ИЗ СЕМЕЙНОГО АЛЬБОМА
Путь служения русскому театру семьи Садовских начинается примерно с 1790 года. Этот путь был начат выдающимися провинциальными актерами - братьями Григорием Васильевичем и Дмитрием Васильевичем Садовскими. Об их деятельности, к сожалению, осталось мало сведений.
Родоначальником актерской династии Садовских в Малом театре был их племянник - Пров Михайлович Садовский. Пров Михайлович рано испытал и горе и бедность. Его отец, Михаил Ермилов, умер, когда маленькому Прову было всего девять лет. Матери из-за большой нужды пришлось отдать сына на воспитание своим братьям. Сначала сироту приютил Григорий Васильевич Садовский, а после его смерти в судьбе мальчика принял участие второй его дядя - Дмитрий Васильевич. Отданный на попечение своих дядьев, Пров Ермилов принял их фамилию, а позднее и их профессию - он стал актером.
С 1839 года и по сей день, из поколения в поколение, служит Малому театру семья Садовских.
О жизни и творчестве славных ее представителей я рассказываю в первой части книги.
ПРОВ МИХАЙЛОВИЧ САДОВСКИЙ
(1818-1872)
Более ста лет назад известный русский историк Д. Л. Крюков, разбираясь в природе, законах и задачах «театрального художества», писал в «Москвитянине»: «С смертью современников духовный образ художника сцены исчезает навсегда, и не остается от него ничего, кроме темного предания, что был он мастером своего дела».
С этим утверждением нельзя не согласиться. Но все же попытаемся высветлить это «темное предание» воспоминаниями современников, и, может быть, от них долетит к нам отзвук далеких дней и приблизит нас к тому, кто в давние времена украшал русскую сцену.
Сценический путь Прова Михайловича Садовского начался в глубине России, в одном из самых ее глухих углов - Лебедяни. В самом деле, каким «медвежьим углом» была Лебедянь, если Грибоедов устами Фамусова незадолго до этого называл «глушью» такой город, как Саратов...
Великому русскому актеру суждено было пройти тяжелую житейскую школу. С самой ранней юности крайняя нужда и лишения долго были неразлучными спутниками Прова Садовского; жить ему было и холодно, и голодно, и неприютно.
Вспоминаются строки первого биографа Садовского, В. Межевича, который в 1843 году на страницах журнала «Пантеон» описывал жизнь и деятельность Прова Михайловича в провинции.
В то далекое время провинциальный актер не имел ничего прочного, обеспеченного - ни славы, ни имущества, ни даже куска насущного хлеба. Слава его не выходила за пределы того города, в котором он играл, да и там не отличалась постоянством, обращаясь в дым при появлении заезжего фокусника. Его имущество всегда было при нем, и он мог бы сказать о себе словами древнего мудреца: «Omnia mea mecum porto» - все мое ношу с собой. Иначе и быть не могло, потому что, переезжая из одного города в другой всю жизнь, он не имел возможности жить оседло. Насущный хлеб его часто зависел от дневного сбора: хорош сбор - он сыт, нет сбора - терпи голод или иди с рукой, поминая имя Христово.
Именно в таком трудном положении оказались однажды странствующие актеры в Лебедяни. В театр никто не шел, сборов не было - актеры голодали. На обед у них был ломоть черного хлеба да ковш воды, за которой Пров Садовский бегал на реку. К счастью, там оказался один трактирщик, который предложил несчастным актерам давать для него спектакли за ужин. Предложение, конечно, было принято. И вот в театральном зале жалкого балагана, тускло освещенном двумя сальными огарками, важно развалясь в кресле, сидит единственный зритель - лебедянский трактирщик - и смотрит на сцену, где актеры с превеликим старанием разыгрывают перед ним пьесу. Но пьеса «их степенству» показалась скучной, и, прерывая действие, он кричит: «Не надоть, брось! Ну ее! Валяй лучше плясовую...» И актеры, исполняя приказание, пускаются в пляс. Они послушны трактирщику: он обещал после представления выдать им щей с говядиной.
Так было в Лебедяни, а в Ельце было и того хуже, там не оказалось щедрого трактирщика и один из товарищей Прова, некий Лебедев, умер от голода.
Актер Бураковский, хорошо знавший театральную провинцию, в своей книге «Очерк истории русской сцены» писал: «Большинство артистов старого времени представляло собой сброд людей без всякого намека на образование, людей, которые, потеряв все в жизни, бросались, очертя голову, на сцену, чтобы там найти себе хоть скудный кусок хлеба. Но и тут, в среде артистов, царила непроглядная нищета со всеми ее последствиями. Название провинциальный актер сделалось даже синонимом пьяницы» (С. Бураковский. Очерк истории русской сцены, Спб., 1877, стр. 110).
.
Прова Садовского влекла на сцену горячая любовь к театру, жгучая мечта овладеть прекрасным искусством. Ему тяжело было в среде окружавших его актеров: он сторонился их духовной убогости, не разделял пристрастия к вину, не сочувствовал низменным интересам. Не разделяя же их удовольствий, он делался для них лишним, а порой, может быть, даже неприятным, потому он постоянно старался от них отдаляться и жить особняком.
После шести лет тяжких мытарств по провинциальным театрам Тулы, Калуги, Рязани, Ельца и Липецка судьба привела Прова Садовского в Казань. Этот город стал поворотным пунктом в его скитаниях. Здесь произошла его встреча с великим русским актером Михаилом Семеновичем Щепкиным. Случилось это в середине июля 1838 года, когда знаменитый актер приехал в Казань на свои гастроли. И здесь, на сцене казанского театра, Пров Садовский стал партнером Щепкина по многих спектаклях. Дарование молодого актера привлекло внимание Щепкина, он охотно помогал Садовскому советами и наставлениями, а уезжая из Казани, рекомендовал ему приехать в Москву и просить дебют в Малом театре. Вспоминая об этом, Межевич писал: «Это внимание и участие заслуженного артиста ободрило и оживило юношу, а кратковременные уроки его принесли много пользы».
Щепкин уехал, а Садовский, дослужив срок в Казани, отправился в Рязань, но весной 1839 года он, следуя совету Щепкина, приехал в Москву и обратился к инспектору репертуара Большого и Малого театров, известному композитору Алексею Николаевичу Верстовско-му, с просьбой принять его в труппу императорских театров. Покровительство Щепкина сыграло свою роль, и Садовскому для испытания был назначен спектакль в драматической школе. Он выступил в роли Жанно Бижу в водевиле «Любовное зелье, или Цирюльник-стихотворец». Дебют прошел успешно, и в мае 1839 года Пров Михайлович Садовский был зачислен в состав труппы московских императорских театров с окладом в триста сорок три рубля серебром в год.
Остались позади все его мытарства - его кочевая, сиротливая, голодная и холодная жизнь. Теперь он жил в небольшой уютной квартирке в доме № 10 по Большому Сергиевскому переулку, близ Трубной площади, вместе с ним жили его мать и брат. В печах весело потрескивали дрова, пахло вкусным обедом.
Но, как говорится, «не хлебом единым жив человек», а тем более художник-артист. Соловьев рассказывает, как грустно и тоскливо было на душе у Прова Михайловича, несмотря на достаток, утвердившийся в доме. Хотелось работать, играть, а ролей интересных не было. Дебют его прошел удачно, но критикой был воспринят более чем холодно. В журнале «Репертуар русского театра» за 1839 год в отчете о московском императорском театре за первое полугодие я прочитал: «С открытием театра в начале театрального года (после великого поста) явились вдруг два претендента на театральную славу, на внимание и аплодисменты публики - г-жа Данилова и г. Садовский. Сказать правду, и тот и другая, дебютант и дебютантка - принадлежат к числу таких артистов, от которых театр не выигрывает ничего и о которых нельзя сказать ни худого, ни хорошего, то есть в них нет ничего положительно дурного, но и положительно хорошего ничего не заметно».
Но Пров Михайлович не хотел жить в театре так, чтобы о нем нельзя было сказать «ни худого, ни хорошего». Как же побороть это безразличие в театре и у публики? Как известно, актера делают роли, значит, рецепт тут один: хорошо играть хорошие роли. А как их получишь, если лучшие роли его амплуа в репертуаре тех лет играли Щепкин и Живокини? Молчаливый и замкнутый, Пров Михайлович стал еще более угрюмым. Его умные голубые глаза порой вдруг блеснут радостью, когда он увидит что-нибудь занятное и смешное, и опять надолго померкнут.
Ты чего так закручинился? - спрашивает полюбивший его Соловьев.
- Веселиться-то нечего! - ворчливо отвечает Садовский.- Хочется работать, а работы нет. Вот что.
- Но ведь играешь, и довольно часто!
- Играю! Хороши роли: «Здравствуйте, прощайте - и уходит в средние двери». С этим, брат, далеко не уедешь, - с горечью отвечает Пров Михайлович и добавляет:- а я вот посмотрю, посмотрю, да и махну назад в провинцию. Там по крайней мере мне случалось играть хорошие роли.
Вот с этими невеселыми мыслями и жил долгое время Пров Михайлович. То, насупившись, сидел он в кресле за кулисами, то в актерской курилке у окошка и безучастно смотрел на широкую и пыльную Театральную площадь, а то грустно расхаживал, погруженный в свои думы, по длинным коридорам Малого театра. Пахло пылью, нафталином, какими-то красками, и все эти запахи собирались в один, ни с чем не сравнимый запах театра...
