Теория постмодернизма в литературе. Литература постмодернизма

Термин "постмодернизм" все еще вызывает споры у нас и на Западе. Вошедший в оборот в шестидесятые годы, в чисто историческом значении он относится к культуре Запада после Второй мировой войны, к постиндустриальному обществу, к эпохе потребительского капитализма, новых технологий, электронных коммуникаций. Все это дестабилизирует и видоизменяет традиционные культурные механизмы и, что особенно важно для литературы, ведет к утрате привилегированного положения книги, текста, произведения. Процессы, идущие в культуре постмодернистской эпохи, описываются учеными по-разному. Одни считают постмодернизм продолжением и развитием модернизма, и постмодернистская литература оказывается просто продолжением тенденций модернистской литературы на новом историческом этапе, тогда постмодернизм — это просто то, что следует после модернизма. Другие видят в культуре постмодернизма разрыв с классическим модернизмом первой половины века, третьи заняты тем, что отыскивают в прошлом писателей, чье творчество уже несет в себе идеи и принципы модернизма (при таком подходе постмодернистами оказываются французский писатель конца XVIII века маркиз де Сад, американский поэт Эзра Паунд, которого обычно причисляют к классикам модернизма, и многие другие).

Так или иначе, сам термин "постмодернизм" указывает на связь этого явления с культурой предыдущей эпохи, и постмодернизм осознает себя в отношениях к модернизму. При этом подвергается постоянному пересмотру сам модернизм, и теоретики постмодернизма предлагают следующую систему противопоставлений, описывающих разницу между модернизмом первой половины ХХ века и постмодернизмом. Нижеследующая таблица заимствована из работы американского теоретика И. Хассана "Культура постмодернизма" (1985 г.).

Теоретики постмодернизма утверждают, что постмодернизм отвергает свойственные модернизму элитарность и формальное экспериментаторство, трагизм в переживании отчуждения. Если модернизм был дегуманизацией искусства, постмодернизм переживает дегуманизацию планеты, конец истории, конец человека. Если Джойс, Кафка и Пруст — всесильные хозяева создаваемых ими художественных миров, они еще верят в возможность слова выразить существенную истину о состоянии человека, в вечное существование совершенного произведения искусства, то художник-постмодернист знает, что слово и язык субъективны и в лучшем случае способны отразить какие-то моменты индивидуальной точки зрения, а книга, купленная в киоске аэропорта, будет прочитана за время рейса, оставлена при выходе из самолета, и вряд ли читатель о ней когда-нибудь вспомнит. Модернистская литература все еще изображала трагедию земного существования личности, то есть в ней сохранялось героическое начало; писатель-постмодернист выражает усталость человека от жизненной борьбы, пустоту существования. Короче говоря, в эпоху модернизма искусство слова еще сохраняло высокий ценностный статус в обществе, художник еще мог ощущать себя творцом и пророком, а в постмодернизме искусство становится необязательным, анархическим, насквозь ироничным.

В основании литературы постмодернизма лежит понятие игры, далеко ушедшее от романтической иронии. Игра в постмодернизме заполоняет все и поглощает саму себя, ведет к утрате цели и смысла игры. Постмодернисты заявляют, что пришла пора отказаться от традиционных категорий прекрасного и подлинного, потому что мы живем в мире однодневных подделок, фальшивых данностей, в мире имитаций. Шок человечества от новых исторических обстоятельств, которые не поддаются осмыслению одним сознанием (холокост — истребление евреев в годы Второй мировой войны; применение ядерного оружия; загрязнение окружающей среды; предельная нивелировка личности в современных западных демократиях), приводит к утрате изначальных ориентиров и тотальному пересмотру системы ценностей, самих способов мышления. Утрачивается представление о едином миропорядке, а следовательно, о едином центре любой системы, любой концепции. Становится невозможно отличить важное от неважного, выделить главный смысл любого понятия.

Идею отсутствия абсолютов, конечных истин, идею о том, что действительность дана нам только в различиях между ее явлениями, наиболее последовательно развивали французские постструктуралисты Ролан Барт, Жак Деррида, Мишель Фуко и Франсуа Лиотар. Эти философы проповедовали отказ от всей традиции классической философии, пересмотр всей системы научного знания, и их необычайно сложным, "прорывным" работам окончательную оценку еще даст время.

Та же исчерпанность бунта, усталость характеризует отношение постмодернистов к традиции. Они не отвергают ее напрочь, как их предшественники: писателя-постмодерниста можно сравнить с покупателем в супермаркете мировой истории и мировой литературы, который катит свою тележку по проходам, поглядывая по сторонам и сваливая в нее все, что привлекает его внимание или любопытство. Постмодернизм — продукт столь поздней стадии развития западной цивилизации, когда уже "все сказано" и новые идеи в литературе невозможны; больше того, писатели-постмодернисты сами очень часто преподают литературу в университетах или являются критиками, теоретиками литературы, так что они с легкостью непосредственно вводят в свои произведения все эти новейшие теории литературы, сразу пародируют и обыгрывают их.

В постмодернистских произведениях резко вырастает степень самосознания, самокритики внутри текста; писатель не скрывает от читателя, каким путем он достигает того или иного эффекта, предлагает читателю на обсуждение те выборы, которые стоят перед автором текста, и это обсуждение с читателем тоже приобретает характер изощренной игры.

Все крупнейшие писатели конца ХХ века в той или иной мере затронуты постмодернизмом, который равно проявляется и в старых национальных литературах Запада (французские "новые романисты" — Натали Саррот, Анри Роб-Грийе, Клод Симон; немцы — Гюнтер Грасс и Патрик Зюскинд; американцы — Джон Барт и Томас Пинчон; англичане — Джулиан Барнс и Грэм Свифт, Салман Рушди; итальянцы Итало Кальвино и Умберто Эко), и в расцвете латиноамериканского романа (Габриэль Гарсиа Маркес, Хулио Кортасар), и в творчестве восточноевропейских писателей (Милан Кундера, Агота Кристоф, Виктор Пелевин).

Обратимся к двум примерам постмодернистской литературы, которые избраны по чисто прагматическим причинам: оба принадлежат крупнейшим мастерам постмодернизма, невелики по объему и доступны в русском переводе.

Во всем мире принято считать, что постмодернизм в литературе представляет собой особый интеллектуальный стиль, тексты которого написаны как бы вне времени, и где некий герой (не автор) проверяет собственные умозаключения, играя в ни к чему не обязывающие игры, попадая в различные жизненные ситуации. Постмодернизм критики рассматривают как реакцию элиты на повсеместную коммерциализацию культуры, как оппозицию общей культуре дешевой мишуры и блеска. В общем-то, это довольно интересное направление, и сегодня мы представляем вашему вниманию наиболее известные литературные произведения в упомянутом стиле.

10. Сэмюэл Бэккет "Molloy, Malone Dies, The Unnamable"

Сэмюэл Бэккет - признанный мастер абстрактного минимализма, чья техника владения пером позволяет объективно обозревать наш субъективный мир, принимая во внимание психологию отдельного характера. Незабываемое произведение автора, "Molloy, Malone Dies, The Unnamable", признано одним из лучших - кстати, перевод можно найти на lib.ru

9. Марк Данилевски "House of Leaves"

Данная книга является настоящим произведением литературного искусства, поскольку Данилевски играет не только словами, но и цветом слов, сочетая текстовую и эмоциональную информацию. Ассоциации, вызванные цветовой комбинацией различных слов, помогают проникнуться атмосферой данной книги, в которой есть как элементы мифологии, так и метафизики. На идею раскрашивать слова автора натолкнул известный цветовой тест Роршаха.

