Русские староверы молокане в армении. Молокане из Фиолетова: как живут русские протестанты в Армении

13.03.2019

Как же молокане (особая этнографическая группа русских) появились в Армении, и кем они являются вообще? Журналист Марк Григорян помог найти ответ на этот вопрос.

Старообрядцами или староверами их назвать нельзя, они относятся к духовному христианству, близкому к протестантизму, так как отвергли православный культ. С точки зрения православной церкви, молокане — это сектанты, говорит журналист Марк Григорян, долгие годы изучавший историю молокан в Армении.

Молокане появились в XVII веке, однако расцвета это течение получило в XVIII веке.

"Институт церкви, особенно в XVIII веке, был мощным и довлеющим над простыми людьми. Это течение стремилось освободиться именно от этого давления. Какие-то элементы протестантизма в этом есть", — сказал Григорян.

Молокане и духоборы (еще одно религиозное направление) сначала были в одном движении, однако в скором времени разделились. Популярность среди простых людей еще при Екатерине привела к решению властей переселить их. Именно так они оказались на берегу реки Молочное в Таврической губернии, а в первой половине XIX века были переселены уже на Кавказ, с одной стороны, для того чтобы отослать их подальше, с другой - увеличить христианское население в мятежном регионе.

"Сейчас их в Армении порядка 15 тысяч", — говорит Григорян.

По его словам, в целом молокане отвергают церковь как институт. То есть для них общение с Богом непосредственное, напрямую. Однако в то же время это религиозное течение, которое основывается на Библии.

"Особенно, Новый Завет исповедуется очень серьезно, богослужение основывается на этом", — отмечает Григорян.

1 / 2

Photo: Ruben Mangasaryan

Молокане компактно проживают в Армении в двух селах — Фиолетово (село полностью состоит из молокан) и Лермонтово (около 80% молокан). Журналист и телеведущий рассказал, что первое его посещение молоканского села Фиолетово в Армении прошло не слишком гладко. Не разрешалось фотографировать и записывать голоса на диктофон.

"Было ощущение, что мы идем по главной дороге, а с двух сторон стены, через которые мы не можем проникнуть", — вспоминает Григорян.

Он признается, что это лишь подогрело профессиональный интерес. Григорян и Мангасарян начали активно работать, встречаться в Ереване с различными молоканами, изучать их вероисповедание и обычаи. Во время второго визита также не все было просто, но удалось сделать несколько десятков фотографий.

"В следующий раз мы раздали фотографии, это помогло расколоть лед. В частности, был случай: на одной фотографии у Рубика был изображен старик с окладистой бородой. Оказалось, что в промежутке между тем, как была сделана фотография, и когда мы с ней вернулись, старик умер. Его сын сказал нам - "это единственная память о нашем отце", — рассказал Григорян.

Photo: Ruben Mangasaryan

Они подружились с несколькими молоканами, Григорян даже нашел их родственников в США, которые практически не говорят по-русски, помог им наладить виртуальную связь — через e-mail, который в Фиолетово в новинку.

Не менее диковинным считается и телевизор. Его отсутствие (по крайней мере, на видных местах) — тоже одна из бросающихся в глаза особенностей в домах молокан. Григорян объяснил это моральным предписанием молокан.

"В глазах многих телевизор - это инструмент, который несет в дом аморальность, примеры насилия, наготы и все это "плохо". Некоторые пресвитеры запрещают иметь дома телевизоры", — сказал Григорян.

Однако не все строго следуют этому предписанию. Свидетелем этому был и сам Григорян.

"В одну из наших поездок в Фиолетово, мы заметили, что на кухнях стоят большие шкафы-гардеробы. Такие вот платяные шкафы. Оказалось, что в этих шкафах держат телевизоры", — сказал Григорян.

Таким образом, они скрыты от "чужих глаз". Что касается остальной техники, то молокане ей владеют. Григорян даже знает доктора наук, который занимается космическими исследованиями.

Внимание гостей в молоканском доме может привлечь также количество детей, их часто бывает много. По словам Григоряна, верующие молокане считают, что их число зависит от того, "сколько Бог даст", сами себя они в этом не ограничивают. А браки происходят, в основном, между представителями общины или с теми, кто принял их вероисповедание.

Вопрос службы в армии и применения оружия не так остро стоит перед молоканами, как перед одной из ветвей духоборов. Григорян рассказал, что однажды духоборы в конце XIX века сожгли все оружие в округе села Гореловка (в Джавахке) в знак своего миролюбия. За это царские власти их жестоко покарали. В их поддержку выступил Лев Толстой, написав статью в New York Times о том, насколько героически они поступили.

Что касается современной жизни молокан в Армении, то у них очень развито понятие общинной жизни, они сумели интегрироваться в общество.

По словам журналиста, молокане заняли несколько экономических ниш в стране. Они являются уважаемыми в этих сферах. Молокане славятся не только квашеной капустой, но также качественным ремонтом и уборкой. Это своего рода бренд армянских молокан.

В третьем репортаже из Армении Петр Вайль и Сергей Максимишин рассказывают о русских молоканских селах.

Сейчас мне уже кажется, что этого не было. Не может быть таких мест, таких людей. В XXI веке немыслимо столь полное погружение куда-то в начало XIX столетия. Тут фотоаппарат не то что запретен (а он-таки часто запретен), но даже и не уместен. "Неловко как-то, – сказал мне Сергей Максимишин, – я же не папарацци". Все-таки – всегда с разрешения – он снимал. Наверное, есть места еще дальше в глубь жизни – где-нибудь в Австралии, в Юж­ной Америке, но эти-то часах в трех езды от Еревана, в горах между Ди­ли­жа­ном и Ванадзором, в селах Фиолетово и Лермонтово. А глав­ное – в этой Австралии ведь чужие. А эти – свои. Мои.

Мои дальше некуда. Русские молокане в Армении – это прошлое моей семьи. Я возил с собою фотографию своего прадеда Алексея Петровича Се­ме­нова и его жены Марии Иванов­ны, живших в Армении. По­ка­зывал молоканам, и они теплели, даже уг­рю­мый фиолетовский пре­свитер Ни­колай Ива­но­­­вич Суко­ви­цын. Не на­­столько, правда, потеплел, чтобы сфотографироваться. Но в собрание допустил, сказав: "Братья и сестры, у нас гость, Петр, его мать из наших".

Мать моя, действительно, выросла в молоканской семье. Наш пре­док, тамбовский помещик Иви­нский, увлекся идеями молокан, распустил крепостных, отказался от собственности и ушел в секту Семена Уклеина, сменив в его честь фамилию на Семенова. В 1830–1840 годы тамбовские молокане перебрались в Армению, как раз тогда занятую Россией. Там мой прадед жил в Еленов­ке – теперь это город Севан у одноименного озера. Оттуда его сын, мой дед Михаил, уехал в Туркмению, где родилась и выросла моя мать – но это уже другая история.

На обратной стороне прадедовской фотографии надпись: "На память родным в Ас­хабад, 8 ав­густа 1894 года, Еле­новка. Снято 3 ок­тября 1889 года". Пыш­но­бо­ро­дый прадед с молодецкими усами – в длин­ном сюртуке-сибир­ке, прабабка в плат­ке и белом переднике. Чинные.

Молокане, возникшие в России во второй половине XVIII века, были чем-то вроде православного протестантства. Их самоназвание – духовные христиане. Слово "молокане", которое посторонние возводят к тому, что эта секта употребляет в пост молоко, – из Первого послания апостола Петра: "Как новорожденные младенцы, возлюбите чистое словесное молоко". Они сами – без посредников-церковников – читают и толкуют Писание. Общину возглавляет выборный пресвитер. Нет попов, нет церкви, нет икон, нет креста – как созданий не Божеских, а человеческих. Крест, к тому же – орудие врагов Христовых. Оттого молокане и не крестятся, и крестины называют "кстины". Крещение водой отрицается – отсыл к словам Иоанна Предтечи: "Я крещу вас в воде в покаяние, но Идущий за мною... будет крес­тить вас Духом Святым и огнем".

У молокан – несколько толков, подвидов, и сейчас в движении преобладают радикальные прыгуны, сильно потеснившие так называемых постоянных, более умеренных. Прыгуны – оттого, что "входя в дух" (в молитвенный экстаз), подпрыгивают, воздевая руки, и произносят нечто на неведомом языке. Это я видел на собраниях в Фиолетове – о чем позже.

