ФЕДЕРАЛЬНОЕ АГЕНТСТВО ПО ОБРАЗОВАНИЮ

Государственное образовательное учреждение высшего профессионального образования

ЧЕЛЯБИНСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

Кафедра отраслей и рынков ИЭкОБиА

«Анализ пьесы А.П. Чехова "Чайка"»

Выполнила:

студентка гр. 22

Петрова И.В.

Челябинск

Введение

1. Краткое содержание произведения

2. Интерпретация пьесы «Чайка»

2.1 «Чайка» Р.К. Щедрина

2.2 «Чайка» Б. Акунина

3. Действенно-психологический анализ «Чайки» как основа литературоведческой интерпретации

3.1 Подтекст или «подводное течение» пьесы

3.2 Режиссерский анализ пьесы

Заключение

Литература

Введение

Антон Павлович Чехов – это русский писатель, автор рассказов, повестей и пьес, признан одним из величайших писателей в мировой литературе. Чехов создал четыре произведения, ставшие классикой мировой драматургии, а его лучшие рассказы высоко оцениваются писателями и критиками.

В 1895–1896 годах была написана пьеса «Чайка», и впервые опубликована в 12 номере за 1896 год журнала «Русская мысль». Премьера же балета «Чайка» состоялась 17 октября 1896 года на сцене петербургского Александринского театра. Однако эта премьера не имела успеха.

В 1896 году, после провала «Чайки», Чехов, написавший уже к тому моменту несколько пьес, отрёкся от театра. Однако, в 1898 году, постановка «Чайки» Московского Художественного Театра, основанного Станиславским и Немировичем-Данченко, имела огромный успех у публики и критики, что подвигло Антона Чехова на создание ещё трёх шедевров – пьес «Дядя Ваня», «Три сестры» и «Вишневый сад».

Поначалу Чехов писал рассказы только для того, чтобы заработать денег, но по мере роста его творческих амбиций, он создал новые ходы в литературе, сильно повлияв на развитие современного короткого рассказа. Оригинальность его творческого метода заключается в использовании приема под названием «поток сознания», позже перенятого Джеймсом Джойсом и другими модернистами и отсутствия финальной морали, так необходимой структуре классического рассказа того времени. Чехов не стремился дать ответы читающей публике, а считал, что роль автора заключается в том, чтобы задавать вопросы, а не отвечать на них.

Пожалуй, ни одна из пьес Чехова не вызывала столько споров как у современников писателя, так и у более поздних исследователей его творчества. Это не случайно, так как именно с «Чайкой» связывают становление Чехова-драматурга, его новаторство в этой области литературы.

Разнообразие подходов к творчеству Чехова неизбежно приводит к появлению взглядов порой прямо противоположных. Одно из таких разногласий заслуживает особого внимания, так как существует уже на протяжении многих десятилетий, – это спор между театроведами и филологами: «Часто театроведы под видом исследования предлагают и пытаются сыграть свой спектакль на бумаге. Великолепно искушение писать о «моём Чехове» или «Чехове в меняющемся мире», но пусть эссеистикой и интерпретациями занимаются режиссёры, писатели, критики – художники. Интереснее «чеховский Чехов»...взгляд не извне, из зала, из нашего времени, а изнутри – из текста, в идеале – «из авторского сознания».

Причины такого недоверия филологов к театроведам и особенно режиссёрам понятны: искания последних обусловлены законами театра, чуткого к потребностям времени, а, следовательно, связаны с привнесением в произведение субъективных «нечеховских» элементов, не приемлемых в литературоведении. Но если взглянуть на литературоведческие трактовки «Чайки», то нетрудно заметить, что некоторые постановки всё же оказали на них достаточно сильное влияние. Первыми тут следует выделить постановку МХАТа 1898г., которая считается самой «чеховской», несмотря на все разногласия автора с Художественным театром, и партитуру К.С. Станиславского к этому спектаклю. Игра Комиссаржевской на сцене Александринского театра в 1896 году и особенно её оценка самим Чеховым надолго склонили симпатии многих исследователей в пользу Заречной. Постановки А. Эфроса (1966г.) и О. Ефремова (1970г.) акцентировали внимание на разобщённости героев, уходе их в себя, и хотя спектакли были восприняты как осовремененный Чехов, интерес филологов к этой особенности усилился.

Говоря о причинах разрыва литературоведческих и сценических интерпретаций, З.С. Паперный высказывает мысль, что «пьеса оказывалась недостижимой для полного театрального осуществления». Каждая постановка «Чайки» отражала только отдельные её стороны, а в целом пьеса «шире возможностей одного театра».

Шах-Азизова, анализируя тенденции чеховского театра 60–70-х годов, делает вывод, что «эпическая обстоятельность и нежная лирика из спектаклей уходят... обнажается драматургическая природа чеховских пьес...» Причину этого она видит в новом решении вопроса о роли событий, которые театр не только выделял эмоционально, но и часто выносил на сцену то, что сам Чехов старался скрыть: «...поведение героев часто становилось повышенно нервозным и зрителям не то чтобы намекали, а прямо указывали, что в душе у героев...»

Шах-Азизова видит односторонность поисков в том, «что театр стремится исследовать чеховскую театральность в её чистом виде. Для этого её выделяют, извлекают из сложного единства драмы, эпоса и лирики...» Но подобным недостатком страдают и литературоведческие исследования, где драматизм напрочь выпадает из поля зрения.

Чтобы дать целостный анализ, основанный на верном соотношении трёх начал (драматического, эпического и лирического), необходимо преодолеть этот разрыв. Трудность здесь в том, что спектакль является новым произведением искусства, не поддающимся однозначному истолкованию: «чеховское» в нём неотделимо от «режиссёрского», от индивидуальных особенностей актёров и современных наслоений. Поэтому путь преодоления разрыва видится не в анализе постановок и связанных с ними материалов, а в применении некоторых используемых режиссёрами методов и приёмов анализа литературного текста для целей литературоведческой интерпретации.

Но действенный анализ, проблемам которого посвящена эта работа, нельзя связывать исключительно с театральной практикой, где анализ текста неотделим от других задач. Более того, хотя режиссёры, стремящиеся идти от природы человека, нередко и обращаются за подтверждением интуитивных находок к психологии и физиологии, в практической работе они стараются не использовать точную научную терминологию, вырабатывая свой язык, понятный актёрам и помогающий разбудить их творческое воображение. Поэтому в данной работе, наряду с использованием практического опыта режиссёров, будет дано чисто теоретическое обоснование действенного анализа, основанное на психологической теории деятельности.

