А был ли змий? Загадочные места «Повести о Петре и Февронии Муромских. Бестелесный дух и телесная болезнь

Загадочные места «Повести о Петре и Февронии Муромских»

О том, что святые Петр и Феврония Муромские являются покровителями семьи и супружества, а день их памяти объявлен федеральным праздником семьи, любви и верности, известно почти каждому жителю России. И это не может не радовать. Но с тех пор, как был установлен особый праздник в их честь и почитание Петра и Февронии приобрело широкий размах, не смолкают споры вокруг их имен. Больше всего недоумений и вопросов вызывает не их каноническое житие, включенное в Четьи-Минеи святителя Димитрия Ростовского, а знаменитая «Повесть о Петре и Февронии Муромских». Одни считают ее единственным и безоговорочным источником сведений о благоверных князьях, другие – вымыслом и красивой легендой, не имеющей ничего общего с их реальной биографией. Давайте попробуем разобраться, таким ли легендарным и фольклорным является этот замечательный памятник русской письменности. Кстати говоря, даже совершенно светские исследователи считают «Повесть…» одним из лучших образцов древнерусского творчества, вершиной отечественной литературы XVI века.
Сие сказание есть творение соборного священника Ермолая-Еразма, написанное им по заказу митрополита Макария после канонизации святых благоверных Петра и Февронии на Московском Соборе 1547 года. Однако митрополит Макарий не стал включать данное произведение в свои знаменитые Великие Четьи-Минеи. Видимо, он счел ее не совсем подходящей по стилю и содержанию к привычному агиографическому жанру.

Насколько мы можем доверять «Повести о Петре и Февронии»? Дело в том, что отец Ермолай вовсе не был каким-то сказителем, подвизающимся в художественно-литературном жанре. Он был выдающимся богословом, писателем, публицистом, человеком высокообразованным. На тот момент он уже написал значительное количество произведений, поэтому святитель Макарий, сам весьма ученый муж, и поручил ему составить житие муромских чудотворцев. В том, что он, конечно же, не сам выдумал данное сказание, но лишь обработал существующие предания о благоверных Петре и Февронии, не сомневаются даже самые жесткие критики «Повести…». К сожалению, Ермолай-Еразм, видимо, действительно опирался в своих исследованиях только на устные народные предания о муромском князе и его супруге. Но так ли далеко он ушел от летописей, и можно ли считать «Повесть о Петре и Февронии» действительным источником сведений об их жизни?

Дело в том, что народное почитание и свидетельства о жизни и чудесах святых являются и поныне очень серьезным источником при составлении житий канонизированных святых. А в XVI веке и, конечно, в более ранний период устное творчество было самым главным источником информации. Царь Иван Васильевич Грозный решил провести канонизацию благоверных Петра и Февронии, но известно, что народное почитание этих святых началось еще задолго до их церковного прославления. Для составителя житий святых народные устные рассказы, предания о жизни подвижников благочестия такой же источник, как и летописи. О многих святых мы узнаём почти исключительно из их житий, других письменных источников просто не сохранилось.

Жития святых – это особый жанр, очень близкий к литературному. Так, святитель Димитрий Ростовский включает в свой многотомный сборник жития мучеников, написанные на основании мученических актов, которые велись в Римской империи, но мы видим, что вместе с тем в эти жизнеописания включены также многочисленные диалоги и подробности, которые никак не могли содержаться в сухих судебных документах.

Заслуга священника Ермолая в том, что он бережно собрал все, на его взгляд, достоверные сказания и предания о святых Петре и Февронии и, отредактировав их, донес до читателя. Именно благодаря ему мы имеем не только летописные данные о них, но и сохраненные устные сведения о святой муромской чете. И за это ему большое спасибо от благодарных потомков. Ошибка же этого древнего писателя в том, что он не соединил устные предания с данными летописных исторических документов.

Кроме весьма краткого канонического жития, включенного в Минеи святителя Димитрия, кроме других более поздних, но куда более полных житий и непосредственно самой «Повести…» Ермолая-Еразма есть еще одно житие Петра и Февронии. На мой взгляд, оно является самым объективным и исторически выверенным источником. Это жизнеописание составлено святителем Филаретом (Гумилевским), блестящим богословом, очень авторитетным историком XIX века, и включено им в книгу «Избранные жития святых». Чем для нас особенно ценен труд святителя Филарета? Он, как профессиональный историк, опирается на исторические источники: русские летописи (Никоновскую, летописи Переславля Суздальского и другие), родословную Муромских князей, историю Рязанского и Муромского княжеств, «Пролог», сочинения историков Татищева и Карамзина. Поэтому его житие можно назвать самым достоверным с исторической точки зрения.

Но вернемся к «Повести…» Ермолая. То, что это произведение является также источником сведений о жизни любимейших русских святых, несомненно, ведь даже святитель Филарет (Гумилевский), несмотря на то, что подходит к «Повести…» критически, все же широко использует ее при написании своей версии жития. Он корректирует некоторые места и убирает все, с его точки зрения, лишнее.

Но пора уже обратиться к самой «Повести о Петре и Февронии». Очень интересно будет разобраться в том, что в этом сказании можно признать вполне достоверным с духовной и агиографической точек зрения, а что вызывает сомнения. Проверить некоторые события и моменты с исторической точки зрения не представляется возможным за давностью лет и недостатком документальных источников. Но раз «Повесть…» так прочно вошла в наш православный обиход и пользуется такой известностью и уважением у церковного народа, мы не можем не признавать за ней права быть источником сведений о земной жизни небесных покровителей брака. Посмотрим же, какие загадочные места сразу бросаются в глаза в Ермолаевской «Повести…».

Княжеские имена

В «Повести о Петре и Февронии» муромские князья имеют крещальные имена Петр и Феврония, а в конце жизни принимают монашество с именами Давид и Евфросиния. Это, конечно, явная ошибка. Согласно летописям и родословиям муромских князей, в Муроме с 1205 по 1228 год правила княжеская чета Давид Юрьевич и его супруга княгиня Евфросинья. Святитель Филарет (Гумилевский), опираясь на «Родословную книгу князей и дворян российских и выезжих» и другие источники, пишет: «Когда князь и княгиня достигли глубокой старости, то в одно время облеклись в иноческое одеяние, один с именем Петра, другая с именем Февронии». В примечаниях к своему труду святитель Филарет говорит, что в «Повести…» мирские имена святых перепутаны с монашескими и что ошибка эта перешла и в печатный «Полный месяцеслов».

Почему отец Ермолай допустил эту неточность? Не сверившись с летописью, он более доверился устным рассказам, которые не смогли упомнить точного имени князей. В народе они были более известны как Петр и Феврония, вот народное сознание и решило, что такие имена святые имели до монашества. Думаю, что ошибка эта довольно простительна, особенно для древнерусского человека. Ведь на Руси многие люди, а князья в особенности, имели иногда по нескольку имен. Например, святой креститель Руси равноапостольный Владимир прославлен со своим славянским именем, а его крещальное имя – Василий – известно далеко не всем. Были князья, которые вошли в историю под двойным именем, к примеру старший внук Владимира Мономаха святой благоверный князь Всеволод Мстиславич, которого часто называют Всеволод-Гавриил.
Вообще говоря, если святой принимает постриг, то, как правило, мы прославляем его уже с монашеским именем (хотя исключения из этого правила тоже встречаются). Мы молимся преподобному Сергию Радонежскому, а не Варфоломею, святому Серафиму Саровскому, а не Прохору Мошнину. Так, думаю, и народное почитание, которое началось еще задолго до канонизации XVI века, восприняло именно монашеские имена муромских праведников.Еще одно княжеское имя вызывает вопрос в «Повести о Петре и Февронии». Согласно ей в Муроме до князя Петра (Давида) княжил его брат Павел. Летописные источники, действительно, говорят о том, что князь Давид принял муромский престол по смерти своего старшего брата, которого очень уважал. Но там он назван не Павлом, а Владимиром. Что тут можно сказать? Скорее всего, мы здесь опять сталкиваемся с княжеским обычаем давать и использовать в обиходе сразу несколько имен. Имя Владимир – чисто славянское, значит «владеющий миром». Видимо, при рождении ему было дано именно это, известное и славное на Руси имя. А при крещении он принял уже второе, в честь своего небесного покровителя апостола Павла.

Крылатый змей

Из «Повести…» мы узнаём, что у князя Павла (Владимира) была супруга. И вот «диавол, испокон веку ненавидящий благо человеческого рода, послал жене князя на блудное дело злого крылатого змея» (здесь и далее «Повесть…» цитируется в русском переводе. – прот. П.Г.). Этот змей почему-то видится некоторым исследователям самым фантастическим и нереальным персонажем данного сказания. Скептически настроенные, они тут же начинают видеть здесь сказки об Огненном змии и проводить параллели с какими-то уже совсем не славянскими мифами.

Змей, упомянутый в «Повести…», конечно же, просто некий виртуальный морок, личина, принимаемая на себя врагом рода человеческого, которого Священное Писание называет «великий дракон, древний змий…» (Откр. 12: 9 ). Диавол, как известно, падший ангел, бесплотный дух, но он может принимать вид любого одушевленного существа или неодушевленного предмета. В древние времена диавол любил являться нашим предкам (да и другим народам тоже) в виде чудовищного, часто огнедышащего ящера. Поэтому-то в былинах так и распространен образ змея, дракона, с тремя головами или с одной.

Это чудище в представлении людей прошлого было олицетворением зла, нечистой силы. Недаром лешие, русалки, всевозможные бабки-ежки, змеи-горынычи, прочие огненные змеи кратко именовались нечистью – как представители инфернального мира. И для человека древности весь этот мир был такой же реальностью, как для нас полтергейст и прочие потусторонние паранормальные, темные явления.

Итак, нечистый дух в виде змия прилетает к супружнице князя и совершает с ней блуд. Что это не просто какая-то рептилия, а темная духовная сущность, видно из того, что змий является в двух обличиях: как ящер и как человек. Он принимает облик князя Павла. Притом змей скоро настолько обнаглел, что уже не скрывает перед княгиней своего мерзкого вида, но при других в целях конспирации является в виде князя. «А посторонним людям казалось, что это сам князь с женою своею сидит». Наконец княгиня не выдерживает и рассказывает всё мужу. Тот советует жене хитростью выведать у змия, что может послужить причиной его смерти. В минуту откровенности злодей проболтался, что «смерть мне суждена от Петрова плеча, от Агрикова меча».

Павел делится своим горем с родным братом, Петром. Через некоторое время тому во время молитвы является некий отрок (видимо, ангел) и указывает в расселине стены алтаря церкви Воздвиженского монастыря место, где спрятан меч. Петр берет Агриково оружие, находит удобное время, врывается в покои княгини и убивает коварного змея. Но перед тем как удалиться к себе в преисподнюю, змей обрызгал князя Петра своей кровью. Князь тяжело заболевает: на всем его теле появляются язвы.

Давайте пока остановимся на этом моменте и поразмыслим над тем, могла ли такая история произойти в действительности. Если немного абстрагироваться от несомненно эпического, поэтического описания чуда со змеем, которое дает нам «Повесть…», мы не видим в данном эпизоде с точки зрения агиографии и духовного опыта Церкви ничего мифологического. Жена князя, видимо, подолгу находилась в разлуке со своим супругом. Князья тогда все время воевали и, отправляясь в продолжительные походы, надолго оставляли своих жен одних.
Воспользовавшись этим, диавол подбрасывает ей искушение блудной похотью. Враг всегда сначала находит в человеке слабое звено, чтобы пробить брешь в его душе и далее погубить, пленив какой-нибудь страстью. В данном случае он, видимо, воспользовался тоской по мужу и связанными с ней блудными мечтаниями. Овладев умом женщины, он переходит к виртуальному блуду с ней, так как может принимать вид не только змея, но и ее законного супруга. И хотя в «Повести…» говорится, что «змей силой овладел ею», но такое вражеское воздействие не может произойти без того, чтобы человек сам не поддался на искушение. Как такое могло произойти? Может ли диавол, бестелесный дух, совершать подобные блудные действия? Да, диавол не имеет плоти, но он может вторгаться в наш материальный мир и совершать здесь некие действия. Он может даже наносить реальные побои людям, что описано во многих житиях, может превратиться в коня и перенести человека на огромные расстояния, как об этом рассказывается в житии святителя Иоанна Новгородского, способен и на многое другое. Неужели сатана, многие тысячелетия упражняющийся в обмане и зле, глупее человека? Сейчас, когда современные технологии позволяют создавать иллюзию полного присутствия, нас не могут удивлять подобные фокусы. Например, фильмы в формате 4DX, когда ты, сидя в кресле кинотеатра, получаешь совершенно реальное ощущение того, что находишься в гуще событий, происходящих на экране. Различные трехмерные модели с полным эффектом присутствия сатана научился создавать уже давно.Эпизод соблазнения княгини змием содержит несколько очень важных моментов, указывающих на реальность данного события. Такое, как говорится, нарочно не придумаешь. Дело в том, что опыт Церкви и святоотеческая литература свидетельствует: диавол, соблазняя людей, может являться в человеческом обличии и совершать с ними почти реальные блудные действия. Блудный демон может принимать вид как мужчины, так и женщины. Как пример можно привести случай, описанный в «Лавсаике» – произведении V века, повествующем о жизни святых подвижников. Вот что рассказывает авва Пахомий: «Враг принял вид эфиопской девицы, которую я видел в молодости, когда она летом собирала солому. Мне представилось, что она сидит у меня, и до того демон довел меня, что я думал, будто уже согрешил с ней. В исступлении я дал ей пощечину, и она исчезла. Поверь мне, два года не мог я стерпеть нестерпимого зловония от своей руки».
Интересно, что представление об огненном змии – нечистом духе, который способен принимать то вид дракона, то облик человека и соблазнять женщин на блуд, – мы действительно находим в древних восточнославянских легендах. Согласно им, змий является тем женщинам, которые нарушали запрет сильно горевать по умершему или тосковать по находящемуся в отлучке мужу. Змий также получал доступ к женщине, потерявшей невинность до брака. Конечно, кто-то может назвать эти легенды пережитками язычества. Но демоны очень часто являлись нашим предкам в тех образах, которые были известны еще с языческих времен.

В западной христианской демонологии демон блуда, искушающий женщин, назывался инкубом. Если бес, напротив, принимал вид женщины, его именовали суккубом. Кстати, в средневековых католических трактатах говорится, что демон инкуб кроме человеческого обличия также принимает вид козла, собаки, оленя, быка, змеи и других животных.

Но приведу два примера уже не из средневековья, а из нашей, современной реальности. Одна моя знакомая, женщина среднего возраста, потеряла мужа. Через некоторое время после смерти супруга она рассказала мне, что муж стал приходить к ней и даже ложится с ней на постель. Вдова эта была человеком церковным, часто исповедовалась и причащалась. Но у нее произошло какое-то бесовское помрачение. Она вроде бы прекрасно понимала, что приходящий к ней вовсе не ее покойный супруг. Тем более что далее она рассказала мне совсем уж жуткие вещи. Поведала о том, что этот мнимый муж может потом превратиться в пса с горящими глазами и, вскочив на перила балкона, спрыгнуть вниз. Но видя наяву все эти кошмары, осознавая умом, что творится что-то неладное, она совсем не испытывала страха, более того – ее как будто завлекали все эти видения.

Другая история. Одна пожилая дама попросила меня освятить квартиру. Ее супруг скончался незадолго до этого. Придя к ней домой, я увидел, что человек она не слишком церковный, и поэтому спросил: «Почему вы решили освятить свое жилище?» И она призналась, что муж после смерти стал являться ей: «Захожу в комнату, а он вот в этом кресле сидит. Бывает, что попросит что-нибудь ему приготовить, например рыбки пожарить». «Но странное дело, – добавила она, – ноги у него какие-то не такие, не как у людей, а как у лошади, шерстью покрыты и с копытами». Скажу честно, после всех этих откровений у меня по спине прошел очень ощутимый холодок. Но, самое удивительное, женщина рассказывала все эти ужасы совершенно спокойным голосом, как нечто уже привычное для нее. Однако, слава Богу, она почувствовала опасность подобных явлений и попросила священника освятить квартиру.

Должен заметить, что и первая знакомая мне женщина, и вторая находились на тот момент в здравом уме и трезвой памяти. Все виденное ими никак не могло быть болезненной галлюцинацией. Для себя я отметил интересную деталь: люди, общаясь с демоном, принимавшим вид их мужа, не испытывали страха. Хотя, несомненно, осознавали ненормальность всего происходящего. Заметьте: в «Повести о Петре и Февронии» жена князя Павла тоже не испытывает особого страха, несмотря на то, что прекрасно осознаёт, кто является ей и соблазняет на блуд. Помните, змей уже настолько взял власть над несчастной княгиней, что не скрывался перед ней, являясь в своем сатанинском обличии? Она спокойно беседует с ним, чтобы узнать, чем можно его одолеть. Знакомым мне женщинам демон также являлся, почти не таясь, то превращаясь в пса с огненными глазами, то показывая свои копыта. Этакий «смех сатаны». Пленив человека, диавол уже не прячется, а откровенно глумится над своей жертвой. В момент этого бесовского плена даже заложенный в нас от Бога страх, инстинкт самосохранения отключаются. Так что пусть каждый решит для себя сам, является ли правдоподобной история про соблазнение княгини змием или нет. Лично я в этой истории ничего сказочного не вижу. Если почитать жития уже неоднократно упомянутого святителя Димитрия Ростовского, то там мы можем найти не менее чудесные явления потустороннего мира.

Теперь немного о таинственном «Агрикове мече» и о том, как мог Петр убить с помощью какого-то меча бесплотного и бессмертного темного духа. Надо сказать, что святитель Филарет (Гумилевский) считал эпизод с Агриковым мечом «вымыслом народного воображения», так как этот меч упомянут также в известной былине о Добрыне. Видимо, по этой же причине святитель проявляет осторожность и не включает историю со змием в житие, составленное им. Однако про то, что змий тоже сказочный персонаж и вымысел, он ничего не пишет.

О том, что история о противоборстве благоверного Петра со змием является неотъемлемой частью жизнеописания святых муромских чудотворцев, говорит еще один факт. В службе святым Петру и Февронии 25 июня (8 июля по новому стилю) неоднократно упоминается факт победы благоверного Петра над змием. Например, во втором тропаре третьей песни канона на утрени: «Якоже иногда змия убив, конечному безвестию предал еси, тако и ныне отечество борющих победи, треблаженне, да тя прославляем». Любому просвещенному церковному человеку известно, что богослужебные, литургические тексты – это часть Священного Предания. В отличие от протестантов, мы, православные, имеем твердым основанием не только Священное Писание, но и Священное Предание. Что в него входит? Каноны и правила апостолов и святых Соборов, творения святых отцов, жития святых и литургическое предание, богослужебные тексты. Раз Церковь сочла нужным почти сразу после канонизации включить в текст службы святым Петру и Февронии эпизод про змия, значит, так тому и быть – это часть церковного православного Предания.

Но как быть с «Агриковым мечом»? При всем моем огромном уважении к святителю Филарету все же позволю себе с ним не согласиться. То, что такой же меч упомянут в былине о Добрыне, ровным счетом ничего не значит. В былинах нередко упоминались совершенно реальные исторические деятели и события. Самый знаменитый герой отечественных былин Илья Муромец существовал в действительности, и некоторые сказания о нем имеют историческую основу. Хотя, конечно, в большинстве из них мало общего с его реальной жизнью. Даже богатыря Добрыню иногда отождествляют с воеводой Добрыней, дядей святого князя Владимира.

Что такое «Агриков меч», никто толком не знает. Скорее всего это просто символ духовной силы, которая дается после молитвы князю Петру для победы над змием. Может быть, этот меч действительно принадлежал какому-то неведомому святому человеку. Что же, для нас не секрет, что не только мощи святых, но и их личные вещи наделены особой духовной энергией, силой Божией и через них Господь творит чудеса и дарует победу над врагами.

Бестелесный дух и телесная болезнь

Теперь о том, мог ли Петр убить диавола мечом. Да, в «Повести…» сказано, что змий умер от меча Петра. Но, как уже было упомянуто вначале, сочинение сие является поэтическим, литературным произведением. Конечно, демон бессмертен, но победить его, сделать безопасным, отогнать от человека и отправить обратно к «отцу лжи» вполне возможно. И тому есть масса примеров.

Могут ли представители разных миров – духовного и материального – сражаться друг с другом? Да, могут. И самый известный пример – это чудо великомученика Георгия о змии. Правда, там мы видим зеркальную ситуацию: святой Георгий уже после своей кончины является, чтобы спасти дочь царя от страшного ящера, которому приносили человеческие жертвы. И эта чудовищная рептилия, судя по всему, имела не инфернальное, а вполне земное происхождение. Некоторые исследователи считают его одним из сохранившихся динозавров. Мы знаем, что святой Георгий пронзил змия копьем, после чего великомученик приказал отвести змия в город, где он был показан жителям и обезглавлен мечом того же Георгия.

Во время битвы змий наносит Петру раны: там, куда попала его кровь, появляются язвы, от которых князь испытывает тяжкие страдания, – его поражает болезнь, подобная проказе. Возможно ли это? Может ли бесплотный дух нанести урон плоти? Еще как может! И «тому в истории мы тьму примеров слышим». Сам апостол Павел говорит: «Дано мне жало в плоть, ангел сатаны, удручать меня, чтобы я не превозносился» (2 Кор. 12: 7 ). Однажды диавол так вооружился на преподобного Антония Великого и подверг его таким ужасным побоям, что он долго лежал после этого без движения, не в силах сказать ни слова. Сам он говорил, что причиненные ему мучения превосходили все человеческие страдания. Святого Епифания Кипрского демоны избивали в течение десяти дней. В житиях святых мы часто читаем про тяжелые последствия бесовских воздействий. По попущению Божию бесы могут нанести человеку не только духовные, но телесные раны и язвы.

Продолжим изучение «Повести о Петре и Февронии Муромских» и от схватки князя со змием перейдем к самому главному моменту этого памятника – знакомству будущих благоверных супругов. Эта встреча Петра (Давида) и Февронии (Евфросинии) также не дает покоя критикам «Повести…».