Однажды в коридоре театра Садовский повстречался с молодым офицером, который спросил его, где уборная Щепкина. Пров Михайлович любезно проводил его, а после узнал, что это был Лермонтов (См.: Т. С. Гриц, М. С. Щепкин. Летопись жизни и творчества, М., «Наука», 1966, стр. 274).
Да, конечно, в провинции Садовского могли ждать большие увлекательные роли, но как уедешь из Москвы, когда здесь живут и творят такие люди, как Лермонтов, Гоголь, Аксаков, Погодин, Дмитриев, Загоскин, В.Белинский, Тургенев - разве всех перечислишь. И все они бывают в Малом театре. Какая радость играть перед ними, слушать их замечания, советы. А актеры! Карте могучие таланты окружали его в Малом театре!
Пров Михайлович понимал, что ему, не получившему никакого образования, Москва может дать многое. Но ум его был, как говорится, «с сердцем не в ладу», и долгое время его все еще манило в провинцию, к большим ролям.
В этой борьбе с собою, видимо, победил разум. Он не уехал в провинцию - остался в Москве и стал добиваться большой и интересной работы в Малом театре. И словно в награду судьба принесла ему вскоре радость. Уже во втором сезоне своей работы в Малом театре, а именно в сезоне 1840/41 года, сыграв роль Филатки в водевиле Григорьева 2-го «Филатка и Мирошка - соперники», он имел колоссальный успех. В журнале «Москвитянин» за 1842 год молодой Пров Садовский мог прочесть о себе следующие строки: «Представляем долгом обратить внимание публики на этого молодого актера, который, смело можно сказать, вскоре сделается ее любимцем и московской знаменитостью, если, верный искусству, будет думать о нем, работать, учиться, совершенствовать свой талант. Живость, простота, ловкость у него такие, какие встречаются редко, натуры - бездна. Показывается сердечная теплота. Жаль, что он редко виден на сцене».
Можно легко представить себе радость молодого Прова Михайловича, когда он прочитал эти хвалебные строки, которые как бы перечеркивали отзыв первого критика с горькими словами - ни хорош, ни плох, не заслуживает никакого внимания. «Москвитянин», наоборот, почитал долгом «обратить внимание публики» на актера, который, по мнению журнала, должен был сделаться «ее любимцем и московской знаменитостью». Слова эти, как оказалось потом, стали пророческими. В ожидании же этих светлых грядущих дней Пров Садовский был «редко виден на сцене». Играл он только в водевилях.
Следует сказать, что к радости, рожденной успехом, который имели артисты в водевилях, примешивалось нередко и чувство досады. Дело в том, что водевили всегда давались после больших и серьезных пьес, и, если в водевиле не были заняты знаменитости, публика, посмотрев пьесу, разъезжалась, и только незначительная ее часть оставалась смотреть водевиль. Испытал это чувство досады и Пров Михайлович. Однажды, после спектакля «Король Лир» с Мочаловым в заглавной роли, давали водевиль «Именины благодетельного помещика, или Неожиданная свадьба в селе Сверчкове». В этом водевиле был занят П. М. Садовский. Театр был полон. Артисты знали, что в креслах партера сидел Виссарион Григорьевич Белинский. После «Короля Лира» он уехал, не посмотрев водевиля. По этому поводу осталась такая запись Белинского: «В интермедии-водевиле «Именины благодетельного помещика» он (Воротынцев) отличался в роли немца Карла Мартыновича Янсона, но мы не остались на эти именины». Не остались на «эти именины», вероятно, и многие зрители. Конечно, досадно было актерам, участвовавшим в водевиле, терять часть зрителей, а среди них такого, как В. Г. Белинский.
Известный театрал Александр Александрович Стахович, автор мемуаров «Клочки воспоминаний», передает свой разговор с Провом Михайловичем как раз об этом спектакле. Этот разговор интересен и еще одной своей темой. Стахович пишет: «П. М. Садовский рассказывал, что в 1839 году после года трудов, лишений и унижений он вымолил себе первую роль. Ему дали играть какого-то приказного в водевиле «Именины благодетельного помещика, или Свадьба в селе Сверчко-ве». Водевиль шел после «Лира». По окончании трагедии много раз вызывали Мочалова. Начали переменять декорации, вызовы все продолжаются. Поставили комнату водевиля, дают звонок актерам выходить на сцену, а публика кричит: «Мочалова, Мочалова!» Подымают занавес, Мочалов снова выходит и, уходя, в кулисе сталкивается с Садовским, который шел уже на сцену. «Когда я взглянул на него, - говорил мне Пров Михайлович, - я так и обмер и не помню, как присел на какую-то скамейку». Так горели его глаза, пылал страстью вдохновенный лик - Мочалов был все еще Лиром; священный огонь не угасал, хотя прошло много времени, когда кончилась трагедия» (А. Стахович, Клочки воспоминаний, М., 1904, стр. 5).
Как же играть после этого такой пустяковый водевиль?..
Ведь одна такая встреча и то потрясающе сильное впечатление, которое она рождала в душе молодого актера, стоит целых курсов драматического искусства и многих книг.
Забегая на несколько лет вперед, скажу, что в спектакле «Король Лир» П. М. Садовский стал партнером Мочалова, он играл в этой трагедии роль Шута и даже гримировался с ним в одной уборной. Пров Михайлович рассказывал Стаховичу, что, «одеваясь, Мочалов бывал весел, шутил, гримируется, надевает парик, скоро готов... и постепенно Мочалов становится все серьезнее: он умолкал, дума ложилась на чело, все невольно затихали, и выходил из уборной не Мочалов, а принц Гамлет или Лир!».
Шли годы. Талантом и трудолюбием, успехом в кардой новой роли П. М. Садовский завоевывает все более прочное положение в труппе и любовь зрителей. Это отмечается начальством. В 1841 году Прова Михайловича переводят в первый разряд труппы с окладом 485 рублей серебром. В следующем, 1842 году он получает 528 рублей. А в 1844 году -700 рублей, кроме то-го, ему стали полагаться сначала половинные, а затем и полные бенефисы. К этому году у П. М. Садовского собрались уже сбережения, и он покупает в Москве у артиста Большого театра Литавкина небольшой дом, который находился на углу Трехпрудного переулка и Мамоновского (ныне переулок Садовских).
В этом же году Пров Михайлович женится на Елизавете Львовне Кузнецовой. Венчание происходило в церкви Знаменья, близ Петровских ворот. В 1847 году них родился сын, которого Пров Садовский в честь своего отца назвал Михаилом.
История русского театра оставила нам сведения о репертуаре Малого театра 40-х годов - в нем преобладали водевили и мелодрамы. «Мелкие, ничтожные роли, над которыми нечего делать» - вот, по словам Гоголя, все, что предлагалось тогда актерам. В 1842 году М.С. Щепкин пишет Гоголю: «...душа требует деятельности, потому что репертуар нисколько не изменился, а все то же, мерзость и мерзость» (См.: Т. С. Гриц, М. С. Щепкин, стр. 297).
Быть может, именно потому, что и у Садовского «душа требовала деятельности», а репертуар и для него был все той же «мерзостью», он стал в те годы выступать как чтец. С большим успехом читал он «Повесть о капитане Копейкинс» Гоголя.
Не довольствуясь этим, он сначала в дружеском кружке редакции «Молодого Москвитянина», а потом и в других кружках начал выступать с исполнением собственных юмористических произведений. Эти выступления имели такой большой успех, что появился целый ряд его подражателей и последователей, из которых особенно известен был Иван Федорович Горбунов. Влияние Садовского на Горбунова, на его художественное развитие было столь велико, что Горбунов, выпустив в свет два тома своих рассказов, посвятил их памяти Прова Михайловича Садовского.
«Рассказы Прова Михайловича, - писал Соловьев,- пользовались большой известностью. Многие московские аристократы, чтобы иметь удовольствие их послушать, сближались с Провом Михайловичем и часто приглашали его к себе с особенной лаской. Так, знаменитый герой Кавказа, Алексей Петрович Ермолов, очень любил его рассказы, часто присылал за ним свой экипаж, называл П. М. Садовского своим другом-утешителем и всегда радушно принимал его. Нередко эти рассказы оканчивались тем, что маститый ветеран своими богатырскими руками крепко обнимал талантливого рассказчика».
Ермолов был горячим поклонником Садовского, об этом говорят его короткие записки. Вот одна из них, адресованная ему: «Хочу любоваться Провом Михайловичем и хоть давно уже нигде не появляюсь, сегодня умножу единицею число восхищающихся искусством любимого художника. Прошу билет в кресло. Ермолов». Пров Михайлович читал свои рассказы во многих домах - в гостях у Михаила Петровича Погодина, на прощальном обеде в честь уезжавшего за границу Щепкина, в гостях у Герцена. «У Герцена,- вспоминал Соловьев, - при нашем приходе уже было несколько человек, в числе которых были Грановский и Огарев, которых я знал; прочие же были мне неизвестны. За обедом П. М. Садовский сидел со мною рядом, по обыкновению опустив голову и сохраняя самое строгое молчание, как бы по обещанию. Шел общий, разнообразный разговор, над которым господствовал Герцен. После обеда все обратились с просьбой к П. М. Садовскому прочитать что-нибудь из его рассказов. Он долго отказывался, наконец, с чрезвычайно серьезной физиономией, начал рассказывать. Все смеялись до слез, а восторженный Огарев бросился к письменному столу и записал, что мог упомнить, сказав потом, что это будет навсегда его радикальным средством от хандры» (С. П. Соловьев, Воспоминание о П. М. Садовском. - «Русский архив», 1873, кн. I, стр. 149-155).