При соотнесении действенно-психологического анализа с литературоведческим возникает вполне справедливый вопрос, что же нового мы вносим. Ведь сущность действенного анализа состоит в восстановлении действия в самом широком смысле слова: поступков героев, их мотивов, событий пьесы – в конечном счёте, событийного ряда или сюжета. Но когда речь идёт о таком произведении как «Чайка», эта задача оказывается одной из самых сложных. Не случайно вопрос о роли событий в драматургии Чехова вызывает столько споров, и часто возникает сомнение не только в том, что является событием, а что нет, но и есть ли они вообще. Действенно-психологический анализ помогает получить информацию о событиях, и особенно необходим в тех случаях, когда такая информация не выражена словесно.

Применяемый метод анализа позволяет объективировать картину происходящего в «Чайке», рисует нечто вроде «панорамы жизни героев», восстанавливая во временной последовательности все события, о которых есть прямая или косвенная информация в пьесе. В контексте этой «панорамы» по-новому предстанут многие отмечавшиеся ранее особенности пьесы: лиризм, повествовательность, символика. Результаты анализа позволят пересмотреть традиционно принятое в литературоведении положение о том, что в чеховской драматургии нет коллизии, основанной на столкновении различных целей героев и что «единого потока волевого устремления» персонажей в чеховских драмах не остаётся и в помине». Это в свою очередь даёт возможность говорить о новом соотношении традиционных и новаторских элементов в драматургии Чехова.

Результаты действенного анализа не являются трактовкой и сами подлежат дальнейшей интерпретации наряду с другими элементами формы. Применяемый метод не застраховывает от субъективных оценок и выводов, и нельзя утверждать, что в работе даны единственно правильные ответы на все поставленные вопросы, но очевидно другое – эти вопросы не должны оставаться вне поля зрения литературоведов.

Краткое содержание произведения

Действие происходит в усадьбе Петра Николаевича Сорина. Его сестра, Ирина Николаевна Аркадина, – актриса, гостит в его имении вместе со своим сыном, Константином Гавриловичем Треплевым, и с Борисом Алексеевичем Тригориным, беллетристом. Сам Константин Треплев также пытается писать. Собравшиеся в имении готовятся смотреть пьесу, поставленную Треплевым среди естественных декораций. Играть в ней единственную роль должна Нина Михайловна Заречная, молодая девушка, дочь богатых помещиков, в которую Константин влюблен. Родители Нины категорически против ее увлечения театром, и поэтому она должна приехать в усадьбу тайно. Среди ожидающих спектакль также Илья Афанасьевич Шамраев, поручик в отставке, управляющий у Сорина; его жена – Полина Андреевна и его дочь Маша; Евгений Сергеевич Дорн, доктор; Семен Семенович Медведенко, учитель. Медведенко безответно влюблен в Машу, но та не отвечает ему взаимностью, потому что любит Константина Треплева. Наконец приезжает Заречная. Нина Заречная, вся в белом, сидя на большом камне, читает текст в духе декадентской литературы, что тут же отмечает Аркадина. Во время всей читки зрители постоянно переговариваются, несмотря на замечания Треплева. Вскоре ему это надоедает, и он, вспылив, прекращает представление и уходит. Маша спешит за ним, чтобы отыскать его и успокоить.

В драматургии Чехова "Чайка" занимает совершенно особое место. В ней нет центральных персонажей - все герои равноправны, побочных и главных судеб не существует, поэтому основного действующего лица в ней нет.

Название этого произведения очень символично. Ни в одной написанной ранее пьесе, образный мотив - заглавие, не играл такой активной (хотя и скрытой) определяющей роли. Писатель дерзко нарушил привычные для массы зрителей драматургические законы. Работая над "Чайкой", Чехов признавался в одном из писем: "Пишу ее не без удовольствия, хотя страшно против условий сцены, много разговоров о литературе, мало действия, пять пудов любви". Окончив эту пьесу, Чехов признавался в письме Суворину, что написал ее "вопреки всем правилам драматического искусства". Сюжет здесь - не одноколейная тропа, но, скорее, лабиринт увлечений, роковых привязанностей, из него нет выхода. Цит. по: Ивлева Т.Г. Автор в драматургии А.П. Чехова / Т.Г. Ивлева. - Тверь: ТвГУ, 2010. - С. 64.

Впервые "Чайка" была поставлена в 1896 г. в Петербурге на сцене Александрийского театра. Однако не все зрители правильно поняли пьесу и мало кто ее одобрил. Первое представление окончилось грандиозным провалом. "Театр дышал злобой, воздух сперся от ненависти, и я - по законам физики - вылетел из Петербурга, как бомба", - писал Чехов вскоре после спектакля. Однако этот провал означал лишь то, что рождается новая, необычная драматургия. Чехова стали уговаривать поставить пьесу в Московском Художественном театре (МХАТе). Дальнейшее стало театральной легендой. К.С. Станиславский, игравший роль писателя Тригорина, вспоминал: "Казалось, что мы проваливались. Занавес закрылся при гробовом молчании. Актеры пугливо прижались друг к другу и прислушивались к публике. Молчание. Кто-то заплакал. Мы молча двинулись за кулисы. В этот момент публика разразилась стоном и аплодисментами. В публике успех был огромный, а на сцене была настоящая пасха. Целовались все, не исключая посторонних, которые ворвались за кулисы. Кто-то валялся в истерике. Многие, и я в том числе, от радости и возбуждения танцевали дикий танец" (К.С. Станиславский "А.П. Чехов в Художественном театре"). Там же.

"Чайку" Чехов назвал комедией, что было необычным. Эта загадка драматурга до сих пор волнует умы исследователей. Казалось бы, автор демонстрирует нам лишь трагедии, связанные с каждым героем. Комедийность пьесы Чехова "Чайка" определяется спецификой реализованной в ней онтологической модели. Об этом говорит Т.К. Шах-Азизова, апеллируя к "авторской оценке": "Основной жанровый признак - это способ разрешения конфликта, в связи с чем пьесы делятся на драмы, трагедии, комедии. Здесь прямая зависимость от авторской оценки происходящего: возможностей и поведения героев, наличия для них выхода и т.д.". Карпова А.Ю. Комедиография А.П. Чехова в контексте «Новой драмы" / А.Ю. Карпова // Вестник ТГПУ. - 2010. - № 8 (98). - С. 11-15.

Некоторые литературоведы, соглашаясь с авторским определением жанра, все-таки считают "Чайку" самой "трагичной комедией русской комедиографии". "В чеховской пьесе складывается уникальная ситуация: в мир трагедии, наполненный различными знаками судьбы, помещается герой с принципиально иным типом поведения, свойственным комедии, в результате чего и рождается такой жанр, как комедия рока". Фадеева Н.И. «Чайка» А.П. Чехова как комедия рока // Чеховские чтения в Твери / Н.И. Фадеева. - Тверь, 2000. - С. 133.

