…Органическая связь между содержанием и художественною формою, которая своими эпическими выражениями не только составляет внешнее украшение речи, но и по преимуществу мелкими подробностями выполняет и завершает поэтическое представление, воспроизводимое содержанием. Изучавшим исследования Я. Гримма вполне понятно, сколько глубины мысли и верования, сколько жизненности народного быта заключается иногда в кратком сравнении, даже в одном эпитете, которым народный певец определяет предмет речи .
И.П. Сахаров
Песни русского народа. Ч. 1. СПб., 1838
Гораздо ошибочнее являются у писателей понятия о языке народных песен. Это такая смесь всякой всячины, что доселе никто не думал и исправлять их. Песни наши новы, старых мы не имеем – вот общее мнение. Справедливо ли это? На чем основано? Где доказательства их обновления? Где указания на их новость явления? Об этом никто из русских не думал. Кажется, с первого взгляда, это так легко разгадать, что оно само собою выказывается; но это только будет хорошо для кабинетного занятия, где не нужны опытные суждения, требующие поверки. Труд неимоверный, невероятный предстоит тому, кто хотел бы судить по языку народных песен о времени их произведения. Для этого нужно иметь понятия о состоянии русского языка в разных столетиях; нужно знать до подробности русские областные наречия ,
Каждый писатель за нужное считает сказать что-нибудь об языке народных песен, но все эти рассказы оканчивалися общими выражениями – старого нет, все вновь составленное. Все ошибки происходили и будут происходить от незнания областных наречий. Песни народные по языку принадлежат к московскому областному наречию, разговорному… .
И.И. Срезневский
Труд и мнения Н.В. Берга касательно народных песен // ИОРЯС. Т. IV. Вып. 7. 1855
Напрасно было бы говорить о литературной, исторической и филологической важности народных песен, этих, так сказать, естественных произведений словесности, слагаемых в народе без помощи грамотности и учебных правил риторики и пиитики, оценяемых народным чувством без помощи ученых критиков, и тем не менее доходящих иногда до такой степени художественности, до какой не может дойти никогда произведение литературного искусства. Признание важности народных песен в такой же мере выражает успехи науки нашего времени, в какой и признание необходимости исследовать язык только как естественное произведение и пользоваться им только по законам его природы, а не по правилам самовольно придумываемых теорий .
…Есть между прочим и народные песни, в списках X–XIII века, подтверждающие наглядно степень отклонения современного народного языка от языка, которым говорили за 900 и за 500 лет .
Язык песен у всех Славян есть их обыкновенный, современный язык, что те остатки старины языка, которые замечали в песнях, не принадлежат исключительно языку песен…
Из этого, конечно, еще нельзя выводить, что все нынешние песни Славян без всякого исключения первоначально составлены уже во время, когда язык народа был в современном его положении: песня, сложенная может быть даже в древности, могла мало-помалу измениться в отношении к языку. Но если допустить видоизменения языка песни, то почему не допустить, что в такой же мере видоизменялось и ее содержание разными опущениями и вставками? А допустивши это, мы не можем глядеть ни на одну песню из числа тех, которые сохраняются ныне памятью народной, как на памятник древности или даже и старины, ни в чем неизмененный временем .
Тем не менее справедливо, что и песни народные слагались и слагаются лицами, и в народе только улаживаются и перелаживаются… Песня только потому и народна, что единственная личность, в ней рисующаяся, есть сам народ, его поэтическое настроение, его стихотворные обычаи и т. п. .
А. Григорьев
Русские народные песни с их поэтической и музыкальной стороны // Отечественные записки. 1860. Т. 129, март
Одна песня наводит на другую, как-то вяжется с другою, как-то растительно цепляется за другую: одно слово в одной песне родит в памяти новую песню, одни общеэпические формы связывают несколько разнородных песен: точно так же и мотивы, по-видимому, совершенно различные, льются один за другим, совершенно раздельные, а между тем связанные между собою общею растительною жизнью .
…Песня не только растение, песня – самая почва, на которую ложится слой за слоем, снимая слои, сличая варианты, иногда в песне новой можно добраться до первых, до чистых слоев. Есть песни, тоже и о том совершенно новые, часто даже нелепые до безобразия, но напев их развит с такой полнотою, с таким богатством и могучестью, что невольно приходит в голову мысль, не новый ли слой текста лёг здесь на старый: кто отыскивает только песен постарше, тот отворотится от подобного текста с презрением и будет не прав. Наша песня не сдана в архив: она доселе живет в народе, творится по старым законам его самобытного творчества, новое чувство, новое содержание укладывается иногда в готовые, обычные, старые формы, старое не умирает, оно живёт и продолжается в новом, иногда остаётся совершенно нетронутым, иногда разрастается, иногда, пожалуй, искажается, но во всяком случае живёт .
А.А. Афанасьев
По поводу VI-го выпуска этнографического сборника // Книжный Вестник. СПб., 1865
Народные загадки сохранили для нас обломки старинного метафорического языка. Вся трудность и вся сущность загадки именно в том и заключается, что один предмет она старается изобразить через посредство другого, какой-нибудь стороною аналогического с первым. Кажущееся бессмыслие многих загадок удивляет нас только потому, что мы не постигаем, что мог найти народ сходного между различными предметами, по-видимому столь непохожими друг на друга; но как скоро мы поймём это уловленное народом сходство, то не будет ни странности, не бессмыслия .
Влад. Стасов
Происхождение русских былин // Вестник Европы. 1868. Т. IV. Кн. 7
Народный русский язык, как известно, заключает в себе многие особенности, придающие ему необыкновенную живописность и своеобразную колоритность, и вместе с тем необыкновенную силу и мягкость. Те же самые особенности принадлежат и языку наших былин, и, можно сказать, здесь они получили еще более развития, разнообразия и выпуклости, так как нигде не встречали такого частого и обширного применения .
Все эти своеобразные особенности языка былин <…> заключают в себе столько особенности, что, в соединении с оригинальным стихосложением былин и всегдашнею меткостью, силою, образностью и юмором русского выражения, придают былинам совершенно исключительную, самобытную физиономию .
П. Глаголевский
Синтаксис языка русских пословиц. СПб., 1873
Грамматика не только могла бы и должна бы многому научиться у пословиц, но должна бы быть по ним, во многих частях своих, вновь переверстана.
(В,И, Даль, Пословицы русского народа. Напутное, стр. XXVIII)
Пословицы создавались, передавались от поколения к поколению и хранятся до сих пор почти исключительно в народе простом, еще не испытавшем на себе влияния европейской образованности. Что же касается образованного класса, то у него – скажем словами г. Даля – "пословиц нет; попадаются только слабые, искалеченные отголоски их, переложенные на наши нравы, или испошленные не русским языком, да плохие переводы с чужих языков" (Напутн., к Пословицам русского народа, V). Притом несомненно, что большая часть пословиц явилась в ту пору, когда еще не выделялся из народа так называемый образованный класс и когда весь народ говорил одним языком. Поэтому язык пословиц по справедливости может быть назван языком в тесном смысле народным. Но если мы сравним народный язык пословиц с языком других произведений народного творчества, как например былин, сказок, песен и т. п., то окажется, что первый одною важною особенностию существенно отличается от последнего. Отличительную черту языка пословиц составляет особенная любовь к эллиптическим выражениям. Пословицы всегда рождались и жили в живой, разговорной речи: они не выдумывались, не сочинялись, а вырывались из уст как бы невольно, случайно, в жару живого, увлекательного разговора. В живой же, разговорной речи многие слова часто не досказываются, заменяясь тоном голоса, выражением лица и телодвижения. Поэтому язык русских пословиц представляет все особенности разговорного языка русского народа.
После этого не нужно доказывать трудность изучения и научного объяснения синтаксических особенностей языка пословиц. К сожалению, выполнение этой задачи в настоящее время еще слишком мало облегчается предшествовавшими трудами по русскому языку. В немногих ученых трудах встречаются пока только отрывочные толкования и заметки по синтаксису народного языка. О практических грамматиках и говорить нечего.
I .