Итак, мы помним, что Петр тяжело заболевает. Он смог одолеть врага, но, по попущению Божию, демон наносит ему телесные язвы, которые распространились по всему телу струпьями наподобие проказы.

Князь искал помощи у многих врачей, но никто не смог его исцелить. Услышав, что в Рязанской земле много хороших врачевателей, муромский правитель велит везти его туда. В поисках лекарей один из княжеских слуг (отроков) забрел в село Ласково и зашел в дом некоего «древолаза», то есть собирателя дикого меда. Здесь он встретил необычную девушку: она ткала холст, а у ее ног скакал заяц. Отрок сначала не воспринял ее всерьез и сказал, что хочет побеседовать с хозяевами дома. Девица, видя такое к себе отношение, не дала прямых ответов – говорила с гостем загадками. Того поразила ее мудрость, и он наконец рассказал о том, что послан в Рязанский край, чтобы найти врача для своего заболевшего господина.

Феврония (я буду называть и князя, и княгиню их общепринятыми житийными именами) отвечала отроку: «Если бы кто-нибудь взял твоего князя себе, тот мог бы вылечить его». (В другом переводе «Повести…» сказано не «взял», а «потребовал», что ближе к древнерусскому первоисточнику.) «Что это ты говоришь?! – вскричал отрок. – Кто может взять моего князя себе? Если кто вылечит его, того князь богато наградит. Но назови мне имя врача того, кто он и где дом его». Она же ответила: «Приведи князя твоего сюда. Если будет он чистосердечным и смиренным в словах своих, то будет здоров».

«Юноша быстро возвратился к князю своему и подробно рассказал ему о всем, что видел и что слышал. Благоверный же князь Петр повелел: “Везите меня туда, где эта девица”. И привезли его в тот дом, где жила девушка. И послал он одного из слуг своих, чтобы тот спросил: “Скажи мне, девица, кто хочет меня вылечить? Пусть вылечит и получит богатую награду”. Она же без обиняков ответила: “Я хочу его вылечить, но награды никакой от него не требую. Вот к нему слово мое: если я не стану супругой ему, то не подобает мне и лечить его”. И вернулся человек тот и передал князю своему, что сказала ему девушка.

Князь же Петр с пренебрежением отнесся к словам ее и подумал: “Ну как это можно – князю дочь древолаза взять себе в жены!” И послал к ней, молвив: “Скажите ей – пусть лечит, как умеет. Если вылечит, возьму ее себе в жены”».

Так описывает предысторию исцеления князя «Повесть о Петре и Февронии».

Давайте поразмыслим над загадками Февронии и над ее не менее загадочными словами о способе врачевания болящего князя.

Загадки мудрой девы

Я не буду приводить дословно весьма интересные и поэтичные загадки мудрой девицы; думаю, каждому интересующемуся нужно ознакомиться с ними в самом тексте «Повести…». Наша задача другая: понять, что в великом памятнике древнерусской письменности является несомненным историческим фактом, что можно признать вполне достоверным, а что – отнести к фольклорному элементу. Так вот, многим исследователям именно загадки Февронии кажутся одной их наиболее фольклорных, сказочных составляющих «Повести». Действительно, тут чувствуется явная перекличка с народным устным творчеством: с поговорками, пословицами, загадками, которые мы в изобилии находим в русских сказках и былинах. Но важно понять, являются ли слова девицы Февронии «фольклором», или же будущая княгиня просто активно использует образное народное слово в своей речи.

Начнем с того, что жизнь древнерусского крестьянина XIII века была просто неотделима от всего, что мы сейчас называем фольклором. Досуг молодые крестьянские девушки проводили в пении песен, рассказывании сказок, загадывании загадок. Русские люди пели протяжные, сказочные песни и во время работы. Даже классическая литература XIX века постоянно влагает в уста жителей деревни поговорки, пословицы, прибаутки. Феврония, конечно же, была очень хорошо знакома со всем этим. Отсюда и ее манера постоянно использовать в речи пословицы, притчи и загадки, многие из которых нам известны и по другим фольклорным источникам.

Второй момент: Феврония не простая девица. Она человек не от мира сего, если хотите – немножко юродивая. Ее поведение неординарно. Даже то, что она держит в горнице лесного жителя – зайца, необычно. Но нам все это не удивительно: святые люди часто вели себя странно, непривычно для окружающих, и их слова имели подчас таинственный, загадочный смысл, который открывался позже. Кстати, и прирученный Февронией заяц не должен вызывать особого удивления, ведь многие святые люди, живя в гармонии с природой, дружили с дикими зверями. Вспомним, как преподобный Сергий Радонежский и батюшка Серафим Саровский кормили хлебом медведей, а святой Герасим Иорданский приручил льва и даже возил на нем воду для обители.

Приверженность к фольклору была свойственна не одной только святой Февронии. Некоторые наши русские подвижники также чрезвычайно его любили. Оптинский старец Амвросий в письмах к разным людям не только постоянно использовал крылатые выражения русского языка, но и сам придумывал поговорки и пословицы. Святитель Феофан Затворник также часто прибегает в своих поучениях к народным фразеологизмам.

Святая Феврония была плотью от плоти простого русского народа, и в том, что она хорошо знала устное народное творчество и любила его, нет ничего удивительного.

Принуждение к браку или знание воли Божией?

Но более сложной загадкой являются не иносказания, которыми говорит с княжеским отроком Феврония, а ее слова о том, что вылечить князя может только тот, кто возьмет или даже потребует князя себе. Конечно же, речь здесь идет не просто о том, чтобы врач взял больного в свой дом и лечил его, так сказать, стационарно. Это и так подразумевалось, ведь в «Повести…» говорится, что князь был уже настолько слаб, что не мог сидеть на коне: его привезли в Рязанские земли на подводе. К тому же в тексте сказано не «к себе», а «себе». Нет, здесь все гораздо глубже.

Мне очень близко объяснение этих слов премудрой девицы, которое дает известный филолог, исследователь древнерусской письменности Анна Архангельская. По ее мысли, Феврония говорит этим иносказанием: «Исцеление – это вмешательство в чужой организм. “Если я ему не жена, то как я могу его лечить?” Она же не профессиональный лекарь». Действительно, нигде не сказано, что Феврония занималась целительством. Княжеский посланец набрел на ее жилище, как ему кажется, случайно. Он просто хочет спросить дорогу к известным в этой округе врачам. И совершенно неправы те, кто видит в Февронии какую-то практикующую народную целительницу.

Но на самом деле встреча эта совершенно неслучайна. И цель ее даже не излечение князя, а исполнение воли Божией. Неизвестно, обладала ли Феврония даром исцеления или ей просто было открыто от Бога, что Господь через нее исцелит Петра, но несомненно то, что она знает волю Божию. А воля Божия всегда ведет человека ко спасению. Девица знала – ей это было открыто от Господа, – что князь выздоровеет только если пообещает стать ее мужем. Ей было открыто и ее избранничество на этот путь. Кстати, в житиях святых тема избранничества, знания самим святым или его родственниками о его особом жизненном пути, встречается довольно часто.

Так вот, Феврония вовсе не воспользовалась моментом, чтобы удачно выйти замуж за богатого и знатного жениха, как это многим может показаться. Она покорна воле Божией, которая была ей открыта. А Господь открыл ей, что именно этот путь приведет и ее, и князя к святости и спасению. Поэтому просто кощунственна мысль, что Феврония как-то манипулирует Петром, шантажирует его и принуждает к браку с ней.

Еще один момент: да, праведная супружеская жизнь святых Петра и Февронии является для нас образцом семейной жизни. Но мы ни в коем случае не должны слепо копировать опыт святых, без всякого рассуждения подражать им во всем. Святые – это особые люди, которым были подчас открыты очень большие знания об их будущей жизни. В чем-то мы, несомненно, должны следовать за ними, но какие-то моменты их жития являются их личным, неповторимым подвигом. Как пример приведу житие преподобного Алексия, человека Божия. После женитьбы он в первую же брачную ночь ушел из дома, оставив молодую жену и родителей. Много лет проведя в великих подвигах и скитаниях, Алексий вернулся в родной дом, но уже в совершенно неузнаваемом облике нищего. Его приютили в сенях, там он прожил несколько лет, никем не узнанный, и только перед смертью написал родителям письмо, где рассказал о своей жизни. Почему он так поступил? Для нас это тайна. Но ясно одно: Господь открыл ему Свою волю, и он последовал этим путем. Стоит ли нам, не знающим тайн Промысла Божиего, поступать подобным образом? Конечно же, нет.

Но вернемся к «Повести…». Итак, князь Петр, хотя внешне и принял условие Февронии и обещал взять ее в жены, если исцелится, вовсе не собирался держать слово. А ведь мудрая дева предупреждала: «Если будет он чистосердечным и смиренным в словах своих, то будет здоров!» Далее сказание еще раз показывает, что Феврония знала все, что должно произойти потом. Она отправляет больного попариться в бане, а сама в это время готовит мазь из хлебной закваски. По наказу девушки князь мажет этим средством все струпья, кроме одного. Наутро все его тело стало здоровым. Петр посылает дочери бортника дары, но свое обещание жениться на ней исполнять не хочет. Вскоре после прибытия князя в Муром его тело вновь покрывается язвами. Он возвращается к Февронии, кается и со стыдом просит прощения. «Она же, нимало не гневаясь, сказала: “Если станет мне супругом, то исцелится”. Он же твердое слово дал ей, что возьмет ее в жены», – рассказывает «Повесть…». Лечение повторяется, и князь женится на простолюдинке. Вот такая поучительная история. Как говорит народная мудрость: «Не давши слова, крепись; а давши – держись».

Кстати, князю, как человеку, наделенному от Бога властью, а значит – лицу сугубо ответственному, вдвойне не пристало нарушать данное им слово. Грех князя еще и в том, что он идет против воли Божией, хотя понимает, что Феврония наделена знанием этой воли. Об этом ему рассказал его слуга, да и сам он перед тем, как принять лечение, устроил испытание для своей врачевательницы, подивившись потом ее мудрости.

Боярский бунт

Через некоторое время после свадьбы умер старший брат Петра, и князь стал властителем Мурома. Но не всем понравилась молодая жена нового князя, да и сам он не всем пришелся по душе. Властолюбивые бояре задумали «дворцовый переворот». Поводом послужила женитьба их правителя на простой крестьянке. «Повесть…» этот эпизод описывает, конечно, весьма художественно.

По наущению своих жен бояре сначала стали настраивать князя против супруги. В вину ей они ставили бережливую крестьянскую привычку собирать в руку крошки со стола после трапезы. Петр, решив проверить слова вельмож, как-то после обеда разжал ладонь Февронии и… увидел зерна благоухающего ладана. Многим этот сюжет может напомнить известную сказку о Царевне-лягушке. Помните, как Василиса Премудрая лила себе в рукав напитки со стола и собирала кости? Да, определенное сходство есть. Но Василиса это делала специально, а не по привычке к бережливости. И жены старших царевичей стали даже подражать ей, пытаясь повторить чудо превращения остатков еды в озеро с лебедями, только ничего у них не вышло.

Видимо, уловив в этом месте жизнеописания святых князей слишком явное созвучие с фольклором, святитель Филарет (Гумилевский) не включил его в свое житие благоверных Петра и Февронии. Как не использовал он и другой эпизод из истории боярской смуты:

«Минуло немалое время, и вот однажды пришли к князю бояре его во гневе и говорят: “Княже, готовы мы все верно служить тебе и тебя самодержцем иметь, но не хотим, чтобы княгиня Феврония повелевала женами нашими. Если хочешь оставаться самодержцем, путь будет у тебя другая княгиня. Феврония же, взяв богатства, сколько пожелает, пусть уходит, куда захочет!” Блаженный же Петр, в обычае которого было ни на что не гневаться, с кротостью ответил: “Скажите об этом Февронии, послушаем, что она скажет”.

Неистовые же бояре, потеряв стыд, задумали устроить пир. Стали пировать, и вот, когда опьянели, начали вести свои бесстыдные речи, словно псы лающие, лишая святую Божиего дара, который Бог обещал ей сохранить и после смерти. И говорят они: “Госпожа княгиня Феврония! Весь город и бояре просят у тебя: дай нам, кого мы у тебя попросим!” Она же в ответ: “Возьмите, кого просите!” Они же, как едиными устами, промолвили: “Мы, госпожа, все хотим, чтобы князь Петр властвовал над нами, а жены наши не хотят, чтобы ты господствовала над ними. Взяв сколько тебе нужно богатств, уходи, куда пожелаешь!” Тогда она сказала: “Обещала я вам, что чего ни попросите – получите. Теперь я вам говорю: обещайте мне дать, кого я попрошу у вас”. Они же, злодеи, обрадовались, не зная, что их ждет, и поклялись: “Что ни назовешь, то сразу беспрекословно получишь”. Тогда она говорит: “Ничего иного не прошу, только супруга моего, князя Петра!” Они же ответили: “Если сам захочет, ни слова тебе не скажем”. Враг помутил их разум – каждый подумал, что если не будет князя Петра, то поставят другого самодержца: а ведь в душе каждый из бояр надеялся самодержцем стать.

Блаженный же князь Петр не захотел нарушить Божиих заповедей ради царствования в жизни этой, он по Божиим заповедям жил, соблюдая их, как богогласный Матфей в своем Благовествовании вещает. Ведь сказано, что, если кто прогонит жену свою, не обвиненную в прелюбодеянии, и женится на другой, тот сам прелюбодействует. Сей же блаженный князь по Евангелию поступил: достояние свое к навозу приравнял, чтобы заповеди Божией не нарушить».

Интересно, что святитель Филарет со свойственной ему исторической точностью отмечает: муромские бояре в своем стремлении свергнуть князя были подстрекаемы его ближайшими родственниками, претендовавшими на княжение: младшим братом и племянником. Святитель Филарет описывает историю с изгнанием благоверных князей весьма кратко. Бояре приступают к князю и выдвигают ему ультиматум: «или пусть отпустит от себя супругу, оскорбляющую своим происхождением знатных жен, или же оставит Муром. Князь твердо помнил слова Господа: “Что Бог сочетал, того человек да не разлучит. Кто отпустит жену свою и женится на другой, тот прелюбодей” (см.: Мф. 19: 6, 9 ). Потому, верный долгу христианского супруга, князь согласился отказаться от княжества. Он остался после того с небогатыми средствами к жизни, и печальные мысли невольно приходили ему на ум. Но умная княгиня говорила ему: “Не печалься, князь, – милостивый Бог не оставит нас в нищете”. В Муроме скоро открылись раздоры непримиримые, искатели власти схватились за мечи, и многие из вельможных потеряли жизнь. Бояре муромские принуждены были просить князя Давида и княгиню Евфросинию возвратиться в Муром. Так князь, верный долгу своему, восторжествовал и над врагами своими».

Почему святитель Филарет сильно сокращает повествование о бунте бояр? Думаю, не только потому, что видит в нем некоторые параллели с русскими сказками. Действительно, подробности этой истории описаны довольно фольклорно. Хотя рассказ о превращении крошек в ладан, по моему мнению, вполне приемлем для жития святых. Да, хитрость Февронии, благодаря которой она забирает князя с собой, имеет очень похожие аналоги в русских народных сказках: когда жену заставляют расстаться с мужем, она просит взять из дома самое дорогое и, конечно же, забирает любимого. Но, как мы знаем, Феврония – знаток фольклора, так что стоит ли удивляться, если она поступает «по-сказочному». К тому же сюжет «о самом дорогом» не только русский, а так сказать, общечеловеческий. Что для женщины должно быть самым дорогим? Конечно, любимый мужчина. Подобным образом поступили и жены немецкого города Вайнсберга: когда осаждавшие его разрешили им уйти и взять с собой столько, сколько те смогут унести на своих плечах, они, разумеется, взяли – вынесли – своих мужей.

Но не это смущает в рассказе о княжеском изгнании. Петр принимает решение не сам – он отсылает распоясавшихся вельмож к своей супруге: дескать, спросите у нее, что она об этом думает. Могло ли такое быть в XIII веке, да еще в семье князя? Нет, конечно. Для русского средневековья такая ситуация совершенно невероятна. Думаю, именно по этой причине, а не из-за его фольклорности этот эпизод не включили в житие и святитель Димитрий Ростовский, и святитель Филарет (Гумилевский). Можно предположить, что такой не очень правдоподобный вариант рассказа об изгнании благоверных князей попал в «Повесть…» потому, что писалась она по устным народным преданиям о святой чете: главным автором ее был простой русский народ. Поэтому и крестьянка Феврония предстает как самый главный ее персонаж. И князь, преклоняясь перед ее мудростью, советуется с ней во всем.

Филаретовский вариант беседы князя с боярами мне нравится куда больше, чем тот же диалог в «Повести…». Петр твердо помнит слова Евангелия о нерасторжимости брака и, верный христианскому супружескому долгу, предпочитает отказаться от княжества. А ведь древнерусские князья нередко забывали о своем семейном долге. Иван Васильевич Грозный, при котором и были канонизированы благоверные Петр и Феврония, двух своих жен заточил в монастырь. Его отец, Василий III, постриг в монахини свою законную супругу Соломонию Сабурову за ее бесплодие и женился на Елене Глинской. Не нужно также забывать, что в XIII веке родные братья убивали друг друга, чтобы присоединить к своим землям еще один надел. Так что отказаться от княжения ради сохранения семьи и любви к жене – это величайший подвиг для правителя того времени. А еще говорят, что в житии Петра и Февронии нигде не говорится об их любви. Вот она, настоящая любовь! И за этот подвиг любви Господь возвращает Петру княжество.

Святитель Филарет, как бы в подтверждение истории изгнания Петра, приводит еще один пример его смирения. Он, опираясь на летописи, рассказывает, что благоверный муромский князь помогает восстановить справедливость великому князю Всеволоду и участвует с ним в борьбе против пронских и рязанских князей. В награду за это Петр получил от Всеволода богатое Пронское княжество. Когда же бывшие пронские князья пошли на него войной, кроткий Петр «послал сказать им: “Братья! Я не сам собою занял Пронск: меня посадил тут Всеволод. Пронск ваш”. И спокойно возвратился в Муром. Какое высокое бескорыстие! Какое глубокое уважение к долгу любви и чести!» – восклицает святитель Филарет. Такое бескорыстие было, действительно, большой редкостью во времена княжеских междоусобиц. А ведь Петр вовсе не был каким-то пацифистом. Согласно летописям, он был храбрым воином, принимал участие в нескольких военных операциях. А в 1220 году его войска были в славном походе против волжских булгар.

Филарет включает в составленное им жизнеописание святых князей и случай с мужчиной, который, забыв о своей супруге, засмотрелся на красоту Февронии. Этот эпизод приведен полностью, вместе с ответами мудрой княгини, но почему-то святитель относит его не ко времени изгнания князей, а уже к их мирному правлению, последовавшему после возвращения.

Интересно, что, когда бываешь в Муроме, не можешь отделаться от ощущения реальности всего, что описано в «Повести…». Этот небольшой город просто дышит древностью, «там русский дух, там Русью пахнет». Конечно, зданий времен Петра и Февронии не сохранилось, но все равно в их родном городе совершенно ощутимо прикасаешься к их жизни. И когда молишься у мощей благоверной четы, и когда просто бродишь по муромским улочкам, и когда стоишь на набережной Оки и глядишь на храм святых Космы и Дамиана, воздвигнутый Иваном Грозным… И кажется, что вот сейчас скользнут по реке ладьи, уносящие князя и княгиню на другой берег, прочь от мятежных бояр.

Святитель Филарет, повествуя о благочестивой жизни и мудром христианском правлении святых после возвращения в Муром, пишет, что оно «было правдолюбивое, но без суровой строгости, милостивое, но без слабости. Умная и благочестивая княгиня помогала супругу советами и делами благотворительности. Оба жили по заповедям Господа, всех любили и не любили ни гордости, ни неправедной корысти; покоили странников, облегчали участь несчастных, чтили иноческий и священнический чин, ограждая его от нужд».

Дети «бездетной четы»

Еще одним камнем преткновения, и, кстати, не только для светских критиков, но и для некоторых православных, является отсутствие в «Повести о Петре и Февронии» упоминания об их детях. Приходится встречать даже в работах современных богословов мысль о том, что святые Петр и Феврония якобы специально отказались от телесного супружеского общения ради сугубого подвига воздержания и целомудрия. А враждебно настроенные критики используют отсутствие в житии информации о детях четы как контраргумент в полемике с православными: дескать, какие же это покровители семьи, если они сознательно отказались от деторождения?

Начнем с того, что для средневекового русского властителя бездетность являлась большой трагедией. Выше я упоминал о том, что некоторые правители ради рождения наследника даже шли против совести и канонов Церкви. Особенно тяжелой проблемой была бездетность для князя времен феодальной раздробленности. Каждый князь хотел, чтобы его сыновья и внуки и дальше управляли его наделом. В противном случае после смерти князя княжество могло перейти к его родственникам, которые подчас являлись его врагами. Никто из князей, хотя бы из чувства ответственности перед народом и вверенными ему землями, не стал бы сознательно отказываться от продолжения рода – даже ради подвигов целомудрия. Очень маловероятно, что на это пошел бы и святой Петр Муромский.

Заметим: факт наличия детей у благочестивой муромской четы, который почему-то отрицают даже некоторые церковные писатели, является совершенно неопровержимым с исторической точки зрения.

В первой части статьи я уже говорил об исторической идентификации святых Петра и Февронии, и историчность этих муромских князей подтверждается большим количеством весьма авторитетных источников.

О детях благоверных князей Муромских свидетельствуют и «Родословная муромских князей», и «Родословная Владимирско-Суздальских князей», и «Лаврентьевская летопись», и жития благоверного князя Святослава Владимирского и его сына благоверного князя Димитрия… Кстати, святой князь Святослав был зятем Петра и Февронии, а благоверный князь Димитрий – их внуком.