8. Курт Воннегут "Breakfast of Champions"

Вот, что говорит сам автор о своей книге: «Эта книга - мой подарок самому себе к пятидесятилетию. В пятьдесят лет я так запрограммирован, что веду себя по-ребячески; неуважительно говорю про американский гимн, рисую фломастером нацистский флаг, и задики, и всякое другое.

Думаю, что это - попытка все выкинуть из головы, чтобы она стала совершенно пустой, как в тот день пятьдесят лет назад, когда я появился на этой сильно поврежденной планете.

По-моему, так должны сделать все американцы - и белые и небелые, которые подражают белым. Во всяком случае, мне-то другие люди забили голову всякой всячиной - много там и бесполезного и безобразного, и одно с другим не вяжется и совершенно не соответствует той реальной жизни, которая идет вне меня, вне моей головы».

7. Хорхе Луис Борхес "Labyrinths"

Данную книгу невозможно описать, не прибегая к глубокому анализу. В общем-то подобная характеристика применима к большинству произведений автора, многие из которых до сих пор ждут объективной интерпретации.

6. Хантер Томпсон "Fear and Loathing in Las Vegas"

Книга повествует по похождениях любителей психотропных препаратов в Лас-Вегасе. Посредством простых, казалось бы, ситуаций, автор создает сложную политическую сатиру своей эпохи.

5. Брет Истон Эллис "American Psycho"

Ни одно другое произведение не способно показать жизнь обычного яппи с Уолл-стрит. Патрик Бейтмен, главный герой произведения, живет обычной жизнью, на которую автор накладывает интересный фокус, для того, чтобы показать неприкрытую реальность подобного образа существования.

4. Джозеф Геллер "Catch-22"

Наверное, это наиболее парадоксальная новелла, что когда-либо была написана. Произведение Геллера широко узнаваемо, и главное, признано большинством литературных критиков нашего времени. Можно с уверенностью говорять, что Геллер - один из величайших литераторов нашего времени.

3. Томас Пинчон "Gravity’s Rainbow"

Все попытки описать сюжет данной новеллы заведомо потерпят неудачу: это симбиоз паранойи, поп-культуры, секса и политики. Все эти элементы сливаются особым образом, создавая непревзойденное литературное произведение новой эпохи.

2. Уильям Берроуз "Naked Lunch"

Слишком много было написано о влиянии данного произведения на умы современности, чтобы писать об этом еще раз. Данное произведение занимает достойное место в литературном наследии современников эпохи - здесь можно встретить элементы научной фантастики, эротики и детектива. Вся эта дикая смесь каким-то таинственным образом увлекает читателя, заставляя прочесть все от первой до последней страницы - правда, не факт, что читатель все это поймет с первого же раза.

1. Дэвид Фостер Уоллес "Infinite Jest"

Это произведение является классикой жанра, конечно, если так можно сказать о литературе постмодернизма. Снова-таки, здесь можно встретить грусть и веселье, ум и глупость, интригу и пошлость. Противопоставление двух крупных организаций - основная линия сюжета, которая приводит к пониманию некоторых факторов нашей жизни.

В общем и целом, эти произведения очень непросты, и именно это делает их чрезвычайно популярными. Хотелось бы услышать от наших читателей, прочитавших некоторые из указанных произведений, объективные отзывы - возможно, это позволит остальным обратить внимание на книги подобного жанра.

Реферат на тему:

«Литература постмодернизма конца XX века»

В последнее время стало популярным объявлять о том, что в начале нового века постмодернизм окончательно прошел все возможные этапы своего самоопределения, исчерпав возможности существования в качестве имеющего признаки всеобщности явления современной культуры. Наряду с этим проявления постмодернизма в последней трети ХХ в. зачастую рассматриваются в качестве интеллектуальной игры, полюбившейся элитарной части творческой интеллигенции как на Западе, так и в России.

Между тем исследователи, которые обратились к проблематике постмодернизма в ситуации кажущегося господства постмодернистского мировоззрения и появления громадного количества работ, посвященных постмодернизму, приходят к выводу, что «многочисленные публикации оказались сбивчивы и противоречивы: новое эстетическое явление было текуче, расплывчато и не поддавалось определению». Д. В. Затонский, обратившись к теоретическим и художественным текстам в целях выявить и сформулировать общие выводы о постмодернизме, назвал сам термин «невразумительным словечком», использование которого мало помогает упорядочить картину мира в привычном смысле слова. Так или иначе, приходится вслед за ученым признать, что наиболее существенной причиной распространения постмодернизма явилось состояния всеобщего кризиса, а его значение заключается в том, что он поставил под сомнение традиционную «систему бытования духа и культуры».

Действительно, становление постмодернизма в первую очередь связано с теми глубочайшими изменениями в картине мира, что сопровождают постиндустриальную, информационно-компьютерную стадию развития современной цивилизации. На практике это обернулось глубоким и зачастую бесповоротным неверием в универсальное значение как объективного, так и субъективного принципа познания реального мира. Для многих воспринимаемые сознанием события и явления современного мира перестали иметь характер образов, знаков, понятий, которые заключают в себе какой-либо объективно значимый смысл или духовно-нравственное значение, соотносимые с идеей реального поступательного исторического развития или свободной духовной деятельностью. По утверждению Ж.-Ф. Лиотара, ныне так называемый «дух времени» «может выражать себя во всевозможных реактивных или даже реакционных установках или утопиях, но не существует позитивной ориентации, которая могла бы открыть перед нами какую-то новую перспективу». В целом постмодернизм явился «симптомом крушения предшествовавшего мира и одновременно - низшей отметкой на шкале идеологических штормов», которыми чреват наступивший ХХI век. Такая характеристика постмодернизма может найти множество подтверждений в теоретических работах и художественных текстах.

В то же время определение постмодернизма как явления, констатирующего всеобщий кризис и хаос, открывшийся после крушения традиционной системы понимания и познания мира, иногда не позволяет увидеть некоторые существенные аспекты постмодернистского периода состояния умов. Речь идет о предпринятых в русле постмодернизма интеллектуальных и эстетических усилиях по выработке новых координат и определении очертаний того нового типа общества, культуры и мировоззрения, которые наметились на современном постиндустриальном этапе развития западной цивилизации. Дело не ограничилось всеобщим отрицанием или пародированием культурного наследия. Для некоторых писателей, именуемых постмодернистами, важнее стало определить те новые соотношения между культурой и человеком, которые складываются, когда свое доминирующее значение утрачивает принцип прогрессивного, поступательного развития общества, и культуры в обществе, существующем в эпоху информационно-компьютерной цивилизации.

