сумерки, как таблетки от памяти, фонари; и
твой подъезд в двух минутах от Синьории
намекает глухо, спустя века, на
причину изгнанья: вблизи вулкана
невозможно жить, не показывая кулака; но
и нельзя разжать его, умирая,
потому что смерть - это всегда вторая
Флоренция с архитектурой Рая.
Визит во Флоренцию в 1996 году был последним визитом Бродского в Италию. Поэт скончался в том же году в США.
Каменные мостовые, небольшие промежутки между многочисленными домами, довольно узкие улицы, толпы туристов, беспорядочные велосипедисты, не слезающие со своих двухколесных друзей, шумный дымный транспорт, общая суета в городе – такой Флоренция была и век назад, но у Александра Блока и Иосифа Бродского сложилось о ней разное впечатление.
Внутренний двор Палаццо Веккьо / Shutterstock.com
В Палаццо Веккьо можно бесплатно посетить внутренний дворик, вход в который находится рядом с копией знаменитого «Давида» Микеланджело. А летом в “Старый дворец” (именно так переводится с итальянского «Палаццо Веккьо») можно прийти и вечером (последний вход в 23:00), и после просмотра работ Микеланджело, Вероккьо и других мастеров Возрождения подняться на последний этаж и насладиться видом на ночную Флоренцию с открытого балкона.
Перед входом во внутренний дворик на стене слева вы заметите выбитый в камне профиль. Ходит поверье, что этот профиль выбил сам Микеланджело с закрытыми глазами, чтобы продемонстрировать, что искусство не требует физического зрения, достаточно внутреннего видения.
Если Вы решите зайти в галерею в этот день, то о дальнейшей прогулке можно забыть (галерея хоть и небольшая, но полна шедевров). В этой же прогулке мы советуем вам выйти на набережную реки Арно. Здесь с небольшой смотровой площадки можно увидеть необычный старинный мост Понте Веккьо и коридор Вазари, соединяющий Uffizi c дворцом Питти.
Понте Веккьо и Коридор Вазари, соединяющий галерею Уффици с Палаццо Питти / Shutterstock.com
Не спешите повернуть направо и пройти по самому мосту Понте Веккьо. Воспользуйтесь возможностью увидеть его издалека. Для этого поверните налево и направляйтесь к следующему мосту, Ponte alle Grazie.
Сразу за мостом, выше, видна Вилла Бардини. Этот район Флоренции – Олтрарно - очень престижное и дорогое место, где живут зажиточные коренные флорентийцы, многие дома прямо на набережной реки Арно сдаются иностранцам. Здесь не так суетливо, как в историческом центре вокруг Дуомо, меньше магазинов и ресторанов. Однако и тут набережная имеет свою богатую историю.
С моста поворачиваем налево и заходим в зеленый сквер, расположившийся на площади под говорящим названием Piazza Demodoff. Подойдите к беседке с памятником в центре сквера.
Л. Бартолини. Памятник Н. Н. Демидову на Демидовской площади во Флоренции© Flickr.com
По распоряжению Анатолия Демидова благодарные флорентийцы поставили белую мраморную статую первого Демидова во Флоренции - Николая, выполненную скульптором Лоренцо Бартолини. Интересны символы, изображающие могущество и качества Демидова, использованные в монументе: сам Николай изображен в виде римского сенатора, который прижимает к груди сына Анатолия, а женская фигура около него символизирует признательность и преподносит Демидову лавровый венок. По углам постамента - 4 статуи-аллегории: Природа, Искусство, Милосердие, Сибирь (последняя держит в руках Плутоса с мешком золота – несметного богатства рода Демидовых). Обратите внимание, что только последняя фигура – Сибирь – полностью одета и носит шляпу, ведь все итальянцы знают, как бывает холодно в России.
По приезде во Флоренцию Николай Никитич основал на этой площади приют для сирот и престарелых, который назвали “приют Демидова”. Сегодня его фасад украшен горельефным изображением Николая Никитича. Приют расположился неподалеку от палаццо Серристори (слева от памятника в сквере - Lungarno Serristori, 21), где первое время жил сам Демидов. Это здание сегодня закрыто, но внешний его заброшенный вид может порадовать многих фотографов – охотников за стариной.
Так совпало, что в этом районе Флоренции многое связано с именем Николая Демидова – сам район назван в често Святого Николая, здесь есть одноименная улица, арка, а также церковь. А флорентийцы шутят, что если местные жители договариваются встретиться у Давида, то русские патриотично могут встречаться у памятника Демидову.
Совсем рядом на улице Сан Никколо, на довольно скромном доме номер 91 недавно появилась табличка: «Андрей Тарковский, несравненный режиссер духовного кино, изгнанник во Флоренции в этом доме провел последние годы своей жизни, гость и почетный гражданин города Флоренция».
«Флоренция - это город, возвращающий надежду», - так писал режиссер, оказавшийся бездомным скитальцем в Европе. Флорентийская мэрия выделила ему комнату на улице Сан Никколо, где великий русский режиссер прожил с 1983 по 1986 и где написал сценарии к последним фильмам «Ностальгия» и «Жертвоприношение». Есть что-то схожее в судьбах двух мастеров – Бродского и Тарковского. Оба они любили Флоренцию, оба провели здесь последние годы своей жизни, оба стали почетными гражданами Флоренции.
Кстати, если вы большой поклонник творчества Андрея Тарковского, то можно устроить небольшой тур по окрестностям Флоренции, по местам, где снимался фильм «Ностальгия». Это недостроенный собор в Сан Гальгано и бассейн в Баньи Вийони.
Дальнейшее направление вашего маршрута рассчитайте по силам. Если Вы устали и не готовы на героический подъем, то от дома Тарковского идите в сторону Понте Веккьо, а потом сразу к Палаццо Питти (пропустите часть маршрута с подъемом и спуском, который займет у вас около часа).
Если же силы еще есть, продолжайте идти по улице Сан Никколо и по указателям дойдите до ворот Сан Николо. Это единственные ворота во Флоренции, сохранившие первоначальную высоту, остальные не достигают такой высоты, потому что давно вросли в мостовые.
