С легкой руки писателя Ильи Эренбурга конец 50-х - 60-е годы получили название "оттепель". Со смертью Сталина в общественном сознании возникло ощущение скорых перемен, теперь уже благоприятных. Писатели первыми почувствовали и запечатлели в своих произведениях изменение общественного климата. Читателей захватило настоящее лирическое половодье. "Разговор о лирике" начала ленинградская поэтесса Ольга Берггольц, призывавшая к большей искренности, свободности поэзии.
На первой странице первомайского номера за 1953 год "Литературная газета" опубликовала большую подборку стихов о любви, тем самым, нарушив давнюю традицию официального празднования. В самом факте этой публикации современникам виделся глубокий смысл, начало освобождения от мелочной регламентации, поворот к человеку. Подобные тенденции проявились и в прозе.
Наступившая "оттепель" отразилась в названиях ряда произведений "Трудная весна" (В. Овечкин), "Времена года" (В. Панова), "Ранней весной" (Ю.
Нагибин). Пейзаж стал формой проявления исповедального начала в произведениях, своего рода аккомпанементом к раскрытию истории человеческой души.
Так, в драматическом рассказе Михаила Шолохова "Судьба человека" герои встречаются в "первый после зимы по-настоящему теплый день". Образ просыпающейся, вечно обновляющейся природы становится символом торжества жизни, преодоления трагедии, символом стойкости человеческого духа.
В годы "оттепели" многое приходилось открывать заново, доказывать и отстаивать. Писатели становились "учителями в школе для взрослых", стремясь преподать основы не только социальной, но и нравственно-философской и эстетической грамотности. Пристальное внимание к повседневной жизни обычного человека, к реальным проблемам и конфликтам стало реакцией на засилье "праздничной" литературы, искусственно создававшей образ идеального героя. Писателям, стремившимся сказать всю правду, сколь бы трудной и неудобной она ни была, пришлось вести нелегкую борьбу за право на всестороннее изображение действительности.
Не менее сложным был идейный и психологический поворот, который переживал (в разной степени и по-своему) каждый писатель. * * * Новые пути в литературе наметила социально-аналитическая проза, возникшая на стыке очерка и художественной литературы. Исследовательское начало, постановка насущных социальных проблем, достоверность и точность изображения, подтвержденные личным опытом автора, характерны для произведений В.
Овечкина, А. Яшина, Ф. Абрамова, В. Тендрякова. Слияние опыта очеркового социально-аналитического исследования жизни и обращенной к внутреннему миру человека исповедальной, породило в 1960-80-е годы феномен т. н.
"деревенской" прозы. Зарождение этого процесса можно проследить на примере творчества Федора Абрамова (1920-1983), чье имя стало известно после публикации в 1954 году на страницах журнала "Новый мир" его полемической статьи "Люди колхозной деревни в послевоенной прозе". Критик подверг строгому, объективному анализу произведения официально признанных писателей, лауреатов Сталинской премии. Рассматривая литературные "бестселлеры" того времени, романы С. Бабаевского ("Кавалер Золотой Звезды"), Г. Николаевой ("Жатва") и других авторов, Абрамов высмеивал однообразие чрезмерно идеальных героев, увенчанных наградами. Он справедливо увидел в этом явления лакировочной литературы, далекой от настоящих проблем, которыми жила в военные и первые послевоенные годы русская деревня.
От авторов Абрамов потребовал "правду - и нелицеприятную правду". Именно такую правду о жизни сам писатель стремился рассказать в своих произведениях. В 1954 году вышел в свет роман "Братья и сестры", первый в тетралогии, завершенной уже в 1980-е годы. Его действие происходит на Вологодчине в тяжелейшем 1942 году, когда фашисты подошли к Волге. Все помыслы героев романа подчинены одной цели: помочь фронту. Для каждого жителя вологодской деревни Пекашино, казалось бы, абстрактное понятие фронт имеет конкретное воплощение в лице воюющих сына, отца, мужа. Затяжная холодная весна, засушливое лето, лесные пожары делают невыносимо трудной и без того нелегкую крестьянскую работу, особенно в северных краях.
Куда мучительное ожидание писем с фронта, трагедия потери близких, голод, нехватка рабочих рук. В Пекашино остались лишь старики, женщины и дети.
Им, сумевшим вынести на своих далеко не могучих плечах все тяготы военных лет, и посвятил роман Ф. Абрамов. Роман "Братья и сестры" начинается с лирического отступления автора, напоминающего о гоголевских традициях (по признанию Абрамова, он любил Гоголя с детства). В центре романа находится "течение повседневности" (Ю.
Оклянский), будни пекашенцев, но в тяжелейших условиях, будь то вывоз навоза на поле, сев или сенокос, любой эпизод превращается в настоящее сражение, требующее колоссального напряжения сил. Главное внимание Абрамова направлено на создание коллективного портрета пекашинцев. Коллективный герой романа "Братья и сестры" - единый, живущий общей судьбой, связанный одной целью, одной волей крестьянский мир, сила которого в этой слитности, нерасколотости. В названии романа отразились не только драматические страницы истории ("Братья и сестры", - обратился к советским людям Сталин, объявляя о начале войны), но и очевиден обобщающий, метафорический смысл заглавия, переданный им дух единства, общности народа. Братья и сестры - это родные люди, одна семья. Так в романе определяется важнейший его аспект: тема семьи, дома как основы человеческого бытия.
Значимость понятия "дом" в мировосприятии народа закреплена в самобытном северном говоре. Словом "русь" пекашинцы называли свое жилище и место вокруг него.
Именно самое дорогое - дом, земля, деревня - это и есть истоки, родина и прародина человека, его Русь. Произведения Федора Абрамова дают полное основание говорить о нем как о "человеке - мало сказать талантливом, но честнейшем в своей любви к "истокам", к людям многострадальной северной деревни, вытерпевшим всяческие ущемления и недооценку в меру этой честности". Так об авторе сказал патриарх советской литературы А. Твардовский, бывший для Ф. Абрамова и для многих авторов, сплотившихся вокруг "Нового мира", властителем дум, наставником и "духовным пастырем". Главная тема творчества Василия Шукшина (1929-1974) - характер русского человека в его многообразных и подчас неожиданных проявлениях.
Первый сборник рассказов писателя - "Сельские жители" - вышел в 1963 году. Вслед за ним последовали "Там вдали", "Земляки", "Характеры". Герои Шукшина остро реагируют на зло и несправедливость, они живут по своим нравственным законам, по велению сердца, а потому нередко непонятны "благоразумному" обывателю.
Человек интересен писателю именно своей непохожестью. Шукшинские герои по натуре философы, они нередко испытывают неудовлетворенность жизнью, хотя не всегда осознают причину этого чувства. Мотив беспокойства, тоски, скуки часто повторяется в произведениях писателя. Своих героев Шукшин показывает в состоянии душевного дискомфорта, в кризисные моменты, когда человеческий характер раскрывается наиболее ярко. Поэтому рассказы писателя остро драматичны, хотя и непритязательны на первый взгляд. Нарисованные автором ситуации обыденны и нередко комичны.
За легко узнаваемыми непритязательными сюжетами скрываются "острейшие схлесты и конфликты", точно подмеченные Шукшиным. Их истоки - в разрушении самобытного крестьянского мира с его патриархальными обычаями и представлениями, в массовом исходе из деревни. Отрыв от земли, родного дома, болезненные попытки приспособиться в чуждой городской цивилизации, разрыв семейно-родственных связей, одиночество стариков. Шукшина интересуют нравственные последствия социальных явлений современной ему действительности. Михаил Шолохов говорил о Шукшине: "Не пропустил он момент, когда народу захотелось сокровенного. И он рассказал о простом, негероическом, близком каждому так же просто, негромким голосом, очень доверительно…
" Начало творческой биографии А. Солженицына связано с "Новым миром", возглавляемым А. Твардовским.
Главный редактор и его единомышленники вели ежедневную, изматывающую борьбу за подлинную, талантливую, внутренне свободную литературу. Им приходилось каждое произведение, каждую строчку, нередко вынужденно идя на компромиссы, чтобы сохранить журнал, дать возможность свободному слову дойти до читателя.
Однако уступки имели и свой логический предел - "пока не стыдно". Таким образом, борьба за правду в искусстве оказалась связанной не только с утверждением идеалов демократии, но и с этическими критериями совести, гражданской порядочности и чести. В годы "оттепели", как и в любой переломный исторический период, многократно возросла роль периодических изданий.
Нередко литературные споры были важны не сами по себе, но как аргумент в политической полемике. Не столько художественный текст, его достоинства и недостатки становились предметом обсуждения, сколько тот образ мысли, та политическая тенденция, которых придерживался автор. Характерная примета "оттепели" - резкая поляризация сил. Открытую и ожесточенную борьбу вели "все против всех": "антисталинисты" воевали с "неосталинистами", "реформаторы" с "консерваторами", "дети" с "отцами", "физики" с "лириками", "городские" с "деревенскими", "громкая" поэзия с "тихой". Большое значение имел уже тот факт, в каком журнале публиковалось то или иное произведение или статья., Демократические устремления общества выражали журналы "Новый мир", "Юность" или альманах "Литературная Москва", тогда как консерваторы объединялись вокруг журнала "Октябрь".
Однако противостоянием "новомирцев" и "октябристов" не исчерпывается идейное и творческое многоголосие литературы шестидесятых годов. Некоторые известные писатели не присоединялись столь открыто и безоговорочно к какому-то определенному лагерю.
Например, для "опальных" А. Ахматовой и Б. Пастернака была значима уже сама возможность опубликовать произведение. Другие, подобно автору прекрасных лирических рассказов Ю. Казакову, сторонились политики, углубившись в собственное литературное творчество. Серьезные ограничения в свободное развитие литературы вносила необходимость неизменного балансирования на грани дозволенного в печатных выступлениях.
Сотрудники "Нового мира" и его главный редактор действовали в строгих рамках существующих законов, использовали приемы легального отстаивания своей позиции (открытые обсуждения, письма, хождения по инстанциям, обращения в "верха"). Позицию "Нового мира" весьма убедительно представили сами его сотрудники и его единомышленники. В рабочих тетрадях А. Твардовского, дневниках заместителя главного редактора А. Кондратовича и члена редколлегии журнала В.
Лакшина, записных книжках Ф. Абрамова сообщаются мельчайшие подробности исторического контекста "оттепели" и все более явственно наступающих "заморозков". Они позволяют взглянуть на ситуацию изнутри, увидеть, как журнал Твардовского вел изнурительное единоборство с государственной машиной за подлинную литературу, достойную своих великих предшественников и своего народа. Важнейшим аргументом в споре о вкладе "Нового мира" в историю литературной и общественной мысли стали опубликованные на его страницах авторы, многим из которых он открыл дорогу в большую литературу. Целое литературное направление шестидесятых годов, названное критикой очерковым, социально-критическим или социально-аналитическим, связано с именем "Нового мира". Знаменательным событием стала публикация в одиннадцатом номере журнала за 1962 год повести Александра Солженицына "Один день Ивана Денисовича".