Стасов, Владимир Васильевич
-- сын Василия Петровича С., археолог и писатель по части изящных искусств, род. в 1824 г. Окончил курс в Императорском училище правоведения. Служил сначала в межевом департаменте правительствующего сената, потом в департаменте герольдии и на консультации при министерстве юстиции. Выйдя в 1851 г. в отставку, отправился в чужие края и до весны 1854 г. жил преимущественно во Флоренции и Риме. В 1856 г. поступил на службу в комиссию для собирания материалов о жизни и царствовании императора Николая I, состоявшую под управлением барона М. А. Корфа, и написал, на основании подлинных документов, несколько исторических трудов, в том числе исследования: "Молодые годы императора Николая I до вступления его в брак", "Обозрение истории цензуры в царствование императора Николая I", " Обзор деятельности III отделения собственной его величества канцелярии в продолжение царствования императора Николая I", "История императора Ивана Антоновича и его семейства", "История попыток к введению григорианского календаря в России и в некоторых славянских землях" (составленную на основании данных государственного архива и напечатанную, по Высочайшему повелению, лишь в небольшом количестве экземпляров, не назначенных для обращения в публике). Все эти исследования были написаны специально для императора Александра II и поступили в его личную библиотеку. С 1863 г. С. около 20 лет состоял членом общего присутствия II отделения Собственной Е. В. канцелярии. С 1856 по 1872 гг. он принимал участие во всех работах по художественному отделу Императорской Публичной Библиотеки, а с осени 1872 г. вступил в должность библиотекаря этого отдела. В начале 1860-х годов он был редактором "Известий" Императорского археологического общества, а также секретарем этнографического отделения Императорского географического музея, который он устроил в сотрудничестве с В. А. Прохоровым. По поручению академии наук им написаны разборы сочинений: Д. А. Ровинского "Об истории русской гравюры" (в 1858 и 1864 гг.), архимандрита Макария -- о новгородских древностях (в 1861 г.), С. А. Давыдовой -- об истории и технике русского кружева (в 1886 г.) и др. С 1847 г. он помещал статьи более чем в пятидесяти русских и иностранных периодических изданиях и напечатал несколько сочинений отдельными книгами. Из этих статей и изданий важнейшие: а) по археологии и ucmopuи искусства -- "Владимирский клад" (1866), "Русский народный орнамент" (1872), "Еврейское племя в созданиях европейского искусства" (1873), "Катакомба с фресками в Керчи" (1875), "Столицы Европы" (1876), "Дуга и пряничный конек" (1877), "Православные церкви западной России в XVI веке" (1880), "Заметки о древнерусской одежде и вооружении" (1882), "Двадцать пять лет русского искусства" (1882--83), "Тормоза русского искусства" (1885), "Коптская и эфиопская архитектура" (1885), "Картины и композиции, скрытые в заглавных буквах древних русских рукописей" (1884), "Трон хивинских ханов" (1886), "Армянские рукописи и их орнаментистика" (1886); сверх того, критические статьи о произведениях художников И. Репина, М. Антокольского и В. Верещагина и сочинениях Д. А. Ровинского; б) биографии художников и художественных деятелей -- К. Брюллова, А. А. Иванова, Ал. и Ив. Горностаевых, В. Гартмана, И. Репина, В. Верещагина, В. Перова, И. Крамского, В. Шварца, В. Штернберга, Н. Богомолова, В. Прохорова, В. Васнецова, Е. Поленовой, а также ревнителя отечественного просвещения П. Д. Ларина; в) статьи по ucmopии литературы и по этнографии -- "Происхождение русских былин" (1868), "Древнейшая повесть в мире" (1868), "Египетская сказка в Эрмитаже" (1882), "О Викторе Гюго и его значении для Франции" (1877), "О руссах Ибн-Фадлана" (1881). В 1886 г., по Высочайшему повелению, на средства государственного казначейства, С. издал обширный сборник рисунков, под заглавием: "Славянский и восточный орнамент по рукописям от IV до XIX века" -- результат тридцатилетних исследований в главных библиотеках и музеях всей Европы. В настоящее время он приготовляет к выпуску в свет сочинение об еврейском орнаменте, с приложением атласа хромолитографированных таблиц -- труд, основанием для которого послужили рисунки хранящихся в Императорской Публичной Библиотеке еврейских рукописей Х--XIV столетий. Собрание сочинений С. вышло в трех томах (СПб., 1894). В своих многочисленных статьях о русском искусстве С., не касаясь вообще художественной техники исполнения, всегда ставил на первое место содержательность и национальность рассматриваемых им произведений искусства. Его убеждения, хотя бы и оспариваемые, всегда были искренними. В последнее время он особенно старался противодействовать своими статьями новым течениям живописи, получившим общее название декадентства.А. С.
В истории русской науки особенно крупную роль сыграла работа С. о происхождении былин. Появилась она в такое время, когда в изучении древнего русского эпоса царили народническая сентиментальность или мистические и аллегорические толкования. В противность мнению, что былины представляют собой самобытное национальное произведение, хранилище древнейших народных преданий, С. доказывал, что наши былины целиком заимствованы с Востока и дают лишь пересказ его эпических произведений, поэм и сказок, притом пересказ неполный, отрывочный, каким всегда бывает неточная копия, подробности которой могут быть поняты лишь при сопоставлении с оригиналом; что сюжеты, хотя и арийские (индийские) по существу, приходили к нам всего чаще из вторых рук, от тюркских народов и в буддийской обработке; что время заимствования -- скорее позднее, около эпохи татарщины, и не относится к векам давних торговых сношений с Востоком; что со стороны характеров и изображения личностей русские былины ничего не прибавили самостоятельного и нового к иноземной основе своей, и даже не отразили в себе общественного строя тех эпох, к которым, судя по собственным именам богатырей, они относятся; что между былиной и сказкой вообще нет той разницы, какую в них предполагают, усматривая в первой отражение исторической судьбы народа. Теория эта произвела большой шум в ученом мире, вызвала массу возражений (между прочим А. Веселовского в "Журнале Мин. Нар. Пр.", 1868, N11; Буслаева в "Отчете о 12-м присуждении Уваровских наград" (СПб., 1870); Гильфердинга в газете "Москва"; И. Некрасова в "Акте Новороссийского университета", 1869 г.; Всеволода Миллера в "Беседах общества любителей российской словесности" (вып. 3, M., 1871), Ореста Миллера и др.) и нападок, не останавливавшихся и перед заподозреванием любви автора к родному, русскому. Не принятая всецело наукой, теория С. оставила в ней, однако, глубокие и прочные следы. Прежде всего она умерила жар мифологов, способствовала устранению сентиментальных и аллегорических теорий и вообще вызвала пересмотр всех прежних толкований нашего древнего эпоса -- пересмотр, и теперь не законченный. С другой стороны, она наметила новый плодотворный путь для историко-литературных изучений, путь, исходящий из факта общения народов в деле поэтического творчества. Некоторые частные выводы и указания С. (об отрывочности изложения, недостатке мотивировки в некоторых былинах, заимствованных из чужого источника; о невозможности считать исторически точными сословные характеристики разных богатырей былины и т. п.) подтверждены последующими исследователями. Наконец, и мысль о восточном происхождении некоторых наших былинных сюжетов вновь высказана Г. Н. Потаниным и систематически проводится, хотя и с совершенно иным аппаратом, В. Ф. Миллером. Враг всякого лжепатриотизма, С. в своих литературных произведениях выступает ярым бойцом за национальный элемент, в лучшем смысле этого слова, постоянно и настойчиво указывает, в чем русское искусство может найти русское содержание и передать его не в подражательной, чужой, а в самобытной национальной манере. Отсюда преобладание критических и полемических элементов в его работах. Музыкально-критическая деятельность С., начавшаяся в 1847 г. ("Музыкальным обозрением" в "Отечественных Записках"), обнимает собой более полувека и является живым и ярким отражением истории нашей музыки за этот промежуток времени. Начавшись в глухую и печальную пору русской жизни вообще и русского искусства в частности, она продолжалась в эпоху пробуждения и замечательного подъема художественного творчества, образования молодой русской музыкальной школы, ее борьбы с рутиной и ее постепенного признания не только у нас в России, но и на Западе. В бесчисленных журнальных и газетных статьях [Статьи по 1886 г. изданы в "Собрании Сочинений" С. (т. III, "Музыка и театр", СПб., 1894); перечень статей, вышедших после (неполный и доходящий только до 1895 г.), см. в "Музыкальном Календаре-альманахе" на 1895 г., изд. "Русской Музыкальной Газеты" (СПб., 1895, стр. 73).] С. отзывался на каждое сколько-нибудь замечательное событие в жизни нашей новой музыкальной школы, горячо и убежденно истолковывая значение новых произведений, ожесточенно отражая нападения противников нового направления. Не будучи настоящим музыкантом-специалистом (композитором или теоретиком), но получив общее музыкальное образование, которое он расширил и углубил самостоятельными занятиями и знакомством с выдающимися произведениями западного искусства (не только нового, но и старого -- старых итальянцев, Баха и т. д.), С. мало вдавался в специально технический анализ формальной стороны разбираемых музыкальных произведений, но с тем большим жаром отстаивал их эстетическое и историческое значение. Руководимый и пламенной любовью к родному искусству и к его лучшим деятелям, природным критическим чутьем, ясным сознанием исторической необходимости национального направления искусства и непоколебимой верой в его конечное торжество, С. мог иногда заходить слишком далеко в выражении своего восторженного увлечения, но сравнительно редко ошибался в общей оценке всего значительного, талантливого и самобытного. Этим он связал свое имя с историей нашей национальной музыки за вторую половину XIX столетия. По искренности убеждения, бескорыстному энтузиазму, горячности изложения и лихорадочной энергии С. стоит совсем особняком не только среди наших музыкальных критиков, но и европейских. В этом отношении он отчасти напоминает Белинского, оставляя, конечно, в стороне всякое сравнение их литературных дарований и значения. В большую заслугу С. перед русским искусством следует поставить его малозаметную работу в качестве друга и советника наших композиторов [Начиная с Серова, другом которого С. был в течение длинного ряда лет, и кончая представителями молодой русской школы -- Мусоргским, Римским-Корсаковым, Кюи, Глазуновым и т. д.], обсуждавшего с ними их художественные намерения, подробности сценария и либретто, хлопотавшего по их личным делам и способствовавшего увековечению их памяти после их смерти (биография Глинки, долгое время единственная у нас, биографии Мусоргского и других наших композиторов, издание их писем, разных воспоминаний и биографических материалов и т. д.). Немало сделал С. и как историк музыки (русской и европейской). Европейскому искусству посвящены его статьи и брошюры: "L"abb И Santini et sa collection musicale Ю Rome" (Флоренция, 1854; русский перевод в "Библиотеке для Чтения", за 1852 г.), пространное описание автографов иностранных музыкантов, принадлежащих Императорской Публичной Библиотеке ("Отечественные Записки", 1856 г.), "Лист, Шуман и Берлиоз в России" ("Северный Вестник", 1889 г. NN 7 и 8; извлечение отсюда "Лист в России" было напечатано с некоторыми добавлениями в "Русской Музыкальной Газете" 1896 г., NN 8--9), "Письма великого человека" (Фр. Листа, "Северный Вестник", 1893 г.), "Новая биография Листа" ("Северный Вестник", 1894 г.) и др. Статьи по истории русской музыки: "Что такое прекрасное демественное пение" ("Известия Имп. Археологического Общ.", 1863, т. V), описание рукописей Глинки ("Отчет Имп. Публичной Библиотеки за 1857 г."), ряд статей в III томе его сочинений, в том числе: "Наша музыка за последние 25 лет" ("Вестник Европы", 1883, N10), "Тормоза русского искусства" (там же, 1885, NN 5--6) и др.; биографический очерк "Н. А. Римский-Корсаков" ("Северный Вестник", 1899, N12), "Немецкие органы у русских любителей" ("Исторический Вестник", 1890, N11), "Памяти M. И. Глинки" ("Исторический Вестник", 1892, N 11 и отд.), "Руслан и Людмила" М. И. Глинки, к 50-летию оперы" ("Ежегодник Имп. Театров" 1891--92 и отд.), "Помощник Глинки" (барон Ф. А. Раль; "Русская Старина", 1893, N11; о нем же "Ежегодник Имп. Театров", 1892--93), биографический очерк Ц. А. Кюи ("Артист", 1894, N 2); биографический очерк М. А. Беляева ("Русская Музыкальная Газета", 1895, N 2), "Русские и иностранные оперы, исполнявшиеся на Императорских театрах в России в XVIII и XIX столетиях" ("Русская Музыкальная Газета", 1898, NN 1, 2, 3 и отд.), "Сочинение, приписываемое Бортнянскому" (проект отпечатания крюкового пения; в "Русской Музыкальной Газете", 1900, N 47) и т. д. Важное значение имеют сделанные С. издания писем Глинки, Даргомыжского, Серова, Бородина, Мусоргского, князя Одоевского, Листа и др. Весьма ценно и собрание материалов для истории русского церковного пения, составленное С. в конце 50-х гг. и переданное им известному музыкальному археологу Д. В. Разумовскому, который воспользовался им для своего капитального труда о церковном пении в России. Много заботился С. об отделе музыкальных автографов Публичной Библиотеки, куда он передал множество всевозможных рукописей наших и иностранных композиторов. См. "Русская Музыкальная Газета", 1895, NN9 и 10: Ф., "В. В. С. Очерк его жизни и деятельности, как музыкального писателя".