Пройдите через них и идите вверх по лестнице до площадки Piazzale Michelangelo. Довольно крутой подъем займет около 15 минут. Если вы не будете спешить и насладитесь постепенным подъемом и открывающимися видами на Флоренцию, этот отрезок Вам особенно понравится. Теперь Вы точно не пожалеете, что не поднялись на купол Дуомо.
От площадки Микеланджело вдоль по улице Галилео пройдите до лестницы, ведущей к бенедиктинскому монастырю Сан Миниато. Сюда, как ни странно, доходит меньше туристов, видимо, от незнания или усталости. А ведь это место стоит посетить и ради монастыря, и ради потрясающего вида.
Фасад базилики Сан Миниато аль Монте / Shutterstock.com
Среди всех базилик Сан-Миниато аль Монте - единственная сохранившаяся почти в неизменном виде с момента возведения в 1018 году (фасад был начат в 1090 году). У вас появится отличная возможность присмотреться к типично романскому убранству храма и полюбоваться фресками, изображающими жизнь святого Бенедикта, а также майоликовым сводом, созданным Лукой делла Роббиа.
Рядом с церковью находится кладбище Cimitero delle Porte Sante, на котором захоронены известные итальянцы, среди которых создатель Пиноккио Карло Коллоди, художник Пьетро Аннигони, поэт и писатель Луиджи Уголини, режиссёр Марио Чекки Гори, физик Бруно Бенедетто Росси и другие.
Возле базилики Вы можете приобрести необыкновенные сувениры – продукты и снадобья, изготовленные самими бенедиктинскими монахами.
С лестницы, ведущей к церкви Сан Миниато аль Монте откроется потрясающий вид на Флоренцию, особенно сильный при заходящем солнце. Голубое небо, золотистые виллы, терракотовые крыши, оливы и темно-зеленые кипарисы. Эти панорамы долго будут Вам вспоминаться в заснеженной России.
Спускаетесь на улицу Галилея и идете вдоль по ней налево до пересечения с улицей Сан Леонардо. Теперь попробуйте представить отрывок из великих «Времен года» Петра Ильича Чайковского и обратите внимание на мемориальную табличку на доме 64 по улице Сан Леонардо: «На этой вилле в 1878 году проживал и творил Петр Ильич Чайковский, где от бескрайних русских равнин и нежных тосканских холмов претворил в жизнь бессмертные гармонии обоих краев».
Это не единственное место во Флоренции, где проживал Чайковский во время своих визитов в этот город. Однако гостиницы «Софитель» и «Вашингтон» не столь романтичны для того, чтобы размещать на них подобные слова, в отличие от этого уединенного уголка на вилле Бончани и на одной из самых красивых улиц Флоренции Сан Леонардо.
Неподалеку от этого особняка проживала в гостинице и Надежда Филаретовна фон Мекк, поклонница творчества композитора и его меценат. За 13 лет переписки Чайковский так ни разу и не встретился с ней. Фон Мекк оказывала ему широкую финансовую поддержку, но пожелала остаться неизвестной для своего кумира.
Флоренцию композитор любил. Весной 1890 года, в свое последнее пребывание здесь, Чайковский в небывало короткие сроки, всего за 44 дня, написал в эскизах свое любимое детище - оперу «Пиковая дама». Тогда же было написано посвящение любимому городу - секстет «Воспоминание о Флоренции».
Если Вы устали, то можете вернуться обратно в центр Флоренции на автобусе (маршрут 23). Но Вы не пожалеете, если совершите и получасовую медленную прогулку по самой тосканской части Флоренции среди многочисленных вилл, оливковых кустов, кипарисов. Продолжайте спускаться по улице Сан Леонардо, по ней вы дойдете до улицы Costa Giorgio, по которой спуститесь на площадь Felicita’.
Спускаемся в город, к церкви Санта Феличита. Прямо через эту церковь проходит коридор Вазари. На сам коридор Вазари билеты нужно заказывать сильно заранее, а вот в церковь можно войти бесплатно. Туристы заходят сюда и чтобы посмотреть на «Положение во гроб» художника Понтормо.
От площади Феличита поворачиваете налево и проходите по улице Guicciardini до покатой площади галереи Питти.
Фасад Палаццо Питти © Inu / Shutterstock.com
«…В конце ноября 1868 года мы перебрались в тогдашнюю столицу Италии и поселились вблизи Palazzo Pitti. Перемена места опять благоприятно повлияла на моего мужа, и мы стали вместе осматривать церкви, музеи и дворцы», - так писала в воспоминаниях жена Ф.М. Достоевского Анна Григорьевна Сниткина.
Точный адрес дома, в котором проживал Достоевский остался неизвестен. Однако в XX веке поэт Евтушенко изучил документы того времени и выяснил, что Достоевский жил в доме номер 22 по улице Guicciardini, где впоследствии появилась мемориальная доска. По свидетельствам, именно в этом доме Достоевский завершил 17-месячный свой труд – роман “Идиот” в 1869 году.
Впервые Достоевский попал во Флоренцию в 1862 году вместе с критиком Н.Н. Страховым, а затем после разорительных путешествий по Европе, вернулся сюда с новой женой Сниткиной, которая занялась финансовым обеспечением писателя. Флоренция привлекала Достоевского мягким климатом и библиотекой.
По свидетельству Анны Григорьевны, «нашлась отличная библиотека и читальня с двумя русскими газетами», и писатель «ежедневно заходил туда почитать после обеда». Речь идет о библиотеке - Научном Кабинете Вьессе, куда поступали главные европейские издания. Сегодня эта библиотека находится в здании Палаццо Строцци.
Сады Боболи и вид на Флоренцию / Shutterstock.com / Shutterstock.com
«Мне предписано было доктором много гулять, и мы каждый день ходили с Федором Михайловичем в Giardino Boboli (сад, расположенный за дворцом Питти), где, несмотря на январь, цвели розы. Здесь мы грелись на солнышке и мечтали о нашем будущем счастье», - пишет Анна Григорьевна.
По пути к мосту можно зайти в один из многочисленных ресторанов на набережной. Стоит иметь в виду, что все они здесь довольно дорогие, но не теряют в качестве, несмотря на свое туристическое предназначение. Так, один из ресторанов – недавно открывшийся «Open Air» может похвастаться рыбными блюдами и великолепным видом на Понте Веккьо и на противоположный берег (стоимость обеда – 50-100 евро).