У Петра и Февронии детей было трое: старший сын Юрий, унаследовавший после смерти отца его престол, Святослав и дочь Евдокия. Также известны имена их внуков: Ярослав – сын Юрия; Иоанн и Василий – дети Святослава – и сын Евдокии Димитрий.

Князь Юрий принял Муромское княжество в 1228 году, был смелым воином, сражался против мордвы, согласно Новгородской летописи, бился с Батыем. В 1230 году он погиб, сражаясь с монголами.

Святослав в 1220 году вместе с отцом участвовал в походе против волжских булгар. Лаврентьевская летопись говорит, что он умер в 1228 году, на пасхальной неделе, за несколько дней до праведной кончины своих родителей.

Дочь Петра и Февронии Евдокия вышла замуж за сына Всеволода Большое гнездо – князя Святослава. Кстати, летопись говорит, что ее отец, князь Муромский, был на этой свадьбе. У Евдокии родился сын Димитрий, который после смерти отца стал князем Юрьев-Польским. Мне удалось побывать в этом чудесном маленьком городе, ныне немного запущенном, но по-прежнему прекрасном, с древними монастырями, храмами и другими памятниками старины. И там хранят память о юрьевском князе Димитрии – внуке Петра и Февронии.

И зять Петра и Февронии Святослав, и внук Димитрий были прославлены Церковью как святые благоверные князья.

Почему же «Повесть о Петре и Февронии» не дает нам сведений о детях святых князей, несмотря на то, что их имена были очень хорошо известны во времена ее написания? Думаю, такой пробел объясняется довольно просто. Жития святых, как правило, сообщают о детях подвижников тогда, когда они каким-то образом принимали участие в их подвиге или же сами являлись святыми. В житии Петра и Февронии, составленном святителем Димитрием Ростовским, не упоминается об их детях скорее всего также по этой же причине. А святитель Филарет пишет только об одном сыне муромской четы – Святославе; можно предположить, что он интересен составителю жития потому, что умер на одной пасхальной седмице со своими родителями.

День кончины или именины?

Как нам известно из «Повести о Петре и Февронии», из всех их житий, а также из летописных источников, благоверные князья отошли ко Господу в один день. Святитель Филарет, опираясь на исторические документы, говорит, что почили они в апреле, на пасхальной седмице 1228 года и, согласно их завещанию, были погребены в одном гробе. Он не упоминает о том, что неразумные люди хотели нарушить завещание святых и положить их в отдельных гробах, а они каждый раз вновь оказывались вместе. Но это совершенно не означает, что данный эпизод является вымышленным: в житиях святых мы находим описание гораздо более великих и непостижимых чудес. Житие, составленное святителем Филаретом, довольно кратко; его задачей было подвергнуть «Повесть…» Ермолая-Еразма критическому историческому анализу и по возможности отобрать проверенные и максимально достоверные факты.

Почему же мы празднуем день преставления благоверных Муромских князей не весной, в апреле, а 25 июня по старому стилю (соответственно, 8 июля по-новому)? Святитель пишет: «Если по летописи скончались в апреле, то 25-й день июня надобно признать за день открытия мощей». То есть он полагает, что день празднования кончины святой четы (чтобы не делать его из-за пасхальной недели днем переходящим) просто приурочили к дню обретения мощей. Но это только предположение. Ни во времена святителя Филарета, ни тем более в наши дни не было выяснено, в какой точно день открыли мощи.

По поводу памяти святых Петра и Февронии именно 25 июня (8 июля) у меня есть своя версия. Очень часто, когда точный день памяти святого нам неизвестен, празднование его кончины устанавливают в день именин. В церковном календаре мы можем найти множество святых с одинаковыми именами, но живших в совершенно разное время, память которых приходится на один и тот же день. 25 июня – это день преподобномученицы Февронии девы, святой IV века. Она небесная покровительница благоверной Февронии Муромской – другой Февронии в месяцеслове нет. А вот святых с именем Петр достаточно много. Поэтому, не зная точного дня смерти муромских чудотворцев, установили день их памяти праздновать 25 июня.

Дни церковных праздников – это далеко не всегда точная дата какого-то исторического события. Мы знаем, что даже дата Рождества Христова условна, а Пасха вообще переходящий праздник.

Существует абсолютно ложное мнение, что день почитания святых Петра и Февронии как небесных покровителей семьи и супружества – это совершенно новое, современное веяние. Дескать, захотели придумать русский аналог дню святого Валентина, вот и установили в 2008 году День семьи, любви и верности. Да, в наше время день святых Петра и Февронии приобрел особое значение. Строятся новые храмы этим святым, устанавливаются памятники, все больше людей празднуют их память, а главное – начинают молиться им. Но Петр и Феврония почитаются как покровители семьи уже давно. В XIX веке святитель Филарет писал, что святые князья «в жизни своей были образцом христианского супружества, готовые на все лишения для евангельской заповеди о нерушимом союзе. И ныне они молитвами своими низводят небесное благословение на вступающих в брак. Так показывают многие опыты загробной жизни их». И к святым Петру и Февронии обращались за помощью в семейной жизни еще задолго до века XIX-го.

Еще немного о легендах и мифах

Некоторые исследователи, в основном филологи и культурологи, любят сравнивать «Повесть о Петре и Февронии» с кельтскими и другими западноевропейскими легендами, особенно с романом о Тристане и Изольде. И действительно, при желании можно найти в древнерусской «Повести…» нечто сходное с этим рыцарским сказанием. Что это? Действительно ли «Повесть» Ермолая-Еразма вобрала в себя европейские легенды, каким-то образом проникшие на Русь, или это просто случайное совпадение?

Начнем с того, что священник Ермолай собирал материалы для написания жития святых благоверных князей в муромских и рязанских областях, то есть в среднерусской полосе. Это сказания даже не Киевской, а Владимирской Руси. Очень сложно предположить, что во времена, когда проникновение иностранцев в центральную часть России было минимальным, во владимирские края были завезены какие-то западные легенды.

Существует немало работ, где приводится сравнительный анализ «Повести…» и романа о Тристане и Изольде. Я прочел довольно много статей на эту тему, но ни в одной из них не нашел объяснения этим совпадениям. Академик Д.С. Лихачев в работе «Повесть о Петре и Февронии Муромских» нисколько не настаивает на каком-то заимствовании западных легенд. Он восхищается «Повестью…», ее удивительным поэтическим языком, образами и пишет о том, что «есть что-то общее… с западноевропейским средневековым повествованием о Тристане и Изольде». Но так ли похожи два этих сказания?

Я еще раз перечитал роман о Тристане и Изольде в изложении Жозефа Бедье. Скажу честно: если не ставить задачи найти в нем параллели с еразмовой «Повестью…», можно вообще не заметить какой-то общности двух этих произведений. Во всем романе мне видятся только два эпизода, сходных с теми, что есть и в жизнеописании муромских князей. Тристан тоже побеждает дракона и заболевает от его яда, положив драконий язык к себе в карман. Его находят без сознания, приносят в дом Изольды, но лечит его не она, а ее мать, королева: именно она готовит снадобье, а Изольда лишь помогает ей. И второй сходный момент – это смерть Тристана и Изольды: они также умирают в один день. При этом роман Бедье – довольно объемное произведение, в несколько раз больше «Повести…». Тристан совершает разные подвиги (убийство дракона не самый главный из них), с ним и Изольдой происходит масса событий, совершенно непохожих на события жизни Петра и Февронии. Сюжет легенды очень хитро сплетен, да и Изольда вообще не одна – в романе целых две Изольды. И самое главное: «Повесть о Петре и Февронии» – это гимн супружеской любви и верности. Свою любовь супруги проносят через всю земную жизнь, а потом имеют ее продолжение в вечности. А рыцарский роман о Тристане и Изольде – совсем наоборот: это повесть о супружеской измене, о блудной страсти. О двух любовниках, которые не могут быть вместе и соединяются, умирая в один день. Кстати, существуют версии романа, из которых убрана эта печальная концовка.

Не будем подробно останавливаться на драконе. Сказания о змеях и змееборцах есть у многих и многих народов. С драконами боролись не только на Руси и в Западной Европе, но и в Иране, Вавилоне, Греции, не говоря уже о Китае, Японии и Индии. С кем только не сравнивали, к примеру, святого Георгия, победившего змея! Откуда берутся сказания о драконах, мы уже говорили в первой части статьи. Змей, дракон – любимая личина диавола в древности, потому у многих народов дракон – воплощение зла (хотя и не везде; в некоторых странах драконов обожествляли, но, тем не менее, сражались с ними). Существует и теория о том, что драконы – это сохранившиеся древние ящеры.

Гораздо важнее объяснить схожесть кончины персонажей кельтской легенды и русских святых. Но прежде всего не будем забывать, что, в отличие от вымышленных героев романа, Петр и Феврония – реальные люди, и их кончина в один день не вымысел, а исторический факт. Далее: в романе Бедье Тристана и Изольду кладут справа и слева от часовни, а потом вырастает терновник, который соединяет две их могилы. И если здесь это лишь красивый поэтический образ, то совместное погребение Петра и Февронии – это, опять-таки, реальность: они действительно были похоронены вместе. По приказу Ивана Грозного над могилой святых была построена церковь Рождества Богородицы. Они лежали вместе под южной стороной церкви. Позже их мощи открыли и перенесли в сам храм. Сейчас они почивают в женском Троицком монастыре, куда были перенесены уже в наше время.

Что же касается мотива смерти горячо любящих друг друга людей в один день, то он не европейский и не русский, а всечеловеческий. К.Г. Юнг называл это «коллективным бессознательным». Есть «коллективное бессознательное», присущее отдельному этносу, а есть общечеловеческое бессознательное. Все человечество создано Богом как единый человеческий род, и при всех этнических и культурных различиях у всех народов очень много общего. Поэтому неудивительно, что в похожих ситуациях мы одинаково мыслим и в нашем сознании всплывают очень близкие образы. В подтверждение того, что мотив о смерти в один день общий для совершенно разных народов, можно привести поэму тюркского автора XV века Алишера Навои о двух влюбленных «Лейли и Меджнун». Вот строки из нее, рассказывающие об их смерти: «Возлюбленная руки подняла, / возлюбленному душу отдала. / Возлюбленный склонился не дыша, / к возлюбленной ушла его душа».

Мы знаем, что Петр и Феврония имели горячее желание уйти вместе и просили Бога, «чтобы в одно время умереть им». И Господь исполнил прошение двух любящих сердец.

Еще немножко об удивительных совпадениях, общечеловеческих образах и коллективном бессознательном. Есть работы по исследованию происхождения мифов, в которых можно найти очень интересные сравнения. Вот европейская легенда о короле Артуре: в Лондоне, в центре города, была часовня; возле нее лежал камень с торчащим из него мечом; меч, который никто не мог извлечь, вынул юноша Артур; спустя какое-то время рука Владычицы озера, появившись над водами, даст ему меч Экскалибур. А теперь вьетнамская легенда: дворянину Ле Лою духи повелели возглавить восстание против китайских захватчиков; из озера, возле которого он жил, выплыла гигантская черепаха с мечом во рту. Герой берет этот меч, с помощью чудесного оружия прогоняет китайцев и становится королем. Похоже? Это будет покруче, чем Тристан и Изольда.

Подведем некоторые итоги. «Повесть о Петре и Февронии Муромских» – прекрасное и весьма поучительное произведение древнерусской словесности. За века «Повесть…» прочно вошла в церковный обиход и пользуется большой популярностью и авторитетом у православного народа. Да, она не вошла в макарьевские Четьи-Минеи, но была включена в другие сборники житий, такие как Годуновские и Милютинские Минеи.

Мы не находим в ней каких-то явных нелепостей и искажений церковного учения. Можно сказать, что единственной фактической ошибкой «Повести…» является путаница с княжескими именами.

Церковь – это живой организм, она сама отторгает все вредное и принимает то, что приносит пользу.

Составляя жизнеописания святых, никто и никогда не стремился к абсолютной, документальной точности. Важно было другое: духовная достоверность жития. В «Повести…» отца Еразма много литературности, но ведь и знаменитые «Жития святых» святителя Димитрия Ростовского тоже весьма литературны. Лирические отступления, подробности, диалоги, молитвы, которые он влагает в уста святых, имеют явно художественный характер. Кроме исторических данных в его житиях обширно используются и народные сказания о подвижниках.

На димитриевских Четьях-Минеях воспитаны многие поколения наших православных предков. Люди веками читали житийную литературу и получали духовную пользу. «Повесть о Петре и Февронии» тоже приносит многим назидание, духовное утешение и служит учебником супружеской любви и верности.

Протоиерей Павел Гумеров

Укусы ядовитых змей смертельно опасны, однако есть люди, которые на собственном примере доказывают, что у каждого правила есть исключения. Американец Билл Хааст прославился тем, что открыл собственный серпентарий в Майами, где держал гремучих змей. От своих подопечных он перенес за жизнь более 170 укусов, однако умер в возрасте 100 лет.

Серпентарий Хааста – едва не самая известная достопримечательность во Флориде. Ежегодно представления Хааста посещало более 50 тысяч туристов, они с замиранием сердца смотрели на то, что серпентолог голыми руками брал своих подопечных, не боясь укусов, и начинал доить их.

На протяжении многих лет Хааст пытался доказать, что, выработав иммунитет к змеиному яду и употребляя его в качестве лекарства, можно излечиться от различных болезней, в том числе от рассеянного склероза и волчанки, артрита и болезни Паркинсона. Хааст предлагал использовать «коктейль» из яда пяти змей – кобры, водяного щитомордника, крайты, мамбы и гремучей змеи. Стоит ли говорить, что такие эксперименты не одобрил бы ни один государственный орган.

Чтобы выработать иммунитет, Билл Хааст регулярно делал инъекции, содержащие змеиный яд, постепенно он увеличивал дозу. Билл всю свою сознательную жизнь возился со змеями, поэтому доить их было делом привычным. Собирать змей он начал в 16 лет, как только окончил школу, к 19 годам он уже делал это вполне профессионально. В годы войны Билл служил в авиации, он побывал в Южной Америке, Африке и Индии и, пользуясь случаем, привез в Америку несколько змей, в том числе и свою первую кобру. В те годы закон еще не запрещал транспортировку змей в самолете, правда, члены экипажа совсем не обрадовались соседству с пресмыкающимися.

Серпентарий был основан в 1947 году. В первые пять лет им занималась только семья Хааста – он сам, его жена и малолетний сын. Билл-младший четыре раза становился жертвой змей и вскоре окончательно потерял интерес к бизнесу отца. Сам же Хааст поставил рекорд, попавший в Книгу Гиннесса: к середине 2008 года он получил уже 172 укуса. Об этом напоминало отсутствие нескольких пальцев на руках. Критическим оказался один из укусов кобры, который Хааст получил в 1950-е годы. Тогда он попал в больницу, для него заказали сильнейшую вакцину из Индии, однако серпентолог отказался ее применять и вскоре сам выздоровел.

Хааст часто выступал донором крови в тех случаях, когда нужно было срочно спасать пациентов от змеиных укусов. Всего благодаря ему было спасено около 20 жизней. В 1950-е годы Хааст сдавал кровь для исследователей из университета Майами для разработки вакцины от полиомиелита.

В серпентарии Хааста каждый желающий мог поближе пообщаться со змеями. Стоит отметить, что жесткие правила безопасности были введены после того, как в 1977 году в яму к 12-фунтовому крокодилу по кличке Печенюшка упал шестилетний ребенок. Инцидент закончился смертью ребенка, хотя до этого на протяжении 20 лет крокодил ничем не запятнал своей репутации. Случившееся так потрясло Хааста, что на следующий день он застрелил питомца.

О том, что свя-тые Петр и Фев-ро-ния Му-ром-ские яв-ля-ют-ся по-кро-ви-те-ля-ми се-мьи и су-пру-же-ства, а день их па-мя-ти объ-яв-лен фе-де-раль-ным празд-ни-ком се-мьи, люб-ви и вер-но-сти, из-вест-но по-чти каж-до-му жи-те-лю Рос-сии. И это не мо-жет не ра-до-вать. Но с тех пор, как был уста-нов-лен осо-бый празд-ник в их честь и по-чи-та-ние Пет-ра и Фев-ро-нии при-об-ре-ло ши-ро-кий раз-мах, не смол-ка-ют спо-ры во-круг их имен. Боль-ше все-го недо-уме-ний и во-про-сов вы-зы-ва-ет не их , вклю-чен-ное в Че-тьи-Ми-неи свя-ти-те-ля , а зна-ме-ни-тая . Од-ни счи-та-ют ее един-ствен-ным и без-ого-во-роч-ным ис-точ-ни-ком све-де-ний о бла-го-вер-ных кня-зьях, дру-гие - вы-мыс-лом и кра-си-вой ле-ген-дой, не име-ю-щей ни-че-го об-ще-го с их ре-аль-ной био-гра-фи-ей. Да-вай-те по-про-бу-ем разо-брать-ся, та-ким ли ле-ген-дар-ным и фольк-лор-ным яв-ля-ет-ся этот за-ме-ча-тель-ный па-мят-ник рус-ской пись-мен-но-сти. Кста-ти го-во-ря, да-же со-вер-шен-но свет-ские ис-сле-до-ва-те-ли счи-та-ют «По-весть…» од-ним из луч-ших об-раз-цов древ-не-рус-ско-го твор-че-ства, вер-ши-ной оте-че-ствен-ной ли-те-ра-ту-ры XVI ве-ка.

Сие ска-за-ние есть тво-ре-ние со-бор-но-го свя-щен-ни-ка Ер-мо-лая-Ераз-ма, на-пи-сан-ное им по за-ка-зу мит-ро-по-ли-та Ма-ка-рия по-сле ка-но-ни-за-ции свя-тых бла-го-вер-ных Пет-ра и Фев-ро-нии на Мос-ков-ском Со-бо-ре 1547 го-да. Од-на-ко мит-ро-по-лит Ма-ка-рий не стал вклю-чать дан-ное про-из-ве-де-ние в свои зна-ме-ни-тые Ве-ли-кие Че-тьи-Ми-неи. Ви-ди-мо, он счел ее не со-всем под-хо-дя-щей по сти-лю и со-дер-жа-нию к при-выч-но-му агио-гра-фи-че-ско-му жан-ру.

На-сколь-ко мы мо-жем до-ве-рять «По-ве-сти о Пет-ре и Фев-ро-нии»? Де-ло в том, что отец Ер-мо-лай во-все не был ка-ким-то ска-зи-те-лем, под-ви-за-ю-щим-ся в ху-до-же-ствен-но-ли-те-ра-тур-ном жан-ре. Он был вы-да-ю-щим-ся бо-го-сло-вом, пи-са-те-лем, пуб-ли-ци-стом, че-ло-ве-ком вы-со-ко-об-ра-зо-ван-ным. На тот мо-мент он уже на-пи-сал зна-чи-тель-ное ко-ли-че-ство про-из-ве-де-ний, по-это-му свя-ти-тель Ма-ка-рий, сам весь-ма уче-ный муж, и по-ру-чил ему со-ста-вить жи-тие му-ром-ских чу-до-твор-цев. В том, что он, ко-неч-но же, не сам вы-ду-мал дан-ное ска-за-ние, но лишь об-ра-бо-тал су-ще-ству-ю-щие пре-да-ния о бла-го-вер-ных Пет-ре и Фев-ро-нии, не со-мне-ва-ют-ся да-же са-мые жест-кие кри-ти-ки «По-ве-сти…». К со-жа-ле-нию, Ер-мо-лай-Еразм, ви-ди-мо, дей-стви-тель-но опи-рал-ся в сво-их ис-сле-до-ва-ни-ях толь-ко на уст-ные на-род-ные пре-да-ния о му-ром-ском кня-зе и его су-пру-ге. Но так ли да-ле-ко он ушел от ле-то-пи-сей, и мож-но ли счи-тать «По-весть о Пет-ре и Фев-ро-нии» дей-стви-тель-ным ис-точ-ни-ком све-де-ний об их жиз-ни?

Де-ло в том, что на-род-ное по-чи-та-ние и сви-де-тель-ства о жиз-ни и чу-де-сах свя-тых яв-ля-ют-ся и по-ныне очень се-рьез-ным ис-точ-ни-ком при со-став-ле-нии жи-тий ка-но-ни-зи-ро-ван-ных свя-тых. А в XVI ве-ке и, ко-неч-но, в бо-лее ран-ний пе-ри-од уст-ное твор-че-ство бы-ло са-мым глав-ным ис-точ-ни-ком ин-фор-ма-ции. Царь Иван Ва-си-лье-вич Гроз-ный ре-шил про-ве-сти ка-но-ни-за-цию бла-го-вер-ных Пет-ра и Фев-ро-нии, но из-вест-но, что на-род-ное по-чи-та-ние этих свя-тых на-ча-лось еще за-дол-го до их цер-ков-но-го про-слав-ле-ния. Для со-ста-ви-те-ля жи-тий свя-тых на-род-ные уст-ные рас-ска-зы, пре-да-ния о жиз-ни по-движ-ни-ков бла-го-че-стия та-кой же ис-точ-ник, как и ле-то-пи-си. О мно-гих свя-тых мы узна-ём по-чти ис-клю-чи-тель-но из их жи-тий, дру-гих пись-мен-ных ис-точ-ни-ков про-сто не со-хра-ни-лось.

Жи-тия свя-тых - это осо-бый жанр, очень близ-кий к ли-те-ра-тур-но-му. Так, свя-ти-тель Ди-мит-рий Ро-стов-ский вклю-ча-ет в свой мно-го-том-ный сбор-ник жи-тия му-че-ни-ков, на-пи-сан-ные на ос-но-ва-нии му-че-ни-че-ских ак-тов, ко-то-рые ве-лись в Рим-ской им-пе-рии, но мы ви-дим, что вме-сте с тем в эти жиз-не-опи-са-ния вклю-че-ны так-же мно-го-чис-лен-ные диа-ло-ги и по-дроб-но-сти, ко-то-рые ни-как не мог-ли со-дер-жать-ся в су-хих су-деб-ных до-ку-мен-тах.