С. Булич.
Источник текста: Энциклопедический Словарь Брокгауза и Ефрона .II .
Стасов Владимир Васильевич
-- историк искусства и лит-ры, музыкальный и художественный критик и археолог. Сын известного архитектора В. П. Стасова. Окончил курс в императорском училище правоведения. Научная и критическая деятельность С. очень разнообразна (русская история, фольклор, история искусств). Основная историко-литературная работа С. -- "Происхождение русских былин" -- вызвала большую полемику в научных кругах. В ней С., опираясь на теорию Бенфея, развивал ту мысль, что русские былины не имеют в себе ничего действительно русского и являются перенесением на русскую почву восточных (индийских и др.) тем и мотивов через посредство тюркских и монгольских народов. Основная цель работы, как указал сам автор, -- борьба со славянофильской трактовкой образов былинных героев как воплощений истинно-русской народной души. Работа вызвала ожесточенные нападки на автора (Гильфердинг, О. Миллер, Бессонов и др.). Но точка зрения С. нашла поддержку у В. Ф. Миллера и особенно у Г. Н. Потанина. С. действительно переоценил значение восточных мотивов в былинах, допуская часто поверхностные и схематические сближения русских произведений с воссточными. Однако его работа сыграла в свое время большую роль в разрушении славянофильской трактовки русского фольклора, показав необходимость учета международных связей при изучении истории русской устной поэзии. В многочисленных критических статьях, охватывающих область музыки, театра, живописи и лит-ры, С. всегда на первое место ставил идейность и правдивость произведения. Враг всяких внешних эффектов, С. считал основной задачей художника воссоздавать "те характеры, типы, события ежедневной жизни, которые первый научил видеть и создавать Гоголь". В соответствии с этим С. явился лит-ым выразителем художественной идеологии "новой русской музыкальной школы", прозванной им "могучей кучкой", творческая практика к-рой содержала в себе элементы народничества и реализма. В области живописи С. явился горячим защитником передвижничества. В лит-ре С. высоко ставил Толстого и жестоко критиковал раннего Тургенева за "тепленькую водичку кротости и смирения", хотя последующие его произведения, в частности "Новь", ошибочно ставил очень высоко. Сторонник национальной самобытности русского искуства, С. хотя и был чужд реакционно-славянофильской трактовке самобытности, однако, одновременно враждебно относился к революционно-демократическому ее пониманию. Поэтому Стасов и не смог понять подлинную природу русской народной эпической поэзии.Библиография :
I. Собрание сочинений, т. I--IV, СПБ, 1894--1901; Избранные сочинения в двух томах, изд. "Искусство", т. I, М. -- Л., 1937. II. Вл. Каренин, Владимир Стасов. Очерк его жизни и деятельности, ч. 1 и 2, изд. "Мысль", Л., 1927; Лев Толстой и В. В. Стасов. Переписка. 1878--1906. Ред. и примечания В. Д. Комаровой и Л. Б. Модзалевского, изд. "Прибой", Л., 1929.
Н. Л.
Источник текста: Литературная энциклопедия: В 11 т. -- [М.], 1929--1939. Т. 11. -- М.: Худож. лит., 1939 . -- Стб. 15--16. Оригинал здесь: http://feb-web.ru/feb/litenc/encyclop/leb/leb-0151.htm
Остаются неприкрепленными к Владимирову циклу, но напоминают богатырей его Суровец-Суздалец и Саур Леванидович.
Суровец иногда называется Суздальцем . Былины о нем напоминают былины о Михайле Казарине. В начале - распространенный бродячий мотив о встрече с чудесным животным (вороном), который человечьим голосом указывает, как добыть славу и добычу; потом идет победа над татарами. Веселовский выводит Суровца из крымского Сурожа-Судака. Вс. Миллер склонен видеть в нем отзвуки исторических воспоминаний о Суздале. Кроме Суровца-Суздальца, в былинах упоминаются "братья Суздальцы", в которых Вс. Миллер видит князей Юрия Долгорукого и Ярослава Мудрого.
Саур Леванидович (v. Саул), отец Суровца. Имя Саур, по-видимому, тюркского происхождения и обозначает "бык". Главным сюжетом былин о Сауре является его бой с Суровцем, представляющий собою один из многочисленных вариантов о бое отца с сыном, прикрепившихся к очень различным именам и, между прочим, к персидскому Рустему и нашему Илье.
Новгородский цикл составляют былины о Садке и Ваське Буслаеве.
Происхождение образа Садко, по-видимому, довольно сложно. В Новгородской летописи под 1167г. упоминается об основании лицом, носящим имя Седко Сытинич, церкви Бориса и Глеба. Трудно, однако, установить, имеет ли этот Седко какое-либо отношение к былинному. Веселовский указывает, что в романе "Tristan et Geonois" рассказывается о племяннике Иосифа Аримафейского Садоке, который во время бури был брошен по жребию в море, спасся и пробыл три года на острове у отшельника. Это сходство Веселовский объясняет существованием какого-нибудь еврейского рассказа, легшего в основу как былины, так и французского романа. Стасов указывает ряд параллелей в восточных сказаниях. Отмечают сходство некоторых мотивов былин о Садке с финским мифом о водяном божестве; есть некоторое сходство между былинами о Садке и малорусской думой об Олексие Поповиче. Все это указывает на присутствие в былинах бродячих мотивов, но рядом с ними очень много бытовых черт старого Новгорода, и в этом смысле историчность былин несомненна.
Василий Буслаевич . Еще больше бытовых новгородских черт в образе Васьки Буслаева, - самой реальной и типичной фигуры русского эпоса. Источники этого образа, однако, тоже разнородны. Содержание былин о Ваське Буслаеве сводится к двум сюжетам:
Жданов отмечает, с одной стороны, упоминания в летописи имени Василия Буслаевича, с другой стороны - параллели к былинам о Ваське в сказаниях о Роберте Дьяволе. Сходство между Васькой и Робертом, однако, является довольно отдаленным и вряд ли позволяет установить между этими образами генетическую связь.
Буслаев , "Эпическая поэзия" ("Ист. Оч.", I);
Буслаев , "Следы русского богатырского эпоса в мифических преданиях индоевропейских народов" ("Филологические Записки", 1862, выпуски 2 - 3);
Буслаев , "Русский богатырский эпос" ("Русский Вестник", 1862, 3, 9, 10);
Л. Майков , "О былинах Владимирского цикла" (1862);
Стасов , "Происхождение русских былин" ("Вестник Европы", 1868 и "Полное собрание сочинений");
А. Веселовский , "О сравнительном изучении русского эпоса" ("Журнал Министерства Народного Просвещения", 1868, II);
О. Миллер , "Илья Муромец и богатырство киевское" (1869);
Буслаев и Шифнер , "Отчет о 12 прис. Увар. премии" (о книге Стасова);
Квашнин-Самарин, "Русские былины в историческом и географическом отношении" ("Беседа", 1871, 4 - 5);
Потанин , "Монгольское сказание о Гэсэр хане" ("Вестник Европы", 90, № 9);
его же, "Ставр Годинович Гэсэр" ("Этнографическое Обозрение", 1891, № 3);
Веселовский , "Калики перехожие и богомильские странники" ("Вестник Европы", 1872, № 4);
Буслаев , "Разбор книги Миллера" (в "Отчете о 14 прис. Увар. премии");
Кирпичников , "Опыт сравнительного изучения западного и русского эпосов. Поэмы Ломбардского цикла";
Веселовский , "Отрывки византийского эпоса в русском" ("Вестник Европы", 1875, № 4);
Петров , "Следы северно-русского былинного эпоса в южнорусской народной литературе" ("Труды Киевской Духовной Академии", 1878, № 5);
Ор. Миллер , "О великорусских былинах и малорусских думах" ("Труды III Археологического съезда");
Дашкевич , "К вопросу о происхождении русских былин" ("Киевские Университетские Известия", 1883, № 3 - 5);
Жданов , "К литературной истории русской былевой поэзии";
Сумцов , "Опыт объяснения малорусской песни о Журиле" ("Киевская Старина", 1885, июль); Созонович , "Песни о девушке-воине и былины о Ставре" (Варшава, 1886);
Веселовский , "Мелкие заметки о былинах" ("Журнал Министерства Народного Просвещения", 1889, № 5);
Соболевский , "К истории русских былин" ("Журнал Министерства Народного Просвещения", 1884, № 7);
Халанский , "Великорусские былины Владимирского цикла" (1885);
Вс. Миллер , "Экскурсы в область русского эпоса" (1892);
Халанский, "Южнославянские сказания о Марке Кралевиче в связи с произведениями русского былинного эпоса";
Дашкевич , "Разбор Экскурсов Миллера" (в "Отчете о 34 прис. Увар. премии");
Вс. Миллер, "Очерки русской народной словесности" (том I, 1897);
Жданов , "Русский былевой эпос" (1895); Халанский, "К истории поэтических сказаний об Олеге Вещем" ("Журнал Министерства Народного Просвещения", 1902, № 8, и 1903, № 10);
Коробка , "Сказания об урочищах Овручского уезда и былины о Вольге" ("Известия отделения русского языка и словесности", том XIII, книга 2);
Шамбинаго , "Старины о Святогоре и поэма о Калевипоэга" ("Журнал Министерства Народного Просвещения", 1902, № 1);
Марков , "Бытовые черты русских былин" ("Русская Мысль", 1904); его же, "Из истории русского был. эпоса" ("Этнографическое Обозрение", 1904, № 2 - 3; 1905, № 4);
Веселовский , "Русские и вильтины в саге о Тидреке Бернском" ("Известия отделения русского языка", том XI, 3);
Якуб , "К былине о Сухмане" ("Этнографическое Обозрение", 1904, № 1); его же, "К былине о Михайле Казарине" ("Этнографическое Обозрение", 1905, № 2 и 3);
Вс. Миллер, "Очерки русской народной словесности" (том II, 1910). Подробные указания на статьи Веселовского, в которых он касается былин, см. в указателе к его трудам. Обзор изучения былин в книге Лободы "Русский богатырский эпос" (Киев, 1896). - Marthe, "Die russische Heldensage" (1865);
Bistrom , "Das russische Volksepos" ("Zeitschr. fur Phychol.", 1867 - 68);
Ralson , "The Songs of the Russian people" (1873);
Jagic , "Die christlich-mythologische Schicht in dem russische Volksepos" ("Archiv fur sl. Phil.", 1875, 1);
Рамбо , "La Russie epique" (1876);
Wollner , "Untersuchungen uber die Volksepik der Grossrussen" (1879);
Веселовский , "Разбор книги Воллнера" (в "Rssische Revue", 1882);
Damberg , "Versuch einer Geschichte der rus. Heldensage" (Гельсингфорс, 1886).
