За холодной ключевой,
Кричит, девица, постой! —
Играл дядюшка, сделал опять ловкий перебор, оторвал и шевельнул плечами.
— Ну, ну, голубчик, дядюшка, — таким умоляющим голосом застонала Наташа, как будто жизнь ее зависела от этого. Дядюшка встал, и как будто в нем было два человека — один из них серьезно улыбнулся над весельчаком, а весельчак сделал наивную и аккуратную выходку перед пляской. — Ну, племянница! — крикнул дядюшка, взмахнув к Наташе рукой, оторвавшей аккорд. Наташа сбросила с себя платок, который был накинут на ней, забежала вперед дядюшки и, подперши руки в боки, сделала движенье плечами и стала. Где, как, когда всосала в себя из того русского воздуха, которым она дышала, — эта графинечка, воспитанная эмигранткой-француженкой, — этот дух, откуда взяла она эти приемы, которые pas de châle давно бы должны были вытеснить? Но дух и приемы эти были те самые, неподражаемые, неизучаемые, русские, которых и ждал от нее дядюшка. Как только она стала, улыбнулась торжественно, гордо и хитро-весело, первый страх, который охватил было Николая и всех присутствующих, страх, что она не то сделает, прошел, и они уже любовались ею. Она сделала то самое и так точно, так вполне точно это сделала, что Анисья Федоровна, которая тотчас подала ей необходимый для ее дела платок, сквозь смех прослезилась, глядя на эту тоненькую, грациозную, такую чужую ей, в шелку и в бархате воспитанную графиню, которая умела понять все то, что было и в Анисье, и в отце Анисьи, и в тетке, и в матери, и во всяком русском человеке. — Ну, графинечка, чистое дело марш! — радостно смеясь, сказал дядюшка, окончив пляску. — Ай да племянница! Вот только бы муженька тебе молодца выбрать, чистое дело марш! — Уж выбран, — сказал, улыбаясь Николай. — О? — сказал удивленно дядюшка, глядя вопросительно на Наташу. Наташа с счастливой улыбкой утвердительно кивнула головой. — Еще какой! — сказала она. Но как только она сказала это, другой, новый строй мыслей и чувств поднялся в ней. «Что́ значила улыбка Николая, когда он сказал: „уж выбран“? Рад он этому или не рад? Он как будто думает, что мой Болконский не одобрил бы, не понял бы этой нашей радости. Нет, он бы все понял. Где он теперь?» — подумала Наташа, и лицо ее вдруг стало серьезно. Но это продолжалось только одну секунду. «Не думать, не сметь думать об этом», — сказала она себе и, улыбаясь, подсела опять к дядюшке, прося его сыграть еще что-нибудь. Дядюшка сыграл еще песню и вальс; потом, помолчав, прокашлялся и запел свою любимую охотницкую песню:Как со вечера пороша
Выпадала хороша...
Лев Толстой Война и мир
Русский танец Наташи
Дядюшка во всем околотке губернии имел репутацию
благороднейшего и бескорыстнейшего чудака. Его призывали судить семейные дела,
его делали душеприказчиком, ему поверяли тайны, его выбирали в судьи и другие
должности, но от общественной службы он упорно отказывался, осень и весну
проводя в полях на своем кауром мерине, зиму сидя дома, летом лежа в своем
заросшем саду.
- Что же вы не служите, дядюшка?
- Служил, да бросил. Не гожусь, чистое дело марш, я
ничего не разберу. Это ваше дело, а у меня ума не хватит.. Из коридора ясно
стали слышны звуки балалайки, на которой играл очевидно какой-нибудь мастер
этого дела. Наташа уже давно прислушивалась к этим звукам и теперь вышла в
коридор, чтобы слышать их яснее.
- Это у меня мой Митька кучер... Я ему купил хорошую
балалайку, люблю, - сказал дядюшка.
- Как хорошо, право отлично, - сказал Николай с
некоторым невольным пренебрежением, как будто ему совестно было признаться в
том, что ему очень были приятны эти звуки.
- Как отлично? - с упреком сказала Наташа, чувствуя
тон, которым сказал это брат.
- Не отлично,
а это прелесть, что такое! - Ей так же как и грибки, мед и наливки дядюшки
казались лучшими в мире, так и эта песня казалась ей в эту минуту верхом музыкальной
прелести.
- Вот в этом колене не то делает, - вдруг с
энергическим жестом сказал дядюшка. - Тут рассыпать надо - чистое дело марш -
рассыпать...