В результате в произведениях литературы на смену связной картине жизни, основанной на фабуле как развертывании событий, пришел зачастую не столько традиционный жанровый сюжетный принцип отбора и расположения материала в пространственно-временном измерении и линейной последовательности, сколько создание некоей целостности, построенной на сочетании различных пластов материала, объединенных персонажами или фигурой автора-повествователя. Фактически специфику такого текста можно определить, употребив термин «дискурс». Среди многочисленных концепций, раскрывающий понятие «дискурс», следует выделить то его понимание, которое позволяет выйти за пределы лингвистики. Ведь дискурс можно трактовать как «сверхфразовое единство слов», а также как «всякое значимое единство независимо от того, является ли оно словесным или визуальным». В этом случае дискурс представляет из себя систему социокультурных и духовных явлений, закрепленных в той или иной форме, внешних по отношению к отдельному человеку и предложенных ему, например, в качестве культурного наследия, освященного традицией. С этой точки зрения писатели постмодернизма передали довольно острое ощущение того, что для современного человека, живущего в мире оформленного, «готового к употреблению» разнообразного социального и культурного материала остается два пути: конформистское приятие всего этого или осознание своего состояния отчуждения и несвободы. Таким образом, постмодернизм в творчестве начинается с того, что писатель приходит к пониманию, что всякое создание произведений традиционной формы вырождается в воспроизведение того или иного дискурса. Поэтому в некоторых произведениях современной прозы главным становится описание пребывания человека в мире различного типа дискурсов.

В этом плане характерным является творчество Дж. Барнса, который в романе «Англия, Англия» (1998) предложил поразмышлять над вопросом «Что такое настоящая Англия?» для человека постиндустриальной эпохи, живущего в «обществе потребления». Роман делится на две части: одна называется «Англия», и в ней мы знакомимся с главной героиней Мартой, выросшей в простой семье. Встретившись с отцом, когда-то покинувшим семью, она напоминает ему, что в детстве она собирала пазл «Графства Англии», и ей всегда не хватало одного фрагмента, т.к. его прятал отец. Другими словами, географию страны она представляла как набор внешних очертаний отдельных территорий, и этот паззл можно считать постмодернистским концептом, раскрывающим уровень знаний обычного человека о своей стране.

Так в романе определяется фундаментальный вопрос «Что есть реальность», и вторая часть романа посвящена некоему проекту по созданию рядом с современной Англией территории «Старой Доброй Англии». Барнс предлагает представить всю культуру Англии в виде социокультурного дискурса, состоящего из 50 концептов «английскости». Сюда вошли королевская семья и королева Виктория, Биг Бен, парламент, Шекспир, снобизм, газета «Таймс», гомосексуализм, футбольный клуб «Манчестер Юнайтед», пиво, пудинг, Оксфорд, империализм, крикет, и т.п. Дополнительно в тексте дано обширное меню настоящих «английских» блюд и напитков. Все это помещается в спроектированный и специально созданный социокультурный пространственный аналог, представляющий собой некую грандиозную реконструкцию или репродукцию «старой Англии» на определенной выбранной для этой цели островной территории. Организаторы этого проекта исходят из того, что исторические знания не похожи на точную видеозапись реальных событий прошлого, и современный человек живет в мире копий, мифов, знаков и архетипов. Другими словами, если мы хотим воспроизвести жизнь английского общества и культурное наследие, это будет не презентация, а репрезентация этого мира, иными словами «его улучшенный и обогащенный, иронизированный и суммированный вариант», когда «реальность копии станет реальностью, которую мы встретим на своем пути». Барнс обращает внимание на то, что постмодернистское состояние современного общества проявляется, кроме всего прочего, и в том, что в сфере культуры, т.е. духовной жизни человека, ныне также применяются некие технологии, Мир культуры конструируется и планомерно создается так же, как это делается, например, в области промышленного производства.

«Англия, Англия» - это пространство, где архетипы и мифы об этой стране представлены как зрелище и где подлинными являются лишь облака, фотографы и туристы, а все остальное - создание лучших реставраторов, актеров, костюмеров и дизайнеров, использующих самую современную технику для создания эффекта старины и историчности. Это продукт современного шоу-бизнеса эпохи «общества потребления» представляет собой «репозиционирование» мифов об Англии: была создана та Англия, которую хотят увидеть иностранные туристы за свои деньги, не испытывая некоторых неудобств, сопровождающих гостей при путешествии по реальной стране - Великобритании.

В этом случае литература постмодернизма высветила одно из явлений постиндустриального мира как мира осуществленной утопии всеобщего потребления. Современный человек оказался в ситуации, когда, помещенный в сферу массовой культуры, он выступает в роли потребителя, чье «Я» воспринимается как «система желаний и их удовлетворения» (Э. Фромм), и принцип беспрепятственного потребления распространяется ныне и на сферу классической культуры и всего культурного наследия. Таким образом, понятие о дискурсе как социокультурном явлении дает Барнсу возможность показать, что картина мира, в пределах которой существует современный человек, по существу не является плодом его собственного жизненного опыта, а навязана ему извне некими технологами, «разработчиками Концепций» как они названы в романе.

При этом очень характерным является то, что, воссоздавая некоторые существенные стороны постмодернистского состояния современного мира и человека, сами писатели свой труд воспринимают как ряд процедур создания текстов вне классической традиции прозы. Речь идет о понимании творчества как процесса индивидуальной переработки, сочетания и комбинации отдельных уже оформленных пластов материала, частей культурных текстов, отдельных образов и архетипов. Во второй половине ХХ в. именно такой постмодернистский тип деятельности на время становится доминирующим в деле защиты, сохранения и реализации исконной человеческой потребности и способности к познанию и творчеству.

В этом случае внутренние взаимосвязи фрагментов текста, образов и мотивов в постмодернистском тексте воспроизводятся как дискурс, что в целом характеризуется как одно из свидетельств так называемого «постисторического состояния» художественного сознания в последней трети ХХ в. В постмодернизме происходит последовательное замещение реальной исторической перспективы перехода от прошлого к будущему процессом деконструкции индивидуальной картины мира, чья целостность целиком основана на дискурсе, в процессе воссоздания которого эта картина мира обретает для читателя некую связность, иногда открывающую ему путь к новому пониманию этого мира и своего положения в нем. Другими словами, постмодернизм черпает новые источники художественности в воссоздании картины мира из различных исторических, социо-культурных и информационных фрагментов. Тем самым предлагается оценить существование и духовную жизнь личности не столько в социальнобытовых обстоятельствах, сколько в современном историко-культурном контексте.

При этом именно информационно-культурологический аспект подбора и организации материала составляет специфику текстов постмодернизма, которые выглядят как многоуровневая система. Чаще всего можно выделить три уровня: художественный (образный), информационный и культурологический. На информационном уровне происходит чрезвычайно характерное для постмодернизма использование внехудожественных текстовых фрагментов, которые принято называть документами. Повествования о героях и их жизни дополняются разнородным уже обработанным и упорядоченным для понимания материалом. В некоторых случаях частями текстов могут быть какие-либо подлинные формализованные его образцы или их имитации: например, дневники и дневниковые записи, письма, файлы, протоколы судебных процессов, данные из области социологии или психологии, выдержки из газет, цитаты из книг, в том числе и из художественных произведений поэзии и прозы, написанных в самые различные эпохи. Все это монтируется в художественный текст, способствует созданию культурологического контекста повествования и становится частью дискурса, сопровождающего описание, имеющее жанровые признаки романа на фабульно-сюжетном уровне и раскрывающее проблемы индивидуальной судьбы героя.