Но сам Пров Михайлович своих рассказов не записывал, он их импровизировал, и каждый раз с каким-нибудь новым вариантом. Именно эту особенность отмечал И. С. Тургенев в своем письме к Полине Виардо от 3 января 1851 года: «Вчера давал прощальный обед моим друзьям. Был, между прочим, один чрезвычайно талантливый актер-комик, Садовский, который смешил нас до смерти, импровизируя народные сцены, диалоги е1с. У него много воображения и искренности в игре, интонации и жестах, я почти никогда не встречал подобных по степени совершенства. Нет ничего приятнее, как видеть, что искусство становится природой...».
Искусство Садовского «становилось природой» и в пьесах Тургенева. С большим успехом он играл Беспандина в его пьесе «Завтрак у предводителя» и Ступендьева в «Провинциалке».
«Что делает Садовский, - спрашивал в письме к А. Н. Островскому находившийся в Париже Тургенев и прибавлял: - Передайте ему мой поклон».
Возвращаясь к юмористическим рассказам Садовского, должен сказать, что они вызывали улыбку уже своими названиями. Один из его рассказов назывался так: «Рассказ купца о том, как в бозе почивающий государь император Александр Павлович, по совету Англичанина, отправил Наполеона на такой остров, на котором ни земли, ни воды, одна зыбь поднебесная».
Особенно часто исполнял Пров Михайлович рассказ купца о французской революции 1848 года, в котором шла речь о том, как народ Франции, «не усматривая единомыслия в выборном деле, учинил промеж себя соглашение: как бы, то есть, перепрокинуть установленный порядок...». В конце рассказа крик народа: «Республику!» - купец заменял воплем: «Режь публику!» Этот рассказ был по памяти записан сыном Прова Михайловича, Михаилом Прововичем.
В 1844 году Садовский получил право на бенефис и выбор пьесы по своему желанию. В первый свой бенефис, 19 апреля 1844 года, Пров Михайлович ставит «Мещанина во дворянстве» Мольера, выступая в главной роли этой комедии. Вслед за этим спектаклем Садовский часто появляется в мольеровском репертуаре, играя Аргана в «Мнимом больном», Сганареля в «Браке поневоле», Скапена в «Проделках Скапена».
Конечно, эти спектакли были праздниками для актера, но все же не радовали его сердца до конца, он мог бы сказать словами Гоголя: «Русского мы просим! Своего давайте нам! Русских характеров! Своих характеров! Давайте нас самих...».
Особенно радостным стал для Садовского день, когда он встретился, наконец, с этим «русским характером» - он нашел его у Гоголя, сыграв Осипа в «Ревизоре».
Про Садовского в этой роли писали, что он «влез в натуру Осипа», безраздельно с ним слился. Известный критик Аполлон Григорьев писал в «Москвитянине»: «Осип заслоняет всех, заслоняет даже, когда он на сцене, и городничего». Зрители увидели, как «Осип или Осипы думают и чувствуют». И от этого, «когда Осип на сцене, все живет перед вами, без него как-то пусто, и верится даже, что он и за сценой, когда его нет перед вашими глазами, также живет и действует» («Москвитянин», 1852, кн. 2, № 8, отдел VII, стр. 151).
Другой критик - А. Н. Баженов, говоря о позднейшем исполнении этой роли Садовским в 1867 году, писал: «Каждым движением, каждым взглядом его Осип говорил чуть ли не больше, чем очень немногими словами, которые достались ему от автора. Чистит ли он с подплевыванием и наотмашь барские сапоги, чувствуется, как озлоблен и серчает он на своего барина; заглядывает ли с жадностью в миску, опустошенную барином,- и в его взглядах, жестах, вздохах, хмыканьях, положениях видится зрителю целая драма: надежда, отчаяние, укоризна, ропот на барскую ненасытность, опасение ничего не дождаться; все это до крайности выразительное томление голодного в виду лакомого куска придает необыкновенно глубокий комизм положению и вызывает неудержимый смех. А сколько комического злорадства, внушительности и желания напугать сказывается в выражении лица, строго выпученных глазах, таинственном тоне речи, в медленной, как бы задержанной походке и пригрожающих жестах г. Садовского, когда Осип входит на несколько слов, которыми извещает насолившему ему барину о приезде городничего» (А. Н. Баженов, Сочинения и переводы, т. I, М., 1869, стр. 777-778).
Владимир Николаевич Давыдов, вспоминая возобновление «Ревизора» в Александрипском театре 23 января 1881 года и свое исполнение роли Осипа, писал: «На памяти у меня было чудное исполнение этой роли Провом Садовским, и я никак не мог освободиться от сильного, неотразимого художественного впечатления. Вот под этим влиянием и работал я над ролью Осипа и даже внес черту, одну деталь, целиком заимствованную у Садовского, это - молчаливый уход Осипа, важно заложив за спину руки на виду стоящих в струнку у дверей двух квартальных. Эта мимическая сцена всегда имела большой успех» (В. Н. Давыдов, Рассказы о прошлом, стр. 382).
Эта мимическая сцена разыгрывалась в спектакле Малого театра и в наше время народными артистами республики Н. Ф. Костромским и Н. Н. Шаминым. Разыгрывалась эта мимическая сцена и в последней постановке И. В. Ильинского народными артистами Советского Союза И. А. Любезновым и П. П. Константиновым, разыгрывается она и сегодняшним Осипом - заслуженным артистом республики Г. И. Куликовым.
Более ста лет прошло с тех пор, как Пров Михайлович разыграл на сцене Малого театра эту мимическую сцену. Но и сегодня гремят аплодисменты на уходе Осипа в третьем акте. И в этой сцене как бы продолжает жить сверкающий талант Прова Садовского, продолжает жить его Осип.
Я как-то спросил Николая Николаевича Шамина, кто подсказал ему этот уход Осипа. Он, не задумываясь, ответил: «Как кто? Гоголь! Уход Осипа описан Гоголем в его ремарке». Я не сказал тогда Николаю Николаевичу, что такой ремарки у Гоголя нет - у Гоголя написано просто: «Осип уходит». Мне было радостно сознавать, что находка Прова Михайловича, переходя из поколения в поколение, воспринимается актером уже как ремарка Гоголя.
С заражающим комизмом и большим мастерством сыграл Пров Михайлович еще две роли в пьесах Гоголя: Замухрышкина в «Игроках» и Подколесина в «Женитьбе». В письме к В. В. Стасову композитор А. Н. Серов писал, что Щепкин, сознавая всю сложность сценической речи комедии Гоголя, однако, утверждал, что «в Москве есть актер Садовский, который чуть ли не совсем постиг тайну гоголевского языка, и он, Щепкин, не Перестает постоянно удивляться Садовскому, как ты думаешь, в какой роли? Псоя Стахича Замухрышкина» (Т. С. Гриц, М. С. Щепкин, стр. 384).
Роль Подколесина перешла к Садовскому от Щепкина, который, отказавшись от нее, стал играть Кочкарева. В. А. Филиппов утверждает: «Вероятно, впервые на русской сцене актер, получивший роль, игранную Щепкиным, сыграл ее лучше, чем играл ее всеми любимый знаменитый актер» (Вл.Филиппов, Пров Садовский, М., «Искусство, 1943, стр. 11).
Могучий талант Прова Михайловича Садовского созрел для новых больших сценических образов, но репертуар продолжал оставаться пустым и ограниченным.
Между тем у порога театра уже стоял человек, которому суждено было совершить переворот в театральном деле, перевоспитать публику, показать на сцене жизнь русского народа во всем ее разнообразии. Это был Александр Николаевич Островский.
С приходом в театр А. Н. Островского на сцену хлынула правда современной жизни, на сцене стали жить те самые русские характеры, о которых говорил Го-1 голь, о которых мечтал Пров Михайлович.
Пройдут годы и Малый театр - «Дом Щепкина» - станут называть и «Домом Островского». А имена Островского и Садовского станут нерасторжимыми и ознаменуют собой значительнейшую эпоху в истории русского театра.
Театральный сезон 1853/54 года для московской императорской труппы начался и в необычной обстановке и после больших волнений и переживаний. Весной, перед закрытием сезона, сгорел Большой театр. Поэтому сбор труппы происходил в Малом театре. И с этого дня оперные, балетные и драматические спектакли должны были идти только на одной сцене - на сцене Малого театра.
Но это неудобство не отразилось на творческой жизни театра. Большой коллектив продолжал с увлечением трудиться, живя, как говорится, в тесноте, да не в обиде. Эта «тесная жизнь» продолжалась более трех лет и была отмечена и знаменательными событиями и выдающимися спектаклями.