На этом Вы можете завершить прогулку, вернувшись назад по мосту Понте Веккьо. Погрузившись в золотую паутину ювелирных лавочек, Вы плавно перетечете в роскошь модных магазинов и выйдете на площадь Республики, которая застала всех перечисленных нами великих соотечественников. Эта площадь отличается от остальных площадей Флоренции, поскольку была построена специально к готовящемуся назначению Флоренции столицей Италии (1865-1870).
Возвращаясь домой, подумайте о том, что Вы прошли по городу, где русские бывали с 15 века. И кто знает, может быть на отеле, где Вы остановились, когда-нибудь появится табличка с Вашим именем.
Есть города, в которые нет возврата.
Солнце бьется в их окна, как в гладкие зеркала. То
есть, в них не проникнешь ни за какое злато.
Там всегда протекает река под шестью мостами.
Там есть места, где припадал устами
тоже к устам и пером к листам. И
там рябит от аркад, колоннад, от чугунных пугал; там толпа говорит, осаждая трамвайный угол,
на языке человека, который убыл.
И. Бродский “Декабрь во Флоренции”
Опубл.: Организации русских эмигрантов во Флоренции (1917-1949) // Россия и Италия. Вып. 5. Русская эмиграция в Италии в ХХ в. М: Наука. 2003. С. 32-39.
В начале 1920-х гг. русские, по разным причинам уже давно осевшие во Флоренции, стали осознавать, что путь домой им в ближайшем будущем отрезан, и что из категории «российских подданных, живущих заграницей» они, вместе с беженцами, превратились в аполидов .
Как это часто случается в диаспоре, люди, утратившие родину и объединенные, хотя бы формально, общей судьбой, ощутили необходимость в собственных национальных очагах, где могли бы сберечь культурную идентичность, утолить ностальгию и обрести взаимопомощь.
Один важнейший такой «очаг» здесь уже существовал. В 1903 г. в столице Тосканы был торжественно открыт православный храм . Его строитель, протоиерей Владимир Левицкий, подробно описал жизнь русской общины на страницах своего неизданного дневника . Прихожане о. Владимира, преимущественно состоятельные и знатные персоны, добровольно избравшие Италию местом постоянного проживания, составляли костяк русской среды во Флоренции и после революции (Нарышкины, Струковы, Скаржинские, Фитингофы). Отношения между пастырем и паствой не были идиллическими: выходцу из сельского духовенства пришлось столкнуться со многими проявлениями высокомерия и гордыни. На страницах дневника, который о. Владимир Левицкий вел в 1897-1912 гг., встречается, например, следующее утверждение: «с самого начала дела храмоздания так называемая флорентийская русская колония выражала свое внимание к этому делу не столько существенною ему помощью, сколько нареканиями, пререканиями и пересудами» . В последней части своего «Журнала», начатого в сухой, деловой форме, автор подробно перечислил особ, чинивших ему разного рода препятствия (глава № 84: «Препоны в деле храмоздания»).
Революционные события на родине стали переломными в истории общины. Храм заполнился не состоятельными путешественниками и аристократами, а беженцами. Их настроение хорошо определяют слова одной эмигрантки (Ольги Евреиновой, урожденной Ребиндер), занесенные в книгу протоколов приходских собраний: «У нас, не имеющих родины, осталась лишь церковь» .
Община стала переживать трудные дни: все средства, с трудом собранные, а затем помещенные в, казалось бы, такие надежные российские банки, были национализированы; какая-либо поддержка от посольства, главного попечителя церкви, прекратилась. Протоиерею Владимиру Левицкому довелось пережить крах Российской империи: он скончался во Флоренции в 1923 г., в возрасте 80 лет (на последнем этапе жизни престарелый священник снял с себя пастырские обязанности).
Важнейшей задачей стало официальное учреждение флорентийского прихода. Прежде церковь такового прихода не имела, номинально числясь в составе Санкт-Петербургской епархии в разряде посольских храмов. В условиях вынужденного разрыва с Россией, оформление самостоятельности для общины не терпело отлагательства. В 1921 г. о. Владимир Левицкий нашел в себе силы и провел учредительное собрание. Так во Флоренции образовался русско-православный приход, отделившийся от дипломатических структур, становившихся советскими (при учреждении прихода эмигранты руководствовались постановлениями Поместного собора Русской Церкви 1917-18 гг.).
Прихожане, которых тогда записалось всего 24 человека, серьезно опасались имущественных споров с советским государством, как это произошло в Риме и других европейских городах с посольскими храмами. И в самом деле в 1924 г. советская сторона заявила претензию на флорентийскую постройку, но ее, с помощью нанятых адвокатов, удалось отринуть. В качестве основного аргумента против притязаний на храм использовался декрет Временного правительства об отделении Церкви от государства.
В те годы Апеннин достигла эмигрантская волна и численный состав прихода возрос: в 1925 г. он достиг максимума — 75 человек. Однако найти работу в Италии изгнанникам было нелегко, правительство Муссолини относилось к ним подозрительно (как к «зараженным большевизмом»), и многие быстро покинули берега Арно — ради Парижа, Белграда и других крупных центров диаспоры. К 1931 г., например, прихожан здесь стало вдвое меньше — 37 человек. Таким образом, Флоренция, как и вся Италия, в период «великого исхода» из России, не становилась для большинства эмигрантов «новой родиной», а служила как некий перевалочный пункт: из-за подобной «текучки» оседлые русские флорентийцы прозывали временных прихожан «прохожанами».
Такая ситуация усугубилась в период после Второй мировой войны: многие члены общины (среди них, например, — староста общины князь С. Кочубей) навсегда покинули Италию. С конца 1940-х гг. численность прихода и его активность стали неуклонно снижаться.
Православная Церковь, несмотря на то, что всегда играла важнейшую роль в русском рассеянии, не могла претендовать на всеохватность: в первую очередь, она оставалась религиозным институтом, а не землячеством. Кроме того, не все выходцы из Российской империи являлись православными — среди них встречались католики, протестанты, иудеи, атеисты.
