Национальный характер в русской литературе. Народность литературы

11.04.2019

1. Народ в трагедии А. С. Пушкина «Борис Годунов».
2. Образ народа в «Мертвых душах» Н. В. Гоголя.
3. Народ в поэме Н. А. Некрасова «Кому на Руси жить хорошо».

Многие русские писатели XIX века в своих произведениях обращались к теме судьбы народа, его нравственных ориентиров и роли в исторических событиях. Поскольку значение творчества А. С.. Пушкина в мировой и русской литературе трудно переоценить, целесообразно начать рассмотрение данного вопроса с его произведений. Образы людей из народа, в которых воплотились многие достойные качества, встречаются в ряде его произведений, например «Дубровском» и «Капитанской дочке». В трагедии «Борис Годунов» писателя индивидуальные черты народа размыты. Народ показан как некая сила, которую направляют то Годунов, то Самозванец. В начале трагедии народ занимает весьма пассивную позицию: «То ведают бояре, не нам чета». Беседа двух человек, оказавшихся в числе прочих в толпе, собравшейся, чтобы просить Годунова принять царство, живо иллюстрирует общее настроение. Эти люди слепо копируют поведение своих соседей, не задумываясь о значении этих действий. Все падают на колени, и они поступают так же, все голосят — они присоединяются, все рыдают — волей-неволей приходится выжимать из себя слезу, хоть это и не так-то просто.

Далее, когда царь Борис анализирует свои достижения, он делает вывод, что народ неблагодарен, что он лишь к мертвым правителям испытывает уважение, а любые попытки живого властителя сделать что-то полезное для народа обречены на провал. Однако Пушкин мастерски раскрывает причину неприязни народа к царю: в народной памяти не стерлось воспоминание об убийстве царевича Димитрия, сына Ивана Грозного. Имя царевича, как показывают дальнейшие события, оказывает мощное влияние на умы русских людей. Простой народ искренне верит, что Самозванец и есть чудом спасшийся Димитрий, законный государь Руси. Именно благодаря поддержке народа, не желающего сражаться против царевича, Самозванец без боя захватывает многие города России и доходит до Москвы. И здесь народ радостно приветствует его как законного царя. Но всплеск народного ликования соединяется с жестоким призывом истребить семью покойного Годунова. Стихийное требование народа вполне соответствует намерениям Самозванца. Его сторонники убивают вдову и сына царя Бориса. Но, услышав об их смерти, народ внезапно застывает в оцепенении вместо того, чтобы славить нового царя. Охвачена ли толпа ужасом перед преступлением, к которому только что сама подстрекала? Пушкин оставил этот вопрос открытым.

Яркие по своей силе образы людей из народа показал во многих своих произведениях и другой великий русский писатель — Н. В. Гоголь. В ряде повестей из сборников «Вечера на хуторе близ Диканьки» и «Миргород» представлены картины народной жизни: ярмарки, святочные гулянья, обычаи казачьей вольницы. Среди героев этих повестей немало цельных личностей, смелых и щедрых, верных любви и дружбе. Но автор не умалчивает и о нравственной неустойчивости отдельных представителей народа: например, в повести «Ночь накануне Ивана Купала» Петрусь ради того, чтобы жениться на любимой девушке, совершает ужасное преступление: убивает брата своей невесты, чтобы получить от колдуна золото.

Нужно отметить, что все герои повестей из сборников «Вечера на хуторе близ Диканьки» и «Миргород» являются свободными людьми, не зависящими от прихотей помещиков. В поэме «Мертвые души» писатель обращается к судьбе крепостных крестьян — наиболее угнетенной части народа. Автор показывает, насколько тяжела жизнь крепостных, в особенности у таких помещиков, как, например Плюшкин, у которого крестьяне умирают в больших количествах. Гоголь описал и типичную судьбу беглого крестьянина: у него нет паспорта, поэтому он не может устроиться на работу. Чаще всего такой человек рано или поздно попадает в тюрьму. Однако некоторые крестьяне предпочитали такую участь жизни у барина, как, например дворовый Плюшкина Попов. Гоголь без прикрас показал невежественность, распространенную среди крепостных. Дворовая Пелагея не могла отличить правую сторону от левой. Но подобное положение дел в большей степени беда, чем вина народа, во многих представителях которого заключен огромный творческий и духовный потенциал — в качестве примера можно привести каретника Михеева, Степана Пробку. Автор с восхищением пишет об умении народа одним словом метко и остроумно охарактеризовать человека, подмечает стойкость и выносливость народа, его умение приспособиться практически к любым условиям: «Русский человек способен ко всему и привыкает к любому климату. Пошли его хоть в Камчатку, да дай только теплые рукавицы, он похлопает руками, топор в руки, и пошел рубить себе новую избу».

Разумеется, говоря об образе народа в русской литературе XIX века, нельзя умолчать и о творчестве Н. А. Некрасова, в произведениях которого судьбе народа уделяется огромное внимание. В поэме «Кому гу « на Руси жить хорошо» поэт представил читателю множество самобытных образов людей из народа, наделенных высокими нравственными качествами. Например, Ермил Гирин своим трудом и честностью добился и уважения земляков, и материального достатка. Но самой значимой ценностью для него была и остается совесть. Она-то и не дает ему покоя, когда он незаконно сдал в солдаты не своего брата, а другого крестьянина. Не односельчане — за исключением матери злополучного рекрута, — а именно сам Ермил сурово осуждает себя за бесчестный поступок.

Лучшие черты русской женщины — верность, трудолюбие, терпение — воплотились в образе крестьянки Матрены Тимофеевны. Через многие испытания пришлось пройти этой женщине. Она способна смиренно переносить ежедневные мелкие притеснения, которым она подвергалась в семье мужа. Но в поворотные моменты жизни она проявляет недюжинную решительность и смелость. Ради близких людей она готова на любые испытания: одна идет искать защиты у начальства, когда ее мужа забирают в солдаты вопреки закону, бросается в ноги барину, умоляя простить ее малолетнего сына, не уберегшего овцу соседки от волка, а потом покорно переносит удары плети за свою дерзость. Конечно, Некрасов, при всей любви к народу, отнюдь не идеализирует его. В народной среде есть лентяи и плуты, такие как Клим Лавин. Но и этот беспутный пьяница не лишен положительных качеств: он красноречив, предприимчив, сметлив, остроумен.

Рисуя образы людей из народа, Некрасов не умолчал и о таких отрицательных явлениях, как пресмыкательство и предательство. Поэт не слишком порицает шутовское угодничество Клима перед выжившим из ума князем Утятиным. Клим делает это ради интересов «мира», отлично сознавая игровой характер своего поведения. Этот человек, при всех своих недостатках, понимает, насколько важна свобода. Но есть ведь в среде народа холопы, которые пресмыкаются перед помещиками по естественному влечению сердца! На самой же низкой ступени стоят предатели народных и интересов, такие, как староста Глеб, ради денег сжегший вольную, составленную его барином на несколько сотен крестьян. Но подобные люди, по мысли Некрасова, скорее печальное исключение. Поэт верил в то, что в народе живут самые лучшие человеческие качества, которые со временем должны раскрыться во всей полноте.