Зажи­точ­ность у моло­кан всегда счи­талась добродетелью, они невероятно трудолюбивы и добросовестны, законопослушны и миролюбивы (в Фиолетове помнят лишь одно убийство: лет семь назад, в драке – умышленного же не было никогда). Наконец, они не пьют. Где еще есть компактно проживающие общины русских людей, триста лет непьющих? Моя мать, прошедшая фронт врачом-хирургом, умудрилась сохранить отвращение к алкоголю, отчего я много натерпелся в молодости.

Пресвитер прыгунов Николай Иванович – гладкий прямой пробор, глубоко посаженные внимательные глаза – считает, правда, что нынешние разболтались. "Как молодежь? – Да не очень. Балуются. – Попивают? – Да бывает. – А погуливают? – Да нет, даже пьяный к жене идет. – А как женятся? Родители договариваются? – Нет, родители только согласие дают, а так по любви". По любви-то, может, и по любви, но без общины, без воли пресвитера здесь не делается ничего серьезного.

Без иерархии невозможна никакая организация. Молокане отвергли священников, храм, церковное устройство – однако взамен создалась другая, но тоже структура. Даже еще более жесткая, поскольку в обычном православии власть распределяется между разными уровнями, здесь же выстраивается та самая вертикаль, о которой мечтает российское руководство. Все – семейные, рабочие, общинные дела – совершается только с одобрения пресвитера. Сельский староста Фиолетова, то есть официальный глава админист­рации, Алексей Ильич Новиков, в доме которого мы жили, спокойно говорит: "У меня власти примерно процентов десять, остальное – у Николая Ивановича".

Инструмент давления, способ наказания – отказ в совершении обряда: брака или кстин. Фактически – исключение из собрания. Алексей Ильич когда-то посмел развестись с женой. Разводов здесь не признают. Как сказал нам Новиков: "Я у них получаюсь пролюбодей". Он перешел к постоянным, на собрания ездит в Дилижан. Его 33-летний сын Паша не женат, мы спросили почему, и услышали в ответ историю словно из каких-то старых книг. У Паши был пятилетний роман с местной девушкой, но ее не отдали за сына "пролюбодея", она вышла за другого. И никто в селе за Пашу не выдаст.

Вообще молоканские нравы стали за последние десятилетия суровее. Это понятно: современная жизнь с ее доступными соблазнами грозит размыванием, разрушением старого уклада, и чтобы выжить, нужно обособляться еще более. Вот культурологическая коллизия: чем выше уровень цивилизованности, тем больше вероятность исчезновения; сохранение уникального человеческого вида связано с ужесточением своего и отторжением всего чужого.

Когда-то в Фиолетове был клуб, сейчас бетонный куб с выбитыми стеклами пуст. В прежние времена молодежь ходила туда в кино и даже на танцы. Вот женился – все, с ерундой покончено. Теперь ходить некуда, да и порядки строже. Телевизоров не держат. Только у "пролюбодея" Новикова над крышей вызывающе торчит спутниковая тарелка. Его жена, мордовская молоканка Сара Абрамовна (ветхозаветные имена в ходу), смотрит по вечерам, кое-что нравится, не все: "Вот эту не люблю, Толстую из "Школы злословия", такая важная".

Мирского чтения почти не встретишь. Зато на столе в каждом доме прыгунов – непременно три раскрытые книги. Это не значит, что их читают ежедневно, но они лежат в полной готовности: Ветхий Завет, Новый Завет и "Дух и жизнь" – "Богодухновенные изречения Макси­ма Гавриловича Рудометкина, Царя Духов и Вождя Сионского Народа Духовных Христиан Моло­кан Пры­гунов. Написаны им в тяжких страданиях монастырских заточений Соловецком и Суздальском в период 1858–1877 годов".

Три книги трактуются символически: Ветхий Завет – фундамент веры, Новый Завет – стены, Ру­­до­­меткин – крыша. На мо­лит­венном собрании прямо говорится о том, что Максим Гав­рилович – составная часть Трои­цы: "Отец, Сын и Дух Святой в лице помазанника и ­стра­дальца нашего".

Рукописи Рудометкина, которые он тайно передавал на волю из заточения в суздальском Спасо-Евфимиевом монастыре, семья Тол­мачевых в начале ХХ века вывезла в Лос-Анджелес, запекши их в хлеб. В порту Поти сказали при досмотре, что везут родной хлебушек в Штаты, таможенники и растрогались. Эти вот книги и читают. Правда, когда мы были гостях у 71-летнего Павла Ионовича Дьяконова, он вдруг открыл нижние ящики комода и показал нам книги – оставшиеся от детей, теперь взрослых, живущих в других краях. Нормальный пестрый набор: Дюма, Тургенев, Ира­сек, "Айвенго", "Сказания о титанах" Голосовкера, "Над пропастью во ржи", "Дочь Монтесумы".

Нынешние дети читают только на уроке в школе, дома никогда – сказала учительница русского языка и литературы Алла Васильевна Рудометкина. Она живет в Ванадзоре, как большинство преподавателей – их привозят и увозят на микроавтобусе. В Фиолетове, с его населением в 1500 человек – десятилетка. В 9-м и 10-м классах – по шесть человек, в 8-м – 28, но продолжат из них учиться, объясняют преподаватели, не больше десяти. Сейчас двое собрались в вузы: один в Тамбов, другой в Москву. Никто из Фиолетова никогда не получал высшего образования, хотя есть квоты для поступления без экзаменов. Сейчас вот один юноша учится в Туле, уже на втором курсе – посмотрим.

Учителя рассказывают, что дети в школу приходят отдыхать: дома много работают по хозяйству. Когда посевная или уборочная – вовсе не появляются. Соответственно и отношение к учебе.

Выражение детских лиц и впрямь беззаботное. Светловолосые и ясноглазые – здесь, в армянских горах, они кажутся пришельцами. Так оно исторически и есть – пришли, не смешались, не исчезли. Пройдут годы – эти девочки и мальчики потемнеют от ветра, солнца и забот, как их матери и отцы, но сейчас Максимишин поминутно толкает меня, восклицая: "Ты посмотри, какие лица!"

Пока он устраивает фотосессию в коридоре, директор Валерий Богданович Мирзабекян показывает мне школу. Прошусь по-маленькому. Он выводит меня во двор, идем к добротному бетонному домику. Директор открывает дверь ключом и любуется произведенным эффектом: за пределами Еревана такого не встречалось – не привычное повсеместно в провинции солдатское очко, а унитазы, белоснежный кафель, никелированные краны. Сортир построили американцы, и поскольку канализации в Фиолетове нет, они же соорудили вакуумное автономное устройство. А так как народ непривычен, тем более дети, тут же начавшие разбирать блестящие детали, домик под ключом, открывается для VIP’ов.

Уборную устроили американские благотворительные организации. Газ – то есть, тепло – в школу провели тоже они, раньше ученики шли на уроки с поленьями под мышкой. Армяне подарили компьютер, выделили премии по 100 долларов нескольким ученикам. Американцы же создали в здании администрации медицинский пункт. Они сажают лес в тех местах, где он был вырублен в 1990-ые. А что Россия?

Кого ни спросишь – да и спрашивать не надо, сами говорят наперебой – это главная обида: от России ничего. Российский посол сказал, посетив молоканские деревни: "Россия – не дойная корова". Все в Фиолетове помнят и цитируют эти слова. А когда просили помочь с устройством подготовительных классов, консул ответил: "Ваши дети – вы и платите".

Не совсем понятно на фоне декларируемой заботы о соотечественниках за рубежом. И каких соотечест­вен­никах! Фиолетово, сплошь русское (на полторы тысячи – всего одиннадцать армян: это они держат единственный магазин, в котором продается и спиртное), и отчасти соседнее Лермонтово со смешанным населением – подлинные этнографические заповедники. Только не искусственные, не музейные, а живые. Любая цивилизованная страна сюда слала бы ученых за учеными. Один только феномен трехсотлетнего непития стоит пристального изучения.