Именно тяга к общему культурному знаменателю привела русских флорентийцев к учреждению «Colonia Russa in Toscana» , двери в которую были открыты всем — за исключением тех, кто признал советскую власть. Основание новой структуры произошло в 1924 г., когда виднейшие представители «русской Флоренции» составили устав «Colonia Russa…» и сформировали ее руководящие органы. Была принята и эмблема общества, помещенная на ее официальную печать: пеликан с птенцами, известный символ милосердия. Помимо объявленного курса на взаимопомощь, «Colonia Russa…» поставила своей целью проведение различного рода культурных мероприятий, которые, действительно, привлекали самую широкую публику.
В космополитической Тоскане многие россияне имели развитые отношения с другими иностранцами, в частности — с англичанами. Это обстоятельство позволило решить ряд административных проблем — вместо поиска и найма особых помещений «Colonia Russa…» стала пользоваться резиденцией Британского института, размещавшегося в 1920-30-е гг. в ренессансном Палаццо Антинори. Юридический адрес учреждения совпадал с адресом православной церкви: виа Леоне Дечимо, № 8.
На первый план в «Colonia Russa…» выдвинулся Василий Ильич Ярцев (1878-1946). Он, как и многие другие русские флорентийцы, обосновался в Италии еще до революции, будучи сотрудником императорского консульства. Став, по более поздней терминологии «невозвращенцем», Ярцев нашел работу на майоликовой фабрике Кантагалли. Он также постоянно пел в церковном хоре, регент которого А.К. Харкевич написал впоследствии проникновенный (неопубликованный) некролог .
И сам Харкевич был видным деятелем в «Colonia Russa…». Любитель словесности и истории, он не раз готовил выступления в Британском институте, посвященные видным деятелям русской культуры — Гоголю, Чайковскому, Чехову, Лермонтову. «Лебединой песнью» эмигрантской ассоциации можно назвать Пушкинские чествования 1936 г., также прошедшие в стенах Британского института, для которых Харкевич подготовил и прочитал обширный очерк о Пушкине .
Адриан Харкевич также оставил обширные воспоминания о Флоренции межвоенного периода, являющиеся ценным источником по истории русской диаспоры. Мемуарист нарисовал подробные биографические портреты многих эмигрантов, в первую очередь, — священников оо. Владимира Левицкого, Михаила Стельмашенко, Иоанна Лелюхина, Иоанна Куракина, Андрея Насальского. Обладая желчным характером, Харкевич подверг, однако, и резкой критике ряд своих компатриотов.
Если Ярцев и Харкевич стали вдохновителями литературных и музыкальных мероприятий в «Colonia Russa…», то ключевой фигурой в области живописи был Николай Лохов, знакомства с которым искали все русские посетители Флоренции, интересовавшиеся живописью. Не обладая общественным темпераментом, Лохов уклонялся от участия в эмигрантских учреждениях. Это с лихвой компенсировала его супруга, Мария Митрофановна Лохова, избранная в административный совет «Colonia Russa…», а в 1940-х гг. — старостой прихода.
В 1920-е гг. к семейству Лоховых прилепился другой русский беженец, Федор Соколов. Не имея определенной профессии, но с художественным даром, он решил также зарабатывать себе на хлеб копированием старых мастеров и поступил в подмастерья к Лохову. Соколов тяготел к миниатюре и к иконописи, и из его авторских вещей в частных собраниях Флоренции сохранились несколько икон и портрет настоятеля русского храма, отца Иоанна Куракина.
Социальные разделения в колонии были значительны, и об этом не раз писал в неопубликованном дневнике А.К. Харкевич, страдавший от надменности высокородных ее членов. Он пишет, например, о некоторых своих соотечественниках как об особах, «подверженных капризным настроениям (сколько среди них было бар из мужиков и мужиков из бар!)» .
О социальных разделениях в русской среде сообщает и префект Флоренции, в 1930 г. составивший, по сообщениям своих информаторов, отчет о русской колонии для Министерства внутренних дел (Генеральной дирекции Общественной безопасности) . Этот любопытный документ, призванный в первую очередь осветить политические пристрастия и соответствующую степень лояльности режиму Муссолини, заслуживает детального рассмотрения.
Автор, не питавший особых симпатий к русским флорентийцам, начинает меморандум с момента основания «Colonia Russa…», перечисляя членов ее первоначального руководства (Мусины-Пушкины, А. Фомин, А. Тростянский, О. Олсуфьева, Н. Муравьев-Амурский, маркиза Ридольфи, В. Ярцев). «Почти сразу между членами "Colonia" возникли трения и недовольство» — сообщает префект — «в результате чего многие члены-основатели давно отдалились от Общества, но не могут выйти из него, так как членство в нем пожизненное; другие же по инерции продолжают платить взносы, не участвуя в каких-либо мероприятиях. Можно утверждать, что число людей, действительно заинтересованных в существовании "Colonia", едва превышает три десятка: в основном, это пожилые дамы, получающие финансовую помощь от Комитета. <…> Деятельность "Colonia" заключается исключительно в совместном распитии чая каждое первое воскресенье месяца в Большом зале Британского института на Пьяцце Антинори, № 3» .
В момент составления доклада, в результате выборов 20 октября 1929 г., Комитет «Colonia Russa…» состоял из следующих лиц: В. Ярцев (переизбранный президент), И. Гауссман (кассир), Н. Харкевич (секретарь); контрольная коммиссия — баронесса Н. Тизенхаузен, профессор Н. Оттокар, В. Буонамичи; административный совет — М. Лохова, А. Харкевич; почетные члены — протоиерей Иоанн Лелюхин (настоятель русской церкви), профессор Хэрольд Гоуд (директор Британского института), пастор Стимсон (настоятель Американской церкви св. Иакова), госпожа Коппингер (президент комитета «The Clothing Guild»).
Василий Ярцев охарактеризован в докладе как республиканец, сторонник «демо-социалистических» убеждений, избранный в руководство «Colonia Russa…» якобы «в качестве бывшего секретаря императорского российского консульства, так как во Флоренции его истинные политические идеи не были известны». На своем посту, как сообщает префект, Ярцев «занимается интригами», проявляет «малую щепетильность в отношении фондов». Кассир Гауссман — «подозреваем в масонстве, студент, личность малозначительная, доверенный Ярцева, неопределенных политических идей». Секретарь организации Нина Харкевич — «тоже инструмент в руках Ярцева, и тоже демо-республиканских тенденций». И М. Лохова, и А. Харкевич «питают республиканско-социалистические симпатии». Таким образом, под пером префекта отчет о тосканцах из России превратился в форменный политический донос, который мог лишь усложнить и без того непростую жизнь изгнанников. Более того, префект утверждал, что «руководство "Colonia Russa in Toscana" обвиняют в неподконтрольной трате фонда <…>, оставленного покойной графиней Платовой».