Русский национальный характер: Каков он? Что в нем особенного? В условиях труднейшихисторических испытаннний, выпавших на долю нашей страны, в характере человека появились мужество, стойкость, любовь к родине, воля и энергия, чуство собственного достоинства, честность, доброта, самопожертвование: "Кажется прост человек, а придетсуровая беда, в большом и малом, и поднимается в нём великая сила - человеческая красота", - писал А.Н. Толстой. О "таинственном" и "загадочном" русском характере слогались легенды.

В центре рассказов, повестей, романов, поэм многих русских писателей и поэтов находится проблема русского национального характера. В произведениях Б. Полевого "Повесть о настоящем человеке", Б. Васильева "А зори здесь тихие", М. Шолохова "Судьба человека", В, Распутина "Пожар", А. Солженицина "Матренин двор":

В поисках русского национального характера Солженицин заглядывает в "самую нутряную Россию" и находт человека, превосходно сохраняющего себя в смутных, нечеловеческих условиях действительности - Матрёну Васильевну Григорьеву. Рассказ "Матренин двор" полностьюавтобиографиичен и достоверен. Жизнь Матрёны Васиильевны Захаровой и смерть её воспроизведены как были. Истинное название деревни - Мильцево Владимирской области.

Имя героини Солженицина вызывает в памятти образ Матрены Тимофеевны Корчагиной, а также образы других некрасовских женщин - Тружениц: Так же, как они, героиня рассказа "ко всякой работе ловка", приходилось ей и коня на скаку останавливать, и в горящую избу входить. Правда, в этих эпизодах солженицынская крестьянка совершенно лишена героического начала (конь, остановленный Матрёной, сани понёс с испугу; во время пожара героиня спасает фикусы). Нет в её внешности ничего от "величавой славянки", не назовешь её "красавицей, миру на диво". Она скромна и неприметна.

На долю старухи Матрёны выпало "много обид, много несправедливостей". Но она не обижается на мир. Говорит с "лучезарной улыбкой", доброжелательно, "с тёплым мурчанием". Это образ-символ. В бескорыстии и кротости Матрёны писатель усматривает долю праведности. Она идёт из глубины души Матрёна. "Есть такие прирождённые ангелы - они как будто невесомы, они скользят как бы наверх этой жизни, нисколько в ней не утопая, даже касаяс ли стонами её поверхности? Каждый из нас встречал таких, их не десятеро и не сто на Россию, этто - праведники:" - пишет Солженицин об этом образе. Матрёна "в ладах с совестью своей".

Быт Матрёны поражает своей неустроенностью. Всё её богатство - фикусы, колчаногая кошка, коза, мыши и тараканы, да ещё пальто перешитое из железнодорожной шинели. Всё это свидетельствует и о бедности Матрёны, проработавшей всю жизнь, и о её самоограничении. Кажется сама природа живёт в доме Матрёны. Живущая в ладу с природой она, весьма сдержанно относится к попыткам человека вторгнутся в её владения, например к освоению космоса: ":чего-нибудь изменят, зиму или лето".

"У неё было верное средство вернуть доброе расположение духа - работа". Не получая ничего за свою работу, она по первому зову идёт помогать соседям, колхозу. Абсолютно лишенная корыстолюбия и зависти, она получает удовольствие от самой работы: "В охотку копала, уходить с участка не хотелось". Даже в моменты физической слабости "дела звали" Матрёну "к жизни". Так и жила она: "зимой салазки на себе, летом вязанку на себе".

По Солженицину, естественны для народного характера независимость, открытость, искреннсть, доброжелательность по отношению к людям, и к своим, и к чужим. Она "не могла отказать" и даже "покидала свой черёд дел". При этом она не испытывала и оттенка зависти, если видела изобилие и относительное благополучие в хозяйстве, искренне радовалась за людей, понимала бренность, невечность и ненужность материальных благ. Матрёна "не гнолась за обзаводм, не выбивалась, чтобы купить вещи и потом беречь их больше своей жизнм, не гналась за нарядами". Всё это она считала глупостью и не одобряла. Глупы были люди, не понимающие истинную ценнность жизни и спорящие из-за избы погибшей матрёны. Очеень показательна трагедия, произошедшая на переезде в погоне за материальным благом, за зароботком.

Заслуга А.И. Солженицина в изображении русского национального характера состоит в том, что он спустил с героических высот образ простого человека. Он показал, что мощь России создаёт не человек-монумент, а миллионы скромных Матрён. Россия, по солженицину, будет стоять, пока стоит ": посреди неба" изба праведници Матрёны.

МОУ лицей №23

Проблемы национального характера в русской прозе

Выполнила ученица 11 «Э» класса

Лысых Юлия

Владимировна

Руководитель : учитель русского

языка и литературы

Горбачева

Светлана Павловна

г. Калининград

I Введение……………………………………………...2

II 1. Русский характер в произведениях Н.С.Лескова………………4

2. Русский характер в произведениях И.А.Бунина, (новейшая проза 20 века - начало)…………………………………………..6

3. Русский характер в произведениях В.И.Белова, (середина 20-го века)……………………………………………………………8

4. Отражение русского характера в произведениях Солженицына, (литература периода Великой Отечественной войны)……….10

5. В.Шукшин, проблемы русского характера (русская проза в 50-90-е годы – конец 20-го века)…………………………………..13

III. Заключение.…………………………………………………..15

Библиография……………………………………………………16

Введение

Двадцатый век является веком появления новых течений в литературе, где формируется новый взгляд на русскую литературу, меняется представление о ценностях этого мира. В двадцатом веке происходило множество событий, особо повлиявших на формирование национального характера. Мы рассмотрим несколько исторических событий, определим их влияние на литературу. Прежде всего – влияние революционных потрясений. Россия начала двадцатого века пережила, как известно, три революции (1905-1907 гг., Февральскую и Октябрьскую 1917 г.) и предшествующие им войны – русско-японскую (1904-1905), первую мировую (1914-1918) и гражданскую войну. В бурное и грозное время противоборствовали три политические позиции: сторонников монархизма, защитников буржуазных реформ, идеологов пролетарской революции. Русской литературе всегда были чужды идеи любого насилия, как и буржуазного практицизма. Не принимались они и теперь. Л.Толстой в 1905 г. предчувствовал, что мир «стоит на пороге огромного преобразования». Изменению «форм общественной жизни» он предпослал, однако, духовное самоусовершенствование личности.