А язык! Таня, дочь Алексея Ильича, болтает с заглянувшей подругой: "Ты яво не видывала? – Видала. Пячальный такой. – Зачем? – Ня знаю. Шумела яму, он ничаво. – Ну, ты мне звонкани, ча­во узнаешь". ("Звонкануть" надо по мобильному – обычной телефонной связи тут нет.) "Помогаитя", "вязёт", "текёть", "надысь", "в мыслях своих", "пошел в собранию". Но вдруг – "зять у меня люксусовый". За­писывать и записывать.

Этим занимается, ка­жется, одна только Ирина Владимировна Дол­женко из академического Института археологии и этнографии в Ереване, лучший знаток молокан. Она любезно согласилась поехать с нами, чем бесценно помогла: молокане давно знают ее и уважают. Времени интересовать­ся здешним укладом, быть может, не так уж много: сколько продержатся в своей уникальности молокане – неизвестно. Потихоньку уезжа­ют в Ереван, где ценятся их трудолюбие и честность. Я видел там объявление на стене: "Малаканская бригада: ремонт, уборка квортир и пр.". В школе, точно, неважно учились. Молодежь ездит на заработки: больше всего в Краснодарский и Ставропольский края – там молокан столько, что возможно жить компакт­но среди своих. Ездят и в Тюмень, в Сургут, и в Восточную Сибирь – обычно на шесть месяцев. Вот Танин муж отправился куда-то на Амур. Все это, как правило, временно: кто уезжает насовсем – тот "затаптывает следы предков". Но против времени не пойдешь – есть и те, кто затаптывают.

И главное, некогда зажиточные фиолетовские молокане на глазах у себя беднеют.

Сократились побочные заработки. Прежде держали овец, сейчас некуда сбывать шерсть. Коров держат ради молока и мяса, для себя: молокане по-ветхозаветному не едят свинину. Скот гонят пастись в горы: туда-обратно 15–20 км в день. Так что коров в Фиолетове подковывают! Вырезают подковы из стального листа. Нечто подобное я видел в Исландии: стальные башмаки для коров – по той же причине горного рельефа.

Раньше почти в каждом доме были дачники-азербайджанцы: здесь высокогорье, летом прохладно. "Азер­бижане любили тут жить, за комнату платили 80 рублей в месяц", – говорит Алексей Ильич. После карабахской войны об этом нет и речи.

При этом больше 60 человек в Фиолетове не берут пенсии – потому что это не заработанные деньги. Такие не принимают и гуманитарной помощи. По соседству от новиковского дома пашет впряженным в лошадь плугом Василий Федорович Шубин с дочерью Татьяной – он как раз из этих. Говорю: "Вы же всю жизнь платили налоги, значит, честно заработали пенсию". Он, не прекращая пахать, отвечает: "Я это возложил на четырех дочерей, я их выкормил, пусть теперь меня кормят".

Однако без дополнительного можно жить. все труднее без основного – без капусты. На любом рынке Армении знают, что это такое – молокани копуста. Когда-то знали по всему Советскому Союзу. Капусту поставляли даже в Приморье. У каждого был свой участок рынка: Новиков, например, возил всегда в Астрахань. Теперь таможенные и пограничные поборы обессмысливают торговлю. Прежде семья могла сделать на капусте 25 тыс. рублей в год.

Два опытных работника способны нашинковать (здесь говорят – "нарезать") тонну в день. В бочку из дуба или лиственницы закладывают 700–800 кг капусты, 40 кг моркови, соль. Большой объем – это очень важно. Придавливают 50-килограммовым гнетом. Через две-три недели – готово.

Для еды раскладывают по трехлит­ровым банкам – "баллонам". Раньше пробовали добавлять яблоки – но вкус все-таки не тот, добавляют только морковку. Вкусно необычайно! Секрет молоканской капусты – она здесь сладкая.

Андрей Васильевич Королев, молодой, с длинной рыжей бородой, то и дело многозначительно взглядывая вверх, говорит: "Чем ближе к Арарату, тем всё лучше. Коньяк, например, вот и капуста".

Королев явно расположился ко мне, переходит на "ты", что необычно для молокан, смотрит в раскрытый ворот рубахи: "Молодец, что креста не носишь, молодец, мне говорили, что у тебя мать из наших". Торопливо просвещает: "Ты про Льва Толстого слыхал когда-нибудь? Ну вот, Лев Толстой был наместник царя, он и перевел Максима Гавриловича из Соловков в Суздаль. Он и книги писал, Толстой-то, ты поищи, почитай".

В Фиолетове и теперь ежегодно заготавливается 5–6 тыс. тонн капусты. Только сейчас процентов 70 пропадает. Сеют, собирают, режут, складывают, выбрасывают. Предлагали поставлять капусту частям российской армии в Армении: что, казалось бы, разумнее – но получили отказ. Как там сказал посол: "Россия – не дойная корова".

Грустная историческая судьба. Моло­кан преследовали с самого воз­ник­новения в XVIII веке, потом в 1805-м либеральный Алек­сандр I подписал указ о ­свободе их вероис­поведания, но уже при Николае I снова начались гонения. Переселение на Кав­каз стало выходом для всех: власти заменили дорогостоящие военные гар­низоны поселениями трудолюбивых трезвых русских людей, церковь избавилась от смущающей умы и души секты, молокане обрели дом и свободу веры.

В Армении возникли Еле­новка (Севан), Ни­ки­­­ти­но (Фи­олетово), Воскресенка (Лер­мон­тово). Но тогдашний кавказский наместник князь Воронцов был последним представителем цент­ральной власти, который покровительствовал молоканам. В 1857 году был арестован основоположник течения прыгунов Максим Гаврилович Рудометкин, скончавшийся в заточении в Суздале. Сейчас молокан в России не преследуют, но явно не любят, а армянские молокане России не нужны. Так и живут, сами по себе.

Сами по себе и умирают. Кладбище на холме, откуда захватывающий вид на оба хребта, между которыми лежит Фиолетово, – Ламбакский и Халабский, со снежными вершинами на трехкилометровой высоте. Крестов нет и на могилах – на стояках трапециевидные железные, реже деревянные, ящички с дверцами, вроде почтовых: открываешь – там надпись: "Здесь покоится..."

Где покоятся мои прадед и дед – неизвестно. В 1930-е начали опускать уровень Севана, строить гидроэлект­ростанции, и рус­ское село Еленовка неузнаваемо преобразилось в армянский город Севан – не найти, где похоронен Алексей Петрович Семенов. Тем более, его сын Михаил Алексеевич: деда в те же 1930-е арестовали в Ашхабаде, а в каких местах расстреляли – неведомо. Впрочем, у молокан посещать могилы не принято, не принято ухаживать за ними – умер и умер.

У них и свой календарь: справляют Пасху, но не празднуется Рождество. Отмечаются ветхозаветные Кущи и Судный день. А так-то праздники – каждую субботу и воскресенье: молитвенные собрания.

С разрешения пресвитера Николая Ивановича иду в молельный дом – одноэтажный, в три окна по фасаду. В сенях лавки и крючки для шапок и верхней одежды. В зале – стол для пресвитера, помощника и престольных: так называется ближайшее окружение пресвитера (по окончании собрания: "Престольные, останьтесь"). Ряды лавок, женщины отдельно. По стенам – вышитые полотенца треугольником и вензелем ДХ: "духовные христиане". Одеты все празднично, нарядно. Мужчины: выглаженные брюки, пиджак, часто жилет, обязательно – рубаха навыпуск с тонкой подпояской. Женщины: белый платок, иногда с веточным узором, длинная юбка с тюлевым передником, чаще всего с кружевной оборкой.

Читаются тексты из Евангелия, потом из Рудометкина. Поют не только псалмы, но и песни – на знакомые мотивы, которые годами неслись из репродукторов по всей стране, слова только другие. Что-то полузабытое брезжит за припевом "Выше, выше вздымайте знамя!" За бодрой "Оставь, Петр, рыб ловити, / Пойдем со Мной Бога молити". За загадочной "Скрозыдон, скрозыдон, / Скрость пройдем, скрость пройдем. / Всех страдальцев изведем / И скоро все в Сион пойдем" (изведем – это о чем же? или в смысле "выведем"?). А вот – из моего детства: "Если готов ты молиться за грешных, / Знай, твоя участь счастливей других – / За старых, болезных, о Боге забывших.../ Встань на колени, молись ты за них". Господи, это же "Рулатэ-рула", финская песня, переложенная на русский Владимиром Войновичем, которую в 1960-е гоняли от Калининграда до Камчатки: "В жизни всему уделяется место, / Вместе с добром уживается зло. / Если к другому уходит невеста, / То неизвестно, кому повезло". Молокане, как и другие сектанты, всегда использовали готовые мелодии – прежде народные, потом популярные: удобно.