См. также статьи:
Алеша Попович;
Василий Буслаевич;
Вольга Святославович;
Данило Ловчанин;
Добрыня Никитич;
Дунай (Дон);
Дюк Степанович;
Иван Годинович;
Илья Муромец;
Микула Селянинович;
Михайло Козаринов;
Михайло Потык;
Садко;
Саур Ванидович;
Святогор;
Соловей Будимирович;
Ставр Годинович;
Суровец (Сурог, Суровен);
Сухман (Сухан);
Хотен Блудович;
Чурило Пленкович.
© Студия КОЛИБРИ, 1998, Интернет версия 1999
© ElectroTECH Multimedia, 1998
© Comptek, 1998
«Теории происхождения жизни» - Рассмотрим основные теории на примере элементарной схемы. Живое из неживого. Основоположник: А. И. Опарин (1894-1980). Эволюционизм. Биохимическая эволюция. Самозарождение. Происхождение жизни на Земле. Биогенез. Панспермия. Итак… Живое из живого. Слово о креационизме. Поговорим о теориях происхождения жизни.
«Происхождение денег» - Товары для обмена. В мире существовали разные «экзотические» деньги. История происхождения денег. В результате выделения пастушеских племен первым орудием обмена становится скот. Меховые деньги были широко распространены в Монголии, на Тибете и в районе Памира. Б.Авербах. Вплоть до ХХ в. также средством платежа служили человеческие скальпы и черепа.
«Русские былины» - Святогор передает меч Илье Муромцу. Святогор. Вольга Всеславьевич. Святогор и кузнец судьбы. Герои русских былин. Святогор и Илья Муромец. Садко и царь морской. Рождение Дуная. Вольга и Микула Селянинович. Добрыня Никитич, Илья Муромец и Алёша Попович. Добрыня особождает Забаву от змия. Авдотья-рязаночка.
«Центры происхождения культурных растений» - Файл:Theobroma cacao-frutos.jpeg. Картофель, ананас, хинное дерево. Файл:Rettich.jpg. Сахарная свёкла. Восточно-азиатский. Вавилов Николай. Кукуруза, длинноволокнистый хлопчатник, какао, тыква, табак. Файл:Coffee Tree.JPG. Огурец. http://boreyltd.ru/kukuruza/. Тропическая Индия, Индокитай, Южный Китай, о-ва Юго-Восточной Азии.
«Происхождение галактик» - Линзообразные галактики. Многообразие форм галактик связано с разнообразием начальных условий образования галактик. Эллиптические галактики. Около 90 % массы галактик приходится на долю темной материи и энергии. Очень важным открытием явилось то, что некоторые ядра галактик активны. Предположительно, в видимой части вселенной находится около 100 млрд. галактик.
«Происхождение жизни» - Опыты Луи Пастера. Теория стационарного состояния. Теория панспермии. Биохимическая эволюция. Несмотря на доступ воздуха, самозарождения не наблюдалось. Работу готовила ученица 10 «А» класса. Опровержение теории самозарождения. В каждой молекуле есть определенная структурная организация. Однако Пастер проводил опыты не только для опровержения теории самозарождения.
Введение
Глава 1. История изучения восточнославянского эпоса
§1. Донаучный период изучения былин. Открытие эпоса учёными
§2. Дореволюционные школы былиноведения
§3. Изучение былин в СССР
§4. Общие выводы спорящих школ
Глава 2. Архаические мотивы восточнославянского эпоса
§1. Языческая символика и атрибутика былин
§2. Воинские жертвоприношения и ритуальные самоубийства
§3. Погребальный обряд в описании былин
§4. Образ жены правителя в былинах
§5. Сакральный образ правителя в былинах
Глава 3. Этнические особенности восточнославянского эпоса
§1. Облик древних русов в изложении былин
§2. Реликты племенного эпоса ильменских словен в былинах
§3. Обрядовая семантика пахоты
Глава 4. Географическая локализация восточнославянского эпоса
§1. Сюжетные параллели былин и эпоса Средней Европы
§2. География и топонимика былин
§3. Былины и эпические предания западных славян
§4. Дунайская Русь в исторических источниках
Заключение
Библиография
Приложения
Русские имели эпос задолго до образования Киевского государства. На
Киевскую эпоху падает его расцвет. Подобно тому, как советские историки не
начинают русской истории с образования Киевской Руси, мы не можем
начинать историю русского эпоса с образования киевского» цикла былин.
В.Я. Пропп
ВВЕДЕНИЕ
Любой исследователь былин, изучающий их применительно к истории
России, сталкивается с проблемой их датировки. Изучение русского эпоса в
целом – тема очень объемная и далека от завершения, как и любая наука.
Почти всю вторую половину XX в. учеными велись дискуссии об отношении
русского эпоса к истории. С одной стороны выступал академик Б.А. Рыбаков
со своими последователями – М.М. Плисецким, С.Н. Азбелевым и др., с
другой – В.Я. Пропп, фольклорист с мировым именем, которого также
поддержали многочисленные ученики и последователи, в т.ч. и И.Я. Фроянов.
Рыбаков и его последователи отыскивали в былинах отражение
событий и персонажей летописи, опираясь на имена. При этом не обходилось
без натяжек, а неповторимость и своеобразие былин как исторического
источника недооценивали. Всякое отличие отвергалось. Их соперники
указывали на натянутость параллелей между былинными и летописными
событиями и действующими лицами, делая из этого категорический вывод:
эпос никаких исторических событий не отражает. В целом можно
согласиться, что большинство сопоставлений былин и летописей – натяжки,
но вывод о полной неисторичности былин представляется поспешным. В
в былинной Руси, причём они настолько архаичны, что должны быть
отнесены не к Киевской Руси, а к более древней культуре. Эти сведения
последователями Рыбакова отбрасывались оттого, что те не укладывались в
их концепцию, их противниками – потому, что филологи не могли верно
оценить эти сведения.
В плане датировки одним из важнейших признаков является свободное
ношение оружия в бытовой обстановке героями былин. В Московской Руси
такой традиции не существовало, что исключает складывание былин в
московский период. Ещё одним важным фактором датировки былин является
непременное именование Киева столицей государства. В связи с этим и
другими факторами верхней границей складывания былин будет являться
первая треть XII в., как окончание периода существования единого киевского
государства.
Русский героический эпос вобрал в себя общеславянские,
праславянские и даже дославянские образы и мотивы, поэтому нижнюю
границу нашего исследования установить очень трудно. Ориентировочно
этой границей будет являться V в. Это Великое переселение народов, время
бурных событий, которые не могли не отразиться в эпосе. В V в. впервые
возникает на страницах средневековых сочинителей этноним «рус» («рос»).
Именно V в. стал фактически стартовым моментом восточнославянского
этногенеза, во время которого необратимо изменились социальные и бытовые
реалии восточнославянских народов, отражённые в былинах.
Круг источников, касающийся темы нашего исследования необходим и
достаточен. В соответствии со спецификой нашей работы, он включает в
основном литературные источники. Это непосредственно сами былины, в
которых можно выделить несколько главных пластов:
1. Былины о старших богатырях (Святогоре, Волхе Всеславьевиче,
Михайле Потыке, Вольге Святославиче).
2. Былины о главных героях русского эпоса (Илье Муромце, Добрыне
Никитиче и Алёше Поповиче).
3. Былины героического цикла («Василий Казимирович», «Суровец
Суздалец», «Сухман» и др.).
4. Былины киевского цикла («Дунай», «Соловей Будимирович», «Дюк
Степанович», «Чурила Плёнкович», «Ставр Годинович» и др.).
5. Былины новгородского цикла (о Садко и Василии Буслаеве).
Большое значение имеет такой нарративный исторический источник,
как «Повесть временных лет», – именно на нём основываются исследователи
исторической школы былиноведения.
1. Из эпических иностранных источников главнейшим является
произведение «Сага о Тидреке Бернском», где упоминаются главные герои
русского эпоса князь Владимир (Waldemar) и Илья Русский (Ilias von Riuzen).
Сага была записана в 1250 г., но западные исследователи относят ее
возникновение ко времени не позже Х века, а основана она на
древнегерманских легендах V в. Действие саги развертывается
непосредственно на Русской земле (Ruszialand), упоминаются Новгород
(Holmgard), Смоленск (Smaliski), Полоцк (Palltaeskiu) и т. п. Илья Русский –
герой ряда произведений германского эпоса, прежде всего поэмы "Ортнит",
записанной в 1220 – 1230-х годах, но сложившейся намного ранее.