За-слу-га свя-щен-ни-ка Ер-мо-лая в том, что он бе-реж-но со-брал все, на его взгляд, до-сто-вер-ные ска-за-ния и пре-да-ния о свя-тых Пет-ре и Фев-ро-нии и, от-ре-дак-ти-ро-вав их, до-нес до чи-та-те-ля. Имен-но бла-го-да-ря ему мы име-ем не толь-ко ле-то-пис-ные дан-ные о них, но и со-хра-нен-ные уст-ные све-де-ния о свя-той му-ром-ской че-те. И за это ему боль-шое спа-си-бо от бла-го-дар-ных по-том-ков. Ошиб-ка же это-го древ-не-го пи-са-те-ля в том, что он не со-еди-нил уст-ные пре-да-ния с дан-ны-ми ле-то-пис-ных ис-то-ри-че-ских до-ку-мен-тов.

Кро-ме весь-ма крат-ко-го ка-но-ни-че-ско-го жи-тия, вклю-чен-но-го в Ми-неи свя-ти-те-ля Ди-мит-рия, кро-ме дру-гих бо-лее позд-них, но ку-да бо-лее пол-ных жи-тий и непо-сред-ствен-но са-мой «По-ве-сти…» Ер-мо-лая-Ераз-ма есть еще од-но жи-тие Пет-ра и Фев-ро-нии. На мой взгляд, оно яв-ля-ет-ся са-мым объ-ек-тив-ным и ис-то-ри-че-ски вы-ве-рен-ным ис-точ-ни-ком. Это жиз-не-опи-са-ние со-став-ле-но свя-ти-те-лем Фила-ре-том (Гу-милев-ским), бле-стя-щим бо-го-сло-вом, очень ав-то-ри-тет-ным ис-то-ри-ком XIX ве-ка, и вклю-че-но им в кни-гу «Из-бран-ные жи-тия свя-тых». Чем для нас осо-бен-но це-нен труд свя-ти-те-ля Фила-ре-та? Он, как про-фес-сио-наль-ный ис-то-рик, опи-ра-ет-ся на ис-то-ри-че-ские ис-точ-ни-ки: рус-ские ле-то-пи-си (Ни-ко-нов-скую, ле-то-пи-си Пе-ре-слав-ля Суз-даль-ско-го и дру-гие), ро-до-слов-ную Му-ром-ских кня-зей, ис-то-рию Ря-зан-ско-го и Му-ром-ско-го кня-жеств, «Про-лог», со-чи-не-ния ис-то-ри-ков Та-ти-ще-ва и Ка-рам-зи-на. По-это-му его жи-тие мож-но на-звать са-мым до-сто-вер-ным с ис-то-ри-че-ской точ-ки зре-ния.

Но вер-нем-ся к «По-ве-сти…» Ер-мо-лая. То, что это про-из-ве-де-ние яв-ля-ет-ся так-же ис-точ-ни-ком све-де-ний о жиз-ни лю-би-мей-ших рус-ских свя-тых, несо-мнен-но, ведь да-же свя-ти-тель Фила-рет (Гу-милев-ский), несмот-ря на то, что под-хо-дит к «По-ве-сти…» кри-ти-че-ски, все же ши-ро-ко ис-поль-зу-ет ее при на-пи-са-нии сво-ей вер-сии жи-тия. Он кор-рек-ти-ру-ет неко-то-рые ме-ста и уби-ра-ет все, с его точ-ки зре-ния, лиш-нее.

Но по-ра уже об-ра-тить-ся к са-мой «По-ве-сти о Пет-ре и Фев-ро-нии». Очень ин-те-рес-но бу-дет разо-брать-ся в том, что в этом ска-за-нии мож-но при-знать вполне до-сто-вер-ным с ду-хов-ной и агио-гра-фи-че-ской то-чек зре-ния, а что вы-зы-ва-ет со-мне-ния. Про-ве-рить неко-то-рые со-бы-тия и мо-мен-ты с ис-то-ри-че-ской точ-ки зре-ния не пред-став-ля-ет-ся воз-мож-ным за дав-но-стью лет и недо-стат-ком до-ку-мен-таль-ных ис-точ-ни-ков. Но раз «По-весть…» так проч-но во-шла в наш пра-во-слав-ный оби-ход и поль-зу-ет-ся та-кой из-вест-но-стью и ува-же-ни-ем у цер-ков-но-го на-ро-да, мы не мо-жем не при-зна-вать за ней пра-ва быть ис-точ-ни-ком све-де-ний о зем-ной жиз-ни небес-ных по-кро-ви-те-лей бра-ка. По-смот-рим же, ка-кие за-га-доч-ные ме-ста сра-зу бро-са-ют-ся в гла-за в Ер-мо-ла-ев-ской «По-ве-сти…».

Кня-же-ские име-на

В «По-ве-сти о Пет-ре и Фев-ро-нии» му-ром-ские кня-зья име-ют кре-щаль-ные име-на Петр и Фев-ро-ния, а в кон-це жиз-ни при-ни-ма-ют мо-на-ше-ство с име-на-ми Да-вид и Ев-фро-си-ния. Это, ко-неч-но, яв-ная ошиб-ка. Со-глас-но ле-то-пи-сям и ро-до-сло-ви-ям му-ром-ских кня-зей, в Му-ро-ме с 1205 по 1228 год пра-ви-ла кня-же-ская че-та Да-вид Юрье-вич и его су-пру-га кня-ги-ня Ев-фро-си-нья. Свя-ти-тель Фила-рет (Гу-милев-ский), опи-ра-ясь на «Ро-до-слов-ную кни-гу кня-зей и дво-рян рос-сий-ских и вы-ез-жих» и дру-гие ис-точ-ни-ки, пи-шет: «Ко-гда князь и кня-ги-ня до-стиг-ли глу-бо-кой ста-ро-сти, то в од-но вре-мя об-лек-лись в ино-че-ское оде-я-ние, один с име-нем Пет-ра, дру-гая с име-нем Фев-ро-нии». В при-ме-ча-ни-ях к сво-е-му тру-ду свя-ти-тель Фила-рет го-во-рит, что в «По-ве-сти…» мир-ские име-на свя-тых пе-ре-пу-та-ны с мо-на-ше-ски-ми и что ошиб-ка эта пе-ре-шла и в пе-чат-ный «Пол-ный ме-ся-це-слов».

По-че-му отец Ер-мо-лай до-пу-стил эту неточ-ность? Не све-рив-шись с ле-то-пи-сью, он бо-лее до-ве-рил-ся уст-ным рас-ска-зам, ко-то-рые не смог-ли упом-нить точ-но-го име-ни кня-зей. В на-ро-де они бы-ли бо-лее из-вест-ны как Петр и Фев-ро-ния, вот на-род-ное со-зна-ние и ре-ши-ло, что та-кие име-на свя-тые име-ли до мо-на-ше-ства. Ду-маю, что ошиб-ка эта до-воль-но про-сти-тель-на, осо-бен-но для древ-не-рус-ско-го че-ло-ве-ка. Ведь на Ру-си мно-гие лю-ди, а кня-зья в осо-бен-но-сти, име-ли ино-гда по несколь-ку имен. На-при-мер, свя-той кре-сти-тель Ру-си рав-ноап-о-столь-ный Вла-ди-мир про-слав-лен со сво-им сла-вян-ским име-нем, а его кре-щаль-ное имя - Ва-си-лий - из-вест-но да-ле-ко не всем. Бы-ли кня-зья, ко-то-рые во-шли в ис-то-рию под двой-ным име-нем, к при-ме-ру стар-ший внук Вла-ди-ми-ра Мо-но-ма-ха свя-той бла-го-вер-ный князь Все-во-лод Мсти-сла-вич, ко-то-ро-го ча-сто на-зы-ва-ют Все-во-лод-Гав-ри-ил.

Во-об-ще го-во-ря, ес-ли свя-той при-ни-ма-ет по-стриг, то, как пра-ви-ло, мы про-слав-ля-ем его уже с мо-на-ше-ским име-нем (хо-тя ис-клю-че-ния из это-го пра-ви-ла то-же встре-ча-ют-ся). Мы мо-лим-ся пре-по-доб-но-му Сер-гию Ра-до-неж-ско-му, а не Вар-фо-ло-мею, свя-то-му Се-ра-фи-му Са-ров-ско-му, а не Про-хо-ру Мош-ни-ну. Так, ду-маю, и на-род-ное по-чи-та-ние, ко-то-рое на-ча-лось еще за-дол-го до ка-но-ни-за-ции XVI ве-ка, вос-при-ня-ло имен-но мо-на-ше-ские име-на му-ром-ских пра-вед-ни-ков.

Еще од-но кня-же-ское имя вы-зы-ва-ет во-прос в «По-ве-сти о Пет-ре и Фев-ро-нии». Со-глас-но ей в Му-ро-ме до кня-зя Пет-ра (Да-ви-да) кня-жил его брат Па-вел. Ле-то-пис-ные ис-точ-ни-ки, дей-стви-тель-но, го-во-рят о том, что князь Да-вид при-нял му-ром-ский пре-стол по смер-ти сво-е-го стар-ше-го бра-та, ко-то-ро-го очень ува-жал. Но там он на-зван не Пав-лом, а Вла-ди-ми-ром. Что тут мож-но ска-зать? Ско-рее все-го, мы здесь опять стал-ки-ва-ем-ся с кня-же-ским обы-ча-ем да-вать и ис-поль-зо-вать в оби-хо-де сра-зу несколь-ко имен. Имя Вла-ди-мир - чи-сто сла-вян-ское, зна-чит «вла-де-ю-щий ми-ром». Ви-ди-мо, при рож-де-нии ему бы-ло да-но имен-но это, из-вест-ное и слав-ное на Ру-си имя. А при кре-ще-нии он при-нял уже вто-рое, в честь сво-е-го небес-но-го по-кро-ви-те-ля апо-сто-ла Пав-ла.

Кры-ла-тый змей

Из «По-ве-сти…» мы узна-ём, что у кня-зя Пав-ла (Вла-ди-ми-ра) бы-ла су-пру-га. И вот «диа-вол, ис-по-кон ве-ку нена-ви-дя-щий бла-го че-ло-ве-че-ско-го ро-да, по-слал жене кня-зя на блуд-ное де-ло зло-го кры-ла-то-го змея» (здесь и да-лее «По-весть…» ци-ти-ру-ет-ся в рус-ском пе-ре-во-де. - прот. П.Г. ). Этот змей по-че-му-то ви-дит-ся неко-то-рым ис-сле-до-ва-те-лям са-мым фан-та-сти-че-ским и нере-аль-ным пер-со-на-жем дан-но-го ска-за-ния. Скеп-ти-че-ски на-стро-ен-ные, они тут же на-чи-на-ют ви-деть здесь сказ-ки об Ог-нен-ном змии и про-во-дить па-рал-ле-ли с ка-ки-ми-то уже со-всем не сла-вян-ски-ми ми-фа-ми.

Змей, упо-мя-ну-тый в «По-ве-сти…», ко-неч-но же, про-сто некий вир-ту-аль-ный мо-рок, ли-чи-на, при-ни-ма-е-мая на се-бя вра-гом ро-да че-ло-ве-че-ско-го, ко-то-ро-го Свя-щен-ное Пи-са-ние на-зы-ва-ет «ве-ли-кий дра-кон, древ-ний змий…» (). Диа-вол, как из-вест-но, пад-ший ан-гел, бес-плот-ный дух, но он мо-жет при-ни-мать вид лю-бо-го оду-шев-лен-но-го су-ще-ства или неоду-шев-лен-но-го пред-ме-та. В древ-ние вре-ме-на диа-вол лю-бил яв-лять-ся на-шим пред-кам (да и дру-гим на-ро-дам то-же) в ви-де чу-до-вищ-но-го, ча-сто ог-не-ды-ша-ще-го яще-ра. По-это-му-то в бы-ли-нах так и рас-про-стра-нен об-раз змея, дра-ко-на, с тре-мя го-ло-ва-ми или с од-ной.

Это чу-ди-ще в пред-став-ле-нии лю-дей про-шло-го бы-ло оли-це-тво-ре-ни-ем зла, нечи-стой си-лы. Неда-ром ле-шие, ру-сал-ки, все-воз-мож-ные баб-ки-еж-ки, змеи-го-ры-ны-чи, про-чие ог-нен-ные змеи крат-ко име-но-ва-лись нечи-стью - как пред-ста-ви-те-ли ин-фер-наль-но-го ми-ра. И для че-ло-ве-ка древ-но-сти весь этот мир был та-кой же ре-аль-но-стью, как для нас пол-тер-гейст и про-чие по-ту-сто-рон-ние па-ра-нор-маль-ные, тем-ные яв-ле-ния.

Итак, нечи-стый дух в ви-де змия при-ле-та-ет к су-пруж-ни-це кня-зя и со-вер-ша-ет с ней блуд. Что это не про-сто ка-кая-то реп-ти-лия, а тем-ная ду-хов-ная сущ-ность, вид-но из то-го, что змий яв-ля-ет-ся в двух об-ли-чи-ях: как ящер и как че-ло-век. Он при-ни-ма-ет об-лик кня-зя Пав-ла. При-том змей ско-ро на-столь-ко об-наг-лел, что уже не скры-ва-ет пе-ред кня-ги-ней сво-е-го мерз-ко-го ви-да, но при дру-гих в це-лях кон-спи-ра-ции яв-ля-ет-ся в ви-де кня-зя. «А по-сто-рон-ним лю-дям ка-за-лось, что это сам князь с же-ною сво-ею си-дит». На-ко-нец кня-ги-ня не вы-дер-жи-ва-ет и рас-ска-зы-ва-ет всё му-жу. Тот со-ве-ту-ет жене хит-ро-стью вы-ве-дать у змия, что мо-жет по-слу-жить при-чи-ной его смер-ти. В ми-ну-ту от-кро-вен-но-сти зло-дей про-бол-тал-ся, что «смерть мне суж-де-на от Пет-ро-ва пле-ча, от Аг-ри-ко-ва ме-ча».

Па-вел де-лит-ся сво-им го-рем с род-ным бра-том, Пет-ром. Через неко-то-рое вре-мя то-му во вре-мя мо-лит-вы яв-ля-ет-ся некий от-рок (ви-ди-мо, ан-гел) и ука-зы-ва-ет в рас-се-лине сте-ны ал-та-ря церк-ви Воз-дви-жен-ско-го мо-на-сты-ря ме-сто, где спря-тан меч. Петр бе-рет Аг-ри-ко-во ору-жие, на-хо-дит удоб-ное вре-мя, вры-ва-ет-ся в по-кои кня-ги-ни и уби-ва-ет ко-вар-но-го змея. Но пе-ред тем как уда-лить-ся к се-бе в пре-ис-под-нюю, змей обрыз-гал кня-зя Пет-ра сво-ей кро-вью. Князь тя-же-ло за-боле-ва-ет: на всем его те-ле по-яв-ля-ют-ся яз-вы.

Да-вай-те по-ка оста-но-вим-ся на этом мо-мен-те и по-раз-мыс-лим над тем, мог-ла ли та-кая ис-то-рия про-изой-ти в дей-стви-тель-но-сти. Ес-ли немно-го аб-стра-ги-ро-вать-ся от несо-мнен-но эпи-че-ско-го, по-э-ти-че-ско-го опи-са-ния чу-да со зме-ем, ко-то-рое да-ет нам «По-весть…», мы не ви-дим в дан-ном эпи-зо-де с точ-ки зре-ния агио-гра-фии и ду-хов-но-го опы-та Церк-ви ни-че-го ми-фо-ло-ги-че-ско-го. Же-на кня-зя, ви-ди-мо, по-дол-гу на-хо-ди-лась в раз-лу-ке со сво-им су-пру-гом. Кня-зья то-гда все вре-мя во-е-ва-ли и, от-прав-ля-ясь в про-дол-жи-тель-ные по-хо-ды, на-дол-го остав-ля-ли сво-их жен од-них.

Вос-поль-зо-вав-шись этим, диа-вол под-бра-сы-ва-ет ей ис-ку-ше-ние блуд-ной по-хо-тью. Враг все-гда сна-ча-ла на-хо-дит в че-ло-ве-ке сла-бое зве-но, чтобы про-бить брешь в его ду-ше и да-лее по-гу-бить, пле-нив ка-кой-ни-будь стра-стью. В дан-ном слу-чае он, ви-ди-мо, вос-поль-зо-вал-ся тос-кой по му-жу и свя-зан-ны-ми с ней блуд-ны-ми меч-та-ни-я-ми. Овла-дев умом жен-щи-ны, он пе-ре-хо-дит к вир-ту-аль-но-му блу-ду с ней, так как мо-жет при-ни-мать вид не толь-ко змея, но и ее за-кон-но-го су-пру-га. И хо-тя в «По-ве-сти…» го-во-рит-ся, что «змей си-лой овла-дел ею», но та-кое вра-же-ское воз-дей-ствие не мо-жет про-изой-ти без то-го, чтобы че-ло-век сам не под-дал-ся на ис-ку-ше-ние. Как та-кое мог-ло про-изой-ти? Мо-жет ли диа-вол, бес-те-лес-ный дух, со-вер-шать по-доб-ные блуд-ные дей-ствия? Да, диа-вол не име-ет пло-ти, но он мо-жет втор-гать-ся в наш ма-те-ри-аль-ный мир и со-вер-шать здесь некие дей-ствия. Он мо-жет да-же на-но-сить ре-аль-ные по-бои лю-дям, что опи-са-но во мно-гих жи-ти-ях, мо-жет пре-вра-тить-ся в ко-ня и пе-ре-не-сти че-ло-ве-ка на огром-ные рас-сто-я-ния, как об этом рас-ска-зы-ва-ет-ся в жи-тии свя-ти-те-ля Иоан-на Нов-го-род-ско-го, спо-со-бен и на мно-гое дру-гое. Неуже-ли са-та-на, мно-гие ты-ся-че-ле-тия упраж-ня-ю-щий-ся в об-мане и зле, глу-пее че-ло-ве-ка? Сей-час, ко-гда совре-мен-ные тех-но-ло-гии поз-во-ля-ют со-зда-вать ил-лю-зию пол-но-го при-сут-ствия, нас не мо-гут удив-лять по-доб-ные фо-ку-сы. На-при-мер, филь-мы в фор-ма-те 4DX, ко-гда ты, си-дя в крес-ле ки-но-те-ат-ра, по-лу-ча-ешь со-вер-шен-но ре-аль-ное ощу-ще-ние то-го, что на-хо-дишь-ся в гу-ще со-бы-тий, про-ис-хо-дя-щих на экране. Раз-лич-ные трех-мер-ные мо-де-ли с пол-ным эф-фек-том при-сут-ствия са-та-на на-учил-ся со-зда-вать уже дав-но.

Эпи-зод со-блаз-не-ния кня-ги-ни зми-ем со-дер-жит несколь-ко очень важ-ных мо-мен-тов, ука-зы-ва-ю-щих на ре-аль-ность дан-но-го со-бы-тия. Та-кое, как го-во-рит-ся, на-роч-но не при-ду-ма-ешь. Де-ло в том, что опыт Церк-ви и свя-то-оте-че-ская ли-те-ра-ту-ра сви-де-тель-ству-ет: диа-вол, со-блаз-няя лю-дей, мо-жет яв-лять-ся в че-ло-ве-че-ском об-ли-чии и со-вер-шать с ни-ми по-чти ре-аль-ные блуд-ные дей-ствия. Блуд-ный де-мон мо-жет при-ни-мать вид как муж-чи-ны, так и жен-щи-ны. Как при-мер мож-но при-ве-сти слу-чай, опи-сан-ный в «Лав-са-и-ке» - про-из-ве-де-нии V ве-ка, по-вест-ву-ю-щем о жиз-ни свя-тых по-движ-ни-ков. Вот что рас-ска-зы-ва-ет ав-ва Па-хо-мий: «Враг при-нял вид эфи-оп-ской де-ви-цы, ко-то-рую я ви-дел в мо-ло-до-сти, ко-гда она ле-том со-би-ра-ла со-ло-му. Мне пред-ста-ви-лось, что она си-дит у ме-ня, и до то-го де-мон до-вел ме-ня, что я ду-мал, буд-то уже со-гре-шил с ней. В ис-ступ-ле-нии я дал ей по-ще-чи-ну, и она ис-чез-ла. По-верь мне, два го-да не мог я стер-петь нестер-пи-мо-го зло-во-ния от сво-ей ру-ки».

Ин-те-рес-но, что пред-став-ле-ние об ог-нен-ном змии - нечи-стом ду-хе, ко-то-рый спо-со-бен при-ни-мать то вид дра-ко-на, то об-лик че-ло-ве-ка и со-блаз-нять жен-щин на блуд, - мы дей-стви-тель-но на-хо-дим в древ-них во-сточ-но-сла-вян-ских ле-ген-дах. Со-глас-но им, змий яв-ля-ет-ся тем жен-щи-нам, ко-то-рые на-ру-ша-ли за-прет силь-но го-ре-вать по умер-ше-му или тос-ко-вать по на-хо-дя-ще-му-ся в от-луч-ке му-жу. Змий так-же по-лу-чал до-ступ к жен-щине, по-те-ряв-шей невин-ность до бра-ка. Ко-неч-но, кто-то мо-жет на-звать эти ле-ген-ды пе-ре-жит-ка-ми язы-че-ства. Но де-мо-ны очень ча-сто яв-ля-лись на-шим пред-кам в тех об-ра-зах, ко-то-рые бы-ли из-вест-ны еще с язы-че-ских вре-мен.

В за-пад-ной хри-сти-ан-ской де-мо-но-ло-гии де-мон блу-да, ис-ку-ша-ю-щий жен-щин, на-зы-вал-ся ин-ку-бом. Ес-ли бес, на-про-тив, при-ни-мал вид жен-щи-ны, его име-но-ва-ли сук-ку-бом. Кста-ти, в сред-не-ве-ко-вых ка-то-ли-че-ских трак-та-тах го-во-рит-ся, что де-мон ин-куб кро-ме че-ло-ве-че-ско-го об-ли-чия так-же при-ни-ма-ет вид коз-ла, со-ба-ки, оле-ня, бы-ка, змеи и дру-гих жи-вот-ных.