Каждый, кто ознакомился с этим произведением, невольно задается вопросом: что же в ней есть комического, т.к. в пьесе смешного не больше, чем бывает в жизни. И как в жизни, радость, любовь, успех достаются героям очень скупо или вовсе не достаются, жизненные пути их не гладки, характеры сложны. "Чайка" - трагичнейшая комедия в русской комедиографии. Обманутые надежды, несчастная любовь, мысли о зря прожитой жизни - удел почти всех героев пьесы. Любовные увлечения в "Чайке" - печальные контрасты, у которых нет прямого выхода в сюжет, горестные тупики, движение идет мимо них. Учитель Медведенко любит Машу, Маша безнадежно влюблена в Треплева, которой столь же безнадежно влюблен в Нину, она - в Тригорина, который после короткого романа с ней возвращается к Аркадиной. Конечно, Треплев имеет гораздо больше "прав" на Нину, но любит она Тригорина. Во всех этих "но", нелогичностях, несообразностях снова и снова проявляется дисгармония строя пьесы, уникальной комедии, не переходящей в обычную драму.

Называя свое произведение комедией, Чехов будто подчеркивает, что "главная героиня" его пьесы - обыденность, которая прожигает лучшие человеческие чувства и отношения, которая разрушает личность и делает характеры мелочными, почти комичными. Таким предстает перед нами известный писатель Тригорин. Он не воспринимает жизнь сердцем со всеми его радостями и трагедиями, а делается лишь сторонним наблюдателем, и все, что происходит вокруг и с ним, для него лишь "сюжет для небольшого рассказа". Такая Аркадина, талантливая актриса, что может передать на сцене любые высокие чувства, а в обыденной жизни ей жалко денег даже для сына и брата, она равнодушна ко всему, кроме собственного успеха. Неслучайно Треплев в своей последней реплике, когда уже решил покончить жизнь самоубийством, говорит о том, что маму может расстроить встречу с Ниной. Он будто не верит, что его смерть мать воспримет трагически. Такими жертвами обыденности есть и другие персонажи пьесы. Чехов так писал: "На сцене - самые обыкновенные люди. Они плачут, удят рыбу, играют в карты, смеются и сердятся, как все…". Цит. по: Разумова Н.Е. «Чайка» А.П. Чехова и «новая драма" / Н.Е. Разумова // Литературоведение и журналистика. - Саратов, 2000. - С. 117-128.

Внешне яркие сценические действия не привлекают Чехова. Например, в пьесе есть как минимум два эпизода, которые в традиционной драматургии были бы обыграны. Первый - попытка Треплева покончить жизнь самоубийством после провала его представления и "измены" Нины. Второй - самоубийство Треплева в финале пьесы. Чехов же выносит эти сценически "выгодные" эпизоды за сцену. Такой отказ от эффектных сцен была подчинена авторскому замыслу: показать характеры людей, их отношения, проблемы, возникающие из-за недопонимания между людьми.

Особенностью драматического произведения является отсутствие авторских отступлений. И так как у создателя драмы нет возможности давать текстовую оценку характерам и действиям своих героев, он делает это посредством речи. Так, в "Чайке", как и во всех других драматических творениях Чехова, наличествуют так называемые слова-доминанты, определяющие основные смыслы произведения. Это такие слова, как "жизнь", "любовь", "искусство". Эти слова существуют на разных уровнях.

Понятие "жизнь" для Чехова - и проблема, и переживание ее ценностей. Чехов как творец и как человек особенно остро воспринимал осознание скоротечности жизни. Искусство (для персонажей "Чайки" это, главным образом, литература и театр) составляет громадный пласт идеалов героев, это их профессия и увлечение. Две главные героини пьесы - Аркадина и Заречная - актрисы, Тригорин и Треплев - писатели; Сорин также мечтал когда-то связать свою жизнь с литературой, но не состоялся как писатель; Шамраев хотя и не является впрямую человеком искусства, тем не менее, близок к нему, интересуется им, в особенности литературным творчеством; Дорна также можно назвать "окололитературным персонажем".

Любовь в "Чайке", как и почти во всех драматических произведениях, являет собой один из важнейших двигателей сюжета. Правда, в чеховской драме нет счастливых людей. Героям, как правило, не везет в любви. Новаторство Чехова-драматурга заключалось в том, что он создает свое произведение, обращаясь к нравственным вопросам человеческой жизни. Что есть правда и любовь? Можно ли, преодолев все испытания судьбы, сохранить веру в людей? Что такое искусство? Человек, занимающейся творчеством, должен бескорыстно служить искусству или для него возможно ублажать собственное самолюбие? При этом автор не предлагал своим зрителям готовые ответы на все вопросы. Он просто показывал жизнь такой, какая она есть, предоставляя ему право делать свой выбор самостоятельно. Вместо острых страстей и ярких любовных перипетий в нем рассказывалось о провинциальном юноше, который мечтает о режиссуре. Он ставит пьесу для друзей и близких, на главную роль в ней приглашает девушку Нину, в которую влюблен. Однако пьеса не нравится зрителям, не только потому, что автор не смог передать в ней свои переживания и понимание смысла жизни, а еще из-за того, что мать главного героя - известная и уже немолодая актриса - недолюбливает своего сына и не верит в его успех. В итоге трагически складывается судьба Нины, она бросается в любовь как пропасть. Мечтает о семейной жизни и сцене. Однако в конце пьесы зрители узнают, что Нина, сбежав с любовником Тригориным, оказалась в итоге одна. Она потеряла ребенка и вынуждена работать на сцене третьесортных театров. Однако, несмотря на все испытания, Нина не теряет веру в жизнь и людей. Она рассказывает человеку, влюбленному в нее когда-то, что поняла суть жизни. По ее мнению, смысл бытия человека состоит в терпении, в необходимости преодолеть все жизненные трудности и испытания. При этом, все персонажи анализируемой пьесы объединены одним общим качеством: каждый в одиночку переживает свою судьбу, и помочь другу никто не может. Все герои в той или иной степени не удовлетворены жизнью, сосредоточены на себе, на своих личных переживаниях и чаяниях.

Всех без исключения героев Чехов объединяет в единую систему, где каждый имеет свое задание в творческом замысле автора. Поэтому он избегает внешних эффектов, а заставляет внимательно следить за всеми героями. Речь каждого персонажа имеет "подтекст", который придает всей пьесе богатство содержания, художественную правдивость и убедительность. Таким образом, еще одной особенностью пьесы "Чайка" является речь персонажей. Она обыденна, реплики часто подаются невпопад, диалоги прерывисты. Герои то и дело отвлекаются, часто создается впечатление случайности сказанных фраз. В пьесе присутствуют речевые доминанты. У Аркадиной - "как я играла. "; у Нины - "Я - чайка, я верую. "; у Сорина - Я опасно болен. "; у Шамраева - "Лошадей я дать не могу. "; у Дорна - "Я был, я хотел быть. "; у Медведенко - трудно жить.". При этом Чехову удалось мастерски разработать тончайший подтекст. Слова в пьесе очень часто не привязаны к действию. Ход пьесы почти не выражается в словах и поступках. Автор подчеркивает обыденность происходящего. Стенаненко А.А. Подтекст в прозе А.П. Чехова 1890-1900 гг.: дисс. на соиск. уч. ст. к. ф. н. / А.А. Стенаненко. - Сугрут: СГУ, 2007. - С. 22.