Этот информационно-культурологический пласт чаще всего представляет постмодернистскую составляющую художественного повествования. Именно на этом уровне происходит сочетание материала различных эпох, когда образы, сюжеты, символы из истории культуры и искусства соотносятся с системой норм, ценностей и понятий на уровне современного теоретического знания и гуманитарной проблематики. Например, в «Маятнике Фуко» У. Эко в качестве эпиграфов к отдельным главам даны отрывки из научной, философской, богословской литературы разных эпох. Другими примерами интеллектуальной насыщенности постмодернистской прозы информационным, культурологическим и теоретическим материалом являются различного типа предисловия авторов, имеющие характер самостоятельных эссе. Таковы, например, «Заметки на полях «Имени розы» У. Эко или «Пролог» и «Заключение» к роману Дж. Фаулза «Червь», «Интермедия» между двух глав в «Истории мира в 10 ½ главах» Дж. Барнса. По образцу научного трактата Дж. Барнс заканчивает свою «Историю мира» списком книг, которые он использовал для описания Средневековья и истории создания полотна французского художника Жерико «Плот Медузы», а его роман «Попугай Флобера» снабжен довольно подробной хронологией жизни французского писателя.

В этих случаях для авторов важны доказательства возможности плодотворной духовной деятельности и интеллектуальной свободы на основе литературного труда. Например, А. Роб-Грийе считает, что современный писатель не может, как прежде, превращать внешне прочную и реальную повседневность в источник творчества и придавать своим произведениям характер тоталитарной истины о нормах и законах добродетели и законченных знаниях о мире. Ныне автор «выступает не против отдельных положений той или иной системы, нет, он отрицает любую систему». Только в своем внутреннем мире он может найти источник свободного вдохновения и основание для создания индивидуальной картины мира как текста без всеобъемлющего давления принципа псевдоправдоподобия формы и содержания. Живя надеждой на интеллектуальное и эстетическое освобождение от мира, современный писатель расплачивается тем, что «ощущает себя самого как некий сдвиг, трещину в привычном упорядоченном ходе вещей и событий…».

Недаром, в «Маятнике Фуко» У. Эко для рассказчика символом небывалой ранее свободы в обращении с материалом творчества и, тем самым, интеллектуального освобождения личности становится компьютер. «О счастье, о головокружение неподобия, о, мой идеальный читатель, обуреваемый идеальной «несонницей»… «Механизм стопроцентной духовности. Ежели пишешь гусиным пером, скрипя по засаленной бумаге и макая его ежеминутно в чернильницу, мысли опережают друг друга и рука не успевает за мыслью, если печатаешь на машинке, буквы перепутываются, невозможно поспеть за скоростью собственных синапсов, побеждает тупой механический ритм. А вот с ним (может быть, с нею?) пальцы пляшут как им угораздится, мозг объединен с клавиатурой, и порхаешь посреди неба, у тебя как у пташки крылья, ты сочиняешь психологический критический разбор ощущений первой брачной ночи…». «Пруст в сравнении с подобной штукой - детская бирюлька». Доступ к небывалому ранее многообразию знаний и информации из самых различных областей социокультурного прошлого и настоящего, возможность их одномоментного восприятия, свободного комбинирования и сопоставления, сочетание плюрализма ценностей и норм с их конфликтностью и тоталитарным давлением на сознание человека - все определяет противоречивые основы постмодернистского метода создания художественной картины жизни. На практике постмодернистские проявления методики творческого процесса выглядят в виде ясно обозначившего репертуара различных способов, приемов и «технологий» обработки исходного материала для создания многоуровневого текста.

Однако появление в 80-х гг. целого ряда произведений прозы позволяет увидеть, что такие признаки, как цитатность, фрагментарность, эклектизм и игровое начало, далеко не исчерпывают возможности литературного постмодернизма. Свое доминирующее значение обнаружили такие особенности постмодернистской прозы, как создание культурологического, философско-художественного повествования (например, исторического романа или детектива), не соответствующего укоренившимся традиционным представлениям о прозаических жанрах. Такими качествами внежанровости обладают, например, «Имя розы» (1980) и «Маятник Фуко» (1989), «иллюстрированный роман» «Таинственное пламя царицы Лоаны» (2004) У. Эко, исторический роман - «фантазия» Дж. Фаулза «Червь» (1985), «История мира в 10 ½ главах» (1989) Дж. Барнса, автобиографическая трилогия А. Роб-Грийе «Романески» (1985-1994). Эти произведения показывают, что выбор постмодернистской методологии творчества во многом обусловлен стремлением уйти от изображения навязанной человеку извне виртуальной картины мира в русле укоренившегося жанрового дискурса, когда содержание и фабула определяются общепринятыми эстетическими, идеологическими и нравственными канонами современного общества и массовой культурой. Поэтому Роб-Грийе отказывался вводить в заблуждение читателей просто извлеченной из материала действительности формой «простодушного и честного рассказа». Писатель, например, видит неиспользованные возможности творчества в том, что в воображении автора, пишущего о войне 1914 г., исторически достоверные военные эпизоды вполне могут сочетаться с образами героев из средневековых эпических сказаний и рыцарских романов. По мнению Дж. Барнса, художественная деконструкция мира необходима потому, что, как правило, «мы придумываем свою повесть, чтобы обойти факты, которые не хотим принять» и, как результат «мы живем в атмосфере всеобщего торжества неправды». Только искусство как результат свободной от давления извне творческой деятельности человека может преодолеть жесткую фабульность идеологизированной картины мира, оживляя старые темы, образы и понятия путем индивидуального их переосмысления, сочетания и интерпретации. В «Истории мира» автор поставил задачу преодолеть поверхностную фабульность и приблизительность общепринятой панорамы исторического прошлого и настоящего. Переход от одного «изящного сюжета» к другому поверх сложного потока событий может быть оправдан лишь тем, что ограничив свои знания о жизни выборочными фрагментами, соединенными в некую фабулу, современный человек умеряет свою панику и боль от восприятия хаоса и жестокости реального мира.

С другой стороны, именно превращение действительных исторических или современных событий и фактов в художественное произведение остается важнейшим достоянием творческой личности. Барнс усматривает существенную разницу в понимании верности «правде жизни» в классическом искусстве и ныне, когда в современной массовой культуре через литературу, газеты и телевидение укоренилась практика навязывания людям превратного взгляда на мир. Он обращает внимание на очевидные различия между живописной сценой, изображенной на полотне Жерико «Плот «Медузы», и реальными страшными фактами морской катастрофы этого корабля. Освободив своих зрителей от созерцания ран, ссадин и сцен каннибализма, Жерико создал выдающееся произведение искусства, которое несет в себе заряд энергии, раскрепощающий внутренний мир зрителей за счет созерцания мощных фигур страдающих и сохраняющих надежду персонажей. В современную постиндустриальную эпоху, в состоянии постмодерна в литературе ставится по существу вечный вопрос: сумеет ли искусство сохранить и приумножить свой интеллектуальный, духовный и эстетический потенциал постижения и изображения мира и человека.

Поэтому не случайно в постмодернизме 80-х гг. попытки создать художественные тексты, содержащие в себе современную концепцию жизни, оказываются связаны с освоением гуманистической проблематики, что было одним из главных достояний классической литературы. Поэтому в романе Дж. Фаулза «Червь» эпизоды возникновения в Англии XVIII в. одного из неортодоксальных религиозных течений трактуется в качестве истории о том, «как росток личности мучительно пробивается сквозь твердокаменную почву иррационального, скованного традициями общества». Таким образом, в последние десятилетия ХХ в. постмодернизм обнаруживает явную тенденцию вернуть в область искусства и творчества человека как самоценную личность, освобожденную от давления социума и общепринятых идеологических и мировоззренческих канонов и принципов.постмодернизм творчество культурный текст

Используемая литература

1. Кузьмичев И. К. Литературоведение ХХ века. Кризис методологии. Нижний Новгород: 1999.