- А вы разве умеете? - спросила Наташа. - Дядюшка не
отвечая улыбнулся.
- Посмотри-ка, Анисьюшка, что струны-то целы что ль,
на гитаре-то? Давно уж в руки не брал, - чистое дело марш! забросил.
Анисья Федоровна охотно пошла своей легкой поступью
исполнить поручение своего господина и принесла гитару.
Дядюшка ни на кого не глядя сдунул пыль, костлявыми пальцами
стукнул по крышке гитары, настроил и поправился на кресле. Он взял (несколько
театральным жестом, отставив локоть левой руки) гитару повыше шейки и подмигнув
Анисье Федоровне, начал не Барыню, а взял один звучный, чистый аккорд, и мерно,
спокойно, но твердо начал весьма тихим темпом отделывать известную песню: По
у-ли-и-ице мостовой.
В раз, в такт с тем степенным весельем (тем самым,
которым дышало все существо Анисьи Федоровны), запел в душе у Николая и Наташи
мотив песни. Анисья Федоровна закраснелась и закрывшись платочком, смеясь вышла
из комнаты. Дядюшка продолжал чисто, старательно и энергически-твердо
отделывать песню, изменившимся вдохновенным взглядом глядя на то место, с
которого ушла Анисья Федоровна. Чуть-чуть что-то смеялось в его лице с одной
стороны под седым усом, особенно смеялось тогда, когда дальше расходилась
песня, ускорялся такт и в местах переборов отрывалось что-то.
- Прелесть, прелесть, дядюшка; еще, еще, - закричала
Наташа, как только он кончил. Она, вскочивши с места, обняла дядюшку и
поцеловала его. - Николенька, Николенька! - говорила она, оглядываясь на брата
и как бы спрашивая его: что же это такое?
Николаю тоже очень нравилась игра дядюшки. Дядюшка
второй раз заиграл песню. Улыбающееся лицо Анисьи Федоровны явилось опять в
дверях и из-за ней еще другие лица... "За холодной ключевой, кричит:
девица постой!" играл дядюшка, сделал опять ловкий перебор, оторвал и
шевельнул плечами.
- Ну, ну, голубчик, дядюшка, - таким умоляющим
голосом застонала Наташа, как будто жизнь ее зависела от этого. Дядюшка встал и
как будто в нем было два человека, - один из них серьезно улыбнулся над
весельчаком, а весельчак сделал наивную и аккуратную выходку перед пляской.
- Ну, племянница! - крикнул дядюшка взмахнув к Наташе
рукой, оторвавшей аккорд.
Наташа сбросила с себя платок, который был накинут на
ней, забежала вперед дядюшки и, подперши руки в боки, сделала движение плечами
и стала.
Где, как, когда всосала в себя из того русского
воздуха, которым она дышала - эта графинечка, воспитанная
эмигранткой-француженкой, этот дух, откуда взяла она эти приемы, которые pas de
châle давно бы должны были вытеснить? Но дух и приемы эти были те самые,
неподражаемые, не изучаемые, русские, которых и ждал от нее дядюшка. Как только
она стала, улыбнулась торжественно, гордо и хитро-весело, первый страх, который
охватил было Николая и всех присутствующих, страх, что она не то сделает,
прошел и они уже любовались ею.
Она сделала то самое и так точно, так вполне точно
это сделала, что Анисья Федоровна, которая тотчас подала ей необходимый для ее
дела платок, сквозь смех прослезилась, глядя на эту тоненькую, грациозную,
такую чужую ей, в шелку и в бархате воспитанную графиню, которая умела понять
все то, что было и в Анисье, и в отце Анисьи, и в тетке, и в матери, и во
всяком русском человеке.
Дядюшка был небогат, но в его доме было уютно, может быть, потому, что хозяйством занималась Анисья Федоровна, экономка, «толстая, румяная, красивая женщина лет сорока, с двойным подбородком и полными, румяными губами.» Приветливо и ласково глядя на гостей, она принесла угощенье, которое «отзывалось сочностью, чистотой, белизной и приятной улыбкой». Все было очень вкусно, и Наташе было жаль только, что Петя спит, а ее попытки разбудить его бесполезны. Наташе так весело было на душе, так хорошо в этой новой для нее обстановке, что она только боялась, что слишком скоро за ней приедут дрожки».