После псалмов пресвитер говорит о грехах, и женщины, прикрывшись носовыми платками, рыдают в голос. Рыдания громкие, глаза сухие.

Во время пения двое мужчин и одна женщина выпрямляются и сначала легонько, потом сильнее, подпрыгивают на месте, плавно водя поднятыми над головой руками – как на рок-концертах. Это оно, "хождение в духе". Таких, "действенников", обычно не больше пяти-десяти процентов в собрании. Еще реже "пророки" – эти могут переходить на глоссолалию, на ангельские языки, способны провидеть будущее. Без­условный молоканский пророк в Армении сейчас только один – слепой Иван Иванович Иванов в Се­ва­не. В Фиолетове есть пророк, но не для всех – Владимир Алексеевич Задоркин, из максимистов. Я был и у них в собрании. "Максимисты" – от имени Максима Рудометкина, но название удачное: они и максималисты тоже, еще радикальнее прыгунов.

Часа через три собрание заканчивается. На стол под полотенце – чтобы не видно было, кто сколько – кладут деньги на общинные нужды. Кто-то из престольных объявляет: "Михаил Александрович Толмачев приглашает на дело". Имеются в виду сегодняшние кстины. Дни рождения тут отмечать не принято. Именин нет: нет святцев. Так что остаются брак, поминки ("поминки") и кстины.

Идем по улице Центральной (их всего две, вторая – Погребальная – ведет в сторону кладбища) к дому Толмачевых – тех самых, чьи предки спасли рукописи Рудометкина. Вдоль забора уже стоят 28 самоваров и 15 чугунов со сваренной в мясном бульоне домашней лапшой, которую накануне толмачевские женщины катали вместе с соседками.

В большой комнате семья становится на колени перед пресвитером, он простирает руку, нарекает ребенка, и после псалмов и песен все выходят на улицу: торжественная часть кстин состоялась, в доме накрывают к трапезе. По дороге заглядываю в другие помещения и вижу то же, что в других молоканских домах: высоченные кровати с тремя-четырьмя подуш­ками одна на другой под тюлевым покрывалом. Постель многослойная: матрац, тюфяк с овечьей шерстью, пуховая перина, одеяло, сверху ковер. Без таких кроватей нельзя, но спят на других, эти – для благолепия.

Человек двести рассаживаются на лавках за длинными столами. Сначала вносят самовары, конфеты, сыр. Потом подается лапша в эмалированных тазиках. Едим по четверо-пятеро из одного – деревянными ложками. За сменой блюд следит не присаживающийся хозяин, который вполголоса говорит куда-то назад: "Не управились еще". Но вот: "Подровнялись" – и несут вареное мясо, которое принято есть руками. Всем розданы полотенца – утирать пот после чая и руки после мяса. Под конец – компот.

Беседуем с соседями по столу. Устроить кстины и поминки, объясняют они, сравнительно дешево, почти все свое. Дорого жениться. Там застолий – семь: магарыч, сватовство, проведывание невесты, сундук, курица, рубаха, свадьба. Если выдерживать уровень, встанет в тысячи полторы долларов, это не считая затрат на приданое. И ведь нет расходов на спиртное.

Нет, все-таки кажется, что не может быть таких мест, таких людей. В XXI веке немыслимо столь полное погружение куда-то в начало XIX столетия. Но ведь есть. Мы видели.

А я так вообще – оттуда, как ни удивительно себе самому. На какой-то чудесной машине времени навес­тил ровесников прадеда.

На следующий день уезжаем из Фиолетова, обгоняя грузовик, в котором парни и девушки направляются по случаю воскреснья на пикник. Они приветливо машут, зовут с собой, куда-то в сторону Гнилой балки и Кислой воды (в сочетании с самим именем села Фиолетово – пейзажик; откуда, кстати, у бакинского комиссара, воронежского крестьянина Ивана Фиолетова, такая фамилия?). Мы бы пересели в грузовик, у них весело, и лица хорошие, мало осталось таких чистых русских лиц. Жаль – некогда. В грузовике стоит ящик с едой и два самовара. В любом другом месте все было бы ясно: в одном самоваре – водка, в другом – портвейн. Здесь взаправду чай: как живут – непонятно.

31 октября подходит к концу юбилейный 500-й год Реформации. Российское государство не было затронуто бурями Реформации, но с XVI века на его территории, в том числе благодаря мигрантам из Западной Европы, начали формироваться протестантские течения, наиболее стойким и последовательным среди которых было течение молокан.

Молокане определяли себя как «духовные христиане», отвергали православный культ, поклонение иконам и кресту, отрицали церковную иерархию и не совершали крестного знамения. Главная идея – общение с Богом, чтение и толкование Библии без посредников в лице Церкви и священников. Распространение молоканства в начале XIX века начало беспокоить власти, и его представителей массово переселяли в Таврическую губернию. А через время по указу Николая I – на Кавказ, в современные Армению, Азербайджан и Грузию.

Из тридцати молоканских поселений, существовавших в советской Армении, сейчас осталось два – села Фиолетово (бывшая Никитино) и Лермонтово (бывшая Воскресенка), из них чисто молоканским сохранилось только первое, в Лермонтово также живут армяне и курды. Молокане адаптировались к суровому горному климату и за счет колоссального труда на земле добились максимальной плодородности почвы. С тем же упорством они сохранили свою самобытность и духовные ценности, привитые пращурами – первыми молоканами – переселенцами. Удалось это во многом благодаря обособленному образу жизни и религии.

Фиолетово находится на севере Армении, между заснеженными хребтами Ламбакским и Халабским. Встретить кого-то при свете дня в селе сложно. Все заняты хозяйством: кто в доме, кто в грядах и высокогорных полях. Первое, что бросается в глаза при въезде в Фиолетово, – это пахотные земли и силуэты крестьян на фоне горного массива. Время от времени проезжают машины: внедорожники, тракторы, вместе с нами за угол поворачивает грузовичок, от чего пахнет молоком. Девушки в разноцветных косынках, стоящие в кузове, бодро машут в ответ и расплываются в широкой улыбке.

«Молокан недооценивают, – говорит по дороге таксист Ара Сароян, – раз подвозил русских туристов, по пути к Лермонтову завели разговор о молоканах. Разное говорили, в основном грязное, не нравилось им, что те женятся только на «своих». Поспорил с ними, мне-то лучше их знать. На обратном пути извинялись. «Не передо мной надо», – говорю я, – как ни крути, одна нация».

Главное блюдо на свадебном столе

Из небольшого одноэтажного домика доносится гул голосов и стук скалок. Вдоль узкой комнаты в два ряда расставлены шесть столов, за ними стоят женщины в белых передниках и косынках и под разговоры катают тесто, время от времени перекидывая его с руки на руку, а потом близстоящей коллеге.

О том, что это молельный дом намекают книги, что лежат на отдельном столе, покрытом вышитой скатертью: Ветхий завет, Новый завет, «Дух и жизнь» М.Г. Рудомёткина (духовный лидер молокан, уроженец Фиолетова), молитвенники и песенники. В углах висят вышитые полотенца с монограммой ДХ (духовные христиане). Нет ни крестов, ни икон, ни свечей.

Сегодня комнату временно преобразовали в кухню – в воскресенье в селе будут играть свадьбу, и, согласно традиции, за два дня до этого женщины катают лапшу – бульон с лапшой главное блюдо на свадебном столе. На вопрос, почему лапша, Светлана, высокая, седовласая женщина, работающая за столом ближе к двери (пройти дальше не могу из-за тесноты), отвечает кратко – «осталось от России». Раньше лапшу было принято варить в чугунах, теперь – в обычных кастрюлях.

«Еще обязательно подадим мясо, но не свинину, из фруктов – арбуз, черешня, абрикосы. Если празднуем зимой – то готовим борщ», – стараются перекричать стук собственных скалок женщины. Молодые молоканки стоят дальше всех от меня, но, расслышав общие вопросы, улыбаются и спешат вступить в разговор. Церемония чаепития, как говорят они, второе важное составляющее свадебной трапезы, она заменяет культуру тостов. Углем топят самовары и за чашкой чая поют духовные песни, читают Библию и дают напутствие молодым. Спрашиваю, будет ли играть гармошка, женщины решительно качают головой. «Не бывает на свадьбах и плясок», – доносится с другого конца комнаты.