«Высшие вопросы», по мысли Ив. Бунина, «о сущности бытия, о назначении человека на Земле» приобрели редкий драматизм. Писатель осознавал свою «роль в людской безграничной толпе».

Путь к искусству лежал через постижение многоплановых отношений людей, духовной атмосферы времени. И там, где конкретные явления как-то увязывались с этими проблемами, рождалось живое слово, яркий образ. Писатели стремились к творческому преображению мира. И путь к подлинному бытию лежал через самоуглубление художника. Таким образом, именно через самоуглубление художника создается новый образ, отражающий действительную реальность. И в этих образах отражается характер человека. На мой взгляд, проблема национального характера является очень важной и интересной, поскольку на протяжении многих лет она волновала умы многих писателей и ученых. Я выбрала эту тему, чтобы понять, каков он, русский человек, а, возможно и с целью самоидентификации. Кроме того, хотелось бы соотнести свой характер, характер окружающих меня людей с характером всего русского народа.

Начать я хотела бы с определения понятия национального характера. В философии, под словом характер понимается: «целостный и устойчивый индивидуальный склад душевной жизни человека, проявляющийся в отдельных актах и состояниях его психической жизни, а также в его манерах, привычках, складе ума и свойственном человеку круге эмоциональной жизни. Характер человека выступает в качестве основы его поведения и составляет предмет изучения характерологии». (21)

Как особая область психологических исследований изучение характера получило развитие главным образом в немецкой психологии 1-ой половины 20-го века, находившей в значительной мере из идей философии жизни, феноменологии и др., причем термин «характер» нередко выступал как синоним личности.

В психологии, под термином «характер» подразумевается: «1. Первоначальное значение в переводе с латинского «надпись» или «маркировка, отличающая одну вещь от других» с целью ее идентификации. Хотя это значение все еще существует, более предпочтительны здесь синонимы «черта» или «характеристика». Когда этот термин употребляется в психологии, он означает: 2. общее количество или интеграция всех таких характеристик (черт), в результате дающие объединенное целое, которое показывает сущность (характер) ситуации, события или человека.

Современная психология, исходя из марксистского понимания человека как совокупности общественных отношений, подчеркивает социально-историческую обусловленность характера и рассматривает его как сложное единство индивидуального и типологического, как результат взаимодействия наследственных задатков и качеств, вырабатываемых в процессе развития личности и ее воспитания». (22)

В переводе с греческого языка, слово характер означает «отпечаток, признак».

Таким образом, национальный характер трактуется как отличительная черта нации, присущая только ей. Причем этот характер исторически и социально обусловлен.

Моя гипотеза заключается в следующем: можно ли найти определение русского характера в литературных источниках? Каким предстает русский человек на страницах книг русских же писателей?

Для исследования этой проблемы, используются такие методы, как: 1) наблюдение ; 2) филологический анализ ; 3) также используется метод синтеза . Здесь исследуется во всем многообразии многонациональный характер, для того чтобы представить целостный портрет русского человека. 4) Кроме того, применяется и сравнительный анализ , с целью выявления общего и различного в изображении русского характера у разных писателей.

Свои наблюдения я веду по произведениям Н.С.Лескова, И.А.Бунина, В.И.Белова, В.Шукшина, а также рассматриваю военную прозу по рассказам Солженицына. Я выбрала Лескова, поскольку он первый открыл тему русского национального характера и начал ее изучение. Этой теме он посвятил всю свою жизнь. Поэтому я и хочу обратиться к произведениям именно этого писателя. Выбор Бунина и Белова объясняется тем, что их произведения во многом схожи, а также, на мой взгляд, эти писатели являются яркими представителями своего времени. Творчество Солженицына привлекает своей правдивостью, болью за происходящее, прозорливостью. Он очень подробно описывает жесткий режим в лагерные времена. Произведения Шукшина привлекли меня своей необычайностью. Его герои видят окружающий их мир по-другому, не так как все, у них особое поведение, привычки. Этим меня и заинтересовал Шукшин.

Н.С.Лесков.

Для того чтобы проследить, насколько изменились взгляды, а также сама литература в 20 веке, рассмотрим отражение русского характера в произведениях Н.С.Лескова, то есть в конце 19 века.

Творчество Лескова оказало огромное воздействие на судьбы русской литературы. Живые, колоритные фигуры лесковских персонажей как бы являют собой разные стороны «загадочной русской души», как прекрасные, так и страшные.

Рассмотрим самый известный пример – «Сказка о тульском косом Левше…». Главный его герой – работающий мастеровой. Невзрачный на вид (косой, волосы в ученье выдраны, борода редкая), он проявляет чудеса трудолюбия и скромности. Самоучку Левшу англичане уговаривают остаться у них инженером, но на родине у него нет даже имени, он путешествует на полу кареты «без тугамента», а по возвращении из Англии валяется в грязи у дверей больницы. На протяжении рассказа он совершает два «подвига» ради престижа России – выполняет царскую задачу с блохой и разузнает военный секрет – чтобы ружья не чистили кирпичом.

В награду за первый он получает кафтан с чужого плеча и запас «водки-кислярки». Подкованная им блоха вызывает больший интерес, чем он сам. Но из-за второго он готов пожертвовать жизнью, а этот секрет так и не достигает ушей царя – царедворцы хоронят его среди обыденных дел. А ведь Левша – не какой-нибудь избранный гений. Он один из мастеров, каких много в Туле, и вообще в России. Его разговор полон ненавязчивого юмора, суждения – чисто народного здравого смысла (например, вспомните, как он отзывается об английской невесте); он силен и в другом «национальном» занятии – винопитии (весь путь из России, как уже упоминалось, он питается кисляркой, а весь путь назад – соревнуется со шкипером). Но в том-то и беда, что лишь это умение решает его судьбу, а все, что сам Левша считает главнейшим, оказывается напрасным и никому не нужным. Такой же напрасной оказалась и сама жизнь Левши.

Еще один пример того, как недюжинная сила воли, способности тратятся напрасно, если не сказать более. Теперь герой – женщина, Катерина Львовна Измайлова, прозванная «Леди Макбет Мценского уезда». Она, в отличие от Левши, борется за свое личное счастье. И в этой борьбе она готова идти на все. Скука толкает ее к Сергею, но потом дело принимает трагический оборот.

Катерина меряет людей по себе, от Сергея она ждет той же страсти и верности, какие он пробудил в ней. Первое убийство совершает она, пытаясь защитить своего возлюбленного. Второе – защищая свое право на любовь, на собственное достоинство. Она горда, она смеется над угрозами мужа. Рядом с ней Сергей – трус и ничтожество. Но она уже почувствовала легкость достижения своей жизни ценой чужой жизни – и погибает ее больной племянник, беззащитный ребенок. Казалось бы, Измайлова – обыкновенная убийца, но Лесков не останавливается на сцене наказания. И тут оказывается, что Катерина жертвует не только другими. Сколько унижений, горя, мучений приходится ей перенести на этапе, но она равнодушна ко всему, кроме одного – отношения к ней Сергея. И тут каждый открывает свое истинное лицо. И главным наказанием для Катерины становится предательство любимого. Тот, кому она столько отдала и от кого вправе потребовать того же, на глазах у всех топчет ее любовь и смеется над ней. И Катерина решается на последний шаг последнюю жертву - она кончает с собой и убивает соперницу. Автор оставляет читателя перед вопросом: кто же она – корыстолюбивая преступница или мученица во имя любви? И любви ли?