Затонский Д. В. Модернизм и постмодернизм. Харьков: 2000.

Иностранная литература. 1994. №1.

Владимирова Т. Е. Призванные в общение: Русский дискурс в межкультурной коммуникации. М.: 2010.

Барт Р. Избранные работы: Семиотика: Поэтика. М., 1989.

Репетиторство

Нужна помощь по изучению какой-либы темы?

Наши специалисты проконсультируют или окажут репетиторские услуги по интересующей вас тематике.
Отправь заявку с указанием темы прямо сейчас, чтобы узнать о возможности получения консультации.

«Скрытое золото ХХ века» - издательский проект Максима Немцова и Шаши Мартыновой. В течение года они собираются перевести и выпустить шесть книг крупных англоязычных авторов (в том числе Бротигана, О’Брайена и Бартелми) - это позволит закрыть очередные лакуны в издании современной зарубежной литературы. Средства на проект собираются с помощью краудфандинга. Для «Горького» Шаши Мартынова подготовила небольшое введение в литературный постмодернизм на материале подопечных авторов.

ХХ век, время планетарных восторгов и чернейших разочарований, подарил литературе постмодернизм. Читатель с самого начала относился к постмодернистской «разнузданности» по-разному: это совсем не зефир в шоколаде и не новогодняя елка, чтобы всем нравиться. Литература постмодернизма вообще - это тексты свободы, отказа от норм, канонов, установок и законов прошлого, дитя-гот/панк/хиппушка (список продолжите сами) в добропорядочной - «квадратной», как говорили битники, - семье классических художественных текстов. Впрочем, довольно скоро литературному постмодерну стукнет примерно сто лет, и за это время к нему, в общем, привыкли. Он отрастил себе немалую аудиторию поклонников и последователей, переводчики неустанно оттачивают на нем профессиональное мастерство, и мы решили обобщить некоторые ключевые особенности постмодернистских текстов.
На исчерпывающий охват темы эта статья, естественно, не претендует - о постмодернизме в литературе уже сочинены сотни диссертаций; однако опись ящика с инструментами литератора-постмодерниста - вещь, полезная в хозяйстве любого современного читателя.

Литература постмодерна - это не «движение», не «школа» и не «творческое объединение». Это скорее группа текстов, объединенная неприятием догм просветительских и модернистских подходов к литературе. Самыми ранними примерами постмодернистской литературы вообще можно считать «Дон Кихота» (1605–1615) Сервантеса и «Тристрама Шенди» (1759–1767) Лоренса Стерна.
Первое, что приходит в голову, когда мы слышим о постмодернистской литературе, - всепроникающая ирония, иногда понимаемая как «черный юмор». Для постмодернистов мало вещей на свете (если они вообще есть), которые нельзя было бы оборжать. Поэтому постмодернистские тексты так щедры на передразнивание, пародийные выходки и подобные забавы. Вот вам пример - цитата из романа «Уиллард и его кегельбанные призы» (1975) Ричарда Бротигана:

- «Прекрасней», - сказал Боб. - Вот все, что осталось от стихотворения.
- «Сбежав», - сказал Боб. - Вот все, что осталось от другого.
- «Он тебе изменяет», - сказал Боб. - «Ломая». «С тобой я все невзгоды позабыл». Вот еще три.
- А вот два просто дивные, - сказал Боб. - «Безмерна моя скорбь, ибо ни на что не годны друзья мои». «Откусывает от огурцов».
- Что скажешь? Тебе нравится? - спросил Боб. Он забыл, что она не может ему ответить. Она кивнула: да, ей нравится.
- Еще хочешь послушать? - спросил Боб.
Он забыл, что у нее во рту кляп. (Пер. А. Гузмана)

Литература постмодерна - это не „движение”, не „школа” и не „творческое объединение”

Весь роман заявлен как пародия на садомазохистскую литературу (большей серьезности мало где сыщешь) и одновременно на детектив. В результате и садомазохизм, и детектив у Бротигана превращаются в пронзительную акварель одиночества и неспособности людей понимать и быть понятыми. Еще один прекрасный пример - культовый роман Майлза на Гапалиня (Флэнна О’Брайена) «Поющие Лазаря» (1941, пер. на рус. 2003), злейшая пародия на ирландский национально-культурный ренессанс рубежа веков, написанная человеком, великолепно говорившим по-ирландски, ирландскую культуру знавшим и любившим, но питавшим глубокое отвращение к тому, как возрождение культуры воплощалось кликушами и бездарями. Непочтительность как естественное следствие иронии - фирменный знак постмодернистов.

Декарт провел чересчур много времени в постели, подверженный навязчивой галлюцинации, будто он мыслит. Вы нездравы подобным же недугом. («Архив Долки», Флэнн О’Брайен, пер. Ш. Мартыновой)

Второе - интертекстуальность и связанные с нею приемы коллажа, пастиша и т.д. Постмодернистский текст - сборный конструктор из того, что было в культуре раньше, и новые смыслы генерируются из уже освоенного и присвоенного. Этот прием у постмодернистов сплошь и рядом, кого ни возьми. Мэтры Джойс и Беккет, модернисты, этим инструментарием, впрочем, тоже пользовались. Тексты Флэнна О’Брайена, неохотного наследника Джойса (it’s complicated, как говорится), - смычка модерна и постмодерна: «Трудная жизнь» (1961) - роман модернистский, а «У Плыли-две-птички» (1939, в русскоязычном издании - «О водоплавающих») еще какой постмодерн. Вот вам один из тысяч возможных примеров - из «Мертвого Отца» Доналда Бартелми:

Дети, сказал он. Без детей я б не стал Отцом. Без детства никакого Отцовства. Сам я никогда его не желал, мне навязали. Дань своего рода, без какой я б мог обойтись, порожденье, а затем воспитанье каждого из тысяч, тысяч и десятков тысяч, вздуванье маленького свертка до большого свертка, за период лет, а затем удостоверенье, что большие свертки, ежли мужескаго полу, носят свои колпаки с бубенцами, а ежли не его, то блюдут принцип jus primae noctis, стыд отсыланья прочь тех, кто нежеланен мне, боль отсыланья тех, кто желанен, в жизнепоток большого города, чтоб никогда не согревали мне холодную тахту, и руководство гусарами, поддержанье общественного порядка, соблюденье почтовых индексов, недопущенье дряни в дренаже, предпочел бы не выходить из своего кабинета, сравнивая издания Клингера, первый оттиск, второй оттиск, третий оттиск и так далее, не распалось ли там на сгибе? […] Но нет, мне приходилось пожирать их, сотнями, тысячами, фифайфофам, иногда и вместе с обувкой, куснешь хорошенько детскую ножку, и тут же, между зубов у тебя, отравленный спортивный тапок. Да и волосы, миллионы фунтов волос исшрамили кишки за годы, ну почему нельзя было просто швырять детей в колодцы, бросать на горных склонах, случайно бить током игрушечных железных дорог? А хуже всего были их синие джинсы, в моих трапезах блюдо за блюдом скверно отстиранные синие джинсы, футболки, сари, «том-маканы». Наверное, можно было б кого-нибудь нанять, чтобы сперва их для меня лущили. (Пер. М. Немцова)

Еще один хороший пример «старой сказки на новый лад» - выходивший по-русски роман Доналда Бартелми «Король» (издан посмертно, 1990), в котором происходит творческое переосмысление легенд артуровского цикла - в декорациях Второй мировой войны.