Нелестно охарактеризовав «Colonia Russa…», префект выделил в русской среде другие группы, «разделенные политическими взглядами, классовыми и религиозными вопросами, не желающими иметь между собой контактов, живущие в состоянии постоянной вражды и сплетен. Каждая из этих групп пыталась учредить собственную "Colonia", противопоставив ее уже существующей, но не смогла этого сделать из-за отсутствия согласия по отношению к однажды организованной "Colonia". Последняя подобная попытка относится к августу 1929 г.; в ней приняли участие Борис Лоевский, Ромарица, Куртш-де-Сутва-Севренк, Александр Новиков, которым симпатизировали князь Андрей Друцкой-Соколинский, поэтесса Русская, Фомин, граф Равдан и другие».
Автор меморандума постарался дать социально-политическую характеристику существовавшим в русской среде группировкам. Таковых, кроме «Colonia Russa…», он выделил шесть: «1) обеспеченные люди, сохранившие свое состояние и держащиеся особняком <…> 2) бывшие военные, возглавляемые бывшим полковником императорской армии Александром Джулиани, представителем Воинского Союза 3) замкнутая группа коммерсантов 4) группа пожилых дам, объединяющаяся при настоятеле русской церкви протоиерее Иоанне Лелюхине («евлогианцы», то есть последователи архиепископа Евлогия, живущего в Париже; будучи искренними противниками большевизма, пошли на компромисс с Советами и коллективно признали Советское правительство ради спасения от преследования в России своих единоверцев) 5) дезорганизованная масса, из которой иногда возникают маленькие кружки, как, например, кружок Александра Фомина, представителя легитимистов 6) евреи, живущие очень замкнуто, за исключением поэтессы Натальи Русской (Коган), ярой монархистки и в качестве журналиcтки и писательницы пользующейся успехом в парижских антибольшевистских кругах; евреи не заинтересованы в движении освобождения и в общем расположены к сохранению сложившейся ситуации; среди них — господа Абрамович, Бунимович, Гиршфельд, Лопато, Груляков и другие».
Особняком от описанных учреждений и группировок стояла маргинальная организация, «Друзья Святой Руси», «Amici della Santa Russia». Ее основал во Флоренции в декабре 1929 г. молодой студент-политолог Лино Каппуччо, уроженец Перуджи, сын русской женщины, Александры Тресковской. В соответствии с программой, организация должна была противостоять коммунистической пропаганде, а также объединять итальянцев и русских эмигрантов, со злободневной для той поры задачей — «ориентрировать русскую культуру и менталитет в направлении фашизма». Лино Каппуччо предполагал наладить регулярный выпуск брошюр и листовок, в форме двух серий — «Святая Русь» и «Красная угроза» (о них также информирует префект). Каких-либо серьезных следов деятельности организации «Amici della Santa Russia» обнаружить не удалось.
ЧТО МАНИЛО русскую душу на берега Арно? Наверное, то, чего не хватало на родине, - мягкая нега, бесснежные зимы, легкое небо, плавные линии тосканских холмов, узкие улочки, статуи мадонн и святых, улыбчивые прохожие, "умение жить", плетеные бутыли "кьянти"... И, конечно, свидетельства того гигантского взлета человеческих сил, который назван Возрождением.
Флоренция не может оставить равнодушным - и особенно русского человека, чувствительного к красоте и мифам и предпочитающего крайности. И он ее боготворит, объясняется в любви, как, например, Чайковский и подавляющее большинство русских посетителей города, или же, разочарованный в своих иллюзиях, проклинает, как Блок.
История наших взаимоотношений со столицей Тосканы уходит в глубь веков. Самое первое (нам известное) описание русского путешествия в Западную Европу - это путешествие именно во Флоренцию, на знаменитый Собор 1439 года. В православном сознании этот город станет символом негодных попыток объединения с "латинянами", а современный экуменизм назовут "возвратом к Флоренции". Парадоксальным образом эта негативная память вызовет к жизни уникальный памятник - изумительной красоты русский храм, которым его строители пытались искупить "грех Унии" (об этом первоначальном пафосе постройки сейчас забыто).
Но если русский паломник в Италии транзитом проезжал Флоренцию и стремился дальше - в Рим (а лучше в Бари, к Николе-угоднику), то русский интеллигент сознательно прибывал сюда - к Данте, к корифеям Ренессанса.
Были еще русские "дачники", которые выбирали Тоскану для поправки здоровья, да так и оставались здесь жить, поражая флорентийцев своим щедрым меценатством, широтой жизни, странными выходками.
Потом - эмигранты, которых наша родина широко расплескала по миру разными "волнами". Впрочем, их здесь было немного: этот город не для бездомных.
Наконец, уже в нашу эпоху, - путешественники, для которых придуман классический тур Венеция-Флоренция-Рим, подтверждающий, что Флоренция - это классика. Русских путешественников здесь много, и так будет всегда.
ПАЛАЦЦО БУТУРЛИН НА ВИА ДЕЙ СЕРВИ
В 1818 году семейство графа Дмитрия Петровича Бутурлина, одного из оригинальнейших людей своего времени, после долгого пути прибыло во Флоренцию. Бутурлины стали первыми русскими, "эмигрировавшими" в Италию. Что заставило коренного москвича покинуть родину - бог весть. Официальным же мотивом стало, как всегда, "состояние здоровья".
В Москве в 1812 году, на пепелище своей библиотеки, одной из самых больших в Европе, Бутурлин сказал: "Бог дал, Бог и взял". А во Флоренции собрал новую библиотеку, не меньше прежней. Разместился граф с нею, как настоящий барин, - в самом центре города, в одном из лучших особняков, в Палаццо Монтаути-Никколини, теперь считающемся классикой Ренессанса. Горожане, как полагается, переименовали его в Палаццо Бутурлин, и так дворец обозначался на карте Флоренции почти век. В 1918 году, в 100-летний юбилей прибытия семейства на Апеннинский полуостров, обедневшие потомки графа Дмитрия Петровича продали свое Палаццо, оставив на фасаде свой герб - на память.