Но при-ве-ду два при-ме-ра уже не из сред-не-ве-ко-вья, а из на-шей, совре-мен-ной ре-аль-но-сти. Од-на моя зна-ко-мая, жен-щи-на сред-не-го воз-рас-та, по-те-ря-ла му-жа. Через неко-то-рое вре-мя по-сле смер-ти су-пру-га она рас-ска-за-ла мне, что муж стал при-хо-дить к ней и да-же ло-жить-ся с ней на по-стель. Вдо-ва эта бы-ла че-ло-ве-ком цер-ков-ным, ча-сто ис-по-ве-до-ва-лась и при-ча-ща-лась. Но у нее про-изо-шло ка-кое-то бе-сов-ское по-мра-че-ние. Она вро-де бы пре-крас-но по-ни-ма-ла, что при-хо-дя-щий к ней во-все не ее по-кой-ный су-пруг. Тем бо-лее что да-лее она рас-ска-за-ла мне со-всем уж жут-кие ве-щи. По-ве-да-ла о том, что этот мни-мый муж мо-жет по-том пре-вра-тить-ся в пса с го-ря-щи-ми гла-за-ми и, вско-чив на пе-ри-ла бал-ко-на, спрыг-нуть вниз. Но ви-дя на-яву все эти кош-ма-ры, осо-зна-вая умом, что тво-рит-ся что-то нелад-ное, она со-всем не ис-пы-ты-ва-ла стра-ха, бо-лее то-го - ее как буд-то за-вле-ка-ли все эти ви-де-ния.

Дру-гая ис-то-рия. Од-на по-жи-лая да-ма по-про-си-ла ме-ня освя-тить квар-ти-ру. Ее су-пруг скон-чал-ся неза-дол-го до это-го. При-дя к ней до-мой, я уви-дел, что че-ло-век она не слиш-ком цер-ков-ный, и по-это-му спро-сил: «По-че-му вы ре-ши-ли освя-тить свое жи-ли-ще?» И она при-зна-лась, что муж по-сле смер-ти стал яв-лять-ся ей: «За-хо-жу в ком-на-ту, а он вот в этом крес-ле си-дит. Бы-ва-ет, что по-про-сит что-ни-будь ему при-го-то-вить, на-при-мер рыб-ки по-жа-рить». «Но стран-ное де-ло, - до-ба-ви-ла она, - но-ги у него ка-кие-то не та-кие, не как у лю-дей, а как у ло-ша-ди, шер-стью по-кры-ты и с ко-пы-та-ми». Ска-жу чест-но, по-сле всех этих от-кро-ве-ний у ме-ня по спине про-шел очень ощу-ти-мый хо-ло-док. Но, са-мое уди-ви-тель-ное, жен-щи-на рас-ска-зы-ва-ла все эти ужа-сы со-вер-шен-но спо-кой-ным го-ло-сом, как нечто уже при-выч-ное для нее. Од-на-ко, сла-ва Бо-гу, она по-чув-ство-ва-ла опас-ность по-доб-ных яв-ле-ний и по-про-си-ла свя-щен-ни-ка освя-тить квар-ти-ру.

Дол-жен за-ме-тить, что и пер-вая зна-ко-мая мне жен-щи-на, и вто-рая на-хо-ди-лись на тот мо-мент в здра-вом уме и трез-вой па-мя-ти. Все ви-ден-ное ими ни-как не мог-ло быть бо-лез-нен-ной гал-лю-ци-на-ци-ей. Для се-бя я от-ме-тил ин-те-рес-ную де-таль: лю-ди, об-ща-ясь с де-мо-ном, при-ни-мав-шим вид их му-жа, не ис-пы-ты-ва-ли стра-ха. Хо-тя, несо-мнен-но, осо-зна-ва-ли ненор-маль-ность все-го про-ис-хо-дя-ще-го. За-меть-те: в «По-ве-сти о Пет-ре и Фев-ро-нии» же-на кня-зя Пав-ла то-же не ис-пы-ты-ва-ет осо-бо-го стра-ха, несмот-ря на то, что пре-крас-но осо-зна-ёт, кто яв-ля-ет-ся ей и со-блаз-ня-ет на блуд. Помни-те, змей уже на-столь-ко взял власть над несчаст-ной кня-ги-ней, что не скры-вал-ся пе-ред ней, яв-ля-ясь в сво-ем са-та-нин-ском об-ли-чии? Она спо-кой-но бе-се-ду-ет с ним, чтобы узнать, чем мож-но его одо-леть. Зна-ко-мым мне жен-щи-нам де-мон так-же яв-лял-ся, по-чти не та-ясь, то пре-вра-ща-ясь в пса с ог-нен-ны-ми гла-за-ми, то по-ка-зы-вая свои ко-пы-та. Эта-кий «смех са-та-ны». Пле-нив че-ло-ве-ка, диа-вол уже не пря-чет-ся, а от-кро-вен-но глу-мит-ся над сво-ей жерт-вой. В мо-мент это-го бе-сов-ско-го пле-на да-же за-ло-жен-ный в нас от Бо-га страх, ин-стинкт са-мо-со-хра-не-ния от-клю-ча-ют-ся. Так что пусть каж-дый ре-шит для се-бя сам, яв-ля-ет-ся ли прав-до-по-доб-ной ис-то-рия про со-блаз-не-ние кня-ги-ни зми-ем или нет. Лич-но я в этой ис-то-рии ни-че-го ска-зоч-но-го не ви-жу. Ес-ли по-чи-тать жи-тия уже неод-но-крат-но упо-мя-ну-то-го свя-ти-те-ля Ди-мит-рия Ро-стов-ско-го, то там мы мо-жем най-ти не ме-нее чу-дес-ные яв-ле-ния по-ту-сто-рон-не-го ми-ра.

Те-перь немно-го о та-ин-ствен-ном «Аг-ри-ко-ве ме-че» и о том, как мог Петр убить с по-мо-щью ка-ко-го-то ме-ча бес-плот-но-го и бес-смерт-но-го тем-но-го ду-ха. На-до ска-зать, что свя-ти-тель Фила-рет (Гу-милев-ский) счи-тал эпи-зод с Аг-ри-ко-вым ме-чом «вы-мыс-лом на-род-но-го во-об-ра-же-ния», так как этот меч упо-мя-нут так-же в из-вест-ной бы-лине о Доб-рыне. Ви-ди-мо, по этой же при-чине свя-ти-тель про-яв-ля-ет осто-рож-ность и не вклю-ча-ет ис-то-рию со зми-ем в жи-тие, со-став-лен-ное им. Од-на-ко про то, что змий то-же ска-зоч-ный пер-со-наж и вы-мы-сел, он ни-че-го не пи-шет.

О том, что ис-то-рия о про-ти-во-бор-стве бла-го-вер-но-го Пет-ра со зми-ем яв-ля-ет-ся неотъ-ем-ле-мой ча-стью жиз-не-опи-са-ния свя-тых му-ром-ских чу-до-твор-цев, го-во-рит еще один факт. В служ-бе свя-тым Пет-ру и Фев-ро-нии 25 июня (8 июля по но-во-му сти-лю) неод-но-крат-но упо-ми-на-ет-ся факт по-бе-ды бла-го-вер-но-го Пет-ра над зми-ем. На-при-мер, во вто-ром тро-па-ре тре-тьей пес-ни ка-но-на на утре-ни: «Яко-же ино-гда змия убив, ко-неч-но-му без-ве-стию пре-дал еси, та-ко и ныне оте-че-ство бо-рю-щих по-бе-ди, треб-ла-женне, да тя про-слав-ля-ем». Лю-бо-му про-све-щен-но-му цер-ков-но-му че-ло-ве-ку из-вест-но, что бо-го-слу-жеб-ные, ли-тур-ги-че-ские тек-сты - это часть Свя-щен-но-го Пре-да-ния. В от-ли-чие от про-те-стан-тов, мы, пра-во-слав-ные, име-ем твер-дым ос-но-ва-ни-ем не толь-ко Свя-щен-ное Пи-са-ние, но и Свя-щен-ное Пре-да-ние. Что в него вхо-дит? Ка-но-ны и пра-ви-ла апо-сто-лов и свя-тых Со-бо-ров, тво-ре-ния свя-тых от-цов, жи-тия свя-тых и ли-тур-ги-че-ское пре-да-ние, бо-го-слу-жеб-ные тек-сты. Раз Цер-ковь со-чла нуж-ным по-чти сра-зу по-сле ка-но-ни-за-ции вклю-чить в текст служ-бы свя-тым Пет-ру и Фев-ро-нии эпи-зод про змия, зна-чит, так то-му и быть - это часть цер-ков-но-го пра-во-слав-но-го Пре-да-ния.

Но как быть с «Аг-ри-ко-вым ме-чом»? При всем мо-ем огром-ном ува-же-нии к свя-ти-те-лю Фила-ре-ту все же поз-во-лю се-бе с ним не со-гла-сить-ся. То, что та-кой же меч упо-мя-нут в бы-лине о Доб-рыне, ров-ным сче-том ни-че-го не зна-чит. В бы-ли-нах неред-ко упо-ми-на-лись со-вер-шен-но ре-аль-ные ис-то-ри-че-ские де-я-те-ли и со-бы-тия. Са-мый зна-ме-ни-тый ге-рой оте-че-ствен-ных бы-лин Илья Му-ро-мец су-ще-ство-вал в дей-стви-тель-но-сти, и неко-то-рые ска-за-ния о нем име-ют ис-то-ри-че-скую ос-но-ву. Хо-тя, ко-неч-но, в боль-шин-стве из них ма-ло об-ще-го с его ре-аль-ной жиз-нью. Да-же бо-га-ты-ря Доб-ры-ню ино-гда отож-деств-ля-ют с во-е-во-дой Доб-ры-ней, дя-дей свя-то-го кня-зя Вла-ди-ми-ра.

Что та-кое «Аг-ри-ков меч», ни-кто тол-ком не зна-ет. Ско-рее все-го это про-сто сим-вол ду-хов-ной си-лы, ко-то-рая да-ет-ся по-сле мо-лит-вы кня-зю Пет-ру для по-бе-ды над зми-ем. Мо-жет быть, этот меч дей-стви-тель-но при-над-ле-жал ка-ко-му-то неве-до-мо-му свя-то-му че-ло-ве-ку. Что же, для нас не сек-рет, что не толь-ко мо-щи свя-тых, но и их лич-ные ве-щи на-де-ле-ны осо-бой ду-хов-ной энер-ги-ей, си-лой Бо-жи-ей и через них Гос-подь тво-рит чу-де-са и да-ру-ет по-бе-ду над вра-га-ми.

Бес-те-лес-ный дух и те-лес-ная бо-лезнь

Те-перь о том, мог ли Петр убить диа-во-ла ме-чом. Да, в «По-ве-сти…» ска-за-но, что змий умер от ме-ча Пет-ра. Но, как уже бы-ло упо-мя-ну-то вна-ча-ле, со-чи-не-ние сие яв-ля-ет-ся по-э-ти-че-ским, ли-те-ра-тур-ным про-из-ве-де-ни-ем. Ко-неч-но, де-мон бес-смер-тен, но по-бе-дить его, сде-лать без-опас-ным, ото-гнать от че-ло-ве-ка и от-пра-вить об-рат-но к «от-цу лжи» вполне воз-мож-но. И то-му есть мас-са при-ме-ров.

Мо-гут ли пред-ста-ви-те-ли раз-ных ми-ров - ду-хов-но-го и ма-те-ри-аль-но-го - сра-жать-ся друг с дру-гом? Да, мо-гут. И са-мый из-вест-ный при-мер - это чу-до ве-ли-ко-му-че-ни-ка Ге-ор-гия о змии. Прав-да, там мы ви-дим зер-каль-ную си-ту-а-цию: свя-той Ге-ор-гий уже по-сле сво-ей кон-чи-ны яв-ля-ет-ся, чтобы спа-сти дочь ца-ря от страш-но-го яще-ра, ко-то-ро-му при-но-си-ли че-ло-ве-че-ские жерт-вы. И эта чу-до-вищ-ная реп-ти-лия, су-дя по все-му, име-ла не ин-фер-наль-ное, а вполне зем-ное про-ис-хож-де-ние. Неко-то-рые ис-сле-до-ва-те-ли счи-та-ют его од-ним из со-хра-нив-ших-ся ди-но-зав-ров. Мы зна-ем, что свя-той Ге-ор-гий прон-зил змия ко-пьем, по-сле че-го ве-ли-ко-му-че-ник при-ка-зал от-ве-сти змия в го-род, где он был по-ка-зан жи-те-лям и обез-глав-лен ме-чом то-го же Ге-ор-гия.

Во вре-мя бит-вы змий на-но-сит Пет-ру ра-ны: там, ку-да по-па-ла его кровь, по-яв-ля-ют-ся яз-вы, от ко-то-рых князь ис-пы-ты-ва-ет тяж-кие стра-да-ния, - его по-ра-жа-ет бо-лезнь, по-доб-ная про-ка-зе. Воз-мож-но ли это? Мо-жет ли бес-плот-ный дух на-не-сти урон пло-ти? Еще как мо-жет! И «то-му в ис-то-рии мы тьму при-ме-ров слы-шим». Сам апо-стол Па-вел го-во-рит: «Да-но мне жа-ло в плоть, ан-гел са-та-ны, удру-чать ме-ня, чтобы я не пре-воз-но-сил-ся» (). Од-на-жды диа-вол так во-ору-жил-ся на пре-по-доб-но-го Ан-то-ния Ве-ли-ко-го и под-верг его та-ким ужас-ным по-бо-ям, что он дол-го ле-жал по-сле это-го без дви-же-ния, не в си-лах ска-зать ни сло-ва. Сам он го-во-рил, что при-чи-нен-ные ему му-че-ния пре-вос-хо-ди-ли все че-ло-ве-че-ские стра-да-ния. Свя-то-го Епи-фа-ния Кипр-ско-го де-мо-ны из-би-ва-ли в те-че-ние де-ся-ти дней. В жи-ти-ях свя-тых мы ча-сто чи-та-ем про тя-же-лые по-след-ствия бе-сов-ских воз-дей-ствий. По по-пуще-нию Бо-жию бе-сы мо-гут на-не-сти че-ло-ве-ку не толь-ко ду-хов-ные, но те-лес-ные ра-ны и яз-вы.

Часть 2

Благоверные князья Петр и
Феврония Муромские

Про-дол-жим изу-че-ние «По-ве-сти о Пет-ре и Фев-ро-нии Му-ром-ских» и от схват-ки кня-зя со зми-ем пе-рей-дем к са-мо-му глав-но-му мо-мен-ту это-го па-мят-ни-ка - зна-ком-ству бу-ду-щих бла-го-вер-ных су-пру-гов. Эта встре-ча Пет-ра (Да-ви-да) и Фев-ро-нии (Ев-фро-си-нии) так-же не да-ет по-коя кри-ти-кам «По-ве-сти…».

Итак, мы пом-ним, что Петр тя-же-ло за-боле-ва-ет. Он смог одо-леть вра-га, но, по по-пуще-нию Бо-жию, де-мон на-но-сит ему те-лес-ные яз-вы, ко-то-рые рас-про-стра-ни-лись по все-му те-лу стру-пья-ми на-по-до-бие про-ка-зы.

Князь ис-кал по-мо-щи у мно-гих вра-чей, но ни-кто не смог его ис-це-лить. Услы-шав, что в Ря-зан-ской зем-ле мно-го хо-ро-ших вра-че-ва-те-лей, му-ром-ский пра-ви-тель ве-лит вез-ти его ту-да. В по-ис-ках ле-ка-рей один из кня-же-ских слуг (от-ро-ков) за-брел в се-ло Лас-ко-во и за-шел в дом неко-е-го «дре-во-ла-за», то есть со-би-ра-те-ля ди-ко-го ме-да. Здесь он встре-тил необыч-ную де-вуш-ку: она тка-ла холст, а у ее ног ска-кал за-яц. От-рок сна-ча-ла не вос-при-нял ее все-рьез и ска-зал, что хо-чет по-бе-се-до-вать с хо-зя-е-ва-ми до-ма. Де-ви-ца, ви-дя та-кое к се-бе от-но-ше-ние, не да-ла пря-мых от-ве-тов - го-во-ри-ла с го-стем за-гад-ка-ми. То-го по-ра-зи-ла ее муд-рость, и он на-ко-нец рас-ска-зал о том, что по-слан в Ря-зан-ский край, чтобы най-ти вра-ча для сво-е-го за-болев-ше-го гос-по-ди-на.

Фев-ро-ния (я бу-ду на-зы-вать и кня-зя, и кня-ги-ню их об-ще-при-ня-ты-ми жи-тий-ны-ми име-на-ми) от-ве-ча-ла от-ро-ку: «Ес-ли бы кто-ни-будь взял тво-е-го кня-зя се-бе, тот мог бы вы-ле-чить его». (В дру-гом пе-ре-во-де «По-ве-сти…» ска-за-но не «взял», а «по-тре-бо-вал», что бли-же к древ-не-рус-ско-му пер-во-ис-точ-ни-ку.) «Что это ты го-во-ришь?! - вскри-чал от-рок. - Кто мо-жет взять мо-е-го кня-зя се-бе? Ес-ли кто вы-ле-чит его, то-го князь бо-га-то на-гра-дит. Но на-зо-ви мне имя вра-ча то-го, кто он и где дом его». Она же от-ве-ти-ла: «При-ве-ди кня-зя тво-е-го сю-да. Ес-ли бу-дет он чи-сто-сер-деч-ным и сми-рен-ным в сло-вах сво-их, то бу-дет здо-ров».

«Юно-ша быст-ро воз-вра-тил-ся к кня-зю сво-е-му и по-дроб-но рас-ска-зал ему о всем, что ви-дел и что слы-шал. Бла-го-вер-ный же князь Петр по-ве-лел: «Ве-зи-те ме-ня ту-да, где эта де-ви-ца». И при-вез-ли его в тот дом, где жи-ла де-вуш-ка. И по-слал он од-но-го из слуг сво-их, чтобы тот спро-сил: «Ска-жи мне, де-ви-ца, кто хо-чет ме-ня вы-ле-чить? Пусть вы-ле-чит и по-лу-чит бо-га-тую на-гра-ду». Она же без оби-ня-ков от-ве-ти-ла: «Я хо-чу его вы-ле-чить, но на-гра-ды ни-ка-кой от него не тре-бую. Вот к нему сло-во мое: ес-ли я не ста-ну су-пру-гой ему, то не по-до-ба-ет мне и ле-чить его». И вер-нул-ся че-ло-век тот и пе-ре-дал кня-зю сво-е-му, что ска-за-ла ему де-вуш-ка.

Князь же Петр с пре-не-бре-же-ни-ем от-нес-ся к сло-вам ее и по-ду-мал: «Ну как это мож-но - кня-зю дочь дре-во-ла-за взять се-бе в же-ны!» И по-слал к ней, мол-вив: «Ска-жи-те ей - пусть ле-чит, как уме-ет. Ес-ли вы-ле-чит, возь-му ее се-бе в же-ны»».

Так опи-сы-ва-ет предыс-то-рию ис-це-ле-ния кня-зя «По-весть о Пет-ре и Фев-ро-нии».

Да-вай-те по-раз-мыс-лим над за-гад-ка-ми Фев-ро-нии и над ее не ме-нее за-га-доч-ны-ми сло-ва-ми о спо-со-бе вра-че-ва-ния бо-ля-ще-го кня-зя.

За-гад-ки муд-рой де-вы

Святая Феврония и заяц.
Клеймо

Я не бу-ду при-во-дить до-слов-но весь-ма ин-те-рес-ные и по-э-тич-ные за-гад-ки муд-рой де-ви-цы; ду-маю, каж-до-му ин-те-ре-су-ю-ще-му-ся нуж-но озна-ко-мить-ся с ни-ми в са-мом тек-сте «По-ве-сти…». На-ша за-да-ча дру-гая: по-нять, что в ве-ли-ком па-мят-ни-ке древ-не-рус-ской пись-мен-но-сти яв-ля-ет-ся несо-мнен-ным ис-то-ри-че-ским фак-том, что мож-но при-знать вполне до-сто-вер-ным, а что - от-не-сти к фольк-лор-но-му эле-мен-ту. Так вот, мно-гим ис-сле-до-ва-те-лям имен-но за-гад-ки Фев-ро-нии ка-жут-ся од-ной их наи-бо-лее фольк-лор-ных, ска-зоч-ных со-став-ля-ю-щих «По-ве-сти». Дей-стви-тель-но, тут чув-ству-ет-ся яв-ная пе-ре-клич-ка с на-род-ным уст-ным твор-че-ством: с по-го-вор-ка-ми, по-сло-ви-ца-ми, за-гад-ка-ми, ко-то-рые мы в изоби-лии на-хо-дим в рус-ских сказ-ках и бы-ли-нах. Но важ-но по-нять, яв-ля-ют-ся ли сло-ва де-ви-цы Фев-ро-нии «фольк-ло-ром», или же бу-ду-щая кня-ги-ня про-сто ак-тив-но ис-поль-зу-ет об-раз-ное на-род-ное сло-во в сво-ей ре-чи.

Нач-нем с то-го, что жизнь древ-не-рус-ско-го кре-стья-ни-на XIII ве-ка бы-ла про-сто неот-де-ли-ма от все-го, что мы сей-час на-зы-ва-ем фольк-ло-ром. До-суг мо-ло-дые кре-стьян-ские де-вуш-ки про-во-ди-ли в пе-нии пе-сен, рас-ска-зы-ва-нии ска-зок, за-га-ды-ва-нии за-га-док. Рус-ские лю-ди пе-ли про-тяж-ные, ска-зоч-ные пес-ни и во вре-мя ра-бо-ты. Да-же клас-си-че-ская ли-те-ра-ту-ра XIX ве-ка по-сто-ян-но вла-га-ет в уста жи-те-лей де-рев-ни по-го-вор-ки, по-сло-ви-цы, при-ба-ут-ки. Фев-ро-ния, ко-неч-но же, бы-ла очень хо-ро-шо зна-ко-ма со всем этим. От-сю-да и ее ма-не-ра по-сто-ян-но ис-поль-зо-вать в ре-чи по-сло-ви-цы, прит-чи и за-гад-ки, мно-гие из ко-то-рых нам из-вест-ны и по дру-гим фольк-лор-ным ис-точ-ни-кам.