Это произведение открыло в литературе больную для общественного сознания периода "оттепели" тему сталинских репрессий. Потрясенные читатели увидели в авторе человека, сказавшего беспощадную правду о запретной стране под названием "архипелаг ГУЛАГ". В это же время некоторые рецензенты выразили сомнение: почему Солженицын избрал своим героем не коммуниста, незаслуженно пострадавшего от репрессий, но оставшегося верным своим идеалам, а простого русского мужика? Как "суровую, мужественную, правдивую повесть о тяжелом испытании народа", написанную "по долгу своего сердца, с мастерством и тактом большого художника" охарактеризовал книгу Солженицына Г. Бакланов. В годы "оттепели" повесть А.
Солженицына расценили как подлинно партийное произведение, написанное в духе судьбоносного XX съезда и помогающее в борьбе с культом и его пережитками. Кстати, сама публикация повести стала возможной только после того, как Твардовский через помощника первого секретаря обратился к Н. С. Хрущеву, который прочитал произведение и настоял на его выходе в свет. Для Солженицына было важно не столько официальное признание, сколько "неплохая распашка общественного сознания", которая стала результатом дискуссий вокруг его произведений. "Непрекращающейся мукой шестидесятников" критик Н.
Иванова называет возвращение к проблеме "мы и Сталин", а публицист А. Латынина так определяет "кредо детей XX съезда: антисталинизм, вера в социализм, в революционные идеалы". Для них были характерны особое внимание к жертвам сталинских репрессий 1937 года, к драматическим судьбам несправедливо осужденных коммунистов, оценка этих событий как нарушения социалистической законности, искажения идеи в историческом процессе и незыблемая вера в революционные идеалы. В литературе шестидесятых годов будет немало сказано о верности идее.
Е. Евтушенко предпочитал открыто публицистическую форму выражения мысли, нередко доходя до своеобразной декоративности ("Нашу веру / из нас не вытравили. / Это кровное / наше, / свое. / С ней стояли мы. / С нею выстояли. / Завещаем детям ее"). "Я грелся в зимние заносы у Революции костров", - так обозначит истоки веры шестидесятников Б.
Чичибабин. В годы "оттепели" одной из форм отторжения культа Сталина стало настойчивое обращение к личности Ленина, к истории революции, которую "шестидесятники" воспринимали как исток, как "время, когда все начиналось. Когда начинались мы" (Ю. Трифонов).
"Великий Ленин не был богом / И не учил творить богов", - так в поэме "За далью - даль" А. Твардовский выразит свою мысль. Н. Погодин, завершая начатую еще в 1930-е годы драматургическую трилогию о Ленине, в пьесу "Третья, патетическая", посвященную последнему периоду жизни Ленина, введет приемы условности и элементы трагедии: человек перед лицом смерти. Каждая сцена пьесы воспринимается как подведение итогов жизни Ленина, как его завещание, как размышление о судьбах революции, о жизни и смерти.
В повести Э. Казакевича "Синяя тетрадь" Ленин будет показан в один из периодов своей жизни, когда он, вынужденный скрываться в Разливе, работал над книгой "Государство и революция". В основе повести - движение ленинской мысли, ищущей ответ на сложнейшие проблемы времени, устремленной в будущее. Едва ли не впервые в литературе на историко-революционную тему внутренний монолог, поток сознания движет действие произведения. Необычным в этом произведении было то, что автор создал портрет Ленина в сопоставлении с Зиновьевым, также скрывавшимся в Разливе. Знаменательным явлением был уже тот факт, что впервые после сталинских процессов над соратниками Ленина их имена упоминались открыто и без ярлыка "враг народа", что как бы снимало обвинения со всех несправедливо осужденных. В 1966 году Ю.
Трифонов заканчивает документальную повесть "Отблеск костра", в которой автор воскрешал память о своем отце, Валентине Трифонове, одном из организаторов Красной гвардии, репрессированном в годы культа. В стремлении к объективному взгляду и исключительной достоверности заключается еще одна особенность литературы 60-х годов. Литература начинала создавать свою летопись истории, восстанавливая многие "белые пятна" в ее официальной версии. В произведениях, созданных в годы "оттепели", все большее внимание привлекает не традиционное изображение схватки "двух миров" в революции и Гражданской войне, а внутренние драмы революции, противоречия внутри революционного лагеря, столкновение полярных точек зрения и моральных позиций людей, ставших частью исторической драмы.
Например, такова основа конфликта в повести П. Нилина "Жестокость" (1956).
Уважение и доверие к человеку, борьба за каждого, кто оступился, движет действиями молодого сотрудника угрозыска Веньки Малышева. Высокая нравственная позиция героя вступает в противоречие с жестокостью Голубчика, демагогией Якова Узелкова, бездушием начальника уголовного розыска. Каждая коллизия повести открывает какую-то новую грань этого нравственного противостояния, показывает несовместимость людей, служащих одному делу. Также конфликт определяет развитие сюжета и в романе С.
Залыгина "Соленая Падь" (1967). Два руководителя революционных сил - Мещеряков и Брусенков - искренне преданы идее революции, однако понимают по-разному и саму идею, и пути ее осуществления. Особое значение в романе приобретает несходство их нравственно-этических представлений, прежде всего отношение к народу и к применению насилия. В романе Залыгина народ не просто безмолвный зритель, но главный участник событий, от выбора которого зависит исход братоубийственной (эта мысль автора проходит через все повествование) Гражданской войны, судьба края, всей России. Мысль стала в произведении стержнем характеров героев и важнейшим приемом создания динамичного образа народа.
В том, что в романе "широко дана народная философия революции", видел достоинство произведения С. Залыгина А. Твардовский. В центре внимания в шестидесятые годы оказался роман Б. Пастернака "Доктор Живаго", завершенный в 1955 году. Произведение было издано за границей, а советский читатель знал о нем лишь по опубликованному отрывку и яростным выступлениям печати, организовавшей травлю писателя после присуждения ему в 1958 году Нобелевской премии.
Роман Б. Пастернака был воспринят современной автору критикой в критериях не эстетических, а идеологических и оценен как "нож в спину", "плевок в народ" "под прикрытием обладания эстетическими ценностями", как "возня с боженькой". Это было сказано о произведении, в котором не было открыто выраженного неприятия революции (равно как не могло быть и одобрения ее). Как уже говорилось выше, обращение к истории революции в период "оттепели" было связано со стремлением очиститься от искажений революционных идеалов, в правоте которых шестидесятники не сомневались.
На этом историческом фоне роман Б. Пастернака вряд ли мог быть рассмотрен только как факт искусства (при всех его очевидных особенностях произведения лирического по типу повествования, философского по характеру поднимаемых проблем).
В центре внимания в начале 1960-х годов оказались писатели нового литературного поколения: в прозе А. Гладилин, В. Аксенов, В. Максимов, Г. Владимов, в поэзии - Е. Евтушенко, А. Вознесенский, P.
Рождественский. Они стали выразителями настроений молодого поколения, его устремлений к свободе личности, к преодолению запретов, к отказу от унылого стандарта и в жизни, и в литературе. Молодой человек стал героем целого тематического и стилевого направления в прозе 60-х годов, получившего название "молодежная проза", где главными героями были герои-бунтари, протестующие против мелочной регламентации во всем, включая стандартный образ жизни, вкусы, привычки. Формой выражения этого протеста становился вызывающий внешний вид ("стиляги"), увлечение западной музыкой, разрыв с родителями, скептическое отношение к идейным и нравственным ценностям старшего поколения, доходящее до полного отрицания моральных ценностей. Появление подобных типажей дало основание зарубежным критикам, внимательно следившим за "молодежной прозой", заговорить о возрождении в литературе "оттепели" темы "лишнего человека". Важнейшая примета стиля "молодежной прозы" - исповедальность.
Писатели широко использовали внутренние монологи, поток сознания, форму повествования от первого лица, при которой нередко сливались внутренний мир автора и его героя. Повышенное внимание к мыслям, чувствам молодого человека, к характерным для этого возраста проблемам определило специфику конфликтов произведений "молодежной прозы". Первые столкновения со сложными реалиями "взрослой" жизни и неминуемые разочарования, попытки понять себя, обрести свое место в жизни, найти дело по душе, отношения с родными и друзьями, счастье и горечь первой любви - обо всем этом с подкупающей искренностью поведали книги молодых писателей. Для молодых писателей было характерно полемически заостренное внимание к литературной технике, к тому, как дойти до читателя, заставить его поверить и сопереживать героям. Произведения "молодежной прозы" породили широкую волну дискуссий. Предметом обсуждения был и открытый молодыми писателями тип характера, и созданный ими стиль.
Особенно критика рассуждала о традициях западной литературы, на которые опирались авторы. Отмечались манера говорить об одних и тех же событиях устами разных героев "под Фолкнера", подражание короткой фразе, упрощенным диалогам и аскетической предметности Хемингуэя, введение в текст документов "под Дос-Пассоса". Наконец, сам тип юного героя выводился из произведений Сэлинджера. "Всепроникающий лиризм" молодых авторов объясняли тем, что многие из них "очень внимательно читали Бунина". Вывод о крайне подражательности вряд ли обоснован по отношению к "молодежной прозе". Однако, в первую очередь, нам важно отметить показательный для литературы "оттепели" факт учебы у крупнейших зарубежных и русских писателей, имена которых длительное время находились под запретом.
В годы "оттепели" начинался процесс восстановления разорванных литературных связей и традиций. Впервые после революции на родине вышло собрание сочинений И. Бунина с предисловием А. Твардовского.
В свет вышли роман М. Булгакова "Мастер и Маргарита" и ряд произведений А. Платонова. В новом выпуске статей и писем Горького были восстановлены имена его адресатов: Бунин, Бальмонт, Бабель, Пильняк, Зощенко, Зазубрин, Булгаков, Артем Веселый. Восстанавливалось доброе имя невинно пострадавших в годы культа писателей, вновь издавались их произведения. Включение в литературный процесс книг больших художников, несомненно, оказало влияние на уровень мастерства молодых писателей.
Они стали более активно обращаться к вечным темам и проблемам, к героям философского склада, к приемам условности. Целые стилевые течения как, например, лирическая проза и уже упоминавшаяся "молодежная" проза, развивались в русле лучших традиций предшественников. "Оттепель" отнюдь не была устойчивым и последовательным явлением. Демократизация в литературе сочеталась с периодическими "проработками" писателей.
Так, критике подвергались и целые литературные течения: социально-аналитическая проза "Нового мира", заставившая говорить о возрождении традиций критического реализма в послевоенной литературе, "молодежная проза" "Юности", созданные молодыми писателями-фронтовиками книги, которые несли народный взгляд на войну (так называемую "окопную правду"). Однако стоит отметить, что в результате многочисленных творческих дискуссий 1960-х годов в противовес официальной точке зрения о целостном творческом методе советской литературы сформировалось представление о существовании различных эстетических школ и литературных направлений, о сложности и реальном многообразии литературного процесса.