Российское общественное мнение начиная с XIX века судит о национальном характере русского народа не по реальной истории, а по художественной литературе и публицистике. Общепринятым стало мнение, что герои русской литературы выражают типы национального характера. Причины этого кроются и в самоощущении литераторов, и в общественном мнении. У художественной литературы свои творческие задачи, не совпадающие с потребностями изображения «реальной» жизни. Однако это не мешало самим писателям полагать, что они изображают вполне «реальную» жизнь. С другой стороны, общество было образовано в традиции культуры «русского» Запада, поэтому могло судить о российской истории и национальном характере через призму своих иллюзий и мифов.

Русская литература XIX века была шире потребности экзистенциального самоутверждения культурного сословия. Великая литература была ответом на вечный зов творчества, что не мешало литературе выражать экзистенциальную заботу образованного общества. Художественная литература выражала не столько проблемы русского народа, сколько проблемы образованных слоев, отражала не самоощущение народа, а попытки самосознания культурного общества. Поэтому дворянскую литературу нельзя воспринимать как исторически-реалистическую, изображающую эпоху, ибо вне ее поля зрения оказались целые пласты русской жизни и истории: быт различных сословий, православные традиции, развитие мощной государственности, колонизация и цивилизация огромных суровых пространств.

«Психология русского народа была подана всему читающему миру сквозь призму дворянской литературы и дворянского мироощущения. Дворянин нераскаянный, вроде Бунина, и дворянин кающийся, вроде Бакунина и Лаврова, – все одинаково были чужды народу. Нераскаянные – искали на Западе злачных мест, кающиеся – искали только злачных идей. Нераскаянные говорили об азиатской русской массе, кающиеся – об азиатской русской монархии, некоторые (Чаадаев) – об азиатской русской государственности вообще. Но все они не хотели, не могли, боялись понять и русскую историю, и русский дух» (И.Л. Солоневич). Необходимы своего рода психоанализ и духоанализ русской литературы. В проекции социальной психологии литература дает характеристику типов образованного человека и образ простого человека , который измышлял себе человек образованный. Поэтому по русской литературе нельзя изучать характер времени и характер русского народа.

Герои русской литературы – это образы не реальных людей и отношений, а отражение проблем, которые мучили образованное общество. Эта литература не натуралистическая и не реалистическая, а экзистенциальная. Если западные писатели изображали по преимуществу то, что видели, то русские описывали то, что чувствовали. Русская литература изображает внутреннюю судьбу автора, историческое положение и статус его сословия, его место в истории и культуре своего народа, а только затем – отношение автора к немым и несмысленным (по характеристике Бердяева) слоям населения. Внутренняя жизнь немых сословий во многом осталась тайной для русской литературы. Разгадка народной тайны заботила всю русскую умственную культуру и поэтому – литературу.

В свете экзистенциальной заботы образованного общества можно определить больные вопросы русской литературы:

– обретение и осознание образованным обществом собственного исторического места и статуса;

– проблема народа, к народу и в народ – попытки осознать историческую вину и поиски путей искупления;

– попытки вернуть родину земную – соприкоснуться с традиционной отечественной культурой.

– стремление вспомнить о родине Небесной – поиск христианских истоков культуры, абсолютных духовных устоев и незыблемых нравственных ценностей, актуальные ответы на вечные вопросы .

На высоте этих вопросов литературе открывалась основная духовная трагедия эпохи – нашествие духов ложной социальности («духов злобы поднебесных», «мироправителей тьмы века сего») на Россию и миссия России в борьбе с новыми формами мирового зла.

Это основные грезы русской литературы, в которых она разделяла многие заблуждения образованных слоев. Но русская классическая литература смогла вырваться из экзистенциальных пут сознания образованного общества. Она совершила первый шаг, но в нем стала великой и непревзойденной, и этим – литературой подлинно русской. Русская умственная культура через классическую литературу к XX веку сумела обнаружить симптомы собственной болезни, но не смогла поставить ей полный диагноз и предложить средства избавления. Она вырвалась к духовным реальностям и прикоснулась к религиозным основаниям национальной культуры. Но прикоснулась робко, что вызвало «головокружение» культуры , которое проявилось в начале XX века в двойственности и подменах, характерных для писателей религиозного ренессанса .

Русская литература содержит смесь гениальных прозрений и пророчеств с расхожими заблуждениями времени. Ее прозрения – в беспрецедентном для европейской литературы прорыве к христианским истинам о Боге, человеке и мире. Основным же заблуждением русской литературы, обусловленным экзистенциальным статусом писателей, были недостаточное знание душевной жизни и духовных корней народа, неумение увидеть своеобразные его достоинства и приписывание ему собственных недостатков. «Иван Солоневич сделал горький упрек русской литературе в том, что она просмотрела Россию. Если бы кто решил узнать Россию по русской литературе и для того перечитал бы всех тех писателей, кого принято называть классиками, его усердие, конечно же, было бы вознаграждено многими вдохновенными страницами. Но что же бы узнал сей читатель о сей стране?! Он узнал бы о “лишних людях”, о “мертвых душах”, о “героях нашего времени”, “о темном царстве”. Но где же “живые души”, где “не лишние” люди? Кто строил это великое государство, кто защищал его, кто молился за него? Кто полагал душу свою за веру, царя и отечество? Как это ни печально, но из русской литературы мы не узнаем православной России, не узнаем ее сокровенных молитв, ее “жизни во Христе”, ее духовных подвигов, ее праведников. Русская литература не воспела осанну Богу за все Его милости и щедроты, ниспосланные нашему возлюбленному отечеству. (Конечно, были Достоевский, поздний Гоголь, Лесков, Аксаков. Но они оставались отдельными голосами. Хор пел другую партию.) Сколько страниц потрачено на упражнения в социальной критике, сколько сил положено на обличение пороков и вскрытие язв, сколько желчи и претензий к родной земле. “Ты и могучая, ты и бессильная”. Но писали больше о “бессильной” и “немытой”. Русская литература тяжко согрешила ропотом. Чего стоит один вопрос “Кому на Руси жить хорошо?”. Во многом именно литература создала образ России как “темного царства”, населила ее “держимордами”, построила в ней “город Глупов”. Такую “отсталую европейскую провинцию” оставалось только европеизировать революционными средствами. Свет России православной был увиден только тогда, когда Русская земля оказалась “за шеломянем еси”. На нее пришлось уже оглядываться, смотреть с других берегов. “Что имеем – не храним, потерявши плачем” – эти пушкинские слова Шмелев обращал к русской эмиграции. “На реках Вавилонских седохом мы и плакахом”» (священник Геннадий Беловолов).