Мозаичность многих постмодернистских текстов завещал нам еще Уильям Барроуз, а Керуак, Бартелми, Соррентино, Данливи, Эггерз и многие другие (перечисляем только тех, кого так или иначе переводили на русский) живо и разнообразно этим приемом пользовались - и пользуются.

Третье: метафикция, по сути - письмо о самом процессе письма и связанная с ней деконструкция смыслов. Уже упомянутый роман «У Плыли-две-птички» О’Брайена - хрестоматийный пример этого приема: в романе нам рассказывают об авторе, который сочиняет роман по мотивам ирландской мифологии (пожалте: двойной постмодернизм!), и персонажи этого вложенного романа плетут против автора козни и заговоры. По тому же принципу устроен роман «Рагу по-ирландски» постмодерниста Гилберта Соррентино (по-русски не издавался), а в романе английской писательницы Кристин Брук-Роуз «Текстерминация» (1992) вообще действуют только персонажи классических произведений литературы, собравшиеся в Сан-Франциско на Ежегодный конгресс моления о бытии.

Четвертое из приходящего на ум - нелинейный сюжет и прочие игры со временем. И вообще барочная временна́я архитектура. «V.» (1963) Томаса Пинчона - прекрасный пример. Пинчон в целом большой любитель и умелец вертеть из времени претцели - вспомните третью главу романа «V.», от чтения которой мозг не одного поколения читателей скручивается в спираль ДНК.

Магический реализм - сращивание и смешивание литератур жизнеподобной и нежизнеподобной - в той или иной мере можно считать постмодерном, и в этом отношении Маркеса с Борхесом (и уж тем более Кортасара) тоже можно считать постмодернистами. Еще один прекрасный пример такого сплетения - роман Гилберта Соррентино с богатым на варианты перевода названием «Crystal Vision» (1981), где все произведение можно читать как толкователь для колоды карт таро и одновременно как бытовые хроники одного бруклинского квартала. Многочисленных неявно архетипических персонажей этого романа Соррентино характеризует только через прямую речь, их собственную и обращенную к ним, - это тоже, кстати, постмодернистский прием. Литература не обязана быть достоверной - так решили постмодернисты, и не очень понятно, как и зачем тут с ними спорить.

Мозаичность многих постмодернистских текстов завещал нам еще Уильям Барроуз

Отдельно (в-пятых) необходимо сказать и о склонности к технокультуре и гиперреальности как о стремлении к выходу за рамки действительности, данной нам в ощущениях. Интернет и виртуальная реальность - в известной степени порождения постмодерна. В этом смысле, пожалуй, лучшим примером может стать недавно вышедший по-русски роман Томаса Пинчона «Край навылет» (2013).
Результат всего того, что случилось в ХХ веке, - паранойя как стремление обнаружить порядок за хаосом. Литераторы-постмодернисты, вслед за Кафкой и Оруэллом, предпринимают попытку заново систематизировать действительность, и удушливые пространства Магнуса Миллза («Загон скота» , «Схема полной занятости» и готовящийся к выходу на русском «В Восточном экспрессе без перемен» ), «Третий полицейский» (1939/1940) О’Брайена и, конечно, весь Пинчон - об этом, хотя перед нами всего пара примеров из множества.

Постмодернизм в литературе вообще территория полной свободы. Инструментарий постмодернистов по сравнению с тем, чем обходились их предшественники, куда более широкий, - позволено все: и ненадежный рассказчик, и сюрреалистическая метафоричность, и обильные списки и каталоги, и словотворчество, словесная игра и прочий лексический эксгибиционизм, и раскрепощение языка вообще, ломка или искажение синтаксиса, и диалог как двигатель повествования.

Некоторые упомянутые в статье романы готовит к изданию по-русски «Додо Пресс», и вы можете успеть лично в этом поучаствовать: проект «Скрытое золото ХХ века» - предметное продолжение разговора о литературном постмодернизме ХХ века (и не только).

Пожалуй, ни один из литературоведческих терминов не подвергался такому ожесточенному обсуждению, какое идет вокруг термина "постмодернизм". К сожалению, широкое использование лишило его конкретного значения; тем не менее, представляется возможным выделить три основных значения, в которых данный термин употребляется в современной критике:

1. произведения литературы и искусства, созданные после II мировой войны, не относящиеся к реализму и выполненные с использованием нетрадиционных методик изображения;

2. произведения литературы и искусства, выполненные в духе модернизма, "доведенного до крайности" ;

3. в расширенном смысле - состояние человека в мире "развитого капитализма" в период от конца 50-х гг. ХХ века до наших дней, время, названное теоретиком постмодернизма Ж. - Ф. Лиотаром "эпохой великих мета-нарративов западной культуры".

Мифы, с незапамятных времен положенные в основу человеческого познания и узаконенные общепринятым использованием - христианство (а в более широком смысле - вера в Бога вообще), наука, демократия, коммунизм (как вера в общее благо), прогресс и т.п. - внезапно утратили свой непререкаемый авторитет, а вместе с ним человечество потеряло и веру в их могущество, в целесообразность всего того, что было предпринято во имя этих принципов. Такое разочарование, ощущение "потерянности" привело к резкой децентрализации культурной сферы западного общества. Таким образом, постмодернизм - не только отсутствие веры в Истину, приведшее к непониманию и неприятию какой бы то ни было существующей истины или смысла, но и комплекс усилий, направленных на обнаружение механизмов "исторического конструирования истин", а также путей их сокрытия от глаз общества. Задача постмодернизма в самом широком смысле - обнажить нелицеприятную природу возникновения и "натурализации" истин, т.е. пути их проникновения в общественное сознание.

Если модернисты считали своей основной задачей во что бы то ни стало поддерживать остов разрушающейся культуры западного общества, то постмодернисты, напротив, зачастую с радостью принимают "кончину культуры" и растаскивают ее "останки", чтобы использовать в качестве материала для своей Игры. Так, многочисленные изображения М. Монро у Энди Уорхола, или переписанный Кэти Экер "Дон Кихот" являются иллюстрацией к постмодернистской тенденции bricolage , использующей частицы старых артефактов в процессе создания новых, пусть и не "оригинальных" (поскольку ничего нового быть не может по определению, задача автора сводится к своеобразной игре) - получившееся в результате произведение размывает грани как между старым и новым артефактом, так и между "высоким" и "низким" искусством.