Конец 50-х - 60-е годы с легкой руки писателя Ильи Эренбурга получили название «оттепель». В его повести с одноименным названием читаем: «Стоят последние дни зимы. На одной стороне улицы еще мороз (сегодня минус двенадцать), а на другой с сосулек падают громкие капли... до весны уже рукой подать...» Эта пейзажная зарисовка стала метафорой «исторического межсезонья» с его тревогами и ожиданиями, надеждами и разочарованиями. После смерти Сталина в общественном сознании возникло ощущение близких перемен, теперь уже благоприятных. «Привычно поскрипывавшее в медлительном качании колесо истории вдруг сделало первый видимый нам оборот и закрутилось, сверкая спицами, обещая и нас, молодых, втянуть в свой обод, суля движение, перемены - жизнь», - так передавал настроение тех лет известный «шестидесятник», соратник А. Твардовского по «Новому миру» В. Лакшин.
Изменение общественного климата первыми почувствовали и запечатлели в своих произведениях писатели. Читатели оказались захваченными настоящим лирическим половодьем. «Разговор о лирике» начала ленинградская поэтесса Ольга Берггольц, призывавшая к большей искренности, раскрепощенности поэзии. «Литературная газета» на первой странице первомайского номера за 1953 год опубликовала целую подборку стихов о любви, нарушив тем самым многолетнюю традицию официального празднования («Стихи к Первомаям / в недавние дни / писал я, / о том не печалясь, / что слишком уж громко звучали они / и слишком легко получались», - признавался Е. Евтушенко). В самом факте этой публикации современникам виделся глубокий смысл, начало освобождения от мелочной регламентации, попорот к человеку.
Художники обратились к эзопову языку намеков и иносказаний, уподобляя процессы, происходящие в общественном сознании, явлениям природы.
Пусть молчаливой дремотой
Белые дышат поля,
Неизмеримой работой
Занята снова земля, -
так описывал «оттепель после метели» Н. Заболоцкий. О весеннем ликующем ветре, «о звенящих ручьях, о капелях, сводящих с ума», писал Р. Рождественский, а Б. Окуджава ощущал себя «дежурным по апрелю».
Эта «лирическая метеорология» (по остроумному определению С. Чупринина) захватила и прозу. Замелькали названия «Трудная весна» (В. Овечкин), «Времена года» (В. Панова), «Ранней весной» (Ю. Нагибин). Пейзаж стал формой проявления исповедального начала в произведениях, своеобразным аккомпанементом к раскрытию «истории души человеческой». Например, в рассказе М. Шолохова «Судьба человека» герои встречаются в «первый после зимы по-настоящему теплый день», и образ просыпающейся, вечно обновляющейся природы становится символом торжества жизни, преодоления трагедии, символом несгибаемого человеческого духа.
Одним из первых произведений, запечатлевших едва обозначившиеся в духовной жизни тенденции, стала уже упоминавшаяся повесть Ильи Эренбурга (1891-1967) «Оттепель» (1954). Для того чтобы лучше понять своеобразие повести И. Эренбурга, вспомним ту ироническую характеристику, которую дал многочисленным произведениям на производственную тему А. Твардовский:
Глядишь, роман, и все в порядке:
Показан метод новой кладки,
Отсталый зам, растущий пред
И в коммунизм идущий дед,
Она и он передовые,
Мотор, запущенный впервые,
Парторг, буран, прорыв, аврал,
Министр в цехах и общий бал...
И все похоже, все подобно
Тому, что есть иль может быть,
А в целом - вот как несъедобно,
Что в голос хочется завыть...
В повести Эренбурга тоже есть завод, инженеры, работающие над новыми проектами, даже буран, поваливший наспех построенные бараки... Многие герои связаны с заводом, школой, больницей, колхозом, поэтому проблемы общественные естественно входят в круг их жизненных интересов. Ho внимание автора сосредоточено не на вопросах производства, как это было прежде, а на конфликтах нравственно-этических. Человек перестает восприниматься как «винтик», производственная функция. Происходит открытие «маленького мира» обыкновенных человеческих чувств: любви, жалости, страдания, недовольства собой, разочарования, надежды. В произведении настойчиво звучит мотив «оттаявшего сердца», которое после «заморозков» наконец-то забилось по-настоящему. Искренность во всем - в отношении к работе, к людям, к семье, к любви, к творчеству - становится важнейшей характеристикой героев, определяющей их нравственную состоятельность. Именно поэтому образы персонажей лишены «опереточного» схематизма.
Нельзя не отметить внимания И. Эренбурга к быту, к деталям повседневной жизни. «Оттепель сердца» привела к тому, что во всей своей значительности открылись обыденные, казалось бы, вещи: «на подоконнике стоит женщина, моет стекла, и синие стекла светятся. Мальчишка ест мороженое. Девушка несет вербу», «с улицы доносятся голоса детей, гудки машин, шум весеннего дня». Все это - голоса самой жизни, которую словно заново открывала литература, преодолевая стереотипное представление о том, что является «главным» и «второстепенным» и как «нужно» изображать советского человека.
В годы «оттепели» все приходилось открывать заново, доказывать и отстаивать. Писатели становились «учителями в школе для взрослых», стремясь преподать основы не только социальной, но и этической, нравственно-философской и эстетической грамотности.
Насколько сложной была эта просветительская миссия литературы, можно увидеть на примере отношения критики к повести И. Эренбурга. Встреченная вначале доброжелательно как знак новых веяний в искусстве, как открытие новых сфер художественного изображения, повесть довольно скоро стала предметом постоянной критики за «бытовщину» и «абстрактное душеустроительство», за «повышенный интерес к одним теневым сторонам жизни» и была признана «огорчительной для нашей литературы неудачей талантливого советского писателя». Так в судьбе повести отразилась противоречивость самой «оттепели».
Пристальное внимание к обыкновенному человеку и его повседневной жизни, к реальным проблемам и конфликтам стало реакцией на засилье «праздничной» литературы, допускавшей лишь одно противоречие - хорошего с лучшим, искусственно создававшей образ идеального героя. Писателям, стремившимся сказать всю правду, сколь бы трудной и неудобной она ни была, пришлось вести нелегкую борьбу за право на всестороннее изображение действительности. И дело не только во внешних факторах (в цензуре, строго следившей за литературными нравами, в окриках официальной критики и следовавших за ними оргвыводах). Невероятно сложным был сам идейный и психологический поворот, который переживал (конечно, в разной степени и по-своему) каждый писатель.
Первопроходцем новых путей в литературе стала социально-аналитическая проза, возникшая на стыке очерка и собственно художественной литературы. Исследовательское начало, постановка актуальных социальных проблем, достоверность и точность изображения, подтвержденные личным опытом автора, характерны для произведений В. Овечкина, А. Яшина, Ф. Абрамова, В. Тендрякова.
Соединение опыта очеркового социально-аналитического исследования жизни с достижениями исповедальной прозы, обращенной к внутреннему миру человека, породило в 60-80-е годы феномен «деревенской» прозы, надолго определившей основные направления литературного процесса в целом. Как развивался этот процесс можно проследить на примере творчества Федора Абрамова (1920-1983).
Имя Абрамова стало известно после публикации в 1954 году на страницах журнала «Новый мир» его полемической статьи «Люди колхозной деревни в послевоенной прозе». Критик покусился на «святая святых» советской литературы - подверг строгому, беспристрастному анализу произведения официально признанных писателей, лауреатов Сталинской премии. Рассматривая романы С. Бабаевского («Кавалер Золотой Звезды»), Г. Николаевой («Жатва») и других авторов, Ф. Абрамов высмеивал «кудрявое однообразие» похожих друг на друга героев, как на подбор писаных красавцев и красавиц, увенчанных наградами.
Абрамов справедливо увидел в этом явления лакировочной, бесконфликтной литературы, весьма далекой от действительных проблем, которыми жила деревня, особенно в военные и первые послевоенные годы. Главный критерий Абрамова - требование «правды - и нелицеприятной правды». Такую правду о жизни сам Ф. Абрамов пытался рассказать в своих произведениях.
Его действие происходит на Вологодчине в тяжелейшем 1942 году, когда фашисты подошли к Волге. Все помыслы героев романа подчинены одной цели: помочь фронту. Абстрактное понятие - фронт - для каждого жителя вологодской деревни Пекашино имеет конкретное воплощение в лице сына, отца, мужа, которых они проводили на войну. Кажется, все против человека, даже природа: затяжная холодная весна, засушливое лето, лесные пожары делают невыносимо трудной и без того нелегкую крестьянскую работу, тем более в северных краях. А еще мучительное ожидание писем с фронта, трагедия потери близких, голод, нехватка рабочих рук. В селе остались лишь старики, женщины и дети. Им, сумевшим вынести на своих далеко не могучих плечах все тяготы военного лихолетья, прежде всего русской бабе, открывшей в тылу свой «второй фронт», и посвятил роман Ф. Абрамов.
Роман начинается с лирического отступления автора, напоминающего о традициях Гоголя, которого, по признанию Абрамова, он любил с детства. Позднее писатель не будет прибегать к такой форме открытого выражения своих чувств, но в первом романе лирические отступления обусловлены искренним восхищением силою духа, стойкостью и трудолюбием земляков. О них к тому времени еще почти ничего не сказала послевоенная литература, и Абрамов считал своим долгом восполнить этот пробел.
В целом произведение написано в эпической объективно-повествовательной манере. В центре романа - «течение повседневности» (Ю. Оклянский), будни пекашенцев, но в условиях, о которых мы сказали выше, любой эпизод, будь то вывоз навоза на поле, сев или сенокос, превращается в настоящее сражение, требующее высшего напряжения сил.
Основное внимание автор уделяет созданию коллективного портрета пекашинцев. Единый, живущий общей судьбой, связанный одной целью, одной волей крестьянский мир, сила которого в этой слитности, не-расколотости, - таков коллективный герой романа Ф. Абрамова. «Люди из последнего помогают друг другу. И такая совесть в народе поднялась - душа у каждого насквозь просвечивает. И заметь: ссоры, дрязги там - ведь почти нет. Ну как бы тебе сказать? Понимаешь, братья и сестры...» - формулирует автор свою мысль словами одного из героев (хотя делает это, надо признать, несколько декларативно).
В выборе названия романа отразились не только реалии времени («Братья и сестры», - обратился к советским людям Сталин, объявляя о начале войны). Очевиден обобщающий, метафорический смысл заглавия, переданный им дух единства, общности, без которого нет народа.
Братья и сестры - это родные люди, одна семья. Так определяется в романе важнейший его аспект: тема семьи, дома как основы жизни человека. Значимость понятия «дом» в народном мировосприятии закреплена в северном говоре: словом «русь» пекашинцы называли свое жилище и место вокруг него, то, что особенно близко, дорого, возделано собственными руками. Именно дом, земля, деревня - это и есть истоки, родина и прародина человека, его Русь. «Наиболее разумные, столетиями проверенные формы бытия», опыт хозяйствования на земле и «гармония полной слитности с общим» стали опорой в суровые военные годы.
В создании коллективного портрета пекашинцев важная роль принадлежит массовым сценам, которые мастерски рисует Абрамов. Это прежде всего эпизоды коллективного труда, взаимопомощи, соревнования. «Какую-то секунду все стояли в ожидании, не дыша. И вдруг в воздухе со свистом сверкнуло лезвие Марфиной косы. Сухая, перестоявшаяся на корню трава целой копной вылетела из-под ее ног. Потом еще взмах, еще...