Вто-рой мо-мент: Фев-ро-ния не про-стая де-ви-ца. Она че-ло-век не от ми-ра се-го, ес-ли хо-ти-те - немнож-ко юро-ди-вая. Ее по-ве-де-ние неор-ди-нар-но. Да-же то, что она дер-жит в гор-ни-це лес-но-го жи-те-ля - зай-ца, необыч-но. Но нам все это не уди-ви-тель-но: свя-тые лю-ди ча-сто ве-ли се-бя стран-но, непри-выч-но для окру-жа-ю-щих, и их сло-ва име-ли под-час та-ин-ствен-ный, за-га-доч-ный смысл, ко-то-рый от-кры-вал-ся поз-же. Кста-ти, и при-ру-чен-ный Фев-ро-ни-ей за-яц не дол-жен вы-зы-вать осо-бо-го удив-ле-ния, ведь мно-гие свя-тые лю-ди, жи-вя в гар-мо-нии с при-ро-дой, дру-жи-ли с ди-ки-ми зве-ря-ми. Вспом-ним, как пре-по-доб-ный Сер-гий Ра-до-неж-ский и ба-тюш-ка Се-ра-фим Са-ров-ский кор-ми-ли хле-бом мед-ве-дей, а свя-той Ге-ра-сим Иор-дан-ский при-ру-чил льва и да-же во-зил на нем во-ду для оби-те-ли.

При-вер-жен-ность к фольк-ло-ру бы-ла свой-ствен-на не од-ной толь-ко свя-той Фев-ро-нии. Неко-то-рые на-ши рус-ские по-движ-ни-ки так-же чрез-вы-чай-но его лю-би-ли. Оп-тин-ский ста-рец Ам-вро-сий в пись-мах к раз-ным лю-дям не толь-ко по-сто-ян-но ис-поль-зо-вал кры-ла-тые вы-ра-же-ния рус-ско-го язы-ка, но и сам при-ду-мы-вал по-го-вор-ки и по-сло-ви-цы. Свя-ти-тель Фе-о-фан За-твор-ник так-же ча-сто при-бе-га-ет в сво-их по-уче-ни-ях к на-род-ным фра-зео-ло-гиз-мам.

Свя-тая Фев-ро-ния бы-ла пло-тью от пло-ти про-сто-го рус-ско-го на-ро-да, и в том, что она хо-ро-шо зна-ла уст-ное на-род-ное твор-че-ство и лю-би-ла его, нет ни-че-го уди-ви-тель-но-го.

При-нуж-де-ние к бра-ку или зна-ние во-ли Бо-жи-ей?

Раскаяние князя Петра
Муромского

Но бо-лее слож-ной за-гад-кой яв-ля-ют-ся не ино-ска-за-ния, ко-то-ры-ми го-во-рит с кня-же-ским от-ро-ком Фев-ро-ния, а ее сло-ва о том, что вы-ле-чить кня-зя мо-жет толь-ко тот, кто возь-мет или да-же по-тре-бу-ет кня-зя се-бе. Ко-неч-но же, речь здесь идет не про-сто о том, чтобы врач взял боль-но-го в свой дом и ле-чил его, так ска-зать, ста-ци-о-нар-но. Это и так под-ра-зу-ме-ва-лось, ведь в «По-ве-сти…» го-во-рит-ся, что князь был уже на-столь-ко слаб, что не мог си-деть на коне: его при-вез-ли в Ря-зан-ские зем-ли на под-во-де. К то-му же в тек-сте ска-за-но не «к се-бе», а «се-бе». Нет, здесь все го-раз-до глуб-же.

Мне очень близ-ко объ-яс-не-ние этих слов пре-муд-рой де-ви-цы, ко-то-рое да-ет из-вест-ный фило-лог, ис-сле-до-ва-тель древ-не-рус-ской пись-мен-но-сти Ан-на Ар-хан-гель-ская. По ее мыс-ли, Фев-ро-ния го-во-рит этим ино-ска-за-ни-ем: «Ис-це-ле-ние - это вме-ша-тель-ство в чу-жой ор-га-низм. «Ес-ли я ему не же-на, то как я мо-гу его ле-чить?» Она же не про-фес-сио-наль-ный ле-карь». Дей-стви-тель-но, ни-где не ска-за-но, что Фев-ро-ния за-ни-ма-лась це-ли-тель-ством. Кня-же-ский по-сла-нец на-брел на ее жи-ли-ще, как ему ка-жет-ся, слу-чай-но. Он про-сто хо-чет спро-сить до-ро-гу к из-вест-ным в этой окру-ге вра-чам. И со-вер-шен-но непра-вы те, кто ви-дит в Фев-ро-нии ка-кую-то прак-ти-ку-ю-щую на-род-ную це-ли-тель-ни-цу.

Но на са-мом де-ле встре-ча эта со-вер-шен-но неслу-чай-на. И цель ее да-же не из-ле-че-ние кня-зя, а ис-пол-не-ние во-ли Бо-жи-ей. Неиз-вест-но, об-ла-да-ла ли Фев-ро-ния да-ром ис-це-ле-ния или ей про-сто бы-ло от-кры-то от Бо-га, что Гос-подь через нее ис-це-лит Пет-ра, но несо-мнен-но то, что она зна-ет во-лю Бо-жию. А во-ля Бо-жия все-гда ве-дет че-ло-ве-ка ко спа-се-нию. Де-ви-ца зна-ла - ей это бы-ло от-кры-то от Гос-по-да, - что князь вы-здо-ро-ве-ет толь-ко ес-ли по-обе-ща-ет стать ее му-жем. Ей бы-ло от-кры-то и ее из-бран-ни-че-ство на этот путь. Кста-ти, в жи-ти-ях свя-тых те-ма из-бран-ни-че-ства, зна-ния са-мим свя-тым или его род-ствен-ни-ка-ми о его осо-бом жиз-нен-ном пу-ти, встре-ча-ет-ся до-воль-но ча-сто.

Так вот, Фев-ро-ния во-все не вос-поль-зо-ва-лась мо-мен-том, чтобы удач-но вый-ти за-муж за бо-га-то-го и знат-но-го же-ни-ха, как это мно-гим мо-жет по-ка-зать-ся. Она по-кор-на во-ле Бо-жи-ей, ко-то-рая бы-ла ей от-кры-та. А Гос-подь от-крыл ей, что имен-но этот путь при-ве-дет и ее, и кня-зя к свя-то-сти и спа-се-нию. По-это-му про-сто ко-щун-ствен-на мысль, что Фев-ро-ния как-то ма-ни-пу-ли-ру-ет Пет-ром, шан-та-жи-ру-ет его и при-нуж-да-ет к бра-ку с ней.

Еще один мо-мент: да, пра-вед-ная су-пру-же-ская жизнь свя-тых Пет-ра и Фев-ро-нии яв-ля-ет-ся для нас об-раз-цом се-мей-ной жиз-ни. Но мы ни в ко-ем слу-чае не долж-ны сле-по ко-пи-ро-вать опыт свя-тых, без вся-ко-го рас-суж-де-ния под-ра-жать им во всем. Свя-тые - это осо-бые лю-ди, ко-то-рым бы-ли под-час от-кры-ты очень боль-шие зна-ния об их бу-ду-щей жиз-ни. В чем-то мы, несо-мнен-но, долж-ны сле-до-вать за ни-ми, но ка-кие-то мо-мен-ты их жи-тия яв-ля-ют-ся их лич-ным, непо-вто-ри-мым по-дви-гом. Как при-мер при-ве-ду жи-тие пре-по-доб-но-го Алек-сия, че-ло-ве-ка Бо-жия. По-сле же-нить-бы он в первую же брач-ную ночь ушел из до-ма, оста-вив мо-ло-дую же-ну и ро-ди-те-лей. Мно-го лет про-ве-дя в ве-ли-ких по-дви-гах и ски-та-ни-ях, Алек-сий вер-нул-ся в род-ной дом, но уже в со-вер-шен-но неузна-ва-е-мом об-ли-ке ни-ще-го. Его при-юти-ли в се-нях, там он про-жил несколь-ко лет, ни-кем не узнан-ный, и толь-ко пе-ред смер-тью на-пи-сал ро-ди-те-лям пись-мо, где рас-ска-зал о сво-ей жиз-ни. По-че-му он так по-сту-пил? Для нас это тай-на. Но яс-но од-но: Гос-подь от-крыл ему Свою во-лю, и он по-сле-до-вал этим пу-тем. Сто-ит ли нам, не зна-ю-щим тайн Про-мыс-ла Бо-жи-его, по-сту-пать по-доб-ным об-ра-зом? Ко-неч-но же, нет.

Но вер-нем-ся к «По-ве-сти…». Итак, князь Петр, хо-тя внешне и при-нял усло-вие Фев-ро-нии и обе-щал взять ее в же-ны, ес-ли ис-це-лит-ся, во-все не со-би-рал-ся дер-жать сло-во. А ведь муд-рая де-ва пре-ду-пре-жда-ла: «Ес-ли бу-дет он чи-сто-сер-деч-ным и сми-рен-ным в сло-вах сво-их, то бу-дет здо-ров!» Да-лее ска-за-ние еще раз по-ка-зы-ва-ет, что Фев-ро-ния зна-ла все, что долж-но про-изой-ти по-том. Она от-прав-ля-ет боль-но-го по-па-рить-ся в бане, а са-ма в это вре-мя го-то-вит мазь из хлеб-ной за-квас-ки. По на-ка-зу де-вуш-ки князь ма-жет этим сред-ством все стру-пья, кро-ме од-но-го. На-ут-ро все его те-ло ста-ло здо-ро-вым. Петр по-сы-ла-ет до-че-ри борт-ни-ка да-ры, но свое обе-ща-ние же-нить-ся на ней ис-пол-нять не хо-чет. Вско-ре по-сле при-бы-тия кня-зя в Му-ром его те-ло вновь по-кры-ва-ет-ся яз-ва-ми. Он воз-вра-ща-ет-ся к Фев-ро-нии, ка-ет-ся и со сты-дом про-сит про-ще-ния. «Она же, ни-ма-ло не гне-ва-ясь, ска-за-ла: «Ес-ли станет мне су-пру-гом, то ис-це-лит-ся». Он же твер-дое сло-во дал ей, что возь-мет ее в же-ны», - рас-ска-зы-ва-ет «По-весть…». Ле-че-ние по-вто-ря-ет-ся, и князь же-нит-ся на про-сто-лю-дин-ке. Вот та-кая по-учи-тель-ная ис-то-рия. Как го-во-рит на-род-ная муд-рость: «Не дав-ши сло-ва, кре-пись; а дав-ши - дер-жись».

Кста-ти, кня-зю, как че-ло-ве-ку, на-де-лен-но-му от Бо-га вла-стью, а зна-чит - ли-цу су-гу-бо от-вет-ствен-но-му, вдвойне не при-ста-ло на-ру-шать дан-ное им сло-во. Грех кня-зя еще и в том, что он идет про-тив во-ли Бо-жи-ей, хо-тя по-ни-ма-ет, что Фев-ро-ния на-де-ле-на зна-ни-ем этой во-ли. Об этом ему рас-ска-зал его слу-га, да и сам он пе-ред тем, как при-нять ле-че-ние, устро-ил ис-пы-та-ние для сво-ей вра-че-ва-тель-ни-цы, по-ди-вив-шись по-том ее муд-ро-сти.

Бо-яр-ский бунт

Через неко-то-рое вре-мя по-сле свадь-бы умер стар-ший брат Пет-ра, и князь стал вла-сти-те-лем Му-ро-ма. Но не всем по-нра-ви-лась мо-ло-дая же-на но-во-го кня-зя, да и сам он не всем при-шел-ся по ду-ше. Вла-сто-лю-би-вые бо-яре за-ду-ма-ли «двор-цо-вый пе-ре-во-рот». По-во-дом по-слу-жи-ла же-нить-ба их пра-ви-те-ля на про-стой кре-стьян-ке. «По-весть…» этот эпи-зод опи-сы-ва-ет, ко-неч-но, весь-ма ху-до-же-ствен-но.

По на-у-ще-нию сво-их жен бо-яре сна-ча-ла ста-ли на-стра-и-вать кня-зя про-тив су-пру-ги. В ви-ну ей они ста-ви-ли бе-реж-ли-вую кре-стьян-скую при-выч-ку со-би-рать в ру-ку крош-ки со сто-ла по-сле тра-пезы. Петр, ре-шив про-ве-рить сло-ва вель-мож, как-то по-сле обе-да раз-жал ла-донь Фев-ро-нии и… уви-дел зер-на бла-го-уха-ю-ще-го ла-да-на. Мно-гим этот сю-жет мо-жет на-пом-нить из-вест-ную сказ-ку о Ца-ревне-ля-гуш-ке. Помни-те, как Ва-си-ли-са Пре-муд-рая ли-ла се-бе в ру-кав на-пит-ки со сто-ла и со-би-ра-ла ко-сти? Да, опре-де-лен-ное сход-ство есть. Но Ва-си-ли-са это де-ла-ла спе-ци-аль-но, а не по при-выч-ке к бе-реж-ли-во-сти. И же-ны стар-ших ца-ре-ви-чей ста-ли да-же под-ра-жать ей, пы-та-ясь по-вто-рить чу-до пре-вра-ще-ния остат-ков еды в озе-ро с ле-бе-дя-ми, толь-ко ни-че-го у них не вы-шло.

Ви-ди-мо, уло-вив в этом ме-сте жиз-не-опи-са-ния свя-тых кня-зей слиш-ком яв-ное со-зву-чие с фольк-ло-ром, свя-ти-тель Фила-рет (Гу-милев-ский) не вклю-чил его в свое жи-тие бла-го-вер-ных Пет-ра и Фев-ро-нии. Как не ис-поль-зо-вал он и дру-гой эпи-зод из ис-то-рии бо-яр-ской сму-ты:

«Ми-ну-ло нема-лое вре-мя, и вот од-на-жды при-шли к кня-зю бо-яре его во гне-ве и го-во-рят: «Кня-же, го-то-вы мы все вер-но слу-жить те-бе и те-бя са-мо-держ-цем иметь, но не хо-тим, чтобы кня-ги-ня Фев-ро-ния по-веле-ва-ла же-на-ми на-ши-ми. Ес-ли хо-чешь оста-вать-ся са-мо-держ-цем, путь бу-дет у те-бя дру-гая кня-ги-ня. Фев-ро-ния же, взяв бо-гат-ства, сколь-ко по-же-ла-ет, пусть ухо-дит, ку-да за-хо-чет!» Бла-жен-ный же Петр, в обы-чае ко-то-ро-го бы-ло ни на что не гне-вать-ся, с кро-то-стью от-ве-тил: «Ска-жи-те об этом Фев-ро-нии, по-слу-ша-ем, что она ска-жет».

Неисто-вые же бо-яре, по-те-ряв стыд, за-ду-ма-ли устро-ить пир. Ста-ли пи-ро-вать, и вот, ко-гда опья-не-ли, на-ча-ли ве-сти свои бес-стыд-ные ре-чи, слов-но псы ла-ю-щие, ли-шая свя-тую Бо-жи-его да-ра, ко-то-рый Бог обе-щал ей со-хра-нить и по-сле смер-ти. И го-во-рят они: «Гос-по-жа кня-ги-ня Фев-ро-ния! Весь го-род и бо-яре про-сят у те-бя: дай нам, ко-го мы у те-бя по-про-сим!» Она же в от-вет: «Возь-ми-те, ко-го про-си-те!» Они же, как еди-ны-ми уста-ми, про-мол-ви-ли: «Мы, гос-по-жа, все хо-тим, чтобы князь Петр власт-во-вал над на-ми, а же-ны на-ши не хо-тят, чтобы ты гос-под-ство-ва-ла над ни-ми. Взяв сколь-ко те-бе нуж-но бо-гатств, ухо-ди, ку-да по-же-ла-ешь!» То-гда она ска-за-ла: «Обе-ща-ла я вам, что че-го ни по-про-си-те - по-лу-чи-те. Те-перь я вам го-во-рю: обе-щай-те мне дать, ко-го я по-про-шу у вас». Они же, зло-деи, об-ра-до-ва-лись, не зная, что их ждет, и по-кля-лись: «Что ни на-зо-вешь, то сра-зу бес-пре-ко-слов-но по-лу-чишь». То-гда она го-во-рит: «Ни-че-го ино-го не про-шу, толь-ко су-пру-га мо-е-го, кня-зя Пет-ра!» Они же от-ве-ти-ли: «Ес-ли сам за-хо-чет, ни сло-ва те-бе не ска-жем». Враг по-му-тил их ра-зум - каж-дый по-ду-мал, что ес-ли не бу-дет кня-зя Пет-ра, то по-ста-вят дру-го-го са-мо-держ-ца: а ведь в ду-ше каж-дый из бо-яр на-де-ял-ся са-мо-держ-цем стать.

Бла-жен-ный же князь Петр не за-хо-тел на-ру-шить Бо-жи-их за-по-ве-дей ра-ди цар-ство-ва-ния в жиз-ни этой, он по Бо-жи-им за-по-ве-дям жил, со-блю-дая их, как бо-го-глас-ный Мат-фей в сво-ем Бла-го-вест-во-ва-нии ве-ща-ет. Ведь ска-за-но, что, ес-ли кто про-го-нит же-ну свою, не об-ви-нен-ную в пре-лю-бо-де-я-нии, и же-нит-ся на дру-гой, тот сам пре-лю-бо-дей-ству-ет. Сей же бла-жен-ный князь по Еван-ге-лию по-сту-пил: до-сто-я-ние свое к на-во-зу при-рав-нял, чтобы за-по-ве-ди Бо-жи-ей не на-ру-шить».

Ин-те-рес-но, что свя-ти-тель Фила-рет со свой-ствен-ной ему ис-то-ри-че-ской точ-но-стью от-ме-ча-ет: му-ром-ские бо-яре в сво-ем стрем-ле-нии сверг-нуть кня-зя бы-ли под-стре-ка-е-мы его бли-жай-ши-ми род-ствен-ни-ка-ми, пре-тен-до-вав-ши-ми на кня-же-ние: млад-шим бра-том и пле-мян-ни-ком. Свя-ти-тель Фила-рет опи-сы-ва-ет ис-то-рию с из-гна-ни-ем бла-го-вер-ных кня-зей весь-ма крат-ко. Бо-яре при-сту-па-ют к кня-зю и вы-дви-га-ют ему уль-ти-ма-тум: «или пусть от-пу-стит от се-бя су-пру-гу, оскорб-ля-ю-щую сво-им про-ис-хож-де-ни-ем знат-ных жен, или же оста-вит Му-ром. Князь твер-до пом-нил сло-ва Гос-по-да: «Что Бог со-че-тал, то-го че-ло-век да не раз-лу-чит. Кто от-пу-стит же-ну свою и же-нит-ся на дру-гой, тот пре-лю-бо-дей» (см.: ). По-то-му, вер-ный дол-гу хри-сти-ан-ско-го су-пру-га, князь со-гла-сил-ся от-ка-зать-ся от кня-же-ства. Он остал-ся по-сле то-го с небо-га-ты-ми сред-ства-ми к жиз-ни, и пе-чаль-ные мыс-ли неволь-но при-хо-ди-ли ему на ум. Но ум-ная кня-ги-ня го-во-ри-ла ему: «Не пе-чаль-ся, князь, - ми-ло-сти-вый Бог не оста-вит нас в ни-ще-те». В Му-ро-ме ско-ро от-кры-лись раз-до-ры непри-ми-ри-мые, ис-ка-те-ли вла-сти схва-ти-лись за ме-чи, и мно-гие из вель-мож-ных по-те-ря-ли жизнь. Бо-яре му-ром-ские при-нуж-де-ны бы-ли про-сить кня-зя Да-ви-да и кня-ги-ню Ев-фро-си-нию воз-вра-тить-ся в Му-ром. Так князь, вер-ный дол-гу сво-е-му, вос-тор-же-ство-вал и над вра-га-ми сво-и-ми».

По-че-му свя-ти-тель Фила-рет силь-но со-кра-ща-ет по-вест-во-ва-ние о бун-те бо-яр? Ду-маю, не толь-ко по-то-му, что ви-дит в нем неко-то-рые па-рал-ле-ли с рус-ски-ми сказ-ка-ми. Дей-стви-тель-но, по-дроб-но-сти этой ис-то-рии опи-са-ны до-воль-но фольк-лор-но. Хо-тя рас-сказ о пре-вра-ще-нии кро-шек в ла-дан, по мо-е-му мне-нию, вполне при-ем-лем для жи-тия свя-тых. Да, хит-рость Фев-ро-нии, бла-го-да-ря ко-то-рой она за-би-ра-ет кня-зя с со-бой, име-ет очень по-хо-жие ана-ло-ги в рус-ских на-род-ных сказ-ках: ко-гда же-ну за-став-ля-ют рас-стать-ся с му-жем, она про-сит взять из до-ма са-мое до-ро-гое и, ко-неч-но же, за-би-ра-ет лю-би-мо-го. Но, как мы зна-ем, Фев-ро-ния - зна-ток фольк-ло-ра, так что сто-ит ли удив-лять-ся, ес-ли она по-сту-па-ет «по-ска-зоч-но-му». К то-му же сю-жет «о са-мом до-ро-гом» не толь-ко рус-ский, а так ска-зать, об-ще-че-ло-ве-че-ский. Что для жен-щи-ны долж-но быть са-мым до-ро-гим? Ко-неч-но, лю-би-мый муж-чи-на. По-доб-ным об-ра-зом по-сту-пи-ли и же-ны немец-ко-го го-ро-да Вайн-с-бер-га: ко-гда оса-ждав-шие его раз-ре-ши-ли им уй-ти и взять с со-бой столь-ко, сколь-ко те смо-гут уне-сти на сво-их пле-чах, они, ра-зу-ме-ет-ся, взя-ли - вы-нес-ли - сво-их му-жей.