сочинения средневековых западноевропейских и византийских историков,
упоминающие о славянах и руси (Маврикия Стратега, Евгиппия, Саксона
Грамматика, Адама Бременского, Титмара Мерзебургского, Оттона
Бамбергского, Иордана, Льва Диакона и Прокопия Кесарийского).
путешественников, упоминающие о славянах и руси (Ибн-Русте, Ибн-
Мискавейха и др.). Важнейшим из источников этого типа является «Записка
о путешествии на Волгу» Ахмеда Ибн-Фадлана.
Русские былины были объектом изучения еще со времени перехода от
знания к науке, в течение длительного времени исследовались в русской
дореволюционной и советской историографии в источниковедческом и
литературоведческом отношениях и накопили обширную литературу.
В частности, из работ XIX века можно назвать такие, как «Народная
поэзия: Исторические очерки» Ф.И. Буслаева, «Южнорусские былины» А.Н.
Веселовского, «Русский былевой эпос» И.Н. Жданова, «Опыт сравнительного
изучения западного и русского эпоса: Поэмы Ломбардского цикла»
Кирпичникова А.И., «Русский богатырский эпос» А.М. Лободы, «О былинах
Владимирова цикла» Л. Майкова, «Поэзия Великого Новгорода и её остатки
в Северной России» А.В. Маркова, «Экскурсы в область русского народного
эпоса» В.Ф. Миллера, «Сравнительно-критические наблюдения над слоевым
составом народного русского эпоса: Илья Муромец и богатырство киевское»
О.Ф. Миллера, «Происхождение русских былин» В.В. Стасова и
«Великорусские былины киевского цикла» М.Г. Халанского.
В XX в. былины также активно исследовались историками и
филологами, в числе которых можно назвать такие фамилии и произведения,
как: А.П. Скафтымов «Поэтика и генезис былин», Б.А. Рыбаков «Древняя
Русь: Сказания. Былины. Летописи», В.Я. Пропп «Русский героический
эпос», С.Н. Азбелев «Историзм былин и специфика фольклора», В.П. Аникин
«Русский богатырский эпос», А.М. Астахова «Русский былинный эпос на
Севере» и «Былины: Итоги и проблемы изучения», С.И. Дмитриева
«Географическое распространение русских былин: По материалам конца XIX
– начала XX в.», В. Жирмунский «Народный героический эпос», С.Г. Лазутин
«Поэтика русского фольклора», Р.С. Липец «Эпос и Древняя Русь», Е.М.
Мелетинский «Происхождение героического эпоса: Ранние формы и
архаические памятники», В.Г. Мирзоев «Былины и летописи – памятники
русской исторической мысли», М.М. Плисецкий «Историзм русских былин»,
Б.Н. Путилов «Русский и южнославянский героический эпос», Ю.И. Юдин
«Героические былины: Поэтическое искусство» и др.
В ходе изысканий образовались три основные школы: мифологическая,
компаративистская и историческая. Сейчас можно с уверенностью сказать,
что каждое из направлений, несомненно, было по-своему право и принесло
большую пользу в изучении проблемы. Ценность их усилий заключается в
том, что они разработали методы изучения былин. В конце 1990-х гг. активно
участвовавшие в полемике последователи В.Я Проппа и Б.А. Рыбакова, почти
складывания эпоса к середине первого тысячелетия христианской эры: И.Я.
Фроянов и Ю.И. Юдин с одной стороны, и С.Н. Азбелев, с другой.
В течение всего периода научного изучения былин исследователи
обращали внимание на черты мировоззрения или общественного устройства
в былинах, которые не укладывались в представление о тождестве Владимира
Красное Солнышко с Владимиром Святославичем.
Обычной для исторической школы опорой были и остаются имена
персонажей, но опора эта ненадежна из-за частых изменений имён не по
выведенным языковедами законам, а по игре смыслов и созвучий. Знакомство
с западным эпосом опровергает утверждение, будто в эпосе историчны лишь
имена, встроенные сказителями в древние сюжеты. В «Песни о Роланде»
историчны не только имена, но и основное событие, в «Песни о Нибелунгах»
и «Саге о Вольсунгах», историчны и связи реальных лиц, и основное
Наиболее рационально предложение Л.Н. Майкова – исследовать быт и
отношения в эпосе, но именно реалии быта, частной и общественной жизни
часто переосмыслялись сказителями и дополнялись анахронизмами.
Разобраться поможет выработанный В.В. Чердынцевым и Р.С. Липец метод:
когда встречаются ранние и поздние термины, преимущество должно быть
отдано более раннему. Используя эту методику, в настоящей работе мы
рассмотрели в последовательно-ретроспективном порядке те черты культуры
и общества, отраженные в былинах, которые не позволяют говорить о
складывании былин после крещения 988 г. и показывают существование
былин в середине X в. и отражение в них архаичных уже для той эпохи
обычаев и общественных отношений.
Эпос рассматривается в работе как историографический источник. При
этом учитывается художественная форма былин, поэтический вымысел,
определяющий особенности подхода к нему как к историческому материалу
для анализа. Былины отличаются большой текучестью как объект изучения –
их фактический материал причудливо трансформирован веками.
Объектом нашего исследования будут былины докиевского («Былины о
старших богатырях») и киевского циклов, а предметом исследования –
исторические данные, заключённые в этих былинах.
Предлагаемая работа ставит своей целью методологическое изучение
былин с исторической точки зрения, определение их ценности как
исторических источников, для чего необходимо, в первую очередь,
попытаться датировать эти эпические произведения. В связи с декларируемой
целью мы ставим перед собой следующие задачи:
Обзор истории изучения восточнославянского эпоса,
выделение основных тенденций его истолкования и основных школ
былиноведения;
Выделение и анализ наиболее архаических черт быта в
Определение конфессиональной принадлежности среды, в
которой возникли былины;
Определение этнической принадлежности источников
восточнославянского эпоса;
Выявление сюжетных и образных параллелей
восточнославянских и европейских эпических произведений;
Географическая локализация прародины
восточнославянского эпоса.
В соответствии с выбранной методикой исследования и поставленными
задачами нам кажется целесообразным структурировать нашу работу
следующим образом. Темой первой главы работы будет история изучения
русского эпоса, а именно исследование учеными древнейших исторических
пластов в русском эпосе. Тема второй главы – определение возраста русских
былин с помощью обнаруженных в них учёными черт древнего быта и
миропонимания. Тема третьей главы – этническая привязка создателей
русского эпоса. Тема четвёртой главы – географическая привязка родины
Глава 1. История изучения восточнославянского эпоса
Эта поэзия носила аристократический характер, была, так сказать,
изящной литературой высшего, наиболее просвещенного класса, более
других слоев населения проникнувшегося национальным самосознанием"...
Если эти эпические песни... и доходили до низшего слоя народа… то могли
только искажаться в этой темной среде…
В. Ф. Миллер
§1. Донаучный период изучения былин. Открытие былин учёными
Первые попытки установить взаимосвязь былин и истории начались
задолго до появления исторической и филологической наук.
Александра (Алешу) Поповича и Василия Буслаева и назвал Владимира
Святославича (980 – 1015 гг.) былинным именем «Владимир Красное
Солнышко». В XVIII в. это повторил писатель В.А. Левшин в предисловии к
написанным по мотивам былин «Русским сказкам», но в самих «Сказках»
князя Владимира он поименовал – Владимир Всеславьевич1. Между тем, в
самих былинах отчество «Святославич» утвердилось только в конце XIX в., а
В.Н. Татищев связывал князя Владимира не с крестителем Руси, а с древним
языческим князем того же имени, предком призвавшего Рюрика Гостомысла2
Но это осталось незамеченным.
Сходна история происхождения прозвища «Илья Муромец»,
канонизированного православной церковью. Но жития его не существует, а в
«Киево-Печерском патерике» нет и намека на муромского богатыря. Первые
известия о богатырских мощах в Киево-Печерской лавре также не
используют прозвище «Муромец»: в 1574 г. оршанский староста Филон
1 Старинные диковинки: т.3. кн.1. Волшебно-богатырские повести XVIII в. – М.: Советская Россия, 1991. с. 17, 97, 221, 318. 2 Татищев В.Н. История российская. – М. – Л.: Издательство АН СССР, 1962. с. 72.
Кмита Чернобыльский в письме Троцкому кастеляну Остафию Воловичу
упоминает былинного богатыря Илью Муравленина; иезуит Эрих Лясотта
описывает в 1594 году останки «исполина Ильи Моровлина»1. В конце XIX –
начале XX в. Д.И. Иловайский и Б.М. Соколов доказали, что причиной
превращения Муравленина в крестьянского сына Муромца стала жизнь
казака Илейки Иванова сына Муромца начала XVII в., сподвижника Ивана
Болотникова2. Муромские легенды, связывающие местные топонимы с
деятельностью Ильи Муромца, изначально, видимо, посвящались именно
разбойному казаку, и только позднее их связали с былинным Ильёй. О других
былинных богатырях подобных легенд нет. Между тем, имя богатыря много
древнее: его имя возникает в германских легендах и шведских сагах в XI –
XIII вв., Лясотта упоминает, что «Элия Моровлин» жил 400 – 500 лет назад
(т.е. в XII в.)3.
Так создавалась атмосфера, в которой пришлось работать
последующим исследователям эпических преданий русского народа.
Образованному российскому обществу во времена возникновения
исторической науки эпос собственного народа был незнаком, да и не вызывал
у него особого интереса: В.Н. Татищев, Н.М. Карамзин и издатель «Слова о
полку Игореве» упоминали былины лишь несколькими словами в
примечаниях, комментариях. В 1815 г. Г.Р. Державин охарактеризовал первое
издание русских былин в сборнике Кирши Данилова, как «нелепицу,
варварство и грубое неуважение» к вкусам «чистой публики». Того же мнения
придерживался известный фольклорист князь Н.А. Церетелев: «грубый вкус
и невежество – характеристика сих повестей»4. Н.М. Карамзин (опять же в
примечаниях) критически отозвался о мнении М.В. Ломоносова, который
провёл параллели между эллинскими мифами и русскими сказками5. В.А.