Анфиса вся подобралась, отвела в сторону косу и, приседая, сделала первый взмах.
Некоторое время они шли вплотную. Потом Марфа обернулась, смерила Анфису презрительным взглядом - и пошла, и пошла отмерять сажени. - Нет, с Марфой земной бабе не тягаться, - убежденно сказала Варвара. - Она идет - земля колыхается, а трава, чего уж, сама со страху клонится.
Тело Анфисы выгибалось дугой. Лукашин, волнуясь, заметил, как темными кругами стала мокнуть рубаха на ее спине. На минуту ей опять удалось приблизиться к Марфе. И опять Марфа, как палашом, взметнув косою, ушла вперед».
Приведенный отрывок выявляет еще одну особенность творческой манеры Абрамова. Портрет жителей деревни, нарисованный писателем, не безлик. Наоборот, экстремальные ситуации, в которых постоянно оказываются люди, способствуют яркому раскрытию их характеров. Массовые сцены сочетаются в романе с поданными крупным планом неповторимыми портретами героев. Вот и в эпизоде, фрагмент которого процитирован выше, перед читателем предстают мужеподобная неулыбчивая Марфа, с которой трудно тягаться по выносливости и сноровке; Анфиса Минина, недавно выбранная односельчанами председателем и сумевшая-таки обойти Марфу на покосе; бойкая на язык модница Варвара, даже на работе не забывавшая оберегать свою красу; Лукашин, напряженное внимание которого вдруг выдало его тайную любовь к Анфисе...
В построении массовых сцен, во внимании к человеку с «чудинкой», в использовании приема исповеди, в изображении органической взаимосвязи человека и природы, даже в обрисовке отдельных персонажей произведения ощутимо влияние М. Шолохова.
Постепенно в центр авторского повествования выдвигается история Пряслиных. Это счастливая семья: родители любят друг друга, муж, прозванный в деревне «Ваня-сила», на зависть всем бережет и балует свою куколку-жену Анну, растут дети... Тем сильнее горе, выпавшее на долю семьи: на фронте погиб отец, Анна осталась одна с шестью детьми на руках...
С подлинным мастерством художника-психолога Ф. Абрамов рисует тот внутренний перелом, который переживает четырнадцати летний сын Пряслиных Михаил, в одночасье повзрослевший после получения похоронки на отца. Вот он смотрит на мать, забывшуюся в тяжелом сне: «Никогда он не задумывался, какая у него мать. Мать как мать - и все тут. А она вот какая - маленькая, худенькая и всхлипывает во сне, как Лизка. А возле нее по обе стороны рассыпанные поленницей ребятишки... Молча, глотая слезы, Мишка переводил взгляд с сестренок на братишек, и тут первый раз в его ребячьем мозгу ворохнулась тоскливая мысль: «Как же без отца будем?..» Плач голодных малышей и вид сломленной горем матери заставил найти ответ на этот вопрос: через два дня Михаил сел во главе стола, не просто заняв пустовавшее место отца, но и взяв на себя по праву старшего заботу о семье, а затем и об односельчанах. Михаил Пряслин станет главным героем последующих романов писателя, объединенных в тетралогию под общим названием «Братья и сестры».
Ф. Абрамов работал над своим первым романом семь лет. В нем отразились внутренняя эволюция художника, трудное преодоление устоявшихся представлений и литературных схем. В романе еще можно заметить знакомые по другим книгам сюжетные ходы и образы (например, образ секретаря райкома Новожилова или Насти, почти идеальной в своих достоинствах героини, как-то незаметно исчезнувшей со страниц произведения). Писатель порой уходит от глубокого исследования ситуаций, показывая лишь благополучное их разрешение. Так произошло, например, в сцене соревнования на пахоте. Как смогли измученные люди, пашущие на голодных лошадях, которые останавливаются через каждую сажень, добиться результатов, редких даже для мирного времени, остается вне пределов художественного изображения. В первом романе Абрамова еще не будет показана мучительная трудовая повинность, которую несли крестьяне северной деревни в годы войны, - лесозаготовки (об этом писатель расскажет в следующей книге).
Ho, несмотря на издержки открывающего абрамовскую тетралогию романа «Братья и сестры», - это честная книга, воспевшая стойкость русского крестьянина в год «незабываемой страды». Произведения Федора Абрамова дают полное основание говорить о нем, как о «человеке - мало сказать талантливом, но честнейшем в своей любви к «истокам», к людям многострадальной северной деревни, вытерпевшим всяческие ущемления и недооценку в меру этой честности». Эти слова принадлежат А. Твардовскому, который был не только для Ф. Абрамова, но и для многих авторов, объединившихся вокруг «Нового мира», наставником, властителем дум, «духовным пастырем».
Характер русского человека в его многообразных и подчас неожиданных проявлениях - главная тема творчества Василия Шукшина (1929-1974). Первый сборник рассказов писателя - «Сельские жители» - вышел в 1963 году, за ним последовали «Там вдали», «Земляки», «Характеры».
«Жена называла его - Чудик. Иногда ласково», - так начинается рассказ Шукшина, давший своим названием точную и образную характеристику любимым героям писателя. В своих произведениях писатель воссоздает традиционный для русской литературы тип «маленького человека», негромкого, негероического, порой даже смешного и нелепого, но отличающегося от окружающих его людей живым умом, совестливостью. Герои Шукшина остро реагируют на зло и несправедливость, они живут по своим нравственным законам, по велению сердца, а потому нередко непонятны «благоразумному» обывателю. Этой своей непохожестью человек и интересен писателю. Герои Шукшина - по натуре философы, они нередко испытывают неудовлетворенность жизнью, хотя не всегда осознают причину этого чувства. «Никто бы не поверил, но Алеша серьезно вдумывался в жизнь: что в ней за тайна?..» Мотив беспокойства, тоски, скуки часто повторяется в произведениях писателя.
Шукшин показывает своих героев в состоянии душевного дискомфорта, в кризисные моменты, когда характер человека раскрывается особенно ярко. Поэтому рассказы писателя остро драматичны, хотя на первый взгляд непритязательны. Ситуации, нарисованные автором, обыденны, нередко комичны. Чаще всего это бытовые и семейные истории, но за легко узнаваемыми сюжетами скрываются «острейшие схлесты и конфликты», подмеченные Шукшиным. Их истоки - в продолжающемся разрушении особого крестьянского мира с его традиционными обычаями и представлениями, в массовом исходе из деревни. Отрыв от земли, родного дома, болезненные попытки приспособиться в чуждой городской цивилизации, разрыв семейно-родственных связей, одиночество стариков... Мы видим, что писателя интересуют нравственные последствия социальных явлений современной ему действительности.
Мучительно смятение шукшинских героев, однако оно дает толчок к раздумьям, осознанию своего места на земле. «...Я говорю: душа болит? Хорошо. Хорошо! Ты хоть зашевелился, ядрена мать! А то бы тебя с печки не стащить с равнодушием-то душевным», - произносит один из героев рассказа «Верую!». Шукшин-рассказчик ориентируется на нестертую устную речь персонажей, доверяя им самим формулировать собственные мысли о жизни.
Показал писатель и другой тип героев: тех, кто живет лишь заботой о собственном благополучии, о том, чтобы все было «как у людей», кто может походя растоптать достоинство другого человека («Обида», «Постскриптум», «Срезал», «Крепкий мужик»). Конечно, Шукшин не рисовал своих героев какой-то одной краской, он показывал жизнь и человека в самых разных их проявлениях, однако симпатии его явно на стороне тех, кто живет в соответствии с мудрым духовным опытом народа («Письмо», «Заревой дождь», «Как помирал старик»).
«Будь человеком!» - призывает своим творчеством В. Шукшин. «He пропустил он момент, когда народу захотелось сокровенного, - говорил о Шукшине М. Шолохов. - И он рассказал о простом, негероическом, близком каждому так же просто, негромким голосом, очень доверительно...»
Свое представление о национальном характере выразит в 60-е годы А. Солженицын, начало творческой биографии которого связано с «Новым миром». История этого журнала, возглавляемого А. Твардовским, - это история общественного подъема, надежд, вызванных XX съездом, и их постепенного угасания. Главный редактор и его единомышленники вели ежедневную, изматывающую борьбу за литературу подлинную, талантливую, внутренне свободную. Отстаивать приходилось каждое произведение, каждую строчку, нередко вынужденно идя на компромиссы, чтобы сохранить журнал, дать возможность свободному слову дойти до читателя. Ho был и предел уступок - «пока не стыдно». Так борьба за правду в искусстве оказалась связанной не только с утверждением демократических идеалов, но и с нравственными критериями совести, гражданской порядочности, чести.
Здесь нельзя не вспомнить об особом характере литературно-художественных журналов в России. Издавна они были явлением не только литературы, но и общественной жизни, политики, формировали общественные идеалы, служили своеобразным полигоном для испытания тех или иных идей. В годы «оттепели», как и в любой переломный исторический период, роль периодических изданий возросла многократно. Литературные споры нередко были важны не сами по себе, а как аргумент в политической полемике. He столько художественный текст, его достоинства и недостатки становились предметом обсуждения, сколько тот образ мысли, та политическая тенденция, которых придерживался автор. Этой особой психологией литературных споров тех лет объясняется и нередко кажущаяся сегодня излишней резкость критики, и полная непримиримость противостоящих лагерей.
Резкая поляризация сил - характерная примета «оттепели». Шла открытая и ожесточенная борьба «всех против всех»: «антисталинисты» воевали с «неосталинистами», «реформаторы» с «консерваторами», «дети» с «отцами», «физики» с «лириками», «городские» с «деревенскими», «громкая» поэзия с «тихой»... Значение имел уже тот факт, в каком журнале публиковалось произведение или статья. Авторы и читатели получили возможность выбирать свое литературно-художественное издание, и те, кто присоединялся к направлению «Нового мира», «Юности» или альманаха «Литературная Москва», выражавших демократические устремления общества, становился идейным оппонентом консерваторов, знаменем которых стал журнал «Октябрь».
Ho противостоянием «новомирцев» и «октябристов» не исчерпывается идейное и творческое многоголосие литературы 60-х годов. Было немало известных писателей, не присоединявшихся столь открыто и безоговорочно к какому-то определенному лагерю. Для одних (как, например, для «опальных» А. Ахматовой и Б. Пастернака) была значима уже сама возможность опубликовать произведение. Другие, подобно автору прекрасных лирических рассказов Ю. Казакову, сторонились политики, углубившись в собственное литературное творчество.
Немалые ограничения в свободное развитие литературы вносила необходимость постоянного балансирования на грани дозволенного в печатных выступлениях. Сотрудники «Нового мира» и его главный редактор действовали в строгих рамках существующих законов, использовали приемы легального отстаивания своей позиции (открытые обсуждения, письма, хождения по инстанциям, обращения в «верха»). Это дало повод сначала А. Солженицыну (в книге «Бодался теленок с дубом»), а затем и ряду современных критиков упрекнуть «Новый мир» Твардовского в том, что он вел борьбу, «стоя на коленях», что это была даже и не борьба вовсе, а «копошение малых сил», пытавшихся реформировать систему, вместо того чтобы сокрушить ее основы...