Свадьбы в Фиолетово начинаются, как правило, в 11 утра. Говоря о браке, молокане, в первую очередь, подразумевают церковный. Гражданский играет второстепенную роль и часто заключается после. Обряд венчания состоит из двух частей, первая проходит в доме невесты, после чего под церковные песни ее ведут к дому жениха (таким образом извещая о радостном событии), где уже проходит вторая часть. Обряды проводит пресвитер – председатель общины, избираемый из числа верующих. Он же каждые выходные проводит духовные встречи в молельном доме, крестины (молокане их называют «кстины»), службы на Пасху (празднуют 7 дней), День жатвы и урожая и другие.

«Он ни во что не облачается», «ничего не навешивает на себя», «простой человек», – женщины в молельном доме оживленно объясняют, чем пресвитер отличается от священника.

«Священник живет за счет прихода, – выжидая паузу, тихим голосов продолжает близстоящая Светлана, – «а пресвитер работает как все остальные, в свободное время проводит обряды, он не живет за счет них. В этом и разница».

“Дух и жизнь” современных молокан

«Наши предки из Тамбова. Молокане Лермонтова – из Тамбовской и Саратовской губерний. Изначально духовных христиан ссылали в Мелитопольский уезд, к реке Молочной. Думаю, поэтому-то нас и назвали молоканами, но в общем-то мы русскими пишемся (в паспортах)», – говорит Татьяна и со второй попытки пытается сосчитать, в каком поколении живет в Фиолетово. «В девятом или десятом»,- заключает она, согнув большой палец левой руки.

С Татьяной мы познакомились случайно возле ее калитки. 55-летняя женщина в белой косынке с румяным круглым лицом и живыми, смеющимися глазами смущенно качает головой, когда прошу ее сфотографировать. Говорит, не любит публичность, не настаиваю.

«Креститься мы не крестимся, крест не носим. В молельный дом ходим, но свечи не зажигаем, на собрания и обряды надеваем все белое – косыночки, фартушки. Называют нас староверами, наверное, так и есть. Как старые верили, так и мы верим, и дети наши по нашим стопам идут», – рассказывает она.

За почти 180 лет жизни в Армении духовные христиане практически не подверглись культурному влиянию местного населения. Моральные правила и устои веры молокан сейчас мало, чем отличаются от тех, которых придерживались в XVII веке. Это проявляется в поведении, манерах, одежде. Мужчины носят рубахи и держат длинные бороды (только женатые, но и среди молодых есть желающие), женщины после замужества надевают платки и длинные юбки. Согласно толкованию Библии, в которое молокане вкладывают символический смысл, считается грешным употреблять свинину, спиртное, табак и наркотики. Осуждается и праздность, впрочем, обвинить в этом молокан трудно, в Армении они известны своим трудолюбием и добросовестностью.

Фото: Рубен Мангасарян, Sputnik Армения

Сохранить самобытность, славянский тип внешности и русский язык удалось, в частности, благодаря обособленному укладу жизни и отсутствию смешанных браков. Женятся молокане исключительно на своих. Межэтнические браки, а под ними подразумевают, в том числе, браки с россиянами, здесь осуждаются. Редко признают и разводы. Молокан, нарушивших обычаи, принято называть прелюбодеями – на деле это значит изгнание из общины и отказ в совершении обрядов.

Спрашиваю, не разболталась ли молодежь, не нарушает ли устои. Татьяна с улыбкой, не без удовольствия растягивает – «не разболталась».

Добавляет – строгих запретов нет, например, могут позволить рюмочку в выходные, «но не напиваются». «А в будние и незачем. Выпьешь, пойдешь сено собирать под эту жару, так там и упадешь», – говорит женщина.

Девушки меняют длину платья в зависимости от веяний моды, «один год мода на длинные, другой – на короткие (по колено)». Несмотря на то, что молоканки не носят брюки, молодые время от времени надевают их в лес.

Случаются и смешанные браки, в основном их заключают молокане, выехавшие в Россию. Впрочем, общественное порицание обходит их стороной – мало кто возвращается обратно. Интересно, что дома в Фиолетово все же предпочитают не продавать, нет-нет, да и приедут отдохнуть с детьми.

Так и Николай сегодня впервые за пять лет вернулся с семьей в Фиолетово. В Краснодарском крае, где он живет около 30 лет, существует одна из крупных в России молоканских общин – «Община духовных христиан-молокан». Каждые выходные в местном молебном доме проходят духовные собрания, которые, по словам мужчины, в разное время посещают около 300 человек. Подобные встречи позволяют не только соблюдать обряды, но и обсудить насущные проблемы членов общины и, например, координировать усилия для помощи единоверцам.

«Сообщили нам, что молокану предстоит сделать операцию, а ему не хватает денег. Тогда мы скидываемся понемногу, получается и сумму собрали. Держимся вместе, думаю, этой сплоченности нас научили армяне, это братский нам народ», – рассказывает Николай, невысокий светлолицый мужчина, с небольшими голубыми глазами и бородой средней длины. Он ловко переходит с русского на армянский и говорит, что старается не забыть последний.

«Если соседи видят массовые похороны, говорят: либо по армянину, либо по молоканину», – отмечает мужчина и спустя время добавляет – «но я и большой разницы между нами и русскими не вижу, ведь, и мы русские, молокане – это скорее кличка».

В Россию на заработки

Активная миграция молокан из Армении пришлась на 90-ые: в результате Спитакского землетрясения в 1988 году (эпицентром была Лорийская область, в состав которой входят молоканские поселения), распада Советского союза, Карабахской войны (1992-1994 гг.). Еще в 1989 году, согласно переписи населения, в Армении проживало около 52 тысяч молокан, сейчас их число составляет 5 тысяч. Как говорят местные жители, большинство тогда эмигрировали в Россию (в частности, в южные регионы – Краснодар, Ставрополь, Ростов), Австралию и Америку (многочисленные общины в Калифорнии).

Николай и сестры Татьяны тоже из первой волны миграции, последние выехали после Спитакского землетрясения и обосновались в Воронеже. Там нередко была и сама Татьяна, возила продавать фирменную молоканскую квашеную капусту. Говорит, соблазна остаться не было.

«C армянами легко жить, находим общий язык. А вот с русскими сложнее, поедешь в Россию, а они тебя, вроде, и не замечают, ты не человек. Высокомерные. А приезжаешь обратно – уже родина», – говорит женщина.

В советское время и какой-то период после распада СССР молокане активно поставляли в другие республики сельхозтовары и квашеную капусту. Со временем таможенные условия ужесточили, и вывозить их за границу стало бессмысленно. Что касается внутреннего рынка сбыта, то, по словам молокан, он ограничивается городом Ванадзором, где им приходится подстраиваться под местную низкую ценовую политику – «отдавать картошку за 30-40 драм, что значит за бесценок».

Непростая ситуация сейчас сложилась и в других отраслях. После массового закрытия заводов в Раздане (один из промышленных и энергетических центров Армении), комбинатов в Ванадзоре подавляющая часть молодежи прибегает к трудовой миграции. Актуальны все те же направления – Краснодар, Саратов, Ростов и Сочи.

Независимо от национальной принадлежности, на молокан распространяются общие правила приобретения гражданства РФ. Часть из них, обосновавшихся в России, сменили армянское гражданство на российское, часть – сохранили двойное, но большая часть – так российское и не получили.

Татьяна говорит, что молодые ребята часто обращаются по этому вопросу в посольство РФ в Гюмри, но всегда получают отказ. «Если получилось до 18 лет – то хорошо, после 18 – очень тяжело. Волокита – надо отсюда выписаться, там прописаться, а зачем оно нам такое», – говорят в селе.

В силу сокращения роли натурального хозяйства активно развивается и внутренняя трудовая миграция, молокане выезжают на заработки в крупные города – Ереван, Гюмри, Ванадзор.

В Армении существует несколько сфер, в которых труд молокан особенно ценен. В первую очередь, это домохозяйство, за опрятность и добросовестность молоканки слывут лучшими домоуборщицами. В Ереване открывают сервисы по уборке квартир, куда набирают исключительно русских.