О характере русского народа отечественное и зарубежное общественное мнение судило по тому, что высказали на этот счет русская художественная литература и публицистика, которые воспринимались как достаточный источник. Поэтому все, что принято вычитывать в литературе и публицистике о характере русского народа, нуждается в ревизии и преломлении.

«Великий писатель Толстой утверждал, что мужик в реальности никогда не говорит так, как он говорит у Горького: его-де речь туманна, запутана и пересыпана всякими таво да тае … Мужик же говорит в разных случаях по-разному. Разговаривая с барином, которого он веками привык считать наследственным врагом, мужик, естественно, будет мычать: зачем ему высказывать свои мысли? Отсюда и возник псевдонародный толстовский язык. Но вне общения с барином – речь русского мужика на редкость сочна, образна, выразительна и ярка. Этой речи Толстой слыхать не мог. Он, вечный Нехлюдов, все пытался как-то благотворить мужику барскими копейками – за счет рублей, у того же мужика награбленных. Ничего, кроме взаимных недоразумений, получиться не могло… Толстой – самый характерный из русских дворянских писателей. И вы видите: как только он выходит из пределов своей родной, привычной дворянской семьи, все у него получает пасквильный оттенок: купцы и врачи, адвокаты и судьи, промышленники и мастеровые – все это дано в какой-то брезгливой карикатуре. Даже и дворяне, изменившие единственно приличествующему дворянскому образу жизни – поместью и войне, оказываются никому не нужными идиотиками (Кознышев). Толстой мог рисовать усадьбу – она была дворянской усадьбой, мог рисовать войну – она была дворянским делом, но вне этого круга получалась или карикатура, вроде Каренина, или ерунда, вроде Каратаева… Толстой сам признавался, что ему дорог и понятен только мир русской аристократии. Но он не договорил: все, что выходит из пределов этого мира, было ему или неинтересно, или отвратительно. Отвращение к сегодняшнему дню – в дни оскудения, гибели этой аристократии – больше, чем что бы то ни было другое, толкнуло Толстого в его скудную философию отречения… Трагедию надлома переживала вся русская литература. И вся она, вместе взятая, дала миру изысканно кривое зеркало русской души Грибоедов писал свое “Горе от ума” сейчас же после 1812 года. Миру и России он показал полковника Скалозуба, который “слова умного не выговорил сроду”, – других типов из русской армии Грибоедов не нашел. А ведь он был почти современником Суворовых, Румянцевых и Потемкиных и совсем уж современником Кутузовых, Гаевских и Ермоловых. Но со всех театральных подмостков России скалит свои зубы грибоедовский полковник – “и золотой мешок, и метит в генералы”. А где же русская армия? Что – Скалозубы ликвидировали Наполеона и завоевывали Кавказ? Или чеховские “лишние люди” строили великий сибирский путь? Или горьковские босяки – русскую промышленность? Или толстовский Каратаев – крестьянскую кооперацию? Или, наконец, “мягкотелая” и “безвольная” русская интеллигенция – русскую социалистическую революцию?.. Литература есть кривое зеркало жизни. Но в русском примере эта кривизна переходит уже в какое-то четвертое измерение. Из русской реальности наша литература не отразила почти ничего. Отразила ли она идеалы русского народа? Или явилась результатом разброда нашего национального сознания… Русская литература отразила много слабостей России и не отразила ни одной из ее сильных сторон… Мимо настоящей русской жизни русская литература прошла совсем стороной. Ни нашего государственного строительства, ни нашей военной мощи, ни наших организационных талантов, ни наших беспримерных в истории человечества воли, настойчивости и упорства – ничего этого наша литература не заметила» (И.Л. Солоневич).

На это можно было бы возразить, что литература и не ставила задачу давать картину действительности и описывать русские идеалы, ибо у художественного творчества не реалистически-исторические, а духовно-экзистенциальные задачи. Скажем, Грибоедов не стремился в Скалозубе описать господствующий тип русского офицерства. Но то, какой материал использует литература, то, что она берет из действительности для выполнения собственных задач, говорит о том, как литераторы относятся к современной им действительности, что видят в ней и чего не хотят видеть, что считают главным, а что второстепенным. Принцип отбора материала и выстраивания образов отражает, хотя и опосредованно, отношение художника к действительности. То, что Грибоедову для построения образа в произведении понадобился именно такой облик русского офицера, как Скалозуб, говорит не о том, что других в его время не было или он их не видел, но о том, что литература, в лице Грибоедова в частности, была внутренне сориентирована это увидеть и так изобразить.

«Вот Гончаров – писатель первого ряда, человек не чуждый героизма, по собственной инициативе совершивший кругосветное плавание, откуда возвращается с Дальнего Востока сухим путем через всю Россию. В своих записках он с восхищением описывает встреченных им русских людей (офицеров, чиновников, купцов, землепроходцев). Все они сплошь – герои. Однако по возвращении он пишет не о них, а о диванном лежебоке Обломове, человеке в высшей степени лишнем… Не Штольц герой Гончарова, а ведь по пути с Дальнего Востока в европейскую Россию он восхищался штольцами… Антон Чехов бездельником не был, хотя и не был героем. Он был хорошим врачом, трудолюбивым журналистом, изумительно тонким и работоспособным литератором. Но и этот великий мастер рассказа выводит в своих сочинениях бесчисленное количество бездельников. А ведь его героями должны были бы стать его коллега Ионыч или принадлежащий к его категории просветителей трудолюбивый Беликов! У нас достойными внимания оказались те, кто в литературах других стран был маргинализирован самой литературой, не говоря уже об их маргинализации обществом. Из русских литераторов XIX века только у Лескова маргиналы не в центре внимания. Вот Лесков и остался для всех чужим: для левых и правых, для традиционалистов и реформаторов, для революционеров и архиереев. Однако в русской жизни героев было сколько угодно! Генерал Ермолов и Петр Столыпин, Муравьев-Амурский, Кауфман-Туркестанский – можно называть множество имен из всех сословий… Героев хватало, но о них не писали; между тем страна процветала» (В.Л. Махнач).

Сверхкритическое и сатирическое преломление действительности было потребностью русской литературы. Почему писатели так относились к действительности, что отражали ее кривозеркально? Как и всякое художественное творчество, литература не призвана правдиво отображать эмпирическую реальность, но она не призвана и искажать ее; она не обязана быть зеркалом реальности, но не должна становиться и кривым зеркалом. Художественное творчество движимо поисками новых образов, новых ценностей, то есть в конечном итоге – новых идеалов своего времени и своего народа. Какие идеалы искала русская литература и как она это делала, что превратилась во многом в превратное отображение современной ей действительности? У многих русских писателей в том, что касается темы своего народа и своего времени, чувствуется некий болезненный надрыв, идущий вразрез с внутренним назначением, творческим беспристрастием и нравственной взыскательностью литературы.