Высказанные мнения отражают в первую очередь идейные расхождения их авторов с «Новым миром», естественно, влияющие и на оценку деятельности журнала. Позицию «Нового мира» достаточно убедительно представили сами его сотрудники и его единомышленники. Опубликованные рабочие тетради А. Твардовского, дневники заместителя главного редактора А. Кондратовича и члена редколлегии журнала В. Лакшина, записные книжки Ф. Абрамова восстанавливают в мельчайших подробностях исторический контекст «оттепели» и все более явственно наступающих «заморозков». Они позволяют взглянуть на ситуацию изнутри, увидеть, как журнал Твардовского вел изнурительное единоборство с мощной государственной машиной за настоящую литературу, достойную своих великих предшественников и своего народа.
Важнейший аргумент в споре о вкладе «Нового мира» в историю литературной и общественной мысли - произведения, опубликованные на его страницах, авторы, которым он открыл дорогу в большую литературу. Целое литературное направление 60-х годов, названное критикой очерковым, социально-критическим или социально-аналитическим, связано с именем «Нового мира».
Знаменательным событием стала публикация в одиннадцатом номере журнала за 1962 год повести А. Солженицына «Один день Ивана Денисовича» . Это произведение открыло в литературе больную для общественного сознания периода «оттепели» тему недавнего прошлого страны, связанного с именем Сталина. В контексте антисталинских настроений, стремления к преодолению последствий культа и была прочитана в те годы повесть А. Солженицына. В авторе увидели человека, сказавшего беспощадную правду о запретной стране под названием «Архипелаг ГУЛАГ». В то же время некоторые рецензенты выразили сомнение: почему Солженицын избрал своим героем не коммуниста, незаслуженно пострадавшего от репрессий, но оставшегося верным своим идеалам, а простого русского мужика? Ho А. Твардовский именно в выборе такого героя, передавшего народную точку зрения на все происходящее, видел особенность Солженицына и его отличие от Достоевского, с которым начинающего автора постоянно сравнивали. «В этой повести народ сам от себя заговорил, язык совершенно натуральный», - отметил С. Маршак. Как «суровую, мужественную, правдивую повесть о тяжком испытании народа», написанную «по долгу своего сердца, с мастерством и тактом большого художника», охарактеризовал книгу Солженицына Г. Бакланов. Так наиболее проницательными рецензентами была обозначена глубинная проблематика повести Солженицына, скрытая для многих за его злободневной темой. Общий вывод был единодушным: отныне писать так, словно в литературе не было этого произведения, уже невозможно.
В те годы повесть А. Солженицына расценили как подлинно партийное произведение, написанное в духе XX съезда и помогающее в борьбе с культом и его пережитками. Даже сама публикация повести стала возможной только после того, как Твардовский через помощника первого секретаря обратился к Н. С. Хрущеву, который прочитал произведение и настоял на его выходе в свет. Для автора же было важно не официальное признание, а то, как он говорил, «неплохая распашка общественного сознания», которая стала результатом дискуссий вокруг его произведений.
В то время, когда Солженицына продолжали воспринимать как антисталиниста, он шел дальше к исследованию истоков трагедии, пережитой народом его страны. Здесь начинает обозначаться глубокий водораздел не только между Солженицыным и Твардовским, Солженицыным и «Новым миром», но прежде всего между Солженицыным и уровнем массового сознания, не приемлющего в те годы решения, предложенного писателем.
Постоянное возвращение к проблеме «мы и Сталин» критик Н. Иванова называет «непрекращающейся мукой шестидесятников», а публицист А. Латынина так определяет «кредо детей XX съезда: антисталинизм, вера в социализм, в революционные идеалы». Для них были характерны преимущественное внимание к жертвам репрессий 1937 года, к трагическим судьбам несправедливо осужденных коммунистов, оценка этих событий как нарушения социалистической законности, искажения идеи в историческом процессе и незыблемая вера в идеалы революции. Эту особенность умонастроений периода «оттепели» запечатлела О. Берггольц :
И я всю жизнь свою припоминала,
и все припоминала жизнь моя,
в тот год, когда со дна морей, с каналов
вдруг возвращаться начали друзья.
Зачем скрывать - их возвращалось мало.
Семнадцать лет - всегда семнадцать лет.
Ho те, что возвращались, шли сначала,
чтоб получить свой старый партбилет.
О верности идее в литературе 60-х годов будет сказано немало и по-разному. Е. Евтушенко предпочитал открыто публицистическую форму выражения мысли, нередко доходя до прямолинейной декларативности («Нашу веру / из нас не вытравили. / Это кровное / наше, / свое. / С ней стояли мы. / С нею выстояли. / Завещаем детям ее»). Несравнимо более проникновенно, лирично прозвучат размышления Б. Окуджавы (даже названия стихотворений говорят об этом: «Коммунисты» у Евтушенко, «Сентиментальный марш» у Окуджавы):
Ho если вдруг когда-нибудь
мне уберечься не удастся,
какое новое сраженье
ни покачнуло б шар земной,
я все равно паду на той,
на той далекой, на гражданской,
и комиссары в пыльных шлемах
склонятся молча надо мной.
«Я грелся в зимние заносы у Революции костров», - обозначит истоки веры шестидесятников Б. Чичибабин , и он же в 1959 году яростно возразит тем, кто считал, что после XX съезда со сталинизмом покончено:
...Пока мы лгать не перестанем
и не отучимся бояться, - не умер Сталин.
...Пока на радость сытым стаям
подонки травят Пастернаков, - не умер Сталин.
А в нас самих, труслив и хищен,
не дух ли сталинский таится...
...но как тут быть, когда внутри нас не умер Сталин?
Этот пример показывает, как в литературе 60-х годов начинает все сильнее звучать тема трудного, мучительного прозрения. «Мы все ходили под Богом, // У Бога под самым боком», - точно передаст открытие, сделанное современниками, Б. Слуцкий.
Одной из форм отторжения культа Сталина стало в годы «оттепели» настойчивое обращение к личности Ленина, к истории революции, которую «шестидесятники» воспринимали как исток, как «время, когда все начиналось. Когда начинались мы» (Ю. Трифонов). Произведения на историко-революционную тему отличала внутренняя полемичность. Так, в противовес утвердившемуся за многие годы представлению о вожде писатели настойчиво подчеркивали в своих произведениях ленинскую простоту, доступность, демократизм, внимание к людям. «Великий Ленин не был богом / И не учил творить богов», - так выразит эту мысль А. Твардовский в поэме «За далью - даль». Н. Погодин , завершая начатую еще в 30-е годы драматургическую трилогию о Ленине, в пьесу «Третья, патетическая» , посвященную последнему периоду жизни Ленина, введет приемы условности и элементы трагедии: человек перед лицом смерти. Каждая сцена пьесы воспринимается как подведение итогов ленинской жизни, как его завещание, как размышление о судьбах революции, о жизни и смерти. В повести Э. Казакевича «Синяя тетрадь» Ленин будет показан не в его звездные часы, не в гуще масс, а в тот период, когда он, вынужденный скрываться в Разливе, работал над книгой «Государство и революция». Внутренний монолог, поток сознания определяют действие произведения, и это едва ли не впервые в литературе на историко-революционную тему.
Необычность этого произведения заключалась и в том, что Ленин дан в сопоставлении с Зиновьевым, тоже скрывавшимся в Разливе. Автор не преминул подчеркнуть нерешительность, растерянность Зиновьева в противовес самообладанию, бодрости, творческой активности Ленина (это словно подводило читателя к мысли о закономерности последующего выступления Зиновьева с Каменевым против вооруженного восстания и к оценке этого поступка как трусости и неверия в народ, а не как результата идейных расхождений внутри партии). Ho знаменательным явлением был уже тот факт, что впервые после сталинских процессов над соратниками Ленина их имена упоминались открыто и без ярлыка «враг народа», что как бы снимало обвинения со всех несправедливо осужденных.
К восстановлению справедливости стремился и Ю. Трифонов в документальной повести «Отблеск костра» , завершенной в 1966 году. В ней автор воскрешал память о своем отце, Валентине Трифонове, одном из организаторов Красной гвардии, репрессированном в годы культа. Этот глубоко личный мотив определил особую, пронзительную исповедальность произведения. Повесть основана на подлинных документах, и в этом еще одна особенность литературы 60-х годов с ее повышенным стремлением к достоверности в изображении реальных исторических лиц и событий. Литература начинала создавать свою летопись истории, восстанавливая многие «белые пятна» в ее официальной версии.
В произведениях, созданных в годы «оттепели», все большее внимание привлекает не традиционное изображение схватки «двух миров» в революции и Гражданской войне, а внутренние драмы революции, противоречия внутри революционного лагеря, столкновение разных точек зрения и нравственных позиций людей, вовлеченных в историческое действие. Такова, к примеру, основа конфликта в повести П. Нилина «Жестокость» (1956). Уважение и доверие к человеку, борьба за каждого, кто оступился, движут действиями молодого сотрудника угрозыска Веньки Малышева. Гуманистическая позиция героя вступает в противоречие с бессмысленной жестокостью Голубчика, демагогией Якова Узелкова, равнодушием начальника угрозыска. Каждая коллизия произведения открывает какую-то новую грань этого нравственного противостояния, показывает несовместимость людей, которые служат, казалось бы, одному делу.
Отмеченный нами тип конфликта определяет развитие сюжета и в романе С. Залыгина «Соленая Падь» (1967). Два руководителя революционных сил - Мещеряков и Брусенков - искренне преданы идее революции, но понимают по-разному и саму идею, и пути ее осуществления. Недостаточно сказать, что конфликт между героями носит идейный характер. Особое значение приобретает несходство их нравственно-этических представлений, прежде всего отношение к народу и к применению насилия. О позиции Брусенкова многое скажет замечание одного из героев: «...И на своих кровавыми глазами глядит». Органическая связь Мещерякова с людьми, выдвинувшими из своих глубин этого народного вождя, подчеркнута даже в его внешности: «Из-под светлой мерлушковой папахи выбивается волос с рыжинкой, а усики темные. Невысокий, но крепкий, ловкий мужик, а еще - радостный». Этот неожиданный для портрета боевого командира эпитет - «радостный» - в сочетании с «ребячьими» глазами и губами углубляет впечатление о человеке искреннем, чистом.
Критерием, которым оценивается в романе все происходящее, становится отношение народа. Народ здесь не безмолвный зритель, а главный участник событий, от выбора которого зависит исход Гражданской войны, судьба края, всей России. Здесь укрупняется ведущая мысль автора: Гражданская война - это братоубийство.
«Соленая Падь» - это роман-диспут. Мысль стала в произведении стержнем характеров героев и важнейшим приемом создания многоголосого, динамичного образа народа. В том, что в романе «широко дана народная философия революции», видел достоинство произведения С. Залыгина А. Твардовский.
В дискуссиях вокруг «Соленой Пади» взгляд писателя на Гражданскую войну, акцентировка проблем насилия и гуманизма представлялись нарушением конкретно-исторического подхода к прошлому, «опрокидыванием истории», перенесением на эпоху Гражданской войны представлений более позднего времени. Ho сопоставление с произведениями, созданными в 20-е годы в России и в эмиграции, показывает, что С. Залыгин на новом этапе развития общества поднимает проблемы, открыто звучавшие в литературе 20-х годов и подспудно - в произведениях «потаенной» литературы 30-50-х годов, противостоявшей официальному взгляду на историю.