Особую роль в чеховских пьесах играют паузы. Они будто дополняют подтекст и возникают тогда, когда герои не могут и не хотят говорить о самом сокровенном. В третьем действии, например, Нина и Тригорин прощаются перед отъездом. Нина дарит ему медальон на память. Тригорин обещает помнить девушку такой, какой увидел ее впервые. "Мы разговаривали. еще тогда на скамье лежала белая чайка". Нина задумчиво повторяет: "Да, чайка". Пауза. "Больше нам говорить нельзя, сюда идут". Пауза помогает сосредоточиться на образе чайки. Зритель во время паузы вспоминает предыдущую разговор героев, когда Тригорин записал в блокнот "сюжет для небольшого рассказа" о девушке, походом погубил "один человек". Но весь многомерный содержание разговора героев выясняется значительно позже. Пауза создает определенное эмоциональное напряжение, зритель будто ожидает, что герои объяснят, раскроют что-то очень важное, а этого не происходит. И зритель сам должен домыслить, что скрывается за этим молчанием.

Пьеса содержит три знаковых символа: озеро, чайка, мировая душа.

Озеро символизирует красоту среднерусского пейзажа - важный элемент чеховских пьес. Мы не видим описания городской среды. Пейзаж становится участником драматических событий. Закат, луна, озеро - все это проекции душевной жизни героев. Чайка - этот образ-символ, проходит через каждого персонажа - расшифровывается как мотив вечного тревожного полета, стимул движения, порыва вдаль. Бескрылые люди рвутся взлететь, вырваться из обыденности. Не банальный "сюжет для небольшого рассказа" извлекал писатель из истории с подстреленной чайкой, а эпически широкую тему горькой неудовлетворенности жизнью, пробуждающей тягу, томление, тоску о лучшем будущем. Только через страдания приходит Нина Заречная к мысли о том, что главное - "не слава, не блеск", не то, о чем она когда-то мечтала, а "умение терпеть". "Умей нести свой крест и веруй" - этот выстраданный призыв к мужественному терпению открывает трагическому образу Чайки воздушную перспективу, полет в будущее. И то, что из чайки делают чучело, страшно; омертвение чайки означает омертвение души, искусства, любви. В начале драмы Треплев ставит пьесу о Мировой душе. В этом образе раскрывается сложное соотношение природного и человеческого. Треплев ищет общую идею, которая была бы способна объяснить несовершенство жизни. В каждом персонаже пьесы ощущается борьба между материальным и духовным началами. Разумова Н.Е. Творчество А.П. Чехова в аспекте пространства. Монография / Н.Е. Разумова. - Томск: ТГУ, 2010. - С. 123.

Таким образом, Чехов раскрыл такой жанр, который давал возможность поднять широкие обобщения, изобразить быт и настроение целых социальных слоев. Автор написал драму о судьбе провинциальной интеллигенции, лишенной серьезных жизненных задач и перспектив. При этом, в "Чайке" причудливо переплетены комическое и трагическое. Каждый персонаж на протяжении всего действия постоянно стремится к достижению некоего идеального счастья. Разумеется, каждый представляет идеал по-своему. Но героев объединяет это почти маниакальное упорство. Каждый жаждет быть счастливым, воплотить себя в искусстве, найти идеальную любовь. На каком-то этапе автор заставляет читателя и зрителя понять ту несложную истину, что попытки обрести свой идеал без юмора, без возможности взглянуть на ситуацию с комической точки зрения обречены на провал. Все, что казалось смешным и нелепым, оказалось "страшным и губительным". Финальный выстрел Треплева отчетливо свидетельствует трагизм жизни. Никогда еще трагическое не доходило до такой прозаичности, обыденности, никогда еще в роли трагичных героев и героинь не выступали такие простые характеры. В пьесе, действие которой построена по законам комедии, центральное место автор отводит именно трагическим характерам. Словом, печальную комедию написал Чехов - до боли, до крика, до выстрела доходит здесь ощущение всеобщей неустроенности жизни.

Таковы особенности драматургии "Чайки" Чехова, которые соединяются с недосказанностью пьесы, незавершенностью судеб ее героев, с общим принципом изображения жизни как процесса длящегося, не разложимого на замкнутые, законченные эпизоды. В этом состояло новаторство Чехова-драматурга. Непреходящее значение пьес Чехова заключено не только в новаторстве, высоких словах и драматических столкновениях, но и в лиричности, нежности и тонкости.

Шаблон - совершенно недопустимое
зло во всяком творчестве.
А. Кони

Наступали новые времена. Уходила вспять эпоха реакции, полоса насилия над личностью, жестокого подавления всякой свободной мысли. В середине 90-х годов она сменялась порой общественного подъема, оживления освободительного движения, пробуждения весенних предчувствий близких перемен. Писатель чувствовал, что Россия стоит на разломе эпох, на грани крушения старого мира, слышал явственный шум голосов обновления жизни. С этой новой атмосферой рубежности, переходности, конца и начала эпох на грани XIX-XX веков и связано рождение зрелой драматургии А. П. Чехова. Это четыре великих произведения для сцены «Чайка», «Дядя Ваня», «Три сестры», «Вишневый сад», которые и произвели переворот в мировой драматургии.

«Чайка» (1896) - произведение для самого Чехова наиболее автобиографическое, личное, ведь речь идет о лирическом самовыражении автора." В пьесе, написанной в маленьком мелиховском флигеле, Чехов, пожалуй, впервые так откровенно высказал свою жизненную и эстетическую позицию.

Это пьеса и о людях искусства, о муках творчества, о беспокойных, мятущихся молодых художниках, и о самодоволь-но-сытом старшем поколении, охраняющем завоеванные позиции. Это пьеса и о любви («много разговоров о литературе, мало действия, пять пудов любви», - шутил Чехов), о неразделенном чувстве, о взаимном непонимании людей, о жестокой неустроенности личных судеб. Наконец, это пьеса и о мучительных поисках истинного смысла жизни, «общей идеи», цели существования, «определенного мировоззрения», без которого жизнь - «сплошная маета, ужас». На материале искусства Чехов говорит здесь о всем человеческом существовании, постепенно расширяя круги художественного исследования действительности.

Пьеса развивается как полифоническое, многоголосое, «многомоторное» произведение, в котором звучат разные голоса, перекрещиваются разные темы, сюжеты, судьбы, характеры. Все герои сосуществуют равноправно: нет судеб главных и побочных, то один, то другой герой выходит на первый план, чтобы затем уйти в тень. Очевидно, поэтому невозможно и вряд ли нужно выделять главного героя «Чайки». Вопрос этот не бесспорный. Было время, когда героиней, несомненно, была Нина Заречная, позже героем стал Треплев. В каком-то спектакле вперед выдвигается образ Маши, в другом все собой затмевают Аркадина и Тригорин.