Одним из событий в жизни театра, в жизни театральной Москвы, явилась новая пьеса А. Н. Островского «Бедность не порок». Это была пятая пьеса великого русского драматурга. Три его пьесы - «Не в свои сани не садись», «Утро молодого человека» и «Бедная невеста» - были уже поставлены на сцене Малого театра, четвертая, одна из лучших его пьес - «Свои люди - сочтемся!»,- все еще была под запретом, а Островский из-за этой пьесы находился под надзором полиции.
Премьера спектакля «Бедность не порок» состоялась 25 января 1854 года. В спектакле были заняты замечательные артисты Малого театра. Назову из них только троих: Любима Торцова играл П. М. Садовский, Африкана Саввича Коршунова - М. С. Щепкин, а молодую вдову Анну Ивановну - Л. П. Никулина-Косицкая.
Новая комедия Островского вызвала огромный интерес у зрителей и критики, хотя мнения последней разделились: «Москвитянин» ее хвалил - «Отечественные записки» ругали.
В театре тоже, к сожалению, единомыслия не было. В труппе были и враги Островского и его друзья. Спор между его заступниками и противниками был рьяным. Новая пьеса Островского только подлила масла в огонь - разногласия по поводу всех его пьес разгорелись с новой силой.
«Бедность не порок, да и пьянство не добродетель»,- говорил, сердито стуча костылем, М. С. Щепкин.
Управляющий конторой Большого и Малого театров А. Н. Верстовский негодовал, что сцена у него «провоняла полушубками и смазными сапогами персонажей Островского». Ему вторил артист Шумский, заявляя, что «вывести на сцену актера в поддевке да в смазных сапогах - еще не значит сказать новое слово».
Молодежь шла за Островским. «Михаилу Семенычу с Шумским Островский поддевки-то не по плечу шьет, Да смазные сапоги узко делает, вот они и сердятся» (Николай Эфрос, Пров Садовский, Пг., 1920, стр. 40),- говорил молодой П. Г. Степанов.
Споры и резкие суждения рождались и в зрительном зале.
«Шире дорогу, Любим Торцов идет!» - воскликнул в восхищении по окончании пьесы описанный Горбуновым учитель словесности. Но тут же нашелся оппонент, который, возражая, сказал: «Что же вы этим хотите сказать? Я не вижу в Любиме Торцове идеала, пьянство- не идеал». Но учитель не сдавался. «Я правду вижу,- продолжал он. - Да-с, правду. Шире дорогу. Правда по сцене идет. Любим Торцов - правда».
Зритель, узнавая в образе Любима Торцова того самого пропойцу, от которого он не раз отворачивался на улице, в театре вдруг с неослабевающим вниманием начинал следить за ним, следить за каждым движением его души. Любим Торцов в исполнении Садовского оставлял огромное, незабываемое впечатление. В его Торцове, в этом бедняке-пропойце, была показана артистом широта русской души, ее красота, чистота, подлинная человечность.
Д. А. Коропчевский писал: «Нужна была самая живая наблюдательность, исключительная творческая работа, чтобы из немногих черт этой небольшой роли создать незабвенную фигуру, которая стоит перед нами, точно отлитая из бронзы. Она производила такое потрясающее впечатление, что оставалась в моей памяти со всеми мелкими подробностями жестов и интонаций».
И, вспоминая эти подробности, Коропчевский продолжает: «Я, как теперь, вижу оборванного, небритого, съежившегося от холода человека, сталкивающегося в дверях с Любовью Гордеевной и останавливающего ее шутливым окриком. Он входит в комнату, приподняв плечи и плотно прижав руки, засунутые в карманы, как жестоко иззябший человек; и в этой жалкой позе он умеет придать себе достоинство, вызвать одновременно и искренний смех, и глубокое участие, и живой интерес. Он еще ломается, нараспев произносит свои прибаутки, в особенности там, где они имеют рифмованную форму («вот и этот капитал взял да пропил, промотал»). Когда начинается рассказ о «линии, на какую он попал», напускное шутовство уступает место горькому юмору, тяжелому смеху над самим собою» (Д. Коропчевский, Пров Михайлович Садовский. - сЕжегодник императорских театров», 1896, стр. 24).
Восторженно отзывался об игре Прова Садовского и Ап. Григорьев в «Москвитянине». Пораженный его игрой, он изложил свои впечатления в стихотворной форме:
Поэта образы живые
Высокий комик в плоть облек...
Вот отчего теперь впервые
По всем бежит единый ток.
Вот отчего театра зала
От верху до низу одним
Душевным, искренним, родным
Восторгом вся затрепетала.
Любим Торцов пред ней живой
Стоит с поднятой головой,
Бурнус напялив обветшалый,
С растрепанною бородой,
Несчастный, пьяный, исхудалый,
Но с русской чистою душой.
Комедия ль хохочет вместе с ним,
Не знаем мы и ведать не хотим!
Скорей в театр! Там ломятся толпами.
Там по душе теперь гуляет быт родной,
Там песня русская свободно, звонко льется,
Там человек теперь и плачет и смеется,
Там целый мир, мир полный и живой...
Стихи эти далеки от совершенства, но они дороги нам своим живым порывом, в них ощущается подлинное волнение при восприятии спектакля и его героя.
А успех этого спектакля был исключительным. Пять дней подряд - с 25 по 29 января, при аншлагах, с неослабевающим успехом шла на сцене Малого театра комедия Островского «Бедность не порок». И тем досаднее сознавать, что в кулисах театра многие считали «Бедность не порок» андерсеновским «гадким утенком».
Но в эти бурные и радостные для Малого театра дни внимание публики привлекало и другое событие - приближающиеся гастроли знаменитой французской актрисы Рашель. Ее гастроли в Москве должны были начаться 28 января, после ее выступления в Петербурге. Слух об ее огромном успехе в столице достиг Москвы. Елена Дмитриевна Щепкина писала сыну Александру: «У нас ждут Рашель, и делают абонемент, все очень по дорогой цене - как то ложи, все креслы и стулья. И отец хочет делать абонемент в оркестр, ибо музыки не будет и там поставят кресла и нашей братии когда-нибудь удастся побывать... Играть будет днем, а наши артисты вечером» (Т. С. Гриц, М. С. Щепкин, стр. 525).
Утром 28 января на сцене Малого театра состоялся первый спектакль с французской актрисой. Шла «Федра» Ж. Расина. Рашель - в роли Федры.
С этого дня начался как бы творческий поединок между классической драматургией и новой, современной пьесой русского драматурга Островского.
Утром 29 января состоялось второе выступление Ра-шель. Давалась «Мария Стюарт» П.-Д.-Э. Лебрена. Рашель - в роли Марии Стюарт. А вечером снова «Бедность не порок». И утром и вечером зал Малого театра забит сверху донизу. Утром и вечером шли споры.
По утрам на сцене Малого театра звучит приподнятая французская речь в трагедиях Расина и Корнеля. Рашель играет каждое утро, появляясь все в новых и новых ролях.
Жена Щепкина в письме к сыну сообщает, что «все выходят одурелые из театра, так она их уходит своей игрой. Еще такой, говорят, не бывало. И всякий день играет. Каково здоровья надобно».
Хотя Щепкин преклонялся перед тала
В 1836 году, зимой, на колоннах театрального подъезда появилась афиша, сообщающая, что с такого-то числа месяца декабря в Городском театре будет представлена публике пьеса господина Грибоедова «Горе от ума», где наряду с прочим сообщалось, что роль лакея Чацкого будет играть Садовский 1-й, а лакея Горичевых – Садовский 2-й. Первого Садовского публика знала: это был известный провинциальный актер-комик Дмитрий Васильевич. А вот Садовский второй был казанцам не известен, хотя кто-то из заядлых театралов и утверждал, что сей актер, коему только-только исполнилось восемнадцать лет, весьма даровит.
– Вот погодите, – говорил знаток. – Пройдет несколько лет, и молодой Садовский будет играть в императорских театрах с жалованьем в тыщу рублей. Я видел его три года назад в Туле в труппе Турчанинова – талант, несомненный талант…
Молодой Садовский или Садовский 2-й родился в обеспеченной семье торговца Михаила Ермилова в городе Ливны Орловской губернии 11 октября 1818 года и носил имя Пров Михайлов сын Ермилов. Когда Прову исполнилось девять лет, умер отец, а вместе с ним приказал долго жить и семейный достаток. Как вспоминал много позднее Пров Михайлович, в наследство ему достались лишь синий отцовский фрак да сапоги с отворотами. Когда просто нужда переросла в нужду крайнюю, мать отдала Прова на содержание своему брату, провинциальному актеру Григорию Васильевичу Садовскому. Тот увез племянника в Тулу, где Пров и познакомился с театром. Он занимался переписыванием пьес и ролей, и целыми днями пропадал в театре.
В 13 лет Пров потерял и дядю: Григорий Васильевич по ходу пьесы должен был упасть, упал неудачно, захворал и помер. Племянника забрал брат Григория Дмитрий Васильевич, тоже провинциальный актер с амплуа комика. Через год Дмитрий Садовский отдал племянника знакомому уездному архитектору, чтобы тот выучил Прова рисовать. Но Ермилов уже «заболел» театром. В 14 лет он, приняв сценическую фамилию Садовский, поступил на службу в Тульский театр «без всяких условий».