Подводя итог дискуссии об истоках постмодернизма, немецкий философ Вольфганг Вельш пишет: "То, что было выработано модерном в высших эзотерических формах, постмодерн осуществляет на широком фронте обыденной реальности. Это дает право назвать постмодерн экзотерической формой эзотерического модерна"

Ключевые понятия, которыми оперируют теоретики направления постмодернизма в литературе - "мир как хаос", "мир как текст", "интертекстуализм", "двойной код", "авторская маска", "пародийный модус повествования", "провал коммуникации", "фрагментарность повествования", "метарассказ" и т.п. Постмодернисты претендуют на "новое видение мира", на новое его понимание и изображение. Теоретические основы постструктурализма составляет, в частности, структуралистско-деконструктивистский комплекс представлений и установок. Среди приемов, используемых постмодернистами, необходимо упомянуть следующие: отказ от подражания действительности в образах (общепринятость ассоциируется с привычным, и является великим заблуждением человечества) в пользу Игры с формой, условностями и символами из арсенала "высокого искусства"; прекращение погони за оригинальностью: в век массовой продукции всякая оригинальность мгновенно теряет свежесть и смысл; отказ от использования сюжета и характера персонажа в целях передачи смысла произведения; и, наконец, отвержение смысла как такового - поскольку все смыслы иллюзорны и обманчивы. Модернизм, создав историческую предпосылку для обсуждаемого течения, стал позже перерождаться в абсурдизм, одним из проявления которого считают "черный юмор". Поскольку подход постмодерниста к восприятию реальности синтетический, то постмодернисты для своих целей использовали достижения самых разных художественных методов. Так, ироническое отношение ко всему без исключения спасает постмодернистов, как некогда романтиков, от фиксации на чем-то неизменном, твердом. Они, подобно экзистенциалистам, ставят индивидуальное выше всеобщего, универсального, а личность - выше системы. Как писал Джон Барт, один из теоретиков и практиков постмодернизма, "основным признаком постмодернизма является глобальное утверждение прав человека, которые являются более важными, чем любые интересы государства". Постмодернисты выражают протест против тоталитаризма, узких идеологий, глобализации, логоцентризма, догматизма. Они - принципиальные плюралисты, для которых характерно сомнение во всем, отсутствие твердых решений, поскольку они ассоциируют множество вариантов последних.

Исходя из этого, постмодернисты не рассматривают свои теории как окончательные. В отличие от модернистов, они никогда не отвергали прежнюю, классическую литературу, но и активно включали ее методы, темы, образы в свои произведения. Правда, часто, хотя и не всегда, с иронией.

Одним из главных методов постмодернизма становится интертекстуальность. На основе других текстов, цитат из них, заимствованных образов создается постмодернистский текст. С этим связана и так называемая "постмодернистская чувствительность" - одна из основ эстетики постмодернизма. Чувствительность не столько к жизненным явлениям, сколько к другим текстам. С текстами связывается постмодернистский метод "двойного кода" - смешение, сопоставление двух или более текстуальных миров, при этом тексты могут использоваться в пародийном плане. Одной из форм пародии у постмодернистов является пбстиш (от итальянского Pasticcio) - смесь текстов или отрывков из них, попурри. Первоначальное значение слова - опера из отрывков других опер. Положительным моментом в этом является то, что постмодернисты возрождают отжившие художественные методы - барокко, готики, но надо всем довлеет их ирония, их безграничное сомнение.

Постмодернисты претендуют не только на разработку новых методов художественного творчества, но и на создание новой философии. Постмодернисты говорят о существовании "особой постмодернистской чувствительности" и специфического постмодернистского менталитета. В настоящее время на Западе постмодернизм понимается как выражение духа эпохи во всех областях человеческой деятельности - искусстве, литературе, философии, науке, политике. Постмодернистской критике подвергнуты традиционные логоцентризм и нормативность. Использование понятий из различных областей деятельности человека, смешение литературных тем и образов - характерные черты постструктурализма. Писатели и поэты-постмодернисты нередко выступают как теоретики литературы, а теоретики последней подвергают острой критике теории как таковые, противопоставляя им "поэтическое мышление" .

Для художественной практики постмодернизма характерны такие стилевые особенности, как сознательная ориентация на эклектичность, мозаичность, ироничность, игровой стиль, пародийное переосмысление традиций, неприятие деления искусства на элитарное и массовое, преодоление границы между искусством и повседневной жизнью. Если модернисты не претендовали на создание новой философии, а тем более - нового мировосприятия, то постмодернизм несравненно более амбициозен. Постмодернисты не ограничиваются экспериментами в области художественного творчества. Постмодернизм - сложный, многоплановый, динамично развивающийся комплекс философских, научно-теоретических и эмоционально-эстетических представлений о литературе и жизни. Наиболее показательными областями его применения являются художественное творчество и литературная критика, причем последняя часто входит составной частью в ткань художественного произведения, т.е. писатель - постмодернист нередко анализирует как произведения других авторов, так и свое собственное, и часто это делается с самоиронией. Вообще, ирония и самоирония - один из любимых приемов постмодернизма, ибо для них нет ничего твердого, заслуживающего того уважения и самоуважения, которое было присуще людям прежних веков. В иронии постмодернистов проявляют себя некоторые черты самоиронии романтиков и современное понимание личности человека экзистенциалистами, считающими, что жизнь человека абсурдна. В постмодернистских романах Дж. Фаулза, Дж. Барта, А. Роб-Трийе, Энт. Бёрджеса и др. мы встречаем не только описание событий и действующих лиц, но и пространные рассуждения о самом процессе написания этого произведения, теоретические рассуждения и насмешки над самим собой (как, например, в романах "Заводной апельсин" Энтони Бёрджеса, "Бумажные людишки" Уильяма Голдинга).

Вводя в ткань произведения теоретические пассажи, писатели-постмодернисты часто прямо апеллируют к авторитету структуралистов, семиотиков, деконструктивистов, в частности упоминая Роллана Барта или Жака Дерриде. Это смешение литературоведческого теоретизирования и художественного вымысла объясняется и тем, что писатели стараются "воспитать" читателя, заявляя, что в новых условиях уже нельзя и глупо писать по-старому. "Новые условия" предполагают ломку старых позитивистских причинно-следственных представлений о мире вообще и о литературе в частности. Усилиями постмодернистов литература приобретает эссеистический характер.

Для многих постмодернистов, в частности, для писателя Джона Фаулза и теоретика Роллана Барта характерна склонность к постановке политических и социальных проблем, а также острая критика буржуазной цивилизации с ее рационализмом и логоцентризмом (книга Р. Барта "Мифологии", в которой деконструктивируются современные буржуазные "мифы", т.е. идеология). Отвергая логоцентризм буржуазии, равно как и всю буржуазную цивилизацию и политику, постмодернисты противопоставляют ей "политику языковых игр" и "языковое", или "текстовое" сознание, свободное ото всех внешних рамок.

В более широком мировоззренческом плане постмодернисты говорят не только о вреде всякого рода ограничений, в частности, о "сужающем" мир логоцентризме, но и о том, что человек не является центром космоса, как полагали, например, просветители. Космосу постмодернисты противопоставляют и предпочитают хаос, и это предпочтение выражается, в частности, в принципиально хаотичном построении произведения. Единственно конкретной данностью для них является текст, позволяющий вносить в себя любые произвольные значения. Именно в этой связи они говорят об "авторитете письма", предпочитая его авторитету логики и нормативности. Для теоретиков постмодернизма, в сущности, характерна антиреалистическая тенденция, тогда как писатели - постмодернисты широко используют реалистические методы изображения наряду с постмодернистскими.