Одно из таких произведений оказалось в 60-е годы в центре внимания всего мира. Это роман Б. Пастернака «Доктор Живаго» , завершенный поэтом в 1955 году. Произведение было издано за границей, а советский читатель знал о нем лишь по опубликованному отрывку и оголтелым выступлениям печати, организовавшей настоящую травлю писателя после присуждения ему в 1958 году Нобелевской премии.
Роман Б. Пастернака был воспринят современной автору критикой в критериях не эстетических, а идеологических и оценен как «нож в спину», «плевок в народ» «под прикрытием обладания эстетическими ценностями», как «возня с боженькой». Это было сказано о произведении, в котором не было открыто выраженного неприятия революции (равно как не могло быть и одобрения ее). Заметим, что в таком подходе к революционной эпохе Пастернак был далеко не одинок. Достаточно вспомнить, к примеру, «Белую гвардию» М. Булгакова, созданную в 20-е годы. Ho в последующие десятилетия, когда были физически уничтожены многие участники революции и Гражданской войны, а документы, восстанавливающие картину эпохи во всей ее сложности, закрыты в спецархивах, утвердилась схема сглаженного, шаблонного, «правильного» летописания, неизменно выражавшего лишь одну, официально допустимую точку зрения на события. Обращение к истории революции в период «оттепели», как уже говорилось, было связано со стремлением очиститься от искажений революционных идеалов, в правоте которых шестидесятники не сомневались. На этом историческом фоне роман Б. Пастернака вряд ли мог быть рассмотрен только как факт искусства (при всех его очевидных особенностях произведения лирического по типу повествования, философского по характеру поднимаемых проблем).
Тем большее отторжение должны были вызвать произведения, суть которых определяло стремление авторов к полному пересмотру взглядов на революцию, личность Ленина и всю историю советского периода. В спорах «о путях России прежней и о теперешней о ней» (E. Евтушенко), о противостоянии свободы и насилия, личности и государства писатели пришли не к осуждению Сталина и отдельных искажений социалистических идеалов, а к убеждению в том, что вина за трагедию страны в XX веке лежит на революционной теории и персонально на Ленине, осуществившем трагический эксперимент. Этот подход был заявлен в книгах В. Гроссмана (подспудно в романе «Жизнь и судьба» и открыто-публицистически в повести «Все течет») и А. Солженицына (прежде всего в его программной книге «Архипелаг ГУЛАГ»). Ho если произведения Гроссмана не были опубликованы и не участвовали поэтому в литературном процессе, то книги А. Солженицына, напечатанные на Западе, стали фактом литературы и общественной жизни и во многом определили характерное для наших дней понимание «больных вопросов» XX века. Судьба произведений Пастернака и Солженицына наглядно подтверждает особую роль, которую играла литература не столько как фактор эстетический, сколько как явление общественного сознания. В этом и сила литературного процесса «оттепели», и его слабость, связанная с недооценкой эстетической природы искусства.
В начале 60-х годов в центре внимания оказались писатели нового литературного поколения: в прозе - A. Гладилин, В. Аксенов, В. Максимов, Г. Владимов, в поэзии - Е. Евтушенко, А. Вознесенский, Р. Рождественский. Они стали выразителями настроений молодого поколения, его устремлений к свободе личности, к преодолению запретов, к отказу от унылого стандарта и в жизни, и в литературе.
Молодой человек, лишь начинающий путь в самостоятельную жизнь, стал героем целого тематического и стилевого направления в прозе 60-х годов, получившего название «молодежная проза». Простой паренек, «влюбленный неудачник впервые потеснил плечом розовощеких роботов комсомольского энтузиазма», и в этом видел
B. Аксенов причину громкого успеха «первого знаменитого писателя» своего поколения А. Гладилина , опубликовавшего в 1956 году на страницах журнала «Юность» повесть «Хроника времен Виктора Подгурского» . Это были герои-бунтари, протестующие против мелочной регламентации во всем, включая общепринятый образ жизни, вкусы, привычки. Формой выражения этого протеста становился эпатирующий внешний вид («стиляги»), увлечение западной музыкой, разрыв с родителями, скептическое отношение к идейным и моральным ценностям старшего поколения, доходящее до отрицания моральных ценностей вообще. Появление таких персонажей дало основание зарубежной критике, внимательно следившей за «молодежной прозой» как одним из направлений послекультовой литературы, заговорить о возрождении типа «лишнего человека» в литературе « оттепели ».
Повышенное внимание к мыслям, чувствам, надеждам молодого человека, к характерным для этого возраста проблемам определило специфику конфликтов произведений «молодежной прозы». Первые столкновения со сложными реалиями «взрослой» жизни и последовавшие за этим разочарования, попытки понять себя, обрести свое место в жизни, найти дело по душе, отношения с родными и друзьями, счастье и горечь первой любви - обо всем этом с подкупающей искренностью поведали книги молодых писателей. Исповедальность - важнейшая примета стиля «молодежной прозы» (не случайно именно это слово стало ее вторым названием). Писатели широко использовали внутренние монологи, прием потока сознания, форму повествования от первого лица, при которой нередко сливались воедино внутренний мир автора и его героя.
Для молодых писателей было характерно полемически заостренное внимание к литературной технике, к тому, как дойти до читателя, заставить его поверить и сопереживать героям. «Откровенно говоря, - признавался Василий Аксенов, - я боюсь иронической улыбки моего современника, умеющего подмечать высокопарность и ходульность литературного письма». С творческими поисками этого писателя связаны, пожалуй, наиболее значительные достижения «молодежной прозы ».
В центре романа Аксенова - судьба двух братьев. Старший, двадцативосьмилетний Виктор, имеет героическую профессию: он космический врач, и мотив тайны сопровождает повествование об этом герое. (Обратим внимание, что произведение вышло в 1961 году, когда человек только открывал дорогу в космос.) Младший брат, семнадцатилетний Димка, - типичный герой «молодежной прозы» с характерным для его возраста нигилизмом, нарочито вызывающим поведением и мечтой о романтических странствиях вместо обычной «пошлой» жизни. Оба героя оказываются в ситуации выбора. Виктор совершает первый настоящий поступок: он не просто отказывается защищать диссертацию, в основе которой лежит опровергнутая опытами идея научного руководителя, но и открыто выступает против основного направления работы целого отдела. Димка, отправившийся вместе с друзьями в путешествие, проходит через испытание любовью и настоящей мужской работой в море. Финал произведения драматичен: старший брат погибает в авиационной катастрофе «при исполнении служебных обязанностей». Тогда-то и выясняется, что «непутевый» Димка на удивление серьезен в своем отношении к брату, к родителям, к жизни, что у него есть свой ответ на заданный Виктором при последней их встрече вопрос: «Чего ты хочешь?» Ответ этот дан не в логической, а в лирической форме: «Я лежу на спине и смотрю на маленький кусочек неба, на который все время смотрел Виктор. И вдруг я замечаю, что эта продолговатая полоска неба похожа по своим пропорциям на железнодорожный билет, пробитый звездами... И кружатся, кружатся надо мной настоящие звезды, исполненные высочайшего смысла.
Так или иначе
ЭТО ТЕПЕРЬ МОЙ ЗВЕЗДНЫЙ БИЛЕТ!»
Перед героем открывается дорога жизни, ему еще не до конца ясно, куда приведет этот путь, но направление поисков обозначено достаточно определенно метафорой «звездный билет», соединившей в себе мотив дороги, исканий и образ звезды как символ настоящей, искренней, «исполненной высочайшего смысла жизни».
В. Аксенов использует характерный для «молодежной прозы» жанр короткого романа, позволяющего показать эволюцию героев сжато, в наиболее существенных моментах. Свободная композиция, смена повествователей, короткие, рубленые фразы, соседствующие с развернутыми лирическими монологами, молодежный сленг создают тот самый новый стиль молодого писателя, о котором столько дискутировала критика.
Сжатость, лаконизм повествования имеют и свои оборотные стороны. К примеру, недостаточно мотивировано чересчур быстрое превращение вчерашних «стиляг» в «трудяг», психологический анализ порой подменяется констатацией противоречий. Возникает вопрос и о том, был ли необходим трагический финал судьбы Виктора и нет ли в этом налета фальшивой романтизации.
Произведения «молодежной прозы» вызвали волну дискуссий. Предметом обсуждения был и открытый молодыми писателями характер, и созданный ими стиль. Особенно много рассуждала критика о традициях западной литературы, на которые опирались авторы. Отмечались манера говорить об одних и тех же событиях устами разных героев «под Фолкнера», подражание короткой фразе, упрощенным диалогам и аскетической предметности (прочь открытый психологизм!) Хемингуэя, введение в текст документов «под Дос-Пассоса». Наконец, сам тип юного героя выводился из произведений Сэлинджера. «Всепроникающий лиризм» прозы молодых объясняли тем, что многие из них «очень внимательно читали Бунина».
Вывод о чрезмерной подражательности вряд ли обоснован по отношению к «молодежной прозе» в целом. Ho нам важно отметить показательный для литературы «оттепели» факт учебы у крупнейших зарубежных и русских писателей, имена которых долго находились под запретом.
В годы «оттепели» начинался процесс восстановления разорванных литературных связей и традиций. Впервые после революции на родине вышло собрание сочинений И. Бунина с предисловием А. Твардовского. Были опубликованы завершенный в сороковые годы роман М. Булгакова «Мастер и Маргарита», ряд произведений А. Платонова. В новом выпуске статей и писем Горького были восстановлены имена его адресатов: Бунин, Бальмонт, Бабель, Пильняк, Зощенко, Зазубрин, Булгаков, Артем Веселый. Реабилитировались невинно пострадавшие в годы культа писатели, вновь издавались их произведения.
Это возвращение еще не было полным и окончательным, поскольку публиковались лишь отдельные книги, а не творческое наследие писателей в целом, многие имена и произведения по-прежнему оставались под запретом. Однако включение в литературный процесс книг больших художников, несомненно, оказало влияние на уровень мастерства молодых писателей. Они стали более активно обращаться к вечным темам и проблемам, к героям философского склада, к приемам условности. Целые стилевые течения (например, лирическая проза и уже упоминавшаяся проза «молодежная») развивались в русле лучших традиций предшественников.
«Оттепель», как это и следует из значения самого слова, не была явлением устойчивым и последовательным. На конкретных примерах мы уже видели, как демократизация в литературе сочеталась с периодическими «проработками» писателей. Критике подвергались и целые литературные течения: социально-аналитическая проза «Нового мира», заставившая говорить о возрождении традиций критического реализма в послевоенной литературе, «молодежная проза» «Юности», созданные молодыми писателями-фронтовиками книги, которые несли народный взгляд на войну (так называемую «окопную правду»). Ho в результате многочисленных дискуссий шестидесятых годов в противовес официальной точке зрения о едином творческом методе советской литературы исподволь формировалось представление о существовании различных эстетических школ и литературных направлений, о сложности и реальном многообразии литературного процесса.