ДЕМИДОВ САН-ДОНАТО
Павел Павлович Демидов князь Сан-Донато (1839-1885) продолжал меценатские традиции своего семейства, одно из его благодеяний увековечено на фасаде кафедрального собора Флоренции. Глядя на нарядную громаду Санта Мария дель Фьоре, трудно представить, что еще не так давно ее фасад был из рваного, необработанного камня: в Средневековье у горожан не хватило средств на достройку собора. В середине XIX века отцы города призвали всех состоятельных флорентийцев к пожертвованиям на новый, мраморный фасад. Больше всех выделил Демидов, за что и увидел потом свой родовой герб на самом почетном месте - справа от главного входа. Княжеский герб вместе с титулом итальянские Демидовы получили из рук местных правителей - великих герцогов Тосканских. В гербе соединились уральское кайло и геральдическая лилия Флоренции.
Богачи Демидовы излили на Флоренцию столько благодеяний, что естественным было появление здесь памятника основателю итальянской ветви Демидовых, Николаю Никитичу. Ваятель Лоренцо Бартолини изобразил Демидова обнимающим сына, у ног изваяния поместил итальянскую девочку - аллегорический объект благодеяний, а по углам пьедестала - аллегории Искусства, Милосердия, Удовольствия и даже... Сибири - как источника несметных богатств фамилии. Сибирь единственная в монументе целиком одетая и в шляпе: образ холода.
Именем Демидова названа и сама площадь. Это закономерно - здесь стоит палаццо, где он жил, тут же - школа, им основанная. Для русского во Флоренции патриотично назначать свидания не "у Давида", а "у Демидова". И не забудьте, что по-итальянски надо говорить "Демидофф" и с ударением на первый слог.
В один прекрасный день Демидовым надоело жить в тесном городе, и они купили усадьбу, которую вскоре прозвали "вторым великогерцогским дворцом". Собственно, таких усадьб у них было две: одна в Сан-Донато, по названию которой им был дан княжеский титул и от которой сейчас остались незначительные фрагменты, вторая же - в Пратолино. Она сохранила свой архитектурный ансамбль эпохи Медичи, но заметно обрусела. В центре парка русские владельцы водрузили копию памятника Николаю Никитичу, что стоит на Демидовской площади, в залах дворца развесили картины отечественных мастеров (в первую очередь - Карла Брюллова, которому покровительствовали), и даже композиции цветов на клумбах долженствовали напоминать о России.
Последняя итальянская Демидова (в замужестве Абамелек-Лазарева) скончалась в 1955 году бездетной, оставив все племяннику - князю Павлу Карагеоргиевичу Югославскому. Тот продал виллу со всем ее убранством на аукционе Сотбис, и после разных перипетий усадьба нашла своего нынешнего хозяина - Флорентийскую провинцию, то есть районную администрацию. Так появился новый парк-музей "Вилла Демидофф".
Несколько лет назад итальянскую общественность взволновало громко объявленное намерение российского правительства вернуть свою зарубежную собственность. В кем-то составленных списках значилась и "Вилла Демидофф", всегда бывшая частным владением. Осторожный "райсовет", дабы не тревожить аппетит России, постановил "Виллу Демидофф" переименовать в "Виллу Пратолино".
Впрочем, все ее называют по-старому.
ДОМ ЧАЙКОВСКОГО НА ВИА САН-ЛЕОНАРДО, 64
В сознание флорентийцев этот дом и вошел с таким именем - Сasa di Tchajkovskij, - в особенности после 1997 года, когда дом был продан на аукционе и об этом писала местная пресса. Впрочем, во Флоренции у композитора было несколько адресов, ибо изо всех зарубежных городов он предпочитал именно город на Арно, не скупясь ему на комплименты. Другие адреса - гостиница "Софитель" на улице Черретани (там композитор стоял в феврале - марте 1878 года) и гостиница "Вашингтон" (весна 1882 и весна 1890 годов) - не столь романтичны и не вызывают желания повесить на них мемориальную доску со словами: "Здесь от бескрайних российских равнин и нежных тосканских холмов питал композитор свои бессмертные гармонии". Это слова с мемориальной доски на Вилле Бончани, на одной из самых красивых во Флоренции улиц - Сан-Леонардо. Неподалеку от этого особняка проживала в гостинице и та, которая сняла "творческую дачу" для композитора на зиму 1878 года - Надежда фон Мекк. Надежда Филаретовна каждый день прогуливалась перед домом Чайковского, но никогда не заходила внутрь. Зато она каждый день получала от него партитуры (композитор сочинял "Орлеанскую деву") - и записки, которые часто цитируют, когда повествуют об этом светлом периоде творчества композитора.
ДОСТОЕВСКИЙ
Мы точно не знаем, в каком именно доме на площади Питти остановились Федор Михайлович и Анна Григорьевна. Достоевская писала: "...В конце ноября 1868 года мы перебрались в тогдашнюю столицу Италии и поселились вблизи Palazzo Pitti. Перемена места опять благоприятно повлияла на моего мужа, и мы стали вместе осматривать церкви, музеи и дворцы".
Прожив так почти год, Достоевские уехали в Германию, в Дрезден - приближалось появление на свет Любочки, и Анна Григорьевна хотела родить в стране, языком которой она владела.
Даже в отсутствие достоверного адреса горожане решили отметить память о пребывании Достоевского. Так на доме # 22 по площади Питти появилась мемориальная доска с осторожным началом: "В этих местах жил..."
Сведения о жизни Достоевских во Флоренции скупы. Но любимое место супругов известно. Достоевская, ждавшая ребенка, пишет: "Мне предписано было доктором много гулять, и мы каждый день ходили с Федором Михайловичем в Giardino Boboli (сад, окружающий дворец Питти), где, несмотря на январь, цвели розы. Здесь мы грелись на солнышке и мечтали о нашем будущем счастье". Сад Боболи (ударение на первый слог) - некогда приватный сад Великих герцогов Тосканских.