1 Ярхо В. Илья Муромец: святой воин, казак… или самозванец: Как складывался былинный образ русского богатыря. // История, 2007, №12, с. 10. 5 Прозоров Л.Р. Времена русских богатырей. – М.: Яуза, Эксмо, 2006. с. 27. 4 Калугин В.И. Мир былинного эпоса. // Былины. – М.: Современник, 1986. с. 20. 3 Ярхо В. Илья Муромец.. с. 11. 2 Ярхо В. Илья Муромец… с. 13.
Левшин принужден был внести в свои «Русские сказки» «рациональные»
толкования в духе века (например, превратив огненную реку в ряд зеркал на
пружинах)1 и всё равно не решился издать книгу под своей дворянской
фамилией. Специалист по народной поэзии А.Г. Глаголев в адрес поэмы А.С.
Пушкина «Руслан и Людмила», написанной по мотивам левшинских
«Сказок» также отозвался не самым лестным образом2. Были, конечно, и
исключения. В 1817 г. появилось исследование А.Х. Востокова «Опыт о
русском стихосложении», положившее начало научному изучению поэтики
былин и открывшее, на примере былин, принципиально новую форму
русского тонального стихосложения. Как новое явление рассматривал
былины и А.С Шишков в «Разговоре о Словесности между Аз и Буки» (1810
г.). Но эти отдельные явления так и не стали правилом в первой четверти XIX
Положение несколько изменилось при Николае I. В 1830-е годы начался
целенаправленный поиск былин, и тогда же вошло в научный обиход слово
«былина». Долгое время в филологии бытовало мнение В.Ф. Миллера,
высказанное им в 1895 г., о том, что слово «былина» по происхождению
ненародное, что собиратель русского фольклора И.П. Сахаров взял термин из
«Слова о полку Игореве» и ввёл как обозначение богатырских песен-
преданий3. Но примерно в то же время собиратель былин А.С. Архангельский
указал, что в 30 – 40-х гг. XIX в. слово «былина» (с ударением на последний
слог) было в ходу у крестьян Вологодской, Архангельской и Олонецкой
губерний. В 1953 году, в поддержку Архангельского высказался П.Д. Ухов,
сославшись на сибирские записи собирателей фольклора середины XIX в.4
происхождению термином, вполне отражающим отношение сказителей к
1 Старинные диковинки: т.3. кн.1. с. 227. 4 Калугин В.И. Мир былинного эпоса. с. 17. 3 Калугин В.И. Мир былинного эпоса. с. 17. 2 Цит. по Калугин В.И. Мир былинного эпоса. с. 20.
На этом новом этапе постижения культуры народа первая серьёзная
попытка постижения принадлежала В.Г. Белинскому, выступившему в 1841 г.
с циклом статей о народной поэзии, в котором он дал высочайшую оценку
сборнику Кирши Данилова.
В результате тридцатилетних усилий собирателей фольклора в 60-е гг.
XIX в. были изданы «Песни В.П. Киреевского». Тогда же П.Н. Рыбниковым
были открыты онежские былины, после чего русский Север почти на сто лет
стал местом паломничества фольклористов. Иногда эту местность поэтично
называли «Исландией Русского эпоса». В то же время в окрестностях Киева
не существует никаких следов древнерусских былинных преданий.
§2. Дореволюционные школы былиноведения
Обычно былиноведение XIX – начала XX веков делят на ряд школ, а
именно: мифологическую, компаративистскую и историческая школы.
Мифологическая школа возникла в первой половине XIX в. в Германии
под влиянием романтизма и разочарования в идеях «Просвещения». В России
она была представлена фигурами А.Н. Афанасьева, Ф.И. Буслаева, О.Ф.
Миллера и др. Приверженцы мифологической школы возводили сюжетные
основы былин к мифологии, то есть, к аллегорическим описаниям явлений
природы. По мнению мифологистов, былины – дохристианская и
догосударственная архаика, мифы о русских богах, прикрытых
христианскими именами. Владимира Красное Солнышко отождествляли с
Дажьбогом, Илью Муромца – с Перуном, Змея Горыныча – с Велесом.
Оружие богатыря считали отображением молнии, вражеские войска – тучей1.
Иногда внутри былинного эпоса выделяли «старших» и «младших»
богатырей, понимая под «старшими» богатырями языческое, «титаническое»
и даже хтоническое начало, – исполина Святогора, князя-оборотня Вольгу
1 Пропп В.Я. Русский героический эпос. – Л.: Издательство Ленинградского университета, 1955. с. 11.
Всеславича, волшебного пахаря Микулу Селяниновича1. Первым предложили
такое разделение Ф.И. Буслаев.
Толкование былин, как «замаскированных мифов», было очень
натянутым: в ряде культур независимо существуют мифы и эпос о героях:
Зигфрид победил дракона, как Тор – Змея, но это отнюдь не означает их
тождества, равно как и тождества Геракла, победителя Лернейской Гидры, –
с Аполлоном-змееборцем. Критика мифологической школы шла и изнутри, –
многие мифологисты отлично видели её слабости и недостатки2. Однако,
многие наблюдения ученых этой школы и в наши дни не потеряли значения.
В первую очередь это исследование Ф.И. Буслаевым былины о Вольге и
Микуле: отождествление Вольги-Волха с чародеем Волхвом новгородских
преданий, очевидные параллели между образом Микулы и пахарями-
князьями западнославянских преданий были отвергнуты позднейшими
исследователями3. Многие выводы мифологической школы использовал В.Я.
Пропп, а во второй половине XX в. В.Н. Топоров и В.В. Иванов создали
теорию «основного индоевропейского мифа», в любом сюжете
усматривавшего битву Громовержца со Змеем4.
Компаративистская школа появилась примерно в одно время с
мифологической. Началом этой школы стали труды Стасова и Потанина,
утверждавших, что былинный эпос был позаимствован у кочевников Золотой
Орды после XIII в.5 Компаративистская школа существует и сегодня,
сторонниками её можно назвать археолога А.Л. Никитина или М. Аджи,
доказывающих татарско-половецкое происхождение былин. Между тем,
трудно объяснить влиянием тюрок-кочевников такие былинные образы, как
фигура волшебного пахаря Микулы Селяниновича; корабли Соловья
Будимировича, Ильи Муромца, Садко и Василия Буслаева; «мёд-пиво» (а не
1 Калугин В.И. Мир былинного эпоса. с. 15. 5 Пропп В.Я. Русский героический эпос. с. 12. 4 Семёнова М. – Мы – славяне! – СПб.: Азбука, 1998. с. 43, 48. 3 Азбелев С.Н. Ф.И. Буслаев и его ученики об историко-бытовых основах народного эпоса. // Русская литература, 1991, №4, с. 10. 2 Рыбаков Б.А. Язычество древних славян. – М.: София, 2001. с. 364.
кумыс) на пирах, деревянную архитектуру городов; внутреннюю обстановку
былинных жилищ с печами, скамьями, столами; пренебрежение богатырей к
метательному оружию; постоянное родство и соседство с Политовской,
Ляховецкой, Поморянской землями и вражда к Степи, за жителями которой
сказители часто и имени человеческого не признают: «Умеет ли кто говорить
языком русским, человеческим?»1
Более убедительны изыскания компаративистов, находивших параллели
русским былинам на Западе: А.Н. Веселовского, И.П. Созоновича, К.Ф.
Тиандера. Но в этих параллелях можно видеть не столько «заимствование»,
сколько общие истоки эпосов, тождество событий и процессов, легших в
основу. А.Н. Веселовский в приложении к статье «Русские и вильтины в саге
о Тидреке Бернском» впервые перевел на русский язык все части «Саги…»,
связанные с русами и другими славянами2. Но оценить по достоинству
исторического значения параллелей между ней и русскими былинами ученый
не мог из-за убежденности, что историческая действительность в былинах не
может уходить глубже времен X в. В статье «Былины о Волхе Всеславиче и
поэмы об Ортните» А.Н. Веселовский выявил ещё ряд параллелей между
славяно-русским и германо-скандинавским эпосами3.
Историческая составляющая в былинах была очевидна с самого начала:
мифологисты выделяли «младших» богатырей – исторических героев.
Первой специальной работой о былинах, ставившей во главу угла их
историческую основу, стало исследование Л.Н. Майкова «О былинах
Владимирова цикла», в котором он впервые ввёл понятие
«киевского» (богатырские былины, объединенные вокруг Киева и фигуры
Владимира) и «новгородского» (былины о Садко и Василии Буслаеве)
циклов, окончательно закрепил отождествление Владимира Красное
Солнышко с Владимиром Святославичем и Владимиром Мономахом4.
1 Былины. – М.: Современник, 1986. с. 131. 4 Прозоров Л.Р. Времена русских богатырей. с. 43. 3 Пропп В.Я. Русский героический эпос. с. 12. 2 Пропп В.Я. Русский героический эпос. с. 12.
Н.Д. Квашнин-Самарин в работе «Русские былины в историко-
географическом отношении» также отнёс былины к временам Владимира
Святославича, первым разработав метод поиска летописных прототипов
былинным героям с опорой на имена1. Им пользовались Н.П. Дашкевич, С.М.
Соловьев, М.Г. Халанский и др. В рамках этой теории Н.И. Костомаров
поддержал мысль Буслаева о тождестве Волха былин и Волхова новгородских
преданий, и постарался найти в этих преданиях историческое зерно2.
Детальная разработка способов исторического толкования русского
эпоса принадлежит В.Ф. Миллеру, ставшему общепризнанным главой
исторической школы. Ему же принадлежит заслуга постановки вопроса о
месте и общественной среде складывания былин: он впервые обратил
внимание на то, что былины почти отсутствуют на Украине, на землях
Киевской Руси, а существуют исключительно на русском Севере3.
Исследователи до второй половины XX в., пытались понять причину
локализации былин, безуспешно искали их следы в Белоруссии и на Украине.