Характерной особенностью русской литературы второй половины XIX века явилась демократизация художественного сознания , чему способствовали как характер общественного движения, так и появление в общественно-политической и культурной сферах представителей разночинной интеллигенции.
«Из духоты семинарий, - писал о ней Огарев, - из-под гнета духовных академий, из бездомного чиновничества, из удрученного мещанства она вырвалась к жизни и взяла инициативу в литературе».
С конца 50-х годов возникла в литературе целая плеяда писателей и критиков - разночинцев : Чернышевский, Добролюбов, потом - Писарев, журналисты Благосветов и Курочкин, писатели Помяловский, Некрасов, Слепцов, Решетников, Г. Успенский, Златовратский... Почти все они прошли суровую жизненную школу: боролись с нуждой, странствовали по России, жили в «углах» среди бедноты. Свой жизненный опыт они привносили в литературное творчество. Так, литература тех лет обогатилась новыми сюжетами : описанием жизни «низов» столицы и провинциальных городов, крестьянства; появились деревенские, фабричные очерки и рассказы, произведения, отражающие многообразие народной жизни, как, например, повести Максимова - «Лесная глушь», «Год на Севере», «Сибирь и каторга» и др.
Воодушевленные передовыми идеями 60-х годов и «некнижным» знанием жизни, писатели эти в большинстве своем рассматривали литературную деятельность не как профессию или работу, в какой-то степени обеспечивавшую существование, а как гражданское служение . Литературное отображение жизни преследовало конкретную духовно-практическую цель - силой высказанных мыслей преобразовать жизнь России. Это стремление предопределяло не только тематику беллетристических произведений, но и частое обращение писателей-романистов к публицистике, как к более действенному воздействию на читателей.
Обострение политических конфликтов, развитие общественной жизни, наконец, изменения, произошедшие в сознании людей, требовали теперь от писателей не простого изображения каких-либо событий, а объяснения сложных явлений бытия. По словам Н. В. Шелгунова, «в 60-е годы, точно чудом каким-то, создался внезапно совсем новый, небывалый читатель с общественными чувствами, общественными мыслями и интересами, желающий думать об общественных делах, желавший научиться тому, что он хотел знать».
Литературе придавалось значение своего рода «учебника жизни ». Стихи, проза, публицистические статьи писателей и критиков возбуждали живейший интерес просвещенного общества.
Развитие общественной и культурной жизни изменило в целом и концепцию литературного творчества, подверглись пересмотру художественные и нравственные критерии, возрастали аналитические тенденции . Наступившая эпоха новых буржуазных отношений внесла существенные изменения в мироощущения людей.Романтический накал страстей в литературе и жизни сменился трезвым прозаическим восприятием . На смену романтическим повестям А. Марлинского пришли сначала очерки «натуральной школы», затем - полные жизненной правды романы Тургенева и Достоевского . В качестве господствующего направления в литературе на всем протяжении второй половины XIX века утвердился реализм , который в тот период носил в основном ярко выраженный социально-обличительный характер . Основу этого направления в 60-70-е годы составила творческая деятельность писателей, в свое время образовавших так называемую «натуральную школу » - Некрасова, Григоровича, Достоевского и более поздних крупнейших художников-реалистов: Тургенева, Островского, Салтыкова-Щедрина, Л. Толстого. При всем различии творческих начал их объединяло обостренное внимание к российской действительности, обличение социальной несправедливости, народолюбие и гуманизм .
Литературному реализму второй половины XIX века было присуще не только правдивое изображение действительности, но, прежде всего, аналитический подход , а также широкомасштабность художественного мышления , когда человеческая индивидуальность рассматривалась и оценивалась на фоне общенародной жизни, в соотнесении с ней .
Вместе с «маленьким человеком» Гоголя и писателей «натуральной школы» в литературу пришел герой, отображающий в какой-то степени дух эпохи, размышляющий о себе и важнейших проблемах страны . Тематика литературных произведений носила в основном национальный характер : современные русские люди, с их чувствами и проблемами, русская жизнь, русский пейзаж прочно вошли в поэзию и прозу.
Наряду с сюжетной основой повествования естественную трансформацию претерпел и образ литературного героя. Он не только стал человеком своего времени, обладателем определенных общественных идей, но изменился и внешне. Вместо впечатляющего романтического героя-красавца с пламенными очами в литературу пришел скромный, часто малопривлекательный наружно персонаж, но наделенный высоким духовным потенциалом . Такими предстают герои романов Л. Толстого - Кутузов (в «Войне и мире») - пожилой, обрюзгший, одноглазый; Пьер Безухов - рассеянный увалень в очках; Достоевского - Раскольников, Неточка Незванова.
В 60-х годах 19 века первым увидел изменения в людях Ф. М. Достоевский. Он видел ту невозможность существования капитализма на русской почве , видел то, как русским людям навязывается западный менталитет и как они от этого страдают (повышенный интерес к индивидуальности, необходимость накопления всё большего количества денег испортили людей, сломали их духовность и разрушили нравственность). Ф. М. называет это время "мечущимся ", Лесков же говорил об этих годах так: "Всё перебуровалось ".
Животрепещущим для русского общества являлся вопрос о дальнейшей судьбе России - как дальше развиваться стране, продолжать ли начатое дело реформ или повернуть вспять? Какими идти путями - решительной революционной ломки всего отжившего или медленного постепенного преобразования? Какие силы должны возглавить и совершить это? и т.д. и т.п.
Единственным слоем общества, который всё ещё помнил о нравственном законе, было купечество . Купеческая культура всё ещё сохраняла народную ментальность и веру, осознание народного единства.
В это время появляется такое понятие, как интеллигенция . Это особый слой общества (не сословие), как правило состоявший из разночинцев . Неотъемлемой частью жизни интеллигенции был интеллектуальный труд .
На фоне этих внутриполитических событий в России в литературе появляется новое направление - психологический реализм . Развитие литературы определяется жанром романа , хотя и другие жанры в это время тоже не теряют свою популярность и актуальность. Однако роман реализовал наиболее глубокое содержание замысла писателя, имел философский характер , который по сей день привлекает внимание учёных.Психологизм литературных произведений содержится, в первую очередь, в исповедальности главных героев, которая раскрывается в их поступках, в обстановке их окружающей. К тому же, роман как основной жанр литературы 60-70-х годов опирался и на образцы древней литературы , и на географию , как науку.
Антинигилистический роман - особый жанр литературы 60-х годов 19 века, который предполагает особую концепцию автора с отрицанием нигилизма, как общественного явления, вредного для русского народа.
В 70-х годах 19 века огромную значимость приобретает социальный характер романа , который отражает реалии жизни в определенный период истории народа (хотя в 60-х годах подобное тоже встречалось). Проблема случайных семейств стоит необычайно остро, т.к. семья - это и самое прочное звено общество, и самое хрупкое одновременно.
К концу 70-х годов наметился отход от эпической формы произведений, переход к малым формам (роман ---> повесть), т.к. сама жизнь не давала возможности писателям создавать романы. К 80-м годам жизнь стала более суетливой, необходимость зарабатывать деньги и содержать семью тревожила и самих писателей, да и реальность не давала такого героя, который достоин быть героем. Литература переживает переходный период, смену идей и настроений. Началось развитие массовой литературы для не очень взыскательного читателя ("народного").
Народный читатель - не имеющий образования и без эстетических принципов человек.
Встал вопрос о том, как писать для народа. Толстой предложил опираться на фольклор, который имел эстетические идеалы, присущие русскому народу и понятные каждому.
2.Общая характеристика развития русской литературы в 80-90 годы. (по учебнику «История всемирной литературы»)
Последние десятилетия XIX века были обозначены серьезными переменами в общественной и литературной жизни России. Крах народничества как системы социально-философских взглядов и как типа общественного поведения отразился в литературе: он повлиял на изображение не только героев, причастных к этому движению, но и такой важной вообще для русской литературы сферы жизни, как крестьянская. Проблема «интеллигенция и народ», которой всегда были заняты лучшие умы России, теперь - ввиду драматического поворота в истории революционно-народнического движения - приобрела особенную остроту. То, что происходило в деревне, имело прямое отношение к судьбам интеллигенции: рушилось целое мировоззрение.
Атмосфера политической реакции, настроения «конца века», «сумеречности», «хмурости» эпохи - все это не могло не давить на художественное сознание общества. Литература развивалась в условиях тяжелого цензурного и психологического гнета. И все же, приспосабливаясь к полицейскому режиму, чтобы не погибнуть вовсе, прогрессивная литература искала новые пути - и находила их. Интеллектуальная жизнь этой эпохи - эпохи «мысли и разума» - отличалась интенсивностью во всех сферах. И если техника, наука, живопись, музыка, как известно, переживали расцвет, то и словесное искусство не стояло на месте
Утверждение капитализма в экономике повлекло изменения в социальной, культурной, духовной сферах русской жизни. После либеральных реформ 60-70-х годов во внутренней политике восторжествовал консервативный курс.
В общественной мысли изжили себя
просветительские иллюзии, потерпели крах идеи народничества, утопизм общинного социализма. Но в то же время вызревали новые интеллектуальные силы
, шла упорная, часто подспудная работа коллективной мысли.
· Революционные призывы -> постепенное изменение страны.
· Прогрессивные идеи интеллигенции предшествующих лет не были утрачены, но произошедшее разочарование в полит. идеалах вызвало упаднические настроения. -> новые искания интеллигенции.
Н. А. Бердяев писал: «Были признаны права религии, философии, искусства независимо от социального утилитаризма, моральной жизни, то есть права духа, которые отрицались русским нигилизмом, революционным народничеством и анархизмом...».
Изменения коснулись и литературы. Ушли из жизни в начале 80-х годов Тургенев и Достоевский, отошел от художественного творчества Гончаров. На литературном горизонте появилась новая плеяда молодых мастеров слова - Гаршин, Короленко, Чехов. Среди писателей, начавших творческий путь в эти годы, - В. Гаршин (1855-1888), В. Короленко (1853-1921), А. Чехов (1860-1904), более молодые А. Куприн (1870-1938), Л. Андреев (1871-1919), И. Бунин (1870-1953), М. Горький (1868-1936).
В литературе этого периода появляются такие шедевры, как - в прозе - «Братья Карамазовы» Достоевского, «Смерть Ивана Ильича» Толстого, рассказы и повести Лескова, Гаршина, Чехова; в драматургии - «Таланты и поклонники», «Без вины виноватые» Островского, толстовская «Власть тьмы»; в поэзии - «Вечерние огни» Фета; в публицистике и научно-документальном жанре - речь Достоевского о Пушкине, «Остров Сахалин» Чехова, статьи о голоде Толстого и Короленко.
В литературном процессе отразилось напряженное развитие общественной мысли
. Вопросы общественного и государственного устройства, быта и нравов, национальной истории
- по сути, вся русская жизнь была подвергнута аналитическому освещению. При этом был обследован огромный материал, поставлены великие, определяющие дальнейший прогресс страны проблемы. Но вместе с тем русская литература наряду с так называемыми «проклятыми вопросами» отечественной действительности приходит к постановке и общечеловеческих нравственных и философских проблем
.