Действительно, если воссоздать образ русского простонародного человека по художественной литературе, то получится очень приземленный, примитивный тип, преисполненный лени, лукавства, двоедушия… Подобные качества можно было найти среди реальных людей – у простонародья были свои пороки. Но они были усугублены двухвековым рабством у дворянства, чьи наследники и пытаются «понять» народ. Школа рабства не могла не сказаться отрицательно на национальном характере и творческих дарованиях народа, что видно при сравнении характера и культуры свободных крестьян Русского Севера и закрепощенного крестьянства средней полосы России. Понять и правдиво отобразить черты национального характера невозможно без понимания их генезиса.

Попытки познания русского характера преломлялись через комплексы «русского Запада». Поэтому, с одной стороны, эти попытки сопровождались боязнью и подозрительностью к простонародью, болезненным чувством вины перед ним, с другой же – необоснованными претензиями и обвинениями. И только некоторым творческим гениям удавалось вырваться из экзистенциальных пут сознания. Пушкин, Достоевский, Лесков, Аксаков, Островский сумели прикоснуться к тайникам души простого человека . Описание же простонародного характера у Тургенева, Толстого и Чехова иногда отдает пародией. О Гоголе речь не идет, у него были иные задачи.

Если литература не смогла уловить душевную жизнь крестьянина, ремесленника, купца, открывателя новых земель, отражала ли она идеалы и духовную жизнь народа? О том, что души мычащих масс преисполнены богатой и драматичной жизни, свидетельствует современная русская литература, которая в этом измерении превзошла русскую классику. Необычайную интенсивность и разнообразие внутренних переживаний простого человека с захватывающим мастерством описывают Солженицын, Астафьев, Распутин, Белов, Быков, Абрамов, Шукшин. И, наверное, внутренняя жизнь русского крестьянина XIX века по богатству не уступала внутренней жизни подсоветского крестьянина, подвергшегося геноциду и колхозному рабству.

Русская классическая литература не отразила также и характер образованного человека во всем его многообразии, ибо была занята болью образованного общества. В результате искаженной рефлексии культурные сословия переставали понимать самих себя. «Со страниц великой русской литературы на вас смотрят лики бездельников» (И.Л. Солоневич). Милые люди преисполнены глубоких мыслей и переживаний, но зависающих в искусственной атмосфере, ибо нет у них врожденных обязанностей, долга созидательного труда. Они могут что-нибудь начать «делать»: управлять имением, как толстовский Левин, пахать, как сам Толстой. Могут ничего не делать, как подавляющее большинство литературных персонажей, и при этом страдать от понимания, что делать что-либо в их ложном положении бессмысленно (Обломов). Если кто-то одержим делом, то фрагментарная деятельность носит характер мании, как у Базарова. Является ли это характеристикой русских образованных слоев, которые, с одной стороны, создавали уникальную научную и художественную культуру, отстраивали хозяйственную и государственную жизнь России, с другой – энергично разрушали устои? Это образ роковой болезни русской умственной культуры и образы больных ею.

Русский народ, создавший самую мощную государственность в мировой истории, предстает в русской литературе антигосударственником. В.В. Вейдле в «Мыслях о русской душе» говорит, что литература отразила антигосударственные инстинкты народа: «Для русской литературы губернатор, околоточный, делопроизводитель – либо исчадия ада, либо человеческие существа, начисто изъятые из того мира, к которому они принадлежат по должности. Толстой ненавидит суд, Салтыков администрацию, Чехов терпит лишь тех профессионалов, которые не терпят своей профессии». И доныне многие считают, что русское «государство изначально противостоит русскому человеку как нечто враждебное и на него, как на врага, не распространяются моральные запреты: его можно обманывать, у него можно красть, обещания, данные государству, можно не выполнять. С ним можно бороться разными способами» (К. Касьянова). Это описание интеллигентского, а не народного отношения к своему государству.

В русской литературе невозможно найти характеристику эпохи и народа. Понятно, что у художественной литературы свои задачи, что русская литература была более всего занята болью дворянской культуры. Беда в том, что зарубежное общественное мнение и самомнение русской интеллигенции полагают, что русская литература полно и адекватно отразила уродливый характер русского человека. Вернее, образованное общество в России полагало, что национальный характер можно изучать по русской литературе, и эта установка была воспринята западным общественным мнением. Этот факт имел роковые последствия для России и для Европы. Пристрастно, но справедливо по этому поводу писал Иван Солоневич в книге «Народная монархия»: «Для всякого разумного человека ясно: ни каратаевское непротивление злу, ни чеховское безволие, ни достоевская любовь к страданию – со всей эпопеей русской истории не совместимы никак. В начале Второй мировой войны немцы писали об энергии таких динамических рас, как немцы и японцы, и о государственной и прочей пассивности русского народа. И я ставил вопрос: если это так, то как вы объясните и мне, и себе то обстоятельство, что пассивные русские людипо тайге и тундрам – прошли десять тысяч верст от Москвы до Камчатки и Сахалина, а динамическая японская раса не ухитрилась переправиться через 50 верст Лаперузова пролива?.. Или – как этот самый пассивный народ в Европе – русские – мог обзавестись 21 млн км 2 , а динамические немцы так и остались на своих 450 тыс.? Так что: или непротивление злу насилием, или 21 млн км 2 . Или любовь к страданию – или народная война против Гитлера, Наполеона, поляков, шведов и прочих. Или “анархизм русской души” – или империя на одну шестую часть земной суши. Русская литературная психология абсолютно несовместима с основными фактами русской истории. И точно так же несовместима “история русской общественной мысли”. Кто-то врет: или история, или мысль. В медовые месяцы моего пребывания в Германии – перед самой войной – и в несколько менее медовые – перед самой советско-германской войной – мне приходилось вести очень свирепые дискуссии с германскими экспертами по русским делам. Оглядываясь на эти дискуссии теперь, я должен сказать честно: я делал все, что мог. И меня били, как хотели – цитатами, статистикой, литературой и философией. И один из очередных профессоров в конце спора иронически развел руками и сказал: “Мы, следовательно, стоим перед такой дилеммой: или поверить всей русской литературе – и художественной и политической, или поверить герру Золоневичу. Позвольте нам все-таки предположить, что вся эта русская литература не наполнена одним только вздором”. Я сказал: “Ну что ж – подождем конца войны”. И профессор сказал: “Конечно, подождем конца войны”. Мы подождали. Гитлеры и сталины являются законными наследниками и последователями горьких и розенбергов… В начале бе словоблудие, и только потому пришли Соловки и Дахау. В начале была философия Первого, Второго и Третьего рейха – только потом взвилось над Берлином красное знамя России, лишенной нордической няньки… Русская интеллигенция познавала мир по цитатам и только по цитатам. Она глотала немецкие цитаты, кое-как пережевывала их и в виде законченного русского фабриката экспортировала назад – в Германию. Германская философия глотала эти цитаты и в виде законченного научного исследования предлагала их германской политике. Откуда бедняга Гитлер мог знать, что все это есть сплошной, стопроцентный химически чистый вздор? Как было ему не соблазниться пустыми восточными пространствами, кое-как населенными больными монгольскими душами? Гитлер помер. Давайте говорить о мертвеце без гнева и пристрастия: если правы Достоевский, Толстой и Горький, то правы и Моммзен, Рорбах и Розенберг. Тогда политика Гитлера на Востоке является исторически разумной, исторически оправданной и, кроме того, исторически неизбежной. Если русский народ сам по себе ни с чем управиться не может, то пустым пространством овладевает кто-то другой. Если русский народ нуждается в этакой железной няньке – то по всему ходу вещей роль этой няньки должна взять на себя Германия. И это будет полезно и для самого русского народа».