У него был очень удачный дебют в каком-то переводном водевиле. В течение последующего года он переиграл 15 ролей и был награжден антрепренером театра Турчаниновым «одним целковым рублем».
В 1833 году он ангажируется вместе с дядей в Калужский театр, где играет очень успешно. Затем идут гастроли в Рязань, Елец и Леберянь, где пришлось даже поголодать. Труппа, где служили оба Садовских, не гнушалась давать спектакли даже за ужин или кров для ночлега. Потом снова были Елец, Воронеж и, наконец, Казань. «В этом последнем городе, – писал биограф Садовского В. Родиславский, – он пробыл полтора года при самых невыгодных условиях для своей сценической деятельности». Но именно здесь, в Казани, его увидел знаменитый Щепкин! «От зоркаго взора его не укрылся талант Садовскаго… В свой бенефис дал он ему несколько ролей, в которых Садовский увенчался полным успехом. После того Щепкин упросил содержателя театра, чтобы Садовскому дали другия роли, и сам помогал молодому артисту советами и наставлениями».
В Тулу Пров Михайлович вернулся триумфатором и стал получать в местном театре уже первые роли. А в 1839 году он уезжает с матерью и младшим братом в Москву. По протекции любимца московской публики В. И. Живокини, он дебютирует в театрике Московской театральной школы, после чего его «тотчас приняли на службу к Московским театрам» артистом драматической труппы 3-го разряда с жалованьем 800 рублей ассигнациями в год. (См: «Русский вестник», М., 1872, т. 100, кн. 7, стр. 436.)
Пров Михайлович стремительно рос как художник с каждой ролью. Рос и его успех. А с ним – и жалованье. Уже через два года он был артистом 1-го разряда с жалованьем около 2 тысяч рублей ассигнациями в год, в 1842 году – он получал более 2 тысяч, а в 1843 году – около 2500 рублей.
А потом была роль Шута из «Короля Лира». «Создание этой роли Садовским, – писали московские газеты, – принадлежит к числу тех немногих гениальных исполненений второстепенных Шекспировских характеров, какия редко случается видеть на сцене…»
Затем был Подколесин из «Женитьбы» – эту роль Садовскому был вынужден отдать Щепкин, потому что Пров Михайлович играл ее лучше, – и Осип в «Ревизоре».
Про Осипа Садовского журнал «Москвитянин» писал следующее: «Чтобы так сказать о приходе Городничаго, так обрадоваться щам и каше и так подойти к Хлестакову уговаривать его ехать, надобно совсем отрешиться от своей личности, влезть в натуру Осипа, даже, кажется, думать и чувствовать в эту минуту, как Осип…»
Вообще, в пьесах Гоголя он играл бесподобно. А такого Расплюева, каким явился он в «Свадьбе Кречинского» Сухово-Кобылина русская сцена не видела больше никогда. «Талант художника огромный, – писал о Садовском В. Родиславский; – комизму в нем пропасть, бездна наивности и, главное, правды, естественности, простоты и жизни».
С читки рукописи А.Н. Островского «Свои люди – сочтемся», началась дружба двух великих мастеров. Садовский и Островский со временем стали близкими друзьями, к тому же в лице Прова Михайловича Островский нашел гениального исполнителя Любима Торцова («Бедность не порок»), Подхалюзина («Свои люди – сочтемся»), Тит Титыча («Тяжелые дни»), Беневоленского («Бедная невеста»). В роли последнего Садовский достиг высшего совершенства, его типаж был удивительно узнаваем публикой.
До конца жизни он служил в Малом театре. Не единожды порывался уйти в отставку, но дирекция удерживала его, увеличивая жалование до небывалых высот, повышая гонорары за спектакли и обещая полные ежегодные бенефисы.
В 1862 году указом Правительствующего Сената Садовский был возведен в потомственное почетное гражданство, статус коего мало чем отличался от дворянского.
Последний раз с ним продлили контракт на три года в 1870 году, согласившись на все его желания, явно выходившие за рамки максимального денежного вознаграждения российских актеров! Но дослужить сей срок ему было не суждено: в 1872 году, 16 июля в 9 часов утра Пров Михайлович умер на своей даче в Петровском парке. Его положили рядом с могилой матери на московском Пятницком кладбище. Это было его последнее желание…
План
Введение
1 Биография
2 Роли в театре
2.1 Оперные партии
2.2 Среди драматических ролей
Список литературы
Введение
Пров Михайлович Садовский (старший) (настоящая фамилия Ермилов ; 1818-1872) - российский актёр и основатель знаменитого театрального семейства Садовских, который считался выдающимся исполнителем ролей в пьесах Александра Островского в Малом театре.
1. Биография
Пров Михайлович Ермилов родился 11 (23) октября 1818 года в городе Ливны. После смерти отца воспитывался братьями матери, актёрами Григорием и Дмитрием Садовскими. Именно тогда актёр сменил фамилию на Садовский. В подростковом возрасте подрабатывал перепиской ролей для артистов тульской труппы, а в 1832 году Садовский в возрасте 14 лет был принят в ту же труппу.
Играл в театрах провинции (в театрах Калуги, Рязани, Воронежа, Казани). Михаил Щепкин видел игру Садовского в Казанском театре в труппе П. А. Соколова. В 1839 году Пров Михайлович дебютировал в Малом театре, куда попал по приглашению М. С. Щепкина.
Прова Михайловича Садовского современники называли представителем высокохудожественного реализма. Одно появление Садовского на сцене вызывало внимание зрительного зала. Первые роли Пров Михайловича были сыграны в водевилях и комедиях, драмах и мелодрамах. Критики отмечали в Садовском одновременно черты нескольких амплуа: комика, простака, хара́ктерного актёра. Пров Садовский не старался смешить зрителя, держался на сцене серьёзно и достигал этим необыкновенного комизма. Большой успех приносили ему водевильные характерно-бытовые роли.
В 1850-е годы Садовский играл в пьесах И. С. Тургенева, А. В. Сухово-Кобылина, А. Ф. Писемского. Расцвет сатирического таланта Прова Михайловича связан с выступлениями в новом русском реалистическом репертуаре, пьесах Н. В. Гоголя и А. Н. Островского. Роли в пьесах Островского стали центральными в творчестве Садовского.
В конце 1840-х годов Садовский сблизился с кружком московских литераторов, артистов и музыкантов, куда входил и Островский. Именно Садовский познакомил Московское общество с пьесой «Свои люди - сочтёмся», вызвал у молодой части труппы Малого театра интерес к творчеству Островского. В первых 28 постановках пьес Островского в Малом театре Садовским было исполнено 29 ролей.
Похоронен на Пятницком кладбище в Москве.
2. Роли в театре
На различных сценах им было сыграно множество драматических ролей и несколько оперных партий – музыкальная и драматическая труппы еще не были разделены. Восстановить весь список его ролей невозможно. Известны лишь те, что были исполнены в московской императорской труппе, среди них как роли в легких несерьезных водевилях, так и в драматических спектаклях, требующих вдумчивого глубокого анализа:
2.1. Оперные партии
· 1846 - «Аскольдова могила» Верстовского - Фрелаф
· 1855 - «Мельник - колдун, обманщик и сват», комическая опера Аблесимова, музыка Фомина - Фаддей
· 1865 - «Орфей в аду» опера-фарс Оффенбаха - Стикс
2.2. Среди драматических ролей
· 1839 - «Филатка и Мирошка - соперники» Григорьева 2-го - Филатка
· 1839 - «Любовное зелье», перевод Д. Т. Ленского с франц. - Жанно Бижу
· 1839 - «Дезертир» перевод Д. Т. Ленского с франц. - Нац
· 1839 - «Хороша и дурна, и глупа, и умна» перевод Д. Т. Ленского с франц. - Емельян
· 1841 - «Лев Гурыч Синичкин» Д. Т. Ленского - Пустославцев
· 1843 - «Что имеем не храним, потерявши плачем» Соловьёва - Петухов (впервые 8 октября 1843 в бенефис И. В. Самарина)
· 1843 - «Король Лир» Шекспира - Шут
· 1843 - «Женитьба» Н. В. Гоголя - Анучкин и Подколёсин
· 1843 - «Игроки» Н. В. Гоголя - Замухрышкин
· 1844 - «Мещанин во дворянстве» Мольера - Журден (в собственный бенефис 19 апреля 1844)
· 1844 - «Дочь русского актёра» Григорьева 1-го - Ушица
· 1845 - «Ябеда» Капниста - Хватайко
· 1845 - «Ревизор» Н. В. Гоголя - Осип
· 1846 - «Вицмундир» П. Каратыгина - Разгильдяев
· 1846 - «Мнимый больной» Мольера - Арган
· 1846 - «Тяжба» Гоголя - Пролетов
· 1848 - «Хорош Петербург, да друзья одолели» Григорьева 2-го - Безмерин
· 31 января 1849 - «Лекарь поневоле» Мольера (впервые 31 января 1849 года в бенефис М. С. Щепкина ).
· 1849 - «Скапеновы обманы» Мольера - Скапен (Сайт Малого театра называет другую дату постановки: 6 октября 1847 в собственный бенефис)
· 1851 - «Дайте мне старуху!». Водевиль В. И. Савинова (26 сентября 1851 в собственный бенефис).