Реалистическое направление
оставалось господствующим, достигнув выдающихся успехов в предшествующий период. Тем не менее, с начала 80-х годов ряд крупных мастеров слова обнаруживают стремления к поиску новых выразительных средств
. В переписке, статьях Л. Толстого, В. Короленко, А. Чехова, позднее М. Горького постоянно возникали вопросы о дальнейших судьбах реализма.
Развитие капиталистических отношений обозначилось не только ростом городов, строительством железных дорог, фабрик и заводов, но и изменениями в психологии людей. Новые условия жизни прождали новые понятия, меняли человеческие чувства, восприятия и духовные потребности. Актуальную остроту обретал вопрос, заданный Чеховым в одном из писем: «Для кого и как писать?
». В это же время Толстой неоднократно признавался в письмах и дневниках, что ему совестно изображать вымышленных героев
. Эпоха долго не давала писателям конкретного образа литературного героя.
Творческие искания Толстого, Чехова, Короленко были глубоко индивидуальны. Но их объединяла общая направленность - в судьбах литературных персонажей усматривается отражение судеб общества
, личная судьба становится поводом для постановки общечеловеческих нравственных проблем, по-новому осуществляется связь объективного повествования и субъективного авторского видения обстоятельств повествования. Поиски новых средств выразительности приводили в некоторых случаях к склонности употреблять символы, иносказания, аллегорические концовки повествования, введение в реалистический текст фактических или философских сюжетов.
Общая направленность поисков новых литературных персонажей Толстого, Чехова и Короленко:
· отражение судеб общества;
· личная судьба - постановка общечеловеческих нравственных проблем;
· в некоторых случаях - склонность употреблять символы, иносказания, аллегорические концовки, фактические и философские сюжеты в тексте
Критика 80-х - начала 90-х годов отмечала тургеневское и толстовское начало в рассказах Гаршина, Короленко, Чехова; в произведениях, написанных под впечатлением русско-турецкой войны 1877-1878 гг., находила сходство с военными описаниями автора «Севастопольских рассказов»; в юмористических рассказах Чехова - зависимость от щедринской сатиры и т. д.
В рассматриваемую эпоху шел бурный процесс «демократизации» литературы, сказавшийся в первую очередь на расширении ее тематики.
Цель многих писателей
- натуралистическое воссоздание действительности
-> воспроизведение как можно большего количества современных фактов/явлений
. Пример - Боборыкин: масса эпизодов и действующих лиц с целью «схватить и изобразить настоящий момент», но произведениям не хватает глубины, сырые зарисовки, зачастую большое количество ненужных для сюжета персонажей.
Чехов критиковал приукрашенное, фотографически подобное, но не истинное воспроизведение современной жизни. Утверждал необходимость нравственной идеи
в художественных произведениях
Отечественное бытие, особенно провинциальное с его особенностями и пороками, стало предметом пристального внимания одного из наиболее социальных писателей тех лет - В. Г. Короленко.
Биография писателя достаточно характерна для прогрессивно мыслящего интеллигента второй половины XIX века. Сын чиновника судебного ведомства, он еще гимназистом лишился отца. В 1874 году поступив в Московскую Петровскую сельскохозяйственную академию, через 2 года был исключен из нее, а затем и выслан за участие в коллективном протесте студентов против полицейского режима, царившего в этом учебном заведении.
Дата публикования: 2015-02-03 ; Прочитано: 3944 | Нарушение авторского права страницы | Заказать написание работы
сайт - Студопедия.Орг - 2014-2019 год. Студопедия не является автором материалов, которые размещены. Но предоставляет возможность бесплатного использования (0.004 с) ...Отключите adBlock!
очень нужно
Чингисхан, Карл Великий и первый
русский академик Меньшиков -
они не умели писать на бумаге,
но бегло писали на "досках Судьбы"...
(Сергей Федин)
1. ЛИТЕРАТУРА
В русской советской литературе военных и послевоенных четырёх десятилетий XX века нам предоставляется возможность выделить два периода:
Первый - литература военных лет и послевоенного возрождения (40 - 50-е годы)
Второй - литература развитого социализма (60 - 70-е годы).
Переход к этапу развитого социализма в СССР историки относят к концу 50-х годов, не связывая его с одной конкретной датой.
Развитой социализм не мог сложиться в течение одного только года. С вступлением социализма в стадию зрелости стало очевидным, что уже сложилась и предстала перед взором человечества во всём своём величии новая цивилизация, а отсюда и новая культура, в корне отличающаяся от основанной на эксплуатации миллионов людей труда капиталистической цивилизации.
В 60 - 70-е годы были созданы новые условия для развития литературы и искусства. Глубокие изменения в социальной структуре советского общества, рост его культуры, сознательности, инициативы открывали новые перспективы проявления принципов народности и партийности, требовали нового подхода к решению проблемы современного героя и ряда других проблем.
На этапе развитого социализма стало особенно ясно, что ни один художественный метод не открывал перед художником таких возможностей, какие предоставлял метод так называемого социалистического реализма.
В период развитого социализма продолжали свою работу в области литературы классики социалистического реализма. Это: Константин Федин, Михаил Шолохов, Александр Твардовский, Александр Фадеев, Леонид Леонов. Наряду с ними работало новое поколение писателей, таких как: В. Белов, В. Можаев, Г. Троепольский, В. Астафьев,
В. Шукшин, В. Распутин, Виль Липатов, А. Чаковский, Ч. Айтматов и мн. другие.
В произведениях этих писателей общественные и нравственные противоречия чаще всего выражались в формах повседневного, привычного человеческого существования.
В литературоведении уже высказывался взгляд на период 60 - 70-х годов как на наиболее близкий к классическому реализму по сравнению с литературой первых послереволюционных лет. Этот вывод основывается на характере философских и нравственных исканий таких писателей, как Василий Шукшин.
Талант В.М. Шукшина всё более меряется меркой Лескова, Чехова, Бунина. Его герои бьются над проблемами, которые приковывали внимание крупнейших писателей прошлого: в чём смысл жизни, "что с нами происходит", в чём тайна мира, красоты, движения, "зачем всё?" Духовная напряжённость его рассказов связана с попытками героев объяснить мир и себя, понять связь, "докопаться до дна".
Как писатель Шукшин пробовал свои силы в жанрах романа ("Любавины", "Я пришёл дать вам волю"), повести ("Там вдали", "Калина красная", "До третьих петухов"), драмы ("Энергичные люди"), рассказа.
Главные герои большинства рассказов Шукшина - деревенские люди: трактористы, шофёры, счетоводы, бригадиры, словом - сеятели и хранители земли. Как правило, герои В. Шукшина - люди любознательные, часто - "с чудинкой", но в мыслях и чувствах непосредственны, порой простодушны, до трогательности обаятельны.
В своих рассказах Шукшин высмеивал человеческие пороки, умел показать, где добро, а где зло.
В рассказе "Охота жить" зло и добро показаны в прямой схватке. Старый охотник Никитич, человек беспредельной доброты, открытая душа, приютил уголовника, фактически спас ему жизнь, - и получил от него пулю в спину. Бескомпромиссно отрицательное отношение Шукшина к злу, в данном случае выполненному в образе уголовника. Тем важнее подчеркнуть, что писатель впоследствии не раз обращался в своих произведениях к людям, по тем или иным причинам отбывавшим тюремное заключение.
Проблема счастья человека, остро волновавшая В. Шукшина, осталась неразрешённой им до конца, но решалась она в пользу нашей жизни всё с большим успехом.
Литература 60 - 70-х годов, исследуя сложные пути развития нравственного сознания личности, исходила из социальной практики. Не только разум, не только знания, но и сила нравственного излучения личности приобретали особую цену.
Обращаясь к широкому изображению действительности, к анализу особенностей того этапа жизни, писатели снова и по-новому ставили проблемы организации и управления производством, отношений руководителя и коллектива, творческого роста личности.
Воссоздав атмосферу рабочих будней в романе "И это всё о нём", писатель Виль Липатов в конфликте Евгения Столетова с мастером Гасиловым показал борьбу созидателя с потребителем. Герой Липатова борется с такими пороками общества как мещанство, очковтирательство.
Во второй половине девятнадцатого века, русская литература и культура переживают расцвет. В общественной жизни страны в этот период происходят важные события: Крымская война, многочисленные крестьянские волнения, отмена крепостного права, становление капитализма. В целом, общественные отношения преодолевают некую планку, определённый уровень, после которого возврат в недалёкое прошлое кажется невозможным. В первую очередь это касается отношений к человеку, его проблемам, без различия категорий и сословий. Начинается процесс формирования «нового человека», его общественного и нравственного самосознания. Не удивительно, что подобные стремления сделали именно реализм, основным направлением в русской литературе к середине 19 столетия, посредством которого развиваются принципы изображения действительности. Его новый этап был тесно связан с попыткой детального проникновения в глубины человеческих чувств и отношений. Авторы демонстрируют желание не только передать свои эмоции через действующих лиц, но и вскрыть основные причины социального зла. Как следствие, авторы всё чаще обращаются в произведениях к народной тематике, образ крестьянина, мужика, становится одним из основных в художественной литературе. Традиции реализма заложенные Лермонтовым,Пушкиным , Гоголем, закрепляются, их произведения во многом становятся эталоном для новых авторов. Изрядное значение и вес приобретают критические отзывы на произведения. Заслугой этому в немалой степени послужила деятельность Чернышевского, в том числе и его диссертации "Эстетические отношения искусства к действительности". Нельзя не вспомнить, что именно в это время произошло знаменательное событие: в российской империи отменили крепостное право, что конечно нашло отражение и в художественной литературе. Желание дальнейших преобразований на этой почве привели к полемике и появлению двух лагерей: либералов и демократов. Первые предлагали политические и экономические реформы постепенного изменения общественных отношений, вторые настаивали на немедленных, радикальных преобразованиях, как правило, через революционные процессы. К демократическому лагерю принадлежали в числе прочих Добролюбов, Герцен, Некрасов, Чернышевский, а либеральных взглядов придерживались Достоевский, Тургенев, Дружинин, Лесков. Как правило обмен взглядами и идеями осуществлялся через полемику на страницах литературных журналов. Также в литературе идут споры между сторонниками «чистого искусства» и приверженцами «гоголевского» направления, позже – между «почвенниками» и «западниками». Под воздействием идеологии разночинцев развиваются идеи «реальной критики», поднимается проблема положительного героя. Творческие поиски писателей – реалистов приводят к новым художественным открытиям, обогащению жанра романа, усилению психологизма. Во второй половине 19-го века появляется целая плеяда талантливых русских писателей: Ф.М. Достоевский(Бедные люди, Преступление и наказание), И.С. Тургенев(Отцы и дети, Записки охотника), И.А. Гончаров(Обыкновенная история, Обломов, Обрыв), А.Н. Островский (Гроза, Не всё коту масленица, Бесприданница, Свои люди - сочтёмся), Н.А. Некрасов(Княгиня Волконская, Кому на Руси жить хорошо),М.Е. Салтыков – Щедрин(История одного города, Господа Головлёвы, Пошехонская старина), Л.Н. Толстой(Война и мир), А.П. Чехов(Роман доктора, Роман репортёра, Палата №6, Смерть чиновника, Тоска, Ванька, Вишнёвый сад).