Притом совершенно очевидно, что все симпатии Чехова на стороне молодого, ищущего поколения, тех, кто только входит в жизнь. Хотя и здесь писатель видит разные, несливаю-щиеся пути. Молодая девушка, выросшая в старой дворянской усадьбе на берегу озера, Нина Заречная, и недоучившийся студент в потрепанном пиджаке, Константин Треплев, - оба стремятся попасть в чудный мир искусства. Они начинают вместе: девушка играет в пьесе, которую написал влюбленный в нее талантливый юноша. Пьеса странная, отвлеченная, в ней говорится об извечном конфликте духа и материи. «Нужны новые формы! - провозглашает Треплев. - Новые формы нужны, а если их нет, то лучше ничего не нужно!»

В вечернем саду наспех сколочена сцена. «Декораций никаких - открывается вид прямо на озеро». И взволнованный девичий голос роняет странные слова: «Люди, львы, орлы и куропатки, рогатые олени, гуси, пауки, словом, все жизни, все жизни, все жизни, свершив печальный круг, угасли... Холодно, холодно, холодно. Пусто, пусто, пусто...» Может быть, это рождается новое произведение искусства...

Но пьеса остается недоигранной. Мать Треплева, знаменитая актриса Аркадина, демонстративно не желает слушать этот «декадентский бред». Представление сорвано. Так обнажается несовместимость двух миров, двух взглядов на жизнь и позиций в искусстве. «Вы, рутинеры, захватили первенство в искусстве и считаете законным и настоящим лишь то, что делаете вы сами, а остальное вы гнетете и душите! - восстает Треплев против матери и преуспевающего писателя Тригори-на. - Не признаю я вас! Не признаю ни тебя, ни его!»

В этом конфликте проступает кризисная ситуация в русском искусстве и в жизни конца XIX века, когда «старое искусство разладилось, а новое еще не наладилось »(Н. Берковский). Старый классический реализм, в котором «подражание природе» превратилось в самоцель («люди едят, пьют, любят, ходят, носят свои пиджаки»), выродился лишь в ловкое техническое ремесло. Искусство нового, грядущего века рождается в муках, и пути его еще не ясны. «Надо изображать жизнь не такою, как она есть, и не такою, как должна быть, а такою, как она представляется в мечтах» - эта программа Треплева звучит пока как туманная и претенциозная декларация. Он со своим талантом оттолкнулся от старого берега, но еще не пристал к новому. И жизнь без «определенного мировоззрения» превращается для молодого искателя в цепь непрерывных мучений.

Потеря «общей идеи - бога живого человека» разобщает людей переходной эпохи. Контакты нарушаются, каждый существует сам по себе, в одиночку, не способен к пониманию другого. Поэтому так особенно безнадежно здесь чувство любви: все любят, но все нелюбимы и все несчастны. Нина не может ни понять, ни полюбить Треплева, он, в свою очередь, не замечает преданной, терпеливой любви Маши. Нина любит Тригорина, но тот бросает ее. Аркадина последним усилием воли удерживает Тригорина возле себя, но любви между ними давно нет. Полина Андреевна постоянно страдает от равнодушия Дорна, учитель Медведенко - от черствости Маши...

Неконтактность грозит обернуться не только равнодушием и черствостью, но даже предательством. Так бездумно предает Треплева Нина Заречна"я, когда, очертя голову, бросается вслед за Тригориным, за «шумной славой». И, может быть, поэтому Чехов в финале не делает ее «победительницей». Так мать способна предать сына, стать его врагом, не заметить, что он стоит на краю самоубийства.

«Помогите же мне. Помогите, а то я сделаю глупость, я насмеюсь над своею жизнью, испорчу ее...» - молит Маша доктора Дорна, признаваясь ему в своей любви к Константину. «Как все нервны! И сколько любви... О, колдовское озеро! Но что же я могу сделать, дитя мое? Что? Что?» Вопрос остается без ответа. Вот в чем драма безответности, несовместимости людей в этой грустной «лирической комедии» Чехова.

Хотя пьеса «Чайка» названа «комедией» (вот еще одна загадка Чехова-драматурга), в ней мало веселого. Вся она проникнута томлением духа, тревогами взаимного непонимания, неразделенного чувства, всеобщей неудовлетворенностью. Даже самый, казалось бы, благополучный человек - известный писатель Тригорин, и тот тайно страдает от недовольства своей судьбой, своей профессией. Вдали от людей он будет молчаливо сидеть с удочками у реки, а потом вдруг прорвется в истинно чеховском монологе, и станет ясно, что даже этот человек тоже, в сущности, несчастлив и одинок.

Словом, печальную комедию написал Чехов - до боли, до крика, до выстрела доходит здесь ощущение всеобщей неустроенности жизни. Почему же, в таком случае, пьеса названа «Чайкой»? И почему при ее чтении вас охватывает и покоряет особое чувство поэтичности всей ее атмосферы? Скорее всего, потому, что Чехов извлекает поэзию из самой неустроенности жизни.

Символ чайки расшифровывается как мотив вечного тревожного полета, стимул движения, порыва вдаль. Не банальный «сюжет для небольшого рассказа» извлекал писатель из истории с подстреленной чайкой, а эпически широкую тему горькой неудовлетворенности жизнью, пробуждающей тягу, томление, тоску о лучшем будущем. Только через страдания приходит Нина Заречная к мысли о том, что главное - «не слава, не блеск», не то, о чем она когда-то мечтала, а «умение терпеть». «Умей нести свой крест и веруй» - этот выстраданный призыв к мужественному терпению открывает трагическому образу чайки воздушную перспективу, полет в будущее, не замыкает ее исторически очерченным временем и пространством, ставит не точку, а многоточие в ее судьбе.

С «Чайки» (1896) начинается большая чеховская драматургия. Сюжет здесь – не одноколейная тропа, но, скорее, лабиринт увлечений, роковых привязанностей, из него нет выхода. «Чайка» резко отличается от предыдущих пьес Чехова своим лиризмом, символикой и ярко очерченным столкновением различных концепций искусства, концепций жизни. «Чайка» - трагичнейшая комедия в русской комедиографии.

Чехов начал работать над пьесой в Мелихове в 1895 году. «Местом» её рождения сам писатель называл мелиховский флигель. 5 мая 1895 года Чехов сообщал одному из корреспондентов: «Я напишу что-нибудь странное».

«... Комедия, три женских роли, шесть мужских, четыре акта, пейзаж (вид на озеро); много разговоров о литературе, мало действия, пять пудов любви», - писал Чехов 21 октября 1895 года А.С. Суворину, а в ноябре сообщает название пьесы – «Чайка», замечая, что она будет написана «вопреки всем правилам драматического искусства».