Нередко их труд оценивается выше установленных на рынке расценок.

Мужчины в городе работают слесарями, сварщиками, кровельщиками, водителями, машинистами. В прошлом году в Карабахе, в селе Вазгенашен, открыли карьер, и многие молодые ребята из Фиолетово устроились туда водителями на камазы и самосвалы. В селе говорят, что молокан охотно берут на работу за трудоголизм – «установят лимит в пять рейсов, а они по собственной инициативе десять сделают за ту же оплату».

«Кому-то кажется, что стало меньше работы, а кому-то хватает. Мне хватает, и в Россию ездил, но всегда возвращался», – говорит Петр, высокий, стройный молодой человек с гладко выбритым лицом. Работает водителем на карьере, сегодня у него выходной, который он проводит с детьми. На руках пухлый белокурый мальчик. Рядом на веранде пристроились две девочки, кажется, погодки (у молокан как правило многодетные семьи, по религиозным соображениям не приемлют абортов).

Завожу разговор об устоях в Фиолетово, Петр отмечает, общество немного осовременилось: бороду держат по желанию, выпить могут, хотя довольно редко, но основные устои остались непоколебимы. «Не верим в посредников, не поклоняемся иконам. Обязательно каждое воскресенье посещаем молельный дом. В этот день строго никто не работает, после обряда ходим друг другу в гости. Женимся только на своих, не смешиваемся. Так что мы самые что ни на есть настоящие русские», – говорит мужчина.

Машинально перевожу взгляд на «настоящих русских девочек», чьи большие серые глаза с любопытством смотрят на отца. Через время они вспоминают о своей игре и начинают шептаться, забыв о нашем существовании.

«А у вас есть детский сад?» – наблюдая за ними, спрашиваю я.

«Нет, только одна школа»

«Русская?»

«Русская!»

Выбор – остаться

«Раньше были свои учителя, хорошие, сейчас преподают только армяне, приезжают из Ванадзора», – выждав, когда немного стихнет стук скалок, проговаривает Светлана.

В молодости она работала библиотекарем и заочно училась в одесском профтехучилище. Сейчас этой должности в Фиолетово нет, как нет и библиотеки. Женщина говорит, что последняя больше никому не нужна. Впрочем, одновременно опровергает расхожее мнение о повальной неграмотности молокан. Считается, что дети не заинтересованы получать образование выше средней школы, поскольку с малых лет тех приучают к труду физическому (на земле), а не интеллектуальному.

Но здесь, в молельном доме, параллельно с активным замешиванием теста, женщины с зарумяненными от движения лицами, объясняют обратное – «ребят просто не видно, уезжают получать высшее образование и не возвращаются». Так сын Светланы сперва окончил бакалавриат и магистратуру в Ереванском государственном университете, затем аспирантуру в Москве. Говорит, если найдет работу в Армении – останется, нет – вернется в Россию. Сама Светлана покидать Фиолетово не собирается.

«Здесь родились, привыкли, живем и живем, у кого было желание, те уже уехали. Портятся ли наши за границей? Кому надо испортиться и здесь портятся, не место портит человека, а человек место», – тихим, ровным голосом говорит женщина.

На выходе из молельного дома встречает таксист Ара Сароян. «Ну, как впечатление? Рассказывал же, хорошие люди», – говорит он скороговоркой, бойко направляясь к автомобилю – «Помню заглохла машина по дороге с Дилижана, единственный, кто помог в два часа ночи был молоканин Миша, запомнил имя», – добродушно рассказывает Ара.

«Взгляни, как из былины», – перебиваю я и с фотоаппаратом направляюсь к старику, остановившему телегу на противоположной стороне дороги. Он небольшого роста, с белыми волосами и длинной седой бородой, в рубахе навыпуск, перетянутой поясом. Со сосредоточенным, но одновременно оживленным выражением лица и веселыми светлыми глазами под косматыми бровями, перекладывает каменные материалы с тележки на землю.

При виде камеры смущенно отворачивается. Закрываю объектив.

«А я вас видел, у дома моей сестры Татьяны. Вы уж простите, не любим мы это дело», – говорит он, указывая на фотоаппарат.

«Понимаю… А вы были в Тамбове?» – спрашиваю после паузы.

«Нет, в Воронеже был у сестер»

«Наверное, звали остаться»

«Звааали», – с улыбкой протягивает старик.

«А мне здесь хорошо, спокойно», – едва слышно проговаривает седовласый молоканин.

Это одна из статей рубрики

Предыдущий выпуск был посвящён центральной части провинции Лори —

В оной статье речь пойдёт о южной части провинции Лори.

  • СОДЕРЖАНИЕ:
  • Город Спитак (центр мощного землетрясения в 1988 году).
  • Ванадзор (столица провинции Лори).
  • Молокане в селе Лермонтово и вообще в Армении.
  • Некоторые цитаты о молоканах.
  • Молокане в Ереване.

Спитак

(Spitak). Городок, известный тем, что в 1988 году тут был эпицентр очень мощного землетрясения. Почти все городские здания (и всё, что выше 2-этажных домов) были разрушены. Частные одноэтажные дома также частично пострадали… Соседние города (Ванадзор и Гюмри) пострадали меньше, но тоже досталось.

Практически сразу после этого бедствия началось строительство новых домов для жителей, и в течение двух лет город был отстроен заново силами СССР, а также помогла и армянская диаспора за рубежом. В центре города есть большой интересный монумент в честь землетрясения (причём, монумент является частью работающих в нём магазинов).

Памятник землетрясению в городе Спитак и связанному с этим жертвами и потерями.

По поводу ночлега было обращение в главную церковь города, и сотрудник церкви взял к себе домой. Кстати, у автора этих строк есть три отдельных статьи на тему (ссылка выводит на первую статью из сериала про бесплатные ночлеги в религиозных организациях).
От Спитака на восток 21 км…

Ванадзор

(Vanadzor). Столица провинции Лори. Третий по населению город в Армении (ныне там 90 тыс чел). Высота над уровнем моря — 1425 метров… Официально основан город в 1828 году и назывался тогда Караклис (или Каракилисе, что в переводе с турецкого «Kara kilise» означает «чёрная церковь»). Потом город переименовали в Кировакан (и назывался он так в 1935-93 годах).

Один из оставшихся в живых жилых домов советского периода в Ванадзоре. Можно заметить следы жизни на некоторых окнах и балконах.

Из интересных вещей в Ванадзоре имеется мини-музей и картинная галерея. А также много советского периода домов (особенно 4- и 5-этажек, в квартиру одного из коих пригласил на ночлег местный парень, за что ему спасибо)… Многие из таких домов имеют не очень привлекательный внешний вид (наверно, благодаря землетрясению, ну и общей небогатости страны), а некоторые вообще вот-вот будут покинуты жильцами. Но им, видимо, некуда переселяться, вот и живут.

Традиционный армянский мешок для постели (19 века) выставлен в музее Ванадзора.

От Ванадзора к ю-в 13 км (по дороге на Дилижан и озеро Севан)…

Лермонтово и молокане

(Lermontovo) — такое вот село с русским названием. Дело в том, что тут (как и в селе Фиолетово, что в 8-9 км к ю-в) живут русские, потомки переселенцев, коих царские власти насильно переселили в начале 19 века.
Это молокане. Они христиане, но только не православные (в привычном большинству понимании сего слова), а евангелисты, баптисты и другие приверженцы подобных христианских течений/верований. То бишь, такие христиане, кои не признают икон, попов и все сопутствующие им товары.

Молокане просто молятся Богу, то бишь Иисусу Христу (не будем тут о том, что или кто является Богом). И причём, молятся очень даже регулярно. На мой взгляд, это один из самых строгих христианских народов в мире. Возможно, из виденных мною христианских народов — самый строгий (в смысле, строго придерживающийся постулатов их веры).
Правда, народом их назвать можно с натяжкой, ибо они всё же русские и были сюда переселены (а также в соседние Грузию и Азербайджан) с разных губерний России в начале 19 века.

Мужики в селе Лермонтово обычно носят длинные бороды (даже юноши и молодые люди уже отращивают волосы на лице)… А те, которые не носят бород (хотя, таких молокан там меньшинство, как показалось), значит есть вероятность, что они не строгие христиане — не молятся, пьют алкоголь… А для молокан потребление алкоголя — почти такой же страшный грех, как и для мусульман.
Женщины-молокане также почти все ходят в платках на голове. Да и девочки тоже.