Во время своего четырехлетнего отсутствия из России Достоевский безумно скучал по родине. Флоренция его немножко выручала: здесь, по свидетельству Анны Григорьевны, "нашлась отличная библиотека и читальня с двумя русскими газетами", и писатель "ежедневно заходил туда почитать после обеда". Библиотеку, так называемый Кабинет Вьессе, в начале прошлого века учредил один швейцарец-меценат с целью преодоления местного провинциализма: сюда поступали главные европейские издания. Библиотека действует и до сих пор, правда, в другом месте, в Палаццо Строцци. И нынешний ее пользователь может расписаться в библиотечном реестре - вслед за Theodore Dostoewsky.
Флорентийские власти, как и местные власти в России, любят придумывать названия в память тех или иных событий или людей. Многими из таких названий не пользуются, и никто не знает об их существовании. Малозаметная дорожка в городском парке "Кашины" именуется аллеей (viale) имени Федора Михайловича Достоевского. Единственное строение на аллее - столбик с этим названием. Если вы захотите поставить флорентийца в тупик, спросите у него, как пройти к viale Dostoevskij.
ДОМ ОЛСУФЬЕВОЙ
Мария Васильевна Олсуфьева в Италии известна больше, чем на родине. Впрочем, она и родилась в Италии: у ее матери была доверенная флорентийская акушерка.
Среди пяти детей полковника царской армии графа Василия Олсуфьева, бежавшего с семьей из Советской России, дочь Мария сохранила в наибольшей степени свою русскость. Во время "оттепели" она увлеклась новой советской литературой, что не было принято среди эмигрантов первой волны, и принялась за переводы. Первым стал роман Дудинцева "Не хлебом единым", переведенный, по настоянию издательства, за рекордный срок - в 25 дней. Затем последовали Шкловский, Окуджава, Евтушенко. Работоспособность переводчицы поражает: из-под ее пера вышли около полусотни книг, причем таких сложных авторов, как Андрей Белый, Платонов, Мандельштам, Пильняк, Булгаков.
Мария Васильевна стала посещать СССР, где ее приняли тепло. Все изменилось с началом гонений на Солженицына. Писатель-изгнанник сам указал на Олсуфьеву как на желательную переводчицу "Архипелага Гулаг", и с тех пор Мария Васильевна стала в Советском Союзе persona non grata. Начался новый этап ее деятельности - помощь правозащитникам, в первую очередь Сахарову.
Олсуфьева скончалась в 1988 году, немного не дожив до радикальных изменений в России, которая, без сомнения, вновь приняла бы ее с почетом.
Дочь Марии Васильевны бережно хранит старую обстановку, библиотеку, семейные реликвии.
ДОМ ТАРКОВСКОГО НА УЛИЦЕ САН-НИККОЛО, 91
Один из сюрпризов современной Флоренции - надпись над домофоном: TARKOVSKY. Открыв телефонную книгу, можно узнать и точный адрес. Дом на улице Сан-Никколо - последнее место его оседлой жизни. Комната, где он писал сценарий своего последнего фильма "Жертвоприношение", сейчас нежилая; вдова, ныне покойная, устроила здесь нечто вроде домашнего музея. Здесь письменный стол режиссера, личные вещи, икона его небесного покровителя апостола Андрея. Помещается эта комната на крыше средневекового палаццо, возвышаясь над другими крышами и напоминая рубку корабля или неф базилики.
В своем дневнике маэстро писал: "Флоренция - это город, возвращающий надежду". Тарковский проникся им во время съемок "Ностальгии": тосканские достопримечательности - фрески Пьеро делла Франческа, недостроенный собор в Сан Гальгано, бассейн в Баньи Вийони (сцена со свечой) - стали немыми героями фильма. Когда же режиссер оказался бездомным и скитался по Европе, флорентийская мэрия проявила благородство, предоставив ему жилье в старинном квартале Сан-Никколо. Теперь тут обитает другой Андрей Тарковский - сын режиссера.
БРОДСКИЙ
Бродский и Италия - пример счастливых отношений: поэт признавался, что ему было хорошо в стране, где так много женщин напоминали его мать. Общеизвестна любовь поэта к Венеции, навечно скрепленная завещанием; менее известно, что Иосиф Бродский был почетным гражданином Флоренции и обладателем премиального золотого флорина - точной копии средневековой флорентийской монеты. Это звание и сопутствующую награду он получил от местного муниципалитета за свой вклад в мировую культуру. Мартовским днем 1996 года в Палаццо Веккио Бродский, в окружении отцов города и стилизованных знаменосцев, получал из рук мэра эти флорин и указ, а затем читал стихи - в том числе и про Флоренцию. То был последний визит поэта в Италию.
Он и после смерти не вернулся
В старую Флоренцию свою.
Анна Ахматова. «Данте»
Есть города, в которые нет возврата.
Иосиф Бродский. «Декабрь во Флоренции»
«Неверну вшимся…»
Надпись на могильном камне поклонника Флоренции Льва Карсавина и еще и тысяч погибших в сталинском лагере Абезь
«Лорентийский изгнанник Данте – родоначальник и покровитель всей литературно-политической эмиграции», – сказал как-то русский писатель и философ Дмитрий Мережковский. Трудно назвать иную страну и культуру, для которых это утверждение было бы более значимым и верным, чем в отношении России и русской культуры.
Александр Герцен, Александр Блок, Осип Мандельштам, Николай Бердяев, Анна Ахматова, Николай Гумилев, Лев Карсавин, Борис Зайцев, Павел Муратов, Владимир Вейдле, Иосиф Бродский – вот лишь краткий перечень имен великих русских, чье творчество неразрывно связано с именем и судьбой великого флорентийского поэта-скитальца.