· 1852 - «Комедия ошибок» Шекспира - Дромио Сиракузский
· 1852 - «Всемирная выставка». Водевиль А. М. Красовского (15 октября 1852 в собственный бенефис).
· 1853 - «Не в свои сани не садись» А. Н. Островского - Русаков
· 1853 - «Жених из ножевой линии» А. Красовского - Мордоплюев
· 1853 - «Утро молодого человека» Островского - Смуров (впервые в Москве 11 мая 1853 в бенефис Ф. Н.Усачёва).
· 1853 - «Бедная невеста» А.Н.Островского - Беневоленский (премьера 20 августа 1853)
· 1854 - «Бедность не порок» А. Н. Островского - Любим Торцев (премьера 25 января 1854)
· 1854 - «Не так живи, как хочется» Островского - Агафон
· 1855 - «Свадьба Кречинского» А.Сухово-Кобылина - Расплюев (премьера - 28 ноября 1855 года в бенефис С. В. Шумского)
· 1856 - «В чужом пиру похмелье» А. Н. Островского - Тит Титыч (премьера 9 января 1856 года в собственный бенефис)
· 1856 - «Провинциалка» Тургенева - Ступендьев
· 1857 - «Праздничный сон - до обеда» А. Н. Островского - Неуеденов (2 декабря 1857 в собственный бенефис)
· 1857 - «Картина семейного счастья» Островского - Пузатов
· 1858 - «Ревизор» Гоголя - Городничий
· 1858 - «Не сошлись характерами» Островского - 1-й кучер
· 1859 - «Жених из долгового отделения» Чернышёва - Ладыжкин
· 1859 - Недоросль Д.И.Фонвизина - Скотинин
· 1859 - «Тяжба» Гоголя (новая постановка) - Бурдюков
· 1859 - «Гроза» А. Н. Островского - Дикой (премьера 16 ноября 1859 года в бенефис С. В. Васильева)
· 1860 - «Старый друг лучше новых двух» Островского - Густомесов
· 1861 - «Свои люди - сочтёмся» А. Н. Островского - Подхалюзин (31 января 1861 в собственный бенефис)
· 1862 - «Мишура» А. Потехина - Побединский (12 ноября 1862 в бенефис Е. Н. Васильевой)
· 1862 - «Испорченная жизнь» Чернышёва - Делакторский (22 января 1862 в бенефис В. В. Бороздиной] )
· 1862 - Горе от ума А.С.Грибоедова - Горич
· 1863 - «Утро делового человека» Н.В.Гоголя - Барсуков
· 1863 - «Воспитанница» Островского - Потапыч
· 1863 - «Горькая судьбина» А. Ф. Писемского - Ананий
· 1863 - «Грех да беда на кого не живёт» - Краснов (ту же роль исполнял в постановке 1867 года)
· 1864 - «Шутники» Островского - Хрюков
· 1865 - « Укрощение строптивой Шекспира - Баптист
· 1865 - «Воевода» Островского - Шалыгин
· 1865 - «На бойком месте» Островского - Бессудный
· 1866 - «Пучина» Островского - Боровцов
· 1866 - «Самоуправцы» А. Ф. Писемского - Митрич
· 1866 - «Сам у себя под стражей» П. Кальдерона - Бенито (28 октября 1866 в бенефис режиссера А. Ф. Богданова)
· 1866 - «Виндзорские проказницы» Шекспира - мистер Пэдж
· 1867 - «Двенадцатая ночь» Шекспира - Мальволио
· 1867 -«Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский» Островского - Осипов и Щелкалов
· 1867 -«Тушино» Островского - Сеитов
· 1867 - Господин де Пурсоньяк Мольера - Пурсоньяк
· 1867 - «Козьма Захарьич Минин-Сухорук». Драма в стихах А. Н. Островского (20 января 1867 в собственный бенефис)
· 3 января 1868 - «Василиса Мелентьева» А. Н. Островского и С. А. Гедеонова - князь Воротынский (3 января 1868 в собственный бенефис)
· 1868 - «На всякого мудреца довольно простоты» А. Н. Островского - Мамаев
· 1868 - «Расточитель» Н. С. Лескова (под псевдонимом М. Стебницкий) - Мякишев (20 декабря 1868 в бенефис Е. Е. Чумаковой)
· 1869 - «Горячее сердце» - Курослепов (премьера 15 января 1869 в собственный бенефис)
· 1869 - «Свои люди - сочтёмся» - Большов
· 1870 - «Бабушкин внучек». Переделка с франц.водевиля П. С. Федорова (14 января 1870 в собственный бенефис)
· 1871 - «Лес» - Восмибратов (премьера 26 ноября 1871 года в бенефис С. П. Акимовой)
· 1871 - «Не все коту масленица» Островского - Ахов
Список литературы:
1. Большая Советская Энциклопедия. Гл. ред. А. М. Прохоров, 3-е изд. Т. 22. Ремень - Сафи. 1975. 628 стр., илл.; 37 л. илл. и карт.
2. Театральная энциклопедия. Гл. ред. П. А. Марков. Т. 4 - М.: Советская энциклопедия, Нежин - Сярев, 1965, 1152 стб. с илл., 6 л. илл.
3. Семья Садовских
4. Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона
5. Сайт Малого театра
6. Биография Прова Михайловича Садовского
7. А. Н. Островский. Полное собрание сочинений. Том II. Пьесы 1856-1861. М.: 1950. Государственное издательство художественной литературы. 405 с, илл. стр. 391-392
8. Театральная энциклопедия. Гл. ред. П. А. Марков. Т. 2 - М.: Советская энциклопедия, 1963
9. А. Н. Островский. Полное собрание сочинений. Том II. Пьесы 1856-1861. М.: 1950. Государственное издательство художественной литературы. 405 с, илл. стр. 399-401
А.Н. Островский нашел в П.М. Садовском, кроме идеального артиста, удивительно верно воплощавшего характеры его пьес, и замечательного друга, с которым он с большим удовольствием делил часы досуга.
Нам неизвестна точная дата начала их знакомства, но уже в 1847 г. они находятся в коротких отношениях, и первая пьеса Островского - «Картина семейного счастья», законченная в феврале этого года, - предназначалась для бенефиса Садовского. Садовский ввел начинавшего тогда драматурга в круг своих ближайших друзей - Л.П. Косицкой, И.Е. Турчанинова, Ф.С. По- танчикова и других артистов, жадно тянувшихся к новому, реально-бытовому направлению в театре.
Садовский не сочувствовал крайним воззрениям своего времени. Он не был ни реакционером, ни революционером. В идейно-политической борьбе тогдашних направлений он примыкал к славянофилам. Драматурга и артиста сближала не политика, а эстетика. Оба они были увлечены реализмом и предпочитали тематику «низкую», связанную с повседневностью, социально-бытовой прозой жизни, которую они превращали в чистое золото искусства.
Особенности реализма Садовского, манера его игры впервые были проницательно схвачены А. Григорьевым. Сопоставляя его игру с игрой Щепкина, он заявил, что Садовский играет лица, тогда как «Щепкин играет по большей части страсти, взятые отвлеченно от лиц», что для Щепкина характерны вспышки «толкующего комизма», а Садовскому присущ комизм, определяемый свойствами персонажа, которого он играет, «отрешаясь от собственной личности» . Эта оценка стала для дальнейшей театральной критики руководящей.
Утверждая Щепкина великим реформатором театральной игры и родоначальником реалистического сценического искусства, А.А. Кизеветтер писал: «В игре Щепкина личность самого артиста не всегда без остатка растворялась в создаваемом сценическом образе. В этом смысле творчество Прова Садовского было более совершенным и полным выражением сценического реализма...»; «Садовский пошел дальше Щепкина» . О том же говорят Н. Эфрос , С.К. Шамбинаго , В.А. Филиппов и другие театроведы.
В силу своего более последовательного реализма и, в частности, особого житейского опыта Садовский еще до появления пьес Островского ярко выделялся среди артистов Московского Малого театра способностью к воспроизведению бытового репертуара. Отмечая мастерство Садовского в изображении «купеческих типов», А. Григорьев сравнивал его в 1849 г. с Григорьевым-вторым из Петербурга, приобретшим свою популярность воплощением купцов и приказчиков. При этом находил его игру «истинно-превосходной» .
Надо полагать, с каким восторгом воспринимал Островский игру Садовского - идеального артиста для его произведений. И с какой радостью встречал Садовский первые пьесы Островского, которых ему так не хватало для того, чтобы развернуть все свои способности. Не имея возможности вследствие цензурных запрещений играть ни в «Картине семейного счастья», ни в «Своих людях», он «целых полгода не расставался с этой пьесой («Свои люди - сочтемся!». - А.Р.), возил ее всюду с собою и охотно читал ее желающим слушать» .
С проникновением пьес Островского на сценические подмостки П.М. Садовский становится непременным исполнителем их главных ролей. Расправляя крылья своего могучего дарования, он способствует театрально-драматическому триумфу Островского. Творческое общение драматурга и артиста, скрепленное человеческими симпатиями, превратилось в теплую дружбу, их обоих обогащавшую и радовавшую.