История написания пьесы начинается с того, как долго она не писалась. Исследователи считают, что в чередовании пьес А.П. Чехова есть своя ритмичность. После работы над «Безотцовщиной», над «Ивановым» и «Лешим», над «Чайкой» и «Дядей Ваней», над «Тремя сестрами» каждый раз наступают паузы. Самый большой взлет творческой активности Чехова-драматурга относится к концу 80-х годов – были написаны пьесы «Иванов» и «Леший», а также почти все водевили.

Затем наступает перерыв - едва ли не самый большой в истории чеховской драматургии.

Первые упоминания о намерении писать пьесу относятся к 1892 году. 31 марта Чехов сообщает А.С. Суворину: «Когда буду писать пьесу, мне понадобится Берне». Через два года в письме Суворину 16 февраля 1894 года Чехов снова упоминает о пьесе, имея в виду тот же замысел, что и в первом письме: «Я хочу вывести в пьесе господина, который постоянно ссылается на Гейне и Людвига Берне. Женщинам, которые его любят, он говорит, как Инсаров в «Накануне»: «Так здравствуй, жена моя перед богом и людьми!» Оставаясь на сцене solo или с женщиной, он ломается, корчит из себя Лассаля, будущего президента республики…»

К этой же поре относится заметка в записной книжке: «К пьесе: Из Тургенева: Здравствуй же, моя жена перед богом и людьми!»

Читая записные книжки Чехова, можно увидеть, как боролись в сознании автора два замысла новой пьесы – один, связанный с господином, который корчит из себя Лассаля, и другой, уже относящийся к будущей «Чайке». Так, после заметки «Из Тургенева…» читаем: «почем пуд бумаги». Это реплика учителя Медведенко – в рукописи он обращается к Дорну: «Позвольте вас спросить, доктор, почем за границей стопа писчей бумаги?»

Еще раньше в этой же второй записной книжке появляется заметка: «Попали в запендю».

Постепенно замысел о манерном господине отходит на задний план. Остается один, ведущий к «Чайке». Этот замысел вызревает очень медленно. По письмам Чехова 1894 – 1895 годов видно, как долго его намерение писать новую пьесу не переходило в само писание. Вот отрывки из его писем за 1894 год:

«В марте буду писать пьесу» (А.С. Суворину, 10 января); «Пьесы в Крыму я не писал, хотя и намерен был» (ему же, 10 апреля); «С 16 июля сажусь писать пьесу, содержание которой я рассказывал Вам» (ему же, 22 июня); «Пьесу можно будет написать где-нибудь на берегу Комо или даже вовсе не писать, ибо это такое дело, которое не медведь и в лес не уйдет, а если уйдет, то черт с ним» (ему же 11 июля).

Но мысль о пьесе – как бумеранг. Чехов отбрасывает её, она возвращается.

В письме А.С. Суворину 27 ноября 1894 года читаем: «Я назначен попечителем школы в селе, носящем такое название: Талеж. Учитель получает 23 р. в месяц, имеет жену, четырех детей и уже сед, несмотря на свои 30 лет. До такой степени забит нуждой, что о чем бы вы ни заговорили с ним, он все сводит к вопросу о жалованье. По его мнению, поэты и прозаики должны писать только о прибавке жалованья; когда новый царь переменит министров, то, вероятно, будет увеличено жалованье учителей и т.п.».

А в записной книжке появляется запись: «Пьеса»: учитель 32 лет, с седой бородой».

Эта запись, как бы отпочковавшаяся от письма к Суворину и предвещающая учителя Медведенко, соседствует с другими заметками – будущими репликами Треплева.

Таким образом, Чехов говорит в письмах, что собирается писать пьесу, но еще не пишет её, - а в записных книжках уже выпадают, как кристаллики в насыщенном растворе, будущие фразы, реплики «Чайки».

Чехов не пишет пьесы, но она уже незримо пишется, складывается, входит в сознание автора как ещё неузнанная «Чайка» - как заготовка, которая только потом включится в общий замысел.

«Я не пишу пьесы, да и не хочется писать. Постарел, и нет уже пыла» (В.В. Билибину, 18 января); «Пьесы писать буду, но не скоро. Драмы писать не хочется, а комедии ещё не придумал. Пожалуй, засяду осенью за пьесу, если не уеду за границу» (А.С. Суворину, 18 апреля); «Я напишу пьесу <…> Я напишу что-нибудь странное» (ему же, 21 августа).

И только 21 октября 1895 года, как будто удивляясь самому себе, Чехов сообщает Суворину: «Можете себе представить, пишу пьесу, которую кончу тоже, вероятно, не раньше как в конце ноября. Пишу её не без удовольствия, хотя страшно вру против условий сцены».

Несколько лет прошло с момента первого упоминания Чехова о намерении писать новую пьесу.

То же удивление, что пьеса, наконец, пишется, чувствуется в письме И.Л. Леонтьеву (Щеглову) от 14 ноября 1895 года: «Можете себе представить, пишу пьесу!»

16 октября 1900 года он скажет в письме Горькому: «Можете себе представить, написал пьесу» («Три сестры»). О том же произведении говорится в письме к О.Л. Книппер: «Переписываю свою пьесу и удивляюсь, как я мог написать сию штуку, для чего написать» (15 декабря 1900 г.).

Как считают литературоведы, это совсем не бессознательность творческого процесса. Но именно неуправляемость, неподвластность простой логике, расчету, обычному намерению (2, с.6-11).

«Чайка» по праву считается наиболее автобиографичной пьесой Чехова; в ней улавливаются отклики Чехова на волновавшие его мысли об искусстве, о борьбе с рутиной, о поисках новых форм, о муках творчества, об ответственности таланта перед требованиями жизни. Интересно наблюдение английского драматурга Д. Пристли о том, что Чехов «поделил свою собственную личность между тремя персонажами: Тригориным, популярным беллетристом, - то, от чего он сам устал, Треплевым, борющимся, как и он сам, за новые формы выразительности, и доктором Дорном, как и он сам, врачом, не случайно симпатизирующим исканиям Треплева».