в селе Лермонтово.

Молокане стараются помочь человеку (например, путешественнику), как могут. Однако, за последние годы эти 2 села (Лермонтово и Фиолетово) посетило много любопытных (и тоже таких вот путников, как автор оных строк), желающих поглазеть на «странных» людей.. Молокане немного подустали уже от такого внимания, хотя и НЕ каждый день сюда заезжают любопытные, но порой бывают даже большие экскурсионные автобусы.

Как рассказали мне молокане в Лермонтово, в их село не раз приезжали и журналисты , которых даже приглашали в дом на чай… Однако, потом в интернете они писали про молокан не совсем то, что есть на самом деле. Порой даже так описывали молокан, что они диковато живут, почти в 19 веке.
И после таких случаев гостеприимность молокан стала поменьше. Это было заметно при общении с молоканами в центре села. Они не горели желанием приглашать в дом, просто общались на обычном российском уровне (то есть, несколько прохладнее, чем в целом на Кавказе), хотя и абсолютно без злобы.

Поскольку в центре села Лермонтово народ не горел особым желанием не только приютить путника на ночь, но даже и на чай не звали, то в поисках ночлега решено было пойти в сторону окраины села… Там было попроще, но тоже не так, как ожидалось перед приездом. Чувствуется, если бы было меньше туристов и журналистов (посещающих молокан и глазеющих на них), то они были бы более дружелюбны и гостеприимны.

В одном доме близ окраины решили помочь и проводили в пустующий дом их родственников, которые приезжают лишь эпизодически. На следующей фотографии внутренности этого дома:

Вот в этом молоканском доме мне довелось ночевать в селе Лермонтово. Спал, правда, не на этой кровати, а на другой в соседней комнате.

В некоторых домах молокан не имеются телевизоры по идеологическим причинам — ибо в современном телевещании слишком много ненужной ерунды… На самом деле, многие современные технологии молокане стараются использовать по возможности. Особенно, сельхоз технику. Они славятся как превосходные трактористы и экскаваторщики (даже в Ереване, где молокан живёт около тысячи человек.

Многие армяне это подтверждали, что молоканин-экскаваторщик — это большой мастер своего дела. И что в Ереване если вы видите работающий экскаватор, то скорее всего (или шансы около 50/50), на нём работает молоканин. И вообще, молокане тут считаются очень работящими.

Богатые армяне также предпочитают брать на работу в качестве домохозяек именно женщин-молоканок. Ибо, все знают, что они очень чистоплотны, и точно не украдут… Об этом также поведали армяне. В общем, очень уважают молокан тут. Многие молокане в Ереване даже знают армянский язык, особенно, молодые. В сёлах знают меньше.

В сёлах Лермонтово и Фиолетово с каждым годом становится всё больше поселяющихся там армян, часто просто покупающих дома тех молокан, что уехали жить в Россию… Особенно много молокан уехало в 90-е годы в трудные времена разрухи. Потом волна уезжающих была поменьше. Сейчас уже мало кто уезжает… А те, кто уехал, иногда навещают эти родные края.

Сразу по приезду в это селo Лермонтово было посещено молоканское кладбище (оно наверх от трассы, разделяющей село и кладбище), которое имеет надмогильные памятные плиты стеллы , не совсем обычные… Ну не надмогильными плитами же их назвать!.. Ибо, сделаны они из жестянки и дерева, а стоят на деревянных палках. Я даже не вспомню, где ранее мне воочию встречалось деревянные стойки для надгробных плит (наверно, раньше назывались досками?). Возможно, и не видел таковых.

Надгробные памятные плиты (стенды?) на молоканском кладбище в селе Лермонтово.

Надписи на предыдущем снимке гласят:

Г. А. И. (это инициалы умершего человека)
Здесь покоится тело рабы Божьей Горчаковой Александры Ивановны. Прожила на сем свете 59 лет. Умерла по воле Божьей 24.09.2003… А с вами братья и сёстры. Аминь!

Здесь покоится прах рабы Божьей Тананаевой Александры Петровны, прожившей на сем веке 91 г. Умерла по воле Божьей 9 мая 1995 г… И переселилась на оный век. А с вами братья и сёстры. Аминь!

Молоканское кладбище в селе Лермонтово.

Некоторые цитаты о молоканах

Пара цитат из википедии:
Молока́не - разновидность духовного христианства, а также особая этнографическая группа русских. В Российской империи были отнесены к «особенно вредным ересям» и преследовались вплоть до указов Александра I, относящихся к 1803 году, которые дали молоканам и духоборам некоторую свободу.

Молокане представляют собой не единую церковь, а скорее религиозное движение с единым корнем, но с большими различиями во взглядах, песнопениях, учении, соблюдаемых праздниках.
Среди таких направлений в молоканстве заметно выделяются «мокрые молокане» (практикующие водное крещение), молокане-прыгуны, молокане-субботники (соблюдающие субботу), дух-и-жизники (полагающие книгу «Дух и жизнь» в престоле, считая её третьей частью Библии) и другие.
(это была цитата из википедии)

Поселения молокан и других «духовных христиан» в Армении (например, так называемые «дух-и-жизники», суббо тники). Относится к периоду с 1950 по 2010 год. Оригинал карты я взял отсюда и чуток переделал, убрав английские слова и добавив русские… Как видно из карты, ныне молокане Армении живут лишь в Ереване, Лермонтово и Фиолетово.

Вот ниже ещё некоторые особо характерные цитаты о молоканах (взято из ):

В Армении резко сократилась численность духовных христиан — молокан. В начале 1990-х годов в Армении проживало порядка 51 тыс. русских, из которых половина — молоканского вероисповедания. По данным Национальной статистической службы Армении на сегодня в стране Армения проживает всего 2872 русских молоканского вероисповедания (информация от апреля 2017 года).

Наблюдаются перемены и в традиционной занятости молокан. Если раньше молокане производили знаменитые в Армении квашеную «молоканскую капусту», моченые яблоки, бочковые огурцы, то теперь они сбывают скупщикам просто капусту, картошку, свеклу. Не сдают они и молоко в приемные пункты, предпочитая сбыть его на рынке по более выгодной цене, чем предлагают молокозаводы.

В молоканских селах дети учатся в школе на русском языке по российской образовательной программе и учебникам. Для них предусмотрен и урок армянского языка. Помимо обрядовых собраний, при решении каких-то вопросов община во главе с пресвитером созывает собрания, на которых присутствует и председатель села.
Во время этих собраний могут быть поставлены вопросы оказания социальной помощи той или иной семье. Молокане продолжают жить в закрытом обществе, отказываясь пользоваться социальными льготами, предусмотренными государством.

Несмотря на их рассредоточение среди основного населения, у молокан практически отсутствуют смешанные браки. Их дети учатся в русских школах или классах. При этом все владеют беглым армянским.

Оригинал снимка взят с той же страницы, что и приведённые выше цитаты..

Село Фиолетово я решил не посещать (в силу усталости молокан от понаехавших туристов и нежелания им более докучать)… Хотя, думается, что ежели вы хотите окунуться в атмосферу молоканского быта, традиций и верований, то можно попробовать найти вариант пожить у них и поработать волонтёром (выполняя какую-то несложную работу несколько часов в день, а они дадут еду и кров)… И вероятно, можно найти таких молокан, пожелавших бы вас взять в качестве волонтёров.

Однако, предполагаю, что вряд ли они возьмут курящего или пьющего человека. И не факт, что возьмут человека, не исповедующего христианство.

Молокане в Ереване

Также, примерно через неделю после этого довелось побывать в Ереване (куда я заезжал три раза за 3 месяца). И поскольку место ночлега у меня там было не известно (предыдущие два заезда в столицу Армении я останавливался в «Доме для всех», но к моему третьему приезду он закрылся, как и планировалось), то я решил попробовать обратиться к молоканам… В Ереване молокане живут обычно в одном районе (название района даже не стал запоминать, простите, меня грешного, пожалуйста).

Меня как раз подвозившие люди (армяне) на своей машине завезли к молоканам, и даже сами начали за меня ходатайствовать… Глава дома дал мне место на его стройке (он расширял свой дом), дал матрас, чай и угостил едой. Ещё раз всем им большое спасибо!