Но безоблачная дружба, связывавшая конгениальных друг другу драматурга и артиста на протяжении более двадцати лет, была омрачена размолвкой или, по выражению С.В. Максимова, «серьезными недоразумениями» . Эту размолвку очень тяжело переживал сын артиста - М.П. Садовский. Отвечая драматургу, упрекавшему его в том, что он давно не был у него, М.П. Садовский 5 января 1870 г. писал: «Главная причина этого заключается в том, что мне то нездоровится, то делишки были, то меня какое-нибудь лицо задерживало; но не скрою от Вас, что, кроме сказанного, меня останавливало и то обстоятельство, которое Вы называете в своем письме "неудовольствиями с моим отцом". Хотя вряд ли Вы найдете более уважающего Вас человека, как я, - но все-таки в моем сердце больно и тяжко отзывается это, как Вы называете, неудовольствие... Вы знаете людей, как немногие знают, и легко поймете, что всякий неблагоприятный отзыв об отце, будь он даже справедлив, непременно подействует на сына грустно» .
Какова же причина возникших между Островским и Садовским «неудовольствий»?
С.К. Шамбинаго, попытавшийся приоткрыть завесу этой тайны, видит причину недоразумений в том, что Островский еще при жизни Агафьи Ивановны, первой своей жены, сблизился с артисткой Марьей Васильевной Васильевой. По мнению С.К. Шамбинаго, П.М. Садовский, «в высшей степени щепетильный в вопросах семьи и брака», дружески расположенный к Агафье Ивановне, всем сердцем жалевший ее, не сочувствовал взаимоотношениям Марьи Васильевны и Александра Николаевича и на этом основании отказался «бывать в новом семейном доме» .
Это объяснение размолвки нам кажется безосновательным.
Отстаивая свою гипотезу, С.К. Шамбинаго делает ряд произвольных допущений и фактических ошибок. Он пишет: «С 1863 г. по Москве стали распространяться слухи, что между создателями "нового слова" в драматическом и театральном деле наступило охлаждение, что прежние закадычные друзья разошлись» .
Но в действительности таких слухов в это время не было и не могло быть. В 1864 г. и в первой половине 1865 г. Островский и Садовский, по свидетельству К.Н. Де-Лазари , Н.Е. Вильде и других современников, находились в самых дружеских отношениях. То же подтверждает и переписка драматурга. В апреле 1864 г. Александр Николаевич пишет Е.П. Ковалевскому: «П.М. Садовский просит уведомить, что он не может быть в Петербурге, уже начались репетиции спектаклей» . Через месяц, 23 мая, он, находясь уже в Щелыкове, спрашивает Марью Васильевну: «Здоров ли Пров Михайлович? Поклонись ему от меня» .
П.М. Садовский находился с Марьей Васильевной в очень хороших отношениях, и ее сближение с Островским не вызывало с его стороны осуждения. «Неудовольствия» между Островским и Садовским возникли отнюдь не из-за Марьи Васильевны. Поэтому-то даже тогда, когда эти «неудовольствия» начались, отношения между Марьей Васильевной и Провом Михайловичем оставались по-прежнему дружественно-товарищескими. В январе 1868 г. драматург, находясь в Петербурге, просил Марью Васильевну: «Уведомь Пров Михайловича, что общий наш друг Е.Н. Эдельсон умер скоропостижно» . Ровно через три года драматург, памятуя о своем «неудовольствии» с артистом, предупреждает Марью Васильевну, чтобы она, доставая взаймы деньги, не обратилась к нему, что, очевидно, было вполне возможным: «К Прову Михайловичу лучше не обращайся» (т. 14, с. 198; см. также с. 145).
С.К. Шамбинаго дал неверное представление не только о причинах и сроках размолвки между Островским и Садовским, но и о взаимоотношениях драматурга с Марьей Васильевной и Агафьей Ивановной. Вот как он рисует эти отношения: «В мае 1863 г. в труппу Малого театра вступила Марья Васильевна Бахметьева, по сцене Васильева. Всегда увлекавшийся женщинами драматург стал за ней ухаживать, начался роман... Марья Васильевна к концу 1864 г. родила сына Александра. Положение Островского усложнилось. Властолюбивая, цепкая, с тяжелым характером, она требовала, чтобы драматург на ней женился. Островский очутился в весьма тягостном положении: он был сильно привязан к Агафье Ивановне, не решался сказать ей правды. Но она сама откуда-то все узнала. И вот "Марфа посадница" стала "хиреть", "чахнуть"» .
В действительности все происходило иначе.
Вместо очередного, якобы легкомысленного романа с молоденькой артисткой было глубокое увлечение. Драматург радовался детям и с добрыми надеждами создавал новую семью. Старая семья оказалась фактически уже разрушенной, так как все дети Агафьи Ивановны, кроме взрослого Алексея, умерли и сама она уже давно была обречена неизлечимой болезнью. Но Островский, глубоко уважая и ценя Агафью Ивановну как друга, ни под каким видом не хотел ее оставлять одинокой.
Знала ли Агафья Ивановна о любви мужа к Марье Васильевне? Да, знала и, по семейным преданиям, от самого Александра Николаевича, не считавшего возможным скрывать от нее свою связь с Марьей Васильевной, когда у них появились дети. Можно не сомневаться, что она, по своей необычайной житейской мудрости, приняла эту весть спокойно. Ведь Агафья Ивановна с самого начала своих взаимоотношений с Островским понимала, что она, малограмотная, ему «не пара», и поэтому давно была готова к тому, что Островский женится на девушке своего круга. Агафья Ивановна считала себя не вправе закрывать Александру Николаевичу путь к новому семейному счастью, и это являлось причиной ее отказа оформить свой брак с ним официально, церковно . Н.А. Никулина, ученица Островского, утверждает, что его брак с М.В. Васильевой «был с согласия его первой супруги. Она, умирая, благословила их обоих» .
Не скрывал Островский свои отношения с Марьей Васильевной и от всех ближайших друзей: А.А. Рассказова, Ф.А. Бурдина, Н.И. Музиля, Н.Е. Вильде и др. На квартире Марьи Васильевны эти друзья нередко и собирались.
Агафья Ивановна умерла в начале марта 1867 г. Ссора Островского с Садовским произошла, вероятно, в 1866 г. На какой же почве? Совершевво ясно, что не на той, о которой пишет С.К. Шамбинаго.
28 июля 1866 г. Н.А. Дубровский сделал в своем дневнике следующую запись: «В Сокольниках я пробыл до первого часу, а оттуда отправился в кружок (т. е. Артистический кружок. - А. Р.), думал встретить там Островского, ибо он был дежурный, но его не застал, а застал одного Прова Садовского, с которым мы выпили... по бутылке лимонной воды с коньяком и разъехались по домам. Мне все хочется каким бы то способом ни было столкнуть Садовского с Островским и покончить эту ссору Ивана Ивановича с Иваном Никифоровичем. Пров, однако, сильно освирепел на Островского и ни в каком случае первый не хочет протянуть ему руку, да и за дело этому рыжему черту, - он иногда бывает очень глуп» .
Как видно, Садовский желал примирения, видел его возможность, но не хотел протянуть руку первым, так как считал виновником недоразумения Островского. Если бы причиной ссоры являлись взаимоотношения драматурга с Агафьей Ивановной и Марьей Васильевной, то Садовский не мог бы так легко идти на примирение. Ведь именно в это время Агафья Ивановна болела особенно тяжело. А самое главное заключается в том, что Дубровский не мог бы назвать размолвку Садовского и Островского пустой ссорой Ивана Ивановича с Иваном Никифоровичем, если бы ее причиной были семейные отношения Александра Николаевича. Дело было совершенно в ином.
Причина ссоры между Островским и Садовским остается невыясненной. Но что можно предполагать?
Прежде всего этой причиной могло быть недовольство драматурга поведением и творческим режимом артиста. Возлагая надежды на огромный опыт, на знание сцены, на интуицию, Садовский работал над своими ролями все меньше и меньше и чрезмерно много времени проводил с приятелями в Артистическом кружке. Вследствие этого он 9 сентября 1865 г., играя роль воеводы, уснул по-настоящему в сцене сна. Потрясенный драматург, упрекая артиста, сказал ему много горьких слов: «Сбились вы, Пров Михайлович, и сбились совсем!» .
Островский в эту пору непримиримо отстаивал для любого артиста, как бы велик он ни был, постоянную сознательную работу над ролями, строгий жизненный режим. Особенно резко выговаривал он тем из своих друзей, которые отличались излишней приверженностью к «хрусталю». Когда 14 сентября 1860 г. Н.А. Дубровский перед спектаклем в Красно-воротском театре пожаловался Островскому на головную боль, то Александр Николаевич укоризненно заметил ему: «Да ты поменьше кути-то!.. а то посмотри, какая у тебя рожа-то». Дубровский оправдывался: «Да какое кучу - голова болит, я тебе говорю, а ты говоришь: "кучу"». «Да оттого она и болит» , - невозмутимо подтвердил драматург. Островский не раз и позже упрекал Дубровского за его пристрастие к горячительным напиткам. Это весьма не правилось Дубровскому, и вот, очевидно, происхождение его фразы: «... да и за дело этому рыжему черту, - он иногда бывает очень глуп».