Кроме того, в пьесе нашли свое отражение судьбы людей, близких Чехову. Так, в сложной сюжетной канве «Чайки» своеобразно преломилась история неудачного покушения на самоубийство И.И. Левитана, жившего в имении А.Н. Турчаниновой на берегу озера в тверской губернии, куда был вызван Чехов. Об убитой Левитаном чайке вспоминают А.Н. Турчанинова и художница С.П. Кувшинникова. Чехов был свидетелем того, как на охоте Левитан подстрелил вальдшнепа и не мог смотреть на страдания раненой птицы (письмо А.С, Суворину 8 апреля 1892 года) (1, с.629). Вот как комментирует этот факт в своей книге брат А.П. Чехова Михаил Чехов: «Я не знаю в точности, откуда у брата Антона появился сюжет «Чайки», но вот известные мне детали. Где-то на одной из северных железных дорог, в чьей-то богатой усадьбе жил на даче Левитан. Он завел там очень сложный роман, в результате которого ему нужно было застрелиться или инсценировать самоубийство. Он стрелял себе в голову, но неудачно: пуля прошла через кожные покровы головы, не задев черепа. Встревоженные героини романа, зная, что Антон Чехов был врачом и другом Левитана, срочно телеграфировали писателю, чтобы он немедленно же ехал лечить Левитана. Брат Антон нехотя собрался и поехал. Что было там, я не знаю, но по возвращении оттуда он сообщил мне, что его встретил Левитан с черной повязкой на голове, которую тут же при объяснении с дамами сорвал с себя и бросил на пол. Затем Левитан взял ружье и вышел к озеру. Возвратился он к своей даме с бедной, ни к чему убитой им чайкой, которую и бросил к ее ногам. Эти два мотива выведены Чеховым в «Чайке». Софья Петровна Кувшинникова доказывала потом, что этот эпизод произошел именно с ней и что она была героиней этого мотива. Но это неправда. Я ручаюсь за правильность того, что пишу сейчас о Левитане со слов моего покойного брата. Вводить же меня в заблуждение брат Антон не мог, да это было и бесцельно. А может быть, Левитан и повторил снова этот сюжет, - спорить не стану» (3, с.156-157).

Л.С. Мизинова полагала, что в «Чайке» многое «заимствовано» из её жизни: Мизинова имела ввиду перипетии её романа с писателем И.Н. Потапенко, хорошо известные Чехову. Писательница Л.А. Авилова вспоминала о подаренном Чехову брелоке, где были указаны страница и строки книги Чехова – если найти эти строки, то можно прочесть: «Если тебе когда-нибудь понадобится моя жизнь, то приди и возьми её». Перечитывая «Преступление и наказание» Достоевского можно встретить такую фразу: «...Если... понадобится тебе... вся моя жизнь, то кликни меня, я приду». Этот эпизод вошел в пьесу, став важной вехой в отношениях Нины и Тригорина. В характере Аркадиной современники узнавали некоторые черты актрисы Л.Б. Яворской, которой одно время был увлечен Чехов.

Премьера «Чайки» состоялась 17 октября 1896 года в Александринском театре в Петербурге и вошла в историю театра как небывалый, скандальный провал. Ставил пьесу Е.П. Карпов, бесталанный режиссер, которого Чехов всегда не любил (1, с.630).

Ко времени постановки чеховской «Чайки» на сцене Александринского театра необходимость искания «новых тонов» окончательно созрела в сознании молодых драматургов, но еще совсем не проникла в сознание большой публики. И театральные заправилы, впрочем, всегда довольно равнодушно относившиеся к русскому драматическому театру, не думали о новшествах.

М.М. Читау, актриса Александрийского театра, писала: «За кулисами заранее уже говорили, что «Чайка» написана «совсем, совсем в новых тонах», это интересовало будущих исполнителей и пугало, но не очень. На считку «Чайки» мы собрались в фойе артистов. Не было только автора. Без всякой пользы для уразумения «новых тонов» и даже без простого смысла доложил нам пьесу Корнев, а затем мы стали брать ее на дом для чтения.

Когда впоследствии я любовалась исполнением «Чайки» в Московском Художественном театре, мне казалось, что сравнительно с первой ее редакцией многое было изменено и более удачно применено к сцене. Может быть, я ошибаюсь, и дело не в тексте и не в режиссерах, а в нашем плохом исполнении этой пьесы. Ни одна пьеса так мучительно плохо не исполнялась на сцене Александринского театра и никогда не случалось нам слышать не только шиканья, но именно такого дружного шиканья на попытки аплодисментов и криков «всех» или «автора». Исполнители погрузились во тьму провала. Но всеми было признано, что над ним ярким светом осталась сиять Комиссаржевская, а когда она выходила раскланиваться перед публикой одна, ее принимали восторженно. И если зрители, пришедшие на бенефис комической артистки вдоволь посмеяться, заодно хохотали над жестом Комиссаржевской с «коленкоровой простыней» (как выразился по этому поводу один из мемуаристов), то в этом артистка неповинна, общее же исполнение «Чайки» не могло способствовать тому, чтобы заставить эту праздную публику радикально изменить настроение. Не помню, во время которого акта я зашла в уборную бенефициантки, и застала ее вдвоем с Чеховым. Она не то виновато, не то с состраданием смотрела на него своими выпуклыми глазами и даже ручками не вертела. Антон Павлович сидел, чуть склонив голову, прядка волос сползла ему на лоб, пенсне криво держалось на переносье... Они молчали. Я тоже молча стала около них. Так прошло несколько секунд. Вдруг Чехов сорвался с места и быстро вышел. Он уехал не только из театра, но и из Петербурга».

Еще во время репетиций он писал сестре из театра, что все кругом фальшивы, злы, мелочны, что спектакль, по всем видимостям, пройдет хмуро и что настроение у него неважное. В день первого представления «Чайки» к нему поехала в Петербург сестра и, как она говорила мне потом, он встретил её на вокзале угрюмый, мрачный и на её вопрос, в чем дело, ответил, что актеры пьесы не поняли, ролей вовсе не знают, автора не слушают... Ставилась «Чайка» в бенефис комической актрисы Левкеевой, и публика ожидала и от пьесы комического. Как передавала сестра Чехова, с первых же сцен в театре произошел скандал. Шумели, кричали, шикали, произошла полная неразбериха, все превратилось в один сплошной, бесформенный хаос. Чехов куда-то исчез из театра. Его везде искали по телефону, но он не находился. В час ночи к Сувориным приехала сестра Мария Павловна, еле держась на ногах от пережитых волнений и беспокойств, и осведомилась, где Антон, но и там ей не могли ничего ответить. Чехов писал сестре из Петербурга открытку: «Пьеса шлепнулась провалилась», - и уехал тотчас же обратно в Мелихово, не простившись в Питере ни с кем. Так сестра и не видела его после спектакля.

Но по отзывам Чехова о спектакле все-таки было известно, что лишь В.Ф. Комиссаржевская в роли Нины играла «изумительно». Но в день премьеры и она, как вспоминал позже автор, «поддалась общему настроению, враждебному <...> «Чайке», и как будто оробела, спала с голоса». Однако наиболее чуткие зрители оценили талантливость этой «странной» пьесы. Известный юрист А.Ф. Кони писал Чехову 7 ноября 1896 года: «Чайка» - произведение, выходящее из ряда по своему замыслу, по новизне мыслей, по вдумчивой наблюдательности над житейскими положениями. Это сама жизнь на сцене, с её трагическими союзами, красноречивым бездумьем и молчаливыми страданиями, жизнь обыденная, всем доступная и почти никем не понимаемая в её внутренней жестокой иронии, - жизнь, до того доступная и близкая нам, что подчас забываешь, что сидишь в театре, и способен сам принять участие в происходящей перед тобою беседе».