Наташа была восхищена звуками балалайки, раздававшимися из коридора. Она даже вышла туда, чтобы лучше их слышать; «Ей так же как грибки, мед и наливки дядюшки казались лучшими в мире, так и эта песня казалась ей в эту минуту верхом музыкальной прелести. Но когда заиграл на гитаре сам дядюшка, восторгу Наташи не было предела: «Прелесть, прелесть, дядюшка! Еще, еще!» И она обняла дядюшку и поцеловала его. Ее душа, жаждавшая новых впечатлений, впитывала в себя все прекрасное, что встречалось ей в жизни.
Центральным местом эпизода стала пляска Наташи. Дядюшка предлагает ей сплясать, и Наташа, переполненная радостью, не только не заставляет себя упрашивать, как это сделала бы любая другая светская барышня, но тут же «сбросила с себя платок, который был накинут на ней, забежала вперед дядюшки и, подперши руки в боки, сделала движенье плечами и стала. Николай, глядя на сестру, немного боится, что она сделает что-то не так. Но этот страх скоро прошел, потому что Наташа, русская духом, прекрасно чувствовала и знала, что надо делать. «Где, как, когда всосала в себя из того русского воздуха, которым она дышала, - эта графинечка, воспитанная эмигранткой-француженкой, этот дух, откуда она взяла эти приемы, которые pas de shale давно бы должны были вытеснить? Но дух и приемы были те самые, неподражаемые, не изучаемые, русские, которых и ждал от нее дядюшка». Пляска Наташи восхищает всех, кто ее видит, потому что Наташа неразрывно связана с жизнью народа, она естественна и проста; как народ: «Она сделала то самое и так точно, так вполне точно это сделала, что Анисья Федоровна, которая тотчас подала ей необходимый для ее дела платок, сквозь смех прослезилась, глядя на эту тоненькую, грациозную, такую чужую ей, в шелку и бархате воспитанную графиню, которая умела понять все то, что было и в Анисье, и в отце Анисьи, ив тетке, и в матери, и во всяком русском человеке.
Восхищаясь племянницей, дядюшка говорит о том, что ей нужно выбрать жениха. И здесь тональность отрывка несколько меняется. После беспричинной радости наступает раздумье: «Что значила улыбка Николая, когда он сказал: «уж выбран»? Рид он этому или не рад? Он как будто думает, что мой Болконский не одобрил бы, не понял этой нашей радости. Нет, он бы все понял». Да. тот Болконский, которого создала в своем воображении Наташа, все понял бы. но суть в том, что она не знает его по-настоящему. «Мой Болконский», - думает Наташа и рисует себе не реального князя Андрея с его непомерной гордыней и оторванностью от людей, а , который она выдумала.
Когда за молодыми Ростовыми приехали, дядюшка попрощался с Наташей «с совершенно новой нежностью».
По дороге домой Наташа молчит. задает вопрос: «Что делалось в этой детски восприимчивой душе, так жадно ловившей и усваивавшей все разнообразнейшие впечатления жизни? Как это все укладывалось в ней? Но она была очень счастлива».
Николай, который душевно так близок ей, что угадывает ее мысли, понимает, что она думает о князе Андрее. Наташе так хочется, чтобы он был рядом, проникся бы ее чувствами. Она понимает, что это был самый счастливый день в ее жизни: «Я знаю, что никогда уже я не буду так счастлива, спокойна, как теперь».
В этом эпизоде мы видим все очарование души Наташи, ее детскую непосредственность, естественность, простоту, ее открытость и доверчивость, и за нее становится страшно, потому что ей только еще предстоит встретиться с обманом и предательством, и никогда уже ей не испытать тот душевный подъем, который приносил радость не только ей, но и всем окружающим ее людям.
Вспомним, как Наташа отплясывает после охоты. «Чистое дело, марш», - удивляется дядюшка. Кажется, не меньше удивлен и автор: «Где, как, когда всосала в себя из того русского воздуха, которым она дышала, - эта графинечка, воспитанная эмигранткой-француженкой, этот дух… Но дух и приемы были те самые, неподражаемые, неизучаемые, русские, которых и ждал от нее дядюшка». Однако, как литературный образ, Наташу невозможно полностью понять без определенных литературных реминисценций.
Во-первых, это пушкинская Татьяна Ларина. Их внешнее сходство бросается в глаза. Кроме того, у них общая культурная среда, любовь к русскому фольклору и французским романам, которыми зачитывались барышни той поры.
Во-вторых, это Софья из комедии Грибоедова «Горе от ума». Влюбленность образованной, умной девушки в подленького и глуповатого Молчали-на и любовь-болезнь, любовь-наваждение Наташи к Анатолю Курагину имеют сходную природу.