Создавая в 1865 г. Артистический кружок, драматург вменял ему в задачу «приподнять нравственный уровень артистов», отвлекать их от «всяких излишеств, рано разбивающих жизнь» (т. 12, с. 26, 28). Возможно, что возникшие между драматургом и артистом «неудовольствия» усугублялись какими-то разногласиями по части ликвидации хозяйственных неурядиц Артистического кружка. На это как будто и намекает С.В. Максимов: «Не на мир они побранились (вопреки народной пословице) в то роковое время, когда от неумелого хозяйства вконец распадался московский артистический кружок, в который наш драматург влагал всю свою душу» .
Ища причину «неудовольствий», возникших между драматургом и артистом, необходимо отметить и росшие между ними расхождения во взглядах на пути развития России и, в частности, в оценке западноевропейской культуры. П.М. Садовский занимал в этих вопросах до крайности ограниченную, славянофильско-почвенническую позицию.
Кроме того, как свидетельствуют Н.Е. Вильде и К.Н. Де-Лазари, Островский и Садовский в эти годы вели постоянный шутливый спор и нередко обменивались колкостями. И вот, возможно, в пылу спора Островский сказал артисту что-либо особенно обидевшее его, возмутившее его самолюбие. Н.Е. Вильде вспоминает: «Высокое мнение о заслугах и необыкновенном даровании Островского как писателя не мешало Садовскому относиться к нему, когда они сходились, довольно саркастически, и сколько комизма было в этих встречах двух друзей, связанных между собою и тесными узами сцены, равно близкой обоим, и взаимным уважением. Юморист Садовский начинал задевать чем-нибудь Александра Николаевича, разумеется, не касаясь никогда его литературной деятельности; тот добродушно, но также не без иронии разбивал нападки своего антагониста, и происходили такие смешные и курьезные споры и беседы, что я, бывало, слушая, хохотал до слез. Весьма любопытны были сцены и между ними, когда затрагивался вопрос о Западе и России, о цивилизации и о значении Петра Великого и его реформах. Александр Николаевич сочувствовал им, а Садовский, напротив, относился скептически и иронизировал. Столкновения и тут были в высшей степени забавными» .
Из шутливого непрерывного спора, из обоюдных колкостей при расхождениях во взглядах могла родиться и ссора.
Несмотря на возникшие между Островским и Садовским «неудовольствия», они сохранили обоюдное творческое и дружеское расположение. Драматург и артист продолжали уважать и любить друг друга, внимательно следить за успехами каждого, радоваться им, помогать друг другу, оставаться все время рядом, но разделенными перегородкой внешней отчужденности.
В середине ноября 1871 г. П.М. Садовский пишет драматургу письмо, в котором, отзываясь с высокой похвалой о комедии «Лес» («Вижу, что гений творчества не стареет и не умирает»), просит о предоставлении роли гимназиста Буланова своему сыну, «чем вы меня, - добавляет он, - очень бы обязали и вполне доказали бы душевное расположение, каковое во мне к вам нисколько и никогда не уменьшилось, несмотря на то, что житейские дрязги лишили нас на время возможности видеться, как в былые времена» .
Островский ответил на эту просьбу положительно, и М.П. Садовский 26 ноября выступил в Малом театре в роли Буланова. Его отец исполнял в этом спектакле роль Восьмибратова.
К чести А.Н. Островского и П.М. Садовского необходимо отнести и то, что «серьезные недоразумения» не нарушили их творческого контакта, и то, что они в конце концов помирились.
С.В. Максимов пишет в своих воспоминаниях: «Островский первым решился подать руку примирения» . Когда это произошло? Вероятнее всего в 1872 г., перед 25-летним юбилеем драматурга или в самый юбилей.
13 марта, накануне юбилея, А.Н. Островский получил благодарственное обращение Артистического кружка, подписи под которым открыл П.М. Садовский. 14 марта на концерте Артистического кружка П.М. Садовский исполнил заключительную сцену первого акта комедии «Свои люди - сочтемся!». После этого начались вызовы драматурга и артиста, и они выходили на сцену вместе, встречаемые громом восторженных, усиливающихся аплодисментов. Вот эта пламенная сердечность собравшейся на юбилей публики, очевидно, и растопила последний лед, если он еще оставался, в отношениях старых друзей, уже давно желавших примирения.
В тот же вечер, во время ужина по подписке, проф. М.Я. Киттары говорил о строящемся народном театре и о будущей роли в нем произведений Островского. После этого выступления встал П.М. Садовский и сказал: «Кто бы ни устраивал народный театр и каков бы он ни был - главным его представителем будет А.Н. Островский».
С.В. Максимов пишет, что «прежних теплых и близких отношений между Островским и Садовским не установилось» . Но им и не было времени установиться. В начале мая драматург выехал в Щелыково, а 16 июля П.М. Садовский умер.
19 июля 1872 г. Н.А. Дубровский писал драматургу: «Вот, любезный друг Александр Николаевич, и Прова не стало и осталися только мы с тобою последние из могикан. Не с кем мне теперь ни выпить всласть, ни побраниться с таким ожесточением, с каким я частенько ругался с покойником. Что Садовский в настоящее время незаменим и в особенности для русского репертуара, об этом мне с тобой толковать нечего - это ты знаешь лучше меня. Такие талантливые люди, как Садовский, родятся не часто, а еще реже появляются на театральных подмостках, одним словом, нам с тобой уже не увидать такого артиста, каков был Пров Садовский... Миша Садовский хотел послать к тебе телеграмму о смерти отца, но я ему отсоветовал» .
Островский до конца жизни вспоминал П.М. Садовского с чувством любви и уважения как артиста «первой величины» (т. 16, с. 111, 164), как человека редкой душевной щедрости (т. 12, с. 100), пользовавшегося глубоким сочувствием прогрессивных зрителей (т. 12, с. 113), потеря которого была огромным горем и для него, драматурга, и для всего русского театра.
Семья Садовских - династия замечательных русских актеров, составивших славу Малого театра. Родоначальник этой династии Пров Михайлович Садовский (1818-1872) в 14 лет стал выступать на провинциальной сцене. Во время гастролей в провинции его увидел М. С. Щепкин и содействовал приглашению в Малый театр в 1839 г.
Постепенно Садовский приобрел известность, постиг «гоголевский язык», особенно в роли Осипа, слуги Хлестакова, в комедии Н. В. Гоголя «Ревизор». Талант актера расцвел в пьесах А. Н. Островского, где он сыграл 29 ролей. Здесь выступило новое, по сравнению со щепкинским, качество реалистического актерского искусства, сказавшееся в глубине социального и психологического постижения характеров. Садовский был дружески близок с Островским, разделял его взгляды на театр, призванный давать правдивую летопись русской жизни и выносить нелицеприятный справедливый приговор. Среди его замечательных ролей, единогласно признанных шедеврами, - Любим Торцов («Бедность не порок»), Русаков («Не в свои сани не садись»), Юсов («Доходное место»).
Михаил Провович Садовский (1847-1910) принял у отца эстафету театра Островского. Современник «позднего» творчества драматурга, Михаил Провович был первым исполнителем в его новых пьесах, получая роли из рук автора. Блестящий характерный актер, он создал для некоторых образов «эталонную» традицию исполнения, сохранявшуюся долгие годы. Таков его Мелузов («Таланты и поклонники»), покоривший молодого К. С. Станиславского детской душевной чистотой, светившейся в облике невзрачного, не приспособленного к суровости и злу жизни чудака-идеалиста.
Ольга Осиповна Садовская (1849-1919) - жена М. П. Садовского. Она была знаменитейшей в ряду великих «старух» Малого театра, уже в молодости начала играть «старушечьи» роли, получив в пьесах русских классиков несравненный материал. Прославленная кудесница русской речи, идеальная актриса для Островского, Садовская говаривала, что партнеры должны «вязать» текст «петелька к петельке». Диапазон актрисы был очень велик: от народных образов душевных, добрых, по-матерински щедрых русских женщин до обличительно-сатирических комедийных ролей. Величайшим ее созданием считалась Матрена из «Власти тьмы» Л. Н. Толстого, с которой, по мнению современников, сравнялась последняя роль 1919 г. - Захаровны из «Старика» М. Горького. После Октябрьской революции Садовская постоянно выступала в клубах для рабочей аудитории.
Садовский Пров Михайлович (1874-1947) продолжил традиции своих родителей М. П. и О. О. Садовских. Он был многосторонним мастером, обладавшим большим темпераментом, обаянием, прекрасно поставленной речью. В молодости он успешно выступал в ролях благородных романтических героев. Наиболее заметные классические роли Садовского на советской сцене: полный трагического пафоса Брут («Юлий Цезарь» У. Шекспира), романтический рыцарь театра Несчастливцев («Лес» Островского), беззастенчивый, опасный карьерист Глумов («На всякого мудреца довольно простоты» Островского), жестокий и двуличный Филипп II («Дон Карлос» Ф. Шиллера), старомосковский чиновник средней руки Фамусов («Горе от ума» А. С. Грибоедова). Так же несхожи и колоритны, как в классике, были роли актера в пьесах советских авторов. Это, например, женственно-капризный, коварный король Карл («Оливер Кромвель» А. В. Луначарского), твердый сторонник «власти рубля» капиталист Растегин («На берегу Невы» К. А. Тренева). В спектакле «Любовь Яровая» Тренева (1926) Садовский впервые исполнил роль комиссара Кошкина, явившегося олицетворением героико-романтического облика революции.