М.Г. Халанский и С. Шамбинаго высказали идею о московском
происхождении былин, что вызвало возражения со стороны самого В.Ф.
Миллера4. Он также резко выступил против представления о сотворении
эпоса народом, утверждая, что в неграмотной крестьянской среде события,
случившиеся сто лет или полтораста тому назад, спутываются и основательно
забываются. По мнению В.Ф. Миллера, былинная поэзия всегда носила
аристократический характер, а в народе былины распространяли
профессиональные сказители5.
В конце XIX – начале XX вв. крупнейшие исследователи покидают
мифологическую и компаративистскую школы ради исторической, что видно
на примере компаративиста В.Ф. Миллера и мифологиста Ф.И. Буслаева. Для
1 Прозоров Л.Р. Времена русских богатырей. с. 43. 5 Пропп В.Я. Русский героический эпос. с. 13. 4 Прозоров Л.Р. Времена русских богатырей. с. 44. 3 Пропп В.Я. Русский героический эпос. с. 13. 2 Костомаров Н.И. Севернорусские народоправства во времена удельно- вечевого уклада (История Новгорода, Пскова и Вятки). – М.: ООО «Мир книги», 2004. с. 16.
этого были и внешние причины: в 1871 г., когда Тейлор и Буслаев подвергли
критике мифологическую школу, Генрих Шлиман открыл Трою, воспетую
Гомером, а Эванс – описанную в греческих мифах цивилизацию Древнего
Крита – раскопки подтвердили историческую подоплеку греческих преданий.
Но не в меньшей степени отход исследователей объяснялся кризисом обеих
С критикой крайностей всех трёх школ дореволюционного
былиноведения и с указанием на необходимость объединения усилий
выступил в 1915 г. Н.Н. Трубицын1, но события первой мировой и
гражданской войн заставили на время забыть об изучении эпоса.
§3. Изучение былин в СССР
После октябрьской революции господствовавшая в русском
былиноведении историческая школа была обречена. Причиной этого стала
концепция провозглашения роли древнерусской аристократии как творца
эпоса. В 20-е гг. учёные ещё отстаивали свою точку зрения, что наиболее
существенным фактом крестьянской переработки является превращение
важнейшего былинного героя в крестьянского сына Илью Муромца вместо
прежнего Муравленина2. «Дискуссия по вопросам эпоса» в советской прессе
в середине 30-х гг. остановила исследования происхождения былин, – было
споря между собой, сходились в решительном неприятии аристократической
теории происхождения эпоса. Но вместе со старой исторической школой
была отвергнута также идея об исключительной связи былин с Киевским и
Московским государством, что дало возможность для исследований
догосударственной старины в былинах.
Благодаря отказу от поисков в былинах исторической конкретики, В.Я.
Пропп обнаружил в эпосе следы первобытной древности, которыми его
предшественники пренебрегали: племенной характер войн Вольги-Волха, 1 Прозоров Л.Р. Времена русских богатырей. с. 47. 2 Кожинов В.В. История Руси и русского Слова. – М.: Алгоритм, 1999. с. 184.
отражение погребальных обрядов в былине о Михайле Потыке1. Но тот же
отказ от идеи датировки былин вообще помешал исследователю правильно
оценить важность находок: исследовав ряд былин о сватовстве и находя, что
в эпосе осуждена женитьба на чужеземках, Пропп пришёл к выводу, что
былины эти отразили становление государства2. Но эндогамия – свойство
племени, т.е. открытая Проппом черта принадлежит времени складывания
племени из родов.
Вскоре после выхода «Русского героического эпоса» В.Я. Проппа И.П.
Цапенко в книге «Питання розвитку героiчного епосу схiдних слов"ян» (1963
г.), пользуясь методами исторической школы в изучении отношений
былинных героев, пришёл к выводу, что былины возникли до Средневековья,
в эпоху военной демократии.
В 1965 году геохимик В.В. Чердынцев в работе «Черты
первобытнообщинного строя в былинах» показал на ряде примеров, что
общество былин – догосударственное, и сформулировал метод исследования
и датировки былин: необходимо выявить те черты социального уклада,
поэтому могут сохраняться при эволюции эпоса – родственные отношения,
брачные условия, группировки социальных сил, идеология былинных героев,
условия смерти и погребения. Напротив, не могли, по мысли исследователя,
помочь в датировке былин черты, сохранявшиеся от первобытных времен до
современности: ворожба, вещие сны, войны, уплата дани. Но специалисты
пренебрегли работой геохимика, которая была издана лишь в 1998 г.
Несколько позже В.Я. Проппа к былинам обратился Б.А. Рыбаков,
которому предстояло возродить историческую школу, но без теории
аристократического происхождения былин. Впервые археолог сопоставил
известные по раскопкам погребения русов IX – XI вв. с описанием
1 Пропп В.Я. Русский героический эпос. с. 27. 2 Пропп В.Я. Русский героический эпос. с. 28.
погребения богатыря в былине о Михайле Потыке. Оказалось, что былина эта
содержит очень точное описание древнего обряда1.
Но во время споров с Проппом и его сторонниками Б.А. Рыбаков
предпочёл искать былинным героям летописных прототипов, что отразилось
в его исследовании «Древняя Русь, Предания. Былины. Летописи». Наиболее
удачным примером Рыбаков считал былину о победе над Тугарином, связав
её с победой Владимира Мономаха над половецким ханом Тугорканом в 1096
г.2. Рыбаков не отрицал существование у русов докиевского эпоса и даже
выявил предположительно его основные темы (войны антов с сарматами,
готами и гуннами)3, но былины связывал с ними редко.
В статье «К вопросу о времени сложения былин» Р.С. Липец и М.Г.
Рабинович, независимо от В.В. Чердынцева, сформулировали принципы
датировки основ былинного эпоса: «Трудно предположить, что в былинах
могли быть введены искусственно архаические термины. Поэтому, когда
встречаются ранние и поздние термины, преимущество для хронологического
приурочения должно быть отдано более раннему термину»4. Липец и
Рабинович показали, что былины очень точно воспроизводят вооружение не
просто воина Древней Руси, а именно конного латника, дружинника. Топор,
оружие общинника-ополченца, в былинах в таком качестве даже не
упоминается; копье-рогатина – лишь в руках разбойников; лук – в основном
в связи с охотой и состязаниями (вообще, обо всех видах метательного
оружия, о самом метании в былинах говорится неприязненно)5. Столь
глубокое и детальное знание дружинного быта и всех реалий вооружения
былиной позволяет усомниться в теории крестьянского происхождения эпоса.
В труде Р.С. Липец «Эпос и Древняя Русь» разработана и углублена методика
1 Мирзоев В.Г. Былины и летописи: памятники русской исторической мысли. – М., 1978. с. 67. 5 Старинные диковинки: т.3. кн.1. с. 21. 4 Цит. по Прозоров Л.Р. Времена русских богатырей. с. 59. 3 Рыбаков Б.А. Рождение Руси. с. 327. 2 Рыбаков Б.А. Рождение Руси. – М.: АиФ Принт, 2003. с. 410.
поиска древнейших слоев в былинах – для хронологизации важны наиболее
древние термины и понятия.
С.И. Дмитриева в книге «Географическое распространение русских
былин», изучив данные о местах записи былин, обычаях местного населения
и его антропологическом типе, пришла к выводу, что былины связаны только
с потомками новгородских поселенцев1. В Сибири также былины записывали
именно там, где жили переселенцы с новгородских краев. Б.А. Рыбаков
объяснял сохранение былин в новгородской среде летописным рассказом о
гарнизонах из словен, вятичей, кривичей и чуди на печенежской границе
Руси, которые академик отождествлял с былинной богатырской заставой2.
Много меньше внимания привлекло другое открытие Дмитриевой: в местах
основного распространения былин она обнаружила сохранившееся до XX
века деление на «старшие» и «младшие» роды. Старшими считались роды,
первыми пришедшие в край; браки с невестами из них были самыми
почётными; в обрядовых хороводах первые места в веренице были
закреплены за девушками из «старших родов». Именно эта «родовая знать» и
была хранительницей былин. Исследовательница сделала предположение о
связи «старших родов» с осевшими на землю новгородскими боярскими
и С.И. Дмитриевой переводят аристократическое происхождение былин в
разряд научных фактов.
А.Г. Кузьмин впервые после А.Н. Веселовского опубликовал «русские»
отрывки «Саги о Тидреке Бернскоми», указав на былинные сообщения о
пребывании Ильи Муромца в «Тальянской земле» и предложив толкование
первоначального варианта прозвища богатыря (Муравленин, Моровлин,
Муровец) как «житель Моравии»4.
Еще одним выдающимся исследователем русских былин советского
времени был В.В. Кожинов. Он принял и углубил открытие Дмитриевой,
1 Кожинов В.В. История Руси… с. 150 – 151. 4 Кузьмин А.Г. Варяги и Русь. – http://forum.svarog.ru/ 3 Кожинов В.В. История Руси… с. 155. 2 Рыбаков Б.А. Рождение Руси. С. 410.
связав былины с первой, еще не новгородской, а ладожской колонизацией
русского Севера1. Сам В.В. Кожинов остался сторонником общерусского
распространения былин, объясняя их локализацию тем, что Русский Север в
XII – XVII вв. был «политически спокоен»2. По указанию Кожинова,
сказители относились к былинам как к «божественному дару», исполняя их
только в «святые дни», они почти религиозно были убеждены, что тот, кто
позволит себе изменить текст былин, будет проклят3.
Кожинов пришёл к выводу, что X – XI вв. были не началом былинного
эпоса, а завершающим этапом его складывания. Несомненен замеченный
Кожиновым отпечаток, наложенный на былины борьбой с Хазарским
каганатом. А вот дохристианский элемент в былинах, как и вообще в жизни
средневековой Руси, Кожинов недооценил, считая начало XI в. временем
очевидного расцвета христианства на Руси4.
§4. Общие выводы спорящих школ
В 1997 г. вышли сразу две былиноведческие работы, принадлежавшие
к двум разным школам советского былиноведения: в сборнике «Былинная
история» – статьи разных лет И.Я. Фроянова и Ю.И. Юдина, а в сборнике
«Славянская традиционная культура и современный мир» – статья С.Н.