Суть этого трагического исторического недоразумения в том, что и сами русские писатели, и российское общественное мнение, а вслед за ним и европейское неадекватно воспринимали смысл того, что русская литература говорит о характере и судьбе своего народа. Русская классика сделала грандиозный, но только первый шаг в познании русским образованным обществом духовных устоев своего народа. Дальнейший путь был очень длинен, ибо широка была пропасть, вырытая за два столетия отчуждения. Великие достижения великой литературы в том, что она совершила поворот к православным и национальным истокам культуры, будила религиозную совесть общества, разоблачила многие его заблуждения и пороки, вскрыла существенные противоречия жизни, впервые указала на смертельную опасность духовных болезней, обрушивающихся на христианский мир. Но процесс возрождения исконно русской культуры замедлялся грузом вековечных предрассудков, всеобщей идеологизацией общества и был прерван катастрофой 1917 года.

русский национальный характер тургенев

Лирика (от греч. lyra -- лира -- музыкальный инструмент, под звуки которого исполнялись стихи, песни) -- один из трех родов литературно-художественных произведений. В отличие от эпоса и драмы, в которых изображаются законченные характеры, действующие в различных обстоятельствах, лирика рисует отдельные состояния характера в определенный момент жизни [Жирмунский 1997: 163].

Лирический образ -- это образ-переживание, выражение чувств и мыслей автора в связи с различными жизненными впечатлениями. Диапазон лирических произведений безграничен, поскольку все явления жизни -- природы и общества -- могут вызвать переживания человека [Красовский 1999: 74].

Особенность и сила воздействия лирики заключается в том, что она всегда, даже если речь идет о прошлом (если это воспоминания), выражает живое, непосредственное чувство, переживание.

Повышенная эмоциональность содержания лирического произведения связана и с соответствующей формой выражения: лирика требует сжатой, выразительной речи, каждое слово которой несет особую смысловую и эмоциональную нагрузку.

Лирика тяготеет к стихотворной речи. В лирическом произведении запечатлены личные переживания поэта, которые, однако, характерны для многих людей, обобщают и выражают их с присущей поэзии силой. В лирическом произведении через личное поэт передает типическое.

Лирика, как и другие роды художественной литературы, развивается под влиянием исторических условий, вызывающих в людях потребность выразить свое отношение к новым явлениям, свои переживания, связанные с ними. Лирика, естественно, связана со всем литературным процессом, в частности со сменой различных литературных направлений, течений и методов: классицизма, романтизма, критического реализма, социалистического реализма. Расцвет лирики происходит в эпоху романтизма. Характерно, что во многих странах именно в эту эпоху складывается творчество великих национальных поэтов (Мицкевич -- в Польше, Гюго -- во Франции, Байрон -- в Англии, Пушкин, Лермонтов -- в России) [Жирмунский 1997: 168].

Для лирики социалистического реализма характерно слияние переживаний отдельной личности и всего общества.

Однако надо иметь в виду, что по большей части лирические произведения многотемны, поскольку в одном переживании поэта могут быть отражены различные мотивы: любви, дружбы, гражданские чувства (например: «19 октября 1825 г.» А. Пушкина, «Памяти Одоевского», «Я вам пишу...» М. Лермонтова, «Рыцарь на час» Н. Некрасова, «Товарищу Нетте...» В. Маяковского и мн. др.). Чтение и изучение лирики разных поэтов различных эпох чрезвычайно обогащает и облагораживает духовный мир человека.

Лирический герой -- это образ того героя в лирическом произведении, переживания, мысли и чувства которого отражены в нем. Он отнюдь не идентичен образу автора, хотя и отражает его личные переживания, связанные с теми или иными событиями его жизни, с его отношением к природе, общественной жизни, людям. Своеобразие мироощущения, миропонимания поэта, его интересы, особенности характера находят соответственное выражение в форме, в стиле его произведений [Бугров 2000: 144].

Человек, хорошо знакомый с лирикой, легко различает неповторимое своеобразие лирики А. Пушкина, М. Лермонтова, Н. Некрасова, Ф. Тютчева, А. Блока, В. Маяковского, А. Твардовского и других русских и советских, а также зарубежных поэтов: Гете, Шиллера, Гейне, Бехера, Гильена, Неруды и других.

Художественные образы любого произведения, в том числе и лирического, обобщают явления жизни, через индивидуальное, личное переживание выражают мысли и чувства, характерные для многих современников. Так, например, в «Думе» М. Лермонтов выразил чувства целого поколения людей своего времени. Всякое личное переживание поэта только тогда становится фактом искусства, когда оно является художественно совершенным выражением чувств и мыслей, типичных для многих людей. Лирике свойственны и обобщение, и художественный вымысел. Чем более талантлив поэт, тем богаче его духовный мир, чем более глубоко он проникает в мир переживаний и других людей, тем больших высот достигает и в своем лирическом творчестве. Читая одно за другим стихотворения поэта, мы при всем разнообразии устанавливаем их единство в восприятии мира, в характере переживаний, в художественном выражении их. В нашем сознании создается законченный образ -- переживание, т. е. состояние характера, образ духовного мира человека. Возникает образ лирического героя. Лирический герой, как и герой эпических и драматических произведений, отражает те или иные характерные, типические черты людей своего времени, своего класса, оказывая огромное влияние на формирование духовного мира читателей [Жирмунский 1997: 171].

Так, например, лирический герой поэзии А. Пушкина, раскрывающий в свой «жестокий век» идеал духовно богатой, свободной личности, высокий гуманизм, величие в борьбе, творчестве, дружбе и любви, был знаменем передовых людей той эпохи и продолжает оказывать благотворное влияние на людей нашего времени.