Обе эти параллели не позволяют полностью понять Наташу, однако они помогают разглядеть причины некоторых ее поступков и душевных движений.
Во время войны 1812 года Наташа ведет себя уверенно и мужественно. При этом она никак не оценивает и не вдумывается в то, что делает. Она просто повинуется некоему «роевому» инстинкту жизни.
После гибели Пети Ростова - она главная в семье. Она долгое время ухаживает за тяжело раненным Болконским. Это очень трудная и грязная работа. То, что Пьер Безухое увидел в ней сразу, когда она была еще девочкой, ребенком, - высокую, чистую, красивую душу, - Толстой открывает нам постепенно, шаг за шагом. Наташа до самого конца находится с князем Андреем. Вокруг нее концентрируются авторские идеи о человеческих основаниях нравственности. Толстой наделяет ее необычайной нравственной силой. Теряя близких, имущество, переживая все тяготы, которые выпали на долю страны и народа, она не испытывает духовного надлома. Когда князь Андрей пробуждается «от жизни», Наташа пробуждается для жизни. Толстой пишет о чувстве «благоговейного умиления», которое охватило ее душу. Оно, оставшись в ее душе навсегда, стало смысловой составляющей дальнейшего существования Наташи. В эпилоге автор изображает то, что, по его представлениям, есть истинное женское счастье. «Наташа вышла замуж раннею весною 1813 года, и у ней в 1820 году было уже три дочери и один сын, которого она желала и теперь сама кормила». Уже ничего не напоминает в этой сильной, дородной матери прежнюю Наташу. Толстой нарекает ее «сильной, красивой и плодовитой самкой». Все мысли Наташи - о муже и семье. Да и мыслит она по-особенному: не умом, «а всем существом своим, то есть плотью». Она словно часть природы, часть того естественного непостижимого процесса, в который вовлечены все люди, земля, воздух, страны и народы.
Неудивительно, что подобное состояние романа не кажется примитивным или наивным ни героям, ни автору. Семья - обоюдное и добровольное рабство. «Наташа у себя в доме ставила себя на ногу рабы мужа». Она только любит и любима. И в этом для нее скрыто истинное положительное содержание жизни.
« и мир» - единственный роман Толстого, имеющий классический счастливый конец. То состояние, в котором он оставляет Николая Ростова, княжну Марью, Пьера Безухова и Наташу, - лучшее, чем он мог наделить их. Оно имеет основание в нравственной философии Толстого, в его своеобразных, но очень серьезных представлениях о роли и месте женщины в мире и обществе.
Наташа Ростова - одна из самых любимых героинь Л. Н. Толстого. Образ ее многогранен. Раскрывая его, писатель ставил своей целью показать всю красоту и неординарность души Наташи, богатство ее внутреннего мира. В контексте романа о «войне народной» Толстой акцентировал в своем женском идеале именно черту народности, показывая истинно русский характер Наташи. Она воспитывалась в семье, для которой характерна была близость к народу, к природе. Выросшая в простоте, девочка «умела понять все то, что было... во всяком русском человеке». Особенно ярко народность характера Наташи проявляется в гостях у дядюшки.
В первых же слов описания двора и дома хозяина мы попадаем в простой, трогательный, истинно русский мир. Простодушная дворня удивлена видом женщины верхом на коне: «...Многие, не стесняясь ее присутствием, подходили к ней, заглядывали ей в глаза и при ней делали о ней свои замечания...». Такие естественные проявления чувств и эмоций резко контрастируют с этикетом, принятым в светских салонах на французский манер. В связи с этим хочется отметить, что почти все диалоги представителей высшего света писатель дает на французском языке, что создает атмосферу некоторой неуютности, холодности. В то время как для народного бытописания он использовал живой, образный язык.
Так же естественно в своей легкой неприбранности и жилье дядюшки: «...не видно было, чтобы цель живших людей состояла в том, чтобы не было пятен...». Несколько раз писатель упоминает о запахах, присущих этому жилищу: «в сенях пахло свежими яблоками... », «в кабинете слышался сильный запах табаку и собак ».
Толстой противопоставляет жизнь поместного дворянства, естественного в своих проявлениях, близкого к простому народу, полной условностей и напыщенности жизни высокомерного светского общества. Видим мы это и из сцены появления переодетого дядюшки: «...этот самый костюм, в котором она с удивлением и насмешкой видала дядюшку в Отрадном,- был настоящий костюм, который был ничем не хуже сюртуков и фраков».