Особенно важными в эстетике и практике постмодернистов предстают проблемы автора и читателя. Автор-постмодернист приглашает читателя быть собеседником. Они могут даже анализировать текст вместе с подразумеваемым читателем. Автор - нарратор стремится к тому, чтобы читатель почувствовал себя его собеседником. При этом некоторые постмодернисты стремятся использовать для этого магнитофонные записи, а не только текст. Так, роману Джона Барта "Тот, кто заблудился в комнате смеха", предпослан подзаголовок: "Проза для печати, магнитофона и живого голоса". В послесловии же Дж. Барт говорит о желательности использования дополнительных каналов коммуникации (кроме печатного текста) для адекватного и более глубокого понимания произведения. То есть, он стремится связать устную и письменную речь.

Писатель - постмодернист склонен к экспериментаторству в письменной речи, к выявлению ее скрытых коммуникативных возможностей. Письменному слову, которое есть лишь "след" означаемого, присуща многозначность и семантическая неуловимость, поэтому оно содержит в самом себе потенциальную возможность вступать в самые разнообразные семантические цепочки и выходить за рамки традиционного линейного текста. Отсюда стремление к использованию нелинейной организации текста. Постмодернизм использует поливариантность сюжетных ситуаций, взаимозаменяемость эпизодов, используя ассоциативные, а не линейные логико-временные связи. Он может использовать и графический потенциал текста, комбинируя различные по стилю и семантической нагрузке тексты, напечатанные разными шрифтами, в рамках одного дискурса.

Писателями - постмодернистами выработан целый комплекс художественных средств изображения. В основе этих приемов лежит стремление как можно меньше изображать реальный мир, заменить его миром текстовым. При этом они опираются на учение Ж. Лакона и Ж. Деррида, указывавших на то, что означающее может быть лишь "следом" реального предмета или даже указанием на его отсутствие. В этой связи они говорили о том, что между прочтением слова и представлением того, что оно обозначает, существует некий временной зазор, т.е. мы сначала воспринимаем само слово как таковое, и только через некоторое, хотя и краткое время - то, что это слово обозначает. Этот культ означающего, слова сознательно направлен постмодернистами против эстетики и литературы реалистов. И даже против модернистов, не отрекавшихся от действительности, а говоривших лишь о новых способах ее моделирования. Даже сюрреалисты считали себя строителями нового мира, не говоря уже о бравых футуристах, стремившихся быть "ассенизаторами" и "водовозами" этого нового мира. Для постмодернистов же литература, текст являются самоцелью. У них культ собственно текста, или, можно сказать, "означающих", которые отрываются от своих означаемых.

Один из важнейших приемов постмодернистского письма теоретики определяют как "нонселекция", т.е. произвольность и фрагментарность в отборе и использовании материала. Этим приемом постмодернисты стремятся создать художественный эффект непреднамеренного повествовательного хаоса, соответствующего хаосу внешнего мира. Последний воспринимается постмодернистами как лишенный смысла, отчужденный, разорванный и неупорядоченный. Этот прием напоминает сюрреалистические методы письма. Однако, как уже отмечалось, у сюрреалистов все же оставалась вера, хотя и призрачная, в возможность изменения мира. Художественные приемы постмодернистов направлены на демонтаж традиционных повествовательных связей внутри произведения. Они отрицают привычные принципы его организации, присущие реалистам.

Стилистика и грамматика постмодернистского текста характеризуются следующими особенностями, называемыми "формами фрагментарного дискурса":

1. Нарушение грамматических норм - предложение, в частности, может быть не до конца оформленным (эллипс, апозиопезис);

2. Семантическая несовместимость элементов текста, соединение несовместимых деталей в общее (слияние трагедии и фарса, постановка важных проблем и всеохватывающая ирония);

3. необычное типографское оформление предложения;

Однако, несмотря на принципиальную фрагментарность, постмодернистские тексты все же обладают "содержательным центром", которым, как правило, является образ автора, точнее, "маски автора". Задача такого автора - настроить и направить в нужном ракурсе реакции "имплицитного" читателя. На этом держится вся коммуникативная ситуация постмодернистских произведений. Не будь этого центра, не было бы и коммуникации. Был бы полный коммуникативный провал. В сущности, "маска" автора является единственным живым, реальным героем в постмодернистском произведении. Дело в том, что другие персонажи - обычно просто марионетки авторских идей, лишенные плоти и крови. Стремление автора вступить с читателем в прямой диалог вплоть до использования аудиоаппаратуры можно рассматривать как боязнь, что читатель не поймет произведение. И писатели - постмодернисты берут на себя труд растолковывать свое произведение читателям. Таким образом, они выступают сразу в двух ролях - художника слова и критика.

Из сказанного выше очевидно, что постмодернизм - не только чисто литературный, но и социологический феномен. Он развился в результате комплекса причин, в число которых входит и технический прогресс в области средств коммуникации, несомненно, влияющий на формирование массового сознания. Постмодернисты принимают участие в этом формировании.

Очевидно и то, что постмодернисты вольно или невольно стремятся стереть грань между высокой и массовой культурой. В то же время их произведения все же ориентированы на читателя высокой художественной культуры, ибо один из главных приемов постмодернизма - прием литературной аллюзии, ассоциации, парадокса, различного рода коллажей. Постмодернисты также используют прием "шоковой терапии", направленный на разрушение привычных норм читательского восприятия, которое было сформировано культурной традицией: слияние трагедии и фарса, постановка важных проблем и всеохватывающая ирония.

Выводы к Главе 1

Характерными особенностями постмодернизма как литературного течения являются нижеследующие черты:

· цитатность. все уже сказано, Т.о. ничего нового быть не может по определению. Задача автора сводится к игре образов, форм и смыслов.

· контекстность и интертекстуальность. " Идеальный читатель" должен быть хорошо эрудирован. Он должен быть знаком с контекстом и улавливать все коннотации, заложенные в текст автором.

· многоуровневость текста. Текст состоит из нескольких слоев смыслов. В зависимости от собственной эрудированности читатель может быть способен прочитать информацию одного или нескольких слоев смысла. Из этого же следует и ориентированность на максимально широкий круг читателей - каждый в тексте сможет найти что-то для себя.

· отказ от логоцентричности; виртуальность. Истины нет, то, что за нее принимается человеческим сознанием, есть лишь правда, которая всегда относительна. То же самое характеризует и реальность: отсутствие объективной реальности при наличии множества субъективных мировоззрений. (Стоит вспомнить факт, что постмодернизм расцвел в эпоху виртуальных реальностей).

· ирония. Поскольку от истины отказались, ко всему надо относиться с юмором, ибо ничто не совершенно.

· текстоцентричность: все воспринимается как текст, как своеобразное кодированное послание, которое можно прочесть. Из этого следует, что объектом внимания постмодернизма могут быть любые сферы жизни.

Так, Фридрих Шлегель ("Об изучении греческой поэзии") утверждает, что "безусловный максимум отрицания, или абсолютное ничто, в столь же малой мере может быть дан в каком-либо представлении, как и безусловный максимум утверждения; даже на высшей ступени безобразного содержится еще нечто прекрасное".

Подлинный мир постмодернизма - лабиринт и полумрак, зеркало и неясность, простота, не имеющая смысла. Законом, определяющим отношение человека к миру, должен стать закон иерархии допустимого, суть которого состоит в мгновенном объяснении истины на основе интуиции, которая возводится в ранг основного принципа этики. Окончательное свое слово постмодернизм еще не сказал.