Лирический герой поэзии В. Маяковского необычайно разносторонне раскрывает внутренний мир передового человека социалистического общества, его общественно-политические, нравственные, эстетические идеалы. Лирический герой в произведениях социалистического реализма все более широко отражает и раскрывает многообразие духовного мира строителей нового общества.

Эпос (от греч. epos -- слово) имеет несколько значений.

1. Один из трех родов художественной литературы (наряду с лирикой и драмой), повествование, характеризующееся изображением событий, внешних по отношению к автору. «Эпическая поэзия есть по преимуществу поэзия объективная, внешняя, как в отношении к самой себе, так и к поэту и его читателю»; «...поэт является только как бы простым повествователем того, что совершилось само собою» [Катаев 2000: 118].

В зависимости от протяженности изображаемого времени, охвата событий, в которых раскрываются человеческие характеры, различают крупные, средние и малые формы (жанры) эпоса.

Крупные формы: эпопея (1), героический эпос, известный в древности; эпопея (2) -- монументальное по охвату изображаемых событий прозаическое произведение, роман -- изображение истории нескольких, иногда многих человеческих судеб на протяжении длительного времени.

Средние формы: повесть (иногда -- новелла) -- изображение истории одной человеческой жизни или нескольких периодов в жизни группы людей.

Малые формы: новелла или рассказ -- изображение одного-двух эпизодов в жизни людей.

Особая форма повествовательной литературы -- очерк. По размеру очерк может быть близок к повести или рассказу, реже -- к роману. В основе очерка -- описание реально происходящих событий. Очерк подчинен общим законам художественного творчества: отбору автором материала, типизации и индивидуализации в изображении героев, но главное в очерке -- достоверность изображаемого [Бушуева 2000: 214].

2. В узком смысле слова -- народный эпос, специфическая народнопоэтическая разновидность повествовательных произведений в прозе и стихах. Как устное творчество эпос неотделим от исполнительского искусства певца, мастерство которого основано на следовании традициям [Бушуева 2000: 215].

Архаический тип эпоса -- мифические сказания и сказки. От них, например, пошел родственный сказкам алтайский эпос -- типа версии сказаний об Алпамыше, некоторые песни «Одиссеи». Алып-Манаш -- богатырь-великан: «Нос его на сопку похож, брови -- на северный лес, глаза -- на огонь костра»; Одиссей со спутниками попадает в пещеру к одноглазому циклопу Полифему и спасается, напоив великана вином и ослепив его.

С этим видом древнейшего эпоса связан его последующий, классический тип -- историко-героический эпос. Образцом его является «Илиада», древнеисландская «Старшая Эдда», русские былины, старофранцузская «Песнь о Роланде». В отличие от предыдущего Э. этого типа исторически конкретен, в монументальной идеализированной форме воспроизводит нормы героического поведения человека, защищающего честь, свободу и независимость своего народа: Илья Муромец убивает сына Сокольника за намерение сжечь и разграбить стольный Киев; граф Роланд героически гибнет в битве с маврами в Ронсевальском ущелье:

К Испании лицо он повернул,

Чтоб было видно Карлу-королю,

Когда он с войском снова будет тут,

Что граф погиб, но победил в бою.

Самый поздний исторический тип эпос возникает в результате соединения фольклорного эпоса с индивидуальным творчеством поэта; например, эпопея Фирдоуси «Шахнамэ», пдэма Низами Ганджеви «Лейли и Меджнун», поэма Шота Руставели «Витязь в тигровой шкуре». Шота Руставели воспел любовь как силу, способную приобщить человека к высшей гармонии. Непреклонное стремление способно устранить все беды. Деяние, активность человека побеждает зло: «Зло убито добротою, доброте же нет предела!» Гуманизм грузинского поэта-мыслителя слит с многовековой мудростью восточной культуры.

Творцами эпоса были непрофессиональные и профессиональные певцы-сказители: аэды, рапсоды, жонглеры, шпильманы, бахши, ашуги и др. Исполнение стихотворного эпоса сопровождалось игрой на музыкальных инструментах. Это повлияло на ритмику и строфику, определило деление стиха, паузы.

Эпосу, как многоплановому и сложному творению, основанному на традициях фольклора, присущи большие жанровые формы: это поэмы, эпопеи.

Народный эпос оказал сильное влияние на развитие литератур у всех народов мира, оставаясь для поэтов образцом высокого художественного творчества на глубоко национальной основе. По словам К. Маркса, непосредственно сказанным о греческом эпосе, но правильным и по отношению к любому другому эпосу, это искусство хотя и порождается пройденной народом исторической эпохой, но «в известном отношении» сохраняет значение «нормы и недосягаемого образца» [Красовский 1999: 254].

Лирическое отступление -- авторская речь в эпическом или лиро-эпическом произведении, выражающая непосредственно отношение автора к изображаемому или в связи с ним; впервые приобрело большое значение в литературе романтизма. Лирическое отступление относится к внесюжетным элементам произведения, содействует раскрытию идейного содержания произведения [Жирмунский 1997: 180].

Так, в «Евгении Онегине» композиция «свободного романа» позволяет органически включить в него многообразные авторские отступления: через весь роман проходят лирические воспоминания, связанные с событиями из жизни поэта, обращения к друзьям, к читателю; неоднократно возникает тема поэзии и связанные с нею полемические высказывания, размышления о дружбе, о любви, о ценности человеческой личности. В советской литературе лирические отступления встречаются в поэмах В. Маяковского, «За далью -- даль» А. Твардовского, в романе А. Фадеева «Молодая гвардия».

Лиро-эпический жанр -- вид художественного произведения, в котором сочетается эпическое и лирическое изображение жизни. В лиро-эпических произведениях жизнь отражена в повествовании о поступках и -- особенно -- переживаниях героя или героев и в то же время отчетливо выражены переживания поэта-повествователя [Красовский 1999: 214].

В поэме А. Твардовского «Василий Теркин» -- «книге про бойца» -- образ героя овеян чувствами, мыслями, переживаниями автора, который непосредственно обращается к читателю во вступительной и заключительной главах поэмы.

А. Пушкин назвал свою поэму «Медный всадник» «петербургской повестью»: это произведение -- стихотворная лиро-эпическая повесть. «Евгений Онегин», в котором, наряду с широкими картинами жизни, глубоко раскрыт внутренний мир героев произведения и духовный мир автора, также большое лиро-эпическое произведение, роман в стихах.

Малая лиро-эпическая форма -- баллада, например: «Лесной царь» Гете, «Кубок», «Перчатка» Шиллера, «Светлана» В. Жуковского, «Песнь о вещем Олеге» А. Пушкина, «Воздушный корабль» М. Лермонтова, «Баллада о гвоздях» Н. Тихонова и многие другие произведения.



Похожие статьи
 
Категории