Азбелева «Предания о древнейших князьях Руси по записям XI – XX вв.»
Работу «Былинная история» И.Я. Фроянова и Ю.И. Юдина можно
фольклорист Юдин и историк Фроянов рассмотрели догосударственный слой
в русских былинах и убедительно показали ритуальную природу
бездеятельности, неподвижности былинного Владимира, будто прикованного
к Киеву и своему терему, сопоставив ее с ритуальной неподвижностью
1 Кожинов В.В. История Руси… с. 152. 4 Кожинов В.В. История Руси… с. 186. 3 Кожинов В.В. История Руси… с. 164. 2 Кожинов В.В. История Руси… с. 152.
«священных царей» архаических обществ1, в то время как ранние князья
русских летописей лично возглавляли далекие походы. На долетописную
древность выводит и брачная тема в былинах: Фроянов и Юдин отмечают,
что былинные герои отстаивают традиционное право на экзогамный,
межродовой брак, в то время как в жизни утверждается племенная
эндогамия2. Между тем, летопись отражает как самый ранний этап
объединения славян, «племенные союзы», которые называет «землями» или
«княжениями»3. Насколько давно сложились эти союзы, говорит то
обстоятельство, что ни единого внятного упоминания о составлявших их
племенах летописи не сохранили. В результате былинное общество
оказывается на целую эпоху древнее летописного. Это побуждает
исследователей сдвигать датировку исторической первоосновы былин
примерно к середине первого тысячелетия нашей эры4.
Их непримиримый оппонент С.Н. Азбелев (ученик Б.А. Рыбакова)
другими путями пришёл к тому же выводу. Азбелев сделал вывод, что образ
Владимира в былинах слишком архаичен; указал, что первоначальная и
господствующая форма отчества князя в былинах – Всеславич5. Азбелев
обращается к материалам «Саги о Тидреке Бернском» и Иоакимовской
летописи, выявив сходство былинного Ильи с Ильёй Русским из саги, а также
Вальдемара, конунга русов из саги – с древним легендарным Владимиром
Иоакимовской летописи и несходство их обоих с образом Владимира
Святославича6. Предшествуют Владимиру в этой летописи герои-
прародители (очевидные эпонимы) – Словен, Рус, Вандал, Волх и пр. А
после него идет череда двенадцати безымянных поколений вплоть до почти
исторического Буривоя (отца знаменитого и исторического Гостомысла)7.
1 Фрэзер Д. Золотая ветвь. – М.: Политиздат, 1980. с. 210. 7 Татищев В.Н. История российская. с. 60. 6 Азбелев С.Н. Князь Владимир и Илья Муромец. с. 77. 5 Азбелев С.Н. Князь Владимир и Илья Муромец. // Русская речь, 1993, №6, с. 76. 4 Прозоров Л.Р. Времена русских богатырей. с. 74. 3 Повесть временных лет. http://www.slav.olegern.ru/ 2 Фрэзер Д. Золотая ветвь. с. 272.
и героев в былинах, фольклорных источниках Иоакимовской летописи и в
средневековых обработках германского эпоса нельзя объяснить игрой случая.
Но если Владимир Красное Солнышко былин тождественен
«Вальдемару» саги и Владимиру Иоакимовской летописи, то былины легко
локализовать во времени. «Вальдемар» из саги сражался с готами и гуннами в
V в.; Владимир Иоакимовской летописи был предком в тринадцатом колене
Гостомысла, умершего, согласно германским хроникам, в 844 г., то есть жил
он тоже около V в., в искомой середине I тыс. н.э.1
Таким образом, представители разных школ разными методами пришли
к выводу о формировании былинного эпоса в середине I тыс. н.э.
1 Татищев В.Н. История российская. с. 60.
Глава 2. Архаические мотивы восточнославянского эпоса
Если поставить вопрос, что в большей степени определяло
мировоззрение древнерусского общества – язычество или христианство, то
можно, не боясь преувеличений, сказать: язычество.
И.Я. Фроянов
§1. Языческая символика и атрибутика былин
Важнейший признак для определения хронологии былин – религиозная
символика. По мнению А.А. Котляревского, до христианства была другая
основа наших богатырских сказаний. Ф.И. Буслаев, утверждал, что
былинный эпос не помнит крещения, а Владимира изображает даже скорее
язычником. Высказывания вроде «постоять за веру православную... ради
церквей-монастырей» в устах богатырей Буслаев называет «тирадами
новейшего изделия», противоречащие поступкам, которые, с точки зрения
христиан должны казаться святотатством1. Глава исторической школы В.Ф.
Миллер, считал образ Владимира в былинах чисто языческим2.
Вопрос о месте и роли христианской составляющей в былинах очень
важен. Отрицать её существование невозможно, но перед исследователем
былин встает вопрос – является ли христианская составляющая былин
основой русского эпоса, или наслоением? Но сначала надо решить –
правомерна ли сама постановка вопроса, бывает ли так, чтоб языческие
предания ассимилировались христианским сознанием Средневековья?
Примеры обнаруживаются в Западной Европе. В британском круге
сказаний о короле Артуре предстает идеальным католическим государем, а
его рыцари –христианами, в житиях же британских святых-современников
Артур – скорее язычником3. Аналогично в скандинавской «Саге о
1 Азбелев С.Н. Ф.И. Буслаев и его ученики… с. 12. 3 Сапковский А. Мир короля Артура. // Сапковский А. Нет золота в Серых Горах. – М.: ООО «Издательство АСТ», 2002. с. 54. 2 Прозоров Л.Р. Времена русских богатырей. с. 92.
Вольсунгах» и германской «Песне о Нибелунгах» описываются одни и те же
события и герои. Но в «Песне о Нибелунгах» куда-то исчезли языческие
боги-асы, валькирия Брюнхильд стала королевой Брунгильдой, возникли
церкви и капелланы.
В былинах христианство также накладывалось поверх язычества:
например, эпизод покушения на Илью Муравленина его сына – Сокольника.
Сокольник пытается убить спящего отца, но его копье натыкается на
нательный крест Ильи. В первой половине XIX века на Северной Двине
записали вариант этой же былины, где крест отсутствует, а вместо него –
оберег1. Замена оберегом креста в тексте былины исключается, замена могла
произойти только в обратном порядке. Ещё один переходный момент:
«татары» подступают к Киеву, и княгиня Апракса советует Владимиру пойти
в церковь и помолиться богам2. Очевидно, что здесь исходно многобожие.
Наиболее ярко прослеживается переход от языческих ценностей и
символов к православным в былинах о Василии Буслаеве. Герой отправляется
с паломничеством в Иерусалим. Путь не описывается, но существует вариант,
когда герой направляется вниз по Волхову, в Ладогу и через Неву в
«Веряжское» море. В этой записи и речи нет об Иерусалиме – роковая
встреча с «бел-горюч камнем» и вещей мертвой головою происходит на
острове посреди «Веряжского моря»3. На Балтике действительно
располагался остров, по значению сопоставимый с Иерусалимом
христианского мира: остров Рюген4. На нем много священных белых скал5, а
языческий культ балтийских славян Арконы включал хранение отсеченных
вражеских голов. Возможно, здесь влияние кельтов, столь ощутимое у
балтийских славян6. Еще в конце XI века из христианской Чехии приезжали
1 Прозоров Л.Р. Времена русских богатырей. с. 95. 6 Семёнова М. – Мы – славяне! с. 208. 5 Гаврилов Д.А. Наговицын А.Е. Боги славян. Язычество. Традиция. – М.: Рефл-Бук, 2002. с. 69. 4 Из «Деяний первосвященников Гамбургской церкви» Адама Бременского. // Откуда есть пошла Русская земля. т.2. – М.: Молодая гвардия, 1986. с. 596. 3 Прозоров Л.Р. Времена русских богатырей. с. 97. 2 Былины. – М.: Современник, 1986. с. 285.
на Рюген паломники за пророчествами1. Допустимо и плавание на Рюген
новгородской вольницы, которое было сопоставимо с посещением
христианами Иерусалима. Это тем вероятнее, что происхождение
новгородцев с южного берега Балтики доказано («людие новгородские от
рода варяжска»2): на него указывают особенности новгородского диалекта3,
западнославянская керамика в древнейших слоях Новгорода и Пскова,
западнославянская конструкция новгородских укреплений, не имеющая
подобий на юге Руси, западнославянские хлебные печи, наконечники стрел и
многие другие археологические доказательства4. На него указывает сходство
общественного устройства славянского Поморья и Новгорода5. Наконец, на
переселение указывают черепа древних новгородцев, ладожан и псковичей в
могилах XI – XIII вв., подобные черепам балтийских славян-ободритов6.
Можно уверенно предположить, что в первоначальном варианте былины
целью Василия Буслаева был не Иерусалим, а Аркона. Однако даже в
христианском варианте Буслаев в Иерусалиме кощунствует над святыней,
купаясь в Иордане нагим7. Так же кощунствует он и в Новгороде, поднимая
руку на крестного отца-монаха и разбивая колокол Святой Софии8.
Может быть, именно в свете противостояния Буслаева христианству
следует рассматривать эпизод в некоторых записях этой былины: пленным
дружинникам Василия связаны руки и ноги, и «загнаны они во Почай-реку».
Пропп обращает внимание, что многие дружинники Буслаева происходят из
8 Былины. – М.: Советская Россия, 1988. с. 451. 7 Былины. – М.: Современник, 1986. с. 482. 6 Нидерле Л. Славянские древности. – М.: Алетейя, 2000. с. 18. 5 Серяков М. Рождение Вселенной. Голубиная книга. – М.: Яуза, Эксмо, 2005. с. 121, 144. 4 Семёнова М. – Мы – славяне! с. 370, 406. 3 Носов Е. Славяне на Ильмене. Экологический аспект освоения северо- западных земель. // Родина, 2002, №11/12. с. 46. Зализняк А. Новгородское наречие. // Родина, 2002, №11/12. с. 85. 2 Повесть временных лет. – http://www.slav.olegern.ru/ 1 Гудзь-Марков А.В. Индоевропейцы Евразии и славяне. – М.: Вече, 2004. с. 375.