…По пути в ссылку Герцен перечитывал «Божественную комедию» и находил, что стихи Данте «равно хорошо идут к преддверию ада и к сибирскому тракту». Там же, в ссылке, Герцен ставил домашние спектакли – «живые картины» по мотивам Данте, где, разумеется, сам исполнял заглавную роль…
Анна Ахматова, будучи в эвакуации в Ташкенте, любила декламировать наизусть терцины «Божественной комедии» по-итальянски. Близкие вспоминали, какой подъем охватил ташкентскую литературно-художественную колонию, когда в разгар войны Ахматова зачитала телеграмму от своего друга Михаила Лозинского об окончании им перевода дантовского «Рая»…
Один из лучших знатоков флорентийской культуры, Леонид Баткин, вспоминает, как во время войны его с матерью эвакуировали в глубь Казахстана. Все, что удалось увезти с собой самого необходимого, уместилось в трех чемоданах, один из которых был набит книгами: «Мне было девять, затем десять, одиннадцать лет… Я бессчетно перечитывал содержимое чемодана, часто неподходящее или недоступное в настоящем смысловом объеме для подростка, но все равно каким-то образом неотразимо формировавшее, насыщавшее сознание: так нитроглицерин из наклеек сквозь кожу проникает в кровь. Был среди прочего маленький томик Данте в изящном издании «Academia»… В ту казахскую зиму стояли злые бесснежные морозы, ветер гнал по улицам нищую пыль; но мерное движение сонетов и канцон, вздохи и слезы мистической юной любви были гораздо реальней, чем глинобитная Кзыл-Орда за окном…»
В оккупированном немцами Париже русский писатель-эмигрант Борис Зайцев спускался во время налетов союзной авиации в бомбоубежище с рукописями перевода дантовского «Ада»: «Когда вдали гулко бухали взрывы, не хотелось его <Данте> оставлять наверху на разгром – и увидел он адские коридоры внизу… Мы поистине были похожи на отряд грешников из какой-нибудь его песни…»
Если Рим – Вечный город, Венеция – город предельно искусственный, то Флоренция – город природно-естественный. Возможно, именно это имел в виду Д. Мережковский, когда писал: «Я ни о чем думать не могу, как о Флоренции… Она – серая, темная и очень простая и необходимая. Венеция могла бы и не быть. А что с нами было бы, если бы не было Флоренции!»
Собор Санта-Мария дель Фьоре
Флоренция – редкий город среди городов подобного масштаба и значимости, который можно весь охватить взглядом с одной точки. Пейзаж Флоренции, увиденный с Сан-Миниато или с высот Фьезоле, создает уникальную картину: город предстает не рукотворным, а, скорее, природным явлением. Поразительно часто, описывая этот город, передают ощущение его ландшафта, даже его воздуха. Писатель Павел Муратов говорил, что в облике Флоренции чувствуется «стройность великолепного дерева», а камни Флоренции – так кажется, легче, чем камни, из которых сложены другие города. Вот лишь два из характерных описаний Флоренции: «Голубоватые вуали воздуха, голубовато-фиолетовые горы, Арно серебряное, светлый туман да с гор благоухание фиалок. Вольный ветер, музыка и благовоние» (Борис Зайцев); или: «Холмы дышат, знаменитые цветущие холмы. Прохлада, тончайшие краски земли и неба и веянье крыльев духа Тосканы. Божественный город!» (Михаил Осоргин). В описании – ничего рукотворного, только естественно-природное, но любой, кто знаком с Флоренцией, не сможет не согласиться, что речь идет именно о Флоренции. Трудно также представить себе иной город, чьи зарисовки столь же органично включали бы темы «города цветов», «города летучих мышей», описания «тысяч и тысяч белых как снег бабочек», криков городских осликов или попарно нежащихся на песчаных берегах Арно речных выдр…
Писатель Петр Вайль в одном из своих итальянских эссе вообще усомнился в «человеческом участии в облике Флоренции» – по его мнению, это, скорее, явление, естественно вырастающее из окружающего тосканского ландшафта: «Если башни – деревья, то соборы – горы. Особенно кафедрал Санта-Мария дель Фьоре, и особенно когда смотришь из-за баптистерия, перед глазами пять уровней горной гряды – сам баптистерий, кампанила Джотто, фасад собора, купола абсид, большой купол Брунеллески. Бело-зеленый флорентийский мрамор – снег, мох, мел, лес?»
А Иосиф Бродский, лауреат высшей флорентийской литературной премии «Золотой флорин» (которой он был горд не меньше, чем Нобелевской, и которая была ему торжественно вручена в Палаццо Веккьо), в своем «Декабре во Флоренции» (1976) написал о Флоренции как о заповедном городе, где возникает особый тип человеческого существования:
Что-то вправду от леса имеется в атмосфере этого города. Это – красивый город, где в известном возрасте просто отводишь взор от человека и поднимаешь ворот.
В воспоминаниях многих русских о Флоренции часто воспроизводится один и тот же сюжет: некто (Достоевский, Бенуа, Розанов, Зайцев, Муратов, Добужинский…) сидит на ступеньках собора Санта-Мария дель Фьоре и в задумчивости смотрит на бронзовые двери расположенного прямо впереди флорентийского Баптистерия. Это «Врата рая» работы Гиберти – шедевр, о котором Иван Гревс написал как о квинтэссенции волшебной природы флорентийского искусства: «Надо было действительно много жить среди полей, часто вдыхать полной грудью живительные струи предрассветного воздуха, напоенного ароматами весны, приветствовать взорами появление зари, слушать и слушать песнь соловья, чтобы приобрести способность так творить и так толковать внешний мир…»
Достоевский уверял жену, что если ему вдруг случится разбогатеть, то он непременно купит фотографии «Porta del Paradiso» (если возможно, то в натуральную величину) и повесит у себя в рабочем кабинете, чтобы всегда иметь перед глазами этот эталон вечной красоты. Разгадку притяжения русских душ к «райским вратам» Гиберти предложил тот же Гревс: «Русский, не привыкший среди своей бедной родной обстановки встречать такие чудеса, чувствует себя увлеченным…»
Многие наши соотечественники сходились в том, что Флоренция, как никакой другой город в мире, заставляет задуматься не только о смене, но и преемственности человеческих поколений. Флоренция – воплощенная непрерывность истории, символ общеродового человеческого бессмертия. Борис Зайцев считал, что тлен не может коснуться этого города, ибо «какая-то нетленная, объединяющая идея воплотилась в нем и несет жизнь». А другой знаток и поклонник Флоренции, Владимир Вейдле, позднее добавил, что и самую смерть нельзя помыслить во Флоренции старухой: «Если и встретишь ее, бродя среди жизнерадостно-многоречивых могильных плит, то не в образе скелета с разящей косой, а в виде отрока, опрокинувшего факел, – такой, как после греков, в первые века христианства видели ее: знамением, преддверием бессмертия…»