Но не это сму-ща-ет в рас-ска-зе о кня-же-ском из-гна-нии. Петр при-ни-ма-ет ре-ше-ние не сам - он от-сы-ла-ет рас-по-я-сав-ших-ся вель-мож к сво-ей су-пру-ге: де-скать, спро-си-те у нее, что она об этом ду-ма-ет. Мог-ло ли та-кое быть в XIII ве-ке, да еще в се-мье кня-зя? Нет, ко-неч-но. Для рус-ско-го сред-не-ве-ко-вья та-кая си-ту-а-ция со-вер-шен-но неве-ро-ят-на. Ду-маю, имен-но по этой при-чине, а не из-за его фольк-лор-но-сти этот эпи-зод не вклю-чи-ли в жи-тие и свя-ти-тель Ди-мит-рий Ро-стов-ский, и свя-ти-тель Фила-рет (Гу-милев-ский). Мож-но пред-по-ло-жить, что та-кой не очень прав-до-по-доб-ный ва-ри-ант рас-ска-за об из-гна-нии бла-го-вер-ных кня-зей по-пал в «По-весть…» по-то-му, что пи-са-лась она по уст-ным на-род-ным пре-да-ни-ям о свя-той че-те: глав-ным ав-то-ром ее был про-стой рус-ский на-род. По-это-му и кре-стьян-ка Фев-ро-ния пред-ста-ет как са-мый глав-ный ее пер-со-наж. И князь, пре-кло-ня-ясь пе-ред ее муд-ро-стью, со-ве-ту-ет-ся с ней во всем.

Фила-ре-тов-ский ва-ри-ант бе-се-ды кня-зя с бо-яра-ми мне нра-вит-ся ку-да боль-ше, чем тот же диа-лог в «По-ве-сти…». Петр твер-до пом-нит сло-ва Еван-ге-лия о нерас-тор-жи-мо-сти бра-ка и, вер-ный хри-сти-ан-ско-му су-пру-же-ско-му дол-гу, пред-по-чи-та-ет от-ка-зать-ся от кня-же-ства. А ведь древ-не-рус-ские кня-зья неред-ко за-бы-ва-ли о сво-ем се-мей-ном дол-ге. Иван Ва-си-лье-вич Гроз-ный, при ко-то-ром и бы-ли ка-но-ни-зи-ро-ва-ны бла-го-вер-ные Петр и Фев-ро-ния, двух сво-их жен за-то-чил в мо-на-стырь. Его отец, Ва-си-лий III, по-стриг в мо-на-хи-ни свою за-кон-ную су-пру-гу Со-ло-мо-нию Са-бу-ро-ву за ее бес-пло-дие и же-нил-ся на Елене Глин-ской. Не нуж-но так-же за-бы-вать, что в XIII ве-ке род-ные бра-тья уби-ва-ли друг дру-га, чтобы при-со-еди-нить к сво-им зем-лям еще один на-дел. Так что от-ка-зать-ся от кня-же-ния ра-ди со-хра-не-ния се-мьи и люб-ви к жене - это ве-ли-чай-ший по-двиг для пра-ви-те-ля то-го вре-ме-ни. А еще го-во-рят, что в жи-тии Пет-ра и Фев-ро-нии ни-где не го-во-рит-ся об их люб-ви. Вот она, на-сто-я-щая лю-бовь! И за этот по-двиг люб-ви Гос-подь воз-вра-ща-ет Пет-ру кня-же-ство.

Свя-ти-тель Фила-рет, как бы в под-твер-жде-ние ис-то-рии из-гна-ния Пет-ра, при-во-дит еще один при-мер его сми-ре-ния. Он, опи-ра-ясь на ле-то-пи-си, рас-ска-зы-ва-ет, что бла-го-вер-ный му-ром-ский князь по-мо-га-ет вос-ста-но-вить спра-вед-ли-вость ве-ли-ко-му кня-зю Все-во-ло-ду и участ-ву-ет с ним в борь-бе про-тив прон-ских и ря-зан-ских кня-зей. В на-гра-ду за это Петр по-лу-чил от Все-во-ло-да бо-га-тое Прон-ское кня-же-ство. Ко-гда же быв-шие прон-ские кня-зья по-шли на него вой-ной, крот-кий Петр «по-слал ска-зать им: «Бра-тья! Я не сам со-бою за-нял Пронск: ме-ня по-са-дил тут Все-во-лод. Пронск ваш». И спо-кой-но воз-вра-тил-ся в Му-ром. Ка-кое вы-со-кое бес-ко-ры-стие! Ка-кое глу-бо-кое ува-же-ние к дол-гу люб-ви и че-сти!» - вос-кли-ца-ет свя-ти-тель Фила-рет. Та-кое бес-ко-ры-стие бы-ло, дей-стви-тель-но, боль-шой ред-ко-стью во вре-ме-на кня-же-ских меж-до-усо-биц. А ведь Петр во-все не был ка-ким-то па-ци-фи-стом. Со-глас-но ле-то-пи-сям, он был храб-рым во-и-ном, при-ни-мал уча-стие в несколь-ких во-ен-ных опе-ра-ци-ях. А в 1220 го-ду его вой-ска бы-ли в слав-ном по-хо-де про-тив волж-ских бул-гар.

Фила-рет вклю-ча-ет в со-став-лен-ное им жиз-не-опи-са-ние свя-тых кня-зей и слу-чай с муж-чи-ной, ко-то-рый, за-быв о сво-ей су-пру-ге, за-смот-рел-ся на кра-со-ту Фев-ро-нии. Этот эпи-зод при-ве-ден пол-но-стью, вме-сте с от-ве-та-ми муд-рой кня-ги-ни, но по-че-му-то свя-ти-тель от-но-сит его не ко вре-ме-ни из-гна-ния кня-зей, а уже к их мир-но-му прав-ле-нию, по-сле-до-вав-ше-му по-сле воз-вра-ще-ния.

Ин-те-рес-но, что, ко-гда бы-ва-ешь в Му-ро-ме, не мо-жешь от-де-лать-ся от ощу-ще-ния ре-аль-но-сти все-го, что опи-са-но в «По-ве-сти…». Этот неболь-шой го-род про-сто ды-шит древ-но-стью, «там рус-ский дух, там Русью пахнет». Ко-неч-но, зда-ний вре-мен Пет-ра и Фев-ро-нии не со-хра-ни-лось, но все рав-но в их род-ном го-ро-де со-вер-шен-но ощу-ти-мо при-ка-са-ешь-ся к их жиз-ни. И ко-гда мо-лишь-ся у мо-щей бла-го-вер-ной че-ты, и ко-гда про-сто бро-дишь по му-ром-ским улоч-кам, и ко-гда сто-ишь на на-бе-реж-ной Оки и гля-дишь на храм свя-тых Кос-мы и Да-ми-а-на, воз-двиг-ну-тый Ива-ном Гроз-ным… И ка-жет-ся, что вот сей-час скольз-нут по ре-ке ла-дьи, уно-ся-щие кня-зя и кня-ги-ню на дру-гой бе-рег, прочь от мя-теж-ных бо-яр.

Свя-ти-тель Фила-рет, по-вест-вуя о бла-го-че-сти-вой жиз-ни и муд-ром хри-сти-ан-ском прав-ле-нии свя-тых по-сле воз-вра-ще-ния в Му-ром, пи-шет, что оно «бы-ло прав-до-лю-би-вое, но без су-ро-вой стро-го-сти, ми-ло-сти-вое, но без сла-бо-сти. Ум-ная и бла-го-че-сти-вая кня-ги-ня по-мо-га-ла су-пру-гу со-ве-та-ми и де-ла-ми бла-го-тво-ри-тель-но-сти. Оба жи-ли по за-по-ве-дям Гос-по-да, всех лю-би-ли и не лю-би-ли ни гор-до-сти, ни непра-вед-ной ко-ры-сти; по-ко-и-ли стран-ни-ков, об-лег-ча-ли участь несчаст-ных, чти-ли ино-че-ский и свя-щен-ни-че-ский чин, ограж-дая его от нужд».

Де-ти «без-дет-ной че-ты»

Еще од-ним кам-нем пре-ткно-ве-ния, и, кста-ти, не толь-ко для свет-ских кри-ти-ков, но и для неко-то-рых пра-во-слав-ных, яв-ля-ет-ся от-сут-ствие в «По-ве-сти о Пет-ре и Фев-ро-нии» упо-ми-на-ния об их де-тях. При-хо-дит-ся встре-чать да-же в ра-бо-тах совре-мен-ных бо-го-сло-вов мысль о том, что свя-тые Петр и Фев-ро-ния яко-бы спе-ци-аль-но от-ка-за-лись от те-лес-но-го су-пру-же-ско-го об-ще-ния ра-ди су-гу-бо-го по-дви-га воз-дер-жа-ния и це-ло-муд-рия. А враж-деб-но на-стро-ен-ные кри-ти-ки ис-поль-зу-ют от-сут-ствие в жи-тии ин-фор-ма-ции о де-тях че-ты как контр-ар-гу-мент в по-ле-ми-ке с пра-во-слав-ны-ми: де-скать, ка-кие же это по-кро-ви-те-ли се-мьи, ес-ли они со-зна-тель-но от-ка-за-лись от де-то-рож-де-ния?

Нач-нем с то-го, что для сред-не-ве-ко-во-го рус-ско-го вла-сти-те-ля без-дет-ность яв-ля-лась боль-шой тра-ге-ди-ей. Вы-ше я упо-ми-нал о том, что неко-то-рые пра-ви-те-ли ра-ди рож-де-ния на-след-ни-ка да-же шли про-тив со-ве-сти и ка-но-нов Церк-ви. Осо-бен-но тя-же-лой про-бле-мой бы-ла без-дет-ность для кня-зя вре-мен фе-о-даль-ной раз-дроб-лен-но-сти. Каж-дый князь хо-тел, чтобы его сы-но-вья и вну-ки и даль-ше управ-ля-ли его на-де-лом. В про-тив-ном слу-чае по-сле смер-ти кня-зя кня-же-ство мог-ло пе-рей-ти к его род-ствен-ни-кам, ко-то-рые под-час яв-ля-лись его вра-га-ми. Ни-кто из кня-зей, хо-тя бы из чув-ства от-вет-ствен-но-сти пе-ред на-ро-дом и вве-рен-ны-ми ему зем-ля-ми, не стал бы со-зна-тель-но от-ка-зы-вать-ся от про-дол-же-ния ро-да - да-же ра-ди по-дви-гов це-ло-муд-рия. Очень ма-ло-ве-ро-ят-но, что на это по-шел бы и свя-той Петр Му-ром-ский.

За-ме-тим: факт на-ли-чия де-тей у бла-го-че-сти-вой му-ром-ской че-ты, ко-то-рый по-че-му-то от-ри-ца-ют да-же неко-то-рые цер-ков-ные пи-са-те-ли, яв-ля-ет-ся со-вер-шен-но неопро-вер-жи-мым с ис-то-ри-че-ской точ-ки зре-ния.

В пер-вой ча-сти ста-тьи я уже го-во-рил об ис-то-ри-че-ской иден-ти-фи-ка-ции свя-тых Пет-ра и Фев-ро-нии, и ис-то-рич-ность этих му-ром-ских кня-зей под-твер-жда-ет-ся боль-шим ко-ли-че-ством весь-ма ав-то-ри-тет-ных ис-точ-ни-ков.

О де-тях бла-го-вер-ных кня-зей Му-ром-ских сви-де-тель-ству-ют и «Ро-до-слов-ная му-ром-ских кня-зей», и «Ро-до-слов-ная Вла-ди-мир-ско-Суз-даль-ских кня-зей», и «Лав-рен-тьев-ская ле-то-пись», и жи-тия бла-го-вер-но-го кня-зя Свя-то-сла-ва Вла-ди-мир-ско-го и его сы-на бла-го-вер-но-го кня-зя Ди-мит-рия… Кста-ти, свя-той князь Свя-то-слав был зя-тем Пет-ра и Фев-ро-нии, а бла-го-вер-ный князь Ди-мит-рий - их вну-ком.

У Пет-ра и Фев-ро-нии де-тей бы-ло трое: стар-ший сын Юрий, уна-сле-до-вав-ший по-сле смер-ти от-ца его пре-стол, Свя-то-слав и дочь Ев-до-кия. Так-же из-вест-ны име-на их вну-ков: Яро-слав - сын Юрия; Иоанн и Ва-си-лий - де-ти Свя-то-сла-ва - и сын Ев-до-кии Ди-мит-рий.

Князь Юрий при-нял Му-ром-ское кня-же-ство в 1228 го-ду, был сме-лым во-и-ном, сра-жал-ся про-тив морд-вы, со-глас-но Нов-го-род-ской ле-то-пи-си, бил-ся с Ба-ты-ем. В 1230 го-ду он по-гиб, сра-жа-ясь с мон-го-ла-ми.

Свя-то-слав в 1220 го-ду вме-сте с от-цом участ-во-вал в по-хо-де про-тив волж-ских бул-гар. Лав-рен-тьев-ская ле-то-пись го-во-рит, что он умер в 1228 го-ду, на пас-халь-ной неде-ле, за несколь-ко дней до пра-вед-ной кон-чи-ны сво-их ро-ди-те-лей.

Дочь Пет-ра и Фев-ро-нии Ев-до-кия вы-шла за-муж за сы-на Все-во-ло-да Боль-шое гнез-до - кня-зя Свя-то-сла-ва. Кста-ти, ле-то-пись го-во-рит, что ее отец, князь Му-ром-ский, был на этой свадь-бе. У Ев-до-кии ро-дил-ся сын Ди-мит-рий, ко-то-рый по-сле смер-ти от-ца стал кня-зем Юрьев-Поль-ским. Мне уда-лось по-бы-вать в этом чу-дес-ном ма-лень-ком го-ро-де, ныне немно-го за-пу-щен-ном, но по-преж-не-му пре-крас-ном, с древни-ми мо-на-сты-ря-ми, хра-ма-ми и дру-ги-ми па-мят-ни-ка-ми ста-ри-ны. И там хра-нят па-мять о юрьев-ском кня-зе Ди-мит-рии - вну-ке Пет-ра и Фев-ро-нии.

И зять Пет-ра и Фев-ро-нии Свя-то-слав, и внук Ди-мит-рий бы-ли про-слав-ле-ны Цер-ко-вью как свя-тые бла-го-вер-ные кня-зья.

По-че-му же «По-весть о Пет-ре и Фев-ро-нии» не да-ет нам све-де-ний о де-тях свя-тых кня-зей, несмот-ря на то, что их име-на бы-ли очень хо-ро-шо из-вест-ны во вре-ме-на ее на-пи-са-ния? Ду-маю, та-кой про-бел объ-яс-ня-ет-ся до-воль-но про-сто. Жи-тия свя-тых, как пра-ви-ло, со-об-ща-ют о де-тях по-движ-ни-ков то-гда, ко-гда они ка-ким-то об-ра-зом при-ни-ма-ли уча-стие в их по-дви-ге или же са-ми яв-ля-лись свя-ты-ми. В жи-тии Пет-ра и Фев-ро-нии, со-став-лен-ном свя-ти-те-лем Ди-мит-ри-ем Ро-стов-ским, не упо-ми-на-ет-ся об их де-тях ско-рее все-го так-же по этой же при-чине. А свя-ти-тель Фила-рет пи-шет толь-ко об од-ном сыне му-ром-ской че-ты - Свя-то-сла-ве; мож-но пред-по-ло-жить, что он ин-те-ре-сен со-ста-ви-те-лю жи-тия по-то-му, что умер на од-ной пас-халь-ной сед-ми-це со сво-и-ми ро-ди-те-ля-ми.

День кон-чи-ны или име-ни-ны?

Петр и Феврония Муромские
с житием. Икона. Русь. 1618 г.

Как нам из-вест-но из «По-ве-сти о Пет-ре и Фев-ро-нии», из всех их жи-тий, а так-же из ле-то-пис-ных ис-точ-ни-ков, бла-го-вер-ные кня-зья ото-шли ко Гос-по-ду в один день. Свя-ти-тель Фила-рет, опи-ра-ясь на ис-то-ри-че-ские до-ку-мен-ты, го-во-рит, что по-чи-ли они в ап-ре-ле, на пас-халь-ной сед-ми-це 1228 го-да и, со-глас-но их за-ве-ща-нию, бы-ли по-гре-бе-ны в од-ном гро-бе. Он не упо-ми-на-ет о том, что нера-зум-ные лю-ди хо-те-ли на-ру-шить за-ве-ща-ние свя-тых и по-ло-жить их в от-дель-ных гро-бах, а они каж-дый раз вновь ока-зы-ва-лись вме-сте. Но это со-вер-шен-но не озна-ча-ет, что дан-ный эпи-зод яв-ля-ет-ся вы-мыш-лен-ным: в жи-ти-ях свя-тых мы на-хо-дим опи-са-ние го-раз-до бо-лее ве-ли-ких и непо-сти-жи-мых чу-дес. Жи-тие, со-став-лен-ное свя-ти-те-лем Фила-ре-том, до-воль-но крат-ко; его за-да-чей бы-ло под-верг-нуть «По-весть…» Ер-мо-лая-Ераз-ма кри-ти-че-ско-му ис-то-ри-че-ско-му ана-ли-зу и по воз-мож-но-сти отобрать про-ве-рен-ные и мак-си-маль-но до-сто-вер-ные фак-ты.

По-че-му же мы празд-ну-ем день пре-став-ле-ния бла-го-вер-ных Му-ром-ских кня-зей не вес-ной, в ап-ре-ле, а 25 июня по ста-ро-му сти-лю (со-от-вет-ствен-но, 8 июля по-но-во-му)? Свя-ти-тель пи-шет: «Ес-ли по ле-то-пи-си скон-ча-лись в ап-ре-ле, то 25-й день июня на-доб-но при-знать за день от-кры-тия мо-щей». То есть он по-ла-га-ет, что день празд-но-ва-ния кон-чи-ны свя-той че-ты (чтобы не де-лать его из-за пас-халь-ной неде-ли днем пе-ре-хо-дя-щим) про-сто при-уро-чи-ли к дню об-ре-те-ния мо-щей. Но это толь-ко пред-по-ло-же-ние. Ни во вре-ме-на свя-ти-те-ля Фила-ре-та, ни тем бо-лее в на-ши дни не бы-ло вы-яс-не-но, в ка-кой точ-но день от-кры-ли мо-щи.

По по-во-ду па-мя-ти свя-тых Пет-ра и Фев-ро-нии имен-но 25 июня (8 июля) у ме-ня есть своя вер-сия. Очень ча-сто, ко-гда точ-ный день па-мя-ти свя-то-го нам неиз-ве-стен, празд-но-ва-ние его кон-чи-ны уста-нав-ли-ва-ют в день име-нин. В цер-ков-ном ка-лен-да-ре мы мо-жем най-ти мно-же-ство свя-тых с оди-на-ко-вы-ми име-на-ми, но жив-ших в со-вер-шен-но раз-ное вре-мя, па-мять ко-то-рых при-хо-дит-ся на один и тот же день. 25 июня - это день пре-по-доб-но-му-че-ни-цы Фев-ро-нии де-вы, свя-той IV ве-ка. Она небес-ная по-кро-ви-тель-ни-ца бла-го-вер-ной Фев-ро-нии Му-ром-ской - дру-гой Фев-ро-нии в ме-ся-це-сло-ве нет. А вот свя-тых с име-нем Петр до-ста-точ-но мно-го. По-это-му, не зная точ-но-го дня смер-ти му-ром-ских чу-до-твор-цев, уста-но-ви-ли день их па-мя-ти празд-но-вать 25 июня.

Дни цер-ков-ных празд-ни-ков - это да-ле-ко не все-гда точ-ная да-та ка-ко-го-то ис-то-ри-че-ско-го со-бы-тия. Мы зна-ем, что да-же да-та Рож-де-ства Хри-сто-ва услов-на, а Пас-ха во-об-ще пе-ре-хо-дя-щий празд-ник.

Су-ще-ству-ет аб-со-лют-но лож-ное мне-ние, что день по-чи-та-ния свя-тых Пет-ра и Фев-ро-нии как небес-ных по-кро-ви-те-лей се-мьи и су-пру-же-ства - это со-вер-шен-но но-вое, совре-мен-ное ве-я-ние. Де-скать, за-хо-те-ли при-ду-мать рус-ский ана-лог дню свя-то-го Ва-лен-ти-на, вот и уста-но-ви-ли в 2008 го-ду День се-мьи, люб-ви и вер-но-сти. Да, в на-ше вре-мя день свя-тых Пет-ра и Фев-ро-нии при-об-рел осо-бое зна-че-ние. Стро-ят-ся но-вые хра-мы этим свя-тым, уста-нав-ли-ва-ют-ся па-мят-ни-ки, все боль-ше лю-дей празд-ну-ют их па-мять, а глав-ное - на-чи-на-ют мо-лить-ся им. Но Петр и Фев-ро-ния по-чи-та-ют-ся как по-кро-ви-те-ли се-мьи уже дав-но. В XIX ве-ке свя-ти-тель Фила-рет пи-сал, что свя-тые кня-зья «в жиз-ни сво-ей бы-ли об-раз-цом хри-сти-ан-ско-го су-пру-же-ства, го-то-вые на все ли-ше-ния для еван-гель-ской за-по-ве-ди о неру-ши-мом со-ю-зе. И ныне они мо-лит-ва-ми сво-и-ми низ-во-дят небес-ное бла-го-сло-ве-ние на всту-па-ю-щих в брак. Так по-ка-зы-ва-ют мно-гие опы-ты за-гроб-ной жиз-ни их». И к свя-тым Пет-ру и Фев-ро-нии об-ра-ща-лись за по-мо-щью в се-мей-ной жиз-ни еще за-дол-го до ве-ка XIX-го.