Если от Лермонтово и Фиолетово двинуть на восток, то через 16 км (от Фиолетово) будет городок на статью о которых можно перейти по указанной ссылке.

Это продолжение.

В первой части я рассказал о том, как мы с Рубиком Мангасаряном решили сделать совместную статью о молоканах, и как у нас ничего не вышло. Сейчас же, видимо, пришло время рассказать, кто такие молокане и как они оказались на Кавказе, в том числе, в Армении.

(Лермонтовский сапожник. Фото Рубена Мангасаряна)

Немного истории

В процессе подготовки первой статьи о молоканах, я позвонил консулу России в Армении, чтобы поговорить о молоканах. Мы договорились о встрече, и когда я пришел, оказалось, что у него сидит Иван Яковлевич Семенов. Молоканин, бывший министр, а в то время - председатель Фонда помощи и содействия российским соотечественникам Республики Армения.

Эта наша встреча стала началом очень теплых взаимоотношений, которые продолжаются по сей день. Иван Яковлевич знает, кажется, всех армянских молокан. Ну, даже если он и кого-то не знает или забыл по давности лет, то уж все они его знают - это точно. Я проверял много раз.

Прошло немного времени после нашей первой встречи, и Иван Яковлевич принес мне рукопись своей будущей книги «История закавказских молокан и духоборов». Не помню, чтобы я принял большое участие в ее редактировании, но когда она вышла в свет, мне было очень лестно увидеть благодарность от автора «за полезные советы».

Но, полагаю, главным в нашем сотрудничестве было то, что в книгу вошло более десятка прекрасных фотографий Рубика.

Так вот, из рукописи и из рассказов Ивана Яковлевича я узнал очень многое об истории молокан. Это подкрепилось информацией из других источников, и сейчас я попробую описать ее, буквально, в двух словах.

Итак, в России примерно к XVI веку (некоторые исследователи думают, что раньше), недовольство официальной церковью и особенно церковной иерархией возросло настолько, что постепенно оформилось, как тогда говорили, в ересь, а сейчас сказали бы «в секту». Собственно, это было направление «духовного христианства», вскоре разделившееся на две части - духоборчество и молоканство.

Главная идея состояла в том, что для общения с Богом не нужна церковь, не нужны священники в качестве посредников между человеком и Богом. Духовные христиане не признают церковных таинств, не поклоняются иконам. Собственно, духоборы, в отличие от молокан, не признают и Библии. Все исследователи отмечают схожесть этого течения с протестантизмом, но возникшим на русской почве.

К XVII веку духовных христиан становится все больше. Они селятся в центральных губерниях России, занимаются крестьянским трудом, причем по всем источникам получается, что они были замечательными крестьянами, так как у них религиозные общины играли также роль хозяйственных организаций, а по тому времени это было очень передовым способом организации труда.

А XVIII молокан и духоборов становится столько, что это начинает беспокоить власти. И в самом начале века XIX их собирают отовсюду и выселяют в Таврическую губернию, на берега реки Молочная. Но проходит примерно тридцать пять лет, и их снова переселяют - на этот раз на Кавказ - в современные Азербайджан, Армению и Грузию. Были молоканские и духоборские деревни и в Карской области, но они опустели еще до Первой мировой войны.

Приехав на Кавказ в середине позапрошлого века, молокане селятся, в том числе, на севере современной Армении. Так, например, город Севан был молоканской Еленовкой, Раздан - Ахтой, Цахкадзор - Константиновкой, Ташир (Калинино) - Румянцевым, Дилижан сейчас находится на месте молоканских деревень Головино и Слободка (потом Папанино), знаменитый Севанский перевал когда-то назывался Семеновским, в честь молоканской деревни Семеновка, находившейся на самом верху головокружительной горной дороги и так далее.

Иван Яковлевич Семенов рассказывал мне, что еще в советское время в Армении было больше тридцати молоканских деревень. Сейчас осталась одна - Фиолетово, с населением чуть больше тысячи человек. Название свое деревня получила в честь одного из 26 бакинских комиссаров. Настоящее ее название было Никитино. Рядом находится Лермонтово (бывшая Воскресенка), отделенное от Фиолетова армянской Маргаовит (бывшая Амзачиман).

Но Лермонтово уже наполовину не молоканское. Там сейчас живут и армяне, и курды.

Деревни эти находятся в 15-20 километрах от Ванадзора (бывший Кировакан), третьего по величине города Армении. Это - всего в двух часах пути от Еревана.

Семенов говорил, что в стране сейчас осталось меньше пяти тысяч молокан, причем больше тысячи из них живут в Фиолетово. А в конце восьмидесятых годов прошлого века молокан в Армении было около пятидесяти тысяч.

Молокане живут в Армении уже 170 лет, не смешиваясь с местным населением и не теряя своего языка. Им удалось в новых условиях построить свою маленькую Россию и жить в ней обособленно, но не одиноко.

А условия не были благоприятными - молоканам пришлось селиться в высокогорных деревнях, часть которых находится на высоте свыше 2.000 метров над уровнем моря, в местах с тяжелым климатом, неблагоприятных для сельского хозяйства. Но молокане выдержали это испытание, и огромную роль в этом сыграла религия.

А почему, собственно, «молокане»?

Название «молокане» трактуется по-разному. Есть версия, по которой это название пошло оттого, что молокане не придерживались постов, принятых православной церковью, ели в постные дне скоромное, главным образом, молочные продукты. Кстати, молокане действительно не признают православных постов.

По другой версии источником названия может быть река Молочная в Мелитопольском уезде Таврической губернии, где молокане прожили в ссылке несколько десятков лет, до того, как их выселили на Кавказ.

Но самую точную (как мне кажется) версию дал цахкадзорский молоканин Александр Тикунов. В морозное зимнее воскресенье 2001 года мы, вместо того, чтобы кататься на горных лыжах, пили чай у него дома, и он, наизусть цитируя Библию, говорил, что название «молокане» надо толковать аллегорически.

В Первом Соборном Послании святого апостола Петра есть такая фраза: «…как новорожденные младенцы, возлюбите чистое словесное молоко». Тикунов говорил: «Слово Священного Писания, в зависимости от духовного уровня человека, производит различное действие. Когда человек в духовном понятии мал, то слово Божие ему как молоко. Духовное молоко. Отсюда и наше название - молокане».

Молокане считают, что каждый верующий должен удовлетворять свои духовные потребности, усовершенствовать свое поведение и свои чувства. Важное место в их веровании занимает теория о переселении души Иисуса Христа от Отца к Сыну. Молокане отвергают поклонение изображениям - иконам, кресту.

«Мы считаемся духовными христианами, - говорит Тикунов, - мы толкуем Библию аллегорически, иначе говоря, воспринимаем ее духовно».

Мои знания о молоканах и их философии довольно неожиданно дополнились рассказом
английского путешественника и члена Географического общества Х.Ф.Б. Линча. В конце XIX века он побывал в Армении и написал два толстых тома: «Русская Армения» и «Турецкая Армения». В томе «Русской Армении» он прекрасно описывает молокан, и духоборов. Вот маленькая выдержка из описания молокан:

«Бог обитает в живых объектах своей любви… Я говорил с одним стариком, пленившим меня своим симпатичным голосом и манерами, о религиозных верованиях молокан. Они почитают Моисея и пророков и Св. Евангелие, но исповедуют свою религию по-своему. Пение псалмов, по-видимому, служит главным внешним выражением их религиозных чувств. Детей не крестят, но приносят их в молельню, читают главу из Евангелия в присутствии ребенка и публично объявляют его имя. Подобной же церемонией освящается брачный союз».

Молокане живут замкнутой общиной. Члены ее стремятся к осуществлению на деле своих социальных идеалов: ненасилия, братства, равенства, хозяйственной кооперации, духовного совершенства. Духовным лидером общины является пресвитер. Он толкует Библию и является авторитетом в религиозных делах и общинных, светских делах. Но на деле многие нет-нет да и нарушат строгие запреты пресвитера.

Но, думаю, о религии и истории пока достаточно. Пора вернуться к тому, как был встречен наш с Рубиком первый опыт написания статьи о молоканах, и что из этого вышло.

Но это уже завтра.



Похожие статьи
 
Категории