«...Вы не можете представить, как обрадовало меня Ваше письмо, - ответил Чехов Кони 11 ноября. – Я видел из зрительной залы только два первых акта своей пьесы, потом сидел за кулисами и все время чувствовал, что «Чайка» проваливается. После спектакля, ночью и на другой день, меня уверяли, что я вывел одних идиотов, что пьеса моя в сценическом отношении неуклюжа, что она неумна, непонятна, даже бессмысленна и прочее и прочее <...> Я теперь покоен и вспоминаю о пьесе и спектакле уже без отвращения».

Провал «Чайки» был для Чехова тяжелейшим ударом – была осмеяна и освистана пьеса, утверждавшая отказ от рутины, штампа, прокладывающая новые пути в искусстве.

Однако ближайшее будущее показало, что это был провал не «Чайки», а старых, рутинных, отживших свой век театральных традиций, против которых решительно выступал Чехов в своей пьесе, и, что было решающим, - самой своей пьесой, её новой поэтикой, требовавшей коренных театральных реформ. В скором времени эту реформу удалось совершить К.С. Станиславскому и В.И. Немировичу-Данченко, создателям Московского художественного общедоступного театра.

Своей триумфальной премьерой 17 декабря 1898 года Художественный театр реабилитировал чеховскую «Чайку».

В.И. Немирович-Данченко составил новый репертуар со строгим разбором и тонким литературным вкусом. Он создал его из классических пьес русской и иностранной литературы, с одной стороны, и из произведений молодых актеров, в которых бился пульс жизни того времени, - с другой.

В.И. Немирович-Данченко начал с Чехова, которого он высоко ценил как писателя и любил как друга. Конечно, первой мечтой Немировича-Данченко было показать на сцене МХАТа пьесу «Чайка» Чехова, который нашел новые пути, наиболее верные и нужные искусству того времени. Но для выполнения этой мечты было и препятствие. Дело в том, что после провала «Чайки» в Александрийском театре, о новой постановке Чехов и думать не хотел. Немало труда стоило Владимиру Ивановичу убедить его в том, что произведение его после провала не умерло, что оно не было ещё в надлежащем виде показано. Он писал Чехову: «...я готов отвечать чем угодно, что эти скрытые драмы и трагедии в каждой фигуре пьесы при умелой, небанальной, чрезвычайно добросовестной постановке захватят и театральную залу». По словам Немировича-Данченко, «Чайка» единственная современная пьеса», захватывающая его как режиссера, а Чехов – «единственный современный писатель», который представляет большой интерес для театра с образцовым репертуаром».

Чехов не решался вновь пережить испытанные им муки автора. Однако Немирович-Данченко победил – разрешение на постановку «Чайки» было получено. Но тут перед Немирович-Данченко встало новое препятствие: немногие в то время понимали пьесу Чехова, которая представляется нам теперь такой простой. Казалось, что она и не сценична, и монотонна, и скучна. Но работа началась и, наконец, Станиславский, который писал режиссерский план постановки пьесы, получил сообщение о том, что и сам Чехов, который был на репетиции «Чайки» в Москве, одобрил работу. Обстоятельства, в которых ставилась «Чайка», были тяжелы и сложны. Дело в том, что Антон Павлович Чехов серьезно заболел. У него произошло осложнение туберкулезного процесса. При этом душевное его состояние было таково, что он не перенес бы вторичного провала «Чайки», подобного тому, какой произошел при первой её постановке в Петербурге. Неуспех спектакля мог оказаться гибельным для самого писателя. Об этом Станиславского предупреждала до слез взволнованная сестра Чехова Мария Павловна, умолявшая режиссеров об отмене спектакля. Между тем спектакль МХАТу позарез был необходим, так как материальные дела театра шли плохо, и для поднятия сборов требовалась новая постановка. Актеры выходили играть пьесу на премьере, собравшей далеко не полны зал (сбор был шестьсот рублей) и, стоя на сцене, прислушивались к внутреннему голосу, который шептал им: «Играйте хорошо, великолепно, добейтесь успеха, триумфа. А если вы его не добьетесь, то знайте, что по получении телеграммы любимый вами писатель умрет, казненный вашими руками. Вы станете его палачами».

Премьера «Чайки» состоялась 17 декабря 1898 года, пьеса имела чрезвычайный успех; среди исполнителей – О.Л. Книппер (Аркадина), К.С. Станиславский (Тригорин), В.Э, Мейерхольд (Треплев), М.Л. Роксанова (Нина Заречная), М.Н. Лидина (Маша). Режиссерская партитура была разработана К.С. Станиславским, художник – В.А. Симов.

К.С. Станиславский рассказывает в своей книге «Моя жизнь в искусстве»: «Как мы играли – не помню. Первый акт кончился при гробовом молчании зрительного зала. Одна из артисток упала в обморок, я сам едва держался на ногах от отчаяния. Но вдруг, после долгой паузы, в публике поднялся рев, треск, бешеные аплодисменты. Занавес пошел… раздвинулся… опять задвинулся, а мы стояли как обалделые. Потом снова рев… и снова занавес… Мы все стояли неподвижно, не соображая, что нам надо раскланиваться. Наконец, мы почувствовали успех, и неимоверно взволнованные, стали обнимать друг друга, как обнимаются в пасхальную ночь. М.П. Лилиной, которая играла Машу и своими заключительными словами пробила лед в сердцах зрителя, мы устроили овацию. Успех рос с каждым актом и окончился триумфом. Чехову была послана подробная телеграмма».

Критик Н.Е. Эфрос – самый горячий почитатель чеховского творчества – на премьере «Чайки» первым бросился к рампе и начал демонстративно аплодировать. Он первый стал прославлять Чехова-драматурга, артистов и театр за коллективное создание этого спектакля.

Силуэт летящей чайки стал эмблемой театра, а Чехов – его постоянным автором.

«Чайка» обошла сцены многих отечественных театров, с успехом ставилась за рубежом. Одним из лучших был спектакль, поставленный во Франции Ж. Питоевым в 1939 году. «Весь Париж, все зрители аплодировали Чехову и Питоеву» - писал Жан Ришар Блок.

Известные советские режиссеры обращались к «Чайке», давая ей свою сценическую трактовку (А.Таиров, Б. Ливанов, О. Ефремов, А. Эфрос).

«Чайка» экранизирована советским режиссером Ю. Карасиком (1970), мотивы пьесы использованы в фильмах «Сюжет для небольшого рассказа» С. Юткевича (1964) и «Успех» К. Худякова (1984).