Еще немно-го о ле-ген-дах и ми-фах

Неко-то-рые ис-сле-до-ва-те-ли, в ос-нов-ном фило-ло-ги и куль-ту-ро-ло-ги, лю-бят срав-ни-вать «По-весть о Пет-ре и Фев-ро-нии» с кельт-ски-ми и дру-ги-ми за-пад-но-ев-ро-пей-ски-ми ле-ген-да-ми, осо-бен-но с ро-ма-ном о Три-стане и Изоль-де. И дей-стви-тель-но, при же-ла-нии мож-но най-ти в древ-не-рус-ской «По-ве-сти…» нечто сход-ное с этим ры-цар-ским ска-за-ни-ем. Что это? Дей-стви-тель-но ли «По-весть» Ер-мо-лая-Ераз-ма во-бра-ла в се-бя ев-ро-пей-ские ле-ген-ды, ка-ким-то об-ра-зом про-ник-шие на Русь, или это про-сто слу-чай-ное сов-па-де-ние?

Нач-нем с то-го, что свя-щен-ник Ер-мо-лай со-би-рал ма-те-ри-а-лы для на-пи-са-ния жи-тия свя-тых бла-го-вер-ных кня-зей в му-ром-ских и ря-зан-ских об-ла-стях, то есть в сред-не-рус-ской по-ло-се. Это ска-за-ния да-же не Ки-ев-ской, а Вла-ди-мир-ской Ру-си. Очень слож-но пред-по-ло-жить, что во вре-ме-на, ко-гда про-ник-но-ве-ние ино-стран-цев в цен-траль-ную часть Рос-сии бы-ло ми-ни-маль-ным, во вла-ди-мир-ские края бы-ли за-ве-зе-ны ка-кие-то за-пад-ные ле-ген-ды.

Су-ще-ству-ет нема-ло ра-бот, где при-во-дит-ся срав-ни-тель-ный ана-лиз «По-ве-сти…» и ро-ма-на о Три-стане и Изоль-де. Я про-чел до-воль-но мно-го ста-тей на эту те-му, но ни в од-ной из них не на-шел объ-яс-не-ния этим сов-па-де-ни-ям. Ака-де-мик Д.С. Ли-ха-чев в ра-бо-те «По-весть о Пет-ре и Фев-ро-нии Му-ром-ских» ни-сколь-ко не на-ста-и-ва-ет на ка-ком-то за-им-ство-ва-нии за-пад-ных ле-генд. Он вос-хи-ща-ет-ся «По-ве-стью…», ее уди-ви-тель-ным по-э-ти-че-ским язы-ком, об-ра-за-ми и пи-шет о том, что «есть что-то об-щее… с за-пад-но-ев-ро-пей-ским сред-не-ве-ко-вым по-вест-во-ва-ни-ем о Три-стане и Изоль-де». Но так ли по-хо-жи два этих ска-за-ния?

Я еще раз пе-ре-чи-тал ро-ман о Три-стане и Изоль-де в из-ло-же-нии Жо-зе-фа Бе-дье. Ска-жу чест-но: ес-ли не ста-вить за-да-чи най-ти в нем па-рал-ле-ли с ераз-мо-вой «По-ве-стью…», мож-но во-об-ще не за-ме-тить ка-кой-то общ-но-сти двух этих про-из-ве-де-ний. Во всем ро-мане мне ви-дят-ся толь-ко два эпи-зо-да, сход-ных с те-ми, что есть и в жиз-не-опи-са-нии му-ром-ских кня-зей. Три-стан то-же по-беж-да-ет дра-ко-на и за-боле-ва-ет от его яда, по-ло-жив дра-ко-ний язык к се-бе в кар-ман. Его на-хо-дят без со-зна-ния, при-но-сят в дом Изоль-ды, но ле-чит его не она, а ее мать, ко-роле-ва: имен-но она го-то-вит сна-до-бье, а Изоль-да лишь по-мо-га-ет ей. И вто-рой сход-ный мо-мент - это смерть Три-ста-на и Изоль-ды: они так-же уми-ра-ют в один день. При этом ро-ман Бе-дье - до-воль-но объ-ем-ное про-из-ве-де-ние, в несколь-ко раз боль-ше «По-ве-сти…». Три-стан со-вер-ша-ет раз-ные по-дви-ги (убий-ство дра-ко-на не са-мый глав-ный из них), с ним и Изоль-дой про-ис-хо-дит мас-са со-бы-тий, со-вер-шен-но непо-хо-жих на со-бы-тия жиз-ни Пет-ра и Фев-ро-нии. Сю-жет ле-ген-ды очень хит-ро спле-тен, да и Изоль-да во-об-ще не од-на - в ро-мане це-лых две Изоль-ды. И са-мое глав-ное: «По-весть о Пет-ре и Фев-ро-нии» - это гимн су-пру-же-ской люб-ви и вер-но-сти. Свою лю-бовь су-пру-ги про-но-сят через всю зем-ную жизнь, а по-том име-ют ее про-дол-же-ние в веч-но-сти. А ры-цар-ский ро-ман о Три-стане и Изоль-де - со-всем на-обо-рот: это по-весть о су-пру-же-ской из-мене, о блуд-ной стра-сти. О двух лю-бов-ни-ках, ко-то-рые не мо-гут быть вме-сте и со-еди-ня-ют-ся, уми-рая в один день. Кста-ти, су-ще-ству-ют вер-сии ро-ма-на, из ко-то-рых убра-на эта пе-чаль-ная кон-цов-ка.

Не бу-дем по-дроб-но оста-нав-ли-вать-ся на дра-коне. Ска-за-ния о зме-ях и змее-бор-цах есть у мно-гих и мно-гих на-ро-дов. С дра-ко-на-ми бо-ро-лись не толь-ко на Ру-си и в За-пад-ной Ев-ро-пе, но и в Иране, Ва-ви-лоне, Гре-ции, не го-во-ря уже о Ки-тае, Япо-нии и Ин-дии. С кем толь-ко не срав-ни-ва-ли, к при-ме-ру, свя-то-го Ге-ор-гия, по-бе-див-ше-го змея! От-ку-да бе-рут-ся ска-за-ния о дра-ко-нах, мы уже го-во-ри-ли в пер-вой ча-сти ста-тьи. Змей, дра-кон - лю-би-мая ли-чи-на диа-во-ла в древ-но-сти, по-то-му у мно-гих на-ро-дов дра-кон - во-пло-ще-ние зла (хо-тя и не вез-де; в неко-то-рых стра-нах дра-ко-нов обо-жеств-ля-ли, но, тем не ме-нее, сра-жа-лись с ни-ми). Су-ще-ству-ет и тео-рия о том, что дра-ко-ны - это со-хра-нив-ши-е-ся древ-ние яще-ры.

Го-раз-до важ-нее объ-яс-нить схо-жесть кон-чи-ны пер-со-на-жей кельт-ской ле-ген-ды и рус-ских свя-тых. Но преж-де все-го не бу-дем за-бы-вать, что, в от-ли-чие от вы-мыш-лен-ных ге-ро-ев ро-ма-на, Петр и Фев-ро-ния - ре-аль-ные лю-ди, и их кон-чи-на в один день не вы-мы-сел, а ис-то-ри-че-ский факт. Да-лее: в ро-мане Бе-дье Три-ста-на и Изоль-ду кла-дут спра-ва и сле-ва от ча-сов-ни, а по-том вы-рас-та-ет тер-нов-ник, ко-то-рый со-еди-ня-ет две их мо-ги-лы. И ес-ли здесь это лишь кра-си-вый по-э-ти-че-ский об-раз, то сов-мест-ное по-гре-бе-ние Пет-ра и Фев-ро-нии - это, опять-та-ки, ре-аль-ность: они дей-стви-тель-но бы-ли по-хо-ро-не-ны вме-сте. По при-ка-зу Ива-на Гроз-но-го над мо-ги-лой свя-тых бы-ла по-стро-е-на цер-ковь Рож-де-ства Бо-го-ро-ди-цы. Они ле-жа-ли вме-сте под юж-ной сто-ро-ной церк-ви. Поз-же их мо-щи от-кры-ли и пе-ре-нес-ли в сам храм. Сей-час они по-чи-ва-ют в жен-ском Тро-иц-ком мо-на-сты-ре, ку-да бы-ли пе-ре-не-се-ны уже в на-ше вре-мя.

Что же ка-са-ет-ся мо-ти-ва смер-ти го-ря-чо лю-бя-щих друг дру-га лю-дей в один день, то он не ев-ро-пей-ский и не рус-ский, а все-че-ло-ве-че-ский. К.Г. Юнг на-зы-вал это «кол-лек-тив-ным бес-со-зна-тель-ным». Есть «кол-лек-тив-ное бес-со-зна-тель-ное», при-су-щее от-дель-но-му эт-но-су, а есть об-ще-че-ло-ве-че-ское бес-со-зна-тель-ное. Все че-ло-ве-че-ство со-зда-но Бо-гом как еди-ный че-ло-ве-че-ский род, и при всех эт-ни-че-ских и куль-тур-ных раз-ли-чи-ях у всех на-ро-дов очень мно-го об-ще-го. По-это-му неуди-ви-тель-но, что в по-хо-жих си-ту-а-ци-ях мы оди-на-ко-во мыс-лим и в на-шем со-зна-нии всплы-ва-ют очень близ-кие об-ра-зы. В под-твер-жде-ние то-го, что мо-тив о смер-ти в один день об-щий для со-вер-шен-но раз-ных на-ро-дов, мож-но при-ве-сти по-э-му тюрк-ско-го ав-то-ра XV ве-ка Али-ше-ра На-вои о двух влюб-лен-ных «Лей-ли и Медж-нун». Вот стро-ки из нее, рас-ска-зы-ва-ю-щие об их смер-ти: «Воз-люб-лен-ная ру-ки под-ня-ла, / воз-люб-лен-но-му ду-шу от-да-ла. / Воз-люб-лен-ный скло-нил-ся не ды-ша, / к воз-люб-лен-ной ушла его ду-ша».

Мы зна-ем, что Петр и Фев-ро-ния име-ли го-ря-чее же-ла-ние уй-ти вме-сте и про-си-ли Бо-га, «чтобы в од-но вре-мя уме-реть им». И Гос-подь ис-пол-нил про-ше-ние двух лю-бя-щих сер-дец.

Еще немнож-ко об уди-ви-тель-ных сов-па-де-ни-ях, об-ще-че-ло-ве-че-ских об-ра-зах и кол-лек-тив-ном бес-со-зна-тель-ном. Есть ра-бо-ты по ис-сле-до-ва-нию про-ис-хож-де-ния ми-фов, в ко-то-рых мож-но най-ти очень ин-те-рес-ные срав-не-ния. Вот ев-ро-пей-ская ле-ген-да о ко-ро-ле Ар-ту-ре: в Лон-доне, в цен-тре го-ро-да, бы-ла ча-сов-ня; воз-ле нее ле-жал ка-мень с тор-ча-щим из него ме-чом; меч, ко-то-рый ни-кто не мог из-влечь, вы-нул юно-ша Ар-тур; спу-стя ка-кое-то вре-мя ру-ка Вла-ды-чи-цы озе-ра, по-явив-шись над во-да-ми, даст ему меч Экс-ка-ли-бур. А те-перь вьет-нам-ская ле-ген-да: дво-ря-ни-ну Ле Лою ду-хи по-ве-ле-ли воз-гла-вить вос-ста-ние про-тив ки-тай-ских за-хват-чи-ков; из озе-ра, воз-ле ко-то-ро-го он жил, вы-плы-ла ги-гант-ская че-ре-па-ха с ме-чом во рту. Ге-рой бе-рет этот меч, с по-мо-щью чу-дес-но-го ору-жия про-го-ня-ет ки-тай-цев и ста-но-вит-ся ко-ро-лем. По-хо-же? Это бу-дет по-кру-че, чем Три-стан и Изоль-да.

Под-ве-дем неко-то-рые ито-ги. «По-весть о Пет-ре и Фев-ро-нии Му-ром-ских» - пре-крас-ное и весь-ма по-учи-тель-ное про-из-ве-де-ние древ-не-рус-ской сло-вес-но-сти. За ве-ка «По-весть…» проч-но во-шла в цер-ков-ный оби-ход и поль-зу-ет-ся боль-шой по-пуляр-но-стью и ав-то-ри-те-том у пра-во-слав-но-го на-ро-да. Да, она не во-шла в ма-ка-рьев-ские Че-тьи-Ми-неи, но бы-ла вклю-че-на в дру-гие сбор-ни-ки жи-тий, та-кие как Го-ду-нов-ские и Ми-лю-тин-ские Ми-неи.

Мы не на-хо-дим в ней ка-ких-то яв-ных неле-по-стей и ис-ка-же-ний цер-ков-но-го уче-ния. Мож-но ска-зать, что един-ствен-ной фак-ти-че-ской ошиб-кой «По-ве-сти…» яв-ля-ет-ся пу-та-ни-ца с кня-же-ски-ми име-на-ми.

Цер-ковь - это жи-вой ор-га-низм, она са-ма от-тор-га-ет все вред-ное и при-ни-ма-ет то, что при-но-сит поль-зу.

Со-став-ляя жиз-не-опи-са-ния свя-тых, ни-кто и ни-ко-гда не стре-мил-ся к аб-со-лют-ной, до-ку-мен-таль-ной точ-но-сти. Важ-но бы-ло дру-гое: ду-хов-ная до-сто-вер-ность жи-тия. В «По-ве-сти…» от-ца Ераз-ма мно-го ли-те-ра-тур-но-сти, но ведь и зна-ме-ни-тые «Жи-тия свя-тых» свя-ти-те-ля Ди-мит-рия Ро-стов-ско-го то-же весь-ма ли-те-ра-тур-ны. Ли-ри-че-ские от-ступ-ле-ния, по-дроб-но-сти, диа-ло-ги, мо-лит-вы, ко-то-рые он вла-га-ет в уста свя-тых, име-ют яв-но ху-до-же-ствен-ный ха-рак-тер. Кро-ме ис-то-ри-че-ских дан-ных в его жи-ти-ях об-шир-но ис-поль-зу-ют-ся и на-род-ные ска-за-ния о по-движ-ни-ках.

На ди-мит-ри-ев-ских Че-тьях-Ми-не-ях вос-пи-та-ны мно-гие по-ко-ле-ния на-ших пра-во-слав-ных пред-ков. Лю-ди ве-ка-ми чи-та-ли жи-тий-ную ли-те-ра-ту-ру и по-лу-ча-ли ду-хов-ную поль-зу. «По-весть о Пет-ре и Фев-ро-нии» то-же при-но-сит мно-гим на-зи-да-ние, ду-хов-ное уте-ше-ние и слу-жит учеб-ни-ком су-пру-же-ской люб-ви и вер-но-сти.

Про-то-и-е-рей Па-вел Гу-ме-ров

Попытка излечить онкологическое заболевание при помощи средств альтернативной медицины значительно сокращает шансы пациента выжить, свидетельствуют результаты исследования американских ученых. Тем не менее к нетрадиционным способам регулярно обращаются даже молодые и образованные люди.

Методы альтернативной медицины очень популярны не только на постсоветском пространстве и на задворках цивилизации, но и во всем мире. По статистике, каждый третий житель США предпочитает лечиться травами, гомеопатией, акупунктурой и прочими пиявками. Но если в случае с насморком и некоторыми другими заболеваниями такие способы оказываются иногда довольно эффективными (например, в 2015 г. китаянка Юю Ту получила Нобелевскую премию за создание лекарства от малярии на основе экстракта полыни однолетней), то в случае с серьезными заболеваниями вроде рака они могут нанести смертельный вред, предупреждает "Газета.ру" .

Ученые из Йельского университета в США провели специальное исследование, в ходе которого проследили, к каким последствиям приводит вмешательство нетрадиционной медицины в онкологические заболевания. Результаты труда опубликованы в журнале Journal of the National Cancer Institute .

Специалисты проанализировали данные из Национальной базы данных рака за 2004-2013 годы. Они выделили 281 пациента, у которых был диагностирован рак груди, простаты, легких или кишечника на ранних стадиях. Все эти люди отказались от лечения и обратились к альтернативной медицине. За свое решение им пришлось дорого поплатиться.

Когда исследователи сравнили показатели выживаемости этих пациентов с данными о 560 пациентах с аналогичными диагнозами, прошедших химиотерапию, радиотерапию и (или) прооперированных, то выяснилось, что приверженцы альтернативных методов лечения умирали в 2,5 раза чаще в течение пяти лет после постановки диагноза.

При некоторых видах рака эта разница оказалась еще более впечатляющей. Так, рак груди убивал сторонниц альтернативной медицины в 5,68 раза чаще, чем тех, кто обращался за помощью к обычным врачам. Вероятность умереть от рака легких у последователей нетрадиционных методов лечения возросла в 4,57 раза, от рака легких - в 2,17 раза.

Заметной разницы не наблюдалось лишь при раке простаты. Но это говорит не об эффективности альтернативных методов при лечении именно этого онкологического заболевания, а о том, что этот вид рака развивается медленно и за пять лет не способен в большинстве случаев свести человека в могилу.

Ученые не принимали во внимание, к каким именно нетрадиционным практикам прибегали отчаявшиеся пациенты: это могло быть и траволечение, и гомеопатия, и специальные диеты, и лечение энергетическими кристаллами. Результат всюду был един.

Исследователей изумило, что сторонниками альтернативной медицины оказались не бедные и необразованные выходцы из глубинки, а совсем наоборот - молодые образованные люди с высоким уровнем дохода. Это лишь подчеркнуло губительность нетрадиционных методов лечения, ведь у этих пациентов было ощутимое преимущество: они в целом были здоровее, моложе, богаче. При действенности альтернативных методов их результаты могли бы быть лучше, чем в группе, проходившей обычное лечение, но этого не произошло, отмечают специалисты.

"Меня это пугает. Это были молодые пациенты, которых было бы несложно вылечить, но вместо этого всякие целители поили их змеиным маслом", - отметил один из авторов исследования, Джеймс Ю.

Его коллега, ведущий автор исследования Скайлер Джонсон, который является практикующим онкологом, заявил, что благодаря проделанной работе у медицинских специалистов "теперь есть доказательства, что использование методов альтернативной медицины вместо методик лечения рака с доказанной эффективностью приводит к гибели пациентов". "Мы надеемся, что пациенты и врачи воспользуются этой информацией, принимая решение о лечении", - отметил он.

Ученые надеются, что полученные данные помогут бороться с дезинформацией о мнимой действенности методов альтернативной медицины. По крайней мере, больные будут проинформированы о возможных последствиях. "Если пациент принимает решение, будучи информирован о всех возможных последствиях, он может делать что угодно. Мы не можем заставить его что-то выбрать - лишь посоветовать", - заявил Джеймс Ю.

Серпентарий в Майами: амбициозный проект человека-змеи.

Укусы ядовитых змей смертельно опасны, однако есть люди, которые на собственном примере доказывают, что у каждого правила есть исключения. Американец Билл Хааст прославился тем, что открыл собственный серпентарий в Майами, где держал гремучих змей. От своих подопечных он перенес за жизнь более 170 укусов, однако умер в возрасте 100 лет.

Билл Хааст с юности ловил змей.

Серпентарий Хааста – едва не самая известная достопримечательность во Флориде. Ежегодно представления Хааста посещало более 50 тысяч туристов, они с замиранием сердца смотрели на то, что серпентолог голыми руками брал своих подопечных, не боясь укусов, и начинал доить их.

Билл Хааст открыл в Майами серпентарий, который пользовался огромной популярностью у туристов.

На протяжении многих лет Хааст пытался доказать, что, выработав иммунитет к змеиному яду и употребляя его в качестве лекарства, можно излечиться от различных болезней, в том числе от рассеянного склероза и волчанки, артрита и болезни Паркинсона. Хааст предлагал использовать «коктейль» из яда пяти змей – кобры, водяного щитомордника, крайты, мамбы и гремучей змеи. Стоит ли говорить, что такие эксперименты не одобрил бы ни один государственный орган.

Билл Хааст верил в пользу змеиного яда.

Чтобы выработать иммунитет, Билл Хааст регулярно делал инъекции, содержащие змеиный яд, постепенно он увеличивал дозу. Билл всю свою сознательную жизнь возился со змеями, поэтому доить их было делом привычным. Собирать змей он начал в 16 лет, как только окончил школу, к 19 годам он уже делал это вполне профессионально. В годы войны Билл служил в авиации, он побывал в Южной Америке, Африке и Индии и, пользуясь случаем, привез в Америку несколько змей, в том числе и свою первую кобру. В те годы закон еще не запрещал транспортировку змей в самолете, правда, члены экипажа совсем не обрадовались соседству с пресмыкающимися.

Вход в серпентарий украшала гигантская фигура ядовитой змеи.

Серпентарий был основан в 1947 году. В первые пять лет им занималась только семья Хааста – он сам, его жена и малолетний сын. Билл-младший четыре раза становился жертвой змей и вскоре окончательно потерял интерес к бизнесу отца. Сам же Хааст поставил рекорд, попавший в Книгу Гиннесса: к середине 2008 года он получил уже 172 укуса. Об этом напоминало отсутствие нескольких пальцев на руках. Критическим оказался один из укусов кобры, который Хааст получил в 1950-е годы. Тогда он попал в больницу, для него заказали сильнейшую вакцину из Индии, однако серпентолог отказался ее применять и вскоре сам выздоровел.

Гигантская розовая кобра у входа в серпентарий.

Хааст часто выступал донором крови в тех случаях, когда нужно было срочно спасать пациентов от змеиных укусов. Всего благодаря ему было спасено около 20 жизней. В 1950-е годы Хааст сдавал кровь для исследователей из университета Майами для разработки вакцины от полиомиелита.

Смелые эксперименты Билла Хааста.

В серпентарии Хааста каждый желающий мог поближе пообщаться со змеями. Стоит отметить, что жесткие правила безопасности были введены после того, как в 1977 году в яму к 12-фунтовому крокодилу по кличке Печенюшка упал шестилетний ребенок. Инцидент закончился смертью ребенка, хотя до этого на протяжении 20 лет крокодил ничем не запятнал своей репутации. Случившееся так потрясло Хааста, что на следующий день он застрелил питомца.