Примечательно и настроение героев, которых охватило беспричинное веселье, что, опять же, правилами высшего общества не поощряется.
Мастерски сумел передать Толстой и особую прелесть настоящей русской красавицы Анисьи Федоровны: «...толстая, румяная, красивая женщина лет сорока, с двойным подбородком и полными румяными губами». И все, чего касались ее руки, «отзывалось сочностью, чистотой, белизной и приятной улыбкой». По-крестьянски просты и блюда, поданные гостям: «травник, наливки, грибки, лепешечки... сотовый мед... яблоки, орехи...».
Очень кратко, но емко описывается жизнь дядюшки, который «имел репутацию благороднейшего и бескорыстнейшего чудака», пользующегося уважением во всей округе. И опять невольно вспоминаются напыщенные, честолюбивые представители светского общества - стяжатели и карьеристы в большинстве своем.
Мила привычка дядюшки - слушать после охоты игру дворового Митьки на балалайке. Писатель тонко подметил, как Николай Ростов, тяготеющий к высшему свету, похвалил игру Митьки «с некоторым невольным пренебрежением, как будто ему совестно было признаться в том, что ему очень были приятны эти звуки». А Наташе «эта песня казалась... в эту минуту верхом музыкальной прелести». И уже абсолютный восторг у всех вызвала игра самого дядюшки на гитаре: «запел в душе у Николая и Наташи мотив песни» (русской песни!). «Анисья Федоровна закраснелась», а взгляд самого дядюшки, грубоватого по сути своей мужчины, стал «вдохновенным». Впечатлительная Наташа решает оставить игру на арфе и учиться играть на гитаре. Ее пленила манера пения дядюшки, который «пел так, как поет народ», оттого его напев и был так хорош. И, конечно, кульминационным моментом этого эпизода является русский народный танец в исполнении Наташи. «Где, как, когда всосала в себя из того русского воздуха, которым она дышала... этот дух, откуда взяла она эти приемы,., те самые, неподражаемые, неизучаемые, русские...»
Лев Толстой восхищается своей героиней, многогранностью ее самобытного характера, отсутствием в ней фальши, наигранности. Она - сама искренность, непосредственность, истинная дочь своего народа. Это восхищение передается и читателю, мы вместе с автором любуемся Наташей, чей образ так ярко раскрыл великий писатель.
Стихотворение "Послушайте!" написано в 1914году.
В стихах этого периода внимательный читатель увидит не только фамильярные, насмешливые, пренебрежительные интонации, но и, присмотревшись, поймет, что за внешней бравадой - ранимая, одинокая душа. Цельность характера поэта, человеческая порядочность, помогавшая ориентироваться в главных проблемах времени, внутренняя убежденность в правоте своих нравственных идеалов отделяли В.М. от других поэтов, от привычного течения жизни. Эта обособленность рождала душевный протест против обывательской среды, где не было высоких духовных идеалов. Стихотворение-крик души поэта. Оно начинается просьбой, обращенной к людям: "Послушайте!" Таким восклицанием каждый из нас очень часто прерывает свою речь, надеясь быть услышанным и понятым.
Лирический герой стихотворения не просто произносит, а "выдыхает" это слово, отчаянно пытаясь обратить внимание живущих на Земле людей на волнующую его проблему. Это не жалоба на "равнодушную природу", это жалоба на человеческое равнодушие. Поэт как бы спорит с воображаемым оппонентом, человеком недалеким и приземленным, обывателем, мещанином, убеждая его в том, что нельзя мириться с безразличием, одиночеством, горем.
Весь строй речи в стихотворении "Послушайте!" именно такой, какой бывает, когда, ведется острая дискуссия, полемика, когда тебя не понимают, а ты лихорадочно ищешь аргументы, убедительные доводы и надеешься: поймут, поймут. Вот только объяснить надо как следует, найти самые важные и точные выражения. И лирический герой их находит.
Накал страстей, эмоций, переживаемых нашим героем, становится так силен, что иначе их не выразить как только этим многозначным емким словом-"Да?!", обращенным к тому, кто поймет и поддержит. В нем и обеспокоенность, и забота, и сопереживание, и надежда.....
Если бы у лирического героя совсем не было надежды на понимание, он бы так не убеждал, не увещевал, не волновался...Последняя строфа стихотворения начинается так же, как и первая, с того же слова. Но авторская мысль в ней развивается совершенно по-другому, более оптимистично, жизнеутверждающе по сравнению с тем, как она выражена в первой строфе. Последнее предложение вопросительное. Но, в сущности, оно утвердительно. Ведь это риторический вопрос ответ не требуется.
Располагая стихи "лесенкой", он добился того, что каждое слово становится значимым, весомым. Рифма В.М. -необычайная, она как бы "внутренняя", чередование слогов не явное, не очивидное - это белый стих. А как выразительна ритмика его стихов! Мне кажется, ритм в поэзии Маяковского - самое главное, сначала рождается он, а потом уже мысль, идея, образ.
Некоторые думают, что стихи В.М. надо кричать, надрывая голосовые связки. У него есть стихи для "площадей". Но в ранних стихах преобладают интонации доверительности, интимности. Чувствуется, что поэт только хочет казаться грозным, дерзким, уверенным в себе. Но на самом деле он не такой. Наоборот, М. одинок и неприкаян, и душа его жаждет дружбы, любви, понимания.
В этом стихотворении нет неологизмов, столь привычных для стиля В.М.. "Послушайте!"-взволнованный и напряженный монолог лирического героя. Поэтические приемы, используемые В.М. в этом стихотворении, на мой взгляд, очень выразительны. Фантастика ("врывается к богу") естественно сочетается с наблюдениями автора над внутренним состоянием лирического героя. Ряд глаголов: "врывается", "плачет", "просит", "клянется"-передает не только динамику событий, но и их эмоциональный накал. Ни одного нейтрального слова, все очень и очень выразительны, экспрессивны, и, мне кажется, само лексическое значение, семантика глаголов-действий указывает на крайнюю обостренность чувств, испытываемых лирическим героем. Основная интонация стиха не гневная, обличительная, а исповедальная, доверительная, робкая и неуверенная. Можно сказать, что голоса автора и его героя зачастую сливаются полностью и разделить их невозможно. Высказанные мысли и выплеснувшиеся, прорвавшиеся наружу чувства героя, бесспорно, волнуют самого поэта. В них легко уловить ноты тревоги ("ходит тревожный"), смятения.
Огромное значение в системе изобразительно-выразительных средств у В.М. имеет деталь. Портретная характеристика Бога состоит всего лишь из одной-единственной детали - у него "жилистая рука". Эпитет "жилистая" настолько живой, эмоциональный, зримый, чувственный, что эту руку как бы видишь, ощущаешь в ее венах пульсирующую кровь. "Длань" (образ, привычный для сознания русского человека, христианина) органично, абсолютно естественно заменяется, как видим, просто "рукой".
Мне кажется, в очень необычной антитезе, в словах антонимах (антонимами они являются только у В.М., в нашем привычном, общеупотребительном лексиконе это далеко не антонимы) противопоставлены очень важные вещи. Речь идет о небе, о звездах, о Вселенной. Но для одного звезды "плевочки", а для другого-"жемчужины".
Лирический герой стихотворения "Послушайте!" и есть тот "кто-то", для кого без звездного неба немыслима жизнь на Земле. Он мечется, страдает от одиночества, непонимания, но не смиряется с ним. Отчаяние его так велико, что ему просто не перенести "эту беззвездную муку".
Стихотворение "Послушайте!"-развернутая метафора, имеющая большой иносказательный смысл. Кроме насущного хлеба, нам нужна еще и мечта, большая жизненная цель, духовность, красота. Нам нужны звезды -"жемчужины", а не звезды-"плевочки". В.М. волнуют вечные философские вопросы о смысле человеческого бытия, о любви и ненависти, смерти и бессмертия, добре и зле.
Однако в "звездной" теме поэту чужд мистицизм символистов, он не думает ни о какой "протянутости" слова к Вселенной, но В.М. ни в коей мере не уступает поэтам-мистикам в полете фантазии, свободно перебрасывая мост от земной тверди к безграничному небу, космосу. Безусловно, такой свободный полет мысли был подсказан В.М. в ту эпоху, когда казалось, что человеку подвластно все. И независимо от того, в какие тона окрашены астральные образы, сатирические или трагические, его творчество проникнуто верой в Человека, в его разум и великое предназначение.
Пройдут годы, утихнут страсти, российские катаклизмы превратятся в нормальную жизнь, и никто не будет считать В.М. только политическим поэтом, отдавшим свою лиру лишь революции. На мой взгляд, это величайший из лириков, и стихотворение "Послушайте!"-истинный шедевр русской и мировой поэзии.